Выше ножку!

Глава 2

Вот так я и вляпалась в эту историю — по милости двух умников — мистера Рио и мистера Хетчика. Сами они, как и подобает добропорядочным мужчинам, остались в сторонке, а мне пришлось топать в клуб «Берлин».

Директор клуба посмотрел на меня исподлобья, и я поняла: шансов никаких. Через три минуты он скажет, что слишком занят, и отправит меня домой. Хорошо, если бы он так и сделал! Иначе я просто выпрыгну в окно.

Директор был человеком большим, тучным, красным — наверное, от большого количества крови в организме, густо разбавленной крепким баварским пивом. Время от времени он встряхивал гривой длинных волос, как конь, застоявшийся в стойле. Его глаза буравили меня. Взгляд был не то чтобы раздевающий, но, во всяком случае, оценивающий.

Представляясь, он буркнул:

— Маркус Адлер.

Я чуть было не стала выяснять, не немецкое ли это имя, но потом подумала, что мистер Адлер на сцене не раздевается и псевдоним ему ни к чему.

— И что вы здесь потеряли, милочка? — Он лениво потянулся и положил мощные волосатые руки на стол.

— Я хочу устроиться в ваш клуб, то есть хочу... — взвинченные нервы заставляли меня подпрыгивать на стуле, — танцевать... Короче, я ищу работу.

«Дура, возьми себя в руки!» — мысленно повторила я несколько раз про себя и, чтобы показать господину директору свои физические возможности, а заодно продемонстрировать манеры настоящей леди, грациозно, медленным движением забросила нога за ногу. Затем я посмотрела на Адлера одним из своих сокрушающих взглядов (сокрушивших, кстати, не одну мужскую твердыню). Это простой трюк: надо полуприкрыть глаза и вытянуть чуть-чуть вперед губы.

Украдкой я взглянула на директора: мои ухищрения, увы, ни к чему не привели. Адлер по-прежнему смотрел на меня, как на насекомое. У, женоненавистник! А может быть, даже импо... Ладно, промолчу.

— Блондиночка... — Директор сладко зевнул. — Руки, ноги, вроде бы, на месте. А как с амплуа? Вы придумали что-то необычное? Учтите, у нас уже есть четыре стриптизерки, и все — высшего уровня!

— Мое амплуа? Оно в моем сценическом имени. Я — Мэвис Циркус!

Маркус Адлер смотрел, смотрел и вдруг противно захихикал:

— Милочка, вам подошло бы больше Мэвис Думмхайт[1]!

— Разве?

Я поняла, что он сказал нечто оскорбительное, и страшно захотела обозвать его гиббоном или дикобразом.

— Милочка, у меня мало времени. Рассказывайте побыстрее, где вы работали и что умеете делать.

— Уважаемый мистер Адлер, — начала я с воодушевлением, — вам предстоит открыть новую звезду. Дело в том, что я пока работала только в ванной комнате.

— «Ванная комната»? Название что надо! — заинтересовался Адлер. — Но где находится этот бордель? Наверное, это одна из новых «мышеловок» в Неваде? На озере Мид или на озере Тахо?

— На озере? Пожалуй, если можно назвать озером мой тазик с водой в собственной ванной. — Я старалась говорить напористо, громко и смело. — Я несколько месяцев подряд тренировалась перед зеркалом. Но теперь уверена, что смогу выйти на сцену и показать настоящее искусство танца. Мое тело... моя пластика...

— Непрофессионалка! — презрительно скривился Маркус Адлер. — Дилетантка! Возомнила... У меня такие номера не проходят. Выметайтесь, мисс Думмхайт, и не попадайтесь мне больше на глаза!

Сама я с превеликим удовольствием покинула бы этот вонючий вертеп... Как говаривал один мой знакомый, если пуговицы не расстегиваются, сам господь велит оставить женщину в покое. Но, уйдя, я не смогла бы выполнить поручение клиента — вот в чем проблема! Что же мне делать? Как будет страдать мистер Стюарт Хетчик Третий! А как разбушуется Джонни! Я представила запотевшие от горя очки Хетчика и белые от ярости глаза Джонни... Ну, нет!

Попробую-ка провести еще одну атаку на этот женоненавистнический бастион!

— Мистер Адлер, я пришла к вам с деловым предложением, а вы даже не захотели посмотреть, как я работаю на сцене, — голос мой был холоден, как лед: терять мне было уже нечего.

— Вот как? — гадко ухмыльнулся директор.

Тут я увидела его мелкие острые зубы-пираньи и представила, как они жадно впиваются в ту часть моего тела, которой я особенно гордилась. Бр-р... Тем не менее я мужественно продолжила:

— Я не покину ваш кабинет, пока не подпишу контракт на работу в клубе «Берлин»!

Он поднялся с места и сказал тихо, но зловеще:

— Что ж, милашка, вы напросились!

— На что? — пролепетала я.

— Я сам выброшу вас вон! Не верите?

Я верила.

— Господин директор, пожалуйста, выбросите меня вон собственноручно, но только после того, как мы с вами составим контракт и подпишем его.

Адлер побагровел и двинулся на меня всей грудью, словно штурмовой танк. Свой маневр он начал в обход стола. Я вскочила и кинулась в другую сторону. Я надеялась, что сумею увернуться от его обезьяньих лап, и рассчитывала на свою ловкость. И потом, я была раз в пять легче этого животного. Но Адлер двигался, на удивление, очень быстро. Он не бежал, а вращался вокруг стола — с каждым кругом все быстрее и быстрее. Я же стала выбиваться из сил.

Вдруг директор резко остановился и бросился в противоположную сторону — навстречу мне. Я по инерции пролетела пару метров, но, увидев длинные руки совсем близко, метнулась назад. Юбка моя зацепилась подолом за выступающий ящик стола. Раздался треск, но я не остановилась и продолжила свой бег. Свисающий подол страшно мешал, я рванула его, и — о-ля-ля — юбка полетела прочь! Освободившись от нее, я ощутила прилив сил и побежала быстрее. Ага, гиббон, тебе не угнаться за быстроногой Мэвис!

Я оглянулась, чтобы определить, как далеко находится Адлер, и... врезалась в шкаф. Почему эти директора так любят обставлять свои кабинеты всевозможной рухлядью! Искры посыпались из моих глаз, в голове загудело, я сделала пируэт, зацепилась блузкой за ручку шкафа и — хотите верьте, хотите нет — порвала свое белоснежное нейлоновое чудо. Мне не оставалось ничего иного, как сбросить блузку. Холодок пробежал между лопаток. Я взбодрилась и посмотрела, где же Адлер. Он плотоядно улыбался, выставляя свои острые зубы, и потирал руки: гиббон был уверен, что теперь я от него не убегу.

Отчаявшись, я прыгнула на письменный стол. Можно сказать, сиганула. Я была в таком состоянии, что могла запросто перемахнуть через сей предмет и приземлиться с другой стороны. Но сил моих не хватило, и я опустилась посреди стола, ощутив стопой гладкую полированную поверхность. Во время прыжка туфли мои соскочили с ног, но, к счастью, здесь не оказалось никаких режущих и колющих предметов. И тут, увы, случилось то, что должно было случиться. Та бретелька, которую я пришивала в гардеробной Джонни, выдержала. И вторая бретелька, как ни странно, тоже. Зато предательски лопнула резинка сзади, и бюстгальтер с треском слетел с меня. Пальцем ноги я сбросила его со стола прямо в морду директора, но при этом поскользнулась, забалансировала и... растянулась в шпагате. Руки мои трепетали, как крылья, а ноги... Не знаю, как я выглядела со стороны, но, пожалуй, не так и плохо. На мне были дымчатые, в дырочках, чулки, изящные черные резинки с подвязками и черные миниатюрные трусики-лоскутик: пониже спины — одна веревочка, а вырезы на бедрах столь высоки, что ноги кажутся длинными-длинными.

Вообще, если бы мне в правую руку дали флажок, а голову повязали ярким длинным шарфом, это было бы впечатляюще.

Маркус Адлер обхватил стол руками и уставился на меня так, как будто никогда не видел обнаженных девушек. Конечно, такой взгляд вряд ли будет бросать импо... Э, ладно, все равно он сейчас вышвырнет меня вон. Но прежде чем Адлер сделает это, я выцарапаю ему глаза...

Неожиданно я услышала всхлипы, хрипы и стоны и только спустя какое-то время поняла, что директор смеется. Мистер Маркус Адлер заливался, как сумасшедший. Краснорожее чудовище тряслось и сопело. И я поняла, что мой имидж, или как это у них называется, подходит клубу «Берлин»! Еще как подходит!

Но в любом случае девушке, тем более обнаженной, не очень нравится, когда над ней смеются. Конечно, я могу утешать себя тем, что Адлер смеется не надо мной, а над тем образом, что я создала. Но все же неприятно.

Я осторожно села на краешек стола и свесила ноги.

— Ну, и что вас так развеселило, мистер Адлер?

— Бэби, вы великолепны! Просто блеск! — прохрипел директор и вновь захохотал так, что зазвенели стекла в окнах. — Вы приняты! Безоговорочно!

— Идиотизм! Из-за вашего смеха я не слышу, что вы там бормочете, — рассердилась я.

Адлер вытащил огромный, как скатерть, клетчатый носовой платок, столь популярный у молодежи и совсем неуместный в его обезьяньих волосатых руках, и начал промокать свой лоб.

— Цирк! Это просто восхитительно! Как вы это ловко устроили! Какая клоунада!

— Да? — Я не верила своим ушам и боялась, что это уловка, с помощью которой директор хотел избавиться от настырной Мэвис.

— Контракт! И немедленно! — Он в возбуждении стал вышагивать по кабинету. — Три представления в день! Гонорар — две с полтиной в неделю. Спустя месяц, если все хорошо покатится, гораздо больше. Личная гримерная и... все такое. — У него вконец развязался язык, сонливость как рукой сняло.

— Вы что... предлагаете... мне... работу? — спросила я, не зная, смеяться мне или плакать. — Это серьезно?

— Разумеется! Серьезнее не бывает. — Он опять потряс кабинет раскатами своего хлюпающего хохота.

Отсмеявшись, Адлер сел в кресло и сказал:

— Умный артист, да еще и с чувством юмора — это сейчас такая редкость. Тем более — артистка! Наши дуры — настоящие коровы, они только и умеют, что задницами вертеть. Вы — первая, кто сумел так тонко и остроумно разыграть целый моноспектакль. Кое-что мы подготовим для вас, Мэвис. Я имею в виду стол, шкаф... На сцене отрепетируете наиболее эффектные моменты — так, например, бюстгальтер должен взлетать, как пробка от шампанского... Ну, об этом мы еще поговорим...

— Мистер Адлер, я совсем...

Он не слышал меня. Энергично помотал головой и продолжал развивать свои фантазии:

— Вам нужен хороший партнер! Это очень важно, хотя на сцене царить будете вы. Но вы же знаете: королеву играет ее окружение. Партнер-преследователь... Надо подумать, кто это будет... Еще! Запаситесь несколькими комплектами одежды и белья. Кто же позаботится об одежде? — директор на мгновение задумался. — Сэди! Она знает, что надо делать. Блузка с секретом, юбка с заранее распоротым и слегка приметанным швом... Главное, что вы будете все это рвать на глазах у публики. Да они заревут от восторга и будут ловить клочки вашего белья! Мы еще что-нибудь придумаем. Это будет лучший номер программы! Я это чувствую!

— Спасибо... я... попробую... — только и пробормотала я, не представляя, смогу ли повторить на сцене то, что было в этой комнате. — А когда нужно приступить к работе?

— Немедленно! Сначала мы поговорим с Сэди, пусть займется вашим гардеробом. Я буду подыскивать партнера и позабочусь о реквизите. Джо... Этого кретина тоже придется подключить.

— Кто такой Джо? — со страхом спросила я.

— Тот, кто у нас машет дирижерской палочкой и воображает о себе черт знает что. Все подключатся к вашему шоу, Мэвис. Мы такое тут устроим!..

— Благодарю, мистер Адлер, — пролепетала я.

— Э, да что там... Зовите меня Маркусом.

Он взглянул на меня совершенно не служебным взглядом, и я чуть не взвизгнула: на мне ведь, кроме чулок и трусиков-лоскутика, ничего не было!

Маркус Адлер посмотрел на трусики и задумчиво сказал:

— Кстати, бэби... Я должен вас предупредить об одной вещи. О ваших трусиках. Вы должны на сцене порвать и сбросить все. Кроме этих трусиков. Ясно?

— Не совсем...

— Наши артистки, — он понизил голос так, как если бы был заговорщиком и втягивал в заговор меня, сообщая суперважный секрет, — так вот они всегда хоть что-то имеют на своем теле во время представления. Какие-нибудь цепочки, перышки, веера, медальоны... Это дает возможность отбиться от нападок полиции, которая так и норовит пришить нам обвинение в нарушении общественной морали. — Адлер поморщился от досады. — Запомните, Мэвис, у нас просто концерты, танцевальные шоу, а не... то, что вы могли подумать. К нам, возможно, будут приходить даже детишки... Конечно, они не сами придут, но тут я не виноват: мужчины предпочитают появляться в клубе без жен, а ведь детей берут с собой именно жены. Теперь-то вы поняли, в чем дело?

— Ничегошеньки. Но не беда, разберусь как-нибудь, — я улыбнулась и как бы невзначай сложила руки на груди, прикрывая соски.

— Пойдемте, — Адлер поднялся и сделал приглашающий жест, — буду знакомить вас с Сэди, Джо и остальными...

Видя мою нерешительность, он вдруг понял, что я не могу разгуливать по клубу в таком виде, то есть почти голой.

— Знаете, лучше я приведу Сэди сюда, — сказал он. — Вы ведь порвали свою одежду, а у нас сквозняки...

— Спасибо, Маркус, вы так заботливы, — ответила я.

Особое чутье подсказало мне, что сейчас самое время уточнить вопрос оплаты труда. Однако я не хотела портить складывающиеся отношения денежными разборками. Впрочем... К черту скромность! Три представления в день — это двадцать одно в неделю. Если, конечно, предположить, что я буду раздеваться и рвать одежду как каторжная. И за это — «две с полтиной», как он выразился?! Ну уж нет!

— Маркус, хорошо, что вы не ушли, — я схватила директора за рукав. — Я бы хотела сразу все выяснить.

— Что именно, Мэвис? — озаботился он. — Говорите.

— Не думаю, что вы по достоинству оценили мой талант, — я набралась наглости и сказала то, что, по моему разумению, должна была сказать великая актриса.

— Но, бэби, я и так несу большие расходы, — возразил Адлер. — Реквизит... комплекты белья... Один только партнер вытащит из моего кармана сто двадцать пять долларов в неделю!

— Вот видите! Это же несправедливо! Какой-то партнер будет получать кучу зелененьких, а я — жалкие две с полтиной!

— Милочка! — директор засверкал глазами. — Но вам же я заплачу вдвойне!

— Смешно! Жалкие... Что? Что вы сказали? Сколько вы намерены платить мне?

— Двести пятьдесят баксов в неделю! — взвился Адлер, сотрясая воздух массивным кулаком. — Разве мало?! Через месяц — триста в неделю! Мало?!

— Нет... Да... Извините, я не поняла, что такое «две с полтиной»... Я думала, речь идет о двух с половиной долларах... — Мне стало даже как-то неловко.

Маркус Адлер остывал медленно. Но, наконец, ярость покинула его, и он медленно пошел к двери.

— Ждите, Мэвис. Я скоро вернусь с Сэди. Честно говоря, я не хочу, чтобы кто-то заранее пронюхал про сюрприз — про ваш номер. Поэтому, кто бы ни зашел в кабинет, ничего не говорите. Я и Сэди попрошу, чтобы не болтала лишнего.

Едва он оказался по ту сторону двери, как я вскочила на ноги. Холодная поверхность стола выморозила все внутренности. Два желания слились в одно: во-первых, мне хотелось согреться, во-вторых, проявить себя как агента «Рио инвестигейшн». Поэтому я принялась лихорадочно рыться по ящикам шкафа и письменного стола. Что я хотела обнаружить? Понятия на этот счет у меня не было никакого. Быть может, в подсознании брезжила надежда найти какой-нибудь кусок ткани и обернуться ею... Не знаю. Тело мое покрылось гусиной кожей, зубы выбивали дробь, а руки ощупывали и искали, искали...

И нашли.

В нижнем ящике письменного стола я обнаружила пистолет. Я поняла, что должна вытащить его и рассмотреть. Но, рассмотрев, вздрогнула. Вдруг это орудие убийства? Потом я принялась успокаивать себя тем, что ничего подобного нет и, вероятно, не будет. А если убийство все же готовится? Убийство Ирмы Бузен или кого-то другого...

Мне стало страшно. Я дрожала, как в лихорадке мысли путались... Я держала пистолет в правой руке, палец находился на спусковом крючке. Я ничего не видела и не слышала: ни того, что открылась дверь, ни того, что вошел человек. И вдруг над ухом прогремело:

— Брось! Брось пистолет!

Вы не представляете, что со мной стало! Такого никогда не было — ни тогда, когда мой друг, «морской волк», о котором я уже рассказывала, пытался научить меня боевым приемам, сидя в гамаке (представляете, что у нас получалось!), ни тогда, когда подлые шантажисты прикрывались мной, как щитом... Короче, я подняла глаза и увидела монстра в шляпе! У него были вытаращенные глаза, звериный оскал и страшный шрам на щеке, иссиня-багровый рубец. «Наверное, это дьявол!» — мелькнуло в моем мозгу.

Надо ли говорить, что в таком состоянии единственное, что я еще могла сделать, — это нажать на спусковой крючок?!

Руку мою тряхануло, уши заложило от громоподобного выстрела, я не смогла удержать пистолет, он выпал и куда-то упал. С ужасом я смотрела на человека со шрамом. Его шляпа слетела, нос и щеки стали белыми, глаза остекленели. Издав стон, он сделал два шага и, цепляясь за мебель, упал.

Ай-яй-яй! Кажется, я его убила!

А ведь я чувствовала, что проклятый пистолет — орудие убийства! И вот мои предчувствия сбылись! Только убийцей оказалась я сама.

На негнущихся ногах я приблизилась к мертвецу и опустилась перед ним на колени. Я надеялась, что человек со шрамом каким-то чудом остался жив, бормотала что-то про врача, бинты, йод, умоляла не умирать, но в глубине моей души уже поселился проклятый страх.

— Боже мой! Что же я сделала?! Я не хотела стрелять, я и не думала стрелять...

Мои причитания слились со стоном. Кто же стонет? Неужели человек со шрамом? Значит, он все-таки жив? Ранен, но жив?!

Я впилась глазами в его лицо. Из утробы «мертвеца» раздался звук — то ли всхлип, то ли хрип... Кажется, сегодня я уже слышала нечто подобное. Так смеялся Маркус Адлер! И вдруг я поняла, что эта скотина со шрамом тоже смеется! Я стою над ним на коленях, трясу голой грудью, чуть не плачу, обмираю от одной мысли, что убила человека, а этот урод хохочет!

Лучше бы я его пришила!

От нахлынувшей злобы я не только согрелась, но мне даже стало жарко. Ладно, сейчас я выскажу этому мерзавцу все! Будет знать, как пугать невинных девушек, у которых в руках такая опасная штука, как пистолет. Однако не успела я и двух слов сказать, как в кабинет влетел, несмотря на свою тучность, Маркус Адлер.

— Стреляли?! — завопил он с порога. — Кто? В кого?

Увидел человека со шрамом, который уже поднялся на ноги и даже нашел свою шляпу, и бросился к нему:

— Макс! Что с тобой?

Тот, кого Адлер назвал Максом, уже хохотал нагло. Отсмеявшись, он сказал:

— Ну и приключеньице! Да, Маркус, так я в нашем клубе давно не развлекался, — он демонстративно стер слезу. — Представляешь, вхожу в кабинет и вижу эту малахольную в одних трусах с твоим пистолетом. Стриптиз со стволом! И только я посоветовал ей оставить оружие, как дамочка, не целясь, стреляет в меня! Да, Маркус, она хотела меня убить!

— Тебя?! Убить?!

Маркус Адлер с недоверием посмотрел на свою будущую звезду. Я потупила глаза. Надо сказать, что я продолжала сидеть на полу. Силы мои были на исходе, я боялась, что сейчас откроется, что я частный детектив, и меня начнут избивать. Зачем вставать, если тебя все равно собьют с ног?..

— Милочка, что это с вами? — Адлер подошел и посмотрел на меня сверху, как Зевс. — Какая муха вас укусила?

— Я выстрелила случайно... — тихо отозвалась я. — Здесь так холодно... Когда вы ушли, я стала чихать, у меня начался насморк, пришлось шарить по ящикам стола, чтобы... Ну, салфетки найти... Так я наткнулась на ваше оружие... А этот человек подкрался совсем незаметно... Я решила, что это грабитель и что он хочет поживиться в вашем офисе... Я хотела его напугать, честное слово. Пистолет выстрелил... сам!

— Где мой пистолет?

Человек со шрамом поискал оружие глазами и, найдя, указал Адлеру, где оно лежит. Гиббон бросился к пистолету, схватил его и прижал к груди, как мать прижимает дитя.

Потом он посмотрел на меня и покачал головой:

— Как вы могли, Мэвис! Черт бы вас побрал!

— Чего уж теперь чертыхаться, — мрачно пробубнела я. — Тем более, в присутствии девушки.

— Да еще в таком виде! — урод со шрамом развязно прищелкнул языком.

Только тут я сообразила, что действительно странно выгляжу — голая, или почти голая, в обществе двух мужчин. Я вскочила и повернулась к кретину со шрамом спиной. Но этот сукин сын не нашел ничего лучшего, как пощекотать меня своей шляпой. Это было так неожиданно, что я взвилась под потолок и завизжала. Надо сказать, что с того момента, как я вошла в клуб «Берлин», нервы мои были взвинчены до предела. После выходки Макса я упала на Маркуса Адлера, точнее, на его пистолет, который он держал в руке. Пистолет больно ткнул меня, Адлер дернул оружие к себе, я рванулась в противоположную сторону, не заметив — да и как тут заметишь! — что пистолет зацепил край трусиков. Эластик не выдержал, трусики лопнули, и я оказалась в таком положении, когда девушке, чтобы выглядеть более или менее пристойно, требуются три руки. А вот как справиться с помощью всего двух рук, я не знала. Застыла в шоке и смотрела, как хохочет человек со шрамом и злится директор клуба.

— Цирк! — прохрипел Макс во время короткой паузы между приступами хохота.

— Мэвис, детка, я же предупреждал: трусики снимать не надо! — стиснув зубы, бурчал Адлер. — Что у вас с памятью?

Мысленно я осыпала их проклятиями. Собрав последние силы, я резко повернулась и бросилась к двери. То, что на мне нет одежды, меня не остановило. Я хотела как можно быстрее избавиться от кошмара и оказаться подальше от этих двух рож — хохочущей и сердитой.

Бывают еще чудеса! За дверью стояла дама приятной наружности, а в руках у нее... О боже! Юбочки, жилеточки, кофточки... Я чуть не расцеловала старушку за такой приятный сюрприз!

Быстро перебрав одежду, я нашла то, что нужно: халат. Накинула его на себя.

— Благодарю вас! — я сложила руки, как для молитвы.

— Но вы должны будете, дорогуша, все это вернуть мне, — сказала дама, суя мне в руки одежду.

— О да! Вы не поверите, что сегодня произошло! — Эмоции захлестывали меня. — Моя одежда... Я оставила ее в кабинете мистера Адлера. Это было фантастично!..

— Довольно, милая. Я не первый год живу на свете и знаю, как это происходит, — остановила она меня.

Как только ее руки освободились, дама вынула из кармана элегантный портсигар, достала сигарету, захлопнула вещицу и, покопавшись в кармане, вытащила зажигалку. Глядя на струйку синеватого дыма, она представилась:

— Сэди, костюмерша и гардеробщица. А вы, наверное, новенькая, о которой говорил Маркус. Напомните, как вас зовут?

Сэди аккуратно, но твердо повела меня по коридору.

— Вам надо отдохнуть, милая, — говорила она. — Вы немножко переволновались. Сейчас вы увидите мои апартаменты, я называю их «клиникой для психов». Это из-за того, что стены обиты войлоком. Вы полежите на кушетке, а я схожу к Маркусу, поищу вашу одежду и попробую привести ее в порядок.

Я была безмерно благодарна Сэди.

— Спасибо! — сказала я от всей души. — Вы не представляете, что было! Особенно когда появился этот ублюдок со шрамом... Извините, что я так называю его, но... Ой!

Сэди сжала мою руку так, что ее длинные ногти впились в ладонь. Я вскрикнула от боли.

Милая старушка вполголоса, но очень твердо произнесла:

— Детка, вы должны запомнить: в нашем заведении никому не позволительно так отзываться о мистере Максе Штайнере. У него всюду и везде есть уши. Мистер Штайнер не любит, когда упоминают о его шраме. Он вобьет вам в рот ваши чудные зубки, если услышит про шрам хоть единое слово. — Сэди неожиданно подмигнула мне. — Стоит ли преумножать доходы дантистов?

В моих ушах все еще стоял отвратительный смех и наглая изуродованная рожа Штайнера. Я не стала возражать Сэди и лишь обреченно кивнула.

По моей оценке, я просто блестяще провела операцию "Внедрение в клуб «Берлин». Интересно, а как справился бы с поставленной задачей Шерлок Холмс? Или доктор Ватсон? Как они проникли бы в это змеиное гнездо? Холмс, конечно, умел играть на скрипке, ну, а как роль стриптизера, удалась бы она ему?

Так думала я, глядя на унылую физиономию Джонни Рио, который не выдавил ни словечка благодарности или одобрения, когда я рассказала ему о своем шумном успехе. Правда, в своем рассказе я кое-что опустила. Так, например, я не стала описывать, как Маркус Адлер гонялся за мной вокруг стола и как я одну за другой теряла свои вещи. Джонни я заявила, что Адлер был покорен моей несравненной красотой, моей дивной грацией, моей совершенной пластикой. Рио невозмутимо молчал. Тогда я стала рассказывать, как обнаружила в столе Адлера пистолет. Рио меланхолично выщипывал волосок из носа. Я описала человека со шрамом — зловещего Макса Штайнера. Рио безмолвствовал. И только тогда, когда я сказала, какой гонорар предложил мне директор «Берлина», Джонни встрепенулся и, довольный, потер руки:

— Отлично, Мэвис! В конце месяца нам предстоят большие расходы, так что деньги Адлера будут весьма кстати.

— Мои деньги! — огрызнулась я, но Джонни все было нипочем.

Раздосадованная, я потащилась назад, в клуб «Берлин». Маркус Адлер, как я поняла, старался держать своих «лошадок» взнузданными. У него не пофилонишь. В тот же день Сэди приготовила гардероб: множество красивых, но непрочных вещей, которые должны были разлетаться в клочья от одних только липких мужских взглядов.

Реквизит подготовил ее помощник Сэм — такой же благообразный старичок, как и Сэди. Познакомилась я и с высокомерным Джо, руководившим оркестрантами.

А на следующий день, с самого утра, начались изнурительные репетиции. Маркус Адлер мучил меня, не давал передышки. «Выше ножку, Мэвис!» — кричал он. То ему хотелось прокрутить одну мизансцену, то другую... Потом пришла в голову идея начать мое раздевание с пальто. К пальто он прибавил длинный шарф. Заставил меня сесть на колченогий стул. Партнер должен был загнать меня на этот стул, я падала, ноги задирались кверху... Черт бы побрал эти цирковые проделки!

Мой партнер был довольно ловок. Когда-то он на самом деле работал в цирке. Ему ничего не стоило сделать кульбит — якобы я ударила его ногой, и он полетел со сцены. Но и этот к концу дня вымотался так, что едва стоял на ногах. Что тогда говорить о бедной Мэвис! Я была мокрой от пота и почти сплошь синей от синяков. Во время короткого перерыва я присмотрелась к своему партнеру получше. У него все было среднее: средний возраст — где-то между тридцатью и сорока, средняя внешность — ни красив, ни урод, средние умственные способности. Я узнала его имя — Кези Джонс.

Вы спросите, как я определила уровень умственных способностей Кези? Адлер придумал такую мизансцену: мы с Кези должны одновременно вспрыгнуть на стол, столкнуться, развернуться и слететь со стола. Кези оказался настолько тупым, что спихнул меня, и я грохнулась на спину. Хорошо еще, что лицом вверх. Конечно, Кези помог мне подняться, но сказал при этом, что моя шутка была неудачна. И тут, потирая ушибы, я вспомнила, что перед самой мизансценой спросила Кези, на чем он прибыл в Лос-Анджелес из своей дыры: на экспрессе или на воздушном шарике. Поднимая меня, Кези сказал, что, если я еще раз упомяну воздушный шарик, он попробует уронить меня лицом вниз.

Я поняла, что Кези из породы тех, кто не принимает шуток, ибо любит шутить сам.

Вообще-то к концу репетиции мне показалось, что я ему нравлюсь. И даже то, что он продемонстрировал мужскую силу, прибавив мне синяков, было признаком симпатии.

Часов в пять Маркус Адлер объявил, что мое шоу в целом готово и сегодня он запускает меня самым последним номером — на пробу. Если выступление Мэвис Циркус понравится публике, то уже с завтрашнего дня я начну давать по три представления на дню.

Адлер повел меня за сцену и показал на какую-то дверь. Я открыла и увидела крошечную каморку с душем.

— Вот твоя гримерная, Мэвис.

Надо сказать, что, приняв меня на работу, директор стал еще грубее и наглее, чем был.

— Как? И это здесь я должна готовиться к выступлениям? Да если я лишь взмахну рукой, то разнесу этот спичечный коробок в щепки... Эй, куда вы?

Но директор уже ушел, даже не соблаговолив выслушать мои претензии.

Делать было нечего, и я стала обживаться. Протерла зеркало, выложила на туалетный столик расческу, косметичку, полотенце.

Вдруг дверь гримерки распахнулась, и зычный женский голос пророкотал:

— Дайте-ка посмотреть на эту новую телку, которую откопал Маркус.

В проеме двери стояла блондинка — пышная, крутобедрая, с мощной грудью и, как ни странно, тонкой талией. Ее длинные золотистые волосы ниспадали на плечи. Лицо, сдобренное изрядной порцией косметики, было красивым, но абсолютно лишенным шарма. На блондинке была короткая туника, перехваченная поясом, и янтарные побрякушки. Когда девица делала какое-нибудь движение, телеса ее вздымались, одежда топорщилась. Это блюдо было не для гурманов, а для тех обжор, которые любят «есть» глазами вдоволь, до отвала.

— Дорогая, вы так вспотели, открывая дверь, а ведь могли и не утруждать себя и проскользнуть в щель под дверью, — сказала я сладким голосом.

— Ты, языкастая, сдохни! — заорала блондинка. — Ты не знаешь, как надо себя вести в приличном обществе! Помолись! Я найду тебе достойное местечко — на кладбище!

— О, это так мило с вашей стороны — давать мне советы, — ответила я с любезной улыбкой. — Вы могли бы провести время с большей пользой для себя, если бы поупражнялись со скакалкой. Вам, дорогая, надо согнать жирок с вашей пышной задницы.

— А ты...

Она добавила еще одно словечко и ворвалась в мою каморку, вытянув вперед «боевое оружие» — растопыренную пятерню с длинными острыми ногтями, окрашенными в кроваво-красный цвет. Бедная, она не знала, что в свое время мы с тем самым морским сержантиком изрядно поусердствовали, отрабатывая славный приемчик — залом руки противника назад. Так что я довольно легко скрутила нахалку. Несмотря на то, что она стояла, точнее, занимала позицию буквы «зет», мерзавка вовсю поливала меня самыми изысканными словами из непечатных. Это мне надоело. Я приложила блондинку пару раз лбом о свой туалетный столик, и она стихла. Поняв, что теперь эта толстозадая будет нема, как рыба, я отпустила ее. Выпрямившись, блондинка ощупью нашла дверь и, пошатываясь, выбралась в коридор. Спотыкаясь и набивая шишки, она побрела куда-то в сторону кулис... Лицо ее было отрешенным, а взгляд выражал полное безразличие и отсутствие интереса к жизни, — короче, ничего не выражал.

Я хмыкнула и уже хотела закрыть дверь, как увидела, что в коридоре стоит девушка. Ей явно доставил удовольствие наш стремительный поединок.

Девушка была сказочно красива — скажу это честно. Темные блестящие волосы, миндалевидные выразительные глаза, бархатная кожа персикового оттенка... А тело... Я прикинула ее размеры и от зависти закусила губу: талия сантиметров 48, бедра — максимум 87, но бюст — все 108! Красотка что надо! Высокие каблуки удлиняли ее фигуру, и оставалось только гадать, как девушке удается носить такой бюст и при этом сохранять равновесие!

— Спасибо за спектакль, — сказала она приятным голосом. — Саломея глупа. Ей давно пора было вмазать как следует за грубость и хамство. Да все некому у нас заниматься толстухой. Наконец, нашелся человек, который поставил ее на место!

Девушка протянула мне руку и улыбнулась:

— Давайте знакомиться. Я — Ирма Слошковски. Здесь я Ирма Бузен.

— О'кей, Ирма, — я пожала руку. — Я — Мэвис Зейдлиц. Здесь я буду выступать как Мэвис Циркус.

— Мы подружимся, правда? — Ирма еще раз улыбнулась. — Только прошу: когда будете обрабатывать Саломею в следующий раз, не забудьте позвать меня. Обожаю подобные зрелища.

— Позову, — усмехнулась я.

— А не выпить ли нам кофе?

— Отличная мысль!

— Вот и хорошо. Я же говорила, что мы подружимся.

Я тоже была рада, что все так удачно складывается: та, которую мне поручено оберегать, оказалась симпатичной девушкой, к тому же у меня с ней стали складываться хорошие отношения. Конечно, мне будет проще присматривать за Ирмой, когда она находится поблизости.

Я взяла сумочку, и мы, перебрасываясь ничего не значащими фразами, пошли к выходу.

Когда мы шли по коридору, одна из дверей, на которые я даже не обратила внимания, отворилась, и Макс Штайнер едва не сбил нас с ног.

— Эй! Смотреть надо! — вскрикнула я, потирая ушибленную руку.

Штайнер зло сверкнул глазами, но тут же узнал меня.

— А! Это та девица, что так ловко рвет на себе белье. — Кривая ухмылка, прищуренный глаз и страшный шрам сделали его рожу еще ужаснее, чем тогда, когда я увидела Штайнера впервые.

Потом он посмотрел на Ирму. Лицо громилы приобрело еще более мерзкое выражение:

— Мисс Вынюхиваем-Подслушиваем? Как поживаете? Как ваши уши? Не болят? — Он говорил тихо, но внятно. — Может, полечим ушки, а? Я ведь неплохой хирург... Могу укоротить, подрезать, если надо...

Он дернул Ирму за розовое ушко, резко повернулся на каблуках и зашагал прочь.

— Ну и замашки у этого типа! — вырвалось у меня, несмотря на предупреждение Сэди. — Тоже мне хирург! Как можно держать здесь таких...

Я взглянула на Ирму и поперхнулась. Ирма была совершенно бледной, как смерть. Щеки ее ввалились, и только красное ухо светилось, как стоп-сигнал.

— Дорогая, не стоит принимать так близко к сердцу слова этой мрази.

Я погладила Ирму по руке. Рука ее была холодной, как лед.

— У меня предчувствие, что... случится нечто ужасное, — прошептала она. — Что-то будет... И скоро. А я попаду под подозрение... На мне отыграются... Зачем только я вошла и услышала то, что не должна была слышать...

Ирма вздрогнула и с ужасом уставилась на меня. Она только сейчас сообразила, что чуть не исповедовалась постороннему человеку, и ненатурально рассмеялась. Оборвав смех, невесело произнесла:

— Нервы... Плету бог весть что. Не слушайте меня, Мэвис. Пойдемте пить кофе.