Расположенный в безлюдной лесистой долине Миссури транспортный узел Старого Мира — ныне лишь жалкая тень того, что он представлял собой прежде. Остов Вудменовского центра, где когда-то делались карьеры и процветала коммерция, возвышается над разрушенными стенами и снесенными крышами. Так же как и другой ее товарищ по несчастью в Миссури город Сент-Луис, Омаха теперь место обитания разрозненных групп грогов и всякого людского отребья. Город и его окрестности были отданы на откуп племенам грогов в обмен на их помощь курианам во время Поражения, и гроги обустроили его на свой вкус. Контроль над жизненно важными коммуникациями — железнодорожными мостами, речным транспортом — перешел к Квислингам из Каунсил-Блафса. На восточном берегу, в кирпичном, девятнадцатого века здании Старого рынка обосновался местный людской сброд: хулиганы и спекулянты, занятые, возможно, второй древнейшей профессией — поставлять товар тому, кто способен за него платить. Но даже это змеиное гнездо, расположенное чуть южнее того, что осталось от Хартленд-ского парка, теперь подумывает о переезде на новое место — ходили слухи о драках за район обитания между грогами и высокими, хорошо вооруженными людьми. Гроги убрались из города.
Это на руку людям. Но потопленная недавно баржа с грузом контрабанды и гибель всей команды заставили гангстеров Старого рынка насторожиться. Квислинги смотрели сквозь пальцы на контрабандистов, снабжавших их отдельными предметами роскоши, доставляемыми из других районов страны, а гроги, обитавшие в руинах, зависели от поставок оружия. И поскольку бойцы свободных зон были слишком далеко, чтобы совершать такие броски ради уничтожения нескольких баррелей рома и виски, то контрабандисты невольно задумались, уж не планируется ли операция по их искоренению.
Кто-то, без сомнения, начал игру за контроль над городом. И игру не на жизнь, а на смерть.
Валентайн находился в северо-западной части города, возле одного из многоуровневых крытых торговых центров Старого Мира. Теперь его цементные стены были покрыты зеленовато-черным налетом и изъедены дырами, словно гнилой зуб. От него на полмили несло гарпиями, так что Валентайн предпочел обойти здание стороной.
Он хотел наверстать упущенное время, поэтому шел не прячась, с автоматом, угрожающе выглядывающим из-за плеча, изрядно потея под теплым сентябрьским солнышком. Валентайн миновал густо заросшую площадку, некогда представлявшую собой поле для гольфа в городском парке, и направился к расположенной посреди раскинувшейся здесь рощи парковке, к западу от которой виднелась прохудившаяся крыша кегельбана.
Валентайн дошел до протянувшейся с востока на запад дороги, не хуже и не лучше тех, по которым ему уже приходилось идти, усеянной ржавыми останкам автомобилей, среди которых кое-где, в нагромождении обломков, свили себе гнезда змеи. Валентайн уловил зловоние, присущее полю боя, — запах гниющей на солнце плоти.
Он пошел на запах и вскоре увидел на одной из машин пятна, недавние, но уже ставшие коричневыми. В нос ему ударила затхлая вонь разлагающихся тел. Чуть впереди, на дороге и разбитых автомобилях, валялись мертвые гарпии, с обломанными зубами, уродливые, кривоногие, и гроги, с руками, словно дубины, к которым Валентайн питал отвращение еще с первых дней на Свободной Территории.
Среди их останков он обнаружил некое подобие ранца, слишком большого для гарпии, даже идущей по дороге в полный рост. Ранец был сделан из прутьев и кожи, натянутых на раму из металлических трубок, по форме напоминающую кухонную табуретку. Это, несомненно, была самоделка, но достаточно искусная, крепко пригнанная с помощью скоб и кожаных шнуров. Очевидно, гарпии победили в неожиданной стычке с владельцем ранца, поскольку тот оказался пуст.
Валентайн, заинтригованный, попытался по расположению мертвых тел разгадать, что за битва здесь произошла. Судя по тому, что два трупа со следами пуль валялись с восточной стороны, гарпии первыми напали на свою жертву прямо посреди дороги. Решив восстановить полную картину, Валентайн опустился на четвереньки и принялся искать стреляные гильзы. Жертва, похоже, пыталась укрыться среди деревьев, из-за которых он сам только что вышел, и по пути ей удалось убить одну из гарпий, ухватив ее за кожистое крыло, сломав ей шею, и забросить в машину. Кто бы это ни был, силы ему было не занимать. И роста тоже: гарпия перелетела через крышу старого седана. Вокруг валяющегося ранца было много засохшей крови, след от которой становился все шире, превращаясь в настоящий поток возле разбитых окон старого здания «Макдоналдса». В разоренном вестибюле ресторана Валентайн обнаружил еще одну мертвую летающую тварь. И больше ничего.
«Макдоналдсы» строились на века: почти пятьдесят лет спустя после трагедии в Небраске крыша этого здания все еще была относительно целая. Осторожно ступая по обломкам и пучкам травы, пробивавшейся в трещинах, Валентайн продвигался вдоль кровавого следа внутрь ресторана. След заканчивался в похожем на склеп металлическом закутке, когда-то, вероятно, бывшем холодильником или морозильной камерой.
Валентайн почуял свежую кровь и услышал слабое, затрудненное дыхание. Он открыл дверь в морозилку и заглянул туда.
На полу, скорчившись, лежал грог. Он был огромный. Похожий на тех, что Дэвид мельком видел возле поездов «Ломаного креста». Выше ростом и не такой коренастый, как те свирепые обезьяноподобные особи, к которым он привык. Его кожа, в отличие от толстой и гладкой, как у носорога, шкуры грогов с Литл-Тим-бер, была более шершавой и морщинистой и напоминала кожный покров слона. Кроме того, грог был одет в какие-то лохмотья. Валентайн никогда прежде не видел, чтобы на грогах было что-то, помимо набедренной повязки или бронежилета. Этот экземпляр был покрыт пыльной желтовато-коричневой шерстью, росшей редкими пучками у него на груди, и более густой на спине и плечах. Шерсть была в запекшейся крови. Отвратительный коричневый след тянулся от грога к дренажному отверстию в полу.
Он был без сознания и, без сомнения, при смерти. Валентайн уже собирался закрыть дверь, чтобы оставить несчастного упокоиться с миром, когда услышал, как грог в болезненном бреду издал едва различимый хныкающий звук. Что бы там ни было, но он прикончил шесть гарпий, и четырех из них — практически голыми руками. Чем заслужил, по мнению Валентайна, хоть какую-то благодарность. Дэвид принялся искать что-нибудь заменяющее бинты.
В кладовой ресторана было пусто, но в подвале нашлось несколько лоскутов и старых полотенец. Подсобки и шкафчики персонала разграбили давным-давно, но Валентайн наткнулся на большой красный флаг, изрядно потрепанный, который, судя по всему, служил ковром на холодном полу для какого-то неизвестного обитателя, давно покинувшего ресторан. Валентайн нашел пачку старых пакетиков с каким-то, судя по маркировке, дезинфицирующим веществом, вскрыл один из них, высыпал в ведро, валявшееся на полу, и в качестве пробы на глаз развел водой из своей фляжки.
Пустой пакетик он машинально сунул в карман. Валентайн попытался перевести инструкцию с испанского языка на английский и получил приблизительное представление о том, что следует делать дальше.
Действуя как можно быстрее, он вышел наружу и отыскал дождевую воду в обвалившейся сточной канаве. Он набрал воду в два ведра и по возможности тщательно прополоскал в них флаг и тряпичные лоскуты. Затем снова наполнил ведра и высыпал несколько пакетиков в одно из них, опустив перевязочный материал в дезинфицирующий раствор. После вернулся с водой в ресторан, подобрав по дороге упавшие ветки с засохшими листьями. Спичкой, а не своим обычным увеличительным стеклом он поджег ветки в противне и подвесил над огнем на ржавом шампуре металлическое ведро, чтобы вскипятить воду.
Валентайн гадал, сколько времени должны мокнуть тряпки в антисептике. Он еще несколько раз сходил за водой, наполнив все имеющиеся под рукой емкости. Затем начал рвать материю на бинты. Он кромсал тряпье с почти лихорадочной скоростью, уговаривая себя успокоиться. Сделав несколько глубоких вдохов, он отнес кипящую воду и продезинфицированные бинты в металлическую каморку и принялся промывать и перевязывать раны едва живого существа. Грог был одет в короткую безрукавку, с завязками на спине, порванную и запачканную кровью. Валентайн снял ее и сунул в ведро с дезраствором, к остальным лоскутам, из которых делал бинты.
Порезы, пулевые отверстия и укусы на теле раненого опять начали кровоточить, но уже слабее. Что бы ни говорили о грогах, умирали они в мучениях. Теперь у Валентайна было время вернуться к огню и как следует прокипятить остальные окровавленные лоскуты. У него оставалось немного коричневого сахара и банка меда — подарок фермера из Северо-Восточной Небраски. Пчел овод-любитель, кроме того, дал ему куски сухих медовых сот с остатками патоки. В следующий заход Валентайн растворил в кипящей воде сахар, мед и соты и отнес все это к грогу. Взяв кусок материи размером с салфетку, он обмакнул его в сладкую воду и сунул несчастному в рот, примостив его голову у себя на коленях. Тот инстинктивно принялся сосать жидкость.
Спустя сутки, еще шесть раз накормив (дав пососать сладкую воду) грога и сменив ему повязки, Валентайн собрался покинуть его. Он оставил возле раненого медовые соты, достаточный запас воды и немного сушеной говядины, а также пакет съедобных грибов, которые ему удалось набрать в соседнем лесу.
Валентайн спешил собраться в путь, поскольку грог начал потихоньку приходить в сознание. Его дыхание стало ровным и медленным, и он больше не стонал и не хныкал. Тем, что, несмотря на многочисленные раны, грог все-таки выжил, он был обязан своему выносливому организму даже больше, чем порыву сострадания Валентайна.
Дэвид в последний раз взглянул на своего пациента. Из найденного под лестницей тряпья он соорудил грогу постель, положив в изголовье кипу бумаги, которая попахивала плесенью, но все же заменяла собой подушку. Странно, но Валентайн не считал лечение грога потраченным впустую временем. В любом случае ему была необходима пара дней передышки, а пустой ресторан годился для этого не меньше, чем любое другое место. Он хотел уйти до темноты, так как не сомневался, что гарпии опять устроят здесь охоту.
Валентайн уже повернулся, чтобы выйти из подсобных помещений «Макдоналдса», когда его чуткий слух уловил хриплый квакающий зов:
— Человек… подожди.
Прежде Валентайн ни разу не слышал, чтобы гроги разговаривали по-английски. Удивленный, он вернулся к морозилке.
— Это… сделал… ты? — спросил грог, указывая на повязки вокруг головы и груди. Голос у него был низкий, дребезжащий, как будто камни катились под горку.
— Да, — кивнул Валентайн.
— А еда… питье… тоже ты? — Он попытался сесть, но безуспешно. Зато ему удалось поднять свою косматую голову. Он поднял заостренные, как у летучей мыши, уши, их кончики вытянулись в сторону Валентайна. — Почему?
Вместо ответа Валентайн пожал плечами, но тут ему пришло в голову, что грог может и не знать, что означает этот жест.
— Ты очень храбро сражался. Считай, что я отдал тебе дань за это. Ты меня понимаешь?
Грог задумался, прикрыв глаза.
— Нет.
— Я хочу сказать, что считаю тебя смелым, настоящим бойцом. И вот решил помочь.
Грог издал глубокий, скрипучий, похожий на смех звук.
— Нет… человек. Твои… слова… я… понял. Но… твою… цель… нет.
— В этом мы похожи. А теперь я тебя оставлю. Надеюсь, все будет в порядке.
— Спасибо… тебе. Но теперь… я у тебя… в долгу…
— Нет.
Существо перевернулось на живот. Опираясь на мускулистые руки, грог отжался от пола и подтянул сначала одну, потом другую ногу к животу размером с крышку люка. Он с трудом поднялся на ноги, помогая себе рукой, как ребенок, отталкивающийся, чтобы сдвинуть с места салазки. Его качнуло в сторону двери, и Валентайн бросился поддержать раненого, забыв, что вес грога легко может раздавить его в лепешку. Но грог протянул свою пятифутовую лапу и оперся о стену.
— Нет! — произнес он, переведя дух. — Я должен… отплатить тебе. Пожалуйста… задержись… еще на день.
«Это становится все интереснее», — подумал Валентайн.
— Ладно, — сказал он. — Один день.
— Познакомимся… как это… принято… у людей… Я — Ан-Ха… Крольф… Мергрумнеорнем.
Так, во всяком случае, расслышал Валентайн. Он запомнил первую часть имени, наполовину усвоил вторую, но что касается последней, то она звучала как нагромождение согласных, таких же неразборчивых, как звук передачи его старого пикапа.
— А меня зовут Дэвид Валентайн, Ан-Ха.
Он постарался как можно тщательнее выговорить имя грога, очень похожее на возглас «Ага!».
— Валентайн — это название твоего клана? — спросил грог, поглубже вздохнув.
— Можно и так сказать. Но это очень маленький клан. По сути дела, я в нем один.
— Дэвид — это твое личное имя?
— Мы говорим просто имя.
— Спасибо тебе, мой Дэвид, — важно произнес Ан-Ха, прижав левую руку к груди, ладонью наружу, и поклонился, уши его при этом опустились.
— Рад был познакомиться с тобой, Ан-Ха, — ответил Валентайн.
Все его знания о повадках грогов сводились к тому, какую часть человеческого тела они предпочитали съесть в первую очередь. Но он протянул грогу руку. Тот либо понял этот жест, либо уже знал этот людской обычай: он торжественно обхватил руку Валентайна своей кожистой ладонью и потряс ее.
— Это ведь не значит, что мы теперь женаты или что-то в этом роде? — Лицо грога расплылось в улыбке.
Он запрокинул голову, разинул похожий на раскрытую кошелку рот, как птенец, ожидающий корма. И рассмеялся. Это напомнило Валентайну ржание его недавнего знакомца мула.
— Хочу надеяться, что нет.
Валентайн провел с Ан-Ха даже на один день больше, чем тот просил.
Ан-Ха быстро восстанавливал силы. Валентайн диву давался мощному строению грога. Хотя он держался вертикально, как человек, и ноги у него были длиннее, чем у его серых родичей, когда Ан-Ха хотел двигаться быстрее, он пускал в ход три, а то и все четыре конечности. Очень скоро Валентайн узнал, что если на равнине он может обогнать грога, то, дойди дело до спуска или подъема по склону, особенно поросшему деревьями или заваленному камнями, Ан-Ха мог прыгать и подтягиваться на своих мощных руках с ловкостью, сравнимой разве что с движениями Кота.
Стоя во весь рост, Ан-Ха был выше семи футов. Его руки свисали по бокам, образуя арку из мускулов, которые, как самостоятельные существа, набухали на плечах и перекатывались по спине. У него на руках было по четыре пальца — указательный и средний намного длиннее безымянного, который был направлен резко в сторону, так же как большой палец, с другой стороны ладони. Строение ступней было почти таким же, но только на них было что-то вроде кожаной подошвы, позволявшей лучше карабкаться вверх.
Оба представителя мужских особей своего вида признали друг друга самым уродливым созданием со времен Творения. Ан-Ха счел, что плоское лицо Валентайна — результат врожденного дефекта, и пришел к выводу, что волосы Дэвида, резко контрастирующие с цветом кожи, просто отвратительны по сравнению с его собственными росшими по всему телу светло-рыжими волосами. Валентайн, в свою очередь, решил, что грог — это некая странная помесь короткошерстного медведя и обезьяны. Во взгляде его глубоко посаженных блестящих черных глаз сквозила спокойная мудрость, как у старого бурого медведя. А клыкастая пасть противоречила этому образу, придавая грогу сходство с доисторическим, яростным от голода животным. Нос Ан-Ха был шире, чем у медведя. У него также имелись усы, как у кота, которые торчали в разные стороны и казались скорее украшением, нежели чем-то полезным.
Ан-Ха постоянно что-то жевал, давая Валентайну прекрасную возможность изучить рот грога. Дэвид смотрел, как Ан-Ха ест, с таким же интересом, как когда-то наблюдал за пожирающей крысу гремучей змеей. Рот Ан-Ха разевался, как ковш экскаватора, и он заглатывал целиком большой грейпфрут так же просто, как Валентайн — таблетку аспирина. Передние зубы грога, включая крупные резцы, выступающие из-под его эластичных губ, выдавались вперед, как у лошади, но задние зубы мало чем отличались от человеческих, доказывая его принадлежность к отряду всеядных. Воду грог скорее сосал, а не пил. Несмотря на огромный рот, язык у него был сравнительно небольшой, и он чаще пользовался губами, чтобы пережевывать пищу. Когда Валентайн во время обсуждения за обедом различных способов поедания пиши коснулся языком кончика своего носа, грога вырвало, и он повернулся к Валентайну спиной, чтобы тот не портил ему аппетит.
Валентайн научился распознавать настроение своего нового товарища по положению его ушей. Когда его что-то интересовало, уши поднимались и слегка наклонялись вперед, а их кончики заострялись, придавая грогу некое сходство с чертиком. Когда он обращался с просьбой, даже с такой простой, как, например, передать нож во время еды, уши становились плоскими и повисали по бокам головы. Если он чувствовал усталость, уши полностью опускались, а если боль — они вставали почти горизонтально. А когда они с Валентайном шли по незнакомой местности (это случилось, когда грог впервые выбрался на прогулку), уши, как локаторы, отслеживали их путь, вращаясь во все стороны, как широкое кожаное опахало.
Но самой полезной, облегчающей общение повадкой была привычка Ан-Ха закрывать глаза, когда он хотел сказать «нет». И пока Валентайн не привык к этому, он задавал вопросы по несколько раз, что безмерно раздражало их обоих.
Когда Ан-Ха окреп настолько, что смог пуститься в путь, они продвинулись на одну милю к югу. Между ними не было сказано ни слова о том, чтобы путешествовать вместе, но компания грога казалась Валентайну чем-то само собой разумеющимся. Они тщательно осмотрели дом на лесистом берегу озера и в конце концов обосновались в нем. Соседние дома сгорели, а этот сохранился благодаря толстым кирпичным стенам и черепичной крыше. Свежий воздух и бодрая ходьба, казалось, пошли грогу на пользу, но все же он быстро устал. В озере оказалось полно рыбы, и Валентайн решил, что, пока Ан-Ха окончательно не поправится, им нет нужды далеко отходить от дома.
— Как ты узнал насчет грибов, мой Дэвид? — спросил Ан-Ха, деля на двоих с Валентайном миску грибной похлебки на следующий день после того, как они нашли дом. — Ты же говорил, что никогда не жил среди нас, не торговал с нами, и все-таки знаешь наши вкусы.
Валентайн относился к грибам равнодушно. В них содержался легко усваивающийся белок, а иногда даже жиры, но лично он предпочел бы поставить ловушку на зайца или поймать змею, чем жевать вязкую и безвкусную грибную массу.
— Я выслеживал многих из вас и наблюдал издалека. Как, напомни, вы называете этих ваших родичей с густой серой шкурой?
Ан-Ха скорчил такую мину, как будто собирался плюнуть.
— Это скорее не слово, а какая-то ходячая функция, — пытался вспомнить Валентайн. — Хар-рэк, «на посылках» так, кажется?
Грог кивнул. Прирожденный дипломат, он быстро усвоил жестикуляцию Дэвида, поскольку уши Валентайна оставались так же неподвижны, как и его зубы, и весь он был сосредоточен на еде. Готовить для Ан-Ха оказалось все равно что пытаться досыта накормить артель дровосеков.
— Мы как-то имели с ними дело там, на юге. Я даже знал одного, ручного. Он жил с исследователями и любил пиво из кореньев.
— Пиво из кореньев? Я знаю, что такое коренья. И пиво тоже.
— Это такой сладкий напиток. Ты даже не представляешь, как он хорош после целого дня на марше.
— А грибы?
— Я однажды видел, как хар-рэки на привале обрывали грибы с упавших деревьев, ели их и даже устроили драку. Я подумал, что и тебе грибы нравятся.
— Те, что ты приготовил, вполне съедобны, не более того. Ты, мой Дэвид, не пробовал сердечного корня, который даже лучше вашего хлеба.
— Как ты научился так хорошо говорить?
— У нас есть традиция, мой Дэвид. Когда кто-то задает вопрос, на который требуется развернутый ответ, то он сам должен быть готов рассказать историю. Идет?
— Идет, — кивнул Валентайн.
— Я родился здесь, мой Дэвид, и стал одним из первых младенцев, увидевших свет после того, как мое племя обосновалось в этих краях. Мне сорок один год, и тут мой дом. Те, Серые, с которыми вы воюете, тоже происходят от моих предков. Они предпочитают жить в джунглях, у них нет письменности, они не умеют обрабатывать металл и камень. А мы зовемся Золотыми, живем в горах и долинах, строим плотины и мосты, прокладываем дороги. Куриане заманили многих из нашего племени и Серых сюда, в ваш мир, обещая отдать нам земли, отобранные у развращенной и слабой расы. Они дали нам ружья и всякие безделушки, обучали нас и раздавали обещания. А мы ценой своих жизней обеспечили их победу. Мои родичи презирали твоих, многие из которых продали соплеменников ради власти и небольшого вознаграждения. Они считали, что вы получили то, что заслуживаете. Мы, Золотые, предпочитаем быть строителями и земледельцами, а не разрушителями и поэтому при первой же возможности заявили свои права перед курианами на нашу территорию. Наш клан обосновался вокруг прекрасного каменного дома, бывшей библиотеки, в том месте, которое вы называете Омаха. Мой отец надзирал над нашими людьми-работниками, так что я часто слышал вашу речь. Еще в юности я выучился говорить и писать по-английски. Я прочел очень много ваших книг, играл на электронных игрушках вашу музыку, в общем, вырос на вашей культуре. Я начал расходиться со своими родителями во мнениях. Сначала это был просто протест, затем я пытался их переубедить. Прорицатель из нашего клана сказал, что мое предназначение — быть связанным с людьми. И я выбрал профессию торговца. Я часто бывал в гостях у Большого Человека в Омахе, и он угощал меня чаем. Мне встречались контрабандисты на заправленных бензином внедорожниках. Когда меня несколько раз надули, я усвоил хороший урок: сначала узнай человека, а потом торгуйся с ним, изучи как следует товар, прежде чем его продавать. Я узнал таких людей, которым мог смело доверить собственную жизнь. И таких, что были подлее собак. К тридцати годам я уже сидел возле Главного Старейшины во время всех его встреч с представителями вашей расы и помогал переводом и советами. Люди порой не могут скрыть, что лгут. Когда мне исполнилось тридцать пять, я сам стал Старейшиной, на десять лет раньше, чем обычно выпадает эта честь. И я надеялся, что в один прекрасный день превзойду достижения моего отца. У нас по соседству располагались отличные сады, где росли сердечные корни. Они были повсюду: на влажных почвах и засушливых. Это наш главный товар. Мы научились разводить ваших животных, нашли, что цыплята довольно вкусные и их легко содержать. У нас были хорошие владения, и мы занимались тем, что выкорчевывали все отжившее и прививали все новое на нашей плодородной почве. И тут явился «Ломаный крест», символ нашей погибели. Сначала я встретил их с надеждой. Они выказали по отношению к нам большое уважение. Человек, назвавшийся послом, призывал добровольцев на службу новому хозяину по имени Генерал, обосновавшемуся к югу от города. Взамен он обещал помощь Генерала в защите наших земель. Этот посол, который поначалу произносил сладкие речи, превратился в настоящего мерзавца, как только понял, что мы не собираемся выполнять все его желания по первому требованию. «Мы всегда умели сами за себя постоять, — сказал Старейшина. — Думаю, единственное, что вы можете нам предложить, — это чтобы ваш Генерал оставил нас в покое. Поищите пушечное мясо где-нибудь еще».
Валентайн ясно представил себе эту картину. На ступенях восстановленной грогами библиотеки Золотые совещаются между собой, поглядывая на одетых в форму «ломаных» под черно-белым флагом со свастикой. Ан-Ха, разгоряченный собственным рассказом, то и дело сбивался на свой родной язык, речь его текла плавно, язык поднимался и опускался, как качающаяся на высоких волнах лодка.
— После долгих разговоров, порой резких, порой мягких, Главный Старейшина постановил, что все желающие могут уходить к «ломаным». Люди Генерала обещали им хорошие земельные наделы после того, как будут завершены «действия по уничтожению банд повстанцев и террористов». Золотые уже слыхали подобное и раньше, во времена наших отцов и дедов, и заплатили многими жизнями и страданиями за разоренные, отравленные земли. Тем не менее нашлись такие, кто отправился вслед за послом на юг. Осенью он пришел снова и опять требовал новобранцев. Уже без лишних слов рассерженный Главный Старейшина отправил его восвояси. И на этот раз с послом ушло лить двое недовольных грогов, в то время как в свой первый приход он завербовал десятки Золотых. В третий и последний раз он явился весной, вот уже более трех лет назад. Его сопровождал один из ушедших с ним в прошлый раз добровольцев. Новость, которую они сообщили, вызвала у нас настоящий шок. И если бы не вооруженная до зубов свита посла, могло бы случиться кровопролитие. Куриане назначили этого добровольца по имени Хай-Хефл (гореть ему вечно в аду) нашим новым правителем. Не Главным Старейшиной, а именно правителем. Разумеется, сам Хай-Хефл не заявил вслух об этих своих бесстыдных притязаниях. Он знал, что боги не позволят, чтобы язык этого изменника выговорил такие слова. Все, даже Главный Старейшина, стояли молча, пораженные объявлением, которое сделал посол. Меня обуял гнев, и я выступил вперед и сказал: «Вы все, убирайтесь, а то умрете на месте». Посол не обратил на меня внимания и обратился к Главному Старейшине. Тот процитировал договор, передающий эти земли, пусть ограбленные и отравленные, в наше полное распоряжение и управление таким образом, как мы посчитаем нужным. «Ах, — произнес посол, — тут это действительно сказано, но поскольку управлять вами будет по-прежнему один из Золотых, договор остается в силе, куриане не отступают от своих обещаний». И он еще много нагородил подобного вранья. Главный Старейшина разозлился, шерсть на нем встала дыбом. «Вот уже во второй раз за свою жизнь я слышу, как простые слова выворачиваются наизнанку, и оба раза в этом замешаны твои хозяева. Убирайся к этой своре собак и никогда больше не приходи к нам. Хай-Хефл и все остальные, кто ушел к „ломаным", если не вернутся в течение недели, исключаются из нашего клана». При этих словах семьи тех, кто покинул нас в те первые два раза, пришли в ужас. «Вы можете попытаться применить силу и навязать нам этого узурпатора, но не рассчитывайте, что это будет легко сделать, — сказал Старейшина. — Домой вы вернетесь без тех, кого у нас завербовали, а своих потеряете еще больше». Я поддержал эту храбрую речь. А остальные Старейшины стояли молча и хмуро до тех пор, пока посол и его верный пес Хай-Хефл не убрались восвояси. Затем вспыхнул спор. Некоторые говорили, что лучше сохранить то, что мы уже создали, чем ввязаться в войну и потерять все, что имеем. Другие считали, что нам надо уходить на север, туда, где нас не достанут люди Генерала и куриане. В конце концов Старейшины постановили отправить каждого десятого члена клана на север, а затем — на запад, в сторону гор, о которых мы были наслышаны, в той стране, что вы называете Канадой. Там можно было не опасаться куриан, для которых те края были слишком холодными. Меня благодаря умению общаться с людьми выбрали возглавить этот десант, но я отказался. Я все еще был под впечатлением тех слов, что произнес возле Клан-Холла, и самым большим моим желанием было увидеть, как Хай-Хефл явится со своими новыми хозяевами устанавливать у нас свой подлый порядок.
Ан-Ха сделал паузу, уставившись на тлеющие угли костра, разожженного в сложенном из камней очаге. Они уже позавтракали, а день обещал быть слишком жарким, чтобы поддерживать огонь. Так что они позволили костру медленно угасать.
— Не буду подробно описывать, что случилось дальше. Мы превратили сады в траншеи, дома — в крепости. Круглые сутки носили оружие. Детей спрятали в подвалах. Мне казалось, что у нас есть шанс победить. Или, по крайней мере, измотать их в борьбе, так что наше поражение стало бы и их поражением тоже. И тогда наши дети не будут расти под их гнетом. И вот они пришли. Мы никогда прежде не видели таких воинов. Наши пули валили их с ног, но не убивали. Даже в рукопашном бою их дьявольская сила превосходила нашу, и на одного их убитого приходилось десять наших. На вид они были как обычные капюшонники, но владели оружием с присущей людям сноровкой. У них были взрывчатка, ружья, извергающие огненные потоки, и пушка, установленная на тягаче. Хуже всего были их минометы. Гроги боятся огня так же, как некоторые из вас страшатся змей, пауков или большой высоты. Наша участь была плачевной. Несколько моих соплеменников, включая моего отца и меня самого, обороняли здание в саду перед входом в Клан-Холл. Они подтащили туда ящики со взрывчаткой. И когда я это увидел, созвал всех наших, и мы ушли через тайный ход, ведущий в старую библиотеку. Взрыв разнес все вокруг в пух и прах. Я осмотрел потом Холл. Бомба или осколок снаряда угодил в подвал, где прятались дети. Они все погибли. Я прошел по другому подземному ходу к посту, на котором командовал Главный Старейшина, но нашел там только кровавые пятна на полу. Я поставил себе цель отомстить Хай-Хефлу за гибель моего клана. Я выслеживал его, бродя вокруг руин, оставшихся от наших владений, поджидая случая расправиться с ним. Но он заправлял судьбами выживших под охраной людей и телохранителей из числа Серых. Только представь себе этот безграмотный сброд, который непрестанно жует жвачку и почесывается, пока Золотые надрываются, работая на них. Как ни странно, но те немногие из наших, кому удалось спастись и спрятаться в городе, избегали меня. Возможно, их так настроил Хай-Хефл, который говорил, что это я навлек беду на клан своими неосторожными речами и что вообще все эти смерти и разрушения произошли оттого, что несколько сумасшедших вроде меня повлияли на Главного Старейшину. И теперь мой народ живет так же, как многие из тебе подобных, мой Дэвид. Немногим лучше рабов. И слушаются приказов одного из Золотых, который повторяет ту ложь, которую ему велят говорить. Мне ничего не оставалось, как уйти из города и поселиться одному. Я все еще жду, что мне повезет. Но иногда подумываю о том, чтобы отправиться на север и узнать, удалось ли спастись там в горах десятой части нашего клана.
Валентайн полез в свой планшет.
— У меня тут есть несколько карт. Может, они тебе помогут?
— Я тоже захватил несколько из вашей старой библиотеки. Но я не пойду на север, пока не отблагодарю тебя.
Валентайн покачал головой:
— Хватит говорить об этом! Ты мне ничего не должен. Стоило мне взглянуть на того, кто прикончил голыми руками тех гарпий, и я сразу же проникся к тебе симпатией. И с моей стороны это была вовсе не милость, а дань уважения.
— Ладно, посмотрим, мой Дэвид. А теперь твоя очередь рассказать мне свою историю. Мне ужасно нравится слушать про людей. На самом деле мне ни разу не удавалось по-настоящему долго беседовать с вами. И я чувствую, мы с тобой родственные души. Ведь и тебе пришлось глотнуть немало горя, и это мучает тебя.
— Хорошо бы сейчас выпить, — сказал Валентайн.
— Ты хочешь сказать, вина или ликера? — спросил Ан-Ха. — Мы умеем делать отличное вино из фруктов, так называемый этродж. Но с собой у меня его нет. Кончился еще до того, как налетели эти твари.
— С удовольствием попробовал бы, — сказал Валентайн, оглядываясь на треснувшие стены дома, грязный потолок и покореженную мебель. — Ты поведал мне о своих сородичах. Даже не знаю, что рассказать о своих. Мы делим друг друга по цвету кожи и по языку, по тому, где мы живем и чем занимаемся. Вернее, так было прежде. А сейчас, я считаю, осталось только три группы людей: те, кто помогает курианам, те, кто их терпит, и те, кто им сопротивляется. Те, кто им помогает, не вызывают у меня никаких симпатий. И это же относится к большинству из тех, кто их терпит. Если долго об этом думать, невольно отчаешься. Сам я принадлежу к той группе, которая с курианами борется. Как и мой отец. Я не знаю точно, по какой причине он покинул Миссию, но сейчас, когда я уже сам служу ей несколько лет, могу догадаться. Мне неизвестно, когда он встретил мою мать — до или после того, как бросил воевать. Думаю, это случилось уже после. Он попытался мирно жить примерно в трехстах милях к северу отсюда. Совсем как та ваша «десятина», ушедшая в края, где зимы слишком длинные и холодные для куриан. Мои родители создали семью — сначала родился я, затем мои брат и сестра. В Северной Миннесоте люди каждое лето уходят в леса и возвращаются только осенью. Летом мы прятались от полицаев — ты ведь знаешь, кто они такие, правда? И от Жнецов. А зимовали мы в своих жилищах. Стараясь выходить, только чтобы нарубить дров или на подледную рыбалку. Я думаю, мой отец не слишком далеко забирался в лес. Нас нашел патруль полицаев. Меня в тот момент не было дома — я ушел собирать колоски. Они убили всю семью. Скорее, просто чтобы развлечься. Один человек, старый священник, друг моего отца, воспитал и выучил меня. Когда мне вот-вот должно было исполниться восемнадцать, в нашу деревню пришли солдаты со Свободной Территории Озарк.
— Я слышал об этом месте, — сказал Ан-Ха. — Вы там причиняете беспокойства курианам.
— Беспокойство, — машинально поправил его Валентайн. — Но ты, наверное, хотел сказать: «Вы создаете проблемы курианам».
— Не проблему? — уточнил Ан-Ха.
— Нет, — ответил Валентайн, и Ан-Ха недовольно покачал головой.
«Мы и впрямь родственные души, — подумал Валентайн. — Ну кто еще, когда на каждом шагу подстерегает смерть, станет беспокоиться о грамматике?»
— Рассказывай дальше, — потребовал Ан-Ха.
— И я отправился на юг вместе с другими молодыми ребятами из Миннесоты. Мне было интересно узнать, кто такие эти люди, что сражались вместе с моим отцом. Мне хотелось что-нибудь сделать — отомстить за них или заменить их. Следуя по стопам отца, я мог понять, кто такой я сам. Во всяком случае, так мне тогда казалось. И я жаждал крови. Показать этим подонкам, что они могут убить наших отцов и матерей, но мы, их сыновья и дочери, тут же встанем на их место. Моя одноклассница, девушка по имени Гэбриэлла, тоже присоединилась к этой группе. У меня… были чувства к ней.
— Понимаю, мой Дэвид. Когда вы, люди, спариваетесь? В этом возрасте?
— Спроси лучше, когда мы не спариваемся.
Ан-Ха сложил руки на животе. Валентайн уже неплохо его изучил и знал, что этот жест означает крайнюю степень веселья.
Валентайн продолжил рассказ:
— В первый год нас заставляли чуть не до смерти трудиться на строительстве и фермах. Я думаю, они таким образом отсеивали непригодных. Мы закалялись, учились действовать сообща, и каждая капля нашего пота шла на пользу Свободной Территории. Но в тот год Гэбриэлла погибла — по вине этих чертовых гарпий и Жнеца. Мы сумели их наказать. Но Гэбби этим было не вернуть.
— Ты странный солдат, воюешь в одиночку, — заметил Ан-Ха.
Валентайну не хотелось говорить лишнего.
— Это долгая история. Считай, что я просто разведчик, который зашел слишком далеко.
— А теперь ты возвращаешься домой?
Валентайн кивнул:
— Да, домой.
— Я думаю, нам суждено было встретиться, мой Дэвид. Мы оба потеряли свои семьи. И оба бродим в одиночку. Ты почти вдвое моложе меня, но твоя нога ступала там, куда я отваживался перенестись лишь в мечтах. Я видел, как у тебя загорелись глаза, когда я упомянул людей Генерала и «Ломаный крест». Может, ты передумаешь прямо сейчас возвращаться домой, если я скажу тебе, где именно их можно найти?
Пока они разговаривали, Валентайн поймал себя на мысли, не было ли все это искусной ловушкой. Но он отбросил подобное предположение: будь это так, грог вполне мог прикончить его во сне прошлой ночью. И даже если Ан-Ха сочинил всю свою историю на пустом месте, у него, похоже, было не меньше причин ненавидеть «Ломаный крест», чем у Валентайна.
Валентайну не терпелось попасть на базу «Ломаного креста», но Ан-Ха настоял на том, чтобы они сперва запасли побольше еды в дорогу, поскольку вблизи ставки «ломаных» у них могло не оказаться возможности свободно охотиться. И еще Ан-Ха нужно было оружие взамен того, которое он потерял в битве с гарпиями. Они уже собирались отправляться в путь, но этот вопрос все еще не был решен.
— Без ружья я чувствую себя голым, мой Дэвид.
— Но я же предложил тебе мой пистолет.
— Вот еще! Я имел в виду, без настоящего ружья.
— Ан-Ха, я уже и так сильно опоздал на встречу с моим товарищем. А твоя идея идти в ту часть города, где живут Золотые, слишком рискованна. Почему бы нам не отправиться туда, к реке, где поселились люди?
— Там полно полицаев. Нас обязательно заметят. Меня там могут опознать. К тому же нам нечем заплатить за ружье, если только не другим ружьем. Хотя твой автомат стоит двух хороших винтовок.
— Но это не приведет меня к берегам Платта, где мы могли бы…
Валентайну не удалось закончить фразу. Он почувствовал странный запах, доносящийся с берега озера.
— Опасность, — прошептал он.
Грог в такие минуты поддается инстинкту. Ан-Ха опустился на все четыре конечности, спрятавшись под окном, в то время как Валентайн зарядил в свой ППД первый магазин.
— Откуда? — спросил грог.
— Со стороны озера, с севера. Давай проверим, что там у входа.
Валентайн прокрался к окну. Держась в тени, он осмотрел кусты и деревья, разделявшие дом и то, что осталось от сельской дороги. Да, там были гроги. Один из тех, кого Ан-Ха называл Серыми, пристроив длинную винтовку в развилку ствола дерева, целился в фасад их дома.
Кот вернулся в гостиную. Ан-Ха забрасывал влажным песком из их туалетного ведра очаг, чтобы загасить огонь.
— Наверное, это клан Браслетов, — предположил Ан-Ха. — Один из их разведчиков, должно быть, видел нас возле дома или же вычислил по следам. Они идут сюда со стороны озера вшестером. У них веревки. Наверное, они собираются схватить меня и надеть сбрую. Если это так, то они увидят: этот старый конь еще может лягаться.
— Они успели тебя заметить?
— Не думаю. Иначе они либо стали бы стрелять, либо спрятались бы.
Валентайн проверил, убрал ли он в рюкзак свои карты и остальные пожитки.
— Насколько я понимаю, — сказал он, — у нас есть три варианта. Принять бой прямо здесь…
Грог закрыл и тут же открыл глаза.
— Они сожгут нас вместе с домом, мой Дэвид.
— Второй вариант — попытаться договориться или сторговаться с ними…
На сей раз Ан-Ха вспомнил, как люди выражают отрицание, и помотал головой:
— Браслеты притворятся, что согласны, мы не станем тратить на них пули, а в итоге они нас все равно убьют.
— Остается третий выход — драпать со всех ног.
— Зачастую это мудрее всего, — согласился Ан-Ха. — Но они будут в нас стрелять, пока мы бежим.
— Иди за мной, — сказал Валентайн. Он подхватил рюкзак и повел грога в гараж.
Из отверстия в крыше, там, где сквозь разбитое амбразурное окно пробивался папоротник, проникал свет. Деревянная дверь все еще держалась на ржавых петлях.
— Они, наверное, будут брать дом штурмом, — сказал Валентайн. — Они вломятся сюда с грохотом, взорвут гранаты, если они есть.
— Нет, мой Дэвид. Гранаты — слишком ценная вещь, чтобы тратить их на бродяг вроде нас. К тому же они не могут исключать, что у нас имеются влиятельные друзья. Вдруг окажется, что ты, к примеру, представитель «Ломаного креста». Они войдут внутрь и расстреляют всякого, кто не будет в знакомой им форме. А почему мы стоим тут и разговариваем? Здесь же нет выхода, а вылезать через эту дыру будет слишком долго.
— Мы не полезем на крышу. Ты сейчас пробьешь новую дверь.
Ан-Ха схватил автомат, крепко прижав его к телу своими мощными руками. Когда Валентайн услыхал, как гроги, издав нечленораздельный крик и круша двери и окна, начали прорываться в дом, он сосчитал про себя до пяти и затем кивнул Ан-Ха.
Золотой выставил вперед плечо размером с конное седло и навалился на запертую дверь гаража. Его удар не уступал по силе разряду фугаса, и старая деревянная дверь разлетелась на куски.
Ан-Ха заметил снайпера у разветвленного дерева, как раз там, где и говорил Валентайн, но сейчас у Золотого была гораздо более выгодная позиция для выстрела, чем когда он находился внутри дома. Одним выстрелом он сбил грога, и тот кубарем покатился с дерева. Ан-Ха повернулся направо и следующим выстрелом поразил грога, который прикрывал своих вламывающихся в гостиную товарищей. Раненый грог выронил винтовку, которую уже нацелил в их сторону.
Как и было задумано, «живой таран», обернувшись, бросил ППД Валентайну, который залег возле дома, нацелив оружие на дверь. Ан-Ха прыжками ринулся во двор, к тому дереву, где еще недавно прятался сбитый им снайпер. Золотистый грог занял позицию, оставленную его дальним сородичем, откуда открывался обзор на входную дверь.
Валентайн сдвинулся немного в сторону, и теперь его оружие было нацелено туда, где располагался гараж. Он услышал какой-то шум в той стороне. Из-за угла наполовину высунулась чья-то голова. «Что толку от твоих глаз, если ружье молчит», — говаривал один старый мудрый Волк. Валентайн вспомнил это наставление, когда выстрелил в показавшегося из-за двери грога. Но промахнулся, пуля попала в угол гаража, а голова исчезла.
Он бросился было бежать, но услышал, как Ан-Ха выстрелил из пистолета пятидесятого калибра куда-то в сторону двери.
— Прикрой меня! — бросил Ан-Ха, и Валентайн снова упал на землю, на сей раз взяв на мушку среднюю часть дома.
Валентайн диву давался, насколько он и это необыкновенное существо понимали друг друга. А ведь еще несколько дней назад, встретив этого грога, он мог принять его за врага и убить на месте. Ан-Ха отобрал у грога-снайпера патронташ с блестящими снарядами и перезарядил громоздкое (для человека) оружие. Валентайн заметил какое-то движение в окне и нажал на курок. Пули разбили стекло и если кого-то убили, то по чистой случайности. Валентайн по-пластунски дополз до своего товарища и залег рядом со сбитым грогом. Из рюкзака мертвого грога торчала самодельная граната. Он показал ее Ан-Ха.
— Добросишь до дома?
— Да хоть через озеро!
Валентайн выдернул чеку и передал гранату рукояткой вперед длиннорукому воину. Ан-Ха отвел назад руку, вытянул другую вперед, приняв классическую позу метателя, и метнул гранату прямо на покрытую упавшими листьями крышу.
Они бросились бежать, Валентайн впереди, срезая угол и понуждая своих врагов открыть по ним беглый огонь. Они перелезли через упавшее посреди дороги дерево: Валентайн перескочил преграду, словно в беге с барьерами, а Ан-Ха — как прыгун с шестом, роль которого сыграла его длинная левая рука.
Граната, которую метнул Ан-Ха, так и не взорвалась: что-то в ней заело, или же один из грогов ее вовремя обезвредил. Пара беглецов устремилась на юг. Вокруг них в стволы деревьев то и дело вонзались пули.
Шестеро грогов преследовали их, прыжками передвигаясь по перелеску вдоль разбитого сельского тракта. Их осталось пять после того, как Ан-Ха притаился за деревом и в то время как Валентайн продолжал бежать, пристрелил возглавлявшего погоню грога. После этого преследователи сбавили скорость и стали осторожнее. И когда Валентайн с ветки дерева, на которую его подсадил Ан-Ха, прикончил еще одного, погоня прекратилась.
— Мы ушли от них, — сказал Ан-Ха, тяжело дыша и опустившись на все четыре конечности.
— Твоя взяла, старый конь. — Валентайн взглянул на заходящее солнце. — Но они от нас не отстанут.
Этой ночью Ан-Ха наконец обзавелся оружием.
Они описали дугу, и Валентайн, оставив обессиленного грога со своим рюкзаком и автоматом в отдалении, вернулся к кирпичному дому со стороны, противоположной той, куда они сбежали. Он забрал у убитых грогов две гранаты.
Вал прокрался по периметру вокруг дома, прислушиваясь к доносящимся изнутри хрюканью и лаю. Гроги собрались вокруг своих раненых и отдыхали в задней комнате, возле очага. Он как можно осторожнее подготовил гранату.
У Серых было неплохое обоняние, а слух — еще лучше. Один из них учуял запах фитиля или услышал шорох. Он подал сигнал тревоги. Валентайн помедлил пару секунд и бросил гранату в окно, зажав уши пальцами.
Как только прогремел взрыв, он выхватил саблю и бросился к задней двери. Его задача состояла в том, чтобы в наполненной дымом комнате разить направо и налево все, что двигалось. Застигнутые врасплох, оглушенные, гроги вели себя как слепцы, играющие с огнем. Только один из них догадался сбежать. Кровавый след протянулся за ним по полу к тому месту, где раньше было окно, а теперь — дыра, через которую он и собирался ускользнуть из западни. Но до окна он не добежал. Валентайн догнал его и полоснул саблей вдоль спины.
Вскоре пришел Ан-Ха. Не обратив никакого внимания на последствия кровавой бойни, он принялся осматривать винтовки убитых и в конце концов выбрал одну из них, с черным прикладом. Грогам нравились ружья с шишковатыми, причудливо изогнутыми прикладами, и эта винтовка не была исключением.
— Надо ее еще пригнать, чтобы была мне в самый раз, — сказал Ан-Ха. — Но это хорошее ружье.
Он также заполнил свой патронташ пулями величиной с палец.
Следуя инструкциям Ан-Ха, Валентайн уложил тела грогов в ряд — на спину, левая ладонь на сердце, правая прикрывает рот и нос, ружья сбоку. Другой патруль из клана Браслетов, найдя трупы, вероятно, задержится, чтобы похоронить их как следует. Они покроют тела слоем древесных грибов, препятствующих разложению, и будут слишком заняты траурной церемонией, чтобы организовать погоню.
— Серые злятся на вас, людей, за то, что вы сжигаете их покойников. Они думают, что вы убиваете их не только в этом мире, но и не даете душам их смельчаков переселиться в Лес Героев. Лучше уж оставить их лежать на поле боя.
— Слыхал когда-нибудь выражение: «В чужой монастырь со своим уставом не ходят»? Никто бы не стал нарушать их обряды, если бы они сами первые на нас не напали.
— Это на совести предыдущего поколения.
Валентайн подумал о диких лесах Западного Миссури. Отряды Волков могли бы добраться до Омахи, разведать тропы, по которым вслед за ними прошли бы более мощные силы.
— Если б мы с вами были заодно, то могли бы покончить с наследством, оставленным тем поколением.
— Золотые уже испили чашу союза с курианами. И поняли, какие это мерзавцы. А потом еще этот «Ломаный крест». Многие из наших согласились бы присоединиться к вам.
— Хорошо бы найти взрывчатку получше этих гранат, — заметил Валентайн, шаря среди снаряжения Серых. — Мы могли бы напасть на «ломаных» в их собственном логове.
— Я могу тебе в этом помочь, — сказал Ан-Ха. — На Старом рынке можно достать все, что угодно.
Для Валентайна все, что было до 2022 года, представлялось старым. Но эта часть города, расположенная у реки, была древней даже по понятиям Старого Мира, во всяком случае, как он их себе представлял.
Квадратные кирпичные домики теснились друг к другу. Окна, там, где их не заложили кирпичами, были новые. На западном и южном фасадах многих домов все еще оставались черные следы от пожара — свидетельство воздушных налетов, разрушивших город и старую военно-воздушную базу на юге.
Они вошли в этот район, пройдя вдоль Миссури. Река протекала южнее города, распространяя вокруг запахи ила и водорослей, и лишь слегка отдавала сточными водами, что было, по наблюдениям Валентайна, редкостью для городских артерий. Вдалеке, между опорами железнодорожного моста, работала тронутая ржавчиной землечерпалка, поднимая со дна пласты грязи. Чуть дальше, у причала, стояли на приколе несколько барж, уменьшенные копии тех больших судов, которые Валентайн видел издалека на Миссисипи. Тут же были перевернутые каноэ и даже парусные шлюпки.
Ан-Ха не слишком много сообщил Валентайну об этом населенном пункте. Хотя вся Омаха и ее окрестности были отданы грогам, они, как Золотые, так и Серые, нуждались в поставках товаров — особенно инструментов и оружия. Они пригласили нескольких людей учредить торговые компании, предоставив им свое покровительство в деятельности, запрещенной на всей остальной территории Курианской Зоны, и небольшой участок земли возле прибрежных полей и дугообразного озера. Представители «черного рынка» процветали и, по мере того как разрастались сообщества квислингов в Айове и некоторых районах Канзаса, становились в глазах куриан чем-то почти законным.
Старая часть Омахи не имела крепостных стен. Валентайн и Ан-ха прошли на север от причала, мимо вонючих мусорных куч и полчищ одичавших кошек, устроившихся на солнышке в проемах выбитых дверей и окон. Ан-Ха вывел Валентайна на чистую, вымощенную булыжником мостовую. На каждом подоконнике и крыше был устроен маленький цветник. Повсюду свободно паслись козы и телята. Каждое животное было помечено краской.
— Здешние торговцы имеют свои фирменные знаки, — пояснил Ан-Ха. — Когда я пришел сюда, их было три. Мне сказали, что так ведется уже много лет. Эти три Торговых Дома терпят друг друга, но не чужаков. Они делят между собой пастбище, но помечают свой скот. У них также есть общие сады. Говорят, у них там, за рекой, растут яблони, и вишни, и орешник. Но я там ни разу не был и не знаю, как они разграничивают эти владения.
Люди, в большинстве своем опоясанные портупеями, слонялись тут и там. Некоторые из них вставали со скамеек и выходили на тротуар, так что Ан-Ха был вынужден обходить их по проезжей части.
— И ты это терпишь? — спросил Валентайн.
— Лучше снести оскорбление, чем получить пулю. Валентайн признавал, что это благоразумно, но все равно раздражался.
— В какую из компаний пойдем?
— В Дом Холта. В принципе, они неплохо ладят с Золотыми. Там за главного Большой Человек.
— Что он за тип? — Валентайн не знал, чего и ждать, и надеялся только, что он не окажется омахским вариантом Герцога из Чикаго, одновременно добродушным и пугающим.
— Я бы не назвал его другом, но он всегда поступал со мной по справедливости. Он смотрит далеко вперед, мне нравится его манера говорить и действовать, исходя из долгосрочных, а не сиюминутных интересов.
— Это удается немногим.
— Вот его эмблема. Она украшает здание, и его люди носят ее как фирменный знак.
Валентайн рассмотрел эмблему. Он уже встречал нечто подобное: круг с зелено-черно-белым изображением длинноволосой безмятежной женщины в окружении звезд. На втором этаже, над выступающей из стены эмблемой, в окне, забранном железными прутьями толщиной в дюйм, виднелся вентилятор.
— Здесь есть электричество? — поинтересовался Валентайн.
— Да. Владельцы Домов сообща пользуются угольным генератором. Когда-то давно я пробовал раздобыть у них такой же для Золотых. Но ничего не вышло.
Когда они подошли к расположенной под фирменным знаком двери, с деревянного сундука поднялся человек с длинными волосами. Внимательно разглядывая подошедших, он потянулся за пистолетом.
— Чего надо?
— Повидать вашего управляющего, — сказал Ан-Ха.
— Ты позволяешь этому грогу говорить за себя, приятель? — спросил у Валентайна охранявший вход стражник. — Обычно у вас люди — это язык, а гроги — мускулы.
— Я всего лишь телохранитель, — сказал Валентайн.
— Пусть так. Кладите оружие в этот ящик, и я впущу вас. А увидите вы Большого Человека или нет, это уж как он сам захочет.
Ан-Ха кивнул Валентайну. Стражник отпер сундук. Ан-Ха прислонил свою трофейную винтовку к дверному косяку. Валентайн сложил в ящик пистолет, паранг, саблю, лапы и ППД.
Стражник покачал головой:
— Ты зря думаешь, что напугаешь нас этим железом, приятель. Я еще обыщу твои карманы. Что-то подсказывает мне, что к своему Генералу ты отправишься на носилках. Давай, что там у тебя еще?
Валентайн вытащил короткий складной нож и положил к остальному оружию. Больше ничего у него не было.
— Можешь быть доволен, это все.
Стражник обыскал их обоих с головы до ног.
— Тут пришли посетители, — крикнул он через дверь.
— Впускай, — через секунду раздался ответ.
Пожилой мужчина, с седыми висками, в солнцезащитных очках, увидев Ан-Ха, опустил ружье.
— Ба, дружище! Сколько лет!
Валентайн с облегчением увидел, что тот был искренне рад встрече.
Старик кивнул Валентайну и пожал руку Ан-Ха.
— Я думал, ты отовариваешься теперь в Биг-Берне.
— Я был в бегах, мой Ян. Познакомься, мой новый брат — Дэвид.
Ян закрыл дверь и запер массивную задвижку. Вы сменили маршрут? — поинтересовался Ан-Ха.
— Торговые реки пересыхают. Даже на севере. Те из нас, кто предпочел бы продавать продукты, сейчас зарабатывают на оружии. Генерал нас прижимает.
— Тогда, может, мы и поладим. Нам как раз надо повидать Большого Человека по поводу Генерала.
— Пустая трата времени. Эта крыса усиливает свой Курианский Центр. Пытается заставить нас перебраться к нему на базу, носить этот их чертов крест. А мне, да и большинству из нас, не улыбается тащиться туда, чтобы отдавать честь и лизать задницу этим Жнецам. Пока это еще только разговоры, но Большой Человек считает, что никуда не денешься — придется сниматься с места и бежать куда глаза глядят. А пока он велит нам не нарываться и держаться подальше от их базы.
Минут через пятнадцать управляющий Дома Холта принял их.
Большой Человек оказался вовсе не большим и даже не среднего роста. На взгляд Валентайна, в нем было около четырех футов девяти дюймов, и в боксе он выступал бы в «весе петуха». Его отличали блестящие черные волосы и густая борода. На нем была рубашка с расстегнутым воротом, ремень с серебряной пряжкой и штаны с отворотами, спадающими на остроносые туфли. К тому же он оказался кривоног и с «куриной грудью».
Валентайн прикинул, что ему было немногим за сорок. Когда Валентайн учился быть Волком, его наставник упоминал о поколении, которое ветераны называли «дети хаоса». В те годы, которые на Свободной Территории принято именовать Поражением, дети, как правило, рождались недоношенными, слабенькими и уже так никогда и не выправлялись. Валентайн в те годы был знаком с несколькими из них такими же щуплыми, как стоявший сейчас перед ним человек, но тем не менее сильными духом. Невероятные трудности, выпавшие на долю того поколения, думалось Валентайну, разделили его на сверхвеликодушных и сверхэгоистичных людей.
Он надеялся, что Большой Человек относится к первым.
Хозяин Дома принял их на третьем этаже, стоя возле огромного окна и разглядывая через заляпанное местами стекло старую Омаху. Между ним и пустым стулом, изображавшим партнера по игре, располагался деревянный шахматный столик, с доской и золотыми и серебряными фигурками. Кабинет, в центре которого стояли массивный письменный стол и книжный шкаф, был заставлен разнообразными вещами. Однако все, включая статуи, ковры, картины, вазы, казалось каким-то беспорядочным нагромождением предметов, особенно по сравнению с обстановкой Ролана Виктора в Канзасе.
В ближайшем к ним углу, отделенном от Большого Человека складной ширмой, сидел косоглазый помощник. Он делал какие-то записи в журнале, лежащем перед ним на столе. Огромный же стол самого Большого Человека был пуст, если не считать лампы и большой тетради в кожаном переплете.
— Ан-Ха, — голос у Большого Человека оказался монотонным, слегка писклявым, — что привело тебя и твоего телохранителя в мой дом?
— Поздравляю с повышением, — сказал Ан-Ха. — А что сталось с прежним Большим Человеком?
— Одержимость. Ее, я полагаю, занесли на одну из наших барж крысы, которых они специально развели там, южнее, в Озарке. Ему не повезло: проверял полученный груз и сунул руку в мешок с рисом, а перчатки не надел.
— А ты взял его имя вместе с должностью управляющего?
— Ну, это как бы шутка. По-моему, нормально.
Большой Человек подошел к столу и сел. Он с трудом передвигал ноги, опираясь на костыли. Как только он сел, они куда-то делись.
— Нам что, сразу уйти? — спросил Ан-Ха.
— Как, ты даже не представишь своего друга? — удивился Большой Человек.
— Его зовут Дэвид.
Хозяин буравил Валентайна взглядом.
— Наверное, я должен объяснить. У нас с Ан-Ха были некоторые разногласия в прошлом. Я был против того, чтобы наш Торговый Дом продавал его соплеменникам оружие. — Он повернулся к Ан-Ха.
— Насколько я помню, я даже обвинил тебя в поедании человеческих младенцев. Десять лет назад… Тогда гнев затмил все лучшее во мне. Гнев, который Золотые нисколько не заслуживали.
— А я в ответ вызвал его на поединок, — продолжил Ан-Ха, — добавив к одному оскорблению другое, еще худшее.
— У вас что, была дуэль? — спросил Валентайн, не дождавшись, чтобы кто-то из них закончил рассказ.
— Нет, — сказал Большой Человек. — Вмешались более холодные головы. Ты ведь не собираешься повторить вызов?
— Нет. — Ан-Ха прикрыл и открыл глаза.
Валентайн почувствовал, как растаяло повисшее было в воздухе напряжение.
— Нам нужна ваша помощь. Помощь Дома Холта.
— А что вы дадите взамен? Мы ведь торгаши. Для кого-то — контрабандисты. Для других — квислинги. Я видел, как ты доставал Волчий паранг.
— Мою бригаду разбили этой весной, — сказал Валентайн. Правда, пусть и не полная, сейчас была лучше самой правдоподобной лжи. У нас весьма необычная просьба.
— Януария, будь добра, принеси нашим гостям бутерброды и лимонад.
— Женщина, прятавшаяся за ширмой, выскользнула из комнаты.
— Лимонад? — удивился Валентайн, подходя к шахматному столику.
— Спасибо курианам. Они его отменно делают кое-где, в укромных уголках долины Миссури.
Валентайн разглядывал положение фигур на доске. Золотой король был под угрозой — только ладья и пешка защищали его от серебряных коня, двух пешек, слона и короля.
— Ты играешь? — спросил Большой Человек, разворачиваясь на стуле.
— Немного. Меня учил отец. И мы иногда играли с приемным отцом, хотя оба были не слишком сильными шахматистами.
— Ты видишь какой-нибудь выход для черного короля? Я пытаюсь свести игру к ничьей.
— Под «черным» вы подразумеваете золотого короля?
— Да. Прости. Обычай требует, чтобы фигуры именовались черными и белыми, вне зависимости от их подлинного цвета.
Валентайн задумался:
— Нет. Я вижу тут мат в три хода.
Большой Человек вздохнул:
— В два. Если король пойдет в нападение.
— Как насчет того, чтобы доиграть? Пока мы ждем бутерброды.
Их хозяин с воодушевлением проковылял назад.
— Ты гость. Выбирай: белые или черные?
— Серебряные.
Валентайн двинул вперед пешку.
Восемь ходов спустя, обойдя коней, черная королева вышла вперед.
— Шах и мат, — произнес Большой Человек своим безучастным голосом.
Они с Валентайном обменялись рукопожатиями.
— Кто для вас Генерал? Вражеский слон или свой король?
Большой Человек в задумчивости подпер рукой подбородок.
— Вражеский король. Я плачу ему дань — целые баржи еды. И он считает меня одной из своих фигур. У меня позиция не лучше той, что была перед нашей с тобой игрой. А у меня еще и ладьи нет. Только три этажа всякого хлама.
Подоспели бутерброды, и Ан-Ха оторвался от созерцания живописи в пыльных рамах.
— Януария, ты мне пока не понадобишься. Если хочешь, можешь сходить домой, — сказал Большой Человек.
Валентайн заметил, что они обменялись взглядами.
— Все в порядке, я себя хорошо чувствую. И они не из «Ломаного креста».
Он принялся расставлять фигурки на доске в исходную позицию.
— Сыграем еще партию?
На этот раз серебряные слоны Большого Человека разделали Валентайна как пара дуэльных шпаг. Мат в одиннадцать ходов.
— Зачем вы пришли?
— За оружием для Золотых, — сказал Ан-Ха, когда Валентайн и Большой Человек снова сели за игру. — Мой народ будет сражаться против «Ломаного креста».
— Послушай, Ан-Ха. Я ведь только с виду калека.
Валентайн пошел королевой и съел слона.
— Южный округ тоже будет участвовать. Возможно, уже через несколько месяцев здесь будут отряды Медведей. Вы ведь знаете, кто они такие?
— Свежо предание… Поверю, только когда увижу это собственными глазами. Генерал предъявил мне ультиматум: встать на его сторону, убраться отсюда… или нас сожгут. Твой ход.
Валентайн видел, что ему грозит на сей раз: Большой Человек пожертвовал конем, чтобы спасти королеву. Валентайн потерял ладью, и тут же последовал мат.
— Сыграем еще раз. И не будем меняться фигурами, мне нравятся серебряные, — предложил Валентайн.
— Отлично.
Теперь они играли молча. Валентайн потерял коня, и, когда слоны противника снова двинулись вперед, его пешки заперли их, давая выход королеве. Она пошла вперед и взяла ладью, пешку и слона, прежде чем ее саму съели. Затем вперед вышли его ладьи. Большой Человек поморщился, нахмурил брови и сделал конем ход назад. Валентайн послал слона вперед, съел пешку, потерял слона и выдвинул своего последнего коня.
Он объявил шах.
Большой Человек, улыбаясь, пошел королем.
— Шах и мат, — сказал Валентайн.
Большой Человек протянул ему руку:
— Мои поздравления. Я понял, чем кончится дело, еще два хода назад. Но не подал вида. Ты заслужил право поставить мне мат.
Валентайн восстановил на доске ту позицию, которая на ней была в начале их встречи.
— Сэр, возвращаясь к этой патовой ситуации… Предположим, вы берете эту пешку и превращаете ее в королеву.
— Это вряд ли.
— Но если такое случится…
— Полагаться на маловероятное — неверная стратегия.
— И все-таки…
Ан-Ха навострил уши, прислушиваясь.
— Тогда изменится весь расклад. И будет ничья. А в зависимости от поведения белого слона, я даже могу вырвать победу.
— Если вы снабдите оружием Золотых, в гетто, на базе, то эта одинокая пешка станет страшной силой.
— Нет. Я не стану рисковать будущим своего Торгового Дома.
Уши Ан-Ха обвисли.
— Спасибо за бутерброды. Я рад, что мы позабыли о прошлом.
Большой Человек кивнул:
— Удачи вам в будущем.
— Только на это и надежда, — сказал Валентайн. — Спасибо, что уделили нам время.
— Спасибо за игру. Меня уже много лет никто не обыгрывал.
Валентайн и Ан-Ха направились к двери. Когда они уже были на пороге, Большой Человек их окликнул:
— Дэвид, послушай моего совета: пользуйся принципом «доверяй, но проверяй». И будешь чаще выигрывать. Игрок, полагающийся только на интуицию, — это прекрасно. И однажды даже может победить мастера. Но чаще он все равно проигрывает.
Кот кивнул. А Большой Человек вернулся к доске. Валентайн оставил в двери щель и заглянул через нее обратно в комнату. Большой Человек, задумчиво нахмурив бровь, двинул золотую пешку вперед.
— Вот тебе и разжились взрывчаткой, — хмыкнул Валентайн, когда они снова оказались на улице.
Ан-Ха поднял глаза к небу:
— Можно попробовать еще в одном месте. Всего в паре шагов отсюда.
— Еще один Торговый Дом?
— Остальные имеют дело только с охотничьими ружьями.
— Что тогда?
— Ставка Генерала, где сейчас заправляет Хай-Хефл. Это там, за стенами, где томится в заточении мое племя.
Устроившись на одном из этажей остова небоскреба (здесь, скорее всего, когда-то располагался один из угловых офисов), Валентайн смотрел поверх центральной части Омахи туда, где находилось гетто Золотых.
Лежа на животе, он неторопливо изучал один из полуразрушенных кварталов. Позади прежней библиотеки, ныне резиденции главаря узурпаторов и его щита — «Ломаного креста», стояли две одинаковые постройки. В них, как было известно Валентайну, располагались фермы по выращиванию сердечного корня, так восхваляемого Ан-Ха, и содержались пленники из числа Золотых. По словам Ан-Ха, нижние этажи и лестницы сохранились, хотя кое-где стены и окна были пробиты волной от ядерных взрывов. Большинство Золотых обитали на уцелевших этажах, в крохотных, разделенных перегородками клетушках, правда оборудованных водопроводом, что, как считал Ан-Ха, было настоящим местным чудом Омахи.
«Ломаный крест» добавил к этому некоторые изменения. Квартал Золотых обнесли стеной, поверх которой были вцементированы осколки стекла. Новый Главный Старейшина настоял на этом в целях безопасности своих грогов. Но Ан-Ха был уверен, что стена скорее не давала выйти наружу его соплеменникам, чем защищала их от внешних врагов. В пользу этой версии говорили парные деревянные сторожевые башни, установленные с обеих сторон от стены.
Валентайн прикинул, что весь квартал занимает площадь около квадратной мили в районе, когда-то именовавшемся Нижней Омахой. Ан-Ха утверждал, что центр города контролировался быстро размножающимся сообществом грогов. Но даже их немногочисленные постройки внутри обнесенного стеной квартала не производило впечатления густонаселенного гетто.
— Непохоже, чтобы там было особенно много твоих сородичей. Вон, только несколько из них работают в саду да еще очищают от камней поле там, на северо-западе.
— Каждый день через железнодорожные ворота на юге прибывает поезд. Мой народ — отличные строители, и твой «Ломаный крест» использует их на старой базе, к югу от города. Те, кто не хочет жить впроголодь, отправляются с этим поездом. Тем, кто на них работает, «ломаные» раздают суп и хлеб. Кое-кто из Золотых живет в загонах прямо на базе.
— Это называется — брать заложников. Генерал действует по принципу «доверяй, но проверяй». Так же как и Большой Человек.
— Когда-то среди Золотых считалось почетным удачно провернуть торговую сделку, или сочинить поэму, или точнее всех метнуть дротик в спортивном состязании. А сейчас наверх продвигаются самые недостойные.
— Ты бывал там, внутри, после того, как все это случилось?
— Да, набегами. Это опасно. Но я не раз встречался с теми, кому так или иначе удавалось оттуда ускользнуть. Мой народ — отличные изобретатели: закрой им одну лазейку, они тут же отыщут другую. Хотя это очень рискованно, особенно по ночам. Капюшонники из «Ломаного креста» видят сквозь стены, а иногда и под землей.
— Видят — не совсем точное слово. Они улавливают энергию, которая исходит от живых существ и называется аурой.
Грог кивнул:
— Я слышал об этом, но думал — это сказки, просто чтобы напугать нас. Люди Генерала бродят по ночам вокруг стены. А днем за моими сородичами наблюдают охранники в башнях. Иногда это люди, иногда — Серые или же лизоблюды из компании Хай-Хефла.
Валентайн, не отрываясь от бинокля, не смог сдержать улыбки:
— Да ты просто ходячий словарь, Ан-Ха. Я, кажется, ни разу в жизни не слышал, чтобы кто-то употреблял слово «лизоблюды».
— Я влюблен в ваш язык, мой Дэвид. В нем мало логики, да и мелодичности тоже, зато есть просто восхитительные выражения.
— Не спорю. Мой бывший сержант-механик, когда я еще служил в трудовом отряде, очень любил такие выражения. Ни логики, ни уж тем более мелодичности. Но уж как скажет, так прямо в точку.
Ан-Ха рассмеялся:
— Работяги они все такие.
— У тебя, говоришь, есть план, как нам попасть внутрь? Выкладывай, что придумал?
— Через стену нам не перебраться. Слишком много препятствий, ловушек, сигнализация. Днем нас наверняка засекут, а ночью учуют капюшонники. Остаются два варианта. Первый кажется менее рискованным, но тут не обойтись без удачи. Мне известно о двух ведущих под стену тоннелях. Но моим сведениям уже несколько месяцев. А как мне говорили, «ломаные» обычно находят эти тоннели. Мы можем спуститься под землю лишь затем, чтобы обнаружить: проход заделан. Или с виду он представляется свободным, но окажется заминированным, и мы взлетим на воздух, одновременно заблокировав подземный ход. Второй вариант требует большей смелости. Как городские, так и железнодорожные ворота охраняются людьми, низшими чинами «Ломаного креста». Для них все Золотые на одно лицо. Очень редко кто-то из Золотых дежурит в карауле, чаще всего это Серые. Я мог бы промаршировать внутрь, притворившись одним из хай-хефловских лизоблюдов (раз уж тебе так по душе это слово), а тебя проведу как будто бы под конвоем. Так мы могли бы дойти до самого Клан-Холла. Но уж там-то личная охрана Хай-Хефла остановит дежурный патруль и меня обязательно опознают.
— Сколько там охранников? — спросил Валентайн.
— Обычно от двенадцати до пятнадцати. Трое не отходят от него, стоят возле двери в его покои сутки напролет. Еще один — у входа в Холл, а те, кто не на дежурстве, собираются внутри ставки или где-то поблизости. Они все вооружены, потому что боятся моих сородичей, которых предали.
— У них такое же вооружение, как в «Ломаном кресте»?
— Да, их арсенал как раз там, под присмотром людей Генерала. Насколько я понимаю, у них еще есть небольшой пост на той стороне реки. Они уже много чего понастроили на старой южной базе. Генерал набирает ремесленников и механиков отовсюду. Он на одной Омахе не остановится.
Валентайн кивнул:
— Вот этого-то я и боялся. Из твоих слов следует, что он намерен напасть и на мои родные края. И судя по тому, что мы видели, у него это может получиться. А командование Южного округа никак этого не возьмет в толк.
«Ты всего лишь человек, — сказал он себе. — Возвращайся назад, в Озарк, с тем, что уже разузнал».
«Никто в одиночку не может остановить работу всей фабрики, но испортить какую-то деталь ему по силам, — возразил Валентайну внутренний голос. — Южный округ, если и пошлет сюда войска, то не раньше весны. А к тому времени может оказаться уже слишком поздно».
Валентайн совершал в своей жизни отчаянные поступки, но проходить через сторожевой пост с приставленным к спине ружьем, которое держит враг, было верхом наглости. Заложив руки за голову, Дэвид с усилием переставлял ноги по расчищенной среди булыжников тропинке, там, где прежде была широкая оживленная улица.
Сначала он просил Ан-Ха вести его под прицелом автомата.
— Нет, мой Дэвид, — возразил Золотой. — Он слишком заметный. Самый последний стражник у ворот считает себя выше моего народа и, не моргнув глазом, отберет оружие.
Они спрятали ППД и рюкзак Валентайна в развалинах здания, из которого наблюдали за гетто Золотых. Ан-Ха нес саблю, паранг и пистолет Валентайна, а мнимому арестанту из оружия остались только его боевые лапы.
Вечерние тени уже сгущались над городом, когда унтер-офицер «Ломаного креста» с любопытством заметил приближающуюся странную парочку. Он проявлял нетерпение, как тот, кто ожидает повышения по службе. Чуткий слух Валентайна уловил разговор стражников.
— Один из наших доблестных союзников, кажется, выиграл настоящий приз, — произнес капрал с серебристыми свастиками на рукавах серого форменного комбинезона.
— Лучше б они для разнообразия привели женщину, что ли, — откликнулся рядовой в комбинезоне другого цвета.
— Сперва продвинься по службе. Это офицерам достаются бабы получше, сержантам — второсортные шлюхи, а остальным — кукиш.
— Что правда, то правда, сержант.
Как только парочка подошла к зигзагообразному забору с колючей проволокой, ограждающему днем ворота, капрал выступил вперед.
— Стоять, ближе не подходить! — приказал он, предупреждающе вскинув винтовку. Один глаз у него располагался выше другого и, как будто для симметрии, уголок рота был опущен. — Кто такие?
— Да-Хест, Служба железнодорожной безопасности, сэр! — рявкнул Ан-Ха. — Я задержал этого человека по эту сторону старой границы между штатами, прямо на южной линии. Он был вооружен, сэр!
Капрал обернулся к часовому.
— Тоже мне — Служба безопасности, — пробормотал он вполголоса. — Жрут по три раза в день, а остальное время дрыхнут под мостом.
Он снова посмотрел на грога.
— Хорошая работа, как тебя там… Датест? Наконец-то какой-то результат для разнообразия. Обычно ваши кормят нас пустыми россказнями о бандитах, которым почему-то всегда удается смыться, да еще и своих покойников прихватить. Дай-ка взглянуть на оружие.
Ан-Ха вытащил револьвер Валентайна и передал капралу.
— Он был не заряжен, сэр.
Капрал осмотрел оружие, крутанул барабан.
— Ничего особенного. Рядовой Уайлд, тебе… э-э… триста пятьдесят седьмой не нужен?
— Нет, сэр. Аккерман, я знаю, искал девятимиллиметровку…
— Кому вообще нужен пистолет с барабаном? — спросил другой часовой.
Уайлд кивнул:
— Эти их солдаты, только они и таскают с собой это старье. Тупые козлиные пастухи.
— Еще и поцарапан весь, добавил капрал, крутя цилиндр и проверяя спусковой механизм. — Был бы хоть хромовый или на худой конец из нержавейки. Тогда чего-нибудь стоил бы. А эта вороненая сталь через пару лет уже ни на что не похожа.
— Произошла ошибка, сэр, — заговорил Валентайн. — Я просто курьер, у меня друзья но обе стороны реки. И тут и там, сэр. Большой Человек со Старого рынка в долгу не останется, если вы меня отпустите.
Капрал покосился на него тем глазом, что располагался ниже на лице:
— Послушай, я тебе не какой-нибудь голодный ополченец и не инспектор по сбору податей. Я сделан из нержавеющей стали. На меня лапшу не повесишь — соскальзывает.
«А еще ты так раздуваешься от важности, что даже не догадаешься задать стоящий вопрос», — подумал Валентайн.
— Ладно. Не для того я здесь потею, чтобы с тобой возиться, — решил капрал. — Датест, этот парень здоров как бык. Накачал мускулы, таская мешки с контрабандой. В Пещере он пригодится. Посади-ка его покамест под замок, отправим с завтрашним поездом.
Капрал заглянул под маленький навес и сделал какую-то пометку на доске. Часовой отступил, пропуская их через ограждение, и Ан-Ха провел Валентайна мимо поста.
— Подумайте, сэр, — бросил Валентайн через плечо. — Свяжитесь с Большим Человеком. Скажите ему, что Блэки попал в беду. Он будет благодарен. И не поскупится.
— Да он сделает как всегда, — захохотал капрал. — Скажет, что он честный бизнесмен, а о тебе впервые слышит.
«Это-то мне как раз и нужно», — подумал Валентайн.
Ан-Ха отконвоировал Валентайна в гетто для Золотых и свернул на узкую тропинку, ведущую на гору, к библиотеке.
— До возвращения поезда еще больше часа, — прошептал Ан-Ха. — К тому времени уже стемнеет, и капюшонники выйдут посмотреть на разгрузку. Они всегда приглядывают, если мои сородичи собираются более-менее большой группой. А до тех пор спрячемся, мой Дэвид.
Они миновали стоящие в ряд домики из старых шлакоблоков. Но это не были сделанные на скорую руку хибары — Золотые обращались с каменными обломками, как те художники, которые битое стекло превращают в мозаику, а расколотые кирпичи и покореженное железо — в настоящие произведения искусства.
Пожилые гроги — их шерсть с годами стала серовато-белой — сидели на деревянной завалинке, урча что-то по-своему.
— В эту дверь, быстро! — приказал Ан-Ха.
Валентайн подчинился. Он отодвинул занавеску и шагнул в довольно простое помещение.
Покрытый белой шерстью грог оторвался от своего ужина и посмотрел на вошедших. Он дважды моргнул и внезапно навострил уши.
Они с Ан-Ха несколько минут беседовали на своем языке, и в конце концов тот, что был старше, прихрамывая, вышел из комнаты. Валентайн выглянул в окно, рассматривая жизнь гетто изнутри.
— Это старый друг моих родителей, — пояснил Ан-Ха. — Он пошел предупредить остальных, чтобы они нас не выдавали. А потом свяжется с еще одним другом в Клан-Холле. Ага, мой Дэвид, попробуй-ка это!
Он разломил пополам продолговатый корешок. Внутри он был полый, как будто рос вокруг воткнутого в середину стержня. Валентайн попробовал его на вкус и нашел довольно приятным, слегка напоминающим тыкву, с консистенцией недоваренных макарон.
— Мы обычно макаем это в мед, но где сейчас его взять?
Ан-Ха открыл сундук и принялся ворошить сложенные в нем вещи. Наконец он вытащил простой синий балахон, напоминающий кимоно, — любимую одежду Золотых.
— Совсем неплохо, — сказал Валентайн, прожевывая еще один кусочек корня. — Напоминает свежий хлеб. К нему бы мелассы. Что это?
— А я тебе не сказал? Это и есть сердечный корень — главная пища нашего племени. Чтобы его получить, не нужно ничего, кроме любой почвы, будь то чернозем, засушливые земли, просто грязь, да времени. Он растет почти круглый год, пока вода не замерзнет, хотя зимой его рост замедляется.
Грог сменил порванную и грязную робу на выбранный им синий балахон. Они коротали время за разговором о бывшей библиотеке и о том, где именно может находиться арсенал.
Они дождались темноты и вышли из дома, едва заслышав шипение и свист вползающего в гетто поезда. Валентайн был во всеоружии: заряженный револьвер в кобуре на бедре, сабля — за спиной, под черной шинелью, рукоять торчит из-под воротника. Ан-Ха по-прежнему обходился своим пятидесятым калибром, перехватив его посредине ствола. Кроме того, под новой робой грог прятал паранг Валентайна.
Они пересекли центральную часть гетто — нечто среднее между ухоженным садом и диким нарком. Возле поросшего лилиями пруда отдыхали овцы.
Ан-Ха шел, выпрямившись во весь рост.
— Сюда, мой Дэвид.
Грог завел его в небольшой дворик возле еще одной хибарки. Валентайн увидел (и почуял носом), что по соседству, в центре поля, находится сортир. Ан-Ха остановился и, опершись на винтовку, взглянул на простиравшийся впереди луг.
— Здесь могила моих сородичей, — тихо и медленно произнес Ан-Ха. — Когда Хай-Хефл пришел к власти, они свалили тела в выгребную яму. Там, среди мертвых, и мои родители, и Главный Старейшина, и еще много тех, кто оказывал сопротивление. Вперемешку с теми, кого просто захватили под горячую руку.
Ан-Ха снял свои шлепанцы и погрузил длинные пальцы ног в землю.
— Мои жена и сыновья тоже здесь. Я хотел, чтобы они ушли с той «десятиной» в Канаду, но она не пожелала расставаться с близкими. Две тысячи Золотых лежат в этой земле. Говорят, если прислушаться, можно услышать их стоны. Мне рассказывали, что сначала, по примеру вас, людей, мое племя растило здесь цветы. Но однажды, когда уже была построена стена, этот Генерал, который признает либо повиновение, либо смерть, явился сюда с инспекцией. Увидев множество прекрасных цветов, он велел их вырвать, а на их месте поставить уборные и всем подряд ими пользоваться. Первым, конечно, вызвался Хай-Хефл, который всегда найдет, как сильнее оскорбить представителей своего же племени. Одно время они даже водили сюда в конце дня рабочих с железнодорожной станции. Золотые отказываются пользоваться туалетами в Пещере, которую строит этот Генерал. Они ходят в кусты у реки или же терпят до дома.
— Прости… — Валентайн был потрясен его рассказом. — Ты ведь не говорил, что был женат.
— Я сам с собой играю в прятки. Когда не говоришь и не думаешь об этом, боль на время стихает. Она была красавицей — как глядя, так и зная. Ой, прости, я говорю с тобой по-английски, но в мыслях сбиваюсь на язык Золотых. Сейчас исправлюсь: она была очень красива — и внешне, и внутренне.
— Конечно, ничуть не сомневаюсь, — сказал Валентайн. И он правда так думал, хотя не имел ни малейшего понятия о том, как гроги представляют себе физическую красоту.
— Я так рад, мой Дэвид, что удалось здесь побывать. Я ведь раньше видел это место лишь издали. Но надо спешить — у нас много дел там, на горе.
Они направились через лесок вверх по склону, к старой библиотеке. Снизу она казалась неким храмом. Валентайн почувствовал присутствие Жнеца где-то внутри. Чуть впереди дорогу им перебежал койот или, может быть, одичавшая собака, голова и хвост низко опущены. Несколько парочек Золотых грогов встречались тут и там, среди деревьев. Женские особи, меньшего роста, следовали за своими партнерами, прижавшись к их спинам.
— Постой минутку, — попросил Валентайн.
Грог опустился на четвереньки и вслед за Валентайном посмотрел на здание библиотеки.
Валентайн сконцентрировал свои ощущения. Его тело расслабилось. И он понял, где находится Жнец. Он был под землей.
— Что с тобой, мой Дэвид? — спросил Ан-Ха.
— Все в порядке. Один из капюшонников прямо под нами.
— Ты учуял его?
— Вроде того. — У Валентайна не было времени на объяснения. — Но ты говорил, у тебя есть план, как попасть внутрь, — напомнил он, глядя на прочно забранные решетками и ставнями окна первого этажа.
— Друг моего отца знает одну Золотую из команды Хай-Хефла. Она терпеть не может нового Главного Старейшину и, когда может, сообщает моему племени разные полезные сведения. Она должна устроить так, чтобы после обхода стражников одно из окон второго этажа осталось незапертым. Она очень рискует — ведь ей придется остаться внутри на всю ночь. На втором этаже окна без решеток, они думают, что туда не забраться.
— А мы как же заберемся?
— С помощью вот этого. — Грог указал на флагшток перед длинным низким зданием, справа от Грейт-Холла.
Валентайн посмотрел на знамя «Ломаного креста», безвольно свисающее на фоне ночного неба.
— Только не говори мне, что в этом бараке — солдаты «Ломаного креста».
— Именно так.
— Но это же огромный риск. — Валентайн внимательно рассмотрел стражника, дежурившего у Грейт-Холла. Солдат Хай-Хефла носил форму с кожаными наплечниками, налокотниками и наколенниками, а также шлем, скроенный под его чуткие подвижные уши. Со своего поста он не видел барак.
— Перед бараком часового нет.
— Нет, но по вечерам двери наглухо запираются.
Стараясь не попасться на глаза Золотому стражнику у главного входа в бывшую библиотеку, нынче служившую Грейт-Холлом Золотых, они обогнули здание. Валентайн пригляделся и прислушался. Не заметив ничего подозрительного, он взял Ан-Ха за руку, и они вместе бросились бежать по растрескавшейся цементной дорожке. Грог двигался с таким шумом, что Валентайн с тоской почувствовал, как ему не хватает Дювалье. Возвратилась ли она назад, на Свободную Территорию? Или ждала его в условленном месте, с каждым часом проклиная его все больше и больше?
— Сколько в гетто этих капюшонников? — спросил Валентайн.
— Никто не знает. Их число меняется. Порой, я слышал, их здесь бывает до тридцати. Они используют нашу землю в качестве базы для операций в других частях города. Тренируются перед тем, как завоевать еще один клан.
Жнец не шевелился. Валентайн надеялся, что, чем бы капюшонник ни был занят, он не отвлечется еще хотя бы несколько минут.
— Сюда!
Они подбежали к флагштоку.
— Его ставили люди, не Золотые, — заметил Ан-Ха. Он обхватил шест обеими руками. — Пусть это будет шея Хай-Хефла.
Его мышцы напряглись и вздулись, когда он сначала раскачал, а затем стал вытягивать флагшток из земли. Валентайн попытался было укрыться, но решил, что в этом нет смысла. Они были на самом виду, и если бы их засекли, то уже давно прикончили бы, так что осторожность в эти считаные секунды ничего не решала. И он подбежал к флагштоку с другой стороны, чтобы помочь Ан-Ха, хотя в его руках не было и половины той силы, которой обладал грог. Ан-Ха толкал шест, Валентайн тащил, потом — наоборот. Скоро флагшток зашатался, и Ан-Ха крепко ухватил его своими ручищами, как удав, сцапавший дикого оленя. Мощным рывком он вырвал кирпичное основание из земли.
Грог взялся за тяжелый конец шеста, а Валентайн — за верхушку, где крепилось знамя, и им удалось подтащить флагшток к стене здания.
— Нам повезло, что «ломаные» плохо следят за твоим племенем, — заключил Валентайн, у которого сводило ноги от тяжелой ноши. — Парочка патрулей, и мы могли бы сказать нашему плану «прощай».
— Мой народ живет в унижении, под страхом перед капюшонниками и их огнеметами, мой Дэвид. Они до смерти измучены работой за миску супа. Им уже не нужны надсмотрщики.
Хотя Ан-Ха и управлялся с тяжелым концом шеста, он даже не запыхался. Наоборот, он выглядел воодушевленным.
Они стояли под тем самым окном, но сквозь, как предполагалось, незапертые ставни не просачивалось и полоски света. Шест был аккуратно прислонен к стенке.
— Жди здесь, — прошептал Валентайн и полез по флагштоку, радуясь тому, что он деревянный и, значит, можно пользоваться лапами.
Ставни тихонько отворились. Он спрыгнул с подоконника в темное помещение, пахнувшее Золотыми. На полках рядами выстроились банки с краской и моющими средствами. Валентайн понял, почему караул осматривал эту комнату всего один раз после заката: здесь совсем нечего было красть. Разве что Дювалье была бы не прочь стащить склянку скипидара, чтобы взорвать все к чертовой матери!
Это была соблазнительная мысль. Но Валентайн вернулся к окну.
— Избавься от шеста, — высунувшись наружу, прохрипел он, как больной ларингитом, который не может говорить громко, но хочет, чтобы его слышали.
Ан-Ха повиновался, а Валентайн тем временем со рвал и связал вместе две холщовые занавески. Он намочил ткань над раковиной влажный холст прочнее и узел вряд ли развяжется, — а затем обернул самодельную веревку вокруг себя, ухватился за нее как можно крепче и выбросил свободный конец в окно. Ан-Ха поймал его и стал взбираться вверх. Валентайн напрягся из последних сил, уперся ногами в простенок под окном, чтобы не упустить свой конец веревки, по которой карабкался грог весом в полтонны.
Наконец тот пролез в окно, оставив свою громоздкую винтовку снаружи. Они развязали рюкзак с оружием Валентайна. Он предложил грогу на выбор: пистолет или паранг.
— Если нам тут придется драться, то нож будет в самый раз, — решил Ан-Ха, взял паранг и зажал его во рту, лезвием наружу. Глаза у Золотого сверкали.
Валентайн услышал за дверью шаги. Он приложил палец к губам и указал на дверь. Уши Ан-Ха встали торчком, ловя тихую поступь.
— Это Золотая, — прошептал грог.
Раздался стук. Ан-Ха успокаивающе кивнул Валентайну и открыл дверь, впуская уменьшенную копию себя самого, правда, без резко выступающих клыков, зато с более длинными и выразительными ушами. Они приветствовали друг друга булькающими звуками. Валентайн сомневался, сумеет ли он воспроизвести нечто похожее, даже если однажды Ан-Ха решит обучить его языку Золотых.
Соплеменница Ан-Ха передала ему два ключа на железном кольце и вышла так же бесшумно, как и вошла.
— Она поджидала нас в соседней комнате. У Вихи нет повода задерживаться здесь после работы, и если ее обнаружат, тут же убьют. Она просила проверить, закрыты ли ставни, когда будем уходить.
Он показал Валентайну кольцо.
— Эти ключи — от железных ворот, закрывающих вход в подвал. Если кому-то из уборщиков надо туда пройти, дежурный офицер из «ломаных» должен ее открыть. И пока он спал на посту, она стащила у него ключи. Похоже, не все они «сделаны из нержавейки».
Валентайн не уставал удивляться храбрости некоторых из тех, кто жил под пятой куриан. Они управляли, опираясь на страх, запугивая свои жертвы, чтобы те им подчинялись. Но на некоторых это действовало лишь до определенного момента, а потом даже угрозы пыток и смерти не срабатывали. Эти несчастные выбирали смерть и даже были рады ей, если такой ценой удавалось причинить хоть какой-то вред своим поработителям. Валентайн уже не в первый раз задумывался, а хватило бы у него самого на это мужества.
Но подобные размышления не шли на пользу сокрытию его ауры. Валентайн направил энергию внутрь себя, концентрируя внимание до тех пор, пока его тревоги не сжались до маленького хрусталика, скрытого в мозгу.
— Ан-Ха, ведь остается еще этот Жнец, с которым надо что-то делать. Я думаю, он где-то в подвале. И боюсь, он услышал или учуял, как ты сюда поднимался. Послушай, будь умником, подожди здесь, пока я с ним разберусь, ладно?
— Да, мой Дэвид. Все, что попросишь. Хотя лучше делать что угодно, лишь бы не ждать.
— Ты пока можешь собрать тут какое-нибудь тряпье и вскрыть склянку со скипидаром. Может быть, придется выступить в роли диверсантов и устроить поджог.
Ан-Ха кивнул и принялся сваливать кучей в мусорную корзину грязные полотенца.
— Да вонзится твой клинок в грудь твоего врага.
Валентайн отложил в сторону револьвер. Он наполовину вытащил из ножен саблю и провел пальцем по лезвию.
— У Жнеца два сердца — по обе стороны груди. Я буду целиться ему в горло — оно, по крайней мере, одно.
Ан-Ха выставил вперед кулак с поднятым большим пальцем. Валентайн ответил улыбкой — ему стало тепло на душе от этого одобрительного жеста, хоть пропорции руки грога сильно искажали его. Он закинул ножны с саблей за спину и подтянул ремни.
Он выбрался из кладовки. Коридор вел вниз, в затемненный зал. Валентайн различил декоративную баллюстраду в направлении центрального атриума, как и описывал его товарищ. Тусклые электрические лампочки выхватывали из темноты образчики работы по камню и дереву, выполненные руками Золотых поверх прежней отделки.
Лежа на животе, Валентайн прополз дальше, по направлению к атриуму. Он то и дело останавливался, прислушиваясь. Какие-то звуки доносились до него с первого этажа, но в непосредственной близости все было тихо. Он дополз до атриума и скользнул к лестнице. Смотреть. Слушать. Нюхать. А потом — вниз.
Спустившись на первый этаж, он выждал пару минут в алькове, ощущая дыхание спящего здания. Шум доносился только из караулки сразу возле главного входа, где сменившиеся с дежурства Золотые охранники ужинали и разговаривали. Он уловил запах сердечного корня, так пахнет только что выдернутая из земли морковка. Помня о наставлениях Ан-Ха, он пробрался к лестнице, ведущей в подвал, никем не замеченный, сопровождаемый лишь смутными звуками откуда-то снизу. Продвигаясь вниз по ступеням, прислушиваясь и принюхиваясь, он понял, что там, внизу, работает какой-то механизм. В подвале дома жалобно выл генератор. Валентайн различил также слабый запах медикаментов, скорее всего антисептиков.
Жнец, без сомнения, уже был где-то совсем близко. Вопрос жизни и смерти состоял в том, сумеет ли Кот продолжать слежку и утаить от Жнеца свою жизненную ауру до тех пор, пока не подберется к капюшоннику достаточно близко для того, чтобы действовать. Соревнование по конспирации, как в тех книгах из Старого Мира про подводные лодки, которые выслеживали друг друга в холодной темной воде. Прежде чем воспользоваться ключом, Валентайн дождался, чтобы Жнец убрался подальше от ворот у начала лестницы.
Валентайн заметил звонок на стене, прямо под холлом второго этажа, возле двери, из-за которой пробивался свет и доносились разговоры. Судя по всему, звонок приводился в действие с помощью отходящего от него провода с выключателем на конце. Дверь была на сигнализации, о чем, видимо, не подозревал никто из грогов. Валентайн размышлял в течение целой минуты, но так и не пришел ни к какому решению. В конце концов, не будет же этот Жнец вечно торчать в другом конце подвала.
Нужно было действовать, а если так, то действовать надо смело. Он отпер оба замка, прикрывая саблю бедром.
— Йо-хо! — позвал он. — Я уже у двери. Отключишь для меня сигнализацию?
— Иду, — раздался усталый голос, когда смолкло эхо.
Человек в белом халате лаборанта показался у двери и машинально повернул выключатель. Валентайн ринулся в открытую дверь и одним прыжком пролетел шагов десять по коридору.
— Эй, — произнес человек в белом халате.
Но было уже поздно. Он дернулся было, чтобы нажать на красную кнопку тревоги, но Валентайн взмахнул саблей и отсек протянутую руку ниже локтя. Разинув рот, лаборант завораженно смотрел на результат произведенной ему ампутации, а Валентайн уже вонзил кончик сабли ему в горло. Выдернув клинок, он завернул за угол и ворвался в освещенную комнату. Женщина, тоже в белом халате, успела крикнуть, прежде чем он убил ее. Все было кончено, и только кровь медленно текла по выложенному плиткой полу. Ослепительно яркие лампы освещали остатки ужина на столе. Обстановка комнаты состояла из металлических стеллажей и белых шкафов, напоминая аптеку или учебный класс. Здесь же находились медицинские принадлежности: бинты, пузырьки с йодом, подносы с инструментами. В дальнем конце комнаты Валентайн заметил какой-то прибор, но у него не было времени с этим разбираться.
Раздался крик, едва ли уступающий реву сигнала тревоги. Приближался Жнец. Валентайн бросился к воротам и снова их запер. Затем отступил назад, в лабораторию, втащив за собой мертвого мужчину. В своей любимой позе отбивающего в бейсболе, с саблей наготове — Валентайн притаился за дверью. Он слышал шаги Жнеца по коридору и как тот остановился, наткнувшись на кровавый след убитого лаборанта и его отрубленную руку, которую Валентайн забыл убрать. А затем он сделал такое, чего Валентайн никак не мог ожидать от Жнеца: он развернулся и побежал назад.
Валентайн бросился вдогонку. Жнец в развевающемся плаще завернул за угол, и Валентайн замедлил бег, опасаясь, что тот прячется за углом. Но он ошибся: Жнец уже был в соседней с холлом комнате. И быстро говорил что-то своим противным тусклым голосом.
— Красный корпус! Пост двенадцать вызывает красный корпус! шипел он, нажав красную кнопку микрофона, встроенного в крышку стола. Хотя голос был такой же, как у Жнецов, что-то в его модуляции и ритме было странное.
И тут Жнец обнаружил Валентайна. Он обернулся, узкие зрачки расширились, рот открылся. Валентайн нацелил клинок ему в горло. Противник увернулся. Слишком медленно для Жнеца — то есть ему потребовалась целая секунда вместо ее доли, чтобы пригнуться.
Но и доли секунды было бы достаточно. Жнец рухнул на пол уже без головы, которая отлетела, разбрызгивая черную кровь по бетонным стенам.
Человек в камуфляжной форме «Ломаного креста» стоял возле перевернутого стула, застыв от ужаса при виде смерти Жнеца. Очнувшись, служащий центра связи потянулся за пистолетом, и Валентайн одним взмахом сабли справа налево раскроил ему живот, наступил на запястье, выдернул и забрал оружие. Человек валялся на полу, верещал от боли и пытался удержать вываливающиеся из брюха внутренности.
Валентайн отвернул в сторону микрофон, не обращая внимания на испускающего дух «ломаного». Он отключил радиосистему, перерезав кабель.
Повисший кабель напомнил ему кое о чем. И это было связано с той женщиной-лаборанткой, которую он тоже убил. У нее было кое-что: прибор для переливания крови. Точно такие же висели в том помещении, за лабораторией. Внезапно все встало на свои места.
Валентайн бегом вернулся в соседнюю с лабораторией комнату.
Двенадцать огромных металлических гробов выстроились по обе стороны комнаты, и из них доносился равномерный электрический гул. Тринадцатый гроб стоял в проходе между двумя рядами. Гробы были шире и глубже, чем обычные. Больше всего они напоминали Валентайну вышедшие из употребления кабинки для загара времен Старого Мира, которые он однажды видел, когда прятался в бывшем солярии. На гробах виднелись загадочные кнопки без каких-либо надписей, а рядом мигали сигнальные лампочки.
Дэвид закрыл за собой металлическую дверь и запер ее на задвижку.
По шуму и мигающим сигналам Валентайн определил, что семь гробов были подключены и находились в рабочем состоянии. Над каждым из них с Т-образной перекладины свисали трубки капельницы. Валентайн направился к гудящему, мигающему огнями центральному устройству и обошел его кругом. Он услышал, как внутри, по некой водопроводной системе льется вода. С одной стороны устройства был приделан люк размером с дверь.
Не зная, чего ожидать, Валентайн открыл люк. Внутри, как кусок дерева в реке, плавал очень бледный, изможденный человек с пробивающейся на щеках щетиной. По всему его телу с помощью присосок телесного цвета крепились провода, которые сходились на его бритом черепе. Отвратительный солоноватый запах исходил от этого мини-бассейна.
Мужчина с изумлением открыл зеленые глаза, и Валентайн поймал растерянный взгляд человека, который еще минуту назад управлял Жнецом. Сколько же лет он занимался этим? Сколько человек убил с его помощью его курианский властелин? Вылезал ли он из этого резервуара, жаждя рвать горло своим жертвам, как тот «ломаный», которого Валентайн повстречал в Чикаго и который периодически неделями торчал в резервуаре?
Вот почему Жнецы разговаривали друг с другом, на что обратила внимание Дювалье. И пускали в ход ружья, тратя при этом впустую жизненную ауру. «Ломаный крест» представлял собой симбиоз мозга людей-воинов с неуязвимыми телами Жнецов.
Валентайн схватил человека за горло и опустил его под воду, на дно резервуара. «Ломаный» изо всех сил пытался вырваться из тисков. Его ослабевшие от длительного бездействия мускулы отказывались работать. Пищал один из датчиков на стенке заполненного водой резервуара. Человек попробовал вцепиться длинными ногтями в лицо Валентайна, но Кот успел увернуться. Забулькали пузыри. Последнее содрогание, и писк датчика перерос в пронзительный тревожный вой. Валентайн посмотрел на мертвое тело. Во время борьбы электроды отпали, и на месте каждого обнаружилась маленькая татуировка в виде свастики.
Валентайн отключил вызывающий раздражение датчик. В воцарившейся тишине спазм, который обычно наступал у него после драки, был как взрыв фугасной бомбы, сильный, но приносящий облегчение. Валентайна вырвало его обедом из сердечного корня прямо в соленую воду резервуара. Но расслабляться было некогда. Он прополоскал рот, зачерпнув пригоршню воды из другого, свободного бассейна.
Покончи с этим.
Спустя несколько минут еще шесть мертвых тел плавали в своих индивидуальных резервуарах в соляных, перемешавшихся с кровью растворах. А где-то там семь Жнецов бродили в замешательстве, лишенные мозговых импульсов своих операторов. Валентайн вытер саблю белым халатом и удостоверился, что в других капсулах нет новых кандидатов в ряды «ломаных». Ему хотелось кричать, стонать, занять себя лихорадочной деятельностью, только бы не думать о том, что случилось в эти последние несколько минут.
«Забудь. Те, кого ты убил, не люди. Уже нет», — убеждал его внутренний голос. Валентайн чуть ли не со смехом подумал, уж не сходит ли он с ума. Не затеяло ли его подсознание настоящий путч? В сущности, ему было все равно, и это, возможно, являлось еще одним симптомом наступающего помешательства.
Его отключавшийся мозг уловил звон сигнальной сирены.
Он взвел курок пистолета и осторожно открыл дверь. В подвале было тихо, как в склепе, в который он, по сути дела, и превратился. Валентайн прокрался через главный коридор и увидел Ан-Ха, который взламывал решетку на двери. Валентайн отключил сигнализацию. Но звон не утихал, и единственное, что пришло Валентайну в голову, — это выстрелить в сигнальный звонок. Но где-то в недрах здания сирена продолжала выть.
— Вот что значит техника, — сказал Валентайн. — Стоит что-то повернуть, и дверь захлопнется. Мне не улыбается остаться здесь запертым.
— Рад видеть тебя в здравии, мой Дэвид. Ты нашел арсенал?
— Арсенал? — переспросил Валентайн так, как будто забыл в магазине уже оплаченный фунт сахара.
Он подошел к двери и открыл ее. Ноги были как ватные, и он старался не упасть.
— Ты не ранен, мой друг? — встревожился Ан-Ха, его уши встали торчком, как рога у готового к атаке быка. Грог обнюхал царапины от ногтей на лице Валентайна.
— Нет. Пошли, найдем этот арсенал. Он, должно быть, за одной из тех дверей.
Арсенал в самом деле располагался за стальной дверью, которая даже не была заперта. Оружия там оказалось меньше, чем они рассчитывали: автоматические винтовки и пистолеты, несколько дробовиков, ящики с фанатами и минами и два миномета. В шкафах и на полках вдоль стен они обнаружили также ящик с подсумками и коробки с патронами малого калибра. Валентайн напрасно искал патроны, подходящие к его ППД, и в конце концов взял один из автоматов «Ломаного креста». Он рассовал по карманам магазины с патронами.
Ан-Ха выбрал себе дробовик и станковый пулемет. Патронные ленты к нему он повесил себе на шею, как священник — епитрахиль.
Друзья покинули арсенал и прошли к воротам в подвал. Валентайн сложил часть поклажи у подножия лестницы и начал подниматься с «Калашниковым» наготове. Ан-Ха шел следом, и только стук патронных лент выдавал движения Золотого.
Валентайн расслышал голоса грогов в большом зале, на балюстраде и лестнице, ведущей к верхним этажам.
— Прикрой лестницу. А я посмотрю, что там за дверью, — сказал Валентайн.
Он рванул к вестибюлю, сопровождаемый автоматной очередью, выпущенной Ан-Ха. Дежурные Золотые бросились врассыпную. Валентайн отодвинул деревянную панель: группа Золотых распласталась прямо на бетонном тротуаре. Большинство из них были и простых рабочих халатах. Еще двое, в грязных комбинезонах, прятались за неработающим, заросшим травой фонтаном. Они вооружились чем попало: железными прутами, кувалдами, обрывками цепей.
Валентайн поднял тяжелый брус, запирающий двойные двери. Он шагнул наружу и попробовал знаками подозвать к себе Золотых. Они еще крепче прижались к земле и смотрели на Валентайна так, будто он сейчас начнет по ним стрелять. Свист вонзившейся в дверной косяк пули заставил Валентайна отпрянуть в сторону.
Дождавшись, когда стихнет автоматная очередь, выпущенная его напарником, Валентайн, не оборачиваясь, окликнул его:
— Ан-Ха, здесь, снаружи, твои Золотые. По-моему, они готовы действовать, только не знают как. Брось стрелять и иди сюда, поговори с ними.
Валентайн подбежал к нижней ступеньке и нацелил автомат вверх.
— Тут есть еще один. Снизу его не видно, но стоит дойти до середины лестницы, и он выстрелит, — предупредил Ан-Ха.
Грог подошел к двери и широко распахнул обе створки. Он продвигался в ночную тьму, мыча и размахивая ‹Калашниковым» над головой.
Золотые вскочили на ноги, потрясая своими пиками и колотушками. Вышло так, что они с Ан-Ха невольно дали сигнал к восстанию.
— Мой Дэвид, прошу тебя, покажи моему народу арсенал. А у меня есть тут одно дельце, — сказал Ан-Ха, прыгая по лестнице через три ступени.
Некоторые из его сородичей, несмотря на то что не были вооружены, последовали его примеру. Выстрел разнес в щепки перила лестницы, и грог бросился на третий этаж, сея вокруг себя пули.
— Вы понимаете мою речь? — спросил Валентайн.
— Да, сэр, — прозвучали с разных сторон ответы Золотых с разнообразными акцентами.
Он провел их в небольшой арсенал, жалея, что оружия там в три раза меньше, чем надо бы. Он отдал тот автомат, что забрал у убитого им радиооператора. Золотые разобрали ружья и фанаты, не тронув взрывчатку, чему Валентайн был только рад. Нет более верного средства подавить восстание в самом зародыше, чем случайный взрыв, уничтожающий десяток передовых повстанцев.
По мере распространения слухов подходили все новые гроги. Один из них — однорукий, одноглазый, хромой старик — принялся помогать Валентайну раздавать оружие и патроны.
— Т-там, у в-ворот, м-мой друг, — произнес он, запинаясь и гнусавя. — С-своими г-глазами: в к-капюшоне м-мертвый п-падать. Ни р-ружье, ни с-стрелять. Стража т-тоже видеть и убегать. М-мой народ теперь без к-ка-пюшонов?
— Наверняка не знаю, но надеюсь, — ответил Валентайн.
Раздав остатки оружия новым владельцам, он направился к выходу из арсенала вслед за золотистой цепочкой напрягших мускулы грогов. Снаружи раздавались выстрелы. Не успел Валентайн шагнуть за дверь, как старый грог схватил его за руку.
— Бойся-бойся, сэр! — проговорил он и издал вопль, обращаясь к кому-то наверху. — А то уб-бьют.
Он осторожно провел Валентайна через дверь.
Снаружи, перед старой библиотекой, был разложен костер из дров, которые грогам удалось собрать. В основном это были железнодорожные шпалы. Парочка Золотых, в которых Валентайн признал женских особей, продолжала подтаскивать к огню шпалы. Он услышал доносящиеся со стороны барака «ломаных» выстрелы и увидел, как оттуда в небо взвились языки пламени. Часовые на башнях по обе стороны стены открыли стрельбу в направлении гетто, но они были слишком далеко, и Валентайн подумал, что единственная цель, которой им удалось достичь, — это дать понять каждому грогу в Омахе, что в квартале Золотых не все в порядке. Видя, что развитие событий полностью вышло из-под его контроля, Валентайн забрал из арсенала свои трофеи и уселся на ступенях библиотеки — наблюдать за происходящим вокруг. Старый грог раздавал команды налево и направо, подбадривая молодежь, но Валентайн не был уверен, что та обращает внимание на его приказы. Он заметил, как гроги в возбуждении вращают во все стороны ушами.
Неожиданно рядом возник Ан-Ха.
— Мой народ — как этот костер, мой Дэвид.
В его автомате закончились патроны. От грога так и разило сернистой вонью, когда он вытолкнул вперед Золотого, более волосатого и толстого, чем он сам.
— Сидеть, собака! — прорычал он пленнику. И обратился к Валентайну: — Топливо для восстания уже было наготове. Не хватало кислорода и искры. Ты дал то и другое.
— Мы дали, Ан-Ха, — поправил его Валентайн.
— Нет, ты, — настаивал грог. — В тот момент, когда вывел из строя каиюшонников. Это и был необходимый кислород. Мне рассказали, капюшонники все как один повалились замертво. Тут-то и вспыхнула та самая искра.
— Любопытно. Вообще-то, когда Жнец теряет связь с Хозяином, он начинает действовать наугад. Он опасен, но бестолков.
— Да, но это если Хозяин еще жив, ведь так?
— Кто его знает. А это, я полагаю, досточтимый Хай-Хефл?
Бедняга вцепился в штанину Валентайна:
— Сэр, отведите меня…
Ан-Ха придавил ногой шею пленника.
— Заткнись! Да, мой Дэвид. Но моей мечте не суждено осуществиться. У нас есть, вернее, был такой закон: никого из клана нельзя убить, кроме как в бою или на дуэли. А этот был безоружен. И я считаю, что по отношению к этому нарушителю наших правил закон Золотых должен быть соблюден. Пусть его участь решат вновь избранные Старейшины. Кроме того, он молил о пощаде. Мало чести — убить того, кто и так на коленях.
— Ты прав, — сказал Валентайн. Но он не был уверен, что сам мог бы проявить такое благородство, будь его семья погребена в отхожей яме.
Подошли другие гроги и привязали Хай-Хефла к железным решеткам его же дворца, откуда эта тень Генерала могла отлично видеть, что происходит вокруг. Он висел, подвязанный за запястья, и вопил, пока гроги спорили, как с ним поступить.
— Ему повезло. Муссолини был не так удачлив, — сказал Валентайн Ан-Ха.
Восставшая толпа поразила его своей самодисциплиной. Гроги держали себя в руках, иногда даже смеялись, показывая что-то друг другу. Люди, вероятно, сожгли бы предателя заживо. Валентайн припомнил жуткие рассказы Волков-ветеранов о том, что случается, когда крепости переходят из рук в руки.
— А этот Муссолини, он что, был правителем на твоей Свободной Территории?
— Забудь.
К костру подбежали еще двое грогов, у каждого за спиной — литавра, так искусно сделанная из дерева и металла, будто эти материалы родились вместе. Третий грог, с двумя барабанными палочками в руках, принялся выбивать на барабанах зажигательный ритм.
Четкий ритм пробудил в Валентайне какую-то первобытную дрожь, согревая его нутро и унимая резкую боль в животе. Барабанная дробь нарастала, и он почувствовал, как земля заходила ходуном под ногами пляшущих грогов. Даже всполохи выстрелов со сторожевых башен вдалеке, казалось, раздаются в такт барабанам. Ритм становился медленным, несколько зловещим.
Эти звуки возбудили Золотых. Они бросились на колени и принялись стучать ружьями по мостовой, их уши навострились, как рога на шлемах викингов. Барабанная дробь усиливалась, и в такт с нею нарастали удары винтовок о бетон. Как порой люди, гроги запрокинули головы и завыли, подняв лица к звездам.
Валентайна захватил этот ритм, и он затрясся вместе с теми, кого когда-то считал своими врагами.