Грегори молча проклинал себя за поспешность. Ну кто его тянул за язык? Единственное оправдание подобной оплошности — бурная радость от того, что Лив не оказалась корыстной стяжательницей. А он уже готов был думать о ней черт знает что. Да, готов — хотя душа его восставала против столь гнусного предположения.
И еще красноречивый трепет ее тела, когда он массировал ей плечи. Какой мужчина устоял бы? От единого прикосновения к нежной шелковистой коже Лив все самообладание Грегори растаяло как дым.
Он поспешил. Слишком рано открыл карты, слишком рано декларировал свои истинные намерения — и проиграл. Угораздило же Лив вбить в голову эту чушь про него и Кэтлин!
Кто из его знакомых поверил бы в подобную нелепицу? Да весь деловой мир Лондона помер бы со смеху при мысли, что один из самых трезвых и острых умов Соединенного Королевства теперь лепит ошибку на ошибку, безуспешно пытаясь завоевать собственную жену!
Законную жену!
Грегори едва не застонал от внезапного приступа острого желания. Вот бы схватить Лив в объятия, затуманить ей голову поцелуями, ласкать, пока напускная сдержанность не слетит с нее, словно карнавальная маска: А потом отнести в постель и доказать ей, что ослепительный накал страстей может привести к гораздо большему — к любви и доверию.
Неведомая сила связала их воедино. И как бы Лив ни отрицала сей простой и незамысловатый факт, даже ей не под силу бороться с очевидным. Грегори без труда может убедить ее в обратном. Он повидал много женщин и умеет распознать в них огонек физического влечения. Внутри же него разгорался настоящий пожар. Это же так легко — схватить милую в охапку, одурманить любовью, закружить в водовороте чувственности. И она позабудет обо всем на свете и даст волю эмоциям.
Но Лив сидела в такой напряженной позе, так испуганно обхватила руками узенькие плечи… В ярком солнечном свете, пробивающемся сквозь тяжелую завесу листьев, ее фигурка казалась воздушной и эфемерной, подобной утреннему туману. Она так и не притронулась к кофе, а затравленный взгляд синих глаз ясно свидетельствовал: Лив отдала бы все на свете, лишь бы убежать подальше отсюда. Ее страдальческий вид растрогал Грегори до глубины души.
Господи, он ведь любит ее! Так пусть любовь поможет ему подождать еще немного. Не стоит запрягать телегу впереди лошади. Пусть Лив сначала начнет доверять ему, пусть осознает, что может вручить ему свое будущее и свое счастье. Тогда ей легче будет открыть в себе чувственную, физическую страсть. Любовь должна прийти первой — пусть так и будет.
Пути назад нет, отступать нельзя. Надо попробовать загладить оплошность, а затем двигаться дальше.
— Ты чертовски ошибаешься, если думаешь, будто я влюблен в Кэтлин, — осторожно начал он. — Она мне всегда нравилась, но я люблю ее просто как младшую сестренку. Поверь, это святая правда.
Он поймал на себе быстрый внимательный взгляд. Недоверчивый? Подозрительный? Что ж, он вполне заслужил подобное отношение Лив. Теперь остается только спасать положение. Ах, если бы не ее заблуждение насчет Кэтлин!
Когда он рассказывал о сестре, безошибочное женское чутье позволило Лив уловить в его словах и голосе искреннюю любовь. Неудивительно — ведь Кэтлин и в самом деле до сих пор была ему дороже всех на свете. Кроме нее, у него не осталось ни единой родной души. Грегори отчасти заменил сестре отца и мать. Он утешал и оберегал ее в детстве, следил за ее школьными успехами. А когда Кэтлин подросла, ее закружил водоворот студенческой жизни, полной развлечений. Без укоров и наставлений старшего брата она скорее всего так и не нашла бы правильного пути в жизни.
Кэтлин всегда была для Грегори и главной тревогой, и главной отрадой. И то, что Лив заметила это, свидетельствовало об одном: она слушала его с интересом, он уже не так безразличен ей, она уже начала интересоваться его мнением, видеть в нем полноценного человека, а не марионетку, купленную и оплаченную для достижения заветной цели.
Само по себе это, безусловно, плюс. Остается запастись терпением и ждать. Грегори молча поднялся, забрал у Лив чашку с остывшим кофе и взамен подвинул стакан апельсинового сока.
Девушка осторожно поднесла стакан к губам, в каждом ее движении сквозила неуверенность и тревога. Сердце Грегори сжалось от жалости. Неужели Лив боится его?
— Послушай, — снова заговорил он, — Кэтлин очень милая девушка. Примерно твоя ровесница, привлекательная, талантливая, умная. За ней хвостом таскаются тучи поклонников. Но поверь мне, пожалуйста, я нисколько не претендую на ее руку и сердце. У меня и в мыслях не было жениться на ней или завести с ней роман. И вот еще что… — Грегори слегка понизил голос: — Я предпочитаю блондинок с сапфировыми глазами, в которых мелькают фиолетовые искорки. Высоких, стройных, очаровательных блондинок со стройным станом и округлыми формами… — Он осекся, увидев, как щеки Лив заливает мучительный румянец.
Она явно поняла намек. Дальше можно было не продолжать. Правда, раз он уже так поспешил, надо объясниться до конца и правильно расставить акценты.
Сердце Грегори билось глухо и тревожно, душа тлела на медленном огне, но тон оставался ровным и спокойным. Стараясь не впадать ни в патетику, ни в легкомысленный тон, он произнес:
— Когда я сказал о своем намерении сделать наш брак настоящим, то подразумевал не кратковременную связь. Я не ищу развлечений, чтобы скрасить совместное проживание. Я предлагал быть вместе всегда: в радости и горе, пока смерть не разлучит нас. Я имел в виду нечто серьезное и настоящее — общую жизнь и целый выводок ребятишек.
«Почему?» — так и рвалось с губ Лив, но она смолчала. Не хотелось услышать, как Грегори будет пытаться убедить ее, будто сражен любовью к ней. Нет и нет! Это неправда! А вдруг — правда? Хочет ли она, чтобы это оказалось правдой?
Даже самой себе Лив не могла бы ответить на этот вопрос. К тому же следовало учесть, что стремлению Грегори сделать их брак настоящим могло найтись и другое объяснение. Что, если он видит в жене-модели свой шанс на удачу, счастливый билет, который избавит его от необходимости зарабатывать на жизнь тяжелым, нудным трудом?
Почему-то в это второе предположение верилось с трудом. Возможно, из-за искренних, задушевных ноток, что сквозили в голосе Грегори. Так или иначе, но Лив против воли начинала верить ему.
В горле у нее внезапно пересохло, и она поспешно сделала большой глоток апельсинового сока. Но даже горьковатый свежий вкус напитка не помог обрести ясность мысли и нащупать под ногами твердую почву.
— Но я вовсе не хочу замуж, — дрожащим голосом ответила она. — Ты же прекрасно знал об этом, когда мы заключали соглашение.
Для Грегори пришло время достойно отступить, позволить зароненному зернышку укрепиться, пустить корни и в конце концов расцвести и принести чудесные плоды. Он улыбнулся и едва заметно пожал плечами.
— Разумеется, знал. Но даже ты со временем можешь передумать. У тебя еще целый год в запасе, вдруг изменишь мнение? А теперь не пора ли нам сменить тему и насладиться погожим днем?
Он глотнул еще кофе, и на лице его отобразилась гримаса комического отчаяния.
— Нда, хотелось мне чего-нибудь прохладительного — и вот, пожалуйста, кофе безнадежно остыл. Съешь хоть что-нибудь.
Грегори кивнул на рогалики и тарелку со свежими фруктами и направился в кухню. Он весь взмок, сердце отчаянно колотилось. Трудно выдерживать легкий, ничего не значащий тон и изображать почти что-то идиотическое веселье, когда на уме совсем иное. Какие уж тут легкость и веселье, когда единственное желание — схватить Лив в охапку, поднять на руки, сорвать с нее всю одежду до последней ниточки и покрыть поцелуями каждый дюйм умопомрачительного тела…
Он тяжело вздохнул и поставил чайник на плиту.
— Проголодалась?
— До смерти! — с широкой, радостной улыбкой отозвалась Лив.
Грегори казалось — он в жизни не видел ничего прекраснее. Он поспешно отвернулся, чтобы эта ослепительная красота не сбила его с пути истинного. Отворив дверь на террасу, он сбросил с плеч рюкзак, где осталась лишь пустая бутылка из-под воды да пакет от фруктов.
Но смотреть в сторону было выше его сил, и Грегори вновь обратил взор на Лив. Она стояла в солнечном луче, на ее лице играли причудливые блики, в волосах танцевали золотые искры. Почти весь день «молодожены» провели, гуляя по окрестным полям и лесам. Энергия и энтузиазм Лив поразили ее спутника. Она словно сбросила с плеч добрый десяток лет и превратилась в маленькую девчушку, вырвавшуюся на каникулы после скучных школьных будней.
И теперь, уже дома, загоревшая, усталая и полусонная, она еще не до конца вернулась из детства. Ее белая джинсовая куртка лишилась пары пуговиц, зато обрела новые украшения из сухих листочков и приставших к ткани веточек.
Но даже такая, раскрасневшаяся и растрепанная, Лив была ничуть не менее привлекательна, чем утром. Березовый листок запутался в волосах девушки, золотистые пряди спадали на плечи, и, повинуясь внезапному полету фантазии, Грегори вдруг остро позавидовал вольной цыганской жизни. Как это прекрасно — быть свободным от любых обязательств и бродить вдвоем с любимой по зеленым лесам и сельским дорогам. А с наступлением ночи расстелить плащ под пологом лесных деревьев и отнести туда свою самую драгоценную добычу. Ласкать шелковистую кожу, жадно следя, как в сонных глазах пробуждаются огоньки желания. Картина, нарисованная распаленным воображением, оказалась до того яркой, что на миг Грегори померещился вдали перезвон цыганских колокольчиков.
Тряхнув головой, он вернулся к реальности.
— Вот так посмотришь и решишь, будто тебя не волнует твоя внешность. А, Лив? Не очень-то характерно для фотомодели, да? В городе ты такая аккуратная, элегантная. А сейчас — волосы растрепались и полны листьев, как у майской невесты, а тебе хоть бы хны…
Он протянул руку и выпутал листок из кудрей девушки. Пальцы его дрогнули, прикоснувшись к золотистой волне. В ответ Лив невольно вздохнула и помотала головой, рассеивая оцепенение.
— Да нет, внешность меня вообще-то волнует. Но только когда я на подиуме или перед камерами. А в остальное время — ничуть, — честно ответила она. — Результат можешь оценить сам.
Что Грегори уже и сделал без всяких просьб с ее стороны. Эта прелестница, сама не осознающая магического эффекта своей красоты, точно магнитом притягивала его к себе. Промолчав, Грегори отбросил в сторону листок, и тот, кружась упал на пол.
Да, мрачно подумал влюбленный, тот еще выдался денек. Старательно соблюдать дистанцию и вести себя нежно, но отстранено, словно старший брат, не так-то легко, как он полагал. И все же Грегори отлично справился с ролью, ни разу не отступив от нее за весь долгий жаркий день…
Тем временем Лив покинула террасу и, пройдя в дом, открыла дверь в одну из комнат. Грегори последовал за ней.
— А здесь, должно быть, рабочий кабинет хозяина, — предположила она, с интересом оглядываясь вокруг. — Бог ты мой, сколько книг! Да тут их, наверное, несколько сотен.
Она рассеянно пробежала пальцами по корешкам. Большинство книг имело слегка потрепанный вид — сразу становилось ясно, что их неоднократно перечитывали. Вкус отсутствующего хозяина показался Лив весьма разнообразным: на полках соседствовали Китс, Голсуорси, Кларк и множество толстенных томов по экономике, управлению, менеджменту и сельскому хозяйству.
— А твой друг не только бизнесмен, но и фермер? — спросила она задумчиво.
Как ни дико это звучало, но Лив проникалась все большей симпатией к приятелю Грегори. Конечно, нелепо испытывать какие-либо чувства к абсолютно незнакомому человеку, но атмосфера этого дома постоянно напоминала об отсутствующем хозяине. Все началось с невольного сочувствия бедняге, никогда не знавшему родительской любви. А тут еще оказалось, что у нее с ним одинаковые вкусы и литературные пристрастия. Желание побольше узнать о Джилле Дезерте росло с каждым часом, и Лив захотелось поподробнее расспросить Грегори о его друге.
Заметив на полке еще не читанный ею роман Айрис Мёрдок «Сон Бруно», она решила взять его и почитать на сон грядущий. Возможно, переживания вымышленных персонажей помогут вытеснить из головы Грегори и окружающую его ауру чувственности и сексуальных фантазий.
— Как и твой друг, я тоже очень люблю сельскую местность. Наверное, мне это передалось от мамы и тех счастливых лет, что мы провели в Роуз-хаус.
Лив поморщилась. Даже на невзыскательный вкус ее слова звучали патетическим бредом, сентиментальщиной. Но какой-то бес подзуживал ее продолжить разговор.
— Мне кажется, в большом городе он чувствует себя чужим, ему там неуютно и одиноко. А иначе зачем бы ему содержать это поместье теперь, когда его сестра выросла и зажила собственной жизнью?
— Очень мило с твоей стороны испытывать явную симпатию и сочувствие к незнакомцу, — сухо отозвался Грегори, но тут же мысленно выругался.
Опять он наступает на те же грабли и совершает все ту же ошибку. К тому же его ревность просто смешна — нельзя же в самом деле ревновать к себе самому. Грегори тяжело вздохнул. Как жаль, что пришлось затеять эту нелепую мистификацию и скрывать свое истинное имя и положение. Глупо притворяться собственным другом и рассказывать о себе в третьем лице. Однако пока придется смириться. Настанет миг — и он откроется Лив, поведает ей всю правду. Но это время еще не пришло.
Да и вздумай он прямо сейчас заявить Лив, что он, мол, и есть тот самый отсутствующий хозяин, — она попросту не поверит. Решит, что он совсем свихнулся.
— Насколько мне известно, Джилл всегда мечтал, что когда-нибудь осядет именно здесь. Самое подходящее место для большой семьи. И ты, конечно, права: он и впрямь интересуется сельским хозяйством. Сегодня мы обошли лишь малую часть всех его владений.
Грегори сам слышал, как ворчливо, почти неприязненно звучит его голос, но ничего не мог поделать с собой. Ну сколько можно морочить Лив голову! Он уже сам себя начинал ненавидеть. А еще тягостней была мысль, что прелестную красавицу куда более интересует мифический Джилл Дезерт, нежели реальный человек из плоти и крови, за которого она вышла замуж. Не потому ли, что плоть и кровь неудачливого маляра не заслуживали ее внимания?
Поймав на себе пристальный взгляд Грегори, Лив поспешно отвернулась. Волна светлых волос взметнулась, скрывая лицо, но он успел заметить выступившую на щеках девушки краску и загадочный блеск глаз под густыми ресницами. Она взяла с полки заключенную в серебряную рамку фотографию его сестры и принялась так внимательно ее разглядывать, словно хотела на всю жизнь запомнить стройную фигурку, копну черных волос, милое личико, упрямо вздернутый подбородок.
— Это Кэтлин, — внешне бесстрастно пояснил Грегори.
Держать себя в руках становилось все труднее и труднее. Ему отчаянно хотелось выйти из тесной комнатки куда-нибудь на простор, где проще сохранять дистанцию. Иначе все его благие намерения потерпят крах, и он скажет или сделает что-нибудь этакое, что навсегда помешает ему заслужить доверие Лив и завоевать ее любовь. Сейчас эта задача казалась ему практически непосильной.
— Пожалуй, нам обоим не помешает освежиться и принять душ. А об ужине позаботимся позже.
С этими словами он круто повернулся и вышел из кабинета. Оставалось только надеяться, что его уход не выглядел откровенным бегством. Но что поделать — весь его хитроумный план по завоеванию сердца Лив основывался на виртуозной стратегии. Одна беда: в ее присутствии стратег из него был никакой.
Вздохнув, Лив поставила фотографию обратно на полку. Кэтлин и впрямь была необыкновенно хороша собой, просто очаровательна. Но почему-то, когда Грегори на этот раз говорил о сестре своего друга, в голосе его не слышалось прежней теплоты. Означало ли это, что он не солгал и относится к Кэтлин просто как к младшей сестре? Или же просто разозлился на нее, Лив?
Но из-за чего? Неужели из-за ее неумеренного любопытства по отношению к Джиллу Дезерту? Что-то тут было не так. Почему, спрашивается, Грегори всегда рассказывает об этом друге — его деньгах и обширных владениях — так равнодушно, чуть ли не со скукой в голосе? Послушать, так для него самого все эти богатства — пустяк, пыль под ногами. Пожелай он — и все блага земные сами потекут ему в руки.
Лив в задумчивости направилась в спальню, скинула одежду и встала под душ. Все-таки странно Грегори ведет себя. Быть может, под его бравадой скрываются комплексы неудачника? Похоже на то. Наверное, стоит как-нибудь сказать Грегори, что, на ее взгляд, никакие богатства не сравнятся с доброй душой и чистым сердцем.
Нет, пожалуй, лучше не надо, подумала Лив, смывая белоснежную пену. А то чего доброго решит, будто она пытается ему покровительствовать. К тому же, чем более безличностным будет их общение, тем лучше.
Да и сам Грегори, если подумать, не очень-то откровенен. Охотно рассказывает всевозможные подробности из жизни приятеля, а вот о себе почти что и словом не обмолвился. Ни разу не упомянул о своей семье, о том, где жил и чем занимался до того, как поселился у бабушки и дедушки.
Что ж — коли предпочитает не переходить на личные темы, ей же лучше. Так куда безопаснее. Недаром говорят: чем меньше знаешь, тем крепче спишь. И Лив окончательно решила не говорить Грегори ничего такого, что могло бы внушить ему мысль, будто она желает более тесного знакомства. Но и по поводу друга объясняться не стоит. Еще подумает, что она намекает на его несостоятельность по сравнению с удачливым бизнесменом…
Выйдя из душа, Лив занялась решением более насущной проблемы: как одеться. День выдался жарким, да и вечер не сулил желанной прохлады. Любой лоскуток на теле казался лишним, поэтому после недолгих колебаний она все же решила не надевать лифчик. А дабы скрыть отсутствие этой детали туалета от проницательных мужских глаз в дополнение к коротеньким шортам выбрала мешковатую футболку, скрывающую очертания тела. Не очень изящно, зато удобно, не стесняет движения, а тонкая ткань легко продувается даже малейшим ветерком и создает ощущение прохлады.
Утром, когда после завтрака Грегори предложил прогуляться по окрестностям, первым побуждением Лив было наотрез отказаться. Девушка никак не могла выбросить из головы вчерашнее его предложение сделать их брак настоящим. Продолжать этот разговор она не хотела, более того — побаивалась.
Всю свою сознательную жизнь она старалась избегать отношений, построенных лишь на физическом влечении, без тени сантиментов и эмоций. Сейчас же искушение было велико. Однако Лив вовсе не улыбалось оказаться втянутой в столь прозаическую связь. Ничего хорошего из этого выйти не могло.
Но ей не удалось подобрать подходящих слов для отказа. Не выкладывать же в конце концов демону-искусителю всю правду. Грегори и так чертовски хорошо видит, что в его присутствии тело ее отказывается подчиняться разуму. Нельзя выказывать перед ним свой страх. Поэтому Лив собрала волю в кулак и согласилась.
К немалому ее удивлению, все первоначальные опасения оказались напрасными. Похоже, ее спутника вполне устраивали чисто дружеские и платонические отношения. Лишь под конец долгого, утомительного, но очень приятного дня что-то изменилось. Произошло это на террасе, когда Грегори снял березовый листок с ее волос.
Казалось бы, такая малость — легкое прикосновение пальцев к ее волосам. Но весь мир вдруг переменился и заиграл новыми красками. С внезапной отчетливостью Лив осознала присутствие Грегори — тепло его тела, источаемый им слабый мускусный аромат, легкий шелест дыхания. Ей почудилось, что по жилам ее бежит электрический ток, тревожа и возбуждая. И бредовая, нелепая мысль о настоящем, полноценном, не фиктивном браке с этим мужчиной вдруг показалась ей соблазном, перед которым почти невозможно было устоять.
И тогда в страхе перед этим неожиданным искушением она бежала. Забрела в кабинет, завела пустую беседу о хозяине дома, приставала к Грегори с неуместными вопросами и заставила его ощутить себя неудачником. Какое досадное, унылое окончание веселого и приятного дня!
Ну и ладно. Все, что угодно, лишь бы не ощущать на себе нежный взгляд, ласкающий ее тело, не слышать низкий, проникновенный голос. Лучше тихонько злиться в своем углу, чем трепетать от мучительного волнения, когда Грегори приближается к ней…
Так откуда же это пронизывающее ощущение потери?
Отчаявшись найти ответ на этот вопрос, Лив решительно направилась в кухню.