Берлин. Октябрь 1914 года
В германском генштабе сначала восприняли весьма скептически информацию о появлении пришельцев, больше уделяя внимание боевым действиям, но ажиотаж в мировой прессе всё же заставил отнестись более серьезно к этой проблеме. А когда под Петроградом произошло чудо, настоящий приход пришельцев из другого мира, еще одна торжественная встреча главы Новоросского экспедиционного корпуса и русского императора Николая II и подписание торговых договоров, германское командование и сам кайзер весьма озаботились этой проблемой. Даже любому недалекому крестьянину было понятно, что наступают новые времена, и появление неведомых пришельцев из другого мира, которых, как ни странно, Русская Православная Церковь восприняла весьма благожелательно, что говорило о многом, предвещает большие потрясения и изменение глобальной расстановки сил. По личному распоряжению кайзера, под Петроградом в толпе, наблюдающей за прибытием новороссов, было несколько личных агентов полковника Николаи, которые вели тщательную фото- и киносъемку. Буквально через два дня материалы, вывезенные с большим риском специально посланным аэропланом с территории Польши, уже изучались офицерами германской разведки. Надежды не оправдались, и выводы были неутешительны: это действительно было появление неизвестных вооруженных сил, имеющих одинаковую пятнистую форму, сложную, весьма продуманную и многофункциональную амуницию, вооруженных автоматическим оружием. Боевая техника не имела аналогов в мире и представляла большой интерес для технических специалистов. Все в один голос утверждали, что применение боевых бронированных машин на стороне русской армии могло сильно изменить положение на Восточном фронте…
Кайзер, устало развалившись в кресле, рассматривал передаваемые ему полковником Вальтером Николаи фотографии бойцов и боевой техники пришельцев, сделанные германскими агентами при знаменитом появлении на поле, которое теперь называлось Новоросским.
— Да, эта техника выглядит впечатляюще. Что нам теперь ждать от появления этих новороссов? — мрачно спросил кайзер начальника военной разведки Германии.
Стоящий по стойке смирно офицер открыл папку и стал комментировать:
— Договоры, подписанные между Новороссией и Российской империей, носят только торговый характер, и генерал Оргулов, глава Новоросского экспедиционного корпуса, однозначно указал, что не собирается вмешиваться в войну, которую он считает глупой и ненужной для России, тем самым открыто подвергнул критике сам факт участия Российской империи в Антанте. При этом во время первого своего появления в Барановичах… — Николаи опустил взгляд и процитировал: — «Лейтенант Артемьева Екатерина Анатольевна, руководитель центра общественных связей Новоросского экспедиционного корпуса открыто и откровенно заявила, что просит ее оградить от общения с варварами из Англии, Франции и САСШ…» — закрыв папку, полковник продолжил: — При этом нигде ни разу из уст пришельцев-новороссов не выказывалось никакого отрицательного отношения к Германии. Глава миссии, генерал Оргулов, и его люди однозначно дали понять, что считают Францию, Англию и САСШ главными врагами России и соответственно вмешиваться в войну не собираются.
— Что это нам дает, господин полковник? — кайзер пытливо смотрел на начальника военной разведки Германии.
— Это говорит о том, что новороссы не совсем те, за кого себя выдают, но при этом они имеют четкие цели и задачи. Императорской семье была передана какая-то секретная информация, после чего Александра Федоровна, русская императрица, слегла от нервного потрясения, но после лечения препаратами пришельцев быстро встала на ноги и стала принимать активное участие в политической жизни, насколько это ей было дозволено.
— Насколько это ухудшит наше положение?
Николаи в первый раз за всё время доклада позволил себе улыбнуться:
— Я думаю, не сильно.
Кайзер встрепенулся и уставился на полковника, а тот, твердо глядя в глаза, продолжил:
— Можно с большой вероятностью сказать, что у нас появился мощный и весьма необычный союзник, который тоже желает вывести Россию из войны. Правда, нам открыто дали понять, что любое финансирование революционных организаций будет жестоко караться, и как мне стало известно, в ближайшее время ожидается начало консультаций специалистов службы безопасности Новоросского экспедиционного корпуса и Жандармского управления Российской империи.
— Зачем им это нужно, Вальтер? — кайзер в первый раз назвал полковника по имени.
— Им нужны продукты и какие-то промышленные товары. В воюющей стране это трудно получить в больших объемах, а покупать у других они принципиально не хотят, поэтому им нужна Россия со всем своим производством, не перегруженным военными заказами.
Кайзер встал, подошел к окну и стал смотреть на улицу, но по привычке повернувшись так, чтоб собеседник не видел его усыхающую руку.
— Что вы о них думаете, Вальтер?
Николаи немного помолчал и, решившись, сказал:
— Они русские, но на форме носят трезубцы, древний символ Рюриковичей, однозначно исповедуют православие. В техническом и военном плане более развитые. По нашим наблюдениям, каждый солдат новороссов оснащен маленьким, но весьма мощным радиопередатчиком, что позволяет их командирам весьма эффективно управлять войсками, вплоть до отдельных солдат. Я не ошибусь, если скажу, что это армия будущего. Вот и представьте: русские воины пришли из будущего и под большим секретом что-то такое сообщили русскому императору и его жене, что те безропотно подписали торговые договоры и простили генералу Оргулову выходку с всенародным комментарием об участии России в войне…
— Хм. А этот генерал несдержан, — прокомментировал слова начальника разведки Вильгельм II.
— Я бы так не стал говорить. До этого генерал Оргулов был сдержан, и ничего из стратегической информации о его мире, о государственном строе Новороссии, о вооруженных силах, об истории не просочилось, а тут такой демарш.
— Ваше мнение?
— Это подготовленный и искусно произведенный вброс в средства массовой информации, и я надеюсь, что это был сигнал для нас.
Кайзер удивленно уставился на полковника.
— Вы так думаете?
— Да, ваше императорское величество, и чем больше думаю, тем больше убеждаюсь. Он сказал про войну, он сказал про революцию и кровавую смуту, то есть гражданскую войну. Я осмелюсь предположить, что именно это в будущем ожидает Россию, и эти новороссы прибыли, чтобы изменить ход истории, а торговые договоры — только прикрытие.
Кайзер опустил голову, лихорадочно обдумывая и анализируя представленную ему информацию. А Николаи продолжил:
— А ведь поставки продуктов начались, и пришельцы добросовестно уже оплатили первую партию. В срочном порядке им для посольства выделен дом в Петрограде и ведутся переговоры о покупке нескольких участков земли на берегах Волги для постройки центров сбора и обработки закупаемых товаров.
— Вы неплохо информированы, Вальтер.
— Это всё печатается в русских газетах, которые соревнуются в том, кто больше узнает интересного о новороссах.
— Что вы еще интересного узнали в газетах? — иронично спросил кайзер.
— В Петрограде странным образом сошел с ума бывший председатель Третьей Государственной думы Гучков, личный враг Александры Федоровны за историю с поддельными письмами якобы от нее к Распутину. Он заперт в больнице, после того как выбросился из окна, но выжил и пытался голый нападать на прохожих. По последним данным, он тихо скончался от сердечного приступа.
— И чем вас это так заинтересовало?
— Как-то всё странно в этом деле. Хотя доказательств нет, но ставлю тысячу марок и мой родовой замок, что это дело рук спецслужб новороссов. Я однозначно уверен, что Гучков как ярый ненавистник царя и весьма уважаемый и значимый политик, возможно, в будущем принимал какое-то участие в развале России и, скорее всего, уничтожении царской семьи.
— Вам не кажется, Вальтер, что вы увлеклись? — одернул начальника разведки кайзер, который, получив много новой и важной информации, уже порядком устал и, если можно так сказать, пресытился и хотел наедине ее обдумать.
— Виноват, ваше императорское величество, это только мои соображения.
— Я вас понял. Можете идти.
Когда полковник Николаи подошел к дверям, кайзер негромко сказал:
— Спасибо, полковник, за великолепную работу.
Начальник военной разведки Германии резко остановился, кивнул и щелкнул каблуками:
— Рад стараться, ваше императорское величество.
Дождавшись разрешающего кивка кайзера, полковник вышел из кабинета, осторожно, чтоб не хлопнуть, закрыл за собой дверь, оставив кайзера Германии Вильгельма II наедине с фотографиями и другими материалами по пришельцам из другого мира.
Пролетка остановилась возле высокого пятиэтажного дома, и из нее неторопливо вылез высокий представительный чиновник в цивильном платье в сопровождении плотного штабс-капитана с адъютантскими аксельбантами. Собравшаяся возле подъезда толпа зевак, которую сдерживал дюжий дворник, свидетельствовала о том, что здесь что-то произошло, но никто ничего не мог сказать кроме того, что повесился один из жильцов, какой-то киевский профессор Грушевский. Становой надзиратель, увидев, кто приехал, рванул с места в карьер к пролетке, подобострастно глядя на прибывших и всем видом выказывая усердие и уважение.
— Аристарх Петрович, заждались!
Чиновник, являющийся следователем киевского районного охранного отделения, недовольно поморщился. Его разыскал посыльный прямо в ресторане, где он со старым другом, служившим в Ставке Верховного Главнокомандующего и лично наблюдавшего прибытие пришельцев, обсуждали эту животрепещущую тему и особенно слова главы Новоросского экспедиционного корпуса генерала Оргулова, растиражированные газетами, — относительно войны и всякого рода революционных организаций, действующих на территории России. Все, кто хоть как-то мог анализировать ситуацию, понимали, что мир, откуда пришли новороссы, имеет большой опыт, и генерал Оргулов прекрасно знал, о чем говорил, и открыто предостерегал русских людей от большой крови. Вот именно в момент обсуждения столь животрепещущего вопроса — и для офицера русской армии, и для его друга детства, сыщика охранного отделения, — с личной просьбой околоточного надзирателя Серогозова прибыть на место преступления его и нашел посыльный. Друг, штабс-капитан Архангельский, уже изрядно приняв беленькой, тоже изъявил желание поприсутствовать на месте преступления, на что и получил немедленное согласие…
Поднявшись на третий этаж в сопровождении околоточного надзирателя, Аристарх Петрович Керн прошел сквозь небольшую группу соседей, столпившихся на лестничной клетке, и вошел в квартиру, охраняемую дюжим городовым, который сразу отдал честь и отступил, увидев перед собой таких важных господ.
— Ну, показывай, что тут у тебя случилось, — отдуваясь после плотного обеда и подъема по крутой лестнице, недовольно проговорил сыщик охранного отделения.
Околоточный надзиратель целенаправленно прошел в одну из комнат, где под потолком на веревке висел грузный бородатый человек с вывалившимся языком и посиневшим от асфиксии лицом. В помещении отчетливо мерзко пахло мочой, несмотря на широко открытые окна. Вошедшие поморщились от вони, а офицер достал надушенный платок с вышитой монограммой и приложил к носу. Керн недовольно повернулся к околоточному надзирателю.
— И чего вы меня вытянули на банальное самоубийство, любезный?
— Аристарх Петрович, человек интересный и проходит по вашему ведомству. И не всё так просто с этим самоубийством.
Керн с интересом всмотрелся в лицо повешенного. Ну точно, он его знал, и этот человек не раз попадал в поле зрения охранного отделения. Михаил Сергеевич Грушевский, ученый, известный своими реакционными взглядами на историю Малороссии. После переезда из Львова, где он преподавал в университете, в Киев, за ним был организован плотный надзор, с учетом непроверенных данных о работе этого человека на Австро-Венгерский генштаб. Список контактов в Киеве у этого человека был обширен, и в нем преобладали весьма интересные для охранного отделения люди. И вот такой конец. Странно. Насколько знал Керн, по Грушевскому в последнее время плотно работала вновь созданная военная контрразведка, накопала нечто компрометирующее, и арест профессора был не за горами, особенно с учетом ухудшающегося положения на фронтах. И только исходя из этого на смерть столь известного человека стоило обратить особое внимание.
По тому, как изменилось лицо сыщика из охранного отделения, околоточный надзиратель понял, что правильно угадал и вызвал нужного человека. Теперь на лице Керна вместо барской брезгливости застыло выражение крайней заинтересованности.
— Обыск проводили?
— Как же без вас, Аристарх Петрович! Мы ж понимаем-с.
— Молодец. Хвалю, и если что найдем интересное, о тебе не забуду.
— Буду рад!
Через полчаса интенсивных поисков наметанный взгляд сыщика обнаружил чуть выступающую дощечку в паркете, на которой были видны следы ножа или отвертки. Привыкший к обыскам в квартирах революционеров, Керн быстро вскрыл тайник, и на свет появились многочисленные письма, рукописи и даже несколько зашифрованных сообщений, ключи к которым были тут же. Это была поистине удачная находка.
Дрожа от нетерпения, сыщик быстро пролистывал содержимое тайника, всё больше и больше осознавая, что попало ему в руки. Такое бывает только один раз в жизни, и Аристарх Петрович Керн решил не упустить свой шанс подняться по карьерной лестнице.
Тут были рекомендации Австро-Венгерского генштаба по постепенной украинизации Малороссии с последующим подведением к антироссийскому восстанию. Рукописи, где подводилась теоретическая база различия малороссов и русских народностей с описанием многочисленных причин и примеров для взаимной вражды, были выполнены рукой покойного профессора Грушевского. Тут же лежали письма многих известных ему личностей, которые в той или иной мере попадали в поле зрения охранного отделения как ярые активисты украинизации и считались заядлыми русофобами. Особенно заинтересовали записки некоего Симона Петлюры из Москвы, в которых он описывал свое видение развала Российской империи и использования украинских реакционно настроенных радикалов в формировании вооруженных отрядов Свободной Украины с обязательным привлечением ресурсов Ватикана.
Стоящий рядом штабс-капитан Архангельский тоже увлекся чтением, и постепенно на холеном лице выступали красные пятна жуткого раздражения.
— Это ж измена! — только и смог выговорить офицер.
Керн не спешил с выводами. Уж слишком это попахивало провокацией, и сами обстоятельства смерти профессора наводили на размышления. Он подозвал стоявшего в стороне Серогозова.
— Ну что, милейший, хвалю, правильно сделал, что вызвал. Тут всё очень непросто.
— Рад стараться, Аристарх Петрович! Может, вы замолвите словечко…
— Непременно. Но скажи, что тебя насторожило здесь?
Сыскарь помялся.
— Ну, говори.
— Всё вроде чисто и красиво, вот только знаю я, что вчера вечером у него девочка гулящая была, которую он постоянно к себе приглашает. Девочка самый сок. После такой, да в петлю? Да не в жизнь не поверю, и видели тут вчера ночью странных субъектов. Никто ничего точно сказать не может, лица прятали и скрылись быстро. Но вот только Алешка Ивашкин, морфинист, тот, который раньше в банде Мэтра был, вчера на гоп-стоп пытался кого-то в соседнем квартале взять, так и нашли его в подворотне со свернутой шеей. Фартовые говорят, на серьезных людей налетел.
Керн смотрел на пожилого сыскаря, которому из-за пятерых детей постоянно не хватало на жизнь, и быстро анализировал ситуацию. Явно Грушевского в петлю не просто так засунули и представили такие убойные материалы, по которым можно хоть сейчас проводить массовые аресты. Но вот кому и зачем это надо? Явно работали очень серьезные люди. Неужели контрразведка начала свои чистки?
Степка Архангельский тоже это слышал и с интересом смотрел на своего друга детства, прекрасно понимая, что стал свидетелем какой-то необычной истории.
От раздумий Керна отвлек шум — в дверях комнаты появился плотный, среднего роста артиллерийский капитан, при виде которого у Степки Архангельского на лице застыло выражение дикого изумления. Капитан быстро сориентировался, Архангельскому козырнул и, повернувшись к Керну, просто сказал:
— Господин Керн Аристарх Петрович?
— Да. С кем имею честь?
Но капитан не стал отвечать и просто протянул письмо в запечатанном сургучом конверте. Увидев печати, Керн изумленно еще раз глянул на капитана, перевел взгляд на своего друга, штабс-капитана Архангельского, который тоже видел печати. Тот коротко кивнул, давая понять, что фактически подтверждает личность посланца от столь высокопоставленной особы.
Трясущимися руками Керн осторожно вскрыл письмо и начал читать:
«Уважаемый Аристарх Петрович. Мне Вас рекомендовали как человека кристальной честности и высокого ума. К Вам в руки попали материалы, которые доказывают, что против нашей Родины готовилась очередная подлость — руками людей, которые готовы пролить реки крови ради выгоды своих хозяев. Я очень надеюсь, что в столь трудный час для нашей Родины Вы в полной мере воспользуетесь попавшими в Ваши руки материалами и пресечете деятельность людей, готовившихся расколоть наш народ. Я буду пристально наблюдать за Вашими свершениями, и если возникнут определенные трудности, с которыми Вы будете не в состоянии справиться лично, постараюсь негласно Вам помочь, поддержать. Дело за Вами.
«P.S. Я не буду против, если часть полученных вами материалов просочится в газеты. Всё равно будет необходимо раскрыть глаза людям на гнусные замыслы наших врагов, внешних и внутренних».
Керн несколько раз перечитал текст письма и удивленно уставился на протянутую руку капитана-посланца. Наконец-то поняв, что от него хотят, он вернул письмо и стал ждать разъяснений. Но капитан устало улыбнулся и просто сказал:
— Удачи вам, Аристарх Петрович. Делайте свое дело по совести со всем старанием. Если будут проблемы, позвоните на телефонный коммутатор Мариинского дворца, назовитесь — и вас всегда готовы выслушать, но… это при условии, что вы будете качественно и профессионально относиться к своим обязанностям, как это делали до этого.
Отдав честь, капитан исчез так же стремительно, как и появился.
Керн повернул голову к другу, штабс-капитану Архангельскому.
— Ты его знаешь?
— Он из свиты вдовствующей императрицы. Всегда в тени, но его стараются не трогать, — и чуть помедлив, осторожно сказал: — У нас считают, что он связан с пришельцами.
— С чего так думаешь?
— Несколько раз видели у него в руках непонятные штучки, вроде как из арсенала пришельцев…
И тут же замолчал, обернувшись на тихо стоящего в углу комнаты старого околоточного надзирателя Серогозова, но тот делал вид, что ничего не видел и не слышал.
«Ладно, потом поговорю с ним. Серогозов не дурак, и понимает, во что может вляпаться. Надо будет выписать ему премию за усердие».
Возвращаясь на службу с опечатанным кофром, где лежали все бумаги, найденные в квартире повесившегося Грушевского, Керн спокойно и методично просчитывал ситуацию. Личное внимание со стороны вдовствующей императрицы его сильно удивило, даже поразило, и заставило сердце биться быстрее в предвкушении карьерных успехов, но вот всё остальное… Степка Архангельский после визита капитана больше отмалчивался и вскоре под каким-то предлогом покинул общество друга детства. А вот Аристарх Петрович быстро сложил в уме все элементы мозаики и примерно понял, что происходит.
Его взяли в большую игру, где ставка — судьба империи, и сейчас ему предложили быть на стороне вдовствующей императрицы, скорей всего императора и, конечно же, новороссов. Их глава генерал Оргулов предупреждал относительно подрывных элементов внутри страны, и это, видимо, начало деятельности новороссов. Керн не сомневался в достоверности найденных документов, а значит, у него, при прямом содействии столь серьезных союзников, просто развязаны руки. Надо только всё сделать правильно, любой ценой, — именно этого от него ждут. Что ж вперед!
С почти дьявольской улыбкой сыщик охранного отделения Киева с кофром, полным убойного материала на националистов, зашел в здание, а неприметный человек, в одежде разносчика молока, поднял руку и, нажав кнопку на манипуляторе радиостанции, тихо проговорил:
— Это Тур. Объект с грузом «А» зашел в охранное отделение. Жучка к нему подсадили.
В наушнике раздался ответ:
— Вас понял, Тур, продолжайте контроль.
Павел Ненашев, сидя в роскошном номере одной из киевских гостиниц, откинулся в кресле и улыбнулся. Операция «Вшивая вышиванка» перешла в активную фазу.