Высокие отношения

Глава 10 Пожар в наводнение

Дюссак присел на колченогую табуретку, не выпуская короткий абордажный катласс из рук. Его помощник, высокий широкоплечий стражник с длинным шрамом через левую щеку закрыл дверь, накинув хитрый засовчик, подпер собою стену, закрыл глаза и будто в сон провалился.

Хото натянул штаны, накинул рубаху, провел ладонью по лицу, сгоняя остатки сна.

— А теперь рассказывай. Желательно с подробностями. Что в городе гвалт и суета, понятно и так. Но не медузить, ладно? И на пол мне крови не наляпай, мухи налетят.

Дюссак криво улыбнулся:

— В воздухе витал страшный дух праздника, все верно. Если с подробностями, но не расплываться соплей… Караван причалил, начал торговлю. Ну, как начал — продолжил. Так-то они и не прекращали, сразу как в бухту вошли, сразу, с торгашами, кто на буксирах-помогалах в море вышел, половину раскидали. Хоть и запрещено, а всем насрать.

— Сиверцы. Вам всегда насрать на все, кроме денег, — хмуро протянул Высота, сплюнул. Плевок шлепнулся на пол, на четверть ногтя не достав сапог спящего подручного. Тот на миг приоткрыл глаза, посмотрел устало на стенолаза, выдохнул, снова погрузился в дрему. — Вас даже если раком поставить да без мыла уестествлять, и то об одном барыше думать будете?

— А как иначе-то⁈ — очень искренне удивился Дюссак, разведя руками. — Вдруг денежкой фальшивой заплатит — получится сплошное изнасилование, а не коммерция!

— Занятный город… — Хото огляделся, зашарил под кроватью — но под руку попадались только пустые кувшинчики… — Как вы тут живете?

— Сами удивляемся.

Дюссак неловко, левой рукой, залез за пазуху, вытащил флягу, подал страждущему.

— Островные разбрелись по порту и городу. Морячки, само собой, ну и обслуга, кто свободный. Их таких много оказалось, даже слишком! — Дюссак скривился, забрал ополовиненную флягу у Хото, присосался. — В общем, как меня предупреждали, и как я говорил Фуррету. А потом, ровно в полдень, с их нефов залупили ракеты. С каждого! Я еще успел удивиться, с какого перепугу фейерверк среди дня.

— А это был совсем не фейерверк…

— С одной стороны, совсем. С другой — сигнал к началу. Ну и полыхнуло. Островные были на каждом переулке, на каждом мало-мальски важном углу… Хитрые суки! Мало того, что часть команд у них была из переодетых наемников — островному моряком прикинуться нетрудно, все на волнах начинают. Так они еще в трюмы напихали арбалетчиков! Их там как крыс было! Только у крыс нету цагр и мечей. И бухту они заперли галерами. Вся мелкота, что рискнула выскочить, легла на дно. Даже «Оленя» утопили. С двух сторон зашли и херак, шпиронами в борт! Только хруст. Ну и бульк.

— И что дальше?

— А что дальше? Убили, значит, господина Фуррета нашего…

— Что⁈ Как «убили»⁈

Конечно, Хото отлично понимал, что Фуррет тоже человек. Но все же оставалось ощущение, что он бессмертен. Этакий деревянный идол из Пустошей, которому мажут харю печенками свежеубиенных жертв…

— Островные взяли «Якорь» штурмом, вырезали тамошних чуть ли не поголовно. Ребята дрались всерьез, по колено в крови. Островных положили пару десятков. Вот и разозлили.

— И?

— Его повесили на вышке, на собственных кишках. У Островов всегда было плохо с шутками.

— Зато хорошо с фантазией, — Хото покрутил головой. — Ты вот меня прямо в ступор вогнал, даже не знаю, что и сказать.

— Ничего не говори. Сделай.

— Хочешь предложить мне в одиночку перебить всех островных? — прищурился Высота.

— А следом захватить власть на континенте, — устало ответил Дюссак. — Все куда проще. Сиверу Острова подмяли, тут и к гаруспику не ходи. Соответственно, всем друзьям покойного господина Фуррета в скором времени станет весьма грустно обитать в новой островной колонии. К тому же до меня дошли слухи, что на Островах очень не любят Ловчих.

Дюссак выставил раскрытую ладонь перед собой:

— Не напоминай, что ты всего лишь загонщик. Думаешь, им важны оттенки?

— Не важны, — согласился Хото, — совсем не важны. Значит, предлагаешь бежать. И как можно быстрее…

— Ты всегда был смышлен! Именно так. И чем быстрее, тем лучше. Но обязательно прихвати с собой буйного старикашку. Он способен устроить кровавую баню в самое неподходящее время. И весьма осложнить процесс капитуляции.

— Решил лечь без боя под островных?

— «Без боя» уже не получится, — Дюссак кивнул на окровавленный клинок, — мы показали, что можем и грызануть.

— Все равно, как-то вот так все неожиданно. Вчера был вторым в городе, а сегодня — мальчик на побегушках у какого-то занюханного рыбоеда с просоленной жопой?

— Какая разница северянину, что решил сиверянин? Лучше уж сдаться на каких-то условиях, чем смотреть на то, что станет с городом, если Острова распустят войну. Император далеко, забот у него хватает и без нас. Кавалерия на выручку не прискачет, не вывернет из-за холмов, атакуя с солнцем за спиной… Окрестным бономам тоже плевать — они мордуют друг друга за лужки с лесками, и уж никак не полезут в драку за вольный город. Их предел — растащить мелочевку, которой побрезгуют Острова.

— Предпоследние времена настали, — Высота подытожил печальные выкладки Дюссака. — Прежний порядок скатился в глубочайшую жопу. Всем на все насрать и наплевать.

— Именно так. Но нам тут жить дальше. Думаю, теперь ты меня не будешь осуждать с прежним жаром.

— Буду. Ты так смешно вращаешь глазами, будто хочешь перехватить мне глотку.

Дюссак хохотнул. — Не хочу.

— На твоем месте я бы зажег Сиверу со всех восьми сторон и поплыл бы грабить Острова, но я на своем месте, а ты на своем. Бьярн хоть живой? А то, помнится, та рыжая красотуля с рожками нарубила ему плечо в котлетину.

— Живой! Эта ветхая сволочь и нас с тобою переживет. Толком встать не может, и рука плохо слушается, но ругается отчаянно.

— Значит, выживет. Слушай, а не проще старикашке щелкнуть в спину из арбалета? А то таскай его с собой, мучайся.

— Можно и щелкнуть, — кивнул Дюссак, — но в этом случае, мы нарушим последнюю просьбу господина Фуррета. Не скажу, что буду из-за этого плохо спать, но не хотелось бы нарушать слово.

— Какие мы блаародные стали! — хихикнул Высота. — Вроде бы и не циркачек валяем, а императриц.

— Можешь отказаться, я не обижусь. Все знают, что ты не любишь белобрысого.

— Его никто не любит. И, конечно же, я не откажусь. Хоть вы и сволочи, но все же свои.

— Благодарю, — коротко кивнул Дюссак, — Бригг и Рош помогут выбраться из города. Отпустишь ребят, когда сочтешь нужным. Они тоже не местные, если что, в Сиверу особо не будут стремиться. Будешь ребятам за мать и отца.

— Только сразу говорю, — Хото упер взгляд в дремлющего громилу, — я буду стараться быть хорошей матерью, но сиська у меня всего одна.

Дюссак покачал головой:

— Высота, тебе уже говорили, что иногда ты удивительно мерзок?

— Говорили, конечно! Я же говорю истинную правду, а пророкам суждено страдать.

— Рош, — представился внезапно проснувшийся подручный, протянул ладонь, — я за главного. В паре, — тут же поправился он. — Бригг снаружи. Следит.

Хото пожал руку, кивнул бойцу:

— Сработаемся!

— А вам деваться некуда. За работу, господа, пока нас всех тут не накрыли.

Лукас, как завороженный, смотрел на падающий клинок. А меч, обжигающе сияя в лучах неяркого осеннего солнца, все падал и падал. И никак не мог упасть… Вязко, словно в воде, бежали люди… А потом, словно кто-то дернул за веревочку и все ускорилось до невозможности.

Тяжелый клинок со свистом врубился в плоть. Кровь хлестанула из перерубленного одним ударом плеча. Жертва — местный рыбак — даже имя можно вспомнить, если в память зарыться, вечно пьяный, вечно грязный, упал на олени, хватаясь за обрубок. Следующий удар нанес телохранитель дожа. Хороший удар, меткий! Голова рыбака с распяленным в крике ртом, отлетела, упала в лужу, обдав все вокруг брызгами, покатилась по воде, делая ее красно-грязной.

— Ааааа! — завизжали циркачки, которых обдало горячими каплями — будто подогретым вином окатил пьяный и щедрый клиент… Зарычал Торвальди, учуяв свежую кровь. Рванулся к убитому, раскачиваясь на бегу, неловко размахивая связанными передними лапами. Завопил поводырь, пытаясь ухватить кожаный ремень, вырвавшийся из рук и волочащийся по земле.

— På kniven! [На ножи!] — взлетел над перепуганной толпой боевой клич Островов.

Островных вообще как-то резко стало очень много! С перебором! Полезли из каждой щели, будто тараканы!

Мечи, кинжалы, арбалеты, тяжелые ростовые щиты (и не поленились же, притащили, не погнушались возможным и заведомо жалким сиверским отпором). Все шло в ход, всем убивали. Ради одной цели — больше страха, больше паники, больше смерти! På kniven!

Изморозь забился под телегу, и сам не поняв как. Мудрое тело спряталось, не позволив рассудку долго прикидывать что и как — пока размышляешь, голову смахнут к херам гиеньим. Рассудок, впрочем, свое взял, отыгрался, когда пришло понимание, что прямо здесь и сейчас никто Лукаса не убьет. Если прям совсем уж не повезет, конечно! Островные были заняты толпой — искать перепуганных мышек в норах они будут куда позже!

С одной стороны, с площади требовалось убираться. И как можно быстрее! Мало кто решит заглянуть под телегу! А ткнуть мечом или копьем — дело нехитрое!

С другой же — островные, будто на бойне, убивали всех, кто подвернется, без малейшей искорки жалости. Не глядя, ребенок ли, женщина. Конечно, кое-кого Лукас и сам бы зарезал с удовольствием, но все же, личная месть — это одно. А безжалостное и бессмысленное убийство… Изморозь жил тут не первый месяц и даже как-то сроднился с этим суматошным, жадным и глуповатым городом, летом выжариваемым до костей, осенью же покрытым липкой оранжевой грязью по самые ноздри. И вроде надо было бы вмешаться…

Но с третьей стороны, прямо перед глазами Лукаса — руку протяни, коснешься, мучительно отходил, загребая грязь скрюченными в агонии пальцами, портовый грузчик. По его внутренностям, выпавшим из вспоротого живота, топтались люди, а бедняга все никак не умирал. Лежать рядом Изморози совсем не хотелось. А именно это он бы и получил, кинувшись в безнадежный бой. Нож-складничок и повадки ночного воришки — ничто перед доспешным солдатом, приученным убивать открыто.

Лукасу вдруг стало безумно жаль выроненную шапку с деньгами. Достанутся ведь какому-нибудь островному! Если не втопчут, разумеется! Тогда разве что духам земли подношение будет. Хотя к чему духам деньги? Пива-то им, всяко не продадут…

Кто-то легонько коснулся плеча… Изморозь крутанул лихой кульбит — Йорж бы обзавидовался! — шарахнувшись головой о помост. В полете выдернул нож, щелкнул «плавничком» клинка…

Это была Мейви. Девушку колотило крупной дрожью, и она захлебывалась слезами от ужаса. На лице циркачки-танцовщицы грязь мешалась с кровью и дешевым макияжем. Лукас ее узнал только по глазам, да по голубым косам с вплетенными серебряными безделушками и прочими колокольчиками.

Окончательное решение пришло мгновенно! Спасаться, и как можно скорее! Благо, есть чем заткнуть беззубый рот совести — не сам сбежал, а спасая девчонку! Не только о его шкуре речь идет, понимать надо! И нисколько не осуждать!

Он подполз поближе, с опаской поглядывая наверх — голова неслабо гудела.

— Когда я скажу «бежим», то мы сразу бежим. Ясно?

Изморозь боялся, что девушку скует паника. Но она закивала, что-то неразборчиво прошептала — слова утонули в лязге и криках. Наверное, поняла хитрую стратагему…

Лукас на четвереньках, безнадежно пачкаясь, пробрался за спину Мейви, выглянул осторожно из-за колеса — с тыла помоста народу было куда меньше — разбежались. Островных вообще не было ни одного.

— Бежим!

Не успели они выбраться из-под телеги, как на зады площади вывалился небольшой, человек в — двадцать пять, отряд стражников. Мейви узнала, похоже, предводителя, невысокого седоватого мужчину с абордажным тесаком. Потянулась было…

Но тут, навстречу страже, вывернулся отряд островных, тоже небольшой, человек в тридцать. Защелкали арбалеты, зазвенели клинки…

Седой срубил островного, уклонился от ответного выпада копьем. Его тут же прикрыли щитом — островным, трофейным!

— Бегом, бегом! — Лукас утащил девушку в ближайшую подворотню, узкую, кривую и проссаную. Улочка кончилась внезапным кирпичным забором, высоким — чуть ли не в два роста!

Лукас выругался — допрыгнуть до верху — тот еще фокус!

Изморозь, вспомнив, как не раз это видел, сцепил ладони в замок, подставил под ногу Мейви. Та, без лишних слов, наступила. Лукас толкнул изо всех сил — девушка, словно заправская акробатка, взлетела на забор. Сверкнула тугими прелестями под юбкой. Лукас не раз имел с ними знакомство, благо Мейви жадностью не страдала, но на приятность внезапного зрелища это не влияло совершенно!

Одно плохо — что-то хрустнуло в правом запястье — перестарался немного.

Мейви, усевшись на вершине забора, пересела поудобнее, наклонилась, протянув руку. Лукас, разбежавшись, подпрыгнул….

Шлепнулся на землю, чуть не пропахав лицом по кладке.

Оглянулся в отчаянной надежде, вдруг где-то рядышком прячется бесхозная бочка, так и жаждущая прийти на помощь. Бочки, разумеется, не было. Вообще, все было чуть ли не под метелку убрано — ни малейшего мусора. Как назло!

Зато соткалась из тени Марселин. Шагнула к обомлевшему Лукасу из темноты. Одета не так вызывающе — платье горожанки, кацавейка с росшивом цветными нитками, рыжина скрыта платком — не признать воительницу издалека.

— Как мы с тобой ни встретимся, студент, а ты все со сладкой девкой. И каждый раз с новой! Что за совпадения такие? Научи!

Лукас с трудом удержался от улыбки, расползающейся по лицу.

— Чтобы ты ревновала, Рыжая, чтобы ты ревновала!

— Не дождешься, Изморозь! Я же люблю только себя.

Марселин легкой походкой подошла вплотную, прижалась на миг к грязному Лукасу, обдав цветочным жаром дыхания… Точно как Изморозь недавно, сцепила ладони:

— Давай, не тяни!

Лукас с опаской наступил испачканной подошвой на «ступеньку». Толчок! И он оказался наверху, рядом с циркачкой.

— Это кто такая⁉ — рассерженным мяуром прошипела Мейви.

— Привет из прошлого твоего дружка. Он разве не рассказывал? — обольстительно улыбнулась Марселин, которая, точно кошка, взлетела на забор одним грациозным прыжком.

В начале подворотни послышался грохот. Сюда явно кто-то торопился. И не факт, что это тоже беглецы.

— А теперь, друзья, прыгаем вниз, и бежим!

Бьярн ругался, обещал обоссать, выебать, выпотрошить и сжечь. В любой последовательности! И вообще предать самой мучительной смерти, которая только придумается!

Но ни Хото, ни его новые подчиненные на угрозы беспомощного, хоть и весьма громкого и вздорного, старика, внимания не обращали. Вытащили из постели, уложили на носилки, притянув ремнями к раме. Подняли и потащили. Несли, конечно, Рош с Бригом — Высота к рукояткам даже не прикоснулся — очень уж тяжел рыцарь, а левая рука болит все сильнее…

Пока несли, Хото не раз подумал, не уронить ли недобитка затылком о ступеньку. Убить не выйдет — Бьярна так банально не угробить. Но хоть пасть захлопнет, а то паскудство и сквернословие сплошным потоком, словно вода речки, проходящей сквозь горские деревушки…

Сквернавца все же спустили со второго этажа без лишнего членовредительства. Отнесли на конюшню на задах гостиницы. Там уже стояла телега, запряженная парой неприметно-потасканных лошаденок. Бригг расстарался! Второй стражник был похож на Роша габаритами, но был еще шире, и без шрама — везучий!

Бьярна уложили, завалили пустыми мешками из-под рыбы. Вонючими и в чешуе. Валялись кучей в углу.

— Я бы предпочел спрятать тебя в бочке золотаря, — признался Хото, задергивая перекошенную болью физиономию мешком, — чтобы соблюсти баланс оболочки и содержимого, но очень уж боюсь, что стошнит. Ну или кирпичом заложить. Но это слишком долго. Так что, терпи.

Стражники уважительно переглянулись — мудр их новый командир, не по годам! И как положено правильному человеку, Бьярна на дух не переносит.

Рыцарь заворочался под ворохом, забормотал что-то ругательное.

Хото скривился — задохнется еще, хороняка. Разгреб мешки, чтобы осталась небольшая щелочка для свежего воздуху, увидел рожу Бьярна, цветом сравнявшуюся с бородой.

— Меч… Мой меч…

— На месте твоя железка. Будешь себя вести как рыцарь, верну. Будешь говнить — выкину в овраг. Осознал, упырь?

«Упырь» заткнулся, только глазами недовольно захлопал.

— Вот и чудесно. Рад, что мы друг друга так отлично поняли.

Хото снова завалил раненого мешками, прихлопнул, чтобы куча малость сбилась, и не выглядела так искусственно.

Бригг забрался на телегу, сунул копье под мешки, так, чтобы под рукой было. Рош сел рядом.

Хото забросил свою сумку, сел на корму.

— Трогай!

Рош прицокнул, дернул вожжами. Телега тронулась, скрипя каждым сочленением.

В воздухе стояла тяжелая вонь пожаров.