Глава 7

В это время в Париже был еще очень поздний вечер предыдущего дня, и учитель-пенсионер снова разговаривал по телефону с военно-морской базой на Гуаме. Домработница Лорана Мутье шепнула ему, что им обязательно нужно разыскать дочь старика. Но всё было безрезультатно. Дежурный лейтенант на Гуаме ничего не знал о планах Пентагона по поводу Китая, но новое назначение Стэна Ричера было засекречено, поэтому ни один иностранный гражданин не должен был знать об этом. Не из состава ВМФ… Нет, сэр… Ни в коем случае, никаким образом.

Мутье слышал половину происходящего сзади и впереди его постели. Он немного понимал по-английски, достаточно, чтобы уловить смысл, и вполне достаточно, чтобы услышать недосказанное между строк. Он точно знал, как всё происходит в армии. Как практически любой другой мужчина двадцатого века в Европе, он служил. Ему было тридцать лет, когда вспыхнула Первая мировая война, но он тут же пошел добровольцем и пережил все четыре года, в том числе Верден и Сомму, и вышел из этой войны с грудью в медалях и не имел ни единого шрама длиной больше, чем его средний палец, что практически означало то же самое, что полностью невредимым. В день его демобилизации печальный однорукий и одноглазый бригадный генерал пожелал ему добра, а затем добавил, кстати:

— Запомни мои слова, Мутье, великая война оставляет страну с тремя армиями: армией калек, армией скорбящих и армией воров.

По возвращении в Париж, Мутье тут же разыскали все три. Повсюду были похороны. Матери, жены, невесты, сестры, старики. Кто-то сказал, что если бы выделить каждому погибшему солдату одну страницу для некролога, только одну паршивую страницу, чтобы перечислить все его надежды и мечты, то в результате куча бумаги поднялась бы выше, чем сама Эйфелева башня.

Воры были повсюду: некоторые действовали в одиночку, некоторые участвовали в бандах, кое у кого это имело даже политический оттенок. Мутье видел и калек в течение всего дня, некоторые просто встречались на улице, но многие приходили к нему на работе, потому что его мастерскую по ремонту мебели реквизировало правительство и приказало последующие десять лет изготовлять деревянные ноги, которые Мутье делал из частей столов, купленных задешево в обанкротившихся ресторанах. Вполне возможно, что в Париже были и такие ветераны, которые ковыляли на той же мебели, на которой они когда-то обедали.

Десятилетний государственный контракт истек за неделю до краха Уолл-стрит, и следующие десять лет были трудными, за исключением того, что он встретил женщину, которая быстро стала его женой, красотку, настолько глупую, чтобы взять на себя такую обузу — сорокапятилетнюю старую развалину, такую, как он. И вот, год спустя у них появился свой единственный ребенок, девочка с вечно всклокоченными волосами, которую они назвали Жозефиной. Она выросла и вышла замуж за моряка из Нью-Хэмпшира в Америке, и в настоящее время была полностью недоступна, несмотря на широкий выбор разнообразных технических новинок, свидетелем которых Мутье был за свою жизнь, и многие из которых изобрели сами американцы.

Загрузка...