Когда читатель прочтет это краткое описание войны, в котором возможно было рассмотреть только наиболее яркие события, он, как кажется, не сможет не ощутить определенной неудовлетворенности.
Согласившись с тем, что приведшая к войне на несколько фронтов основная стратегическая концепция Гитлера превысила силы и возможности германского народа и его вооруженных сил, читатель, очевидно, не поймет, как могли быть совершены те многочисленные военно-политические и военные ошибки, которые, как мы неоднократно подчеркивали в ходе изложения, в большинстве случаев вызывали сильное противодействие военных специалистов, и как Гитлеру удавалось претворять в жизнь свои решения, которые военные считали пагубными. Или, проще говоря, почему высшие германские военачальники не нашли ни сил, ни средств, чтобы энергично и окончательно остановить Гитлера, шедшего по пути военных и политических ошибок.
Глубокие психологические и фактические причины этого феномена невозможно изложить в нескольких словах. Только осветив процесс становления офицерского корпуса Третьего рейха с самых разных сторон, можно понять действия основной массы военачальников. Но это намеренно не сделано, памятуя о целях этой книги и ее ограниченном объеме. Тем не менее я хочу попытаться коротко обозначить, в чем же, по моему мнению, заключаются причины остающегося для стороннего наблюдателя непонятным поведение германского генералитета.
Офицерский корпус германских вооруженных сил делился на несколько групп соответственно видам вооруженных сил (сухопутная армия, военно-морские силы, военно-воздушные силы и войска СС), которые в рамках этого вопроса, несмотря на все их особенности, необходимо считать единым вермахтом, но которые по-разному относились к новому государству и в особенности к Гитлеру. Следует также учесть, что внутри офицерского корпуса отдельных видов вооруженных сил существовали острые разногласия, которые возникли еще в процессе их создания и усилились в первые годы войны.
Представляющееся сегодня достойным восхищения единство взглядов, существовавшее среди старого офицерского корпуса и возникшее в период монархии, в 1918 году было окончательно похоронено. Восстановить такое единство не смог даже фон Сект (фактический командующий рейхсвером в 1920–1926 гг. — Ред.), проделавший в рейхсвере большую воспитательную работу. Уже в период рейхсвера наряду с офицерами, занимавшими консервативную позицию, основанную на традициях старого прусского офицерства, в армии выдвинулись личности, желавшие использовать ее для достижения противоречивших всему ее существу узкопартийных целей. Прикрывая демократическими взглядами свое честолюбие, они сумели занять важные посты в армии и стали угрожать единству, существовавшему среди высших военачальников. Но оказать решающее влияние на позицию основной массы офицерского корпуса эти люди, среди которых было много прекрасных знатоков своего дела, к началу войны не сумели и лишь подорвали авторитет военного командования.
Позиция офицерских корпусов отдельных видов вооруженных сил как в годы их строительства, так и во время войны формировалась под влиянием исторических условий их создания (это прежде всего офицерский корпус войск СС), личных качеств командующего (офицерский корпус люфтваффе) и степени вмешательства Гитлера во внутренние дела отдельных видов вермахта.
Например, адмиралы военно-морского флота, а значит, и весь офицерский корпус этого вида вооруженных сил имели с Гитлером гораздо меньше всяких трений и разногласий, ибо фюрер, ничего не смысля в морской стратегии, был с ними весьма сдержан и почти не давал поводов для возникновения оппозиции в практических вопросах. Напротив, военачальники сухопутной армии, которых Гитлер, считавший себя в этих делах крупным специалистом, держал на коротком поводке, погрязли в почти ежедневных спорах и конфликтах, которые не только быстро подрывали доверие к Гитлеру, но и приводили к возникновению оппозиции в офицерском корпусе.
Уже из этого немногого видно, что высшее руководство, решись оно на крайние меры — а только сверху можно было силой или добром изменить положение, — так же мало могло рассчитывать на повиновение всего офицерского корпуса, как и на единую позицию генералов и адмиралов. Еще меньше можно было ожидать повиновения со стороны унтер-офицеров и солдат. Оглядываясь на прошедшие события с позиций сегодняшнего дня, нельзя упускать из виду, что как основная масса германского народа, так и подавляющее большинство военнослужащих, до конца 1944 года абсолютно преданных Гитлеру, никоим образом не были склонны внимать призывам военного командования. События 20 июля 1944 года (попытка покушения на Гитлера. — Ред.), вызвавшие лишь незначительную реакцию в действующих войсках — которая, вероятно, была бы такой же в случае успешного покушения, — не оставляют сомнения в следующем: не только части СС, люфтваффе и кригсмарине, которые, руководствуясь своим долгом перед отечеством, вечером 20 июля 1944 года в основной своей массе были готовы силой оружия подавить любые антиправительственные мятежи, но и большинство войск сухопутной армии не последовало бы за восставшими офицерами.
Германский солдат по своим традициям и воспитанию никогда не был революционером. Он всегда противился тому, чтобы на него возлагалась ответственность за вопросы, не входившие в круг задач, поставленных перед ним его народом. Он не хотел и не был психологически готов к борьбе за выполнение подобных задач, так как считал их уделом политиков. Мощная сила армии и заключалась в том, что она являлась далеким от политики инструментом в руках избранного народом правительства, но в этом же проявилась и ее слабость, ибо, как только германское правительство стало на путь, приведший к разгрому гитлеровского режима, политическое руководство утратило контроль над армией.
Об участниках заговора 20 июля можно думать как угодно, но ясно то, что германский солдат не мог понять тех представителей движения Сопротивления, которые, изменив своей родине, пусть даже по самым веским причинам, поставили под угрозу жизнь тысяч его товарищей. Не сопротивление путем измены родине, не навязывание германским солдатам целей, олицетворявших в их глазах измену государству, а только личная борьба за свои тактические, стратегические и политические взгляды, опирающаяся на вековые традиции германской армии, могла стать эффективной формой сопротивления.
Если бы разобщенность германского офицерства не помешала ему выступить единым фронтом, причем в то время, когда германский народ еще не вел борьбу за свое существование, тогда подобные единые действия, возможно, были бы успешными. Если бы генералитет энергично использовал такие факты глубокого оскорбления Гитлером чести германского офицерского корпуса, как расправа с офицерами в рамках заговора Рема, дело Фрича или, наконец, в период оккупации Чехословакии, вероятно, Гитлера еще можно было остановить. Выступи тогда все сообща, опираясь на еще прочное положение вооруженных сил в государстве, возможно, диктаторские замашки Гитлера удалось бы обуздать.
Но этого единства не было. Сухопутной армии, а именно о ней в первую очередь должна идти речь, не хватало личности, которая могла бы достойно противостоять Гитлеру и не только повести за собой генералитет, войска и молодой офицерский корпус, но и вопреки умело используемому нацистами пропагандистскому аппарату национал-социалистической рабочей партии открыть германскому народу глаза на то, куда, несмотря на видимые внешние успехи, ведет этот путь. Поэтому попытка отдельных генералов остановить Гитлера окончилась ничем, вылившись в безрезультатные разрозненные выступления, которые Гитлер легко сумел подавить. Еще перед войной стала очевидна невозможность сплочения германского генералитета и побуждения его к активным действиям против диктатора, которого приветствовали широкие круги народных масс на фоне очевидных внешних и внутриполитических успехов. Поэтому исполните — ли отдельных акций попадали в тень этих успехов и без труда устранялись.
Возможно, будь в те времена разработаны широкие планы, предусматривавшие привлечение даже лишь части вооруженных сил, они все равно были бы обречены на провал, поскольку представляется сомнительным, что войска вообще стали бы участвовать в подобных предприятиях. Подобные одиночные выступления, не найдя отклика в широких массах народа, потерпели бы крах, как это было, например, с капповским путчем, разгромленным в результате решительного сопротивления рабочего класса.
Таким образом, если перед войной перспектива смены формы правления или, по крайней мере, методов правления с привлечением на свою сторону армию была весьма сомнительной, то с началом войны она совершенно исчезла. В первые годы войны ход событий на фронте полностью исключал какие-либо выступления против политики Гитлера.
Предпринимавшиеся впоследствии разными дальновидными военными деятелями одиночные попытки что-либо изменить в существующем устройстве приводили этих генералов либо к отставке, либо к аресту, никак не повлияв на ход военных действий. Военное воспитание и солдатские традиции в сочетании с невозможностью, ввиду большой растянутости фронтов, обеспечить связь высших военачальников друг с другом делали, помимо других причин, подобную общую акцию неосуществимой, да и ее воздействие на Гитлера трудно было предугадать.
Однако нельзя сказать, что все планы и решения Гитлера принимались его ближайшими сподвижниками или командующими действующими армиями без возражений. В необычайно жарких дискуссиях, нередко переходивших границы дозволенного в отношении главы государства, начальник Генерального штаба армии и начальник штаба оперативного руководства вермахта, а также представители других частей вермахта, часто поддерживаемые вызванными на доклад командующими группами армий, воздушных флотов, и особенно фронтовые офицеры вели острую, порой саркастичную полемику по поводу оперативных, организационных, военно-экономических и снабженческих решений Гитлера. При этом они делали ничуть не приукрашенные доклады о реальной обстановке на фронте и в тылу, которые Гитлер выслушивал с большим интересом, но парадокс заключался в том, что это никогда не приводило к изменению однажды принятого им решения. Хотя Гитлер и пытался устранять выявленные недостатки и неполадки, однако выводы, которые главнокомандующий вооруженными силами Германии делал из этих дискуссий, имели в основном личный характер и не касались существа дела. Начальник или командующий, которого Гитлер не считал способным бескомпромиссно претворять в жизнь его решения, исчезал и заменялся личностью, к которой Гитлер питал больше доверия. Так, выросшее и получившее большой опыт в Первую мировую войну и в годы между войнами поколение высших германских военачальников — Браухич, Гальдер, Вицлебен, Бок, Лист, Лееб и другие, не говоря уже о таких выдающихся личностях, как Фрич и Бек, — постепенно вытеснялось новым поколением военачальников, которое, по мнению Гитлера, должно было с непоколебимой твердостью, в самой неблагоприятной обстановке и вопреки всем оперативным принципам претворять в жизнь его планы. Выдвигались такие люди, как Модель, Роммель, Шёрнер, Рендулич и другие, которые, несомненно, были испытанными военачальниками, закаленными в тяжелой борьбе с превосходящими силами противника, но они всегда были только прекрасными командирами, но не выдающимися полководцами. Их гоняли из одной горячей точки в другую, чтобы хоть как-то поддержать рушившееся здание фронтов, пока они не обессилели духовно и физически, сломавшись под грузом возложенной на них нагрузки.
С первого до последнего дня в череде стремительно менявшихся событий ближайшим советником Гитлера оставался начальник штаба оперативного руководства вермахта генерал-полковник Йодль.
Йодль, несомненно, был искренним почитателем Гитлера и высоко ценил его работоспособность, энергию, богатство идей, организаторский и технический талант. Насколько глубоко он понимал Гитлера, очевидно, останется тайной. Йодль был отличным солдатом, ничего не требовавшим для себя лично, и прирожденным генштабистом, имевшим на все четкие взгляды. Но ему, пленнику идей континентальной войны, всегда не хватало многосторонности и широты восприятия, так же как и понимания мировых политических взаимосвязей, что необходимо для человека на таком посту. Эту ограниченность своих способностей Йодль хорошо понимал и поэтому, посвятив себя разработке масштабных оперативных вопросов, старался отгородиться от других проблем руководства, и в первую очередь касавшихся сотрудничества с союзниками и военной администрацией в оккупированных областях, полностью передав их фельдмаршалу Кейтелю. Этот односторонний интерес к оперативным и даже тактическим проблемам привел к тому, что Йодль не только сам включился в частные вопросы руководства боевыми действиями на фронте, но и поддерживал пагубное стремление Гитлера вмешиваться в дела низшего и среднего командного состава и, по крайней мере, косвенно способствовал тому, что Гитлер, рассматривая вопросы, которые невозможно было решить из ставки Верховного главнокомандования, отдавал абсолютно невыполнимые для фронта, губительные приказы. Как и начальник Генерального штаба генерал-полковник Гальдер, и его преемник генерал Цейцлер, Йодль с поразительной резкостью и твердостью отстаивал свои взгляды перед Гитлером и зачастую добивался выполнения своих решений на входивших в его компетенцию так называемых театрах военных действий ОКВ. Тем не менее вследствие многолетней совместной работы с Гитлером и этот некогда ясно мысливший солдат постепенно утратил реальный взгляд на вещи. Представляется очевидным, что Йодль не соответствовал должности, которая ему была доверена, и, безусловно, гораздо больше подходил для поста начальника штаба или фронтового командующего. Несмотря на это, его неоднократно продемонстрированная в самых тяжелых условиях готовность взять на себя ответственность перед Гитлером заслуживает благодарности и признательности. Неизвестно, смог ли бы другой человек, пусть даже с большим стратегическим мышлением и пониманием международных проблем, отстоять свои планы и воззрения, находясь на месте Йодля, и не заменил ли бы его Гитлер в самом скором времени бесхребетным и ничтожным человеком, умевшим только поддакивать.
Несмотря на отдельные успехи некоторых военачальников, нет сомнений в том, что в целом только Гитлер определял директивы по ведению операций, а частично и по тактическим вопросам ведения военных действий. Ему удавалось — в основном разделением полномочий во всех областях командования — вплоть до последнего момента не допускать появления любой серьезной оппозиции. 20 июля 1944 года доказало, что любое движение сопротивления, выходящее за рамки традиционной военной оппозиции — независимо от успеха или провала покушения, — не имело шансов на успех, а используемые режимом формы правления и существовавшие условия не только исключали сосредоточение достойных упоминания военных сил, но и делали невозможным использование необходимых для воздействия на массы средств свободного выражения мнения, а значит, и для подготовки общественного мнения. Ход событий 20 июля показал, что предпринятая пусть даже самыми умными, испытанными и готовыми на все солдатами попытка организованного государственного переворота не была в состоянии обеспечить поддержку ни германского народа, ни войск действующей армии. Сил не хватило даже на то, чтобы хоть на несколько часов изолировать центральное руководство и защитить свой штаб. Таким образом, эта попытка неизбежно должна была привести к потере ценных людей и, при незначительном резонансе в люфтваффе, кригсмарине, войсках СС и большинстве войск действующей армии, в случае смерти Гитлера вызвала бы только кровавые столкновения внутри вооруженных сил и в народе. Вновь было доказано, что, не имея за собой поддержки народа и большей части вооруженных сил, даже при самой неблагоприятной военной обстановке свергнуть искусно охраняемый авторитарный режим невозможно. Как показали многочисленные кризисы командования на Восточно-Европейском и других театрах военных действий, даже разумная оппозиция военных лидеров не сумеет одержать верх, если глава государства может разделить ее и путем искусной пропаганды, словом и делом, удержать на своей стороне народные массы.
Если сегодня кое-кто полагает, что германские генералы и адмиралы были в состоянии изменить пагубные планы Гитлера иными средствами, кроме обоснованных возражений, он не учитывает реальных возможностей, существовавших в то время.
Правда, имелся еще один путь, небезупречный с военной точки зрения и довольно рискованный, — оказать влияние на оперативные решения Гитлера, по крайней мере на отдельных стадиях их принятия. Он предусматривал тесное сотрудничество младшего командного состава, начальников штабов, офицеров штабов действующих войск с соответствующими должностными лицами высших оперативных штабов. Соответствующей формулировкой оперативных сводок и рациональным составлением на их основе оперативных карт можно было представить общую обстановку так, что Верховному главнокомандующему ничего не оставалось бы, как принять решение, выгодное командованию на местах. Этот путь использовался в интересах согласованного с реальными возможностями целесообразного ведения боевых действий и в отдельных случаях приводил к успеху.
В заключение еще раз коротко остановимся на зачастую сильно преувеличенной деятельности различных подпольных организаций, направлявших свою активность — выражавшуюся в многочисленных актах терроризма и саботажа — на подрыв военно-экономического потенциала Германии. Тщательное изучение всех фактов саботажа убедительно доказывает, что, несмотря на наличие в германской экономике миллионов иностранных рабочих, попыток саботажа в процентном отношении было гораздо меньше, чем в Первую мировую войну. Случаи измены родине, которые невозможно отрицать и которые нам пока не все известны, приводили, насколько можно судить по имеющимся данным, к очень досадным и совершенно излишним потерям, но такие случаи вряд ли оказали существенное влияние на ход войны.
Слухи о якобы неправильном использовании отдельных войсковых соединений и частей, предметов снабжения, а также о фиктивных, дезориентирующих приказах в отдельных случаях действительно можно отнести к актам саботажа и деятельности вражеских агентов, но такие случаи в общем ходе событий тоже ничего не изменили.
Германский вермахт и германский народ понесли поражение в борьбе с имевшим огромное людское и материальное превосходство противником, потому что политический руководитель, Гитлер, исходя из неправильной оценки ресурсов противника, поставил перед вооруженными силами и народом задачи, с которыми они не справились и не могли справиться. И даже тогда, когда фюрер германского народа понял свою ошибку, он не смог и не захотел сделать из этого необходимые выводы.