Выжить на взлете [СИ]

Глава 4

Несколько дней девушка избегала Павла, если же они встречались, то отворачивалась, не хотела слушать его оправдания. Не открывала дверь, когда он стучался к ней, не отвечала на просьбу впустить. Лишь на четвертый смилостивилась, когда заявился к ней вечером с цветами, коробкой шоколада и каберне. Молча приняла букет, показала глазами на кухню — догадался отнести туда вино и сладкое. Наконец-то выслушала его извинение и искреннее оправдание:

— Потерял голову, сам не понимал, что творю! — после высказала свою обиду:

— Ведь мне было больно, а ты не хотел остановиться, только о себе думал!

На его обещание:

— Впредь такого не будет, я постараюсь осторожно, — последовало: — Я еще посмотрю, будет ли у нас впредь!

Но в конце концов крепость пала, после бокала вина любовники оказались в спальне девушки и уже без прежнего сумасбродства исполнили акт любви. С того вечера не расставались, Павел даже переселился к новой подруге и все теперь между ними складывалось ладно. Коллеги, конечно, заметили их любовную близость, кто-то открыто завидовал: — Вот Оле повезло, отхватила такого парня! — другие радовались за них. Во всяком случае, никто больше не приставал к Павлу с недвусмысленными намеками на более тесную связь, как бы признавая права молодой учительницы на видного ухажера. Но где-то через месяц случилась новая проблема — Оля сообщила о своей беременности. Павла такое осложнение в их отношениях не обрадовало — о детях он пока не думал, да и не считал сожительницу той единственной, с которой желал бы пройти всю жизнь. Примерно о том ей сказал:

— Решай сама — рожать или пойти на аборт, я же приму любой твой выбор. Жениться пока не собираюсь, если все же родишь, то признаю ребенка своим и помогу вырастить его.

Девушка же ответила твердо, без какого-либо сомнения:

— Конечно, рожу, пусть у ребенка будет такой отец, как ты, а не какой-нибудь алкаш, которых вокруг полно — вон, валяются под забором! А жениться на себе не заставляю, я же не дура, понимаю — где ты, а где я! Благодарна тебе, что уделил мне долю своей ласки, вот еще ребенок будет, большего мне не надо!

Конечно, Оля лукавила, ей бы хотелось большего, но все же понимала реальность — она, деревенская девушка и обычная учительница, не ровня столичной знаменитости, волею судьбы встретившемуся ей, — смирилась с вот такой бабьей долей. Да и, по-видимому, в свои двадцать пять она сама хотела ребенка и его зарождение от любимого мужчины стало счастьем в не очень радостной жизни. В принципе, подобное решение устраивало обоих, продолжали жить как прежде. Лишь девушка с большей страстью отдавалась каждую ночь, как бы набирая любовные ласки впрок до предстоящего расставания, которое рано или поздно настанет и не в ее силах хоть что-то изменить.

Между тем в школе начались занятия и внимание всех учеников, конечно, привлек новый учитель. Все в маленьком городке знали о том, кто он, дети с первого дня следили за ним круглыми от любопытства глазами. Не шумели и не баловались, как зачастую происходило с ними после каникул, с восхищением слушали такого знаменитого учителя, старались заслужить его похвалу. Правда, случилась прежняя история с ученицами, влюбившимися в свой идеал, но без каких-либо притязаний на ответное чувство. Разве что ревность к учительнице русского языка Ольге Васильевне, о связи которой с обожаемым мужчиной знала каждая из них. Вот ей девочки могли нагрубить или не слушаться, мальчики же, напротив, заступались, понимая, за что она страдает и сочувствуя ей.

Проходили день за днем, месяц сменялся другим, Павел уже привык к размеренной жизни и душевному покою, как-то позабылась прошлая суета с большими планами и проектами. Да и минувшие этим летом и начале осени бурные события в стране коснулись его сознания лишь краешком. Практически отстранился от окружающего мира вне его маленького городка и то, что происходило в столице, казалось ему далеким и неважным. Предвыборная вакханалия, ушат компромата и грязных провокаций вроде пресловутой «коробки из-под ксерокса», публичные дебаты претендентов — все эти политические игры держали в то время народ в напряжении, как в августе 91-го или октябре 93-го, люди гадали, куда же теперь повернет страна и что будет с ними.

Сам Павел сочувствовал стареющему президенту, казалось, из последних сил удерживающему власть. Коммунисты, пытающиеся вернуть прошлое, либералы с их скандальным лидером, фрондирующий генерал Лебедев, позже переметнувшийся к Ельцину — эти игроки «электоратом» не вызывали у него симпатии. Так что в какой-то мере был доволен чудом, совершенным командой президента, им самим, вдруг обревшим второе дыхание на самом финише гонки и выигравшим ее. Последующий приход к власти молодых реформаторов вроде Немцова, Чубайса и Кириенко обещал какие-то перемены, только к лучшему или напротив, наверняка никто не мог сказать. Припоминали ту же приватизацию Чубайса в начале 90-х, окончившуюся для народа громким пшиком — бесполезными ваучерами, на которых нажились лишь олигархи и кормящиеся от них чиновники.

В осенние каникулы съездил с Олей в областной центр, накупил ей и себе теплые вещи, побывали в театре и цирке, прокатились на прогулочном катере по реке. Подруга радовалась таким малостям как ребенок, видно, судьба не очень баловала ее, так что те три дня в какой-то мере стали для нее сказкой, не сбывшейся в детстве. А он, большой и сильный, держал в объятиях эту хрупкую девушку, дарил ей свою нежность и заботу, казалось ему — вот такая жизнь и есть настоящее счастье, тихое и светлое. С приходом зимы добавились вылазки по речному льду и в лес на лыжах — подруга оказалась любительницей такого занятия, бегала неплохо, а Павел едва успевал за ней, проваливаясь в глубоком снегу. Новый год встречали у живой ели, а потом, намерзшись, но довольные, отогревались у горячей печи в их любовном гнездышке.

Напоминанием из прошлого стал нежданный приезд гостей из столицы в конце зимы — на самом верху вспомнили о нем, когда приступили к проработке программы всеобщей информатизации страны. Наверное, почин бывшей компании Павла в освоение сети Рунета впечатлил правительственных чинов, вот и посчитали его лучшей кандидатурой на роль локомотива в поставленной Президентом задаче. Несколько дней эмиссары из Москвы обхаживали неуступчивого парня, а тот в ответ — с бизнесом и подобными проектами покончил бесповоротно, не имеет никакого желания вновь браться за них. Хорошо еще, что до угроз не дошли — он тогда просто ушел бы в тайгу и ищи его там, свищи! Поняв бесполезность увещеваний, гости убыли, но оставили приглашение, если вдруг передумает. Никаких последствий отказ Павла не вызвал, какого-то давления на него не произошло, так и продолжал трудиться скромным учителем в заурядной школе.

Неизвестно, сколько бы еще времени продолжалась пастораль Павла в сибирской глуши, если не пакет документов за подписью президента Российской академии наук Осипова, врученный ему в начале лета через районную администрацию. В нем обнаружил постановление Президиума об его избрании членом-корреспондентом академии и письмо с предложением возглавить создаваемый институт информационных технологий и системного анализа. К нему прилагался проект устава института — чем он, собственно, будет заниматься в отличие от уже существующих учреждений подобного профиля. В какой-то мере эти бумаги обескуражили — уж не такие великие его заслуги, чтобы оказывать ему подобные почести. Пришла догадка — наверное, не все в столице ладно, вот и подобрались к нему с другого бока. Вроде не бизнес, а чисто научное заведение, но задача ведь та же — информатизация страны.

Приглашение на научную работу в своем институте не вызвало у Павла того отторжения, что случилось зимой. Наверное, тихая жизнь в маленьком городке в какой-то мере приелась, стала слишком будничной. Конечно, мог остаться дальше, видел в ней свои прелести — богатая на красоту природа, густой смолистый воздух, от него, казалось, пропитывался силой и энергией (в том числе сексуальной — сам поражался своей неистощимостью!). Да и учить детей премудростям также нравилось, в нем даже пробудился педагогический талант — ученики все как один делали огромные успехи по его предмету, а самые лучшие из них попали на районные и областные олимпиады, добились не худших результатов. Бросать их и уезжать из городка не хотелось, но подсознательно чувствовал, что он закиснет, если останется здесь, его потенциал просто угаснет, оставшись невостребованным. Так что после недолгих сомнений и размышлений надумал все же согласиться и отправиться в Москву.

Одно обстоятельство препятствовало скорому решению — беременность Оли, ей оставалось считанные недели до родов. Оставлять ее одну в таком положении Павел не мог, совесть не позволяла. Да и за все проведенное вместе время — почти год, — настолько привязался к ней, что одна только мысль о расставании вызывала неприятие. Наверное, испытываемое к подруге чувство нельзя было назвать любовью, от которой сердце замирает, просто рядом с ней ощущал тепло и уют, ее забота о нем вызывала ответную нежность и желание принести ей радость. Похоже, что он созрел для серьезной перемены в их отношениях и в один из теплых вечеров, когда они сидели рядышком во дворе под тенистым деревом, все же решился на судьбоносный для обоих поступок. Бережно обнял ее и негромко сказал, глядя в глаза:

— Оля, выходи за меня замуж, прямо сейчас, пока наш малыш не родился!

Подруга, наверное, не поверила услышанным словам, с недоумением переспросила:

— Выйти замуж, за тебя?

Павел улыбнулся и подтвердил:

— Да, за меня, — сам задал вопрос: — Или ты не согласна?

Та прижалась к его груди и заплакала, через долгую минуту подняла голову и прошептала:

— Конечно, согласна…

Через два дня их поженили в районом ЗАГСе, администратор даже не заговаривала об испытательном сроке — выступающий живот невесты, которой вот-вот рожать, делал неуместным подобное условие. Вечером во дворе накрыли столы — помогли коллеги, принесли с собой посуду и прочую утварь, — скромно отметили столь значимое событие в жизни молодых. Новобрачная жена светилась счастьем и все радовались за нее, среди них ее муж, бережно поддерживавший, как хрупкую чашу. Руководство школы и учителя уже знали, что молодая пара скоро уедет, но никто не высказал слова в упрек, лишь желали лада и мира в их семье, многих детей, не обходиться одним. Молодожены же благодарно принимали поздравления, долго целовались под громкое «Горько» и все были довольны, расходились с теплым чувством от сбывшейся на их глазах сказки о Золушке и заезжем принце.

Выехали из городка лишь через месяц — роды прошли трудно, сын выдался крупный, — молодая мать почти две недели восстанавливалась. Но дорогу до столицы выдержала, а ребенок во время перелета спал, так что добрались без особых проблем. Устроились с удобством в просторном особняке, неделю Павел провел в хлопотах рядом с женой и малышом, помогал во всем — покупал нужные принадлежности от подгузников до коляски, нянчился с младенцем, пока Оля готовила или убиралась, сам выполнял работы по дому. Испытывал разноречивые чувства, держа на руках Васю-Василька — так по просьбе жены назвали сына в честь ее отца, — вроде нежность и заботу к беспомощному созданию, приятное ощущение от его молочного запаха, но и какую-то отстраненность, будто он чужой, вернее, еще не совсем родной. По-видимому, отцовский инстинкт в нем пока не пробудился, полагал — все со временем наладится, пусть подрастет, тогда непременно сблизится.

Помогли с хлопотами родители Павла, в первый же день приезда сына с семьей наведались посмотреть на внука, да и познакомиться с невесткой, а после заезжали каждый день после работы. Возились с малышом, давая возможность молодой маме заниматься домашними делами, приносили игрушки, детские смеси, хотя ребенку хватало грудного молока. За минувший год Павел редко общался с ними, где-то раз в месяц звонил — мол, у меня все порядке, как вы? — еще посылал поздравительные открытки. Так же коротко сообщил о своей женитьбе, после о рождении сына, на расспросы матери лишь отвечал — скоро приедем, сами увидите. Теперь же новоявленная бабушка отдавала всю нерастраченную любовь внуку, возилась с ним больше, чем родители новорожденного. В выходные дни оставалась на ночь, сама обходилась с ребенком, когда он просыпался, давая возможность молодым отдохнуть.

С невесткой старалась ладить, хотя и видно было, что не все в Оле ей нравилось, иной раз вмешивалась, показывала, как правильно пеленать малыша или сервировать стол. Ее замечания задевали молодую хозяйку — краснела, бросала недовольный взгляд, — но вслух никому не высказывала обиду, молча исправляла ошибку. Павел все это замечал, надеялся, что они притрутся даже ради него и сына. Сам не вмешивался в отношения между ними, разве что старался сглаживать возникающие порой шероховатости. Да и понимал, что властная мать, привыкшая дома устанавливать свой порядок, не со злого умысла подсказывает Оле ее огрехи, а хочет лучшего, только не всегда у нее получается деликатно. Посчитал, что две умные женщины сами разберутся, на второй неделе после возвращения отправился выяснять с новой работой, да и тот отпуск, оговоренный с куратором из Президиума, уже заканчивался.

Здание руководящего органа Академии находилось совсем рядом с родительским домом, на том же Ленинском проспекте ближе к Воробьевым горам. В назначенный час Павел сидел в приемной академика-секретаря Отделения информатики и вычислительной техники Емельянова вместе с еще тремя важными на вид мужчинами гораздо старше его. Они негромко переговаривались между собой, что-то живо обсуждали, время от времени бросали взгляды на скромно сидящего в стороне молодого человека. В их глазах замечал какой-то интерес и недоумение, казалось, они спрашивали — кто этот юноша и как его допустили в святая святых отечественной науки, где не каждому заслуженному деятелю дано право дышать одним воздухом с небожителями. Но вслух вопрос не задали и не заговаривали, просто перестали обращать на него внимание, как будто его нет. Где-то через четверть часа секретарь по звонку из кабинета пригласила всех четверых пройти к академику.

Павел, как самый младший, пропустил важных мужей, вошел за ними в огромный кабинет, приличествующий одному из руководителей Академии. Хозяин — уже старик, за семьдесят, но довольно еще живой, — встал из-за стола и прошел им навстречу, пожал руку каждому гостю, называя по имени и отчеству. Когда дошел черед до молодого человека, спросил, внимательно вглядываясь своими серыми, будто выцветшими, глазами:

— Павел Николаевич? — после ответного: — Да, Станислав Васильевич, — чуть пожал сухой рукой и пригласил пройти к столу.

Подождав, когда все рассядутся, сам сел во главе и неспешно приступил к недолгой речи:

— Товарищи, две недели назад Правительство приняло постановление о создании Научного центра информационных технологий и системного анализа. Возглавляемые вами институты войдут в него структурными подразделениями. Головным будет институт с тем же названием, его формирование и дальнейшее руководство поручено присутствующему здесь Коноплеву Павлу Николаевичу, он же назначается Генеральным директором центра. Познакомьтесь, товарищи, со своим прямым руководителем — Павел Николаевич доктор физико-математических наук, член-корреспондент Академии, ему двадцать четыре года, женат.

Услышанная новость поразила всех приглашенных к начальству, правда, каждого по своей причине. Для Павла неожиданным стало его назначение руководителем целого центра, а не одного института, как оговаривали раньше. По-видимому, кому-то из светлых голов в правительстве пришла здравая мысль не создавать еще одно научное заведение в добавок к уже существующим подобного профиля, а собрать их в единый конгломерат, во главе же поставить удачливого предпринимателя, к тому еще ученого. Понимал справедливость такого решения, но оно его самого не очень обрадовало. Планировал заняться интересными ему изысканиями и проектами, уже прикинул, какими именно, собирался подобрать толковых помощников, как в прежней компании, возможно, забрать часть из них. И тогда бы можно было рассчитывать на гораздо больший успех, чем в прошлые годы, да еще с поддержкой государства.

А сейчас придется руководить многотысячным сообществом индивидов с их амбициями и запросами, зачастую несопоставимыми с реальным вкладом, если говорить прямо — ничтожным. Ему уже приходилось сталкиваться по нуждам бизнеса с подобными учреждениями, талантливых сотрудников в них было с гулькин нос. Без какого-либо ущерба выгнал бы старых маразматиков, бездарей и лодырей с учеными степенями, составлявших добрых две трети в этих НИИ. Теперь вольно-невольно придется лезть в это болото, заняться неблагодарным делом, да еще нажить себе недругов, тратить на них время и нервы! А уж о работе над собственными проектами можно позабыть, остается поручить тем, кому можно хоть мало-мальски доверять, не бояться, что они просто не справятся и не завалят.

Остальных мужей, сидевших за внушительным столом академика-секретаря, беспокоили другие мысли и чувства — после понятного шока от новости, что этот юноша теперь начальник над ними, пришло понимание угрозы или каких-то ненужных волнений для прежней жизни. Жили себе спокойно, проводили очень важные исследования за государственный счет, пусть они оказывались никому не нужными и ложились на полку. А что сейчас ждать от этого вундеркинда — одному богу известно, но вряд ли хорошее. Конечно, слышали о нем — блестящей защите диссертации, ставшей докторской, удивительных успехах возглавляемой им компании в Интернет-технологиях, получивших мировое признание и даже Государственную премию. Всей своей пятой точкой директора НИИ, причастные к новому Центру, чувствовали — стулья под ними зашатались, придется серьезно побороться, чтобы удержаться на них!

После того, как директора НИИ ушли, Павел завел жесткий разговор с академиком:

— Станислав Васильевич, если правильно понимаю, Центр создается из-за особой государственной важности?

— Да, верно, в Постановлении это прямо указано, — с каким-то недоумением ответил Емельянов, — только не понимаю, к чему ваш вопрос, Павел Николаевич?

— Сейчас поясню, Станислав Васильевич. Если центр имеет государственное значение, то должен подчиняться высшей государственной власти, а не Академии. Иначе говоря, мне нужен карт-бланш правительства на уровне, как минимум, вице-премьера по науке. Большая вероятность, что для выполнения поставленной задачи мне придется принимать самые решительные меры, а кому-то в Президиуме они не понравятся — слишком много недовольных в научных кругах окажется.

— Так, молодой человек, что-то вы возомнили о себе — Академии вам мало, подавай правительство! Вполне можем обойтись без ваших услуг. Заявление об увольнении отдадите секретарю в приемной. Не смею вас больше задерживать, — академик даже побагровел от возмущения, демонстративно отвернулся.

Через неделю, которую Павел провел в домашних хлопотах, в ворота позвонили, когда же он вышел за калитку, то мужчина, стоявший здесь, спросил у него:

— Вы Коноплев Павел Николаевич? — после подтверждения, кроме слов, еще паспортом, тот передал под роспись опечатанный пакет.

В нем оказалось письмо на правительственном бланке с приглашением на прием к первому заместителю Председателя Немцову с указанием дня и часа. Разумеется, Павел прибыл в указанное время в Дом Правительства на Краснопресненской набережной, когда-то прозванный Белым и ставший известным на весь мир после штурма Верховного Совета в 1993 году. Перед входом осмотрел еще здание, ища следы прошлых событий, но не нашел под свежей белой краской. В сопровождении дежурного сотрудника поднялся на лифте на пятый этаж, подождал недолго, пока секретарь разрешил войти.

— Здравствуйте, Павел Николаевич, проходите к столу — пригласил вставшего у порога гостя молодой еще мужчина, чье лицо часто показывали в газетах и на экранах телевизоров.

Немцов начал разговор без обиняков:

— Что за история произошла с вами в Академии? Центр нам очень важен и начинать дело с конфликта непозволительно!

Судя по обвиняющему тону зампреда, чины Академии уже настроили его против Павла, выставили каким-то склочником. Собственно, он сам не напрашивался на предложенную ему работу, но коль ситуация дошла до разборок, то оставлять нападки без должного ответа не хотел. Сдерживая невольное раздражение, рассказал о случившемся:

— Борис Ефимович, у меня вышло недоразумение с академиком-секретарем Емельяновым. Предложил вывести Центр из-под подчинения Академии и передать непосредственно Правительству. Объяснил ему доводы, он же посчитал их оскорбительными для научного ведомства. Если позволите, приведу их вам.

Немцов посмотрел внимательно на совсем еще юного ученого, не побоявшегося выступить против одного из руководителей Академий, после молча кивнул.

— Мне доводилось работать с научными учреждениями и со всей ответственностью могу заявить — в нынешнем составе они не способны решать настолько серьезные задачи. Вполне очевидно, что придется провести профессиональный отбор сотрудников и оставить только тех, от кого можно ожидать нужного результата. Могу привести пример со своей бывшей компанией «Компьютерный мир» — мы отобрали группу самых талантливых ребят по особым методикам, после с ними сумели добиться реализации довольно сложных проектов в области обработки и передачи информации. Аналогичную процедуру считаю нужным провести среди всех научных сотрудников институтов, входящих в Центр, от тех, кто нам не подойдет, придется избавляться. Вполне ожидаемо, что недовольных окажется слишком много и они могут повлиять на научное руководство. Зависеть же от прихотей членов Президиума мы не можем, иначе просто загубим нужное дело.

Задумчивое лицо первого зама показывало его настрой действительно понять ситуации, а не оставаться на поводу уважаемых академиков. Через минуту высказал результат своих размышлений:

— Резон в ваших словах, причем немалый, есть. Но и идти без крайней нужды на обострение с нужными стране людьми не следует. Все же можно понять консервативность ученых, особенно старшего поколения, не все сразу могут принять новые веяния. Прошу вас это учесть, в будущем все таки стараться ладить с ними. Ваше предложение мы обдумаем, в самом скором времени сообщим. Ваш Центр нам нужен позарез, в следующем году собираемся приступить к информатизации страны, вы же ее главная мозговая сила, без нее будем тыкаться вслепую, бесполезно выбросим огромные деньги и, главное, отстанем от всего мира. Хотя ваша компания показала, что у нас есть потенциал, только надо правильно им распорядиться.

Простились довольно тепло, тень прежнего недоразумения растаяла бесследно, Немцов даже приобнял за плечи на секунду. Слово он сдержал, уже через три дня тот же курьер доставил распоряжение о подчинении Центра Правительству в непосредственное ведение первого зама. Руководству Академии предписывалось оказывать максимальное содействие всеми ресурсами, в том числе кадровыми. Фактически Павлу давалось право привлекать нужных ему ученых из любого института по своему усмотрению, пользоваться экспериментальной и производственной базой, распоряжаться финансами, материалами и прочими средствами. Собственно, получил карт-бланш с большими возможностями, чем предполагал вначале. В последующем не раз встречался с Немцовым до его ухода из Правительства, тот неизменно поддерживал проекты Центра, помогал в их реализации всем, что было в его власти.

Уже первые встречи Павла с руководством Академии после того, как он приступил к работе, показали ему — в этом ведомстве поддержки ему не видать. Хорошо, если не будут мешать, но следовало ожидать и прямого бойкота. В разговоре с тем же президентом Осиповым услышал явный намек, впрочем, даже открытое признание, на подобную реакцию, когда речь зашла о предстоящей аттестации научных сотрудников:

— Уж не круто ли вы, Павел Николаевич, берете, начиная со столь сомнительного шага — выбрасывать на улицу уважаемых ученых, честно проработавшим многие годы на благо науки, если они не пройдут ваш отбор по каким-то невесть кем придуманным тестам? Это же живые люди, а не вычислительные машины, надо относиться к ним с душой, а не холодным расчетом! Вот что я скажу, прямо, без лукавства — пока я президент Академии, не допущу огульного увольнения научных сотрудников без серьезных на то причин и закон на моей стороне, право на достойный труд никто не отменял!

— Юрий Сергеевич, никто не собирается увольнять людей без серьезного повода — сдерживая закипающее в душе раздражение, высказался Павел, — нам надо знать, на что способен каждый из них. Тех, кто покажет наилучший потенциал, будем выдвигать в исследовательские группы, остальных пристроим на соответствующие их уровню работы. Уж если окажутся совсем бесполезны, то именно с такими придется распрощаться, в законе есть статья о них — профессиональное несоответствие. А те тесты известны не один уже год, показали свою эффективность в крупных корпорациях мира. Я сам ими воспользовался, когда отбирал нужных людей в свою акционерную компанию. О результатах их труда, наверное, нет необходимости вам напоминать.

Тот разговор так и не привел к согласию, каждый остался при своем мнении. Впрочем, молодой руководитель особо не печалился подобным исходом, ожидал такого отношения главы Академии к предстоящей радикальной процедуре. Ясно осознавал, что в научном сообществе, а в особой мере его верхушке существует круговая порука. В них между собой нередки грызня и конкуренция за какие-то блага и теплое место, но не потерпят поползновения извне, встанут сплоченной стеной за свои интересы. И такую стену можно пробить только серьезной силой, в его случае — государства, уж против такого тарана вряд ли устоит замшелая братия престарелых мужей, окопавшихся в Президиуме, да и всем ведомстве. Предстояла далеко не легкая борьба с засидевшимися на своих местах ретроградами, но она не пугала Павла, был готов пойти на любые меры — на войне как на войне!