Выбор Кота

6 Юго-Восточная Небраска, июль

Гулаг Великих равнин — пшеничная и кукурузная житница общественно-экономического устройства куриан. Коллективные хозяйства с такой жесткой дисциплиной, что и Сталин позавидовал бы, рассеяны по широким просторам равнин. Этот плодородный край разделен на районы диаметром примерно пятьдесят миль, в каждом из них возвышается элеватор для зерна с подходящей к нему железнодорожной веткой. В центре круга, как паук в своей паутине, — хорошо охраняемая крепость местного курианского Хозяина. Его глаза, уши и прожорливость воплощены в Жнецах. Жнецы передают приказы Хозяина нижестоящим инспекторам и управляющим и следят, насколько ревностно выполняют свои обязанности те, кто освобожден от повинности отдавать свою жизненную ауру на корм курианскому Хозяину.

Торговля на этой территории сведена к простому товарообмену. Вагоны с зерном и кукурузой отправляются из Гулага в города и возвращаются с оплатой — несколькими дюжинами рассортированных пленников, преступников, бродяг. Инспекторы выгружают этих несчастных и ведут их на верную погибель, зная при этом, что каждая безымянная жертва голодному курианскому Хозяину — это чей-то друг или сосед, обреченный на смерть глубокой ночью. Ходят слухи, что в Далласе, Чикаго, Атланте и Сиэтле так же энергично, как при Старом Мире, действуют товарные биржи, торгующие пшеницей, кукурузой, соей, ячменем и бобами в обмен на человеческие жизни. Эти торги узаконены и проводятся бухгалтерами и поставщиками курианских Хозяев, которые бьются за лучшую цену, выраженную в телах, за тонну, совершая фьючерсные сделки на тех, у кого нет будущего.

Линкольн, бывшая столица Небраски, — типичный пример курианского правления в Гулаге. Хозяин обитает, весьма обособленно, в четырнадцатиэтажной каменной башне, нависающей над остальными, более низкими городскими постройками. Ее прочная конструкция, командное положение и многочисленные ниши и статуи соответствуют мании величия ее обитателя. Хотя одной ценной статуи, относящейся к предкирианскому времени, недостает: стоящего в задумчивости Линкольна, работы Дэниела Честера Френча. Считается, что куриане уничтожили статую, так же как и более известный памятник Линкольну в Вашингтоне. Но кое-кто утверждает, что он был похищен из города и сейчас спрятан на западе, на одной из Свободных Территорий, как тайный символ свободы.

Население района называет курианского Хозяина Номер Первый, и нет ничего важнее для местных полицаев, чем объявление входящего в комнату курьера: «Приказы от Номера Первого». Прямо напротив наводящей ужас башни стоит здание бывшей городской мэрии, сейчас его называют управой. Здесь находятся штаб-квартира инспекторов и вместительная тюрьма — последняя остановка для тех, кто предназначен на корм Жнецам. В городе также проживают ремесленники и технический персонал, обслуживающий курианский порядок, и здесь же базируется главный военный склад. Их бронированные автомобили и грузовики содержатся в огромном ангаре, некогда принадлежавшем компании «Першинг». Районный директор, держащий в руках бразды правления внутри курианского владения, проживает (с любезного позволения Номера Первого) в губернаторском особняке колониально-георгианского стиля. У этого здания плохая репутация: убийства, самоубийства, а также организованная Жнецами по ошибке «зачистка» привели к гибели нескольких директоров и их семей. Самоубийства особенно огорчили курианина — он усмотрел в них бесполезную растрату жизненной ауры.

У линкольнского Хозяина шесть Жнецов. Один-два из них всегда находятся в главной башне в качестве телохранителей и глашатаев. Еще один кружит по городу, присматривая за обстановкой в Линкольне, а другой — почти всегда в полях, в сопровождении свиты инспекторов — наводит страх всюду, где появляется. И наконец, двое оставшихся охотятся на нейтральных землях, разделяющих курианские владения, следя за безопасностью своей территории и подпитывая Хозяина случайными бродягами, беглецами и уснувшими на дежурстве военными.

— Это еще что такое? — спросил Валентайн, заглядывая в окно с разбитым стеклом припаркованной патрульной машины.

Это было странное на вид транспортное средство: приподнятый домкратом старый полицейский броневичок на толстых шинах внедорожника, с потерянными колпаками. Прежние отличительные знаки скрылись под камуфляжной коричнево-зеленой окраской.

Никогда не видел дырки, которые оставляют Жнецы? — поинтересовалась в ответ Дювалье, рассматривая неприглядную сцену внутри машины. Бронзовые мухи роились вокруг рваной раны. — Они просовывают свой язык прямо над ключицей. Лучше не придумаешь, чтобы проникнуть в сердце или большую артерию.

— Это случилось только что. — У Валентайна побежали мурашки, как если бы он вступил в ледяную воду. Жнец, должно быть, находился прямо за холмом, мимо которого они проходили.

— Повезло, что он уже ушел. — Дювалье сняла ключ с ремня мертвого тела. — Черт, никаких знаков.

— Но зачем, спрашивается, Жнецу убивать своего же полицейского?

Дювалье дотронулась до трупа:

— Еще не остыл. Возможно, это был Жнец-браконьер из Канзаса. Но вряд ли: он вероятнее напал бы на крестьянина, чем на солдата. Скорее всего, капюшонник застал полицейского спящим на посту.

— Надо отдать должное, курианское правосудие весьма эффективно.

— И решает для нас одну из проблем. Ты говорил о том, чтобы украсть форму. Вот она.

Валентайн старался не смотреть на ее ягодицы, пока Дювалье влезала через окно внутрь машины.

— Ты имеешь в виду жилет? Его придется чистить. Давай-ка вытащим тело целиком.

— Зачем? Ты хочешь похоронить его по христианскому обычаю? — Она плюнула прямо в лоб мертвому военному.

— Нет, просто они заподозрят что-то неладное, если обнаружат его тело без жилета и удостоверения.

— Твоя идея, ты и тащи. Лучше вскинь его на плечо, он скоро окоченеет, — сказала она, надевая лапы.

— Зачем они тебе? Думаешь, Жнец сюда вернется?

— Омаха — вотчина грогов. Мы представим дело так, будто это они разделались с трупом.

— А они разве притронулись бы к человеку в форме?

— Это еще те пираты. Мне рассказывали, что они не подчиняются приказам ни квислингов с востока, ни Жнецов с запада. И пока они не набредут на шоссе или железную дорогу, действуют, как им заблагорассудится. А еще гарпии, например, могли почуять кровь и напасть на тело. — Алиса поскребла крышу и капот машины когтями лап. Этот звук болезненно отозвался в чувствительных ушах Валентайна. Она заглянула внутрь. — Я бы оставила следы и на обивке, но не думаю, что это кто-то заметит. Три поколения выращенных на кукурузе военных сделали свое дело.

Валентайн обыскал автомобиль и остался разочарованным. Немного еды, кое-какие инструменты, помповое ружье да коробка патронов — вот и вся добыча. Он также обнаружил кольцо для ключей, размером с кулак, на котором, как бусины на шнуре, были нанизаны разноцветные диски. Дювалье объяснила, что диски заменяли деньги и имели хождение только в самом Линкольне, но не где-то еще в КЗ. Он все же на всякий случай спрятал их в карман. Грога наверняка забрали бы ружье, хотя бы на продажу, поэтому он era тоже забрал, прихватив и патроны.

— Даже радио нет. Просто дикари какие-то, — заметил Валентайн, взваливая труп на плечо.

Когда они свернули к западу от дороги, Дювалье замела следы.

Они привязали к телу камни и утопили его в болотце поблизости от мелкой речушки, по которой вышли к той машине. Вдалеке показались огни — первые с тех пор, как они покинули Миссури.

— Мы на окраине владений Номера Первого в окрестностях Линкольна. Если будем двигаться на север, то выйдем к железной дороге между Линкольном и Омахой. И там уж дело будет за тем, чтобы пристроиться к первому же идущему на запад составу.

Небо окрасилось зарей, и они устроились в высоких прибрежных кустах переждать дневную жару. Находясь в двух шагах от вражеской территории, Дювалье предпочитала естественные укрытия старым мостам и сараям. Она исследовала жилет и бумаги мертвого полицейского.

«ПРИС У» было написано поперек жилета на спине, а в удостоверении в графе «имя» значилось: Прис, Уэсли.

— Хм. О'кей, Вал, как тебе — Уэст Рис?

— Похоже на какое-то техасское блюдо из риса. А ты сможешь это сделать?

Она достала миниатюрный скальпель и бутылочку чернил.

— Да запросто. Только сначала отдохну, чтобы сосредоточиться. Разбуди меня попозже, к ланчу, Рис.

— Будет сделано, Фасоль.

Она сдержала слово и к вечеру стерла букву «П» со спины жилета, а там, где получилось не очень хорошо, поставила чернильные пятна. Валентайн примерил жилет. Чтобы его было удобнее носить, полицейский с внутренней стороны прикрепил кожаные прокладки, пришив к ним слой марли. В тяжелом жилете было жарко, даже если расстегнуть боковые застежки. Дювалье мастерски подделала удостоверение — наклеила поверх старой фотографии новую, сохранив печать при помощи острого кончика маленькой отвертки. Когда чернила высохли, она сложила бумагу и заставила Валентайна сунуть ее себе под мышку на часок.

— Ничто не придает документу большей правдоподобности, чем следы пота, — пояснила она.

— Можно подумать, они сами сделали это для нас, — сказал Валентайн, раскрывая влажное удостоверение и разглядывая его, чтобы получше запомнить указанные в нем сведения.

— Сгодилось бы, собирайся мы сидеть на одном месте. Но в Гулаге множество курианских лагерей. И в них пользуются разными документами. Нам понадобится целый рюкзак фальшивок. В окрестностях Линкольна мы в относительной безопасности, покуда не столкнемся с кем-то из приятелей Приса. В городе это, скорее всего, может быть кто-то из инспекторов.

— А меч не вызовет подозрений?

— А ты взял его у мертвого грога — он тебе показался ценным. Однажды в Оклахоме я видела территориала, разгуливающего бог знает почему с боевым топором, чертовски тяжелой штуковиной.

— Как скажешь, босс.

Меня больше беспокоит твой автомат. Этот большой круглый магазин сразу бросается в глаза. Любая вещь, которую никогда прежде не видел, кажется подозрительной. Его можно высунуть, но ненамного.

— У меня есть для него стандартная обойма. Или еще лучше — буду держать его незаряженным.

— Годится, — кивнула Дювалье. — А то это оружие, если не считать приклада, такое странное. Будто ты сам его смастерил.

Ночью они исследовали окрестности деревни, пробираясь сквозь кукурузные поля. Большинство домов с освещенными окошками сбились в небольшие группы, но и отдельно стоящая ферма оказалась обитаемой.

— Осталось не так много жаток и комбайнов, — заметила Дювалье, когда они проходили мимо высокого памятника Джону Диру, за которым, было видно, тщательно ухаживали. — Статуи опять стали делать конными. Куриане заставляют над ними потрудиться.

— Где ты планируешь вскочить в поезд?

— Я думала, это ты у нас знаток таких путешествий. Может быть, на реке Платт, между Омахой и Линкольном. Пойдем вдоль нее на север, пока не упремся в мост, и вспрыгнем там на поезд. Они всегда замедляют ход на мосту — никогда ведь неизвестно, что могут выкинуть эти изобретательные Волчьи патрули.

Когда они остановились на привал, наступило первое дежурство Валентайна. Он стоял возле лагеря в надежде на встречу с Волками. Было бы неплохо снова увидеть их бороды, шапки, пропотевшую кожаную форму. Услышать грубоватые шутки. В полку жизнь была проще: ты подчинялся приказам, разбивал лагерь, выступал на марш, ночевал вместе со своими товарищами. А в Курианской Зоне без команды он чувствовал себя голым.

С другой стороны, положение Кота давало независимость и сопутствующую ей ответственность. И что самое приятное — свободу принимать решения.

Учитывая все это, он был доволен. Пусть даже ценой одиночества. К тому же ему с одиннадцати лет было знакомо это чувство.

Дювалье открыла заспанные глаза:

— Вал, расслабься. Ты то и дело скрипишь зубами.

— Прости.

Он посмотрел на стелющуюся под летним ветерком траву и постарался успокоиться, превратиться в эту самую траву. Он почувствовал, как расслабились мышцы шеи и плеч.

— Так-то лучше. — Она свернулась калачиком в своем углу.

К рассвету они вышли к реке Платт, в том месте, где она, загибая большую петлю вокруг Омахи, впадает в Миссури. Коты сделали остановку в густом перелеске на склоне речной долины. Они встрепенулись, заслышав игум поезда, но, найдя позицию, с которой удобно было наблюдать за дорогой, обнаружили, что состав идет на восток.

Пока Валентайн толок несколько украденных початков кукурузы в муку под крики взлетающих птиц (была очередь Дювалье расставлять ловушки и охотиться ради забавы на птичек при помощи ручной ракетницы), он внезапно почувствовал, что им повезет. Сегодня или, по крайней мере, завтра они сядут в поезд. Он чувствовал, что готов войти в башню Линкольна и взглянуть, коли на то пошло, на этого Номера Первого. Или же он просто предвкушал путешествие на поезде после недели утомительного пешего пути.

Вернулась Дювалье, неся фазана.

— Он спал, и не понятно, отчего погиб. Я просто нашла его и подобрала. — Алиса села на камень и открыла свой маленький перочинный нож.

Она перерезала фазану горло, едва не обезглавив его, и подставила под струю крови обеденную миску.

— Какие же красивые у них перья, — сказала она и принялась ощипывать дичь. — Хочешь крови, Вал? Отличная, еще теплая. Полно витаминов.

Валентайн жевал листья одуванчика и молодые побеги папоротника.

— Нет, спасибо. Без лимона и сахара не буду.

— Очень полезно для глаз, друг мой. Впрочем, как хочешь. А я запасусь железом.

Она выпила кровь, с удовольствием облизнула губы и продолжила щипать фазана. Валентайну почему-то нравилась свежая кровь только в холодную погоду, возможно, это напоминало ему зимнюю охоту с отцом.

Фазан оказался старым и жестким, и они сварили из него суп, который съели, вылавливая пальцами из бульона обжигающие кусочки и дочиста обгладывая кости.

— Это у нас завтрак или обед, Али? — поинтересовался Валентайн, глядя на восходящее солнце.

— Это философский вопрос. Я слишком устала, чтобы с ним справиться, Валентайн. Потуши костер и давай спать.

Она растянулась на подстилке из пальмовых листьев, которую разложила, чтобы уберечься от холодной земли. Валентайн тоже расслабился. Прислушиваясь, не идет ли поезд, он смотрел на дремлющую Дювалье. Ее лицо разгладилось во сне, и он решил, что в целом она привлекательна. «У тебя уже целый год не было женщины, — сказал ему голос разума. — Держи себя в руках. Она твой товарищ, а не любовница».

Состав, идущий на запад, они прождали три дня. Валентайн надеялся, что его предчувствие удачи оправдается, несмотря на задержку поезда.

Они коротали время, исследуя окрестности моста и делая зашифрованные записи в дневнике Валентайна. Никогда ведь не знаешь, какие сведения могут оказаться полезными Южному округу. На обоих концах моста стояли сторожевые будки. Днем охранялся лишь западный пост, а ночью в каждом дежурило по паре часовых. Будки дополнялись караулкой возле поселения под названием Гретна, на краю заброшенных земель, простиравшихся до самых руин Омахи. Транспортные вооруженные патрули охраняли восточный берег реки Платт и проезжали через мост на западный берег, вероятно, вплоть до реки Миссури, южнее Омахи.

Коты услышали приближающийся поезд раньше, чем он показался на краю низкой долины.

Западная будка на мосту вполне годилась, чтобы в нее наведаться. Это добавило бы им большей правдоподобности: пара дезертиров, преследуемая местными властями, ищет хоть какое-то укрытие.

Состав был еще далеко, когда они приблизились к сторожевому посту. Часовой средних лет, при котором были работающая рация и велосипед, вышел из домика под островерхой крышей, с ружьем наперевес. У него было обветренное лицо человека, большую часть времени проводящего на воздухе.

— Привет, — сказал Валентайн, взобравшись на насыпь и тяжело дыша, как будто залез на высокую гору. Он согнулся, упершись руками в колени, притворяясь, что выбился из сил. — Не верится, что добежали. Я во что бы то ни стало сяду в этот поезд.

— Тогда придется сделать еще один рывок, — возразил охранник, глядя с подозрением на пару незнакомцев. — Поезд здесь не останавливается.

— Ну и трудный, похоже, тип, — обратился Валентайн к Дювалье достаточно громко для того, чтобы часовой его услышал. Он снова посмотрел на охранника. — Послушай, я застрял здесь. Я не собираюсь взрывать поезд, я только хочу сесть на него. Меня зовут Уэст Рис, а это — моя невеста, Али. Мы собираемся через две недели сыграть свадьбу в Гранд-Айленде. Я там служу, а во Фримонте мы навещали моих родственников. Они ведь ее не знали, понимаешь? Меня отпустили из части на уикенд, но пришли старые друзья, приятели, знаешь, как оно бывает?

— Не сказал бы, что знаю, — проворчал часовой. Но, по крайней мере, он не потянулся к рации. Валентайн заметил родинку возле его рта.

— Мой сержант, конечно, меня прикроет. Если мы успеем на этот товарняк, комар носа не подточит.

— Не в мое дежурство, сынок. Не знаю, как там принято у вас, где и сторожить-то, кроме бродячих собак, некого, а мы здесь, в Омахе, держим ухо востро, и правила здесь что-то да значат.

Валентайн уже сунул руку в карман за сигарами, когда Дювалье внезапно расплакалась.

— Н-не видать тебе повышения, а то и еще х-х-ху-же, — всхлипывала она.

Валентайн был обескуражен не меньше часового.

— Твоя мама была так д-д-добра, подарила мне свое обручальное к-к… кольцо… Что нам д-д-делать? — Хныча, она подняла на Валентайна полные слез глаза.

Валентайн обнял ее:

— Не бойся, милая. Я что-нибудь придумаю. Как обычно, да?

— Эй вы, двое, — сказал охранник, почесав затылок. — Ладно, прыгайте в этот чертов поезд. Только если что, я отлучался в кусты и вы меня никогда в жизни не видели.

Валентайн протянул ему сигару.

— Спасибо тебе. Это от моего папаши. Он имеет дело с богатеями в Седар-Рэплдс, на той стороне реки. Сигары вообще-то для шафера, но ты возьми одну.

— Тогда и оставь их шаферу. Я не возьму, и точка. И послушай моего совета — не делай больше глупостей. Когда я был в твоем возрасте, сам нарушал правила. Будете меня помнить, ребята?

Поезд выехал на противоположенный берег Платта и уже двигался по мосту.

— Будем, спасибо! — сказала Дювалье, целуя охранника в щеку, — Иногда чем человек грубее снаружи, тем нежнее внутри, — пробормотала она вполголоса, когда они занимали позицию возле шпал. — От таких сначала не ждешь ничего хорошего, но на самом деле их не стоит бояться.

Валентайн присмотрелся к приближающемуся поезду. Судя по синеватому дыму из трубы, он работал на бензине. Сразу за локомотивом шел конвойный вагон: гора мешков с песком, а сверху — пушка на треноге. Затем следовали два пассажирских вагона и череда товарных платформ и цистерн. Замыкал состав тормозной вагон, который, похоже, был переделан из старого сторожевого вагона. В нем практически не было стекол.

Валентайн и Дювалье бросились бегом к маленькой площадке, приваренной в хвосте тормозного вагона. Неприветливый на первый взгляд часовой, как только они ринулись за поездом, помахал им рукой. Коты вскочили на площадку, ухватившись за перила.

— Да помоги же ей, дьявол тебя побери! — крикнул Валентайн застывшему от изумления солдату, и тот подчинился.

Валентайн свесил ноги через перила.

— А здесь неплохо, — небрежно бросил он появившемуся с гневным выражением лица сержанту. — Терпеть не могу ехать на крыше товарняка. Даже не закурить по-человечески, правда?

Он осторожно вытащил папиросную бумагу и кисет.

— Эй ты, вояка, уж не знаю, что вы там себе думаете, но… Постой-ка, это что, всамделишный? — спросил сержант, жадно глядя на ароматные коричневые листья табака.

— Настоящий, фирмы «Теннесси Вэлли». Так мне, по крайней мере, сказали.

— Дашь затянуться? Неделю нормальной сигареты не видел. Жуешь только эти чертовы опилки, чикагские папироски.

— Из Зоопарка, да? — Валентайн понимающе подмигнул. — Единственная вещь, которую там можно заполучить, — это порох. Знаешь что, чем затянуться, возьми-ка ты лучше всю сигарету. Иметь друга на новой федеральной железной дороге никогда не лишне.

— Этот поезд — сводных войск. У федералов серая форма с черными погонами. У нас — свои нашивки.

Валентайн покосился на Дювалье, которая, казалось, нашла общий язык с часовым, помогавшим ей устроиться поудобнее.

— Вы ведь останавливаетесь в Линкольне?

— Ну да, а потом — дальше на запад, до самого Мак-Кука.

— А Гранд-Айленд проезжаете?

— Гранд-Айленд… Я не очень-то хорошо знаю равнины. Надо посмотреть по карте.

Они вошли в вагон. Внутри был всего один дежурный солдат, стоящий на посту. Сержант сверился с приколотой к стене картой.

— А, вот: у нас остановка в Хастингсе, это чуть южнее Гранд-Айленда. А что там, в Гранд-Айленде?

— Наша свадьба. Мы возвращаемся от моих родичей. А там, на севере, моя часть и ее семья.

— Однако вы оба неплохо вооружены для визита к родственникам, — заметил сержант.

— Приходится нести свою ношу, сержант. Таковы правила. Да и без этого в Омахе оружие никогда не помешает, разве не так? — сказал Валентайн. — Али, между прочим, на днях подстрелила нам фазана. Она неплохо стреляет для штатской.

— Там, на востоке, у тебя была бы куча проблем, разреши ты держать штатскому ружье, пусть даже оно твое собственное, Уэст. Черт возьми, надо бы выпить за вашу свадьбу, — добавил сержант.

Часовой, болтавший с Дювалье, был явно разочарован этим известием.

— Идет, — подмигнул Валентайн. — И я угощаю. Если ты закроешь глаза на Устав.

— Соблюдай мы так строго правила, вас бы здесь сейчас не было.

Валентайн достал бутылку виски, и тут же, как будто из воздуха, возникли три стакана. Он налил в каждый на два пальца виски, а сам сделал хороший глоток прямо из бутылки.

— Смотри, чтобы осталось для свадебного тоста, малыш, — сказала Дювалье. — Твоему папе нелегко досталась эта бутылка.

Проявите сострадание, мисс, — вмешался один из охранников. — Когда имеешь дело с первоклассной выпивкой, мужику страшно трудно удержаться, чтобы не налить еще и еще.

Остаток пути прошел в непринужденной обстановке. Они беседовали на самые разные темы: обсудили особенности службы в регулярных частях в Небраске и патрулирования поездов. Валентайн и Дювалье почерпнули немало сведений о буднях железной дороги. Следующий тост за новобрачных окончательно скрепил зародившуюся дружбу. Единственное, что испортило Валентайну настроение, было известие о содержимом двух товарных вагонов.

— Там еда для них. Понятно, о чем я? — доверительно понизил голос сержант. — В каждом вагоне должно быть по двадцать, но нам удалось впихнуть шестьдесят. Половину выгрузим в Линкольне. Слава богу, не наша задача чистить после них вагоны. Наше дело — следить, чтобы никто не сбежал. Они там, правда, сидят на цепи, как собаки в конуре. Но всякое бывает.

— Сколько вы стоите в Линкольне? — спросил Валентайн, чтобы сменить тему.

— Четыре часа. Удается даже вздремнуть. Но не бойся, Уэст. Если сюда кто-нибудь сунется с проверкой, вы спрячетесь в сортире. Мы доставим вас к твоему сержанту и к вашей свадьбе вовремя.

— Четыре часа? — оживилась Дювалье. — Я успею сходить в Линкольне за покупками. Сержант, правда, что там есть настоящий обувной склад?

— Вы меня убиваете наповал, мисс, — сказал сержант. Он украдкой подмигнул Валентайну. — Я-то надеялся скоротать время за картами с вашим женихом.

— А я его с собой не возьму. Его просто бесят магазины. Милый, ты дашь мне немного денег из тех, что подарил дядя Макс?

— Денег?

Дювалье пристально посмотрела на него.

— Ты ведь шутишь, да, Уэсти? Я же видела, что дядя Макс передал тебе деньги в окно патрульной машины, той, побитой, ты еще назвал ее дурацкой.

Валентайн полез в рюкзак.

— Вижу, тебя не обманешь. На, держи. Только не трать все, ладно? Нам они еще пригодятся.

Он отдал ей кольцо с денежными дисками.

Все трое солдат сопровождения обменялись ухмылками. Один из них многозначительно дернул рукой, как будто щелкнул хлыстом.

Поезд въехал в железнодорожное депо Линкольна, и Валентайн сосредоточился на игре в карты, чтобы не смотреть на разгрузку обреченных душ. Пока не увидишь их лиц, еще терпимо. Они начали партию в карты с солдатом, оставшимся на посту в вагоне. Сержант и второй охранник пошли проследить за разгрузкой.

Дювалье чмокнула Валентайна в щеку, оставила на его попечение свой рюкзак и ушла в город, вертя кольцо с монетами.

— Ну что… Добро пожаловать в семейную жизнь, — сказал сержант, вернувшийся в вагон после ухода Дювалье.

— А ты женат? — спросил его Валентайн, изо всех сил стараясь, чтобы часовой выиграл в карты сигарету.

— Женат ли он? Еще спрашиваешь! — воскликнул партнер Валентайна. — Сколько их у тебя, четыре?

— Сиэтл, Сент-Пол, Чикаго и Атланта, — сказал сержант, покосившись на Валентайна. — И каждая ждет, когда мне представится случай вернуться к ее домашнему очагу. У кочевой жизни свои плюсы, парень.

— И не говори, — кивнул Валентайн, взяв карту и сделав ход. — Как бы мне войти в вашу команду?

— Я дам тебе совет. Напиши в Чикаго, капитану Калебу Малруну, старшему в отряде наземных сил взаимодействия. Сделай это, если, конечно, не жалко оставлять твою теперешнюю службу.

— Выиграл! — провозгласил часовой, бросая карты и забирая поставленную на кон сигарету.

— Да моя часть будет только рада от меня избавиться, — сказал Валентайн, поскорее смешав карты, чтобы никто не обнаружил его подвоха.

Четыре пары изумленных глаз встретили Дювалье. Ее появление нарушило весьма интересную партию в покер.

Кошка преобразилась до неузнаваемости. Из перепачканного пугала она превратилась в красотку, блистающую в послеполуденных лучах солнца лицом, шеей, плечами, ее короткие рыжие волосы были аккуратно уложены и небрежно подвиты. На ней была джинсовая жилетка с глубоким вырезом, расстегнутая, чтобы показать красный лифчик и видневшуюся под ним грудь. Короткие шорты плотно облегали округлые бедра и не скрывали длинных стройных ног, обутых в белые парусиновые туфли на резиновой подошве. На губах — помада под цвет огненных волос, подкрашенные ресницы стали длиннее и гуще. Валентайн не привык к макияжу, особенно на лице Дювалье.

— Тебе нравится, любимый? И я почти совсем не потратилась.

— Да ты счастливчик, Уэст, — выдохнул один из охранников.

Валентайн встал и взял ее за руки.

— Так намного лучше. Вот об этой Али я мечтаю по ночам.

Он обнял ее и в качестве эксперимента шлепнул по заду и поцеловал в ухо.

— Ну-ну, Уэсти. Не заставляй этих парней думать, что ты свинья, — сказала она, глядя Валентайну в глаза. — Давай не сходить с ума прямо сейчас: у нас впереди еще долгое путешествие, пока не доберемся домой.

Они двигались миля за милей без помех, до тех пор, пока Дювалье не убила охранников.

Она дремала, примостившись на приспособленном под койку деревянном ящике. К нему, чтобы не скатиться, были приделаны небольшие перильца.

К вечеру карты надоели, и Валентайн замочил в наполненном мыльной водой тазу кое-какую одежку, срочно нуждавшуюся в стирке. Один из охранников вел наблюдение из укрытия, прозванного сержантом «скворечником»: куполообразного сооружения в том конце вагона, что ближе к голове поезда. Сержант отдыхал на другой койке, напротив Дювалье.

Второй часовой, в спущенных подтяжках и в пожелтевшей от пота робе, притворялся, что занят разговором с товарищем в «скворечнике», а сам тем временем разглядывал спящую Кошку, пристроившись так, чтобы лучше было видно ее декольте. Валентайн, отжимая пару носков, услышал, как она заворочалась и тревожно подняла голову, чувствуя рядом чье-то присутствие.

— Никогда не хотела этим подзаработать? — спросил охранник, касаясь ее волос и проводя пальцами по плечу и ниже, по ее веснушчатой груди.

Глядя ему прямо в глаза, Дювалье моментально схвати ia его за запястье и потянула руку под простыню, к своим бедрам. Валентайн почувствовал, как внутри него поднимается волна тревоги.

— Так я и думал… — начал было охранник, подмигивая стоящему в другом конце вагона Валентайну.

Она зажала руку солдата.

Нож мелькнул словно молния, охранник так и не успел его заметить. Он издал удивленный хрип, с изумлением глядя на рукоятку ножа, торчащую у него из подмышки. Дювалье скатилась с койки с посохом наготове.

Запахло кровью. Рюкзак и оружие Дэвида были заперты в ящике в противоположном конце вагона. Он схватил таз — ему нужно было иметь хоть что-нибудь под рукой.

Дювалье ткнула обидчика посохом в грудь прежде, чем тот успел раскрыть рот. От сильного удара он задохнулся, и вместо крика о помощи из его сдавленной груди донесся едва слышный всхлип. Он схватился за посох, но в руках у него остались пустые ножны в тот момент, когда она выхватила из них двадцати дюймовый клинок.

Алиса заметалась так быстро, что уследить за ней было не легче, чем за крылышками колибри.

— Что там? — едва успел спросить спросонья сержант, прежде чем она нанесла ему удары ножом выше и ниже подбородка. Часовой в «скворечнике» опустил винтовку. Не зная, что делать, Валентайн вывернул на него мокрую одежду из таза.

Брызги привели в чувство солдата с ножом под мышкой. Он отбросил ножны и вытащил из раны окровавленное лезвие. Дювалье отпрянула от хлынувшей из артерии струи и бросилась кромсать клинком ноги сидящего на полу часового. Валентайн несколько раз слышал выражение: «обрублен ниже колен». Теперь он увидел это своими глазами.

Охранник замахнулся на Дювалье, сжимая окровавленной рукой ее же нож, но тут же повалился на пол. Лицо у него было спокойное, даже блаженное, как будто он с облегчением уснул.

Клик-бах!!! — прогремел выстрел из винтовки, и во все стороны полетели щенки. Дювалье наносила один за другим удары клинком по сидевшему в «скворечнике». Сверху хлынула кровь, как из прорвавшегося насоса, винтовка упала на истекающего кровью охранника. Бах!!! Валентайн едва увернулся от еще одного выстрела винтовки, который произошел, когда ружье ударилось о доски. Дювалье стянула часового с обрубленными конечностями с его места, бросила на пол вскочила ему на спину и колотила его лицом о дощатый пол, снова и снова, пока выбитые зубы не легли как рассыпавшиеся конфеты, а крики не стихли.

Валентайн оттащил ее от часового.

— Да пошли они все, — пробормотала она, вытирая нос и размазывая кровь по лицу дрожащими пальцами.

— Что это было? — спросил Валентайн.

— Показательное убийство.

Она отодвинула белье от струившихся по полу потоков крови. Только умирающий от жажды мог бы выпить ее всю. Алиса улыбнулась и запечатлела кровавый поцелуй у Дэвида на губах.

— Здорово у тебя вышло с этой водой.

— Ты сама не ранена?

— Может быть. Нам нельзя мешкать. Прыгаем с поезда.

— Подожди минуту.

Валентайн не мог так это оставить. Если они подожгут вагон и сами сбегут, то за ними будет погоня, как только механики вызовут по рации подмогу. Нужно было представить эти смерти как естественные, чтобы они не вызвали подозрений, когда поезд остановится на следующей станции, чтобы высадить людей и загрузить зерно и скот.

Пока Дювалье собирала их пожитки, включая мокрое белье, и рыскала в поисках продуктов в дорогу, Валентайн усадил мертвых сержанта и полуодетого часового на пол посреди разбросанных карт и пролитого виски, вложив им в руки окровавленные ножи. Того охранника, что находился на посту, они пока оставили на открытой огороженной площадке. И приготовились прыгать. Как только поезд замедлил ход на вершине пологого холма, они сбросили мертвого охранника, свои пожитки и спрыгнули сами. Когда состав исчез в ночи, Валентайн представил дело так, будто раненый солдат каким-то образом угодил под поезд и умер от потери крови на шпалах.

Дювалье проверила, не осталось ли возле тела их следов. Он смотрел на ее фигуру, казавшуюся ему при его ночном зрении зеленовато-серой.

Только когда они ушли на приличное расстояние от железной дороги, двигаясь наугад в сторону юга Небраски, он дал волю эмоциям. Они миновали старые поля и снова возвращались в царство растений и насекомых прерии.

— А я-то думал, у нас другая миссия.

Она раздраженно вздохнула:

— Не терплю, когда меня лапают.

— Ты могла его просто отшить.

— Тебя когда-нибудь брали силой? Я имею в виду… ради секса?

— Ты сама его спровоцировала.

— Я просыпаюсь и вижу — какой-то солдат лапает меня. А что, если они держали тебя под прицелом? Я вообще ни о чем не думала, сразу отреагировала. Это была паника.

— То есть ты просто потеряла рассудок?

— Вроде того.

— И теперь за нами вышлют в погоню вооруженный отряд.

— Отряд? Вал, мы же убили несколько обычных железнодорожных охранников. Это внутреннее дело их отряда. Ты что, думаешь курианин отправит целую группу рыскать среди этой заброшенной соломы? Ему и в голову не придет — у него есть дела поважнее. Самое большее — местное командование наедет на здешнего старосту, и они как-нибудь договорятся. Ну и еще жены того сержанта очень удивятся, когда в очередной раз явятся за пенсией.

— А ты не подумала, что этот договор между ними будет стоить кому-то жизненной ауры? Куриане ведь только ее и ценят.

Она подпрыгнула и поймала на лету муху.

— Совсем необязательно. Может, сойдутся на зерне.

— Только на это и остается надеяться.

Шагов двадцать они прошли молча.

Ему послышалось сопение рядом.

— Хочешь поговорить о…

— Нет!

На рассвете они вышли к дороге. Валентайн остановился и развернул карту. Когда они пытались определить свое местоположение, Алиса была так спокойна, как будто несколько последних часов они просто собирали ягоды. Валентайн не мог отделаться от мысли, что она убила троих человек лишь за то, что они растревожили ее старую рану. Такая женщина, как Дювалье, может в любую минуту привлечь внимание мужчин. Если она так же среагирует в неподходящем месте, то…

Он вспомнил тот первый раз, когда увидел ее. Бесформенный старый плащ, грязное лицо, голодные глаза. Был ли у нее свой взгляд на войну, так же как и у куриан? Он недоумевал, как это его угораздило охотиться за «Ломаным крестом» под руководством женщины, у которой, говоря словами Бонни Ломбарта, «расстройство ума».

Ему нельзя было об этом задумываться. Иначе он может потерять надежду. Она просто так среагировала. Она вовсе не сумасшедшая. Сумасшедшей не под силу обнаружить Генерала и привести их домой целыми и невредимыми.

На следующий день Дювалье подыскала им подходящий городок, и они вошли в него под предлогом поиска украденных лошадей. Они не вызвали особых подозрений, рассказывая, что имеют свой бизнес на юге. В сторону юга, в город Манхэттен, что в Канзасе, отправлялся грузовик. Местные жители перечисляли водителю, что им оттуда привезти, и он все тщательно записывал. Котам нужно было торопиться, так что они въехали в Канзас в кузове грузовика, оберегая груз — куриные яйца.

Водитель был рад взять их с собой. Он намекнул, что, если бы в кузове было что-то помимо яиц (скажем, контрабандная одежда или драгоценности), присутствие вооруженного солдата оказалось бы совсем не лишним.

У Дювалье поблизости от того места, куда направлялся грузовик, жил знакомый.

— Кто он? — спросил Валентайн у Кошки, которая только что не облизывалась, предвкушая встречу.

— Друг.

Она рассказала об их знакомстве, пока они тряслись в перепачканном углем кузове, который благодаря некой особенности в его конструкции переваливался из стороны в сторону, как утка, чистящая свой хвост.

— Ролан Виктор из тех, кого в старые времена называли контрабандистами. У него хорошие связи в полиции, ведь Ролан занимается поставками и для них.

Валентайн никогда прежде не слышал, чтобы Дювалье называла кого-то по имени.

— Он пользуется успехом у канзасских дам, но девяносто процентов его клиентов — мужчины. Он одинокий волк. Думаю, любой полицейский в чине выше лейтенанта должен ему либо деньги, либо услуги. Он может достать наряды, драгоценности, вина, шоколад, дорогой чай — в общем, любую роскошь, о которой только можно мечтать, все, что обычно преподносят состоятельные мужчины своим любовницам после того, как подарят жене ко дню ее рождения очередной новый передник. Они вряд ли пригласят Ролана на свадьбу дочери, но, когда намечается офицерская попойка, он всегда раздобудет ящик канадского виски. Вроде бы сейчас богатство больше не имеет большого значения, но для Ролана оно важно.

— Ты хорошо его знаешь, да?

— У него отличные манеры и этот — как его, стиль? Нет, скажем лучше, шик. Он изображает из себя барона и вправду на него похож. Сам в это поверишь, когда увидишь его.

— Надеюсь, он не станет тебя лапать.

Она умоляюще посмотрела на него:

— Перестань, Вал. Прошу тебя. Я жалею о том, что случилось в поезде. Честно.

— Ладно, проехали. Я готов забыть.

— Давай ты снова будешь мне доверять. А то ты стал таким холодным и подозрительным.

— Прости, я не хотел.

— Друзья? Как раньше? — Она протянула ему руку ладонью вверх, показывая шрам, оставшийся после его посвящения в Коты.

Он пожал ей руку, и их зажившие раны соприкоснулись. Но ему все еще было трудно встречаться с ней глазами. Ему открылось уязвимое место в женщине, которую он уже начал было уважать наравне с немногими своими предыдущими учителями: отцом Максом, Эвереди, капитаном Ле Авре. Он полагался на нее и до случая в поезде готов был с радостью идти за ней на любой риск.

Он усмехнулся сам себе: кто он такой, чтобы судить? Разве сам он всегда поступал правильно?

Курианам это понравилось бы: закадычные друзья, потерявшие друг к другу доверие, когда им со всех сторон грозит опасность. Да они с удовольствием пожертвовали бы несколькими военными охранниками, чтобы поссорить парочку Котов. Он не должен позволять, чтобы его чувства сыграли на руку неприятелю.

К тому времени когда они доехали до Манхэттена, Валентайн знал о деятельности Ролана Виктора не меньше, чем Дювалье. Она объяснила, что у агентов Виктора есть отличительный знак — буква V, которую они демонстрируют тем или иным способом. К примеру, у водителя их грузовика на приборной доске лежал карманный нож, раскрытый в виде буквы V. У Виктора была своя агентурная сеть, протянувшаяся от Канады до Миссисипи и дальше в Мексику. Настоящая паутина, состоящая из друзей, друзей их друзей и так далее, занимающаяся подпольной торговлей, на которую куриане закрывали глаза, покуда речь шла о предметах роскоши, а не об оружии.

У водителя были вполне легальные дела в управлении полиции, и последние несколько миль им пришлось преодолеть пешком. Они прошли сквозь пустой каркас того, что некогда было Университетом штата Канзас. Они увидели обгоревшие оконные рамы, но несколько высоких окон трехэтажного актового зала были забраны новыми железными решетками.

— Теперь здесь склад, — пояснила Дювалье, когда Валентайн по привычке принялся считать часовых и транспорт.

Они свернули на дорогу, покрытую черным, блестящим, словно меласса,[3] асфальтом.

Валентайна изумили владения Виктора на берегу озера Милфорд. Контрабандист не пытался скрыть плоды своего высокодоходного бизнеса. Подстриженные лужайки, статуи, ухоженные деревья, декоративные садики, цветочные клумбы и обсаженные кустами уединенные гроты были для Дэвида совершенно внове. Он поймал себя на том, что прикидывает, сколько картошки можно вырастить на простиравшейся перед ним лужайке.

Прочный дом из розовато-серого кирпича, казалось, был построен лишь для того, чтобы поддерживать его неимоверно огромную дверь. Вал не удивился бы, если б гости заезжали внутрь верхом, не слезая с коня.

— Мы зайдем с черного хода. Парадная дверь — для общества, а для деловых визитов есть дверь поменьше.

Дювалье осторожно постучалась, и Ролан Виктор вышел им навстречу. У него уже был посетитель — человечек в кожаной кепке, такой маленький, как будто его распилили пополам. Или, может быть, он только казался таким по сравнению с высоким дородным контрабандистом. Крупную располневшую на мясе и пиве фигуру Виктора скрадывал умело скроенный костюм. Валентайн за всю свою жизнь видел всего-то несколько настоящих костюмов, а уж накрахмаленную рубашку — вообще впервые.

Квадратное лицо хозяина, обрамленное жесткой шевелюрой и густыми черными бакенбардами, расплылось в приветливой улыбке:

— А-а-а, городские гости. Судя по вашей форме, служивый, из Небраски. Входите и, пожалуйста, не беспокойтесь об обуви. Неужели это моя дорогая Дю? Как давно мы не виделись. — Он обернулся к своему посетителю. — Прошу прощения, мистер Н, но придется прервать нашу милую беседу. Могу я надеяться на встречу с вами, когда вы вернетесь из деловой поездки?

— С удовольствием, мистер Виктор, — ответил гость, подражая если не изысканному произношению Виктора, то хотя бы его любезному тону. — Сию минуту ухожу.

Виктор проводил посетителя до двери. Мистер Н был немного горбатым, и глядя, как они идут к выходу, Валентайн вспомнил циркача с дрессированной обезьянкой, которых когда-то видел в Чикаго.

Контрабандист вернулся к новым гостям. Дювалье представила Валентайна просто Дэвидом. Виктор пожал ему руку, одновременно придержав за предплечье. У кого-нибудь другого таких же габаритов этот жест показался бы подавляющим, если не угрожающим, но у Виктора демонстрировал лишь дружелюбие.

— Кофе? Что-нибудь выпить? — спросил он, направляясь к зеркальному бару.

Валентайн и Дювалье уселись, отдав должные «о-о-о» и «ах» аромату кофе. При первом же глотке Валентайн вытаращил глаза от удовольствия: у напитка был бодрящий насыщенный шоколадный вкус. Он видел, что Виктор налил что-то из хрустального графина в свой кофе. Валентайн обвел глазами комнату. Виктор определенно питал слабость к статуэткам. В основном это были черненые бронзовые ковбои, скачущие на лошадях, с лассо и ружьями. Валентайн поискал название фирмы. Он не знал, что оружейная компания «Ремингтон», помимо прочего, выпускала сувениры.

— Ну, дети мои, чем могу быть вам полезен? — спросил Виктор, едва пригубив свой ирландский кофе.

— Нам нужна информация, — сказала Дювалье. — Мы тут ищем кое-что. Или кое-кого.

Виктор подался вперед, сидя на обтянутом кожей стуле, покорно выдерживающем его внушительный вес. Он сидел, подперев массивный подбородок правой рукой.

— В самом деле? Не удивлюсь, если охота продвигается не слишком успешно, раз уж вы даже не знаете, выслеживаете вы кого-то или что-то.

Дювалье вздохнула:

Дело в том, что это и то и другое. Что — некая новая военизированная организация, учрежденная курианами. На их знамени что-то вроде старой свастики времен двадцатого века, только перевернутая. А кто — это человек. Мы не знаем его имени, но он состоит в чине генерала. Похоже, так его и зовут окружающие — Генерал.

— Как они передвигаются: автотранспортом или по железной дороге?

— Нам известно, что они пользуются поездами, — ответила Дювалье. — Маскируются под обычные товарные составы. Последние достоверные сведения, которые у нас есть, — это то, что они были в марте в Оклахоме. И, судя по всему, направлялись на север. О грузовиках сведений нет.

— Хм, здесь, в канзасском обществе, ничего не слышно о Генерале. Не удалось узнать их маршрут поточнее?

— Нет, — вмешался Валентайн, которому тоже хотелось принять участие в разговоре.

— Сколько их? Достаточно ли у них людей и оружия, чтобы попытаться напасть, скажем, на Денвер?

Дювалье пожала плечами:

— Понятия не имеем. Вряд ли это целая армия. Будь у них более двух полков, кто-нибудь из Котов обязательно бы это заметил и доложил командованию Южного округа.

Виктор двигал челюстью, задумчиво глядя в потолок.

— Мне известно, что строится новая железнодорожная ветка, ведущая на запад, в Колорадо. Это первые подобного рода работы на моей памяти. Наши досточтимые Хозяева не утруждают себя заботой о гражданских объектах. Вам, конечно, известно, что и на вашей западной границе они также тянут новые ветки?

— Мы слышали, но командование Южного округа не принимает это всерьез, — сказал Валентайн. — Оно думает, куриане просто делают еще один коридор, чтобы им было легче защищать границу.

Виктор потер ладонями бакенбарды.

— Я бы на вашем месте не приближался к этим стройкам. Они вас задержат или расстреляют на месте. Но вы можете поспрашивать моих людей. У меня есть агент, который иногда бывает в районе Денвера. Когда он возвращается, порой рассказывает о том, что творится там в горах.

— Как нам туда добраться? — оживилась Дювалье.

— Я поговорю с начальником Восточно-Западной железной дороги, и вы доедете до высокогорной равнины. А там я советую вам взять лошадей. Я дам вам письмо к Кортесу. Он поможет вам с продуктами и лошадьми, если вы решите двигаться на запад. Он, может быть, даже согласится стать вашим проводником.

Негромкий стук в заднюю дверь возвестил о приходе нового посетителя.

— То пусто, то густо, — заметил Виктор. — На прошлой неделе я целыми днями баклуши бил, а сегодня вы у меня четвертые. Вы, конечно, останетесь на ночь.

Виктор сказал новому гостю, что освободится через минуту, и представил Котам прилизанного, отутюженного, наманикюренного слугу по имени Ибан. Поручив ему позаботиться о еде и ночлеге для Валентайна и Дювалье, Виктор пошел встречать очередного посетителя, покрытого пылью человека в широкополой шляпе наподобие сомбреро.

При виде уютных комнат с коврами и красивой мебелью Валентайну даже больше, чем есть, захотелось принять хороший душ. Ибан как будто прочитал его мысли и предложил:

— Если перед ужином вам хочется помыться, то в ванной комнате на первом этаже приготовлены свежие полотенца и мыло.

— Лады, — быстро ответила Дювалье. — У Виктора просто потрясающие ванные. Стоит повернуть ручку, и пойдет горячая вода, а бритва такая острая, что, кажется, можно бриться даже ее тенью.

— Стоит проверить. Между прочим, интересно, что ты собираешься брить? Хотел бы я посмотреть.

— Фу. Валентайн, даже не мечтай.

Дэвид нырнул в ванну с теплой водой, предварительно наскоро ополоснувшись в тазу: он боялся, что если сразу погрузится в ванну, вода тотчас станет черной. Слуга капнул в воду душистого масла с легким хвойным ароматом. Валентайн намылился и побрился при помощи маленького ручного зеркальца, пристроив его на краю ванны, испытывая неимоверное наслаждение от медленных, плавных прикосновений бритвы.

Ибан деликатно постучался, вошел и забрал одежду Валентайна с въевшейся грязью. Вместо нее он оставил плотное хлопчатобумажное одеяние, которое слуга назвал кимоно. Валентайн понежился напоследок в ванне, затем вылез и облачился в соломенного цвета балахон. Его грубые ботинки исчезли, и, поскольку услужливый Ибан не заменил их ничем, даже носками, он покинул ванную комнату босиком. И в соседней просторной угловой комнате увидел Дювалье, которая уплетала фруктовый салат. Французские окна впускали теплый вечерний воздух.

— Что за местечко! — воскликнул Валентайн, раздвигая тяжелые портьеры и открывая вид на лужайку.

— Что за человек, — возразила Дювалье.

— Я и не думал, что до сих пор выпускаются такие ткани.

— Возможно, хорошо сохранившиеся старые, — предположила Дювалье. — Всякий раз, когда я здесь бываю, думаю о тех историях про Старый Мир. Здесь что-то вроде музея.

— Мне говорили, что некоторые высокопоставленные персоны, находящиеся у куриан в фаворе, вот так и живут, — сказал Валентайн. — Ты уверена, что он не один из них? Как ему удалось так устроиться?

Она проглотила очередную порцию салата.

— Он не борется с их системой. Он снабжает местное общество всем необходимым. И куриан это совершенно не заботит. Ближайший из них живет в семидесяти милях отсюда. Квислинг, управляющий Манхэттеном, получил сигнал тревоги, но все, что он выяснил, — это что вокруг дома бродят безобидные типы. Я слышала, что сюда и Жнецы наведывались, и полиция обыскивала дом и пристройки. Но нет оружия — нет проблемы. Курианам, похоже, невдомек, что достаток и влияние тоже оружие, и, возможно, более мощное, чем батарея гаубиц. И он частенько использует свои связи, чтобы помочь нам. Или тем, кто в Денвере.

— А что он просит взамен?

— Самое смешное, что ничего.

Они провели две незабываемые ночи на чистейших простынях и до отвала объедались за столом у Виктора. Ягненок на гриле, жареная говядина и целые батареи свежеиспеченных булочек приводили их в состояние оцепенения, они едва могли поддерживать беседу. Хозяин без лишних вопросов угощал их послеобеденной выпивкой.

Наконец Виктор вышел проводить их на рассвете, после плотного завтрака из свиных отбивных и жареной картошки. В чистой одежде, снабженные рекомендательным письмом Виктора, они взвалили на плечи рюкзаки, набитые консервами и сдобным печеньем, и распрощались с хозяином.

— Надеюсь, это поможет вам в пути, — сказал Виктор. — Вам придется немало прошагать по Канзасу в вашей погоне за неуловимой целью.

— Бóльшую часть пути мы проедем верхом. Благодаря вам путешествие будет недолгим, — заметил Валентайн.

— Меня беспокоит ваше оружие. Пусть вы и в форме солдата Небраски, кто-нибудь все равно сочтет, что вы не должны быть вооружены. У вас все отберут «в целях безопасности», и вы его больше не увидите. Начальник дороги снабдит вас паспортами, но его печать в этом случае вам не очень-то поможет.

Ибан выкатил небольшую двухколесную тачку.

— Вы можете катить ее по дороге, — пояснил Виктор. — А там, где будет не проехать, перенесете вдвоем на руках. Как будто вы торговцы. В тачке обычный ассортимент: табак, алкоголь, часы, ручки, добротная бумага. Я еще положил туда несколько настоящих золотых монет и фальшивых жемчужин. Они очень помогут. У солдат популярна оптика: там два бинокля, перископ, пара подзорных труб. Когда вы от них избавитесь, тележка станет намного легче. Лучше прокладывать путь взятками, чем оружием.

— Да будет так, — согласилась Дювалье.

— Если потребуется, можете использовать мое имя в качестве векселя, только, пожалуйста, будьте осторожны. Если вас застукают за поджогом полицейского участка, Дю, мое имя вам не поможет, а мне повредит.

— Спасибо, сэр, мы оправдаем ваше доверие, — заверил Валентайн.

— Ну ступайте и докажите это. Надеюсь, когда я снова тебя увижу, Дю, на твоих ножнах будет новая зарубка в память об убитом курианине.

— Сдается мне, что вам неплохо при них живется, — не выдержал Валентайн. И тут же пожалел об этом.

— Вал! — ахнула Дювалье.

— Все в порядке, Дю. — Виктор взглянул на свои коротко подстриженные ногти. — Неплохо? А ты попробуй, парень, улыбаться и плясать на вечеринках, пикниках и свадьбах у тех, кого ты презираешь. Аплодировать полицейским играм, в которых команды состоят из убийц, готовых оберегать свою никчемную жизнь ценой сотен жизней других людей. У меня хроническая язва, а печень, если верить моему доктору, вот-вот откажет.

Сейчас он выглядел поникшим, его лицо покраснело, кожа воспалилась.

— Не такая уж это сладкая жизнь, как кажется. Я жду только, что моя печень вовремя подаст мне сигнал и я успею прийти на губернаторский новогодний бал в поясе смертника.

Валентайн почувствовал, что краснеет.

— Простите. Я должен благодарить вас. Не мое дело критиковать, пока не узнаю, каково пребывать в вашей шкуре.

— Поживешь — узнаешь. С упором на первое.