Они ужинали на террасе. Однако на сей раз это была просто совместная трапеза, не более того. Молодые люди ели молча, потупив взоры в тарелки.
Лив поджарила отбивные и состряпала салат из зелени. Грегори принес из погреба вино и сухо пояснил, поймав настороженный взгляд девушки:
— Можешь не беспокоиться, перед отъездом мы возместим убытки.
Он все еще злится, сокрушенно подумала Лив. Да, пожалуй, переборщила она с интересом к хозяину-миллионеру. Не очень-то красиво выспрашивать малейшие подробности о жизни абсолютно незнакомого человека, забывая о том, кто рядом. Особенно если у того, кто рядом, ни гроша за душой, а она вышла за него замуж. Что он мог о ней подумать? От сочувствия к обиженному бедняге у нее мучительно сжалось сердце.
Так хотелось утешить Грегори, развеселить, заставить забыть былые обиды. Вернуть ему утраченную уверенность в себе. Но как? Сказать, что богатство не слишком-то много значит в ее глазах, что она привыкла оценивать людей по их поступкам, а не размеру кошелька?
Впрочем, благоразумно ли это? Пожалуй, нет. Не стоит лишний раз сокращать разделяющую их дистанцию. Так что Лив промолчала и на этот раз. Ужин тянулся вяло. Сотрапезники время от времени перебрасывались пустыми фразами. В саду медленно сгущались сумерки, становилась все слышней призывная трель соловья. И Лив неожиданно поняла: как бы ни сложилась в дальнейшем ее судьба, стоит ей когда-нибудь услышать пение этой птицы, и сердце ее сожмется от тоски.
Внезапно Грегори заговорил. Его голос звучал так, словно их окружали ледяные просторы Арктики, а не теплая, нежная летняя ночь.
— А ты всегда так недальновидна? Видишь лишь то, что у тебя под носом, и называешь это правдой? Ты хоть раз в жизни пыталась понять, что скрывается в глубине вещей?
Он и сам не знал, с чего вдруг у него вырвались эти слова. Наверное, искало выхода накопившееся внутреннее напряжение. Ведь Лив прекрасно сознает, что между ними существует мощное сексуальное притяжение, но это ее раздражает. Ее нимало не интересует, что он, Грегори, за человек. Для нее он — лишь средство для достижения цели. Она знать о нем ничего не желает. Если о чем и спрашивает, так только о мифическом хозяине дома, этом проклятом миллионере. И то, что этот миллионер не кто иной, как он сам, дела ничуть не меняет.
Он взял бутылку вина и в очередной раз наполнил бокал Лив. Девушка с неодобрением покосилась на Грегори. Самой ей казалось, что она и так уже выпила лишнего. А вот Грегори в течение ужина почти ничего не ел, а пил еще меньше.
— О чем это ты?
Лив смотрела так пристально, словно пыталась прочесть его самые сокровенные мысли. В полумраке волосы ее отливали бледным лунным золотом, глаза расширились, на полуоткрытых губах блуждала призрачная тень улыбки. Маленькие, но изящно очерченные холмики грудей, неясно вырисовывавшиеся под легкой футболкой, порождали в Грегори поистине танталовы муки.
Он сжал кулаки под столом и глубоко вздохнул. Нет, сейчас никак не возможно признаться ей, кто он на самом деле. Даже если Лив и поверит, что Грегори — тот самый миллионер, чьей жизнью она так интересовалась и к которому чувствовала столь необъяснимую симпатию, легче от этого не станет. Возможно, она и начнет думать о нем лучше — но отчего? Оттого, что он оказался удачливым процветающим дельцом, а не из-за личных его достоинств. Нет, этого было мало. Грегори хотел, чтобы она увидела и полюбила в нем человека. Но не объяснишь же все это ей.
— Ну, ты пробилась, сделала блистательную карьеру. Однако твой путь вряд ли был усеян одними розами. Тебе пришлось преодолеть немало трудностей, так что, казалось бы, должна была научиться разумной осторожности. А с этим замужеством ты просто голову потеряла, забыла про все меры безопасности. Вспомни, не останови я тебя, ты бы так и всучила мне деньги вперед, еще до регистрации брака. Кто же так делает? И о брачном контракте не позаботилась. Насколько мне известно, после развода я смогу наложить лапу на половину совместного имущества.
Конечно, начиная разговор, Грегори имел в виду вовсе не это, но такое объяснение годилось ничуть не хуже любого другого.
Чуткая Лив немедленно уловила в словах собеседника нотку горечи.
— А я думала, ты не хочешь разводиться! — неожиданно выпалила она, и сама изумилась своим словам.
Ну вот опять! Она же твердо решила не возвращаться к утреннему разговору. Должно быть, вино и усталость развязали ей язык. А Грегори только того и надо было. Он наклонился вперед, доверительно заглянул ей в глаза и уже безо всякой горечи мягко произнес:
— Я и не хочу. Поверь мне, милая, совсем не хочу. Я просто хотел обратить твое внимание, что ты забыла об осторожности. А это может когда-нибудь обернуться тебе во вред.
Смущенно рассмеявшись, Лив откровенно призналась:
— Я же все-таки еще не совсем ослепла! Я доверяю тебе, Грегори, поэтому и не стала беспокоиться о брачном контракте.
А ведь это и вправду так, вдруг с удивлением осознала она. С самого начала Лив интуитивно чувствовала: на этого человека можно положиться.
— Правда? Ты доверяешь мне?
Грегори откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди. Уже стемнело, и Лив не могла разобрать выражения его лица, но во всем его облике ей почудилось какое-то с трудом сдерживаемое напряжение.
Помочь бы ему расслабиться… Подойти, запустить пальцы в густую мягкую шевелюру, расстегнуть рубашку и дотронуться до горячей обнаженной кожи, найти губами плоские мужские соски, скользнуть ладонями по мускулистому животу все ниже и ниже, пока…
Усилием воли Лив остановила безумный полет воображения. Ну и мысли приходят ей в голову! Да, она доверяет Грегори, но отнюдь не тому пагубному воздействию, которое он на нее оказывает.
— Что ж, пусть так. — Похоже, он решил поймать ее на слове. — Тогда скажи, а почему твой дядя выставил в завещании столь странное условие?
Лив растерянно заморгала, приходя в себя после головокружительного открытия: она действительно мечтает заняться любовью с этим мужчиной. Ее законным мужем! Неожиданный вопрос Грегори — тем более в такую минуту — застал ее врасплох.
— Собственно говоря, — пожав плечами, пробормотала она, — когда дядя Тобиас отказался продлить аренду, я не очень-то его винила. Ведь по закону Роуз-хаус принадлежал ему, а он собирался жениться. Правда, мог бы не вышвыривать нас за порог так сразу, дать нам хоть немного времени на сборы. Но вот через два года, после смерти отца, он повел себя и впрямь подло. Предложил маме вернуться в Роуз-хаус, если она станет его любовницей и будет удовлетворять все его прихоти. Вот за это я его ненавижу и презираю.
— Неудивительно.
Лив бросила на Грегори быстрый взгляд из-под длинных ресниц и вновь потупилась. Господи, как она могла настолько увлечься этим мужчиной, что весь остальной мир кажется ей теперь призрачным и нереальным?
— Потом мы много лет не видели его и ничего о нем не слышали. Да и не хотели слышать. Но однажды, в самом начале моей карьеры, я принимала участие в показе мод на одном благотворительном собрании. После была неофициальная часть и банкет. Я не люблю подобные сборища, но работа есть работа. Среди приглашенных оказался и Тобиас. Я старательно избегала его, но он сам ко мне подошел. Сказал, что я вылитая Барбара в молодости, а в модельный бизнес пошла, чтобы поймать богатого мужа. Среди богачей, дескать, считается престижным жениться на топ-моделях, и для меня это отличный шанс устроить свое будущее. Мерзкий тип! Так и шарил по мне похотливыми глазками! Сказал еще, что ум я унаследовала от него — мол, у моих родителей мозгов не было — и что он полагает, я не совершу ошибки, как Барбара, не стану связывать свою жизнь с неудачником, не способным обеспечить мне достойную жизнь.
Я просто вскипела! Заявила ему, что вовсе не собираюсь замуж. Никогда и ни за кого. И что если он типичный образчик мужской привлекательности и сексапильности, то я приняла правильное решение. Словом, мы вконец разругались. И с тех пор я о нем ничего не знала, пока нам не сообщили, что он внезапно скончался от инфаркта. По-моему, он внес это условие в завещание просто по злобе, желая наказать меня и показать, как много я потеряла, наотрез отказываясь от замужества.
Она умолкла. Наступила долгая тишина. Лив неуютно поежилась. Она была благодарна темноте. Может, Грегори и не догадается, как растревожила ее затянувшаяся пауза.
— И мне ничуть не стыдно, что я так с ним обошлась! — горячо заявила она, не в силах молчать более.
Грегори повернул выключатель. Террасу залил яркий свет.
— А по-моему, тебе нечего стыдиться. Ты мое мнение учти — мы как-никак партнеры.
Бархатный голос звучал нежно, ласково и чуть насмешливо. Партнеры — это двусмысленное слово стало последним звеном, окончательно воспламенившим воображение Лив. У нее все поплыло перед глазами. Тонкие пальцы, нервно крутившие бокал, дрогнули, на полированную столешницу упало несколько красных капель. Смутившись, Лив попробовала было смахнуть их, но Грегори остановил ее, накрыв тонкие пальцы ладонью. Лучше бы он этого не делал! Бедняжка так и затрепетала. Сердце неистово забилось в груди, словно просясь наружу. Если Грегори и заметил, какую реакцию вызвало его прикосновение, то не подал виду. Легким, почти равнодушным тоном он произнес:
— Может, поделишься, почему предпочла не выходить замуж? Никогда и ни за кого!
Он так искусно сымитировал тон Лив, что девушка возмущенно выдернула руку. Да неужели он смеется над ней? Способен ли он понять причины, по которым она решила провести жизнь в одиночестве? И если да — сочтет ли их достаточно вескими?
Лив замялась. Грегори вновь откинулся на спинку кресла. Глаза его загадочно поблескивали.
— Только не говори, что боишься любви и эмоциональной привязанности, — тихонько поддразнил он.
Нет, он определенно смеется над ней! Вот так, запросто, взял и попал в точку.
— Дело вовсе не в страхе, — возразила она. — Я не хочу разделить печальную участь мамы и тети Бет. Они обе страстно любили, и обе потерпели поражение — по разным причинам, но результат-то один. Я насмотрелась, к чему это их привело. Бет ожесточилась, а мама… — Лив беспомощно развела руками, — мама утратила всякий интерес к жизни. Глядя на них, я решила не вверять свое счастье и свое будущее мужчинам. И уже много раз убеждалась в собственной правоте. Добрая половина моих подруг со счастливыми лицами мчались под венец, и что же? Не проходило и полугода, как они уже подавали заявление на развод. Любовь, страсть, называй как хочешь, это всего лишь завуалированное стремление человеческой особи к размножению. К тому же страсть делает человека уязвимым, ранимым и зависимым. А когда она проходит, в жизни остается зияющая пустота и горечь разочарования.
— Ах, какой цинизм, — вставил Грегори, пока Лив переводила дух для дальнейшей тирады.
Она пронзила его суровым взглядом.
— Нет, всего лишь правда жизни.
Грегори тихо вздохнул. Так тихо, что лишь обостренные чувства Лив помогли ей уловить еле слышный звук.
— Ты знаешь, что я хочу тебя. И, признаешь ты или нет, это чувство взаимно. Сексуальное желание. Ты не в силах скрыть дрожи, когда я приближаюсь. А мои прикосновения раздувают в твоей крови настоящий пожар.
Словно желая продемонстрировать свою власть над ней, он перегнулся через стол и коснулся руки девушки. Пальцы его скользнули вверх по обнаженной коже и сомкнулись чуть выше локтя Лив. Дыхание ее прервалось. Она сознавала, что должна оттолкнуть Грегори, но, как ни смешно, не могла — не хотела его отталкивать.
Одним рывком он вскочил на ноги, увлекая беспомощную жертву за собой. Сначала объятие было едва ощутимым — руки Грегори сжимали тонкую талию Лив почти незаметно, тела молодых людей едва соприкасались. Но грудь Лив все равно сковало стальным обручем, сердце словно замерло. Задыхаясь, она подняла голову и встретила мерцающий взгляд янтарных глаз. Губы ее сами собой приоткрылись. Со стоном Лив запустила руки в мягкие темные кудри.
— Поцелуй меня, — хрипло прошептала она. Но Грегори лишь легонько коснулся губами ее руки и осторожно отстранился.
— Можешь назвать это стремлением человеческой особи к размножению, если хочешь, или сексуальным влечением. В любом случае, не так уж плохо для начала. Только знай — для меня это значит куда больше.
Холодный рассудительный тон был подобен острому жалу. И Лив неожиданно ощутила горечь потери. Ужасающей потери. Ей не хотелось ничего слышать, но Грегори неумолимо продолжил, не сводя с нее пристального взгляда:
— Я люблю тебя. Я жизни без тебя не мыслю. Хочу лелеять и оберегать тебя. Ну как, впечатляет? И кто знает, может, ты тоже полюбила бы меня, если бы только дала себе шанс. Но ты не хочешь любви, ибо боишься ее потерять. Ты бежишь от эмоций, ибо они могут ранить тебя. Как бы ты ни отрицала, но все равно не можешь подавить физическое влечение ко мне. Только ты ни за что не позволишь ему перерасти в более сильное и глубокое чувство. Ты никогда не пойдешь на риск, так как боишься возможного предательства.
Грегори шагнул в сторону. Его глаза метали молнии, и сам он казался выше, сильнее и опаснее, чем обычно. Лив съежилась, каждое слово Грегори ранило ее, словно удар кинжала. Все сказанное им было чистой правдой. Он умолял ее о любви, но она не смела откликнуться на эту просьбу. Он просил ее рискнуть, но страх был сильнее. Страх боли и разочарования. И она не могла справиться с этим страхом.
— Иди спать, — сухо велел Грегори. Его голос звучал ровно, но в глубине таились гнев и горечь. — Ложись в свою безопасную, целомудренную постель и спроси себя: представляешь ли, что потеряла. Но не думаю, что твое сердце сможет найти ответ. Ты просто-напросто трусиха, Лив.