22

Я услышал за спиной быстрые шаги, меня окликнули, но я продолжал идти, пока не оказался в гостиной. Тут я остановился, обернулся и дал ей догнать себя. Она запыхалась, глаза выскакивали из-под очков, а в светлых, с медным отливом волосах плясали веселые солнечные зайчики.

— Мистер Марло? Пожалуйста! Пожалуйста, не уходите. Вы нужны ей. Правда, нужны!

— Не может быть! Я вижу, у вас на губах сегодня светлая помада. А что, вам идет.

— Пожалуйста! — Мерл схватила меня за рукав.

— Ну ее к черту! Пусть утопится в озере, так ей и передайте. Марло тоже не железный. Пусть утопится сразу в двух озерах, если в одном не поместится. Шутка.

Я посмотрел на ее руку на моем рукаве и погладил ее. Она быстро отдернула руку. В глазах застыл ужас.

— Пожалуйста, мистер Марло. Ей плохо. Не бросайте ее.

— Мне тоже плохо, — проворчал я. — Хуже некуда. Чего плачете?

— Я очень привязана к ней. Правда. Я знаю, она грубая, резкая, но сердце у нее из чистого золота.

— Плевать я хотел на ее сердце. Мне на ней не жениться. Она старая жирная врунья. Надоела она мне. Конечно, ей плохо, но и я не «скорая помощь». Я хочу знать правду.

— О, я уверена, если бы вы только набрались терпения…

Тут я — неожиданно для себя — обнял девушку за плечи. Она отлетела фута на три. В глазах ужас.

Тяжело дыша, мы уставились друг на друга: я — с открытым ртом, что со мной, увы, случается; она — крепко сжав губы. Ее узкие бледные ноздри дрожали, а лицо побелело настолько, насколько позволяла плохая косметика.

— Скажите, — медленно проговорил я, — с вами, когда вы были еще совсем девочкой, что-то произошло?

Она кивнула — очень быстро.

— Вас испугал мужчина, да?

Опять кивнула. Маленькими белыми зубками прикусила нижнюю губу.

— И с тех пор вы такая?

Молчит, лицо серого цвета.

— Послушайте, я вам ничего плохого не сделаю. Уверяю вас.

Ее глаза увлажнились.

— Я прикоснулся к вам, как прикасаются к стулу или к двери. Я ничего такого не хотел. Понимаете?

— Да, — наконец выдавила она из себя. Глубоко в заплаканных глазах еще прятался страх. — Да.

— Так что насчет меня не беспокойтесь. Со мной все в порядке. Меня вам больше бояться нечего. Теперь возьмем Лесли. У него совсем другое на уме. Ведь он нормальный человек — в этом смысле? Верно?

— О да, — согласилась она. — Конечно. — Для нее Лесли — идеал. А для меня — пустое, место.

— Теперь возьмем старую бездонную бочку. Она грубая, она злая, она считает, что может грызть стены и плеваться кирпичами, она кричит на вас дурным голосом, но ведь в принципе она неплохо к вам относится, не так ли?

— О да, мистер Марло. Вот и я хотела сказать…

— Знаю. Так почему же вы никак не придете в себя? Он что, еще здесь — тот, кто вас обидел?

Она приложила руку ко рту и стала грызть большой палец.

— Он умер, — сказала она. — Выпал из… из… окна.

Подняв свою могучую правую руку, я остановил ее:

— А, тот самый. Слышал. Не можете забыть о нем?

— Нет, — ответила она, сосредоточенно покачав головой, — не могу. Никак не могу забыть обо всем этом. Миссис Мердок все время твердит, чтобы я забыла. Часами уговаривает. А я не могу.

— С ее стороны было бы, черт побери, умнее, — проворчал я, — если бы она часами об этом помалкивала. Зачем прошлое ворошить.

Она удивилась и даже немного обиделась:

— Это еще не все. Я была его секретаршей. Она — женой. Он был ее первым мужем. Естественно, она тоже не может забыть. Ведь такое не забывается, правда?

Я почесал ухо. Довольно уклончивое объяснение. По выражению ее лица было даже не совсем ясно, отдает ли она себе отчет в моем присутствии. Я был лишь голосом извне, чем-то безликим. Чуть ли не голоском, звучавшим в ее воображении.

И тут меня осенило:

— Скажите, есть кто-нибудь среди ваших знакомых, кого бы вы так же боялись? Больше, чем остальных?

Она огляделась. Я — тоже. Под стулом никого, из-за двери или из окна тоже вроде бы никто не поглядывает.

— Почему я, собственно, должна говорить вам? — выдохнула она.

— Я вас не заставляю. Как хотите.

— Обещаете не говорить никому, никому на свете, даже миссис Мердок?

— Ей — в последнюю очередь. Обещаю.

Мерл открыла рот. Изобразила на лице доверительную улыбочку, но тут что-то стряслось. Слова застряли у нее в горле. Она издала каркающий звук. У нее буквально стучали зубы.

Я хотел было как следует встряхнуть ее, но побоялся до нее дотрагиваться. Так мы и стояли. Ничего не происходило. Стояли и молчали. Безо всякого толку.

Затем она повернулась и побежала. Я слышал, как удаляются по коридору ее шаги. Хлопнула дверь.

Я пошел за ней. Рыдает у себя в кабинете. Я постоял, послушал, как она всхлипывает.

Ничем не могу ей помочь. Да и можно ли вообще ей помочь?

Я вернулся к стеклянной двери, постучался, приоткрыл ее и просунул голову внутрь. Миссис Мердок сидела в той же позе, в какой я ее оставил. Казалось, за это время она даже не пошевелилась.

— Кто запугивает эту девушку? — спросил я ее.

— Убирайтесь из моего дома, — процедила старуха, не разжимая толстых губ.

Я не сдвинулся с места. Тогда она хрипло рассмеялась:

— Мистер Марло, вы считаете себя умным человеком?

— Бывают и глупее.

— Вот и попробуйте сами выяснить.

— За ваш счет?

Она пожала тяжелыми плечами.

— Возможно. Посмотрим.

— Вы ничего не добились. Все равно мне придется говорить с полицией.

— Я ничего не добилась, но и ничего не платила. Только за возвращение монеты. Вы получили деньги, я — монету. Меня это вполне устраивает. А теперь уходите. Вы мне надоели. До смерти.

Я закрыл дверь и вернулся к комнате секретарши. Рыдания не слышно. Очень тихо. Я пошел дальше.

Вышел из дома. Остановился и стал слушать, как потрескивает, сгорая на солнце, трава. За домом завели машину, и по аллее, вдоль забора, проехал серый «меркьюри». За рулем сидел мистер Лесли Мердок собственной персоной. Увидел меня и затормозил.

Вышел из машины и быстрым шагом подошел ко мне. Прекрасно одет: кремовые габардиновые брюки, черно-белые туфли с начищенными черными носами, спортивный пиджак в очень четкую черно-белую клетку, черно-белый носовой платок, кремовая рубашка без галстука. На носу зеленые солнечные очки.

Подошел почти вплотную и тихим, заискивающим голосом сказал:

— Вы, вероятно, считаете меня ужасным подлецом?

— Из-за той истории про дублон, которую вы рассказали?

— Да.

— В моем отношении к вам эта история абсолютно ничего не изменила.

— Да, но…

— А вы ждали от меня другого ответа?

Мердок неуверенно пожал безукоризненно посаженными плечами. Идиотские темно-рыжие усики искрились на солнце.

— Понимаете, мне нравится, когда ко мне хорошо относятся.

— Простите, Мердок. А мне нравится, что вы так преданы своей жене. Если в этом дело.

— Так вы решили, что я сказал неправду? То есть говорил все это, чтобы ее выгородить?

— Не исключено.

— Ясно. — Он вставил сигарету в длинный черный мундштук, который лежал в нагрудном кармане под носовым платком. — Стало быть, вам я не нравлюсь, так надо понимать? — Видно было, как за зелеными стеклами очков, словно рыбки на дне глубокого водоема, неясно мелькнули светло-голубые глаза.

— Пустой разговор. И совершенно неинтересный для нас обоих.

Он поднес спичку к сигарете, закурил и тихо сказал:

— Понятно. Простите, что по глупости поднял эту тему.

Повернулся на каблуках, вернулся к машине и сел за руль. Пока он не отъехал, я стоял неподвижно. Потом, прежде чем уйти, подошел к негритенку на тумбе и похлопал его по голове.

— Сынок, ты единственное нормальное существо в этом доме, — сказал я ему.

Загрузка...