Выжить в Сиэтле

Глава 10

Болан перенес свой базовый лагерь на территорию коммерческого кемпинга на восточных подступах к городу. Там он переоделся, перекусил и просмотрел добычу, изъятую из сейфа Найберга. Единственными вещами, представлявшими какой-либо интерес, оказались бухгалтерская книга с зашифрованными записями и металлический ящик с двадцатью тысячами долларов в новеньких хрустящих стодолларовых банкнотах.

Мак бросил половину денег в ящик стола, а другую положил в карман куртки, убрал остальные вещи и поехал на «ферлейне» в Сиэтл.

В шесть часов он въехал в город. Дождь закончился, но небо оставалось угрожающе черным и оттого казалось, что уже наступила ночь.

Болан тщательно изучил список злачных мест, где можно выбрать приличный «живой товар», и удача улыбнулась ему с первого же раза. Он вошел в небольшое агентство, предлагавшее услуги «моделей и девушек для сопровождения», выгодно расположенное среди многочисленных отелей. Болану казалось, будто все оно провоняло запахами таких самцов, как Найберг.

За столом сидел толстый лысый человек лет пятидесяти с приклеенной к лицу улыбкой, и на первый взгляд можно было предположить, что он составлял единое целое со своим стулом.

Болан положил перед ним новенькую хрустящую сотню и сказал:

— Привет!

— Привет! — отозвался улыбчивый толстяк. — Это что?

— Это тебе, — ответил Болан, тоже растягивая рот в улыбке до ушей.

— Н-да?

— Да. У меня есть еще девять таких же, чтобы убедить тебя: ты как раз тот человек, который мне нужен.

— У вас что — договор о продаже? — хмыкнул толстяк. — Или вы просто хотите счастливо умереть?

— А кто не хочет? — Болан, не переставая улыбаться, отсчитал еще девять банкнот. — Что за это можно получить?

— Все, что пожелаете, — ответил толстяк.

— Мне нужен парень, который тратит на ваших птичек примерно двести долларов в день.

— Хм?!

— Лет сорока. В конкурсах красоты не побеждал, но, полагаю, чуть получше дьявола, как и большинство из нас. Довольно богат. Курочки ему нужны на обед, на ужин, а иногда чтобы перекусить среди ночи. Думаю, что вы его обслуживаете. Я хочу знать, где его можно сейчас найти.

Улыбка на лице толстяка не погасла, но настроение у него явно упало.

— Э нет, подождите! Я не знаю и знать не хочу, о чем вы говорите. Я ни во что не ввязываюсь, приятель, ни во что!

— А я тебе советую ввязаться, приятель. Или ты поможешь мне, или нарвешься на неприятности, — в голосе Болана послышалась неприкрытая угроза.

Толстяк, повидавший на своем веку, очевидно, все и вся, сейчас оценивающе смотрел на Палача.

— Однако ты не полицейский.

— Конечно, нет. Но мне нужен этот парень и именно сегодня, — по части улыбки Болан превзошел самого себя. — Избавь себя от кучи неприятностей и в придачу заработай тысячу баксов.

Толстяк осторожно забрал деньги.

— Я думаю, что знаю этого парня.

— Ты кого-то послал к нему сегодня, да?

— Конечно, как и каждый день. У этого типа дверь никогда не закрывается. Я послал к нему девочку час назад.

Болан положил свой «журнал боевых действий» на стол и открыл его на чистой странице.

— Напиши здесь, где он живет.

Толстяк записал адрес большими печатными буквами.

— Представляешь, где это находится?

Болан взглянул в блокнот и ответил:

— Не совсем.

— Я так и думал, что ты не здешний. Да в наши времена таких, пожалуй, и нет, — вздохнул хозяин агентства. — Моему клиенту пришлось дополнительно выложить двадцать баксов на такси. Это на противоположной стороне озера Вашингтон, если ехать на восток по дороге номер 1-90. Первый съезд с автострады на озеро Саммамиш. Остановись у заправки и спроси направление. Это лесной район и там легко заблудиться.

— Туда ему часто посылают девочек? — небрежно спросил Болан.

— Туда? Нет. Всего второй или, может, третий раз. Когда этому парню хочется, у него горит. Ему все равно, где он находится. Ты был прав, когда говорил об обеде. Я посылал их к нему в офис, кстати, не очень богатый. Фантазия каждого мужика — шлюха под столом, чтобы взбодрить его в процессе ежедневной одуряющей работы.

— Не каждому по карману такие причуды, — сказал Болан.

— Ему по карману. Ты сказал, две сотни долларов в день? В некоторые дни бывало и три, и четыре.

Ну, кто не любит посплетничать?..

Болан заметил:

— Это хуже, чем наркотики.

— Конечно, хуже. Если бы он столько кололся, то давно бы уже сыграл в ящик. Честно говоря, я не могу себе это представить. Я даже спрашивал девочек, что же, черт побери, он с ними делает. А он их просто трахает, вот что. Иногда до полдюжины за день. Боже, я все еще не могу в это поверить. Я бы хотел, чтоб меня навестил какой-нибудь инспектор по вопросам секса и опросил меня. О, приятель, я мог бы ему многое рассказать!

— Вы платите за безопасность?

— Нет, нет. Мы не высовываемся, нас никто не трогает. Никто не пристает открыто к мужчинам, никто не гуляет по панели. У нас хорошие, чистые девочки, никаких проблем.

— А как насчет рэкета?

— Нет, нет. У нас тихий город. А ты откуда?

— С востока, — ответил Болан. — У таких людей, как ты, там нет никаких шансов. Всем заворачивает мафия.

— Ну, у нас здесь мафии нет, — толстяк занервничал. — Слушай, друг, не вбивай себе ничего в голову. Я имею в виду, если ты собираешься испытать свои мускулы на нас... Ты не протянешь и дня. Я сказал, что мы не платим за безопасность. Но это не значит, что нас некому защитить.

— Расслабься, — усмехнулся Болан. — Мне просто интересно, этот ваш суперхрен действительно платит или...

— Да, он платит. Сразу и наличными.

На этом разговор окончился. Болан поблагодарил толстяка и удалился.

Что-то ему не нравилось в этой ситуации. У него даже мелькнула мысль о ловушке, но он отбросил ее, как слишком невероятную.

Что же касается района озера Саммамиш, то это звучало достаточно убедительно: хорошее место для тихой берлоги, где при необходимости можно спрятаться от всех. Маргарет Найберг, если она не лгала, не знала об этом убежище мужа, что придавало информации большую убедительность.

С самого начата Болан отбросил мысль, что Найберг может уехать на остров. К той игре его, очевидно, не подпускали. Найберг был подставным лицом, а не головой, и тот факт, что он формально владел островом, не имел решительно никакого значения.

Найберг даже не был членом синдиката. Главный интерес Болана к этому парню определялся его идеей «цепочки домино». Ему надо было с кого-то начать и для этой цели Найберг казался ему наиболее подходящим звеном.

Но стервец поспешил скрыться, не теряя времени даром. Маргарет сказала, что рано утром он имел телефонный разговор, длившийся не более тридцати секунд.

Звонил ему не Томми Блевотина, за такое время мальчишка не смог бы сказать и пары членораздельных фраз, во всяком случае ничего такого, что заставило бы Найберга в панике связываться с кем-то в Нью-Йорке, а ведь именно это он немедленно сделал — пятиминутный междугородный разговор был не случаен. А еще через несколько минут Найберг в панике выбежал из дома.

Так кто же позвонил и оповестил его, если не единственный оставшийся в живых участник перестрелки?

Кто-то, имеющий реальную силу. Силу достаточную, чтобы повлиять на полицейское расследование. Силу достаточную, чтобы приостановить объявление тревоги и охоты на Болана, что немедленно наводнило бы город фараонами.

Удивляться нечему.

Мафия никогда не приходила на новую территорию, во всяком случае крупными силами, без предварительной юридической страховки. Кто-то в Сиэтле обеспечивал вторжение мафии. Алан Найберг, вероятно, знал этого человека или, по крайней мере, того, кто был следующим в цепочке, на более высоком уровне ответственности.

Болану во что бы то ни стало нужно было опрокинуть эту кость домино.

Крутая каша заваривалась в этом «тихом» городе. Что-то на порядок более важное, чем ударная база на острове. Такие объекты никогда не являлись причинами — они были следствиями. А заваривалось нечто такое, что нуждалось в поддержке фантастически мощной ударной базы.

Безусловно, речь снова шла о Cosa di tutti Cosi — Главном Деле, но каком? Какой курс на этот раз взяла могущественная организация преступного мира?

Впервые после Лос-Анджелеса Болан чувствовал, что плетется в хвосте событий. Свою лос-анджелесскую операцию он считал провалом.

То же самое ожидает его и в Сиэтле, если не удастся выйти на передний край, и немедленно. Так подсказывала ему интуиция, а Болан всегда к ней прислушивался. Вот и сейчас она буквально вопила ему об опасности, и от этого в душе Болана поднял голову настоящий, леденящий кровь, страх.

Но, как бы то ни было, он знал пеленг на следующую «кость домино».

Лесная зона, направо. Узкие извилистые тропы вместо дорог, холмы и долины, деревья и вода, дикие животные. Туманная ночь без луны и звезд, пронизывающий до костей холод, непроглядная чернота, доводящая человека до головокружения, если хоть на минуту потерять связь с действительностью.

Да, местечко отнюдь не райское...

Болан сохранял ощущение принадлежности к реальному миру через свои шаги по мокрой траве, через жужжание насекомых, через чувство единения с ночью.

Несомненно, ночь была ему сестрой. Болану следовало бы родиться индейцем пару сотен лет тому назад. Он бы лежал в высокой траве и поджидал своего брата — медведя, топающего по тропе в поисках пищи и воды. Тогда Болан-храбрец поднялся бы с костяным ножом в руке, чтобы нанести могучий удар и освободить священный дух своего брата, а потом просить у него прощения за то, что отправляет его назад к великим богам прерий. Эта победа обеспечила бы племени пищу, теплую одежду, согревающую в холодные ночи, кости для орудий труда и войны, в его честь был бы исполнен танец и старики произнесли бы слова похвалы.

Но Болан-храбрец не был индейцем. Он не залег в ожидании своего брата-медведя. И смерть, которую он нес с собой, не принесет пользы, вызывающей уважение и одобрение племени, его победа не будет увенчана почестями, ибо он охотился за своим братом — человеком, и его окончательная победа станет его окончательным поражением: он будет похоронен в бесчестии.

Такова была реальность, таков был другой взгляд на жизнь.

Болан оставил свою машину далеко в тылу, руководствуясь чувством осторожности, родившимся давным-давно и обострившимся после перестрелки в порту Сиэтла, происшедшей менее суток тому назад.

Игра шла по-крупному, ставки в ней были исключительно высоки. Мак принял чужие условия, даже не зная, сколько стоит на кону, и вел игру соответственно с ощущением цены. На этот раз он не попадет в ловушку эшелонированной обороны противника.

И он не попал.

С расстояния в триста ярдов послышалось злобное рычание «томпсонов»: два автомата вели огонь длинными очередями, взорвав спокойствие ночи и нарушив ее мрачное очарование. Неясный свет окон находившейся в отдалении хижины был почти неразличим в молочной мути сгущавшегося тумана.

Болан даже не стал приближаться к ней. Петляя, словно заяц, запутывающий след, и напряженно вслушиваясь в звуки ночи, он уже выходил к дороге, сжимая в руке неразлучную «беретту», как вдруг увидел яркий свет вспыхнувших фар автомобиля и рев двигателя, запущенного на полный газ. Затем раздался хруст гравия и визг шин, въезжавших на асфальтовое покрытие дороги. Мак принял решение молниеносно. Он рванул прямиком через кустарник и черноту леса на перехват машины, проклиная себя за то, что не прочувствовал ситуацию на пару минут раньше.

Он добежал до дороги буквально за несколько секунд до появления из-за поворота светящихся фар и открыл огонь с ходу, тут же разрядив всю обойму. Не дожидаясь результата стрельбы, Мак нырнул в сторону и приземлился на мягкий густой мох, пропитанный водой, как губка. В падении он вставил в «беретту» новую обойму и лишь теперь заметил, что обстрелянная машина резко вильнула вправо и вылетела с дороги прямо в лес.

Передним бампером она с лету врезалась в дерево. От мощного удара машину отбросило, развернуло боком, снова швырнуло о толстый ствол сосны...

Из-под задних крыльев мгновенно на свободу вырвалось яркое пламя, оно расправило крылья, набрано силу и неудержимо взметнулось высоко в темное небо, пожирая искореженные останки автомобиля.

В десяти футах от пылающего погребального костра Болан нашел труп, выброшенный из машины при ударе о дерево. Лицо покойника показалось Маку знакомым. Присмотревшись, он вспомнил, что «познакомился» с ним часов шестнадцать тому назад во время своего посещения загадочного острова.

Мак понимал, что дальнейший успех его миссии будет зависеть от правильности оценки сложившейся обстановки. По всему выходило, что бандитов было трое. Небольшая группа, и Болан не сомневался, что на этот раз других эшелонов не предусматривалось. Мафиози все точно рассчитали, они знали, что их ожидает легкая работа.

Болан побежал по дороге в ту сторону, откуда приехала машина и за поворотом увидел хижину — охотничий домик в современном стиле. Убедившись, что вокруг никого нет и его не ожидают неприятные сюрпризы, Мак вошел в приоткрытую дверь.

Интерьер ему понравился. Без преувеличения его можно было назвать превосходным. Болан сам не отказался бы от такого убежища: одна большая комната с чердаком, камин почти на всю ширину стены, небольшая кухня с невысокой стойкой, отделявшей ее от столовой, все помещения отделаны узловатой сосной, потолок с открытыми балками придавал дому подчеркнуто сельский колорит, повсюду в живописном беспорядке стояли мягкие кресла, пуфики, кушетки...

В камине пылали два бревна. На полу перед ним лежал толстый белый ковер из мягкого буклированного материала, обильно залитый кровью. На ковре в гротескных позах, которые придает человеку только насильственная смерть, распростерлись обнаженные тела мужчины и женщины: Алана Найберга и молодой, даже после смерти привлекательной неудачницы, избравшей при жизни самый легкий путь, оказавшийся, тем не менее, самым жестоким. Убийцы буквально нашпиговали их несметным количеством разрывных пуль 45-го калибра.

Между трупами Болан увидел небольшой, неуместный в интимной обстановке предмет. Присев на корточки, он поднял окровавленный снайперский значок. Хитро, ничего не скажешь. Но благодарности от него не дождутся. За этот подвиг Палачу признания не нужно, упаси Боже.

Мафиози провели действительно легкую операцию, ничего не скажешь.

Но ты сам напросился на это, не так ли, Алан Найберг? Жизнь не обделила тебя. У тебя было все: мозги, образование, привлекательная внешность, обаяние и даже приличный бизнес, обеспечивавший достойную жизнь. Затем появилась красивая, благородная жена и дочь, о которых любой мужчина может только мечтать. И ты все это продал, парень! Продал! Ради чего?

Взгляд Болана остановился на истерзанном теле безвинно убитой молодой женщины, и у него мелькнула мысль: а видел ли вообще Найберг тех женщин, которых пользовал?

За свою жизнь Болан повидал немало алкашей и наркоманов, закоренелых игроков и самоубийц всех мастей, но на его памяти это был первый человек, который в буквальном смысле затрахал себя в могилу.

Мак покачал головой и вышел из охотничьего домика.

Как ни печально, придется искать другое домино. Болан с сожалением вспомнил о Маргарет Найберг и подумал, что Алан всю жизнь был, в общем-то, отдельно стоящей костяшкой домино. Упав, она не могла привести в действие цепную реакцию, которая завершилась бы падением всей цепочки...

Идя к машине, Болан осознал, что его мысли вертятся вокруг Маргарет Найберг. Почему Маргарет? Почему не ее премилая дочь, с которой они так много общались душой и телом?

Между матерью и дочерью — такими похожими и такими разными, такими близкими и такими далекими — чувствовалось какое-то принципиальное различие. И его нельзя было объяснить только разницей в возрасте. Во всяком случае, разумом Болан не мог определить его. Помочь могла только интуиция, но прежде всего ему надо было поговорить с Маргарет Найберг. Внезапно, почти с отчаянием, он понял, что эта потребность была продиктована чувственной стороной его сознания.

Ну что ж. Он отправится на беседу с хладнокровной дамой.