ВВЕДЕНИЕ В ОБЪЕКТИВНЫЙ НАЦИОНАЛИЗМ (ЧАСТЬ III)

PRO! - NON CONTRA!

Нет слов, чтобы выразить удовлетворение от статьи А.Севастьянова “Национал-капитализм”, действительно нежданно-негаданно опубликованной в “НЕЗАВИСИМОЙ ГАЗЕТЕ” от 11 октября. Умная, ярко смелая и очень талантливая публицистика, которая смогла выразить революционный характер подлинного интеллектуального национализма, его веру в пафос буржуазного рационализма. И появление этой статьи в далёком от дружественного к русскому национализму издании весьма симптоматично! Во-первых, оно свидетельствует о том, что даже пытающаяся быть интеллектуальной почти официозная газета почти демократов не может больше игнорировать определённые вопросы своих читателей, явно обеспокоенных вырисовывающимся идейным кризисом как исполнительной, так и законодательной власти и желающих взглянуть значительно шире на проблему политического национализма, чем это представляют почти скоморохи, вроде А.Баркашова или В.Жириновского. Во-вторых, оно мощно прорывает брешь в том табу, которое наложено было после войны на осмысление фашизма как объективного исторического феномена, а потому находящегося за пределами обывательских и либеральных оценок, вроде - хороший или плохой.

Однако, именно из-за искреннего уважения к автору следует отметить некоторые принципиально существенные недостатки и логические неувязки.

1.

Перво-наперво, надо резко возразить против сопоставлений происходящего в России с тем, что осуществляется в Китае, Вьетнаме, а тем более выставлять эти государства в качестве примера для подражания. А.Севастьянов совершенно прав, когда утверждает, что в России сейчас набирает необратимую силу буржуазная революция. Но пусть он покажет хоть одну из ныне развитых капиталистических стран, буржуазная революция в истории которой была бы управляема прежней феодальной или околофеодальной властью. Таких примеров нет и не может быть. Так как сутью буржуазной революции является вырывающаяся из-под контроля феодально-бюрократической по способам управления власти всеохватная стихия хищнических интересов спекуляции, ростовщичества, коррупции, казнокрадства, бандитизма, в которой формируется совершенно новый правящий класс с совершенно особыми интересами собственников и с совершенно особой политической традицией, отрицающей или вынужденной отрицать прежний правящий класс как таковой. Но где и когда правящий класс, каким бы он ни был дряхлым и исторически бесперспективным, добровольно подписывал себе смертный приговор? Такое даже представить нелепо. Почему же А.Севастьянов полагает, будто в Китае нынешний правящий класс, вынужденный отражать интересы огромной крестьянской массы, половина которой безграмотна, насквозь пропитана тысячелетними традициями феодального мировосприятия, - этот правящий класс осуществляет трансформацию коммунистического социал-феодализма в современный капитализм? Разве не сам А.Севастьянов в своей же статье делает очень верное замечание: “История всех развитых стран учит: нельзя войти в капитализм, не проведя раскрестьянивания нации”. О каком же вхождении в капитализм может идти речь в Китае, в стране с более чем 80% крестьянского населения?

Есть и более важное основание утверждать, что в Китае никакого врастания в капитализм не происходит. Внутренне присущим законом любой буржуазной революции является закон ускоренной концентрации капиталов в руках незначительной группы нуворишей, которые становятся крупной буржуазией, структурирующей всю систему капиталистических отношений и делающих буржуазные преобразования необратимыми. Они становятся ударным и самым могучим отрядом утверждения капитализма в каждой конкретной стране. В.Ленин прекрасно понимал это при подготовке программы Новой Экономической Политики. Он подчёркивал, что мелкобуржуазная среда не представляет серьёзной опасности для коммунистической власти, если власть не позволяет взрастать из этой среды средней, но главным образом крупной буржуазии. Но ведь нынешние реформы в Китае как раз и создали мелкобуржуазную предпринимательскую среду, в которой что-то не наблюдается становления крупных капиталистов, крупной буржуазии, владеющей крупными капиталистическими компаниями. Больше того, в России за несколько лет буржуазной революции концентрация частных капиталов несопоставимо перегнала ту, что имеет место в Китае за десятилетие реформ. Разве это не означает, что там ни о каком врастании в капитализм коммунистические власти и не помышляют, что в Китае сейчас осуществляется самый настоящий НЭП в современном варианте? Так зачем же ставить китайский НЭП нам в пример, когда у нас-то совершается именно буржуазная революция?

И когда А.Севастьянов рассуждает: “Мы видим, как неспешно, под государственным и партийным патронажем, растит своих капиталистов Китай”, - приходится решительно возразить, что мы такого трогательного патронажа коммунистического правящего класса не видим. И подозреваем, не видит этого и сам автор китайских реформ Дэн Сяо Пин. Потому что в 91-ом году, когда Советский Союз разваливался на пути к капитализму, Дэн Сяо Пин отвечал в одном из интервью западному журналу, что в Китае капитализм в ближайшей исторической перспективе невозможен, так как капитализм привёл бы к обогащению небольшой кучки дельцов и к катастрофическому обнищанию сотен и сотен миллионов крестьян и опять столкнул бы страну к разрушительной гражданской войне.

А.Севастьянов, по-видимому, никогда не задумывался о проблемах социальной стабильности во время буржуазных революций, не изучал их. А эти проблемы вынуждают молодое буржуазное государство на определённом этапе развития любой ценой прорываться на мировые рынки и устанавливать контроль над ними, за счёт их эксплуатации удерживать внутреннюю политическую ситуацию у грани гражданской войны. Потому что политическая неустойчивость подспудно провоцируется частнособственническими интересами и аппетитами самых разных противоборствующих сил первичного буржуазного правящего класса, который во многом хищно эгоистический и паразитарный, по своей сути космополитический, состоит из узкого слоя выразителей коммерческого политического интереса, делающих быстрые капиталы за счёт коммерческой спекуляции, казнокрадства, разворовывания госсобственности. И до тех пор, пока миллиардный по численности Китай не в состоянии будет, так или иначе, но быстро захватывать с помощью военной силы контроль над большей частью мира, буржуазная революция в этой стране либо немыслима, либо приведёт государство к политической катастрофе, к самоистре­бительной гражданской войне, в сравнении с которой нынешнее самоистребление населения России окажется лишь невинной забавой.

2.

Вторая важнейшая ошибка заложена в самом политическом кредо автора, которому он старается придать значение злободневного лозунга, - а именно в вынесенном в название статьи выражении: национал-капитализм. Обоснование этому кредо А.Севастьяновым даётся в трёх абзацах:

“Между тем, с точки зрения историков, фашизм - это ни что иное, как диктатура национального капитала. Ни больше, ни меньше...

Диктатура национального капитала... Да ведь это именно то, что необходимо России, как хлеб, как воздух. Национального, а не интернационального, как сегодня! Такая диктатура в качестве реакции на нынешнее положение дел возникнет непременно, как только национальный капитал окрепнет и сплотится, как только наши промышленники, торговцы и финансисты окончательно поймут, что в своей стране можно и нужно быть хозяином, а не лакеем. На это уйдёт около десяти лет.

Я не знаю, какую маску оденет, какое знамя поднимет новое общественное движение: возьмёт ли старое название - фашизм, национал-социализм - или придумает что-нибудь другое. Но я знаю, что сущность его будет одна: НАЦИОНАЛ-КАПИТАЛИЗМ”.

Здесь, что ни фраза, то абсолютная политическая ошибка.

Да, действительно, в среде историков фашизм определяется, как диктатура крупного капитала, и именно крупного, а не национального. Однако до сих пор ни один историк в мире так и не смог выстроить непротиворечивого теоретического обоснования такому определению, и в качестве доказательств его верности приводятся перечни крупных банкиров или промышленников, которые финансировали и продвигали к власти националис­тические движения. Очевидно, это определение слишком туманно, слишком общё, и отнюдь не всякий крупный внутренний капитал способствует установлению фашизма при общегосударственном кризисе.

Кроме того, в самом используемом автором и вообще патриотической средой слове “компрадоры” заложена некая мистика. Кого относить к “компрадорам” и по каким признакам? Почему “компрадорский” или интернациональный капитал не является национальным? Почему именно интернациональный капитал оказывается в начале буржуазной революции у власти? Почему при всём своём могуществе он не может подавить возникновение национального капитала? Как вообще, на основании каких критериев можно отнести один капитал к интернациональному, а другой к национальному? Ни на один из этих принципиальных вопросов никто из историков не смог дать вразумительного и убедительного ответа, - не даёт на них ответа и А.Севастьянов, тем самым значительно ослабляя политический заряд статьи, делая её в большей мере публицистической, нежели конструктивной и пригодной к реальной практике.

Весьма наивным выглядит и предсказание о десяти годах, якобы необходимых для вызревания материального и политического самосознания национального капитала. Почему не пять лет, не пятнадцать или не двадцать нужны для этого? Какая пифия в своём наркотическом бреду подсказала ему именно десятилетний срок? Ведь логического обоснования этому не представлено даже и намёком. Почему я, как читатель, должен верить этому прогнозу и не терять надежду наказать “компрадоров” и увидеть-таки у власти режим “национального капитала”?

Но если нет теоретического обоснования понятию “национальный капитал”, причин его появления и становления, вызревания к способности бороться за власть и накапливать силы, чтобы захватить её, то на каком таком основании возникает понятие национал-капитализм и где ясное и практически полезное определение, что же это собственно такое? Опять возникает подозрение, что автору главные положения статьи нашептывала некая пифия.

Попытаемся помочь А.Севастьянову усилить воздействие статьи на тех, в ком она зародила позитивный отклик.

Сначала надо разобраться: кто же они такие, эти “компрадоры”? Уже достаточно опыта становления первичного класса собственников в самой России, чтобы делать вполне определённые заключения. Этот класс собственников у нас возник не на базе промышленного, вообще производственного капитала. Фермеры, к примеру, не стали составной частью этого класса, как не вошли в первичный класс собственников и те, кто пытался организовать промышленное производство. Потому что для производства требуется политическая стабильность, порядок, вполне определённая социальная этика производственных отношений, о которых в нынешней России говорить не приходится. Класс собственников в России бурно взрастили только: спекуляция товарами ширпотреба; ростовщичество, которое обеспечивало товарную спекуляцию кредитными ресурсами; казнокрадство под видом приватизации; беззастенчивое массовое взяточничество снизу доверху; торговля за рубежом разворованными сырьевыми ресурсами, ценными металлами, передовыми технологиями; проституция, бандитизм, мародёрство, где оно было возможным. Вот он наш класс собственников, вот его социальное, а вернее сказать, асоциальное лицо! Политическим поведением этого класса собственников движет только и только стремление наращивать коммерческий капитал; говоря иначе, им движет коммерческий интерес. А не видеть того, что лишь коммерческий капитал, в том или ином его виде, сейчас едва ли не единственный частный капитал в России, значить быть совершенно слепым.

Коммерческий же капитал по основному создающему его интересу: расти через получение спекулятивной прибыли, - космополитический. Его владельцам всё равно, где брать товар, куда его везти, чем и как расплачиваться, на каком языке вести операции, - главное для них, чтобы в конечном результате получать наибольший навар, наибольшую спекулятивную прибыль. Но раз это так, то коммерческий интерес предъявляет соответствующие требования к власти, к политике.

Особенностью начального этапа любой буржуазной революции является то, что нарастает только коммерческий капитал, и в обстановке хаоса он вовлекает в свои операции готовых ему служить или продаться политиков, только их продвигает к власти через скупаемые средства массовой информации, через финансирование избирательных мероприятий, через прямой подкуп высокопоставленных чиновников, бюрократов. Надо учитывать и тот факт, что в такой среде мораль, порядочность, принципы, сознание социальной ответственности страшно мешают в приобретении коммерческого капитала, в его обслуживании, и коммерческий капитал постепенно избавляет власть от таких людей. Он de facto устанавливает диктатуру своих требований к политике, к правительству, к законодательному собранию. Ему нет реального противовеса, нет другой финансовой силы с иными интересами, которая способна была бы бросить ему политический вызов. Соответствующий его всевластию режим диктатуры коммерческого космополитизма и получил у нас кличку “компрадорского”.

Подчеркнём ещё раз. Капитал этот не может быть по своей сути иным, в чьих бы руках он ни скапливался, в инородных или в руках патриотов. Поэтому надежда А.Севастьянова на то, что с его накоплением он, наконец, станет “национальным”, мягко говоря, крайне неверна. Наоборот, чем он становится сильнее, тем циничнее оказывается отношение его владельцев к стране, где он зародился, набрал силу. И постоянный, нарастающий вывоз “новыми русскими” своих капиталов из нынешней нестабильной России за границу, в иностранные банки, подтверждает это ежедневно, ежечасно, ежеминутно, приближая экономическую катастрофу государства.

Где же спасение страны от этой мародёрской диктатуры?

Только и только в осознании большинством в нищающих производительных регионах того политического факта, что у них нет выбора. Либо они объединятся, восстанут и посредством революционного насилия установят собственную диктатуру, в защиту своих интересов, своих политических требований к составу и качеству власти, - что окажется немыслимым и невозможным без принципиальной чистки класса собственников, без производимой государством перекачки коммерческого капитала в производство. Либо их ждёт голод, холод, массовая безработица, разруха и вырождение, физическая гибель.

Но в реальности они смогут это осознать лишь тогда, когда там, в производительных регионах, появится массовый предприниматель, который вынужден будет заниматься организацией производства, озлобляясь против постоянного ростовщичества банков, против непомерных налогов, против рэкета и бандитизма, против беспорядка в сложной цепи поставок промежуточной продукции, против низкой культуры производства, против низкой социальной культуры и этики труда, - то есть, по сути, против основ диктатуры коммерческого космополитизма! Потому что только этот предприниматель сможет выразить ясные политические требования к власти, главным образом требования промышленного политического интереса, без осуществления которых он не сможет накапливать промышленный капитал. И националистический режим, - в том числе и фашистский, национал-социалистский, - революционно утверждается у власти именно для реализации этих требований промышленного политического интереса, устанавливая авторитарную диктатуру промышленного политического интереса, вследствие чего только и возможным оказывается рост производительного, главным образом, промышленного частного капитала.

Можно конечно обозвать этот режим и национал-капитализмом, от этого его не убудет, но в реальности он ничего общего не имеет с накоплением национального капитала, которого, вообще-то говоря, в природе не существует. Капитал по своей сути интернационален, он всегда и везде идёт туда, где у него наиболее благоприятные условия для роста. Но есть разные способы обеспечить его рост: через коммерческую спекуляцию или производство новых товаров. И задача режима диктатуры промышленного интереса создать такое общество, такую нацию, чтобы привлечь мировой промышленный капитал в национальное промышленное производство, завлекая его тем, что именно это общество, именно эта нация наладит производство самое эффективное, самое прибыльное. И лишь когда этот мировой капитал отработает, а нация расплатиться за его использование, тогда станет возможным создавать национальную промышленную мощь ради мощи государственной, ради устойчивого роста благополучия населения, ради внутренней социальной стабильности в условиях ослабления авторитарных способов и мер правления.

Режим этот будет установлен в России не через десять лет, а через три-четыре года. Потому что за такой срок будет изношена и начнёт разваливаться транспортная, энергетическая инфраструктура страны, а развал промышленного производства примет обвальный характер, порождая массовую безработицу, голод множества людей в промышленных регионах. То есть за такой срок создадутся условия для экономического краха и гиперинфляции, за которой последует политический крах идей либерализма и парламентаризма, как идеологических оснований диктатуры коммерческого космополитизма. После чего она потеряет контроль над государственной машиной и над развитием политических событий.

18 октября 1994г.