Вышли на фронт «катюши»

В. А. Шмаков. Ответственное задание

В конце октября 1941 года, после доклада Военному совету о боевых действиях 1-го гвардейского минометного полка на Брянском фронте, я был назначен начальником формирования гвардейских минометных частей — поручение новое для меня и очень ответственное. Штаба как органа формирования ГМЧ еще не существовало, его следовало создавать на ходу.

Мы разместились в бывшей средней школе № 443 на шоссе Энтузиастов. Нерадостную картину представляло это школьное здание: отопительная система не работала, не было электричества, стекла в рамах выбиты, телефонная связь не работала. В общем, обстановка «фронтовая». Пришлось срочно все это восстанавливать, а пока спали на полу и ели сухой паек.

Через несколько дней меня вызвал командующий ГМЧ инженер-полковник В. В. Аборенков. Я получил приказ: в течение ноября сформировать 16 дивизионов. Контролировать выполнение этого сверхсрочного задания будет член Военного совета Московской зоны обороны генерал К. Ф. Телегин.

Для размещения минометных дивизионов Московский городской Совет выделил несколько школьных зданий и других пустующих помещений. В этих зданиях ГМЧ формировались и в 1942 — 1943 годах.

В ноябре 1941 года наступили сильные холода, личный состав формирующихся дивизионов располагался в неотапливаемых зданиях. Пришлось срочно устанавливать жестяные печурки, трубы которых выглядывали из окон, как стволы зенитных орудий.

Солдатские кухни стояли у зданий, и рано утром легкий дымок напоминал солдатам, что будет горячая каша и чай.

Занятия шли почти беспрерывно. Ночью изучалась боевая техника, днем — личное оружие, средства связи.

Машины БМ-13 поступали с завода «Компрессор», БМ-8 — с завода на Красной Пресне, а снаряды — с завода имени Владимира Ильича.

В конце очень короткой боевой подготовки командирам показали на подмосковном полигоне боевую стрельбу, и дивизион был готов немедленно убыть на фронт. Успеху формирования во многом способствовал умелый специалист из отдела боевой подготовки ГМЧ капитан А. Н. Назаров.

В самый разгар формирования первых дивизионов, и в частности 3-го отдельного дивизиона, ночью раздался телефонный звонок, и командир этой части (фамилию не сохранила память) доложил, что во время авиационного налета бомба упала в район расположения боевых машин, две машины сгорели и две выведены из строя.

3-й отдельный гвардейский минометный дивизион располагался на Хорошевском шоссе. Как выяснилось, боевые машины скученно стояли на плацу: командир и комиссар дивизиона проявили бездеятельность при налете авиации противника. Приказом командующего тот и другой были сняты с должностей и отправлены в резерв. Через два дня дивизион убыл на фронт.

Одновременно формировался 5-й отдельный дивизион, которым командовал Ф. Ф. Терешенок, бывший командир 3-го дивизиона 1-го ГМП.

Вспоминается еще такой случай. Как-то ночью меня вызвали к командующему. Немедленно выехал. Пустые улицы, только кое-где патрули останавливали машину. А затем — вой сирен: воздушная тревога. Мой пропуск разрешал дальнейшее движение. Но недалеко разорвалась бомба, и осколком разбило коробку сцепления. Пришлось продолжать путь бегом — с совсекретными документами в руках. С тех пор со мной, как правило, выезжала вторая машина с офицером.

В конце ноября 1941 года задание ГКО о сформировании 16 дивизионов для обороны Москвы было выполнено. Все мы радовались успеху. В этом особенно велика заслуга моего соратника, военного комиссара формирования, батальонного комиссара В. П. Порошина, человека большой душевной чистоты, самоотверженного политработника. Таким был и начальник политотдела батальонный комиссар М. Н. Балюк.

Начальник штаба формирования майор Задорин умело налаживал взаимодействие всех служб и дивизионов. Его заместителем был капитан А. Головкин, исключительно добросовестный и дельный работник. Иногда он по нескольку ночей не отдыхал, валился с ног, но все распоряжения выполнял точно и в срок.

В декабре командующий ГМЧ предложил мне сформировать армейскую оперативную группу и не позже января 1942 года выехать на фронт. Обрадованный назначением, я, как говорится, прискакал в свой штаб и объявил офицерам, что вскоре уеду на фронт. Однако военная необходимость нарушила мои надежды. В 2.00 ночи 20 декабря меня снова вызвали к командующему. Не успел доложить о прибытии, как он протянул мне бумагу. Это было постановление Государственного Комитета Обороны за подписью И. В. Сталина. Требовалось немедленно приступить к формированию в Москве 20 гвардейских минометных полков. Сроки устанавливались очень сжатые.

Командующий сказал:

— На фронт вы сейчас не поедете. Сформированную армейскую группу передайте подполковнику Васильеву, а сейчас зайдите к начальнику штаба и получите у него все необходимые указания. Желаю успеха, до свидания.

Опыт этой работы у меня уже был, кадры были на высоте, и это окрыляло. Несколько позже Указом Президиума Верховного Совета СССР я в числе других офицеров и генералов ГМЧ был награжден орденом Красной Звезды. Как он мне дорог, первый орден!

Вся моя работа как начальника формирования проходила под руководством Военного совета и начальника штаба ГМЧ. Вспоминаю генерала А. А. Быкова. Это был высокообразованный артиллерист. Спокойный, умеющий слушать других и уважать их знания и опыт, он всегда вселял уверенность в подчиненных. Самая тесная связь была у меня с отделом кадров, который возглавлял подполковник И. К. Байбаков. Ведь он отвечал за подбор офицеров, за укомплектование наших частей хорошим рядовым и сержантским составом.

Формирование полков шло по той же схеме, что и формирование отдельных дивизионов в ноябре 1941 года. После показательных стрельб полк считался готовым выступить па фронт. Одновременно формировались пять полков в разных районах Москвы. За несколько дней до марша на фронт Военный совет проводил совещание, на котором командир полка и комиссар докладывали о состоянии части. Каждый раз это был для меня экзамен.

После такого экзамена и устранения недоделок полк переводился в резерв Ставки, для него устанавливался особый режим. Никто, включая командира и комиссара, не имел права покидать расположение полка. Переписка с родными прекращалась. Матчасть тщательно маскировалась и охранялась усиленными нарядами. Штаб формирования поддерживал с полками резерва телефонную связь, соблюдая, конечно, осторожность.

Однажды произошел случай, о котором я хочу рассказать в назидание молодым.

В 3 часа ночи 15 мая 1943 года один из полков, находившийся в резерве, был поднят мной по тревоге и построен с боевой техникой. Командующий ГМЧ должен был вручить полку перед отправкой на фронт гвардейское знамя... Полк построен, а командира и комиссара нет. Где они находятся, никто не знает.

Это было чрезвычайное происшествие! Из резерва были тут же назначены другой командир и комиссар, и полк своевременно убыл на фронт. А после этого явились теперь уже бывшие командир и комиссар полка, в руках одного был патефон, у другого цветы.

Офицеры были понижены в должности и позже отправлены на фронт. В одной из рекогносцировок огневых позиций для дивизиона бывший командир полка попал в засаду и в рукопашной схватке с врагом погиб. Позднее погиб и бывший комиссар полка.

Я не упоминаю их имен, они кровью в бою смыли свое преступление.

После первых двух десятков полков началось формирование следующих двадцати. Развертывание гвардейских минометных частей продолжалось. В июле 1942 года началось формирование 30 тяжелых дивизионов, которые вооружались рамными пусковыми установками; огонь велся 300-миллиметровыми РС. К концу года их численность была доведена до 80.

Помню, как летом 1942 года в лесу московского Измайловского парка располагались тяжелые дивизионы. В один из ночных налетов вражеской авиации несколько бомб упало в этот район, но серьезных потерь не было. Личный состав находился в глубоких щелях, а для машин были вырыты земляные укрытия.

Все лето 1943 года продолжалось формирование полков. Для танковых армий их было создано шесть, для кавалерийских корпусов — семь; одновременно формировались отдельные дивизионы для танковых и механизированных корпусов.

...Прошло лето 1943 года. Чувствовалось, что формирование наших частей заканчивается. Наступил момент снова попроситься на фронт. Просьбу мою командующий гвардейскими минометными частями генерал П. А. Дегтярев удовлетворил. Я, теперь уже генерал-майор артиллерии, был назначен начальником оперативной группы ГМЧ 2-го Украинского фронта, начинавшего подготовку Корсунь-Шевченковской операции.

Многих командиров минометных полков и бригад я помнил по Москве, видимо, и они меня не забыли. Артиллерией фронта командовал генерал-лейтенант артиллерии Н. С. Фомин, которого я знал еще до войны преподавателем Военной академии имени М. В. Фрунзе.

С чувством исполненного долга прощался я с товарищами в Москве. Сборы были недолгие. Накануне отъезда генерал П. А. Дегтярев вызвал меня к себе в штаб и в присутствии членов Военного совета Л. М. Гайдукова, Н. П. Фирюбина, генералов А. А. Быкова и П. Г. Любимцева поблагодарил за работу. Затем прощальный ужин в штабе, а через двое суток на КП фронта заместитель командующего гвардейскими минометными частями генерал-майор артиллерии П. Н. Кулешов представил меня генералу армии И. С. Коневу. Снова началась фронтовая полоса моей жизни, закончившаяся на Дальнем Востоке, где я воевал в должности заместителя командующего артиллерией Забайкальского фронта по гвардейским минометам.

Прошли годы, и на десятках школьных зданий Москвы новые поколения советских людей установили мемориальные доски — память Родины о минометной гвардии, внесшей свой вклад в разгром врага.

К. В. Алексеев. Вторая учебная московская

Это название было хорошо знакомо многим бойцам и командирам гвардейских минометных частей в годы Великой Отечественной войны.

Вторая учебная гвардейская минометная бригада, где я служил начальником политотдела, готовила специалистов в то время еще не виданного оружия. Многие десятки тысяч бойцов и сержантов гвардейских минометных частей прошли здесь обучение новым военным специальностям.

Новое оружие требовало новых кадров. Эту задачу и выполняла наша учебная бригада, созданная в августе 1942 года.

Разместились мы в военном городке, там, где год назад формировалась знаменитая батарея капитана Флерова.

...Рано утром 8 августа 1942 года ворота военного городка распахнулись перед колонной юношей в гражданской одежде с вещевыми мешками за плечами. Это было первое пополнение бригады. Все до единого — комсомольцы, мобилизованные ЦК ВЛКСМ специально для учебы в минометной бригаде.

Вместе с ними прибыла большая группа коммунистов, людей с опытом партийной, советской и хозяйственной работы. Их направил ЦК партии. Затем начали прибывать командиры взводов и батарей, вчерашние выпускники военных училищ. Прибыли и командиры-фронтовики из гвардейских минометных частей.

В конце августа в бригаде было сформировано семь полнокровных дивизионов, и с 5 сентября начались регулярные занятия. Молодым бойцам предстояло пройти до предела сжатый двухмесячный курс обучения и сразу же выехать на фронт.

В классах, на плацу, в поле шла подготовка рядовых и сержантов различных специальностей, необходимых для обслуживания боевых машин: огневиков, разведчиков, радистов, телефонистов, орудийных и оружейных мастеров. Велась напряженная политико-воспитательная работа.

Молодые бойцы с большой настойчивостью и интересом осваивали грозное оружие. Лейтенант Ф. М. Куртасов с восхищением рассказывал о фронтовых делах 11-го гвардейского минометного полка, в котором воевал, о том, какой страх наводил на врага огонь боевых машин. Он сумел привить молодежи гордость за оружие, которое им вручают.

Только за один месяц — ноябрь сорок второго — из бригады было отправлено на фронт около девяти тысяч хорошо подготовленных гвардейцев-минометчиков. Свой первый выпуск мы послали на помощь героическому Сталинграду. Наши воспитанники с честью выдержали суровый фронтовой экзамен. Многие из них вскоре были удостоены боевых наград. Рядовой 4-го гвардейского минометного полка И. Колесов в решительную минуту боя у Мамаева кургана заменил убитого командира, спас боевую машину. Его подвиг был отмечен высшей наградой Родины — орденом Ленина.

Отличился в боях под Сталинградом 19-й ГМП, укомплектованный воспитанниками бригады. Гвардейцы-минометчики действовали смело и самоотверженно. После этих боев полк был награжден орденом Красного Знамени.

В конце марта 1943 года в жизни нашей бригады произошло памятное событие. Двумя эшелонами с Дальнего Востока на учебу прибыли кадровые моряки Тихоокеанского флота. Здесь были и вчерашние подводники, и моряки с линкоров и крейсеров, и артиллеристы береговой обороны.

Четыре с половиной тысячи моряков должны были по ускоренной программе изучить боевые машины. Красная Армия наступала, и фронт требовал минометчиков. Из моряков были сформированы бригады и полки, отличившиеся в боях на Украине, в Белоруссии, на территории Польши, Венгрии и Германии.

Памятью о пребывании моряков в бригаде остались многие морские термины, вошедшие в обиход солдатской речи. Кухню бойцы называли камбузом, куртки — бушлатами, комнаты — кубриками. Но главное влияние тихоокеанцев на бойцов последующих пополнений состояло в том, что моряки оставили свои традиции: краснофлотскую выправку, спаянность и дружбу. Эти прекрасные качества прочно вошли в жизнь бригады.

2-й учебной бригадой с ноября 1942 года командовал полковник Б. А. Юсупов, командир с большим фронтовым опытом: в сентябре сорок первого он участвовал в боях за Москву под Наро-Фоминском и Волоколамском, с группой гвардейских минометных частей Западного фронта вел ожесточенные бои под Старой Руссой. В этих боях Барий Абдуллович был тяжело ранен. В госпитале в Москве ему вручили орден Ленина.

Новичков обучали всему тому, что нужно знать и уметь на фронте. Вот что рассказывает командир взвода лейтенант В. Н. Сенопальников о боевой учебе зимой 1943 года: «Стояли сильные холода, но занимались мы только на улице. Все занятия, даже по уставам, проводились в условиях, приближенных к фронтовым. Бойцы сначала мерзли, но я учил их, как согреваться, требовал от каждого следить за собой и за товарищами, чтобы не было обморожений».

В учебной бригаде насчитывалось около 900 коммунистов и свыше 1600 комсомольцев. Во всех дивизионах и батареях были созданы партийные и комсомольские организации.

Регулярно, два раза в неделю, проводились политзанятия с рядовым и сержантским составом. Групповодами этих занятий были отобраны 92 офицера, политически хорошо подготовленные. Одним из лучших был коммунист лейтенант Сенопальников. Он обстоятельно готовился к занятиям, его рассказы бойцы слушали с большим интересом. Во взводе Виктора Николаевича овладевали солдатским ремеслом узбеки, казахи, татары, украинцы. Его воспитанники узбеки Азисов и Хасанов отличились в боях под Сталинградом и заслужили боевые ордена.

Неутомимым политработником был капитан Д. А. Лысенко, заместитель начальника политотдела бригады. Общительный, хорошо подготовленный, он умел найти подход к человеку, разобраться в сложной ситуации, помочь кому-либо. Уважали его солдаты.

В октябре 1943 года открылся офицерский клуб бригады. Распорядителем офицерского собрания избрали авторитетного офицера подполковника Бориса Корниловича Василькова. Новый клуб стал любимым местом отдыха офицеров. Здесь неоднократно бывали писатели и журналисты — Илья Эренбург, Константин Симонов, Лев Кассиль, Александр Жаров и другие. Они беседовали о литературе, рассказывали о своих фронтовых впечатлениях, читали свои новые произведения.

Увлекательные рассказы о Суворове, Кутузове и Багратионе прочитал писатель А. Виноградов. С офицерами проводились систематические занятия по истории партии, теоретические конференции по произведениям К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина.

Комсомольцы бригады встретились в клубе с матерью Зои Космодемьянской. После ее проникновенной речи воины в едином порыве, стоя провозгласили: «Мы отомстим за нашу Зою! Смерть немецким оккупантам!» Проводились митинги, собрания и беседы, посвященные подвигу Александра Матросова.

Большое впечатление производили на молодых бойцов встречи с фронтовиками. В марте 1943 года в наши казармы прибыла на доукомплектование и отдых 19-я гвардейская минометная бригада, действовавшая на Донском фронте. Среди фронтовиков было много воспитанников нашей бригады. Они стали героями дня. Фронтовики рассказали бойцам и сержантам о том, как действуют гвардейские минометы в бою, что больше всего нужно знать минометчику, чтобы успешно воевать.

Сержант М. Голоухов рассказывал: «Первый залп, который мы дали в районе г. Калач, показал всю мощь, какая таится в наших боевых снарядах. Батальон немецкой пехоты и батальон мотоциклистов были начисто уничтожены. Красноармейцы, которых мы поддерживали своим огнем, бросились нас обнимать и благодарить».

Другая встреча произошла с фронтовиками 31-й гвардейской Севастопольской бригады, прибывшей на переформирование. Среди них было много наших воспитанников, участвовавших в схватках с врагом у Днепра и в Крыму. Они делились опытом, давали практические советы. «В нашей учебной бригаде, — сказал фронтовик сержант И. Рубцов,— мы мало занимались саперно-маскировочным делом. Этот недостаток сразу обнаружился на фронте. Первое время я плохо окапывался, не умел маскировать боевые машины. Бойцам, которые теперь учатся, надо помнить, что саперно-маскировочное дело не менее важный предмет, чем другие. На фронте без инженерной подготовки нельзя и шагу шагнуть».

Другой формой связи с фронтовиками была переписка. Политотдел создал альбом под названием «Наши воспитанники на фронтах Отечественной войны». В нем были собраны письма фронтовиков об их боевых делах (конечно, составители альбома соблюдали все требования секретности). Обстрелянные воины давали практические советы молодым гвардейцам.

Такая связь с фронтовиками помогала обобщению и пропаганде боевого опыта, политико-воспитательной работе.

Широко известно было в бригаде письмо орденоносца младшего сержанта Н. Тимофеева, который писал: «На фронте мне пришлось побывать во многих серьезных переделках, и всюду я чувствовал, как мне пригодилась учеба в бригаде. Однажды в бою был ранен командир нашего орудия. Мне приказали командовать огневым расчетом. И тогда я вспомнил все артиллерийские команды, которым нас учили, вспомнил обязанности каждого бойца огневого расчета, и это помогло мне справиться с новой для меня работой. Советую молодым бойцам добросовестно учиться, внимательно изучать работу огневика, чтоб на фронте не растеряться, а действовать умело».

Письма бойцов и офицеров с фронта способствовали укреплению воинской дисциплины, повышению качества боевой и политической подготовки.

Большую роль в жизни нашей части играло знамя бригады. При всех важных событиях — когда прибывало новое пополнение призывников, во время принятия военной присяги, при отправке на фронт подготовленных подразделений — его торжественно выносили перед строем. Фотографировали перед знаменем отличившихся бойцов. Теперь наше знамя хранится в Центральном музее Вооруженных Сил СССР.

До последнего дня войны, почти три года, просуществовала наша бригада. Более 50 тысяч опытных специалистов-минометчиков подготовила она для фронта.

А. Р. Хольнова (Матут), Л. Н. Сергеева. «Помни, что ты из Москвы!»

Военные годы... Разве изгладятся они из памяти? Никогда. Все мы, комсомольцы, жили тогда одним — отдать все силы на разгром врага, приблизить час победы.

С 1942 года мы обе работали в военных отделах: А. Хольнова — обкома комсомола, Л. Сергеева — горкома комсомола. Наши воспоминания — о 85-м гвардейском полке минометчиков, сформированном из комсомольцев-добровольцев.

На совместном заседании секретариата Московского областного и Московского городского комитетов комсомола весной 1942 года было принято решение о создании Московского комсомольского минометного полка. Учитывая горячее желание комсомольцев области и города идти на фронт, было решено проводить запись в полк через райкомы и горкомы комсомола.

Мы побывали в райкомах комсомола, в горкомах, на предприятиях, разъясняли, кого следует направлять в минометные части. И очень скоро стали поступать заявления от добровольцев с просьбой зачислить их в полк. На каждое место претендовало более 20 человек. А сроки у нас были короткие, военные... Нужно было как можно быстрее отобрать наиболее подготовленных и достойных.

И повалила валом к нам молодежь, комсомольцы. Требуя зачислить их в полк, ребята дни и ночи напролет сидели в коридорах и во дворе, ждали своей очереди. С каждым из желающих вступить в полк проводились индивидуальные беседы. Преимущество отдавалось тем, кто сдал нормы ГТО или участвовал в осоавиахимовских кружках, кто знал радиодело, умел водить машину, слесарить.

Приходили к нам комсомольцы разного возраста. Некоторым из них было отказано из-за крайней молодости (16—17 лет), но они приходили к нам снова и снова.

Комсомолец с Балашихинского завода Константин Архангельский рассказывал о себе: «Сам я слесарь, еще до войны аэроклуб посещал, парашютным спортом занимался. Когда услышал по радио, что началась война, пошел в военкомат, чтобы меня отправили на фронт. Но комиссар сказал, что по возрасту я не подхожу. Пришлось вернуться на завод и ждать, пока мои годы выйдут. Ну а вчера узнаю: записывают добровольцев в полк. Тут же поехал в обком комсомола. Я-то комсомолец, а мой товарищ — Толя Амосов — еще нет, заявление только недавно подал. Меня соглашаются взять, а ему — отказ. Толя поехал на завод и попросил ускорить вопрос о приеме его в комсомол. Он был принят, и нас обоих зачислили, оба стали в полку разведчиками...»

Часто приходили к нам не только ребята, но и их родители. Они понимали стремление своих детей служить Родине до последней капли крови, сами воспитали их такими. Но провожать своих парнишек и девчат в самое пекло войны было родителям тяжело. У многих из этих родителей их ребята так и остались семнадцатилетними...

И вот полк сформирован. В него мы отобрали 350 человек — в основном хорошо подготовленных, физически сильных юношей. Это были рабочие заводов, студенты вузов, учащиеся техникумов. Командный состав состоял целиком из коммунистов и комсомольцев, побывавших уже на фронте, имевших серьезный опыт боев и тяжких военных будней.

Командиром полка был назначен гвардии майор Б. К. Васильков, комиссаром — П. П. Гук, секретарем партбюро единодушно избран Г. Н. Жуков, секретарем комсомольской организации — Н. Н. Аверьянов.

Полк расположился вблизи Москвы, занятия проходили в полевой обстановке. Началась напряженная учеба.

И наконец 27 июля 1942 года в Измайловском лесу состоялся торжественный сбор воинов полка. Прозвучала священная клятва — сражаться с врагом до последних сил.

Полку было вручено Красное знамя ЦК ВЛКСМ, знамя московских пионеров и вымпел МК и МГК ВЛКСМ. Эти знамена впоследствии передавали лучшим подразделениям, отличившимся в кровопролитных боях.

Один из бойцов полка — 18-летний комсомолец Щелковского завода Евгений Ермаков с большой гордостью за себя и своих товарищей писал родителям: «Я, папа и мама, стал уже совсем взрослым. Мы только что дали военную клятву, и теперь я уже по полной форме военный, защитник нашей советской Родины».

В ночь на 11 сентября 1942 года по сигналу боевой тревоги полк был поднят для отправки на фронт.

На шоссе Энтузиастов, по которому ехали на вокзал, и на перроне вокзала то и дело возникала дружная песня:

Молодые воины уходили защищать свой город, свою страну от вероломного врага.

Москвичи-минометчики прошли долгий и трудный путь войны. На Воронежском фронте они пережили боевое крещение. Наступление, начавшееся здесь 15 сентября 1942 года, продолжалось вплоть до 6 октября. И все эти 20 суток воины Московского комсомольского полка громили фашистов.

4 ноября 1942 года приказом командования несколько комсомольцев полка были награждены боевыми медалями. На состоявшемся в это время в Москве митинге молодежи выступил секретарь ЦК ВЛКСМ Н. А. Михайлов. Говоря о боевой деятельности полка на Воронежском фронте, он отметил: «Совсем недавно ушел на фронт Московский комсомольский гвардейский минометный полк. В первых боях он уничтожил около 5 тысяч немцев. Наши потери — 3 убитых и 16 раненых. Можно порадовать москвичей: полк оправдал свое звание!»

В конце октября полк получил приказ о переводе на Юго-Западный фронт. Там, на волжском берегу, в дыму пожаров, в грохоте тысяч орудий стоял израненный, но непобежденный Сталинград, город героических традиций.

Здесь были остановлены вражеские полчища. Город стоял насмерть. Московский минометный гвардейский полк действовал в составе частей 5-й танковой армии.

В ночь с 18 на 19 ноября был получен боевой приказ: частям Красной Армии перейти в наступление, минометному полку поддерживать своим огнем наступление танков.

Поздним вечером в штабе части закончилось последнее совещание командиров. В подразделениях прошли митинги. Десятки бойцов и командиров подавали заявления о вступлении в партию: «В бой желаю идти коммунистом». В период Сталинградской битвы в ряды партии вступило 200 воинов полка.

В 7 часов утра 19 ноября орудийная канонада потрясающей мощности возвестила о начале штурма на всем протяжении фронта. Один из первых залпов был дан москвичами, гвардейцами-минометчиками. Полку было дано задание поддержать наступление танковых частей. Полк выдержал этот экзамен. Командир полка получил благодарность от командования армии. В приказе по этому поводу говорилось: «Весь личный состав полка крепко стоял, командный состав подготовлен и технически грамотен».

С огромным воодушевлением читали мы в Московском комитете эти слова, каждое известие о нашем полке прибавляло силы для тыловой работы, вселяло надежды на скорую и полную победу.

За проявленные мужество и геройство в боях с немецко-фашистскими захватчиками под Сталинградом более 100 воинов полка были награждены правительственными наградами. В декабре 1942 года полк был переведен в состав Донского фронта.

Непреложным правилом в полку было писать письма москвичам, время от времени отчитываться перед трудящимися и молодежью столицы. С волнением ждали мы эти письма, вдумывались в каждую строчку, зачитывали их на предприятиях Москвы и области. Вот одно из этих писем: «Дорогие товарищи, москвичи-земляки! Примите горячий привет от комсомольцев-гвардейцев. Сегодня у нас радостный день. После длительных и кровопролитных боев разгром фашистов у Волги завершен. Вы уже, наверное, знаете, что на нашу долю выпала великая честь участвовать в наступлении наших войск. В последнее время мы помогали истреблять вражескую группировку, зажатую в стальное кольцо. Эта почетная задача выполнена нами с честью!»

«Помни, что ты из Москвы!» — часто повторяли воины. И боевые танкисты, артиллеристы, пехотинцы, с кем бок о бок сражались бойцы нашего полка, не давали им об этом забыть.

Одно только слово «Москва» вселяло в людей силу, веру в успешный исход сражения. В феврале 1943 года, погрузившись в эшелоны, полк отправился в Москву для переформирования. За время тяжких боев он понес потери в людях и технике. Необходимо было пополнить ряды бойцов, обучить их, подготовить к предстоящим боям. Нужно было и новую технику получить.

Возвращались в Москву наши комсомольцы повзрослевшими, строгими. Сталинградская битва многому научила их, вчерашних мальчишек. Многое поняли и узнали они и в общении с жителями героического города, с людьми, с которыми сталкивала их на военных дорогах судьба...

Теперь они могли научить чему-то молодежь. Им было о чем рассказать. После короткого отдыха, тепло и сердечно встреченный комсомольцами и общественностью Москвы и области, полк прибыл 1 марта 1943 года на общегородское собрание комсомольцев. Радостна и волнующа была встреча гвардейцев с молодыми москвичами. Бойцы и командиры полка посещали фабрики, заводы, предприятия, с которых ушли они на фронт, встречались с трудящимися.

16 марта 1943 года Указом Президиума Верховного Совета СССР полк был награжден орденом Красного Знамени.

После короткой передышки минометчики снова ушли на запад. Предстояли еще кровопролитные бои на Брянском фронте, на Курской дуге, в Прибалтике.

Уходил наш полк. А мы снова провожали его в путь, не скрывая слез, потому что не знали: придется ли когда-нибудь увидеться.

И снова получаем мы весть о наших комсомольцах: за успешные боевые действия по освобождению Двинска 85-му гвардейскому ордена Красного Знамени минометному полку присвоено наименование «Двинский».

Когда наш полк сражался на фронте, мы постоянно поддерживали связь с его бойцами, выезжали с делегациями комсомольцев, выступали перед бойцами и рассказывали им о труде и жизни тыла, о положении на фронтах нашей отчизны, вручали им письма, подарки комсомольцев и молодежи столицы, области...

Наступил светлый день 9 мая 1945 года! Счастливые толпы людей на улицах Москвы, музыка, салют, незнакомые друг другу люди плакали и обнимались на улицах города:

— Победа! Победа!

Война кончилась, и наш полк вернулся. Поредели ряды его. Те, кто остался живым, вернулись к мирной жизни. Комсомольцы гвардейского минометного полка стали инженерами, строителями, художниками, директорами совхозов, учеными...

Гвардейцы возвратили Московскому комитету комсомола опаленное в сражениях пионерское знамя. Позднее было принято решение вручить его пионерской дружине.

Есть в Москве небольшой старый переулок — 2-й Зачатьевский. Тогда, в трудные дни 1942 года, здесь была организована учеба для сформировавшегося полка. Отсюда уходили наши ребята на фронт, здесь учили их защищать Родину...

Сегодня в этом переулке стоит другая, мирная школа. Это школа № 36 Ленинского района Москвы. Пионерской дружине этой школы и было вручено пионерское знамя, пронесенное нашим Двинским гвардейским минометным полком по дорогам войны...

Есть в этой школе добрая традиция. Каждый год 1 сентября, перед первым звонком, в День Победы, 23 февраля, 19 ноября — в День артиллерии и ракетных войск, а также 5 мая — в день рождения нашего славного полка — проводятся торжественные пионерские сборы. И гости, ветераны бывшего комсомольского полка (ныне полк не существует), проносят перед строем ребят красное знамя.

6 мая 1958 года в школе состоялась торжественная пионерская линейка в честь открытия памятника-обелиска. Памятника павшим героям-гвардейцам... Среди ветеранов полка присутствовал и автор обелиска, бывший воин-разведчик полка, художник Р. И. Бальжак.

Школа № 36 стала местом постоянных встреч однополчан. Пионеры и школьники организовали музей боевой славы 85-го гвардейского минометного полка имени Московского комсомола. Они совершают походы маршрутами полка, собирают документы о его боевых действиях.

Особенно знаменательной для нас была встреча ветеранов в честь 25-летия полка — в мае 1967 года. Это был незабываемый сбор. Комиссар полка П. П. Гук рассказывал ребятам о жизни полка в военные годы, о боях, участником которых был, о том, что радовало и тревожило комсомольцев в годы нашей юности, о том, как единым строем встали они на защиту родной земли.

В том же году делегация ветеранов выезжала в гости в другие города, мы побывали в школьных музеях боевой славы, беседовали с красными следопытами, юнармейцами, для которых ратные подвиги отцов — пример на сегодня.

И еще об одном дне наш рассказ. Памятная встреча в Измайловском парке культуры и отдыха в 1972 году. Отсюда уходил наш полк в 1942 году, здесь принимали комсомольцы присягу на верность Родине.

В ясный солнечный день 1972 года, спустя тридцать лет, на этом месте был открыт памятник гвардейцам-минометчикам по проекту Р. Бальжака.

На торжественный сбор ветеранов прибыли представители подшефной части, стоящие на страже мира, наши младшие братья и сыновья. Они тоже были взволнованы встречей. Они впитывали в себя буквально каждое сказанное слово; чтобы передать его товарищам-однополчанам и тем, кто придет еще в доблестные ряды Советской Армии.

П. П. Гук. Московский комсомольский

Шел 1942 год. В июле Военный совет гвардейских минометных частей Красной Армии удовлетворил ходатайство ЦК, МК и МГК ВЛКСМ об организации минометного полка из комсомольцев-добровольцев Москвы и Московской области.

Весть о создании комсомольского полка с удивительной быстротой разнеслась по столице и области. С заводов и фабрик, из учреждений и учебных заведений шли комсомольцы в райкомы, в горком и обком комсомола с настоятельной просьбой зачислить их в полк. Доходило до слез, когда отказывали слишком юным добровольцам. После тщательного отбора лучшие из лучших стали гвардейцами Московского комсомольского полка. Судьбу необстрелянной молодежи вверили опытным командирам и политработникам.

В Подмосковье они прошли ускоренный курс обучения. Командир полка майор Б. К. Васильков, командиры дивизионов, политработники передавали молодым минометчикам свой фронтовой опыт. Боевая подготовка шла и днем и ночью, при любой погоде.

Важная задача стояла перед политработниками: создать партийные и комсомольские организации, изучить людей. Они информировали их о положении на фронте, рассказывали о героических подвигах советских воинов, воспитывая на этих примерах чувство ответственности и воинского долга.

Формы воспитательной работы были различны: политзанятия, политинформации, беседы, митинги, выпуск боевых листков, чтение газет, писем из Москвы.

8 сентября полк посетили члены Военного совета гвардейских минометных частей Л. М. Гайдуков и Н. П. Фирюбин, начальник формирования этих частей полковник В. А. Шмаков, начальник политотдела полковник М. Н. Балюк, секретари ЦК ВЛКСМ, МК и МГК ВЛКСМ для вручения гвардейского Красного знамени. И уже на другой день сигнал боевой тревоги смял размеренный ход лагерной жизни. На фронт!

Разгрузившись под Воронежем, на станции Графская, мы совершили марш в район боевых действий 38-й армии. В темную ночь подразделения заняли боевые порядки, а рано утром 15 сентября по залпу гвардейских минометов и других артиллерийских частей армия перешла в наступление. Завязались кровопролитные бои. Нашим гвардейцам-минометчикам приходилось маневрировать не только огнем, но и колесами; они внезапно появлялись то на одном, то на другом участке боевых действий. Дивизионы поддерживали боевые действия 167, 240, 250-й стрелковых дивизий и 104-й отдельной стрелковой бригады.

В памяти отчетливо сохранились события первых боевых дней.

240-я стрелковая дивизия вела упорный бой за деревню Скляево, отражая атаку вражеской пехоты и танков. На помощь пехотинцам прибыл гвардейский минометный дивизион капитана К. В. Усикова. Наши батареи развернулись в линию, и через несколько минут грянул мощный залп по флангу атакующего противника. Запылало несколько танков, остатки пехоты в панике отступили.

В дальнейшем противник сосредоточил значительные силы против 167-й стрелковой дивизии, в направлении на Гнездилово и Вербиловку. Создалась угроза левому флангу 38-й армии. На помощь были брошены две батареи (командиры батарей В. Н. Шелковин и Н. М. Сергеенко). Во взаимодействии с пехотой и артиллерией они отбили несколько атак, уничтожили до батальона вражеских солдат.

За активные боевые действия полк получил поздравление от Военного совета гвардейских минометных частей Красной Армии, ЦК, МК и МГК ВЛКСМ.

Москвичам-гвардейцам предстоял новый серьезный боевой экзамен на Юго-Западном фронте. Завершалась битва за Сталинград. Здесь гвардейцы-минометчики должны были поддерживать огнем наступление 26-го танкового корпуса.

В начале ноября у гвардейцев полка побывала делегация комсомольцев столицы во главе с секретарем Московского комитета комсомола Н. Т. Сизовым. Миновало еще несколько горячих фронтовых дней. Чувствовалось, что скоро развернутся такие события, от которых врагу не поздоровится.

Перед наступлением состоялись партийные и комсомольские собрания с повесткой дня «Об ответственности коммунистов и комсомольцев за выполнение боевого задания». Партийные организации пополнились молодыми коммунистами из числа комсомольцев, отличившихся в боях. Как будто вновь я вижу их заявления о приеме в партию. В них чувствовалось биение горячих сердец патриотов, готовых к подвигам.

В ночь на 19 ноября дивизионы полка были выдвинуты на огневые позиции в районе хутора Калмыковский (Серафимовичского района), на правом берегу Дона, и на рассвете загремели наши залпы. Почти одновременно ударили сотни артиллерийских орудий. 80 минут на переднем крае стоял сплошной гул от разрывов снарядов и мин.

С последним залпом пехота и танки перешли в наступление. В сражение были введены 1-й и 26-й танковые корпуса, в решительной атаке они прорвали вражескую оборону. 21 ноября с боями 26-й танковый корпус вышел к Дону в районе Калача. Гвардейцы-минометчики неотступно следовали за танками, поддерживая их огнем. В эти дни личный состав полка проявил беззаветную храбрость, выдержку, находчивость.

Не забудется подвиг радиста Виктора Шалыганова. Враг вел шквальный огонь по нашим танковым частям. Для обеспечения взаимодействия с танками Шалыганов находился в танковом подразделении. Передавая одно из сообщений, он был тяжело ранен. Собрав силы, боец сумел засечь огневые точки противника и передал сведения в штаб дивизиона. Он был награжден орденом Красной Звезды.

В районе Калача уцелел единственный мост через Дон. Для его захвата командир 26-го танкового корпуса генерал А. Г. Родин создал передовой отряд под командованием подполковника Г. Н. Филиппова. Ночью с включенными фарами танки подошли к переправе. Немцы приняли их за своих. Воспользовавшись замешательством противника, танковый отряд уничтожил охрану, захватил мост и удерживал его до подхода главных сил корпуса.

Вместе с танками на левый берег Дона переправился и командир взвода управления дивизиона лейтенант В. А. Хохлов. Он вел непрерывное наблюдение за противником, передавал данные о вражеских целях в штаб дивизиона. Во время атаки Хохлов находился на броне танка. Осколком снаряда его ранило, но он продолжал засекать цели, и только приказ командира дивизиона заставил его отправиться в госпиталь.

Переправившись через Дон, танковый корпус попытался с ходу овладеть Калачом, но встретил сильное сопротивление. Гвардейские дивизионы вступили в бой и своим огнем помогли танкам. 23 ноября город был освобожден.

В районах Советского и Калача войска Юго-Западного и Сталинградского фронтов замкнули кольцо окружения войск Паулюса. 26-й танковый корпус был переименован в 1-й гвардейский Донской, многие бойцы и командиры удостоены правительственных наград. Великую Сталинградскую битву полк закончил в составе соединений 21-й армии Донского фронта.

Родная столица могла гордиться своими сыновьями. В Сталинградской битве московские комсомольцы проявили массовый героизм. Полк в Москве пополнился техникой и личным составом, а в апреле уже воевал на Брянском фронте, в полосе 3-й армии. «Кочующие» боевые машины РС были грозой гитлеровцев. Гвардейцы-минометчики дезорганизовывали вражескую оборону, держали фашистов в постоянном напряжении.

Мастером маневра был старший лейтенант В. П. Захаров. В одном из боев наступлению стрелкового батальона 235-й стрелковой дивизии препятствовал огонь вражеских пулеметов. Командир батареи выдвинул боевые машины вперед, в ржаное поле, и своим огнем помог контратаковать противника. Батальон выполнил боевую задачу.

Наступление продолжалось. В бою за город Карачев был убит капитан В. М. Новиков — любимец всего полка, отчаянный храбрец. За отвагу его называли «капитан вперед». Разведчики Иван Мураткин и Константин Архангельский вынесли на руках тело командира. В кармане гимнастерки нашли записку: «В случае моей гибели не оплакивайте меня, друзья! Коммунисты не боятся смерти. Конечно, хотелось бы жить, но если нужно умереть за дело народа, такая смерть радостна. Я любил свою Родину, я сын нашей Родины, за счастье Родины я был в полном ответе».

Вспоминается эпизод из боевой жизни капитана Новикова. Батареи его дивизиона разместились в овраге. С закрытых позиций они вели стрельбу по вражеским цепям. Нашей пехоте удалось овладеть небольшой возвышенностью на подступах к селу, за которое шел бой. Подтянув свежие силы, противник при поддержке танков начал контратаку. Неравенство сил стало очевидным, и Новиков, первым разглядев с наблюдательного пункта нависшую опасность, скомандовал: «Батареям выдвинуться к боевым порядкам пехоты и вести огонь!» В это время на командном пункте командир войскового соединения, генерал, озабоченно приник к стереотрубе. Он видел, как надвигались танки и пехота противника. В блиндаж вошел командир полка: «Товарищ генерал, командир 2-го дивизиона доложил, что для отражения контратаки противника дивизион открывает огонь».

Напряжение на командном пункте достигло предела. Всем было ясно: выиграет тот, у кого крепче нервы, кто полнее использует оставшиеся до столкновения секунды. Мало было открыть огонь, требовалось сразу поразить цель, накрыть смертоносным огнем наступавших. Ни времени, ни снарядов для повторного залпа уже не будет.

Снаряды разорвались в гуще танков и солдат, по всему пространству, занятому атакующим врагом. Над полем боя плясали оранжевые смерчи. Генерал коротко бросил:

— Командира дивизиона ко мне!

Выслушав скупой доклад, он спросил:

— Почему самовольно выехали на открытую позицию?

— Для согласования действий времени не оставалось.

— Но вы рисковали людьми и секретным оружием!

— Я спасал людей и оружие, — ответил побледневший Новиков. — Полагаю, что долг коммуниста и командира выполнил! Дивизион не имеет потерь. Высота — за нами.

— Орел! — крепкая рука генерала сжала руку героя.

...Фронтовая газета «На разгром врага!», вышедшая 30 июля 1943 года, почти полностью посвящалась гвардейцам-минометчикам. На ее первой полосе была напечатана небольшая заметка о подвиге гвардии старшего сержанта И. К. Коротеева «Гвардии старший сержант Коротеев навечно зачислен в списки дивизиона». Воспроизвожу ее полностью: «17 июля, как и в предыдущие дни, дивизион гвардейских минометов поддерживал наступление нашей пехоты. В разгар боя, когда минометчики вели огонь по отступающим гитлеровцам, вражеский снаряд разорвался вблизи боевой машины, водителем которой служил тов. Коротеев. Расчет был выведен из строя, а боевая машина повреждена. Коротеев быстро исправил повреждение и открыл огонь. Не выпустил гвардии старший сержант Коротеев отступавших врагов, уложил их метким огнем! Затем он оказал помощь раненым товарищам и, когда он снова бросился к машине, был смертельно ранен осколком снаряда».

Торжественной клятвой проводили гвардейцы своего боевого друга в последний путь. Посмертно он был награжден орденом Отечественной войны II степени.

120 гвардейцев-минометчиков были награждены командованием Брянского фронта орденами и медалями за мужество, проявленное при выполнении боевых заданий.

Осенью 1943 года, когда полк наносил удары по врагу под Невелем и Витебском, ЦК ВЛКСМ прислал в полк книгу Почета. Первыми в ней записаны имена лейтенанта Н. И. Ягодкина, сержантов В. П. Шалыганова, Д. И. Пащенко, И. А. Гребенникова, гвардейцев К. Н. Архангельского, А. И. Асямолова, Е. П. Ермакова.

Летом 1944 года полк поступил в распоряжение 2-го Прибалтийского фронта и поддерживал наступление 4-й ударной армии на Даугавпилс (Двинск). Противник цеплялся за каждую складку местности, но натиск наших воинов был столь силен, что остатки вражеских частей отступали все дальше на запад. В бинокль уже можно было увидеть сверкающие на весеннем солнце золоченые шпили города. Однако гвардейцам пришлось основательно потрудиться. Нередки были случаи, когда под огнем противника они подносили снаряды за несколько километров на руках по топким и лесистым местам.

27 июля Даугавпилс был освобожден штурмом. Приказом Верховного главнокомандующего от 9 августа 1944 года 85-му гвардейскому минометному полку присвоили наименование «Двинский». Начав войну комсомольским, к концу ее полк стал, можно сказать, коммунистическим: с сентября 1942 по май 1945 года в партию было принято около 400 человек.

Последняя страница биографии полка — участие в разгроме Квантунской армии.

...Закончилась война. Полк расформирован. Его боевое знамя передано в Центральный Музей Вооруженных Сил. Учащиеся московской школы № 36 создали у себя музей боевой славы полка. Во дворе школы воздвигнут монумент в память о подвигах московских комсомольцев-героев. В праздничные дни здесь собираются ветераны полка вместе со школьниками, они вспоминают о героическом прошлом, о сильных и смелых людях — комсомольцах, погибших на фронтах Великой Отечественной.

А в ноябре 1968 года в столичном парке, в Измайлове, был воздвигнут мемориал в память погибших москвичей из 85-го гвардейского Двинского минометного Краснознаменного полка... Время стирает камни, сушит реки, но слава героев продолжает жить в сердцах поколений.

И. Г. Прокопов. Дни и ночи Сталинграда

После Московской битвы меня назначили командиром 84-го гвардейского минометного полка. Полк формировался в Москве, в Измайловском парке.

В конце августа 1942 года мы прибыли в район города Серафимовича. Полк вошел в оперативное подчинение 21-й армии.

Сталинград горел. Сотни фашистских стервятников кружились над страдающим городом. На коротком митинге личного состава полка гвардейцы поклялись беспощадно громить фашистов.

После митинга вместе с разведкой я выехал на НП командующего 21-й армией. Генерал А. И. Данилов поставил нам первую боевую задачу: уничтожить сосредоточение противника в районе хутора Попова и поддержать наступление 304-й стрелковой дивизии.

Вызвал дивизионы на огневые позиции и вместе с начальником разведки полка капитаном В. Г. Кошелевым начал изучать противника. Было видно даже невооруженным глазом, как враг сосредоточивал танки и пехоту в хуторах Попов и Сенютин. Не ожидая огневого удара, солдаты группами стояли и ходили около своих танков и автомашин.

Начальник штаба полка майор А. Д. Ананич доложил о готовности полка. Я, в свою очередь, доложил об этом командующему армией. Генерал позвонил командиру 304-й стрелковой дивизии полковнику С. П. Меркулову и, убедившись в готовности дивизии к наступлению, дал команду открыть огонь.

Огневой залп ударил по скоплению фашистов. Сплошным огненным ковром вспыхнула сухая степная трава. Словно факелы, горели автомашины, танки и бронетранспортеры. Уцелевшие вражеские солдаты и офицеры бежали к хутору Сенютин. По ним открыла огонь ствольная артиллерия.

Части 304-й стрелковой дивизии успешно провели наступление. Командование армии объявило нам благодарность.

Второй огневой налет полка — по хутору Сенютин — нанес противнику ощутимый урон в живой силе и технике.

К вечеру дивизия овладела хуторами Попов и Сенютин и заняла важный плацдарм на западном берегу реки Дон.

Через несколько дней наш полк поддерживал наступление 278-й стрелковой дивизии в направлении хутора Верхне-Фомихинского. За несколько минут до открытия огня в дивизионе капитана И. С. Смолкотина от бомбежки загорелись боевые машины. Командир батареи В. И. Хомутов и командир огневого взвода П. Я. Миняйло были ранены. В любую минуту двигатели горящих машин могли взорваться. По команде политрука И. М. Мельникова бойцы начали гасить огонь шинелями и землей, политрук вооружился огнетушителем. Погасив первую боевую машину, они поспешили ко второй. Здесь отчаянно боролся с огнем старший сержант М. Г. Маштаков, раненный в правую руку.

Столь же самоотверженно действовали командиры других горящих машин. Сержант М. А. Боярышнов, тяжсло раненный, сумел отключить электрозапал и предотвратил взрыв. Орудийный номер этой установки И. Ф. Тихонов после ликвидации пожара заменил раненого командира и произвел залп.

Враг и на этот раз понес большие потери. Части дивизии успешно развивали наступление.

На второй день наступления наших войск командующий артиллерией армии генерал Д. И. Турбин приказал срочно выехать с одним дивизионом в район хутора Лебяжий и поддержать наступление 96-й стрелковой дивизии полковника Г. П. Исакова. Я возложил выполнение этой задачи на дивизион очень молодого и энергичного командира старшего лейтенанта А. М. Саввина.

В пути гвардейцам пришлось преодолевать наносы песка. Машины буксовали, возникла пробка. Обнаружив ее, противник незамедлительно открыл интенсивную артиллерийскую стрельбу.

Под разрывами снарядов гвардейцы вытаскивали из песка боевые установки и автомашины с боеприпасами. Дивизион вовремя занял огневую позицию и поддержал наступление дивизии. Но одна минометная батарея противника вела огонь по наблюдательному пункту командира дивизии. Ствольная артиллерия и батарея старшего лейтенанта Г. Н. Коваленко быстро ее подавили.

Стрелковая дивизия перешла в наступление и вскоре освободила хутор Лебяжий. Здесь офицер связи полка лейтенант В. С. Гаврилин вручил мне пакет. В нем был приказ командующего гвардейскими минометными частями Сталинградского фронта о переходе полка в подчинение 1-й гвардейской армии.

В полосе 21-й армии положение к этому времени стабилизировалось. Не добившись успеха в наступлении с запада и юга, противник решил нанести главный удар севернее Сталинграда. С этим и было связано решение фронта о переброске нашего полка в состав 1-й гвардейской армии, которой тогда командовал генерал К. С. Москаленко.

4 сентября полк прибыл к месту назначения. Армия в те дни отражала атаки фашистов в районе балки Грачевой (район хутора Садки), а затем сама перешла в наступление.

9 сентября наибольшего успеха добилась 41-я гвардейская стрелковая дивизия. После артиллерийского обстрела и залпа нашего полка она продвинулась более чем на три километра.

В тот день в 12 часов противник открыл сильнейший огонь по нашим боевым порядкам. Связь нарушилась. Пренебрегая опасностью, до наблюдательного пункта добрался старший разведчик сержант В. Н. Кокарев и доложил о скоплении фашистов в одной из балок. В стереотрубу я ясно увидел сосредоточение противника силой до полка. Готовилась контратака.

Подготовив исходные данные и передав их на огневую позицию, я тщетно пытался доложить командующему артиллерией 41-й стрелковой дивизии о готовности полка к залпу по новой цели. Связь с ним отсутствовала, открыть же огонь требовалось немедленно.

И мы дали залп по контратакующему противнику. Огневой налет нанес врагу такие потери, что он отказался от продолжения контратаки. Когда была установлена связь с командующим артиллерией дивизии полковником А. С. Лебедевым, он передал благодарность командира дивизии за своевременный залп.

Запомнилось 18 сентября. Наш полк поддерживал наступление 292-й стрелковой дивизии на хутор Гумрак. После артиллерийской подготовки в воздухе появилась вражеская авиация, группами по 30 — 40 самолетов. Когда они начали пикировать на огневую позицию полка, наводчик Н. С. Дуденин произвел залп и... сбил два фашистских бомбардировщика! Под разрывами авиабомб он был убит.

Начальник разведки полка капитан В. Г. Кошелев в этом бою вызвал огонь на себя и помог отрезанному 1007-му стрелковому полку соединиться с основными силами дивизии.

Подобных примеров героизма было много.

Наступательные операции 1-й гвардейской армии продолжались до октября 1942 года. 84-й гвардейский минометный полк активно поддерживал наступление этой армии. За период с сентября по октябрь мы уничтожили своим огнем до трех полков пехоты, отразили десять контратак, подавили 23 батареи, подбили 32 танка, 63 автомашины и два самолета противника.

А когда под Сталинградом началось контрнаступление наших войск, 84-й гвардейский минометный полк поддерживал наступление 65-й армии Донского фронта. Вспоминаю утро 19 ноября 1942 года. В 7 часов 30 минут артиллеристы начали артподготовку. Восемьдесят минут рвались снаряды в стане врага, разрушая его оборону. Удар такой силы, как признавали после войны бывшие гитлеровские стратеги, наносился им впервые. Наш полк бил по высоте 135 — одному из сильных опорных пунктов противника в полосе наступления 321-й стрелковой дивиии.

Разведчики В. Г. Кошелев и В. Н. Кокарев, находясь в передовых цепях наступающих, обнаружили крупное сосредоточение пехоты и танков восточнее хутора Логовских. Контратаку, которую хотели предпринять фашисты, удалось сорвать огнем ствольной артиллерии и новым залпом реактивных снарядов. Наступление армии в направлении города Калач продолжалось.

Отдельные батареи нашего полка сопровождали стрелковые батальоны 321-й дивизии. Здесь большое мужество проявил взвод лейтенанта З. И. Длугача. Искусно замаскированный вражеский танк вел пушечный и пулеметный огонь по флангу полка 321-й дивизии. Обнаружив этот танк, лейтенант 3. И. Длугач и наводчик И. Г. Братченко уничтожили его, стреляя прямой наводкой.

22 ноября полк вошел в состав мехгруппы, созданной из частей 252-й стрелковой дивизии и 91-й танковой бригады полковника И. И. Якубовского. После ударов артиллерии и нашего полка по хутору Осинки мехгруппа продвинулась к концу дня на 23 километра и захватила аэродром, где находилось 42 самолета противника.

Войска сталинградской группировки противника к этому времени были уже окружены. Наш полк получил приказ поддержать наступление 27-й гвардейской стрелковой дивизии на крупный населенный пункт Вертячий. Во время боя, завязавшегося 28 ноября, сильный артиллерийский налет ствольной и реактивной артиллерии помог нашим войскам освободить Вертячий.

Здесь более 60 комсомольцев подали заявления с просьбой принять их в ряды партии. Это были лучшие воины полка.

Наводчика И. Г. Братченко принимали в партию прямо на огневой позиции. Коммунисты сказали: «Огневой расчет Братченко действует отлично». Приняли единогласно... Сейчас он корреспондент газеты «Правда Украины».

За счет лучших комсомольцев парторганизация 84-го гвардейского минометного полка выросла к этому времени с 80 до 200 коммунистов. Среди коммунистов были самые смелые, решительные, знающие свое дело командиры дивизионов майоры П. И. Львов, И. С. Смолкотин и П. В. Колбасов, старшие лейтенанты В. Ф. Якимов и П. Я. Миняйло (теперь они полковники и продолжают службу в Советской Армии).

В заключительной Сталинградской операции «Кольцо» 84-й гвардейский минометный полк участвовал в составе 2-й гвардейской минометной дивизии генерала А. Ф. Тверецкого, в полосе наступления 65-й армии.

10 января 1943 года в 8.05 по всему одиннадцатикилометровому фронту прорыва 65-й армии загрохотали залпы. Мы вели огонь по крупному опорному пункту врага на хуторе Бабуркин. В то утро по врагу было выпущено 8 тысяч снарядов М-13 и М-30. Разнесенные в щепки блиндажи, исковерканные орудия, минометы, пулеметы — мы вполне были довольны результатами своего ратного труда!

Упорные бои шли за пригород Сталинграда Городище. Этот район удалось освободить после нашего залпа. Городище мне особенно памятно. В полк прибыл начальник оперативной группы ГМЧ Донского фронта генерал И. А. Шамшин и сообщил радостную весть: войска 21-й и 62-й армий соединились в районе Мамаева кургана и разрезали окруженную группировку немецко-фашистских войск на две части. «В этом есть и ваша заслуга», — сказал он. Вечером, когда собрался весь личный состав полка, генерал вручал бойцам правительственные награды.

Как известно, южная группа врага капитулировала 31 января 1943 года, а 1 февраля наш полк произвел последние залпы в Сталинграде — по остаткам немецкой армии в районе заводов «Баррикады», Сталинградский тракторный и силикатный. После этого 27-я гвардейская и 214-я стрелковые дивизии перешли в наступление и к 16 часам уничтожили северную группу войск врага.

В рукопашной схватке, в последние минуты боя, был ранен наш начальник разведки полка капитан Кошелев. За смелость, проявленную в этом бою, он награжден орденом Красного Знамени.

Завершилась легендарная Сталинградская битва. Полк приобрел здесь богатый боевой опыт, пригодившийся на Курской дуге, в Белоруссии, в Польше, в Восточной Пруссии. 327 офицеров, солдат и сержантов полка получили правительственные награды за героическую оборону нашей твердыни на Волге.

И. Г. Братченко. Записки солдата

В 1941 году, только что окончив девятый класс, Ваня Братченко добровольцем ушел на войну. Воевал под Ленинградом, был тяжело ранен. После лечения стал гвардейцем-минометчиком. Был заряжающим, а затем — наводчиком боевой установки. В короткие передышки между боями он вел записи о ратных делах своих друзей-однополчан, об их мыслях и чувствах. Вот некоторые из них.

Год 1942-й.

27 августа. Донская степь в огне. Горят станицы... Фашистская авиация, имея превосходство в воздухе, гоняется за каждой автомашиной, даже за отдельным бойцом. Так случилось и с водителем транспортной автомашины Григорием Еремчуком.

Оставляя за собой серый шлейф пыли, идет его полуторка. За ним увязывается «юнкерс». Рядом разрывается бомба. Не попав в машину, фашист делает разворот для второго захода. Свистят пули. К счастью, мимо. Самолет снова делает разворот. Тогда Еремчук смачивает мазутом паклю, бросает ее в ведро и поджигает. Густой дым окутывает машину. Спрыгнув на землю, Еремчук прячется под машину. Не долетев до автомашины, «юнкерс» уходит.

— Так я перехитрил фашиста, — рассказывал Гриша. Его карие глаза светились радостью.

Все мы, гвардейцы 114-го дивизиона, с восхищением смотрим на нашего замечательного лейтенанта Н. П. Кулика — предприимчивого, быстрого в действиях командира. Что бы он ни делал, всегда умеет найти правильное решение. Вот на днях надо было переправиться через Дон в районе г. Калача. Но ближние подступы к мосту загромождены подбитыми танками, автомашинами, пушками, даже подъехать невозможно. Что делать? Кулик осмотрел крутой обрывистый берег реки и решил по нему спустить наши боевые машины. Посоветовался с водителями танков (установки М-8 были смонтированы на легких танках Т-60). Те ответили: нет, с такого обрыва боевую машину не спустишь.

— Ребята, надо рискнуть. Налетят «юнкерсы» — нам не сдобровать.

К лейтенанту подошел водитель боевой машины Иван Алампьев. Кадровый воин, сражался с белофиннами, за мужество и героизм награжден орденом Красного Знамени.

— Я попробую.

— Спасибо, Ваня.

Алампьев скрылся в люке танка, за ним и Кулик. Мгновенье — и танк сполз вниз. У воды водитель выровнял танк и открыл люк. Кулик скомандовал второму водителю танка подогнать машину к обрыву. С ним сел Алампьев. Так одну за другой спустили вниз все семь боевых установок. Подошли к мосту, переправились и сразу же открыли огонь по врагу. Едва дивизион переправился, как налетели «юнкерсы» и разбомбили мост.

28 августа. Все эти дни изучали приказ № 227. Состоялись митинги, красноармейские, партийные и комсомольские собрания. Говорит гвардии рядовой Андрей Денисов, работавший до войны председателем колхоза в Ставропольском крае:

— Враг топчет родную землю, стал черным белый свет. То, что мы построили за годы пятилеток, приходится уничтожать собственными руками, лишь бы оно не досталось врагу. Сердце болит! Взорвать мост или завод мне напоминает детоубийство. Но пусть знают презренные фашисты: боль свою мы переплавили в силу. Раздавим врага!

С гневом бросал слова наводчик ефрейтор Павел Борисов, до войны начальник участка на одной из шахт Ворошиловградской области.

— Мы во всем себе отказывали, лишь бы Родина крепла. Теперь фашисты топчут ее. Нам, советским воинам, приказано убивать лютого врага. Мы убиваем убийц! До войны я работал горняком. Моя родина, мой отчий край — это то, без чего и жизнь не жизнь! Поклянемся, товарищи, что будем бить врага со всей нашей силой, не отступим ни шагу назад.

8 сентября. Полк занял огневую позицию в балке Грачевая. Маневрирование исключено: стоит только вывести материальную часть из балки, как она попадает под обстрел врага.

Перешедшие в наступление части нашей дивизии были встречены массированным огнем противника. В ходе боев обе стороны несут потери. Дивизия все же прорвала линию обороны, но на подступах к колхозу «13 лет Октября» вынуждена залечь, а затем отойти на исходные рубежи.

Авиация противника эшелонами по 17 — 20 самолетов непрерывно бомбит боевые порядки наших войск и их ближние тылы. Фашисты широко применяют пикирующие бомбардировщики и воющие бомбы. «Музыканты» — так их назвали наши гвардейцы.

Но никакой вой сирен и свист бомб не сломит нашего боевого духа. Говорят: люди как деревья, — не могут жить без корней. Наши корни — это идеалы отцов. Они завоевали Советскую власть. Наш долг — отстоять, защитить то, что создано отцами. В мыслях у каждого бойца два слова: «Сталинград» и «Выстоять».

19 сентября. В мирное время эти обширные степи благоухали запахом медвяных трав. Теперь их затянуло черным дымом. Мы не видим ни ясных рассветов, ни малиновых закатов — перед нами огни пожарищ, вздыбленная бомбами земля. Вот и сейчас в небе монотонный рокот мотора — снова прилетел немецкий самолет-корректировщик. Нарастает гул. На горизонте — цепочка черных коршунов. Вот она изогнулась, блеснула на солнце серебром и начала падать вниз. Вздымается столб земли, ударяет взрывная волна. Бомбардировщики идут один за другим. От утренней тишины не осталось и следа.

Бой начался. «Огонь!» — звучит команда на огневых позициях гвардейцев. Командир стрелкового полка, которому оказывает поддержку наш дивизион, поднял своих бойцов в атаку. В первой цепи атакующих — начальник разведки нашего полка капитан В. Г. Кошелев, беспредельно храбрый, отчаянный человек. Про него говорят: «Он никогда не кланяется пулям». В числе первых капитан ворвался в траншеи противника, огнем из автомата скосил нескольких гитлеровцев.

4 октября. Во время бомбежки на огневой позиции 299-го дивизиона загорелась заряженная боевая установка. Лейтенанты Аксенов и Старобогатов, старшина Зак, красноармейцы Севастьянов, Ишмаметьев и другие бросились тушить огонь, снимать с направляющих снаряды. Благодаря их отваге спасены и другие боевые машины, стоявшие рядом. Сегодня же лейтенанта-комсомольца Аксенова приняли кандидатом в члены партии.

17 ноября. Вчера в беседе с бойцами заместитель командира полка по политчасти гвардии майор А. И. Саенко, доброго сердца человек, назвал наш полк «Советским Союзом в миниатюре». И в самом деле, у нас сражаются люди двенадцати национальностей. Все они живут одной мыслью, одним желанием: никакой пощады врагу, бить его до полного уничтожения.

А сегодня я прочитал во фронтовой газете «Красная Армия» хорошее стихотворение Бориса Полийчука «Есть на Волге утес». Два раза я читал всем бойцам батареи, а потом переписал в свой дневник. Хорошо сказал автор в этом стихотворении о боях на Волге, о наших боях:

21 ноября. Позавчера, 19 ноября, дали очень сильную артподготовку. Стоял такой гул, что казалось, раскалывается небо.

К вечеру продвинулись вперед. Взятые в плен немцы сообщают, что такого шквала огня они еще никогда не испытывали. Особенно большие потери от ударов наших ракетных установок. Ну, что же, вы хотели нашей земли — загоним вас в землю!

23 ноября. Идут пятые сутки, как мы перешли в наступление. Пятые сутки без сна. Еле держимся на ногах. Но как только подадут команду «К бою!» — где берутся силы.

К концу дня получили радостное сообщение: немцы окружены!

19 декабря. Давно не писал ни строчки. Бьем врага всей мощью своей боевой техники. В ясные дни помогает авиация. Фашистские самолеты теперь появляются редко. Чтобы прорвать окружение, немцы бросили с юга танки.

Сегодня перед строем лейтенант объявил благодарность наводчику Василию Соколову, комсомольцу из г. Вязники Владимирской области. Его представили к награде медалью «За отвагу». На днях ему исполнилось девятнадцать. В любых условиях — под обстрелом, в темноте, при снегопаде — он всегда точно наводит боевую установку в цель.

...С наблюдательного пункта сообщили, что несколько вражеских автомашин доставили на огневую позицию боеприпасы. Командир батареи дал задание 1-му орудийному расчету, где наводчиком Соколов, побыстрее произвести залп.

Наводчик у прицела.

— Левее! Еще чуть-чуть, — командует он своему помощнику, работающему у подъемно-поворотных механизмов. — Стоп! Хорош. Быстрее подъемный... Готово!

Через мгновение на врага летят наши РС. Огромные черные тучи дыма. Нам сообщают: «Молодцы, гвардейцы, отличная работа; уничтожили колонну автомашин с боеприпасами».

24 декабря. Уже больше месяца наше грозное оружие не знает передышки. Фашисты сопротивляются с упорством обреченных.

Сегодня утром враг засек нашу огневую позицию и ответил сильным обстрелом. Чтобы избежать лишних потерь, на огневую позицию выехали только командиры установок, наводчики и шоферы. И снова попали под артналет. В первом расчете ранен наводчик. Но шофер Иван Копьев спас положение. Под огнем противника он сорвал предохранительные колпачки со взрывателей, навел установку и, дав залп, быстро увел боевую машину в укрытие.

Год 1943-й.

10 января. Жаркий сегодня день. Мороз, ветер режет лицо, а у гвардейцев из-под шапок-ушанок пробивается пар. Еще бы: только взошло солнце, а один 114-й дивизион уже более тысячи снарядов выпустил по врагу. Долго гремел «бог войны». А потом помчались танки. Первые сообщения: фашисты драпают.

На новой огневой позиции — еще несколько залпов. Чтобы удобнее было таскать снаряды, Петр Антоненко, сибиряк, снял с себя ремень, связал им несколько снарядов и — бегом к боевым машинам. Его примеру последовали другие.

Поступила команда: окопаться. А канонада продолжается. Да какая! Почти как 19 ноября. Стоит неимоверный гул, все общаются между собой только с помощью жестов и мимики. Двинулись танки. Фашисты отступают. Команда — на новую огневую позицию.

На новом рубеже, как всегда, взяли в руки кирки и лопаты, копаем укрытие для боевой техники, себе — землянки.

...На днях читал во фронтовой газете выдержки из дневников убитых фашистов. Приятно читать! Сделал даже вырезку. Вот что писал в своем дневнике лейтенант Х.:

«В эти дни я впервые услышал сталинский орган (так гитлеровцы называют наши «катюши»). Это значительное оружие. Это здорово, когда 25 или даже 40 гранат разрываются одна за другой.

Рота понесла большие потери. Выбыли 24 человека. Собственно говоря, о роте нечего больше говорить. Весь батальон поместился в здании детского дома. Заняли оборону. Ночь была ужасна. Непрерывно в воздухе русские летчики. Наша рота была под таким огнем, какого я в жизни не видел. Двое моих людей убиты. Шульц и Шмидт тяжело ранены. Мне пока везет.

Русские обстреливают артиллерийским огнем и из минометов. Если кто-то выберется из этого ада — это большое счастье. Потери велики».

14 января. С утра до вечера и с вечера до утра «танцуем» на морозе возле боевых машин. Только и греемся, когда после очередного залпа следует команда: зарядить!

Война... Она до предела упростила человеческие желания. Сейчас, в суровую зиму, главное желание каждого из нас — чтобы не замерзли совсем ноги и глотнуть чего-нибудь горячего. Постоянно живем под открытым небом, но никакая хворь к нам не пристает. Закалились, как сталь! Привыкли к суровому фронтовому быту. Нет воды — растапливаем в котелках снег. Пьешь такую воду и видишь на дне котелка мелкие осколки от снарядов. А настроение у всех бодрое, веселое. Одним словом — гвардейское! Еще бы, ведь «кольцо» становится все уже, ждем, когда армия Паулюса сделает «хенде хох». Никакая сила теперь перед нами не устоит. Вот примеры одного дня.

Командир боевой машины гвардии сержант Николай Задаенный, работавший до войны на одном из заводов в Магнитогорске, вместе с орудийным расчетом встал на огневую позицию. В это время противник открыл минометный огонь. Под свист осколков комсомолец Сергей Макотрин, лучший наводчик 114-го дивизиона, и водитель боевой машины гвардии сержант Иван Матвеев спокойно навели ее и подавили вражескую батарею.

...К концу дня разрывами вражеских снарядов и мин была прервана связь батарей с КП дивизиона. На линию вышел сержант Якимов. До призыва в армию он работал на заводе в г. Кушва, Свердловской области. Кругом рвутся снаряды и мины, а он ползет. Нашел обрыв, соединил провода и ползком, перебежками назад. Вернулся, смеется и рассказывает: «Паршивые у фашистов снаряды — шинель, сапоги пробивают, а меня не берут». Действительно, шинель и голенища сапог у него изрешечены мелкими осколками, а сам невредим.

16 января. Разведчики сообщили: к аэродрому, что у Гумрака, подтягиваются немцы. Могут улететь на самолетах. Двумя батареями ударили по аэродрому. Несколько самолетов загорелось, ни один из них не поднялся в воздух.

Заметно возросло мастерство наших гвардейцев! Хорошо действовали сегодня все расчеты. Лучшим бойцам — Макотрину, Соколову, Антоненко, Малкину — командир батареи объявил благодарность. О них рассказывается в выпущенном «боевом листке». Две колонки я отвел наводчику комсомольцу Сереже Макотрину. Славно воюет Сережа, мой друг и ровесник; как и я, пошел на войну из девятого класса. Он хорошо сработался с водителем боевой машины Иваном Матвеевым, всегда точно и быстрее всех наводит ее на цель. Решительный, смелый, сообразительный. Когда в августе прошлого года фашистские танки вплотную подошли к нашей огневой позиции и почти полностью разбили батарею, он под огнем противника сумел вплавь преодолеть Дон и невредимым добрался в расположение дивизиона.

Другую заметку написал Николай Задаенный — о Матвееве. «Старичок» — ему более сорока лет — воюет безупречно. Ивана Васильевича мучает язва желудка, но, что поделаешь, идет война.

19 января. Появились пленные. Идут с поднятыми руками, замотанные в одеяла. И о чем бы их ни спрашивали, отвечают одно: «Гитлер капут...»

Все эти дни живем под открытым небом. А мороз и ветер. Земля промерзла более чем на полтора метра, и не то что землянку, даже окопчик для укрытия трудно продолбить. Но ничего, выдержим! Все озабочены одним: сильнее бить врага.

В этих трудностях человек анализирует, так ли он жил раньше, все ли делал как следует. Вот орудийный номер Василий Воленко, сильный, с сутуловатыми плечами тракторист из Ростовской области. У него широкое лицо, улыбка с хитрецой. Медлительный и в движениях, и в разговоре. Василий говорит: «Соскучился по жене Фросе. А ведь бывало и ругал ее ни за что, и обижал зря. Вспомню, больно становится. Если вернусь домой, Фрося, моя дорогая, и слова от меня плохого не услышишь!»

Но впереди еще бои и бои.

27 января. Сегодня получил письмо из Н-ского московского завода. Оказывается, моя зарисовка о славных боевых делах наших гвардейцев, которую я послал в «Комсомольскую правду», напечатана. Работница завода комсомолка Аня Вишнякова пишет, что перед сменой молодые рабочие читали мою зарисовку; рядом с фамилией автора стоял и номер полевой почты нашей части. Девушка в своем письме сообщает:

«Наше предприятие одно из передовых в Москве, оно награждено переходящим Красным знаменем Государственного Комитета Обороны. У нас нет рабочих, которые не выполняли бы сменных норм. Даже юноши и девушки, которым по шестнадцать лет, и те дают по полторы-две нормы. Многие из них, чтобы больше выпустить продукции, даже домой не ездят, ночуют на ящиках, прямо в цехах. Москвичи живут одной мечтой: все для фронта, все для победы над врагом!

В газете Вы рассказываете о лучших гвардейцах части. А я хочу рассказать о лучших гвардейцах тыла, о тех, кто кует оружие для фронта. Братья Бугаевы, Коля и Петя. Близнецы, им по шестнадцать лет. Оба комсомольцы, работают очень хорошо, имеют благодарности и премии. Федя Коротенков, тоже комсомолец, пришел из ФЗО, все делает так, что любо посмотреть. И девушки не отстают от ребят. Это можно сказать о Рае Удолинкиной, Анне Черпаковой, Люсе Степичевой и о многих других. По соседству с нами живет инвалид Гудалов. Во время налета немцев на Москву летом прошлого года ему осколком бомбы оторвало ногу. Человек имел средства на покупку инвалидной коляски, но отказался от нее и все деньги, которые у него были, сдал в Фонд Красной Армии. Ходит после лечения на костылях и снова работает на заводе слесарем».

28 января. Наш полк сосредоточился в районе Городища; поддерживая стрелковую дивизию, он участвует в боях по уничтожению северной группировки противника. В эти дни все наши гвардейцы стали своеобразными летчиками, живут в больших транспортных самолетах, оставленных фашистами на аэродроме, — теперь здесь огневая позиция нашего дивизиона. Установили «буржуйки», для дымоходов сделали в самолетах отверстия и греемся в свое удовольствие.

Из нашей батареи только двое дежурят в кабине боевой машины — командир и водитель. Остальные наслаждаются отдыхом в тепле. Оглядываю своих друзей. Костя Нетунаев, мастер на все руки. До войны он работал слесарем на заводе в Свердловской области, а теперь — орудийный мастер. Читает письмо и радостно улыбается. Люблю наблюдать, как солдаты читают письма. Вот человек нахмурился, печальными стали глаза; а то улыбнется или засмеется — видать, развеселили известия земляков. Да, очень мы, фронтовики, соскучились по родному дому...

31 января. Интересный случай: несколько фашистских транспортных самолетов пытались пробиться к своим окруженным войскам. Наши зенитчики открыли огонь, самолеты развернулись обратно, но один из них сбросил груз в нашей зоне. Несколько мешков попало прямо в лагерь немцев-военнопленных. И что оказалось в этих мешках? Железные кресты недобитому воинству! Смеялись не только наши бойцы, но и пленные гитлеровцы. Правда, их смех был смехом сквозь слезы.

1 февраля. Едем на огневую позицию. Дороги занесло снегом, свернешь хоть чуть-чуть в сторону — забуксуешь... Впереди стоит машина, застрявшая в снегу. На прицепе тяжелое орудие. Бойцы дружно расчищают лопатами снег. Ветер рвет его прямо с лопат и уносит в открытую степь. В кабине машины, упершись головой в лобовое стекло, уже успел задремать младший лейтенант. В это время к машине подошел, прихрамывая, с палкой в руке, подполковник с эмблемой пехотинца. Закричал на бойцов, что они создали на дороге пробку. Увидев спящего в кабине, резким движением рванул дверку. Ну, думаю, сейчас получит младший лейтенант разнос. Пусть, как говорится, не спит на ходу.

— Ну-ка, вылезайте, я научу вас, как надо колонну вести!

И толкнул младшего лейтенанта в бок.

Тот, еще сонный, в одно мгновение выскочил из кабины.

— ...Саша?! Ты?!

У подполковника выпала из рук палка,

— Сынок!

Два сталинградца стояли, обняв друг друга.

— Да ты скоро отца догонишь!

Сын наклонился, подал ему палку.

— Ерунда! Касательное, ниже колена, — сказал подполковник.

Они сели в кабину. О чем-то оживленно говорили, смеялись. Глаза их светились счастьем. Их можно было понять: встретиться на войне отцу с сыном!

2 февраля. Ура! Вчера вечером дали последние залпы. Немцы капитулируют. Бойцы обнимали друг друга, целовались. Состоялся митинг. Говорили коротко. Да и что говорить? Ведь победа ковалась нашими руками. Прошли ад из огня и железного крошева. Но вынесли, и поставили врага на колени!

На митинге вспомнили славных своих командиров, начальника штаба дивизиона Дятлова, командиров батарей Соломко, Хомутова, Малеева, Долгих, многих младших командиров и бойцов, которым не пришлось дожить до нашего торжества.

...Оставлены огневые позиции. Прощай, родная волжская земля, так щедро смоченная кровью твоих сынов. Едем в хутор Вертячий, где находятся наши тылы. Пробиться трудно, почти невозможно. Все дороги забиты пленными, идут и идут без конца. Истощены до предела. Довоевались. Вот бы их фюрера сюда, посмотрел бы на своих завоевателей!

И. Н. Радченко. Во имя жизни на земле

Два года моей фронтовой биографии были связаны с 4-м гвардейским минометным полком, сформированным в августе 1941 года под Москвой.

Возглавлял полк майор А. И. Нестеренко — требовательный к себе и к подчиненным командир, уже познавший всю тяжесть войны, заслуживший не одну боевую награду. В то же время ему были свойственны скромность и даже застенчивость. Мы стали друзьями. Я был комиссаром полка.

Боевая история нашего полка началась на Украине, под Полтавой, куда полк прибыл из Москвы своим ходом, совершив почти тысячекилометровый форсированный марш. 38-я армия, которой придавался полк, с кровопролитными боями выходила из окружения, занимая новые оборонительные рубежи.

22 сентября 1941 года мы вышли в район Диканьки поддерживать измотанную в боях 14-ю кавалерийскую дивизию, которой командовал генерал В. Д. Крюченкин. Дивизионы заняли боевые порядки. Командиры с разведчиками и связистами находились на наблюдательных пунктах.

На переднем крае обороны врага скапливались танковые, кавалерийские и пехотные части. Наши командиры и разведчики засекли сосредоточение фашистов в урочище Переруб и на хуторах западнее леса. Противник не маскировался. Мы видели, как солдаты режут селянский скот и птицу, трапезничают. До нашего слуха доносились рев моторов и музыка.

Утром 25 сентября вражеский лагерь зашевелился, как пчелиный улей.

Командир полка отдал приказ о боевой готовности и запросил у начальника опергруппы разрешение открыть огонь.

Противник уже заканчивал подготовку к атаке. Позвонили из штаба фронта и потребовали не предпринимать ничего, ждать приезда командующего, маршала С. К. Тимошенко. А над нами уже появилась «рама». Значит, скоро фашисты начнут огневой налет.

Я взволнованно сказал Нестеренко:

— Алексей Иванович, надо наносить упреждающий удар! Звони генералу Крюченкину и подавай команду на открытие огня.

Но не успел телефонист вызвать к проводу комдива, как с восточной окраины Диканьки полыхнул огонь дивизиона капитана Худяка. Он увидел, что фашисты лавиной двинулись на наши позиции, и, не дождавшись разрешения, скомандовал: «Огонь!» За ним открыли огонь и другие дивизионы полка.

Сотрясалась земля, огневые позиции дивизионов окутались дымом. Когда ветер рассеял дым, мы увидели с НП, что сотворил наш огневой налет. Враг уже не помышлял об атаке.

Долго еще слышались взрывы горящих боеприпасов и горючего. Горели лес, машины, строения... А мы с Алексеем Ивановичем переживали тяжелые минуты, досадуя на самовольный залп.

В конце дня приехал маршал С. К. Тимошенко, его сопровождали члены Военного совета ГМЧ фронта. Результаты залпов произвели такое впечатление, что командование фронта не вспомнило о нашем проступке.

Ночью дивизион капитана Василевича произвел огневой налет по врагу в районе селения Стасевка. Залп наблюдал маршал Тимошенко. Ночная стрельба наших боевых машин была еще более эффектной.

На второй день, 26 сентября, кавалеристы начали наступление. Большого сопротивления противник не оказывал. Он спешно организовал оборону под Полтавой. Отдельные кавалерийские части за день прошли до 20 километров, взяли пленных и трофеи.

Гвардейцы гордились мощью своего оружия и не сомневались в успехе боя. Однако воевать было нелегко: не было боевого опыта, не существовало подробных наставлений и отработанных правил стрельбы. Наши командиры не имели права самостоятельно открывать огонь. Иногда приходилось, рискуя быть наказанным, нарушать инструкцию. И это оправдывалось обстоятельствами. Бывало и по-другому...

Под Харьковом мы поддерживали 30-ю стрелковую дивизию, занимавшую оборону в районе станции Новый Париж. С наблюдательного пункта отчетливо виднелись пехота и танки врага. Противник подтягивал резервы. Машины двигались плотными колоннами, не маскируясь.

Надо накрыть врага! Подготовились. Через командование дивизии запросили разрешение у штаба фронта провести огневой налет. Телефонные запросы длились очень долго, а тем временем противник начал разворачиваться в боевые порядки для атаки и с минуты на минуту должен был обрушить на нас артиллерийский и минометный огонь. Мы могли его подавить, но ждали приказа. Докладывали: если сейчас же не откроем огонь, будет поздно. Ответ: «Ждать команду». И случилось то, что ожидали, — противник открыл мощный артиллерийский и минометный огонь.

У нас была разбита радиостанция, нарушена телефонная связь с огневыми позициями. Связисты еще не успели ее восстановить, как показались идущие в атаку фашисты.

Бой разгорелся у нашего наблюдательного пункта. Гранатами, огнем из ручного пулемета и автоматов удалось отбросить врага на несколько сот метров. Через несколько минут на НП был обрушен артиллерийский и минометный огонь. Пришлось отходить.

Надо было спасать боевые машины, их обходили вражеские танки. Оглянувшись назад, я увидел, что командир полка с группой разведчиков и капитаном Василевичем ведут бой с наседавшими автоматчиками. Побежал к огневым позициям. Пуля пробила футляр бинокля и шинель. Боевые машины находились в укрытии за бугром. Еле дыша, подал команду немедленно уводить боевые машины в безопасное место, найти огневую позицию для стрельбы.

Командиры и боевые расчеты действовали быстро и энергично, но машины буксовали в раскисшей почве, не двигаясь с места.

А вражеские танки и автоматчики приближались. Что делать? К счастью, неожиданно появились наши танки, пять Т-34, подошли к огневой позиции. Три из них приняли бой и заставили фашистов отступить, а два танка буксиром вытащили наши машины на дорогу. Гвардейцы горячо благодарили танкистов за спасение.

После этого поучительного случая Военный совет ГМЧ фронта предоставил командованию полка право самому открывать огонь — в зависимости от боевой обстановки.

После Диканьки я участвовал в исторических боях под Сталинградом.

Предельное напряжение физических сил и моральной стойкости пережили гвардейцы в летних сражениях 1942 года, сдерживая натиск фашистов, рвавшихся к Волге и на Кавказ.

12 мая в полосе обороны 28-й армии Юго-Западного фронта начались кровопролитные бои. В этот период залпы 4-го гвардейского минометного полка уничтожили немало живой силы и техники врага. Но силы были неравные.

2 июня противник с севера обошел войска 28-й армии. Мы лишились подвоза боеприпасов, горючего и продовольствия. Штаб гвардейских минометных частей фронта переместился за Дон, связь с ним прекратилась. Части 28-й армии также спешно двигались на восток, стремясь избежать окружения. Все смешалось — войска и беженцы, тракторы и орудия, машины и коляски с детьми. Тот, кому довелось так отступать, хорошо помнит чувство стыда и ненависти к врагу.

Последний дивизионный залп накануне окружения мы дали под Ольховаткой. Западнее селения с высоты далеко просматривалась вся округа. Во второй половине дня справа мы увидели движение большой колонны по проселочной дороге на восток. Чьи войска? Разведчики во главе с адъютантом командира полка лейтенантом Л. Маховым сели в машину и, въехав в село, наскочили на противника. Укрываясь за домами, начали отстреливаться. Леонид погиб, два разведчика получили ранения. Когда разведка вернулась, мы накрыли огнем большое скопление врага с боевой техникой.

Полк отошел на юг на 100 километров и расположился в лесу в районе Белолуцка. Боеприпасы отсутствовали. Горючего в баках машин оставалось на четверть заправки. Надо было принимать какое-то решение. С командиром полка подполковником Н. В. Воробьевым договорились: он едет разыскивать штабы ГМЧ фронта или 28-й армии, я остаюсь с полком и в зависимости от обстановки должен пробиваться к переправе через Дон.

Тянулись дни. Но вот около леса, где располагался наш полк, увернувшись от «мессеров», приземлился У-2. Прилетел командующий 28-й армией генерал В. Д. Крюченкин. Вконец измученный, он выслушал мой короткий доклад и устало сказал:

— Выбраться с такой большой массой машин невозможно. Считаю, что боевые машины следует взорвать и выходить из окружения, минуя узловые пункты.

Надо сказать, что все это время мы вели разведку в разных направлениях. Разведывательные группы высылались на автомашинах с рациями. Выяснилось, что сплошной линии окружения нет, только узловые участки дорог контролируют броневики и танки врага. Старший лейтенант Н. И. Королев обнаружил на перегоне Кантемировка — Чертково железнодорожный состав без паровоза с цистернами горючего, вагонами боеприпасов для стрелкового оружия и другого военного имущества.

Принимаю решение двигаться к составу, в центр района окружения. Скоро мы имели не только боеприпасы, но и продовольствие. Гвардейцы повеселели. Я отдал приказ: прорываться из окружения с боем. С командирами разработали план действий. На участке прорыва — овраги шириной около 3 километров; их надо преодолеть с боевыми машинами, на руках перенести всю остальную технику.

Прорыв удался с небольшими потерями. В проделанную нами «щель», которую противник долго не мог закрыть, прошло много людей и машин.

Отсюда мы взяли курс на переправу через Дон у станицы Вешенской. За сутки преодолели расстояние почти в 200 километров. Глазам предстало тяжелое зрелище. Фашистские стервятники кружили над скоплением машин, растянувшимся на многие километры. Несколько раз переправа, люди и техника уходили под воду. Через Дон перебирались на плотах, бочках, надутых камерах. Самолеты пикировали один за другим, расстреливали людей на бреющем полете...

В Сталинградской битве полк принимал участие с самого ее начала до победоносного завершения. Мы поддерживали оборонительные бои 1-й танковой, 52-й, 62-й и 64-й армий. Танковая армия вступила в бой северо-западнее Калача, еще не имея полного комплекта личного состава и боевой техники, но танкисты дрались отважно и упорно. Подбитые танки продолжали вести огонь, раненые не покидали поля боя.

Однако силы армии таяли. Командарм генерал К. С. Москаленко поставил нашему полку задачу: поддержать оборону танковых бригад на западе и наступление 28-го танкового корпуса на север.

Дивизионы начали вести разведку противника. Мы с командиром полка разъехались по дивизионам — на трудные участки боя. Я отправился во 2-й дивизион. Навстречу, поднимая облако пыли, шли наши боевые машины. Колонну вел, стоя на крыле машины, старший лейтенант Н. П. Емельянов, запыленный, с кудрявой головой без пилотки.

Гвардейцы выдвигались на свою огневую позицию. Вдруг им перегородил дорогу обогнавший нас броневик. Вышел генерал Москаленко, в комбинезоне и шлеме танкиста, и строго спросил: «Почему отступаете?» Емельянов, не подозревая, что перед ним командующий армией, с юмором ответил: «Удираем в тыл». «Разворачивайтесь назад!» — «А ты не кричи, тебе самому надо быть на передовой!» Но тут подоспел я и доложил командарму, куда мы следуем.

Свой наблюдательный пункт командир дивизиона майор А. Д. Шмелев оборудовал рядом с КП дивизии. Мы с генералом Москаленко прибыли туда, когда части готовились к отражению вражеской атаки. Местность — открытая, но овражистая. Танки и мотопехота противника выходили на исходный рубеж. Майор Шмелев предложил уничтожить их во время атаки и показал хорошо наблюдаемый рубеж. Его решение было утверждено.

Один за другим из балок начали выползать вражеские танки и броневики, общим числом до полусотни. Они открыли по нашим позициям огонь. За ними наступала пехота. Мы на НП волновались: будет ли удачным залп?

И вот танки и пехота противника уже на условном рубеже. Комдив подает команду открыть огонь. Ослепляющий залп. Взорвались все 192 реактивных снаряда. Когда рассеялись дым и пыль, стали видны горевшие вражеские танки и броневики. Уцелевшие пятились назад. Досталось и пехоте.

Восхищенные танкисты, впервые увидевшие наше грозное оружие, бурно выражали свой восторг.

Мы предложили командарму произвести ночной огневой налет по скоплениям вражеских войск. По приказу генерала Москаленко разведчики к полуночи обнаружили хорошие цели для двух наших дивизионов. Ночные залпы оказались еще более эффективными. В течение нескольких дней противник не возобновлял атак на этом участке.

Дивизион майора А. А. Попова поддерживал наступательный бой 28-го танкового корпуса. Были дни, когда гвардейцы давали по четыре, пять залпов в сутки. Корпус медленно, но продвигался вперед. Утром 4 августа в районе высоты 156,0 дивизион сорвал огневым налетом готовившуюся противником сильную контратаку.

Вскоре мы простились с танкистами генерала Москаленко. Полк, переброшенный в 64-ю армию, поддерживал тяжелые оборонительные бои 157-й стрелковой дивизии в районе хутора Попова, а два других дивизиона сосредоточились в районе станции Тингута и разъезда 74-й километр, участвуя в кровопролитных маневренных боях, которые вели 126-я, 38-я и другие дивизии.

Помнится такой эпизод. Я прибыл во 2-й дивизион, в районе разъезда 74-й километр. Майор Шмелев доложил обстановку: противник большими силами танков, броневиков и мотопехоты непрерывно атакует наши части, в ряде мест мы отходим.

С передового наблюдательного пункта наш разведчик старший лейтенант И. Г. Новиков доложил о движении большой группы вражеских танков и бронемашин; среди них танки очень большие, «ненормальные». Спросил Новикова, где он находится, на каком расстоянии от него движутся танки, есть ли впереди наша пехота. Разведчик ответил: «Нахожусь в стрелковом подразделении, которое совершило ночной маневр и еще не успело окопаться. Солдаты волнуются. Противник движется медленно, сейчас в полутора километрах от нас».

Майор Шмелев приказал старшему лейтенанту продолжать наблюдение и докладывать. Попросил успокоить пехотинцев. Фашисты будут уничтожены залпом дивизиона.

Гвардейцы выводили свои боевые машины на огневые позиции. Командир дивизиона Шмелев сам готовил исходные данные для стрельбы. Передал Новикову координаты рубежа огня. Все делалось быстро, но мне казалось, что время застыло на месте. Росла тревога: каждую минуту может начаться налет авиации на боевые машины.

Радист передал сообщение Новикова о приближении танков к условному рубежу. А с огневой позиции все еще не было доклада о готовности.

Командир дивизиона успокаивал: огневики успеют изготовиться к стрельбе. «Старший на огневой позиции Емельянов не подведет!» И в самом деле, старший лейтенант Н. П. Емельянов вскоре доложил о готовности дивизиона.

Огневой налет был удачен. Многие танки загорелись, другие остановились, а несколько больших танков... разлетелось в щепки в буквальном смысле этого слова. Дело в том, что фашисты под Сталинградом часто придумывали устрашающие эффекты — то пустые бочки, то плуги, то бороны бросали со свистом и воем с самолетов. На сей раз они понаделали фанерных танков большого размера и волокли их на буксире или везли как надстройку на машинах. Не помогло!

Подтянув свежие силы, фашисты еще много раз бросались в атаки с рубежа Абганерово — Плодовитое. Однако к 10 августа 1942 года нашим войскам удалось разгромить большую вражескую группировку и восстановить оборону 64-й армии на участках 157-й, 126-й, 38-й и других стрелковых дивизий.

В ночь на 20 августа полк совершил форсированный марш в полосу обороны 62-й армии и участвовал в тяжелых боях на рубеже Песковатка — Вертячий. Штаб полка разместился севернее селения Карповка, а боевой порядок развернулся на возвышенностях между Песковаткой и Вертячим. Разведка немедленно начала изучение противника, была установлена связь с ближайшими обороняющимися стрелковыми частями. Они уже давно вели непрерывные изнурительные бои и сильно измотались. Обстановка создалась крайне напряженная. Авиация и артиллерия противника бомбили и обстреливали наши войска, а местность лежала открытая, и единственным спасением были окопы, быстро вырытые гвардейцами в балках.

Выжидательные позиции боевых машин всех трех дивизионов и транспортных машин, подвозивших боеприпасы, пришлось расположить в одном небольшом районе, чтобы его мог прикрыть зенитный дивизион полка. Орудийная батарея старшего лейтенанта Кувшинова, батарея счетверенных пулеметов старшего лейтенанта Горобца и взводы ПВО дивизионов неустанно вели огонь по атакующим «юнкерсам» и «мессершмиттам». Нагревались докрасна стволы орудий и пулеметных установок. Минометчики и зенитчики несли потери, но огонь не прекращался.

Помогали и противотанковые ружья. Самые отважные стрелки ставили сошки ПТР на бруствер окопа или на борт машины и стреляли по пикирующим самолетам. За пять дней гвардейцы полка сбили девять вражеских самолетов.

Наши разведчики непрерывно наблюдали переправу в районе Песковатки и Вертячего, скопления танков, бронемашин и мотопехоты как в балках на правом берегу Дона, так и переправившихся на левый берег, определяли координаты целей, вызывали огонь батарей. В эти дни дивизионы вели огонь на полную мощь.

22 августа разведывательный самолет противника навел на наше расположение большую группу «юнкерсов». Налет был отбит, но некоторым стервятникам удалось сбросить бомбы. В электропроводку одной из боевых машин попал осколок и замкнул электроцепь, от этого с направляющей сошла ракета и, ударившись взрывателем о бруствер окопа, взорвалась. Сдетонировали другие 15 ракет. Разнесло боевую машину, убило ее командира старшего сержанта Мельникова и заряжающего рядового Медянина.

Памятен день 23 августа 1942 года, когда гитлеровцам удалось выйти к Волге севернее Сталинграда... Ранним утром на нашу оборону посыпались мины и снаряды. 30 минут взрывы сотрясали оборонительные сооружения. Вражеская авиация закрыла небо. Восходящее солнце потонуло в клубах дыма и пыли. Но мы продолжали следить за противником. После артналета и бомбежки показались танки.

Вражеская авиация волна за волной бомбила все без разбора в восьмикилометровом «коридоре», по которому затем двигались большие колонны танков, машин с пехотой, артиллерия. Нам удалось наладить разведку южнее этого «коридора». Целей было много, и наш полк вел интенсивный огонь по колоннам противника. Транспортные машины не успевали подвозить боеприпасы.

Горели танки, броневики, машины врага, гибла пехота. Но фашисты рвались к Волге.

В этот день сложилась весьма своеобразная ситуация. Противник сосредоточил все свое внимание на узком «коридоре» и совсем не трогал наших машин. Мы непрерывно маневрировали, над нами пролетали вражеские самолеты и не бомбили. Пользуясь этим обстоятельством, мы били фашистов почти безнаказанно.

Стоят перед глазами многие другие, очень тяжелые эпизоды в героической обороне Сталинграда. Гвардейцы 4-го ГМП поддерживали бои отрядов ополчения, спешно сформированных и направленных на север от Сталинграда на танках, отремонтированных самими сталинградцами. Они тушили пожары, помогали эвакуировать детей, женщин и стариков из горящего города. На поле боя нашему полку было вручено знамя города Сталинграда.

В октябре мы почувствовали, наконец, заметное облегчение. Опергруппа гвардейских минометных частей фронта получила пополнение, вооруженное более мощными реактивными снарядами.

Произошли изменения в руководстве полка. Подполковника Н. В. Воробьева назначили командиром гвардейской тяжелой минометной бригады М-30, а меня — командиром 4-го ГМП; комиссаром полка был утвержден майор М. В. Пентюхин.

В суровые дни боевых испытаний под Сталинградом многие гвардейцы вступали в партию. Полк стал на 90 процентов партийно-комсомольским.

Гвардейцев воодушевляло прибытие под Сталинград свежих войск. По всему чувствовалось: настает пора гнать фашистов с нашей земли, и гвардейцы с полной ответственностью готовились к этой великой миссии.

За три дня до генерального наступления наших войск под Сталинградом мы доложили начальнику опергруппы ГМЧ фронта генералу А. Д. Зубанову о необходимости вести по противнику ночной беспокоящий огонь отдель-

ными кочующими БМ. Командование фронта утвердило наш план. Эффект получился внушительный. С началом темноты и до рассвета отдельные боевые машины передвигались вдоль фронта 64-й и 57-й армий и через каждые полчаса производили залп по местам скопления фашистских войск, их штабам, складам, узлам связи.

Больших потерь от такого налета противник не нес, но морально изматывался до предела. В самом деле, представьте себе: на фронте в 50 километров всю ночь непрерывно то там, то тут взмываются огненные хвосты ракет, освещая своим заревом округу и сотрясая воздух взрывами. Создавалось впечатление, будто в обстреле участвует множество боевых машин. А фактически их было всего двенадцать.

В операции по окружению сталинградской группировки гитлеровцев наш полк участвовал в составе 57-й армии. 20 ноября 1942 года своим залпом он открыл артиллерийскую подготовку. Тысячи орудий и минометов, сотни БМ и самолетов около часа взламывали, разрушали оборонительные сооружения врага, уничтожали его солдат, оружие, боевую технику. Стонала земля, содрогался воздух, наполненный гарью, пылью и смрадом.

Как только 4-й механизированный корпус был введен в прорыв, наш полк получил задачу поддержать его боевые действия. Огневыми налетами гвардейцы подавляли узлы сопротивления врага в глубоком тылу. 22 ноября 1942 года наши части продвинулись на десятки километров вперед. Вражеские дивизии были смяты.

...На исходе дня я возвращался в штаб полка и заблудился. Местность открытая, ориентиров заметных нет. Уже начало темнеть, как мы заметили в большой балке какую-то войсковую часть. Я вел машину, шофер И. Г. Черкашин и адъютант А. К. Бодряшев стояли на подножках. В кузове находились разведчики. Я направил машину к балке.

— Товарищ подполковник, впереди румыны! — вдруг крикнул адъютант. Резко торможу машину, командую: «К бою!»

Соскочили, залегли, приготовили автоматы и пулемет к стрельбе. Заметил, что румыны смотрят на нас спокойно, без суеты, и приказал не стрелять. Тут же показался румынский офицер, подняв белый платок. Я пошел к румынам, предупредив гвардейцев быть начеку. Сошлись на полпути. Румынский офицер приложил два пальца к головному убору, стал что-то говорить. Потом он снял свое оружие и подал мне. Стало ясно, что они сдаются в плен.

Тут же выяснилось, что он немного говорит по-немецки, я тоже знал этот язык, хотя и не лучше его. Понял: офицер, командир артполка, желает сдать свой полк в плен. Советник, немецкий офицер, арестован.

В блокноте офицера я засвидетельствовал сдачу полка в плен и приказал с рассветом двигаться в направлении Сталинграда к деревне Ивановке. Прочертил на его карте маршрут, приказал сложить оружие в машины, колонне иметь белые флаги. Захватив с собой начальника штаба румынского полка и немецкого офицера, поздно ночью мы приехали в штаб.

4-м гвардейским минометным полком я командовал до мая 1943 года, а после освобождения Ростова был назначен заместителем начальника опергруппы ГМЧ Южного фронта. Всего два месяца довелось мне воевать под непосредственным начальством энергичного и талантливого генерал-майора артиллерии Александра Дмитриевича Зубанова. Он трагически погиб при рекогносцировке рубежа фронтовой операции на реке Миус. Я был ранен вместе с ним. Меня назначили исполнять обязанности начальника опергруппы ГМЧ фронта.

Полк я сдал майору А. Д. Шмелеву (он погиб в бою на реке Миус 20 июля 1943 г.). После него полком командовал гвардии майор А. А. Попов, затем подполковник М. В. Холошенко. На завершающем этапе войны полк водили в бой замечательные, мужественные гвардейцы полковник И. Ф. Диброва и его заместитель подполковник М. А. Гуськов.

Указами Президиума Верховного Совета СССР за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками полк был награжден орденом Красного Знамени; за героическую оборону Сталинграда — орденом Ленина. Приказом Верховного главнокомандующего № 136 от 25 мая 1944 года за освобождение Севастополя полку было присвоено наименование «Севастопольский».

Из 1414 гвардейцев первого формирования полка под Москвой до города Праги дошли только три человека, остальные были убиты и ранены или же выдвинуты на повышение в должности в другие части. 1509 гвардейцев были награждены.

А. Н. Мерцалов, М. Н. Овинников. Главным был ратный труд

Далеко не каждый из нас, ветеранов Великой Отечественной, может сказать о себе: «Всю войну я находился в одной части, рядом с товарищами, самыми верными и близкими». Мы имели счастье пройти с 92-м гвардейским минометным полком весь его героический путь — от Москвы до Берлина.

Полк формировался летом 1942 года в Москве. Командовал им майор Павел Петрович Царев, а заместителем командира по политической части был старший батальонный комиссар Михаил Иванович Соболев.

Штаб нашего полка возглавлял майор В. Н. Лесных, его помощниками были старшие лейтенанты В. Н. Добринский и П. А. Соловьев. Дивизионами полка (379-м, 3980-м и 381-м) командовали майор И. С. Белов, капитан С. А. Наумов и старший лейтенант И. Н. Порхачев.

На 85 процентов полк состоял из комсомольцев. Остальные были коммунисты, причем многие — москвичи. Больше других нам запомнились начальник связи полка старший лейтенант Федор Иванович Филатов (среди друзей он был «Федей из Черкизова») и Сергей Николаевич Кочнов — командир батареи 2-го дивизиона, пожалуй, самые интеллигентные из наших офицеров. С Москвой были связаны и боевые биографии многих офицеров, окончивших 1-е Московское гвардейское орденов Красного Знамени и Красной Звезды минометно-артиллерийское училище имени Л. Б. Красина.

Участвовали наши однополчане и в обороне Москвы. Один из соавторов, Мерцалов, ставший впоследствии секретарем бюро ВЛКСМ, а с марта 1943 года — заместителем командира 2-го дивизиона по политической части, в качестве военного комиссара противотанковой батареи 45-миллиметровых пушек 1110-го стрелкового полка 329-й стрелковой дивизии принимал участие в контрнаступлении на Можайском направлении.

Суровая Москва в первую военную зиму; фронтовые подмосковные леса, дачные поселки и деревни; напряженная атмосфера последних дней и часов перед первым боем 6 декабря; бесчисленные трупы солдат вермахта, аккуратно сложенные фашистами для сожжения в «поленницы», — все это навсегда осталось в памяти...

Сейчас, спустя почти четыре десятилетия после окончания войны, мы пытаемся выяснить, как удалось нашему полку прославить свое знамя. Обычно в воспоминаниях главное внимание уделяется подвигам, совершенным в чрезвычайных ситуациях: герои закрывают своим телом вражеский пулемет, вызывают огонь на себя. Гвардейские минометчики любят рассказывать и о том, как в случае безвыходного положения боевые машины использовались для стрельбы прямой наводкой, как артиллерийские орудия, хотя и не были приспособлены для этого: наши БМ были легко уязвимы, возможности их передвижения в полевых условиях — ограничены, снаряды, особенно на близком расстоянии, имели очень большое рассеивание.

Конечно, и воины нашего полка попадали в исключительные обстоятельства — на войне это неизбежно. Один из соавторов, Овинников, командовавший взводом, например, во время ожесточенных боев в Сталинграде выехал за боеприпасами на берег Волги, к центральной переправе. Там нас должна была ждать тыловая автоколонна. Задерживать ее мы не могли ни на один час. Но в тот момент, когда наши четыре машины подошли к переправе, туда прорвались вражеские автоматчики. К счастью, энергичному майору, оборонявшему этот участок с небольшим подразделением, удалось организовать оборону силами оказавшихся здесь солдат и офицеров из различных частей. В их числе оказался и я со своей группой. Майор тут же назначил меня своим заместителем. Нам удалось отбросить противника и в течение суток держать оборону переправы до прихода пехоты.

Такие случаи в жизни полка были, однако, исключением. Славу полку создал героизм другого рода: повседневный ратный труд, умелый и дисциплинированный, требующий громадного напряжения духовных и физических сил, труд в условиях постоянной опасности.

Свое военное счастье полк ковал сам — руками своих солдат, готовых в каждую минуту к неимоверно тяжелой прозаической работе; руками своих командиров, хорошо подготовленных в идейно-политическом и профессиональном отношениях.

К осени 1942 года германским вермахтом была уже разработана тактика борьбы с советской ракетной артиллерией. Уже через несколько десятков секунд после залпа на огневую позицию обрушивались мины, снаряды, а то и бомбы противника. Наши огневики должны были часто менять свои позиции, а после залпа немедленно покидать ее. По инструкции передвижение боевых машин разрешалось лишь после их зачехления; требовалось опустить направляющие в походное положение и поднять домкраты. От некоторых из названных требований вскоре пришлось отказаться.

В разгар ожесточенных боев за Сталинград, вспоминает гвардии сержант, ныне полковник запаса, Владислав Иванович Алексеев, наша батарея изготовилась для залпа у подножия Мамаева кургана. Открытие огня задерживалось. Над нами кружилась «рама» — фашистский самолет-разведчик. Разрывы вражеских снарядов ложились все ближе, прижимая батарейцев к земле. Некоторые стали отползать от боевых машин. Тогда командир батареи лейтенант Михаил Львович Цыпкин (ныне подполковник запаса, заместитель главного конструктора 1-го Государственного подшипникового завода в Москве) резко снял наушники — он говорил по рации с командиром дивизиона — и направился к батарее, не обращая внимания на разрывы. Прозвучала громкая команда: «К боевым машинам!» За несколько секунд была уточнена установка прицела и дан сокрушительный залп.

Огневую позицию на этот раз мы покидали с неопущенными направляющими.

В Сталинграде мы учились боевому ремеслу. В боях на Курской дуге мои однополчане показали свое мастерство. 5 июля на нашем участке, западнее Понырей, было отражено более десяти вражеских атак. «2-й и 3-й дивизионы, — читаем в рукописной «Истории полка», — маневрируя на поле боя, вели успешную борьбу с танками противника... залповым огнем по местам сосредоточения и в момент самой атаки... наносили большие потери, особенно пехоте, следующей за танками, отсекая и уничтожая ее».

Количество залпов (батарейных и дивизионных) во 2-м дивизионе доходило до 20—30 в день. В отличие от Сталинграда мы не экономили боеприпасов. На дивизионных складах было накоплено небывалое количество снарядов — на пять полных боекомплектов; еще шесть залпов находилось на полковом складе.

Заряжание боевой установки, даже в условиях полигона, дело нелегкое. Снаряд весил 42 килограмма. Его надо поднять на высоту человеческого роста и закрепить на направляющей. При частых залпах плечи огневиков, заряжавших установку, были натерты до крови. Гимнастерки и шаровары от грязи и смазки на снарядах казались кожаными. Лица и руки от порохового дыма были черными. Но работа огневых расчетов отнюдь не ограничивалась залпами. Много сил отнимали земляные работы. Лопатой и ломом в любое время года солдаты и сержанты, нередко и офицеры, копали землю, чтобы укрыть себя, технику и боеприпасы от поражения.

Замечу, что для землянки или укрытия для боевой машины требовалось переместить около 30 кубометров земли. Часто это выполнялось силами трех человек — командиром, наводчиком, водителем. Расчеты никогда не были полными.

На каждом новом месте все начиналось сначала: землянки для людей, укрытия для боевых и транспортных машин, для боеприпасов, укрытия для кухни, баня. Много труда стоил уход за боевой техникой, в первую очередь чистка и смазка боевых машин. И так — все три года.

Больше всех доставалось командирам орудий. Они выполняли многие обязанности рядовых, отвечали за боевой расчет, за боевую машину. Из их числа лучше других мы запомнили гвардии сержанта, впоследствии старшину, Виктора Матвеевича Сосенкова. До войны — слесарь по металлу, секретарь комитета ВЛКСМ Рахмановского шелкоткацкого комбината. В нашем полку он воевал с августа 1942 года. В 1944 году мы приняли его в партию.

Своевременное передвижение боевых машин играло очень важную роль. Большая часть наших потерь связана с фронтовыми дорогами. Боевые установки не были приспособлены для размещения расчета. Кабина предназначалась для водителя и командира орудия, но обычно рядом с шофером садились командиры взводов, батарей, другие офицеры. Командир орудия размещался на крыле, орудийные номера — среди деталей фермы, на раме боевой машины.

Под Сталинградом наши водители и командиры боевых машин прошли суровую школу ночного вождения машин. Фары, естественно, не зажигались. Карманными фонариками (тщательно маскируясь) разрешалось пользоваться лишь при наводке. Водитель открывал лобовое стекло, а командир, находясь на правом крыле или передвигаясь перед машиной, предупреждал шофера о различных препятствиях.

Эта наука помогла в последующих сражениях. Особенно сложны были условия в Белоруссии с ее болотами и лесами, которые во время распутицы становятся непроходимыми. Нас выручали мощные, с тремя ведущими мостами автомобили, на которых были смонтированы направляющие. Фронтовых шоферов не готовили какие-нибудь курсы. Их поистине виртуозное искусство водить обычную машину в любых условиях было следствием высокой ответственности и многомесячного боевого опыта.

Напряженный труд сотен бойцов полка был творческим. Можно многое рассказать о находчивости и изобретательности огневиков и связистов, шоферов и ремонтников, разведчиков и медиков. Ограничимся двумя примерами. В Сталинграде некоторые мины, поступавшие с завода неисправными, взрывались на направляющих, поражая командира орудия и водителя. Проверить мины в полевых условиях, естественно, было невозможно. К сожалению, не удалось вспомнить, по чьей инициативе, но вскоре во всем полку к пультам управления огнем были приспособлены самодельные (из дерева) барабанчики с желобами, на них наматывались длинные шнуры, с помощью которых через открытое боковое окно кабины командир орудия, находясь в ровике, производил стрельбу.

Интересно, что новые боевые машины, которые мы получили через несколько месяцев, уже были оснащены подобными приспособлениями, изготовленными на заводе.

Во время боев за освобождение Белоруссии кто-то предложил перевозить снаряды без ящиков, складывая их на деревянные брусы с выемками. От этого емкость кузова увеличивалась в два-три раза, полк освобождался от нелегкой обязанности возвращать тару. Облегчалась и погрузка снарядов. Ящик с двумя снарядами весил около 100 килограммов. Грузили обычно вдвоем: один находился в кузове, другой поднимал ящик в одиночку. Наш опыт перевозки вскоре распространился по всему фронту.

Настоящим подвигом был ратный труд наших медиков. Ни в стужу, ни в слякоть никто в дивизионе не болел. Разумеется, подавляющее большинство солдат и офицеров были молоды; все мы имели хорошую спортивную подготовку еще до армии. Не знаем, как с точки зрения науки, но мы убеждены, что действовал здесь и нравственный фактор. Любая болезнь среди знакомых нам фронтовиков считалась совершенно недопустимой симуляцией. При всем при том мы самым хорошим словом вспоминаем полкового врача, ныне полковника медицинской службы запаса, Ивана Кирилловича Пирковского и военфельдшера 2-го дивизиона Андрея Хотимского. Они проводили большую профилактическую работу, использовали малейшую возможность для облегчения нашего тяжелого быта. В 1943 — 1945 годах обнаруженная у военнослужащего полка вошь считалась чрезвычайным происшествием. И это в условиях постоянного передвижения. Добрый и отзывчивый, Андрюша Хотимский из Мценска, общий любимец дивизиона, долгое время был секретарем нашего бюро ВЛКСМ.

Боевой путь полка прошел через Сталинград, где он входил в состав легендарной 62-й армии. Здесь 92-й гвардейский минометный полк получил орден Красного Знамени. За освобождение Гомеля полку было присвоено почетное наименование «Гомельский»; отличился он и в боях за освобождение Бобруйска, за что был удостоен ордена Ленина; затем участвовал в боях за Ковель и Люблин, Варшаву и Познань. За успешные действия при прорыве обороны врага южнее Варшавы наш полк был награжден орденом Суворова III степени, при овладении крепостью Кюстрин — орденом Богдана Хмельницкого, за участие во взятии Берлина — орденом Кутузова III степени.

В конце войны наш полк назывался: 92-й гвардейский Гомельский орденов Ленина, Красного Знамени, Суворова, Кутузова, Богдана Хмельницкого минометный полк.

После войны знамя полка в числе боевых знамен нескольких других лучших соединений и частей Советских Вооруженных Сил было передано на хранение в Государственный Исторический музей СССР — за особые отличия в боях на фронтах Великой Отечественной войны.

Несмотря на то, что никто в полку не был удостоен высокого звания Героя Советского Союза, многие из наших гвардейцев в действительности были подлинными героями. После победного марша наших войск от Вислы до Одера 2-му дивизиону было поручено представить к званию Героя Советского Союза лучшего из отличившихся в боях солдат и офицеров. Командир и его заместитель по политчасти перебрали в памяти всех боевых товарищей, но ни один из них, по тогдашним представлениям, не был достоин столь высокого звания. До сих пор не можем вспоминать об этом без досады.

А заслуги полка на самом деле были немалые. За три года боев, судя по боевым донесениям, полк уничтожил: солдат и офицеров противника — 27 тысяч, танков и самоходных установок — 280, артиллерийских и минометных батарей — 70, огневых пулеметных точек и блиндажей — 450, самолетов на аэродромах — 14, автомашин — 880. Было отбито 240 вражеских контратак, взято в плен 230 солдат и офицеров.

Н. П. Агуреев. Стоит монумент за Волгой

Милым девичьим именем нарекли солдаты наши гвардейские минометы. В этом названии, далеком от военно-технической терминологии, выражены их чувства, гордость огневой мощью оружия.

Передо мной письмо инвалида Великой Отечественной войны первой группы из Камышина Л. Е. Радковского. В дни сталинградских боев, пишет он, на одном из оборонительных рубежей наш поредевший батальон морской пехоты держал оборону. Фашисты пошли в атаку под прикрытием одиннадцати танков. Силы были явно неравные. Неожиданно появились «катюши» и дали залп но атакующим. Шесть танков загорелись сразу, а оставшиеся в живых враги бежали с поля боя...

Автор письма спрашивает: «Может, это были «катюши» вашего полка?»

Может быть, товарищ Радковский, и нашего. А может, другого. Примеров воинского мастерства, мужества гвардейцев-минометчиков известно множество.

В конце декабря 1942 года в одну из темных ночей в Сальских степях, на Маныче, на внешнем кольце окружения группировки врага под Сталинградом, один дивизион нашего полка попал в окружение. Он вступил в бой, но иссякло горючее, кончились все РС — настал самый тяжелый час: нужно подрывать боевые машины. В батарее капитана Щербакова оставалась невзорванной последняя боевая установка: не зажигался бикфордов шнур. А вражеские танки уже рядом. С горящей папиросой Щербаков бросился к боевой машине. Отдал команду: «Отходить!» А сам, обрезав шнур почти до основания взрывателя, сунул туда горящий окурок. Последовал взрыв, разнесший боевую машину и уничтоживший подошедший танк вместе с его экипажем.

...Прошли годы. Не осталось следов от разрушений военного лихолетья, но в памяти ветеранов живы события тех дней.

В 32-ю годовщину Победы в Волгограде состоялась первая встреча ветеранов 90-го гвардейского минометного полка. В 1977 году партийные и советские органы Светлоярского района области, труженики совхоза «Цацинский» совместно с Волгоградской группой совета ветеранов-однополчан 90-го гвардейского минометного Режицкого ордена Александра Невского полка решили построить памятник — установить на постамент гвардейский миномет БМ-13.

На постаменте высечено: «Отсюда, с береговой полосы озера Цаца, 20 ноября 1942 года был произведен залп по вражеским позициям легендарными «катюшами» 90-го гвардейского минометного полка как сигнал к общей артиллерийской подготовке в контрнаступлении войск Сталинградского фронта».

Наш полк в сталинградских боях успешно отражал атаки противника и поддерживал огнем пехотные подразделения на боевых рубежах: совхоз «Котлубань» — Сухая Мечетка, Среднее Погромное — Громки, остров Сарпинский — Бекетовка, село Цаца — Плодовитое — Мариновка, в боях под хутором Верхне-Кумский, станицей Генераловской, на реке Мышкова.

А. Е. Иващенко. Комбриг

В начале мая 1943 года под Курском в состав нашей 5-й гвардейской минометной дивизии прибыла новая, 16-я гвардейская минометная бригада тяжелых реактивных установок М-30. В штаб дивизии явился небольшого роста молодой полковник. Представился: «Вальченко». Простой, общительный, с чувством юмора, хорошо знающий военное дело — таким помним Петра Ивановича мы, офицеры штаба дивизии.

Спустя многие годы после войны я побывал у этого замечательного боевого командира, узнал его биографию. П. И. Вальченко родился в 1914 году в тихом украинском селе Каплуновка на Харьковщине. После семилетки он работал на харьковском заводе «Серп и молот», закончил здесь школу ФЗО, а в 1933 году по путевке комсомола был направлен в Сумское артиллерийское училище. Затем как один из лучших выпускников — в Харьковское военное училище противотанковой артиллерии на должность командира взвода. Через год он командовал батареей, одновременно учился на заочном факультете Военной академии имени Фрунзе и окончил ее накануне войны. На фронте он первое время был начальником штаба 3-го отдельного гвардейского минометного дивизиона на Юго-Западном фронте. Но уже через три дня — командует дивизионом. Что произошло?

Командир дивизиона приказал Вальченко вывести дивизион в одну из деревень. Начальник разведки, молодой лейтенант, доложил, что там уже немцы.

— Какие немцы? — гневно воскликнул командир.— Вы трус и паникер!

— Товарищ капитан, — обратился к командиру новый начальник штаба, — я считаю, что данные разведки необходимо перепроверить.

— Какие там данные? — продолжал возмущаться командир. — Я сейчас сам проверю, какие там немцы!

Старшему лейтенанту Вальченко не удалось уговорить командира отказаться от рискованного шага. На мотоцикле тот уехал на разведку — и обратно не вернулся.

Слишком сложной была обстановка на фронте в те суровые для нашей Родины дни. Слишком хотелось командиру дивизиона верить в то, что он прав, что враг не может подойти так близко. Так на третий день старший лейтенант Вальченко стал командиром дивизиона.

Основательная теоретическая подготовка, хорошая командная школа много значат на войне. Новый командир дивизиона, прежде чем принять решение, внимательно изучал обстановку, непрерывно следил за действиями противника, поддерживал тесную связь со стрелковыми частями.

За умелое командование дивизионом в боях за Донбасс, за личное мужество П. И. Вальченко был награжден орденом Красного Знамени. Летом 1942 года в должности начальника штаба 56-го гвардейского минометного полка он принимал участие в Сталинградской битве. А в ноябре формировал 16-ю тяжелую гвардейскую минометную бригаду. Бригада прошла славный боевой путь. В январе — феврале 1943 года она приняла участие в Воронежско-Касторненской наступательной операции, затем — в тяжелых оборонительных боях под Харьковом.

В марте шли упорные бои в районе Люботина, Чугуева, Коротича. Обстановка на этом участке фронта была исключительно сложной. Противник большими силами наступал на Харьков. Необходимо было во что бы то ни стало задержать врага, не дать с ходу ворваться в Харьков. По приказу командования Юго-Западным фронтом части 16-й гвардейской минометной и 31-й истребительно-противотанковой бригад были сведены в специальный отряд, который возглавил подполковник Вальченко. Отряду была поставлена задача: занять самостоятельный участок обороны в полосе 113-й стрелковой дивизии на рубеже Мерефа, Песочин, Сороковка. Пушки, поставленные на прямую наводку, перекрыли шоссе Люботин — Харьков. Боевым расчетам дивизионов М-30 Вальченко приказал занять огневые позиции позади занимаемого рубежа, чтобы вести по врагу заградительный огонь.

Утром 8 марта танковая колонна противника с мотопехотой на бронетранспортерах появилась на шоссе. Они двигались, не разворачиваясь в боевой порядок. Пушки открыли огонь. Несколько головных танков было подбито, остальные начали разворачиваться вправо и влево от шоссе. Вражеская пехота, развернувшись цепью, двинулась вперед. Но как только она достигла рубежа подготовленного заградительного огня, дивизион майора М. С. Финенко точным залпом накрыл пехоту и танки. Загорелось шесть танков и бронетранспортеров, остальные машины отступили, не приняв боя.

Однако скоро противник вновь двинулся вперед. На этот раз в атаку шло около 20 танков с мотопехотой. Командир отряда приказал открыть огонь дивизиону капитана М. И. Ендачева. Были подбиты еще три танка, пехота частично уничтожена или рассеяна по полю.

Нескольким вражеским танкам удалось ворваться на передний край обороны, и они начали утюжить окопы. Огнем орудий прямой наводки, бутылками с горючей смесью и гранатами встретили воины вражеские танки...

Трое суток отряд подполковника Вальченко сдерживал врага, а затем по приказу командования вместе с частями 113-й стрелковой дивизии отошел на новый рубеж.

16-я бригада приняла участие и в уличных боях за Харьков. Многие ее воины пали смертью храбрых. Через неделю в бригаде осталась лишь пятая часть боевой техники. Полностью выполнившая свою задачу, бригада была выведена в резерв, а затем отправлена в Москву на доукомплектование.

Пребывание в столице было кратковременным. 6 мая бригада была уже в составе 5-й гвардейской минометной дивизии на Курской дуге в районе железнодорожной станции Поныри. Это была одна из наиболее подготовленных и слаженных бригад, а во главе ее стоял грамотный и энергичный командир.

Накануне перехода противника в наступление на северном фасе Курской дуги в штаб дивизии поступило распоряжение командира 4-го артиллерийского корпуса прорыва генерала Н. В. Игнатова: 16-ю гвардейскую минометную бригаду срочно перебросить на левый фланг 13-й армии, в район Вторые Поныри, Ольховатка. Там противник наносил свой главный удар. Бригада должна поддержать боевые действия 17-го гвардейского стрелкового корпуса.

Через четыре часа бригада сосредоточилась в указанном районе, а спустя полтора часа противник перешел в наступление. Огневые позиции выбирали и занимали уже под сильным огнем вражеской артиллерии и ударами авиации...

Нелегко было воинам бригады, на вооружении которой находились установки М-30, отражать массированные атаки пехоты и танков. Ведь эти БМ предназначались для прорыва вражеской обороны — для поражения опорных пунктов и узлов сопротивления. Вести огонь по атакующим танкам и пехоте они не были приспособлены. Перенести огонь вслед за маневрирующей целью, снимая БМ с огневых позиций, считалось невозможным. Однако боевая обстановка потребовала... И гвардейцы-минометчики не допустили, чтобы их грозная боевая техника бездействовала в столь сложных условиях. Чтобы ускорить наведение, бойцы подбегали к установкам по 10 —15 человек и вручную переставляли тяжелые заряженные рамы вокруг оси.

Благодаря мастерству и мужеству гвардейцев огонь тяжелых реактивных установок М-30 на Курской дуге мощным заслоном встал на путях движения вражеских танков и мотопехоты.

Бои на левом фланге 13-й армии носили особенно ожесточенный характер. Здесь, в направлении Ольховатки, враг наносил свой главный удар. Сотни вражеских танков, в том числе «тигров», «пантер» и штурмовых орудий «фердинанд», атаковали нашу оборону, с воздуха их поддерживала авиация.

Во второй половине дня 5 июля ценою больших потерь врагу удалось вклиниться в оборону армии и на участке Первые Поныри — Степь выйти ко второй оборонительной полосе. 16-я бригада получила приказ: своими дивизионами поддержать действия 6-й, 70-й и 75-й гвардейских стрелковых дивизий. Дивизионы заняли огневые позиции. Укрывшись в окопах и щелях, бойцы из ручных пулеметов, карабинов и автоматов вели огонь по вражеской авиации. А затем танки противника двинулись в атаку на деревню Подсоборовка.

Как только вражеские цепи достигли рубежа подготовленного заградительного огня, дивизион капитана В. А. Пшеничного выпустил по врагу первые 280 тяжелых реактивных снарядов. Все заволокло облаками дыма и пыли. Через несколько минут на поле боя вырисовались контуры горевших танков и бронетранспортеров; вражеская пехота почти полностью была истреблена. Так гвардейцы-минометчики помогли воинам 6-й гвардейской стрелковой дивизии генерала Д. П. Онуприенко сорвать вражескую атаку в направлении Подсоборовки.

Более недели шли напряженные бои. Враг предпринимал отчаянные попытки прорвать вторую полосу нашей обороны, но каждый раз, встреченный организованным и сильным огнем пехоты, артиллерии, танков и ударами штурмовиков, терпел неудачи. Комбриг Вальченко умело руководил огнем бригады, вызывал огонь дивизионов по наиболее важным и уязвимым групповым целям противника. По его распоряжению от дивизионов были выделены специальные кочующие батареи и отдельные установки, которые не давали врагу покоя и ночью. Они вели огонь по районам сосредоточения вражеских войск, по исходным позициям для наступления, по узлам дорог и населенным пунктам, не давая возможности в спокойной обстановке производить перегруппировки войск. На восьмой день своего наступления враг выдохся и перешел к обороне. 16-я бригада за время оборонительных боев произвела по врагу 20 дивизионных и батарейных залпов, выпустила 2665 тяжелых реактивных снарядов, подбила и сожгла около 30 вражеских танков, 6 бронетранспортеров, 8 штурмовых орудий, уничтожила до 10 рот вражеской пехоты. Все три командира полков 6-й гвардейской стрелковой дивизии, которую поддерживала 16-я бригада, были удостоены звания Героя Советского Союза.

13 июля 5-я гвардейская минометная дивизия получила задачу подготовить три бригадных залпа по району Петровка, Павловка и Протасово. Для ее выполнения 16-я бригада вновь была переброшена с левого фланга армии в центр — в полосу 18-го гвардейского стрелкового корпуса, где действовали остальные две бригады дивизии. В 4 часа 15 минут 15 июля бригада вместе со своей дивизией произвела залп по врагу, после которого наши войска перешли в решительное контрнаступление. Впервые за время Курской битвы все бригады вели огонь одновременно. В течение трех дней упорных боев нашим войскам удалось полностью восстановить положение, существовавшее до перехода вражеских войск в наступление.

За умелое руководство огнем бригады в Курской битве полковник П. И. Вальченко приказом командующего войсками Центрального фронта был награжден четвертым орденом Красного Знамени.

Много еще фронтовых дорог прошел после Курской дуги славный командир 16-й минометной бригады. Этот мужественный человек отдал все свои силы и умение делу нашей победы. В нем сочетались лучшие качества военного руководителя и человека: отвага, требовательность, скромность, чуткость. Его боевые заслуги были высоко оценены. В числе полученных им боевых наград — орден Ленина (за действия при штурме Берлина), четыре ордена Красного Знамени, два ордена Красной Звезды, орден Александра Невского, Отечественной войны I степени, Крест Грюнвальда III степени, боевые медали.

...Ныне уже нет среди нас этого замечательного боевого командира бригады. В последние годы он жил и работал в подмосковном городе Наро-Фоминске.

Г. Д. Фролов. День за днем, из боя в бой...

В августе 1941 года под Москвой формировались первые гвардейские минометные полки. Командиром нашего, 6-го полка был назначен участник боев на Халхин-Голе капитан Ф. Г. Королев.

Работа и учеба шли почти круглосуточно. Обстановка на фронте не позволяла медлить. Враг готовился к новому броску на Москву. Гитлеровское командование возвратило с юга в район Шостка — Глухов 2-ю танковую армию Гудериана.

Оперативная группа генерала А. Н. Ермакова, в состав которой вошел наш полк, прикрывала левое крыло Брянского фронта. В течение ночи на 23 сентября 1941 года, после 800-километрового марша, полк с ходу занял огневые позиции в районе Глухова и в 7 часов 40 минут произвел первый залп.

В тревожной тишине, когда фашисты развертывались в боевые линии, на их головы обрушилось свыше 500 реактивных снарядов. Готовившееся наступление врага было сорвано. Уцелевшие фашисты поползли назад под огнем нашей артиллерии. Деревня Холопково, набитая танками, пехотой и артиллерией, полыхала в пожарах. В воздух взметывались черные и огненные смерчи взрывающейся немецкой техники.

Генеральное наступление немецко-фашистских войск на Москву началось с рассветом 30 сентября ударом 2-й танковой армии в районе Шостки. Дивизионы капитанов К. И. Сердобольского и Б. Е. Кислицкого, стоявшие на этом направлении, вели смелую борьбу с танками, стреляя с открытых позиций. Батарея старшего лейтенанта В. М. Белозубова, искусно маневрируя с позиции на позицию, в течение первого дня боя уничтожила 10 танков и бронемашин с пехотой. А когда от прямого попадания снаряда загорелась заряженная боевая машина, гвардейцы, рискуя жизнью, выпустили снаряды по атакующим танкам и пехоте и сумели вывести боевые машины на запасную позицию.

Встретив ожесточенное сопротивление, противник обошел правый фланг группы Ермакова и устремился в направлении Ливны, Ефремов, поэтому в конце октября наш полк был переброшен под Ефремов, в 3-ю армию Брянского фронта.

Из боев того времени запомнился следующий эпизод. Рано утром 10 ноября 1941 года офицер связи полка при штабе 283-й стрелковой дивизии лейтенант Н. М. Токмаков передал по радио: в районе Богушевки прорвались танки противника, наши войска отходят. Майор Ф. Г. Королев приказал мне выехать с радиостанцией навстречу отходящим войскам, уточнить и сообщить обстановку. Через 8 —10 километров мы встретили группу бойцов и командиров. Здесь, на высотке, находились комдив 283-й генерал Нечаев и начальник артиллерии майор Годин. Вдоль дороги в направлении нашей высоты двигались танки с пехотой, правее — еще девять танков с пехотой, слева — пять танков шли в обход высоты.

Командир дивизии Нечаев и начальник артиллерии готовили здесь контратаку 856-го стрелкового полка — второго эшелона дивизии. Командир полка находился на высоте, но полк еще не вышел на исходный рубеж. Обстановка была критической. У нас на этом направлении действовал дивизион капитана Сердобольского. Я тут же передал ему уточненные координаты танковых групп противника и приказание командира дивизии дать залп.

Когда танки подошли и прямой наводкой начали обстреливать высоту, грянул залп дивизиона. Обстрел высоты тут же прекратился. Остатки танков и пехоты отступили к опушке леса. И тогда пошел в контратаку 856-й полк. Положение на этом участке фронта было восстановлено.

24 декабря меня с группой офицеров отозвали в Москву. В январе 1943 года здесь была сформирована 22-я бригада 5-й гвардейской минометной дивизии СВГК. Командиром бригады был назначен полковник К. П. Еремеев, комиссаром — подполковник А. Б. Вальдман.

25 января, совершив марш Москва — Ливны, бригада получила боевую задачу от командующего 13-й армией Брянского фронта. Готовилась Касторненская операция. Первый залп был произведен утром 26 января по укрепленным опорным пунктам противника в районе Юдинки (южнее Ливен). Здесь впервые применялись снаряды М-30. Их разрушительная сила была настолько велика, что ни один дзот противника не устоял.

Гитлеровцы так быстро отступали, что в первый день мы с трудом догнали их. Поддерживаемые бригадой, войска овладели городами Волово и Касторное и успешно развивали наступление в направлении Курска. Однако северо-западнее Ливен сопротивление врага усилилось, и в ночь на 2 февраля бригада была переброшена в этот район для поддержки 6-й гвардейской стрелковой Иивисни.

В течение суток надо было установить на огневых позициях сотни боевых машин и снарядов М-30. Дороги заметены, каждый метр движения — на плечах солдат. К тому же не хватало бензина. А к утру 4 февраля бригада должна была изготовиться для выполнения боевой задачи.

Решение могло быть лишь одно. От имени командира бригады я приказал всем командирам дивизионов организовать переноску снарядов с артсклада бригады на огневые позиции. Это около 16 километров! Использовали, конечно, все подручные средства — лыжи, сани, даже зарядные ящики. Каждый ящик тянули двое солдат.

Четверка «юнкерсов» яростно отбомбила наш караван и ушла, оставив убитых и раненых. Вскоре начался сильный артобстрел огневых позиций дивизиона. В эту ночь мы потеряли восемь человек убитыми и 19 ранеными.

4 февраля точно в установленное время бригада дала залп по опорным пунктам обороны противника. Одновременно с нами вела огонь 23-я гвардейская минометная бригада полк. Н. Н. Корытько. Из районов огневых позиций бригад извергались сотни раскаленных стрел, тонны смертоносного металла, крушившие позиции врага, взметывая фонтаны огня, земли, бревен.

В том же месяце наша бригада совершила еще два марша. Первый, 300-километровый, по маршруту Ливны — Чернь. 20 февраля залпом в 600 снарядов М-31 был разрушен длительное время упорно оборонявшийся узел сопротивления в районе Кукуевки, на западном берегу Оки. Войска 3-й армии пошли вперед.

25 — 28 февраля после перехода по бездорожью на расстояние 450 километров бригада произвела несколько залпов в расположении 48-й армии. Общими усилиями всех родов войск сопротивление противника было сломлено и здесь. В конце февраля — начале марта наши войска заняли города Курск, Фатеж, Льгов, Дмитров-Льговский. Так на штабных картах прорисовалось северное крыло Курской дуги.

Наступило 5 июля 1943 года.

Все мы знали, что перед нами стоит очень сильный враг, и с особенной тщательностью готовились встретить его. Командиры дивизионов находились на наблюдательных пунктах. Я — на НП бригады, совмещенном с НИ 81-й стрелковой дивизии, в районе Понырей, а помощник начальника штаба капитан А. Е. Иващенко — на НП 307-й дивизии (Бузулук).

На рассвете по сигналу командующего артиллерией 13-й армии бригада обрушила залпы своих дивизионов на сосредоточения танков и мотопехоты в районах севернее Самодуровки.

В 5.30 под прикрытием огня артиллерии и при поддержке множества самолетов противник двинул в наступление массу танков, штурмовых орудий и пехоты. Началась Курская битва.

На направлении главного удара, в центре полосы 13-й армии, где действовала наша бригада, враг имел до 500 танков «тигр», «пантера» и штурмовых орудий «фердинанд». Бросая их группами по 50 — 100 танков с пехотой на бронетранспортерах, он стремился вбить стальной клин в нашу оборону. Атаки следовали одна за другой. В этот день 22-я бригада дала шесть залпов.

6 июля бригада взаимодействовала со 2-й танковой армией, наносившей контрудар севернее Ольховатки. Дивизионы капитанов А. И. Картвилишвили и Я. М. Карпенко нанесли огневой удар по районам сосредоточения танков противника.

А в воздухе непрерывно действовала вражеская авиация. Огневые позиции бригады сменялись после каждого залпа, но уберечь их от воздушных атак было невозможно.

В ночь на 7 июля вся бригада была переброшена под Поныри, на участок 307-й стрелковой дивизии, где противнику удалось захватить Бузулук и продвинуться на 6 — 8 километров. Здесь, в балках и садах, были размещены дивизионы, готовившие огневые удары по районам сосредоточения противника. Люди действовали четко и самоотверженно. Залпы РС гремели в течение дня пять раз. Взять Поныри врагу не удалось.

Утро 8 июля для нас началось печально. В 8.00 я прибыл к полковнику К. П. Еремееву с докладом об обстановке. Не успел развернуть карту, как воздух потрясли взрывы авиабомб. Девять «юнкерсов» появились с солнечной стороны на малой высоте и, сбросив бомбовый груз, скрылись за горизонтом. Загорелись штабные машины. Все мы бросились их спасать. При втором заходе самолетов был смертельно ранен замполит бригады подполковник А. Б. Вальдман. Погиб патриот-коммунист, которого все мы любили.

В течение этих суток дивизионы капитанов А. И. Картвилишвили и Я. М. Карпенко дали по четыре батарейных залпа. Враг понес огромные потери, но взять Поныри или Никольское не смог. За четыре дня кровопролитных боев в районе Поныри, Ольховатка ему удалось вклиниться в нашу оборону на глубину 8 — 12 километров, но этим его наступательные возможности были исчерпаны. На пятый день противник перешел к обороне.

15 июля поддерживаемая нами 13-я армия начала контрнаступление.

После Курской битвы заместителем командира бригады был назначен майор Василий Николаевич Лютов. Сменилось и командование дивизии. Бывший ее командир полковник Е. А. Фирсов был назначен начальником оперативной группы ГМЧ Степного фронта, а вместо него прибыл полковник Г. М. Фанталов.

К концу августа войска Центрального фронта подготовили новое наступление. Главный удар наносили войска 65-й армии на Севском направлении где у противника был создан хорошо оборудованный, сильный рубеж, проходящий по рекам Сев, Сейм и господствующим высотам. Сюда для усиления 65-й армии генерала П. И. Батова прибыла наша бригада.

Совершив 150-километровый марш, бригада в ночь на 26 августа заняла огневые позиции в районе Кривцова, а дивизион капитана Картвилишвили, имевший боеприпасы М-30 с дальностью стрельбы до 2,8 километра, выдвинулся к переднему краю. Слева от нас занимала огневые позиции 16-я гвардейская минометная бригада полковника П. И. Вальченко. Все огневые позиции частично наблюдались со стороны противника и подвергались обстрелу.

Утром во время артиллерийской подготовки все четыре дивизиона бригады дали залп по узлу сопротивления врага. За 20 минут было выпущено 1100 тяжелых РС. Боевую задачу — разрушить узел сопротивления — мы выполнили. Но в дивизионе капитана Ф. П. Карпенко убит командир батареи, ранены несколько офицеров и солдат, в дивизионе Картвилишвили полностью погибла одна батарея. Обычного приподнятого настроения в бригаде на этот раз не было.

Части 65-й армии форсировали Сев, ворвались в Севск и без остановки двинулись дальше к Днепру.

15 октября мы участвовали в форсировании 65-й армией Днепра в районе города Лоева. Огнем всех дивизионов по западному берегу Днепра в районе Жиличи бригада разрушила созданную противником систему обороны. Огонь бригады и ствольной артиллерии облегчил пехоте переправу и овладение Лоевом.

В разгар боев за расширение Лоевского плацдарма, 20 октября 1943 года, наш Центральный фронт был переименован в Белорусский. Приближалось освобождение Белоруссии!

28 октября бригада поддерживала 19-й стрелковый корпус генерала Д. И. Самарского. После очередного огневого удара в районе Липняков, когда закончилась успешная атака пехоты и танков, мы с полковником Еремеевым и майором Лютовым посмотрели, что «натворили» наши РС. Мы увидели разрушенные дзоты, блиндажи, наблюдательные пункты, горящие танки и машины, разбитые орудия и минометы, тела убитых, брошенное оружие и снаряжение. Так выглядел в этом месте хваленый «неприступный» «восточный вал» гитлеровской обороны.

Войска армии вырвались на оперативный простор. В образовавшуюся брешь были введены танковые корпуса, и войска 65-й армии во взаимодействии с танкистами корпуса М. Ф. Панова овладели еще одним важным узлом сопротивления врага в Белоруссии — городом Речицей.

Москва салютовала победителям.

Наша бригада находилась на ремонте и доукомплектовании южнее Речицы. Неожиданно 5 января 1944 года, когда командир бригады со своим заместителем по техчасти находились в Москве — принимали боевую технику — я получил приказ: бригаде срочно совершить марш в район Давыдовичей (севернее Калинковичей) и к утру 8 января подготовить залп в полосе 162-й стрелковой дивизии.

Отдав необходимые распоряжения штабу и командирам дивизионов, я выехал в район предстоящих боевых действий. Там уточнил боевую задачу у командира 162-й дивизии, наметил боевые порядки и огневые позиции бригады и, оставив в дивизии капитана А. Е. Иващенко с разведчиками и радистами, поздно ночью вернулся в бригаду. Здесь уже кипела работа, готовились к выезду. Впереди нас ждали большие трудности.

Все дороги были занесены снегом. В бригаде — только треть положенного количества машин. Остальные списаны и еще не получены. Чтобы вывезти на огневые позиции полный бригадный залп имеющимся количеством машин, требовалось сделать несколько рейсов. Стояли январские морозы, но солдатам было жарко: они тянули машины, чистили дороги, устанавливали пусковые рамы с боеприпасами, рыли окопы для укрытия личного состава, машин и наблюдательных пунктов. Трудились двое суток подряд; работали все — солдаты, командиры и политработники.

Произведенный 8 января залп по району села Давыдовичи полностью оправдал затраченные усилия. Но враг имел здесь численное превосходство. В течение 9 — 10 января наши войска готовились возобновить наступление. Бригада должна была дать повторный залп.

Вечером 10 января на КП 65-й армии приехал К. К. Рокоссовский. Он сказал, что противник ждет наше наступление именно здесь, и приказал за ночь перебросить основные силы на 8 — 10 километров влево, в район Острокорма, и с рассветом наступать с нового участка.

В 23.00 я получил приказ снять с огневых позиций два дивизиона, перебросить их в район Макановичи и к утру быть готовым к нанесению удара. Вначале это показалось нам с Лютовым просто невозможным. Но приказ есть приказ. Времени осталось всего девять часов. Кому поручить эту задачу? Без колебаний мы поставили се Картвилишвили и Карпенко, командирам 2-го и 4-го дивизионов.

Дивизионы начали сниматься, а мы с Иващенко, Картвилишвили и Карпенко поехали выбирать огневые позиции и наблюдательные пункты в новом районе. С большим трудом добрались туда, уточнили передний край своих войск, выбрали огневые позиции и начали переброску материальной части и боеприпасов. В 8.30 11 января Картвилишвили и Карпенко доложили о полной готовности.

К рассвету все заняли исходное положение для нанесения главного удара. Пехота замаскировалась в лесах и получила возможность отдохнуть до полудня. Не пришлось отдыхать лишь нашим гвардейцам.

Точно в назначенное время бригада ударила по высотам восточнее Козловичей. С НП хорошо были видны результаты этого точного удара. Рядом наносили огневые удары 16-я и 23-я бригады.

Через два часа в полосу обороны противника был введен танковый корпус. В тот же день войска армии во взаимодействии с танкистами вышли на окраину Калинковичей и 14 января полностью освободили этот город.

За умелые и самоотверженные действия соединениям 5-й гвардейской минометной дивизии было присвоено почетное наименование Калинковичских. Многие офицеры и солдаты, в том числе оба командира дивизиона, получили правительственные награды.

12 июня 1944 года 22-я гвардейская минометная бригада покинула лагерь в районе Речицы. В соответствии с приказом командующего артиллерией 65-й армии она передислоцировалась на главное направление действий армии, в полосу 18-го стрелкового корпуса генерала И. И. Иванова, и включилась в группу разрушения.

Кругом болота. На единственной высоте севернее Церебулина, в 18 километрах южнее Паричей, разместились почти все наблюдательные пункты: артиллеристов, 18-го стрелкового корпуса и 65-й армии. Здесь же недавно оборудовали свой НП и мы. Ввиду малой дальнобойности РС огневые позиции пришлось выбрать здесь же, в 400 метрах от наблюдательного пункта.

Все дни шла напряженная подготовка к наступлению: вели непрерывную разведку противника, подвозили боеприпасы, оборудовали боевые порядки.

24 июня в 7 утра раскаты залпов гвардейских минометов и артиллерии возвестили о начале Белорусской операции — одной из крупнейших в Великой Отечественной войне. Залпы дивизионов были растянуты по времени. Самым мощным был последний залп дивизионов майоров Н. И. Старченко и М. С. Ширяева по узлу сопротивления противника перед деревней Петровичи; им закончилась полуторачасовая артиллерийская подготовка.

Во время артиллерийской подготовки пехота преодолела болота, отделявшие части 69-й дивизии от переднего края противника, и после залпа 3-го и 4-го дивизионов пошла в атаку, овладела опорным пунктом и деревней Петровичи.

К 11 часам дня в сражение был введен Донской танковый корпус генерала М. Ф. Панова. В 12 часов части18-го корпуса вместе с танкистами Донского корпуса прорвали вторую полосу обороны врага и погнали его на северо-запад, в обход Бобруйска.

После боев под Ковелем наши войска вышли на Западный Буг, форсировали его и вступили на территорию Польши.

Н. Я. Ильин. В осажденной Одессе, в боях под Ржевом

Война застала меня в должности инструктора Московского городского комитета партии. Утром 22 июня тревожный голос диктора объявил о предстоящем экстренном сообщении... Наша мирная жизнь кончилась! Сжалось сердце. Первая мысль — скорее в горком партии, но в это время раздался звонок и посыльный вручил призывную повестку.

С группой политработников-артиллеристов я был направлен для прохождения военной подготовки, а через месяц получил приказ о назначении комиссаром 48-го отдельного гвардейского минометного дивизиона, сформированного под Москвой.

В дивизионе была крепкая партийная организация во главе с парторгом В. Е. Шадриным. В первой батарее военно-политическую работу возглавлял П. П. Шигорин, во второй — Г. И. Ионов. Каждый из них имел опыт партийной работы, да и по возрасту они были старше всех в батареях.

Среди командного состава выделялся командир 1-й батареи Я. О. Чамкин, молодой офицер, недавно окончивший артиллерийское училище. Невысокого роста, подтянутый, он постоянно находился среди гвардейцев своей батареи, внимательно наблюдая за их обучением. Подмеченные недостатки и упущения заносил в записную книжку. За день таких записей скапливалось немало, и вечером он подробно разбирал их перед строем на поверке или отдельно с офицерским составом.

За несколько дней до отправления на фронт командир дивизиона капитан Кузнецов был отозван на другую должность. На его место прибыл старший лейтенант Т. Н. Небоженко. Мы быстро подружились. Забегая вперед, замечу, что в 1942 году мы вместе приняли 54-й гвардейский минометный полк; крепкая фронтовая дружба сохранилась и в послевоенные годы.

И вот наступило наше время отбыть в действующую армию. Ранним сентябрьским утром 48-й ОГМД, погрузившись на подмосковной станции Апрелевка, взял курс на Новороссийск, а оттуда морем — в осажденную врагом Одессу.

Одесса. Богатый революционными традициями, этот город вписал славные страницы в историю революционного движения в России. Теперь это был фронтовой город. 8 августа 1941 года приказом начальника гарнизона контр-адмирала Г. В. Жукова Одесса была объявлена на осадном положении. Враг отрезал ее от родной земли. Осталась только морская дорога, связывающая город с Большой землей. Дорога, полная опасностей. Немало наших судов, идущих даже под белым флагом с красным крестом, погибло от нападений подводных лодок и налетов воздушных пиратов.

«Чапаев» шел под надежной охраной, и мы были уверены, что достигнем Одессы.

Многие из нас впервые увидели Черное море, с любопытством осматривали корабль, любовались морским простором. Комиссары батарей в эти дни знакомили людей с историей Одессы, разъясняли ее роль в создавшейся военной обстановке, правдиво говорили о предстоящих трудностях в боях за город, оставшийся в тылу противника.

Ясная, спокойная погода благоприятствовала нападению вражеских подводных лодок и самолетов. В пути проводились учебные тревоги, отрабатывались приемы совместных действий по спасению судна.

23 сентября стали слышны глухие артиллерийские залпы, в рассветной туманной дали мы увидели береговые очертания, а затем горящий город.

«Чапаев» подошел к молу. Гвардейцы оцепили место разгрузки, и над палубой поднялись стрелы кранов — и, из трюма показалась первая боевая машина...

Командир дивизиона доложил командованию обороны Одессы о прибытии. Скоро мы разместились на территории Одесского артиллерийского училища.

В городе днем и ночью рвались снаряды, вражеские самолеты сбрасывали свой смертоносный груз. Горели жилые здания, школы, больницы, гибли женщины, старики, дети. Но одесситы не были сломлены. Чувствовалась строгая фронтовая дисциплина. Всюду были вырыты глубокие траншеи, улицы перекрыты высокими баррикадами, оставались только узкие проезды для транспорта. В тени каштанов притаились зенитки, готовые в любую минуту открыть огонь.

По улицам проходили колонны женщин и подростков с лопатами и кирками на плечах. Они возводили оборонительные сооружения. На предприятиях люди сутками не покидали рабочие места, готовя оружие и боеприпасы.

На другой день к нам прибыл начальник артиллерии Одесского оборонительного района полковник Н. К. Рыжи и ознакомился с новым оружием. Через день дивизион получил первое боевое задание. Ожидалось новое наступление противника; разведка донесла, что оно готовится в районе села Дальник. Наше командование решило упредить врага и нанести контрудар.

Поздно вечером 26 сентября 1941 года командир дивизиона, группа командиров и разведчиков выехали на указанный нам пункт для разбивки огневой позиции. Дальник — большое село в 15 — 16 километрах к западу от Одессы. Его широкие улицы и в эти осенние дни утопали в зелени, но оно было почти полностью покинуто жителями, многие здания разрушены артиллерийскими обстрелами.

Вскоре разбивка огневой позиции была закончена. Проверив еще раз все расчеты, мы возвратились в дивизион и подняли его по тревоге. Командир разъяснил боевую задачу. Провели короткий митинг и по темным безлюдным улицам выехали на позицию.

Ночью, при свете звезд, дивизион занял позицию, и расчеты подготовили машины к бою, чтобы с рассветом нанести по противнику огневой удар. С волнением переживали мы последние минуты перед первым залпом. Честь подать дивизиону первую боевую команду «Огонь!» была предоставлена комбату Чамкину. Он сосредоточенно ходил около боевых машин и внимательно смотрел в мою сторону, ожидая передачи сигнала, которого я с таким же нетерпением ждал от командира дивизиона.

И вот наступила эта минута. Я поднял флажок, и Яков Олимпиевич скомандовал: «За Родину, по фашистским захватчикам, огонь!»

После залпа противник оставил первую линию обороны и начал беспорядочный отход, бросая убитых и раненых. Как позже сообщила фронтовая газета, трофейная команда в тот день собрала большое количество вражеского оружия.

Возвращаясь на свою базу, мы увидели у ворот училища жителей города с цветами в руках. Они уже каким-то образом узнали, кто мы такие, и приветствовали нас. Всюду слышались дружеские возгласы, играл духовой оркестр. Узнав, что у нас ранен гвардеец Шоркин, несколько человек отправились к нему в госпиталь.

Глубоко взволновала нас эта трогательная, полная теплоты признательность. Но война есть война... Мы понимали, что теперь надо срочно менять свою базу. Командирам батарей были отданы соответствующие указания. Моторы не глушились, чтобы по первому сигналу скрытно передислоцироваться на другое место.

Как и ожидалось, глубокой ночью, когда, по расчетам врага, дивизион должен отдыхать, возле штаба разорвался первый снаряд. Вылетели рамы, посыпались стекла и штукатурка; начался артобстрел. Противник ставил ставку на внезапность и возможную при этом панику и нераспорядительность, но просчитался. Боевые машины, находившиеся на запасных стоянках, еще до начала обстрела, не зажигая фар, проследовали по темным безлюдным улицам на новое место — в район приморского санатория «Отрада».

В тот же день было подробно разобрано выполнение первой боевой задачи. Проведены партийные собрания, выпущены «боевые листки».

Вскоре один из артналетов противника причинил нам серьезный урон. Тяжелый снаряд разорвался около груженной минами машины, и она загорелась. Водитель был тяжело ранен, не мог управлять машиной, ей грозил взрыв. Огонь мог перекинуться на весь транспорт; решали секунды. И тут проявил большое мужество шофер И. М. Видякин. Он сел в кабину горящей машины и вывел ее в безопасное место, освободив путь остальному транспорту. К машине подбежали гвардейцы и сбили огонь.

При обстреле стойко держались часовые караула. Выполняя воинскую присягу, четверо из них погибли, несколько человек получили ранения. Это были наши первые жертвы. С воинскими почестями хоронили мы своих товарищей, дав клятву отомстить врагу за их гибель.

...Враг продолжал рваться в Одессу. Усилились обстрел и бомбежка города. В 12 — 15 километрах к западу от города, в районе села Татарка и Болгарских хуторов, противник, получивший свежее пополнение, готовился к новому наступлению. В ночь на 5 октября мы заняли огневую позицию на северной окраине Татарки. В те дни линия фронта перед Одессой не была сплошной, не исключалась опасность просачивания противника в расположение наших войск. Чтобы не оказаться застигнутыми врасплох, бойцы вырыли окопы около машин, а пулеметный взвод под командованием молодого офицера Михайлеца со своими тяжелыми пулеметами скрытно расположился на флангах.

Под утро пошел нудный мелкий дождь, над селом повис легкий туман — все это хорошо маскировало нашу позицию. Но вскоре ветер разогнал тучи, туман растаял. Появился немецкий разведывательный самолет. Спустя несколько минут на огневой позиции стали рваться первые снаряды противника. Я доложил на КП. Приказ был категоричен: «Стоять!»

Обстрел тем временем усилился. Разбило радиоустановку, нарушилась телефонная связь. Положение осложнялось, а команды открыть огонь не поступало. Над нами повисли три самолета-бомбардировщика. Чувствуя безнаказанность, они для большей точности в бомбометании спускались совсем низко. Заговорили наши хорошо замаскированные крупнокалиберные пулеметы. Удачно! Один самолет накренился, на его корпусе заплясали языки пламени, и, окутываясь черным дымом, он рухнул на землю. Два других, беспорядочно сбросив свой бомбовый груз, скрылись в облаках.

Наконец получен приказ: «Огонь!».

С какой же злостью был дан этот залп! В небо взметнулись сотни ракет. Содрогалась земля от взрывающихся боеприпасов, пламя поглотило все живое.

А 6 октября, поздно вечером, Военный совет пригласил к себе всех командиров и комиссаров частей и ознакомил их с решением Ставки об эвакуации Одессы, о порядке вывода воинских подразделений с позиций. Удрученные, расходились люди с этого совещания.

Однако бои за город не утихали, а становились все ожесточеннее. Линия фронта отстояла от центра города на 10 — 18 километров. Она образовала 70-километровую дугу, опиравшуюся своими концами на Черноморское побережье к югу и к востоку от города.

9 октября 1941 года, усилив свои наземные части авиацией и танками, противник перешел в наступление почти по всему фронту от Сухого Лимана до Старой Дофиновки, рассчитывая сломить сопротивление наших частей. В этот период нам приходилось вести огонь ежедневно на различных, далеко отстоящих друг от друга участках фронта. Ночью вместе с начальником артиллерии армии мы определяли наиболее вероятные районы целей на следующий день, огневые позиции и маршруты к ним. Подготовлялись расчеты.

Высокое мастерство проявили водители боевых и транспортных машин. По степному бездорожью, под постоянным обстрелом, умело, не снижая скорости, они лавировали между многочисленными воронками и всегда вовремя прибывали на огневую позицию.

Гремел залп, и по команде с КП дивизион стремительно мчался в новый район. Реактивные снаряды несли в ряды противника смерть и панику, помогая нашим воинам сдерживать наступление врага, переходить в контратаку.

Особенно упорные бои развернулись в районе Сухого Лимана, где противник сосредоточил крупные силы. Мы открыли огонь, затем последовала контратака, обратившая фашистов в бегство.

С беззаветной храбростью дрались черноморские матросы. Когда дело доходило до рукопашной схватки, они сбрасывали каски, надевали бескозырки и, кто в черных бушлатах, кто только в полосатых тельняшках, бросались в бой. Враг не выдерживал их натиска.

С каждым нашим залпом запас реактивных снарядов уменьшался, а возможность пополнения его была исключена. Учитывая это, командование поручило вести огонь только по самым ответственным участкам, где противник накапливал силы для атаки. И эти залпы всегда наносили чувствительные потери врагу. Фашисты раскидывали с самолетов листовки, называя неизвестное оружие «черной смертью», «дьявольским оружием» и грозились применить газы.

...13 октября нашему дивизиону был объявлен приказ о погрузке на морской транспорт. На другой день мы проехали по всему фронту, дали семь залпов. Эти залпы и активные действия других подразделений ввели фашистское командование в заблуждение. Не зная о закончившейся утром 16 октября эвакуации, они еще целые сутки не входили в город, в котором уже не было наших воинских частей.

Под покровом сумерек дивизион погрузился на небольшой пароход, и мы вышли в море. На сердце было тяжелое чувство, как будто мы что-то не выполнили. Но мы твердо знали, что еще вернемся. Обязательно вернемся!

Сурово провожало нас Черное море. Как бы выражая свое недовольство нашим уходом, оно разбушевалось. Огромные волны с грохотом обрушивались на палубу. Небольшое судно то взлетало на гребень волны, то проваливалось в бездну. Ревела вздыбленная водяная громада. Грозовые разряды, как огненные мечи, вспарывали свинцовые тучи...

Измотанные морской болезнью, гвардейцы спустились в трюм и там переживали шторм. Только часовые стойко несли свою службу.

Два дня бушевало море, и только почти у самого Севастополя оно успокоилось. Покидая пароход, мы от души благодарили капитана и матросов за их отличную работу. Капитан ответил: «Море благодарите, оно оберегало нас, шторм и низкая облачность не позволяли действовать подводным лодкам и самолетам».

Так закончилось наше участие в обороне Одессы. Войска в течение 72 дней сковывали на подступах к городу 18 дивизий противника. С уходом регулярных частей борьбу в городе и его окрестностях продолжали одесситы, сплотившиеся в многочисленные отряды народных мстителей. Из катакомб они наносили стремительные удары по ненавистным захватчикам, наводили на них страх, не давая минуты покоя до последнего дня пребывания в оккупированном, но не покорившемся городе.

Зима 1942/43 года стояла суровая. То лютая стужа, то снегопад. В конце декабря 1942 года наш 54-й гвардейский минометный полк с двумя дивизионами поступил в распоряжение 33-й армии, которая вела бои на подступах к Ржеву. Командовал полком в то время Т. Н. Небоженко.

Переход из района Белева к месту назначения был очень сложным. Шли около 160 километров по бездорожью, машины буквально тонули в снегу, и тогда гвардейцы выстраивались в две шеренги по два человека и протаптывали машинам колею.

Особенно трудно было продвигать боевые установки. Но переход благополучно завершился, прибыли вовремя. Переждав день в укрытиях, вечером перебрались в большой сосновый лес. Здесь было тихо и морозно. Холод забирался и под теплые полушубки. Все с нетерпением ждали рассвета.

Получили огневую задачу. На опушке леса близ села Сычевка, южнее Ржева, наметили огневые позиции, а рано утром 25 декабря дивизионы заняли их и подготовили боевые установки к бою. Ожидалось наступление врага.

Скоро противник, поддерживаемый артиллерией и танками, пошел в атаку. Взрывались мины, снаряды, бомбы. С протяжным вздохом падали вывороченные с корнем сосны.

Наши части стойко отражали вражеские атаки, контратаковали... Кое-где доходило до рукопашных, в ход пускались приклады винтовок, автоматов, ножи, саперные лопаты. Враг откатился.

Днем, получив подкрепления, противник возобновил атаку. Создалась угрожающая обстановка. Пришло время вступить в бой и нашим дивизионам. Послышалась команда «Огонь!», и более 250 мин общим весом свыше 11 тонн, оставляя за собой яркое пламя, устремилось навстречу атакующему врагу. В огненном море горели танки, машины, взрывались боеприпасы. С наблюдательного пункта я видел, как в панике, бросая оружие, разбегались солдаты.

Прекратили стрельбу даже те вражеские артиллерийские подразделения, которые, находясь по соседству, не попали под огонь гвардейских минометов.

В этот день дивизионы, меняя позиции, произвели еще несколько залпов — там, где противник пытался снова атаковать.

Под прикрытием сумерек дивизионы полка отошли в лес — в район нового сосредоточения. После короткого отдыха был проведен разбор первого боя. Затем комиссары дивизионов побеседовали с гвардейцами, рассказали о разгроме немецко-фашистских войск под Москвой и на Волге, о продвижении наших войск на запад, об освобождении сотен тысяч советских граждан, находившихся на временно оккупированной фашистами территории. Говорилось и о наших собственных задачах в боях у Ржева.

В эту ночь мы отдыхали в землянках ранее бывшей здесь воинской части.

На другой день на одном из участков противник превосходящими силами потеснил наши части. Возникла угроза прорыва. Командир дивизиона Нежельский получил приказ остановить врага. За смелые действия в этом бою Нежельский с группой гвардейцев был представлен к правительственным наградам. В жизни этот человек испытал многое: был беспризорником, попал в трудовую колонию. Учеба, затем служба в армии вывели его на правильный путь. И он закончил сначала военное училище, а затем Военно-инженерную академию имени Ф. Э. Дзержинского, причем с отличием.

Много пришлось поработать в эти дни и дивизиону, которым командовал москвич Б. А. Готовцев, друг Нежельского. В боях у Сычевки противник почувствовал, что тут ему не пробить брешь, и решил проверить наши силы на другом участке, обороняемом войсками 33-й армии. По приказу командующего фронтом И. С. Конева дивизион Готовцева должен был срочно перебазироваться в этот район — севернее Ржева, близ небольшого лесочка, называемого Мертвая Роща. Почти стокилометровый путь проходил по бездорожью, да к тому же близ переднего края. Необходимо было соблюдать большую осторожность, чтобы не обнаружить себя. Дивизион вовремя прибыл к месту назначения и выполнил поставленную ему задачу, остановил противника.

В эти напряженные дни много работал политический состав. Комиссары рассказывали о боевых и трудовых подвигах нашего народа, писали в тыл письма, в которых рассказывали о героизме минометчиков.

Среди водителей боевых машин: выделялся гвардеец Шишкин. Он отлично знал свою машину, проводил ее иной раз по таким местам, где другой мог растеряться, умело выходил из-под обстрела и всегда вовремя доставлял боеприпасы.

В одном из боев Шишкин был ранен, но остался в строю. За храбрость и мастерство он был награжден орденом Красной Звезды.

В боях отличилась батарея, которой командовал старший лейтенант Крылов. Гвардейцы с открытой позиции, прямой наводкой подбили восемь танков! Сам комбат, раненный, продолжал командовать и, когда враг снова пошел в атаку, угрожая захватить боевую технику, нашел в себе силы вывести батарею в безопасное место.

В конце декабря, когда мы находились в дивизионе Нежельского, нас — командира и комиссара полка — вызвали в штаб 61-й армии. Там мы с горечью узнали, что спустя десять минут после нашего отъезда прямое попадание тяжелого снаряда разрушило блиндаж; все, кто находился в нем, в том числе командир дивизиона Нежельский и комиссар Пичугин, погибли...

После тяжелых зимних боев нас вывели на пополнение и ремонт.

Ремонт на одном из тульских заводов был произведен быстро и хорошо. Расставаясь с рабочими-туляками, мы обменялись крепкими рукопожатиями, обещая выполнить их наказ — крепче бить фашистских захватчиков.

За успешное выполнение боевых задач Указом Президиума Верховного Совета СССР 54-й ГМП был награжден орденом Красного Знамени.

П. В. Шутов. С открытых позиций

То памятное хмурое сентябрьское утро 1941 года ничем не отличалось от предыдущих. Так же моросил дождь, по небу ползли тучи. Рота подготовилась к отражению атаки. Ожидая противника, бойцы напряженно всматривались в белесый рассвет. Внезапно чуть сзади, из лощины, раздался неистовый грохот, напоминающий раскаты грома. Земля вздрогнула, словно при землетрясении. Невиданные огненные стрелы, разорвав тучи, подняв огромное белое облако дыма, унеслись в сторону врага. Не успел исчезнуть их огненный след, как до нас донеслись звуки разрывов множества снарядов.

Не понимая, что произошло, мы видели только одно: горящие немецкие танки, бронетранспортеры, автомашины и бегущих в панике солдат. Атака противника не состоялась...

Так впервые я познакомился с гвардейскими минометами.

А 6 октября командир нашей стрелковой бригады приказал собрать оставшихся в строю артиллеристов и, ничего не объяснив, отправил нас в распоряжение моего бывшего командира артиллерийского полка в подмосковный поселок.

— Здравствуй, Шутов, рад видеть тебя здоровым и невредимым. Много ли с тобой прибыло людей? — приветствовал полковник.

— Шестьдесят человек.

— Отлично! Размещайте людей на отдых и заходите ко мне.

В комнате у командира полка я встретился с комиссаром полка Губарем. Они расспрашивали меня, как воюют прибывшие со мной люди. Я подробно отвечал на все вопросы. Рассказал и о залпе неизвестного мне оружия; бойцы его назвали «адской машиной».

Комиссар переглянулся с командиром полка и, прищурясь, спросил:

— А вы хотели бы командовать такой «адской машиной»?

— Сегодня с тобой будут беседовать товарищи из Центрального Комитета партии и, вполне возможно, предложат новую должность, — добавил командир полка. — Какую, сейчас не могу тебе сказать, но советую от предложения не отказываться.

Разговор меня, естественно, очень заинтересовал, однако, как я ни пытался, ничего определенного от командира не узнал. Наконец, дождался вызова к представителю ЦК. Все прояснилось: меня рекомендуют на должность командира дивизиона гвардейских минометов. О том, что это за оружие, сказано было в самых общих чертах.

— Справитесь?

— Постараюсь.

Вместе с комиссаром дивизиона старшим политруком Николаем Калитиным мы познакомились с командным составом дивизиона. Ребята оказались толковые, некоторые из них уже успели побывать на фронте. В прошлом — все артиллеристы-ствольники. Это радовало; подумал: с таким народом быстро освоим новую технику.

Начальником штаба назначили лейтенанта Николая Черевичного, первой батареей командовал лейтенант Петр Млинарский, второй — Яков Карпенко, а помощником командира дивизиона по технике стал прибывший из академии старший техник-лейтенант Долгополов. Комиссаром первой батареи назначили политрука Смирнова, во вторую — весельчака, душевного человека политрука Бутенко.

В течение 5 — 6 дней все подразделения укомплектовали личным составом. Настроение у бойцов было боевое, в подразделениях с нетерпением ждали, когда получим материальную часть, чтобы быстрее освоить ее и ударить по врагу. Пока же в дивизион прибыла одна установка. Впервые я увидел оружие, с которым предстояло воевать. На автомобиле ЗИС-6 вместо кузова на специальном приспособлении было смонтировано устройство, чем-то напоминающее большую клетку и состоявшее из 36 желобов (направляющих), соединенных между собою кронштейнами. Заглянув в кабину водителя, увидел справа от руля какой-то зеленый пульт с рукояткой.

— Знакомишься, командир? — окликнул инженер-майор Тельных, инструктор по обучению. — Скажу тебе, отличная машина! Завтра начнем занятия.

...Враг подходил к Москве. Большим временем для изучения новой техники мы не располагали.

— Придется заниматься днем и ночью, — объявил я бойцам.

— Готовы неделю не спать! — ответили они.

Началось соревнование между батареями. Каждый расчет стремился как можно дольше побыть у боевой машины. Но инструктор был один. Он буквально валился с ног от усталости и сделал все, что от него зависело. На занятия было отведено трое суток.

Овладеть ракетной техникой в самые короткие сроки нам позволило то, что мои подчиненные хорошо знали ствольную артиллерию. А реактивная артиллерия использовала те же принципы (привязка элементов боевого порядка, построение «параллельного веера»), применяла ту же панораму, то же прицельное приспособление, подъемный и поворотные механизмы.

Особенно порадовал успехами личный состав батареи, которой командовал Карпенко.

В ночь на 16 октября 1941 года дивизион поднялся по тревоге. Нам было приказано прибыть на завод «Компрессор» и получить боевую технику. Утром мы были на месте. Во дворе завода, накрытые брезентовыми тентами, стояли восемь боевых машин М-8-36.

Наше подразделение стало именоваться 9-м отдельным гвардейским минометным дивизионом.

В тот же день с опытными водителями мы выехали на мой родной Горьковский автомобильный завод, на котором я работал до призыва в армию, за получением транспортных автомашин. Рабочие завода встретили нас как самых дорогих гостей, сделали все, чтобы мы могли без задержки получить машины.

28 октября нас с комиссаром вызвали к командующему гвардейскими минометными частями военинженеру 1-го ранга В. В. Аборенкову за получением боевой задачи, и на следующие сутки дивизион выехал под Тихвин, в распоряжение командующего 4-й армией генерала К. А. Мерецкова.

Тихвин находился в руках врага. Соединения и части 4-й армии вели кровопролитные бои. Штаб армии размещался в деревянном доме в местечке Неболчи.

Утром 10 ноября меня принял командующий армией. За деревянным столом сидел коренастый, среднего роста человек с пятью звездочками в петлицах. Лицо волевое, открытое, движения быстрые.

— Проходите! — генерал Мерецков встал из-за стола, поздоровался за руку. — Садитесь. Доложите, пожалуйста, о дивизионе и его возможностях.

Командующий слушал внимательно, не прерывая. Потом спросил:

— Приходилось вам проводить боевые пуски?

— Нет.

— Ничего, проверите в бою. Действовать будете только по моему указанию и по заданиям командующего артиллерией полковника Дегтярева. Свяжитесь с ним. Где сосредоточили дивизион?

— На восточной окраине Неболчи, в лесу.

— Связь есть?

— Подана вчера вечером.

— Хорошо. Вы свободны. Идите к Дегтяреву и решите с ним все вопросы.

Возвратившись в дивизион, я собрал командный состав, рассказал об обстановке и задаче, поставленной командованием армии. Ее войска продолжали вести активные боевые действия против вклинившейся 16-й немецкой армии. Дивизион получил приказ: произвести огневые налеты по скоплениям фашистов в деревнях Нижнее и Верхнее Заозерье.

Зима выдалась суровая, морозы доходили до 35 — 40 градусов. Поэтому особое внимание мы уделяли содержанию техники, следили за тем, чтоб моторы были всегда прогретыми. Действовать предстояло в условиях бездорожья. На маршрутах встречалось много незамерзающих болот и озер, что затрудняло маневрирование.

Конечно, получив приказ, все волновались, и я в том числе, — ведь это был первый залп! Хотя все было подготовлено и проверено, я обратился к командующему артиллерией дивизии с просьбой дать нам для пристрелки 76-миллиметровую полковую пушку. Просьбу удовлетворили. Вскоре в дивизион прибыл начальник полковой артиллерии. К моему удивлению и радости, я узнал в прибывшем командире своего товарища по школе ВЦИК старшего лейтенанта Пантелуса. С ним мы не виделись с 1938 года.

После коротких взаимных расспросов он поинтересовался, что от него требуется.

Я раскрыл планшетку с картой:

— Видишь вот этот пункт, пристреляй по нему и сообщи данные.

— Понял тебя.

Первой вышла на позицию батарея старшего лейтенанта Млинарского. Расчеты приготовились к открытию огня. Вокруг боевых машин стояли стройные красноствольные сосны, кроны их густо запорошило снегом. Справа и слева от огневых позиций слышалась редкая ружейно-пулеметная перестрелка. Судя по ней, противник нас не обнаружил. Подошла и вторая батарея. По координатам цели, сообщенным Пантелусом, командиры батарей быстро подготовили исходные данные для стрельбы и доложили о готовности.

Наступила торжественная минута. Я представил себе, как сейчас в ожидании команды напряжены лица бойцов — они начинали свой боевой счет!

Вздрогнула земля, и 288 снарядов обрушились на скопление противника. Взметнулось море огня, разрывов. Стрелковые подразделения поднялись в атаку.

В тот же день мне позвонил командующий артиллерией полковник Дегтярев, похвалил за хорошую стрельбу и просил передать от него благодарность всему личному составу.

С этого дня дивизион все время находился в боях.

Как-то во время марша на нас вышла колонна автомашин из блокадного Ленинграда. В кузовах, закутанные в солдатские одеяла, в пестрые платки, в отцовские и материнские пальто и фуфайки, тесно прижавшись друг к другу, сидели дети — изможденные, с черными кругами под глазами, с желтой просвечивающей кожицей на лицах.

Сжалось сердце, хотелось их пригреть, сделать что-то хорошее. Гвардейцы окружили детишек, отдавали им хлеб, кусочки сахара — все, что нашлось в солдатском кармане. Я видел, как у солдат, повидавших много смертей, на глаза навертывались слезы.

После этой встречи излишне было призывать людей уничтожать врага.

9 декабря наши войска освободили Тихвин и отбросили немцев на запад, к реке Волхов. В освобождение города внесли свой вклад и воины нашего дивизиона. Указом Президиума Верховного Совета СССР дивизион был награжден орденом Красного Знамени. Многих бойцов и командиров дивизиона представили к правительственным наградам.

В марте 1942 года с группой командиров Волховского фронта я был отозван в Москву. Меня, как и прошлый раз, принял командующий гвардейскими минометными частями генерал-майор Аборенков.

Командующий сказал, что мы неплохо дрались под Тихвином.

— Решили назначить вас на полк. Приступайте к формированию. Технику и недостающий личный состав в ближайшее время получите.

39-й гвардейский минометный полк формировался из трех отдельных дивизионов М-13 и парковой батареи.

На формирование мне дали около двадцати дней. Сколачивание подразделений шло одновременно с получением боевых машин, автотранспорта и другого имущества. Постоянную помошь и поддержку нам оказывал член Военного совета генерал П. А. Дегтярев. Он всегда был в курсе всех дел и забот полка.

Весной 1942 года в районе Демянска намечалась операция по окружению 70-тысячной группировки частей 16-й немецкой армии. Нам предстояло воевать на этом участке Северо-Западного фронта.

Командующий фронтом направил два дивизиона нашего полка в 27-ю армию и один — в 11-ю, в район деревни Тополиво. Уже после первых километров марша почти весь автотранспорт полка застрял на разбитых дорогах. На огневые позиции пришли только боевые машины, имея при себе по одному залпу. Пришлось в каждом дивизионе создать пешие группы для подноса боеприпасов и продовольствия, а боевые машины обслуживать сокращенными расчетами.

Вторым дивизионом полка командовал капитан С. Коротя — грамотный и волевой командир. Бойцы гордились им, многие старались походить на него. Преодолев бездорожье, Коротя вывел дивизион к месту ожидаемого прорыва. В предшествовавшие дни, пытаясь помочь окруженной группировке, фашистское командование посылало для нее большое количество тяжелых транспортных самолетов, груженных горючим, боеприпасами, продовольствием. Огромные трехмоторные самолеты с черными крестами почти беспрепятственно совершали посадки на аэродромах и возвращались обратно. Капитан развернул дивизион на подготовленной огневой позиции и произвел залп по прорывавшемуся противнику в тот момент, когда на малой высоте пролетало несколько «юнкерсов». РС плотно накрыли боевые порядки противника. Каковы же были удивление и восторг гвардейцев, когда они увидели, что загорелся и рухнул на землю самолет, сбитый реактивным снарядом.

Всякие случаи происходили на войне, но такое увидел впервые!

Вспоминаю еще такой эпизод. Фашисты выдвинули в исходное положение для атаки, к перекрестку дорог, танки и мотопехоту. Наши разведчики на рассвете обнаружили их и доложили командованию. Третьему дивизиону, которым командовал капитан Козлов, я приказал немедленно дать залп... Там, где еще недавно были пехота и танки противника, чадящими факелами горели девять бронированных машин.

Много примеров храбрости и находчивости можно привести из боевой практики наших гвардейцев-разведчиков. После одного боя начальник разведки полка старший лейтенант В. Варенкин доложил мне, что рядовой Дмитрий Сизов из взвода разведки, действуя в составе группы, высланной от стрелковой дивизии, отличился в рукопашном бою. Продвигаясь навстречу отходившему противнику численностью до 200 человек, разведчики приняли дерзкое решение: задержать врага до подхода наших подразделений. Восемнадцать советских бойцов выбрали удобную позицию, вплотную подпустили фашистов и открыли по ним огонь. Вражеские солдаты, увидев, что перед ними всего горстка бойцов, бросились в атаку, но ее удалось отбить. Сизов был ранен в руку, но продолжал вести огонь. Разведчики вели бой, пока не подошло подкрепление. Сизов был награжден орденом Красного Знамени.

После боев под Демянском 39-й полк доукомплектовывался в Москве. Получили технику, недостающий личный состав, а затем были направлены на фронт, в 43-ю армию генерала А. П. Белобородова.

...Бои шли на подступах к Витебску. 306-я стрелковая дивизия преследовала отступающего противника. Утро выдалось теплое, безветренное. Миновав деревню Котово, передовой отряд дивизии остановился на малый привал у небольшой речушки с крутыми, заросшими ивняком берегами. За ней тянулось хлебное поле, которое упиралось в темнеющую вдалеке рощу.

После многодневного преследования противника бойцы обрадовались, что можно смыть усталость, передохнуть.

Вместе с командующим артиллерией 43-й армии генерал-майором Балтийским мы находились на НП — на чердаке дома, стоящего на окраине деревни. В стереотрубу были хорошо видны солдаты передового отряда и подходившие к деревне главные силы дивизии. Пока мы обсуждали вопросы использования полка в бою, старший лейтенант Варенкин вел наблюдение.

— Товарищ полковник! — внезапно перебив, доложил Варенкин. — Немцы!

Мы с генералом кинулись к стереотрубе. Роща и поле были видны как на ладони. Из леса один за другим выползали танки: три... пять... семь... десять... За танками шли цепи пехоты. Тут же на нашем НП раздались телефонные звонки: командиры частей тоже обнаружили противника и просили огня РС...

— Шутов, открывай огонь! — приказал командующий.

Из боевых порядков стрелковых частей раздались первые орудийные выстрелы. Это открыли огонь батареи 43-го артиллерийского полка полковника Дедышко. Но из рощи волна за волной выкатывались новые цепи гитлеровцев с танками. Уже какие-нибудь два километра отделяли нас от противника. Контратаковало не менее полка, усиленного танками.

Связался с Дедышко, запросил у него координаты цели, по которой пристрелялась одна из его батарей, — танка, идущего в центре боевого порядка противника. И уже через несколько секунд координаты получил командир 3-го дивизиона капитан Козлов. Ему я приказал немедленно открыть огонь.

Проходят десятки секунд — залпа нет.

— Козлов, почему нет огня?!

— Товарищ полковник, машины завязли на огневых позициях в грязи, «мессеры» не дают поднять головы.

Надо срочно что-то предпринимать, через две-три минуты будет поздно.

— Товарищ полковник, вас просит Абайдулин, — докладывает телефонист.

Хватаю трубку. Слышу спокойный голос командира 2-го дивизиона Абайдулина:

— Разрешите мне вместо Козлова открыть огонь.

— Действуй!

Привычно загрохотали БМ, и, как стая огненных птиц, устремились на врага РС, сразу накрыв две трети боевого порядка противника.

Как я потом узнал, Абайдулин подключился к линии и записал координаты, которые я передал Козлову. Дивизион Абайдулина поддерживал правофланговый полк соседней дивизии. Следом за ним дал залп и 3-й дивизион. После этих залпов остатки фашистов в панике бежали.

К дому подъехала запыленная машина, из нее вышел в сопровождении офицера командующий артиллерией фронта генерал-полковник Н. М. Хлебников. В гражданскую войну он командовал артиллерией в дивизии у легендарного Чапаева.

Генерал Балтийский доложил:

— Контратака отбита.

— Спасибо, Петя, — поблагодарил Хлебников, — порадовал!

За завтраком генерал-полковник рассказал нам об обстановке на фронте, о действиях других гвардейских минометных полков.

— Теперь, Шутов, нацеливайся на Витебск. У немцев там крупная группировка, более пяти дивизий.

К вечеру на НП приехал начальник политотдела полка подполковник Александров в своей неизменной кубанке.

— Я только что был у Абайдулина. У меня предложение — собрать партийный актив и поговорить о личном примере коммунистов в бою. Что ты скажешь?

— Согласен с тобой, вопрос важный, как только наступит затишье, проведем. С докладом прошу выступить тебя.

— Не возражаю, — согласился Александров.

Вскоре в просторной штабной землянке собрался партийный актив полка. Начальник политотдела говорил о личном примере коммунистов, о взаимной выручке в бою и рассказал об умелых действиях коммунистов дивизиона Абайдулина под деревней Котово и других. «Порой в бою одной храбрости недостаточно. У нас очень трудно с бензином. Килограмм горючего можно приравнять к снаряду. Большое дело начали солдаты парковой батареи Нестерова, которые стали соревноваться за экономию бензина. Сберегли уже несколько бочек. Но экономить можно только на исправном автомобиле. Тут мы должны сказать спасибо помпотеху коммунисту Удальцову и его подчиненным. Они организовали четкое планирование ремонта автотранспорта. Полк всегда на колесах».

Через несколько дней 39-й полк действительно был переброшен на Витебское направление — туда, где уже вела жаркие бои 43-я армия генерала Белобородова. Над группировкой противника, укрепившегося в Витебске, нависла угроза полного окружения. Войска с боями шли на соединение с 39-й армией 3-го Белорусского фронта, чтобы замкнуть кольцо окружения.

Наш полк действовал на ближних подступах к Витебску, прикрывая переправу через Западную Двину от контратак противника. Фашисты крупными силами пытались вырваться из окружения на запад. Выполняя приказ командования, я оставил 22-й дивизион в боевых порядках для уничтожения окруженных, а 1-й и 3-й дивизионы отправил на преследование отходящего противника в направлении Бешенковичи, Лепель. Полк оказался разорванным, и сразу возникли трудности с управлением. Я с благодарностью вспоминаю наших связистов, которые в сложной обстановке быстро организовали радиосвязь через промежуточные пункты, обеспечив бесперебойную связь штаба полка с подразделениями.

Развивая наступление, соединения 43-й армии продвигались на северо-запад. 1-й стрелковый корпус, который мы поддерживали, перерезал шоссейную дорогу и расчленил крупную вражескую колонну.

5 июля, выйдя на шоссе, 3-й дивизион под командованием капитана Кондрашова занял огневые позиции на опушке леса. Вечером в дивизион прибыли секретарь партийной комиссии и инструктор по комсомольской работе для вручения партийных и комсомольских билетов. Вручение билетов затянулось допоздна. «Именинники» долго не ложились спать. А часа в четыре дивизион был поднят по тревоге. С востока показался противник.

Обстановка осложнялась тем, что поблизости не было наших стрелковых частей, которые могли бы прикрыть дивизион, а боеприпасов — на один залп, потому что машины со снарядами попали под бомбежку и задерживались.

Подготовив исходные данные, командир дивизиона убедился, что с закрытых позиций стрелять нельзя — снаряды лягут с большим перелетом — враг слишком близко. Решил ударить прямой наводкой. Однако сделать это оказалось не просто: у боевых машин необходимо опустить передние колеса, чтобы придать направляющим горизонтальное положение. Стали подкапывать лопатами, но противник в это время уже открыл огонь из «самоходок», а с севера по батареям били фашистские автоматчики. Откопать ямы под колеса солдаты не успеют. Тогда командир дивизиона, чтобы вывести машины из-под обстрела, решил: первую батарею оттянуть на дистанцию, с которой можно произвести залп. Вторая батарея вместе с замполитом дивизиона майором Картушиным и офицерами политотдела пока оставалась на месте.

— Может быть, использовать придорожную канаву? — предложил лейтенант Илларионов.

— Правильно, — обрадовался Картушин и сказал об этом командиру батареи. Тот подал команду расчетам. Машины на глазах у противника двинулись ему навстречу. Накренившись, одна за одной спустились в канаву. Со стороны могло показаться, что установки застряли и не могут выбраться. Очевидно, рассчитывая на легкую победу и захват боевых машин, фашистские автоматчики и самоходные установки прекратили стрельбу, стали обтекать батарею с флангов.

И тут батарея прямой наводкой ударила по наступающим цепям. Почти одновременно произвела залп и первая батарея. Нетрудно представить, какой урон нанесли выпущенные 128 снарядов: они раскидали, сожгли вражескую технику и пехоту. Мы почти не имели потерь.

Бои продолжались. 39-й гвардейский минометный полк в полном составе воевал в Прибалтике. Там мы получили известие о том, что за отличие в боях под Витебском полк награжден орденом Красной Звезды и ему присвоено почетное наименование Витебского.

Много было еще всяких испытаний. Были победы и утраты, радости и огорчения, но всегда мы высоко держали звание гвардейцев!

И когда наши огненные стрелы летели на головы врагов, мы, воины, с благодарностью вспоминали конструкторов, инженеров, техников, рабочих, руками которых было сделано наше грозное оружие.

И. Н. Шах. В боевых эшелонах наступающих войск

Как известно, весной 1942 года на Северо-Западном фронте в районе Демянска нашими частями была почти полностью окружена крупная вражеская группировка. К концу апреля между Старой Руссой и Рамушевом остался лишь узкий «коридор», соединявший окруженную 16-ю армию со своими войсками.

Сюда и прибыл только что сформированный в Москве 42-й гвардейский минометный полк. И сразу же вступил в бой.

3 мая 1942 года войска Северо-Западного фронта начали наступление с целью ликвидации окруженной немецкой армии. Завязались тяжелые кровопролитные бои, продолжавшиеся целый месяц. К сожалению, они не принесли полного успеха. Враг сумел сильно укрепить оборонительную зону, построить множество опорных пунктов.

Создалось положение, когда противник, надеясь вскоре возобновить наступление, не хотел уходить из «демянского котла», а наши войска тогда еще не в состоянии были довершить разгром.

По рамушевскому «коридору» окруженные войска по ночам получали все необходимое. Когда здесь скапливалось много живой силы и техники, дивизионы 42-го ГМП, огневые позиции которых находились по обеим сторонам «коридора», наносили массированные огневые удары. Много тысяч захватчиков нашли себе могилы на заболоченных берегах реки Ловати.

Реактивное оружие было создано как оружие мощного массированного огня главным образом по скоплениям и сосредоточениям живой силы и техники врага. Однако бои под Старой Руссой, Холмом, Великими Луками показали, что удары гвардейских минометов по площадям с закрытых позиций не всегда давали желаемые результаты, поскольку требовалось не только уничтожать скопления живой силы и техники врага, но и поражать сильно укрепленные опорные пункты — взламывать их, разрушать и подавлять стрельбой с близкой дистанции. Сложившаяся здесь реальная обстановка требовала иных методов применения реактивного оружия — стрельбы с открытых позиций.

42-й ГМП на Северо-Западном фронте пользовался этим методом. Одиночные боевые установки, а потом и батареи, двигаясь вместе со штурмовыми группами прорыва, огневыми налетами с открытых позиций подавляли артиллерию противника. Это требовало от воинов большого мужества и стойкости.

В январе 1944 года полк принял участие в освобождении Холма, старинного городка на Ловати. Расположенный на возвышенности и окруженный на десятки километров непроходимыми болотами, он имел большое оперативное значение. Потеря города означала для противника неминуемый отход к железной дороге Дно — Великие Луки. Генералу Шереру, командовавшему осажденным гарнизоном Холма, было предписано любой ценой удержать город.

И вот борьба за Холм началась. При штурме наши боевые установки, поддерживая стрелковые подразделения, двигались вместе с ними и огнем в упор уничтожали артиллерийско-минометные позиции противника, взламывали оборону врага.

Враг отчаянно сопротивлялся, наш полк, как и другие подразделения, нес большие потери. В дивизионах из восьми боевых машин оставалось по три-четыре, было много раненых и убитых. Наконец противник не выдержал, и 26 февраля наши войска вступили в разрушенный город.

За исключительные заслуги в боях за Холм 42-му гвардейскому минометному полку было присвоено почетное наименование «Холмский».

Много подвигов было совершено в этих боях. В августе 1942 года произошло событие, о котором в те дни писала газета «Известия». Однажды после ночной бомбежки нашей авиацией дорог в рамушевском «коридоре» там скопилось много живой силы врага. Разведка сообщила, что для руководства работами по восстановлению дороги прибыл гитлеровский генерал. Наш полк открыл интенсивный огонь. В это время в воздухе появились вражеские истребители, сопровождавшие несколько крупных транспортных самолетов, и один из них от прямого попадания мины развалился в воздухе.

На второй день захваченный пленный сообщил, что во время обстрела гвардейскими минометами разрушенного и восстанавливаемого врагом участка дороги погибло не менее ста солдат и офицеров вместе с генералом.

Подвиги военных лет не забыты жителями города, чье имя носит полк. По инициативе кружка краеведов Холмского Дома пионеров, руководимого учительницей Верой Петровной Башкирцевой, в школе и в Доме культуры созданы залы боевой славы.

Краеведы разыскали многих ветеранов полка и поддерживают с ними постоянную переписку. В своих воспоминаниях ветераны рассказывают о героических годах войны, об огромных трудностях, выпавших на долю тех, кто сражался с врагом у стен их родного города, о тех, кто отдал свою жизнь за свободу и мир на нашей земле.

В канун 30-й годовщины Победы над фашистской Германией у въезда в город Холм было установлено орудие на постаменте, олицетворяющее великий подвиг артиллерии, в том числе и 42-го гвардейского Холмского минометного полка.

В начале июня 1944 года наш полк прибыл после пополнения военной техникой и личным составом на 3-й Белорусский фронт и был придан 11-й гвардейской армии.

Предстояла операция, целью которой было сокрушение центра всего восточного фронта немецко-фашистской армии и освобождение Белоруссии. 11-я армия должна была прорвать оборону противника в полосе Минской автомагистрали в направлении Толочин — Борисов, а 42-й ГМП — поддерживать стрелковый корпус этой армии на направлении главного удара.

Сильно заболоченная местность вдоль Минского шоссе создавала большие трудности для танков и артиллерии. Впереди находился город Орша, основной узел обороны противника на Минском направлении.

Полк усиленно готовился к боям. Ему еще не приходилось участвовать в столь крупных наступательных операциях.

23 июня 1944 года наше наступление началось. Сигналом к общей артиллерийской подготовке послужил залп гвардейских минометных полков. Противник упорно оборонялся, опираясь на сильно развитую систему опорных пунктов, часто контратаковал при поддержке мощного артиллерийско-минометного огня.

Заканчивались уже вторые сутки ожесточенных боев, но атаки наших войск на направлении намеченного главного удара армии не дали ожидаемого результата. В сложившейся обстановке командование решило перенести главный удар в полосу 16-го стрелкового корпуса, который и прорвал оборону противника. В образовавшийся прорыв были введены 2-й Тацинский танковый корпус и наш полк.

На этот раз нам предстояло действовать без полковых тылов — парковой батареи и других служб, которые в прорыв не вводились. Очень тяжелыми для нас были и совместные действия полка с танками в оперативной глубине обороны противника. Там, где танки, хотя с трудом, проходили, наши машины застревали. Требовались героические усилия, чтобы не отстать от танков. Но и это еще не все. Полк почти израсходовал свои боеприпасы. Нужно было за несколько часов доставить их с армейских складов.

Так началось наступление танкового корпуса и 42-го ГМП в тылу противника. На рассвете 27 июня мы совершенно неожиданно для врага овладели опорным пунктом Староселье, западнее Орши. Прорыв танкового корпуса в тыл оршанской группировки в значительной степени решил участь гарнизона Орши.

В сторону Староселья хлынули вражеские войска, пытавшиеся вырваться из окружения и проскочить на автомагистраль.

О происшедшем здесь вспоминает бывший командир 2-го гвардейского Тацинского танкового корпуса генерал А. С. Бурдейный: «К вечеру 27 июня противник собрал большое количество войск на узком участке с целью пробиться на запад и выйти из окружения. Но подразделения мотострелковой бригады уничтожали фашистских солдат и офицеров, а артиллеристы самоходно-артиллерийского полка в упор расстреливали атакующие танки и штурмовые орудия. С наблюдательного пункта мы могли видеть, что на узком участке скопилось много техники и живой силы гитлеровцев». В плотную массу войск и техники точно ложились снаряды гвардейских минометов.

Общая обстановка была очень сложной. Каждую минуту можно было ожидать, что гитлеровцы в темноте прорвутся к Березине и займут оборону на западном берегу, и тогда не противник оказался бы в окруженин, а мы. В этот критический момент батареи дивизиона открыли огонь по отступающим колоннам врага.

Командование поставило задачу прорваться к Березине, с ходу форсировать реку и не позднее 7 — 8 июля освободить столицу Белоруссии Минск. Наступление было очень тяжелым. Действуя в тылу, мы старались обходить населенные пункты, избегали большаков, чтобы не ввязываться в бои с вражескими гарнизонами и не подвергаться ударам авиации. Часто продвижению мешали группы противника, пытавшиеся уйти от преследования по проселочным и лесным дорогам. Приходилось их не замечать, чтобы быстрее выйти к Березине.

В памяти сохранился и такой любопытный эпизод тех дней. На пути встретилась сильно заболоченная лесная речушка. Пришлось прокладывать гати. В разгар работы, когда лучи заходящего солнца отбрасывали длинные тени деревьев на лесную дорогу, из леса вышла группа полицейских, конвоируемая партизанами. Широкоплечий здоровяк, шедший сзади, громко крикнул: «Спасибо, червони зябры, что принесли вызволение нашему народу!»

Неожиданно ко мне подбежал солдат из нового пополнения и, волнуясь, сообщил, что узнал в этом «партизане» земляка из Сумской области, который в период оккупации служил в немецкой полиции и жестоко расправлялся с советскими гражданами. Нам удалось задержать группу. Оказалось, что это была в полном составе районная полиция, убежавшая в лес во время налета партизан. Наткнувшись на нас, фашистские прихвостни решили устроить «импровизацию». Скоро появились настоящие партизаны, и мы передали им задержанных...

Форсировав 1 июля Березину южнее Борисова, танкисты устремились по лесисто-болотистой местности к Минску. Очень помогали партизаны, которые показывали безопасные и проходимые для БМ дороги, очищали просеки, убирали завалы. 3 июля на рассвете, когда туман еще скрывал поля и дороги, танкисты и наши минометчики ворвались на восточную окраину Минска.

Во второй половине дня город был полностью очищен от врага.

Может показаться неправдоподобным, что гарнизон такого важного в военном отношении города был разгромлен сравнительно малыми силами. Однако следует учесть, что главные силы противника, отступавшие перед нашими войсками, еще не достигли Минска, а гитлеровское командование не сумело закрыть стратегическую брешь в своей обороне. Стотысячная немецкая армия была окружена и пленена восточнее Минска.

Вечером того же дня мы покинули столицу Белоруссии, продолжая наступление на Воложин. Но уже через два часа неожиданно получили радиограмму с приказом: к утру следующего дня вернуться в Минск и занять огневые позиции на южной окраине города. Оказалось, к Минску прорвалась вражеская группировка, причем, судя по всему, немцы не подозревали, что в городе находятся наши войска. Они шли уверенно и беспечно, довольные тем, что вырвались из кольца окружения.

Поскольку мин у нас было мало, дали залп лишь из одной боевой установки. Гитлеровцы, с трудом добиравшиеся к Минску, чтобы занять там оборону, быстро начали сдаваться в плен.

...И снова мы наступаем. Теперь уже в составе 31-й армии, на Лиду и далее, к берегам Немана. Обстановка на этом участке была очень сложная и запутанная. Во многих местах разрозненные части противника двигались к Неману параллельными с нами маршрутами.

Однажды на марше полк был неожиданно атакован самолетами противника. Слева от дороги тянулся густой лес, а справа — крутой обрыв. Одна бомба разорвалась впереди колонны, разворотив участок дороги. Объехать воронку нельзя, дорогу перегородила пылающая БМ. Вся колонна остановилась. Истребители на бреющем полете поливают ее огнем из крупнокалиберных пулеметов. В этот критический момент майор Виктор Шилов забрался в кабину горящей машины рядом с убитым водителем и повернул машину с дороги по крутому склону обрыва. Переворачиваясь, она покатилась вниз. Через несколько секунд раздался сильный взрыв.

Все считали Виктора погибшим. Но через несколько дней узнали, что он чудом успел выброситься из кабины и, покатившись вниз, влетел в небольшой кустарник. На время потерял сознание. Его подобрали кавалеристы, двигавшиеся по обочинам дороги. После госпиталя Виктор Шилов вернулся в родной полк и служил в нем до конца войны.

На ближних подступах к Гродно наш полк попал под огонь вражеского арьергарда. Заняв позиции на узком дефиле между двумя озерами, противник открыл огонь из всех видов оружия. Головной дивизион понес потери в живой силе. Подоспевший второй дивизион открыл ответный огонь, после чего враг, оставив на поле боя убитых и раненых, откатился в Гродно. На его плечах мы ворвались в город.

За образцовое выполнение боевого задания командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками, за овладение крепостью и городом Гродно 42-й гвардейский Холмский минометный полк был награжден орденом Александра Невского.

К 15 июля нашим войскам удалось отвоевать у противника несколько плацдармов на западном берегу Немана. Наш полк поддерживал части 31-й армии в районе курортного городка Друскининкай. Противник, получив свежие силы, попытался сбросить наши части с плацдармов, но сильный заградительный огонь гвардейских минометов помешал этому. Вражеская авиация буквально «висела» над рекой, артиллерия обстреливала и разрушала переправы. И все же нашим войскам удалось не только выстоять, но и отбросить противника далеко на запад, к границе Восточной Пруссии.

В холодные и ветреные декабрьские дни 1944 года наши войска готовились к прорыву сильно укрепленной обороны противника у границ Восточной Пруссии. 42-й ГМП, переброшенный из района Сувалки, был придан 11-й армии, которая по плану командования фронта должна была прорвать оборону противника в полосе железнодорожной магистрали Кенигсберг — Кибертай.

Пришел день и час наступления. Залпы гвардейских минометов на короткое время осветили в предрассветной тьме полосу обороны, покрытую густой сетью заграждений, блиндажами и дотами, изрытую окопами и противотанковыми рвами.

Атакующие войска встретили фанатическое сопротивление. Каждый дом, хутор, постройка, не говоря уже о баронских замках, были превращены врагом в крепости, которые приходилось брать штурмом. Дивизионы полка двигались в боевых порядках пехоты, расстреливая огневые точки противника.

Бои у границ Восточной Пруссии остались в памяти как самые тяжелые. Потери росли, и командованию приходилось вводить в бой новые и новые резервы.

Впервые врагу пришлось воевать на своей земле. Отчаянное сопротивление было сломлено, и наши войска, в первом эшелоне которых находился и 42-й гвардейский минометный полк, ворвались в Восточную Пруссию, заняли города Эйдкунен и Шталуппенен.

За участие в прорыве и вторжение в Восточную Пруссию, за доблесть и мужество Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 февраля 1945 года 42-й ГМП был награжден орденом Кутузова III степени.

Битва за Восточную Пруссию длилась до апреля 1945 года. Сопротивление противника не ослабевало. За каждой прорванной линией обороны следовала другая.

Наступило 9 апреля — день, когда начался штурм Кенигсберга, последнего оплота вермахта в Восточной Пруссии. 42-й гвардейский минометный полк в составе 43-й армии принимал участие в этом историческом сражении. В первые же часы боя на город обрушили огонь 18 тысяч орудий и 10 гвардейских минометных полков. Три дня и три ночи длились бои. Они никогда не будут забыты теми, кто в них участвовал. Враг не выдержал и капитулировал.

Е. Я. Юровский. Морская минометная гвардия

— Вам повезло! — сказал дивизионный комиссар Н. В. Звягин, уполномоченный наркома Военно-Морского Флота по Московской зоне обороны. — Дают новое оружие, какие-то РС, что-то минно-торпедное...

Это известие окрылило нас с командиром, а когда мы сообщили краснофлотцам о новом, неизвестном оружии, нас даже начали качать.

Было чему радоваться! Всего несколько дней назад, голодные, в прожженных шинелях, мы пробирались из окружения под Вязьмой и Ржевом. Дивизионы мощной морской артиллерии воевали на дальных подступах к Москве. Когда кончился боезапас, путь отступления уже был отрезан. По приказу командования мы взорвали стационарные установки и семнадцать суток выходили с боями к Москве.

В казармы, где мы размещались, прибыли два капитана-артиллериста. Очень кратко, с помощью школьной доски объяснили нам устройство боевых машин, а на следующий день во дворе казармы появились боевые установки, напоминавшие зачехленные понтоны.

Как ни странно, некоторые части этих установок показались мне знакомыми. Я вспомнил, как на второй день войны заводу «Красная Пресня», где я тогда работал, поручили изготовление деталей по образцам. Так вот когда и где начали создавать это новое секретное оружие! Тогда я, конечно, не знал, что московский завод «Компрессор» начал производить БМ-13.

Припомнился еще один эпизод. Мы воевали под Оленином, западнее Ржева. В блиндаж командира 247-й дивизии генерала В. С. Поленова вошел неизвестный капитан, который представился как командир особой батареи.

— Что за «особая»? — спросил генерал.

— Поставьте задачу. Будет выполнена, — ответил капитан.

— Сколько боезапаса?

— Три залпа.

— Не густо! — заметил генерал.

Командир особой батареи уверенно повторил:

— Поставьте задачу, будет выполнена.

Я понял эту уверенность, когда, став комиссаром дивизиона РС, присутствовал при испытании боевых машин на полигоне. Шестнадцать сорокадвухкилограммовых снарядов подняты на спарки. Краткая команда. Проходят считанные секунды, и РС, оставляя огненный след, летят к цели.

Так в самые тяжкие дни обороны Москвы был сформирован 14-й отдельный гвардейский минометный дивизион моряков, которому предстояло пройти путь от Москвы до Берлина.

Командиром дивизиона (а впоследствии 305-го гвардейского минометного полка) был назначен капитан-лейтенант Арсений Петрович Москвин, командирами батарей — выпускники Севастопольского военно-морского училища имени ЛКСМУ лейтенанты Давид Бериашвили, Николай Павлюк и капитан Александр Збоев; начальником штаба — лейтенант Андрей Виноградов, выпускник того же училища.

Все мы твердо знали инструкцию, которая в двух словах сводилась к следующему: максимальная осторожность и строгая секретность. С одной и той же позиции давать не более одного залпа. Действовать только с пехотным прикрытием, а в случае опасности захвата боевых машин противником — взорвать установки и боезапас.

Стрелять нам полагалось по живой силе, находящейся на открытой местности или в легких укрытиях. Так действовали части РС под Москвой и на других фронтах. Так действовали и мы, применяя наши БМ-13 точно по инструкции. Но настал день, когда жизнь заставила нас использовать свое мощное оружие иначе.

Летом 1942 года на хутор Почтовый Яр под Ростовом-на-Дону, где мы располагались, прибыл инспектор гвардейских минометных частей Ставки Верховного командования полковник А. И. Нестеренко. После тщательной проверки дивизиона он неожиданно спросил:

— Вам приходилось стрелять с открытых позиций? — И, глядя в наши удивленные лица, сказал: — А мне приходилось. И с большим эффектом!

На следующий день Алексей Иванович Нестеренко сам руководил учебной стрельбой. Самодельные макеты танков двинулись в степь на прицепе у грузовиков. Наши расчеты открыли по ним огонь, подкопав землю под передними колесами боевых машин (для понижения угла).

В тот раз мы не предполагали, что урок инспектора очень скоро пригодится.

Немецкие мотомеханизированные части двигались к Ростову. Дивизион занял позицию на окраине города, в районе аэродрома. Ранним утром 22 июля «юнкерсы» интенсивно бомбили район наших позиций. Потом двинулись танки. У нас не было ни авиационного, ни наземного прикрытия. Танки шли развернутым фронтом. И дивизион встретил их огнем.

Несколько танков запылали. Трудно выразить словами, как это нас воодушевило. Когда стемнело, мы вели огонь отдельными установками по вспышкам танковых пушек.

В составе оперативной группы Южного фронта, которой командовал А. И. Нестеренко, дивизион двадцать дней и ночей вел непрерывные бои в донских и кубанских степях. Это была одна из самых славных страниц в истории нашей части и самое тяжкое испытание, выпавшее на ее долю. Дивизион был награжден орденом Красного Знамени. В приказе по гвардейским минометным частям фронта отмечалось: «Особо отличился 14-й ОГМДМ. Моряки сражались с присущей им лихостью и отвагой».

Прорыв немецко-фашистских частей на юге в июле 1942 года создал исключительно трудное положение. Не хватало танков и противотанковой артиллерии. Наши войска откатывались на юго-восток. В те дни начальник оперативной группы ГМЧ фронта полковник А. И. Нестеренко и предложил командующему Южным фронтом генерал-лейтенанту Р. Я. Малиновскому создать подвижную оперативную группу, чтобы задержать продвижение мотомеханизированных колонн врага и дать возможность нашим войскам закрепиться на новых рубежах. В состав группы вошли полки и дивизионы РС (в том числе наш 14-й ОГМДМ) и 176-я стрелковая дивизия, посаженная на автомашины.

Полки и дивизионы группы занимали позиции на дорогах, пересекали пути врага, используя для маскировки редкие полезащитные посадки, балки, железнодорожные насыпи.

В обстановке подвижных боев без устойчивой линии фронта исключительно важную роль играли наши разведчики. В бою под Ростовом они проявили подлинный героизм. Дивизион занимал позиции на самой окраине города, на подсолнуховом поле. На передовом наблюдательном пункте находились младший политрук А. Абызов с матросами В. Журавским и Н. Кравченко. Командир дивизиона поставил задачу: предупредить о появлении врага.

Замаскировавшись, разведчики наблюдали за степью. Вначале было тихо, затем послышался звук моторов. Кравченко сообщил об этом по рации. Через несколько минут разведчики увидели, как из лощины на больших скоростях вышли танки. Еще через несколько минут они должны были достигнуть наблюдательного пункта. Раздумывать было некогда, и Абызов приказал радисту передать: «Огонь на нас, танки идут на НП».

Командир дивизиона потемнел: «Что будет с ребятами, когда дивизионный залп ударит по НП?» Но выхода не было. «Открываю огонь! Немедленно в укрытие!» — передал он Абызову.

Огненные трассы снарядов рванулись навстречу врагу. Заполыхало одиннадцать факелов. После второго залпа число горящих танков удвоилось.

А что произошло на НП? Старший, Саша Абызов, получив распоряжение командира дивизиона, тотчас скомандовал: «В укрытие!» Спрыгнув в траншею, разведчики через несколько секунд услышали лязг гусениц. Немецкий танк наполз на траншею и стал. Из открывшегося люка высунулся офицер и стал подавать флажками какие-то сигналы. Н. Кравченко, самый молодой из троих, прицелился из автомата, но в этот момент на траншею вполз второй танк, заслонив офицера. А потом — оглушительный гром разрывов.

Разведчики остались живы! Танки врага прикрыли их своими корпусами. Все трое провоевали до конца войны, участвовали во взятии Берлина и даже после Победы добивали одну из группировок врага, отказавшуюся сдаться. Все трое были награждены многими орденами и медалями. После войны А. С. Абызов работал на локомотивном заводе в Перове, теперь уже вышел на пенсию. В. Журавский умер несколько лет назад. Об Н. Кравченко у меня сведений нет.

В те дни боевые распоряжения полковника Нестеренко были весьма лаконичны: «Закрыть дорогу на Качальницкую», «Удержать противника у станции Злодейской!».

В открытой степи нелегко было выбрать огневую позицию и НП. В бою у станции Целина, где мы стрельбой с открытых позиций уничтожили колонну вражеской мотопехоты, капитан-лейтенант Москвин управлял огнем дивизиона, стоя на спарках боевой машины.

...Среди ночи офицер связи привез боевое распоряжение: нанести огневой удар по врагу, расположившемуся на отдых близ станицы Средний Егорлык. Командир дивизиона немедленно выслал вперед разведку. Следом двинулись заряженные боевые установки. То и дело мы встречались с нашими подразделениями, отходившими на восток. Обстановка была тревожной и неясной. Вслед за первой группой разведчиков ушла вторая, потом третья. Матросы на боевых машинах держали наготове гранаты и автоматы.

Перед рассветом разведка доложила: удалось связаться с жителями станицы Средний Егорлык, которые сообщили, где находится скопление танков противника. Разведчики уточнили координаты цели и выбрали огневую позицию. Три дивизионных залпа, один за другим, обрушились прямо в гущу вражеских танков и автомашин. Когда противник открыл огонь, дивизион моряков уже скрылся в предрассветном сумраке.

В боях на юге 14-й дивизион моряков получил крепкую боевую закалку. Командование ГМЧ фронта не раз ставило его в пример.

Было решено создать на базе дивизиона полк РС. Не выходя в резерв, дивизион развернулся в полк, прямо в ходе боев. Командиром полка назначили капитана 2-го ранга А. П. Москвина, начальником политотдела — меня; командирами 14-го и 415-го дивизионов стали бывшие командиры батарей Д. Н. Бериашвили и Н. М. Павлюк. Соответственно командирами батарей стали командиры взводов, а командирами взводов — бывшие мичманы и старшины, которым было присвоено звание лейтенантов и младших лейтенантов.

Кроме того, народный комиссар Военно-Морского Флота адмирал Н. Г. Кузнецов приказал штабу Черноморского флота выделить пополнение для нашей части из состава флота. В полк прибыли матросы, старшины, лейтенанты, политруки с экипажа крейсера «Коминтерн». Эти люди успели уже повоевать на суше и на море, участвовали в обороне Одессы и Севастополя. Одновременно шло формирование дивизиона установок М-8 на железнодорожных автодрезинах. Этот дивизион также вошел в состав нашего полка. Он предназначался для борьбы с десантами противника на Черноморском побережье в районе Туапсе — Сочи.

Новый полк, получивший наименование 305-й гвардейский минометный полк моряков, осенью 1942 года начал боевые действия в горах Кавказа. 14-й дивизион под командованием капитана Н. М. Павлюка встретился с противником в районе Туапсе — у разъезда Гойтх, в ущелье Чилипси, у гор Семашхо и Два брата. Там огонь боевых машин преградил путь горным егерям противника. На перевалах и в ущельях была уже не применима та тактика, которой мы успешно пользовались в степях под Ростовом. Молниеносный маневр и огневой удар по противнику залпами с открытых позиций в горной местности были невозможны. И снова в ходе боев пришлось совершенствовать тактику наших дивизионов.

В то время, как капитан Павлюк осваивался с горной местностью, близ Туапсе, в каштановой роще, капитан Бериашвили формировал 415-й дивизион. Уже 1 ноября 1942 года, через двадцать дней после приказа о формировании, дивизион вступил в бой, поддерживая своим огнем 383-ю шахтерскую дивизию.

Много лет спустя, на одной из традиционных встреч ветеранов нашей части, генерал М. И. Дегтярев. вспомнил май 1943 года, когда был начальником опергруппы ГМЧ Северо-Кавказского фронта. Тогда он поставил наш полк на один из самых тяжелых участков фронта — под станицу Крымскую. Это говорило о высокой оценке нашей боеспособности. Дивизионы полка поддерживали стрелковую дивизию НКВД, расположенную в открытой степи близ высоты 114,1. Еще в ходе боев эту высоту прозвали Сопкой героев (теперь то же название носит расположенный здесь колхоз). Высота неоднократно переходила из рук в руки. С нее просматривался не только передний край, но и глубина нашей обороны.

В мае 1943 года противник весьма основательно укрепился на этой высоте. Одной из дивизий было приказано отбить ее у врага. Три ночи расчеты боевых машин полка рыли окопы и укрытия; к рассвету 25 мая все было готово к бою. Всякое движение на огневых позициях было запрещено. Курили в кулак, говорили, не повышая голоса.

Бой начался с залпов гвардейских минометов, после чего дивизия пошла в атаку. Ей удалось продвинуться на 5 — 6 километров, но противник подтянул резервы и предпринял контратаку, которая была отражена с помощью огня наших дивизионов. За первой контратакой последовали вторая и третья. Залпы демаскировали огневые позиции. Дальнобойная артиллерия врага открыла сильный огонь. Появилась авиация. Но полк продолжал сдерживать своими залпами вражеские контратаки.

Пехотный полк противника, поддержанный 23 танками, атаковал с фланга один из пехотных полков. Капитан Бериашвили подал команду. Снаряды легли точно по атакующим. Еще залп! Когда дым рассеялся, стало видно, что вражеский полк словно смело со степи, выделялись только отдельные фигурки уцелевших солдат и горящие танки.

Дивизия поднялась в атаку, и высота 114,1 была взята.

Боезапас был полностью израсходован. Парковая батарея тут же выслала на огневые позиции машины со снарядами. По открытой степи, без дорог мчались они под выстрелами со своим смертоносным грузом.

Командир стрелковой дивизии приметил со своего НП шофера в матросской тельняшке, который делал уже не первый рейс, ловко петляя на своей полуторке среди разрывов. Это был наш водитель Н. Савин. Когда командир дивизии увидел его в пятый или в шестой раз, он выскочил из своего блиндажа и тут же, под огнем, прикрепил на грудь моряка орден Красной Звезды.

С 25 мая по 6 июня 1943 года наш полк участвовал в отражении 28 атак. Целая полоса в газете Северо-Кавказского фронта «Вперед, за Родину!» была посвящена действиям гвардейцев у станицы Крымской.

В тех боях мы потеряли многих товарищей. Тогда же в полку родилась традиция: прощальный салют погибшим давать не из карабинов и автоматов, а из наших боевых установок — прицельно по врагу. Одним из таких залпов мести была уничтожена рота противника, которая накапливалась в балке для контратаки.

14 августа гвардейцев-моряков постигла тяжелая утрата. На наблюдательном пункте был смертельно ранен командир полка капитан 2-го ранга А. П. Москвин. Он скончался в госпитале в Сочи; его похоронили на бульваре в центре города. И в тот час, когда гроб опускали в могилу, гвардейцы салютовали своему командиру огневым налетом на вражеские позиции.

...Наступление продолжалось. Не менее решительно чем у станицы Крымской действовали матросы и офицеры морского полка, освобождая Новороссийск и Таманский полуостров. Здесь — в межозерных дефиле, среди дотла сожженных отступающим врагом станиц и хуторов — полк преследовал захватчиков до самого Керченского пролива. Новые командиры показали в этих боях, что они достойны звания гвардейцев-моряков. Капитан Г. Л. Пальмский, возглавивший 415-й дивизион после геройской смерти майора Бериашвили, внезапным маневром вышел на фланг противника. Мощным залпом были выведены из строя крупнокалиберные минометы, которые препятствовали нашему наступлению. Решительно действовал 23-летний командир нового, 101-го дивизиона, капитан Ю. Дергачев.

В 3 часа ночи 9 октября 1943 года наши снаряды добивали врага на косе Чушка, откуда он пытался эвакуироваться в Крым. Северо-Кавказский фронт свою задачу выполнил.

Но впереди еще было 20 месяцев войны. 305-й ГМИМ был переброшен в Заполярье, воевал в Северной Финляндии, а потом участвовал в освобождении братской Польши, громил врага в Германии. Его БМ влили свой голос в грохот 42 тысяч стволов артиллерии, бивших по Берлину.

Уже давно стали традицией встречи наших однополчан в День Победы в Москве. Особенно многолюдны были 9 мая 1973 и 1975 года. Около сотни людей в возрасте от 45 до 75 лет обнимались, хлопали друг друга по плечам, смеялись и плакали. Многие головы поседели, далеко разошлись дороги, но все они и поныне продолжают считать себя в строю 305-го гвардейского минометного Радомского Краснознаменного ордена Александра Невского полка моряков.

Вот старший лейтенант запаса ленинградец Михаил Михайлович Петров, которого все мы по старой памяти зовем мичманом. Этот никогда не унывавший, жизнерадостный отважный моряк не пропустил ни одной полковой встречи. А вот ставропольцы Беловицкие — братья Мирон и Дмитрий с сыном Михаилом. Все они прошли от Дона до Эльбы, все приезжают на полковые встречи.

А бывший матрос Воробьев прилетел в день 25-летия Победы из Воркуты. Старый наводчик боевой установки Николай Евдокимович Митягин ежегодно приезжает из Перми, чтобы встать под полковое знамя. Многие привозят на полковые встречи жен, детей, внуков, как, например, живущий в Запорожской области бывший водитель боевой машины парторг подразделения Николай Ильич Лисовой.

В этих встречах неизменно участвовали бывший командующий ГМЧ Ставки генерал-лейтенант П. А. Дегтярев, генерал-лейтенант А. И. Нестеренко, под командованием которого мы прошли через жесточайшие бои на юге, генерал-майор П. П. Пузик, принявший полк после гибели А. П. Москвина и командовавший им до самой Победы.

Традиционные полковые встречи — прекрасное свидетельство монолитности боевого коллектива, человеческого содружества. Где корни этого содружества? К началу войны значительная часть нашего личного состава уже несколько лет служила на Краснознаменной Балтике. Матросы и старшины гордились ролью балтийцев в Октябрьской революции, в гражданской войне. На сухопутный фронт эти люди принесли с собой традиции флота, и мы всячески поддерживали, укрепляли эти традиции. Командир дивизиона и полка А. П. Москвин считал своей задачей хранить честь, исторические традиции советского революционного флота. Мы все — командиры, политработники, коммунисты — стремились, чтобы каждый боец знал имена моряков — героев гражданской войны. Они были для нас образцом.

Это была важная линия воспитания. Вторая линия началась, когда появились наши собственные герои. Первым из них был краснофлотец Алексей Шахов. При прорыве окружения под Ярцевом он подорвал два танка и перестрелял их экипажи. Герой был посмертно награжден орденом Красного Знамени. А подвиг трех героев — Абызова, Журавского и Кравченко, вызвавших на себя залп дивизиона под Ростовом? Этот залп стал своеобразным знаменем наших гвардейцев-моряков. Все знали и о бесстрашном лейтенанте Евгении Бискупском, который вывел боевую машину из-под плотного минометного огня у Матвеева кургана.

Фридрих Энгельс говорил: «Не ружье, а солдат выигрывает войну». Именно боевой дух наших гвардейцев-моряков, их моральная стойкость и вера в победу позволяли уверенно и успешно действовать в самой тяжелой обстановке, при полном превосходстве врага в танках и авиации, как это было на юге летом 1942 года.

Наших начальников всегда радовали бодрость и оптимизм людей морского полка. Когда об этом нам говорили, мы отвечали словами шутливой фронтовой песенки: «Даже если есть причина, никогда не унывай!»

Шутка, юмор состояли у нас на вооружении наравне со снарядами РС, гранатами и автоматами. Постоянным источником высокого морального духа личного состава была неколебимая уверенность в своих командирах. Каждый знал, что командир дивизиона, а затем полка Арсений Петрович Москвин доблестно воевал во время советско-финляндской войны, командуя артиллерией эсминца «Гневный», что он громил немецкие танки под Вязьмой и возглавил атаку моряков, выходивших из окружения. Мастерство, хладнокровие, военный талант Москвина создали ему непререкаемый авторитет после первых же боев, в которых участвовал дивизион.

Любимцем полка был Давид Бериашвили. Он начал войну лейтенантом, командиром взвода. Погиб, когда был гвардии майором, командиром дивизиона. Высокая требовательность сочеталась в нем с душевностью, личная храбрость — с осмотрительностью в бою. Будучи командиром батареи, он уничтожил огнем БМ переправы через Кубань под Невинномысском, а потом сутки вел батарею по тылам врага, не потеряв ни одной машины, ни одного человека. Нашего Дадико, бесспорно, ожидало большое будущее, но жизнь его оборвалась в 24 года в бою под Курчанской, на Тамани. За несколько минут до смерти он сказал врачу: «Спаси мою жизнь, геноцвале, мне надо еще побывать в Берлине».

Когда его дивизион подошел к Берлину, воины салютовали в честь майора Бериашвили ракетным залпом по фашистскому логову.

Понятно, что при таком доверии и уважении к офицерскому и старшинскому составу в полку была создана твердая дисциплина без всяких скидок на боевые условия. Стойкость в бою, постоянная готовность техники, неуклонное выполнение боевого приказа были естественным выражением дисциплины.

Война не отменила необходимости постоянно учиться. Наоборот, она потребовала от моряков овладеть стрельбой наземной артиллерии, боевых машин гвардейских минометов, тактикой, даже окапыванием.

Пополнение, прибывавшее в полк в ходе войны, мы сразу же знакомили с историей части.

Важнейшую роль в воспитании стойкости и самоотверженности играли у нас боевые знамена. Дивизионы выходили на огневые позиции с развернутыми знаменами на головной машине.

Большую воспитательную работу мы провели в связи с вручением полку летом 1943 года гвардейского знамени. Нас вывели тогда во второй эшелон после ожесточенных боев. Установленного ритуала вручения знамени еще не существовало, и мы сами разработали церемониал. Его утвердил приехавший к нам в полк заместитель командующего гвардейскими минометными частями генерал П. Н. Кулешов, ныне маршал артиллерии.

...Поляна в лесу, между станицами Крымской и Абинской, на краю которой находились могилы наших товарищей, погибших в боях под Крымской, была обрамлена красными полотнищами. На братских могилах мы установили якоря, специально привезенные с побережья. Перед строем стоявшего подивизионно полка появился командующий Северо-Кавказским фронтом генерал И. Е. Петров в сопровождении генерала П. Н. Кулешова и командования опергруппой ГМЧ. Доложив командующему фронтом, капитан 2-го ранга Москвин подал команду, и весь строй преклонил колени. Мы услышали слова, которые запомнились каждому гвардейцу надолго, многим — на всю жизнь:

— Я, командующий фронтом, генерал Иван Петров, считаю для себя высокой честью вручить вам — морякам — гвардейское знамя...

Преклонив колено, наш командир принял знамя, поцеловал его и стал читать клятву, которую повторял за своим командиром весь полк.

На следующий день полк вышел на позиции с развевающимся полковым знаменем на головной боевой машине 415-го дивизиона, которому оно было передано на хранение. И так было впредь: где бы мы ни воевали, полк выходил в бой с развернутым знаменем, а при отходе на отдых оно стояло на видном месте, под охраной двух моряков в парадной форме.

Сейчас оба наших знамени — полковое и знамя 14-го Краснознаменного дивизиона — находятся в экспозиции Центрального музея Вооруженных Сил СССР.

Н. И. Лапов. Севернее Чугуева

После длительных, тяжелых боев в Донбассе 303-й гвардейский минометный полк отошел в район Чугуева и в феврале 1943 года получил приказ поддержать наши войска, занявшие оборону по левому берегу реки Северский Донец.

Несмотря на значительные потери, фашистское командование поставило своим войскам задачу захватить плацдарм на восточном берегу Донца и закрепиться.

Части, занявшие оборону по берегу от Чугуева до Волчанска, понесли большие потери и были не в состоянии организовать сплошную эшелонированную оборону. Их хватило только на создание обособленных узлов обороны. Значительную силу представлял лишь 303-й гвардейский минометный полк. Он должен был помочь созданию такой системы огня, которая исключила бы возможность форсирования реки.

Морозы все еще стояли сильные, река была покрыта льдом и не представляла серьезного препятствия для противника. Благоприятствовала врагу и местность: она давала возможность скрытно сосредоточивать войска в лесу и оврагах, тянувшихся вдоль берега.

Февраль — месяц неустойчивой погоды. Промозглая сырость сменяется снегопадом, лишь иногда через тучи пробиваются лучи солнца. Для нас ненастье было теперь самой желанной погодой, оно позволяло скрытно вести подготовительные работы по оборудованию наблюдательных пунктов и огневых позиций.

Приказом командующего артиллерии армии каждый дивизион полка был придан соответствующей дивизии и должен был действовать в полосе ее обороны.

На выбранных огневых позициях шла подготовка укрытий для боевых машин, землянок, щелей. Водители осматривали двигатели и механизмы, вычислители «привязывали» огневые позиции, связисты налаживали связь, разведчики — наблюдение. Командир полка майор А. А. Бежалов лично проверял ход подготовительных работ.

В сложившихся условиях дивизионы полка действовали по-разному. На правом фланге, в районе Новодоновки, 1-й дивизион капитана Ф. Я. Забродина еще только закреплялся на огневых позициях, когда немецкая разведка уже проверяла лед на реке, спустив на него бронетранспортер. Затем фашисты предприняли попытку переправы. На рассвете 20 февраля к берегу подошли восемь танков и три бронетранспортера в сопровождении пехоты. В стереотрубу была отчетливо видна вся местность, танки с крестами, пехота, прижимающаяся к броне, бронетранспортеры.

Времени терять было нельзя. Через несколько минут танки вступят на лед. Немецкая артиллерия уже открыла огонь по нашему берегу. Забродин решил пустить фашистов на лед и затем накрыть залпом. Расстояние от батарей до танков немногим превосходило три километра, эллипс рассеивания снарядов в этом случае, вытягиваясь вдоль трассы стрельбы, должен был накрыть залпом не только танки, вышедшие на лед, но и те, которые двигались в следующем эшелоне.

Батареи, которыми командовали старшие лейтенанты Н. И. Котенков и Д. К. Овсиенко, приготовились к бою. Четыре пристрелочных выстрела дали отклонение, и фашисты продолжали двигаться уверенно, с открытыми люками.

Всего восемь секунд продолжался залп. Глыбы льда, поднявшись в воздух, обрушились на реку. Но залп накрыл цель лишь частично. Один из фашистских танков накренился, а затем, задрав кверху заднюю часть почти на девяносто градусов, стал медленно сползать под лед в полынью. Другие увеличили скорость и достигли середины реки. Второй эшелон танков также спускался на лед.

Артиллерия противника усилила огонь, несколько снарядов разорвалось вблизи гвардейских минометов, не причинив, правда, серьезного вреда. На огневых позициях дивизиона царила та приподнятая атмосфера боя, когда не нужно никаких дополнительных команд и разъяснений. Каждый выполнял свои обязанности почти автоматически. Тяжелые 48-килограммовые снаряды споро, без суеты устанавливали на направляющих.

Заряжающим помогали водители, санинструкторы, орудийные мастера — все, кто находился на батареях. Командиры установок старшие сержанты И. С. Сургутский, А. Т. Бугарь, Д. С. Андронов, заменив наводчиков, не дожидаясь, когда будет закончена установка ракет, вводили переданные для стрельбы данные в прицелы.

Вражеские танки, обходя полыньи, образовавшиеся от разрывов снарядов, дали нам возможность выиграть минуты, столь необходимые для перезарядки боевых установок.

За первым залпом последовал второй; вновь на реке загремели взрывы. Залп точно лег по цели, со всех сторон охватив разрывами фашистские танки и бронетранспортеры. Еще два танка оказались подо льдом, а уцелевшие начали разворачиваться. Опережая их, бросилась врассыпную пехота сопровождения. Солдаты не слушали команд своих офицеров. Скользкий лед, зимняя одежда, оружие не давали им возможности быстро достичь берега.

Отдельные танки и часть фашистской пехоты были уже на берегу, когда на их головы обрушился третий, завершающий залп. А затем наступила тишина, как будто не было никакого боя, и напоминали о нем лишь бурлящая река да башня танка, ушедшего под лед вблизи берега, трупы фашистов, разбросанные на льду.

После неудавшейся вылазки фашисты отказались от дальнейших попыток захватить плацдарм на этом участке и начали оборонительные работы.

Отмечая заслуги дивизиона капитана Забродина в боях на Северском Донце, командующий артиллерией 52-й стрелковой дивизии писал в донесении: «В сложной обстановке дивизион своими смелыми действиями сорвал попытку фашистов переправиться через Северский Донец».

В необычных условиях действовал 2-й дивизион полка, приданный 48-й стрелковой дивизии. В предыдущих боях дивизион понес значительные потери, погибли смелый и инициативный командир этого дивизиона майор В. А. Зиппер и комиссар дивизиона Е. И. Скворцов. В строю осталось только три боевых машины. В такой обстановке меня вызвал к себе командир полка и приказал вступить в командование 2-м дивизионом. До этого я был заместителем капитана Забродина и хорошо сработался с ним.

Командующий артиллерией дивизии ознакомил меня с обстановкой:

— Положение в полосе обороны дивизии напряженное, фашисты ведут разведку по всему фронту обороны, пробуют лед на реке, перегруппировываются и в любой момент могут попытаться переправиться через Донец.

Дав мне ряд указаний по выбору района огневых позиций и установлению связи, он закончил разговор:

— Действуй!

В дивизионе вместе с новым начальником штаба старшим лейтенантом Н. И. Котенковым мы приступили к разработке плана. Я был близко знаком с этим человеком, мы с ним начинали служить командирами батарей в одном дивизионе и хорошо понимали друг друга. После короткого обмена мнениями решили временно использовать принцип кочующих орудий.

Доложили свой план командиру полка и командующему артиллерией дивизии. Получили одобрение. Оставалось провести необходимые подготовительные работы, чем и занялся штаб дивизиона. Вскоре получили снаряды и горючее; их доставил в сложных условиях энергичный, пользовавшийся большим уважением в полку старший лейтенант В. Г. Ильин.

Огневые позиции в полосе дивизии были рассредоточены по фронту и в глубину. Отдельные из них были выбраны непосредственно вблизи берега — на случай, если возникнет необходимость стрельбы по более отдаленным целям.

Планшет покрылся сетью огневых позиций и целей. Одновременно устанавливалась проводная связь и связь по радио, велось круглосуточное наблюдение.

От наших залпов фашисты потеряли покой. Огневые налеты следовали один за другим и иногда сразу с двух или трех мест, по целям, обнаруженным с наблюдательного пункта.

Фашисты делали выводы о большом количестве реактивной артиллерии, и это отбивало у них охоту к активным действиям.

Наша огневая поддержка стрелковых частей делала свое дело. Безнаказанные действия врага прекратились, особенно на участке близ населенных пунктов Хатомля и Мартовая, где он раньше чувствовал себя весьма вольготно.

...Перед рассветом 12 марта меня срочно вызвал к телефону командующий артиллерией дивизии.

Оказалось, фашисты стянули в район Пятницкого крупные силы пехоты и танков. Это селение находилось примерно в восьми километрах от Донца, что соответствовало почти предельной дальности нашей стрельбы.

— Сможешь дать залп? — спросил командующий.

Я ответил, что, пользуясь предрассветным временем и низким туманом, выведу технику в район боевого охранения; оттуда смогу достать до цели. Командующий одобрил мои предложения.

— Примите все меры к скрытному выдвижению и сохранению техники‚ — сказал он.

Вот тут и пригодились наши огневые позиции, выбранные у реки, с которых мы еще не вели огонь. Одна за другой машины со снарядами на направляющих подошли к переднему краю. Еще на пути к огневым позициям наводчики и вторые номера на ходу поднимали фермы, устанавливали прицелы.

Предрассветную тишину потряс залп РС. Как бы обгоняя друг друга, ракеты понеслись к цели. А наводчики и вторые номера расчетов уже приводили свои установки в походное положение, боевые машины разворачивались и уходили с огневых позиций. Нужно было удалиться до того, как фашисты опомнятся и откроют огонь.

На этот раз нас чуть не постигла неудача. Отъехав метров на триста, передняя боевая машина угодила колесами в окоп. Пока ее вытаскивали, забрезжил рассвет, начал рассеиваться туман. Противник открыл шквальный огонь, но мы все же успели взять установку на буксир, на максимальной скорости проскочили полосу разрывов снарядов и добрались до основных огневых позиций.

Более двадцати дней боевые машины дивизиона действовали по принципу кочующих орудий. Общий урон, нанесенный нашим огнем, установить было трудно, но об эффективности можно было судить по изменению тактики фашистов. Их активные действия в полосе дивизии прекратились.

Тем временем из резерва подошли новые части. Началось создание глубоко эшелонированной обороны и накопление сил. Так продолжалось всю весну и начало лета 1943 года — до начала Курской битвы, в ходе которой полк вместе с частями 57-й армии форсировал Северский Донец и участвовал в освобождении Левобережной Украины.

С переходом наших войск к обороне на новых рубежах 303-й ГМП был передан 1-му Белорусскому фронту.

Д. И. Ермольчик. На Малой земле

Мне довелось воевать здесь, командуя 3-м отдельным гвардейским горным минометным дивизионом.

В конце 1942 года положение на Северо-Кавказском фронте сложилось исключительно тяжелое. Враг захватил Таманский полуостров, Новороссийск, фашистские войска рвались в Закавказье. И самым благоприятным направлением для их наступления был путь вдоль берега моря, к Туапсе и Сочи. Здесь шли ожесточенные бои.

Удержав за собой восточный берег Цемесской бухты, советские войска не дали врагу возможности использовать Новороссийский порт. После яростных боев продвижение противника в предгорьях Кавказа было также остановлено. В начале февраля 1943 года Черноморская группа войск Северо-Кавказского фронта и Черноморский флот получили приказ — нанести совместный удар по врагу.

Предстояло перейти в наступление северо-восточнее Новороссийска. Согласно задуманному плану готовился морской десант. Подготовка этого десанта возлагалась в основном на 18-ю армию, в нем должны были участвовать 83-я и 255-я бригады морской пехоты, общевойсковые части и соединения, артиллерийские части и три вновь сформированных отдельных гвардейских минометных горных дивизиона.

4 февраля 1943 года небольшому десантному отряду под командованием майора Ц. Л. Куникова удалось закрепиться на побережье в районе Станички, на окраине Новороссийска. Вслед за ним и моряками 83-й бригады морской пехоты ночью 11 февраля вместе со стрелковыми подразделениями погрузился в Геленджике на транспорты «Земляк» и «Тракторист» наш 3-й дивизион.

В море вышли в сопровождении торпедных катеров. Но высадиться на Малую землю в ту ночь не удалось. Противник обнаружил нас и потопил «Тракториста». На нем погибли боевые товарищи, в том числе комиссар дивизиона капитан Федор Новосад.

Второй транспорт — «Земляк», на котором находились две батареи, наткнулся на подводную скалу, получил повреждение и вынужден был вернуться в Геленджик.

За сутки дивизион был доукомплектован, и в ночь на 12 февраля в Геленджикской бухте отряд кораблей вновь принял десантные части. В море они взяли курс на Цемесскую бухту. Миновали Кабардинку. Шли вдоль высокого берега, который укрывал от огня фашистской артиллерии.

Огонь противника с каждой минутой становился все плотнее. Район высадки непрерывно освещали ракеты. Авиация, шестиствольные немецкие минометы и артиллерия обстреливали наши мотоботы с бойцами и техникой. С западной окраины села Федотовка и скатов горы Мысхако били заранее пристрелявшиеся вражеские батареи. А выдвинутые противником в район поселка Лагерный крупнокалиберные пулеметы не давали высадившимся десантникам поднять голову.

В 6 часов утра по условному сигналу бросились в атаку все десантные части, действовавшие на Мысхако в районе Станички. Вступил в бой и наш горный дивизион.

Вскоре мы услышали взрывы ручных гранат, автоматные очереди и мощное «ура» — моряки 83-й бригады ворвались в траншею противника. Несмотря на ожесточенное сопротивление, наши десантники выбили его из поселка Лагерный и Алексино и продолжали продвигаться в глубину вражеской обороны — на возвышенность, где находились аэродром и поселок Мысхако.

Появление горных «катюш» в боевых порядках стрелковых подразделений, внезапные залпы реактивных установок наносили врагу большой урон, воодушевляли наших бойцов. Чтобы сохранить свои батареи и с наибольшим эффектом использовать их, мы, изучив особенности рельефа местности, вопреки установившимся правилам, выбирали огневые позиции вблизи переднего края обороны, поскольку эта полоса противником почти не просматривалась и меньше подвергалась артиллерийскому и минометному обстрелу.

Незаметно для противника, по траншеям, ходам сообщения малогабаритные установки переносились и устанавливались в 300 — 400 метрах от переднего края. Таким же путем доставлялись боеприпасы.

...Семь месяцев самоотверженно дрались с превосходящим по силе врагом защитники Мысхако. Были дни, когда фашисты делали по 700 — 800 самолето-вылетов на наш плацдарм площадью 30 квадратных километров. Непрерывно обстреливала артиллерия, атаковали танки.

Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, вспоминая о своем пребывании в 18-й десантной армии, писал: «Всех нас тогда беспокоил один вопрос, выдержат ли советские воины испытания, выпавшие на их долю в неравной борьбе с врагом, который день и ночь наносил воздушные удары и вел артиллерийский обстрел по защитникам этого плацдарма».

Боевой дух десантников был исключительно высок. В воспитании их железной стойкости большую роль сыграла партийно-политическая работа, которую проводили в войсках командиры и политработники всех рангов, партийные и комсомольские организации.

На Малой земле мы часто видели Леонида Ильича Брежнева. Первый раз мне довелось с ним встретиться в исключительно сложной обстановке в двадцатых числах апреля на командном пункте одного из батальонов 83-й морской бригады. Проходя по окопам, он то с деловой озабоченностью, то с юмором беседовал с бойцами. Десантники видели, что с ними говорит внимательный к солдатским нуждам и заботливый военачальник.

На КП батальона Леонид Ильич провел совещание с командирами и политработниками, призвал продержаться еще немного, сообщил нам, что в штаб 18-й армии прибыли Г. К. Жуков и Н. Н. Воронов.

Нам стало ясно, что прибытие представителей Ставки Верховного Главнокомандования связано с подготовкой прорыва. Впечатление оказалось верным. Первое, что мы все вскоре ощутили, — превосходство в воздухе наших истребителей, бомбардировщиков, штурмовиков.

При всей опасности, которая каждодневно угрожала тогда малоземельцам, мы твердо верили — сбросить себя в море не дадим! Помню, как Л. И. Брежнев вручал мне правительственные награды. Он крепко пожал руку и сказал, что в штабе и политотделе армии известно о боевых успехах дивизиона при высадке десанта и в боях на этом плацдарме. «Я знаю мощь огня прославленных «катюш» и возлагаю большие надежды на вас!»

Здесь же, на Малой земле, мне в мае 1943 года был вручен партийный билет. Прошло уже 39 лет с тех пор, но и сейчас я чувствую теплые слова напутствия и стараюсь быть достойным высокого звания члена нашей ленинской партии.

А. Ф. Алферов. Огонь горных «катюш»

К началу 1942 года на каждом из шести фронтов Отечественной войны воевало по три-четыре полка и в среднем такое же количество отдельных гвардейских минометных дивизионов. Возникла потребность в подвижных ремонтных мастерских (ПРМ), способных восстанавливать боевую технику на фронте.

В марте в Москве начали формировать шесть таких мастерских. Штат мастерской включал три ремонтных завода и взвод охраны.

Я был назначен начальником ПРМ-6, комиссаром — политрук Ф. А. Новосад. Мы начали с отбора людей. Отдавали предпочтение людям старшего возраста, уже служившим ранее в армии, а потом работавшим на предприятиях. Эти люди держали себя с достоинством. У них чувствовался сложившийся в труде характер, рабочая гордость за свою профессию. Здесь были слесари-лекальщики, инструментальщики, автослесари, токари, фрезеровщики. Почти каждый — с трудовым стажем 15— 20 лет. Многие имели по две-три специальности. У каждого семья, а у некоторых сыновья уже воевали на фронтах Отечественной войны.

На Южный фронт ПРМ-6 прибыла 5 мая 1942 года и сразу же приступила к ремонту боевых машин, которые в полках и дивизионах гвардейских минометов нельзя было восстановить своими силами. К нам приезжали помощники командиров полков и дивизионов по технической части. Консультировались, обменивались опытом своей работы, получали техническую помощь.

Однажды летом 1942 года у нас зародилась мысль: создать силами мастерской такую малогабаритную боевую установку, чтобы ее можно было переносить на руках. Майору И. А. Евсюкову, которому подчинялась мастерская, идея понравилась, и он предложил детально все обдумать. Но тут началось отступление наших войск, и мы едва успевали восстанавливать выходившие из строя боевые машины. Под натиском превосходящих сил войска вынуждены были отойти в горы Кавказа. Борьба шла в сложных условиях горно-лесистой местности. Тут сама собой возникла нужда в малогабаритной горной артиллерии, стреляющей реактивными снарядами.

Майор Евсюков, докладывая начальнику оперативной группы ГМЧ фронта полковнику А. И. Нестеренко о своих делах, сообщил, что начальник ПРМ-6 военинженер 3-го ранга Алферов предлагает создать своими силами легкие малогабаритные пусковые установки РС. Алексей Иванович увидел в этом предложении перспективу для более гибкого применения реактивной артиллерии в горно-лесистой местности. Чтобы ускорить начало работы, полковник попросил командира дивизиона А. П. Москвина выделить еще друх технически подготовленных человек в распоряжение начальника ПРМ-6. Офицеры Х. Суляев и Л. Рипс прибыли уже на следующий день. Мастерская в это время дислоцировалась в Дагомысском ущелье, возле деревни Волковка. Они привезли краткие записи в блокноте — как бы тактико-техническое задание — и записку полковника Нестеренко, адресованную мне.

Записка была краткой, и мысли в ней излагались в несколько шутливом тоне. Запомнилась последняя фраза: «Сделать установку по-пугачевски, чтобы бревно стреляло!» Мы эту фразу и другие мысли, изложенные в записке, восприняли как боевое распоряжение. Задание изготовить горную «катюшу» вызвало интерес не только у наших офицеров, но и у всего личного состава. Каждый, опираясь на свой опыт и техническое чутье, высказывал соображения о конструкции установки, о необходимых материалах, о людях, которым можно доверить эту работу.

Решили делать установку из водопроводных труб, которые можно было найти в санаториях Кавказа, а направляющие временно снять с боевой машины М-8, находившейся у нас в ремонте. Создали бригаду из семи наиболее опытных и квалифицированных слесарей. В нее вошли С. А. Губкин, А. М. Хазов, И. Г. Колесов; М. Т. Карабанов, В. И. Грязнов, И. П. Малахов и Е. С. Кошелев.

Работали методом проб и ошибок (такой метод применяют умельцы, когда начинают что-то делать впервые; он пригоден, когда нет заранее составленного проекта, а есть только общие соображения и требования к будущему изделию). Уже через неделю экспериментальная установка была готова и успешно прошла испытания. Я послал нарочного доложить полковнику Нестеренко. Радость успеха омрачил лишь доклад снабженцев: «Аккумуляторов не достали, их нигде нет».

Возвратился нарочный с приказанием: «Срочно прибыть в Георгиевское (возле Туапсе) для проведения показательных стрельб командующему Северо-Кавказским фронтом Маршалу Советского Союза С. М. Буденному».

В пути у меня мелькнула мысль: а ведь не обязательно воспламенитель порохового заряда РС поджигать электроискрой. Поджечь можно и выстрелом холостого винтовочного патрона. Тогда не нужны и аккумуляторы. С Суляевым и Рипсом мы стали обсуждать новую идею. О ней я доложил полковнику Нестеренко, но подготовка показательных стрельб прервала этот разговор.

Вместе с маршалом Буденным в Георгиевское прибыли начальник штаба фронта генерал А. И. Антонов, генералы и офицеры штаба фронта. Чтобы зримо сравнить нашу установку с другими боевыми машинами, на огневую позицию были выведены М-8 и М-13. Картина была примерно такая, как если бы мы сейчас поставили 70-тонный самосвал МАЗ, а рядом с ним — автомашину «Запорожец».

Испытания прошли весьма успешно. Тут же было принято решение организовать в Сочи производство новых установок и на их основе сформировать 12 специальных горных батарей на конной тяге. И еще: вооружить установками РС четыре железнодорожные дрезины; они предназначались для охраны побережья.

Военный совет фронта не только поддержал творческую инициативу группы, но и руководил ее работой. За полтора месяца предстояло создать из подручных материалов реактивную артиллерию нового вида.

Подполковник И. А. Евсюков срочно выехал в Сочи, связался с крайкомом и горкомом партии, с другими организациями, нашел место для размещения нашей мастерской. Это был гараж дома отдыха «Кавказская Ривьера», с сохранившимся оборудованием. Мы начали изготовлять горные установки, не замедляя ремонта боевых машин. Переоборудование дрезин возлагалось на бригаду депо Сочи во главе с начальником Е. М. Юровым. Настроение было самое боевое. Люди работали с предельным напряжением сил, забывая обо всем.

Однако аккумуляторов по-прежнему не было, и это могло сорвать выполнение задания. Оставался единственный путь: разработать систему пуска с применением винтовочного патрона. Но идея казалась слишком смелой. Нужен был эксперимент.

Срочно изготовили упрощенный пистолет для винтовочного патрона и начали опыты. Однако выстрел холостого патрона не поджигал воспламенитель пороха в реактивном снаряде. Мы пробовали разные марки пороха, успеха не было. И только когда достали черный охотничий порох, пуск состоялся.

Опытным путем подобрали дозу пороха, так как при полностью заполненном патроне гильзу раздувало газами, а при малых дозах воспламенитель не загорался.

Наконец все отлажено, на каждой направляющей — пистолет, установка работает безотказно.

О решении Военного совета фронта создать 12 горных батарей РС А. И. Нестеренко доложил в Москву. Для проверки и оказания практической помощи Главное управление вооружения ГМЧ направило к нам военинженера 3-го ранга Н. Н. Юрышева, воентехника 1-го ранга Е. А. Доброхотова и от СКБ завода «Компрессор» — конструктора Ф. И. Есакова. К приезду москвичей мастерская уже наладила серийное производство горных установок. Одна батарея, укомплектованная личным составом, готовилась к отправке на фронт, вторая находилась в стадии формирования, а в мастерской были готовы еще более десяти установок.

Москвичам понравилась новая конструкция БМ. Ввести первую батарею в боевые действия взялся генерал А. И. Нестеренко. Вместе с Н. Н. Юрышевым они выехали на Гойтхский перевал, и там был дан первый залп горных «катюш» по противнику.

Познакомившись с системой пуска РС от винтовочного патрона, Е. А. Доброхотов предложил: вместо установки пистолетов на каждой направляющей соединить сопла реактивных снарядов дугообразными трубками, оставив один пистолет. При таком устройстве достаточно было поджечь воспламенитель одного снаряда — и пламя по трубкам распространялось к другим снарядам. Так родилась и впервые получила применение система залпового пуска с использованием винтовочного патрона и «огневой связи». При этом восемь снарядов сходили с направляющих практически одновременно. Однако во избежание чрезмерного давления газов на установку, что вело бы к искажению вертикального угла наводки, пришлось «огневую связь» разорвать и на каждый ряд направляющих поставить по пистолету.

Горная установка была проста в обращении и надежна в работе. Залповый пуск восьми реактивных снарядов производился за 1—2 секунды. Вертикальный угол наводки составлял 45°, горизонтальный — 360°. Установка имела малые габариты, легко разбиралась на три узла-вьюка и быстро приводилась в готовность к бою. Изготовленная из подручных материалов — водопроводных труб — она весила всего 68 килограммов (на 5 килограммов больше пулемета «максим» образца 1910 г.). На установке применялся снаряд калибра 80 миллиметров, дальность стрельбы достигала 5,5 километра.

К концу октября задание Военного совета фронта было выполнено. 48 установок поступили в штаб формирования горных батарей РС, восемь 12-снарядных установок были смонтированы на дрезинах и четыре — на катерах Черноморского флота. Установки и снаряды к ним сравнительно легко доставлялись по горным и лесным тропам на вершины гор.

Первая батарея горных установок под командой лейтенанта Д. Ф. Андреева и вторая (командир — старший лейтенант Б. Гуревич) в конце сентября 1942 года были направлены в 18-ю армию под Туапсе, где тогда шли напряженные бои. Командование армии весьма положительно охарактеризовало боевые действия горных батарей и просило ускорить оснащение армии горными установками РС.

Как известно, новые виды вооружения создаются только по решению Верховного Главнокомандования и центральных органов Вооруженных Сил — на основе рекомендаций научных и производственных учреждений, которые длительное время изучают и анализируют вопрос, а уж потом новое производство получает право на жизнь. С горными реактивными установками все было иначе. Их создавали в условиях фронта.

Отдельные гвардейские горно-вьючные минометные дивизионы действовали на ответственных участках фронта, там, куда невозможно было доставить другие виды артиллерии. Они появлялись в таких местах, откуда противник не ожидал артиллерийского огня.

Первые два дивизиона горных установок были сформированы в конце октября 1942 года. 1-й дивизион направили в район Большого Лазаревского перевала в подчинение 19-го стрелкового корпуса. Осенние дожди расквасили горные дороги, и это помешало ствольной артиллерии корпуса прибыть в район сосредоточения. Дивизион же горных установок своевременно вышел на позиции в районе перевала. 19 января 1943 года состоялись первые пять залпов. 480 снарядов накрыли врага, и наша пехота пошла в наступление.

2-й дивизион попал нод Туапсе, в подчинение 383-й стрелковой дивизии 18-й армии, где уже воевали батареи РС. 3-й и 4-й дивизионы формировались в декабре 1942 года и в январе 1943 года в Геленджике. Удовлетворяя просьбу моряков, генерал А. И. Нестеренко приказал 4-му дивизиону временно предоставить свои установки для вооружения катеров. При подготовке десанта в районе Станичка таким же образом был вооружен тральщик «Скумбрия», о котором Леонид Ильич Брежнев упоминает в своей книге «Малая земля».

В сражении за Новороссийск участвовали все четыре горных дивизиона. 3-й дивизион (командир — капитан Д. И. Ермольчик, замполит — политрук Ф. А. Новосад) высадился на Малую землю в ночь на 23 февраля, а через месяц туда же высадился 2-й дивизион (командир — капитан С. И. Жуйко, замполит — политрук А. Т. Рылушка). 3-й дивизион разместил свои боевые порядки в районе совхоза «Мысхако», а 2-ой — на восточном склоне горы Мысхако.

В ноябре 1943 года командиру 1-го дивизиона капитану Л. Е. Гнаткову было приказано сформировать батарею для выполнения особого задания. Эту батарею (командир — старший лейтенант П. П. Авдюков, замполит — лейтенант П. Г. Асланянц) самолетами перебросили в Крым в Зуйские леса для совместного действия с партизанами. Батарейцы сражались отважно. На высоте Колан-Баир они стояли насмерть. Комсомольцы Симферополя на братской могиле батарейцев поставили памятник.

Это был единственный случай в Отечественной войне, когда боевые машины РС принимали участие в партизанском движении.

За отважные действия в десанте на Керченском плацдарме, а также в боях за освобождение Крыма и Севастополя 2-й и 3-й дивизионы были награждены орденом Александра Невского. На монументе, воздвигнутом на Сапун-горе в честь героев защиты и освобождения Севастополя, высечены полные наименования трех горных дивизионов РС.

На Карпатах, куда после Крыма были переброшены 2-й и 3-й дивизионы, наша установка приобрела новое качество. В декабре 1944 года по чертежам, разработанным помпотехом 62-й походно-ремонтной мастерской инженер-капитаном В. И. Краснопером, 12 автомашин 2-го дивизиона были переоборудованы для перевозки горной установки. Таким образом она получила возможность вести огонь и с машины.

В Карпатах 2-му и 3-му дивизионам было присвоено почетное наименование Карпатских; 2-й дивизион был дважды награжден орденом Богдана Хмельницкого. 3-й дивизион продолжительное время поддерживал 1-й Чехословацкий армейский корпус, отзывом которого я и хочу закончить свой рассказ о боевом пути дивизионов горной реактивной артиллерии:

И. Г. Братченко. На земле Белоруссии

Здесь я хочу рассказать о боях на земле Белоруссии в 1943 — 1944 годах. 84-й гвардейский минометный полк входил тогда в состав 48-й армии и поддерживал части 29-го и 42-го стрелковых корпусов, участвовал в освобождении Бобруйска и Речицы, бил врага на подступах к Гомелю, Минску и Рогачеву. Эти бои имели большое военно-политическое значение. Разгром гитлеровцев в Белоруссии открывал путь к границам Польши и Восточной Пруссии.

Стоял январь 1944 года, но был он похож на апрель. Мокрый снег, лужи. 102-я стрелковая дивизия, поддерживаемая 299-м дивизионом нашего полка, вела наступление на участке Россовка — Печище. Прорвав оборону противника, пехотинцы за один день продвинулись на пять километров. Перешли в наступление и другие части 42-го стрелкового корпуса. Передовые стрелковые батальоны овладели сильно укрепленным узлом сопротивления противника Печище и вышли к дороге Жлобин — Калинковичи. Противник то и дело переходил в контратаки.

Помню схватки с врагом у деревень Зеленый Бор и Заречье. Противник держал оборону на рубеже Радин — Прибытки — Дуброва — Кобыльщина, сдерживая наше наступление в направлении на Бобруйск. К основному вражескому узлу сопротивления на участке нашей дивизии вела грейдерная дорога, которую фашисты держали под непрерывным обстрелом.

Хорошо подготовившись, наши части пошли в наступление. Под огнем противника, увязая по колено в болотах, стрелки, поддерживаемые залпами гвардейских минометов, к исходу первого дня достигли восточной окраины Дубровы и здесь залегли. А ночью, сколотив из подручных средств настилы, пехота преодолела болотистую полосу и, ударив по юго-западной окраине села, с ходу овладела им.

В тот же день массированным огнем ракетчики нашего полка содействовали освобождению деревень Мартыновки и Церебулии. Но дальнейшее продвижение было затруднено тяжелыми условиями местности, так как единственная дорога на север проходила через болота и находилась под огнем.

Об уроне, нанесенном врагу гвардейцами, свидетельствуют некоторые записи в журнале боевых действий полка.

«27 января 1944 года. 114-й ГМД в 8.00 произвел залп пятью боевыми установками по скоплению машин и гужевого транспорта у деревни Сосновка. Уничтожено три автомашины, шесть повозок, рассеяно и частью уничтожено до взвода пехоты. 350-й ГМД дал залп двумя установками по пехоте в районе деревни Заречье. Рассеяно и частью уничтожено до взвода пехоты. 350-й дивизион в 12.00 произвел залп тремя установками в районе Язвин. Уничтожено три автомашины и взвод пехоты.

30 января 1944 года. 114-й ГМД в 18.45 произвел батарейный залп по артиллерийской батарее врага в районе Поганцы. Подавлена 105-миллиметровая артбатарея. В 18.55 дал залп тремя установками по огневым точкам в районе деревни Сосновка. Уничтожено три огневых точки и 20 солдат и офицеров противника. 229-й ГМД, произвел залп четырьмя установками по пехоте в районе (безымянной) высотки. Уничтожено более тридцати человек пехоты. 350-й ГМД дал батарейный залп по контратакующей пехоте в районе Михайловка. Контратака отбита.

2 февраля 1944 года. Полк, поддерживая 197-ю стрелковую дивизию, произвел залпы. 114-й ГМД —в 10.33. Огнем двух установок подавлена вражеская артбатарея. В 11.24 — залп тремя установками. Уничтожено два дзота и до взвода пехоты. В 14.20 батарейный залп по пехоте в районе Притыка. В 15.20 залп двумя установками в районе Притыка. Уничтожено до двух взводов пехоты. 350-й ГМД произвел залп двумя установками.

3 февраля 1944 года. Подавлены три огневые точки, разрушены два блиндажа и дзот. В 10.00 — снова залп. В 11.20 произведен залп по огневым точкам в районе Дуброва. Подавлено три огневых точки, уничтожено до 40 человек пехоты. В 14.30 — залп. Уничтожен взвод пехоты».

Подвиг совершил комсорг 2-й батареи ефрейтор Г. Г. Титов. Противник огневым налетом чуть было не уничтожил приготовленные к залпу снаряды. Под обстрелом Титов кинулся переносить снаряды в укрытие. Его примеру последовали другие гвардейцы. Когда все боеприпасы были уложены в ниши, а люди спрятались в глубоких ровиках, вражеский снаряд разорвался как раз на том месте, где несколько минут назад лежали снаряды...

Исключительное мужество проявили не только огневые расчеты, но и бойцы взвода управления. Ведь в тех зимних боях они днем и ночью под обстрелом наводили линии связи, иногда им приходилось под огнем противника по 10 —15 раз в сутки устранять разрывы линии связи.

В дни освобождения Белоруссии гвардейцы нашего полка Иван Лапов и Василий Грибченко побывали в родных деревнях. Два дня гостил дома старший сержант Лапов. Вот его рассказ после побывки.

— В деревню прибыл, когда уже почти стемнело. Приятно, что все дома сохранились. Просто не верилось, как же так? Потом узнал, что сюда фашисты боялись показаться. В нашей деревне существовала Советская власть, работали сельсовет, партийная и комсомольская организации. Так вот, значит, я калитку открываю. В доме темно, постучался, мол, так и так, иду в родную деревню, но идти еще далеко, пустите, пожалуйста, переночевать. Мать меня не узнает. Начала расспрашивать о том о сем. В комнате темно, меня она не видит, а по голосу не узнает. Загрубел, должно быть, сильно на войне... Затем предложила поужинать. Я не отказался. Зажгла она лучину — и тут же выронила из рук. Увидела... кинулась обнимать. Сбегала к соседям, позвала всех к столу. Достала откуда-то бутылку, зарезала одну-единственную курицу, сохранившуюся чудом. Угощает меня да все рассказывает соседям, как она родного сына не признала...

В 1940 году шестнадцатилетним подростком Василий Грибченко из родной деревни ушел в ремесленное училище. Когда началась война, училище эвакуировали в глубокий тыл. В 1942 году Грибченко призвали в армию. К нам он прибыл в феврале 1943 года, когда полк получал в Москве пополнение после Сталинградской битвы. Воевал парень честно, храбро, одним из первых в дивизионе за бои на Курской дуге был награжден медалью «За отвагу».

И вот наш дивизион рядом с родной деревней гвардейца Грибченко. Но Василий что-то колебался, не сразу решил отпроситься сходить в родную деревню. Ушел Василий. А через несколько часов вернулся, и его трудно было узнать: обычно приветливый, общительный, жизнерадостный, он потемнел, осунулся. Вот что он нам рассказал:

— Шел я к себе и думал: приду домой, а вдруг там никого нет. Ведь война, все деревни вокруг сожжены, население ушло в леса. Оставалось мне меньше километра, когда встретил старушку, нашу соседку. Она меня узнала и сообщила страшную весть: в отместку за то, что мой отец в партизанах, фашисты забили до смерти мать и сожгли дом. Сдавило в горле... Слез не было, и слова сказать не могу... Вернулся я, не пошел в деревню...

После небольшой передышки войска 1-го Белорусского фронта, в состав которого входил и 84-й гвардейский минометный полк, начали невиданное по масштабам летнее наступление 1944 года.

Мы пошли в наступление 24 июня. Рано утром началась артиллерийская симфония, а начало ее исполнили наши боевые установки. Оборона прорвана! Двинулись вперед. В первый же день вышли к реке Друть. Здесь возникла заминка: мосты взорваны, переправы нет. Противник занимает оборону на западном берегу, наши войска — на восточном. Нейтральная полоса — около двух километров, очень заболоченная пойма. После артподготовки пехота преодолела пойму. Но как пройти технике?

На переправу приехал командир полка майор М. М. Коломиец. Распорядился организовать переправу из подручных средств. Пилили сосны и, погружаясь по пояс в болото, делали настил. Мокрые, грязные, усталые, не спавшие несколько суток, гвардейцы все же держатся бодро, шутят. Еще бы! Мы наступаем, а фашисты бегут. Чего же лучшего может желать солдат?

С боями подошли к Бобруйску. Кругом подбитые танки, автомашины, тягачи. Жители выходят из погребов, землянок, подвалов, обнимают, целуют...

Уже четвертое десятилетие идет со времени нашей исторической победы. Серебряными нитями седины оставляют свой след годы. Давно заросли, осыпались окопы. Некогда истерзанная земля преобразилась. Мое поколение, напоминающее собой наполовину вырубленную рощу, сменили новые поколения людей, выросших после победного сорок пятого. Мы привыкли слышать: воевал мой отец. И все чаще говорят: воевал мой дедушка.

Суровые испытания войны сблизили, сроднили людей. И сколько бы ни прошло лет, фронтовики верны крепкой солдатской дружбе. Они бывают друг у друга в гостях, обмениваются письмами, вспоминают былые сражения, рассказывают о счастье мирной жизни.

К. Д. Карсанов. С чего начинается мужество

Всякий раз, когда мы, ветераны Великой Отечественной войны, встречаемся с молодежью, рассказываем о боевых делах своих однополчан, мы читаем в их взглядах, а нередко и слышим вопрос: откуда черпали фронтовики столько сил, мужества?

Задумываешься над этим вопросом и снова, уже в который раз, ловишь себя на мысли о том, что ты и сам, давно поседевший, всего повидавший, не перестал еще удивляться тому, чему был свидетелем в дни войны.

...В один из февральских дней 1943 года меня, исполняющего обязанности начальника армейской оперативной группы гвардейских минометных частей, срочно отозвали с фронта в Москву. Прибыл, тут же получил приказ: вступить в должность командира 7-й гвардейской минометной дивизии. А вместе с приказом пояснение: дивизию надлежит еще сформировать. Срок — до 23 февраля.

Признаюсь, задание вызвало у меня серьезное беспокойство. Работу предстояло проделать большую, ответственную, а времени в обрез. Но вот начал знакомиться со своими новыми подчиненными, и как-то сразу прибавилось уверенности. Люди подобрались хорошие, надежные во всех отношениях. Взять, к примеру, политработника полковника И. С. Кувшинова. Член партии с 1917 года, участник гражданской войны, Иван Степанович имел богатый опыт партийно-политической работы, основательную боевую закалку.

Столь же отрадное впечатление произвели на меня начальник штаба дивизии полковник М. П. Горохов, начальник оперативного отделения подполковник Г. Ф. Бирюков, командиры бригад полковник И. Корецкий, подполковник П. А. Прудников, Г. Мартынов.

Формирование дивизии шло днем и ночью. От усталости свинцовой тяжестью наливалось тело. Но сколь тяжко ни приходилось, каждому было ясно: иначе нельзя, фронт не может ждать.

Гвардейская минометная дивизия была сформирована на четыре дня раньше срока, указанного в приказе, и после ускоренной подготовки отправлена на Западный фронт.

Стрелковые части 10-й, 33-й и 5-й армий, наступавшие на Смоленск и Рославль, встречали ожесточенное сопротивление. Противник создал мощную оборону — укрепления с бетонированными колпаками и всевозможными огневыми точками. Чтобы сломить сопротивление, требовалось разрушить его оборонительные узлы. Командование решило использовать для этой цели залповый огонь тяжелых установок, которые предназначались для стрельбы реактивными снарядами М-31 весом почти в 100 килограммов каждый.

Пытаясь сорвать наступление советских войск, противник бросал в контратаки пехоту, танки, авиацию. В отдельных местах фашистские танки вклинивались в боевые порядки наших частей и подразделений. Нередко гвардейцам приходилось готовить огонь боевых установок под градом пуль и осколков.

Вспоминаю один такой день —7 августа 1943 года. Утром дивизионы сосредоточивались в районе деревни Волочек. В это время наши стрелковые части приняли на себя массированный танковый удар. Завязались тяжелые бои, и бригада полковника И. Корецкого получила приказ: дать залп по опушке леса, куда противник стягивал силы для атаки.

Вперед выдвинулись боевые установки одной из лучших батарей под командованием старшего лейтенанта Д. В. Феофанова. На предельной скорости они пронеслись по большаку и остановились на большой поляне. Быстро и сноровисто действовали расчеты; через несколько минут батарея была готова открыть огонь.

Феофанов собрался доложить на наблюдательный пункт, но в этот момент осколком снаряда перебило телефонный провод. Еще надеясь, что связь восстановится, командир батареи кричал в трубку: «Радуга»! «Радуга»! Я — «Мимоза»! Отвечайте!» Но связи не было. Положение осложнялось. И тут один из комсомольцев, рядовой В. Офицеров, не ожидая приказания, бросился проверять кабель. Вокруг рвались мины. Одна разорвалась рядом с бойцом, и тот упал. Казалось, смельчак погиб. Но уже через несколько секунд он поднялся и снова пошел, хотя шаг его замедлился. Удастся ли отважному комсомольцу восстановить связь? И когда мы уже решили, что надежды нет, ожил телефон — Офицерову удалось ликвидировать разрыв.

На позицию он вернулся весь в крови.

Артиллерийский огонь нарастал. Огневая позиция батареи оказалась под мощным обстрелом. И тут в самый отчаянный момент отличился рядовой К. А. Зотов. Прошло уже более 38 лет, а этот парень не уходит из моей памяти. Он был таким же, как многие предвоенные мальчишки, грезившие небом Испании и Халхин-Гола, готовые к героическим подвигам. На фронте, в архи-трудной обстановке, Зотов сумел освоить несколько смежных специальностей.

Когда командир батареи ожидал приказа открыть огонь, Зотов находился на огневой позиции и в последний момент заменил командира огневой группы, вышедшего из строя, но через минуту сам был тяжело ранен. Тут он увидел, как от взрыва вражеской мины загорелись пусковые установки со снарядами в деревянной укупорке. Огонь все ближе подбирался к боеприпасам. Собрав последние силы, Зотов приподнялся с земли и обескровленными губами проговорил: «Гвардейцы, спасайте снаряды!»

Бойцы бросились к горящим установкам и ликвидировали пожар.

В ту минуту, когда перестало биться сердце отважного комсомольца, с наблюдательного пункта поступил приказ открыть огонь.

...С чего начинается мужество? Думая об этом, я вспоминаю многих других отважных бойцов и командиров.

Разве забудешь, к примеру, такой эпизод. Минометный дивизион, которым командовал майор И. Д. Лепихов, подвергся ожесточенной бомбардировке. Появились убитые и раненые, провода системы воспламенения во многих местах были порваны. До залпа оставалось каких-нибудь десять — пятнадцать минут, а оба электрика дивизиона ранены. Тогда за восстановление системы воспламенения взялся подрывник, младший сержант В. Пальченков.

Под бомбежкой он переходил от одного места повреждения проводки к другому и вскоре доложил, что система восстановлена. Через минуту с наблюдательного пункта поступила команда открыть огонь, и реактивные снаряды полетели на врага.

За этот подвиг гвардии младший сержант Пальченков был награжден орденом Красной Звезды.

Не остывает интерес молодежи к встречам с ветеранами-фронтовиками. И мы идем к нашей смене со своими мыслями, чувствами. Идем во имя того, чтобы каждый молодой человек не только восхищался героическими поступками советских воинов, но и сердцем постиг очень необходимую ему истину об истоках этого мужества — патриотизме, преданности коммунистическим идеалам.