Второй шанс Сикорского

Глава 1

Галактика М51.

Эстианская империя.

Новая Эстиана.

3380 год Династии.

Только сейчас, спустя три тысячелетия, семейство Лоеси дало согласие на публикацию дневников самого знаменитого из своих представителей, который, не побоюсь этого слова, открыл древним Эстианцам дорогу в небо.

Эстианская империя, единственная в нашей галактике, созданная потомками первой волны переселенцев из Млечного Пути, все остальные межпланетные образования не выдержали проверки второй волной переселенцев, больше похожей на лесной пожар. Все Вы, мои современники, прекрасно помните отгремевшую десятилетие лет назад Войну Передела. Наша империя потеряла тогда четверть своего состава, то есть двадцать тысяч терраформированых миров стали грудами шлака, в том числе и Эстиана. Наши противники получили то, к чему стремились, око за око. Все пять держав стёрты с лица Галактики и, необходимо отметить, немалая заслуга в этом принадлежит *Лоеси Корпорейшен* триста внепространственных бомбардировщиков, с эмблемами Крылатой горы на маршевых дюзах, успели сойти со стапелей Герцогства до уничтожения Материнской планеты.

Этих кораблей хватило, чтобы уничтожить первые два суперлинкора противника на линии Гранитного утёса. Девять лет войны дались нам страшной ценой, особенно я сочувствую тем героям, которым приходилось уничтожать свои планеты, захваченные врагами, а так же миры предателей-колаброционистов. Как вы знаете, на восьмой год войны противник предложил нам мир, сначала возвращение к прежним границам, а затем отдавая всё большие и большие куски своей территории. Они узнали о проекте *Возмездие* и о постройке *ЛК* новых верфей. Ведь у них, как им казалось был сильный козырь, первые пять тысяч наших миров они получили почти не повреждёнными. Вы помните как они торговались? Сначала миролюбивое словоблудие, затем просто краснобайство, затем показательные казни. Они поздно испугались, посчитав нас слабей себя, время подтвердило правоту выживших.

И, сейчас, спустя десять лет, когда экономические последствия войны почти позади, редакция *Эстианского Вестника* надеется, что эта книга будет пользоваться большим спросом у наших читателей.

Эстиана.

381 год Династии.

Корабль, отходивший от пирса, был страшно перегружен. Мятежники, наконец-то отбросили осторожность, а последние королевские войска отчаянно обороняли подходы к порту, давая шанс на спасение для близких. И, чтобы уплыть на одном из кораблей, недостаточно было полных карманов золота, иногда решали и заслуги. Нашёлся угол даже для раненого пехотного офицера. Ни кто из людей, набившихся в этот плавучий гроб, до последнего мига не верил, что революционеры приведут фарланских всадников.

Использовать таких всегда было себе дороже, за века общения с ними эту простую истину поняли все окрестные правители, и давно брошены собакам кости тех кто не понял. Они, до безумия, верны нанимателю, но ещё больше верны своим родам, а глава рода всегда мудро выслушает просьбу верховного Хана. Северная половина континента у них в руках и, если бы не Исполинский Кряж, они давно бы уже хозяйничали на более холодном юге. Но южных повелителей, в большинстве своём, дураками назвать трудно. И сейчас наше королевство обречено, его растащат соседи, призвавших общих врагов вырежут, а территорию поделят. И с потерями, в данном случае, считаться не будут. Так что лучшим для меня выходом будет добраться до соседнего графства и записаться в его армию. Ни семьи ни поместья мне не вернуть, но велик шанс на месть. В нагрудном кармане лежат Малые родовые перстни младших братьев, отдельно, на золотой цепи, перстень главы рода, теперь принадлежащий мне.

Я не винил себя в их смерти, доблестно сражаясь, я отправил многих врагов служить им в мире духов. Зараза, опять кто-то, перешагивая через меня, наступил на раненую ногу. В одноместную каюту, близ которой я лежал, набилось три семьи — женщины и дети. Их мужи прикрывают отход, и то, что узкий фарватер ещё не простреливается пушками мятежников, означает, что у защитников ещё остались патроны. Здесь много не надо, одно орудие и наш переполненный гроб оправдает название, данное ему каким-то из портовых шутников.

Светает, за нами всё сильней громыхает шум боя, мы предпоследний корабль проходящий горловину, все тихо молятся. За них, что на берегу, за себя, даже грудные дети перестали плакать, впитав в себя дикое напряжение старших. Близкий выстрел из пушки, второй третий, всё дамы, на одном из проходов полегли все защитники. Я, на одной ноге, хватаясь за поручни, отчаянно лезу вверх, превозмогая боль, хочется умереть на палубе. Вот я на неё родимую и выбрался. Вокруг обречённые белые лица попутчиков, семьи моряков в основном, знают, что значит очутиться на дне. Это мы, сухопутные крысы, побаиваемся океана вообще, они же лучше знают конкретные опасности.

По каравану лупят уже несколько пушек, сзади раздаётся мощный взрыв, замыкающим у нас шла военная калоша, наверное в артпогреба снаряд угодил. Ну и мне помолиться не мешает, видимо. Поправляю золотую цепь, достаю и надеваю все перстни, теперь я и есть весь род, мне можно. Да и то, что вещицы очень дорогие засвечиваю в наше смутное время, теперь всё равно. Умереть надо достойно, надеваю перстни, поворачиваюсь спиной к берегу и становлюсь на колени. Краем глаза ловлю жёсткий взгляд молодого парня. Знакомый, чую видел где-то, но где? Но слова прощальной молитвы уносят все мысли, не время сейчас думать о суетном. Вот и молитва закончена, а зараза с косой всё медлит. Кажется, само провидение бережёт наш корабль. Два, идущие впереди, уже рассечены на щепки. Незаметно подкравшийся вечер вот-вот обещал подарить нам надежду. Следующее мгновение выпало из памяти, очнулся я от холода морской воды. Из последних сил я начал барахтаться и, вдруг, меня за шкирку ухватила чья-то рука. Её хозяин, проворно затащил меня на импровизированный плот, гася несильными тычками моё слабое сопротивление стал снимать родовые кольца, шарить за пазухой, выгребая всё ценное. Вот, убедившись, что больше взять нечего, нападавший криво ухмыльнулся и достал нож. По этой ухмылке я, наконец, вспомнил где видел этого парня.

Министерство Королевских Природных Ресурсов, именно эти козлы, щедрым золотым потоком вымостили дорогу маленькой гавкающей кучке самозваных борцов за права народа, затем съевших своих благодетелей. Три года назад этот юноша был совсем ещё мальчишкой. Именно он чуть не сбил меня в коридоре министерства, тогда я почти не обратил на него внимания, обычный мальчишка в костюме рассыльного. Только его мгновенный недовольный взгляд и запомнился, прежде чем он рванул с порученным свёртком прочь, такой взгляд не у всякого каторжанина со стажем встретишь. Вот он занёс нож, а я всё гадал кто он, шпион мятежников или родственник кого-то из министерских, или и то и другое. Зуб на меня был у обоих банд. Выходит моя искренняя молитва не пропадёт зря и я воссоединюсь с предками.

Недалёкий взрыв, свист, меня почти сбрасывает с импровизированного плота. Лишь ржавый гвоздь, проткнувший рукав и задевший руку не даёт мне скатиться в воду. Сверху на меня падает тело моего не состоявшегося убийцы. Затем организм отключился и наступила темнота. Очнулся я от осторожных и нежных прикосновений, было жарко, в нос бил сильный запах рыбьих потрохов. Это был небольшой рыбацкий баркас, и хоть парус на нём, на сколько я понял, был поставлен довольно неуклюже, шёл он быстро. Со скрипом повернув голову в другую сторону, я увидел моего несостоявшегося убийцу, он был жив и какая-то молодка перевязывала его голову. Хоть и не убил, а кольца спёр, теперь надо постараться их вернуть. Та же женщина, покончив с предыдущим пациентом, принялась кормит меня, почти через силу — мне не понравился запах вездесущей рыбы. Когда я открыл глаза в следующий раз, надо мной безвольно болтался парус, а в воздухе пахло грозой. Я хрипло прокашлялся, разгоняя мокроту в застоявшемся горле и выдавил — Где я?

Надо мной раздался мальчишеский голосок, потом топот босых ножек, через минуту пришла давешняя женщина. Склонившись надо мной, она аккуратно переворачивала моё избитое тело, и, увидев что я очнулся, начала свой монолог. Из её рассказов я узнал, что из всех на судне только она, пару раз в детстве, видела море. Остальные — типичные горцы. Её дядя, хозяин посудины, забрал в последний момент, ждущую в условленном месте племянницу с детьми и несколько случайно оказавшихся рядом семей. Вся проблема была в том, что уважаемый дядюшка на пути из устья в океан, поймал грудью пулю. Единственный юнга тоже был убит, бросившись на помощь хозяину. Утром они наткнулись на нас.

Кому из этих идиоток пришла мысль плыть на остров Корос, не знаю и знать не хочу. С их-то знаниями мореплавания они надеялись что смогут пройти по прямой сто миль точно на запад? Остров видите ли большой, не промахнёмся. Промахнулись, и теперь не могут повернуть обратно, с местными ветрами и течениями в это время года не поспорить на этой лоханке. Им нужно было идти к соседям, а сейчас мы могли плыть только на запад, при желании забирая немного на север или на юг. А, впрочем, пятнадцать детей, пять женщин и двое подранков теперь почти наверняка обречены на смерть. Море не любит самонадеянных, больше чем неумелых. Хотя воспользоваться небольшой сетью из дядюшкиных запасов у них ума хватает, что утешает, если умрём то не от голода. Но в воздухе носится запах грозы, а что такое гроза в океане? Я чую, что это знание не принесёт мне радости. Опять судьба подкидывает мне очередную пакость.

Вернуться бы на пару лет назад, в то тихое время, когда мой полк получил приказ выступать на охрану недавно открытого приграничного золотого рудника. Министерство Королевских Природных Ресурсов всегда помогало в карьере офицерам, которые стерегли их вотчины. Кэмпровцы всегда снимали с любого блюда сливки и, прежде чем попасть непосредственно в казну золото усыхало, по слухам, более чем на половину. Молодого короля эта делёжка не устроила и плохо стало всем. Горстка, казалось полных безумцев, горланящих лозунги, под предводительством десятка бывших бандитов, слопала всех.

А ведь они могут и удержаться. Если сразу умудряться уничтожить наёмников, а это вполне в их духе, отдадут часть шахт соседям, а сами засядут в самых укреплённых и непреступных. Потом, если действовать с умом, то можно сыграть на противоречиях противоборствующей коалиции и сохранить половину страны. Если их дикое везение всё ещё с ними, то так и будет.

Буря была долгой и страшной, как мы выжили не знаю. Паруса не, двоих смыло за борт, нет, решительно чудо. Но мой убийца всё ещё на судне и у нас питьевой воды на пять суток. Мы плывём на запад, повинуясь течению и, чуть забираем к северу. Под моими понуканиями наши леди, чуть ли не срывая с себя последние юбки, соорудили жалкое подобие паруса. Хоть чуть-чуть на север, только это может нам дать призрачный шанс, спасибо буре. Она нас изрядно протащила в нужном нам направлении. И хрен с ним, пусть на этом островном архипелаге живут пираты, лучше они, чем смотреть как от жажды умирают вокруг тебя дети. Вот дела! Сегодня убийца очнулся и стал гугукать, чисто младенец. Сильно беднягу по голове приложило, не притворяется видать.

Бог или боги нас не оставили. Не знаю принадлежит ли этот остров к Сокмовскому, или как чаще говорят к Пиратскому, архипелагу, а может сам по себе, не важно. Главное, что здесь есть вода. Природа исчерпала наш лимит удачи, разгрузить судёнышко мы успели, а вот оттащить подальше на берег нет. Ураган был хороший, с твёрдой земли смотреть на него одно загляденье. Нога почти зажила в течении месяца под чутким уходом женских рук, а я стал чувствовать себя отцом большого семейства. Двое младших женщин стали приходить ко мне по очереди, чтобы вместе коротать ночи. Даже бывший убийца стал для меня чем-то вроде младшего брата.

Я учил этого юношу говорить, очевидно, он потерял память, но чудовищно быстро восстанавливал утраченные знания. Затем произошёл перелом, в тот день он пришёл ко мне какой-то пришибленный, но мы смогли изучить и запомнить в десять раз больше чем за предыдущий урок. Уже через неделю он мог разговаривать как семилетний ребёнок, пусть и очень примитивно, из-за очень маленького словарного запаса. Он коверкал слова со странным иностранным акцентом, но это не мешало ему жадно запоминать всё новые и новые. Играл с младшими детьми, как мальчишка, мастерил им странные замки из песка. Помогал женщинам загораживать сетью участок, куда во время отлива стала набиваться глупая рыба. Мы ели моллюсков и морские водоросли, знакомые мне по лучшим ресторанам столицы, так вот откуда оказывается к нам поступал этот деликатес.

Постепенно, вместо уроков, я стал рассказывать парню о своём роде, поясняя, по мере необходимости, незнакомые слова. Об отце, матери, братьях, жене. Рассказывал ему как мой отец, черноволосый, с проседью, грузный и высокий господин, любил сидеть на открытой веранде с огромной дорогой заморской сигарой, не замечая суетящихся вокруг слуг. Я описывал ему в мелочах наш семейный быт, подстёгиваемый тоской и детским любопытством, светящимся в его глазах. В своих видениях, после таких бесед, на фоне вечернего океана, мне рисовалось ни чем не замутнённое прошлое. Детство, юность, офицерский корпус, давно оговоренная женитьба, наши предки договорились ещё за долго до нашего рождения. Моему младшему брату, самому младшему, не повезло в этом смысле особо. За его будущее договорился ещё наш дед. Он, чуть ли не один из родичей, пехотой не считался, очень уж хорошо владел иностранными наречьями, вот его и приметили. Попал по распределению в МИД, то бишь в филиал военной разведки. Покидало его жизнью по всей Эстиане и, когда попал он на Северный материк в Восточную империю, спас там на местной войне одного Герцога, потом тот его, побратались. Договорились выдать младшую герцогскую внучку за младшего дедового внука, все остальные были уже обещаны.

Временами мой ученик и казался мне младшеньким, даже лицом были слегка похожи, только младшенький был на десять сантиметров повыше. А, в общем, на острове жили счастливо, пища есть вода есть, кто не умер тот здоров, чем не рай. Кстати, о здоровье, один из мальчишек стал страшно заикаться от пережитого. Тогда бывший курьер стал забираться с ним в одну из самых дальних и тёмных пещер, где они вместе, в полной темноте, горланили весёлые детские песенки. Мой названый брат водил его туда каждый день, минимум на час. Если тот не хотел и упрямился, задабривал его, обещал сделать его долю в общей работе, построить вместе новую песочную башню, поймать для него новую красивую рыбу. И, чудо, через месяц малец почти перестал заикаться. Орек, так назвал себя парень, объяснил, что где-то слышал, что так лечат заикание. Мать ребёнка отблагодарила парня по-своему, по-женски. Всё хорошо было в нашем необычном роду, семьи, еда, дети, новые дети на подходе.

Пища наша и разрушила идиллию. Сначала умер малышка, лет десяти от роду, сильно вздулся живот, был страшный жар, она сгорела буквально за день. Потом то же самое случилось с её матерью. Заболел и я, но, как ни странно, на третий день оклемался, даже смог ходить. Лучше бы я не вставал, картина была дьявольская. Лишь Орек, страшно ослабленный, держался из последних сил. Он рассказал, что заболел одним из последних.

И тут меня как будто молнией ударило, я спросил, ел ли он яйца местных чаек, проход к которым и разведала пару недель назад малышка, умершая первой. Он признался, что лишь однажды. Всё стало ясно как день, это была не чума, меня, ещё когда мы прибыли на остров, удивил большой размер здешних чаек. И, хотя я заставлял женщин хорошо проваривать пищу, многим понравился вкус сырых яиц. Я и сам попробовал пару раз сырые, но не понравился вкус. А детвора, не смотря на все, впрочем не слишком строгие, запреты любила их пить, они пробивали маленькую дырочку и высасывали внутренности. Мы с горем пополам похоронили изуродованные болезнью тела. Я чувствовал себя паршиво, будто второй раз потерял семью. Эти заключительные строки я пишу при свете факела известняком на стене одной из дальних пещер, лишь Орек знает о моём своеобразном дневнике. В последнее время мне всё чаще кажется, что мир сошёл с ума и я вместе с ним. То один день, то неделя просто выпадают из памяти.

Недавно, например, мне вдруг показалось, что Орек и мой брат Скор — это один и тот же человек, просто потерявший память. В порыве безумия я сделал ему родовые татуировки, тайные в том числе, и вручил ему младший фамильный перстень. Мы часто сидели на камнях, как на тронах, близ входа в пещеру, я брал в руку короткую толстую палочку, похожую издали на сигару. Мы сидели, как на веранде, любовались закатом и дышали ароматом океана. Я рассказывал ему тайные семейные обряды, передававшиеся от отца к старшему сыну бесчисленное количество раз, а он мне невероятные истории из своих снов.

Сегодня, когда он уснул, я пришёл сюда, чтобы написать эти последние строки-завещание. Я не уберёг моих родных второй раз, мой род не достоин своего последнего представителя.

Вот моя последняя воля. Я, Нид Ван Сем, завещаю все кольца и память рода моему названному младшему брату Скор-Ореку.

Прости братишка, что я оставляю тебя, но я боюсь ещё раз оказаться в такой ситуации. Боюсь, что проснувшись однажды утром вновь потеряю незащищённое и мне не кому будет даже отомстить за это. Я боюсь твоей смерти. Живи братишка, живи.