Часть 6

«16 декабря.

Здравствуй, мама!

Я рад, что у тебя все так решилось. Ты совершенно напрасно отказалась от папиной помощи, он хотел тебе только добра. Но все равно, передай дяде, что мы ему очень благодарны. Ты говоришь, что дядя отказался от денег, что он помогал тебе от души. Мама, это неправильно. Постарайся уговорить его, я попрошу папу прислать тебе денег.

Мы активно работаем. Казя довольна. Она говорит, в Москве ей никто не стал бы обеспечивать такую лабораторию, как здесь. Я, в целом, тоже доволен. Материала рабочего здесь много, все необходимое доставляется по первому требованию. В общем, жить можно. Денег, конечно, сюда бухают огромное количество. Но и работа наша того стоит.

Зоська в восторге, конечно. Правда, мне кажется, что больше от местных, чем от работы. Крутится с мужиками, сталкерами. Они тут Зону разгребают вместе с вояками. Казя переживает за нее, а по мне — так и пусть. Девке за двадцатник уже, своя голова на плечах есть. Как говорится, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не забеременела. Может, хоть мужика себе найдет. Над диссертацией она, конечно, совсем не работает. Это плохо. Ну, ничего, любовь из головы выветрится, потом дела сделает.

Мамочка, извини, меня Казя зовет. Видимо, до чего-то нового додумалась.

Девочки передают тебе привет и целуют тебя.

Твой сын, Андрей».

«20 февраля.

Привет, мамочка!

Прости, что так давно тебе не писал, отделывался телеграммами. Я знаю, тебе пишет Казя, поэтому надеюсь, что ты простишь меня за одно письмо в год.

У меня все по-прежнему: работа, работа, работа. Ты пишешь, что я забыл о семье. Мама, мы тебе давно уже говорили, что детей у Кази быть не может. Иначе мы бы сюда и не поехали, детей бы рожали.

Тебе, наверное, вот что будет интересно: тут периодически появляются весьма забавные вещички. Правда, только в одном месте. Я предполагаю, их взращивают мои коллеги, создают, добавляя некоторые свойства во вполне обычные вещи. Но точной информации у меня нет, у нас тут полная изоляция. Я кроме своей живности ничего и не вижу, эти штуки мне коллега показал. Вещицы у них получаются замечательные. Представь себе камень, который, например, останавливает кровотечение. Ты представляешь, какой серьезный шаг вперед может сделать наука? Да надели каждого солдата подобным камешком и…

Я чувствую, что работаю тут не напрасно. Мама, вот увидишь, наш труд будет оценен в веках.

Ты пишешь, что переживаешь. Это лишнее, мамочка. Здесь совершенно безопасно. Столько военных, что внешний враг нам не грозит. А с радиацией и прочим мы как-нибудь справимся. У нас хорошая защита. Видела бы ты меня в скафандре! Гагарин отдыхает.

Зося начала работать над своей темой. Но мне кажется, это для отвода глаз. Девочки со мной не делятся, но я подозреваю, что у Зоськи там любовь цветет и пахнет.

Вот такие у нас дела. Напиши, какие у тебя новости. Целую тетю Таню, пускай выздоравливает.

Андрюша».

«15 марта.

Здравствуй, мамочка!

Получили твое последнее письмо. Ты пишешь, что хочешь приехать сюда. Вот это уже, мама, совершенно не нужно. Зачем тебе сюда приезжать? Да еще с твоим здоровьем! К тому же, мы совсем не сможем уделять тебе должного внимания — работа кипит, проект движется к завершению, и мы работаем даже по ночам. Подожди немного, родная, скоро мы приедем к тебе. Я помогу крышу перекрыть. Дом продавать не надо, знаешь, как сейчас земля в цене растет? У тебя там, конечно, далеко не Москва, но все же. Не продешеви. К тому же, здесь тебе жить будет трудно.

Нам обещали отпуск летом. В конце концов, мы уже порядочно работаем здесь. Хотя защита хорошая, но за год можно много чего накопить в организме. Я больше всего за Зоську переживаю.

У нее работа кипит. Материала много, она даже не успевает все грамотно оформлять. Казя помогает ей, когда может. Она вообще возится с ней, как с дочерью.

Мамочка, я смотрю на нее и понимаю, какой бы счастливой матерью была бы моя жена. Как жаль, что для нас этот вариант исключен. Но у Кази есть хотя бы Зофья, о которой можно заботиться и оберегать.

В общем, надеюсь, что скоро мы с тобой увидимся. Осталось каких-то три месяца. Жду с нетерпением.

Андрюша».

«10 апреля.

Привет.

Мамочка, не надо сюда приезжать. Мы будем гораздо раньше, чем планировали. У нас тут небольшие неприятности, нас срочно эвакуируют. Нужно успеть перебросить оборудование, пока не пропал наш труд. К сожалению, сразу приехать не сможем, нужно будет разобраться в городе, в лаборатории. Надеюсь на встречу в течение месяца. Извини, больше писать не могу.

Сын».

— Все, — Белка отложила письма в сторону и посмотрела на Кадра, — блин, жалко-то как. Я там еще целую стопку видела. Надо было взять. Выходит, они в Зоне работали. В самом начале почти. Смотри, и артефактов еще как таковых не было — как он им поражается. Миша?

Журналист пребывал в полной прострации, глядя куда-то в даль. Белка помахала у него перед глазами рукой и, когда он обратил на нее внимание, повторила:

— Я говорю, жалко, я письма у тети Глаши из дома не взяла.

— Нет больше писем, Белка, — Мишка смотрел на нее, не отрываясь, и Белка заподозрила, что он еще пребывает в рассеянном состоянии.

— Почему нет?

— Какая дата на последнем письме? — Миша опередил напарницу и сам поднял нужный листочек, — Десятое апреля. Не было больше писем, Белка. Это последнее.

— Почему ты так уверен? — девушка ревниво отобрала листок у приятеля и аккуратно вложила в альбом, вместе с другими.

— Это две тысячи шестой год. Чернобыль второй раз рванул в две тысячи шестом. Письмо датировано десятым числом, а тринадцатого Зона взорвалась.

— Но их же должны были эвакуировать?

— Ага. Разбежалась. Никого не эвакуировали. Ты сама веришь в то, что ученых будут вывозить? Главное, результаты забрали. А люди не нужны — слишком много видели.

— То есть, они все погибли? Ты так думаешь? И Андрей, и Казя, и Зося? — взгляд Белки внезапно стал обиженным.

— Думаю, да.

— Но как тогда… Ведь сходство действительно есть, — девушка растерянно посмотрела на фотографии, с которых ей улыбалось ее собственное отражение.

— Ну, видишь, Зося там вроде как влюбилась. Может, успела родить. А от Андрея это скрыли. Он вон, по горло в работе. Матери некогда написать.

— Да ну тебя с твоими мыльными операми, — Белка обиженно отвернулась и принялась укладывать альбом в рюкзак. Вытащив оттуда сигареты, она поискала глазами зажигалку и, не найдя, запустила руку в карман.

— Ой, — девушка удивленно уставилась на кусок картона, оказавшийся в ее ладони.

— Что это? — Миша заинтересованно подвинулся ближе, рассматривая находку.

— Это мне тетя Глаша в руку сунула, когда упала. Совсем забыла. Смотри.

На фотографии была запечатлена Казя вместе с мужем. Тонкие черты лица, серьезный взгляд серо-голубых глаз, легкие светлые кудри вокруг головы — женщина удивительно походила на Белку, и лишь по отдельным чертам можно было понять, что это разные люди. На обороте фотографии оказалась надпись:

«С любовью, Катаржина Вуйцек».

Миша щелкнул пальцами. Белка от неожиданности вздрогнула.

— Ну конечно! Я вспомнил, почему мне это имя кажется знакомым! Катаржина Вуйцек! Ну, я и идиот!

— В чем дело, Миша?

— Катаржина Вуйцек в свое время была очень крупным специалистом по генетике. Она в Зоне работала как раз до второй аварии вместе с другими шишками. Я когда готовился к поездке сюда, перелопатил все материалы, которые мог достать. О пани Вуйцек было очень много статей. А Андрей — это Андрей Семенович Соколов, ее муж. Она девичью фамилию себе оставила. Катаржина и Андрей вместе работали, быстро сделали карьеру — Казя с головой была. Андрей попроще, но, видимо, с ней в паре хорошо себя чувствовал. Наверно, за какие-то заслуги их в Зону и отправили трудиться.

— А Зося?

— Насчет того, почему Зося в Зоне оказалась — не знаю. Наверное, по просьбе Катаржины. А вот биографию расскажу. Зося — Казина сестра. Отец у них поляк. Как в Союзе закрепился, не знаю, есть подозрения, что в разведке крутился. Перебрался в Россию, тогда еще в СССР, женился на русской. Вскоре умер, возможно, расстрелян. Его жена умерла, когда Зоське было десять, а Казе около двадцати.

— Как ты все это помнишь? — фразы Белки становились короткими и отрывистыми. Она сидела, закусив губу и судорожно сжимая руки.

— У меня память профессиональная, — похвалился Мишка, — это я как-то на Казю не отреагировал. А когда полностью увидел — «Катаржина Вуйцек», у меня в голове что-то щелкнуло. Белка, с тобой все в порядке?

Девушку трясло. Глаза закатывались, она медленно сползала на пол.

— Отведи меня в другую комнату.

Миша подхватил Белку на руки, отнес в соседнее помещение и усадил на «кровать».

— Теперь лучше?

Нет, лучше девушка не выглядела. Скорее, наоборот.

— Миша, свяжи меня.

— Захотелось необычного секса? — поднял бровь журналист.

— Мне не до шуток. Быстро. Все в тумбочке.

Миша развернулся к ветхой тумбочке, прижавшейся в углу подвала, и распахнул скрипучую дверцу. Внутри обнаружилась веревка, кусок кожаного ремня, который Белка использовала как кляп, и знакомые наручники.

— Да что случилось-то? — удивленно спросил он, заводя руки напарницы за голову и сковывая их наручниками. Цепь он зацепил за крюк, и теперь девушка оказалась прикована к стене.

— Быстрее, Миша. Выброс начинается. Еще немного, и я начну себя плохо вести.

Пока Кадр спутывал веревкой ноги напарницы, та отключилась и безвольно повисла, удерживаемая наручниками. Заметив это, Миха попытался привести ее в себя.

— Белка? — он несколько раз позвал ее по имени. Девушка открыла глаза, и окинула его мутным, чужим взглядом, словно не узнавая.

— Белка, ты как? — участливо спросил сталкер и протянул руку, намереваясь погладить щеку девушки. Молниеносное движение он даже не успел заметить. Лишь почувствовал, как острые зубы впились в его кожу, прокусывая насквозь.

— Черт! Ты с ума сошла? — отняв окровавленную руку, Миша с обидой посмотрел на напарницу. Зубы у нее оказались очень даже хищными, острыми и тонкими. Кожу они разорвали мгновенно, оставив глубокие раны. Мишка встряхнул девушку, обхватив за плечи, подальше от острых клыков. Ответом ему стало лишь приглушенное бормотание и рычание.

— Черт. Что же мне с тобой делать?

С неимоверным трудом он заставил ее прикусить ремень, который потом туго стянул на затылке. По крайней мере, она больше не нанесет вреда ни ему, ни себе. Девушка извивалась, стремясь найти слабое место в своих путах. Миша порадовался тому, что, пойдя ей на встречу, связал ее добросовестно. Теперь он сидел напротив, практически прижавшись к стене, не решаясь уйти, оставить Белку без присмотра. Хотя смотреть на нее было страшно. Миша теперь понимал слова девушки, что она не отвечает за себя. Она действительно сейчас не отвечала за себя, ею руководило сознание, но вовсе не Белкино, чуждое человеческому разуму.

Кадр взял аптечку, обработал укушенную руку. Подумал насчет противостолбнячного укола, но решил, что это уже слишком. Наверху бушевал выброс. Миха никогда не видел его, никогда не бывал в Зоне в опасное время, но сейчас чувствовал на себе отдаленное воздействие. Живот крутило, казалось, переворачивались все внутренности. На душе было паршиво, но, возможно, из-за Белки. Мишка достал из рюкзака альбом, и принялся внимательно рассматривать фотографии, изредка поглядывая на напарницу.

Билась Белка минут пять. Потом, видимо, убедившись в крепости пут, она успокоилась и осела, повиснув на запястьях. Ее лицо оставалось спокойным, глаза полуприкрыты. Журналист имел замечательную возможность сравнить ее с фотографиями девушек, и пришел к устойчивому выводу: Белка и Казя явно близкие родственники. Зофья хорошо, четко получилась только на одной фотографии, но по этому изображению Миша мог сказать точно: либо Белка и Зося — сестры-близнецы, либо это один и тот же человек. И потом, имя на тетрадке. Конечно, записи могли и не принадлежать Белке, но что-то подсказывало Мише, что все здесь совсем не просто.

Кадр поднял голову, чтобы проверить состояние затихшей напарницы, и наткнулся на жесткий взгляд голубых глаз. Белка смотрела прямо на него. Миша вздрогнул, но отвести глаза не смог. Девушка улыбалась. Она чуть наклонила голову и посмотрела на мужчину почти ласково. Ее губы оставались сжатыми, но журналист различил в тишине: «Иди ко мне!». Кадр попытался встряхнуть головой, прогоняя наваждение, но цепкий взгляд не отпускал, он звал в свои голубые глубины, заставлял тонуть, погружаться полностью. Зов постоянно нарастал, и Миша понял, что он звучит только у него в голове. В самом подвале стояла тишина.

Журналист никогда не попадал под воздействие контролера, поэтому не имел возможности сравнить, но на память ему пришел именно этот монстр Зоны. Но не может же Белка… или он пустил внутрь совсем не Белку? Желтое, вязкое как мед, чужое сознание парализовало его, лишало возможности мыслить, подчиняло своим желаниям.

— Иди ко мне!

Последнее прозвучало почти на уровне слышимости, и Кадр сломался. На негнущихся ногах он подполз к девушке и остановился сантиметрах в тридцати от ее лица, снимая кляп. В голове прозвучал новый посыл, и Миша принялся распутывать веревку на ногах пленницы. Пальцы не слушались, но он старательно цеплялся за узлы, едва не сворачивая себе ногти. Во всем теле была приятная легкость, будто конечности набили ватой. Миха чувствовал себя мухой, прилипшей к медовой луже. Его затягивало все глубже в это желтое неведение, но он ничего не мог возразить, даже понимая, что сам копает себе могилу.

Последний узелок поддался, и веревки упали, освободив ноги Белки. Миша тут же обнаружил себя взятым в клещи. В общем-то, он совсем бы не отказался от такой позы, но совершенно в другом месте и при других обстоятельствах. А, черт с ним, место можно оставить и это. Ирония неожиданно помогла — мозг будто высвободился из паутины. Кадр был притянут к девушке, она крепко держала его ногами, скрещенными у него на пояснице. Но за мгновение до того, как острые зубы клацнули возле горла, Миша успел убрать голову назад. В глазах Белки мелькнула ярость. Сталкер снова почувствовал вязкость, но уже не дал себя поработить. Впервые он ударил любимую девушку. С силой, наотмашь. Ее голова дернулась, на разбитых губах выступила кровь. Но хватка тут же ослабла, и Кадр молниеносно отполз назад.

«Блин, мне бы сейчас морского ежа или колючку, на худой конец», — с тоской подумалось Мише. Да, снизить вероятное пси-воздействие не помешало бы. Но тут же Миха сообразил, что Белка каждый раз искала его глаза, значит, ей нужен был зрительный контакт. Осознав это, сталкер схватил из аптечки бинт, откромсал порядочный кусок, сложил его втрое и подошел к девушке, старательно обойдя ее сбоку. Белка повернула голову, но Кадр не попался на этот маневр. Наощупь он наложил повязку и завязал концы бинта на затылке. Девушка попыталась укусить его, но Мишка вовремя отдернул руки.

Вернувшись на свое место дислокации, журналист перевел дыхание. Ни хрена себе… вот тебе и подруга. Едва не порвала. Впрочем, его предупреждали заранее. Значит, ныть не стоило. Но жизнь-то становится все интереснее и интереснее. Что такое с Белкой? И человек ли она вообще? Сталкер устроился удобнее около стены и погрузился в размышления.

То, что выброс закончился, Миша понял по своим ощущениям. Внутренности отпустило, появился аппетит. Размяв ноги, он отправился в соседнюю комнату, соорудил себе из запасов провизии бутерброд. За стеной раздался стон. Кадр замер, превратившись в каменное изваяние, стараясь не издавать не звука. Стон повторился. Мишка, за сегодняшнюю ночь научившийся отличать Белку от самой себя, мог бы поклясться — она очнулась. Но все равно, велел себе дождаться, пока дрожащий голос не позвал членораздельно:

— Миша!

Только тогда журналист позволил себе зайти к девушке и остановиться в двух шагах от нее. Белка вела себя спокойно. По крайней мере, походила на человека. Кадр наклонился, сняв с глаз бинт, и снова отошел. Девушка посмотрела на него. Окинула взглядом всю фигуру, зацепилась за сложенные на груди руки, одна из которых пряталась в бинтовой повязке. Глаза Белки расширились, и она с испугом посмотрела на напарника.

— Это я?

Мишка молча кивнул, потом указал на Белку и притронулся пальцем к своей щеке, к уголку губ:

— А это — я.

Девушка шевельнула губами, почувствовала боль и поняла, что имеет в виду Кадр.

— Что случилось? — она долго и внимательно смотрела на напарника. Взгляд ее становился все более неуверенным, уязвимым.

— Почему ты не рассказала? — Миша холодно посмотрел на нее, — Почему ты не предупредила?

— Я предупредила… — едва слышно ответила девушка.

— И о том, что запросто можешь впиться в горло? И о том, что можешь брать под контроль не хуже любого контролера? Или может, ты забыла эти маленькие и ничего не значащие факты? Белка, что с тобой происходит, черт побери?

Напарница молчала, низко опустив голову. То, что сейчас происходило у нее в душе, не поддавалось разумному объяснению. Нельзя было привязываться. Нельзя было приближать. Нельзя было думать, что кто-то из людей может отнестись к ней нормально. А, главное, нельзя было допустить, чтобы человеческие чувства так прочно обосновались в ее сердце. Сейчас Белке было совершенно все равно, что произойдет дальше. Даже если Мишка схватил бы автомат и… Главная боль уже разлилась в сердце.

— Ты до сих пор не понял, Миха? Я такая же, как они, — кивок в сторону люка, грустная улыбка искривила ее губы, — Я такая же, как те, кого ты сегодня так браво расстреливал. Неужели ты полагал, что нормальный человек мог прийти из Зоны?

Миша растерянно сел напротив, на уже ставшее родным место.

— Я думал, что… Боже мой, да сколько таких людей по Зоне мотается, без прошлого, без истории, не желающие выдавать себя. Ушла из одного места, прошла насквозь, появилась в другом.

— И тебя не смутило, что никто ничего не слышал? Я жила в Зоне четыре месяца, пока не решилась выйти к людям. Память возвращалась очень медленно, и я боялась показаться на глаза. Поэтому Полигон я знаю, как свои пять пальцев. Сначала обитала там, в пещере. Потом перебралась сюда, поближе. Потом — Темная Долина. И, наконец, появилась у вас.

— Но Зона… — Миша недоуменно покачал головой, — это же твари, выбросы… излучение, наконец! Вода здесь вся фонит так, что мама не горюй. Чем ты питалась?

Белка смотрела на него серьезными глазами, и Кадр заткнулся, внезапно осознав, что, вероятно, это могли быть не только крысы и вороны.

— Черт, Белка. Почему ты раньше не сказала?

Девушка невесело рассмеялась.

— И как ты себе это представляешь? «Миша, понимаешь, я тут хотела тебе сказать, что я почти мутант».

— Да, действительно. Но я знаю тебя уже больше года! И в человечности твоей ни разу не усомнился.

— Потому что я научилась себя контролировать. А привязывать себя я начала, когда однажды после приступа рядом с нычкой обнаружила труп. Бедолага даже не сообразил, наверное, кто на него напал. По крайней мере, выстрелить он не успел.

В подвале повисла тишина. Миша сидел, откинувшись головой назад, судорожно переваривая информацию. В конце концов, он принял решение. В его ладони щелкнул складной ножик. Белка смотрела серьезно и очень спокойно.

— Не бойся, защищаться не буду.

Журналист удивленно замер, потом расхохотался и покрутил пальцем у виска.

— С ума сошла? Нужна ты мне больно.

Ножик легко перерезал веревки, Затем Мишка отомкнул замок на наручниках и подал девушке руку. Белка долго смотрела на него, не решаясь поверить. В конце концов, Кадру надоела эта немая сцена, и он поставил девушку на ноги.

— Слушай, мне все равно, кто ты. Я тебя знаю достаточно давно, и ты ни разу не дала повода усомниться в твоей честности и порядочности. Но надо было все-таки предупредить. Ладно, замяли. Сейчас что делать будем?

Сомыч действительно постарался. По крайней мере, именно его силами была организована новая нычка, подальше от городка, в старом деревенском доме. Туда Кадра и белку проводил Зубастый, ожидавший их неподалеку от околицы. Несколько дней ребята отдыхали от неожиданного приключения, не имея желания ни выходить, ни говорить с кем-либо. Миша впервые видел, как проходит приступ у Белки вне Зоны. Это походило на тяжелую лихорадку при гриппе. От простуды состояние отличалось только тем, что вместо микстуры девушка бешеными количествами поглощала водку. Как ни странно, действительно помогало. Но отдохнуть напарникам дали всего четыре дня. Потом Сомыч вызвал их к себе. Обоих.

— Ну, как, красавица, оклемалась? — поздоровался он с Белкой, легко кивнув Кадру, — У меня тут для вас работенка есть.

— Для нас? — девушка, расположившись в кресле, выделила голосом последнее слово.

— Ну, детка, старику Сомычу уже много лет, повидал я не мало, и понимаю, что без своего писаки ты уже никуда не пойдешь. Так что мне даже выгоднее запрячь вас обоих. Короче, слушай. Заказ не простой. Есть группа сталкеров. Военных сталкеров, очень заинтересованных в некотором месте. Ты знаешь, как дела обстоят у военщины. Сами ходят мало. Им требуется проводник на сложный маршрут. Всю снарягу обеспечат они.

Белка покачала головой:

— Сомыч, я не вожу группы, ты это знаешь.

Сам проигнорировал ее возражение и продолжил:

— Ходка планируется на два дня. Как раз должны уложиться до выброса. Цель — некая пятая лаборатория. Говорят, она где-то под землей. Вояки мамой клянутся, что она еще не найдена сталкерами, а потому не обчищена. Координаты примерные, так что придется искать на месте. Короче, в этой лабе им позарез нужны документы. Твоя задача — проводить их, чтобы деточки, не дай Бог, не заблудились, и обеспечить прикрытие от всяких монстров. Крошка, для тебя это семечки.

— Сомыч, я с группами не хожу. Это раз. Маршрут сложный, все лаборатории, как правило, ближе к центру разбросаны. Те, что на окраинах, уже вычистили. Значит, нам к Припяти переться, если не к ЧАЭС. Это два.

Сомыч молча расстелил на столе карту и поставил игральную кость на предполагаемое место. Белка осталась сидеть равнодушно, ей хорошо было видно карту, а, учитывая степень знания Зоны, с местом она определилась сразу. А Мишка, наоборот, с любопытством склонился над изображением Зоны и удивленно прокомментировал:

— Так это же сразу за По… — и умолк, ощутив своей ноге каблук.

Сомыч, однако, не обратил на его реплику внимания. Он смотрел на Белку. Та помолчала, но потом, видя, что пауза затягивается, неохотно отозвалась:

— Это ближе, чем я предполагала, но дела не меняет. И, наконец, три: подземелья — это кровососы, контролеры и, возможно, бюреры. Лучше я застрелюсь сама, Сомыч.

Сам пожал плечами, помолчал немного, но потом, словно неохотно, продолжил:

— Не хотелось бы давить на тебя, деточка, но решение твоих проблем с военными мне очень дорого обошлось.

Это очень прозвучало так весомо, что Мишка почти почувствовал, как его заваливает зеленой бумагой. Белка вздохнула, качнув головой и подняла руку, как бы сдаваясь:

— Ладно, Сомыч, поняла. Отработаю. Собака ты, все-таки.

Сам проигнорировал оскорбление и, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Но есть и еще один факт. Я тут побалакал кое с кем, узнал о причине твоих неприятностей. Так вот, полагаю, тебе интересно будет узнать, что именно пятой лабораторией заведовала некая Казя Вуйцек. И я сильно подозреваю, что документы могут быть связанны именно с ней и с ее деятельностью. Ну, как? Беретесь?

— У нас есть выбор? — равнодушно осведомилась Белка.

«Молодец», — подумал Кадр, — «ничем себя не выдала».

— Отлично. С командой познакомитесь завтра, выход назначен на вечер. И еще одно, Белка. Военные вам, конечно, документов не дадут. Но команда у них какая-то мутная, взялись, незнамо откуда. Короче, я не возражаю, если на обратном пути их случайно зацепит Каруселью, скажем. Только чтобы без следов. С вами пойдут еще два моих сталкера. С ними по усмотрению, но мне бы хотелось их через два дня увидеть.

Белка с горькой иронией оглядывала свою команду. Докатилась, блин. Команда была большая даже по меркам Зоны: пять человек, не считая ее саму. Из них положиться можно только на Мишу. Представители военных — те самые Болт и Ягода, которых Шалтай привел, девушке сразу не понравились. Но эти хотя бы слушались. А вот сам Шалтай, которого нелегкая тоже занесла в Белкину группу, вызывал гораздо больше негативных эмоций. Ругаться он начал еще у Сомыча, когда тот заявил, что группу поведет Белка. Устроил форменный скандал, вопя, что он гораздо лучший сталкер, опытнее девчонки и дольше ходит по Зоне. Но Сам быстро успокоил его:

— Ты, Шалтай, Зону знаешь. А Белка ее как сестру чует. И самое главное — плачу тебе я, а значит, и правила тоже я устанавливаю.

Мужик заткнулся, больше не возражая, но Белка чувствовала, что внутри у него сидит крепкая обида. Такого надо держать в ежовых рукавицах, всю группу может перебаламутить. Вот и сейчас он хмуро наблюдал за ее действиями, правда, не выражая явного недовольства.

Пятый человек, сталкер Каска, держал нейтралитет. Белка вообще не поняла, зачем он был нужен в этой команде. Но, тем не менее, Сам его отправил с ними.

Дорога складывалась неплохо, по-зоновски. Сталкеры успели пострелять слепых псов, и даже пару псевдособак. Белка часто задумывалась, как интересно распорядилась судьба: часть преданнейших четвероногих друзей полностью утратила зрение и развила способность чувствовать на ментальном уровне, превратившись в слепых собак. И если здесь изменчивость можно было списать на мутационные процессы, то у их сородичей, псевдособак, явно прослеживалось искусственное происхождение. Дополнительные пары клыков, чрезвычайно жесткая шерсть, потрясающая устойчивость к боли — все это свидетельствовало о некоторых генетических экспериментах. Ну, хорошо, можно вставить нескольким особям дополнительные зубы. Но как их закрепить, чтобы новый признак устойчиво передавался из поколения в поколение… К тому же, искусственные виды, как правило, очень плохо поддерживают репродуктивную функцию.

И, тем не менее, псевдособаки существовали и активно множились, наводя ужас на одиноких сталкеров. Даже одна такая собака могла стать серьезным противником для человека. А уж если их две-три…

Шли они по знакомому маршруту. Однако Белка в этот раз не стала заходить в Зону напрямую, как она это делала обычно, а сделала порядочный крюк, чтобы зайти через заставу на Кордоне. У военных была договоренность с солдатами, поэтому их пропустили. Поэтому первой на их пути лежала Свалка. Именно она и порадовала их изобилием собак. Живучие твари прятались в брошенных остовах машин, убегали, получив пулю, и нападали исподтишка, в самый ответственный момент оглашая лаем окрестности.

Выйдя со Свалки, остановились на перекур. Белка отозвала Мишу и устроила импровизированный военсовет, чтобы определить дальнейший маршрут. Заходить на Дикие, тем более, идти мимо базы Долга и Бара не просто не хотелось — было крайне нежелательно. Обойти слева — попадешь в мертвый город. А оттуда до Миража и Полигона рукой подать. Не дай Бог, придется менять маршрут, уходить от кого-нибудь. Раскрывать такое место Белка не хотела. Да и не пройдешь там группой.

Обойти Дикие справа — упрешься в Армейские склады. Еще правее — Радар. Вот тут точно застрелиться можно. Сюда Белка даже одна бы не сунулась ни за какие коврижки. А с группой и подавно.

Выходит, придется идти между Дикими и Армейскими складами. Главное, не напороться на долговский патруль. Договориться, конечно, можно, но у Сомыча инструкции по этому поводу были четкие и однозначные. Белка вздохнула и повернулась к команде.

— Так, сворачиваемся. Завтра отдохнем. Сейчас меняем курс. Обходим Дикие справа, мимо складов, и берем курс на вашу лабу.

— А почему слева не хочешь? — лениво поинтересовался Шалтай, — Там проще.

— Это где, на Янтаре проще? — едко осведомился Кадр, но Белка нетерпеливым жестом остановила его.

— Я так решила, Шалтай. Этого мало?

— Мне да. Я хочу обоснования, — сталкер остановился напротив девушки, вызывающе скрестив руки на груди. Но на его плечо тут же легла мощная лапа Болта:

— Не бузи. Пошли, Белка. Веди.

Группа продвигалась бодрым шагом, пока что успешно обходя аномалии. Впрочем, они не зря выбирали себе проводника. Белка действительно чувствовала аномалии гораздо лучше большинства своих коллег. Однако гордиться нечем — высокая чувствительность — вовсе не ее заслуга.

Периодически Кадр и Белка останавливались для того, чтобы подобрать артефакт. С начала пути их добычей уже стали замечательный Морской Еж, несколько Вспышек, а на поясе у Миши, рядом с подаренной Пленкой, теперь находилась Душа, с великой осторожностью вытащенная им практически из-под самой Карусели. Шалтай долго смотрел на этот процесс с некоторой брезгливостью, пока его, наконец, не прорвало:

— Что, совсем туго приходится? Хватит всякую мелочь собирать! Мы не за этим идем.

— Ты, конечно, можешь демонстрировать свою необразованность и дальше, — вступился за обоих Миша, — но мы берем то, что может пригодиться на маршруте. Если ты не понимаешь смысла наших действий — молчи. За умного сойдешь.

Шалтай покраснел, как рак, но промолчал.

Загрузка...