Второй шанс 3

Глава 11

Транспортное средство производства Павловского автомобильного завода насквозь пропиталось запахом бензина. Поэтому, усевшись у окошка, я сразу же чуть сдвинул фрамужку в сторону, обеспечив хотя бы некоторый приток свежего воздуха. За бортом было плюс семь, натуральная осень, если не смотреть на календарь. Я расстегнул куртку, Инга тоже сидела в своей дублёнке нараспашку, а вот Ротару застегнула пальто на все пуговицы, а платок лишь чуть сдвинула на затылок. Ну да, при её аномальной худобе лучше не рисковать, а то легко можно подцепить простудное заболевание. И вообще сейчас певица была совсем другой, не той, с которой я познакомился на банкете после итогового концерта «Песня-78». В той было что-то хищное, а эту даже можно было принять за простую сельчанку, только очень симпатичную.

О происшествии на борту самолёта я ей в общих чертах рассказал, сгладив кое-какие детали вроде той, когда отпрашивался в туалет по-большому. Сказал, что просто отпросился по нужде. Теперь мы с Ингой смотрели в окно, и она вспоминала, как этой же дорого они ехали на автобусе летом, когда они всей семьёй приезжали в Ялту на отдых. София Михайловна поглядывал на нас со снисходительной улыбкой, может, себя вспоминала в нашем возрасте?

— А что, творческий вечер действительно состоится? — спросил я Ротару, неожиданно вспомнив о её договоре с Крымской филармонией в обмен на оплату перелёта.

— Да, завтра вечером, — кивнула она. — Должен был пройти вечер песен и танцев народов Крыма, но им ради тебя решили пожертвовать. Сможешь что-нибудь рассказать интересное зрителям, а лучше ещё и спеть? Если что, мой ВИА тебе поможет.

— Да без вопросов, а ребят можно не напрягать, я и под простую гитару что-то спеть смогу, как Высоцкий, — скромно заметил я. — Просто анонса мероприятия нигде не вижу, хотя проехали парочку афишных тумб.

— Не успевали афиши напечатать, решили раздать пригласительные по предприятиям Симферополя. Каждый рубль стоит, не так уж и дорого. Так что большинство зрителей составят простые труженики.

Усмехнулась или мне показалось? Ладно, не суть важно, надо понемногу продумывать концепцию творческого вечера. Например, обязательно поставим на край сцену коробку для записок с вопросами…

— А на утро послезавтра вам уже куплены билеты в Москву, — вырвала меня из размышлений Ротару. — Так что у нас с вами в запасе остаток дня и завтра практически весь световой день. Сейчас заедем в гостиницу, бросите там вещи, и едем в Ялтинский филиал — не терпится послушать, что ты мне привёз. Ноты, надеюсь, с собой?

— Обижаете, София Михайловна! Жаль, не успели с ребятами на кассету магнитофонную запись сделать, праздники эти…

— Максим, заканчивай меня по отчеству называть. Мы же ещё в «Праге» договорились — просто София.

— Всё, больше не буду, виноват, запамятовал!

Мы улыбнулись друг другу, да и Инга что-то разулыбалась. Ротару производила весьма приятное впечатление. Рядом с нею я себя сейчас чувствовал намного свободнее, нежели когда общался с Пугачёвой. В Алке уже вовсю просматривались замашки звезды, она даже не пыталась этого скрывать, а София, наверное, когда надо, играла на публику. А в жизни была вот такой, достаточно скромной и… и позитивной, что ли. И никакого намёка на энергетический вампиризм с её стороны, о котором я когда-то в своём будущем прочитал в интернете на страничке какого-то «желтушного» блогера, якобы чуть ли не переспавшего со всеми звёздами отечественной эстрады, включая мужское поголовье. Хотя какое уж там мужское… Русская эстрада давно превратилась в петушатник, где правят бал ребята нетрадиционной ориентации. Может быть, хотя бы в этой ветви истории что-то изменится в лучшую сторону?

Наше путешествие вскоре заканчивается, дорога заняла чуть больше часа. И нужно было Софе заказывать для нас целый «пазик»? Мы бы и на рейсовом прекрасно добрались, думаю, до Ялты они ходят достаточно часто. А теперь придётся отрабатывать творческий вечер. Пока даже не представляю, что буду на нём рассказывать и петь, если, конечно, мне кто-нибудь одолжит гитару и дополнительный микрофон. Может быть, даже и заплатят что-нибудь. Правда, на фоне предстоящего «ограбления» Ротару, которая, я более чем уверен, должна принять обе вещи, возможность заработать филармонические копейки смотрелась как подачка нищему.

Гостиница оказалась вполне себе, не 5 звёзд, но и не караван-сарай. На кроватях — свежее бельё, даже телевизор имелся и, что особенно радовало, так это наличие душевой. Как Ротару и обещала, для нас с Ингой оказался выделен 2-местный номер. Прикинуться братом и сестрой было бы затруднительно, всё-таки при заселении пришлось предъявлять паспорта, но, видимо, магия имени певицы сыграла свою роль.

Бросив вещи, мы спустились вниз, где на этот раз нас поджидали уже «Жигули» 3-й модели, за рулём которых, как выяснилось, сидел муж певицы, Анатолий Кириллович Евдокименко. Я так понял, он был не против, когда его называли по отчеству. А его машина, как я понял по ходу движения, видимо, не протестовала против того, что хозяин называет её исключительно «ласточкой».

Ротару представила мужа как руководителя ансамбля «Червона рута», участницей которого она являлась. Мы с Ингой сели сзади, София спереди. Невольно сравнил, как передвигаются Пугачёва и Ротару. У Алки и свой «Жигулёнок» есть, и у мужа «Волга», а у Ротару, я так понимаю, один «Жигуль», да и то не новый, на всю семью. И меня уже начинало глодать подозрение, откуда она возьмёт деньги на оплату будущих хитов? Хочется надеяться, что её словам можно верить.

Мы припарковались на набережной у ресторана «Чайка». Здесь, судя по всему, и Ротару, и её мужа прекрасно знали, для нашей компании уже был забронирован столик, на котором в течение нескольких минут появились вполне себе презентабельные блюда. Не сказать, что здесь преобладала средиземноморская кухня, но мы всё же отдали должное местным поварам, сумевшим приготовить черноморскую рыбёшку так, что я бы не отказался повторить. Наелись пусть и не до отвала, но лично меня чувство голова уже не мучило, как это было до посещения, как нам было сказано, самого крутого ресторана Ялты.

А уже после этого мы отправились в местное отделение Крымской филармонии. Зашли в небольшое, явно довоенной постройки здание через служебный вход, миновав старенького вахтёра, поднялись на второй этаж, где, пройдя по коридору, оказались в помещении, которое ВИА «Червона рута» использовал как репетиционную базу. Весь наличный состав был уже здесь, Анатолий ещё в машине заметил, что обзвонил музыкантов и велел собраться на репетицию специально к приезду московского гостя.

Меня встретили несколько пар настороженных глаз. С виду и не скажешь, что музыканты, никого с модными, уходящими к подбородку усами, никого с волосами до плеч. Скорее на техническую интеллигенцию похожи.

— Здравствуйте! — скромно поздоровался я, чуть поклонившись.

— Здрасьти! Привет! Хэллоу! — ответил мне нестройный хор голосов.

— Знакомьтесь, ребята, это и есть Максим Варченко, — представил меня Анатолий.

— Да уж узнали, — хмыкнул один из музыкантов. — «Песню-78» все смотрели.

— Боря, не переживай, что на концерт пригласили только Софию, я вон тоже не поехал, — приструнил его Анатолий. — В следующий раз постараюсь добиться, чтобы на сцене жена выступала вместе со своим ансамблем.

— Так смысл? — вклинился ещё один. — Один чёрт там всё под фонограмму. Охота больно играть на не подключённых инструментах.

— А что ж, — возразил Боря, — я бы и на неподключенной бас-гитаре сыграл, сделал бы вид, главное — покажут по Первой программе. Думаешь, многие догадываются, что там сплошная фонограмма? Это вот мы вот спецы, а остальные даже если бы знали, большинство всё равно махнуло бы рукой. Главное, что из динамиков телевизора песня льётся.

— Ладно, ребята, мы тут собрались по другому поводу, — осадил их Евдокименко. — Максим хочет показать нам песню, которая, возможно, войдёт в наш репертуар.

— На самом деле я привёз сразу две, — сознался я.

— Две? Ого! — Анатолий Кириллович переглянулся с Ротару. — Что ж, ну давай послушаем обе. За синтезатор встанешь?

— Лучше под гитару, с клавишными я не очень… Напою влёгкую, главное — уловить мелодию. А ноты обеих песен — вот, держите.

Партитуры каждой песни у меня с собой были в двух экземплярах — одна пара для Ротору, вторая — для ВААП, куда я намеревался заглянуть, когда мы окажемся в Москве. «Вааповские» экземпляры остались в гостинице, в специальной папке.

Софа взяла партитуры обеих песен, а я попросил простую акустическую гитару, которую мне тут же любезно предоставили.

Взял несколько аккордов, вроде бы нормально настроена.

— Первая песня называется «Хуторянка», заводная такая, постараюсь в меру моих способностей изобразить, — заранее стал я готовить плацдарм для отступления. — Там в начале флейта идёт, мы у себя на базе что-то похожее на синтезаторе изобразили, затем электрогитара даёт небольшой проигрыш, и наконец идёт куплет. Это мы попробуем с вами, а в целом песня выглядит следующим образом.

Конечно, немного непривычно было петь от женского лица, но куда деваться — такая у меня работа. Взялся за гуж — не говори… В общем, исполнил, и вижу, народу вроде как нравится. Тут и Ротару сама садится за электроорган, и давай по нотам наигрывать, напевая себе под нос.

Вот уже и басист Боря начинает аккомпанировать негромко, и оба гитариста, и барабанщик…

Ну а что, даже сейчас у них здоров получается. Со второго раза Ротару разошлась, запела в полный голос, и никакой микрофон не нужен.

— Так, ладно, с этой песней разобрались, — со скрытым удовлетворением констатирует она после третьего прогона. — Хорошая вещь, мы её берём. А что там у тебя ещё?

Дальше была «Лаванда». Её я взял после недолгих угрызений совести. В своём репертуаре ничего подходящего не нашёл, подумал, что гулять — так уж гулять. Но решил всё же ограничиться двумя песнями, с Софы и этого хватит. А потом можно уже и с Алкой договор подписывать.

«Лаванда» Ротару и всем её музыкантам тоже понравилась. Певица заметила, что они разные по стилю и темпераменту, но прекрасно вписываются их новую в концертную программу. Со всех сторон послышались возгласы, что, мол, этот пацан и впрямь талант. Мне, честно говоря, выслушивать подобное было приятно, но несколько неудобно. Таланты — это настоящие авторы песен. Я помнил, что композитором в обеих песнях выступил Владимир Матецкий, и пусть он уже написал и ещё напишет много хороших вещей, но эти две были жемчужинами в его коллекции. Эх, нужно с этим заканчивать, лучше книжки писать, оно как-то спокойнее и честнее, пусть и поменьше с них доход.

После этого Ротару взяла меня под локоток и вывела в коридор. Её муж тоже составил нам компанию.

— Максим, — начала она, глядя куда-то мне в плечо. — Обе эти песни я хотела бы иметь в своём репертуаре и, как ты помнишь, мы договаривались на сумму 5 тысяч за каждую принятую мною у тебя песню. Видишь ли, сейчас у нас с Анатолием есть около семи тысяч, остальное хотели вложить в кооперативную квартиру в Киеве, и не рассчитывали, что ты привезёшь сразу две песни…

— Вам повезло, сегодня день больших скидок, — ослепительно улыбнулся я. — Отдаю две песни за 5 тысяч. Как вам такое предложение?

Они переглянулись, снова вперились в меня. В их глазах читалось сомнение. Может, я так прикалываюсь, и сейчас скажу, чтобы искали недостающую сумму, а их кооперативная квартира подождёт? Но меня и впрямь в этот миг обуяло великодушие.

— Это серьёзно, — подтвердил я. — Учитывая ваше положение, иду навстречу.

Они снова переглянулись.

— Мы можем задним числом…

— София, — прервал я певицу, — не нужно никаких «задним». Я с Пугачёвой вообще беру только авторские, а их вы мне не только станете их отчислять, но и ещё налом платите. Я считаю, это очень неплохая сделка. Для меня уж точно.

И на этом мы, пожалуй, закончим, подумал я. Две песни — и амба, потом кое-что подкину Пугачихе, пусть по одной песне в год, и то нормально, а остальное буду для своего ВИА сочинять. Не заимствовать, а именно сочинять, кое-какой потенциал я в себе ощущал. Так стало вдруг мерзко на душе, что всё, решил заканчивать с этим делом. И так уже «насочинял» за чужой счёт.

А кстати, если тот же Николаев в 83-м не напишет «Айсберг», можно будет считать, что он не напишет эту песню вообще, и уже со спокойной душой её представить как свою? Соблазн велик, чёрт возьми, и вероятность велика, всё-таки моё влияние на историю затрагивает многие сферы, в том числе и творческие.

Давай-ка мы с тобой, Максим, договоримся следующим образом… Скажем, если к 90-му году Николаев не разродится «Айсбергом», будем считать, что уже и не разродится никогда, и тогда смогу её сам «написать». То же самое касается и других вещей. Не написаны настоящим автором в течение лет пяти с момента создания в моей реальности — значит, могу использовать. Правда, год создания я могу помнить далеко не всех композиций. Ну уж плюс минус пару лет — так, пожалуй, можно. И если, конечно, со мной к тому времени ничего не случится. Мало ли, постоянно на виду, уже и фанаты, надо думать, появились. Вдруг у меня найдётся собственный Марк Чепмен[21]?

А с Ротару и её супругом мы в конце концов ударяем по рукам, после чего возвращаемся в репетиционную, чтобы забрать Ингу, вокруг которой уже увивались музыканты ВИА «Червона рута». Рассказывают что-то весёлое, вроде как из гастрольной жизни. И ей, похоже, это нравилось, вон как разулыбалась, аж глаза светятся. Увидев меня, тут же смущённо потупилась.

Из филармонии, минуя гостиницу, где мы оставили Ингу, на том же «Жигулёнке» отправились к Ротару домой. Там она, по её словам, жила в скромной «двушке» с мужем, сыном, братом, отцом и матерью. Там, пока мы сидели в машине, Анатолий поднялся за деньгами, и дальше мы отправились к нотариусу. Похоже, у этой семейки, как и у Стефановича с Пугачёвой, тоже был свой прикормленный юрист. Кстати, ни София, ни Алка так и не взяли фамилии своих мужей, оба по жизни и шли под девичьими. Может быть и правильно, на мой взгляд, Ротару уж точно получше звучит, чем Евдокименко, да и Пугачёва пожалуй что на слух лучше ложится, нежели Стефанович.

Нотариус был пожилой, толстый и очкастый, похожий на крота из мультика про Дюймовочку, при этом в его глазах пряталась хитринка.

— А где совершеннолетний представитель этого юноши? — спросил он, переводя взгляд с Ротару на её мужа и обратно. — Я же не могу поставить подпись и печать на документе, где с другой стороны стоит подпись 16-летнего подростка.

Те растерянно переглянулись, на их лицах читалась растерянность. Да и я хорош, не уточнил заранее, как будет проходить процесс передачи такой крупной суммы. Которая, кстати, по идее должна была бы быть ещё крупнее, это уже я тут проявил великодушие. Мог бы и вспомнить, как предыдущие дела обстряпывались с той же Пугачёвой. Бл…, ну когда же мне наконец 18 исполнится?!

— Не знаю как вам, — говори Ротару с Евдокименко, — а мне лично никакие расписки с печатями не нужны. Я вам песни отдал, а вы мне деньги. Я бы вам также деньги отдал, поскольку доверяю вам, знаю, что вы приличные люди. Если же вы сомневаетесь в моей порядочности и думаете, что я ещё кому-нибудь отдам эти две песни или уже успел отдать…

— Нет-нет, — взмахнула руками Софа, — в твоей порядочности никто здесь не сомневается! Да, Толя?

— Точно, — подтвердил он.

— Что ж, тогда, может быть, полюбовно всё и порешаете? — предложил нотариус.

Все были согласны, и деньги перекочевали из рук в руки.

— Как ты их обратно в Пензу повезёшь, не боишься, что что-нибудь может случиться? — спросил меня Евдокименко, когда я небрежно сунул увесистую пачку денег во внутренний карман лётной куртки.

Я хотел было ответить: «Типун тебе на язык», но вместо этого философски заметил:

— Чему быть — того не миновать. Впрочем, я сумею за себя постоять.

— Это точно, — подтвердила с улыбкой Ротару.

— Ты-то откуда знаешь? — покосился на неё муж.

— Скоро и сам узнаешь, — всё так же заговорщицки, при этом подмигнув мне, улыбалась звезда эстрады.

— Ой, темнишь ты что-то, дорогая, — покачал головой Евдокименко. — Хорошо, а что насчёт авторских отчислений?

— Я могу, конечно, составить договор, — пожал плечами «крот», — но без подписи совершеннолетнего представителя этого молодого человека он не будет иметь юридической силы.

— А можете дать мне с собой бланк? Дома мама распишется и я вышлю его вам уже почтой заказным. А вы уж тут поставите нужную печать и сами распишитесь, и София Михайловна или Анатолий Кириллович.

Эта троица переглянулась, после чего нотариус снова пожал плечами:

— Ну я не знаю, обычно такое не практикуется…

— Да в самом деле, Лев Брониславович, это же самый приемлемый вариант, — обворожительно улыбнулась ему Ротару. — Даже если письмо где-то затеряется — ничего страшного, можно будет ещё раз по почте отправить бланк в Пензу.

— И ещё раз, и ещё… Ладно, — вздохнул нотариус, — в общем-то, на фоне отсутствия достойной альтернативы и этот вариант мне кажется вполне приемлемым.

Он заполнил бланк в двух экземплярах, один для нас, второй для Ротару. Один из них мы отправим обратно на адрес нотариальной конторы, второй оставим себе. Ну вот вроде бы и решили казавшийся неразрешимым вопрос.

— Вы когда улетаете обратно? — спросил Лев Брониславович перед тем, как спровадить нас. — Послезавтра утром, то есть 5-го января? А где предполагаете хранить деньги эти сутки с лишним? Только не говорите мне, что в гостинице под подушкой или будете их постоянно носить с собой. Что я могу предложить? Например, вот этот сейф. Послезавтра утром перед отлётом можете зайти ко мне и забрать деньги, я работаю с 8 часов утра.

Пожалуй, наиболее приемлемый вариант, подумал я и протянул нотариусу деньги. Не сопрёт же они внаглую, в самом-то деле, не будет такого, что приду послезавтра утром к нему, а его или не будет, или скажет, что ни о каких деньгах слыхом не слыхивал. О возможном сговоре с семейкой Ротару я даже думать не хочу. Жизнь, конечно, штука непредсказуемая, но всё же… Тем более что, словно подслушав мои мысли, Лев Брониславович написал расписку в том, что взял у меня на хранений 5 тысяч рублей. Даже печать поставил своей нотариальной конторы.

Когда я вернулся в гостиницу, на циферблате подаренного Ингой хронометра часовая стрелка заползла на начало восьмого. Сама она без меня уже начала скучать, так как пойти куда-то одной ей без меня не улыбалось, а в гостинице смотреть было не на что кроме выставленного в холле стенда с периодикой.

— Всё нормально? — спросила она.

— Ага, только деньги пока полежат в сейфе у нотариуса, а то потеряю ещё в этом курортном городе, чего доброго. Перед отлётом зайду к нему, заберу. Ну что, прошвырнёмся по вечерней Ялте?

— Я не против. А куда пойдём?

— Пока не знаю, прогуляемся по набережной, поищем злачные места.

— Ты что, если мама или папа узнают, что я в какой-нибудь бар ходила…

— А кто им расскажет? Да и не пустят нас, думаю, в бар, попросят документы, а там чёрным по белому написано, что мне шестнадцать, а тебе семнадцать лет. К тому же, мне кажется, и в межсезонье там всегда хватает народу и даже взрослым попасть туда не так легко.

— Ну и что ты предлагаешь? Может, никуда не пойдём, посмотрим телевизор?

Она так заманчиво улыбнулась, что мне и в самом деле расхотелось куда-то идти.

— В целом идея мне нравится. А что у нас о телепрограмме? О, как раз идёт первый период товарищеской встречи «Филадельфия Фрайерз» — «Крылья Советов»!

— Макс, я не буду это смотреть!

— Жаль, — огорчился было я и тут же махнул рукой. — Ну и ладно, хоккей, наверное, всё равно в записи показывают, они по идее должны были ночью играть. Но в качестве альтернативы могу предложить фильм-концерт «Мы из Тольятти» по второй программе и документальный «Палестинцы: право на жизнь» по четвёртой.

— Кошмар, — прокомментировала Инга. — Уж лучше хоккей, хоть кому-то из нас хорошо будет.

Я согласился, всё-таки результата матча я не знаю, поэтому неважно, что он идёт в записи. Не исключено, что когда-то я и смотрел этот самый матч, но разве ж все результаты упомнишь. Включил телик, изображение вроде бы приличное, хотя антенна комнатная, с «рогами».

Но нужно на оставшиеся два периода что-нибудь купить, чипсов там, попкорн, Кока-Колу… Пошутил в общем, так как вряд ли всё вышеперечисленное имелось в буфете на первом этаже. Какого же было моё удивление, когда я всё же обнаружил там чипсы. Назывались они «Хрустящий московский картофель» и стоили 10 копеек за бумажный пакет, на котором однотонной коричневой краской была изображена девушка, жующая чипсы. Купил пару пакетиков, до кучи взял бутерброды с ветчиной и сыром, и две бутылки лимонада.

Задержался у киоска, где за рупь двадцать можно было записать фотозвуковое письмо. Да уж, были к услугам отдыхающих и такие вот достижения технического прогресса. Не хватало будки с моментальным фото, как в фильме «Родня» Михалкова, но наверняка такая имеется где-нибудь на набережной.

О, а из гостиничного бара доносится не что иное, как песня группы «GoodOk», а именно «Моя любовь». Заглянул — нет, не живое исполнение, да и свой голос я узнаю из тысячи других. Крутится бобина «Кометы» для посетителей полупустого бара. Что и говорить, не сезон для туристов, а из простых ялтинцев мало себе кто может позволить себе посещать гостиничные бары. Интересно, авторские отчисления они мне платят? Навряд ли, знают, что всех не отследить, и никакая комиссия из ВААП сюда в жизни на запрётся, чтобы проверить, какая музыка играет в баре. Разве что кто-нибудь настучит… И это вряд ли, а я сам тоже стучать не собираюсь, не фиг на мелочи размениваться.

Хотя, конечно, если по всем барам, кафе и ресторанам страны собрать возможные авторские… Ого-го, какая сумма набежит! Но это всё виртуальный заработок, нужно быть реалистом.

К моему возвращению обнаружил Ингу лежащей на моей кровати в весьма соблазнительном виде. Если точнее, то в захваченном из дома коротком халатике, раскрашенном в китайском стиле, из которого проглядывали аппетитные прелести девичьего тела. И при этом её взгляд выказывал готовность хоть сейчас заняться любовью. Ну а меня, как известно, дважды просить не надо.

Подозреваю, что Инга со мной в Ялту напросилась в том числе и для того, чтобы проконтролировать меня на счёт возможной измены. С ней рядом мне решительно ни с кем не хотелось изменять, и под звуки хоккейного матча мы занялись взаимными ласками, переходящими в конкретные поступательно-возвратные движения.

Под крик Николая Озерова «Го-о-ол!» мы бурно кончили. Во всяком случае, я точно. Хотя, судя по протяжному крику Инги, которым она легко перекрыла Озерова, у неё тоже произошло «извержение вулкана».

Несколько секунд спустя раздался стук в дверь. Обмотав себя ниже пояса казённым полотенцем из душевой, я подкрался к двери и выяснил, что это тарабанила дежурная по этажу.

— Вы чем там занимаетесь?! Ну-ка немедленно прекращайте хулиганить, а то наряд вызову, — кричала она сквозь закрытую дверь.

— Успокойтесь, это мы зарядку делали, растяжку, вот моя девушка и закричала, когда я ей мышцы растягивал. Больше не будем.

— Зарядку… Знаю я, какой зарядкой вы занимались, — проворчала дежурная, однако после этого оставила нас в покое.

Пронесло… А то ведь и впрямь скандал мог случиться. От усердных занятий любовью я лично вспотел и направился было в душ полностью ополоснуться, но Инга меня опередила, заявив, что она управится быстрее.

Пока её ждал, закончился второй период, усиленные динамовским голкипером Мышкиным и тройкой из горьковского «Торпедо» москвичи вели — 2:1. Ну и молодцы, подумал я, отправляясь в душ, где сначала под тёплыми, а затем прохладными струями провёл чуть ли не четверть часа. Ну а что, воду можно не экономить, чай, не какой-нибудь 2018-й, когда украинские политики отключили Крым от водоснабжения, добиваясь непонятно чего.

Матч мы досматривали под бутерброды с лимонадом и хруст чипсов. По вкусу — настоящая картошка, только очень жирная, а по форме — огромные прямоугольники, размером с ладошку.

Игра в итоге завершилась вничью — 4:4, а мы, устав от всех треволнений уходящего дня, сдобренным порцией здорового секса, улеглись спать часов в десять. К сожалению, по отдельности. Кровати были не настолько широкими, а попытка сдвинуть их вместе успехом не увенчалась: к нашему великому удивлению, ножки оказались прикручены к полу болтами. М-да, сервис, однако…

Утром я выглянул в окно и обомлел от открывшейся мне картины. За ночь, оказывается, выпал снег, и теперь он лежал на ветвях деревьев, облепил провода, покрывал видимую из нашего окна улицу, по проезжей части которой медленно полз снегоуборочный комбайн. Он загребал снег своими железными лапами и скидывая его с ленты транспортёра в ехавший следом самосвал.

— Ой, красота какая!

Инга неслышно подкралась ко мне сзади и положила прохладную ладонь на мою обнажённую спину. С некоторых пор я старался избегать маек-алкоголичек, поэтому даже вздрогнул от неожиданного прикосновения.

— Проснулась?

Она стояла передо мной в одних трусиках, прикрывая одной рукой свои грудки. Я улыбнулся ей, взял её лицо в свои руки и нежно поцеловал в губы. Она ответила более страстным поцелуем, а дальше… В общем, нам обоим в этот момент было плевать, что мы неумытые и с нечищеными зубами, тем более что мы их чистили перед сном. А потом принимали совместный душ.

До самого вечера нам делать было нечего. Когда мы вернулись с завтрака, в номер позвонил Евдокименко. Сказал, что хотел покатать нас сегодня по известным местам вроде Воронцовского и Ливадийского дворцов, показать «Ласточкино гнездо», даже на Массандровский винзавод хотел нас отвезти, но боится выводить свою «ласточку» на «всесезонке» из гаража.

— Ничего страшного, Анатолий Кириллович, — успокоил я его, — в такую изумительную погоду мы с Ингой просто пешочком прогуляемся.

— Ну и ладненько, — с готовностью согласился тот. — А за вами часа за два до творческого вечера тогда заедет вчерашний «пазик», я только что звонил в филармонию, вопрос решил, ему с его колёсами такой снег нипочём. Так что в пять вечера вам нужно быть готовыми к отъезду.

Инга была не против пешей прогулки, но получилось прошвырнуться только по набережной, с которой мы понаблюдали за свинцовыми водами Чёрного моря и беспокойно кричащими чайками. Купили батон хлеба и весь его скормили этим летающим крысам, кидая крошки в воздух.

В гостиницу мы вернулись к обеду, перекусили в местном ресторанчике и отправились играть в пинг-понг — было здесь и такое развлечение. Оказывается, Инга очень неплохо играла в настольный теннис, и сначала мне пришлось поднапрячься в игре один на один, а потом против нас выступила молодая семейная пара из Донецка, и мы в тандеме их одолели с общим счетом 3:2.

Пока играли, соперница всё вглядывалась и вглядывалась в меня, наконец, когда мы менялись сторонами, не выдержала и прямо спросила:

— Простите, а вы не Максим Варченко?

— Кто, я?! Нет, вы ошиблись, меня Иван зовут. А кто это — Максим Варченко? — закосил я под дурачка, опережая открывшую было рот Ингу.

Ну в самом деле, зачем мне сейчас лишняя шумиха? Вечером на концерте… то есть творческом вечере — пожалуйста, а сейчас мне хочется побыть инкогнито.

— Ну как же, молодой композитор, его в «Песне года» показывали, — принялась она пояснять.

— Да я как-то такие вещи и не смотрю, всё больше футбол да хоккей…. Ну что, подавайте, может, получится у вас отыграться.

Ровно в семнадцать ноль-ноль у входа в гостиницу и впрямь стоял давешний «пазик». От семейства Ротару никого не было, похоже, мы с ними в ближайшее время не увидимся. Зато нас сопровождала заместитель директора Крымской республиканской филармонии — обаятельная женщина предпенсионного возраста с повадками потомственной аристократки. Представилась Генриеттой Платоновной Кожедуб. Она же вручила мне два билета за завтрашний авиарейс до Москвы. Я сразу отдал их Инге, у неё целее будут.

Пока ехали, мы с Генриеттой Платоновной обсудили, что и как будет. Кожедуб согласилась, что идея с вопросами от зрителей ей нравится, она и сама об этом подумывала, но я её опередил. В остальном ничего необычного. Маленький, приземистый столик с наполненным водой графином и стаканом на подносе, стул, микрофон, сбоку рояль тоже с микрофоном. Я сказал, что рояль — не моя специализация, пусть лучше предоставят гитару со вторым микрофоном и дополнительной стойкой. Генриетта Платоновна записала моё пожелание в свой маленький блокнотик и добавила, что по окончании концерта я получу причитающийся мне гонорар вы размере 15 рублей 50 копеек. Добавив, что это уровень оплаты исполнителей первой величины по первой категории.

— В ведомости за вас распишется Богатиков, проведём это мероприятие как его концерт, всё равно никто проверять не будет. И он сам не против, говорит, вы на него произвели неплохое впечатление ещё при первой встрече.

Надо же, снова судьба меня сталкивает с этим исполнителем. Так и идём с 10 ноября рука об руку: концерт к Дню милиции, потом «Песня-78», теперь вот подписи за меня ставит, да ещё и расхваливает, хоть толком с ним так ни разу и не пообщались. Ну, чай не последний день живём… Надеюсь.

Продолжительность вечера в диапазоне от полутора до двух часов. Блин, о чём трындеть столько времени? Ну не ответами же на вопросы… Хотя могут накидать целую коробку. Песнями, что ли, забить половину в случае чего?

Крымская республиканская филармония располагалась в таком же старом, двухэтажном здании, как и ялтинский филиал. Нас с Ингой провели через служебный вход, до предназначенной мне гримёрки.

— Костюма, я так полагаю, у вас нет? — скорее констатировала, нежели спросила Кожедуб.

— Я за демократичность во всём, включая одежду.

— Хм, ну… Не знаю, если что, можем подобрать что-нибудь.

— Не стоит, на мне всё чистое, и джинсы, и свитер… И даже ботинки, — добавил я, посмотрев на свои ноги.

Пока в зал никого не пускали, решил сделать небольшой саунд-чек. Зал мест на пятьсот, не больше, со вторым ярусом. Мне торжественно выносят инструмент. Электроакустическая гитара, почти дредноут по форме, и моего любимого цвета санбёрст. Ого, да это же самый настоящий «Epiphone»! Посмотрим, как звучит…

— Шнур вот, держите, — суетится молодой, длинноволосый парень, видимо, заметив мой ищущий взгляд.

Воткнул «джек», взял несколько аккордов.

— Микрофон подключен? — спрашиваю «волосатика».

И не дожидаясь утвердительного ответа, говорю в микрофон:

— Раз, два… Закусочная, сосисочная.

Несколько минут уходит на то, чтобы совместно со звукорежиссёром вечера, сидевшим за своим монитором сбоку за кулисами, устранить все шероховатости. Между делом появляются две телекамеры с операторами бегающая среди них девушка с микрофоном: оказывается, мой творческий вечер собирается снимать республиканское телевидение. Ничего себе, а вот это уже серьёзно.

Прежде чем покинуть сцену, под перебор негромко исполняю первый куплет и припев песни «Берёзы» из репертуара «Любэ». Судя по взглядам присутствующих, в том числе и Инги, даже этот кусочек произвёл определённый эффект. А что, может, и исполню сегодня. Ежели в этой версии Перестройка не грянет, глядишь, и «Любэ» не появится, да и Матвиенко опять же может не написать все эти песни. Конечно, отмазка так себе, но определённая доля прагматизма в этих рассуждениях имеется.

В компании Инги я вернулся в гримуборную, где она сразу же поинтересовалась, что это за песню я сейчас исполнял. Пришлось наврать, что из свежего, так сказать, из неопубликованного.

— Красивая, — вздохнула она. — А ты её сегодня споёшь?

— Думаешь, стоит?

— Макс ну пожалуйста!

Я не мог устоять против взгляда кота в сапогах из «Шрека». Минут через двадцать в дверь постучалась Генриетта Платоновна.

— Максим, зрители собрались.

Я бросил взгляд на часы. Пять минут восьмого, и впрямь пора. Инга решила смотреть на шоу из-за кулис, наверное, чтобы почувствовать себя причастной к тому, что будет происходить на сцене. Главное, чтобы в спину иголки не втыкала… Шутка.

Я пристраиваюсь рядом с ней, гляжу в щелочку между тяжёлых портьер. Ни одного свободного места. На краю сцены стоит коробка вроде как из-под обуви, рядом стопочка аккуратно нарезанной бумаги и несколько карандашей.

Подавляющая масса зрителей по виду и впрямь настоящие работяги, не пожалевшие отдать по рублю за возможности посмотреть на юное дарование. Мужчин и женщин примерно поровну. Тут кто-то на галёрке не выдерживает, кричит:

— Варченко, выходи!

В зале смеются, потом начинаются сначала одиночные, затем всё более частые хлопки.

— Пора, Максим, — шепчет мне в ухо Генриетта Платоновна, мягко подталкивая в спину.

На немного подгибающихся коленях выхожу на авансцену, останавливаюсь у стойки с микрофоном. Только бы от волнения не дать «петуха».

— Добрый вечер, друзья!

Зал шумит, кто-то всё с той же галёрки под смех зрителей кричит:

— Здоро́во!

Стараюсь сохранять хладнокровие, мысленно себя костерю, мол, не первый же раз выступаю перед публикой, пусть даже теперь и сольно.

— Честно говоря, ещё пару дней назад я и не знал, у меня состоится творческий вечер в вашей филармонии, — говорю я. — Судя по отсутствию афиш в городе, и в самой филармонии тоже не знали.

Народ смеётся, и это хорошо, значит, контакт налаживается.

— Тем не менее, — продолжаю, — я здесь, на этой сцене, и готов поделиться с вами какими-то историями из своей жизни, ну и, раз гитара на сцене, то и сыграю-спою, пожалуй, тоже.

Бурные аплодисментами, сопровождаемые криками:

— Давай!

— Ну раз так, то для затравки давайте что-нибудь исполню. И кстати, не забывайте писать ваши вопросы, на которые я постараюсь по мере сил ответить. Специально для ваших вопросов здесь стоит вот этот ящик, кажется, из-под мужских ботинок Черниговской фабрики «Берегиня».

Снова смех, ещё более громкий. Прекрасно, теперь можно и за гитару хвататься. Решил начать с «Ковчега», с бодренькой и в то же время слегка философской песенки. Что-то в стиле нынешней «Машины времени». Публике вроде бы понравилось, до кого-то наверняка дошёл смысл песни, некоторые говорят друг другу что-то на ухо, видно, объясняют.

Я отложил гитару и решил немного рассказать о себе, добавляя в речь юмора. Что-то из уже заготовленного, где-то импровизируя, но публике нравилось. Дошёл до места, как в один прекрасный момент решил, что стану известным, причём не в одной какой-то ипостаси, а преуспею как в творчестве, так и в спорте.

— Главное — определиться с целями, — вещал я со сцены. — Если поймёте, что осилите поставленную перед собой задачу — смело беритесь за дело. Я вот вообще три задачи решаю: пишу книги, сочиняю музыку и занимаюсь боксом. Пока вроде бы получается, что удивительно для меня самого. Чтобы далеко за примерами не ходить, могу напомнить, что в плане литературы у меня вышел в журнале «Юность» роман «Остаться в живых», затем он вышел отдельной книгой в издательстве «Молодая гвардия», к печати готовятся ещё несколько произведений как в журналах, включая ту же «Юность», так и в «Молодой гвардии». По музыке… Помимо того, что мою песню исполняют Пугачёва и Добрынин, по стране гуляют десятка полтора вещей, сочинённых с моим вокально-инструментальным ансамблем «Гудок». Причём многие не знают, что эти песни сочинены нами, по большей части вашим покорным слугой. Некоторые из них сегодня я вам исполню.

Скромность, конечно, украшает, но иной раз не мешает и себя похвалить. Всё же реально большинство вещей принадлежит моему гению… Хм, ладно, просто таланту. Главное, что народу по душе, иначе наши записи не разлетелись бы по всему Союзу. Даже вот в гостиничном баре нас крутят, а сами небось и не знают, что автор в этом же здании остановился.

— А есть в зале люди, интересующиеся боксом?

Вверх взметнулось десятка три мужских рук.

— Эх, а я так рассчитывал, что хоть одна представительница слабого пола поднимет руку, — под смех зала прокомментировал я. — Ладно, их можно простить: пока мужчины смотрят по телевизору бокс, наши прекрасные дамы готовят, убирают, стирают, гладят… В общем, делают всё то, что нам, мужчинам, может присниться лишь в кошмарном сне.

Снова взрыв хохота в зале, смеются и зрители, и зрительницы.

— Кстати, не в ваш огород камень, милые дамы, но исторически готовка была приоритетом мужчин. В Средней Азии, например, женщину к приготовлению плова и прочих блюд, считающимися национальной гордостью, особенно мясных, не подпустят на пушечный выстрел. Это наши мужчины обленились, их хватает только на шашлык, и так всю готовку переложили на хрупкие плечи своих спутниц.

Смех и одобрительный гул.

— Так я это к чему? К тому, что минувшим летом в Греции прошло юниорское первенство Европы. Естественно, я выиграл золотую медаль, — нагло продолжал я себя пиарить. — Но путь к победе получился очень тернистым.

И дальше я рассказал и про отравление перед полуфиналом, и про финальный бой с поляком. Где-то добавил юмора, где-то сгустил краски, но собравшиеся слушали меня, буквально затаив дыхание. А когда я вспомнил, как чуть не расплакался на церемонии награждения, рассказал про подступивший к горлу ком, увидел, что у многих в зале, особенно у женщин, предательски заблестели глаза. Да и у самого что-то при воспоминании о том моменте в носу защипало.

Чтобы сменить тему, предложил зрителям не стесняться, подходить к сцене, брать листочки с карандашами и писать записки. В зале возникло некоторое смятение. Я заметил, как в третьем ряду одна из женщин бальзаковского возраста пихает локтём в бок сидевшего рядом лысоватого, полного мужчина. Тот пытался отбояриться, но жена (а кто ещё это мог быть?) всё-таки его уломала, и товарищу с красным от смущения, как помидор, лицом выпала честь первым совершить поход к сцене. После него словно прорвало дамбу, за лоскутками бумаги и карандашами ломанулись ещё несколько человек. В итоге карандаши закончились меньше чем минуту спустя. Я в микрофон, улыбаясь, попросил написавших записки передавать карандаши по рядам тем, кто обзавёлся листочком, но остался без пишущего инструмента.

— А пока вы сочиняете мне послания — надеюсь, обойдётся без любовных — я исполню вам ещё одну песню.

На этот раз спел задорную «Незнакомку». К моменту, как вибрация струн последнего аккорда сошла на ноль, в обувной коробке уже лежали первые записки.

— Вы накладывайте, накладывайте, — подбодрил я публику, — как наберётся приличная пачка — начну зачитывать.

Дальше я рассказал о своей учёбе, не сильно надеясь, что она заинтересует слушателей. Добавил перчику, вспомнив, как на первом курсе отбивался от прихвостней одного из одногруппников, и что он в итоге с перепугу перевёлся в другое училище.

— Молодец, с этой швалью так и надо!

Это снова заорали с галёрки. Пригляделся — орал парень лет двадцати пяти. Я сцепил ладони и поднял их над головой, салютуя товарищу. Тот в ответ со счастливой улыбкой на лице изобразил такой же жест.

Тем временем записок набралось достаточно, и я начал их зачитывать. Первый вопрос был посвящён моим творческим планам как в литературе, так и в музыке.

— Их у меня — громадьё, — заявил я, — но я отвечу поговоркой: если хочешь рассмешить бога — то расскажи ему о своих планах. Честно говоря, после недавно законченного «Ладожского викинга» я пока на распутье. Тем для нового романа много, но за что взяться — пока ещё не решил. В музыке процесс более отлажен, тем более нас в коллективе четверо, не я один сочиняю песни.

Это да, думаю, не один, иногда ещё Валька подкидывает, но очень уж редко. Приходится рассчитывать на авторов ещё не написанных вещей, вот как сейчас с Ротару получилось.

— Думаю, может последовать вопрос и о планах в боксе, — продолжаю я. — Здесь всё куда яснее. В феврале первенство РСФСР, а в марте — первенство Советского Союза. Это будет отбор на первый в истории чемпионат мира среди юниоров, который пройдёт в Японии в декабре. Надеюсь, что отберусь.

Читаю следующую записку, автор которой интересуется, есть ли у меня девушка? Смотрю в зал, по рядам перекатываются смешки.

— Хм, подозреваю, что эта записка явно не от мужчины.

Теперь по рядам прокатывается смех.

— Что ж, отвечу на этот вопрос… И даже более того, представлю вам эту самую девушку.

Я поворачиваю голову налево, вижу между кулис Ингу с пунцовым лицом, и с улыбкой машу ей рукой:

— Инга, любимая, будь добра, выйди сюда.

Нет, а что такого, в самом деле? Пусть ей тоже достанутся аплодисменты. Лишь бы с перепугу не ускакала в гримёрку.

Нет, не ускакала, робко, стесняясь, но всё же выходит на сцену. Я делаю несколько шагов навстречу, беру её за руку и мы вместе подходим к микрофону.

— Вот моя муза, прошу любить и жаловать. Кстати, познакомились мы с ней больше года назад при весьма необычных обстоятельствах.

— Расскажите! — кричит какая-то женщина из партера.

— А давайте Инга сама вам расскажет.

Уступаю ей место у микрофона и слышу, как она шепчет:

— Макс, я тебя убью!

Затем ослепительно улыбается залу во все тридцать два, и начинает рассказывать историю своего спасения из бурных вод пруда музея-заповедника «Тарханы». Начала робко, на затем втянулась, даже начала жестикулировать, изображая, как я её тащил к берегу. Смотрю, и зрители сопереживают, в зале тишина, и только голос Инги несётся к не такому уж и высокому потолку, рассказывая перипетии того уже казавшегося мне нереальным спасения. Столько событий за это время произошло, но сейчас, за время её рассказа, я словно заново вернулся в Тарханы, и будто бы на мгновение даже почувствовал себя в ледяной воде.

В общем. Сорвала Инга свою порцию оваций, после чего откланялась и чуть ли не бегом исчезла за кулисами.

— Да, вот так, бывает, люди и знакомятся, — подтвердил я, проводив её взглядом. — Что ж, а мы продолжим наш творческий вечер.

Мероприятие уложилось в час сорок. Под занавес я всё же исполнил «Берёзы», сообщив. Что это совсем свежая вещь, мы даже не успели её обкатать с нормальной аранжировкой. Но она и под гитару неплохо звучит, что я сейчас и собираюсь продемонстрировать.

В зале установилась гробовая тишина, все внимали моему исполнению. А я уже переходил к припеву:

Закончил, несколько секунд ничего не происходило, а затем послышались крики: «Браво», и зал взорвался овациями. Спасибо тебе, дорогой и незабвенный Игорь Игоревич Матвиенко!

— Максим, это было бесподобно, даже Богатиков не имел такого успеха, — нахваливала меня за кулисами Генриетта Платоновна. — Идёмте в гримуборную, я с вами рассчитаюсь, и Юрий Иосифович сейчас подтянется.

В гримёрку и впрямь пришёл Богатиков, чтобы поставить подпись и выразить лично своё восхищение. Оказалось, он наблюдал за моим выступлением из маленькой директорской ложи. А я всё гадал, чей это силуэт там в потёмках шевелится.

— Юрий Иосифович, — обратился я к нему, когда с формальностями было покончено. — Знаю, что вы любите петь о море, давайте я вам песню подарю?

— Что за песня? — тут же заинтересовался тот.

— Гитару можно?

Мне принесли тот же «Epiphone», на котором можно было играть и как на обычной гитаре. Эх, сегодня у нас «ЛЮБЭ» идёт вразнос! Исполнил их песню «Синее море», объявив её собственным сочинением. Все присутствующие в гримёрке были очарованы, я же добавил:

— Не знаю, если вдруг худсовет там или ещё кто-то придерётся к фразе «Там за туманами вечными, пьяными…», можно слово «пьяными» заменить на что-то более приличное, например, на «пряными». Я тут же набросал партитуру, что заняло у меня минут десять, и Богатиков клятвенно заверил, что немедленно включит песню в свой репертуар.

— Поднатаскаю своих музыкантов, и уже в феврале можно будет песню представить публике. Насчёт авторских отчислений можете не волноваться.

Я сказал, что в ближайшее время зарегистрирую песню в ВААП, и мы расстались очень довольные друг другом.

В ялтинскую гостиницу возвращались на том же «пазике», но уже без сопровождения Кожедуб. Когда сели, я достал из кармана гонорар и отдал его Инге.

— Зачем это? — возмутилась было она.

— Ты сегодня выступила с прекрасной речью, так что это твоё, честно заработанное.

Не сразу, но уболтал, взяла эти несчастные 15 рублей 50 копеек, которые я получил на руки «чистыми». Сказал ей, что может на них купить себе какую-нибудь финтифлюшку в Москве, где мы будем завтра днём. До вечернего поезда останется время побродить по уже излюбленным торговым точкам. А если что — добавлю из гонорара за песни Ротару.

— Даже не думай, — строго осадила меня Инга. — Мы ещё не семья, и эти деньги не наши общие, ты должен в целости и сохранности довезти домой и отдать родителям.

— Ладно, так и быть… Тогда всё равно если что — добавлю, мы же с собой взяли с запасом на всякие непредвиденные расходы.

Так и есть, и я захватил сотенку, и Инге родители дали такую же сумму. Пока на всякую мелочь я тратился из своих запасов, хотя Инга и порывалась несколько раз за что-нибудь заплатить. Больших расходов у нас пока так и не случилось, гостиницу вон и то нам оплатили.

На ночь глядя в номер позвонил Евдокименко, сказал, что постарается нас сам утром отвезти в аэропорт, вроде как снег подтаял, да и коммунальщики дороги более-менее расчистили. Не обманул, приехал в восемь утра, причём с женой. Сначала мы заехали к нотариусу, забрали наши пять тысяч, а уже затем поехали в Симферополь. По дороге Ротару сожалела, что им так и не удалось побывать на моём творческом вечере, внезапно нарисовались какие-то семейные дела, но, судя по отзывам Кожедуб, всё прошло блестяще.

— Там же ещё и республиканское телевидение снимало, — добавила она, — так что у нас будет возможность посмотреть видеозапись.

На этот раз, видно, после едва не случившегося угона самолёта, досмотр в аэропорту был таким строгим, что нас раздели чуть ли не до нижнего белья. Меня досматривал милиционер-мужчина, а Ингу — милиционер-женщина. Так и подмывало сказать, что это именно я обезвредил террориста, но я помнил, что все пассажиры самолёта давали подписку о неразглашении. Зачем мне лишние проблемы? Уж лучше дам себя обыскать, всё равно мы ничего противозаконного не везём.

Правда, сумма в 5 тысяч вызвала у досматривавшего меня сотрудника правоохранительных органов интерес.

— Что это за деньги? — спросил он таким тоном, будто я ограбил инкассаторов.

В ответ я предъявил документ от нотариуса, правда, пока без подписи моих мамы или папы. Прочитав мои фамилию и имя, милиционер изменился на глазах:

— Так вы тот самый Варченко? — перешёл он сразу на «вы», хотя только что «тыкал» мне без всякого стеснения. — Это значит, ваш концерт вчера проходил в филармонии? У меня там товарищ порядок охранял, с утра в восторженных тонах пересказал, как вы выступали. А это, выходит, ваша девушка, которую вы спасли из озера?

— Скорее, это был пруд, но вода в октябре и там, и там ледяная, — со скромной улыбкой поправил его я.

До Москвы долетели без проблем, никто больше не пытался угнать самолёт ни в Турцию, нив Финляндию, ни куда-либо ещё. Из аэропорта сразу погнали на вокзал. К сожалению, билеты удалось купить только в плацкарт. Надо же, до чего докатился, уже переживаю из-за того, что едем не в СВ. В той, первой жизни, я ведь в плацкартах и ездил. Вспомнилось, как везли нас к месту службы в Йошкар-Олу, набившихся в плацкартный вагон новобранцев. Пару месяцев спустя я уже в таком же плацкарте ехал в Козельск, что под Калугой, в поварскую учебку. Помню, пересадка была в Москве, и на удивление команды сидеть в зале ожидания не последовало, народ разбрёлся по зданию Киевского вокзала, а я погулял по окрестностям. Повезло, что не наткнулся на патруль, а то мог бы и на «губу» угодить.

Обзаведшись билетами, оставшееся время решили провести в центре столицы. У меня были там и свои дела. Например, оставив Ингу ждать меня в магазине «Полдарки» на Горького, отпросился у неё на четверть часа и метнулся к памятнику основателю Москвы. Там выторговал у фарцовщика жвачки и презервативов, что облегчило мой кошелёк на почти пятьдесят рублей. Когда же наконец в СССР наладят выпуск жевательной резинки и «средств индивидуальной защиты»?! Даже «Апельсиновую» или «Кофейную» жвачки так просто в Москве не укупишь, не говоря уже о провинциальной Пензе. А уж продающиеся в наших аптеках презервативы — это что-то с чем-то. Пусть и стоили всего 2 копейки штука.

В «Подарках» мы первым делом отправились в секцию парфюмерии и косметики. Очередь, выбросили французскую косметику… Посовещались и решили, что и для неё, и для её мамы вопрос приобретения французской косметики стоит не так остро, у моей мамы тоже косметика не была вопросом первой необходимости. Но один фиг простоять в очереди пришлосьпочти полтора часа. В итоге Инга приобрела парочку рижских флаконов духов себе и Нине Андреевне, а я, подумав, взял маме точно такие же, и тоже парочку. Теперь помимо гонорара от Ротару у меня оставалось не больше четверного. Хотя уже и серьёзных покупок вроде не ожидалось.

Таскался я везде со своим спортивным баулом, на дне которого лежали те самые пять тысяч в 25-рублёвых и сотенных купюрах, а также мои вещи и вещи Инги. Она же просто щеголяла с модной сумочкой, используя меня в качестве носильщика. На вокзале маялся в сомнениях, оставлять баул в камере хранения или взять с собой в город, в итоге выбрал второй вариант. Вот и сейчас мы шли к автобусной остановке, а я держал спортивную сумку в руке. И лишь в последний момент боковым зрением заметил метнувшиеся ко мне две тени. Резкий шаг в сторону, только мгновение спустя разглядел, что на меня покушались двое парней, даже, я бы сказал, двое молодых мужчин, навскидку в возрасте между 25 и 30 годами. Одеты были не по погоде, в кожаные куртки, но только потом я сообразил, что оделись они так специально, чтобы легче было убегать с добычей. Одному даже удалось схватиться за брезентовую ручку сумки, тогда как второй собирался ударом в голову вывести меня из игры. Или хотя бы добиться того, чтобы я ослабил хватку.

На нём-то мне и пришлось сфокусироваться, при этом умудряясь удерживать левой рукой сумку, которую тянул на себя второй грабитель. Правой я после лёгкого уклона в сторону выкинул встречный джеб, но из-за того, что не было возможности довернуть корпус, удар получился не совсем акцентированным. Но его хватило, чтобы нападавший замешкался и даже отскочил в сторону, держась за челюсть. А тут, к моему великому удивлению, Инга подскочила ко второму грабителю, всё ещё пытавшемуся вырвать у меня баул и принялась молча и сосредоточенно колошматить его своей сумочкой по спине.

— Люди, убивают! — раздался вдруг старушечий крик.

Кто кого убивает? Не суть важно, потом разберёмся, пока же предстояло разобраться с этими наглецами, покусившимися на чужое имущество. Как там говорил Дима Семицветов в исполнении Миронова… «Товарищи, деньги пока еще никто не отменял. От каждого по способностям, каждому по труду в его наличных деньгах». Так что я бился за то, что заработал пусть и не совсем честным, но трудом. В конце концов, я мотался в Крым, причём не в сезон, да ещё и на творческом вечер выступил.

Как-то все эти мысли молниеносно просвистели в моей голове. А на инстинктах я успел пнуть ногой нахала, как клещ вцепившегося в мою сумку, и тот, наконец, её отпустил. Всё-таки трудно ему было отбиваться сразу от двоих, пока напарник в растерянности всё ещё стоял в паре метров, задумчиво проверяя свою челюсть на предмет возможных повреждений. Следующим ударом был крюк слева в печень, после которого любитель чужих сумок осел на колени, держась за бок и пытаясь набрать в лёгкие воздух. Возникло заманчивое желание добавить ногой по физиономии, но в последний момент я сумел сдержать свои желания в узде. Не хватало ещё этого придурка искалечить.

Трель милицейского свистка заставила второго парня ломануться с места битвы о весь опор, а вот второму, всё ещё пытавшему восстановить дыхание, убежать было не суждено. При помощи очевидцев наряд в лице сержанта и старшины тут же установил виновников происшествия. Молоденький сержант побежал догонять второго грабителя, а всё ещё стоявшему на коленях старшина сноровисто завёл руки за спину и защёлкнул на них наручники. Затем поставил его на ноги, слегка встряхнув.

— Товарищи, кто может пройти в ближайшее отделение милиции для дачи показаний в качестве свидетеля?

Вызвались двое, мужчина средних лет и давешняя старушка, оравшая, что убивают.

— Вам, естественно, тоже придётся пройти с нами, написать заявление, — обратился ко мне старшина.

— А это долго? А то у нас с моей девушкой через два с половиной часа поезд.

— Думаю, успеете, если что — подбросим на служебной машине.

Второго сержант так и не догнал, вернулся в разгар работы со свидетелями, стащил с головы шапку, вытер вспотевший лоб и доложил, что тот утёк дворами.

— Ничего, зато второй ханурик у нас, — довольно заявил проводивший допрос следователь. — Ну что, товарищи свидетели, давайте ставим подписи и можете быть свободны.

К тому времени капитан уже успел выяснить, что я не кто иной, как молодой автор песни «Две звезды», которая очень нравится его супруге, да и ему тоже. «Песню-78» они смотрели, так что зрительная память его не подвела. К тому же он читал мой роман в «Юности», и несколько минут потратил на осанну в мой адрес, отчего заставил меня даже смутиться. А уж когда вспомнил, что песня «Прорвёмся» тоже принадлежит моему гению, чуть из штанов не вылез.

Правда, по ходу дела спросил, чем грабителей могла заинтересовать моя сумка? Я честно выложил из неё пять тысяч и к ним присовокупил договор с подписью Ротару и нотариуса и соответствующей печатью.

— Ого, неплохо у нас оплачивается труд композиторов! — округлил глаза капитан. — С моей зарплатой о таких заработках приходится только мечтать. Может, тоже в композиторы податься?

— Почему бы и нет, если чувствуете в себе талант, — скромно подыграл я.

Капитан выдвинул гипотезу, что грабители знали, что в сумке у меня лежит солидная сумма, и если я деньгами нигде не «отсвечивал», значит, они работали по наводке. Я сказал, что о деньгах знали только Ротару с мужем и нотариус, причём они у него сутки пролежали в сейфе.

— Так и что, не стал бы он вас нагло кидать, так подставляться, — возразил следователь. — Пробьём мы этого Льва Брониславовича по картотеке, попросим помочь местных коллег. Не исключено, что был когда-то где-то замешан, и имеет связи со столичным криминалом. А вы, девушка, молодец, не испугались бандита. Завидую вам, Максим Борисович, экую невесту себе отхватили! Красивая, и при этом ещё и смелая!

Отделение милиции мы покинули час двадцать спустя. До вокзала добрались без приключений, хотя Инга всё ещё никак не могла успокоиться — случай на остановке вызвал у неё бурный прилив адреналина. Да ещё в вагоне успела поскандалить с цыганкой, которая нагло вознамерилась на её место поселить своего малолетнего цыганёнка. Никогда бы не подумал, что моя Инга может быть такой… Ну, не склочницей, конечно, но способной в нужный момент так вот безапелляционно постоять за себя.

Больше до Пензы нас никто не беспокоил. Сумку я положил под подушку, получилось высоковато, зато надёжно. Утром мы с Ингой умывались по очереди, пока я отсутствовал — она приглядывала за баулом. Потом я следил за её вещами. На вокзале посадил её в такси, сам же отправился пешком — мне до дома было идти минут двадцать.

Мама была на работе, отце в поездке, хорошо, что захватил ключи. Помылся с дороги, перекусил и с чувством выполненного долга завалился спать.

Первым домой после полутора суток в пути пришёл батя.

— Как съездил, сын?

— Нормально, деньжат вон немного привёз. Заодно на обратном пути отбился от парочки грабителей, покушавшихся на честно заработанные мною деньги. Ничего, что я взял с Ротару пять тысяч за две песни? Кстати, мам, тебе нужно подписать бланк, а я завтра отправлю его нотариусу… Через пару дней должен получить в целости и сохранности, заказное всё-таки будет. Если к тому времени, правда, не окажется под следствием в связи с покушением на меня московских бандитов.

После ужина я уединился в своей комнате, включил телик и, взяв в руки гитару, начал наигрывать что-то пришедшее в голову. Аккорды напоминали ритм стука вагонных колёс, и я уже мысленно накидывал текст. А неплохая вещь может получиться, думал я, Бузову точно понравится.

В этот момент на телеэкране возникла заставка программы «Время», а следом появились ведущие Игорь Кириллов и Анна Шатилова. А что это у них лица такие серьёзные?

— Товарищи! — начал Кириллов после приветствия скорбным голосом. — От Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, Президиума Верховного Совета СССР, Совета министров СССР. Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза, Президиум Верховного Совета СССР и Совет министров СССР с глубокой скорбью извещают партию и весь Советский народ, что 5 января 1979 года в 15 часов 30 минут скоропостижно скончался Председатель Комитета государственной безопасности СССР Юрий Владимирович Андропов.