Кудесов
Соавтор
Первый актер
Второй актер
Третий актер
Травести
Продюсер Кон
Охранники Кона
Шарковский
Двое, Кудесов и Соавтор, стоят спиной к зрителям, стоят долго и неподвижно. Гонг.
КУДЕСОВ. Итак, мы начинаем.
Следует пантомима: Кудесов и Соавтор удят рыбу. Оба насаживают невидимых червей на невидимые крючки, взмахивают невидимыми удилищами, забрасывают крючки в воду. Наконец Кудесов вытаскивает рыбину, Соавтор завистливо смотрит на него, помогает снять ее с крючка.
СОАВТОР. Я далек от мысли тебе подражать.
КУДЕСОВ. Причиной моих прежних неудач было, по-видимому, то, что я никак не мог прибиться ни к какой вере, ни к какой этической системе или философии.
СОАВТОР. Тебе нечего было сказать, ты и не хотел. Модная болезнь… Оттого твои бесчисленные парадоксы, ты просто прятался за них.
КУДЕСОВ. Напротив. Я пытался сказать слишком много.
СОАВТОР. Тебе почти удалось приучить всех к своей нарочитой бессвязности, но теперь ты, кажется, хочешь оставить и ее.
КУДЕСОВ. Ты всего только мой соавтор…
СОАВТОР. И потому задача моя — твое возмущение.
КУДЕСОВ. Я полагал, что сегодня ты придешь с готовой фабулой. Хотя бы подскажешь какие-то новые решения.
СОАВТОР. И тогда тебе уже не нужно будет ничего делать. Только присвоить себе мою историю. Обработать ее, возможно, в том духе, в каком ты умеешь.
КУДЕСОВ. Негодяй. Это же львиная доля работы.
СОАВТОР. А что ты станешь делать со своей рыбой?
КУДЕСОВ. Выпущу и стану ловить новую.
СОАВТОР. Ну, я так и думал.
Пантомима: Кудесов выпускает рыбу. Оба следят за тем, как ее сносит течением.
КУДЕСОВ. Горечи теперь во мне никакой нет.
СОАВТОР. Смотри-смотри, она слишком обессилела, чтобы плыть. Она не мертва, но не может и плыть. Она уже вдохнула порцию смерти, теперь уже никогда не сможет поверить своей беззаботности. Ни своим сородичам, ни своей жизни.
КУДЕСОВ. Перестань.
СОАВТОР. Это твоя рыба.
КУДЕСОВ. Уже нет.
СОАВТОР. Ты так же — был пойман, потом отпущен…
КУДЕСОВ. Аминь.
СОАВТОР. Да нет же, еще нет.
КУДЕСОВ (кричит). Зачем ты здесь, если опустошен?
СОАВТОР. Я испытываю тебя. Я испытываю нас обоих.
КУДЕСОВ. Мы не сдвинулись ни на шаг. Я уже который месяц бьюсь над твоим дурацким праведником.
СОАВТОР. Раньше ты полагал, что он стоит того.
КУДЕСОВ. Я поддался на твои уговоры.
СОАВТОР. Ты не хочешь посмотреть образцы?
КУДЕСОВ. Напомни мне текст.
СОАВТОР. Ну, разумеется. Я у тебя только для этого.
КУДЕСОВ. Делай, что тебе говорят.
СОАВТОР. Когда-то я взбунтуюсь, когда-то пойду вразнос, и ты останешься с собой один на один… (Кудесов молчит.) Ну хорошо, хорошо!.. «Был человек в земле Уц, имя его Иов, и был человек этот непорочен, справедлив и богобоязнен, и удалялся от зла. И родились у него семь сыновей и три дочери. Имения у него было: семь тысяч мелкого скота, три тысячи верблюдов, пятьсот пар волов и пятьсот ослиц, и весьма много прислуги; и был человек этот знаменитее всех сынов востока».
КУДЕСОВ. Сколько было верблюдов?
СОАВТОР. Три тысячи.
КУДЕСОВ. А мелкого скота?
СОАВТОР. Семь.
КУДЕСОВ. Это много?
СОАВТОР. Немало.
КУДЕСОВ. Так, и что дальше?
СОАВТОР. Ты не хочешь взглянуть на образцы?
КУДЕСОВ. Черт с тобой, показывай.
Соавтор делает движение рукой, вспыхнувший свет выхватывает из темноты лица четверых, совершенно безмолвно стоящих на сцене.
СОАВТОР. Неплохие экземпляры, не правда ли? Ты можешь выбрать. Как, например, этот?
КУДЕСОВ. Слишком худ.
СОАВТОР. Тебе надо толстого?
КУДЕСОВ. Молод и гладколиц.
СОАВТОР. Ну, не так уж и молод.
КУДЕСОВ. Безобразие проказы должно быть отчетливым. Должно ошеломлять.
СОАВТОР. Слишком забегаешь вперед.
КУДЕСОВ. Не твое дело.
СОАВТОР. Значит — нет?
КУДЕСОВ. Я же сказал — нет.
СОАВТОР. Этот? (Показывает Кудесову другого. Кудесов молчит.) Так и видится благообразный старик, с бородой, расчесанной надвое, с тонкими пейсами до плеч. Памятлив, скрупулезен в ритуалах. Возносит всесожжения по числу пиршественных дней в домах сыновей его. «Быть может, сыновья мои согрешили, — говорит он, — и похулили Бога в сердце своем».
КУДЕСОВ. Сколько у него детей?
СОАВТОР. Двое. Две дочери. Старшая институт заканчивает.
КУДЕСОВ. Не у него. У Иова?
СОАВТОР. Семь сыновей.
КУДЕСОВ. Да, помню, и три дочери, и множество прислуги.
СОАВТОР. Так.
КУДЕСОВ. Не то.
СОАВТОР. Но почему?
КУДЕСОВ. Слишком серьезен.
СОАВТОР. Ты посмотри на него еще, он очень способный.
КУДЕСОВ. Мне нужен дебил.
СОАВТОР. Это что-то странное. Хорошо ли ты все продумал?
КУДЕСОВ. Я вышвырну тебя вместе с ними.
СОАВТОР. Ну ладно, взгляни на остальных. (Кудесов нехотя продолжает осмотр.)
КУДЕСОВ (возмущенно). Что? Это женщина? Зачем здесь женщина? Ты сошел с ума?
СОАВТОР. Это травести.
КУДЕСОВ. Убери их всех сейчас же.
СОАВТОР. Она может изображать и детей, и зверей, и стариков. Ну ладно, я пошутил. Взгляни на последнего.
КУДЕСОВ. Я сказал, пусть убираются.
СОАВТОР. Ну что ж… (Четверке.) Проваливайте. (Те исчезают.)
КУДЕСОВ. Ты меня сбиваешь, когда я работаю. Почему я должен был их всех смотреть? Второго верни.
Соавтор идет вслед за ушедшими, стоя в кулисах, призывно машет рукой.
СОАВТОР. Эй ты!.. Да-да, ты!.. Тебе говорю. Вернись.
КУДЕСОВ. Не сейчас. После.
СОАВТОР. Попозже. Я тебя позову.
КУДЕСОВ. Я вовсе не должен был с ними возиться. Это не мое дело.
СОАВТОР. Я хотел тебе помочь.
КУДЕСОВ. Покорно благодарю.
СОАВТОР. Может, продолжим?
КУДЕСОВ. Как хочешь.
СОАВТОР. От желания моего ничего не зависит.
КУДЕСОВ. Ты действительно так мелок.
СОАВТОР. Прежде я порой смотрел на тебя с несомненным восхищением. Кудесов, безусловно, лидер мирового безразличия, иногда себе говорил я.
КУДЕСОВ. Я сейчас засну.
СОАВТОР. Нет-нет, я пришел, чтобы работать.
КУДЕСОВ. Работай же.
СОАВТОР. «И был день, когда пришли сыны Божьи предстать пред Господа; между ними пришел и сатана».
КУДЕСОВ. Нет уж, пожалуйста, только без сцен на небесах.
СОАВТОР. Ты сам можешь подать их в любом ключе.
КУДЕСОВ. В последнее время, когда я вижу тебя, я заболеваю. Я и сейчас болен.
СОАВТОР. «И отвечал сатана Господу, и сказал: разве даром богобоязнен Иов? Не Ты ли кругом оградил его, и дом его, и все, что у него? Дело рук его Ты благословил, и стада его распространяются по земле».
КУДЕСОВ. Ты слышал, что я тебе сказал?
СОАВТОР. Когда ты завершаешь что-то крупное, ты всегда бываешь в растерянности, ты беспокоен, ты не знаешь, что тебе делать дальше.
КУДЕСОВ. Я, буквально, физически ощущаю, что я не могу еще делать что-то так, как я это делал раньше.
СОАВТОР. Ну что ж, это вполне естественный кризис, и теперь ты решил обратить его себе на пользу. Ты заинтересовался нашим праведником, который тоже переживает кризис. У него отнято все.
КУДЕСОВ. Мелкий скот и верблюды?
СОАВТОР. И то, и другое. Были убиты его пастухи. Все сыновья и дочери его погибли в доме первенца Иова, когда на них во время урагана рухнула кровля.
КУДЕСОВ. Должно быть, не так плохо, когда концентХрация несчастий столь высока, когда они не размазаны по жизни.
СОАВТОР. Возможно.
КУДЕСОВ. Ныне я испытываю болезненное влечение к фарсу, но так же и опасаюсь его. И меня едва ли удастся удержать сочувствию к судьбе праведника.
СОАВТОР. Эту историю нужно расследовать, по возможности, до конца.
КУДЕСОВ. Вот ты этим и занимайся.
СОАВТОР. Тебя следует избить. Тебя следует выпороть. Чтобы ты, наконец, остервенился. Чтобы ты в бешенстве оскалил зубы.
КУДЕСОВ. Ты слишком поздно объявился с этой идеей.
СОАВТОР. Телефон.
КУДЕСОВ. Что?
СОАВТОР. Сними же трубку.
КУДЕСОВ. Разве он звонил?
СОАВТОР. Скажешь, что ты спал, или выдумай еще что-нибудь в таком духе.
Кудесов ищет телефон и находит его, возможно, на постели под матрасом, в цветочном горшке или в корзине для бумаг.
КУДЕСОВ. Да. Кто это? Ты? Много раз? Должно быть, я не слышал звонка. Работал допоздна. У нее? Она твоя сестра. Что? Нет. Я не кричу. Это твой долг. Давай больше не будем возвращаться к этому. Ну хорошо, хорошо, извини. Все. Извини.
Во время телефонного разговора Кудесова Соавтор отходит в сторону и делает знаки Второму актеру, тот на цыпочках входит на сцену. С видом крайней робости или смущения приближается к Кудесову. Когда Кудесов кладет, наконец, трубку, обернувшись, он едва не сталкивается со Вторым актером.
СОАВТОР (Кудесову.) Ты до конца выдержал свою роль. Был холоден и сдержан.
ВТОРОЙ АКТЕР. Герр Кудесов…
КУДЕСОВ. Кто это еще опять? Убирайся отсюда!
Второй актер отшатывается, пятится, внезапно слезы катятся у него из глаз, он закрывает лицо ладонью и выбегает.
СОАВТОР. Ты его обидел.
КУДЕСОВ. Что мне за дело до его неврастении?!
СОАВТОР. Отчего бы тебе его не выслушать?
КУДЕСОВ. Не собираюсь.
СОАВТОР. Ну ладно. Он больше не существует. Это фантом.
КУДЕСОВ. А ты?
СОАВТОР. А ты?
КУДЕСОВ. По-твоему, мне следует до самого дна разбираться в этой нелепой истории дураков, которые сами вовсе не знают, чего добиваются?
СОАВТОР. Ответь мне, отчего Господь пошел на сговор со своим врагом?
КУДЕСОВ. Что?
СОАВТОР. Ты слышал.
КУДЕСОВ. Это мой вопрос. Я задавал его тебе вчера.
СОАВТОР. И позавчера. И месяц назад. Почему Он не пожалел Иова, которого, возможно, любил?
КУДЕСОВ. Возможно, то была первая из трещин в Его священной самодостаточности. Ему потребовалось выйти за пределы самого Себя. Ему понадобилось взглянуть на Себя со стороны.
СОАВТОР. Мы все-таки не должны забывать о праведнике.
КУДЕСОВ. Мы только о нем и говорим.
СОАВТОР. О нем только и есть молчание наше.
КУДЕСОВ. На чем мы остановились?
СОАВТОР. Но ты все время связываешь мне руки.
КУДЕСОВ. А, если бы нет, то — что?
СОАВТОР. Позволь мне его пригласить.
Кудесов колеблется. Соавтор, видя нерешительность Кудесова, зовет Второго актера, делает тому знак. Пантомима: актер на коленях, встает, раздирает на себе одежду, остригает ножом волосы на голове, падает в отчаянии на землю, кланяется, заламывает руки, простирает их к небу.
КУДЕСОВ. Что это значит?
СОАВТОР. «И сказал Иов: наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно! Во всем этом не согрешил Иов, и не произнес ничего неразумного о Боге».
КУДЕСОВ. Разумеется. Иначе бы сатана угомонился, вполне довольный.
СОАВТОР. Иначе Господь бы отвернулся от Иова, раздосадованный. В Своей неразменной, смертельной досаде.
Гонг.
Затемнение.
Сцена затемнена. Туман расстилается над планшетом, появляясь из всех углов.
КУДЕСОВ. Куда ты меня тащишь?
СОАВТОР. Ближе к воздуху. Ты же сам этого хотел.
КУДЕСОВ. В Новый завет?
СОАВТОР. Нет, просто на воздух.
КУДЕСОВ. Где же мы теперь?
СОАВТОР. В пустыне. В египетской земле Уц. Осторожнее, ты сейчас попадешь под автобус!..
Скрип тормозов. Кудесов отшатывается.
КУДЕСОВ. Мы на улице.
СОАВТОР. Если для тебя так проще. (Устанавливается свет.)
КУДЕСОВ. Раньше молитва была одним из инстинктов. Их было больше, и молитва была одним из оных.
СОАВТОР. Прошу тебя, смотри, пожалуйста, по сторонам, а то ты опять можешь куда-нибудь угодить.
КУДЕСОВ. В этом мире я не на месте, и с этим уже, безусловно, ничего не поделаешь.
СОАВТОР. Мне всегда нравилось в тебе то, что ты, несмотря ни на какие свои удачи, никогда не теряешь своего пессимизма.
КУДЕСОВ. Это не так сложно. Удач было не слишком много.
СОАВТОР. В питательной среде его ты всегда возрастал наряду со своими искусствами.
Трое актеров и Травести прогуливаются взад и вперед, изображая прохожих, иногда кто-либо из них исчезает и мгновенно появляется вновь, но уже совершенно в ином обличье.
КУДЕСОВ (указывая на одного из актеров). Послушай, кажется, я его знаю. Черт подери! Да я видел их всех. Мошенник. Это же твои актеры.
СОАВТОР. Они мои друзья. Живые наброски. Возможно, и у тебя они станут когда-то вызывать интерес, а, быть может, даже и…
КУДЕСОВ. Стоп. Никакого сочувствия! Сочувствие запрещено! Ты слышишь, совершенно запрещается.
СОАВТОР. Разумеется. Никакого сочувствия к твоим героям. Ты и сам должен быть стоек, ты должен показывать пример.
КУДЕСОВ. Сатана — закаленный боец, и не так уж просто заглянуть в лицо любому из его бестелесного воинства.
СОАВТОР. Значит, остается притча, остается игра, остаются свободные излияния разума?!
КУДЕСОВ. Праведность возможна только вопреки разуму. Чем меньше разума, тем больше она возможна.
СОАВТОР. Ну, конечно, конечно. Ты не хочешь продолжить?
КУДЕСОВ. Это я должен тебе говорить.
СОАВТОР. Ты хочешь спросить меня, как я себе все представляю?
КУДЕСОВ. Предположим, что так.
СОАВТОР. Допустим… Пустыня. Оазис. Солнце заходит в редкие облака над горизонтом. Вереница верблюдов вдалеке.
Травести, изображающая мальчика-подростка, держа в пальцах сигарету, приближается к Кудесову и Соавтору.
ТРАВЕСТИ. Позвольте прикурить.
Соавтор достает спички, зажигает одну и дает огня Травести. Та долго прикуривает, так что Соавтор едва не обжигает себе пальцы.
КУДЕСОВ. Нет-нет, избавь меня от своих заходов солнХца и верблюдов.
СОАВТОР. Несколько шатров под пламенеющим незадолго до сумерек небом, и челядь вокруг шатров… (Травести.) Молод еще курить, между прочим. (Кудесову.) Челядь занята своей повседневной работой. Босые женщины пекут на жаровнях лепешки, гончар поднимает на круге толстостенный кувшин…
Травести отдаляется от Соавтора на безопасное расстояние.
ТРАВЕСТИ. Ну ладно. Не ваше дело.
СОАВТОР. Что?
КУДЕСОВ. Не отвлекайся.
СОАВТОР. Ну да. Две чернявые грудастые молодки ткут полотно. Накрывают на стол. Готовятся к празднику.
КУДЕСОВ. О празднике ты уже рассказывал вчера.
СОАВТОР. О празднике я рассказывал.
Травести подходит ко Второму актеру и развязно заговаривает с ним.
ТРАВЕСТИ. Такие жмоты, представляете? Чуть было спичку не пожалели дать сироте.
ВТОРОЙ АКТЕР (как будто недослышав). Как ты сказал?
ТРАВЕСТИ. Жмоты, говорю. А я умею дым пускать колечками.
СОАВТОР. Праздник лишен чрезмерного веселья; здесь ничего безудержного, здесь ничего удалого.
КУДЕСОВ (саркастически). Дух почтенного праведника незримо витает над собранием?
СОАВТОР (серьезно). Витает.
КУДЕСОВ. Потом знаменитые всесожжения Иова.
СОАВТОР. «Быть может, сыновья мои согрешили», — говорит он.
КУДЕСОВ. Не желает, значит, никак спасаться в одиночку.
СОАВТОР. А потом ночью идут путники, одетые в лохмотья. Собирают хворост, разжигают костер. Вижу одного из них, черноглазого, низколобого, со шрамом через обе губы. Спутанные, вьющиеся волосы и редкая черная борода. Вот он поводит рукой, и спутники его погружаются в сон. Он оборачивается, и за спиной его поднимается буря. Но ни один волос не шевельнется над смуглым челом его. «Разве даром богобоязнен Иов?» — наконец говорит он. В нем как будто совершается внутренняя борьба… (Жестикуляция сидящего Третьего актера словно иллюстрирует рассказ Соавтора.)
Увлекшийся Соавтор не видит, что Кудесов уже оставил его, подошел ко Второму актеру и, пожалуй, впервые разглядывает того с некоторым любопытством. Соавтор оборачивается, ищет Кудесова, бежит к нему. Кричит.
СОАВТОР. «Разве даром богобоязнен Иов?» — наконец говорит он. И говоря это, он еще, возможно, лучезарно хмурится.
КУДЕСОВ (Второму актеру). Вы хотели мне пожаловаться на что-то. Мне отчего-то все на что-нибудь жалуются все время. Как будто я что-то могу.
ВТОРОЙ АКТЕР. Мне очень нужна эта работа.
КУДЕСОВ. Почему она вам нужна?
ВТОРОЙ АКТЕР. Мне она очень нужна.
КУДЕСОВ. Я нарочно старался обидеть вас. Я специально говорил грубо.
ВТОРОЙ АКТЕР. Я знаю. И поэтому всего лишь чуть-чуть подыграл вам.
КУДЕСОВ. Я никому не даю никакой работы. От меня ничего не зависит.
ВТОРОЙ АКТЕР. Вы знаменитый Кудесов.
КУДЕСОВ. Вы сказали три слова. И все они небесХспорны. Небесспорно, что я знаменит. Что я есть Кудесов. Что я это я.
СОАВТОР (Кудесову). Спроси его еще о чем-нибудь.
КУДЕСОВ. Изыди, сатана.
СОАВТОР. Ты решительнее Всевышнего. Отчего бы Ему было не сказать того же искусителю, и тогда Иов был бы избавлен от всех несчастий?!
КУДЕСОВ. Какие еще несчастья ты приготовил ему?
СОАВТОР. Ты знаешь. Mycobacterium leprae.
Второй актер в ужасе отшатывается.
КУДЕСОВ. И он уже знает?
СОАВТОР. Еще нет. Это продромальный период. Но болезнь проявится уже вот-вот.
КУДЕСОВ. Кровь его уже полна гормонами горечи?
СОАВТОР. Во всяком случае, наблюдая за ним, возможно воочию видеть предустройство боли.
КУДЕСОВ. О Боже! От этого можно свихнуться.
СОАВТОР. Никакого сочувствия.
КУДЕСОВ. Разумеется. Это только его жизнь. От которой ныне не осталось и следа.
К Кудесову и Соавтору подходит Первый актер. Неподалеку от него Травести.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Обворожительные господа! Оставьте все свои печали. А не пожелаете ли лучше с хорошей девочкою отдохнуть?
СОАВТОР. Ну и где ж твоя девочка?
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Вот, взгляните, господа.
СОАВТОР (Кудесову). Она ничего, не правда ли?
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Превосходна. Попробуйте, и сами убедитесь.
КУДЕСОВ (Травести). Как тебя зовут?
СОАВТОР. Успокойся, не Маргарита.
ТРАВЕСТИ. Зоя.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Полна полуденного зноя.
СОАВТОР. Слышал? Всего-навсего Зоя.
КУДЕСОВ. Заткнись.
СОАВТОР. Могу и совсем уйти.
КУДЕСОВ. Это вовсе будет замечательно.
СОАВТОР. И тебя не смущает ее прожженность?
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Какой толк говорить о чьей-то прожженности?! Вы лучше пощупайте ее сиськи.
КУДЕСОВ. Ты будешь щупать ее сиськи?
СОАВТОР. А ты?
КУДЕСОВ. Видишь, она вовсе не против.
СОАВТОР. Бедный Кудесов. Видно, тебе в жизни недоставало ласки.
КУДЕСОВ. Ты вовсе меня не раскусил.
ТРАВЕСТИ (как будто потеряв терпение). Хм… Не хотят.
СОАВТОР. Потом долго-долго бежит вестник. Капли пота стекают по его запыленному темному лицу, оставляя грязные борозды. Сердце его разрывается от горя. Он торопится сообщить Иову страшные вести. Он бежит всю ночь. И вот он прибывает на место, и что же он видит?! О ужас!..
Травести подходит ко Второму актеру.
ТРАВЕСТИ. Дяденька, а ты станешь меня любить?
ВТОРОЙ АКТЕР. Ой, какая любовь! От всего этого у меня голова идет кругом.
КУДЕСОВ. Всех живущих объединяет одно — незнание.
СОАВТОР. Какое?
КУДЕСОВ. Незнание того, что происходит за порогом смерти.
СОАВТОР. Ты считаешь, что на этом держалась его вера? По-твоему, в этом есть база для новой метафизики?
КУДЕСОВ. Нам бы всем образовать всемирное братство незнающих, но оказывается, что общность незнания есть достаточное основание враждебности. У меня ощущение: я когда-то нырнул, нырнул, возможно, спасаясь от чего-либо; мне давным-давно уже не хватает воздуха, но никак не вынырнуть. Никак не найти согласия с собой. В самом деле: что я такое? Как мне понять это?
СОАВТОР. Меня тошнит уже нынешним веком. Что за рвотное столетие! Кудесов, как тебе не стыдно?! Это ты во всем виноват. Ты играешь не по правилам.
КУДЕСОВ. Ты измучил меня своими верблюдами и своими вестниками.
СОАВТОР. Не преувеличивай. А то ты загоняешь меня в тупик.
КУДЕСОВ. Ты вывернешься в любой момент.
СОАВТОР. Ты отмахиваешься от моих предложений, ты не отвечаешь на мои вопросы.
КУДЕСОВ. Какие вопросы? Почему Он пошел на сговор со своим врагом? Одни и те же вопросы.
СОАВТОР. Да как же Он мог не слушать своего соавтора?!
КУДЕСОВ. Кого ты стараешься оправдать: Его или меня?
СОАВТОР. Себя. Разумеется, себя.
Первый актер и Травести снова рядом.
ПЕРВЫЙ АКТЕР (Травести). Сука.
ТРАВЕСТИ. Я сделала все, как ты хотел.
Первый актер наотмашь бьет Травести по лицу. Та ловит руку Первого актера и хочет ее поцеловать.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Дрянь.
ТРАВЕСТИ. Не нужно, Жан, прошу тебя.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. В тебе нет веры.
ТРАВЕСТИ. Я сделала все, как ты сказал мне.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Пошла. (Травести исчезает. Третьему актеру.) У нас нередко возникают споры по разным творческим вопросам.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Вполне естественно.
Кудесов старается уйти от Соавтора, избавиться от него.
СОАВТОР. Постой. Куда же ты?
КУДЕСОВ. Я хочу выпить.
СОАВТОР. Сказал бы об этом мне. Я бы мигом все устроил.
КУДЕСОВ. Я не нуждаюсь в твоей опеке.
СОАВТОР. Но она тебе и не повредит.
По сигналу Соавтора актеры Первый и Третий совершают на сцене некоторые перестановки, в результате которых возникает питейное заведение.
А вот, кстати, и кабачок.
КУДЕСОВ (Второму актеру). Вы так и не ответили мне.
ВТОРОЙ АКТЕР. Мне кажется, будто я оступился и лечу вниз. Я жду, когда, наконец, разобьюсь, но все еще жив, до сих пор еще жив.
КУДЕСОВ. Вам неплохо удается подстроиться под общее настроение.
ВТОРОЙ АКТЕР. Нашу труппу распустили, а площадку передали… мне стыдно сказать вам… И это ведь только называется площадкой, то, что было домом, что было местом боли, что было…
СОАВТОР (подходя). Ну да, да, полигоном радости. Не ной.
ВТОРОЙ АКТЕР. Мы проработали восемнадцать лет, но последние два года была не работа, была пытка.
СОАВТОР. Вас давно следовало разогнать, вы только и занимались обслуживанием амбиций вашего главного.
ВТОРОЙ АКТЕР. У нас была крохотная сцена, небольшое фойе, но все вместе было словно маленький бриллиант, со своим лицом, со своим ароматом.
СОАВТОР. Для чего ты это рассказываешь? Кудесов не станет тебе помогать.
ВТОРОЙ АКТЕР. К нам присылали комиссию за комиссией, устраивали проверку за проверкой, и вот наконец — решение комитета по культуре о нашем закрытии. Возможно, нас следовало как-то переустроить, обновить наш репертуар…
ПЕРВЫЙ АКТЕР (проносясь мимо). Он лжец, Кудесов. Он мошенник.
КУДЕСОВ. Я не принимаю на себя роль судьи, навязываемую мне.
ВТОРОЙ АКТЕР. И теперь театр наш погиб, а мы пока живы, но тоже ждем гибели.
СОАВТОР (Кудесову). Пойдем, пойдем, не слушай его. Ты же сам хотел выпить.
ВТОРОЙ АКТЕР. И теперь каждый из нас — сам по себе, каждый спасается поодиночке.
СОАВТОР. И продолжайте. (Кудесову.) Идем же скорее, а то ты можешь заразиться от него несчастьем.
КУДЕСОВ. Одно из моих смертоносных сожалений о том, что меня поторопились произвести на свет. Я жалею, что не был рожден накануне конца времени.
СОАВТОР. Это был бы уже не ты.
КУДЕСОВ. А это уже и не важно.
СОАВТОР. Пойдем, я расскажу тебе о друзьях Иова, о трех его друзьях, об их пронзительных поединках.
Появляется Травести, изображающая согбенного старца. Она возле Кудесова и Соавтора.
ТРАВЕСТИ. А скажите-ка, хлопчики, крематорий далеко ли отсюда?
Кудесов и Соавтор дружно снимают головные уборы (если те у них есть; если нет, не снимают ничего).
СОАВТОР. Это правильно. Самое гигиеничное погребение.
КУДЕСОВ. Идем же. Ты же сам недавно настаивал.
СОАВТОР. Я и не отказываюсь. (Уходят.)
Гонг.
Затемнение.
Несколько столиков, за одним из них сидит Кудесов, кажется, нетрезв, голова его бессильно свесилась на грудь. Неподалеку сидят Соавтор и Первый актер. Травести за стойкой протирает стаканы.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. С каких-нибудь двух рюмок и так набраться.
СОАВТОР. Он все-таки много опаснее, чем это может показаться с первого взгляда. С ним нужно быть очень осторожным.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Зато его можно выдать с головой Тартарену. Говорят, тот со своими парнями бродит где-то рядом.
СОАВТОР. Феликс Ильич иногда и сам трепещет перед Кудесовым.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Маловероятно.
СОАВТОР. Я сам неплохо знаю Кудесова, но и меня он порой обескураживает силой своего полного и безупречного безразличия.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Если Кудесов исчезнет, ты вполне мог бы нам его заменить.
СОАВТОР. Тс-с!..
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Он спит. Нагрузился и дрыхнет.
СОАВТОР. С ним это никогда невозможно знать наверняка.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Твое положение фальшивого приятеля дает тебе немало преимуществ.
СОАВТОР. Мы говорим все об одном и том же, мы долдоним всегда впустую наши словеса.
КУДЕСОВ (бормочет). Мне не всегда удавалось различать жизнь и безжизненность.
СОАВТОР. Я же говорил.
Третий актер сидит рядом с Травести.
ТРЕТИЙ АКТЕР. «И сказала ему жена его: ты все еще тверд в непорочности своей? Похули Бога и умри. Но он сказал ей: ты говоришь как одна из безумных; неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?»
ТРАВЕСТИ. Тебе еще налить?
ТРЕТИЙ АКТЕР. Возможно.
Травести наливает что-то в стакан Третьего актера.
ТРАВЕСТИ. «Доколе ты будешь терпеть?»
ТРЕТИЙ АКТЕР. Замолчи.
ТРАВЕСТИ. «Вот подожду еще немного в надежде спасения моего. Ибо погибла с земли память твоя, сыновья и дочери, болезни чрева моего и труды, которыми напрасно трудилась».
ТРЕТИЙ АКТЕР. Чокнутая.
ТРАВЕСТИ. «Сам ты сидишь в смраде червей, проводя ночь без покрова, а я скитаюсь и служу, перехожу с места на место, из дома в дом, ожидая, когда зайдет солнце, чтобы успокоиться от трудов моих и болезней, которые ныне удручают меня. Но скажи некое слово к Богу и умри».
ТРЕТИЙ АКТЕР. Что мы здесь делаем?
ТРАВЕСТИ. Ждем, наверное.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Ждем?
ТРАВЕСТИ. Не знаю.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Кого?
ТРАВЕСТИ. Тартарена, возможно.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Может, его разбудить?
ТРАВЕСТИ. Кого?
ТРЕТИЙ АКТЕР. Господина Фауста. (Указывает на Кудесова.)
ТРАВЕСТИ. И спящую собаку не станет гладить осторожный, ибо как он может знать, что та видит во сне.
СОАВТОР. Мы с Кудесовым оба — фальшивомонетчики. Мы чеканим фальшивую монету.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Но вас обоих это нисколько не беспокоит.
СОАВТОР. Возможно.
КУДЕСОВ (бормочет). Более страха смерти я боюсь избавиться от этого страха, и, если…
СОАВТОР. Тс-с!..
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Тоже мне еще чемпион мира по литературе.
СОАВТОР. Он говорит о своей пустоте, но, я знаю, Кудесов и из пустоты извлекает перлы.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Быть может, нужно только вплотную приникнуть к первоисточнику.
СОАВТОР. Первоисточник в нем.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. И в тебе также.
СОАВТОР. От меня скрыты тропы, по которым возможно идти в бессмертие или в безнадежность.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. У тебя нет впечатления, что он нас подслушивает?
СОАВТОР. Если б это оказалось так, я бы не удивился.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Господин Кудесов!.. (Соавтору.) Ничего.
СОАВТОР. Перестань.
Первый актер, пошатываясь, идет к стойке.
ПЕРВЫЙ АКТЕР (Травести и Третьему актеру). А может, вы здесь невзначай угадали смысл жизни и причастились откровениями потрепанных и богоизбранных страниц?
Травести наливает в стакан Первого актера, тот забирает стакан и возвращается на место.
Мое почтение.
Травести с телефонной трубкой обходит все столики.
ТРАВЕСТИ. Вы не видели Кудесова? Вы не знаете, кто здесь Кудесов?
В это время входит Второй актер, на нем грим прокаженного: лицо одутловатое (так называемая «львиная морда»), на руках и на груди беловатые, безжизненные струпья, одет в лохмотья. Травести едва не сталкивается со Вторым актером, в ужасе отшатывается и вскрикивает.
СОАВТОР и ПЕРВЫЙ АКТЕР (указывая на Кудесова). Вот он.
ТРАВЕСТИ. Господин Кудесов.
Кудесов мгновенно открывает глаза и пружинисто поднимается.
ПЕРВЫЙ АКТЕР (Соавтору). Она моя приятельница еще со школьной скамьи.
СОАВТОР. Все они одинаковые.
Второй актер обходит всех. От него с содроганием отшатываются, некоторые брезгливо кидают ему деньги.
КУДЕСОВ (в трубку). Да. Я. Нет. Как тебе удалось снова меня?.. Успокойся. Нет. Хуже? При чем здесь искусственная почка? У нее всегда было все нормально с почками. Не могут остановить? Что они говорят? Ну, хорошо, хорошо. Но хоть кого-нибудь тебе удалось отыскать? Хорион эпителиома? Мне это ни о чем не говорит. Ты должна там быть или ты не должна там быть, а я… Мое присутствие изменить ничего не может.
Травести с ужасом отшатывается от Второго актера.
ТРАВЕСТИ. Кто его вообще сюда впустил? Выкиньте его отсюда.
КУДЕСОВ (в трубку). Я не свожу никакие счеты. Ты уже сама не знаешь, что ты говоришь.
Актеры Первый и Третий пытаются вытолкать Второго актера, но ни тот, ни другой не рискуют слишком приблизиться к прокаженному, и оттого их попытки не имеют успеха.
СОАВТОР. Оставьте его. Он нам может еще пригодиться.
Актеры возвращаются на место.
ПЕРВЫЙ АКТЕР (бурчит). Мало ли всякой швали!..
КУДЕСОВ (в трубку). Нет, против тебя я ничего не имею.
СОАВТОР. «И услышали трое друзей Иова о всех этих несчастьях, постигших его, и пошли каждый из своего места…» (Второму актеру.) Ты сидишь здесь. В этом углу. (Второй актер послушно выполняет указание Соавтора.)
ПЕРВЫЙ АКТЕР (ожесточенно). Пусть он жрет собственное дерьмо! Пусть он пьет только то, чем мочится. Пусть он кидает камни во всякого, кто захочет к нему приблизиться. Чего ему теперь бояться? С кем ему теперь быть?
КУДЕСОВ. Возможно. Ну что ж, по крайней мере, я иду на это с открытыми глазами.
СОАВТОР. «Елифаз Феманитянин, Вилдад Савхеянин и Софар Наамитянин…» (Актерам.) Вы оба стоите здесь.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Чего ему бояться? Смерти? Не он первый, не он последний.
КУДЕСОВ. Ну все. Я больше не могу говорить с тобой. Извини. (Кладет трубку.)
СОАВТОР. «И сошлись, чтоб идти вместе сетовать с ним и утешать его».
ТРАВЕСТИ. А я?
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Идиотка. Иди на место.
Травести обиженно отходит.
КУДЕСОВ (Соавтору). Кажется, это у вас опять какая-то новая забава?
СОАВТОР (Второму актеру). Давай.
Тот несколько недоуменно смотрит на Соавтора.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Черт, у меня так и чешутся руки хорошенько накостылять ему.
ТРЕТИЙ АКТЕР (Второму актеру). «Погибни день, в который я родился…»
ВТОРОЙ АКТЕР. «Погибни день, в который я родился»…
ТРЕТИЙ АКТЕР. «И ночь, в которую сказано: „зачался человек!“»
ВТОРОЙ АКТЕР. «И ночь, в которую сказано: „зачался человек!“»
ТРЕТИЙ АКТЕР. «День тот да будет тьмою…»
ВТОРОЙ АКТЕР. Я помню. «Да не взыщет Бог свыше, и да не воссияет над ним свет! Да омрачит его тьма и тень смертная, да обложит его туча, да страшатся его, как палящего зноя!»
СОАВТОР (Кудесову). Он тебе нравится?
КУДЕСОВ. К чему и стараться приблизиться к Нему при посредстве искусств, когда непознаваемость Всевышнего обозначена как одно из первоначальных условий игры?
СОАВТОР. Ушедший из жизни с болью и недоумением и в жизни вечной будет искать, но не отыщет покоя.
КУДЕСОВ. Стоило дать тебе ненадолго свободу, как ты уже в дерзости огрызаешься в направлении давшего ее.
СОАВТОР. Ты слишком уж стремишься поскорее увидеть небо в дерьме и в булыжниках.
КУДЕСОВ. День нынешний приговорен к тоске, к безветрию и к одинокому солнцу.
СОАВТОР (актерам). Поглядите, поглядите, как он искусно отстраняется.
КУДЕСОВ (Второму актеру). Ну и как вы сейчас?
ВТОРОЙ АКТЕР. Прокаженный не я, прокаженные они. Но мы — страдальцы — между собой ладим.
КУДЕСОВ. Разве?
ВТОРОЙ АКТЕР. Ну не всегда, конечно.
КУДЕСОВ (актерам). Особенно передо мной не старайтесь. Сегодня я выпит и съеден до дна.
СОАВТОР. Наши «забавы» наполнят тебя новой надеждой.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Надеждой…
Третий актер вдруг зажимает ладонью рот, его тошнит, он быстро выбегает.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Тошнота народа — тошнота божья.
КУДЕСОВ (Второму актеру). Где учится ваша старшая дочь?
ВТОРОЙ АКТЕР. Она… в горном… в юридическом… Извините, нигде не учится.
ТРАВЕСТИ. Она — клофелиновая девочка.
КУДЕСОВ. Что такое?
ВТОРОЙ АКТЕР. Для меня было громом среди ясного неба, когда это недавно выяснилось.
КУДЕСОВ. Не рассказывайте, если это вам тяжело.
ВТОРОЙ АКТЕР. Никакого сочувствия.
КУДЕСОВ. Вы правы.
ВТОРОЙ АКТЕР. Обычно она знакомилась с состоятельным иностранцем или каким-нибудь важным туристом. Они отправлялись в номер гостиницы. И там она незаметно подливала этому сластолюбцу, распаленному предвкушением трудов Амура, свое снадобье в его питье. Когда тот приходил в себя, ни моей дочери, ни денег, ни ценных вещей в номере уже, разумеется, не было. У одного пожилого араба было слабое сердце, и он не пришел в себя после такой встречи с моей дочерью. Может быть, доза лекарства была слишком велика.
ТРАВЕСТИ. Ее охраняли двое громил, которые спали с ней и отбирали у нее львиную долю добычи.
ВТОРОЙ АКТЕР. Не лезь не в свое дело.
ТРАВЕСТИ. Я только пытаюсь помочь тебе.
ВТОРОЙ АКТЕР. С женой моей случился удар, когда она узнала, что наша дочь находится в следственном изоляторе. Жена сейчас лежит наполовину парализованная, и мне иногда кажется, что ей просто не хочется двигаться, ей не хочется ничего видеть. «Если я согрешил, то что я сделаю Тебе, страж человеков! Зачем Ты поставил меня противником Себе, так что я стал самому себе в тягость?»
КУДЕСОВ. Суд наш будет неправедным, ибо лишен веры.
СОАВТОР (кричит). Чего ты добиваешься?
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Он добивается, чтобы добивались его.
ТРАВЕСТИ (Соавтору). И скоро, наверное, добьет тебя.
СОАВТОР. Может быть, тебе нужно, чтобы я за тебя определил концепцию?
КУДЕСОВ. Любая из них все равно будет подобной рубашке, вывернутой наизнанку. И для того, чтобы нам соединиться, нужно будет либо ее выворачивать снова, либо вывернуть наизнанку меня.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. За последним, пожалуй, дело не станет.
СОАВТОР. Свобода волеизъявления в рамках Всевышнего; Бог являет нам Свой звериный лик, — мы с этого начинали, так посмотрим, что делается со стороны Его затылка. Но там ничего.
КУДЕСОВ. Не подлизывайся.
СОАВТОР. Я только пересказываю некоторые из твоих находок.
КУДЕСОВ. Не пересказываешь, а перевираешь.
СОАВТОР. Так рождаются все апокрифы.
КУДЕСОВ. Так процветают все баламуты.
СОАВТОР (в бешенстве). Кудесов, я в последний раз предупреждаю тебя!.. (Видит безразличие Кудесова.) Ну что ж, видит Бог, я сделал все, что было в моих силах. (Решительно идет к выходу.)
ТРАВЕСТИ (Кудесову). Берегись! Он уже поджег свой ужасный бикфордов шнур.
Навстречу Соавтору входит продюсер Кон, с ним двое молодых охранников и Третий актер. У Кона и молодых людей за спинами ружья, одеты все, как заправские охотники.
КОН. Да-да, мы уже здесь. Слава Богу, меня предупредил друг. И вы, кукушатки, все в сборе. Пли из всех стволов!..
Трое охотников мгновенно вскидывают ружья и изображают, как будто они стреляют в находящихся на сцене. Кон раскатисто хохочет.
Не трусьте, ребята, чего вам бояться вашего старого доброго друга, продюсера Кона.
СОАВТОР. Здравствуйте, Феликс Ильич.
Актеры приветствуют пришедших каждый на свой лад.
КОН (Соавтору). Здравствуй, отец родной. Как твой желчный пузырь? Ну а вы что же, Кудесов?..
КУДЕСОВ. Вы же меня знаете, как бы я ни заносился и ни воротил нос, в трудную минуту я все равно прибегу к вам.
КОН. Знаю. За то и люблю. И за то он сейчас плюнет вам в лицо, Кудесов. (Одному из своих охранников.) Плюнь.
Тот немедленно собирается выполнять распоряжение Кона. Феликс Ильич тянет молодого человека за рукав, удерживая его.
Ты что? Ты что? Ты на кого готов посягнуть? Не знаешь, что ли, кто перед тобой?
Молодой человек невозмутимо отходит.
СОАВТОР. Феликс Ильич, я прошу вас выслушать меня.
КОН. Что ж, говори, милый.
СОАВТОР. Он невозможен. (Указывает в сторону Кудесова.)
КОН. Ну-ну, не старайся опорочить человека, чьего мизинца не стоишь со всеми твоими худыми потрохами. Заруби себе на носу: Кудесов огромный талант.
КУДЕСОВ. На нервной почве.
СОАВТОР. Он лжив, капризен, мнителен, придирчив. Он безразличен.
Взгляд Феликса Ильича падает на Второго актера, до того стоявшего хотя и неподалеку, но спиной к Феликсу Ильичу. В первое мгновение Кон вздрагивает.
КОН. Ого. Ну и красавец! Эй ты, держись от меня подальше и дыши в другую сторону.
СОАВТОР. Это всего лишь грим. Возможно, неплохой.
КОН. Неважно. (Актерам.) Где это вы его откопали?
СОАВТОР. Феликс Ильич. Видит Бог, я сделал все, чтобы создать для Кудесова атмосферу труда, даже чтобы стать его другом.
КУДЕСОВ. Его даже не останавливала моя смутная репутация последнего времени.
ПЕРВЫЙ АКТЕР (саркастически). И это есть наш удушливый учитель!
СОАВТОР. Кудесов требует от нас всех тотального театра, хотя сам всячески уклоняется от участия в нем. Он походя разбрасывает вокруг идеи, которые, быть может, стоят диссертаций, стоят трактатов, но что нам проку от них, когда они брошены на ветер?!
КОН. Это правда, Кудесов?
КУДЕСОВ. А чем они лучше или хуже самой жизни, также брошенной на ветер?!
СОАВТОР. Я же говорил.
КОН (Кудесову). Ну-ну, это вы бросьте.
СОАВТОР. Феликс Ильич, мы только топчемся на месте.
КОН. Ну что ж, Кудесов колоритен, я тоже. Мы сходимся с ним на базе колорита.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Он то насмехается над всеми нами, то молится.
КОН. Кому он молится?
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Этого он не знает сам.
КОН. Что еще?
СОАВТОР. Он говорит, что страна наша вполне созрела для детоубийств. Их должно быть не менее восьмидесяти тысяч в каждом крупном городе за неделю, говорит он. Больше, чем у царя Ирода.
КОН. У него все сосчитано?
СОАВТОР. О, он времени не теряет.
Кон мрачнеет все больше.
КОН (Второму актеру). Эй ты, я тебе куда сказал дышать?! (Второй актер послушно отворачивается.)
СОАВТОР. Позавчера он учил меня, как нужно резать сонную артерию. Тут вся штука в том, чтобы прижать голову к плечу и в таком положении чиркнуть лезвием. Артерия тогда ближе всего. А если же отвести голову в сторону, так порежешь себе только мышцы.
КОН. Вот чего не хватало вашему Иову — превосходного «жиллетта», мечты всякого мужчины. Что вы молчите, Кудесов?
КУДЕСОВ. В этом мире как все катастрофы, так и все радости одинаково непоправимы.
КОН. Лаконичный человек.
ОДИН ИЗ ОХРАННИКОВ КОНА. Папа, интересно, мы все-таки пойдем сегодня охотиться на бекасов?
КОН. Закрой рот. Зачем тебе бекасы? Разве мы сейчас уже не на охоте?
ОХРАННИК КОНА. Ну, это не всем интересно.
Кон разглядывает Травести.
КОН. Я вижу, у вас тут есть и девочка. Славный мышонок.
ТРАВЕСТИ. Он как-то говорил, что не слишком хочет участвовать в свальном грехе созидания. Возможно, это была шутка.
КОН (Второму актеру). Ну а тебя, красавец, он чем обидел?
ВТОРОЙ АКТЕР. Он обращается со мной как с игрушкой, которой пока еще иногда играет, но уже готов бросить.
КОН. Да, Кудесов, дела ваши плохи. Все против вас.
КУДЕСОВ. Если бы они при этом были хотя бы даже за себя, положение каждого из них было бы ненамного менее безнадежным.
ПЕРВЫЙ АКТЕР (кричит). Он вот так все время. Он все время так.
КОН. Ну-ну, ты еще заплачь.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Он говорит, что необходимо учредить министерство молитв, он говорит, что необходимо открывать школы шантажа.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Кудесов всегда утверждает, что для него ереси интереснее веры.
КОН. Ну так. Я вижу, что должен взять все в свои твердые руки. Давайте ваш сценариум.
СОАВТОР (актерам). Давайте сценариум.
Откуда-то извлекается увесистая папка, актеры бережно, из рук в руки, передают ее Соавтору, тот вручает ее Кону, Феликс Ильич отдает ее одному из своих охранников, молодой человек раскрывает ее. Часть листов сыплется на пол. Почти все листы совершенно чистые; может быть, только на некоторых из них по два-три предложения, и то зачеркнутых.
КОН. Что это такое? Где сценариум?
СОАВТОР. Это все, что есть.
КОН. Кудесов, что происходит? Вы издеваетесь надо мной?!
КУДЕСОВ. Мы забыли свой язык, мы не владеем своим голосом, слово наше предает нас на каждом шагу.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Он говорит, что по самую грудь увяз в трясине неудач.
ТРАВЕСТИ. Кризисы свойственны многим творческим натурам, ничего удивительного.
КОН. Какой еще кризис?! Вы меня обманули! Я вам поверил, я столько вложил в вас.
СОАВТОР. Аванс получен и уже потрачен. Кудесов собирался уехать к морю, в какой-нибудь портовый город. Он мог бы сесть там на теплоход. Мне удалось его удержать.
КУДЕСОВ (безразлично). Дерьмо.
КОН (с пафосом). Герой.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Герой дерьма.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Дерьмо героя.
КОН. Кудесов, не вы ли сами пришли ко мне, и не вы ли взахлеб рассказывали мне историю праведного старца, которого искушает сатана, которого испытывает Господь?! И, видя вашу убежденность, я тогда согласился рискнуть.
КУДЕСОВ. Я был болен… я был увлечен… Не помню…
КОН. Ага. (Охранникам.) Ну вот что, ведите-ка их всех ко мне. А за Кудесовым присматривайте особо. Чтобы не задал деру. Чтобы не выкинул еще какой-нибудь фортель.
СОАВТОР (Первому актеру). Теперь становится спокойнее на сердце.
Все собираются уходить. Гонг. Кон обращается к кому-то за кулисами.
КОН. Эй ты, придурок! Ты почему бьешь в гонг? Раньше времени. Что — «написано»? Что — «написано»? Разуй глаза и посмотри получше, что написано. Написано: «Все, кроме Кона, уходят. Пауза. Гонг».
Все, кроме Кона, уходят.
Пауза.
Гонг.
КОН. Вот так-то лучше. (Уходит.)
Затемнение.
Загородный дом продюсера Кона. Сцена затемнена. Хозяин дома сидит рядом с Кудесовым, возле Кудесова двое молодых охранников, кажется, они присматривают за тем. Соавтор сидит за отдельным столиком, на столике зажженная лампа, а под лампой раскрытая библия. Соавтор пытается организовать актеров на какое-то действо. Он — постановщик, актеры — исполнители, Феликс Ильич и Кудесов — зрители, один заинтересованный, другой равнодушный.
КОН (Соавтору). Борись со скукой, не давай мне скучать. Меньше разговоров, больше действия, динамика, темп!..
СОАВТОР (слабо защищается). У нас интеллектуальное зрелище, духовное шоу.
КОН. Это все кудесовщина, ты слишком долго общался с ним. Пора изживать в себе это.
СОАВТОР. Мы и так уже далеко ушли…
КОН. Ты дай мне праздник, дай мне феерию, дай мне радость.
СОАВТОР. Кудесова здесь занимает ситуация кризиса. Причем кризиса не только лично его или героя, но также и самого Творца. Кудесов догадался, что Всевышнего здесь так и подмывает Самому выйти на сцену. Выйти, возможно, во всей наготе, во всей неприглядности, навсегда отлиться в каком-нибудь чрезвычайном и беспощадном слове.
КОН. Ну, ладно, ладно. Так что там твой Елифаз?
Соавтор делает знак Третьему актеру.
ТРЕТИЙ АКТЕР (Второму актеру). «Если попытаемся мы сказать к тебе слово — не тяжело ли будет тебе? Впрочем, кто может возбранить слову!»
СОАВТОР. Говорит опасливо, как слепой, который ощупывает палкой перед собой неверную тропу.
ТРЕТИЙ АКТЕР. «Вот ты наставлял многих, и опустившиеся руки поддерживал. Падающего восставляли слова твои, и гнущиеся колена ты укреплял».
СОАВТОР. Здесь медленнее.
ТРЕТИЙ АКТЕР. «А теперь дошло до тебя, и ты изнемог; коснулось тебя, и ты упал духом».
КОН (Кудесову, не проявляющему особого интереса к игре). Слушайте же, Кудесов, слушайте. Да вы бы хоть из приличия повернули голову.
КУДЕСОВ. Да-да, я знаю. «Человек праведнее ли Бога? и муж чище ли Творца своего?»
ТРЕТИЙ АКТЕР. «Вот, Он и слугам Своим не доверяет; и в ангелах Своих усматривает недостатки…»
ПЕРВЫЙ АКТЕР (в сторону). Бедняжка.
ТРЕТИЙ АКТЕР. «Тем более — в обитающих в храминах из брения, которых основание прах, которые истребляют скорее моли».
КОН (Третьему актеру). Погоди-ка немного. Что-то ты уж вроде заврался.
СОАВТОР. Возможно, неточности перевода.
КОН. Неважно (Второму актеру.) Ты, красавец, тоже передохни, не пыжься. (Кудесову.) Кудесов, чего вам не хватает? Нет, я серьезно. Может, для вас нужно что-то сделать? Я тоже могу гнущиеся колена укреплять. Хотите побывать в лепрозории? Хотите побывать в сумасшедшем доме? В тюрьме? На живодерне? Я вам все это могу организовать. Желаете посетить черную мессу? Желаете побывать на заседании правительства? И это возможно. Ну что вы молчите?
СОАВТОР. Кудесов и сам не знает, находиться ли ему на позициях промозглой пародии или несносной тошноты и отторжения.
КОН (Соавтору). Не умничай. (Кудесову.) Вы знаете, что я отношусь к вам с огромным уважением. Помню, в каком я был восторге от одной вашей вещи… Как это?.. Ах да! «По следам фрегата „Паллада“». Что это такое? Повесть?
СОАВТОР. Притча.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Кудесов когда-то написал: если из истории вычесть ее саму, останется притча.
КОН. Вот. Мне очень нравились ваши анимационные проекты. Ново, свежо, ни на что не похоже. Может, вам подыскать хорошего консультанта? Может, нужны еще деньги? У вас цепкий ум, твердая рука. Не бойтесь повторяться. Не бойтесь быть моралистом. Чего там особенно бояться! Что вы думаете о моралистах, Кудесов?
КУДЕСОВ (как будто про себя). Они — «скорая помощь» Всевышнего.
КОН. Что?
ТРЕТИЙ АКТЕР. Ему так тяжело с его атеизмом.
КОН. Что, Кудесов, скажете, на вас возводят напраслину? Нет, они возводят на вас правду.
СОАВТОР. Он задался целью возвестить великий закат.
КОН (Кудесову). Ну, это и без вас известно. И что, собственно, с того, что мы будем знать о приближении какой-нибудь катастрофы?..
СОАВТОР. Она не где-то, она всегда внутри нас…
КОН. Не отчаивайтесь, Кудесов. Ищите себе разнообразные радости. Если нет больших, ищите себе малые. Уж в них-то недостатка не будет.
СОАВТОР. Как он молчит! Как молчит!
КОН. И ты помолчи. Кстати, я тобой не слишком доволен.
СОАВТОР. Вряд ли было возможно сделать больше в моем двусмысленном положении.
КОН. Кудесов, что вы думаете о вашем праведнике? Для чего он жил? Что была у него за цель, что за смысл?
КУДЕСОВ. Жизнь дается человеку безо всякой внятной цели, но все ж таки используется им не по назначению.
КОН. Как это?
КУДЕСОВ. Праведностью своей чрезмерной он также искушал Творца.
КОН. Ну да, а Бог умер, не так ли?
КУДЕСОВ. Он, возможно, еще жив, но Ему смертельно все надоело.
КОН. Любопытно.
КУДЕСОВ. Все.
КОН. Совсем все?
КУДЕСОВ. Совсем.
КОН (Соавтору). Давай дальше.
СОАВТОР. Речь Елифаза в какой-то момент строится в форме видения, эта форма весьма характерна для многих ветхозаветных текстов. Елифаз рассказывает нечто, им виденное, и непонятно, то ли это обыкновенный сон, то ли какое-то чудесное откровение, ниспосланное ему свыше. Здесь уместно вспомнить о случаях глоссолалий, которые наблюдаются в некоторых современных сектах. Известно, что в результате изнурительных бдений, исступленных молитв, у иных верующих проявляется некий малоизученный психический феномен: растормаживаются речевые центры, и человек в состоянии транса говорит на несуществующем языке, что кое-кем, возможно, воспринимается как небесное откровение. Так сказать, духовные стигматы в состоянии мерцающего…
Кон выразительно смотрит на одного своего охранника, тот подходит к Соавтору сзади и встряхивает его за плечи.
сознания. (Третьему актеру.) Давай.
ТРЕТИЙ АКТЕР. «Так не из праха выходит горе, и не из земли вырастает беда; но человек рождается на страдание, как искры, чтоб устремляться вверх. Но я к Богу обратился бы, предал бы дело мое Богу».
СОАВТОР. Говорит Елифаз.
ТРЕТИЙ АКТЕР. «Который творит дела великие и неисследимые, чудные без числа».
ОХРАННИК КОНА. Уже смеркается. Собаки не кормлены.
КОН. Пойдем, пойдем, я же сказал. Это все из-за Кудесова.
ТРЕТИЙ АКТЕР. «Блажен человек, которого вразумляет Бог, и потому наказания Вседержителева не отвергай. Ибо Он причиняет раны, и Сам обвязывает их; Он поражает, и Его же руки врачуют».
КОН (Соавтору). Это все еще Елифаз? Что у тебя праведник все время молчит?
ТРЕТИЙ АКТЕР. «В шести бедах спасет тебя, и в седьмой раз не коснется тебя зло».
СОАВТОР. «Опустошению и голоду посмеешься, — говорит Елифаз, — и зверей земли не убоишься».
ТРЕТИЙ АКТЕР. «Ибо с камнями полевыми у тебя союз, и звери полевые в мире с тобой».
КОН. Так! Ну все, хватит!
ОХРАННИК КОНА. Да, папа, для чего тебе это все слушать?!
КОН. Помолчи немного. (Соавтору.) А ты послушай меня. Делаешь мне мюзикл или триллер — работу продолжаем. Оставляешь эту тягомотину — идешь ко всем чертям.
ОХРАННИК КОНА. Лучше триллер.
КОН. Допускаю. Кудесов, слушайте. Это и вас касается.
КУДЕСОВ. Возможно, мне нужно…
КОН. Ваше мнение потом. Пока я говорю. Итак, Сатана — главарь банды, банда терроризирует местное население. Через земли Иова проходит караванная тропа торговцев опиумом, и бандиты готовятся захватить крупную партию зелья. У Иова три дочери. Старшая — девушка редкостной красоты. Главарь банды насилует ее. Нет. Бандиты насилуют всех трех дочерей Иова. Девушки идут купаться, и тут появляются бандиты. Младшая совсем еще подросток, мальчишеская фигурка, острые коленки, попка, неразвитая грудь. Это хорошая сцена. Сыновья Иова мстят за поруганную честь сестер. Все семеро изучают восточные единоборства по старинным трактатам и, не колеблясь, вступают в неравный бой.
ТРЕТИЙ АКТЕР. «Великолепная семерка»…
КОН. Не вижу особенного сходства. Ты бы еще сказал: «Волк и семеро козлят». Впрочем, можно будет что-то переделать, чтобы сходства было еще меньше. Кудесов, у меня на примете есть один парнишка, абсолютно свежий, неиспорченный успехом, вылитый Мик Джаггер в молодости, все девочки будут визжать от восторга. В него можно будет вложить деньги, сейчас его уже шлифуют, делают из него профессионала. Я вам его покажу, это моя находка. Мы обязаны заботиться о потребителе. Ну, что вы думаете?
СОАВТОР (Кудесову). Да, конечно, сказано: «Не сотвори себе кумира». Но отчего же нельзя творить его другим?
КУДЕСОВ. Я болен. У меня нет мнения. У меня много мнений, но все они вас не удовлетворят.
КОН (Соавтору). Ты говори.
СОАВТОР. Мне иногда кажется, Феликс Ильич, что вы великий человек в определенном роде. Может даже, святой.
КОН. С твоим «определенным родом» мы разберемся попозже. А сейчас охота. И во время охоты я еще подумаю над фабулой.
ОХРАННИКИ КОНА. Охота. Охота. Наконец.
КОН (Соавтору). Ты пойдешь с нами, и, когда собаки устанут, заменишь их нам.
СОАВТОР. Думаю, охота будет удачной.
КОН. Это и в твоих интересах. (Кудесову.) А вам, Кудесов, придется пока посидеть в клетке и хорошенько обо всем подумать. (Охранникам.) Посадите его в клетку.
СОАВТОР (в некотором смущении). Феликс Ильич!..
КОН. А ты как думал?!
СОАВТОР. Гм…
Охранники запирают Кудесова в клетке.
КОН. В прошлом году я держал в этой клетке медведя. Он подох.
ОХРАННИК КОНА. А помнишь, папа, здесь жил олень?
КОН. Тоже подох.
СОАВТОР (Кудесову). Мне очень жаль.
КУДЕСОВ. Ни пуха, ни пера. Желаю вам настрелять побольше падали.
КОН (со злостью). А чтоб вам обоим!.. (Остальным.) Пошли.
Кудесов остается в клетке, все прочие уходят. Веселый собачий лай; топот и скрип сапог, вскоре все звуки стихают.
Гонг.
Затемнение.
Кудесов в глубокой скорби сидит в клетке. Иногда он что-то записывает на листке бумаги и после снова надолго уходит в себя. Появляются актеры. Пританцовывая, они приближаются к клетке, с удивлением и любопытством ее разглядывают.
ТРАВЕСТИ. Кто в этой клетке?
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Какой-то зверь.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Се человек.
ВТОРОЙ АКТЕР. Homo sapiens.
ПЕРВЫЙ АКТЕР (Второму актеру). Ты опять здесь? Я тебя умоляю — уйди!
ТРЕТИЙ АКТЕР. Человек разумный.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Все равно зверь.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Человек.
ТРАВЕСТИ. Весьма разумный?
ТРЕТИЙ АКТЕР. Сравнительные степени допустимы в нашей науке, превосходные — едва допустимы, эмоций же вовсе следует избегать.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Почему на нем одежда, если он зверь?
ТРЕТИЙ АКТЕР. Человек.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Должен быть наг.
ТРАВЕСТИ. Не будь он в клетке, с него можно было бы сорвать все тряпки.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Мы должны видеть, как он испражняется, как ест, как мечется по клетке, как ревет от ярости.
ТРАВЕСТИ. У него есть имя?
ВТОРОЙ АКТЕР. Его называют Кудесовым. Впрочем, это вовсе ничего не обозначает.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Я не могу на него смотреть. (Второму актеру.) Уйди же!
ВТОРОЙ АКТЕР. Я не сделал ничего плохого.
ТРЕТИЙ АКТЕР (Первому актеру). Оставь его.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Да мне просто противно.
ТРАВЕСТИ. Он нас слышит?
ПЕРВЫЙ АКТЕР. У этого вида слух неплохой.
ТРАВЕСТИ. Понимает?
ТРЕТИЙ АКТЕР. Ручаться нельзя.
ТРАВЕСТИ. С ним можно поговорить?
ТРЕТИЙ АКТЕР. В этом есть смысл?
ТРАВЕСТИ. Можно погладить?
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Умоляю, только не подходи близко.
ТРАВЕСТИ. Укусит?
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Укусит, плюнет, обругает, ударит.
ТРАВЕСТИ. Так он опасен?
ВТОРОЙ АКТЕР. Этот более опасен для себя.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Но другие опасны.
ТРЕТИЙ АКТЕР (Травести). Тебе он нравится?
ТРАВЕСТИ. Не знаю.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Его можно попробовать покормить. Только осторожно.
ТРАВЕСТИ. Ты думаешь?
ТРЕТИЙ АКТЕР. Сейчас посмотрим. (Кудесову.) Ты любишь конфеты?
КУДЕСОВ. Нет.
ТРЕТИЙ АКТЕР. А бананы?
КУДЕСОВ. Нет.
ТРЕТИЙ АКТЕР. А печенье?
КУДЕСОВ. Нет.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Что ты любишь?
КУДЕСОВ. Я не нахожу в себе сил для любви. Она может привязать меня к жизни.
ПЕРВЫЙ АКТЕР (полупрезрительно). И это ваш разумный человек!..
ТРЕТИЙ АКТЕР (Кудесову). Принести тебе лимонада?
КУДЕСОВ. Нет.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Ты думаешь все еще о своем праведнике?
КУДЕСОВ. Нет.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Ты знаешь еще что-нибудь, кроме своего дурацкого «нет»?
КУДЕСОВ. Нет.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Ничего?
КУДЕСОВ. Ничего.
ТРЕТИЙ АКТЕР (Травести). Попробуй ты поговорить с ним.
ТРАВЕСТИ. Ты слышал, Кудесов? Твоя жена умерла. Бедный, бедный Кудесов.
КУДЕСОВ. Она мне…
ТРАВЕСТИ. Она тебе не жена? Как же восемнадцать лет вашей жизни — твоей и ее?
КУДЕСОВ. Не было никаких восемнадцати лет. Не было.
ТРАВЕСТИ. Бедный Кудесов.
КУДЕСОВ. Единственное, о чем я жалею… Мне до боли, до слез жалко того времени, ума, нервов, надежд, мыслей, которые я потратил на нее. Она этого совершенно не стоила.
ТРАВЕСТИ. Ты понял это слишком поздно?
КУДЕСОВ. Я знал это всегда.
ТРАВЕСТИ. Тебе было не на кого ее променять, или просто не хватало решимости, всего только недоставало решимости?
КУДЕСОВ. У меня было и то, и другое.
ТРАВЕСТИ. Ах, Кудесов. Там, где других увлекали иллюзии, тебя увлекала судьба.
КУДЕСОВ. И вот, наконец, я не выдержал.
ТРАВЕСТИ. Ты дал слово, что если она и умирать станет и позовет тебя, ты и шага не сделаешь, и пальцем не пошевелишь? Это была клятва? Это был обет?
КУДЕСОВ. Увы, я оказался провидцем…
ТРАВЕСТИ. Но тебя это не радует…
КУДЕСОВ. А должно?
ТРАВЕСТИ. У нее был талант — находить себе посредственности, находить себе ничтожества?
КУДЕСОВ. Это что-то непостижимое.
ТРАВЕСТИ. Потом она возвращалась, тянулась к тебе, с пронзительностью и терпением рассказывала о своей нежности к тебе?
КУДЕСОВ. Нет-нет, безверие до конца, говорил я тогда себе, безверие вопреки всему, вопреки очевидности.
ТРАВЕСТИ. Твое раздражение, твоя досада разбивались об нее, не особенно ее задевая, и тогда она казалась тебе чище тебя и мудрее?
КУДЕСОВ. Возможно, я даже более ее виновен в случившемся, понимал я.
ТРАВЕСТИ. Но любовь без игры, без обольщения, по одной только принадлежности друг другу вскоре делалась для нее неинтересной?
КУДЕСОВ. Я знал уже, что должен исполнить в искусстве свою миссию пренебрежения, какой уж там при этом каждый день праздник?!
ТРАВЕСТИ. Ты ощущал в себе горечь невостребованности, которую заглушить пытался пиротехническим треском таланта?
КУДЕСОВ. Время, отпущенное нам судьбой на любовь, мы использовали на вранье и на мерзость.
ТРАВЕСТИ. Порицание своего прошедшего не означает смирения. Оно означает заносчивость.
КУДЕСОВ. И своего настоящего — тоже.
ТРАВЕСТИ. Потом она снова жила с другим мужчиной, и у нее от этой связи родился ребенок?
КУДЕСОВ. Такое впечатление, что ты как будто ее знала или знала даже нас обоих. Хотя это не так.
ТРАВЕСТИ. Я женщина, Кудесов. Ты этого не заметил?
КУДЕСОВ. Возможно.
ТРАВЕСТИ. Сын или дочь?
КУДЕСОВ. Мальчик.
ТРАВЕСТИ. Хрупкий товар.
КУДЕСОВ. Узы отчуждения между нами крепли после всякого нашего расставания.
ТРАВЕСТИ. Потом она все же хотела вернуться к тебе, старалась быть тебе нужной, готова была тебе служить?
КУДЕСОВ. Наверное, мне нужно было простить ее грех, я попытался это сделать.
ТРАВЕСТИ. Проступки прощаем мы, грехи прощает Господь.
КУДЕСОВ. Я попытался принять ее, принять ее ребенка, принять ее жизнь, ее тоску, ее безалаберность, ее пустоту. Я дал ей шанс. И это был и мой шанс, и ее, и ее сына, это был наш шанс.
ТРАВЕСТИ. Но тебе вдруг показалось, что ей это не нужно?
КУДЕСОВ (кричит). Я это видел. Я это видел.
Пауза.
ТРАВЕСТИ. Возможно, ты ошибся.
КУДЕСОВ. Я знаю, что мы с нею не соединимся никогда, ни в этой жизни, ни в следующей. Она только, возможно, всегда станет искушать меня собою и всегда будет меня предавать.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Вечная женственность.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Вечная измена.
ТРАВЕСТИ. Ты никогда не будешь знать покоя.
КУДЕСОВ. Я пытаюсь понять, в чем моя беда. В чем моя вина? Должно быть, слишком мало таланта. Но если бы было и больше, это бы ничего не изменило.
ТРАВЕСТИ. Мне тебя жаль.
КУДЕСОВ. Прекрати.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Представляешь, Кудесов, твой соавтор продолжает жаловаться на тебя Феликсу. «Кудесов все более выруливает в неведомое, — говорит он, — а я пытаюсь, — говорит, — но никак не могу его остановить».
КУДЕСОВ. Бог с ним.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Сомневаюсь.
КУДЕСОВ. Значит и не Бог.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. По-твоему, если — Бог, значит, — со всяким?
КУДЕСОВ. Загадка.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. У него никакого достоинства. Он ходит перед Тартареном на задних лапках и лает по-собачьи.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Но зато перед нами он никогда не устает тебя хвалить. Все уши нам уже прожужжал похвалами.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Он сумасшедший. Он совершенно серьезно советует Феликсу прочитать Юнга. Ты знаешь: «Ответ Иову»?
ТРАВЕСТИ. Перестаньте вы оба. (Кудесову.) Они как дети, честное слово.
ВТОРОЙ АКТЕР. Поэтому ты с ними спишь?
ТРАВЕСТИ. Ты же видишь, они нуждаются во мне.
КУДЕСОВ. Я подобрал его когда-то в канаве поденной журналистики. В общем, он не подавал тогда никаких признаков поэзии или смысла.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. В конце концов, Феликс все же научит его играть в домино по правилам бильярда.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Кудесов, ты знаешь, что Бог был женщиной? Бог наш — наша Великая Мать, и мир, тот, что мы наблюдаем, — есть жертва преступного, нетрезвого зачатия.
ВТОРОЙ АКТЕР. Сотворение мира невозможно назвать безупречным, но даже червоточины его составляют славу Творца.
ТРАВЕСТИ. Это был выкидыш.
ПЕРВЫЙ АКТЕР (Второму актеру). Ты все еще здесь?! Я возьму сейчас огромную палку и сломаю ее об твою спину.
ТРАВЕСТИ (Кудесову). Они очень хотят тебя заинтересовать, они хотят тебе понравиться. Но ты им не верь.
КУДЕСОВ. Я не верю.
ТРАВЕСТИ. Что ты сейчас писал?
КУДЕСОВ. Писал воззвание.
ТРАВЕСТИ. О чем оно?
КУДЕСОВ. Воззвание ко всем живым.
ТРАВЕСТИ. Они еще есть, но едва ли тебя услышат.
ТРЕТИЙ АКТЕР. И к страусам тоже?
КУДЕСОВ. Если живые.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. И к тараканам?
КУДЕСОВ. Если живые.
ТРАВЕСТИ. Прочти.
КУДЕСОВ (читает). «Живой! Если бьется еще твое горькое сердце, живи своей естественной жизнью, умри своей естественной смертью. Если встретил человека, беги со всех ног, лети со всех крыльев. Человек есть Бог твой, есть беда твоя, и зло от него является вне и вопреки его воле. Воля его — песок морской, воля его — ветер горный, в руках не удержишь их. Только тот Бог хорош, после смерти которого вздыхают с облегчением. Бесцельность нашей природы в западнях существования простирается от молитвенных бдений амеб до судорог Солнца…»
ТРАВЕСТИ. Это твое воззвание?
КУДЕСОВ (как будто не слышит вопроса и продолжает). Останови часы мои, Господи, не прибавляй мне более дней и лет, дозволь войти в круг праведных Твоих, помоги мне сохранить себя, мне, ищущему жизни, мне, червю бесславия, в существовании своем окостеневшему с младенчества от щиколоток моих и пяток до ключиц и надбровных дуг. (Пауза.) Тщетно. (Пауза.) Сила надмирных безобразий в эпицентре Всевышнего ныне не менее десяти баллов по шкале вселенского содрогания. (Травести.) Ты-то хоть видишь, что я бесплоден? Что я безнадежен?
ТРАВЕСТИ. Мне жаль тебя.
ПЕРВЫЙ АКТЕР (Травести). Ты-то хоть видишь, что он полон сарказма?
КУДЕСОВ (бесцветно). Ты угадал.
ТРАВЕСТИ. Все равно.
КУДЕСОВ. Ты можешь выпустить меня отсюда?
ТРАВЕСТИ. Ты в этой клетке только потому, что сам хотел в ней быть.
КУДЕСОВ. Я могу выйти?
ТРАВЕСТИ. Если будешь хотеть выйти.
КУДЕСОВ. Если бы все было так просто.
ТРАВЕСТИ. Попробуй.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Попробуй.
ВТОРОЙ АКТЕР. Попробуй.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Будь осторожней. Подумай.
Кудесов берется за дверцу клетки; затворы, до того казавшиеся незыблемыми, вдруг опадают сами собой. Кудесов выходит. Он щурится от света.
КУДЕСОВ. Этот свет слепит меня.
ТРАВЕСТИ. Закрой глаза.
КУДЕСОВ. Эта тишина оглушает меня, воздух разрывает грудь.
ТРАВЕСТИ. Не дыши. Спрячь голову в песок.
КУДЕСОВ. Нужно идти.
ТРАВЕСТИ. Куда ты пойдешь?
ТРЕТИЙ АКТЕР. Куда глаза глядят.
КУДЕСОВ. Я всегда старался ходить так, но это не приносило мне успеха.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Тогда иди не глядя.
КУДЕСОВ. В этом случае мне будут мешать глаза.
ТРАВЕСТИ. Я тебе помогу. (Достает платок и завязывает Кудесову глаза.)
КУДЕСОВ. Согласен.
ТРЕТИЙ АКТЕР (Травести). А я помогу тебе. (Достает платок, повязывает его Травести.)
ПЕРВЫЙ АКТЕР (Третьему актеру). А я тебе. (Завязывает тому глаза.)
ВТОРОЙ АКТЕР (Первому актеру). Я тебе. Прошу тебя.
Первый актер стонет, скрежещет зубами, но все же позволяет Второму актеру завязать ему глаза.
А кто поможет мне? Кто мне поможет?
ТРЕТИЙ АКТЕР. Тебе поможет Бог.
КУДЕСОВ. Только бы не упасть. Впрочем, возможно, нам всегда следует стремиться к тому, чего избегали прежде.
Все, кроме Второго актера, слепо шарят руками перед собой.
Гонг.
Затемнение.
Порознь появляются актеры и Кудесов. У всех, кроме Второго актера, завязаны глаза, все бредут вслепую, палками ощупывая дорогу перед собой. Отдаленно слышны звуки охоты: собачий лай, ружейные выстрелы.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Где мы? Где вы все?
ТРАВЕСТИ. Кто это? Это ты, Жан?
ТРЕТИЙ АКТЕР. Я слышу голоса. Это вы? Я думал, мы все растеряли друг друга.
ВТОРОЙ АКТЕР. Мы должны держаться вместе.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Это кто еще там вякает? Это что, тот самый урод? Он у меня еще дождется.
ТРАВЕСТИ. Не нужно так, Жан.
ТРЕТИЙ АКТЕР. А где Кудесов?
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Он исчез.
ВТОРОЙ АКТЕР. Нет, он с нами.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Кудесов! Господин Кудесов!
ТРАВЕСТИ. Нам никак нельзя его потерять.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Он и раньше не был с нами.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Кудесов, где вы? Его нет.
ВТОРОЙ АКТЕР. Он здесь.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Кудесов!
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Кудесов! Этот урод, этот прокаженный нас обманывает.
КУДЕСОВ. Возможно, я все же здесь.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Это его голос.
КУДЕСОВ. Возможно, меня тогда не было, или я пытался определить, действительно ли я здесь.
ТРАВЕСТИ. Мы должны держаться все вместе. Идите на мой голос.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Главное, нельзя близко подпускать к себе прокаженного.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Да, его подпускать нельзя.
ТРАВЕСТИ. Вы меня слышите? Идите на мой голос.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Кто это? Я на кого-то наткнулся. Потерял.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Осторожнее, прокаженный рядом.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Как же нам быть?
ТРАВЕСТИ. Мы должны идти. И мы должны быть вместе.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Охота Тартарена бродит где-то неподалеку. Слышите эти звуки?
ТРЕТИЙ АКТЕР. Кудесов, вы еще здесь? Не уходите без нас.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Ты говоришь «нас»? Мы — каждый за себя.
ТРАВЕСТИ. И Бог против всех.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Это известно.
КУДЕСОВ. На кого охотится Феликс?
ПЕРВЫЙ АКТЕР. О, ему все равно. Лишь бы побольше стрелять. Лишь бы был успех.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Он — Бог потребления и успеха.
КУДЕСОВ. Я шел, шел, я несколько раз падал. Я думал, что теперь буду один. И вот я слышу ваши голоса.
ТРАВЕСТИ. Кудесов, идите на мой голос. Жан, Кирилл, мы должны быть вместе.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Только без прокаженных.
КУДЕСОВ. Мы в лесу?
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Это кроманьонский лес.
ТРЕТИЙ АКТЕР. На окраине леса живет племя диких людей.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. И это не так плохо, что они дики. Из них еще может что-то произойти.
ТРЕТИЙ АКТЕР. А мы цивилизованны, а потому безнадежны.
КУДЕСОВ. Кажется, охота приближается к нам.
ТРАВЕСТИ. Нам нужно уходить.
ВТОРОЙ АКТЕР. Я единственный из вас, кто видит. Я помогу вам.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Как я ненавижу этот голос.
ТРЕТИЙ АКТЕР (Второму актеру). Эй ты, слышишь?! Мы обойдемся без тебя.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Правильно.
ТРАВЕСТИ. Мы должны взяться за руки.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. У нас есть палки. Мы можем ощупывать дорогу. Я сам вас поведу.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Почему это ты поведешь? Впереди должен быть Кудесов.
КУДЕСОВ. Я ничего не имею против Жана.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Слышал?!
ТРАВЕСТИ. Мальчики, не ссорьтесь. Если хотите, впереди пойду я.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Почему это нами должна управлять женщина?
ТРЕТИЙ АКТЕР. А кто тебя рожал?
ПЕРВЫЙ АКТЕР. При чем здесь это?
ТРЕТИЙ АКТЕР. Тогда — Кудесов.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Кудесов, Кудесов. Ты как курица с яйцом со своим Кудесовым.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Он мудр. Ты суетлив и заносчив. Тебе даже мизантропии своей следовало бы учиться у Кудесова.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Мудр. Что это такое? Я этого не понимаю.
КУДЕСОВ. Мудрость есть ум плюс сознание абсолютной его бесполезности. Но она не имеет никакого отношения к выбору пути, если тот совершается вслепую.
ПЕРВЫЙ АКТЕР (Третьему актеру). Понял?
ТРАВЕСТИ. Я держу кого-то за руку.
ПЕРВЫЙ АКТЕР (Кудесову). Не вас? (Третьему актеру.) Не тебя? (Травести.) Идиотка, ты держишь за руку прокаженного.
Травести вскрикивает и отскакивает в сторону, натыкаясь на Кудесова.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Пока мы слепы, фактор внезапной опасности должен все время учитываться нами.
Постепенно четверка незрячих людей выстраивается в нестройную цепочку. Сначала Кудесов и Травести образуют связку; Кудесов впереди. Потом Третий актер натыкается на Травести, ощупывает ее. Первый актер цепляется за Третьего актера и по цепочке пробирается вперед. Второй актер с болью наблюдает за беспорядочностью усилий его товарищей.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Женщина. Слава Богу, это она.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Я буду впереди. Я буду вести вас не хуже, чем всякие там… Сказать по правде, мне вовсе не нужно видеть, чтобы вести вас. Я и так хорошо могу определять дорогу. Я всегда неплохо видел в темноте…
Внезапно Первый актер спотыкается, валится на землю, и все валятся вслед за ним.
Черт!.. Мне кто-то подставил подножку. Я знаю, кто это. Скотина, ублюдок!.. Он думает, что мы презираем его за то, что он урод, и пакостит нам.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Ты бы лучше смотрел под ноги.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Чем я должен, по-твоему, смотреть? Говорю вам, это все неспроста. Нам нужно его убить. Я иду впереди, и вы должны меня слушать.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Мы пока что еще равны. Кто тебе дал право командовать нами?
ПЕРВЫЙ АКТЕР. А почему это ты его оправдываешь? Может, ты и сам прокаженный? Может, ты и сам в струпьях?
ТРАВЕСТИ. О нет, только не это!
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Его нужно проверить. Ощупайте его. Нет, дотрагиваться нельзя.
Тянется назад, в сторону Третьего актера, отчего строй снова сбивается.
ТРАВЕСТИ. Не мешайте ему быть первым. Пусть уж он будет впереди.
ТРЕТИЙ АКТЕР. А мне-то что. Я в вожатые не набиваюсь.
КУДЕСОВ. Слышите, как шумят деревья в этом лесу; и тревога свивает гнезда в их чернокожих кронах.
ТРАВЕСТИ. Сейчас каждый из нас так далеко от дома, что едва ли способен вернуться туда тропой логики.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Мы должны отбросить всякое нытье и шагать до тех пор, пока нас не настигнет охота.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Постылая почва стонет под алчными пятами ее.
ВТОРОЙ АКТЕР. «Земля отдана в руки нечестивых…»
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Заткнись!
ВТОРОЙ АКТЕР. Правда в руках многих кропотливых ловцов, насыщающих тысячи из замутненных источников слова.
Первый актер в остервенении бьет по тому месту, откуда, как ему кажется, он слышит голос Второго актера, и промахивается.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Черт! Мне пока никак не попасть по этой башке.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Жаль. Это бы решило сразу же множество проблем.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Вот именно.
ТРАВЕСТИ. Мне больно слышать ваши распри.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Пусть он не кичится своими раскрытыми глазами. Я могу оплести вас… (Падает, но проворно подымается.) самыми изощренными развлечениями. Я могу быть заступником ваших свобод. А что даст вам он?
ВТОРОЙ АКТЕР. У меня есть только немного хлеба, он черств и был в пыли. Но я могу его весь отдать вам.
ТРАВЕСТИ. Он смеется.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Он издевается.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Кто решится есть хлеб прокаженного?!
ВТОРОЙ АКТЕР. «Если я виновен, горе мне! если и прав, то не осмелюсь поднять головы моей. Я пресыщен унижением; взгляни на бедствие мое…»
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Мы будем судить его.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Мы должны судить его именем нашего безверия.
ТРАВЕСТИ. Осудить и сжечь на костре нашей откровенности.
КУДЕСОВ. Боже, как близко эта проклятая охота.
ТРАВЕСТИ. Мы не знаем нашего пути, но мы, должно быть, ныне посередине его.
КУДЕСОВ. Мрак и содрогание вдавливаются в глаза и в душу, увлекая нас на путь подспудного карнавала.
ТРАВЕСТИ. Мы — подопытные в этом чудовищном эксперименте, но и внутри пробирки и за ее стеклом — нас везде ожидает гибель.
КУДЕСОВ. Зачем вообще что-то нужно? Есть смысл, есть красота, но все они попадают мимо цели.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Долгожительство мира суть результат графомании Всевышнего.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Нам нужно немедленно отыскать его и судить.
КУДЕСОВ. Мир есть банкротство Бога и Его кромешных заносчивостей.
ТРЕТИЙ АКТЕР (Первому актеру). Ты хочешь отыскать Всевышнего и свести с Ним счеты за такое сотворение мира?
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Идиот. Я говорю не о Нем.
ВТОРОЙ АКТЕР. Не ходите туда! Поверните направо. Перед вами страшная черная яма, перед вами пропасть. Вы сейчас упадете в нее.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Он врет. Он нас ненавидит. (Второму актеру.) Катись отсюда!
ТРАВЕСТИ. Почему бы нам его послушать?!
ВТОРОЙ АКТЕР (в ужасе). Осторожнее!
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Мы сами знаем, куда нам…
Внезапно спотыкается и падает навзничь, и все остальные с воплями ужаса валятся на землю. Возможно, картина в какое-то мгновение напоминает знаменитых брейгелевских «Слепых».
ТРАВЕСТИ. Он был прав.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Он сказал правду.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Подумаешь, он был прав. Этот ублюдок, видите ли, сказал правду. Далась вам эта правда! От этой его правды также воняет проказой.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Заткнись! Заткнись!
ТРАВЕСТИ (Первому актеру). Это ты виноват.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Товарищи, вы что, не верите мне? Вы верите этому втируше? Вы верите этому ползанью в грязи, этому посыпанию головы пеплом, этому разрыванию одежд?! Я ведь такой же, как вы. Мы свободны, мы все равны. Мы не позволим мутить воду всяким чужакам.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Впереди должен идти Кудесов.
ТРАВЕСТИ. Я считаю так же.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Я согласен. Я согласен. Мне вовсе не нужно никакого первенства.
ТРЕТИЙ АКТЕР (Первому актеру). Ты пойдешь у нас самым последним.
ТРАВЕСТИ. Подумать только, что он о себе возомнил.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Да-да, пускай впереди идет Кудесов.
КУДЕСОВ. Чтобы наши падения и потери более так не обескураживали нас, нам нужно изучить их суть, понять их причины.
ТРАВЕСТИ. Мы скрепим нынешнее согласие общественным договором.
КУДЕСОВ. Я гарантирую вам мою приверженность идеалам просвещения.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. А первейший из них — презрение ко всем приверженностям.
КУДЕСОВ (бесцветно). Разумеется.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Свобода естественно влечет за собой тысячи новых находок.
ТРАВЕСТИ. Едва ли будет возможность переварить из них хотя бы сотую часть.
КУДЕСОВ. Я стану учитывать мнение каждого из вас.
ТРЕТИЙ АКТЕР. А я буду все время рядом с вами.
КУДЕСОВ. Особенно драгоценен опыт отверженности; невозможно отвернуться от уроков скорби.
ТРАВЕСТИ. Уйдем же скорее. Охота все ближе. Нужно уходить.
Теперь строй меняется: впереди Кудесов, за ним Третий актер, потом Травести, в конце — Первый актер. Второй актер неподалеку от Кудесова, настороженно следит за перемещением его незрячих товарищей.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Идти вслед за какой-то бабой!..
ВТОРОЙ АКТЕР. Нога поднимается невысоко, и потом ступня скользит по-над почвой. И только тогда вес тела переносится вперед, когда вы совершенно уверены в незыблемости опоры. Ступня скользит, осторожно скользит, вы идете будто по льду. Идти нелегко, и множество преград еще подстерегает вас, но вы не унываете.
ТРАВЕСТИ. Мы идем! Видите, у нас получается.
КУДЕСОВ. Наши набитые шишки приучили нас к осторожности.
ТРАВЕСТИ. Вовсе нет.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. При мне тоже было немало хорошего.
ВТОРОЙ АКТЕР. Я вижу, лес редеет. Мы скоро выберемся из него.
Внезапно путники снова падают.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Что ты будешь делать!
КУДЕСОВ. Это я виноват. Мне не следовало соглашаться.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. А вы во всем обвиняли меня.
ТРАВЕСТИ. Не следует настоящее попрекать нашими несчастьями, когда мы еще не избавились от груза прошлого, и даже не собираемся избавляться.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Так можно оправдать все, что угодно.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Не тебе об этом говорить.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. При мне, по крайней мере, уроды знали свое место.
КУДЕСОВ. Чтобы нам не повторять ошибок, возможно, нужно расширить границы нашего безверия.
ТРАВЕСТИ. Возможно.
Путники опять пытаются идти.
ВТОРОЙ АКТЕР. Позвольте мне спотыкаться и падать за вас. Я не хочу, чтобы вы падали. Я единственный зрячий из вас, я возьму на себя ваши несчастья. Пускай мне суждено даже погибнуть или разбиться в кровь… Я к этому готов, если такова моя участь.
КУДЕСОВ. Мы все еще в лесу?
ВТОРОЙ АКТЕР. Нет, мы теперь за пределами его, в поле, а дальше пустырь. Я вижу еще в отдалении силуэты всемирных построек.
КУДЕСОВ. Я слышу какой-то стук. Как будто работает двигатель.
ТРАВЕСТИ. Я тоже слышу.
ВТОРОЙ АКТЕР. Это молотилка. Существенно упрощает труд крестьянина.
ТРАВЕСТИ. Чудеса техники неисчислимы.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Кудесов, нам нужно развязать себе руки. Мы решили расстаться с вашим безукоризненным старцем, с вашим навязчивым Иовом. Мы решили избавиться от него. Что вы об этом думаете?
КУДЕСОВ. Нам и не следовало приближаться к этой повести. Меня так же, как и вас, она давно уже перестала занимать.
ВТОРОЙ АКТЕР. Мы освобождаем себя для новой мифологии.
КУДЕСОВ. Мы вплотную приблизились к жизни и ныне глядим через призму беспокойства на свой прежний расцвет и на свою теперешнюю исчерпанность.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Вольный труд хлебопашца в общине искажен до неузнаваемости. На смену свободе пришло принуждение.
ВТОРОЙ АКТЕР. Здесь огромная пустая земля. На ней возможно удивительное строительство. Но если таковое строительство принесет что-то, так только беду.
ТРАВЕСТИ. Мы и так уж хватили ее через край.
КУДЕСОВ. За пределами усталости лежит развинченность, там лежит ярость.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Вы слышите эти звуки? Это автомобили.
ТРЕТИЙ АКТЕР. А это автомат газированной воды.
ТРАВЕСТИ. Охота теперь где-то далеко.
КУДЕСОВ. Она может еще нас настигнуть.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Это песенка уличного музыканта.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Льстивые причитания нищего.
ТРАВЕСТИ. Отголосок митинга…
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Сирена «скорой помощи»!
КУДЕСОВ. Мы должны идти… все время идти…
Слышится музыка, оглушительно грохочет агрессивная дерзкая музыка. Вспышки света выхватывают из тьмы угловатые гротескные фигуры путников. Завывает ветер, поднимается ураганный ветер, который бьет в лица изможденных героев, они теперь едва продираются через громады ветра. Путники кричат и не слышат друг друга, не слышат сами себя. Все тонет в грохоте музыки и завывании ветра.
ТРАВЕСТИ. Эта реклама изрядно действует на нервы.
ВТОРОЙ АКТЕР. Репортаж со стадиона…
ТРЕТИЙ АКТЕР. Может, нам будет лучше, если мы остановимся.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Моя власть означала порядок.
ТРАВЕСТИ. Невозможно выйти на улицу.
КУДЕСОВ. С тех пор, как мы махнули на себя рукой…
ТРЕТИЙ АКТЕР. Как трудно идти.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Вопреки разглагольствованиям демагогов.
КУДЕСОВ…в нас поселилась видимость спокойствия.
ВТОРОЙ АКТЕР. Это звон посуды.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Это ученые рассуждения.
ТРАВЕСТИ. Семейные ссоры.
КУДЕСОВ. Все испробовано, все изведано.
ВТОРОЙ АКТЕР. Мы как будто выскребли время…
ТРАВЕСТИ. Преисподняя в каждой подворотне.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Я знаю этот город с детства, но, когда не испытываю к нему отвращения…
ТРАВЕСТИ. Хлопанье дверей…
ТРЕТИЙ АКТЕР…так испытываю от него ужас.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Когда я вернусь, я еще покажу себя.
ВТОРОЙ АКТЕР. Что бы ни говорили, цивилизация ныне в патовом состоянии.
ТРАВЕСТИ. Как страшно, как тяжело…
ТРЕТИЙ АКТЕР. Мы родились по уши в дерьме, и теперь еще станем искать виновного?!
КУДЕСОВ. Нас разыграли краплеными картами…
ТРАВЕСТИ. Этот путь не имеет конца.
Гонг.
Затемнение.
Тишина. Появляется Второй актер и четверо его товарищей с завязанными глазами.
КУДЕСОВ. Как тихо. Куда мы пришли?
ВТОРОЙ АКТЕР. Посмотри.
Кудесов снимает с глаз повязку, остальные делают то же самое вслед за Кудесовым.
КУДЕСОВ. Какой-то дом.
ВТОРОЙ АКТЕР. Ты знаешь, что это за дом?
КУДЕСОВ. Возможно.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Кудесов, куда мы пришли?
Кудесов указывает на Второго актера.
КУДЕСОВ. Пусть он скажет.
ВТОРОЙ АКТЕР (отрицательно качая головой). Это твой друг.
КУДЕСОВ. Да, это мой друг. Но его сейчас здесь нет.
ВТОРОЙ АКТЕР. Поищи.
ТРАВЕСТИ. Поищи.
ПЕРВЫЙ АКТЕР (Третьему актеру). Кто этот друг?
ТРЕТИЙ АКТЕР. Не знаю.
ВТОРОЙ АКТЕР. Шарковский.
Кудесов ходит по сцене и осматривается, заглядывает во все углы, заглядывает за расставленную здесь мебель.
КУДЕСОВ. Никого. Никого нет.
ТРАВЕСТИ. Смотри еще.
КУДЕСОВ. Вы меня разыгрываете. Здесь никого нет и не может быть.
ТРАВЕСТИ. Посмотри под кроватью.
Кудесов заглядывает под кровать.
КУДЕСОВ. Черт!.. Там кто-то есть. Кто там? Сережа!..
Пытается залезть туда, вскрикивает, отшатывается, но все-таки тащит кого-то из-под кровати.
Никак!.. (Актерам.) Помогите!..
Актеры Первый и Третий помогают Кудесову вытащить из-под кровати Сергея Арсеньевича Шарковского.
Сергей Арсеньевич, что с тобой?
Шарковский вырывается, отскакивает в сторону, хватает нож и размахивает им.
ТРАВЕСТИ. Он болен.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Мания преследования.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Он опасен.
Кудесов медленно подходит к Сергею Арсеньевичу. Актеры свободно перемещаются по сцене, уходят и возвращаются. Шарковский тревожно следит за их перемещениями.
ШАРКОВСКИЙ (Кудесову). Не подходи.
КУДЕСОВ. Ты меня узнаешь? Неужели ты кого-нибудь из нас сможешь зарезать?
ШАРКОВСКИЙ. Афанасий… Бессмертный…
КУДЕСОВ. Да, это я. Сколько мы с тобой не виделись? Как ты? Как твои дела?
ШАРКОВСКИЙ. Если жив — значит, уже плохо.
КУДЕСОВ. Ты остроумен по обыкновению.
ШАРКОВСКИЙ. Нужно обладать большим бесстыдством, чтобы называть агонию остроумием.
Шарковский отбрасывает нож в сторону, но смотрит недоверчиво. Кудесов пытается подойти ближе, Шарковский отскакивает.
ШАРКОВСКИЙ (кричит). Нельзя!
КУДЕСОВ. Что с тобой?
ШАРКОВСКИЙ. Хочешь меня удавить. Руками меня теперь удавить ты!.. Давно думал об этом. Дружков подговорил своих!..
КУДЕСОВ. Хорошо. Если ты не хочешь, я не стану к тебе подходить.
ШАРКОВСКИЙ. Дерьмо. Давно ты с ними? Привел их, чтобы убили меня. Ты опоздал. Я уже мертв.
КУДЕСОВ. Ты один?
ШАРКОВСКИЙ. Я не бываю один. Я умоляю всех оставить меня, но они сговорились.
КУДЕСОВ. Ты не хочешь ничьей помощи?
ШАРКОВСКИЙ. Ты пришел помогать?
КУДЕСОВ. Возможно, пришел и для того, чтобы ты помог мне.
ШАРКОВСКИЙ. Нет меня. Я не могу тебе помочь. (Кричит.) Что тебе? Логики здесь нет, истины я не знаю. Спасайся сам. Мне не дают запереться, от меня прячут ключи. Нож — бутафория. Меня все уговаривают, меня все успокаивают!..
Третий актер подходит к Шарковскому, Сергей Арсеньевич сжимается в комок.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Сергей Арсеньевич, вы меня не помните? Кирилл Ракин, актер. Нас как-то представили друг другу.
ШАРКОВСКИЙ (Кудесову). Не пускай его! (Третьему актеру, угрожающе.) Ты! Не держи руки за спиной! Вытащи руки из карманов! Я знаю, что у тебя там спрятано.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Извините. Я только хотел представиться. Больше мне ничего не надо. (Отходит.)
ШАРКОВСКИЙ (Кудесову). Я сознаю, что мои страхи надуманны, но ничего не могу с собой поделать.
Появляется Травести в одеянии медицинской сестры, со шприцем в руке.
ТРАВЕСТИ. Сергей Арсеньевич, пора делать укол. Прошу вас, закатайте рукав.
ШАРКОВСКИЙ. Опять! Ты хочешь меня убить, ты впустишь мне воздух в вену!.. Кудесов, убери их!
ТРАВЕСТИ. Не волнуйтесь, Сергей Арсеньевич, один укол — и вам сразу же станет лучше.
КУДЕСОВ (Травести). Ты уверена, что это необходимо?
ШАРКОВСКИЙ. Не подходи!
ТРАВЕСТИ (актерам). Помогите!..
Первый и Третий актеры бросаются к Шарковскому, валят его и помогают Травести сделать укол.
ШАРКОВСКИЙ. Воздух!.. Воздух!.. Смерть! Дерьмо!.. Прекратить!..
КУДЕСОВ. Этот человек гениален, но сейчас он не в лучшей форме.
ШАРКОВСКИЙ. Воздух!.. Нельзя!..
ТРАВЕСТИ. Вам сразу же станет лучше.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Спокойнее, Сергей Арсеньевич, спокойнее!..
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Мы всегда преклонялись перед вашим уникальным искусством.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Когда-то вы специально изучали наши стремления и увидели, что в них нет смысла.
ШАРКОВСКИЙ (Кудесову). Ты позволил им это.
КУДЕСОВ. Возможно, они были правы.
ШАРКОВСКИЙ. Мерзость!.. Дерьмо!.. Слабость!.. Голова кружится…
Шарковского отпускают, он бессильно валится в кресло и тяжело дышит.
ТРАВЕСТИ (Кудесову). Говори же с ним, говори.
КУДЕСОВ (Шарковскому). Я пришел к тебе… Помнишь наш успех в Канне? Эту свою последнюю вещь ты сделал как-то особенно трепетно.
ШАРКОВСКИЙ (мрачно). Я потратил на нее четыре года жизни. Я ее ненавижу.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Такой успех!..
КУДЕСОВ. Ты, с твоим иссушающим талантом, рассказывал нам о девальвации человека. Ты изучал существование человека, смертельно опасного для мироздания.
ШАРКОВСКИЙ. Смертельно безвредного.
КУДЕСОВ. Возможно. Я слегка проверял тебя. Извини.
ШАРКОВСКИЙ. Я постарался все забыть. Хорошо ли у нас с тобой получалась наша работа или не слишком — большего мы сделать не могли. Мне следовало бы давно быть покойником, но я жив еще только из-за прочности сердца. Мне нужно отдохнуть, возможно, заснуть. Нет, не уходи, я не буду спать. Я хочу знать, что вы подле меня. Прежде я боялся вдруг дорваться до жизни, теперь же я одинаково боюсь и выйти из этого положения, и оставаться в нем дальше. Мне нужно говорить. Если я выхожу на улицу и вижу одиноко стоящую машину, меня иногда охватывает ужас. Вдруг она заминирована, думаю я. Когда я перехожу дорогу, мне вдруг кажется, что меня кто-то может толкнуть под колеса. Все это вздор, убеждаю я себя, но попробовали бы вы с этим жить. Кудесов, а чем ты был занят эти несколько лет?
КУДЕСОВ. Не знаю. Старел и проигрывал. Пытался работать через силу. Тоже боялся. Старался забыться.
ШАРКОВСКИЙ. Выходило?
КУДЕСОВ. Нет.
ТРЕТИЙ АКТЕР (Первому актеру). Пойди и ты. Представься ему.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Как это?
ТРЕТИЙ АКТЕР. Просто назови себя.
КУДЕСОВ (Шарковскому). Я хочу написать какую-либо большую вещь о презрении к сентиментальности и невыносимости трезвого взгляда.
ШАРКОВСКИЙ. Не советую. Оставь лучше себе убежище на то время, когда станешь немощным.
КУДЕСОВ. Всякий возраст имеет свои запросы, и я не уверен, что сейчас не прав, даже если когда-либо стану осуждать себя теперешнего.
Первый актер подходит к Шарковскому.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Позвольте представиться. Жан Беризна. Актер. Временно безработный.
ШАРКОВСКИЙ. Да-да, хорошо. Я вас запомню. И в гроб сходя, благословлю.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Благодарю. (Отходит.)
КУДЕСОВ. Оглушенный бесполезностью будней, я порой испытывал сомнения и в самой жизни. Я искал, как мне из жизни просочиться в смерть, хотя без особенной жалости, без лишних потрясений; именно так: без всяких потрясений. Я не ставлю перед собой задач неразрешимых, но уж и легких — никогда.
ШАРКОВСКИЙ. По-твоему, Кудесов, и в наши годы возможно удивляться миру и писать свое удивление в изощренных художествах?
КУДЕСОВ. Нелегко. А может, и невозможно без нарочитого забвения прожитого и своей состоявшейся жизни.
ШАРКОВСКИЙ. В последнее время о тебе ходили разные слухи. Говорили, что ты был в больнице, что ты пытался покончить с собой. Что тебе отказано в визе, что против тебя фабрикуется дело.
КУДЕСОВ. Всевышний изменил мне меру пресечения, и поэтому я теперь здесь.
ШАРКОВСКИЙ. Говорили, что ты работаешь на Феликса.
КУДЕСОВ. В минуту слабости я попался в его сети. За то и поплатился.
ШАРКОВСКИЙ. Разве у тебя был выбор? Феликса возможно было обойти? Феликс — человек в законе.
КУДЕСОВ. Если бы ты был поблизости, если бы ты мог мне тогда помочь, возможно, ничего бы этого и не случилось.
ШАРКОВСКИЙ. Не преувеличивай меня.
КУДЕСОВ. Быть может, нам снова нужно работать вместе. Быть может, еще какой-нибудь неосторожный шедевр и получится на пересечении наших возможностей.
ШАРКОВСКИЙ. Афанасий, говори еще со мной, говори. Я должен говорить. Иначе я засну, и вы удавите меня, спящего.
КУДЕСОВ. До одури когда-то был изможден я соблазнами совести, был увлекаем на горькие подвиги. А в последнее время потери были настолько значительнее находок, что даже самые лучшие из находок имели вкус горечи.
ШАРКОВСКИЙ. Мне сказали, что ты работал над историей о праведном Иове…
КУДЕСОВ. Я начинал писать, бросал, снова увлекался…
ШАРКОВСКИЙ. Тогда-то ты имел неосторожность обратиться к Феликсу?..
КУДЕСОВ. А что еще было делать? Он был сама предупредительность, сама любезность.
ШАРКОВСКИЙ. Теперь ты связан с ним многочисленными обязательствами, и он третирует тебя?..
КУДЕСОВ. Я не хочу об этом говорить.
ШАРКОВСКИЙ. Итак, ты с головой погрузился в чтение старинных трактатов и книг?..
КУДЕСОВ. С острой силой надсадности внимал я сим архаическим текстам.
ШАРКОВСКИЙ. Постепенно у тебя стала складываться некая концепция, но потом, возможно, она ускользала?..
КУДЕСОВ. Как соотносится речь современная с притчею архаической, занимало меня. Ведь длани глаголов нынешних протянутся в судьбы грядущие и застынут на пороге их тщедушного горла.
ШАРКОВСКИЙ. Я сам знаю, что я оскудел. Слово больше не подчиняется мне.
КУДЕСОВ. Ты искал спасения в болезни и заблудился на зыбкой почве. Ты всегда старался шагать один, без указателей и провожатых.
ШАРКОВСКИЙ. Да-да, хляби недуга… Жить безразлично и погибнуть незаметной смертью… Неважно…
КУДЕСОВ. Шероховатость Всевышнего ныне доведена до глянца потоками славословий, и я иногда уподобляюсь мальчишке, выцарапывающему на стенах Его непристойные словеса.
ШАРКОВСКИЙ. Усердием своим нужно спровоцировать Его на конец света; быть может, Он тогда сохранит избранных, прочих же истребит. Все-таки хоть какое-то движение.
КУДЕСОВ. Дай Бог оказаться тогда именно среди этих прочих.
ШАРКОВСКИЙ. Мало иметь одну решимость; она еще иногда возникает. Нужно, чтобы была привычка к решимости, и даже привычка к самой такой привычке.
КУДЕСОВ. Бог в самозабвенных молитвах наших нарочно предстает безликим для удобства нашего всеобщего по отношению к Нему восторга.
ШАРКОВСКИЙ. Итак, ты писал и ничего не показывал Феликсу. Он стал тебе угрожать?
КУДЕСОВ. Он подослал ко мне фискала. И я старался искусно симулировать бесплодие, как ты теперь симулируешь страх. (Шарковский вздрагивает.)
ШАРКОВСКИЙ. Значит, должен быть текст?..
КУДЕСОВ. Соавтор мой следил за каждым моим шагом, он в моем доме учинял обыски в мое отсутствие!.. Если только все это не было в моем воображении.
ШАРКОВСКИЙ. Кто из нас двоих более болен?
КУДЕСОВ. Я писал по ночам на клочках бумаги и прятал их потом, где только было возможно. А он после просматривал на свет использованные листы копировальной бумаги, обшаривал память компьютера. Быть может, спасаться нам нужно одной работой, работой без рассуждений, нужно измождать себя ежедневным трудом, чтобы к ночи валиться в постель лишенному мыслей, лишенному желаний…
ШАРКОВСКИЙ. А где ты собираешься достать деньги?
КУДЕСОВ. Мы бы могли пойти по банкам с протянутой рукой, организовать подписку, искать меценатов.
ШАРКОВСКИЙ. Спекулируя на нашей известности. (Глядит рассеянно и устало. Видно, что его не слишком убеждают рассуждения Кудесова.)
КУДЕСОВ. В этом нет ничего плохого.
ШАРКОВСКИЙ. Ты забываешь о Феликсе.
КУДЕСОВ. Просто я хочу о нем забыть.
Появляется Травести; на этот раз она в роли почтальона, в руках у нее увесистый конверт. Актеры Первый и Третий настороженно следят за ней издали.
ТРАВЕСТИ. Вам заказное письмо, Сергей Арсеньевич. Распишитесь, пожалуйста.
ШАРКОВСКИЙ (тревожно.) Что такое? Кудесов, что это?
КУДЕСОВ. Я искал способ передать тебе рукопись и в конце концов отослал ее по почте. Распишись.
ТРАВЕСТИ. Вот здесь, пожалуйста.
ШАРКОВСКИЙ. Я должен расписаться?
ТРАВЕСТИ. Конечно.
Актеры Первый и Третий суетливо поскакивают вокруг Травести с конвертом, будто воробьи вокруг поживы.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Что это?
ТРЕТИЙ АКТЕР. Вот так номер.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Рукопись Кудесова.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Кто бы мог подумать?!
ПЕРВЫЙ АКТЕР. А ведь прикидывался ягненком.
ТРАВЕСТИ. Вам-то что за дело?
ТРЕТИЙ АКТЕР. Вздыхал и закатывал глаза.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Не было такого.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Как так «что за дело»?
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Скажешь тоже.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Нам-то как раз есть дело.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Обмануть Феликса.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Подумать только.
ТРАВЕСТИ. При чем здесь Феликс?
ТРЕТИЙ АКТЕР. Как при чем Феликс?
ПЕРВЫЙ АКТЕР (Травести). Дай мне.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Давай я распишусь.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Дай мне.
ТРЕТИЙ АКТЕР (Первому актеру). Убери руки.
ПЕРВЫЙ АКТЕР (Третьему актеру). Ты, придурок. Закрой рот.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Кудесову тоже не поздоровится.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Не тебе это решать.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Может быть и мне.
ТРАВЕСТИ (Кудесову). Я больше не могу. Прогони их. Сергей Арсеньевич, скажите им.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Как это так — «прогони»? Вот еще новости.
Кудесов отчего-то делается совершенно безучастным, вполне предоставляя Травести самой отбиваться от назойливых и все более и более дерзких актеров. Шарковский бессильно откидывается в кресле, он изможден, и вскоре засыпает. Перепалка актеров достигает накала взаимного отвращения и ненависти. Появляется Второй актер, — на нем уже более нет грима прокаженного, — печально наблюдает за перепалкой его товарищей.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Давай сюда эту писанину. Я знаю, что нужно с ней сделать.
ТРЕТИЙ АКТЕР. А ну-ка руки!..
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Да заткнись ты!
ТРЕТИЙ АКТЕР. Я тебе сейчас заткнусь!
ТРАВЕСТИ (Кудесову). Сделай же что-нибудь.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Да что такого особенного в этой рукописи?!
ТРЕТИЙ АКТЕР. И в этой истории.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Разве редко тогда иудейский муравейник сотрясали катастрофы?!
ТРЕТИЙ АКТЕР. Сострадание умирает одновременно со смертью сарказмов.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Неверующие имеют своего не менее всесильного и вездесущего Бога!..
ТРЕТИЙ АКТЕР. Кудесов мечтал о сокрушительной победе, но одержал убедительный проигрыш!..
ПЕРВЫЙ АКТЕР. В тебе нет никакой гордости. Ты готов стелиться перед Феликсом.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Не тебе говорить об этом.
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Чтобы по-настоящему ощутить жизнь, нужно изгнать из нее все, что ей мешает!..
ТРЕТИЙ АКТЕР. Да и вообще: тотальное неведение суть главное наше благо.
ТРАВЕСТИ. Тс-с!..
КУДЕСОВ (Второму актеру). Помолись за них.
ВТОРОЙ АКТЕР. Не могу.
На сцене появляются еще герои — продюсер Кон, его охранники и Соавтор. Все они сменили охотничьи костюмы на другие — возможно, они в одинаковых кожаных пальто или в полувоенных гимнастерках и брюках с галифе. Так могут одеваться иные политические функционеры радикального толка.
Охранник Кона. Вот, папа. Вот они все. Взяли с поличным.
КОН. Я знал, где вас нужно искать. Я знал, что вы побежите к Шарковскому. И не ошибся.
Второй охранник заглядывает Сергею Арсеньевичу в лицо, щупает пульс.
ВТОРОЙ ОХРАННИК. Спит.
ПЕРВЫЙ ОХРАННИК. Вечным сном.
Второй охранник подбирает шприц, оставленный Травести, и показывает его Феликсу Ильичу. Кон понимающе кивает.
СОАВТОР (Кудесову). Феликс Ильич считает, что Иов может сам обучать своих сыновей приемам единоборств, и тогда в финале закономерно напрашивается его поединок с сатаной.
КОН (Соавтору). Перестань. Ты что, не видишь, что это уже не имеет никакого значения?!
ТРАВЕСТИ. Господи! И так же все само собой пропало, а вы еще пляшете на пепелище.
КОН (саркастически). Мышонок.
Охранники отбирают у Травести рукопись Кудесова и передают ее Кону.
ПЕРВЫЙ ОХРАННИК. И из-за этого сыр-бор?!
ВТОРОЙ ОХРАННИК. Какие-то листочки.
КОН. Вы оба в этом ничего не понимаете.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Эти материалы нужно изучать. Их можно взять на вооружение.
КОН. Попрошу без комментариев.
ТРАВЕСТИ. Феликс Ильич, я прошу вас… Кудесов потратил на эту работу… (Кудесову.) Господи, да почему же ты сам молчишь?!
ПЕРВЫЙ АКТЕР (Травести). Да хватит тебе.
КОН. Так, Кудесов. А теперь послушайте меня. Вы сами прекрасно знаете, что связаны со мной некоторыми недвусмысленными обязательствами. Вы помните, что между нами был заключен договор. Условия его вы не выполнили. Более того: за моей спиной вы вели вашу грязную игру. Я думаю, вы не можете сказать того, что я не был щедр по отношению к вам. Но я и сейчас мог бы пойти на какие-то уступки, если бы вы были хотя бы чуть-чуть сговорчивее, хотя бы немного корректнее. А так… Кудесов, я вам не завидую. Я затаскаю вас по судам. Мои юристы будут унижать вас, будут над вами глумиться. Каждая написанная вами ваша строчка будет моей. Вы, Кудесов, будете сидеть в тюрьме до тех пор, пока ваши долговые обязательства передо мною не будут полностью погашены, а это произойдет нескоро, очень нескоро.
СОАВТОР (Кудесову). Ты в этой жизни ничего не понял, не хотел понять, да и понимать было нечего.
ТРАВЕСТИ. Господи, что же делать? Что делать?
ВТОРОЙ АКТЕР. «Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя…»
Внезапно сверху спускается нечто ослепительное и величественное, слышится непродолжительное шипение, как будто включается некий часовой механизм, и разносится громоподобный и победоносный голос.
ГОЛОС. Кудесов будет свободен, ибо художник прозревает истину, которую возносит к чертогу Творца своего!
Все присутствующие, пораженные зрелищем, на мгновение отступают.
ПЕРВЫЙ ОХРАННИК. Что это?
ВТОРОЙ ОХРАННИК. Вот чучело!
ТРЕТИЙ АКТЕР. Это Deus ex machina.
ТРАВЕСТИ. Бог из машины.
ВТОРОЙ АКТЕР. «Поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле».
КОН. Это что, тот самый ваш прокаженный? (Второму актеру.) Уродом был интереснее ты.
ГОЛОС. Через него дан был шанс миру, и мир его не использовал.
КОН. Тьфу ты, дерьмо!..
ГОЛОС. Куде… Куде…
Внезапно что-то щелкает, рвется, и то самое ослепительное и величественное вдруг рассыпается, рушится и становится заметным, что это всего лишь марионетка, из которой теперь торчат нелепые веревки, тряпки и проволоки.
КОН. Ну вот так.
ВТОРОЙ ОХРАННИК. Чучело.
ТРАВЕСТИ. Жаль.
КОН. Я сказал, а он слышал. Вот и все. (Уходит.)
ПЕРВЫЙ ОХРАННИК (Кудесову). Пошел!
Охранники уводят Кудесова. Актеры некоторое время топчутся на месте, потом неторопливо расходятся.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Обещали какой-то смысл, и где он?
ПЕРВЫЙ АКТЕР. Лучше и не спрашивай.
ВТОРОЙ АКТЕР. Кожа горит от этого грима.
ТРАВЕСТИ. Я так устала.
ВТОРОЙ АКТЕР. Да.
ТРЕТИЙ АКТЕР. Мертвая хватка Всевышнего?.. Разве это была мертвая хватка?
ТРАВЕСТИ (Третьему актеру). Ой, слушай, перестань!..
ТРЕТИЙ АКТЕР. А-а, мне все равно.
ВТОРОЙ АКТЕР. Вот именно.
Актеры уходят, Соавтор тоже исчезает, причем никто, возможно, и не замечает, когда это происходит.
Остается один спящий Шарковский. Внезапно он вздрагивает и открывает глаза. Глядит перед собой.
ШАРКОВСКИЙ. Какой странный был сон.
Гонг.
Затемнение.