Выжить. Остаться собой (СИ)

Глава 5

Отношение девушки потеплело после моих извинений, но держалась она все же чуть настороженно. Не знаю, было ли так и раньше или виной тому мои неосторожные слова. Айшас переплетала волосы, неловко разбирая спутанные пряди руками. Легко предложила свою помощь. Девушка глянула на меня с сомнением, но повернулась спиной, предоставляя мне продолжить распутывать ее волосы.

— У тебя нет гребня? — с сомнением осмотрела фронт работ.

— Есть, старенький.

Айшас достала нечто каменное, с частыми зубьями, половина из которых оказалась выломана. Но гребень Айшас так любовно прижимала к груди, что сразу становилось понятно, ей эта вещица действительно дорога.

— Я осторожно, — пообещала, протягивая руку.

Айшас передала мне хранимый предмет и снова повернулась спиной. Прочесать ее гриву, даже имея гребень, оказалось той еще задачей. Я старалась сильно не дергать, действовать как можно нежнее. Зато в ближайший час, не меньше, судя по объему работы, мы вполне можем поговорить.

— Ты давно здесь? — решила зайти издалека.

— Меньше одного оборота. В заревник пришла. Мать ушла к духам, отец еще раньше, — невесело рассказывала девушка. — Втроем мы остались — я, да Дишка с Ирасом, но они мелкие совсем еще. Отдала их соседке, а сама пообещала красчи передавать на содержание. Когда понесла, халишер Аравий мне щедро красчей отсыпал, я все их Тильшасе и отправила.

— Дишка с Ирасом — это твои брат и сестра?

— Угу, — Айшас только кивнула. — Отец циниш скачивал, чтобы красчей раздобыть, крышу нам залатать нужно было. Не рассчитал, выдоил себя досуха. Домой тогда так и не вернулся. После нашли его неподалеку от дома, только зря все, даже кошеля при нем не было. Мать раньше срока разродилась, да после уже не вставала.

— А сколько тебе лет?

— Лет? — не поняла Айшас.

— Как давно ты родилась? — переформулировала.

— Скоро будет четырнадцать оборотов. В эхор мать меня в мир привела. А ты не хочешь рассказать о родных? Как жила раньше? — чуть обернулась ко мне девушка.

— Прости, я и правда ничего не помню, — чуть слукавила я. Хотя о жизни прошлой владелицы этого тела я и правда ничего не знала. — Айшас, а зачем прилетали те двое? — когда девушка немного расслабилась, поинтересовалась я. — Халишер и иттани, — уточнила, хотя вряд ли это требовалось.

— За тем же, зачем и другие прилетают, — пожала плечами Айшас. — Голыш им нужен.

— Но ведь иттани совсем еще молода, почему сама родить не хочет?

— Ты что, и правда ничего не помнишь? — Айшас вскочила и повернулась ко мне. — Асана, неужели ты сама не понимаешь, зачем голыша покупают у таких, как мы?

Девушка разнервничалась, грудь ее тяжело вздымалась, глаза гневно посверкивали. Я даже отступила на шаг, и правда не понимая, что такого спросила.

— Прости, я… не понимаю, что сказала, — опустила руку с гребнем, виновато глядя на девушку перед собой.

— Что тут у вас снова? — со спины незаметно подошла Ильшари.

Айшас с силой вырвала у меня гребень и повернулась к Ильшари.

— А вот объясни нашей новенькой, зачем высокородные сюда за мальками прилетают! — зло выпалила она. Развернулась и опрометью бросилась к домику.

— Ильшари, я и правда не понимаю, почему та иттани сама родить не может, — пожала плечами, глядя вслед удаляющейся девушки. — Зачем им чужой ребенок?

— Тут память не нужна, Асана, чтобы ответ верный найти! — тоже не слишком добро заметила Ильшари. — Судя по тому, что они пустых девок звали на смотр, не только грузных, голыш им не один нужен. Такие, кто пустых смотрит, выбирают по силе и по внешности. Бывает, что иттани не хочет рожать, ну или не может, кто знает, а халишеру наследник нужен. Вот он и подыскивает себе в таком вот лагере ту, что родит. Девок такие не забирают, только мальчиков.

— Но ведь они и беременных девушек звали, — напомнила я.

Ильшари цокнула, покачала головой.

— Циниш с голышей качать, в прислугу, а кто и для обрядов, — тяжело вздохнув выдала она.

— Для обрядов? — переспросила оторопело.

— Для обрядов! — выкрикнула девушка. Разговор ей явно был неприятен, но мне нужно было хоть немного понимать, куда же я попала. — Жертву приносить! Или кровь невинную! Все, хватит болтать, отдыхать пора.

И тоже ушла, оставляя меня наедине со своими мыслями. Говорили мы на повышенных тонах, так что теперь многие косились в мою сторону. С неодобрением. Девушки заметно посмурнели, голоса и смех стихли. Своим разговором с Ильшари мы словно напомнили всем здесь, для чего они носят ребенка, какая судьба его ждет.

Господи, я ведь думала, детей продают бездетным парам. Это, конечно, ужасно, но все же не так, как то, что рассказала Ильшари. Каково это, знать всем этим девушкам, что их младенца, возможно, принесут в жертву. Или станут выкачивать у него кровь, или циниш…

Про циниш я вообще, если честно, пока ничего не поняла. Поначалу думала, что так местные кровь называют, но теперь понимаю, что нет, это не так. Что же это тогда такое? Ведь и бывшей владелице этого тела пришлось пройти через процедуру донорства неизвестной мне циниш, после чего она умерла.

Да, пора наконец перестать прятать голову в песок. Асана умерла, а ее тело каким-то непостижимым образом досталось мне. Жаль только, что вместе с телом мне не достались хоть какие-нибудь знания девушки. Ее воспоминания мне сейчас совсем бы не помешали.

Эту ночь я тоже решила спать на улице. Вчера меня никто не трогал, не одергивал в этом моем желании. Ночью очень донимали насекомые — мелкие пакостники. Но лучше уж я буду чесаться днем, чем задыхаться ночью. Сегодня мне очень нужно поспать, восстановить силы, а вот завтра я планирую выбраться из этого места. Не похоже, что за девушками слишком уж пристально следят, думаю, должно получиться.

Уже устраиваясь на ночь, услышала тихий, приглушенный звук, что-то вроде стона, только довольно глухого. Прислушавшись, постаралась определить, откуда исходит звук. Поднялась, осторожно шагая по примолкшему лагерю.

Глухие стоны издавал птеродактиль Аравия. Тарскони улетел вслед за гостями, зверь Аравия остался один. Птеродактиль выглядел не слишком здорово, бока ввалились, серебряные глаза казались тусклыми, буто потухшими. Он мотал головой из стороны в стороны, явно стремясь освободиться. За прошедшее время я ни разу не видела, чтобы Аравий его кормил или поил. Не то, чтобы я следила за мужчиной, но кормление крылатого зверя, думаю, не пропустила бы.

Подойдя ближе, но все же оставаясь на значительном расстоянии, с интересом наблюдала за метаниями птеродактиля. Он же, словно почувствовав мой взгляд, замер и медленно обернулся в мою сторону. Зверь снова попытался издать какой-то звук, но у него, ожидаемо, ничего не вышло. Тогда наклонил морду вперед, вытягивая ее в мою сторону. Шагнул раз, другой, но замер, остановленный цепью.

Перевела взгляд на цепь, проследила ее по всей длине, начиная от щиколотки зверя и до металлического кольца, вбитого в землю, где цепь и была закреплена. Замка никакого я не увидела. Мне кажется, там что-то вроде защелки. Но подходить ближе, чтобы удостовериться не стала.

Птеродактиль расправил крылья, в очередной раз поражая меня их размером, взмахнул, поднимая ветер и пыль. Снова выгнул шею, будто пытаясь издать какой-то звук.

Стало безумно жаль мощного зверя, укрощенного волей человека. Неужели нельзя обходиться с ним как-нибудь помягче? Неужели обязательно держать на жаре без воды и еды? Со связанной пастью…

— Прости, я ничем не могу тебе помочь, — обратилась к птеродактилю тихонько, стоя на значительном удалении. Не знаю, понял ли зверь или я выдаю желаемое за действительное, только мне показалось, что он прикрыл глаза, глядя на меня довольно осознанно. Словно соглашался.

Постояла еще немного, с сожалением глядя на такого же заложника, как и я, и побрела обратно в лагерь.

Спала я дергано, вздрагивая от каждого шороха, постоянно хлопая по себе, ощущая жалящие укусы. Но все же спала. Наутро чувствовала себя намного бодрее, чем накануне, а еще в груди стало нарастать незнакомое чувство. Я бы назвала его жжением, только это не совсем верное определение. Беспокойство, томление, словно царапало что-то изнутри, в районе солнечного сплетения. Было и еще кое-что — глядя на свои руки, рядом с венами отчетливо стали видны другие прожилки — ярко-желтого, почти золотого цвета. Ставя пальцы на запястье, в то место, где пульс чувствуется особенно ярко, я слышала, кроме знакомых толчков, еще и звенящую вибрацию. Едва уловимую, но вполне отчетливую. Кажется, я нашла ту самую циниш.