Выпить и умереть

Глава девятнадцатая Полковник Браммингтон в роли доктора Ватсона

— Я готов к исполнению своего долга, — выпалил Фокс, покачиваясь.

— Вы, старый и гнусный тип, — заорал Аллейн. — Немедленно отправляйтесь назад в постель!

— При всем уважении к вашему мнению, сэр, я туда не собираюсь. Я провел там несколько достаточно незабываемых часов и вполне пришел в себя. Если…

— Никаких если, старина Фокс, — мягко сказал Аллейн. — Неужели мы поссоримся по столь несущественному поводу, как состояние вашего здоровья?

— Надеюсь, нет, сэр. Точнее, уверен, — молодецки ответствовал Фокс. — Мы с вами в паре вот уже шесть лет, и за все эти годы с вашей стороны ни единого нокаута и даже дурного слова…

— Идите в постель, дерьмо собачье!

— Вот я и говорю, ни единого дурного слова…

Сыщики некоторое время остолбенело таращились друг на друга, потом Аллейн ловким приемом усадил Фокса в крякнувшее кресло, а Ник Харпер почел за благо незаметно удалиться из комнаты на цыпочках. Однако на пороге его застал голос Аллейна:

— Послушайте, Ник… Вас не затруднит привезти полковника Браммингтона сюда? Опишите ему некоторые тяжелые… гм! Пудов в шесть… Одним словом, крайне тяжелые обстоятельства, из-за которых я не имею пока возможности покинуть «Перышки»…

— Ерунда, я в полном порядке и… — начал Фокс, но Аллейн оборвал его:

— Помолчите! Кто, в конце концов, здесь старший по званию?

Харпер вышел.

— Сопротивление дисциплине, — ядовито напомнил Аллейн, — согласно семнадцатому пункту закона о полиции приравнивается к основаниям для недоверия…

Фокс вдруг покачнулся в кресле, хотя, похоже, не столько от осознания тяжести содеянного (то бишь неподчинения начальству), сколько от слабости после промывания кишечника…

— Я намерен вернуться вниз, в отдельный зал, — сказал Аллейн. — И если вы, Фокс, попытаетесь сдвинуть свою тушу хоть на дюйм из этого кресла, то черт меня дери, если я вас не подведу под статью!

— Тогда я возьму полковника Браммингтона в свидетели, в соответствии с пунктом семнадцатым! — ответствовал Фокс, после чего закрыл глаза и, похоже, заснул. Аллейн не стал более испытывать судьбу и тихонько вышел.

В отдельном зале внизу Оутс, явственно борясь со сном, геройски нес вахту. Мисс Даррах вязала в своем любимом закутке. Периш стоял, заложив руки в брюки, у запертых ставней. Кьюбитт черкал тушью в блокноте, который всегда носил в кармане. Эйб Помрой угрюмо сидел в углу. На глупом лице мистера Нарка застыло выражение обиды. Почему его считают таким болваном?

— Можно открывать бар, мистер Помрой! — заявил Аллейн. — Никто никого более в этой комнате не задерживает. Однако в настоящее время никто из вас не имеет права покидать «Перышки» до распоряжения полиции. Это не касается, впрочем, мистера Нарка. Он может идти домой.

С лестницы послышался глухой перестук шагов, и в комнату, ведя Легга, вошли Харпер и второй полисмен, Тэйтс. За тем, как уводили арестованного Легга, проследили шесть пар глаз.

Неожиданно мисс Даррах воскликнула вслед Леггу:

— Не бойтесь, приятель! Все это чушь собачья! Я еще поборюсь за вас!

Тут рванулся и Билл:

— Мне надо поговорить с ним!

— Естественно, — не меняя тона, проронил Аллейн.

— Мне очень жаль, что все так повернулось, товарищ! — горячо вскричал Билл. — Конечно, сплошное беззаконие, ничего больше! Но для партии, вы знаете, эти преступные законы не имеют значения! Мы будем биться за вас! Помните это — мы постоим за вас! Хотел бы я расквасить еще кой-кому нос и пойти в тюрьму вместе с вами!

— Нет, они польстились только на меня, — грустно отвечал Легг.

— Да, товарищ, я понимаю… Удачи! Держитесь!

— Ну, пошли, — поторопил Харпер, которому эта волынка безумно надоела. — Пошевеливайтесь! Ты готов, Оутс?

За ними захлопнулась дверь.

— Ну что ж, можно только назвать это шагом в верном направлении, мистер Аллейн, — заметил Периш.

— Ради бога, Себ, придержи свой удлиненный язык, — протянул томно Кьюбитт.

— Что вы этим хотите сказать? — взвился в свою очередь Билл Помрой. — На что это вы намекаете? Советую вам быть осторожнее в выражениях!

— Так не разговаривают с господами, сынок, — глухо напомнил из своего уголка старик Эйб.

— Раз уж Господом Богом мне дан дар речи… — начал Билл.

— …то вам стоит пользоваться им с некоторой осторожностью, — продолжил Аллейн. — Итак, могу только пожелать вам всем спокойной ночи, джентльмены. Настолько спокойной, насколько это возможно.

Все стали выходить. Напоследок, повинуясь своему актерскому инстинкту всегда облекать свои самые ничтожные чувства в роскошные слова, заговорил Периш.

— Я думаю, что не вызову вашего презрительного смеха, если заключу, что арест этого джентльмена означает начало конца! — патетически воскликнул актер, повернувшись к Аллейну.

— Нет, конечно, за подобное высказывание особого презрения вы у нас не вызовете, мистер Периш, — вежливо отвечал Аллейн.

Периш нехорошо рассмеялся и вышел вслед за другими.

Оставалась только мисс Даррах. Она сложила свое вязанье в пластиковый пакет, сняла очки и вопросительно поглядела на суперинтенданта.

— Я понимаю, что вам просто ничего не оставалось, как арестовать этого несчастного. Но вы должны учесть, что у него после всех этих следственных мероприятий от организма остался только комок нервов. Оттого он и сорвался. Ему больше нужен врач, чем полицейский…

— Вы о ком? О мистере Монтегю Трингле? — с напускной рассеянностью переспросил Аллейн.

— Ну значит, все-таки шила в мешке не утаишь! — беззаботно вздохнула мисс Даррах. — Я так и предполагала, что рано или поздно вы разнюхаете об этом… Во всяком случае, с моей стороны я выполняла наш договор безукоризненно.

— А в чем он состоял? — поинтересовался Аллейн.

— А то вы не догадываетесь?

— Неужели семейство лорда Брайони обязалось заботиться о мистере Трингле до скончания веков?

— Бросьте вы выражаться так изысканно! — фыркнула мисс Даррах. — Мой бедный кузен Брайони был просто убит большим сроком, который дали Тринглу… Он ведь чувствовал себя более виноватым, вот ведь какая беда… У моего кузена не было ни малейших способностей к ведению бизнеса, и он часто говорил, что в своей жизни усвоил лишь один тип обращения с финансами, а все прочие возможности заставали его врасплох… Естественно, все, что он умел делать с деньгами, — это их тратить, и, когда ему объяснили, что помимо этого деньги могут и должны приносить некий доход, он был страшно изумлен. Соответственно суд видел, что мой кузен был не более чем тупым орудием мошенничества других, но люди вокруг говорили, что моего кузена спас его титул и все такое, а вовсе не его наивность… Точно так же рассуждал и сам Трингл. А мой бедный кузен в свою очередь чувствовал вину перед Тринглом и после своей смерти завещал членам нашей семьи позаботиться о бедняге. Ведь вы даже не знаете, какой Трингл был блестящий молодой человек до этого краха. О, на него стоило посмотреть! Высокий, черноволосый, зубы сверкающие, не то что эти искусственные булыжники, что ему вставили в тюремной больнице! Одним словом, наше семейство поддерживало связь с Тринглом. Недавно он написал нам, что сменил фамилию на «Легг» и что нуждается в деньгах для поправки здоровья. У нас, по правде говоря, особых средств нет. Но на семейном совете мы все же решили выделить ему немного. И я надумала передать ему деньги сама. Мне хотелось посмотреть на него, прикинуть, что да как. Заодно, подумала я, в этом курортном местечке я смогу попрактиковаться в живописи. А что касается разговоров, которые мы с ним вели, то они сугубо личные и к вашему расследованию отношения не имеют. Так что не просите меня пересказывать их… И потом, боюсь, Леггу уже ничто не поможет. Ах, вы бы видели, как» он дрался с этими двумя полисменами — как смертельно раненый лев! Жаль, жаль… Впрочем, если есть возможность выкупить его под залог, я готова сделать это.

— Ну что ж, спасибо за пояснения, — поблагодарил Аллейн. — Со своей стороны, я передам ваше пожелание начальству. Однако у меня еще один вопрос. Вам не случалось рисовать скалы около въезда в тоннель?

Мисс Даррах сразу словно сжалась.

— Пожалуй, случалось, — выдавила она.

— По утрам?

— По утрам.

— Вы были там в то утро, когда в Оттеркомб прибыл мистер Уочмен?

Мисс Даррах пристально посмотрела на Аллейна.

— Да.

— Мы видели то место с притоптанной травой, где вы крепили свой подрамник… Скажите, мисс Даррах, вы случайно не слышали разговора между мистером Уочменом и мисс Мур?

Мисс Даррах сцепила пальцы и с плохо скрытым ужасом глянула на сыщика.

— Ну так?..

— Да, слышала… Я не могла избежать этого — они расположились слишком близко… А когда я все же решила уйти, я уже боялась показаться им на глаза. Дело успело зайти довольно далеко… Только, пожалуйста, не надо сразу воображать себе всякие безобразия…

— То есть? Вы не хотите, чтобы я понял это как любовную сцену? Но это не такое уж безобразие, говоря откровенно…

— Нет, нет. Скорее напротив…

— Ссора?

— Ну да.

— И вы на это намекали, когда туманно проронили что-то насчет «искать подальше и поближе от дома»?

— Да. Но я вовсе не мисс Мур имела в виду. Ведь… ведь не одна я могла слышать этот разговор… Все, больше я вам ничего не скажу!

Толстушка свирепо защелкнула сумочку:

— Насколько я понимаю, я могу идти?

— Да, — кивнул Аллейн. — Только… Вы не будете возражать, если вместе с вами к вам в комнату поднимется миссис Ивз?

— Нисколько.

— Тогда мы ее сейчас вызовем…

Пока Аллейн поджидал Харпера и Браммингтона, он быстренько дополнил свой отчет и обсудил его с Фоксом. Тот все еще проявлял слабые признаки неповиновения, но из кресла все равно встать бы не смог…

— Это ужасно, — говорил Фокс. — Клистирная трубка мне почему-то очень не нравится… Не хотелось бы повторения…

— Как только почувствуете, что она вам поможет, доктор вас немедленно удовлетворит в этом смысле, — заметил Аллейн.

— Нет уж, спасибо, я лучше воздержусь… Похоже, я слышу машину.

Аллейн прислушался.

— Да, кто-то едет. Надо будет потребовать у полковника ордер на арест. Но нам все равно придется задержаться тут еще на некоторое время. Как думаете, Братец Лис?

— Наверное. Да, это точно они.

Аллейн высунулся в окно. Полковник Браммингтон вылез из подъехавшей машины и хлестко захлопнул дверцу.

— Еще раз прошу меня простить, полковник… — начал было Аллейн, но Браммингтон энергично замахал рукой.

— Нечего извиняться, Аллейн. Хотя, конечно, это паскудная история, и ужин был заготовлен великолепный! Не могу себе не польстить!

— Безумно жаль, что это великолепие прошло мимо наших желудков! — с сожалением покачал головой Аллейн. — Простите меня за дерзость, сэр, но мне подумалось, что вам захочется приехать сюда, на место происшествия…

— О чем вы говорите! Конечно! И я уверен, что это было именно покушение! Покушение на вас обоих! Когда вы официально оформите арест, Аллейн? Ах, каков мерзавец, каков подлец! Он подмешал яд в шерри? В «амонтильядо»? Тройное святотатство — он надругался не только над милейшим Фоксом, не только над светлой памятью Эдгара По, но и над изумительнейшим напитком!

Затем, пересыпая речь витиеватыми ругательствами, полковник Браммингтон разместил свое грузное тело в кресле и выволок из просторного кармана необъятных, как парус, брюк пачку листков с отчетом Аллейна.

— Я прошелся по вашему отчету, Аллейн, — начал полковник, — как раз в то время, как вы самоотверженно спасали отравленного коллегу Фокса… Блестящий вы накатали отчет, без этих тошнотворных бюрократических выкрутасов. Хоть публикуй его отдельной брошюрой! Сейчас я изложу вам свои соображения. В этом доме найдется глоток спиртного напитка, в который еще не успели добавить яду? Может быть, попробуем распечатать какую-нибудь свежую бутылочку?

Аллейн сходил в бар, обнаружил там три запечатанных бутылки крепкого пива, записал их на свое имя и принес вместе со стаканами в приемную.

— М-да, нам стоило бы поискать пробовальщика, — озабоченно протянул Браммингтон. — Жаль, нет под рукой этого болтливого Нарка, он на дармовщинку точно согласился бы попробовать…

— Нет уж, не надо нам Нарка, — содрогнулся Аллейн от одного воспоминания. — Все бутылки запечатаны, а стаканы я промыл.

Он разлил пиво.

— Однако мне как-то не по себе, — заерзал в кресле Браммингтон. — Эти пробки, знаете ли, не кажутся мне слишком надежными…

— И напрасно, — ответил Аллейн, делая добрый глоток из своего стакана. — Отличное пиво.

— Что ж, я готов согласиться — вы не выказываете признаков судорог или расширения зрачков… — Браммингтон, выждав с полминуты, тоже припал к своему стакану. — Да, пиво недурственное. Перейдем теперь к делу. Насколько я понял Харпера, вы пришли тут все к единому мнению. Позволите ли теперь мне изложить свое видение дела?

— Мы просто сгораем от нетерпения, — выпалил Аллейн, с тоской думая о чистой простыне и мягкой подушке…

— Тогда начнем! — с энтузиазмом воскликнул полковник, разворачивая отчет, и Аллейн увидел, что листки испещрены кропотливыми карандашными заметками… — Я, как и обещал, буду вашим Ватсоном, дорогой Аллейн, и стану совершать промах за промахом, вызывая на себя беспощадный огонь вашей иронии… Впрочем, не будем забывать, что логика — всего лишь способ опровергнуть интуитивную уверенность… Итак, вы готовы?

— Полностью, сэр…

— С самого начала этот случай показался мне не особенно простым, — заговорил полковник Браммингтон. — Обстоятельства трагичны, способ убийства загадочен, улики запутаны. Единственное, в чем я сразу же твердо убедился, это в том, что произошло убийство.

Полковник бросил умоляющий взгляд на Харпера, который нашел в себе силы смолчать, хотя и был в ярости. Именно полковник Браммингтон пустил дело на самотек, когда в суде признали случившееся несчастным случаем…

— Должен заметить, что я не был лично знаком с покойным, но я обожаю убийства, — продолжал Браммингтон. — Да-да, обожаю, не надо так на меня смотреть. Особенно мне понравилось именно это убийство. Так здорово задумано. Ведь, казалось бы, Леггу надо было успеть отравить дротик и еще попасть им в палец Уочмену! Легг мог случайно подслушать, что Уочмен не переносит цианида, и увидеть, как Эйб Помрой запер бутылку с цианидом в буфете. Чего нам еще не хватает? Конечно, мотивы Легга были не вполне ясны, но когда вы разузнали, что Легг сидел в тюрьме, то многое стало понятнее. Легг приобрел в наших местах некий авторитет, определенное доверие, ему даже поручили держать кассу. И вдруг появляется Уочмен, который узнает его и может разоблачить. И естественно, Легг убивает Уочмена. Так я и думал вплоть до сегодняшнего дня.

Полковник всосал в себя еще один полный стакан пива и откинулся в кресле, которое измученно и обреченно застонало под ним.

— Сегодня утром я был слегка удивлен вашим отказом арестовать Легга тотчас же. Но когда я стал внимательно читать ваш отчет, мое мнение начало постепенно изменяться. Я перечитал все показания и увидел, что все в один голос признают полную невозможность для Легга сделать что-нибудь с дротиком. Мне очень понравилось и ваше точное наблюдение, что руки у Легга неуклюжи и что он не смог бы выполнить такой поистине цирковой трюк — нанести на дротик яд чуть ли не в полете… Кто же нанес яд? И ведь это было сделано непосредственно перед убийством, ведь цианид очень летуч! Далее, меня сильно впечатлил вывод о том, что цианид вытянули из норы вскоре после дурацкой крысиной травли Эйба Помроя… Все подозреваемые могли сделать это, но только четверо имели возможность нанести яд на дротик — это оба Помроя, Периш и Легг. Другие дротиков не касались. Только Легг мог знать, как полетит дротик. Уочмен вытащил их из доски после пробного метания и передал Леггу. Итак, — важно изрек полковник Браммингтон с выражением сознательной скромности на мясистом лице, — удалось мне добавить к вашему отчету кое-что новенькое? Догадываетесь что?

— Попробую, — кивнул Аллейн. — Вы, как мне кажется, не вполне оценили значение того факта, что все дротики были испробованы перед трюком, а раз так, они все воткнулись в доску, и следовательно, будь на острие дротика яд, он был бы стерт.

— Вот те раз! — вскричал Браммингтон.

Он замолк, причем казалось, что в комнате слышен скрип его мозгов. Потом Браммингтон продолжил свою речь, с несколько натянутой непринужденностью:

— Нет, нельзя сказать, что здесь я все учел! Но все равно, это только поддерживает мою теорию. Итак, поскольку именно Уочмен, а не Легг, выдернул дротики из доски, то Легг и не мог знать, который из дротиков намазан ядом. Пусть даже все они были намазаны — знать-то он не мог?! Отсюда следует, что тот дротик, который впился потом Уочмену в руку, был намазан ядом после! После ранения! И это привело меня ко второму варианту!

Браммингтон торжествующе поглядел на Аллейна, ожидая одобрения.

— Да, сэр, именно так, — опять кивнул Аллейн.

— Вы согласны? Вы уже думали над этим?

— Билл Помрой сам предложил второй вариант, — заметил Аллейн.

— Да? — недоверчиво переспросил Браммингтон. — Черт! Ну ладно, продолжаю. Я понял, что Легг, как бы то ни было, не мог отравить все шесть дротиков за те несколько секунд, которые он держал их в руках перед выполнением своего фокуса. И уж тем более Легг не стал бы ставить себя под подозрение, нанося яд на дротик уже после того, как Уочмен помер. Так что должен снять перед вами шляпу, дорогой Аллейн. Как вы и говорили, Легга мне пришлось исключить из списка подозреваемых. Оставалось решить, кто из семи оставшихся подозреваемых мог вытянуть яд из чашечки, поставленной в крысиной норе? И тут на ум приходит Эйб Помрой. Кто наливал цианид? Кто имел в своем распоряжении бутылку с ядом? Кто, наконец, распечатывал дротики? Все это — Эйб Помрой. Итак, мой первый кандидат был именно Эйб Помрой, если отложить в сторону его возможные мотивы. И не надо так на меня смотреть, можно подумать, вы сами так не думали хоть какое-то время! А вот во вторую очередь я подумал о его сыне, Билле Помрое! Мой милый Аллейн, ваш путаный разговор с кретином Нарком содержал по меньшей мере одну любопытнейшую деталь. Если помните, он вам намеками да околичностями дал понять, что как-то раз наблюдал любовную сцену с участием Уочмена и мисс Десси Мур, а чуть поодаль заметил следящего из оврага Билла Помроя! Вот вам и мотив для молодого Помроя! Ведь в настоящий миг — только слепой способен не заметить — флирт между ним и мисс Мур носит все более роковой для всякого мужчины характер… Ясное дело, когда на сцене появился бывший любовник, у Билла возникла куча мотивов извести его… И кроме того, ведь Периш и Кьюбитт намекали на то, что также наблюдали некое странное свидание Уочмена с мисс Мур. Но оставим в стороне мотивы и посмотрим теперь, каковы были возможности для совершения преступления у Билла? Мог ли он держать пузырек с цианидом в кармане? Мог. Мог он незаметно нанести яд на дротики, пока осматривал их? Мог. Да, впрочем, я запамятовал ваше замечание насчет пробных бросков, так что… Нельзя ли откупорить еще одну бутылочку этого восхитительного пива? Оно мало того что не содержит синильной кислоты, просто прекрасно действует на мой организм… Спасибо…

Браммингтон вылил в свою луженую глотку еще один стакан.

— И потом, ведь Билл так рьяно защищал Легга, что вряд ли Билл мог быть убийцей, — резко сменил направление своей мысли полковник… — И я решил обратить свое внимание на дам. Ну, на мисс Даррах нет смысла долго задерживаться, Харпер мне рассказал о том, что вам удалось узнать о ней. Ее случай — совершенно обычный семейный интерес… Но вот мисс Мур! Нет, ее нельзя так однозначно отбрасывать! Между ней и покойником была ссора. Могла она бояться, что ее бывший любовник насплетничает о ней ее жениху? Могла. Или попросту — могла ли даже самая страстная любовь превратиться под воздействием времени в лютую ненависть? Тоже могла. А если говорить о возможности совершения убийства, то кому, как не мисс Мур, было удобнее всего капнуть цианида в стакан коньяку, который она подала Уочмену? Все верно. Но есть одно весомое возражение. Всякий, кто убил Уочмена, должен был всеми силами стараться подставить Легга. А мисс Мур все время стойко защищала его. В ее словах была всегда та горячность, которая является свидетельством искренности. Вы согласны, Аллейн? Итак, я оставил мисс Мур и обратился к Себастьяну Перишу и Норману Кьюбитту. Вот уж у кого мотивов хоть отбавляй. Богатое наследство — разве можно найти более значимый мотив? Кьюбитт не касался дротиков до происшествия, но зато он мог нанести яд на дротик после всего. А как тогда он отравил Уочмена? Налил яд в коньяк. Последнее прискорбное происшествие с Фоксом указывает именно на такую возможность. Однако отпечатки пальцев и крысиная нора отвергают эту идею. Но вполне вероятно, что убийца мог вытянуть яд из чашки в крысиной норе с помощью какого-нибудь инструмента, не оставляя отпечатков пальцев. И эта мысль ведет меня к Перишу.

Полковник Браммингтон метнул искательный взгляд на непроницаемое лицо Аллейна и закурил сигарету.

— Итак, к Перишу… — повторил он многозначительно. — Тут нам надо вполне оценить значение факта, который представляется мне крайне важным. Ведь именно Периш приобрел для Помроя раствор цианида. Именно Периш попросил добропорядочного аптекаря сделать раствор покрепче. Именно Периш привез цианид в гостиницу. Старик Помрой говорит, что печать на бутылочке была нетронута. Но что мешает отодрать один кусок сургуча и потом заменить его другим куском? Велико дело! Однако если так и было сделано, то почему же в чашке, что стояла в крысиной норе, не оказалось яда? Объясню. Периш рассуждал так: если возникнут ко мне вопросы, то я отвечу — зачем же мне было извлекать яд из крысиной норы, если я мог вполне это сделать и до того, имея при себе целую бутылочку с ядом? Я стал думать, изучать записи и вот что подметил, джентльмены. Периш, наряду с Уочменом, предлагал всем выпить бренди, перед тем как Легг стал показывать свой фокус с дротиками. Я подумал, а не могло ли случиться так, что Периш рассчитывал напоить Легга, чтобы тот промахнулся и угодил Уочмену в палец, а сам при том имел под рукой цианид? Сперва это было чистым предположением, дорогой Аллейн, но вскоре я наткнулся на ошеломляющий факт. Ведь в то мгновение, когда мисс Мур наливала в стакан коньяк для Уочмена, именно Периш — и только Периш — стоял в непосредственной близости от того самого стакана! Периш — и только Периш — способен был капнуть чего-нибудь в стакан! И именно Периш был вдохновителем всей канители с травлей крыс при помощи цианида! И он же раскрутил всех на выпивку! И он же стоял рядом со стаканом!

Полковник Браммингтон прихлопнул ладонью по подлокотнику и победно оглядел присутствующих. Он направил свой поросший рыжей шерстью мясистый указательный палец на Аллейна и продолжил:

— И сверх всего, Периш не обвинял прямо Легга, но все время бормотал что-то нехорошее и распускал слухи! А именно слухи, слухи, как нам известно из Фрэнсиса Бэкона, «ранят больнее и глубже, чем самый острый кинжал»! Так вот, я утверждаю, что Периш сумел достать яд из крысиной норы тотчас же после того, как Помрой наполнил чашку, либо же он взял яд из исходной бутылочки, подлил воды и сменил сургучную печать. Во втором случае он попросту, действуя вслепую, перевернул чашку в крысиной норе и потом накапал туда воды, не тронув отпечатков Эйба Помроя. Это, конечно, предполагает некоторую изобретательность… Но вернемся к делу. Периш узнал в тот вечер о чувствительности Уочмена к цианиду и решил воспользоваться фокусом Легга, чтобы отравить своего дружка. Естественно, Периш мог ожидать, что пьяный Легг промахнется и всадит хоть один дротик в руку Уочмену. В момент ранения Периш стоял рядом со столом. Кто-то, естественно, предложил дать раненому коньяку. И тут Периш выполнил свой дьявольский план. А потом, когда погас свет, он, ткнувшись головой в ноги Кьюбитта, нашел в темноте дротик и мазнул по нему ядом. Затем он растер ногой в порошок тот пузырек, в котором хранил яд, осколки перемешались с осколками стакана… Но, пошарив в темноте, Периш находит один крупный кусок стекла. Его не разбить каблуком, и Периш кидает его в камин. Ну, а дальше все ясно, джентльмены. Я считаю, что все сказанное и сделанное Перишем говорит в пользу того, что он отравил своего кузена. Итак, я говорю — это Периш!

Полковник огляделся с видом триумфатора, озабоченного тем, что крики «виват!» звучат недостаточно громко.

— Ну как? Впечатляет? — спросил он Аллейна.

— О да, сэр, — заверил полковника Аллейн. — Я поздравляю вас. Такое точное следование фактам — и вместе с тем такая невероятная интуиция!

Если о столь грузном и багроволицем человеке, как Браммингтон, можно сказать «сиял», то полковник Браммингтон именно засиял от собственного триумфа.

— Значит, мне так и не удалось сыграть роль Ватсона? — спросил он. — Я не сделал промахов? И мои умозаключения совпали с вашими?

— Почти что полностью. Могу не согласиться с вами в одном-двух пунктах, — сдавленно проговорил Аллейн.

— Ну, я же не хочу сказать, будто я непогрешим! — залучился улыбкой Браммингтон. — Нельзя ли узнать, какие там пунктики у меня не проходят?

— Да так, самые пустяковые, — сказал Аллейн, отводя взгляд. — Собственно, всерьез можно говорить только об одном. Я имею в виду, что… То есть как бы… Одним словом, вы указали не на того человека. Убийца — не Периш.