Вся Агата Кристи в трех томах. Том 2. Вся Мисс Марпл

Глава 1

В самом центре Уэст-Энда есть множество тихих закоулков, о которых не знает никто, разве что водители такси, которые на удивление лихо проезжают по этим глухим проулкам, чтобы победоносно выехать на Парк-лейн, Беркли-сквер или на Саут-Одли-стрит.

Если вы свернете из Парка на ничем не приметную улочку, а потом раз или два — налево или направо, вы окажетесь на тихой улице, на правой стороне которой расположен отель «Бертрам». Эта гостиница находится здесь с давних времен. Во время войны здания справа от нее и чуть дальше влево были разрушены, но сам отель уцелел. Само собой разумеется, он не избежал, как выражаются агенты по продаже недвижимости, царапин, синяков и прочих отметин, но не слишком большие затраты позволили вернуть его в первоначальное состояние. К 1955 году он выглядел абсолютно так же, как в 1939-м: до-стойным, не бросающимся в глаза, но в то же время очевидно дорогим.

Таков был «Бертрам», постоянными клиентами которого на протяжении многих лет были представители высшего духовенства, престарелые люди из числа провинциальной аристократии, девицы из дорогих частных школ по пути домой на каникулы. («Так мало мест в Лондоне, где девушка могла бы остановиться, но, во всяком случае, в „Бертраме“ с ней ничего плохого не случится. Мы уже столько лет останавливаемся там».)

В свое время в Лондоне было немало гостиниц, подобных отелю «Бертрам». Некоторые существуют до сих пор, но почти всех коснулся ветер перемен. Им поневоле пришлось обновиться, чтобы угодить самым разным клиентам. И «Бертраму» пришлось внедрить некоторые нововведения, но это было сделано так умно, что оставалось незамеченным при первом беглом взгляде.

На лестнице, ведущей к большой вращающейся двери, стоит человек, которого вполне можно с ходу принять за фельдмаршала, не меньше. Золотой галун и орденские ленточки украшают широкую, мужественную грудь. Манеры — само совершенство. Он заботливо встречает вас, если вы, одолеваемые ревматическим недугом, не без труда выбираетесь из такси или собственного автомобиля, аккуратно провожает по ступеням и ловко придерживает бесшумно открывающуюся дверь.

Когда же оказываетесь внутри, то, если это ваше первое посещение отеля, вас охватывает чувство, граничащее с тревогой, словно вы попали в давно исчезнувший мир. Время повернуло вспять. Вы снова оказались в Англии эпохи короля Эдуарда.[189]

Конечно, в гостинице есть центральное отопление, но оно как-то незаметно. Как это было всегда, в большой центральной комнате отдыха горит огонь в двух великолепных каминах; возле них объемистые медные ящики для угля сияют так же, как во времена Эдуарда, когда их начищали до блеска служанки. Ящики эти полны кусков угля раз и навсегда установленного размера. Богатый красный бархат создает впечатление мягкого уюта. Кресла не имеют ничего общего с современностью. Они высокие, что позволяет пожилым леди, страдающим ревматизмом, избежать необходимости с болезненным усилием опускаться в них или подниматься на ноги, роняя при этом свое достоинство. И края сидений не находятся на полпути от бедра к колену, что свойственно многим дорогостоящим нынешним креслам и вызывает неприятное ощущение у людей, страдающих артритом или ишиасом. Кроме того, все кресла разного фасона: спинки у одних прямые, а у других наклонные, сиденья — широкие или узкие, под стать комплекции сидящих. Каждый может найти в отеле «Бертрам» кресло по вкусу.

Так как сейчас время чаепития, комната для отдыха полным-полна. Нельзя сказать, что здесь единственное место, где можно выпить чаю. Есть гостиная (ситцевая), курительная комната (по некоему молчаливому уговору закрепленная только за джентльменами), в которой объемистые кресла обиты отличной кожей, еще две комнаты, отведенные для написания писем, где можно уединиться с ближайшим другом или приятельницей, уютно посплетничать в спокойном уголке и даже написать письмо, если возникнет желание. Помимо перечисленных удовольствий ушедшей эпохи, «Бертрам» представлял обитателям и другие укромные уголки, которые особо не афишировались, но были известны желающим. Имелись там и два бара с двумя барменами: американец создавал привычную атмосферу для соотечественников и предлагал им бурбон, ржаное виски и любые коктейли; англичанин оперировал шерри или «Пиммз»[190] и мог со знанием дела потолковать о скачках в Аскоте и Ньюбери с джентльменами среднего возраста, которые останавливались в «Бертраме». Для любителей существовала также телевизионная комната, запрятанная в глубине одного из коридоров.

Но излюбленным местом для вечернего чаепития была все же большая комната для отдыха при входе в отель. Пожилым дамам нравилось наблюдать за всеми входящими и выходящими, узнавать старых друзей и не без яду приговаривать, что те невероятно постарели.

Американские постояльцы с восхищением наблюдали, как титулованные англичане спускаются в зал на традиционную церемонию. Да, вечернее чаепитие было настоящим событием в жизни отеля «Бертрам».

Зрелище поистине великолепное. Ритуалом руководил Генри — мощная и великолепная фигура, зрелый мужчина за пятьдесят, благодушный и симпатичный, с манерами придворного, какие теперь редко встретишь, — идеальный дворецкий. Стройные юноши выполняли свои обязанности под его неусыпным надзором. Большие серебряные подносы с бортиками и серебряные чайники в георгиевском стиле[191]. Фарфор, если и не настоящий рокингем или дэвенпорт, то, во всяком случае, очень похожий на них. Особой популярностью пользовались сервизы «Граф Блайнд». Чай лучший индийский, цейлонский, дарджилинг, лапсанг и так далее. Что же до еды, то вы могли заказать что угодно — и получить заказанное!

В этот день, семнадцатого ноября, леди Селина Хейзи, шестидесяти пяти лет от роду, из Лестершира, с завидным для пожилой дамы аппетитом наслаждалась превосходными оладьями с маслом.

Однако она была не настолько поглощена ими, чтобы не вскидывать голову всякий раз, когда внутренняя вращающаяся дверь пропускала вновь прибывшего. Она не преминула улыбнуться и кивнуть полковнику Ласкомбу — человеку с военной выправкой и биноклем на шее. Как и подобает властной женщине, она величественным жестом поманила его, и через минуту-другую Ласкомб подошел к ней.

— Привет, Селина. Что привело вас в город? — поинтересовался он.

— Дантист, — ответила дама не совсем внятно из-за кусочка оладьи во рту. — К тому же я подумала, что, раз уж выбралась сюда, нужно побывать у этого, как его, на Харли-стрит, по поводу моего артрита. Вы понимаете, о ком я?

Хотя на Харли-стрит было несколько сотен модных врачей всевозможных специальностей, Ласкомб знал, кого она имеет в виду.

— Он вам помогает? — спросил он.

— Мне кажется, он мне помог, — ответила леди Селина не слишком уверенно. — Необыкновенный тип. Схватил меня за шею, когда я этого не ожидала, и свернул, как цыпленку. — Она осторожно повернула голову сначала вправо, потом влево.

— Больно было?

— Наверное, должно быть больно, но я не успела почувствовать. — Она продолжала медленно покачивать головой. — Сейчас такое ощущение, что все в порядке. Могу посмотреть через правое плечо впервые за много лет. — Она продемонстрировала это и вдруг воскликнула: — О, мне кажется, там старушка Джейн Марпл! Я-то думала, она умерла много лет назад. Ей, наверное, уже лет сто.

Полковник Ласкомб взглянул в сторону воскресшей Джейн Марпл, но без особого интереса: в «Бертраме» то и дело появлялись, как он называл про себя их, пушистые старые кошки.

Леди Селина продолжала:

— Единственное место в Лондоне, где еще можно получить настоящие оладьи. Вы знаете, когда я поехала в прошлом году в Америку, там у них в меню завтрака значились оладьи. Ничего общего с настоящими. Что-то вроде кексов с изюмом. К чему называть их оладьями?

Она отправила в рот последний намасленный кусочек и рассеянно оглянулась. Генри материализовался мгновенно. Ни поспешности, ни суеты. Возник словно ниоткуда.

— Могу ли я вам предложить чего-нибудь еще, миледи? Пирожное?

— Пирожное?

Леди Селина подумала, сомневаясь.

— У нас сегодня превосходный кекс с тмином, миледи. Настоятельно рекомендую.

— Кекс с тмином? Сто лет не пробовала кекс с тмином. Настоящий кекс с тмином?

— О да, миледи. Наш повар готовит его по старинному рецепту. Уверен, вам понравится.

Генри бросил взгляд на одного из своих подчиненных, и молодой человек тут же исчез, спеша выполнить заказ.

— Вы, наверное, были в Ньюбери, Дерек?

— Да. Чертовски холодно. И я не стал ждать последних двух заездов. Неудачный день. И эта кобылка у Гарри вообще никудышная.

— Вот не думала, что это так. А как насчет Свангильды?

— Пришла четвертой. — Ласкомб встал. — Пойду выясню насчет номера.

Он направился через вестибюль к стойке администратора. По пути он приглядывался к столикам и сидящим за ними постояльцам гостиницы. Поразительное множество людей поглощало здесь чай. Совсем как раньше. Чаепитие как трапеза после войны как-то вышло из моды. Но только не в «Бертраме». И кто они, все эти люди? Два каноника и декан Чизлхемптона. Да, и вот еще в углу пара ног, облаченных в гетры, — не иначе как епископ! Простых викариев здесь встретишь не часто. Чтобы позволить себе остановиться в «Бертраме», нужно быть по крайней мере каноником, подумалось ему. А рядовые служители культа вряд ли могут себе такое позволить, бедняги. И уж раз зашла об этом речь, он удивился, как люди вроде Селины Хейзи могут останавливаться в подобном отеле. У нее найдется разве два пенса в год на милостыню. А тут еще старая леди Берри и миссис Посселсвейт из Сомерсета. И Сибилла Керр — все они бедны как церковные мыши.

Все еще размышляя об этом, он подошел к стойке и был радушно принят мисс Горриндж, портье. Мисс Горриндж была старым другом. Она знала всех клиентов и никогда не забывала ни одного лица. Одета она была старомодно, но выглядела вполне респектабельно. Завитые желтоватые волосы наводили на мысль о старинных щипцах для завивки. Черное шелковое платье, высокая грудь, на которой покоились огромный золотой медальон и брошь с камеей.

— Номер 14, — сказала мисс Горриндж. — Мне кажется, что в прошлый раз у вас был 14-й номер, полковник Ласкомб и он вам понравился. Там тихо.

— Как это вам удается все запомнить? Не могу себе даже представить, мисс Горриндж.

— Мы хотим, чтобы нашим старым друзьям было удобно.

— Пребывание здесь навевает далекие воспоминания. Кажется, ничто не изменилось.

Он замолчал, увидев, что из рабочего кабинета, своего святилища, вышел его приветствовать мистер Хамфрис.

Непосвященные часто принимали мистера Хамфриса за самого мистера Бертрама. Кто на самом деле этот мистер Бертрам и был ли на свете таковой вообще, терялось во мраке времен. Отель существовал примерно с 1840 года, но никто не занимался изучением его истории. Просто он существовал как данность. Когда к мистеру Хамфрису обращались как к мистеру Бертраму, он никогда не поправлял собеседника. Если они хотят, чтобы он был Бертрамом, он им будет. Полковнику Ласкомбу было известно его настоящее имя, хотя он и не знал, является ли тот управляющим или владельцем. Он предполагал, что верно последнее.

Мистеру Хамфрису было лет пятьдесят. Он обладал превосходными манерами и внешностью министра. Он мог быть одновременно всем для всех. Он мог говорить, как заядлый любитель, о скачках, крикете, внешней политике, автомобильных гонках, рассказывать анекдоты о королевской фамилии, был в курсе всех театральных и эстрадных новинок, мог посоветовать американцам, что стоит посмотреть во время их краткого визита в Англию. Он располагал исчерпывающей информацией о том, где стоит поужинать людям с самым различным доходом и самыми разнообразными вкусами. При всем том он держался с необычайным достоинством. Он не бежал на каждый зов. Мисс Горриндж обладала той же информацией и могла вполне толково ее изложить. Время от времени мистер Хамфрис появлялся на горизонте, подобно солнцу, и ублажал кого-нибудь своим личным вниманием. На этот раз честь выпала полковнику Ласкомбу. Оба обменялись несколькими избитыми фразами насчет скачек, но полковник был поглощен собственной проблемой. А перед ним стоял человек, способный дать ему ответ.

— Скажите мне, Хамфрис, как все эти милые старушки могут приезжать сюда и останавливаться у вас?

— А-а-а, вас это заинтриговало? — Мистера Хамфриса позабавил вопрос. — Да ответ крайне прост — им это было бы не по карману, если бы… — Он помедлил.

— Если бы вы не делали для них особых скидок? Дело в этом?

— Более или менее. Они обычно не знают, что цены для них особые, а если и понимают это, то им кажется, что мы делаем им скидки как старым клиентам.

— Но это не совсем так?

— Видите ли, полковник, я управляю этим отелем и не могу позволить себе роскошь терять деньги.

— Но каким образом вам удается возместить потери?

— Это вопрос атмосферы… Иностранцы, приезжающие к нам в страну, особенно американцы, ибо именно у них есть деньги, имеют собственные представления о том, что такое Англия. Я не говорю, как вы понимаете, о тех финансовых воротилах, которые постоянно пересекают океан. Они, как правило, останавливаются в «Савое» или «Дорчестере». Им нужна современная обстановка, американская еда и все прочее, что дает им возможность чувствовать себя как дома. Но есть еще масса людей, которые выезжают за границу изредка и которые ожидают, что эта страна… ну, не стану заходить так далеко, во времена Диккенса, но они прочли «Крэнфорд» и Генри Джеймса и нисколько не хотят, чтобы наша страна оказалась такой же, как их собственная! Поэтому, возвратившись домой, они рассказывают: «В Лондоне есть прелестное место, отель „Бертрам“. Там ты словно возвращаешься на сотню лет назад. Настоящая старая Англия. А какие люди там живут! Нигде больше таких не встретишь. Восхитительные старые герцогини. За столом подают старые английские блюда, замечательный пудинг из говядины, приготовленный по старому рецепту! Вы никогда ничего подобного не пробовали. Великолепная говяжья вырезка или седло барашка, английский чай на старинный лад, превосходный английский завтрак. И все остальное тоже чудесно. Удобно и тепло. В каминах горят толстые поленья».

Мистер Хамфрис закончил свой маленький спектакль и позволил себе нечто вроде улыбки.

— Понятно, — задумчиво протянул Ласкомб. — Эти люди, осколки аристократии, обедневшие члены знатных фамилий, создают у вас соответствующую мизансцену.

Мистер Хамфрис кивнул:

— Странно, что никто другой до этого не додумался. Конечно, я пришел в «Бертрам», так сказать, на все готовое. Требовался только довольно дорогой ремонт. Все приезжающие сюда считают, что сделали для себя открытие, о котором никто другой не знает.

— Я полагаю, — сказал Ласкомб, — что ремонт в самом деле обошелся недешево?

— О да. Нужно было, чтобы гостиница выглядела эдвардианской по стилю, но при этом имела бы все современные удобства, без которых в наше время не обойтись. Наши милые «одуванчики», если вы простите мне это определение, должны ощущать, что ничто не изменилось с начала века, а наши зарубежные клиенты должны чувствовать атмосферу ушедшей эпохи и в то же время иметь все, к чему привыкли дома и без чего не могут обойтись.

— Порой приходится трудновато?

— Да нет. Возьмем, например, центральное отопление. Американцам требуется, я бы даже сказал, им необходима температура по меньшей мере на десять градусов по Фаренгейту выше, чем англичанам. И у нас, в сущности, имеются два типа спален. Англичан мы размещаем в одних, американцев — в других. Номера выглядят совершенно одинаковыми, но в них масса существенных отличий: электробритвы, души, ванны в некоторых номерах, а если вы хотите получить американский завтрак, то пожалуйста: хлопья и апельсиновый сок со льдом и прочее. Но можете заказать и английский завтрак.

— Яичницу с беконом?

— Можно и это. Но на самом деле выбор гораздо шире: копчушки, почки со шпиком, молодая дичь, йоркская ветчина, оксфордский мармелад.

— Нужно мне завтра утром все это припомнить. Дома уже ничего подобного не получишь.

Хамфрис улыбнулся:

— Большинство джентльменов заказывают яичницу с беконом. Они… ну, они как-то забыли уже обо всем, что было когда-то возможно.

— Да, да… помню, когда я еще был совсем ребенком… Столы просто ломились от горячих блюд. Да, роскошная была жизнь.

— Мы стараемся подать людям все, что они закажут.

— Включая кексы с тмином и оладьи, насколько я мог заметить. Каждому по потребности — прямо по Марксу, я бы сказал.

— Простите?

— Да просто подумалось, Хамфрис, противоположности сходятся.

Полковник Ласкомб повернулся и взял ключ, предложенный ему мисс Горриндж. Посыльный тотчас вскочил, чтобы проводить его до лифта. Он заметил, проходя мимо, что Селина Хейзи сидит уже со своей подругой — какой-то там Джейн.

Глава 2

— Не сомневаюсь, что ты все еще живешь в своей милой Сент-Мэри-Мид? — спрашивала леди Селина. — Такая славная, неиспорченная деревушка. Часто о ней вспоминаю. Там все по-прежнему, все без изменений?

— Пожалуй, нет. — Мисс Марпл задумалась о некоторых сторонах жизни своего поселка. Новое строительство… Пристройки к ратуше… Изменившийся облик главной улицы с ее современными витринами… Она вздохнула. — Приходится мириться с переменами, что поделаешь?

— Прогресс, — неопределенно отозвалась леди Селина. — Хотя мне часто кажется, что это никакой не прогресс. Вся эта современная сантехника. Всевозможных цветов и, как это там называется… выделки. Но разве хоть одно из этих приспособлений срабатывает как следует? Не знаешь, не то тянуть, не то нажимать. Каждый раз, когда приезжаешь к друзьям, в уборной обязательно висит надпись типа: «Резко нажми и отпусти», «Дерни влево», «Отпусти быстро». В старые времена нужно было просто потянуть ручку в любую сторону, и сразу лились целые потоки воды… О, вот и милый епископ Медменхема, — прервала бурный поток своих воспоминаний леди Селина, увидев проходящего мимо благообразного пожилого священнослужителя. — Он, насколько мне известно, почти слепой. Но какой, однако, замечательный и страстный проповедник!

Они немного поболтали на церковные темы. Разговор неоднократно прерывался замечаниями леди Селины, узнававшей различных друзей и знакомых, многие из которых совсем не были теми людьми, за кого она их принимала. Они с мисс Марпл немного поговорили о былых временах, хотя мисс Марпл, конечно, выросла в совершенно иной среде, нежели леди Селина, и их воспоминания были в основном ограничены теми несколькими годами, которые леди Селина, недавно овдовевшая и чрезвычайно стесненная материально, была вынуждена провести в крошечном домике в деревне Сент-Мэри-Мид, пока ее второй сын находился на соседней авиабазе.

— Ты всегда здесь останавливаешься, Джейн, когда бываешь в Лондоне? Странно, ведь я тебя раньше здесь не видела.

— Да нет, конечно. Мне это не по средствам, и, вообще, я почти не выезжаю из дому последнее время. Это все моя добрая племянница, она решила, что мне необходимо развеяться и хоть ненадолго приехать в Лондон. Джоан очень добрая девочка, да уж и не девочка, конечно. — Мисс Марпл задумалась, вспомнив, что Джоан уже около пятидесяти. — Она художница. И к тому же довольно известная. Джоан Уэст. Недавно у нее была персональная выставка.

Леди Селина совсем не интересовалась художниками, да и вообще ничем, связанным с искусством. В ее глазах писатели, художники и музыканты были лишь разновидностью дрессированных животных. Она готова была относиться к ним снисходительно, в то же время совершенно не понимая, что заставляет их заниматься тем, чем они занимаются.

— Что-нибудь в стиле модерн, без сомнения, — заметила она, рассеянно глядя по сторонам. — Вон Сесили Лонгхерст. Опять перекрасила волосы.

— Боюсь, что моя милая Джоан и впрямь пишет в современном стиле.

В этом мисс Марпл как раз ошибалась. Джоан Уэст считалась модернисткой лет двадцать назад, а среди нынешних молодых художников она числилась бесконечно старомодной.

Бросив беглый взгляд на прическу Сесили Лонгхерст, мисс Марпл погрузилась в приятные размышления о том, как добра к ней Джоан. Она так и сказала своему мужу:

— Мне так хочется сделать что-нибудь для бедной старенькой тетушки Джейн. Она никуда не ездит. Как ты думаешь, согласится она поехать в Борнмут на недельку-другую?

— Неплохая мысль, — ответил Реймонд Уэст, его последняя книга неплохо продавалась, и он был расположен совершать благородные поступки.

— Ей понравилось в Вест-Индии, мне кажется, хотя она, к сожалению, впуталась там в это дело с убийством. В ее возрасте это было совсем некстати.

— С ней, мне кажется, такое происходит все время.

Реймонд очень любил свою престарелую тетушку и все придумывал для нее разные развлечения, посылал ей книги, которые, по его мнению, могли бы прийтись ей по вкусу. Его всегда удивляло, если она вежливо отказывалась от предлагаемых развлечений. Хотя она постоянно твердила, что книги «необычайно интересны», он подозревал, что она их не читала. Да это и понятно, думал он, ее глаза, наверное, все больше сдают.

В отношении последнего он заблуждался. У мисс Марпл зрение для ее возраста было отличным, и в данный момент она как раз отмечала все происходящее вокруг с большим интересом и удовольствием.

Когда Джоан предложила ей провести недельку-другую в одном из лучших отелей Борнмута, она пробормотала, поколебавшись:

— С вашей стороны это очень-очень мило, но я, в сущности, не думаю…

— Но это пойдет вам на пользу, тетя Джейн. Просто необходимо время от времени уезжать из дому. Это рождает новые идеи, дает пищу для новых размышлений.

— О да, дорогая, в этом ты совершенно права, и мне бы в самом деле хотелось куда-нибудь съездить ненадолго, для перемены обстановки. Но, может быть, не в Борнмут.

Джоан была несколько удивлена. Ей казалось, что именно Борнмут станет Меккой для тетушки Джейн.

— Истбурн? Или Торки?

— Чего бы мне действительно хотелось… — сказала мисс Марпл нерешительно.

— Ну?

— Боюсь, ты скажешь, что это довольно глупо с моей стороны.

— Ни в коем случае. — Куда же это милая старушка хочет съездить на самом деле?

— На самом деле мне бы хотелось побывать в отеле «Бертрам», в Лондоне.

— Отель «Бертрам»? — Что-то в этом названии было знакомое.

Мисс Марпл вдруг заявила:

— Я там жила однажды, когда мне было четырнадцать. Была там с дядей и тетей. С дядей Томасом то есть. Он был каноником в Эли. И я никогда этого не забуду. Если бы я могла там пожить! Вполне достаточно недели, две недели — это слишком дорого.

— Да это пустяки. Конечно, вы туда поедете. Как это я не подумала, что вы можете захотеть съездить в Лондон, — магазины там и прочее. Это все мы уладим, если «Бертрам» все еще существует. Столько гостиниц уже исчезло: одни разбомбили, другие просто закрылись.

— Нет, я знаю, что «Бертрам» все еще работает. Я получила письмо оттуда — от своей американской подруги Эми Макалистер из Бостона. Они с мужем там жили.

— Отлично. Тогда я его заказываю. — Джоан мягко добавила: — Боюсь, что он сильно изменился с того времени, как вы там были. Поэтому смотрите не разочаруйтесь.

Но отель «Бертрам» не изменился. Он остался точно таким же, как был. Просто восхитительно таким же, подумала мисс Марпл. Это ее сильно удивило…

Это казалось слишком уж хорошим, чтобы быть правдой. Она прекрасно сознавала, обладая трезвым рассудком, что ей просто захотелось освежить память прошлого со всеми его красками. Сейчас в ее жизни настало время, когда можно предаваться воспоминаниям о былых удовольствиях. А если еще найдется кто-нибудь, с кем можно разделить воспоминания, — это просто счастье. Теперь уже это было непросто, ибо ей удалось пережить большую часть сверстников. И вот она сидит, вспоминает, и это каким-то странным образом оживляет ее. Джейн Марпл — бело-розовая девушка, полная интереса к жизни… Такая глупышка во многих отношениях… а что это за неподходящий молодой человек, которого звали… Боже, да она даже имени его не помнит! Как мудро поступила мама, прервав эту дружбу в самом начале. Она столкнулась с ним много лет спустя — он и на самом деле был ужасен! А тогда она целую неделю проплакала в подушку!

Теперь, конечно… Она задумалась о новых временах. Эта бедная молодежь. У некоторых из них есть матери, но такие, на которых не понадеешься, — матери, неспособные защитить дочерей от глупых любовных историй, незаконных детей и ранних неудачных браков. Как все это печально!

Ее размышления были прерваны подругой:

— Ну и ну! Да это же… ну да, это Бесс Седж-вик! Подумать только: она — и вдруг здесь…

Мисс Марпл слушала комментарии леди Селины по поводу происходящего вокруг вполуха. Они с мисс Марпл вращались в совершенно разных кругах, поэтому мисс Марпл не могла делиться с Селиной крохами сплетен обо всех тех друзьях или знакомых, которых леди Селина узнавала или ей казалось, что узнает.

Но Бесс Седжвик — другое дело. Это имя было известно почти всей Англии. Пресса на протяжении более тридцати лет постоянно сообщала, что Бесс Седжвик совершила тот или иной шокирующий или из ряда вон выходящий поступок. На протяжении нескольких военных лет она была участницей французского Сопротивления, и, по слухам, на рукоятке ее револьвера было пять зарубок — по числу убитых немцев. Она совершила одиночный перелет через Атлантику много лет назад, проскакала верхом через всю Европу и остановилась у озера Ван. Она управляла гоночными автомобилями; однажды спасла из огня двоих детей; к ее чести или наоборот, она была несколько раз замужем, и, кроме того, она считалась второй среди самых шикарно одетых женщин в Европе. Поговаривали, что она нелегально проникла на борт ядерной подлодки во время испытаний.

Именно это вызвало самый непосредственный интерес мисс Марпл, которая выпрямилась и устремила откровенно жадный взгляд на героиню.

Она никак не ожидала встретить Бесс Седж-вик в отеле «Бертрам». Ну еще в ночном клубе или на стоянке грузовиков — то и другое одинаково подходило для Бесс Седжвик, с ее широким кругом интересов. Но этот респектабельный приют из старого мира, казалось, совершенно ей не подходит.

Тем не менее она была здесь — в этом не было ни малейшего сомнения. И месяца не проходило, чтобы ее лицо не появилось на страницах модных журналов или газет. И вот она собственной персоной нетерпеливо курит сигарету и с удивлением смотрит на огромный поднос с яствами, как будто ничего подобного не видела. Она заказала — мисс Марпл слегка прищурилась и вгляделась внимательнее, так как сидела далековато, — да, пончики. Очень интересно.

Пока она смотрела, Бесс Седжвик загасила сигарету в блюдце, взяла с подноса пончик и откусила здоровенный кусок. Ярко-красный настоящий земляничный джем брызнул на подбородок. Бесс запрокинула голову и рассмеялась — давно в отеле «Бертрам» не слышали такого громкого и веселого смеха.

Генри тут же оказался рядом и предложил ей маленькую, изящную салфеточку. Она взяла ее, вытерла подбородок и заметила с видом обрадованной школьницы:

— Вот это настоящие пончики! Превосходно!

Она бросила салфетку на поднос и поднялась. Как всегда, все взоры устремились на нее. Она к этому привыкла. Возможно, ей это нравилось, а может быть, она этого уже и не замечала. На нее стоило посмотреть, но ее внешность была скорее броской, нежели красивой. Гладкие платиновые волосы чрезвычайно светлого оттенка падали на плечи. Лицо и голова были превосходно вылеплены. Нос с легкой горбинкой, глубоко посаженные глаза настоящего серого цвета. У нее был широкий рот прирожденной комедиантки. Платье настолько простого покроя, что вызывало недоумение у большинства мужчин. Оно было похоже на мешок, не имело ни украшений, ни видимых швов или застежек. Но женщины в таких вещах разбираются. Даже милые старые провинциалки в отеле «Бертрам» знали, что стоит этот «мешок» целое состояние!

Уверенно шагая по залу в сторону лифта, Бесс прошла совсем близко от стола мисс Марпл и леди Селины и кивнула последней:

— Привет, леди Селина. Не видела вас с того дня у Крафтов. Как борзые?

— Чем это вы здесь занимаетесь, Бесс?

— Я здесь живу. Только что приехала на машине из Лэндс-Энда. Четыре и три четверти часа! Неплохо, а?

— Вы когда-нибудь угробите себя. Или кого-то еще.

— Не дай бог!

— Но почему вы именно здесь остановились?

Бесс Седжвик быстро оглянулась. Казалось, она обдумывала, что ответить, потом нашла и усмехнулась иронически:

— Мне просто посоветовали попробовать. И думаю, оказались правы. Я только что съела превосходный пончик.

— Дорогая моя, у них и оладушки настоящие.

— Ола-а-адушки, — протянула леди Седжвик задумчиво. — Да-а-а… — Казалось, она признала, что даже такое возможно. — О-ла-душ-ки! — Она кивнула и направилась к лифту.

— Необыкновенная особа, — заметила леди Селина. — Знаю ее с детства. Никто не мог с ней совладать. Сбежала с конюхом-ирландцем в шестнадцать лет. Удалось вовремя вернуть ее домой… а может, и не вовремя. Во всяком случае, от него откупились, а ее благополучно выдали за старика Конистона — он был старше на тридцать лет, мерзкий тип, но ее боготворил. Это, однако, тянулось недолго. Она сбежала с Джонни Седжвиком. Этот брак, возможно, и продержался бы, не сломай он шею на стипль-чезе. Потом она вышла за Риджуэя Бекера, американца, владельца яхты. Через три года он с ней развелся, и, как я слышала, она связалась с каким-то гонщиком, вроде бы поляком. Не знаю даже, замужем она сейчас или нет. После развода с американцем она снова стала называться Седжвик. Вообще, она водится с такими людьми… говорят, она и наркотиками балуется… не знаю, не знаю.

— Интересно, счастлива ли она?

Леди Селина, которая, вполне очевидно, никогда не задумывалась над подобными вещами, казалась огорошенной.

— Думаю, у нее куча денег, — сказала она не очень уверенно. — Алименты и все прочее. Конечно, не это главное…

— Нет, конечно.

— Но за ней всегда таскается какой-нибудь мужчина. Или даже несколько.

— Да?

— Разумеется, когда женщина достигает определенного возраста, ей только это и нужно… но как-то… — Леди Селина умолкла.

— Нет, — сказала мисс Марпл. — Я тоже так не думаю.

Наверное, нашлись бы люди, у которых подобное высказывание старомодной пожилой дамы — вряд ли авторитетного судьи по вопросам нимфомании — вызвало бы улыбку. Да мисс Марпл и не выразилась бы слишком прямо — она бы сказала: «Она всегда слишком любила мужчин». Но леди Селина восприняла ее слова как подтверждение собственных.

— В ее жизни было много мужчин, — заметила она.

— О да, но я бы сказала, уж не знаю, как вы, что для нее мужчины — приключение, а не потребность.

Разве какая-нибудь женщина, подумала мисс Марпл, приехала бы в отель «Бертрам» на свидание с мужчиной? «Бертрам» совсем не подходит для этого. Хотя, возможно, для человека вроде Бесс Седжвик это и может служить причиной выбора.

Она вздохнула, подняла глаза на красивые старинные часы, которые так славно тикали в углу, и с осторожностью ревматика встала на ноги. Она медленно направилась к лифту. Леди Селина огляделась вокруг, и взгляд ее наткнулся на молодого джентльмена с военной выправкой, который читал «Спектейтор».

— Как приятно снова видеть вас. Э-э… генерал Арлингтон?

Но пожилой джентльмен с наивозможной деликатностью отказался от звания генерала Арлингтона. Леди Селина извинилась, но не слишком смутилась при этом. В ней близорукость сочеталась с оптимизмом, а так как ее главным удовольствием было встречать старых друзей и знакомых, она постоянно совершала подобные ошибки. Ошибались и многие другие, тем более что свет был мягко приглушен и скрадывался абажурами. Никто не обижался — и вообще казалось, что все получают здесь только радость.

Мисс Марпл улыбнулась про себя, ожидая лифт. Так похоже на Селину! Эта ее вечная уверенность, что она всех знает. Ей за Селиной не угнаться. Единственным ее достижением в этой области был красавец епископ Уэстчестера, которого она назвала с нежностью «милый Робби» и который с такой же нежностью приветствовал ее, вспоминая, как ребенком в доме пастора в Темпшире он упрашивал: «Будь крокодилом, пожалуйста, тетушка Джейн. Будь крокодилом и съешь меня!»

Лифт спустился, и человек средних лет в униформе распахнул дверь. К вящему удивлению мисс Марпл, его пассажиром оказалась Бесс Седжвик, которая поднималась наверх всего минуту назад. Внезапно Бесс Седжвик застыла на месте, балансируя на одной ноге, и мисс Марпл, готовая шагнуть в лифт, тоже остановилась. Бесс так пристально смотрела через ее плечо, что старушка оглянулась.

Швейцар только что открыл дверь и пропустил в вестибюль двух женщин — суетливую особу средних лет в нелепой лиловой шляпе с цветами и высокую, просто, но изысканно одетую девушку лет семнадцати или восемнадцати с длинными и прямыми льняными волосами.

Бесс Седжвик взяла себя в руки, резко развернулась и снова вошла в лифт. Когда мисс Марпл последовала за ней, она повернулась к ней и извинилась.

— Простите, я едва не толкнула вас. — Голос у нее был приятно-дружелюбный. — Я вдруг вспомнила, что кое-что оставила…

— Второй этаж? — спросил лифтер.

Мисс Марпл улыбнулась и кивнула, принимая извинения. Она вышла из лифта и медленно направилась к своему номеру, не без удовольствия перебирая в голове разные незначительные проблемы, как она часто делала.

Например, думала она о том, что леди Седжвик сказала неправду. Она ведь только что поднималась в номер и, вероятно, там и вспомнила о забытой вещи (если такая вещь существовала), за которой и спускалась. А может, она спускалась, чтобы встретиться с кем-то или кого-то поискать? Но если так, почему ее встревожило увиденное, когда дверь лифта открылась? Почему это заставило ее тут же повернуть обратно и войти в лифт, чтобы не встретиться с тем, кого она увидела?

Очевидно, дело в двух вновь прибывших женщинах, пожилой и совсем юной. Мать и дочь? Нет, подумала мисс Марпл. Не мать и дочь.

К счастью, даже в «Бертраме», подумала мисс Марпл, может произойти нечто интересное…

Глава 3

— Э-э-э… полковник Ласкомб?

Женщина в лиловой шляпе подошла к стойке. Мисс Горриндж приветливо улыбнулась, и посыльный, который дежурил тут же наготове, рванулся было выполнять поручение, но необходимость в этом отпала, ибо полковник Ласкомб как раз появился в вестибюле и быстрыми шагами направился прямо к ним.

— Здравствуйте, миссис Карпентер. — Он вежливо пожал ей руку и повернулся к девушке: — Милая моя Эльвира! — Он ласково взял ее руки в свои. — Ну как это приятно! Отлично, отлично. Давайте присядем.

Он подвел их к креслам.

— Очень, очень приятно, — повторил он.

Было заметно, что изобразить радость стоит ему усилия и слова его звучали принужденно. Он не мог бесконечно повторять, как это все приятно. А дамы отнюдь не облегчали его положения. Эльвира очень мило улыбалась. Миссис Карпентер не к месту рассмеялась и принялась разглаживать перчатки.

— Вы хорошо добрались?

— Да, спасибо, — поблагодарила Эльвира.

— Ни тумана, ни еще чего-нибудь подобного?

— О нет.

— Наш рейс прибыл на пять минут раньше расписания, — сказала миссис Карпентер.

— Так-так. Отлично. — Он наконец взял себя в руки. — Надеюсь, здесь вам понравится.

— О, я уверена, что здесь будет очень мило, — сказала миссис Карпентер с чувством, оглядываясь вокруг. — Так уютно.

— Боюсь, несколько старомодно, — извиняющимся тоном произнес полковник. — Довольно много старичков и старушек. Никаких… м-м-м… танцев, ничего подобного.

— Да, здесь вряд ли, — согласилась Эльвира.

Лицо ее ничего не выражало, пока она рассматривала обстановку. «Бертрам» никак не вязался с танцами.

— Боюсь, здесь полно старых чудаков, — явно повторяясь, сказал полковник Ласкомб. — Возможно, следовало поселить вас в каком-нибудь более современном заведении. Я как-то в этом слабо разбираюсь.

— Здесь очень мило, — из вежливости возразила Эльвира.

— Это всего лишь на пару дней, — продолжал полковник. — Я думал, мы, может быть, сходим куда-нибудь сегодня. На какой-нибудь мюзикл… — Он выговорил это слово так, как будто не был уверен в правильности выбранного определения. — Например, «Распустите волосы, девушки». Надеюсь, это подойдет?

— Восхитительно! — воскликнула миссис Карпентер. — Это будет истинное удовольствие, не правда ли, Эльвира?

— Прекрасно, — произнесла Эльвира без всякого выражения.

— А потом поужинаем? В «Савое».

Новые выражения восторга со стороны миссис Карпентер. Полковник Ласкомб, украдкой взглянув на Эльвиру, слегка приободрился. Ему показалось, что Эльвира довольна, хотя и полна решимости не выказывать ничего, кроме вежливого одобрения, в присутствии миссис Карпентер. «И я ее за это не виню», — сказал он сам себе и обратился к миссис Карпентер:

— Возможно, вы хотите посмотреть ваши комнаты… подходят ли они… и все такое прочее.

— О, я уверена, что они нам подойдут.

— Ну, если вам что-нибудь не понравится, комнаты заменят. Здесь меня хорошо знают.

Мисс Горриндж по ту сторону стойки мило приветствовала их. Номера 28 и 29 с общей ванной комнатой.

— Пойду наверх распаковываться, — сказала миссис Карпентер. — А ты, Эльвира, наверное, не против немного поболтать с полковником Ласкомбом.

Тактично, подумал полковник. Чересчур откровенно, пожалуй, но зато они с Эльвирой хоть на какое-то время избавятся от ее присутствия. О чем он может поболтать с Эльвирой, полковник не имел представления. О чем? У нее прекрасные манеры, но он совершенно не умеет обращаться с девушками. Жена его умерла при родах, и ребенок, мальчик, воспитывался в семье его жены, в то время как старшая сестра переехала к нему, чтобы вести хозяйство. Сын женился и уехал в Кению, а внукам одиннадцать, пять и два с половиной года, и полковник развлекал их во время последнего визита футболом, разговорами о космической науке, электрическими поездами и качанием на ноге. Все было очень просто. Но девушки!

Он спросил Эльвиру, не хочет ли она чего-нибудь выпить, и чуть было не предложил ей лимонный сок, оранжад или имбирный лимонад, но она опередила его:

— Спасибо. Я бы выпила джин с вермутом.

Полковник Ласкомб взглянул на нее с некоторым удивлением. Он не мог представить, что столь юные девушки — сколько ей? шестнадцать? семнадцать? — пьют джин и вермут. Но тут же заверил себя, что Эльвира знает, что делает, и не нарушит правил приличия. Он заказал джин с вермутом и сухое шерри.

Откашлявшись, он спросил:

— Ну, как вам Италия?

— Очень мило, спасибо.

— А там, где вы жили, у этой графини… как ее? Не слишком мрачно?

— Она довольно чопорная, но я не обращала на это внимания.

Он взглянул на нее, не вполне уверенный, что ее ответ не звучит двусмысленно, и сказал, немного запинаясь, но гораздо более непосредственно, чем ему это удавалось ранее:

— Боюсь, мы знаем друг друга не так хорошо, как следовало бы, поскольку я ваш опекун и крестный отец. Мне сложно, видите ли, сложно человеку — такому старому пню, как я, — понять, чего хотела бы девушка и что ей положено видеть. В мое время девушки кончали школу, а после школы, как тогда говорили, они совершенствовались. Сейчас, мне кажется, все намного сложнее. Карьера? Работа? Все такое прочее. Мы должны об этом как-нибудь поговорить. Есть ли что-нибудь, чем вы хотели бы заняться?

— Думаю, мне стоит поступить на курсы секретарей, — сказала Эльвира без всякого энтузиазма.

— Ах, вы хотели бы стать секретарем?

— Не особенно.

— О, ну тогда…

— Просто с этого обычно начинают, — объяснила Эльвира.

У полковника Ласкомба возникло ощущение, что его поставили на место.

— Эти мои родственники, Мелфорды… Вы хотели бы пожить у них? Если нет…

— Думаю, да. Мне нравится Нэнси. А кузина Милдред вообще прелесть.

— Тогда это решено.

— Да, вполне. Пока.

Ласкомб не знал, как реагировать на это. Пока он раздумывал, что бы еще сказать, Эльвира заговорила сама. Слова ее были просты и непосредственны:

— У меня есть какие-то деньги?

Он снова помедлил с ответом и посмотрел на нее задумчиво. Потом произнес:

— Да. У вас довольно много денег. То есть вы получите их по достижении двадцати одного года.

— А сейчас они у кого?

Он улыбнулся:

— Они находятся под опекой. Каждый год из них вычитается определенная сумма на ваше содержание и образование.

— И вы один из опекунов?

— Один из них. А всего нас трое.

— А что будет, если я умру?

— Ну-ну, Эльвира, вы же не собираетесь умирать. Какая чепуха!

— Надеюсь, что нет, но кто знает? На прошлой неделе грохнулся самолет, и все погибли.

— Ладно, с вами этого не случится, — твердо заявил Ласкомб.

— Откуда вам знать? — сказала Эльвира. — Мне просто интересно, кому достанутся деньги в случае моей смерти.

— Не имею ни малейшего представления, — сказал полковник раздраженно. — Зачем говорить об этом?

— Просто интересно, — повторила Эльвира. — Выгодно ли кому-нибудь прикончить меня?

— Ну в самом деле, Эльвира! Совершенно бессмысленный разговор. Не понимаю, как это вам пришло в голову размышлять о подобных вещах?

— Ах, да просто так. Человеку хочется знать, как все обстоит на самом деле.

— Вы же не думаете о мафии или о чем-то в этом роде?

— О нет. Это было бы глупо. А кому достанутся мои деньги, если я выйду замуж?

— Вашему мужу, очевидно. Но вообще-то…

— А вы в этом уверены?

— Нет, не совсем уверен. Это зависит от того, что написано в завещании. Но вы ведь пока не замужем, так зачем тревожиться?

— Вы видитесь с моей матерью?

— Иногда. Не часто.

— А где она сейчас?

— О… за границей.

— И где же за границей?

— Во Франции или в Португалии, точно не знаю.

— А ей никогда не хочется меня увидеть?

Полковник встретился с ясным взглядом девушки. Он не знал, что сказать. Настало ли время для истины? Или для уклончивого ответа? Или для большой убедительной лжи? Что можно сказать девушке, которая задала вопрос с такой прямотой, а ответ на него так сложен?

Он сказал огорченно:

— Я не знаю.

Ее глаза смотрели на него серьезно.

Он все запутал. Ведь девушке хочется знать, она совершенно ясно дала это понять. Да и любой девушке этого хотелось бы.

Он сказал:

— Вы не должны думать… то есть, я хочу сказать, это трудно объяснить. Ваша мать, видите ли, совершенно не похожа на…

Эльвира энергично кивнула:

— Я знаю. Я все время читаю о ней в газетах. Она совсем особенная, правда? В сущности, она необыкновенная личность.

— Да, — согласился полковник. — Это совершенно верно. Она необыкновенная. — Он помедлил, потом продолжал: — Но необыкновенные люди часто… — Он замолк и спустя немного времени начал снова: — Не всегда так уж здорово, если твоя мать необыкновенный человек. Можете положиться на мои слова, ибо это самая настоящая правда.

— Вы не слишком любите говорить правду, верно? Но я полагаю, то, что вы сейчас сказали, и есть самая настоящая правда.

Они оба замолчали и посмотрели на огромные, оправленные в медь двери, ведущие во внешний мир.

Вдруг двери резко повернулись на петлях — с силой, совершенно нехарактерной для отеля «Бертрам», — и вошедший молодой человек решительно направился к стойке. На нем была черная кожаная куртка. Он излучал жизненную энергию такой силы, что по контрасту отель «Бертрам» вдруг стал похожим на музей. Люди показались покрытыми пылью реликтами прошедших веков. Незнакомец наклонился к мисс Горриндж и спросил:

— Леди Седжвик остановилась у вас?

На этот раз на лице мисс Горриндж не было приветливой улыбки. Глаза ее сделались необычайно строгими. Она ответила:

— Да. — Затем с очевидной неохотой протянула руку к телефону. — Вы хотите?..

— Нет, — сказал молодой человек. — Я просто хотел оставить ей записку. — Он достал записку из кармана своей кожаной куртки и протянул через стойку красного дерева. — Я просто хотел убедиться, что это та самая гостиница.

В голосе его послышалось некоторое недоумение, когда он осмотрелся. Затем он повернулся к дверям. Глаза его с полным безразличием окинули сидящих. Точно так же они пробежались по Эльвире, полковнику Ласкомбу. Ласкомба внезапно охватил приступ гнева. «Черт возьми, — подумал он, — Эльвира — хорошенькая девушка. Когда я был молод, я всегда замечал хорошеньких, а уж здесь, где кругом все эти ископаемые!» Но молодому человеку было явно не до хорошеньких девушек. Он снова повернулся к стойке и спросил, слегка повысив голос, как бы пытаясь привлечь внимание мисс Горриндж:

— Какой здесь номер телефона? 1129?

— Нет, — сказала мисс Горриндж. — 3925.

— Риджент?

— Нет, Мэйфер.

Он кивнул. Потом быстро прошагал к двери и вышел. Двери захлопнулись за ним почти с тем же взрывным эффектом, который всех потряс при его появлении.

Все облегченно вздохнули; но обнаружили, что продолжать разговор в прежнем тоне уже трудно.

— Ну и ну! — воскликнул полковник Ласкомб. — Ну и ну! Уж эти мне нынешние молодые люди…

Эльвира улыбнулась:

— Вы его узнали? Знаете, кто это? — В ее голосе звучали почти благоговейные нотки. Она решила просветить полковника: — Это Ладислав Малиновский.

— А-а, этот! — Имя было знакомо полковнику. — Гонщик.

— Да. Он два года подряд был чемпионом. А год назад разбился. Сильно разбился. Но мне кажется, он снова ездит. — Она приподняла голову и прислушалась. — Он и сейчас на гоночной машине.

Рев двигателя донесся с улицы сквозь стены «Бертрама». Полковник Ласкомб сообразил, что Ладислав Малиновский — кумир Эльвиры. Ну что ж, подумал он, это лучше, чем один из этих поп-певцов, или бардов, или еще этих длинноволосых «Битлов», или как там они себя называют. У Ласкомба были явно устаревшие взгляды на молодежь.

Двери снова отворились. Эльвира и полковник выжидательно взглянули на них, но отель «Бертрам» возвращался к нормальной жизни. Вошел всего лишь седовласый священнослужитель. Он с минуту постоял, осматриваясь с видом человека, не совсем осознающего, где и каким образом он оказался. Канонику Пеннифезеру это было не впервой. Такое случалось с ним в поездах, когда он не мог вспомнить, откуда, куда и зачем едет. Подобное же ощущение нисходило на него, когда он шел по улице или заседал в каком-нибудь комитете. Случилось даже на кафедре в соборе, когда он не мог вспомнить, прочитал он уже свою проповедь или только собирался это сделать.

— Мне кажется, я знаю этого старикана, — сказал Ласкомб, вглядываясь в него. — Да кто же он такой? Частенько здесь останавливается. Может быть, Аберкромби? Архидиакон Аберкромби? Нет, не Аберкромби, хоть и похож на него.

Эльвира посмотрела на каноника Пеннифезера без малейшего интереса. Он не шел ни в какое сравнение с гонщиком. Ее ничуть не интересовало богословие, хотя за время пребывания в Италии у нее выработалось определенное восхищение кардиналами, которых она считала по меньшей мере живописными.

Лицо каноника Пеннифезера просветлело, и он удовлетворенно кивнул. Он узнал место, в которое попал. Это, конечно, же отель «Бертрам», где он проведет ночь по пути в… стоп, куда же он направляется? В Чадминстер? Нет, из Чадминстера он приехал. Он шагнул вперед с широкой улыбкой на лице. За стойкой его тепло приветствовала мисс Горриндж:

— Так рада видеть вас, каноник Пеннифезер. Вы прекрасно выглядите.

— Благодарю вас, благодарю. У меня на прошлой неделе была страшная простуда, но теперь уже все в порядке. У вас должен быть номер для меня. Я ведь писал вам?

Мисс Горриндж подтвердила это:

— Да, каноник Пеннифезер, мы получили ваше письмо. Для вас оставили 19-й номер, тот самый, в котором вы останавливались прошлый раз.

— О, спасибо, спасибо. Ибо, дайте-ка мне подумать, мне он будет нужен на четыре дня. Вообще-то я направляюсь в Люцерн и буду отсутствовать одну ночь, но, пожалуйста, закрепите номер за мной. Я здесь оставлю почти все свои вещи, полечу в Швейцарию только с небольшой сумкой. С этим не будет никаких проблем?

Мисс Горриндж успокоила его:

— Все будет хорошо. Вы все нам точно изложили в своем письме.

Иной сказал бы не «точно», а «подробно», потому что письмо было чрезвычайно длинным.

Теперь, когда все тревоги и волнения улеглись, каноник Пеннифезер вздохнул с облегчением и был препровожден вместе со своим багажом в номер 19.

В номере 28 миссис Карпентер тем временем сняла с головы свою лиловую корону и раскладывала ночную рубашку на подушке. Она подняла голову, когда вошла Эльвира.

— Да, вот и вы, дорогая. Помочь вам распаковаться?

— Нет, спасибо, — ответила Эльвира вежливо. — Я не стану выкладывать все.

— Которую из спален вы хотели бы занять? Ванная между ними. Я велела отнести ваш багаж в дальнюю. Подумала, что эта комната может оказаться немного шумной.

— Это очень любезно с вашей стороны, — сказала Эльвира своим бесстрастным тоном.

— Вы уверены, что вам не нужна помощь?

— Нет, спасибо, совсем не нужна. Я охотно приняла бы ванну.

— Да, превосходная мысль. Мойтесь первая. Я пока еще не разобралась с вещами.

Эльвира кивнула. Она зашла в ванную, закрыла за собой дверь и щелкнула задвижкой. Потом пошла в свою комнату, открыла саквояж и бросила несколько вещей на кровать. Разделась, облачилась в халат, вернулась в ванную и включила воду. Направилась в свою комнату и села на кровать рядом с телефоном. Она прислушалась, не помешают ли ей, и сняла трубку:

— Это номер 29. Дайте мне, пожалуйста, Риджент 1129.

Глава 4

В недрах Скотленд-Ярда шло совещание. Это было своего рода неофициальное мероприятие. Шесть или семь человек в свободных позах расселись вокруг стола, причем каждый из собравшихся являл собой серьезного специалиста в той или иной области. Предмет, занимавший внимание этих стражей закона, приобрел необычайно важное значение за последние два или три года. Речь шла о серии преступлений, успех которых вызывал особую тревогу. Росло количество серьезных ограблений. Нападения на банки, похищение зарплаты, кража почтовых отправлений, содержащих драгоценности, ограбление поездов. Не проходило и месяца, чтобы не была предпринята какая-нибудь отчаянная и дерзкая попытка, обычно завершавшаяся удачно для преступников.

Председательствовал на совещании сэр Рональд Грейвс, помощник комиссара Скотленд-Ярда. По своему обыкновению, он больше слушал, нежели говорил. В данном случае не было никаких формальных докладов. Все, что говорилось здесь сейчас, было частью повседневной работы уголовного розыска. Происходящее можно было рассматривать как консультацию на высоком уровне, сведение воедино всех соображений, излагаемых людьми, которые смотрят на дело с разных точек зрения. Сэр Рональд Грейвс медленно обвел взглядом членов маленькой группы, затем кивнул человеку, сидевшему на другом конце стола.

— Итак, Папаша, — сказал он, — давайте-ка выслушаем ваши глубокомысленные соображения.

С этим прозвищем сэр Грейвс обратился к старшему инспектору Фреду Дэви. Его уход в отставку был уже не за горами, а на вид он казался старше своих лет. Отсюда и обращение. Он всегда держался благожелательно и располагающе, его манера общения была необычайно добродушной, но многих преступников неприятно удивляло, что на самом деле он оказывался совсем не таким славным и доверчивым, каким казался на первый взгляд.

— Да, Папаша, неплохо бы услышать ваши соображения, — сказал еще один старший инспектор.

— Дело крупное, — заговорил старший инспектор Дэви с глубоким вздохом. — Да, крупное. И возможно, растущее.

— Когда ты говоришь «крупное», ты имеешь в виду количество участников?

— Именно.

Тут в разговор вмешался Комсток, человек с остренькой, лисьей мордочкой и живыми глазами:

— Вы полагаете, что в этом их преимущество?

— И да и нет, — ответил Папаша. — Это может обернуться катастрофой для них. Но пока, черт бы их подрал, они все держат под контролем.

Старший офицер Эндрюс, светловолосый и худощавый, несколько мечтательного вида, произнес задумчиво:

— Я всегда полагал, что количество имеет гораздо больше значения, чем люди осознают. Возьмите малое предприятие, в котором занят один человек. Если им хорошо управляют, если оно имеет подходящую величину — это дело определенно выигрышное. Создайте филиал, расширяйтесь, увеличивайте штат — и тут вполне вероятно, что величина станет неподходящей и все покатится под горку. То же самое касается и большой цепи магазинов или промышленной империи. Если она достаточно велика, она преуспевает. Если она недостаточно велика, ей не справиться. Все должно иметь свой положенный размер. Если размер подходящий и управление соответствующее — все будет превосходно.

— А как, на твой взгляд, велика эта команда? — прорычал сэр Рональд.

— Крупнее, чем мы думали поначалу, — ответил Комсток.

Суровый на вид инспектор Макнейл сказал:

— Дело, на мой взгляд, расширяется. Папаша прав. Все время расширяется.

— Это, возможно, и неплохо, — заметил Дэви. — Если оно начнет расти слишком быстро, тогда им не справиться.

— Вопрос в одном, сэр Рональд, — сказал Макнейл, — кого мы собираемся брать и когда?

— Да мы можем целую дюжину взять или около того, — сообщил Комсток. — Тут и ребята Гарриса замешаны, как нам стало известно. В районе Льютона есть глухой угол, есть еще гараж в Эпсоме, пивная около Мейденхеда, есть еще и ферма на Большой Северной дороге.

— А стоит кого-нибудь из них брать?

— Не думаю. Это все мелкая рыбешка. Просто связные в цепочке. Место, где машины быстро переделывают и переправляют, приличная пивная, куда поступает информация для передачи; магазин поношенной одежды, где можно изменить внешность; театральный костюмер в Ист-Энде — тоже очень полезная личность. Им всем, этим людям, платят. Платят очень неплохо, но они, по сути, ничего не знают.

Задумчивый старший офицер Эндрюс снова заговорил:

— Нам противостоят неплохие мозги. Мы еще к ним не подобрались. Нам известны только некоторые их контакты — и все. Я уже сказал, что там люди Гарриса и что Маркс ведает финансами. Зарубежные контакты выходят на Вебера, но он всего лишь агент. У нас, в сущности, на этих людей ничего нет. Нам известно, что у них есть способы поддерживать связь друг с другом и с разными отделениями концерна, но нам точно неизвестно, как они это делают. Мы их наблюдаем, следим за ними, и им известно, что мы следим. Где-то должен быть центральный штаб. Для нас главное — добраться до тех, кто планирует операции.

Комсток сказал:

— Это похоже на гигантскую сеть. Я согласен с тем, что где-то должен быть оперативный штаб. Место, где каждая операция планируется, разрабатывается в деталях и все до мелочей увязывается. Где-то кто-то все это задумывает, готовит рабочую схему операции «Почтовая сумка» или операции «Зарплата». Вот за ними-то мы и должны охотиться.

— А может, они вообще находятся вне Англии, — негромко вставил Папаша.

— А что, все возможно. Вдруг они сидят где-нибудь в иглу[192], или в шатре в Марокко, или в каком-нибудь шале в Швейцарии.

— Нет, не верю я в эти мозговые центры, — сказал Макнейл, покачав головой. — Они хороши для разных там историй. Конечно, должна за всем этим стоять какая-то голова, но не верю я в суперпреступников. Думаю, скорее здесь действует какой-то небольшой, но мозговитый совет директоров. Он централизован, и во главе стоит председатель. Им удалось наладить дело, и они все время совершенствуют технику. Тем не менее…

— Ну? — подстегнул его сэр Рональд.

— Но даже в таком спаянном маленьком коллективе всегда найдется лишний, без кого можно обойтись. Это то, что я называю принципом русских саней. Время от времени, как только им начинает казаться, что мы напали на горячий след, они выбрасывают кого-то одного, потеря которого им кажется наименее болезненной.

— Разве они посмеют сделать это? Это ведь рискованно!

— Думаю, все может быть проделано так, что тот, кого сбросят, даже не узнает об этом. Он посчитает, что сам свалился. И будет помалкивать, потому что выгоднее молчать. И это, конечно, так. У них полно денег, почему бы не поиграть в щедрость. Позаботиться о семье, пока он в тюрьме. Можно даже устроить побег.

— Такое мы уже имели с лихвой, — заметил Комсток.

— Я полагаю, вы понимаете, — сказал сэр Рональд, — что перемалывать все это мало толку. Мы все время повторяемся.

Макнейл рассмеялся:

— А для чего вы вообще нас собрали, сэр?

— Видите ли… — Сэр Рональд на минуту задумался. — Мы все согласны в главном, — продолжал он неторопливо. — Мы едины в оценке нашей основной политики, в том, что мы должны попытаться сделать. Думаю, было бы полезно поискать что-то второстепенное, не такое значительное, но тем не менее выходящее за рамки привычного. Мне даже трудно объяснить, что я имею в виду. Нечто вроде того дела несколько лет назад — случая с Калвером. Чернильное пятно. Помните? Чернильное пятно вокруг мышиной норы. Спрашивается, чего ради кто-то станет выливать бутылку чернил в мышиную нору? Это казалось пустяком, но пустяком необъяснимым. А когда мы нашли объяснение, это повело нас дальше. Вот, приблизительно, что я имею в виду. Что-то нестандартное. Не стесняйтесь говорить о том, что вы наткнулись на какую-то необъяснимую странность. Мелочь, возможно, но раздражает, потому что никуда не вписывается. Вижу, что Папаша кивает.

— Более чем согласен с вами, — сказал старший инспектор Дэви. — Давайте, ребята, постарайтесь выудить что-нибудь. Даже если это просто человек в дурацкой шляпе.

Немедленного отклика не последовало. У присутствующих был неуверенный вид людей, которые колеблются.

— Ну давайте же, — продолжил Папаша. — Ладно, рискну быть первым. Просто забавная история, примите ее как есть. Нападение на «Лондон энд Метрополитен банк». Отделение на Кармолли-стрит. Помните? Целый список номеров машин, их цветов и марок. Мы призываем народ давать показания, и люди откликаются — еще как! Около ста пятидесяти свидетельств, ведущих никуда. Мы их отсортировали наконец, оставив около семи машин, которые заметили в округе. Любая из них могла быть замешана в ограблении.

— Да, — подтвердил сэр Рональд, — продолжайте.

— Но одну или две нам не удалось обнаружить. Похоже, что номера были заменены. В этом нет ничего особенного. Так делается часто. Многие все же удается выследить. Но я остановлюсь на одном только факте. «Моррис-Оксфорд» черного цвета, номер SMG-256. Машину засек полицейский, он сообщил, что за рулем был судья Ладгроув.

Он обвел всех глазами. Его слушали, но без особого интереса.

— Судья Ладгроув довольно заметный старикан — уродливый как смертный грех. Так вот, это был совсем не судья Ладгроув, потому что именно в это время он заседал в суде. У него действительно есть «Моррис-Оксфорд», но его номер не SMG-256. — Он еще раз огляделся. — Ладно, ладно. Вы скажете: «Хорошо, ну и что?» Но вы знаете, какой номер у машины Ладгроува на самом деле? SMG-265. Близко, а? Как раз такая ошибка, которую совершаешь, пытаясь запомнить номер.

— Прошу прощения, — пожал плечами сэр Рональд, — но я что-то не понимаю…

— Да, — сказал старший инспектор Дэви, — тут и понимать нечего вообще-то. Только ведь номер был похож на настоящий номер его машины! 265–256 SMG. Похоже, что там был именно «Моррис-Оксфорд» нужного цвета и с номером, состоящим из тех же букв и цифр, а в машине сидел человек, похожий на Ладгроува.

— Вы хотите сказать?..

— Разница только в порядке цифр. Так называемая «преднамеренная ошибка». Очень на то похоже.

— Прости, Дэви. Я все-таки не понимаю.

— Да, собственно, ничего особенного нет. Просто по улице две с половиной минуты спустя после ограбления банка едет «Моррис-Оксфорд», SMG-265. И офицер полиции узнает судью Ладгроува.

— Уж не хотите ли вы сказать, что там действительно сидел судья Ладгроув? Да вы что, Дэви?

— Нет, я не пытаюсь сказать, что там был Ладгроув и что он замешан в ограблении банка. Он остановился в отеле «Бертрам» на Понд-стрит, а в тот момент находился в суде. Все это точно доказано. Я просто хочу подчеркнуть, что номер машины и то, что Ладгроува узнал офицер, которому прекрасно знакомо лицо судьи, — это совпадение, которое должно что-то значить. Видимо, ничего. Очень плохо.

Комсток заерзал:

— Нечто похожее произошло при ограблении ювелира в Брайтоне. Какой-то старый адмирал, что ли. Забыл его фамилию. Какая-то женщина уверенно опознала его как бывшего на месте преступления.

— А его там не было?

— Нет, он был в Лондоне в тот вечер. На приеме в честь моряков, кажется.

— Он остановился в своем клубе?

— Нет, в гостинице. Кажется, в том самом отеле, который вы только что упомянули, Папаша. «Бертрам», верно? Тихое местечко. Там всегда полно старых служак, насколько мне известно.

— Отель «Бертрам», — задумчиво повторил старший инспектор Дэви.

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Вечером девятнадцатого ноября каноник Пеннифезер рано закончил обед в «Атенеуме». Он кивнул одному или двум знакомым, провел яростные дебаты по поводу важных пунктов в датировании свитков Мертвого моря и теперь, взглянув на часы, заметил, что пришло время отправляться на самолет в Люцерн. Когда он проходил по вестибюлю, его приветствовал еще один приятель, доктор Уиттакер, который радостно воскликнул:

— Как дела, Пеннифезер? Давненько вас не видел. Ну, что там было на конгрессе? Что-нибудь интересное?

— Уверен, что будет и интересное.

— Но вы же только что оттуда?

— Да нет, я как раз туда отправляюсь. У меня самолет сегодня вечером.

— А-а, понятно. — Уиттакер выглядел несколько озадаченным. — Мне почему-то казалось, что конгресс был сегодня.

— Нет, нет, завтра, девятнадцатого.

Каноник Пеннифезер вышел, а его друг пробормотал, глядя ему вслед:

— Но, дорогой мой друг, ведь девятнадцатое-то сегодня.

Но каноник Пеннифезер был уже слишком далеко, чтобы расслышать. Он сел в такси на Пэлл-Мэлл и покатил в аэропорт Кенсингтон. Там в этот вечер собралась изрядная толпа. Наконец подошла его очередь, он достал билет и паспорт, а также все прочее, необходимое для путешествия. Девушка за стойкой уже собралась проштемпелевать документы, но вдруг остановилась:

— Простите, сэр, но это, кажется, не тот билет.

— Как — не тот? Тот самый. Рейс сто… простите, мне трудно читать без очков — сто и что-то там, до Люцерна.

— Дело в дате, сэр. На билете дата — восемнадцатое, среда.

— Да нет же, нет. То есть я имею в виду, что сегодня и есть среда, восемнадцатое.

— Очень сожалею, сэр, но сегодня девятнадцатое.

— Девятнадцатое?!

Каноник был в отчаянии. Он вытащил из кармана маленькую книжечку-дневник и быстро перелистал страницы. В конце концов он убедился. Сегодня именно девятнадцатое. Тот самолет, на котором он должен был лететь, улетел вчера.

— Так что же это значит? Выходит, конгресс в Люцерне был сегодня?

Он в отчаянии посмотрел на девушку, но пассажиров было очень много, и каноника с его проблемами просто оттеснили в сторону. Он стоял ошеломленный, с бесполезным билетом в руке. Мозг его перебирал различные варианты. А что, если поменять билет? Но это ни к чему. Который час? Уже около девяти. Конгресс закончился: он начался сегодня в десять утра. Конечно, именно это имел в виду Уиттакер в «Атенеуме». Он подумал, что каноник уже побывал на конгрессе.

— О боже, боже мой! — бормотал каноник. — Как это я все перепутал?

Он грустно и молча поплелся на Кромвель-роуд, которая и в лучшие-то времена выглядит уныло.

В подавленном настроении он плелся по улице, таща сумку и обдумывая всю загадочность происшедшего. Выявив, к вящему своему удовлетворению, все причины, которые привели его к этой ошибке, он огорченно тряхнул головой.

Потом он начал прикидывать, что бы предпринять в данный момент. Времени уже десятый час. Наверное, стоило бы поесть.

Однако, как ни странно, голода каноник не чувствовал.

Бесцельно бродя по Кромвель-роуд, он наконец остановил свой выбор на маленьком ресторанчике, в котором подавали индийское карри[193]. Ему показалось, что, хоть он и не голоден, все же лучше ему поесть для поднятия настроения, а потом поискать гостиницу. Но позвольте, в этом нет нужды. У него есть гостиница! Он остановился в «Бертраме» и заказал номер на четыре дня. Отлично, отлично! Итак, его ждет собственный номер. Ему стоит только попросить у портье ключ — и тут вдруг в голове возникло какое-то воспоминание. Что это у него такое тяжелое в кармане?

Он сунул руку в карман и извлек большой и тяжелый ключ, с помощью именно таких ключей пытаются отучить постояльцев гостиницы уносить их в карманах. Но канонику это не помогло.

— Номер 19, — произнес каноник, радостно узнав его. — Правильно. Как хорошо, что мне не надо отправляться на поиски гостиницы. Кажется, сейчас отели переполнены. Да, Эдмундс говорил об этом сегодня в «Атенеуме». Ему с трудом удалось найти комнату.

Довольный собой и тем, как он обеспечил себе заранее место в гостинице, каноник оставил карри, не забыв заплатить за него, и снова вышел из Кромвель-роуд.

Тоскливо возвращаться в отель вот так, когда он должен был бы ужинать в Люцерне и обсуждать всякие интересные и захватывающие темы. Взгляд каноника уловил афишу кинотеатра. «Стены Иерихона». Название, весьма подходящее к случаю. Интересно посмотреть, насколько точно им удалось передать библейские сказания.

Он купил билет и вошел, спотыкаясь, в темный зал. Фильм ему понравился, хотя никакой связи с библейской историей каноник не уловил. Иисуса там и вовсе не было. Стены Иерихона, как выяснилось, были использованы как символ для брачных обетов одной леди. Когда они несколько раз были нарушены, красавица-актриса встретила угрюмого и неотесанного героя, которого она втайне любила все это время, и они решили вместе возводить стены, которые лучше выдержат испытание временем. Этот фильм не предназначался для пожилых священнослужителей, но канонику Пеннифезеру он пришелся чрезвычайно по вкусу. Ему нечасто доводилось видеть подобные фильмы, и он почувствовал, что обогатился знанием жизни. Фильм закончился, свет зажегся, заиграли национальный гимн, и каноник Пеннифезер неуверенно зашагал по освещенным улицам Лондона, слегка утешенный после дневных неудач.

Ночь была хороша, и он побрел в отель «Бертрам» пешком, сначала, правда, сев в автобус, который повез его в противоположном направлении. Была уже полночь, когда он добрался до гостиницы, а «Бертрам» в полночь имел благопристойный вид отеля, где все уже легли спать. Лифт находился где-то наверху, поэтому каноник воспользовался лестницей. Он подошел к своему номеру, вставил ключ в замок, распахнул дверь и вошел.

Боже милостивый, неужели ему это кажется?! Но кто… как… Он поздно заметил занесенную руку…

В голове его вспыхнул фейерверк, подобный тем, которые взрываются в день Гая Фокса.[194]

Глава 8

Ирландский почтовый поезд мчался сквозь ночь. Или, вернее, сквозь темень ранних предутренних часов.

Время от времени дизель исторгал странный, леденящий душу, предостерегающий вопль. Он мчался со скоростью свыше восьмидесяти миль в час. Он шел по расписанию.

Как вдруг движение замедлилось и заскрежетали тормоза. Колеса завизжали, цепляясь за металл. Медленнее… медленнее. Проводник высунул голову из окна и заметил впереди красный свет, когда поезд уже совсем остановился. Кто-то из пассажиров проснулся, но большинство продолжало спать.

Пожилая дама, встревоженная неожиданной остановкой, открыла дверь и выглянула в коридор. Немного дальше по коридору одна из дверей вагона была открыта. Пожилой священнослужитель с густой шапкой седых волос поднимался по ступенькам с путей. Вероятно, сначала он спустился, чтобы что-то выяснить.

Утренний воздух был резким и холодным. Кто-то в конце коридора сказал:

— Просто красный свет.

Пожилая дама вернулась в купе и попыталась заснуть.

Впереди на путях человек, размахивая фонарем, бежал к поезду от сигнальной будки. Помощник машиниста спустился с паровоза. Проводник, который перед этим тоже сошел с поезда, присоединился к нему. Подбежал человек с фонарем, запыхавшись, сказал:

— Большое крушение… впереди… Сошел с рельсов товарный поезд.

Машинист выглянул из своей кабины, потом тоже сошел и направился к остальным.

Шесть человек, только что вскарабкавшихся по насыпи, взобрались на поезд через дверь в последнем вагоне, специально оставленную открытой. Шесть пассажиров из разных вагонов встретили их. С хорошо отрепетированной скоростью они принялись за почтовый вагон. Два человека в масках в начале и конце вагона стояли на стреме, держа в руках дубинки.

Человек в железнодорожной форме прошелся по коридорам поезда, давая объяснения тем, кто к нему обращался.

— Блокировка впереди на линии. Задержка минут на десять, не больше…

Это звучало дружелюбно и успокоительно.

Около паровоза машинист и помощник лежали аккуратно связанные и с кляпами во рту. Человек с фонарем крикнул:

— Здесь все в порядке!

Проводник лежал у насыпи, также связанный и с кляпом.

Опытные взломщики сделали свое дело в почтовом вагоне. Еще два аккуратно связанных тела лежали на полу. Специально опечатанные почтовые мешки отправляли на насыпь, где их перехватывали другие люди.

В своих купе пассажиры ворчали, что железные дороги уже не те, что были раньше.

Затем, когда они стали снова устраиваться спать, из темноты до них донесся рев мотора.

— Боже, — пробормотала какая-то женщина, — это что — реактивный самолет?

— Скорее похоже на гоночную машину…

Рев замер в ночи…

По Бедхемптонскому шоссе, в девяти милях от места ограбления, неслись сплошным потоком ночные грузовики. Огромный белый гоночный автомобиль промчался мимо них.

Через десять минут он свернул с шоссе.

На стене гаража на повороте с дороги В была надпись: «Закрыто». Но огромные двери распахнулись, и белая машина влетела прямо в них. Двери за ней захлопнулись. Трое мужчин действовали молниеносно. Новые номера были тут же привинчены, водитель сменил одежду и кепку. Перед этим на нем была белая замша, теперь — черная кожаная куртка. Он снова выехал. Через три минуты после его отъезда старенький «Моррис-Оксфорд» со священником за рулем выбрался на дорогу и поехал по петляющим деревенским проселкам.

Небольшой автофургон, который ехал по дороге, замедлил ход, заметив стоящий у живой изгороди старый «Моррис-Оксфорд», над капотом которого склонился пожилой человек.

Водитель фургона высунулся из кабины:

— Что-то не в порядке? Вам помочь?

— Вы очень добры. У меня неладно с фарами.

Водители сошлись, прислушались: все тихо.

Различные дорогие чемоданы американского стиля перекочевали из «Моррис-Оксфорда» в фургон.

Через милю-другую фургон свернул на дорогу, которая вначале казалась просто наезженной колеей, но потом превратилась в служебный подъезд к обширному и богатому загородному дому. В бывшей конюшне стоял большой белый «Мерседес». Водитель фургона открыл ключом его багажник, переложил туда чемоданы и уехал в своем фургоне.

На соседней ферме громко прокричал петух.

Глава 9

Глава 10

Контора «Эджертон, Форбс и Уилборо» находилась в Блумсбери, на одной из тех солидных и презентабельных площадей, которых пока еще не коснулся ветер перемен. Имена этих достойных господ стерлись почти до неразборчивости на медной доске. Фирма просуществовала уже более ста лет, и клиентами ее была значительная часть английской земельной аристократии. В фирме уже не осталось ни Форбсов, ни Уилборо. Вместо них были Аткинсоны, отец и сын, Ллойд из Уэльса и Макалистер из Шотландии. Но там все еще оставался Эджертон — потомок основателей фирмы Эджертонов. Этому самому Эджертону было за пятьдесят, и он состоял советником ряда семей, которые пользовались услугами его деда, его дяди, его отца.

В данный момент он восседал за огромным письменным столом красного дерева в своем красивом кабинете на втором этаже и доброжелательно, но строго говорил что-то клиенту, который выглядел подавленным. Ричард Эджертон был человеком интересным: высокий, темные волосы, слегка тронутые у висков сединой, проницательные серые глаза. Советы его всегда были удачны, но он был весьма прямолинеен.

— Честно говоря, Фредди, тебе совсем не на что опереться, — говорил он. — Еще с этими твоими письмами.

— Но ты же не думаешь… — не поднимая головы, пробормотал Фредди.

— Нет, не думаю, — сказал Эджертон. — Единственная надежда — это уладить все без судебного разбирательства. Ведь могут заявить, что ты оказался в положении, позволяющем обвинить тебя в преступных намерениях.

— Послушай, Ричард, это уж слишком.

На столе у Эджертона раздался тихий телефонный звонок. Он нехотя поднял трубку:

— Я, кажется, просил меня не беспокоить.

На другом конце что-то пробормотали. Эджертон сказал:

— А-а, понятно. Да, да. Попросите ее подо-ждать, пожалуйста. — Он положил трубку и снова повернулся к своему удрученному клиенту: — Послушай, Фредди, я знаю закон, а ты нет. Ты попал в серьезную переделку. Постараюсь тебя вытащить, но предупреждаю, это тебе влетит в копеечку. Не думаю, что они согласятся меньше чем на двенадцать тысяч.

— Двенадцать тысяч?! — ужаснулся несчастный Фредди. — Да ты что, Ричард! У меня нет таких денег.

— Придется раздобыть. Всегда есть какие-то возможности. Если она на двенадцати тысячах успокоится, считай, что тебе повезло, а если обратишься в суд, это обойдется тебе гораздо дороже.

— Вы, адвокаты! — воскликнул Фредди. — Все вы просто акулы! — Он поднялся. — Ну, Ричард, я рассчитываю, что ты для меня постараешься, старина. — Он откланялся.

Ричард Эджертон выбросил Фредди и его дело из головы и, сосредоточиваясь на следующем клиенте, произнес про себя: «Достопочтенная Эльвира Блейк. Интересно, что она собой представляет…»

Он поднял трубку:

— Лорд Фредерик ушел. Пригласите сюда мисс Блейк, пожалуйста.

Поджидая ее, он произвел кое-какие расчеты в своем блокноте. Сколько же лет прошло? Ей должно быть пятнадцать… или семнадцать, а может, и больше. Время летит. Дочь Конистона, подумал он, дочь Бесс. Интересно, в кого из них она пошла?

Дверь отворилась, клерк объявил мисс Эльвиру Блейк, и девушка вошла в комнату. Эджертон поднялся из своего кресла и пошел ей навстречу. Внешне, подумал он, она не напоминает ни одного из родителей. Высокая, тоненькая, краски Бесс, но нет той живости, что-то в ней кроется старомодное. Хотя тут трудно быть уверенным, ведь сейчас в моде как раз рюши и высокая талия.

— Так-так, — сказал он, пожимая ей руку. — Вот неожиданность. Последний раз я видел вас, когда вам было одиннадцать. Проходите и садитесь вот сюда.

— Видимо, — проговорила Эльвира нерешительно, — мне следовало написать вам. Написать и просить о встрече. Что-то в этом роде, но я как-то вдруг решилась, и мне показалось, что нельзя упустить такую возможность, раз уж я оказалась в Лондоне.

— А что вы делаете в Лондоне?

— Занимаюсь зубами.

— Зубы — это ужасно, — посочувствовал Эджертон. — Они нас мучают от колыбели до могилы. Но я благодарен вашим зубам, если они доставили мне удовольствие видеть вас. Подождите-ка: вы ведь были в Италии? Заканчивали там свое образование в одном из этих заведений для девушек?

— Да, — ответила Эльвира, — у графини Мартинелли. Но я уже с этим покончила. Я поживу у Мелфордов в Кенте до тех пор, пока не решу, чем буду заниматься в дальнейшем.

— Надеюсь, вы выберете что-нибудь стоящее. Не подумываете об университете или о чем-нибудь подобном?

— Нет, — сказала Эльвира, — боюсь, я для этого не достаточно умна. — Она помолчала и добавила: — Полагаю, вам пришлось бы согласиться на все, чего мне захочется.

Проницательные глаза Эджертона впились в нее.

— Я один из ваших опекунов, в соответствии с волей вашего покойного отца, это так, — сказал он. — Посему у вас есть право обращаться ко мне в любое время.

Эльвира вежливо поблагодарила.

Эджертон спросил:

— Вас что-нибудь беспокоит?

— Нет. Не совсем. Видите ли, просто я ничего не знаю. Никто мне никогда ничего не рассказывал. А не всегда хочется расспрашивать.

Он внимательно взглянул на нее:

— Вы имеете в виду себя саму?

— Да, — сказала она. — Как хорошо, что вы меня понимаете. Дядя Дерек… — Она запнулась.

— Вы имеете в виду Дерека Ласкомба?

— Да. Я его всегда называла дядей.

— Понятно.

— Он очень добр, — сказала Эльвира. — Но он не такой человек, который станет тебе что-то рассказывать. Он просто все устраивает и вечно выглядит озабоченным, не зная, нравится ли мне то, как все устроено. И он, конечно, всех слушает — женщин, я имею в виду, которые ему всякое там рассказывают. Вроде графини Мартинелли. Он для меня организует школы и прочие заведения.

— А это не те заведения, где вы хотели бы учиться?

— Нет, не в этом дело. С этим было все в порядке. То есть это были такие заведения, где учатся все.

— Понятно.

— Но я о себе самой ничего не знаю, вот в чем беда. Ни сколько у меня денег, ни что я с ними могу делать, если захочу.

— В сущности, — сказал Эджертон со своей обаятельной улыбкой, — вы хотели бы поговорить о состоянии дел. Так? Ну что ж, я думаю, это в порядке вещей. Постойте-ка. Сколько вам лет? Шестнадцать, семнадцать?

— Мне почти двадцать.

— Да что вы говорите? Я и не предполагал.

— Видите ли, — сказала Эльвира, — у меня все время такое чувство, что меня оберегают и ограждают. Это, конечно, с какой-то стороны очень мило, но бывает, что и раздражает.

— Да, подобное отношение уже не годится, — согласился Эджертон, — хотя мне кажется, Дереку Ласкомбу оно может представляться самым подходящим.

— Он очень мил, — признала Эльвира, — но с ним часто бывает трудно говорить серьезно.

— Да, я могу это понять. Ну хорошо, так что же вы все-таки о себе знаете, Эльвира? О том, что касается семейных обстоятельств?

— Мне известно, что отец умер, когда мне было пять лет, и что моя мать сбежала с кем-то, когда мне было около двух лет. Я совершенно ее не помню. Я плохо помню и отца. Помню только, что он ругался и что я его изрядно боялась. Потом, когда он умер, я сначала жила у тетки или кузины отца — не знаю точно. Она тоже умерла, а я стала жить у дяди Дерека и его сестры. Но потом сестра его умерла, а я уехала в Италию. Теперь дядя Дерек устроил меня жить у своих родственников Мелфордов. Они очень добрые и милые, и у них две дочери моего возраста.

— Вам у них хорошо?

— Я пока не знаю. Я практически еще до них не добралась. Они люди скучные. Вообще-то я хотела бы знать, сколько у меня денег.

— Итак, вы хотели бы получить финансовую информацию?

— Да, — ответила Эльвира. — Какие-то деньги у меня есть, это мне известно. Но много ли их?

Эджертон посерьезнел.

— Да, — кивнул он. — У вас много денег. Ваш отец был очень богат. Вы были его единственным ребенком. Когда он умер, то титул и недвижимость перешли к его двоюродному брату. Но этого брата он не любил и поэтому оставил всю личную собственность, которая была значительна, своей дочери, то есть вам, Эльвира. Вы очень богатая женщина, во всяком случае, станете таковой по достижении двадцати одного года.

— Вы хотите сказать, что в данный момент я не богата?

— Нет, — возразил Эджертон. — Вы и сейчас богаты, но не можете распоряжаться этими деньгами, пока вам нет двадцати одного года или пока вы не замужем. До того времени деньги находятся в руках ваших опекунов: Ласкомба, моих и еще одного человека. — Он улыбнулся ей. — Мы их не присвоили и ничего плохого с ними не сделали. Все они в сохранности. Более того, мы даже увеличили ваш капитал за счет удачного помещения.

— А сколько я получу?

— По достижении двадцати одного года или при вступлении в брак вы станете обладательницей суммы, по приблизительным подсчетам равной шестистам или семистам тысячам фунтов.

— Это и вправду много, — тихо проговорила Эльвира, на которую сумма произвела сильное впечатление.

— Да, это много. Возможно, именно тот факт, что капитал велик, и не позволял обсуждать эту тему с вами до сих пор.

Он наблюдал за ней, пока она обдумывала сказанное. Интересная личность, подумал он. Выглядит невероятно невинной, но за этим кроется нечто иное. Он произнес с легкой усмешкой:

— Вы удовлетворены?

Она неожиданно улыбнулась:

— Должна была бы, правда?

— Это приятнее, чем выиграть в лотерею, не так ли?

Она кивнула, но мысль ее где-то блуждала. Потом, совершенно неожиданно и резко, она спросила:

— А кому все достанется в случае моей смерти?

— В нынешних обстоятельствах все перейдет к ближайшему родственнику.

— То есть, я хочу спросить, я могу сейчас составить завещание? Наверное, не могу, пока мне не исполнится двадцать один? Это мне так объяснили.

— Вам объяснили совершенно правильно.

— Это очень обидно. И если я не выйду замуж, то моя мать, как ближайшая родственница, все получит? У меня вообще-то почти нет родственников, я даже матери своей не знаю. Какая она?

— Она выдающаяся женщина, — сухо произнес Эджертон. — Все так считают.

— Ей никогда не хотелось меня увидеть?

— Возможно, и хотелось… Мне это кажется вполне вероятным. Но, в некотором смысле наломав дров в собственной жизни, она, вероятно, рассудила, что вам лучше будет воспитываться вне сферы ее влияния.

— Вам точно известно, что она так считает?

— Нет, на самом деле мне ничего не известно.

Эльвира поднялась.

— Спасибо, — сказала она. — Очень любезно было с вашей стороны рассказать мне все это.

— Полагаю, что нам следовало раньше поставить вас в известность обо всем.

— Довольно унизительно находиться в полном неведении, откровенно говоря, — признала Эльвира. — Дядя Дерек, видимо, продолжает считать меня совершенным ребенком.

— Видите ли, он не слишком молод. И он и я, как вам известно, люди пожилые. Вы должны простить нам, как людям определенного возраста, привычку мерить все на свой аршин.

Эльвира постояла, присматриваясь к нему, с минуту, потом заметила довольно проницательно:

— Но вам-то я не кажусь ребенком, правда? — И добавила: — Мне думается, что вы гораздо лучше дяди Дерека разбираетесь в девушках. Он жил только со своей сестрой. — Она протянула ему руку и произнесла очень мило: — Большое вам спасибо. Надеюсь, я не оторвала вас ни от какой важной работы.

Эджертон постоял, глядя на дверь, которая закрылась за ней. Он вытянул губы и присвистнул, потом покачал головой и снова уселся, взяв в руку перо и задумчиво постукивая им по столу. Пододвинул к себе какие-то бумаги, потом отпихнул их и поднял телефонную трубку:

— Мисс Корделл, соедините меня с полковником Ласкомбом, пожалуйста. Сначала попробуйте найти его в клубе. А потом — по шропширскому адресу.

Он положил трубку, снова придвинул бумаги и начал читать, но не смог сосредоточиться. Тут раздался звонок.

— Полковник Ласкомб на проводе, мистер Эджертон.

— Да, соедините меня с ним. Приветствую тебя, Дерек. Это Эджертон. Как дела? У меня только что была одна известная тебе особа. Твоя подопечная.

— Эльвира? — У Дерека Ласкомба был очень удивленный голос.

— Да.

— Но зачем… черт побери… что ей от тебя было нужно? Что-нибудь случилось?

— Нет, насколько я могу судить. Наоборот, мне показалось, что она… довольна собой. Ей захотелось узнать все о состоянии ее финансовых дел.

— Надеюсь, ты ей ничего не рассказал? — спросил встревоженный полковник.

— Отчего же? Зачем из этого делать тайну?

— Ну, не знаю, мне все время кажется, что как-то ни к чему девочке знать, что ей достанется столько денег.

— Ну так кто-нибудь другой расскажет ей, если не мы. Ее нужно к этому подготовить, понимаешь? Деньги означают большую ответственность.

— Да, но она еще такой ребенок.

— Ты в этом уверен?

— То есть как это? Конечно, ребенок.

— Я бы этого не сказал. А кто ее парень?

— Что ты сказал?

— Я спросил, что представляет собой ее парень. У нее явно есть друг.

— Да ты что! Ничего подобного. С чего ты это взял?

— Ну, она ничего конкретного не сказала, но я имею кое-какой опыт, как тебе известно. Думаю, ты скоро обнаружишь, что у нее есть дружок.

— Нет, уверяю тебя, что ты заблуждаешься. Я хочу сказать, что ее воспитывали очень тщательно, она посещала самые строгие школы, потом закончила элитарное учебное заведение в Италии. Мне было бы известно, если бы происходило что-то подобное. Могу, конечно, признаться, что ее познакомили с одним-двумя приятными молодыми людьми и все такое, но я уверен, что ничего похожего на твои предположения и быть не может.

— И все же мой диагноз: у нее есть приятель, причем, вполне вероятно, очень нежелательный.

— Да почему, Ричард, ты так уверен, почему?! Что ты вообще знаешь о девушках?

— Вполне достаточно, — сухо ответил Эджертон. — У меня в этом году были три клиентки, над двумя из которых взял опеку суд, а третьей удалось заставить родителей согласиться на заведомо катастрофический брак. Теперь за девушками смотрят не так, как раньше. Нынешние условия таковы, что за ними вообще не углядишь.

— Но уверяю тебя, за Эльвирой смотрели очень внимательно.

— Изобретательность юных особ женского пола не поддается разумению! Не спускай с нее глаз, Дерек. Поинтересуйся, чем она занималась.

— Глупости. Она просто очень славная и непосредственная девушка.

— Того, чего ты не знаешь об этих славных и непосредственных девушках, хватило бы на целый том! Ее мамаша удрала из дома и вызвала скандал — не помнишь? — когда ей было меньше лет, чем Эльвире сейчас. А что до старины Конистона, то он был одним из самых отчаянных повес в Англии.

— Ты меня просто убиваешь, Ричард. Самым настоящим образом.

— Лучше быть настороже. Что мне не слишком понравилось, так это один из ее вопросов. Что это она так беспокоится насчет того, кто унаследует ее деньги в случае ее смерти?

— Странно, что ты об этом упомянул, потому что мне она задала тот же самый вопрос.

— Вот как? Почему она так сосредоточилась на этой мысли о ранней смерти? Кроме того, она расспрашивала меня о матери.

Голос Ласкомба зазвучал встревоженно, когда он сказал:

— Жаль, что Бесс не хочет с ней встретиться.

— А ты с ней говорил об этом, я имею в виду, с Бесс?

— Вообще-то да… Я случайно с ней столкнулся. Мы, как ни странно, остановились в одной гостинице. Я уговаривал Бесс как-нибудь устроить встречу с девочкой.

— И что она?

— Наотрез отказалась. Отговорилась тем, что встречаться с ней небезопасно для девочки.

— С определенной точки зрения, думаю, это так, — согласился Эджертон. — Она спуталась с этим гонщиком, не так ли?

— Да, ходят слухи.

— Я тоже это слышал. Не знаю, насколько все это справедливо. Хотя, может быть, оно и так. Поэтому, возможно, у нее такое чувство. Иногда ее приятели слишком круты. Но что за женщина, а, Дерек? Что за женщина!

— Сама себе злейший враг, — проворчал Дерек Ласкомб.

— Какое милое светское замечание! — сыронизировал Эджертон. — Ну ладно, прости, что я тебя побеспокоил, Дерек, но приглядись к нежелательным элементам за кулисами. Не говори потом, что тебя не предупреждали.

Он положил трубку и снова придвинул к себе бумаги. На этот раз удалось сосредоточиться на том, чем он занялся.

Глава 11

Миссис Макри, экономка каноника Пеннифезера, заказала дуврскую камбалу на ужин в день его возвращения. Преимущества хорошей дуврской камбалы заключаются в том, что ее не нужно жарить или запекать до появления каноника в доме. Можно даже продержать ее до следующего дня. Каноник Пеннифезер был любителем дуврской камбалы, но в случае прибытия телеграммы о том, что каноник в этот вечер будет где-то в ином месте, миссис Макри сама была не прочь полакомиться дуврской камбалой. Поэтому к возвращению каноника все было готово. За дуврской камбалой следовали блины. Камбала покоилась на кухонном столе, а блинное тесто стояло тут же в миске. Бронза блестела, серебро сверкало, нигде ни пылинки. Не хватало только одного — самого каноника.

Предполагалось, что каноник вернется поездом 6.30 из Лондона.

В семь часов его еще не было. Несомненно, поезд задерживается. В 7.30 каноник все еще не появился. Миссис Макри вздохнула с досадой. Она подозревала, что все опять произойдет как не раз уже бывало. Пробило восемь — никаких признаков каноника. Миссис Макри испустила длинный вздох. Скоро, без сомнения, раздастся телефонный звонок, хотя вполне вероятно, что и звонка не будет. Возможно, он отправил ей письмо. Это точно, он наверняка написал, но забыл опустить письмо.

В девять часов она испекла себе три блина. Камбалу она убрала в холодильник. «Интересно, в какую передрягу этот человек попал на этот раз», — сказала она сама себе. Она по опыту знала, что он может оказаться где угодно. Была небольшая надежда, что, обнаружив ошибку, он еще успеет ей телеграфировать или телефонировать до того, как она отправится спать. «Посижу до одиннадцати, не дольше», — решила миссис Макри. Обычно она ложилась в половине одиннадцатого. Дотянуть до одиннадцати она сочла своим долгом, но если и в одиннадцать она ничего не узнает, никаких известий от него не получит, она запрет дом и отправится в постель.

Нельзя сказать, чтобы она была очень обеспокоена. Такое случалось и раньше. Ничего нельзя поделать — только ждать известий. Возможности многочисленны: каноник мог перепутать поезда и не обнаружить ошибку, пока не окажется в Лэндс-Энде или Джон-О’Гроутсе, или он мог все еще находиться в Лондоне и, перепутав дату, быть уверенным, что возвращаться нужно завтра. Он мог встретить на этой своей международной конференции друзей, которые уговорили его остаться на уик-энд. Он бы и сообщил ей, да совершенно позабыл об этом. Итак, как уже было сказано, она не волновалась. Через два дня к ним должен был приехать старый друг каноника, архидиакон Симмонс. Такие вещи каноник всегда помнил, так что завтра непременно прибудет либо он сам, либо телеграмма от него. Крайний срок, когда он приедет, — это послезавтра. Или пришлет письмо.

Но послезавтрашнее утро не принесло ни строчки от каноника. И тут впервые миссис Макри стало не по себе. С девяти утра до часа пополудни она с сомнением смотрела на телефон. У миссис Макри был свой твердый взгляд на телефон: она им пользовалась и признавала его удобство, но не любила. Некоторые хозяйственные заказы ей приходилось делать по телефону, но она все равно предпочитала покупать сама, так как исходила из твердого убеждения: если не видишь, что тебе дают, то продавец всегда тебя надует. Тем не менее телефоны, несомненно, удобны в быту. Иногда, хоть и редко, она звонила своим друзьям и родным, живущим поблизости. А необходимость сделать звонок на дальнее расстояние, например в Лондон, повергала ее в смятение. Совершенно бессмысленная трата денег. И все же она начала обдумывать эту проблему.

Наконец, когда прошел еще один день без каких бы то ни было известий от каноника, она решила действовать. Она знала, где каноник останавливается в Лондоне. Отель «Бертрам». Добротная старая гостиница. Может быть, и хорошо бы позвонить туда и навести справки. Они, возможно, знают, где он. Это ведь не какая-нибудь захудалая гостиница. Она попросит связать ее с мисс Горриндж. Та всегда все знает и очень заботлива. Конечно, каноник может еще приехать в 12.30. Тогда он с минуты на минуту будет здесь.

Но минуты шли — и никакого каноника. Миссис Макри набрала в грудь воздуха, взяла себя в руки и попросила соединить ее с Лондоном. Она ждала, кусая губы и крепко прижав трубку к уху.

— Отель «Бертрам» к вашим услугам, — ответили ей.

— Я бы хотела, если можно, поговорить с мисс Горриндж, — попросила миссис Макри.

— Минуточку. А кто говорит?

— Это домоправительница каноника Пеннифезера. Миссис Макри.

— Секундочку, пожалуйста.

Наконец раздался спокойный и деловой голос мисс Горриндж:

— Мисс Горриндж у телефона. Вы сказали, что это домоправительница каноника Пеннифезера?

— Да, точно, это миссис Макри.

— Да, да. Конечно. Чем могу быть вам полезна, миссис Макри?

— Каноник Пеннифезер все еще живет у вас?

— Как хорошо, что вы позвонили. Мы просто не знали, что нам делать.

— Что вы имеете в виду? С ним что-нибудь случилось?

— Нет, нет, ничего подобного. Но мы ожидали его возвращения из Люцерна в пятницу или в субботу.

— Да?

— Но он не появился. Ну, в принципе тут нет ничего удивительного. Он заказал номер… номер у него заказан до вчерашнего дня. А вчера он не появился и не известил нас никаким образом. Вещи его все еще здесь, большая часть его багажа. Что нам делать с его вещами, мы не знаем. Конечно, — поспешно добавила мисс Горриндж, — нам известно, что каноник бывает иногда несколько забывчив.

— Он может быть где угодно! — с горечью произнесла миссис Макри, но тут же взяла себя в руки и поблагодарила: — Спасибо вам, мисс Горриндж.

— Если бы я чем-то могла помочь… — предложила мисс Горриндж.

— Очень надеюсь, что он скоро объявится, — сказала миссис Макри, еще раз поблагодарила мисс Горриндж и повесила трубку.

Она немного посидела у телефона с расстроенным видом. Она не опасалась за личную безопасность каноника. Если бы он попал в какую-нибудь аварию, ее бы уже известили об этом. Двух мнений быть не может. Вообще-то каноник не относился к разряду людей, которые постоянно попадают в переделки. Он относился к числу тех, которых миссис Макри окрестила про себя «блаженными», а за блаженными присматривает само Провидение. Они вроде бы и не остерегаются и не думают об опасности, и все равно им удается выжить в любых передрягах. Нет, она никак не может представить себе каноника на больничной койке. Где-то он непременно должен быть. И конечно же, сидит и с беззаботной радостью болтает с кем-то из друзей. А может, он все еще за границей? Проблема в том, что архидиакон Симмонс приезжает сегодня вечером и будет непременно рассчитывать на то, что примет его хозяин дома. Она не может отложить визит архидиакона Симмонса, потому что не знает, как его найти. Все это необычайно сложно, но, как всякое затруднение, имеет свою светлую сторону. Этой стороной является сам архидиакон Симмонс. Уж он-то будет знать, что делать. И она все переложит на его плечи.

Архидиакон Симмонс был полной противоположностью ее хозяину. Он всегда знал, куда направляется, чем занимается, что и как нужно делать. Уверенный в своей правоте священнослужитель. Архидиакон Симмонс, по приезде встреченный объяснениями миссис Макри, явил себя твердой опорой. Он даже не был встревожен.

— Да вы не волнуйтесь, миссис Макри, — сказал он в своей обычной доброжелательной манере, садясь к столу и принимаясь за приготовленную ею трапезу. — Мы выследим нашего рассеянного друга. Вы когда-нибудь слышали про случай с Честертоном? Писателем Честертоном, знаете такого? Он отправил жене, когда уехал читать серию лекций, телеграмму: «Я на станции Крю. А где я должен быть?»

Он рассмеялся. Миссис Макри вежливо улыбнулась. Ей это не показалось смешным, потому что было очень похоже на то, что мог сделать каноник Пеннифезер.

— Ах! — воскликнул архидиакон Симмонс одобрительно. — Ваши замечательные телячьи отбивные! Вы превосходная кулинарка, миссис Макри. Надеюсь, мой друг способен вас оценить.

За телячьими отбивными последовал пудинг с ежевичной подливкой, до которой, как вспоминала миссис Макри, архидиакон Симмонс был большим охотником. После трапезы этот добрый человек вплотную занялся поисками своего пропавшего друга. Он набросился на телефон с живостью и полным пренебрежением к возможным расходам, что заставило миссис Макри обеспокоенно поджать губы, впрочем не то чтобы в знак неодобрения, ибо она прекрасно понимала, что хозяина необходимо обнаружить.

Сначала он попытался чего-то добиться от сестры каноника, которая не особенно интересовалась передвижениями своего брата и, как всегда, не имела никакого понятия о том, где он может быть. Затем он снова обратился в отель «Бертрам» и выяснил там все до мельчайших подробностей. Каноник совершенно определенно покинул гостиницу вечером девятнадцатого. При нем была небольшая сумка, а остальной багаж каноник оставил в номере, который он за собой закрепил. Он упоминал, что направляется на какую-то конференцию в Люцерн. Он не сразу из гостиницы отправился в аэропорт. Швейцар, который хорошо его знал, посадил его в такси и велел шоферу, как и просил каноник, доставить его в клуб «Атенеум». Это был тот последний раз, когда кто-либо в отеле видел каноника Пеннифезера. Да, еще одна небольшая деталь: он забыл оставить ключ от номера и увез его с собой. Но такое случалось с ним не в первый раз.

Архидиакон Симмонс несколько минут молча поразмыслил, прежде чем сделать следующий звонок. Он мог бы позвонить в лондонский аэровокзал. Но это, несомненно, займет значительное время. Можно найти более короткий путь. Он позвонил доктору Вайсгартену, известному ученому-гебхаисту, который, без сомнения, должен был присутствовать на конференции.

Доктор Вайсгартен оказался дома. Как только он услышал, кто говорит, он тут же излил на слушателя бурный поток разгромной критики в адрес двух докладов, представленных на конференции в Люцерне.

— До чего бездарен этот Хогаров! — говорил он. — Ужасный бездарь! И как это он еще держится, просто диву даюсь! Никакой он не ученый. Знаете, что он там ляпнул?

Архидиакон вздохнул, но должен был проявить твердость. Иначе весь вечер ему придется выслушивать критику в адрес коллег-ученых на конференции в Люцерне. С известной неохотой Вайсгартену пришлось сосредоточиться на более прозаичных вопросах.

— Пеннифезер? — переспросил он. — Пеннифезер? Да, он должен был присутствовать. Не представляю, почему его не было. Сказал, что приедет. Всего за неделю до этого он мне обещал приехать, когда я встретил его в «Атенеуме».

— Вы хотите сказать, что его вообще не было на конференции?

— Именно это я и сказал вам только что. Он должен был присутствовать.

— А вам известно, почему его не было? Он прислал какое-нибудь объяснение?

— Откуда мне знать? Он совершенно определенно говорил, что будет там. А-а, да, я вспомнил. Его ждали. Несколько человек отметили его отсутствие. Думали, что, может, у него простуда или что-то в этом роде. Предательская погода. — Вайсгартен чуть не пустился снова в обсуждение своих коллег-ученых, но архидиакон Симмонс прервал разговор.

Он получил конкретные сведения, но такие, которые впервые за это время его встревожили. Каноник Пеннифезер отсутствовал на конференции в Люцерне, хотя собирался там быть. Архидиакону Симмонсу показалось странным, что его там не было. Конечно, он мог сесть не в тот самолет, хотя «Бритиш эруэйз» обычно очень внимательны к своим пассажирам и, как правило, предотвращают подобные ошибки. Но Пеннифезер мог забыть точную дату проведения конференции. Такое с ним вполне могло случиться. Но если даже и так, куда он мог вместо этого отправиться?

Теперь Симмонс обратился в аэропорт. Тут пришлось долго и терпеливо ждать, пока его переключали с одного отдела на другой. В конце концов он получил точную информацию: каноником Пеннифезером было зарегистрировано место на самолет в 21.40 на Люцерн восемнадцатого, но в самолете его не было.

— Так, мы продвигаемся, — сказал архидиакон Симмонс миссис Макри, которая торчала у него за спиной. — Так, сейчас подумаем. У кого же спросить теперь?

— Все эти разговоры влетят в копеечку, — заметила миссис Макри.

— Боюсь, что вы правы, — признался архидиакон Симмонс. — Но нам необходимо его выследить. Он уже не так молод.

— Ой, сэр, ведь вы не думаете на самом деле, что с ним могло что-нибудь случиться?

— Ну, будем надеяться, что нет… Я так не думаю, потому что вас бы поставили в известность. При нем всегда были документы на его имя и адрес, верно?

— О да, сэр. При нем всегда были визитные карточки. Да и письма он с собой носил, и у него в бумажнике всегда всего полно.

— Да-а, в таком случае я не думаю, чтобы он был в больнице, — сказал архидиакон. — Нужно подумать. Так, из гостиницы он отправился в «Атенеум». Вот туда-то я и позвоню.

Здесь он получил некоторую конкретную информацию: каноник Пеннифезер, которого здесь отлично знали, обедал здесь в 7.30 вечера девятнадцатого. Именно в этот момент архидиакона осенило нечто ранее упущенное. Билет на самолет был на восемнадцатое, но каноник, покидая на такси отель «Бертрам», упомянул, что он должен быть на конференции в Люцерне девятнадцатого. Появился просвет. «Старый дурень, — подумал архидиакон Симмонс, но не произнес этого вслух, чтобы не услышала миссис Макри. — Перепутал дни. Конференция была девятнадцатого. В этом я уверен. А он думал, что уезжает восемнадцатого. Ошибся на один день».

Дальше Симмонс внимательно проследил за действиями Пеннифезера. Каноник отправился в «Атенеум», пообедал и двинулся в аэропорт Кенсингтон. Там ему, конечно, указали, что билет его просрочен, и тут он осознал, что конференция, на которой он должен был присутствовать, уже закончилась.

— Так вот как это было, — сказал архидиакон Симмонс, — помяните мое слово.

Он все объяснил миссис Макри, которая согласилась, что такое вполне могло случиться.

— И что он мог бы сделать после этого?

— Вернуться в гостиницу, — предположила миссис Макри.

— А прямо сюда он не мог отправиться — на вокзал и домой?

— Нет. Если его вещи оставались в гостинице, он бы за ними заехал.

— Справедливо, — согласился Симмонс. — Ладно. Будем исходить из этого. Он уезжает из аэропорта со своей маленькой сумкой и направляется обратно в гостиницу или, во всяком случае, собирается это сделать. Мог бы, например, поужинать. Нет, он ведь поужинал в «Атенеуме». Итак, он отправляется в гостиницу. Но он туда так и не приезжает. — Он помедлил минутку-другую, а затем добавил: — А вдруг он приезжал туда? Вроде бы его там никто не видел. Так что же случилось с ним по пути?

— Он мог встретить кого-нибудь, — предположила миссис Макри неуверенно.

— Да. Конечно, это вполне возможно. Какого-нибудь друга, с которым давно не встречался… Он мог отправиться с этим другом в гостиницу, где тот остановился, или к нему домой, но не провел же он там три дня? Не мог же он на целых три дня забыть про вещи в гостинице. Он бы позвонил им, или заехал за вещами, или, если уж его всерьез одолело беспамятство, он просто вернулся бы прямо домой. Молчит уже три дня. Этому нет объяснения.

— Если он попал в аварию…

— Да, миссис Макри, конечно, этого нельзя исключить. Мы можем обзвонить больницы. Но вы говорите, у него с собой масса документов, по которым легко установить его личность. М-м… боюсь, что нам остается только одно, — произнес как можно деликатнее архидиакон. — Нам остается только обратиться в полицию.

Глава 12

Мисс Марпл получила огромное удовольствие от пребывания в Лондоне. Ей удалось сделать многое из того, что не удавалось во время предыдущих кратких наездов в столицу. Тем не менее приходилось с сожалением признать, что она не воспользовалась широкими возможностями культурной программы — не побывала ни в картинных галереях, ни в музеях. А что касается показа мод, то посетить ей его и в голову не пришло. Но зато она побывала в отделах больших универмагов, торгующих фарфором и хрусталем, а также в отделах постельного белья; кроме того, ей удалось приобрести кое-какие обивочные ткани по сниженным ценам. Истратив определенную сумму, которая показалась ей разумной, на эти домашние закупки, она с увлечением предалась заранее намеченным посещениям. Побывала в местах и в магазинах, которые запомнились ей с юных лет. Иногда ей просто хотелось узнать, существуют ли они до сих пор. Раньше у нее никогда не хватало на это времени, а сейчас она просто наслаждалась своими экскурсами в прошлое. После краткого послеобеденного сна она выходила из гостиницы и, стараясь избежать услуг заботливого швейцара, который был твердо убежден, что дама ее возраста и хрупкой конституции непременно должна пользоваться такси, шла к автобусной остановке или станции метро. Она купила карманный путеводитель по маршрутам автобусов и «Карту подземного транспорта» и тщательно планировала свои путешествия. Однажды днем ее можно было увидеть погруженной в приятные воспоминания и шагающей по садам Ивлин или по Онслоу-сквер и бормочущей про себя: «Да, это был дом миссис Ван Дилан. Он выглядит сейчас совсем иначе. Его явно перестроили. Боже мой, да на нем четыре звонка! Это означает, что он разделен на четыре квартиры».

Несколько смущаясь, она посетила Музей мадам Тюссо, который так любила в детстве. В Уэстбурн-Гроув она безуспешно пыталась найти фирму «Бредлиз». Тетушка Элен всегда обращалась к ним по поводу своего котикового жакета.

Разглядывание витрин как таковое мало интересовало мисс Марпл, но она с удовольствием изучала образцы вязки, новые виды пряжи для вязания и все, что касалось рукоделия. Она специально отправилась в Ричмонд, чтобы взглянуть на дом, который когда-то занимал ее двоюродный дедушка Томас, адмирал в отставке. Весь ряд прекрасных домов стоял на прежнем месте, но каждый из них, как ей показалось, был тоже разделен на квартиры. Гораздо печальнее обстояло дело на Лаундз-сквер, где вела стильную жизнь ее троюродная сестра, леди Мерридью. Здесь вырос огромный небоскреб. Мисс Марпл опечаленно покачала головой, но твердо сказала себе: «Прогресс, разумеется, должен иметь место. Но если бы кузина Этель узнала об этом, она перевернулась бы в гробу».

В один из особенно мягких и приятных дней мисс Марпл села в автобус, который повез ее через мост Баттерси. Она собиралась соединить два удовольствия: бросить сентиментальный взгляд на особняк «Принцесс-Террас», где когда-то жила ее старая гувернантка, и прогуляться по парку Баттерси. Первая часть ее замысла не удалась. Бывший дом мисс Ледбери бесследно исчез, а на его месте громоздилась масса сверкающего стекла и бетона. Мисс Марпл повернула в парк. Она всегда любила ходить пешком, но теперь ей пришлось признать, что ее способности в этом отношении уже не так велики, как раньше. Усталость давала себя чувствовать уже после первой полумили. Мисс Марпл предполагала, что пройдет через парк, выйдет на мост Челси и там снова окажется вблизи удобного автобусного маршрута. Но шаг ее все замедлялся, и она обрадовалась, увидев чайный павильон на берегу озера.

Чай до сих пор подавали там, несмотря на осеннюю прохладу. Народу было немного, в основном мамаши с колясками и несколько влюбленных пар. Мисс Марпл подхватила свой поднос с чаем и двумя бисквитными кексами, подошла к столику и уселась. Чай — именно то, что ей нужно. Горячий, крепкий и восстанавливающий силы. Ощутив прилив энергии, она огляделась. Взгляд ее остановился на одном из столиков. Она резко выпрямилась. Да уж, очень странное совпадение, и вправду очень странное! Сначала в магазине Армии и Флота, а теперь здесь. Весьма необычные места выбирают эти двое! Но нет! Она ошиблась; мисс Марпл вынула из сумочки очки посильнее. Да, она ошиблась. Конечно, определенное сходство есть. Те же длинные гладкие волосы, но это не Бесс Седжвик. Эта особа намного ее моложе. Ах вот оно что! Это ее дочь! Та самая юная девушка, которая появилась в отеле «Бертрам» с другом леди Селины Хейзи, полковником Ласкомбом. Но мужчина тот же самый, что обедал с леди Седжвик в магазине Армии и Флота. Никакого сомнения — то же красивое лицо, в котором угадывалось что-то ястребиное, та же стройность, та же хищная хватка и, чего греха таить, та же сильная мужская привлекательность.

— Что за дрянь! — сказала мисс Марпл. — Совершенная дрянь! Жестокий! Бессовестный! Смотреть на это противно. Сначала мать, теперь дочь. Что все это значит?

Ничего хорошего. Мисс Марпл была в этом уверена. Она редко оставляла место для сомнения и всегда предполагала самое худшее. В девяти случаях из десяти, как она уверяла, она оказывалась права. Оба эти свидания, по ее убеждению, были более или менее тайными. Сейчас она видела, как эти двое склоняют друг к другу головы, так что они почти соприкасаются, и разговор у них идет серьезный. Лицо девушки… Мисс Марпл сняла очки и как следует протерла стекла, затем снова надела их. Да, девица влюблена. Отчаянно влюблена, как влюбляются только юные. И куда смотрят ее опекуны, позволяя ей бегать по Лондону в одиночку и назначать тайные свидания в парке Баттерси? Вроде бы воспитанная и приличная девушка. Слишком хорошо воспитанная, без сомнения. Наверняка ее родня полагает, что она находится совершенно в другом месте. Ей приходится лгать.

По пути к выходу из павильона мисс Марпл прошла мимо столика, за которым сидели эти двое, и замедлила ход, стараясь сделать это как можно естественнее. К сожалению, они говорили так тихо, что ей ничего не удалось услышать. Мужчина говорил, а девушка слушала, полуобрадованная, полуиспуганная. Планируют сбежать вместе? Девица еще несовершеннолетняя.

Мисс Марпл воспользовалась калиткой в ограде, которая вывела ее на тротуар, идущий вдоль парка. Она увидела ряд припаркованных автомобилей и остановилась возле одного из них. Мисс Марпл не особенно разбиралась в автомобилях, но машины, подобные этой, ей нечасто приходилось видеть, поэтому она ее приметила и запомнила. Она получила некоторые сведения о машинах такого типа у своего внучатого племянника, страстного любителя автомобилей. Машина гоночная. Какой-то иностранной марки — мисс Марпл не могла вспомнить название. Кроме того, она видела эту машину или точно такую же еще вчера в переулке возле отеля «Бертрам». Она обратила на нее внимание не только из-за ее размера, необычного вида и скрытой мощи, но еще и потому, что номер пробудил в ней какие-то неясные воспоминания, какую-то ассоциацию в памяти. FAN-2266. Ей вдруг пришла на ум кузина Фанни Годфри. Бедняжка Фанни заикалась и говорила: «У м-м-меня д-д-два п-п-прыщика…»

Мисс Марпл пошла вперед и взглянула на номер. Да, совершенно верно: FAN-2266. Та же машина. И вот мисс Марпл, которой с каждым шагом все труднее становилось идти, добралась наконец, погруженная в глубокую задумчивость, до другого конца моста Челси и в полном изнеможении решительно остановила первое попавшееся такси. Ей было не по себе от ощущения, что она должна что-то предпринять. Но насчет чего и как? Все было крайне неопределенно. Она рассеянно остановила взгляд на газетном стенде.

«СЕНСАЦИОННОЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСТОРИИ С ОГРАБЛЕНИЕМ ПОЕЗДА!» — прочитала она. «РАССКАЗ МАШИНИСТА!» — это уже в другой газете. Ну и ну! Не проходит и дня, чтобы не произошло ограбления поезда или банка или чтобы не напали на инкассатора.

Преступность переходит всякие границы.

Глава 13

Отдаленно напоминая огромного шмеля, главный инспектор Фред Дэви метался по тесному помещению отдела расследования преступлений, что-то мыча себе под нос. Эта его манера была хорошо известна и не привлекала к себе внимания, если не считать привычного замечания: «Папаша снова рыщет».

«Рысканье» привело его в конце концов в комнату, где за столом сидел со скучающим выражением лица инспектор Кэмпбелл. Инспектор Кэмпбелл был честолюбивым молодым человеком и находил большую часть своих обязанностей нудной до чрезвычайности. Тем не менее он справлялся с порученными ему делами, причем довольно успешно. Начальство его одобряло и полагало, что он далеко пойдет, посему время от времени ему выдавалась скупая похвала.

— Доброе утро, сэр, — сказал инспектор Кэмп-белл почтительно, когда Папаша вторгся в его владения. За глаза он, разумеется, называл старшего инспектора Дэви Папашей, как и все остальные, но пока не достиг того положения, которое позволило бы назвать его так в лицо. — Могу быть вам чем-нибудь полезен, сэр? — поинтересовался Кэмпбелл.

— Ля-ля-бум-бум, — продолжал мурлыкать старший инспектор, несколько фальшивя. — «Зачем им звать меня Марией, когда зовусь я миссис Джиббс?» — После такого неожиданного воскрешения стародавней музыкальной комедии он придвинул себе стул и уселся. — Занят? — спросил он.

— Не слишком.

— Дело в чьем-то исчезновении, не так ли? Какой-то отель. Как он называется? «Бертрам»? Нарушают лицензионные часы? Девицы по вызову?

— О нет, сэр, — возразил инспектор Кэмпбелл, слегка шокированный такими подозрениями в адрес отеля «Бертрам». — Очень милое, тихое, старомодное заведение.

— Неужели? — удивился Папаша. — Вот как? Ну, тогда это тем более интересно.

Инспектор Кэмпбелл недоумевал, что в этом интересного. Но ему не хотелось спрашивать, так как он знал, что с момента ограбления почтового поезда, которое оказалось истинным триумфом для преступников, вспыльчивость высшего начальства стала крайне легко возбудимой. Он взглянул на крупное, тяжелое, бычье лицо старшего инспектора Дэви и уже не в первый раз подумал, каким образом тот достиг своего настоящего положения и почему его так высоко ценят в отделе. Должно быть, неплохо работал в свое время, думалось Кэмпбеллу, но теперь полно шустрых молодых парней, которых стоило бы продвинуть, освободив место от трухлявого сухостоя. «Сухостой» тем временем принялся за новую песенку, то мурлыча ее под нос, то вставляя одно-два слова погромче.

— «Расскажи-ка мне, бродяжка, много ль дома вас таких?» — вопрошал Папаша и вдруг затянул фальцетом: — «Милый сэр, девчонок краше нет в краях иных…» Ох, вроде бы я перепутал, кто есть кто. «Флорадора». Неплохая была пьеска.

— Мне кажется, сэр, я о ней что-то слышал, — вежливо сказал инспектор Кэмпбелл.

— Может, твоя мамаша пела тебе эту песенку на сон грядущий, — предположил старший инспектор Дэви. — Ну так что случилось в отеле «Бертрам»? Кто исчез и почему?

— Каноник Пеннифезер, престарелый священник, сэр.

— Скучное дело.

Инспектор Кэмпбелл улыбнулся:

— Да, сэр, оно некоторым образом скучновато.

— А как он выглядел?

— Каноник Пеннифезер?

— Ну разумеется. Я надеюсь, у тебя есть описание.

— Конечно. — Кэмпбелл перебрал бумаги и прочел: — Рост пять футов. Большая шапка седых волос… сутулится…

— И он пропал из отеля «Бертрам»? Когда?

— Около недели назад — девятнадцатого.

— А сообщили только что? Не спешили.

— Ну, мне кажется, предполагали, что он сам найдется.

— Есть какие-нибудь соображения насчет того, что за этим кроется? — спросил Папаша. — Неужели этот достопочтенный служитель господа вдруг сбежал с женой церковного старосты? Или он потихоньку пьет? Или присвоил церковные деньги? Или он такой рассеянный, что это для него привычно?

— На основании всего, что мне известно, сэр, я бы склонился к последнему. С ним и раньше такое случалось.

— Он исчезал из благопристойного отеля в Уэст-Энде?

— Нет, я не это имею в виду: он и раньше не всегда возвращался домой в назначенное время. Иногда он вдруг приезжал к друзьям в тот день, когда они его не ждали, или не появлялся в тот день, на который его приглашали. Вот что я имел в виду.

— Да-а, — протянул Папаша. — Да. Все это звучит очень мило и естественно, и все по плану? Когда он точно исчез, ты сказал?

— В четверг. Девятнадцатого ноября. Предполагалось, что он должен присутствовать на конгрессе в… — Он наклонился к бумагам на столе. — Да, в Люцерне. Общество библейских изысканий. Это английский перевод названия. Мне кажется, что само общество немецкое.

— И происходило все в Люцерне? А старикашка… я так понял, что он действительно стар?

— Шестьдесят три года, сэр, насколько мне известно.

Инспектор Кэмпбелл придвинул к себе бумаги и сообщил Папаше все достоверно известные факты, по возможности подтвержденные.

— Не похоже, чтобы он сбежал с юнцом из хора, — заметил старший инспектор Дэви.

— Мне кажется, он появится, — сказал Кэмп-белл. — Конечно, мы этим занимаемся. А вас, сэр… вас это дело как-то особенно заинтересовало?

— Да нет, — ответил Дэви задумчиво. — Нет, меня это дело не интересует. Не вижу в нем ничего заслуживающего интереса.

Последовала пауза — пауза, за которой явно скрывался вопрос: «Ну так что же?» — который вертелся на языке у инспектора Кэмпбелла, но он был слишком хорошо вымуштрован, чтобы задать его вслух.

— Что меня всерьез интересует, так это дата, — заговорил наконец Папаша. — И разумеется, отель «Бертрам».

— Он всегда содержался в образцовом порядке, сэр. Никаких осложнений.

— Это очень славно, — сказал на это Папаша. — Но мне бы хотелось взглянуть на него.

— Понятно, сэр, — с готовностью откликнулся инспектор Кэмпбелл. — В любое время. Я и сам туда собирался.

— Ну что ж, вот за компанию и поедем. Само собой разумеется, я не собираюсь встревать в это дело. Просто хотелось бы взглянуть на место, а этот твой архидиакон, или кто он там, — хороший предлог для этого. И нет нужды называть меня «сэр», когда мы там будем. Там ты будешь за главного, а я вроде помощника.

Инспектору Кэмпбеллу стало интересно.

— Вы считаете, что там есть какая-то зацепка? Зацепка, которая приведет еще к чему-то?

— Кто знает? Пока неизвестно. Но ты же знаешь, как бывает. Бывает, что-то находит на тебя, не знаю, как назвать. Причуда, что ли? Что-то этот твой отель «Бертрам» подозрительно хорош. — Он снова перевоплотился в шмеля, на этот раз напевая под нос: — «Не прошвырнуться ли нам по Стрэнду?»

Оба детектива вышли из здания вместе. Кэмп-белл был импозантен в деловом костюме (у него была отличная фигура), а у старшего инспектора благодаря его твидовому пиджаку был вид человека, только что приехавшего из деревни. Они отлично вписались в атмосферу гостиницы, и только опытный взгляд мисс Горриндж, когда она подняла его от своих бухгалтерских книг, сразу выделил их из толпы и распознал их род занятий. Так как она сама сообщила в полицию об исчезновении каноника Пеннифезера и уже побеседовала с младшим полицейским чином, она ожидала чего-то подобного.

Она негромко заговорила с серьезного вида девушкой, которую держала на всякий случай при себе, и поручила ей выступить вперед и разбираться со всеми обычными требованиями и делами, сама же продвинулась немного дальше вдоль стойки и присмотрелась к двум посетителям.

Инспектор Кэмпбелл положил на стойку перед ней свое удостоверение, и она кивнула. Взглянув мимо него на облаченную в твидовый пиджак фигуру позади, она заметила, что тот человек немного повернул голову в сторону и рассматривает вестибюль и его посетителей с явным удовольствием от того, что перед ним такая воспитанная публика, принадлежащая к высшим слоям общества.

— Не хотите пройти в контору? — спросила мисс Горриндж. — Возможно, там нам будет удобнее разговаривать.

— Да, наверное, так будет лучше.

— У вас здесь очень славно, — заговорил крупный, толстый и похожий на быка человек в твиде, обернувшись к ней. — Уютно, — добавил он, с удовольствием глядя на огонь в большом камине. — Добрый старый комфорт.

Мисс Горриндж улыбнулась, сияя от удовольствия.

— Да, это так. Мы гордимся тем, что создаем максимальные удобства для наших постояльцев, — сказала она и повернулась к помощнице: — Пожалуйста, продолжай без меня, Элис. Вот книга записей. Скоро прибудет леди Джослин. Она тут же захочет сменить предложенную ей комнату, как только ее увидит, но ты должна объяснить ей, что у нас действительно нет свободных мест. Если будет очень настаивать, покажешь ей номер 340 на третьем этаже и предложишь его. Он не очень привлекателен, поэтому она, я уверена, удовлетворится тем, что мы предложили сначала.

— Да, мисс Горриндж. Я так и сделаю, мисс Горриндж.

— И напомни полковнику Мортимеру, что у нас его бинокль. Он попросил у меня разрешения оставить его здесь утром. Смотри, чтобы он без него не уехал.

— Непременно, мисс Горриндж.

Покончив с дежурными обязанностями, мисс Горриндж посмотрела на двоих мужчин, ожидавших ее, и двинулась, обогнув стойку, к простой двери красного дерева, на которой не было никакой таблички. Мисс Горриндж отворила ее, и они вошли в маленький, довольно унылого вида кабинет. Все трое сели.

— Насколько я понимаю, пропавший постоялец — это каноник Пеннифезер? — спросил инспектор Кэмпбелл. Он взглянул на свои записи. — У меня здесь рапорт сержанта Уоделла. Не могли бы вы рассказать своими словами, что произошло?

— Я бы не сказала, что каноник Пеннифезер исчез в обычном понимании этого слова, — начала мисс Горриндж. — Мне кажется, видите ли, что он просто где-то кого-то встретил, какого-нибудь старого приятеля, собрата по науке, и отправился с ним на какое-нибудь ученое собрание или совещание, на континент. Каноник такой рассеянный!

— Вы его давно знаете?

— О да. Он сюда приезжает уже… дайте мне сообразить… пять или шесть лет — по крайней мере, мне так кажется.

— А вы, мадам, здесь тоже давно работаете? — вдруг вставил слово старший инспектор Дэви.

— Я здесь уже… дайте подумать… да, четырнадцать лет.

— Славное местечко, — повторил Дэви. — И каноник Пеннифезер обычно, бывая в Лондоне, останавливался именно здесь?

— Да. Он всегда приезжал к нам. Он извещал заранее, чтобы за ним оставили его номер. На бумаге он выражался гораздо яснее и четче, чем в жизни. Он попросил зарезервировать номер и объяснил, что хотел бы оставить на время отсутствия номер за собой. Он часто так делал.

— И когда вы начали беспокоиться на его счет? — спросил Кэмпбелл.

— Да я в общем-то не беспокоилась. Конечно, получилось очень неловко. Видите ли, его номер был бронирован новым постояльцем с двадцать третьего, и когда я сообразила, а это произошло не сразу, что он не вернулся из Лугано…

— Из Люцерна — так отмечено у меня, — поправил Кэмпбелл.

— Да, да, это и впрямь был Люцерн. Какой-то археологический конгресс или что-то в этом роде. Все равно, когда я поняла, что он не приехал и что его вещи все еще в номере, все это вышло как-то нескладно. Видите ли, у нас обычно гостиница полностью забита в это время года, и в его номер должны были вселиться. Некая миссис Сондерс, которая живет в Лайм-Реджис. Она всегда останавливается в этом номере. А потом позвонила экономка каноника. Она забеспокоилась.

— Имя экономки миссис Макри, насколько я понял архидиакона Симмонса. Вы ее знаете?

— Лично нет, но я пару раз с ней говорила по телефону. Мне кажется, она из тех, на кого можно положиться. Она у каноника Пеннифезера уже несколько лет. Она была встревожена, что совершенно естественно. Мне кажется, они с архидиаконом Симмонсом обзвонили его друзей и родственников, но никто не мог ничего сказать о его передвижениях. А так как он ожидал архидиакона в гости, то выглядело очень странно, да и сейчас это удивляет, что каноник до сих пор не вернулся домой.

— Каноник всегда очень рассеян? — спросил Папаша.

Мисс Горриндж проигнорировала его вопрос. Этот толстяк, очевидно, всего лишь сопровождающий инспектора сержант, но, на ее взгляд, что-то уж слишком много на себя берет.

— Теперь я узнала, — продолжала мисс Горриндж несколько раздраженно, — теперь я узнала со слов архидиакона Симмонса, что каноник и не был вовсе на этой конференции в Люцерне.

— А он послал им извещение, что не приедет?

— Мне кажется, нет, по крайней мере, отсюда он ничего не посылал. Да я ничего толком о Люцерне не знаю… меня интересует только наша сторона проблемы. Это просочилось в вечерние газеты. То, что он пропал, я имею в виду, но не упомянуто, что он останавливался здесь. Надеюсь, они не станут об этом писать. Нам такая известность вовсе ни к чему, нашим постояльцам это не понравится. Если вы сможете удержать репортеров, инспектор Кэмпбелл, мы вам будем очень признательны. Да и вообще-то он ведь исчез не отсюда.

— Вещи его все еще здесь?

— Да, они в камере хранения. Если он не ездил в Люцерн, вы проверили, не попал ли он под машину? Что-нибудь в этом роде?

— Ничего подобного с ним не случилось.

— Да, это все выглядит очень, очень странно, — сказала мисс Горриндж, и в ее манере по-явилась искорка любопытства, сменившая раздражение. — Поневоле задумаешься над тем, куда он мог подеваться и почему.

Папаша с пониманием взглянул на нее.

— Разумеется, — сказал он. — Вы смотрели на это лишь с точки зрения вашего отеля, что естественно.

— Насколько я понимаю, — вмешался инспектор Кэмпбелл, сверяясь с записями, — каноник Пеннифезер уехал отсюда около половины седьмого вечера в четверг, девятнадцатого. При себе он имел дорожную сумку и отбыл на такси, велев швейцару сказать водителю, чтобы тот вез его в клуб «Атенеум».

Мисс Горриндж кивнула:

— Да, он пообедал в клубе «Атенеум». Архидиакон Симмонс сказал мне, что это последнее место, где его видели.

В голосе мисс Горриндж зазвучали твердые нотки, когда она перекладывала ответственность за лицезрение каноника последним с отеля на клуб «Атенеум».

— Ну что ж, приятно все расставить по местам, — проговорил Папаша ласково рокочущим басом. — Вот у нас все и выстроилось. Он отправился со своей синей сумочкой «Бритиш эруэйз», или что там у него было, — кажется, все-таки синяя сумка этой компании. Итак, он ушел и не вернулся, вот и все.

— Как видите, на самом деле я вам ничем помочь не в состоянии, — сказала мисс Горриндж, готовясь подняться и вернуться к своим служебным обязанностям.

— Похоже, что вы не в состоянии нам помочь, — согласился Папаша, — но кто-нибудь другой мог бы?

— Кто-нибудь другой?

— Разумеется, — сказал Папаша. — Кто-нибудь из персонала отеля.

— Не думаю, что это так, иначе бы мне непременно доложили.

— Может, доложили бы, а может, и нет. Я хочу сказать, что доложили бы, если бы точно знали какой-то факт. Я же имею в виду, что каноник мог что-то сказать.

— Например? — озадаченно спросила мисс Горриндж.

— Случайно оброненное им словечко могло бы оказаться ключом. Что-нибудь вроде: «Я сегодня собираюсь повидаться со старым приятелем, которого не видел с тех пор, как мы встречались в Аризоне». Что-то в этом духе. Или: «Я собираюсь провести следующую неделю у племянницы по случаю конфирмации ее дочери». Когда имеешь дело с людьми рассеянными, подобный ключ бывает очень полезен. Сразу понимаешь, что у человека на уме. Может ведь так случиться, что после обеда в «Атенеуме» он садится в такси и думает: «Куда же, собственно, я должен ехать?» И, получив, так сказать, подтверждение собственным мыслям, воображает, что именно туда он и едет.

— Да, я понимаю, что вы имеете в виду, — не совсем уверенно произнесла мисс Горриндж. — Но все же это маловероятно.

— Да ведь заранее не знаешь, когда тебе повезет, — бодро заявил Папаша. — Здесь у вас так много разного народа. Думаю, каноник Пеннифезер многих из них знал, если так часто здесь останавливался.

— О да, — подтвердила мисс Горриндж. — Дайте сообразить. Я видела, что он разговаривает с… да, да, с леди Селиной Хейзи. Потом с епископом из Нориджа. Мне кажется, они старые друзья. Вместе учились в Оксфорде. И еще миссис Джеймсон с дочерьми. Они соседи. О да, многие его знают.

— Вот видите, — сказал Папаша. — Он мог с кем-нибудь из них поговорить. Мог просто упомянуть какой-нибудь пустяк, который даст нам зацепку. Кто-нибудь из тех, кого каноник хорошо знал, живет у вас сейчас?

Мисс Горриндж нахмурилась, задумавшись:

— Мне кажется, генерал Рэдли еще здесь. И какая-то старая дама из провинции, которая здесь останавливалась еще девочкой, как она мне сказала. Дайте-ка вспомнить ее имя. Я могу посмотреть в журнале регистрации. Ах да, мисс Марпл — вот как ее зовут. По-моему, они с каноником знакомы.

— Ну вот, мы могли бы начать с этих двоих. Потом ведь есть, конечно, и горничная.

— О да, — сказала мисс Горриндж. — Но ее уже расспрашивал сержант Уоделл.

— Я знаю. Но вероятно, он не в том направлении вел допрос. А как насчет официанта, который обслуживал его столик? Или это был старший официант?

— Да, разумеется, Генри.

— Кто такой Генри? — спросил Папаша.

Мисс Горриндж была крайне удивлена. Ей казалось невозможным, чтобы кто-то не знал Генри.

— Генри здесь работает с незапамятных времен, — сообщила она. — Вы, вероятно, видели, как он разносит чай, когда вошли.

— Впечатляющая личность, — заметил Дэви. — Я обратил на него внимание.

— Не знаю, что бы мы делали без Генри, — произнесла мисс Горриндж с чувством. — Он просто восхитителен. Он задает тон в гостинице.

— Может быть, он и мне мог бы принести чаю, — подхватил старший инспектор Дэви. — У вас и оладьи подают, как я заметил. Я бы не прочь отведать хороших оладий.

— Само собой, если хотите, — несколько холодно отозвалась мисс Горриндж. — Заказать два чая для вас в холле? — Свой вопрос она обратила к инспектору Кэмпбеллу.

— Это было бы… — начал инспектор, но тут дверь распахнулась, и появился величественный мистер Хамфрис.

Он выглядел слегка обескураженным и вопросительно взглянул на мисс Горриндж. Та объяснила:

— Эти два джентльмена из Скотленд-Ярда, мистер Хамфрис.

— Инспектор Кэмпбелл, — представился инспектор.

— Ах да! Да, конечно! — воскликнул мистер Хамфрис. — Это в связи с каноником Пеннифезером, полагаю? Очень странное происшествие. Надеюсь, ничего страшного с этим беднягой не случилось.

— Я тоже, — подхватила мисс Горриндж. — Такой милый старичок.

— Да, представитель старой школы, — одобрительно произнес мистер Хамфрис.

— Мне кажется, старая школа у вас представлена неплохо, — заметил старший инспектор Дэви.

— Полагаю, что да, — кивнул мистер Хамфрис. — Да, во многих отношениях мы островок прошлого.

— У нас много постоянных клиентов, — заявила не без гордости мисс Горриндж. — Одни и те же люди приезжают к нам из года в год. У нас много американцев — из Бостона, Вашингтона. Очень тихие, милые люди.

— Им нравится наша английская атмосфера, — добавил мистер Хамфрис, обнажив в улыбке свои очень белые зубы.

Папаша задумчиво посмотрел на него.

Инспектор Кэмпбелл спросил:

— Вы абсолютно уверены, что от каноника не было никакого сообщения? Я имею в виду, может быть, кто-то получил его, но забыл записать или передать.

— Все телефонные сообщения тщательно записываются, — произнесла мисс Горриндж ледяным тоном. — Не представляю себе, чтобы сообщение не было передано непосредственно мне или соответствующему дежурному. — Она бросила на инспектора гневный взгляд, и Кэмпбелл сразу сник.

— По правде говоря, мы уже отвечали на все эти вопросы, — сказал мистер Хамфрис, также не без холодности в голосе. — Всю возможную информацию мы сообщили вашему сержанту, не помню сейчас его фамилии.

Папаша слегка пошевелился и сказал неожиданно свойским тоном:

— Видите ли, все начинает выглядеть гораздо серьезнее. Кажется, здесь дело не просто в рассеянности. Вот почему, на мой взгляд, нам бы стоило поговорить с двумя постояльцами, которых вы, мисс Горриндж, упомянули, — с генералом Рэдли и мисс Марпл.

— Вы хотели бы, чтобы я вам устроил беседу с ними? — Мистер Хамфрис вовсе не обрадовался такой перспективе. — Генерал очень плохо слышит.

— Мне кажется, не стоит делать из этого ничего официального, — сказал старший инспектор Дэви. — Мы не хотим тревожить людей. Вы можете спокойно положиться на нас. Просто укажите нам этих двоих. Есть возможность, что каноник Пеннифезер упомянул о каком-то своем плане или о каком-то человеке, которого он намерен встретить в Люцерне, или кто-то с ним должен был ехать в Люцерн. Во всяком случае, стоит попытаться.

На лице мистера Хамфриса отразилось явное облегчение.

— Больше ничем мы не можем вам помочь? — спросил он. — Я уверен, что вы понимаете нашу готовность пойти вам навстречу по мере наших сил, только мы хотели бы, чтобы и вы поняли наше нежелание огласки в прессе.

— Вполне понимаем, — заверил его инспектор Кэмпбелл.

— А я, пожалуй, перекинусь словечком-другим с горничной, — сказал Папаша.

— Пожалуйста, если хотите. Но вряд ли ей есть что вам рассказать.

— Возможно, и так. Но вдруг появится какая-нибудь подробность, какая-то фраза, оброненная каноником, насчет письма или свидания. Никогда не знаешь, что может всплыть.

Мистер Хамфрис взглянул на часы.

— Она приступает к работе в шесть, — сообщил он. — Третий этаж. А я тем временем предлагаю вам выпить чаю.

— Прекрасно, — с готовностью согласился Папаша.

Они все вместе вышли из комнаты.

Мисс Горриндж сказала:

— Генерал Рэдли наверняка в курительной. Первая комната слева в этом коридоре. Он, скорее всего, сидит сейчас перед камином и читает «Таймс». — Она добавила негромко: — Может быть, он спит. Вы уверены, что не хотите, чтобы я…

— Нет, нет, я сам, — заверил ее Папаша. — А как насчет этой старушки?

— Она сидит вон там, у камина, — показала мисс Горриндж.

— Та, с пушистыми седыми волосами, что вяжет? — спросил Папаша, взглянув в ту сторону. — Ей бы на сцену — образцовая всеобщая престарелая тетушка, согласны?

— Престарелые тетушки теперь иные, — сказала мисс Горриндж, — впрочем, как и бабушки и прабабушки, если уж на то пошло. Вчера у нас появилась маркиза Барлоу. Она уже прабабушка. Честно говоря, я ее не узнала. Только что из Парижа. Лицо — бело-розовая маска, платиновая блондинка, и полагаю, что фигура у нее тоже искусственная, но выглядит потрясающе.

— Я, по правде говоря, предпочитаю старомодных. Спасибо, мэм. — Он повернулся к Кэмп-беллу: — Я займусь этим, ладно, сэр? Я знаю, что у вас серьезная встреча.

— Да, да, отлично, — сказал Кэмпбелл, подыгрывая. — Вряд ли что-нибудь из этого получится, но стоит попробовать.

Мистер Хамфрис направился к своему укромному уголку и окликнул на ходу:

— Мисс Горриндж, на минутку, пожалуйста.

Мисс Горриндж последовала за ним, прикрыв за собой дверь.

Хамфрис шагал взад-вперед по комнате. Он резко обратился к ней:

— Зачем им понадобилась Роза? Уоделл уже задал все необходимые вопросы.

— Видимо, у них такой порядок, — с сомнением в голосе ответила мисс Горриндж.

— Сначала вам самой стоит с ней поговорить.

Мисс Горриндж взглянула на него немного растерянно:

— Но уж конечно, инспектор Кэмпбелл…

— Да вовсе не Кэмпбелл меня беспокоит, а тот, второй. Вы знаете, кто он?

— Не помню, чтобы он назвался. Какой-нибудь сержант? Ведет себя как шут гороховый.

— Какой там, к черту, шут! — рявкнул Хамфрис отнюдь не галантно. — Это старший инспектор Дэви — старая лиса, каких мало. В Скотленд-Ярде его очень высоко ценят. Хотел бы я знать, что он здесь вынюхивает, прикидываясь простачком. Не нравится мне это.

— Но не думаете же вы…

— Не знаю, что и думать. Но знаю одно — мне все это не нравится. Он не сказал, хочет ли с кем-нибудь поговорить, кроме Розы?

— Кажется, он хочет поговорить и с Генри.

Мистер Хамфрис рассмеялся. Мисс Горриндж тоже.

— Да уж конечно.

— А как насчет постояльцев, знавших Пеннифезера?

Мистер Хамфрис снова рассмеялся:

— Желаю ему получить удовольствие от старины Рэдли. Ему придется орать на весь дом, чтобы в результате так ничего и не добиться. Пусть его развлекается с Рэдли и этой забавной старой клушей, мисс Марпл. Но все равно, не по вкусу мне это… Нечего им совать сюда нос…

Глава 14

— Знаешь что, — задумчиво произнес старший инспектор Дэви, — не нравится мне этот тип Хамфрис.

— Думаете, здесь что-то не так? — спросил Кэмпбелл.

— Ну-у, — виновато протянул Папаша, — бывает, чувствуешь что-то непонятное. Скользкий он какой-то. Любопытно, он владелец или только управляющий?

— Могу его спросить. — Кэмпбелл шагнул к стойке.

— Нет, спрашивать не надо, — остановил его Папаша. — Просто выведай поосторожней.

Кэмпбелл бросил на него испытующий взгляд:

— Что у вас на уме, сэр?

— Ничего конкретного, — сказал Папаша. — Я просто думаю, что мне следует получить побольше информации об этом местечке. Хотелось бы знать, кто за этим стоит, каков их финансовый статус. И так далее.

Кэмпбелл покачал головой:

— Я бы сказал, что если и есть в Лондоне место вне подозрений…

— Знаю, знаю, — перебил его Папаша. — Очень удобно иметь такую репутацию!

Кэмпбелл снова покачал головой и ушел. Папаша направился по коридору в курительную комнату. Генерал Рэдли как раз пробуждался от сна. «Таймс» соскользнула с его колен и рассыпалась по полу. Папаша поднял газету, сложил страницы и подал генералу.

— Спасибо, сэр. Вы очень любезны.

— Генерал Рэдли?

— Да.

— Извините меня, — сказал Папаша, повысив голос, — но мне хотелось бы поговорить с вами о канонике Пеннифезере.

— А? Что вы сказали? — Генерал поднес к уху руку.

— Каноник Пеннифезер! — заорал Папаша.

— Мой отец? Умер много лет назад.

— Каноник Пен-ни-фе-зер!

— А-а-а. И что с ним? Видел его тут на днях. Он здесь жил.

— Он хотел оставить мне один адрес. Сказал, что передаст через вас.

Это донести до генерала было сложнее, но в конце концов он справился:

— Никакого адреса он мне не оставлял. Наверное, спутал меня с кем-нибудь. У старого дурня вечно каша в голове. Этакий ученый червь, знаете ли. Они все рассеянные.

Папаша попытался еще чего-нибудь добиться, но вскоре понял, что от разговора с генералом Рэдли толку нет. Он ушел и уселся за стол рядом с тем, за которым сидела мисс Марпл.

— Чаю, сэр?

Папаша поднял голову. Впечатление было сильным, как и у всякого, кто видел Генри впервые. Хотя он был мужчиной корпулентным, Генри появлялся и исчезал незаметно, как Ариэль, но только в телесном воплощении. Папаша заказал чай.

— Мне показалось, что у вас здесь подают оладьи? — спросил он.

Генри снисходительно улыбнулся:

— Да, сэр. И отличные, если позволите. Всем нравятся. Так вам подать оладьи, сэр? Чай индийский или китайский?

— Индийский, — попросил Папаша. — Или, пожалуй, цейлонский, если есть.

— Конечно, у нас есть цейлонский, сэр.

Генри сделал едва заметное движение пальцем, и бледный молодой человек отправился за цейлонским чаем и оладьями. Генри элегантно удалился.

«Да, ты не прост, не прост, — подумал Папаша. — Интересно, где они тебя отыскали и сколько тебе платят. Немало, думаю, и ты того стоишь». Он проследил, как Генри по-отечески склонился над пожилой дамой. Папаше было любопытно, что о нем думает Генри, если думает о нем вообще. Самому ему казалось, что он неплохо вписывается в атмосферу отеля «Бертрам». Он мог сойти, например, за преуспевающего владельца фермы, а то и за пэра Англии, внешне похожего на букмекера. Папаша знавал двух пэров, которые выглядели именно так. В общем, он считал, что не вызывает подозрений, хотя, разумеется, Генри провести очень непросто. «Да, ты не прост, не прост», — снова подумал он.

Ему принесли чай и оладьи. Папаша откусил изрядный кусок, и масло потекло по подбородку. Он вытер его большим носовым платком. Выпил две чашки очень сладкого чая. Затем наклонился к старой даме, которая расположилась в кресле по соседству.

— Простите, — заговорил он, — ведь вы мисс Джейн Марпл, не так ли?

Мисс Марпл перевела взгляд с вязанья на старшего инспектора Дэви.

— Да, — ответила она. — Я мисс Марпл.

— Надеюсь, вы не против того, чтобы поговорить со мной. Я, видите ли, из полиции.

— Вот как? Надеюсь, здесь не случилось ничего серьезного?

Папаша постарался успокоить ее самым отеческим тоном:

— Нет, не беспокойтесь, мисс Марпл. Я совсем по другому поводу. Здесь не было никакого грабежа или чего-нибудь подобного. Просто некоторые сложности, возникшие из-за рассеянного священника, вот и все. Кажется, это ваш знакомый, каноник Пеннифезер.

— О, каноник Пеннифезер! Он здесь был на днях. Да, мы с ним знакомы вот уже много лет. Как вы правильно заметили, он и в самом деле страшно рассеян. И что он натворил на этот раз?

— Видите ли, он, так сказать, потерялся.

— О боже! А где он должен быть?

— У себя дома в Катедрал-Клоуз, — ответил Папаша. — Но его там нет.

— Он говорил мне, — сказала мисс Марпл, — что собирается на конференцию в Люцерн. Что-то связанное со свитками Мертвого моря, мне помнится. Он большой знаток древнееврейского и арамейского языков.

— Да, — подтвердил Папаша, — вы совершенно правы. Именно туда он и должен был отправиться.

— Вы хотите сказать, что он там не появился?

— Нет, не появился.

— Ах вот оно как, — заметила мисс Марпл. — Он наверняка перепутал дату.

— Очень может быть, очень может быть.

— Боюсь, — продолжала мисс Марпл, — что это с ним случается не впервые. Однажды я была приглашена к нему на чай, а его не оказалось дома. Экономка рассказала мне, какой он рассеянный.

— Он ничего не говорил вам, пока был здесь, ничего такого, что бы могло послужить для нас ключом? — спросил Папаша просто и доверительно. — Я имею в виду, не упоминал ли он, что встретил какого-нибудь старого приятеля, не говорил ли насчет своих планов, кроме поездки в Люцерн?

— О нет, он просто упомянул Люцерн и конференцию. И называл девятнадцатое число. Это верно?

— Да, это дата люцернской конференции.

— Я не обратила особого внимания на число. То есть… — Как большинство пожилых леди, мисс Марпл начала домысливать: — Мне кажется, он назвал девятнадцатое, но на самом деле, говоря о девятнадцатом, мог иметь в виду двадцатое. То есть он мог думать, что двадцатое — это девятнадцатое или, наоборот, что девятнадцатое — это двадцатое.

— Вот как, — только и выговорил Папаша, несколько ошеломленный.

— Я плохо это сформулировала, — улыбнулась мисс Марпл, — но я хотела сказать, что с людьми вроде Пеннифезера бывает так: если они говорят, что едут куда-то в четверг, то вполне вероятно, что они не имеют в виду четверг, а подразумевают среду или пятницу. Обычно это обнаруживается вовремя, но иногда и нет. Мне показалось, что произошло нечто в этом роде.

Папаша посмотрел на нее слегка озадаченно:

— Вы так говорите, как будто вам уже было известно, мисс Марпл, что каноник Пеннифезер не поехал в Люцерн.

— Я знала, что в четверг он в Люцерне не был, — сказала мисс Марпл. — Он весь день провел здесь, большую часть дня во всяком случае. Вот почему я подумала, что, хотя он сказал мне про четверг, он мог иметь в виду пятницу. Он точно уехал отсюда в четверг вечером.

— Совершенно справедливо.

— Я поняла тогда, что он едет в аэропорт. Вот почему я удивилась, когда увидела, что он вернулся.

— Простите, как это «вернулся»?

— Именно так, как я и сказала, — вернулся.

— Погодите-ка, — всполошился Папаша, стараясь тем не менее говорить самым небрежным тоном, а не так, будто это чрезвычайно важно. — Вы видели этого старого дура… то есть вы видели, как каноник уезжает, как вы полагали, в аэропорт с маленькой сумкой довольно рано вечером. Это верно?

— Да. Приблизительно в половине седьмого, может, даже без четверти семь.

— Но вы сказали, что он вернулся.

— Вероятно, он опоздал на самолет и вернулся в гостиницу по этой причине.

— Когда он вернулся?

— Я точно не знаю. Я не видела, как он возвращался.

— Ох, — выдохнул ошарашенный Папаша. — Мне показалось, вы говорили, что видели его.

— Да, я и вправду видела его позже, — пояснила мисс Марпл. — Я имела в виду, что не заметила, как он входил в гостиницу.

— Вы видели его позже? Когда?

Мисс Марпл задумалась.

— Постойте. Было часа три ночи. Мне не спалось. Что-то меня разбудило. Какой-то звук. В Лондоне столько странных звуков. Я взглянула на свои часики: было десять минут четвертого. Почему-то, не знаю точно почему, мне стало не по себе. Может быть, из-за шагов за дверью. Видите ли, когда живешь в сельской местности, слышать посреди ночи шаги за дверью как-то неприятно. Поэтому я приоткрыла дверь и выглянула. И как раз в это время каноник Пеннифезер выходил из своего номера — это рядом с моим. Он стал спускаться по лестнице. Он был в пальто.

— Каноник вышел из номера и стал спускаться вниз в пальто в четвертом часу ночи?

— Да, — сказала мисс Марпл и добавила: — Мне это показалось очень странным.

Папаша воззрился на нее:

— Мисс Марпл, почему вы никому об этом не сказали?

— Но меня никто не спрашивал, — ответила она просто.

Глава 15

Папаша набрал в грудь воздуха.

— Да, — сказал он. — Да, разумеется, никто вас об этом не спросил. Как все просто.

Он снова погрузился в молчание.

— Вы полагаете, с ним что-то случилось?

— Да уж больше недели прошло, — пожал плечами Папаша. — С ним не произошел удар, и он не упал на улице. Его нет в больницах среди жертв дорожных происшествий. Так где же он? О его исчезновении сообщила пресса, но никаких сведений ни от кого не поступило.

— Может, на сообщение не обратили внимания. Я, например, его не читала.

— Похоже на то… в самом деле похоже на то… — Папаша следовал собственному течению мысли. — Похоже, что он намеренно исчез. Уйти вот так посреди ночи… Вы вполне в этом уверены? Вам не приснилось?

— Я совершенно уверена, — твердо ответила мисс Марпл.

Папаша встал.

— Пойду-ка я поговорю с этой горничной, — сказал он.

Папаша нашел Розу Шелдон на дежурстве и с удовольствием отметил ее приятную наружность.

— Простите, что приходится вас беспокоить, — сказал он. — Я знаю, что вы уже встречались с нашим сержантом. Но речь идет об исчезнувшем джентльмене, канонике Пеннифезере.

— О да, сэр. Очень приятный джентльмен. Он часто у нас останавливается.

— Рассеянный, — добавил Папаша.

Роза Шелдон позволила себе едва заметную усмешку, скрытую за маской почтения.

— Так, сейчас посмотрим, — сказал Папаша, делая вид, что читает записи. — Последний раз вы видели каноника Пеннифезера…

— В четверг утром, сэр. В четверг, девятнадцатого. Он сказал мне, что в эту ночь не вернется и даже, возможно, в следующую. Он собирался вроде бы в Женеву. Или, во всяком случае, куда-то в Швейцарию. Он дал мне две рубашки в стирку, и я ему сказала, что они будут готовы к утру следующего дня.

— И после этого вы его не видели?

— Нет, сэр. Я во второй половине дня не работаю. Я снова прихожу в шесть часов. Но к этому времени он, должно быть, уже уехал или был где-то внизу. Не в номере. Он оставил два чемодана.

— Это так, — сказал Папаша; содержимое чемоданов было просмотрено, но это ничего не дало. Он продолжал: — Вы к нему зашли на следующее утро?

— Зашла? Да нет же — он ведь уехал.

— А что вы обычно делали? Приносили ему утренний чай? Завтрак?

— Утренний чай, сэр. Завтракал он всегда внизу.

— Значит, весь следующий день вы к нему в номер не заходили?

— Нет, заходила, сэр. — Роза казалась уязвленной. — Я, как обычно, зашла к нему. Принесла ему рубашки, во-первых, и, конечно же, вытерла пыль. Мы каждый день прибираем в номерах.

— Постель была смята?

Она устремила на него пристальный взгляд и отрицательно покачала головой:

— Постель, сэр? О нет.

— А как насчет ванной?

— Там было влажное ручное полотенце, сэр, которым пользовались, как мне кажется, накануне вечером. Он, наверное, перед отъездом помыл руки.

— И ничто не указывало на то, что он возвращался в номер совсем поздно — после полуночи?

Она посмотрела на него озадаченно. Папаша открыл было рот, но тут же закрыл его. Или Роза ничего не знает о возвращении каноника, или она очень хорошая актриса.

— А как насчет его одежды — костюмов? Они были уложены в чемоданы?

— Нет, сэр, они висели в шкафах. Он же оставлял номер за собой, понимаете, сэр.

— А кто их потом укладывал?

— Мисс Горриндж распорядилась, сэр. Когда номер потребовался для одной леди, которая приехала.

Очень искреннее и четкое изложение. Но если эта старая дама права, заявляя, что видела, как каноник уходил из номера в три часа ночи, значит, он в какое-то время должен был вернуться туда. Никто не видел, как он вошел в отель. Неужели он по неведомой причине не хотел, чтобы его заметили? И не оставил в номере никаких следов. Он даже не прилег на кровать. А что, если мисс Марпл все это лишь приснилось? В ее возрасте это вполне допустимо. Вдруг его осенило.

— А как насчет его дорожной сумки?

— Простите, сэр?

— Небольшая сумка, темно-синяя. Не может быть, чтобы вы ее не видели.

— Ах эта, сэр. Но он же забрал ее с собой за границу.

— Но он же не уехал за границу. Он ведь так и не улетел в Швейцарию. Так что он должен был ее оставить. Или он вернулся и оставил ее вместе с остальными вещами?

— Да, да… думаю… я не очень уверена… наверное, он так и сделал.

В мозгу Папаши пронеслась неожиданная и незваная мысль: «По поводу этого они тебя не проинструктировали?»

Роза Шелдон до сих пор была спокойна и уверенна. Но этот вопрос выбил ее из колеи. Она не знала правильного ответа на него. А ей следовало знать.

Каноник взял сумку в аэропорт, его не пустили в самолет. Если он вернулся в «Бертрам», сумка была при нем. Но мисс Марпл не упомянула ее, когда описывала, как каноник вышел из номера и спускался по лестнице.

Соответственно, она должна была остаться в номере, но ее не было в камере хранения вместе с остальными вещами. Почему? Потому что предполагалось, что он улетел в Швейцарию?

Он любезно поблагодарил Розу и снова спустился вниз.

Каноник Пеннифезер! Какая-то загадочная личность этот каноник Пеннифезер. Столько говорил о поездке в Швейцарию, все напутал так, что ни в какую Швейцарию не поехал, вернулся в гостиницу настолько незаметно, что никто его не видел, снова ушел глубокой ночью. (Ушел куда? Ушел зачем?)

Можно ли все это объяснить одной рассеянностью?

Если нет, то что же затеял этот каноник Пеннифезер? И что еще важнее — где он?

Стоя на лестнице, Папаша обвел придирчивым взглядом посетителей в вестибюле, решая для себя, действительно ли все они те, за кого себя выдают. Он уже дошел до таких мыслей. Пожилые люди, люди среднего возраста (совсем молодых там не было) — милая старомодная публика, все народ состоятельный, крайне респектабельный. Военные, юристы, священнослужители; американская супружеская пара у дверей, семья французов у камина. Никаких разряженных, вульгарных, неуместных личностей. Большинство наслаждается чаепитием по-английски. Неужели что-нибудь может быть неладно в отеле, где подается традиционный английский чай на старинный манер?

Француз обратился к жене с замечанием, которое пришлось как раз кстати.

— Файв-о-клок, — сказал он. — Как это по-английски, не правда ли?[195] — Он одобрительно огляделся.

«Файв-о-клок, — подумал Папаша, выходя на улицу. — Этот чудак не знает, что файв-о-клок уже давно мертв, вроде птицы додо!»[196]

На улице грузили в такси огромные американские чемоданы-гардеробы. Оказалось, что мистер и миссис Элмер Кэбот отправляются в отель «Вандом» в Париже.

Рядом с Папашей, у края тротуара, миссис Элмер Кэбот развивала перед мужем свои взгляды:

— Пендлбери были совершенно правы насчет этой гостиницы, Элмер. Это действительно старая Англия. Такой прекрасный эдвардианский стиль. У меня все время было чувство, что сам Эдуард Седьмой может в любую минуту войти и выпить чашечку чаю. Нам нужно непременно снова приехать сюда на будущий год, непременно.

— Если у нас найдется лишний миллион долларов, — суховато ответил муж.

— Ну, Элмер, ведь это на самом деле не так дорого.

Вещи погрузили, высокого роста швейцар помог Кэботам сесть в такси, пробормотав: «Спасибо, сэр», когда мистер Кэбот сделал соответствующий жест. Такси отъехало, и швейцар переключил внимание на Папашу:

— Такси, сэр?

Папаша взглянул на него.

Выше шести футов ростом. Красивый парень. Немного потрепанный. Был в армии. Масса медалей — возможно, настоящих. Немного жуликоватый? Много пьет.

Вслух Папаша сказал:

— Служил?

— Да, сэр. Ирландская гвардия.

— Военная медаль, насколько я могу судить? Где ты ее получил?

— В Бирме.

— Как зовут?

— Майкл Горман. Сержант.

— Здесь хорошо работать?

— Тихое местечко.

— А в «Хилтоне» не лучше?

— Не хочу туда. Здесь мне нравится. Приятная публика, причем много любителей скачек — приезжают ради Аскота и Ньюбери. Время от времени дают хорошие советы.

— А-а, так вон оно что: ирландец, да еще игрок!

— Ха! Что за жизнь без игры?

— Да, жизнь мирная и скучная, — заметил старший инспектор Дэви. — Вроде моей.

— Серьезно, сэр?

— Ты можешь отгадать мою профессию?

Ирландец широко улыбнулся:

— Не обижайтесь, сэр, но если позволите мне высказать догадку, то вы коп.

— Попал с первого раза, — сказал старший инспектор Дэви. — Слушай, ты помнишь каноника Пеннифезера?

— Каноник Пеннифезер? Имя мне мало что говорит, признаться.

— Пожилой священник.

— Да здесь этих попов как горошин в стручке.

— А этот исчез.

— Ах этот! — Швейцар несколько смутился.

— Ты его знал?

— Я бы его не вспомнил, если бы меня о нем не расспрашивали. Я только и знаю, что посадил его в такси и отправил в клуб «Атенеум». Видел его в последний раз. Кто-то мне говорил, что он отправился в Швейцарию, но еще говорят, что он туда так и не добрался. Потерялся, что ли.

— А позже в тот день ты его не видел?

— Позже? Нет, не видел.

— В какое время ты сменяешься?

— В одиннадцать тридцать.

Старший инспектор Дэви кивнул, отказался от такси и направился в клуб «Атенеум». Мимо него у самой обочины с ревом пронеслась машина и, заскрипев тормозами, остановилась у отеля «Бертрам». Старший инспектор Дэви тут же обернулся и отметил номер: FAN-2266. Что-то знакомое было в этом номере, хотя в тот момент он не смог уловить что.

Он не спеша вернулся назад. Едва он достиг входа, как водитель машины, который за несколько секунд до этого прошел в дверь, снова вышел. Они с машиной подходили друг другу. Машина была гоночной — белая, обтекаемая, блестящая. У молодого человека на красивом лице было то же выражение нетерпеливой гончей, а на теле его не было ни грамма лишней плоти.

Швейцар придержал дверцу машины, молодой человек вскочил в нее, бросил швейцару монету и унесся, реванув мощным мотором.

— Вы знаете, кто это? — спросил Майкл Горман у Папаши.

— Во всяком случае, опасный водитель.

— Ладислав Малиновский. Он выиграл «Гран-при» два года назад — был чемпионом мира. В прошлом году разбился. Но говорят, он снова в порядке.

— Не хотите ли вы сказать, что и он живет в «Бертраме»? Вот уж никогда бы не подумал.

— Он здесь не живет, нет. Просто тут его… подружка. — Швейцар подмигнул.

Вышел посыльный в полосатом фартуке с новой партией роскошного американского багажа.

Папаша рассеянно постоял, наблюдая, как багаж укладывают в наемный «Даймлер», и пытаясь припомнить все, что ему известно о Ладиславе Малиновском. Сорвиголова, связан, по слухам, с какой-то известной дамой — как же ее? Не отводя глаз от дорогого гардероба на колесиках, он уже собирался уйти, как вдруг изменил намерение и снова вошел в отель.

Он направился к стойке и попросил у мисс Горриндж журнал регистрации. Мисс Горриндж была занята отъезжающими американцами и подтолкнула журнал к нему по стойке. Он перелистал страницы. Леди Селина Хейзи, мистер и миссис Хеннесси Кинг, сэр Джон Вудсток, леди Седжвик, мистер и миссис Элмер Кэбот, мистер и миссис Вулмер Пикингтон, графиня Бовиль, мисс Джейн Марпл, полковник Ласкомб, миссис Карпентер, достопочтенная Эльвира Блейк, каноник Пеннифезер, миссис Холдинг, мисс Холдинг, мисс Одри Холдинг, мистер и миссис Райсвил, герцог Барнстейбл.

Поперечный срез прослойки людей, что останавливаются в «Бертраме». В этом есть, подумал Папаша, какая-то закономерность…

Когда он закрывал журнал, ему попалась на глаза на одной из предыдущих страниц одна фамилия. Сэр Уильям Ладгроув.

Судья Ладгроув, которого узнал офицер полиции на месте ограбления банка. Судья Ладгроув и каноник Пеннифезер — оба постояльцы отеля «Бертрам»…

— Надеюсь, вам понравился чай, сэр?

Рядом с ним стоял Генри. Он говорил почтительно, с легким оттенком тревоги гостеприимного хозяина в голосе.

— Уже много лет не пил такого превосходного чая, — ответил старший инспектор Дэви.

Он вспомнил, что еще не расплатился. Попытался сделать это, но Генри протестующе поднял руку:

— О нет, сэр. Я понял, что вас угощает гостиница. Это распоряжение мистера Хамфриса.

Генри отошел. Папаша стоял, раздумывая, не следует ли ему дать Генри на чай. Было неприятно осознавать, что Генри лучше его знает ответ на этот вопрос светского этикета.

Шагая по улице, он вдруг резко остановился. Вытащил записную книжку и записал фамилию и адрес — не стоило терять времени. Он вошел в телефонную будку. Придется ему встрять в это дело. Чего бы ему это ни стоило, он будет действовать так, как подсказывает интуиция.

Глава 16

Что беспокоило каноника Пеннифезера — так это гардероб. Он стал беспокоить его еще до полного пробуждения. Потом он забыл о нем и опять погрузился в сон. Но когда глаза его снова открылись, гардероб опять оказался не на месте. Каноник лежал на левом боку лицом к окну, и гардероб должен был стоять между ним и окном у левой стены. Но нет. Он стоит у правой. И это тревожно. Настолько, что каноник ощущает усталость. Он и так чувствует сильную головную боль, да еще этот гардероб не на своем месте. И тут глаза его снова закрылись.

Когда он снова проснулся, в комнате было светлее. Но это был еще не дневной свет, а лишь слабый проблеск занимающегося дня. «Боже мой, — сказал сам себе каноник Пеннифезер, внезапно решив проблему гардероба. — Как же я глуп! Ведь я не дома».

Он осторожно пошевелился. Нет, это не его постель. Он не дома. Он находится — где же это он? Ах да, конечно. Он ведь отправился в Лондон, так? И он в отеле «Бертрам». Нет, он не в отеле «Бертрам», потому что там его кровать была против окна.

— Господи, да где же это я? — спросил вслух каноник Пеннифезер.

Потом он вспомнил, что направлялся в Люцерн. «Ну да, — сказал он себе, — я в Люцерне». Он стал думать о докладе, который ему предстоит прочитать. Но думал он о нем недолго. Обдумывание доклада вызвало новый приступ головной боли, и он опять погрузился в сон.

Когда он еще раз проснулся, голова оказалась свежее. В комнате было гораздо больше света. Он не дома, он не в отеле «Бертрам», он совершенно уверен, что находится не в Люцерне. И это совершенно не похоже на гостиничный номер. Он стал рассматривать комнату с пристрастием. Комната совершенно незнакомая, скудно обставленная. В ней есть буфет, который он сначала принял за гардероб, и окно с цветными занавесками, через которое проникает свет. А еще стол, стул и комод — вот и вся обстановка.

— Господи боже мой! — пробормотал каноник Пеннифезер. — До чего же все это странно. Где же я?

Он вознамерился было встать, чтобы все обследовать, но, как только он сел, головная боль возобновилась, и ему пришлось прилечь.

— Наверное, я заболел, — решил каноник Пеннифезер. — Да, я был, без сомнения, болен. — Он задумался на минуту-другую, затем продолжал все так же негромко бормотать: — По-видимому, я и до сих пор нездоров. Возможно, это грипп? Говорят, что грипп внезапно валит с ног. Возможно, грипп начался во время ужина в «Атенеуме». Да, так оно и есть. — Так он вспомнил, что ужинал в «Атенеуме».

В доме послышалось какое-то движение. Может, его положили в больницу? Но нет, на больницу это не похоже. Теперь, когда стало достаточно светло, можно сказать, что помещение похоже на бедно обставленную маленькую спальню. Но вот откуда-то снизу донесся голос:

— До свидания, мои крошки. На ужин будут сосиски с пюре.

Каноник Пеннифезер обдумывал услышанное. Сосиски с пюре — что-то в этом было заманчивое.

— Кажется, — произнес он вслух, — я проголодался.

Дверь отворилась. Вошла пожилая женщина, направилась к окну и, слегка раздвинув занавески, повернулась к кровати.

— О, вы уже проснулись, — сказала она. — Как вы себя чувствуете?

— По правде говоря, — ответил каноник Пеннифезер довольно слабым голосом, — не слишком хорошо.

— Оно и понятно. Вы были в таком плохом состоянии. Что-то вас сильно ударило, говорит доктор. Эти сумасшедшие водители! И даже не остановятся, когда собьют человека.

— Это что же? Меня сбил автомобиль? — спросил каноник Пеннифезер.

— Именно так, — кивнула женщина. — Нашли мы вас у обочины, когда возвращались домой. Сначала приняли за пьяного. — При воспоминании об этом она рассмеялась. — Потом муженек мой сказал, что лучше взглянуть. А вдруг это несчастный случай, говорит. Никаким вином и не пахло. Но не было ни крови, ничего такого. И все равно вы там как бревно лежали. Ну, муженек и говорит: «Не можем же мы бросить его тут». И притащил вас сюда. Ясно?

— А-а, — слабо откликнулся каноник Пеннифезер, сломленный всеми этими открытиями. — Добрый самаритянин!

— Муж как увидел, что вы священник, сразу сказал: это, мол, уважаемый человек. И еще он решил, что полиции лучше не сообщать. Может, священнику такое и не понравится. Вдруг вы все-таки выпивши, хоть и не пахнет. И тут нас осенило позвать доктора Стоукса, чтобы посмотрел. Мы его все равно доктором кличем, хоть его и вычеркнули[197]. Он славный человек, хоть и обозлился малость, что его вычеркнули. Он только по доброте своей и помогал всем этим беспутным девицам — куда же им деваться? Доктор он хороший, мы его и позвали на вас взглянуть. Он нам сказал, что ничего такого страшного с вами нет, только легкое сотрясение. И что мы должны вас положить и вы должны лежать тихо и не двигаться и в темноте. Имейте в виду, говорит, что я ничего не утверждаю официально. Мне, говорит, не дозволено ни прописывать, ни советовать ничего. Вам, говорит, следует заявить в полицию, но если не хотите, то и ни к чему. Дайте бедному старику шанс, говорит. Вы уж простите, если я что не так сказала. Он у нас на слова грубоватый, этот доктор. Ну ладно, так как насчет супчику или поджаренного хлебца с молочком?

— Буду рад тому и другому, — произнес каноник Пеннифезер слабым голосом.

Он откинулся на подушки. Несчастный случай? Так вот в чем дело. Его сбили, а он ничего не помнит! Через несколько минут добрая женщина вернулась с подносом, на котором дымилась мисочка.

— Это вас сразу приободрит, — сказала она. — Я бы добавила капельку виски или бренди, но доктор не велел, ничего такого вам нельзя.

— Конечно, нет, — согласился Пеннифезер. — При сотрясении мозга алкоголь не рекомендуется.

— Я еще одну подушечку вам под спинку подложу, ладно, милуша? Вот, так-то будет лучше, правда?

Каноник Пеннифезер был несколько удивлен обращением «милуша», но понимал, что это лишь по доброте сердечной.

— Ну, теперь все в порядке, — заключила женщина.

— В порядке-то в порядке, — сказал каноник Пеннифезер, — но только где я нахожусь? Что это за место?

— Милтон-Сент-Джон, — ответила женщина. — А вы что, не знали?

— Милтон-Сент-Джон? — повторил каноник Пеннифезер. — Впервые слышу.

— Ну, местечко наше, конечно, небольшое. Скорее деревушка.

— Вы очень добры ко мне, — сказал каноник. — Можно узнать ваше имя?

— Миссис Уилинг. Эмма Уилинг.

— Вы очень добры, — повторил каноник Пеннифезер. — Но что касается этого происшествия, я ничего не помню…

— Сперва, милуша, нужно оправиться, потом все вспомнится.

— Милтон-Сент-Джон, — удивленно произнес каноник. — Это название ничего мне не говорит. Как все это странно, однако!

Глава 17

Сэр Рональд Грейвс нарисовал в своем блокноте кота. Потом взглянул на мощную фигуру старшего инспектора Дэви, сидящего напротив, и нарисовал бульдога.

— Ладислав Малиновский? — сказал он. — Возможно. Улики есть?

— Нет. Но фигура подходящая.

— Сорвиголова. Никаких нервов. Выиграл мировой чемпионат. Около года назад сильно разбился. Падок до женщин. Сомнительные источники дохода. Широко тратит деньги и здесь и за границей. Все время ездит на континент и обратно. Вы хотите сказать, что именно он стоит за всеми этими ограблениями и нападениями, которые организованы с таким размахом?

— Не думаю, что это он все планирует. Но он, я думаю, один из них.

— Почему?

— Во-первых, он ездит на машине марки «Мерседес-Отто», гоночная модель. Машина, отвечающая этому описанию, была замечена у Бедхемптона в ночь ограбления почтового. Другой номер, но к этому нам не привыкать. И опять тот же трюк — и похоже, да не совсем. FAN-2299 вместо 2266. Не так уж много у нас подобных «Мерседесов». Один у леди Седжвик, другой у юного лорда Мерривейла.

— Так вы не думаете, что Малиновский всеми руководит?

— Нет, думаю, там мозги получше, чем у него. Но он в этом деле участвует. Я просмотрел все папки: возьмите хотя бы нападение на «Мидленд и Уэст Лондон банк». Три фургона случайно — прямо-таки случайно! — блокируют одну из улиц. И «Мерседес-Отто», который там был, спокойно уходит благодаря этому блокированию.

— Но его потом задержали.

— Да, и освободили подчистую. Поскольку люди, которые о нем сообщали, не были уверены в номере. Они говорили, что номер FAM-3366, а у Малиновского номер FAN-2266. Та же самая картина.

— И вы продолжаете настаивать на том, что тут есть связь с отелем «Бертрам»? Тут для вас кое-что насчет этого «Бертрама» раскопали…

Папаша похлопал себя по карману:

— Это у меня уже вот здесь. Компания зарегистрирована по всем правилам. Баланс… оплаченный капитал… директора… и так далее. Это ничего не значит! Все эти финансовые компании — просто куча змей, заглатывающих друг друга! Компании и холдинговые компании — просто голова идет кругом!

— Ну-ну, Папаша. Просто у них в Сити так принято. Приходится считаться с налогами.

— Что мне нужно, так это подлинная информация. Если вы мне подсобите, шеф, схожу-ка я повидаться кое с кем наверху.

Шеф внимательно посмотрел на него:

— Кого вы имеете в виду?

Папаша назвал имя.

Шеф помрачнел:

— Не знаю, вряд ли мы посмеем привлечь на помощь его.

— Но это здорово помогло бы нам.

Наступило молчание. Оба смотрели друг на друга. Папаша, с его могучей фигурой, выглядел спокойным и терпеливым. Шеф уступил.

— Вы, Фред, упрямый старый черт, — сказал он. — Пусть будет по-вашему. Попробуйте потрясти мудрые мозги.

— Он-то разберется, — сказал старший инспектор Дэви. — Он-то знает. А если и не знает, то ему стоит лишь кнопку нажать или сделать один звонок, чтобы узнать.

— Не уверен, что он обрадуется.

— Если и нет, много времени у него это не отнимет, — сказал Папаша. — Мне нужно иметь за спиной авторитетную поддержку.

— Вы это всерьез насчет гостиницы, насчет «Бертрама»? Но за что там зацепиться? Управляется отлично, постояльцы люди добропорядочные, респектабельные, никаких нарушений лицензионного порядка.

— Знаю, знаю. Ни алкоголя, ни наркотиков, ни азартных игр, ни приюта для преступников. Все чисто, как свежевыпавший снежок. Ни битников, ни жулья, ни малолетних преступников. Только викторианские или эдвардианские старушенции, провинциалы целыми семьями, туристы из Бостона и прочих респектабельных мест в Штатах. И тем не менее почтенный каноник уходит из гостиницы в три часа ночи и при этом ведет себя как-то странно.

— А кто это видел?

— Одна старая леди.

— Как она могла его увидеть? Почему не спала в своей постели в такой час?

— У старых леди такое бывает, сэр.

— Вы все об этом — как бишь его? — о канонике Пеннифезере?

— Именно так, сэр. У нас было сообщение о его исчезновении, и дело вел инспектор Кэмп-белл.

— Интересное совпадение: его имя только что упомянули в связи с ограблением почтового в Бедхемптоне.

— Серьезно? В какой связи?

— Еще одна старушенция, вернее, пожилая особа. Когда поезд остановили сигналом, которым эти типы манипулировали, многие пассажиры проснулись и выглянули в коридор. Эта женщина, проживающая в Чадминстере и знакомая с каноником Пеннифезером, сообщила, что видела, как он вошел в поезд через одну из дверей. Она подумала, что он выходил, чтобы узнать, в чем дело, а теперь возвращается. Мы собирались разработать этот эпизод, тем более что нас известили об исчезновении каноника.

— Постойте-ка — поезд остановили в 5.30 утра. Каноник Пеннифезер вышел из отеля «Бертрам» немного позже трех часов. Да, такое возможно. Если его доставили туда, скажем, на гоночном автомобиле…

— Так, вы снова насчет этого Ладислава Малиновского! — Шеф взглянул на рисунки в своем блокноте. — Ну и бульдог ты, Фред, — сказал он, позволив себе маленькую фамильярность в обращении.

Через полчаса старший инспектор Дэви входил в тихий и довольно скромный кабинет.

Могучего телосложения мужчина за письменным столом встал и протянул руку.

— Старший инспектор Дэви? Пожалуйста, садитесь, — предложил он. — Хотите сигару?

Старший инспектор Дэви отрицательно мотнул головой.

— Я должен извиниться, — начал он, — за то, что покушаюсь на ваше поистине драгоценное время.

Мистер Робинсон улыбнулся. Это был толстый и прекрасно одетый человек. Лицо его имело желтоватый оттенок, темные глаза были грустны, а рот большой и добродушный. Он часто улыбался, обнажая чрезвычайно крупные зубы. «Чтобы скорее съесть тебя», — совсем некстати вспомнил старший инспектор Дэви слова Волка из сказки о Красной Шапочке. Английский язык мистера Робинсона был безупречен и не имел акцента, и все же этот человек не был англичанином. Папаше хотелось бы, как и многим другим, узнать, к какой национальности принадлежал мистер Робинсон.

— Итак, чем могу служить?

— Я хотел бы выяснить, — сказал старший инспектор Дэви, — кому принадлежит отель «Бертрам»?

Выражение лица мистера Робинсона не изменилось. Он не выказал удивления, услышав это название, и не дал понять, что оно ему знакомо. Он только произнес раздумчиво:

— Вас интересует, кому принадлежит отель «Бертрам». Который, я полагаю, находится на Понд-стрит, рядом с Пикадилли.

— Совершенно верно, сэр.

— Мне самому доводилось там останавливаться. Тихое местечко. Все отлично налажено.

— Да, — сказал Папаша, — все там на редкость хорошо.

— И вы хотите знать, кому он принадлежит. Неужели это трудно узнать? — За его улыбкой крылась легкая ирония.

— Через официальные каналы, вы имеете в виду? О да.

Папаша вытащил из кармана небольшой листок бумаги и прочитал вслух три или четыре имени и адреса.

— Понятно, — сказал мистер Робинсон. — Кто-то сильно постарался. Любопытно. И вы пришли ко мне?

— Если кто и знает, так это вы, сэр.

— Как ни странно, я не знаю. Но, конечно, вы правы, я могу раздобыть кое-какую информацию. Нужно иметь… — Он пожал своими широкими жирными плечами. — Нужно иметь связи.

— Да, сэр, — согласился Папаша с самым бесстрастным видом.

Мистер Робинсон взглянул на него, затем снял трубку телефона у себя на столе.

— Соня? Свяжи меня с Карлосом. — Он подождал минуту-другую и снова заговорил: — Карлос? — и быстро произнес полдюжины фраз на незнакомом языке. Папаша даже не смог определить, что это за язык.

Папаша отлично владел британским вариантом французского. Он мог с грехом пополам объясниться на итальянском и мог догадаться, о чем говорят немецкие туристы. Он знал, как звучат испанский, русский и арабский, хотя понять ни слова не мог. Этот язык не был на них похож. Он мог лишь догадываться, что это турецкий, или фарси, или армянский, но тут уж он совершенно не был уверен. Мистер Робинсон положил трубку.

— Не думаю, — произнес он добродушно, — что нас заставят долго ждать. Мне это любопытно, знаете. Очень любопытно. Я иногда и сам задумывался…

Папаша бросил на него вопросительный взгляд.

— Насчет отеля «Бертрам», — пояснил мистер Робинсон. — С финансовой точки зрения, знаете ли. Непонятно, как они могут держаться на плаву. Но в конце концов, мне не было до этого дела. Ведь все-таки приятно… — Он передернул плечами. — Удобная гостиница с отлично вымуштрованным способным персоналом и хорошим обслуживанием… Да, иногда я задумывался. — Он взглянул на Папашу: — Вы знаете, как все это делается и для чего?

— Пока нет, но намерен выяснить.

— Существует несколько возможностей, — продолжил мистер Робинсон. — Это как в музыке. В октаве только определенное количество нот, а их можно сочетать в нескольких миллионах комбинаций. Мне как-то рассказывал один музыкант, что невозможно дважды создать одну и ту же мелодию. Крайне интересно.

На столе мягко зажужжал телефон, и Робинсон поднял трубку:

— Да? Быстро ты это вычислил. Я доволен. Понятно. Ах, Амстердам, вот как? Спасибо. Да. Как это пишется? Отлично.

Он быстро записал что-то в блокнот.

— Надеюсь, это будет вам полезно, — сказал он, отрывая листок и передавая через стол Папаше, который вслух прочел имя: Вильгельм Хоффман. — По национальности швейцарец, — сообщил мистер Робинсон. — Хотя родился он, скажу вам, не в Швейцарии. У него большие связи в банковских кругах, и, хотя он четко держится в рамках закона, он стоит за целым рядом, скажем, сомнительных дел. Он действует только на континенте, не здесь.

— Вот как.

— Но у него есть брат, — продолжал мистер Робинсон. — Роберт Хоффман. Живет в Лондоне, торгует бриллиантами, дело у него вполне респектабельное. Женат на голландке. Имеет контору в Амстердаме. Ваши знают о нем. Как я уже сказал, он в основном занимается бриллиантами, но он очень богат и имеет крупную собственность, обычно не записанную на его имя. Да, он стоит за массой предприятий. Они с братом и являются настоящими владельцами отеля «Бертрам».

— Спасибо, сэр. — Старший инспектор Дэви встал. — Не могу выразить, как я вам обязан. Это удивительно, — добавил он, позволив себе большее, чем обычно, проявление чувств.

— Что я это узнал? — спросил мистер Робинсон, выдав одну из своих самых широких улыбок. — Но это одна из моих специализаций — информация. Мне нравится знать. Ведь потому-то вы и пришли ко мне, разве не так?

— У нас, конечно, знают о вас, — сказал старший инспектор Дэви. — И во внутренней разведке, и в спецотделе и так далее. — Он добавил почти наивно: — Мне пришлось собраться с духом, чтобы обратиться к вам.

Мистер Робинсон снова улыбнулся.

— Я нахожу, что вы человек интересный, старший инспектор Дэви, — сказал он. — Желаю вам успеха во всех ваших начинаниях.

— Спасибо, сэр. Мне кажется, я в этом нуждаюсь. Кстати, как вы полагаете, эти два брата люди агрессивные?

— Разумеется, нет, — ответил мистер Робинсон. — Это шло бы вразрез с их политикой. Братья Хоффман не применяют насилия в своих деловых отношениях. У них на вооружении имеются методы более эффективные. Год от года, я бы сказал, они становятся все богаче, по крайней мере, так сообщает мой источник из банковских кругов Швейцарии.

— Полезное местечко Швейцария.

— Да, уж это точно. Что бы мы все без нее делали — ума не приложу! Такая высокая нравственность. Такое деловое чутье! Да, все мы, деловые люди, должны быть благодарны Швейцарии. Я лично, — заметил он, — придерживаюсь высокого мнения и об Амстердаме. — Он выразительно посмотрел на Дэви, потом снова улыбнулся.

Старший инспектор вышел.

Когда он вернулся на службу, его ждала записка:

«Каноник Пеннифезер обнаружен — жив, если и не совсем здоров. Вероятно, был сбит машиной у Милтон-Сент-Джона и получил сотрясение мозга».

Глава 18

Каноник Пеннифезер смотрел на старшего инспектора Дэви и на инспектора Кэмпбелла, а старший инспектор Дэви и инспектор Кэмпбелл смотрели на него. Каноник Пеннифезер был снова дома. Он восседал в просторном кресле в своей библиотеке, с подушкой под головой и ногами на пуфике, с пледом на коленях, что подчеркивало его положение больного.

— Боюсь, — говорил он вежливо, — что я просто не в состоянии что-нибудь припомнить.

— Вы не можете припомнить, как вас сбила машина?

— Боюсь, что нет.

— Тогда откуда вам известно, что вас сбила машина? — придирчиво спросил инспектор Кэмпбелл.

— Эта женщина, миссис… миссис Уилинг, кажется… сказала мне об этом.

— А она откуда знает?

Каноник Пеннифезер совсем растерялся:

— Боже мой, вы совершенно правы. Откуда ей, в самом деле, знать? Она, наверное, просто подумала, что так случилось.

— И вы сами не в состоянии вспомнить ничего? Как вы оказались в Милтон-Сент-Джоне?

— Не имею понятия, — ответил каноник Пеннифезер. — Даже название мне ничего не говорит.

Раздражение инспектора Кэмпбелла нарастало, но старший инспектор Дэви попросил спокойно и буднично:

— Просто расскажите нам о том, что вам запомнилось последним, сэр.

Каноник Пеннифезер повернулся к нему с облегчением. Жесткое недоверие инспектора Кэмпбелла приводило его в крайнее смущение.

— Я собирался на конгресс в Люцерн. Я поехал на такси в аэропорт, по крайней мере, на аэровокзал Кенсингтон.

— Так. А потом?

— Вот и все. Больше ничего не могу вспомнить. Потом я помню только гардероб.

— Что еще за гардероб? — спросил инспектор Кэмпбелл.

— Который был не на месте.

Инспектора Кэмпбелла так и подмывало углубиться в эту проблему гардероба «не на месте». Старший инспектор вмешался:

— Вы помните, сэр, как вы прибыли на аэровокзал?

— Думаю, да, — сказал каноник Пеннифезер с оттенком сомнения в голосе.

— И вы отправились в Люцерн, как положено?

— Разве? Я что-то ничего об этом не помню.

— А вы помните, как вернулись в отель «Бертрам» тем же вечером?

— Нет.

— Но вы помните отель «Бертрам»?

— Само собой. Я там жил. Очень удобный отель. Я оставил номер за собой.

— А вы помните, как ехали в поезде?

— В поезде? Нет, никакого поезда не помню.

— Этот поезд остановили и ограбили. Уж это-то, каноник Пеннифезер, вы должны бы помнить.

— Должен? — повторил каноник Пеннифезер. — Но как-то… — начал он извиняющимся тоном. — Нет, не помню. — Он перевел взгляд с одного полицейского на другого и слабо улыбнулся.

— Значит, вы утверждаете, что не помните ничего после того, как сели в такси и отправились на аэровокзал, и до тех пор, когда проснулись в доме Уилингов в Милтон-Сент-Джоне.

— Но в этом нет ничего необычного, — сказал каноник Пеннифезер. — Такое часто случается при сотрясении мозга.

— Когда вы очнулись, что, вы подумали, с вами произошло?

— У меня так болела голова, что я и думать толком не мог. Потом, конечно, я стал гадать, где я нахожусь, и миссис Уилинг все объяснила и принесла мне отличного супа. Называла меня «милушей», — произнес каноник Пеннифезер несколько неодобрительно. — Но она была очень добра. По-настоящему добра.

— Ей следовало сообщить о происшествии в полицию, вас поместили бы в больницу, и вы получили бы надлежащий уход, — сказал инспектор Кэмпбелл.

— Она очень хорошо за мной ухаживала, — горячо заступился за миссис Уилинг каноник Пеннифезер. — Насколько я знаю, в случае сотрясения мозга мало что можно сделать, кроме обеспечения пациенту покоя.

— Если бы вы могли вспомнить еще хоть что-нибудь, каноник Пеннифезер…

Каноник перебил его:

— Похоже, целых четыре дня выпали из моей жизни, — заметил он. — Это крайне любопытно. Даже очень любопытно. Мне бы так хотелось узнать, где я был и что делал. Доктор уверяет, что я все это могу вспомнить. Но с другой стороны, могу и не вспомнить. Может быть, я так и не узнаю, что со мной было в эти дни. — Веки его отяжелели. — Простите меня. Мне кажется, я сильно устал.

— Все, хватит на сегодня, — сказала миссис Макри, которая все время маячила в дверях, готовая вмешаться в случае необходимости. Она двинулась к ним. — Доктор велел, чтобы его не волновали, — заявила она решительно.

Полицейские поднялись и направились к двери. Миссис Макри проводила их через переднюю с видом добросовестного сторожевого пса. Каноник пробормотал что-то, и старший инспектор Дэви, который замыкал шествие, быстро обернулся:

— Что вы сказали?

Но глаза каноника были уже закрыты.

— Как вам кажется, что он сказал? — спросил Кэмпбелл, когда они вышли из дома, отклонив не слишком настойчивое предложение миссис Макри перекусить.

Папаша задумчиво ответил:

— Мне почудилось, он произнес: «Стены Иерихона».

— Что он мог иметь в виду?

— Что-нибудь из Библии, — предположил Папаша.

— Как вам кажется, мы когда-нибудь узнаем, — заговорил Кэмпбелл, — как этот старикан добрался от Кромвель-роуд до Милтон-Сент-Джон?

— Не похоже, что он нам в этом сможет помочь, — отозвался Дэви.

— Эта женщина, которая утверждает, что видела его в поезде, когда их остановили, она права? Неужели он может быть как-то замешан во всех этих ограблениях? Это кажется невероятным. Он производит впечатление абсолютно порядочного старикана. Разве можно заподозрить, что каноник Чадминстерского собора может впутаться в такие дела?

— Нет, — произнес Папаша задумчиво. — Нет. Точно так же, как невозможно представить себе, чтобы судья Ладгроув был замешан в ограблении банка.

Инспектор с любопытством взглянул на старшего офицера.

Вылазка в Чадминстер закончилась короткой и ничего не давшей беседой с доктором Стоуксом, который был агрессивен, груб и не желал сотрудничать.

— Я уже достаточно давно знаю Уилингов. Они, собственно, мои соседи. Подобрали старика на дороге. Не знали, то ли он напился до беспамятства, то ли болен. Попросили осмотреть его. Я им сказал, что он не пьян, что у него сотрясение мозга.

— И вы принялись его лечить?

— И не подумал. Я не лечил его, ничего ему не прописывал и не предписывал. Я не врач… был когда-то, но теперь — нет. Я им сказал, что они должны позвонить в полицию. А звонили они или нет, не знаю. Они немного туповаты, оба, но вообще-то люди добрые.

— Вы сами не сочли нужным позвонить в полицию?

— Нет, и не собирался. Повторяю, я уже не врач. Мне-то что. По-человечески я велел им влить ему виски в глотку, и пусть лежит тихо и спокойно до прихода полиции.

Он бросил на них недоброжелательный взгляд, и им пришлось поневоле прервать разговор и удалиться.

Глава 19

Мистер Хоффман был солидным мужчиной. Он казался вырезанным из цельного куска дерева, скорее всего тикового.

Лицо его было настолько лишено выражения, что поневоле хотелось спросить: неужели этот человек способен думать или чувствовать? Это казалось невозможным.

Манеры у него тем не менее были безупречны.

Он поднялся, поклонился и протянул руку, похожую на клин, которым дровосек расщепляет неподатливое дерево.

— Старший инспектор Дэви? Сколько же лет прошло с тех пор, как я имел удовольствие… Вы, возможно, не помните…

— Разумеется, помню, мистер Хоффман. Дело об ааронбергском бриллианте. Вы были свидетелем обвинения на суде, и, позвольте заверить вас, превосходным свидетелем. Защите не удалось вас поколебать.

— Да, меня поколебать непросто.

Он отнюдь не выглядел как человек, которого легко поколебать.

— Чем могу быть вам полезен? — продолжал он. — Надеюсь, никаких неприятностей? Я всегда стремлюсь жить в мире с полицией. Ваши отличные полицейские вызывают у меня чувство восторга.

— Да нет, никаких неприятностей. Я просто хотел получить от вас подтверждение некоторых сведений.

— Буду счастлив помочь вам чем только могу. Как я уже сказал, я самого высокого мнения о лондонской полиции. У вас отличные ребята. Такие преданные делу, справедливые, бескорыстные.

— Вы меня смущаете.

— К вашим услугам. Так что же вас интересует?

— Я просто хотел, чтобы вы мне кое-что сообщили об отеле «Бертрам».

Лицо мистера Хоффмана не дрогнуло. Возможно, вся его фигура на какую-то пару мгновений стала еще статичнее, чем была до того, — вот и все.

— Отель «Бертрам»? — спросил он, и в голосе у него прозвучали недоумение и некоторая озадаченность, как будто он никогда не слышал об отеле «Бертрам» или не мог вспомнить, известно ли ему что-нибудь об этом отеле.

— Вы ведь имеете к нему отношение, не так ли, мистер Хоффман?

Мистер Хоффман передернул плечами.

— Так много всего, — сказал он, — что даже не упомнишь. Дел огромное количество, я очень загружен.

— Я знаю, что ваша деятельность весьма многогранна.

— Да. — Мистер Хоффман выдал деревянную улыбку. — Вы считаете, что я как-то связан с этим, как бишь его, отелем «Бертрам»?

— Я не сказал бы, что связаны. На самом деле вы им владеете, не так ли? — спросил Папаша вполне добродушно.

На этот раз мистер Хоффман зримо напрягся:

— Кто вам это сообщил, позвольте узнать?

— Но ведь это верно? — бодрым тоном ответил вопросом на вопрос старший инспектор Дэви. — На мой взгляд, неплохо владеть таким местечком. Вообще-то, вам бы следовало им гордиться.

— О да, — сказал Хоффман. — Как-то сразу я не смог вспомнить, понимаете ли. — Он смущенно улыбнулся. — Мне принадлежит в Лондоне значительная собственность. Недвижимость — хорошее помещение капитала. Иногда она попадает на рынок, я бы сказал — кстати, и тогда есть шанс купить ее по дешевке.

— И что, отель «Бертрам» продавался дешево?

— Ну, он в то время становился убыточным, — объяснил мистер Хоффман, покачав головой.

— Да, но теперь-то он твердо стоит на ногах, — заметил Папаша. — Я был там всего пару дней назад. Меня потрясла тамошняя атмосфера. Приятные, старомодного толка постояльцы, уютные старомодные помещения, никакой суеты, много роскоши, которая не бросается в глаза.

— Я лично очень мало об этом знаю, — отозвался Хоффман. — Это просто одно из вложений капитала для меня, но, насколько мне известно, дела там идут неплохо.

— Да, там у вас, как я понял, отличный управляющий. Хамфрис, кажется? Да, точно, Хамфрис.

— Замечательный человек, — подхватил мистер Хоффман. — Я предоставляю ему полную свободу. Только раз в год просматриваю балансовую ведомость, чтобы убедиться, что все в порядке.

— Там было полно титулованных особ, — заметил Папаша. — И богатых американских туристов. — Он задумчиво покачал головой. — Прелюбопытное сочетание.

— Вы говорите, были там на днях? — поинтересовался Хоффман. — Не по служебным делам, надеюсь?

— Ничего серьезного. Просто некая загадочная история.

— Загадочная история? В отеле «Бертрам»?

— Такое впечатление, что да. «Дело об исчезновении священнослужителя», так это можно назвать.

— Да вы шутите! — воскликнул Хоффман. — Работаете под Шерлока Холмса.

— Этот священник вышел из отеля однажды вечером, и больше его никто не видел.

— Интересно, — произнес Хоффман, — но такое случается. Помню, много-много лет назад была настоящая сенсация. Полковник… дайте-ка вспомнить… по-моему, полковник Фергюсон, один из конюших королевы Марии, вышел из своего клуба однажды вечером, и его тоже больше никогда не видели.

— Разумеется, многие из этих исчезновений добровольны, — заметил Папаша.

— Вам это лучше знать, дорогой мой старший инспектор, — согласился мистер Хоффман и добавил: — Я надеюсь, в отеле «Бертрам» вам оказали необходимое содействие?

— Они не могли быть любезнее, — заверил его Папаша. — Эта мисс Горриндж, она там, вероятно, уже много лет?

— Возможно. Я ведь не в курсе таких дел. Видите ли, там у меня нет никакого личного интереса. Вообще-то, — и тут он обезоруживающе улыбнулся, — меня удивило, как вы узнали, что отель принадлежит мне. — Это был завуалированный вопрос, и в глазах у Хоффмана снова мелькнула тревога, что Папаша и отметил для себя.

— Видите ли, бизнес в Лондоне так разветвлен, что напоминает огромную загадочную мозаику, — ответил он. — Мне пришлось бы голову сломать, если бы я вынужден был всем этим заниматься. Насколько я понимаю, та компания, которая, кажется, называется «Мэйфер холдинг траст», является зарегистрированным владельцем. Но они, в свою очередь, принадлежат еще кому-то и так далее. А суть все-таки в том, что отель принадлежит вам. Все очень просто. Я прав, не так ли?

— Я и другие директора, как вы бы сказали, стоим за этим, — довольно неохотно признал мистер Хоффман.

— Другие директора? Кто они? Вы и, как я полагаю, ваш брат?

— Мой брат Вильгельм действительно принимает участие в этом предприятии. Но вы должны осознать, что «Бертрам» — лишь звено в цепи различных отелей, офисов, клубов и прочей недвижимости в Лондоне.

— Кто же еще в совете директоров?

— Лорд Помфрет, Абель Айзекштейн. — В голосе Хоффмана звучало раздражение. — Вам что, действительно все это нужно знать? Только ради того, чтобы расследовать «Дело об исчезнувшем священнике»?

Папаша отрицательно мотнул головой и принял виноватый вид.

— Думаю, мной просто движет любопытство. Поиски исчезнувшего священника привели меня в «Бертрам», и тут у меня появился некий общий интерес, если вам ясно, что я имею в виду. Одно цепляется за другое и так далее.

— Полагаю, что так иногда бывает. А теперь, — он улыбнулся, — ваше любопытство удовлетворено?

— Когда ищешь правду, лучше всего обратиться к первоисточнику. — Папаша поднялся. — Есть еще одно, что мне хотелось бы узнать, но, боюсь, этого-то вы мне и не скажете.

— Слушаю вас, старший инспектор? — Голос Хоффмана звучал настороженно.

— Где отель «Бертрам» набирает свой персонал? Замечательный персонал! Взять хотя бы Генри, который похож на эрцгерцога или архиепископа. Тот, кто подает чай и превосходные оладьи. Просто незабываемое впечатление.

— Значит, вы любите оладьи с большим количеством масла? — Неодобрительный взгляд Хоффмана на какое-то время задержался на округлой фигуре Папаши.

— Думаю, по мне это заметно, — сказал Папаша. — Ну что ж, больше не стану отнимать у вас время. Вы наверняка очень заняты новыми проектами приобретения недвижимости или чем-нибудь в этом роде.

— Вижу, вам доставляет удовольствие прикидываться, что вы в этом ничего не смыслите. Нет, я ничем таким не занят. Я не позволяю делам слишком поглощать меня. У меня простые вкусы. Я и живу просто, позволяю себе отдыхать, выращиваю розы, уделяю внимание семье, которой очень предан.

— Вот это жизнь, — сказал Папаша. — Как бы мне хотелось пожить так!

Мистер Хоффман улыбнулся и неторопливо поднялся, чтобы пожать ему руку.

— Надеюсь, вам скоро удастся обнаружить пропавшего священника.

— О, с этим все в порядке. Я, вероятно, нечетко выразился. Он нашелся — дело оказалось досадно простым. Его просто сбила машина, у него сотрясение мозга — вот и вся история.

Папаша зашагал к двери, потом обернулся и спросил:

— Кстати, а леди Седжвик тоже состоит в совете директоров?

— Леди Седжвик? — Хоффман на мгновение растерялся. — Нет. С какой стати?

— Да просто слышишь разное. Она просто держатель акций?

— Я… да.

— Отлично, до свидания, мистер Хоффман. И большое вам спасибо.

Папаша вернулся в Скотленд-Ярд и направился прямо к шефу.

— Братья Хоффман, вот кто владеет отелем «Бертрам».

— Что?! Эти проходимцы? — возмутился сэр Рональд.

— Да.

— Они это ловко скрывали.

— Да уж, Роберту Хоффману ох как не понравилось, что мы об этом пронюхали. Он был потрясен.

— Что он сказал?

— О, мы держались вполне официально и корректно. Он попытался, не слишком откровенно, выяснить, откуда я это узнал.

— Но вы, полагаю, не выдали ему источник?

— Разумеется, нет.

— И какую причину для визита вы ему сообщили?

— А никакой, — ответил Папаша.

— Ему это не показалось несколько странным?

— Наверное. Но вообще у меня создалось впечатление, что сыграл я неплохо, сэр.

— Ну, если за кулисами стоят Хоффманы, это многое объясняет. Сами они в темные дела никогда не впутываются, ни в коем случае. Не они организуют преступления, но они их финансируют.

— Вильгельм руководит банковской стороной дела из Швейцарии. Именно он стоял за всеми этими валютными сбоями после войны, и мы это знали, но не смогли доказать. Эти два братца контролируют массу денег и направляют их на поддержку самых разных авантюр, как легальных, так и нелегальных. Но они осторожны — им известны все тонкости игры. Брокерские дела Роберта в алмазном бизнесе вроде бы вполне законны, но картинка-то получается достаточно сомнительная: бриллианты, банковские проценты, недвижимость — клубы, культурные фонды, деловые постройки, рестораны, гостиницы. И всем этим якобы владеют другие лица.

— Вы считаете, что Хоффман планирует все эти организованные ограбления?

— Я считаю, эта парочка занимается только финансами. Нет, того, кто все планирует, нужно искать не здесь. Где-то работает первоклассный мозг.

Глава 20

Глава 21

Старший инспектор Дэви уселся поудобнее в своем кресле и посмотрел на двух женщин напротив себя. Было за полночь. Представители полиции уже побывали здесь и ушли. Приезжали и врачи, и дактилоскописты, и «Скорая помощь», забравшая тело. А теперь все сосредоточилось в стенах этой комнаты, отведенной отелем «Бертрам» для нужд правосудия. Старший инспектор Дэви сидел у одного края стола. Бесс Седжвик и Эльвира — у другого. У стены расположился почти незаметный полицейский — он вел протокол. Сержант следственного отдела Уоделл сидел у двери.

Папаша задумчиво смотрел на двух женщин, сидящих перед ним. Мать и дочь. Он заметил сильное внешнее сходство между ними. Ему стало ясно, почему он принял в тумане Эльвиру Блейк за ее мать, Бесс Седжвик. Но теперь, глядя на них, он был скорее поражен различиями, нежели сходством. За исключением общего внешнего колорита, все остальное указывало на то, что перед ним как бы позитив и негатив одной и той же личности. В Бесс Седжвик все казалось позитивным: ее жизненная сила, энергия, магнетизм. Дэви восхищался леди Седжвик. Он всегда ею восхищался. Его приводила в восторг ее отвага, ее подвиги волновали его. Он, бывало, говорил, читая воскресную газету: «Ну уж это ей не под силу», но ей всегда все удавалось! Больше всего Папашу восхищала ее стойкость. Она попала в авиакатастрофу, побывала в нескольких автомобильных авариях, у нее было два опасных падения с лошади, но в конце концов — вот она, перед ним. Вся лучится жизненной энергией — эту личность нельзя не заметить, она хоть на мгновение завладеет вашим вниманием. Он мысленно снял перед ней шляпу. Конечно, когда-нибудь ей все это отольется. Такую заколдованную жизнь можно вести до определенного момента. Он перевел глаза на дочь. И его охватило сомнение. Сильное сомнение.

У Эльвиры Блейк, подумал он, все обращено вовнутрь. Бесс Седжвик продвигалась по жизни, навязывая ей свою волю. У Эльвиры, как он догадывался, к жизни иной подход. Она поддается, подумал он. Она подчиняется. Она улыбается, как будто принимая все, но при этом она как бы ускользает, утекает сквозь пальцы. Хитрая — такую он дал ей оценку. Но ей иначе не справиться. Она не умеет держаться решительно, не умеет навязывать свою волю. Вот почему те люди, что за ней присматривали, не имели ни малейшего понятия о том, на что она способна.

Ему было любопытно, зачем ей понадобилось приезжать в отель «Бертрам» в этот поздний туманный вечер. И он прекрасно понимал, что шанс получить на этот вопрос правдивый ответ чрезвычайно мал. Вот таким образом, подумал он, это бедное дитя защищается.

Может, она пришла сюда в поисках матери или на встречу с ней? Это было вполне вероятно, но он считал, что это не так. Ни на миг не усомнился. И подумал о большой спортивной машине, стоящей за углом, — о машине с номером FAN-2266. Ладислав Малиновский должен быть где-то поблизости, раз его машина здесь.

— Итак, — начал Папаша, обращаясь к Эльвире в самой своей теплой и отеческой манере, — как же мы себя чувствуем сейчас?

— Все в порядке, — заверила его Эльвира.

— Отлично. Я бы попросил вас ответить на несколько вопросов, если вы чувствуете себя способной на это, потому что, видите ли, время играет сейчас самую существенную роль. В вас дважды стреляли, и был убит человек. Нам нужно как можно больше зацепок, для того чтобы узнать, кто его убил.

— Я вам расскажу все, что могу, но это произошло так внезапно… И кроме того, в тумане же ничего не видно. Я не имею понятия, кто это мог быть, даже не заметила, как он выглядел. Это самое ужасное.

— Вы сказали, что на вас покушались уже второй раз. Могу ли я это понимать так, что на вашу жизнь ранее было совершено покушение?

— Разве я говорила это? Не помню. — Глаза у Эльвиры забегали. — Мне кажется, я такого не говорила.

— Да нет, говорили, — настаивал Папаша.

— Наверное, я просто была в истерике.

— Нет, — возразил Папаша, — я так не думаю. Боюсь, что вы именно это имели в виду.

— Мне, наверное, почудилось, — сказала Эльвира, и глаза ее снова метнулись.

Бесс Седжвик шевельнулась. Она тихо произнесла:

— Лучше расскажи ему, Эльвира.

Эльвира бросила на мать быстрый смущенный взгляд.

— Не стоит волноваться, — подбодрил ее Папаша. — Нам в полиции отлично известно, что молодые девушки не всегда рассказывают опекунам или родителям все. Мы относимся к этому с пониманием. Но нам нужно знать, потому что вдруг это нам поможет.

— Это было в Италии? — задала наводящий вопрос Бесс Седжвик.

— Да, — ответила Эльвира.

Папаша спросил:

— Вы обучались там в школе? Или в особом учебном заведении для усовершенствования, как теперь говорят?

— Да. Я училась у графини Мартинелли. Нас там было восемнадцать или двадцать девушек.

— И вы думали, что вас кто-то хотел убить. Как это случилось?

— Ну, мне прислали большую коробку шоколада и других сладостей. Там была карточка, надписанная по-итальянски таким красивым почерком. Ну знаете, как они там выражаются: «Прекраснейшей синьорине». В таком роде. И мы с подругами посмеялись немного и всё думали, кто это прислал.

— Вы получили коробку по почте?

— Нет, не по почте, я нашла коробку прямо в своей комнате. Кто-то, вероятно, туда ее принес.

— Понятно. Подкупили прислугу. И я полагаю, что вы этой графине — как там ее? — ничего не сказали.

Слабая улыбка тронула Эльвирины губы.

— Нет. Конечно, не рассказали. В общем, мы открыли коробку, а там были прекрасные шоколадные конфеты. Самые разные, знаете? И там были мои любимые, у которых сверху засахаренный цветок фиалки. Ну и, конечно, я первым делом съела одну или две. А потом, ночью, мне стало очень плохо. Я не подумала о шоколаде, просто решила, что съела что-нибудь не то за обедом.

— А кто-нибудь еще заболел?

— Нет. Только я. Меня тошнило и все такое, но к концу дня стало легче. Потом, дня через два, я снова съела такую же конфету — и снова мне стало плохо. Я поговорила об этом с Бриджет. Бриджет — моя лучшая подруга. Мы с ней осмотрели конфеты и обнаружили, что у этих, с фиалками, снизу дырки, которые потом опять залеплены, и мы поняли, что кто-то положил туда яд, причем только в фиалковые, чтобы именно я их съела.

— И никто больше так и не заболел?

— Нет.

— Значит, никто больше этих фиалковых не ел?

— Нет, да они и не стали бы. Видите ли, подарок был все-таки мне, а все знали, что это мои любимые конфеты, и они оставили их мне.

— Этот человек рисковал. Ведь могли отравиться все, — сказал Папаша.

— Какой абсурд! — резко воскликнула леди Седжвик. — Полная чепуха! Никогда о такой нелепости не слышала!

Старший инспектор Дэви сделал успокаивающий жест и снова обратился к Эльвире:

— Мне это кажется чрезвычайно интересным, мисс Блейк. А вы так и не сказали об этом вашей графине?

— Нет, что вы! Она подняла бы такой шум!

— А что вы сделали с конфетами?

— Мы их выбросили, — сказала Эльвира. — А такие хорошие были конфеты. — В ее голосе прозвучало огорчение.

— Вы не попытались выяснить, кто их прислал?

Эльвира смутилась:

— Видите ли, это мог быть Гвидо.

— Вот как? — оживился старший инспектор Дэви. — Кто такой Гвидо?

— О, Гвидо… — Эльвира запнулась и посмотрела на мать.

— Не глупи, — сказала Бесс Седжвик. — Расскажи старшему инспектору Дэви о Гвидо, кем бы он там ни был. У каждой девушки твоего возраста есть свой Гвидо. Ты с ним познакомилась в Италии?

— Да. Когда нас водили в оперу. Он там со мной заговорил. Он был очень мил. Очень привлекателен. Я его иногда встречала, когда мы ходили на занятия. Он мне записочки передавал.

— И я полагаю, — сказала леди Седжвик, — что ты все время врала и строила планы с подружками, как выбраться и встретиться с ним?

Эльвира с облегчением восприняла этот краткий путь к признанию:

— Да. Мы с Бриджет иногда выходили вместе, и Гвидо удавалось…

— Как фамилия этого Гвидо?

— Не знаю, — ответила Эльвира. — Он не говорил.

Старший инспектор Дэви улыбнулся ей:

— Вы хотите сказать, что не откроете нам его имени? Ничего. Если нам это будет действительно нужно, мы сами узнаем. Но почему вы думали, что этот молодой человек, который так очевидно увлекся вами, захотел вас убить?

— О, да потому, что он грозился это сделать. Я хочу сказать, что мы с ним иногда ссорились. Он приводил с собой друзей, а я делала вид, что они мне больше нравятся, чем он, и он тогда бесился. Он мне говорил, чтобы я была поосторожнее. Что мне так просто от него не отвертеться! Что если я не буду ему верна, то он меня убьет! Мне-то просто казалось, что он устраивает представления и разыгрывает драму. — Эльвира неожиданно улыбнулась. — Но все это было довольно забавно. Я никак не думала, что это может быть всерьез.

— Да-а, — протянул старший инспектор Дэви, — по тому, как вы рассказываете, не похоже, чтобы этот молодой человек мог отравить конфеты и послать вам.

— Мне тоже так не кажется, на самом-то деле, — призналась Эльвира. — Но кто еще мог это сделать? Это меня беспокоило. А потом, когда я сюда приехала, мне пришла записка… — Она запнулась.

— Какая записка?

— Ее принесли в конверте, и она была напечатана на машинке. Там было сказано: «Будьте осторожны. Вас хотят убить!»

Брови старшего инспектора Дэви взметнулись вверх.

— Вот как? Очень любопытно. Да, очень любопытно. И это вас встревожило? Испугало?

— Да. Я стала думать, кому же я мешаю. Вот почему я пытаюсь узнать, на самом ли деле я богата.

— Продолжайте.

— А недавно в Лондоне тоже кое-что случилось. Я ехала в метро, и там на платформе было много народу. Мне показалось, что меня хотят столкнуть на рельсы.

— Дитя мое! — воскликнула Бесс Седжвик. — Только без романтических бредней.

И снова Папаша остановил ее жестом.

— Да, — виновато проговорила Эльвира. — Вероятно, я выдумываю много лишнего, но после того, что произошло сегодня вечером, мне кажется, будто все это возможно. — Она вдруг обернулась к Бесс и заговорила страстно: — Мама! Может быть, ты знаешь. Неужели кто-то хочет меня убить? Неужели у меня есть враг?

— Нет у тебя никакого врага, — ответила Бесс Седжвик нетерпеливо. — Не будь идиоткой. Никто тебя не хочет убить. Ну кому это может быть нужно?

— Тогда кто в меня сегодня стрелял?

— В таком тумане, — сказала Бесс Седжвик, — тебя могли принять за кого-нибудь другого. Ведь такое возможно, не правда ли? — обратилась она к Папаше.

— Да, такое вполне могло случиться, — подтвердил старший инспектор Дэви.

Бесс Седжвик устремила на него пристальный взгляд. Ему даже показалось, что она одними губами произнесла слово «позже».

— Ну, — бодро заговорил он, — теперь нам лучше всего обратиться к фактам. Откуда вы здесь взялись? Что вы делали на этой улице в такой туманный вечер?

— Я сегодня утром приехала на занятия художественного класса в галерею Тейт. Потом я пообедала со своей подругой Бриджет. Она живет на Онслоу-сквер. Мы сходили в кино, а когда вышли, увидели этот туман — он был густой и становился все гуще. Тут я подумала, что лучше мне домой не ехать.

— Вы на машине?

— Да, я прошлым летом сдала на права. Только я не очень хорошо вожу машину и терпеть не могу ездить в туман. Поэтому мать Бриджет сказала, что я могу у них переночевать, и я позвонила кузине Милдред — это у них я живу, в Кенте…

Папаша кивнул.

— И я сказала, что останусь на ночь. Она ответила, что это очень разумно.

— И что было дальше? — спросил Папаша.

— Туман вдруг стал рассеиваться. Вы знаете, как это бывает. И тогда я решила, что все-таки поеду в Кент. Я попрощалась с Бриджет и поехала. Но туман снова усилился. И мне это не понравилось. Я заблудилась и не знала, где я. Потом, через некоторое время, я поняла, что я на углу Гайд-парка, и подумала: «Нельзя в такой туман ехать в Кент». Сначала я хотела вернуться к Бриджет, но вспомнила, что уже заблудилась. И тут я сообразила, что рядом этот отель, куда меня возил дядя Дерек, когда я вернулась из Италии. Я поехала к отелю — здесь, как я считала, наверняка найдется номер. Я нашла место для машины и пошла по улице к гостинице.

— Вы кого-нибудь встретили или слышали чьи-то шаги?

— Странно, что вы об этом сказали, потому что, мне кажется, я слышала позади себя шаги. Конечно, в Лондоне по улицам ходит много народу. Только в такой туман это страшно действует на нервы. Я постояла, послушала, но больше не услыхала никаких шагов и решила, что мне почудилось. К тому времени я уже была совсем рядом с отелем.

— А потом?

— Потом раздался выстрел. Я вам уже говорила — прямо у меня над ухом. Швейцар бросился ко мне и толкнул меня себе за спину, но тут ударил второй выстрел… Он… он упал, и я закричала. — Ее начало трясти.

— Держись, девочка, — проговорила Бесс негромко, низким голосом. — Спокойно.

Таким голосом она успокаивала своих лошадей, и он отлично подействовал на дочь. Эльвира моргнула, выпрямилась и затихла.

— Вот и молодец, — похвалила ее Бесс.

— А потом появились вы, — обратилась Эльвира к Папаше. — Вы засвистели в свой свисток и велели полицейскому отвести меня в отель. И как только я вошла, я увидела… увидела маму.

— Ну вот, теперь у нас концы с концами сходятся, — заключил Папаша и слегка поерзал на стуле своим грузным телом. — Перейдем к сути дела. Вы знаете человека по имени Ладислав Малиновский? — спросил он.

Тон его был ровным, обыденным, без какого-либо особого нажима. Он не смотрел на девушку, но, так как ушки у него были на макушке, он уловил, как она еле слышно ойкнула. Смотрел он не на дочь, а на мать.

— Нет, — ответила Эльвира, но пауза была слишком долгой. — Нет, не знаю.

— Так-так, — сказал Папаша. — А я подумал, что вы могли бы его знать. И еще подумал, что сегодня вечером он где-то здесь.

— Но зачем ему быть здесь сегодня?

— Дело в том, что машина его стоит поблизости, — пояснил Папаша. — Вот я и решил, что и он сам здесь.

— Я с ним незнакома, — повторила Эльвира.

— Выходит, я ошибся. Но вы-то, разумеется, с ним знакомы? — повернулся Папаша к Бесс Седжвик.

— Естественно, — ответила Бесс. — Знаю его уже много лет. — Она добавила с легкой усмешкой: — Он просто сумасшедший. Гоняет как ангел или, вернее, как дьявол и когда-нибудь сломает себе шею. Полтора года назад он сильно разбился.

— Да, помню, я читал об этом, — кивнул Папаша. — Он ведь больше не участвует в гонках?

— Пока нет. Возможно, и вообще не будет.

— Как вы думаете, мне уже можно идти спать? — спросила Эльвира жалобным голосом. — Я ужасно устала.

— Разумеется. Понятно, что вы устали, — сказал Папаша. — Вы рассказали нам все, что помните?

— О да.

— Я провожу тебя, — предложила Бесс.

Мать и дочь вышли вместе.

— Она его отлично знает, — заметил Папаша.

— Вы и впрямь так думаете? — спросил сержант Уоделл.

— Не думаю, а точно знаю. Она пила с ним чай на днях в парке Баттерси.

— Как вы про это проведали?

— Мне сообщила одна старая леди, очень этим расстроенная. Не находит его подходящим приятелем для столь юной девушки. В этом она не ошибается.

— Особенно если он и маменька… — Уоделл деликатно умолк. — Это общеизвестная сплетня.

— Да. То ли правда, то ли нет. Может, и так.

— Если так, то за которой же он действительно охотится?

Папаша проигнорировал вопрос:

— Мне нужно, чтобы его нашли. Очень нужно. Машина его здесь — сразу за углом.

— Вы считаете, что он живет в этом отеле?

— Не думаю. Не вписывается. Если он при-ехал сюда, то для встречи с девицей. Она-то уж точно явилась ради него.

Дверь отворилась, и вошла Бесс Седжвик.

— Я вернулась, потому что хочу с вами поговорить, — сказала она и перевела взгляд с Папаши на двоих других мужчин. — Не могли бы мы поговорить наедине? Я сообщила вам все, что могла, но я бы хотела сказать вам пару слов без свидетелей.

— Не вижу к тому препятствий, — ответил ей старший инспектор Дэви. Он кивнул, и молодой детектив, захватив блокнот, удалился. Уоделл вышел вместе с ним.

— Итак? — произнес старший инспектор Дэви.

Леди Седжвик села напротив него.

— Эта дурацкая история с отравленными конфетами, — начала она. — Это полная чушь. Нелепая до предела. Ни на минуту не верю, что такое могло произойти.

— Не верите, вот как?

— А вы?

Папаша в сомнении покачал головой:

— Вы полагаете, что ваша дочь ее выдумала?

— Да. Но зачем?

— Ну если вы не знаете зачем, — развел руками старший инспектор Дэви, — откуда же мне знать? Она ведь ваша дочь. И соответственно, вам это должно быть более понятно.

— Я совершенно не знаю свою дочь, — с горечью призналась Бесс Седжвик. — Я не виделась с ней и никак не общалась с того времени, как ей исполнилось два года, а я сбежала от ее отца.

— Ах да, я это знаю. Мне это кажется странным. Видите ли, леди Седжвик, суд обычно дает матери, даже если она виновата в разводе, опеку над ребенком, коль скоро она этого хочет. Вы, очевидно, не просили. Вы этого не хотели.

— Я тогда думала, что лучше не надо.

— Почему?

— Ну, считала, что это для нее небезопасно.

— С моральной точки зрения?

— Нет, не по моральным причинам. Теперь полно внебрачных связей. Дети должны знать об этом, им приходится с этим жить. Но жизнь, которую мне предстояло вести, не была безопасной. Ничего не поделаешь: ты таков, каким родился. Мне было предначертано от рождения жить опасно. Я не законопослушна, и для меня не существует условностей. Я подумала, что для Эльвиры будет лучше, что она будет счастливее, если получит традиционное английское воспитание. Будет защищена и присмотрена…

— Но без материнской любви?

— Я думала, что если она привяжется ко мне, то ей придется страдать. Вы можете, конечно, мне не верить, но я чувствовала именно так.

— Понятно. И вы все еще уверены в своей правоте?

— Нет, — сказала Бесс. — Не уверена. Сейчас мне кажется, что я, вероятно, сильно заблуждалась.

— Знает ли ваша дочь Ладислава Малиновского?

— Я уверена, что не знает. Она так и сказала. Вы сами слышали.

— Да, я слышал.

— Ну так в чем же дело?

— Она чего-то боялась, когда сидела здесь, вы, надеюсь, это понимаете. Люди нашей профессии часто видят страх и легко его распознают. Она испугалась — почему? Были эти шоколадки или нет, но на нее действительно покушались. И эта история с метро вполне может быть достоверной.

— Но это такая нелепость! Прямо детектив какой-то…

— Возможно. Но такое случается в жизни, леди Седжвик. Причем чаще, чем вы думаете. Есть у вас предположение, кто бы хотел убрать вашу дочь?

— Никто — абсолютно никто!

Она выговорила эти слова убежденно и страстно.

Старший инспектор Дэви вздохнул и покачал головой.

Глава 22

Старший инспектор Дэви терпеливо ждал, пока миссис Мелфорд кончит говорить. Беседа с ней получилась на удивление бесполезной.

Кузина Милдред оказалась на редкость бестолковой, речь ее была невразумительной, и она не хотела ничему верить. По крайней мере, такое мнение о ней сложилось у Папаши. Она говорила о том, какие милые манеры у Эльвиры, какая славная она девочка, какие у нее проблемы с зубами, но при этом странные извинения, приносимые по телефону, вызвали у этой леди серьезные опасения, что Бриджет для Эльвиры не вполне подходящая подружка. Все это было преподнесено старшему инспектору Дэви вперемешку и с невообразимой поспешностью.

Миссис Мелфорд вообще ничего не знала, ничего не видела и, вероятно, никаких выводов не делала вообще.

Краткий телефонный разговор с опекуном Эльвиры, полковником Ласкомбом, оказался еще менее продуктивным, хотя, к счастью, полковник был немногословен.

— Совсем как те китайские обезьянки, которые ничего не видят, ничего не слышат, ничего никому не говорят, — пробормотал Дэви своему сержанту, вешая трубку. — Беда в том, если вы хотите знать мое мнение, то этой девице попадались только самые милые люди. Слишком благополучные, не ведающие окружающего их зла. Не то что моя старушенция.

— Из отеля «Бертрам»?

— Она самая. У нее большой опыт наблюдения за злом, порой она его воображает, порой — подозревает, но всегда готова к борьбе с ним. Давай посмотрим, что нам удастся вытянуть из подружки Бриджет.

Трудность этого предприятия состояла в первую, в последнюю очередь и в целом — в ее мамочке. Чтобы получить возможность поговорить с Бриджет без участия ее мамаши, потребовались вся находчивость и способность льстить, какими обладал старший инспектор Дэви. Но следует признать, что ему помогли и способности дочери. После целого ряда обычных вопросов и ответов, а также выражения ужаса со стороны мамаши, когда она услышала, каким чудом Эльвира спаслась от гибели, Бриджет сказала:

— Мамуля, тебе уже пора на заседание твоего комитета. Ты же сама говорила, что оно очень важное.

— Ох, боже, боже мой! — закричала мамаша Бриджет.

— Ты же знаешь, мамуля, что без тебя они все напутают.

— Да, уж конечно. Но может быть, я должна…

— Да нет, мадам, все в полном порядке, — сказал старший инспектор Дэви, надевая маску старого доброго дядюшки. — Не беспокойтесь. Просто идите, и все. Я со всеми главными вопросами покончил. И вы мне как раз все самое важное уже сказали. Осталась еще буквально парочка вопросов насчет Италии, и тут, я уверен, ваша Бриджет мне поможет.

— Ну, если вы полагаете, что Бриджет справится…

— Конечно, справлюсь, мамуля.

Наконец, после немалой суеты, мать Бриджет отправилась на заседание своего комитета.

— О господи! — воскликнула Бриджет, вернувшись в комнату после того, как закрыла входную дверь. — Нет, правда, я считаю, что матери — это такая проблема!

— Да, подобное мнение существует, — признал старший инспектор Дэви. — Множество девушек, с которыми мне приходится встречаться, придерживаются его.

— А я думала, — удивленно сказала Бриджет, — что вы станете спорить.

— Ну, у меня могут быть свои взгляды, только девушки понимают это иначе. А теперь вы можете еще кое-что рассказать мне.

— Я не могла откровенно говорить при маме, — объяснила Бриджет. — Но я считаю, конечно, что очень важно, чтобы вы знали обо всем как можно больше. Эльвиру что-то очень беспокоило и пугало. Она не признавалась прямо, что ей грозит опасность, но так оно и было.

— Согласен с вами. Полагаю, что-то в этом роде имело место. Но мне не хотелось спрашивать вас об этом при вашей маме.

— Ни в коем случае! Мы вовсе не хотим посвящать мамулю в эти дела. Она приходит в жуткое состояние по любому поводу и всем-всем начинает об этом рассказывать. То есть если Эльвира не хочет, чтобы кто-то знал…

— Прежде всего, — сказал старший инспектор Дэви, — мне хотелось бы услышать о шоколадных конфетах в Италии. Насколько я понял, речь шла о том, что конфеты в присланной коробке оказались отравленными.

Бриджет широко открыла глаза:

— Отравленными?! О нет. Не думаю.

— Но что-то случилось?

— Да. Принесли коробку конфет, и Эльвира съела очень много, а ночью ей стало плохо. Очень.

— Но она не подозревала, что конфеты отравлены?

— Нет. Во всяком случае… Ах да, она утверждала, что кого-то из нас хотят отравить, и мы осмотрели конфеты, чтобы проверить — а вдруг в них что-нибудь впрыснули.

— Ну и?..

— Ну и ничего, — сказала Бриджет. — По крайней мере, насколько мы могли судить.

— Но ваша подруга, мисс Эльвира, могла по-прежнему так считать?

— Кто ее знает? Во всяком случае, она больше об этом не заговаривала.

— Но вам кажется, что она кого-то боялась?

— Тогда я ничего такого не замечала. Это началось здесь, позже…

— А как насчет этого Гвидо?

Бриджет хихикнула:

— Он без памяти влюбился в Эльвиру.

— Ну и вы обе где-то с ним встречались?

— Ладно, вам я могу сказать. В конце концов, вы же из полиции. И все это для вас значения не имеет, к тому же вы, по-моему, человек понимающий. Графиня Мартинелли была жутко строгая, — во всяком случае, ей так казалось. А у нас были свои уловки и приемчики. И мы все покрывали друг дружку.

— И всегда врали?

— Боюсь, что так, — со вздохом призналась Бриджет. — Но что поделать, когда тебя все время подозревают?

— Итак, вы встречались с Гвидо и так далее. Он угрожал Эльвире?

— О, не всерьез, так, чепуха.

— Может быть, она еще с кем-нибудь встречалась?

— Ой, это… не знаю.

— Пожалуйста, расскажите мне, мисс Бриджет. Это может быть жизненно важным.

— Да, я понимаю. Кое-кто был. Я его не знаю, но он был ей небезразличен. Она увлеклась всерьез.

— И она с ним встречалась?

— Думаю, да. То есть она говорила, что идет встречаться с Гвидо, но это не всегда был Гвидо. Это был тот, другой.

— Вы догадывались, кто это?

— Нет, — не совсем уверенно выговорила Бриджет.

— Это не мог быть автогонщик Ладислав Малиновский?

Бриджет раскрыла рот от изумления:

— Так вы знаете?

— Я прав?

— Да, думаю, да. У нее была его фотография, вырезанная из газеты. Она у нее под чулками лежала.

— Но это мог быть просто кумир, портрет которого вешают на стенку.

— Мог, конечно. Но не думаю.

— А вы не знаете, она встречалась с ним здесь, в Англии?

— Не знаю. Видите ли, мне просто неизвестно, чем она занимается после возвращения из Италии.

— Она приезжала в Лондон к зубному врачу, — подсказал ей Дэви. — Во всяком случае, так она говорила. Вместо этого она приходила к вам. Она звонила миссис Мелфорд насчет какой-то старухи гувернантки.

Бриджет невольно хихикнула.

— Это ведь неправда? — спросил старший инспектор Дэви. — Где она была на самом деле?

Бриджет поколебалась, но все-таки сказала:

— Она ездила в Ирландию.

— Ездила в Ирландию, вот как? Зачем?

— Она мне не захотела рассказывать. Кажется, ей нужно было что-то выяснить.

— Вы не знаете, в какое место она направлялась в Ирландии?

— Не знаю точно. Она упоминала… Бали… Балигоулан.

— Понятно. Вы уверены, что она была в Ирландии?

— Я провожала ее в аэропорт Кенсингтон.

— И когда она вернулась?

— На следующий день.

— Тоже самолетом?

— Да.

— Вы абсолютно уверены, что она вернулась самолетом?

— Ну, я считаю, что да.

— У нее был обратный билет?

— Нет. Не было. Это я помню.

— Она ведь могла вернуться и другим путем, верно?

— Могла.

— Например, на ирландском почтовом?

— Но она мне ничего такого не говорила.

— Но она не говорила и того, что прилетела обратно самолетом?

— Нет, — согласилась Бриджет. — Но зачем ей было возвращаться пароходом или поездом вместо самолета?

— Ну, если она все выяснила, что хотела, и ей было негде остановиться, она могла решить, что удобнее вернуться ночным почтовым.

— Да, это возможно.

Дэви слегка усмехнулся.

— Мне кажется, что вы, юные леди, — сказал он, — когда говорите о путешествиях, не представляете себе иного транспорта, кроме самолета.

— Наверное, вы правы, — согласилась Бриджет.

— Ну ладно. Так или иначе, она вернулась в Англию. Что случилось потом? Она заходила к вам или звонила?

— Она позвонила.

— В какое время дня?

— Утром.

— И что она сказала?

— Спросила, все ли в порядке.

— И все было в порядке?

— Ой, нет, потому что миссис Мелфорд позвонила, и мама взяла трубку, и все было очень сложно. Я просто не знала, как себя вести. Поэтому Эльвира сказала, что не придет к нам, а позвонит кузине Милдред и наплетет чего-нибудь.

— Это все, что вы можете припомнить?

— Это все, — ответила Бриджет, несколько погрешив против истины. Она вспомнила про мистера Болларда и про браслет. Но об этом она, конечно, не собиралась рассказывать старшему инспектору Дэви.

Папаша прекрасно знал, что от него кое-что утаивается. Ему оставалось лишь надеяться, что это не касается его расследования. Он снова спросил:

— Вы полагаете, что ваша подруга действительно была чем-то или кем-то напугана?

— Да, полагаю.

— Она сама упомянула об этом в разговоре с вами или вы заговорили с ней?

— Я просто спросила напрямую. Сначала она отрицала, а потом призналась, что в самом деле боится. Да я и без того знаю, что боится, — сказала Бриджет горячо. — Она была уверена, что находится в опасности. Но я не знаю ни как, ни почему, вообще ничего не знаю.

— Ваша уверенность в этом вопросе относится к тому утру, когда она вернулась из Ирландии?

— Да, именно тогда я и убедилась в этом.

— То есть в то утро, когда она, возможно, вернулась на ирландском почтовом?

— Мне не кажется вероятным, чтобы она на нем приехала. Почему бы вам не спросить ее саму?

— В конце концов мне так и придется сделать. Но мне не хочется привлекать внимания к этому моменту — пока. Это может только усугубить опасность.

Бриджет еще шире распахнула глаза:

— То есть как это?

— Вы, вероятно, не помните, мисс Бриджет, но как раз той ночью, вернее, ранним утром произошло ограбление ирландского почтового.

— Вы имеете в виду, что Эльвира была там и ни слова мне об этом не сказала?

— Согласен, это маловероятно, — сказал Папаша. — Но мне просто пришло в голову, что она могла видеть что-то или кого-то или мог произойти какой-то инцидент, связанный с этим поездом. Может быть, она узнала там кого-нибудь и поэтому находится в опасности.

Бриджет охнула и на минуту задумалась.

— Вы имеете в виду, что кто-то из ее знакомых мог быть замешан в ограблении?

Старший инспектор Дэви встал.

— Полагаю, это все, — сказал он. — Вы уверены, что больше ничего не можете мне сообщить? О том, например, куда ходила ваша подруга в тот день? Или накануне?

Перед глазами Бриджет опять прошли образы мистера Болларда и магазина на Бонд-стрит.

— Нет, — ответила она.

— Мне кажется, вы что-то недоговариваете, — заметил старший инспектор Дэви.

Бриджет судорожно ухватилась за соломинку.

— Ой, я совсем забыла, — сказала она. — Она ходила к каким-то юристам. Это ее опекуны. Она что-то хотела у них узнать.

— Ах так, значит, она посетила юристов — своих опекунов. Имен вы, разумеется, не знаете?

— Это Эджертон. М-м… Форбс, Эджертон и еще кто-то, — вспомнила Бриджет. — Там несколько имен, но эти я, кажется, помню точно.

— Понятно. И она хотела что-то выяснить?

— Она хотела узнать, сколько у нее денег, — сказала Бриджет.

Инспектор Дэви поднял брови:

— Вот как! Интересно. А почему она этого не знала?

— Потому что ей никогда про деньги ничего не говорили. Им казалось неправильным, чтобы она знала, сколько у нее на самом деле денег.

— А ей очень нужно было знать?

— Да. Мне кажется, это было для нее важно.

— Ну что ж, спасибо, — завершил разговор старший инспектор Дэви. — Вы мне очень помогли.

Глава 23

Ричард Эджертон снова взглянул на удостоверение личности, лежащее перед ним, потом поднял глаза на старшего инспектора.

— Странное дело, — сказал он.

— Да, сэр, — согласился старший инспектор Дэви. — Очень странное дело.

— Отель «Бертрам». Туман. Да, вчера был сильный туман, — как бы припоминая, произнес Эджертон. — Я полагаю, в тумане часто происходят преступления. Нападают и, к примеру, вырывают из рук сумочку, ну и так далее.

— В данном случае было дело иного рода, — объяснил Папаша. — Никто не пытался что-то отнять у мисс Блейк.

— А откуда стреляли?

— Из-за тумана трудно сказать. Она сама не уверена. Но нам кажется, и это, видимо, предпочтительная версия, что человек мог находиться на площадке перед домом.

— Он стрелял в нее дважды, вы говорите?

— Да, в первый раз промазал. Швейцар бросился к ней от двери отеля и загородил ее собой как раз перед вторым выстрелом.

— И таким образом принял удар на себя?

— Да.

— Отважный парень.

— Да. Он был храбрецом, — сказал старший инспектор Дэви. — У него отличный послужной список. Ирландец.

— Как его звали?

— Горман. Майкл Горман.

— Майкл Горман… — Эджертон на миг нахмурился. — Нет, — поморщился он. — Мне вдруг показалось — что-то знакомое. Но нет.

— Имя достаточно распространенное. Во всяком случае, он спас девушке жизнь.

— А почему, собственно, вы пришли именно ко мне, старший инспектор?

— Надеялся получить кое-какую информацию. Нам всегда важно иметь полную информацию о лице, подвергшемся нападению.

— Да, да, естественно. Но я всего и видел-то Эльвиру раза два с тех пор, как она была ребенком.

— Вы с ней виделись около недели назад, когда она к вам заходила, не правда ли?

— Да, это так. А что конкретно вам хотелось бы знать? Если что-нибудь о личных качествах, или о ее подругах, или о ее молодых людях, или о любовных ссорах — со всем этим лучше обратиться к кому-нибудь из женщин. Там есть некая миссис Карпентер, которая привезла ее из Италии. И еще есть миссис Мелфорд, у которой она живет в Кенте.

— Я уже виделся с миссис Мелфорд. Никакого толку. Совершенно. И я не столько лично о девушке хочу узнать, — в конце концов, я сам с ней встречался и выслушал все, что она могла мне сказать, вернее, что она захотела мне сказать…

По молниеносному движению бровей Эджертона инспектор понял, что тот оценил значение слова «захотела».

— Мне стало известно, что она обеспокоена, расстроена, испугана чем-то и убеждена, что жизнь ее в опасности. У вас сложилось такое же впечатление, когда она была у вас?

— Нет, — произнес Эджертон медленно, — нет, я бы так не сказал, хотя кое-какие слова показались мне странными.

— Например?

— Ей хотелось знать, кто унаследует состояние в случае ее внезапной смерти.

— Ах так! — сказал старший инспектор Дэви. — Значит, все-таки такая возможность засела в голове? Что она может внезапно умереть. Любопытно.

— Что-то у нее в голове было, но я не знал что. Она также хотела знать, сколько денег у нее есть, вернее, будет по достижении двадцати одного года. Это, наверное, более понятно.

— Денег, видимо, немало.

— Состояние очень велико, старший инспектор.

— А зачем, как вы думаете, ей это было нужно?

— Насчет денег?

— Да, и насчет того, кто это унаследует?

— Не знаю, — сказал Эджертон. — Совсем не знаю. Мы еще говорили о замужестве.

— У вас не возникло ощущения, что здесь замешан мужчина?

— Доказательств у меня нет, но… да, я именно так и подумал. Я был уверен, что за всем этим кроется какой-то молодой человек. Обычно так и бывает? Ласкомб, то есть полковник Ласкомб, ее опекун, похоже, ничего не знает ни о каком приятеле. Но Дерек Ласкомб как раз и не может этого знать. Он очень расстроился, когда я высказал такое предположение да еще прибавил, что этот приятель явно из числа нежелательных.

— Он действительно из их числа, — подтвердил старший инспектор Дэви.

— Так он вам известен?

— У меня просто есть догадка на этот счет. Ладислав Малиновский.

— Этот автогонщик?! Серьезно? Красивый головорез. Женщин он покоряет запросто. Интересно, где он подцепил Эльвиру? Не представляю, как могли пересечься их орбиты… впрочем, пожалуй, в Риме пару месяцев назад. Возможно, там они и встретились.

— Очень вероятно. А через мать они не могли познакомиться?

— Что? Через Бесс? Ну это, я бы сказал, совсем маловероятно.

Дэви кашлянул.

— Говорят, что леди Седжвик и Ладислав Малиновский очень близкие друзья, сэр.

— Да, да, эти слухи мне известны. Может быть, и так, а может, и не так. Они близкие друзья, которых постоянно сводит вместе их образ жизни. У Бесс, конечно, были романы, хотя, примите это к сведению, она не страдает нимфоманией. Люди всегда рады сказать такое о женщине, но по отношению к Бесс это несправедливо. Во всяком случае, насколько мне известно, Бесс почти незнакома с собственной дочерью.

— Да, именно так мне сказала леди Седжвик. И вы согласны с этим?

Эджертон кивнул.

— Какие еще родственники есть у мисс Блейк?

— Абсолютно никаких. Оба брата матери погибли на войне, а она была единственным ребенком старины Конистона. Миссис Мелфорд, хотя девушка и называет ее кузиной Милдред, на самом деле двоюродная сестра полковника Ласкомба. Ласкомб постарался сделать для девушки все, что мог, в соответствии с его старомодными понятиями, но это довольно трудно… для мужчины.

— Мисс Блейк, вы говорите, коснулась вопроса о замужестве. Не может ли быть, что она уже замужем?

— Но она еще не достигла совершеннолетия — ей пришлось бы получить согласие опекунов и доверенных лиц.

— Формально — да. Но не все же его дожидаются, — заметил Папаша.

— Знаю. Крайне прискорбно. Приходится в таких случаях проходить сложную процедуру назначения опекунства суда и так далее. Даже в этом случае дело весьма сложное.

— Но если уж они поженились, так поженились, — заметил Папаша. — Я полагаю, что, если они действительно женаты и она вдруг умрет, все унаследует ее супруг?

— Эта идея насчет замужества нереальна. За ней очень строго присматривали, и…

Эджертон замолчал, уловив ироническую усмешку старшего инспектора Дэви: как бы ни смотрели за Эльвирой, ей все же удалось познакомиться с абсолютно не подходящим для нее Ладиславом Малиновским.

Эджертон произнес задумчиво:

— Ее мамаша в свое время сбежала, это правда.

— Да, мамаша сбежала — это было в ее духе, но мисс Блейк совсем иная. Она очень упорна в достижении желаемого, но у нее другие принципы.

— Вы же не думаете, в самом деле…

— Я ничего не думаю — пока, — завершил разговор старший инспектор.

Глава 24

Ладислав Малиновский перевел взгляд с одного полицейского на другого, запрокинул голову и расхохотался.

— Вот забавно-то! — сказал он. — Вы так серьезно на меня смотрите — ни дать ни взять две совы. Чепуха какая-то — приглашаете меня сюда и хотите допрашивать. Да у вас ничего на меня нет и не может быть.

— Мы просто думаем, что вы можете помочь следствию, мистер Малиновский. — Старший инспектор Дэви говорил официально-вежливо. — Вам принадлежит машина «Мерседес-Отто», регистрационный номер FAN-2266.

— Ну и что? Почему бы мне не иметь такую машину?

— Само собой, сэр. Просто небольшая неувязка с номером. Вашу машину видели на шоссе М7, а номер на ней был в тот раз другой.

— Ерунда. Наверное, это была совсем другая машина.

— Но таких машин мало. И мы проверили их все.

— И вы, конечно, верите всему, чего только ни наговорит вам дорожная инспекция! Да это просто смешно! Ну и где это было?

— Место, где вас остановила полиция и где вас попросили показать права, находится недалеко от Бедхемптона. Это было как раз в ту ночь, когда ограбили ирландский почтовый поезд.

— Вы меня просто смешите, — сказал на это Ладислав Малиновский.

— У вас есть револьвер?

— А как же! У меня есть и револьвер, и автоматический пистолет. И у меня на них есть лицензии, как положено.

— Отлично. Они оба находятся у вас?

— Естественно.

— Я вас уже предупреждал, мистер Малиновский.

— Знаменитое полицейское предупреждение! Все, что вы скажете, будет записано и использовано против вас на суде.

— Не совсем точная формулировка, — мягко сказал Папаша. — Использовано — да. Против — нет. Вы уверены, что не хотите изменить ваше заявление?

— Уверен.

— И вы уверены, что не хотите вызвать сюда вашего адвоката?

— Не терплю адвокатов.

— Это бывает. Где сейчас ваше оружие?

— Думаю, вам прекрасно известно где, старший инспектор. Маленький пистолет в кармашке машины, того самого «Мерседеса-Отто», номер которого, как я уже сказал, FAN-2266. А револьвер — в ящике стола у меня в квартире.

— Вы совершенно правы насчет револьвера в ящике стола у вас в квартире, но что касается маленького пистолета, то его в машине нет.

— Нет, есть. В левом кармашке.

Папаша покачал головой:

— Может, когда-то он там и был. Но сейчас нет. Это он, мистер Малиновский?

Он передал гонщику через стол маленький автоматический пистолет. Малиновский с удивленным видом взял его:

— Да, разумеется, это он. Значит, это вы взяли его из моей машины?

— Нет, — ответил Папаша. — Мы не брали его из вашей машины. Его там не было. Мы нашли его в другом месте.

— И где же это вы нашли его?

— Мы нашли его, — сказал Папаша, — на площадке на Понд-стрит, которая, как вам, без сомнения, известно, находится возле Парк-лейн. Он мог быть обронен человеком, идущим по этой улице или даже бегущим по ней.

Ладислав Малиновский пожал плечами:

— Это никакого отношения ко мне не имеет — я его там не оставлял. Он был у меня в машине день или два назад. Никто же не проверяет каждый раз, на месте ли вещь, которую он куда-то положил. Как-то само собой разумеется, что она на месте.

— А знаете ли вы, что это тот самый пистолет, из которого был убит Майкл Горман вечером двадцать шестого ноября?

— Майкл Горман? Я никакого Майкла Гормана не знаю.

— Швейцар из гостиницы «Бертрам».

— А, да, тот, которого застрелили. Читал об этом. И вы говорите, что стреляли из моего пистолета? Ерунда!

— Это далеко не ерунда. Его обследовали баллистики. Вам известно достаточно об огнестрельном оружии, чтобы знать, что на их показания можно положиться.

— Вы пытаетесь пришить мне это дело. Знаю я ваши полицейские уловки!

— Мне кажется, вы должны бы знать о полиции этой страны больше, мистер Малиновский.

— Вы хотите сказать, что это я убил Майкла Гормана?

— Сейчас мы лишь просим вас сделать заявление. Никаких обвинений пока не предъявлено.

— Но ведь именно так вы и думаете — что я застрелил этого нелепого типа, вырядившегося в военную форму. Мне-то это зачем? Я не был ему должен, я не испытывал к нему никакой вражды.

— Но стреляли не в него, а в юную леди. Горман подбежал к ней, чтобы ее защитить, и получил пулю в грудь.

— Юную леди?

— Юную леди, которую, я полагаю, вы знаете. Мисс Эльвиру Блейк.

— Вы хотите сказать, что кто-то пытался застрелить Эльвиру Блейк из моего пистолета? — В его голосе звучало крайнее удивление.

— Возможно, у вас были какие-то разногласия?

— Вы хотите сказать, что я поссорился с Эльвирой и стрелял в нее? С ума сойти! Да как я могу стрелять в девушку, на которой собираюсь жениться?

— Это часть вашего заявления? Что вы собираетесь жениться на Эльвире Блейк?

Какой-то миг Ладислав Малиновский колебался, потом, передернув плечами, он сказал:

— Она еще слишком молода. Это надлежит обсудить.

— Возможно, она пообещала вам выйти за вас замуж, а затем передумала. Она кого-то боялась. Не вас ли, мистер Малиновский?

— С чего бы мне желать ей смерти? Или я ее люблю и хочу на ней жениться, или я не хочу на ней жениться и не обязан это делать. Все очень просто. Зачем мне ее убивать?

— Не так уж много людей настолько близки к ней, чтобы желать убить ее. — Дэви помедлил немного, потом добавил, как бы между прочим: — Есть, конечно, ее мать.

— Что?! — Малиновский подскочил. — Бесс? Чтобы Бесс убила собственную дочь?! Вы с ума сошли! Зачем Бесс убивать Эльвиру?

— Может быть, затем, что, как самая близкая родственница, она унаследует все ее огромное состояние.

— Бесс? Вы хотите сказать, что Бесс способна убить ради денег? Да у нее самой полно денег от ее американского мужа. Во всяком случае, достаточно.

— «Достаточно» и «огромное состояние» — не одно и то же, — возразил Папаша. — Люди нередко убивают ради большого состояния. Известны случаи, когда матери убивали детей, а дети — матерей.

— Говорю вам, вы спятили!

— Вы утверждаете, что намерены жениться на мисс Блейк. Возможно, вы уже на ней женаты? Если так, то именно вы унаследуете ее обширное состояние.

— Какие еще дурацкие предположения вы хотите высказать? Нет, я не женат на Эльвире. Она девушка симпатичная. Мне она нравится, и она в меня влюблена. Да, я это признаю. Я познакомился с ней в Италии. Мы славно развлеклись, но не более. Более ничего — вам ясно?

— Как же так? Только что, мистер Малиновский, вы говорили совершенно определенно, что это девушка, на которой вы собираетесь жениться.

— Подумаешь!

— Вот вам и «подумаешь». Вы говорили правду?

— Я это сказал так, для респектабельности. Вы тут в Англии такие ханжи.

— Это объяснение кажется мне малоубедительным.

— Да вы совсем ничего не понимаете! Ее мать и я — любовники. Не хотелось мне этого говорить, и я как бы взамен предложил, что дочь и я… что мы помолвлены. Это звучит очень по-английски и весьма добропорядочно.

— Мне это кажется еще менее убедительным. Вам ведь здорово нужны деньги, не так ли, мистер Малиновский?

— Мой дорогой старший инспектор, мне всегда нужны деньги. И это крайне печально.

— И тем не менее несколько месяцев назад, насколько мне известно, вы сорили деньгами налево и направо.

— Ах, мне тогда крупно повезло. Я ведь игрок и не скрываю этого.

— Я вполне готов этому поверить. Где же вам так повезло?

— Этого я не открою. И не ждите.

— Я и не жду.

— Это все, о чем вы хотели меня спросить?

— На данный момент — да. Вы опознали пистолет как ваш. Это нам очень поможет.

— Не понимаю… Представить себе не могу… — Он прервал фразу и протянул руку: — Дайте его мне, пожалуйста.

— Боюсь, что нам его пока придется придержать, поэтому я вам выдам расписку на него.

Он так и сделал и протянул бумажку Малиновскому.

Тот вышел, хлопнув дверью.

— Темпераментный тип, — сказал Папаша.

— Вы напрасно не прижали его насчет фальшивого номера и Бедхемптона.

— Нет, не напрасно. Мне просто хотелось, чтобы он заволновался. Но не слишком. Мы будем ему каждый раз предлагать что-нибудь новенькое — не все сразу. А он таки задергался.

— Вас хотел видеть Старик, как только вы закончите.

Старший инспектор Дэви кивнул и направился в кабинет сэра Рональда.

— А-а, Папаша. Ну что, дело идет?

— Идет. Неплохо пока — в сети уже много рыбы. В основном мелкой. Но мы и к большой подбираемся. Дело движется.

— Славная работа, Фред, — сказал шеф.

Глава 25

Глава 26

Каноника Пеннифезера отправили на такси в Британский музей, а старший инспектор Дэви усадил мисс Марпл в вестибюле гостиницы. Не затруднит ли ее подождать его минут десять? Мисс Марпл не возражала. Она была рада возможности посидеть, посмотреть кругом и подумать.

Отель «Бертрам». Столько воспоминаний… Прошлое мешается с настоящим. Ей на ум пришло французское выражение: «Plus ca change, plus c’est la mame chose» — «Чем более все меняется, тем более все остается неизменным». Она переставила части выражения, и получилось: «Чем более все остается неизменным, тем более все меняется». Верно и то и другое.

Ей стало жаль и «Бертрам» и себя. Интересно узнать, чего еще хочет от нее старший инспектор Дэви. Она чувствовала в нем возбуждение, которое испытываешь, приближаясь к цели. Сейчас он казался человеком, планы которого наконец-то осуществляются. Это был день начала операции для старшего инспектора Дэви.

Жизнь в отеле шла как обычно. Нет, подумала мисс Марпл, не как обычно. Было отличие, пока она не знала какое. Может быть, некая подспудная тревога?

— Все в порядке? — спросил Папаша заботливо.

— Куда вы теперь меня поведете?

— Мы с вами навестим леди Седжвик.

— Она остановилась здесь?

— Да, с дочерью.

Мисс Марпл поднялась. Она окинула взором вестибюль:

— Бедный «Бертрам».

— Что вы хотите сказать этим «бедный „Бертрам“?»

— Я думаю, вы прекрасно знаете, что я имею в виду.

— Ну, если посмотреть на дело с вашей точки зрения, может, и понимаю.

— Всегда становится грустно, когда предстоит разрушить произведение искусства.

— Вы называете это произведением искусства?

— Конечно. Так же, как и вы.

— Пожалуй, я понимаю, о чем идет речь.

— Это все равно как если у вас в цветнике вдруг обнаруживается корневая гниль. Ничего другого не остается, как все выкопать с корнем.

— Я не слишком разбираюсь в садоводстве, но замените метафору на гниль в обществе, и я соглашусь.

Они поднялись наверх и прошли по коридору к угловому апартаменту, который занимала леди Седжвик с дочерью.

Старший инспектор Дэви постучал в дверь, раздался голос, приглашающий войти, и он вошел впереди мисс Марпл. Бесс Седжвик сидела у окна в кресле с высокой спинкой. У нее на коленях лежала раскрытая книга, которую она не читала.

— Это снова вы, старший инспектор?

Бесс перевела глаза с него на мисс Марпл, и в них мелькнуло удивление.

— Это мисс Марпл, — объяснил старший инспектор Дэви. — Мисс Марпл, это леди Седжвик.

— Мы уже встречались, — сказала леди Седж-вик. — Вы на днях беседовали с Селиной Хейзи, не так ли? Садитесь, пожалуйста. — Она повернулась к старшему инспектору Дэви: — Есть ли какие-нибудь новости о человеке, стрелявшем в Эльвиру?

— В сущности, это нельзя отнести к разряду новостей.

— Сомневаюсь, что когда-нибудь вам удастся дознаться. В таком тумане всякая нечисть бродит в поисках одиноких женщин.

— До некоторой степени это так, — согласился Папаша. — Как ваша дочь?

— О, Эльвира пришла в себя. С ней все в порядке.

— Она здесь, с вами?

— Да. Я позвонила полковнику Ласкомбу, ее опекуну. Он пришел в восторг от того, что я ею займусь. — Бесс неожиданно рассмеялась. — Такой милый старикан. Он очень стремился к воссоединению матери с дочерью.

— Наверное, он был в этом прав, — сказал Папаша.

— Да ничего подобного! Может быть, просто на данный момент так лучше. — Она повернулась к окну, и голос ее изменился. — Я слышала, вы арестовали моего приятеля Ладислава Малиновского. В чем его обвиняют?

— Он вовсе не арестован, — поправил ее старший инспектор Дэви. — Он просто помогает следствию.

— Я направила к нему своего адвоката.

— Очень разумно, — одобрил Папаша. — Любой человек, у которого сложности с полицией, должен опираться на помощь адвоката. Иначе так легко сказать что-нибудь не то.

— Даже если ты абсолютно невиновен?

— Возможно, в таком случае адвокат еще нужнее.

— Да вы, оказывается, циник? О чем же вы его расспрашиваете, хотела бы я знать. Или это недопустимо?

— Прежде всего нам необходимо точно установить все, что он делал в тот вечер, когда убили Гормана.

Бесс Седжвик резко выпрямилась:

— Неужели вам в голову пришла безумная мысль, что Ладислав стрелял в Эльвиру? Они даже незнакомы.

— Он мог бы это сделать. Его машина как раз стояла за углом.

— Чепуха, — произнесла леди Седжвик безапелляционным тоном.

— Вас сильно расстроила стрельба в тот вечер, леди Седжвик?

Она выглядела слегка удивленной.

— Конечно, я расстроилась, когда моя дочь чуть не лишилась жизни. Чего еще вы ждали?

— Я не то имел в виду. Насколько вас расстроила смерть Майкла Гормана?

— Я очень сожалела. Он был смелым человеком.

— И только?

— Что еще я могу сказать?

— Вы его знали, не так ли?

— Конечно. Он ведь здесь работал.

— Вы знали его немного лучше, чем просто в качестве швейцара.

— О чем вы?

— Ну, полно, леди Седжвик. Он был вашим мужем, разве не так?

Бесс помолчала, не проявив, однако, никаких признаков волнения или удивления.

— Вам многое известно, не так ли, старший инспектор? — Она вздохнула и откинулась на спинку кресла. — Я его не видела… постойте-ка… много лет. Двадцать, а может быть, больше. А тут однажды выглядываю в окно и узнаю Мики.

— И он вас узнал?

— Как ни странно, но мы оба узнали друг друга, — сказала Бесс. — Мы и пробыли-то вместе всего какую-нибудь неделю. Потом нас отыскала моя семья, они откупились от Мики и вернули меня с позором домой. — Она вздохнула. — Я была очень молода, когда сбежала с ним. И очень мало знала. Юная дурочка с головой, набитой романтическими бреднями. Он казался мне героем, особенно из-за того, что ловко сидел на лошади. Он не знал страха. И был хорош собой, весел да еще остер на язык, как всякий ирландец! Думаю, что именно я убежала с ним. Ему бы и в голову это не пришло. Но я была необузданной, упрямой и без памяти влюбленной! — Она покачала головой. — Продолжалось это недолго… Первых суток хватило, чтобы я разочаровалась. Он пил, был груб на язык и скор на руку. Когда мои домашние появились и забрали меня, я обрадовалась. Я его больше никогда не хотела видеть.

— Ваша семья знала, что вы поженились?

— Нет.

— Вы им не сказали?

— Я не считала, что я замужем.

— Как все это произошло?

— Мы поженились в Балигоулане, но, когда объявилась моя родня, Мики сказал, что все было подстроено. Он со своими друзьями все это просто разыграл. К этому времени мне уже казалось, что он на такое вполне способен. Не знаю, хотел ли он денег, которые ему предложили, или испугался, что нарушил закон, женившись на несовершеннолетней. Тем не менее я ни минуты не сомневалась, что он говорит правду, — тогда не сомневалась.

— А потом?

Она, казалось, целиком ушла в свои мысли.

— Только через много лет, узнав жизнь получ— ше и познакомившись с законодательством, я вдруг поняла, что, вполне возможно, я замужем за Мики Горманом!

— То есть на самом деле, выйдя замуж за лорда Конистона, вы стали двоемужницей?

— Потом я вышла за Джонни Седжвика, а потом — за своего американского мужа Риджуэя Бекера. — Бесс посмотрела на старшего инспектора Дэви и рассмеялась так, будто ей и впрямь было весело. — Сплошное двоемужество, — сказала она. — Смех, да и только!

— А вам никогда не приходило в голову получить развод?

Она пожала плечами:

— Все это казалось дурацким сном. Зачем ворошить былое? Разумеется, я рассказала обо всем Джонни. — Голос ее помягчел и зазвучал нежнее, когда она произнесла его имя.

— Ну и что он сказал?

— Ему было все равно. Ни Джонни, ни я не были особенно законопослушными.

— Но двоемужество влечет за собой определенное наказание, леди Седжвик.

Она опять взглянула на него и опять рассмеялась:

— Ну кому какое дело до того, что так давно произошло в Ирландии? Со всем этим было покончено. Мики взял свои деньги и был таков. Неужели вы не понимаете? Это был просто глупый, пустячный эпизод. Эпизод, который я постаралась забыть. Я отбросила его туда, куда отбрасываю все, что не имеет значения в жизни.

— И вдруг в один ноябрьский день, — заговорил Папаша совершенно спокойным тоном, — Майкл Горман снова возникает на вашем горизонте и шантажирует вас?

— Чепуха! Кто вам сказал, что он меня шантажировал?

Папаша медленно перевел взгляд на старую леди, которая молча и очень прямо сидела на стуле.

— Вы? — Леди Седжвик вперила взгляд в мисс Марпл. — Вы-то что можете об этом знать? — В ее голосе звучало скорее любопытство, нежели обвинение.

— Кресла в этом отеле имеют высокие спинки, — сказала мисс Марпл. — Они очень удобны. И я сидела в одном из них у камина в комнате для писем. Просто отдыхала перед утренним выходом. Вы пришли туда, чтобы написать письмо. Мне кажется, вы не осознавали, что в комнате еще кто-то есть. И поэтому я слышала весь ваш разговор с этим Горманом.

— Вы слышали?

— Естественно, — сказала мисс Марпл. — Почему бы мне не слушать? Комната общая. Когда вы подняли окно и окликнули человека на улице, я никак не предполагала, что разговор будет носить частный характер.

Бесс на минуту задержала на ней взгляд.

— Ну что ж, это справедливо, — признала она. — Да, понимаю. Но тем не менее вы все неверно истолковали. Мики меня не шантажировал. Может быть, у него была такая мысль, но я ее пресекла, предупредив его. Так что он даже и не попытался. — И губы ее снова раскрылись в широкой улыбке, которая так ей шла. — Я его припугнула!

— Да, — согласилась мисс Марпл. — Возможно. Вы пригрозили, что застрелите его. Вы с этой ситуацией справились, если вы не сочтете смелостью с моей стороны давать оценку, справились отлично.

Бесс с улыбкой подняла брови.

— Но я была не единственным человеком, который вас услышал, — продолжала мисс Марпл.

— Боже праведный! Неужели нас слышал весь отель?

— Другое кресло было тоже занято.

— Кем?

Мисс Марпл сжала губы. Она взглянула на старшего инспектора Дэви, и это был почти умоляющий взгляд. «Если нельзя без этого, скажите сами, я не в силах», — говорил он.

— Во втором кресле сидела ваша дочь, — сообщил старший инспектор.

— О нет! — вскрикнула Бесс Седжвик. — Нет! Только не Эльвира!.. Понятно. Да, теперь я понимаю… Должно быть, она подумала…

— Она подумала достаточно серьезно о том, что услышала, для того чтобы отправиться в Ирландию и выяснить правду. А обнаружить ее было несложно.

Бесс Седжвик тихо проговорила:

— О нет… — Потом: — Бедное дитя… Она ни слова не спросила у меня. Она все это держит в себе. Если бы только она мне открылась, я бы ей объяснила, что это ничего не значит.

— В этом она могла бы с вами и не согласиться, — сказал старший инспектор Дэви. — Вы знаете, это занятная штука, — продолжал он вдумчивым и рассудительным тоном, каким мог бы говорить фермер, обсуждающий виды на урожай. — Я узнал за многие годы проб и ошибок, что нельзя доверять раскладу вещей, когда он кажется чересчур простым. Простые схемы часто оказываются слишком хороши, чтобы соответствовать реальности. Так и схема убийства в тот вечер казалась слишком уж простой. Девушка уверяет, что кто-то в нее стрелял, но промахнулся. Швейцар бросается спасать ее и получает вторую пулю. Все это может быть так и на самом деле — как видится девушке. Но за видимым порой скрывается нечто совсем иное. Вы только что горячо убеждали нас, что у Ладислава Малиновского не может быть причин убивать вашу дочь. Что ж, я с вами согласен. Причин нет. Он относится к тому типу людей, которые, поссорившись с женщиной, скорее выхватят нож и всадят в нее, чем станут прятаться за оградой и хладнокровно ждать удобного момента, чтобы выстрелить в нее. Теперь предположим, что он хотел убить кого-нибудь другого. Крики и выстрелы — да, но в результате мертвым-то оказался Майкл Горман. Предположим, что именно так и должно было произойти. Малиновский это тщательно планирует. Он выбирает туманный вечер, прячется на площадке и ждет, пока ваша дочь появится на улице. А он знает, что она появится, потому что сам все подстроил. Он стреляет. Стреляет не в девушку. Он целится мимо, а она думает, что стреляют именно в нее. Она кричит. Швейцар отеля, услыхав выстрел и крик, бросается по улице к ней, и Малиновский убивает человека, которого он и намеревался застрелить, — Майкла Гормана.

— Не верю ни единому слову! С чего это Ладислав вдруг захотел бы застрелить Мики Гормана?

— Может быть, какой-то небольшой шантаж?

— Вы хотите сказать, что Мики мог шантажировать Ладислава? По какому поводу?

— Возможно, по поводу происходящего в отеле «Бертрам». Майкл Горман мог здесь узнать о многом.

— О происходящем в отеле «Бертрам»? О чем это вы?

— Здесь неплохо обделываются темные дела, — сказал Папаша. — Хорошо планируются, превосходно исполняются. Но ничему не дано длиться вечно. Мисс Марпл спросила меня на днях, что здесь неладно. Я готов ответить на этот вопрос сейчас. Отель «Бертрам» на самом деле штаб для одного из преуспевающих и крупных преступных синдикатов.

Глава 27

Наступило минутное молчание, после чего заговорила мисс Марпл.

— Как это интересно, — заметила она тоном светской беседы.

Бесс Седжвик повернулась к ней:

— Незаметно, чтобы вас это сильно удивило, мисс Марпл.

— В общем, не удивило. Здесь было столько любопытного, такого, что не укладывается в привычную схему. Слишком уж все хорошо выглядело, если вы понимаете, что я имею в виду. То, что в театральном мире называется превосходной постановкой. Оно и было превосходной постановкой, не более. Имела место масса мелочей вроде того, что человек обращается к кому-то как к своему другу или знакомому и обнаруживает, что он ошибся.

— Такое, конечно, случается, — заметил старший инспектор Дэви, — но здесь это происходило слишком часто. Верно, мисс Марпл?

— Да, — согласилась та. — Люди вроде Селины Хейзи могут ошибаться подобным образом. Но в отеле и множество других людей ошибалось точно так же. И нельзя было этого не заметить.

— Она вообще замечает многое, — заявил старший инспектор Дэви, обращаясь к Бесс, как будто мисс Марпл была его любимой дрессированной собачкой.

Бесс Седжвик резко повернулась к нему:

— Что вы имели в виду, когда назвали этот отель штабом преступного синдиката? По-моему, «Бертрам» — самое респектабельное место в мире.

— Естественно, — согласился Папаша. — Ему приходится поддерживать такую репутацию. Сколько денег, времени, изобретательности ушло на то, чтобы привести его в такое состояние! Подлинное и фальшивое здесь перемешано очень хитро. У вас здесь есть Генри — первоклассный актер-распорядитель, который руководит представлением. В Англии за ним не числится никаких преступлений, но за границей он был замешан в темных аферах с гостиницами. Здесь у вас есть и отличные актеры на характерные роли. Должен признаться, если хотите, что не могу не восхищаться всей здешней организацией. Все это стоило стране немалых денег. А у отдела по раскрытию организованных преступлений и у полицейских управлений на местах все это вызывало постоянную головную боль. Каждый раз, когда нам представлялось, что нам что-то удается и что мы смогли разобраться с конкретным происшествием, оказывалось, что это происшествие вообще ни к чему не имеет отношения. Но мы все равно продолжали его разрабатывать: кусочек здесь, кусочек там. Гараж, где обнаружены стопки номеров, которые можно в один момент прикрепить на определенные машины. Фирма грузовых перевозок мебели, мясной фургон, продуктовый фургон, один-два почтовых грузовика. Автогонщик за рулем гоночной машины, преодолевающий невероятные расстояния за невероятно короткое время, а на другом конце — старик священник на своем стареньком «Моррис-Оксфорде». Домик, где живет огородник, который связан с подходящим доктором. Да нет нужды во все вдаваться. Этой сети нет конца и края. Это лишь половина дела. Иностранцы, которые приезжают в «Бертрам», — вторая половина. В основном из Америки или из доминионов. Богачи, люди вне подозрения, прибывают сюда с роскошным многоместным багажом и уезжают отсюда с роскошным многоместным багажом, вроде тем же самым, да вовсе не тем. Богатых туристов, которые приезжают во Францию, таможня лишний раз не тревожит, потому что они ввозят в страну деньги. Но ездят не одни и те же туристы, а разные. Не след кувшину слишком часто появляться у колодца. Не легко все это будет увязать и доказать, но в конце концов все выстроится как надо. Мы еще только начали. К примеру, Кэботы…

— А что такое с Кэботами? — резко спросила Бесс.

— Вы их помните? Очень милые американцы. Просто прелесть. Они были здесь в прошлом году и в этом приезжали снова. Но не приедут в третий раз. Никто не приезжает сюда больше двух раз по одному и тому же делу. Да, мы арестовали Кэботов, когда они прибыли в Кале. Прекрасная идея с этим их гардеробом на колесиках. Там очень аккуратно были спрятаны триста тысяч фунтов. Денежки с ограбленного в Бедхемптоне поезда. Конечно, это всего лишь капля в океане.

Отель «Бертрам», позвольте вам сказать, является штабом всей организации! Половина персонала в курсе дела. Некоторые из постояльцев тоже, но не все. Настоящие Кэботы, например, сейчас в Юкатане. Тут еще занимались махинациями с подменой личностей. Возьмем, например, судью Ладгроува. Приметное лицо, огромный нос картошкой, да еще бородавка. Очень легко под него загримироваться. Каноник Пеннифезер. Скромный провинциальный священник с большой шапкой седых волос и бросающимися в глаза манерами рассеянного человека. Его ужимки, привычка смотреть поверх очков — все так легко сымитировать характерному актеру.

— И какой же во всем этом смысл? — спросила Бесс.

— И вы меня об этом всерьез спрашиваете? Разве это не очевидно? Судью Ладгроува видят поблизости от места ограбления банка. Кто-то его узнаёт, упоминает об этом. Мы в это вникаем. Все оказывается ошибкой. Он был в это время совсем в другом месте. Но мы не сразу поняли, что все это — так называемые «намеренные ошибки». Никого не волнует, что нашелся человек, который был так на него похож, а на самом деле не похож на него вовсе. Он стирает грим и перестает подражать оригиналу. Но все это приводит в замешательство. Мы имели в подобных ситуациях члена Верховного суда, архидиакона, адмирала, генерал-майора — каждого из них видели вблизи от места преступления.

После бедхемптонского ограбления для доставки добычи в Лондон было задействовано по меньшей мере четыре машины. Гоночная машина с Малиновским за рулем, поддельный «сейф на колесах», «Даймлер» старого образца с адмиралом за рулем и старик священник с копной седых волос за рулем «Моррис-Оксфорда». Блестящая операция, отлично спланированная.

И вдруг в один прекрасный день банде не повезло. Этот старый дуралей каноник Пеннифезер отправился на самолет не в тот день, потом, возвращаясь из аэропорта, забрел на Кромвель-роуд, посмотрел фильм и притащился в свой гостиничный номер за полночь. Он открыл дверь, так как по рассеянности унес ключ с собой, но когда он вошел, то испытал потрясение, которое не испытывал никогда в жизни, потому что перед ним сидел в кресле он сам! Эти бандиты никак не ожидали увидеть настоящего каноника Пеннифезера, который должен был благополучно отбыть в Люцерн. Его двойник как раз был готов отправиться в Бедхемптон, когда вошел оригинал. Они не знали, что делать, но у одного из группы сработал рефлекс. Полагаю, у Хамфриса. Он ударил старика по голове, и тот свалился без сознания. Думаю, кого-то это страшно разгневало. Очень. Однако, осмотрев старикана, они убедились, что он просто без сознания и наверняка очнется. Тогда они продолжили осуществление плана. Фальшивый каноник отбыл с целью принять отведенное ему участие в эстафете. Что они сделали с настоящим каноником Пеннифезером, я не знаю. Могу только догадываться, что его позже отвезли на машине в домик огородника, который проживает недалеко от того места, где задержали поезд. Там старика осмотрел врач. Прекрасно! Если придут сообщения о том, что каноника Пеннифезера видели в этих местах, все сложится как нельзя лучше. Наверное, многие нервничали в ожидании того, как он очнется, и вздохнули с облегчением, узнав, что по крайней мере три дня выпали из его памяти.

— В противном случае они бы его убили? — спросила мисс Марпл.

— Нет, — ответил ей Папаша. — Не думаю, что его убили бы. Кто-то не допустил бы этого. С самого начала было ясно, что тот, кто руководит всей этой игрой, настроен против убийств.

— Это звучит фантастически, — сказала Бесс Седжвик. — В высшей степени! И я не верю, что у вас есть доказательства связи Ладислава Малиновского со всей этой белибердой.

— У меня масса улик против Ладислава Малиновского, — возразил Папаша. — Он ведь крайне беспечен, как вам известно. Он здесь болтался, когда это было совсем ни к чему. В первый раз он появился, чтобы установить контакт с вашей дочерью. У них был разработан особый код.

— Чушь! Она сама вам сказала, что незнакома с ним.

— Может, она и сказала, но это неправда. Она в него влюблена. Она хочет, чтобы он на ней женился.

— Я этому не верю!

— Откуда вам знать? Малиновский не из тех, кто выбалтывает свои секреты, а свою дочь вы вообще не знаете. Вы сами это признали. Вы рассердились, не так ли, когда Малиновский зашел в «Бертрам»?

— Чего мне было сердиться?

— Потому что вы и есть тот самый мозговой центр, — сказал Папаша. — Вы и Генри. А финансовую сторону взяли на себя братья Хоффман. Они договорились с банками на континенте. Но главой синдиката, мозгом, который им управляет и все планирует, этим мозгом являетесь вы, леди Седжвик.

Бесс расхохоталась:

— Ничего более нелепого никогда не слыхала!

— О нет, здесь нет ничего нелепого. У вас и ум, и отвага, и хватка. Вы уже многое испытали, а теперь решили попытать счастья на преступной стезе. Тут уж азарта хоть отбавляй, да и риска тоже. Вас не столько деньги прельщали, сколько встряска, которую это дает. Но вы не допускали убийств или даже излишнего насилия, в этом надо отдать вам должное. Ни убийств, ни грубого насилия — только умело нанесенные удары по голове в случае крайней необходимости. Вы очень интересная женщина. Одна из действительно интересных великих преступниц.

На несколько минут наступило молчание. Потом Бесс Седжвик встала:

— Мне кажется, вы сошли с ума. — Она протянула руку к телефону.

— Хотите позвонить адвокату? Это очень разумно, пока вы не сказали лишнего.

Она резким движением бросила трубку на место:

— Пожалуй, я не стану звонить адвокату — терпеть их не могу… Ладно. Пусть будет по-вашему. Вы правы, я получала от этого наслаждение. Мне каждая минута была в радость. Так здорово загребать деньги в банках, поездах, на почте или в так называемых бронированных фургонах! Здорово было планировать и принимать решения — так здорово, что ни на миг не жалею. Как вы сказали? Не след кувшину слишком часто появляться у колодца? Полагаю, это правда. Ну что ж, я неплохо повеселилась за свои денежки! Но насчет того, что Ладислав Малиновский пристрелил Майкла Гормана, вы ошибаетесь. Не он его убил, а я. — Она вдруг рассмеялась звонко и возбужденно. — Не важно, что он там сделал или чем грозил, я сказала ему, что застрелю, и застрелила. Мисс Марпл меня слышала. Я сделала многое из того, что вы приписываете Ладиславу. Это я притаилась на площадке. Когда появилась Эльвира, я выстрелила наугад. Она закричала, Мики прибежал, и тут я его и прикончила. Он получил по заслугам! У меня, само собой, есть ключи от любого входа в гостиницу. Я просто проскользнула в дверь недалеко от площадки и поднялась в свою комнату. Я и представить себе не могла, что вы этот пистолет свяжете с Ладиславом или вообще его заподозрите. Я стащила пистолет у него из машины, а он и не знал. Но я не имела намерения, учтите это, бросить на него подозрение.

Она резко повернулась к мисс Марпл:

— Вы свидетельница того, что я сказала, так помните. Это я убила Гормана.

— Или, возможно, вы говорите так, потому что любите Малиновского, — высказал предположение Дэви.

— Нет! — выпалила она. — Я просто друг ему, и все. О да, мы были любовниками, просто так, без влюбленности с моей стороны. За всю свою жизнь я любила только одного человека — Джона Седжвика. — Последнюю фразу она произнесла с нежностью. — Но Ладислав мой друг. Я вовсе не хочу, чтобы ему приписали то, чего он не делал. Я убила Майкла Гормана. Я уже сказала это, и мисс Марпл меня слышала… А теперь, дорогой старший инспектор Дэви… — Голос ее возбужденно зазвенел и рассыпался истерическим смехом. — Поймай меня, если сможешь!

Размахнувшись, она выбила стекло тяжелым телефонным аппаратом, и не успел Папаша вскочить на ноги, как она уже оказалась за окном и стала быстро пробираться по узкому выступу. С удивительной для его грузной фигуры сноровкой Дэви подскочил к другому окну и поднял раму. Одновременно он выхватил из кармана полицейский свисток и засвистел.

Мисс Марпл, с трудом поднявшаяся из кресла минутой-другой позже, присоединилась к нему. Они вместе смотрели вдоль фасада отеля «Бертрам».

— Она упадет. Ведь она взбирается по водосточной трубе! — воскликнула мисс Марпл. — Но почему наверх?

— На крышу. Это ее единственный шанс, и она это знает. Боже праведный, настоящая кошка. Отчаянная женщина!

Мисс Марпл, зажмурившись от страха, пробормотала:

— Она свалится. Ей не добраться…

Но женщина, за которой они наблюдали, скрылась из виду. Папаша отошел от окна.

Мисс Марпл спросила:

— Вы не собираетесь пойти и?..

Папаша покачал головой:

— Куда мне, такой туше? Там на всякий случай стоят мои люди. Они знают, что нужно делать. Через несколько минут мы выясним… Я не поставил бы на них против нее! Таких, как она, одна на тысячу. — Он вздохнул. — Она из необузданных. Такие встречаются в каждом поколении. Их не приручить, не заставить жить в обществе по его законам. У них свой путь. Если они святые, то идут лечить прокаженных или погибают мучениками в джунглях. Если они противоположного толка, то совершают неслыханные зверства, а порой они просто дикари! Они бы, возможно, вписались в жизнь в другие времена, когда каждый стоял за себя, боролся за выживание. Такой мир им бы подошел. А этот — нет.

— Вы предполагали, что она так поступит?

— Пожалуй, нет. Это один из ее талантов. Непредсказуемость. Но она, вероятно, все заранее обдумала. Она знала, к чему идет дело. Поэтому она сидела, глядя на нас, поддерживала разговор, а сама обдумывала. Усиленно думала и планировала. Я полагаю… Ах ты!

Он прервал разговор, заслышав внезапный автомобильный выхлоп, визг колес и рев мощного мотора гоночной машины. Он высунулся из окна.

— Ей все-таки удалось, она добралась до машины!

Снова визг тормозов — автомобиль обогнул угол на двух колесах. Потом мощный рев, и великолепное белое чудовище рвануло вдоль улицы.

— Она кого-нибудь убьет, — сказал Папаша. — Убьет много людей… если только не себя саму.

— Не думаю, — произнесла мисс Марпл.

— Она отличный водитель. Чертовски умелый. Ух ты, чуть не…

Они слышали, как машина несется, непрерывно сигналя, потом звук стал отдаляться. До них донеслись крики, вопли, гудки автомашин, скрежет и, наконец, отчаянный визг тормозов, взрыв выхлопа и…

— Она разбилась, — сказал Папаша.

Он застыл на месте в терпеливом ожидании, которое так пристало всей его огромной, исполненной достоинства фигуре. Мисс Марпл молча стояла возле. Потом, как по эстафете, по улице пронесся слух. Человек на тротуаре напротив взглянул на старшего инспектора Дэви и начал быстро жестикулировать.

— Конечно, — тяжело выговорил Папаша. — Погибла! Врезалась на скорости девяносто миль в час в ограду парка. Никаких других жертв, кроме нескольких легких столкновений. Великолепное вождение. Да, она мертва. — Он вернулся в комнату. — Ну что ж, она во всем призналась. Вы это слышали.

— Да, — подтвердила мисс Марпл. — Слышала.

Оба помолчали.

— Но это, конечно, неправда, — очень тихо добавила мисс Марпл.

Папаша взглянул на нее:

— Так вы ей не поверили?

— А вы?

— Нет, — признался Папаша. — Нет, все было иначе. Она говорила вполне правдоподобно, но лгала. Она не убивала Майкла Гормана. Вы, случаем, не знаете, кто убил?

— Конечно, знаю, — сказала мисс Марпл. — Девица.

— Ах так! И когда вам это пришло в голову?

— У меня все время были подозрения.

— У меня тоже, — сказал Папаша. — Она выглядела страшно испуганной в тот вечер. И ложь, которую придумала, была неудачной. Но сначала мне не был ясен мотив.

— Это и меня сперва озадачило, — слегка развела руками мисс Марпл. — Она обнаружила, что мать ее виновна в двоемужестве, но разве девушка станет из-за этого убивать? Только не в наше время! Думаю, тут все дело в деньгах.

— Да, в деньгах, — согласился старший инспектор Дэви. — Отец оставил ей колоссальное состояние. Когда она обнаружила, что мать замужем за Майклом Горманом, она сообразила, что брак с Конистоном недействителен. И подумала, что деньги ей не достанутся, потому что хоть она и дочь Конистона, но все же незаконная. Здесь она ошиблась. У нас уже был подобный случай. Все зависит от условий завещания. Конистон совершенно определенно все оставил ей, назвав ее имя. Она и так все получила бы, но она этого не знала. А упускать денежки из рук она не собиралась.

— И что это они ей так понадобились?

Старший инспектор произнес с неприязнью:

— Чтобы купить Ладислава Малиновского. Он бы ради денег женился на ней. А без денег — нет. Она совсем не дура, эта девица. Все понимает. Но она хотела получить его во что бы то ни стало. Она в него отчаянно влюблена.

— Я знаю, — кивнула мисс Марпл и пояснила: — Я видела тогда в парке ее лицо.

— Она понимала, что с деньгами она его получит, а без денег потеряет, — продолжал Папаша. — И хладнокровно задумала убийство. Она, конечно, не пряталась на площадке. Там вообще никого не было. Она просто прижалась к ограде и выстрелила, потом закричала, а когда Майкл Горман подбежал к ней, выстрелила в него с близкого расстояния. Потом продолжала кричать. Да, хладнокровная особа. Но бросать тень на Ладислава Малиновского она не собиралась. Пистолет украла у него, потому что это было легче всего. Она никак не предполагала, что его могут обвинить в преступлении и что он вообще будет поблизости в это время. Она считала, что все спишут на счет какого-нибудь грабителя, который воспользовался туманом. Но, при всем своем самообладании, она в тот вечер сильно испугалась. После убийства. А мать боялась за нее.

— Что же вы предпримете теперь?

— Я знаю, что она это сделала. Но у меня нет доказательств. Может, ей повезет, как везет новичкам в игре. Опытный адвокат сможет сыграть на чувствительных нотах: такая юная, такое неудачное воспитание… К тому же она и собой хороша.

— Да, — согласилась мисс Марпл. — Хороша. Дети Люцифера часто красивы. И, как нам известно, они неувядаемы, как лавровый куст.

— Но я вам доложу, что даже до этого может не дойти, — нет никаких доказательств. Возьмите себя, например. Вас вызовут свидетелем того, что сказала ее мамаша, свидетелем признания матери в совершении того преступления.

— Понимаю. Она старалась мне это внушить. Она избрала для себя смерть, заплатив таким образом за свободу дочери. Она мне это навязывала как предсмертную волю…

Дверь в соседнюю спальню отворилась. Эльвира Блейк вошла. На ней было простое и строгое синее платье. Светлые волосы прямыми прядями обрамляли лицо. Она была похожа на ангела с картины итальянского примитивиста. Она сказала:

— Я слышала шум машины, какой-то грохот и крики… Что случилось?

— Мне жаль, мисс Блейк, но я должен вам сообщить, — произнес старший инспектор Дэви официальным тоном, — что ваша мать погибла.

Эльвира легонько охнула.

— О нет! — выдохнула она, и в ее голосе послышался слабый, неуверенный протест.

— Прежде чем сбежать, — продолжал старший инспектор Дэви, — а она и в самом деле сбежала, она призналась в убийстве Майкла Гормана.

— То есть… она сказала… что это она…

— Да, — кивнул Папаша. — Именно это она и сказала. Вы имеете что-нибудь добавить?

Эльвира посмотрела на него долгим взглядом. Потом едва заметно мотнула головой.

— Нет, — ответила она. — Мне нечего добавить.

Повернулась и вышла из комнаты.

— Ну? — спросила мисс Марпл. — Вы так и дадите ей уйти?

— Нет, — рявкнул он. — Нет, ей-богу, не дам!

Мисс Марпл медленно и серьезно покачала головой.

— Да смилуется господь над ее душой, — сказала она.

1965 г.

Перевод Е. Грекова