Вздор

1

Вспоминаю: однажды, будучи еще совсем мальчиком я прошел с отцом больше десяти миль для того, чтобы мельком взглянуть на члена правительства.

Был удушливый августовский день, а знаменитость была облечена в черный сюртук и цилиндр. Когда этот знаменитый человек проезжал по деревенским улицам, в ответ на приветствия толпы он снимал цилиндр и всякий раз, приподнимая его, утирал свою плешивую голову платком.

В те дни знаменитостью стать было нелегко. Теперь – совсем другое дело. Мир переполнен знаменитостями, рискуешь столкнуться с ними в толпе на каждом шагу.

«…Вы видите вон того человека?» – говорит Джонс, покуривая сигару и цедя слова сквозь зубы.

«Да, вижу», – отвечаете вы.

«Так вот, это – спекулянт Стернфельд. Он только что заработал чистоганом миллион на Уолл-стрит».

«Что вы говорите?»

«О, да, сэр! – продолжает Джонс. – Чистый, кругленький миллион!»

Так как ваша единственная авантюра на Уолл-стрит закончилась потерей восьми ста долларов благодаря вашей страстной вере в то, что «Болдуин Локомотив» никогда не пойдет на понижение, вы пытаетесь дипломатически переменить разговор.

«Прекрасный мартовский день», – замечаете вы бодро.

«Да, прекрасный денечек, – соглашается равнодушно Джонс и наклоняется к вам через стол, чтобы вы могли его лучше слышать. – Знаете, что сделал этот франт Стернфельд? Я вам расскажу, сэр. Он продал свои «Болдуин Локомотив» как раз перед тем, как они стали понижаться. Много было дураков, которые во что бы то ни стало хотели их купить. Они думали, что «Болдуин» никогда не перестанет повышаться. Стернфельд знал лучше: он дальновидный, умный игрок. Продал по самой высокой цене большую партию, которой у него не было на руках, а когда «Болдуин» пал, – великолепно заработал на разнице. Вы видите, каким он теперь стал. Там у входа стоит его Ролс-Ройс. Хапнул миллион!»

«Я вижу… а девушка, которая с ним разговаривает? Она тоже знаменита?»

«О, эта девушка! Да, она» – тоже знаменитость». – Джонс серьезно вынимает пятидесятицентовую монету из кармана и показывает вам.

«Вы замечаете сходство?» – говорит он.

«Вы хотите сказать, что цена ей пятьдесят центов? О, нет, вы к ней несправедливы! Цена ей, по крайней мере два доллара».

«Нет! – говорит он. – Взгляните на эту женскую голову, что на серебряной монете. Правительство, как вы знаете, предложило премию за лучший профиль… Теперь взгляните. Видали ли вы когда-нибудь нос более изящный, чем этот?»

Джонс смотрит на вас торжествующе и кладет монету обратно в карман.

«Я с ней знаком, – хихикает он. – Очень хорошо знаком. И Стернфельда я знаю… Я хочу сказать, что…здоровался с ним за руку».

Вы платите по счету за завтрак и тащитесь домой по залитым светом улицам, с рекламами о Дугласе Фербэнксе в «Ужине за миллион долларов». Наконец, вы прибываете на вашу собственную квартиру, куда вам почтальон только что доставил «Ярмарку тщеславия». Сколько бы вы ни старались, вам невозможно ускользнуть от знаменитостей. Это одна из самых больших неприятностей в жизни.

И вот теперь Майкл Уэбб стал знаменитым! Посмотрим же, как он до этого дошел.

2

Известность Майкла началась с выпуска им в свет увесистого научного труда под заглавием: «Как важно быть второсортным». Книга появилась после двух лет упорной работы. В этот период он был окружен сорока двумя секретарями. Кроме секретарей он пользовался помощью прекрасно оборудованного штаба изобретателей теорий, докторов философии, ученых второго сорта, библиотекарей и машинисток.

Издателю было вручено более шестидесяти тысяч написанных на машинке страниц – приблизительно восемьдесят шесть томов; издатель – человек не особенно высокого полета – счел такое предприятие неосуществимым. Он заявил, что произведение слишком многословно, и вернул автору все шестьдесят тысяч страниц с требованием основательно книгу сократить.

Майкл Уэбб потратил три месяца на то, чтобы с синим карандашом в руках просмотреть эти тысячи страниц, и доложил издателю, что не мог найти ни одного абзаца, который не был бы необходим, и ни одной бессмысленной фразы.

После этого издатель нанял целый штаб пессимистов, чтобы произвести требуемое сокращение. Эти пессимисты прочли весь труд, и мнение их свелось к тому, что в нем имеется только тридцать восемь страниц, представляющих собою какую-либо ценность. Спор Майкла с пессимистами послужил темой для книги в четыреста страниц, которая была опубликована впоследствии, когда наш герой достиг славы.

В конце концов Майкл так удачно поддерживал в споре с пессимистами свою точку зрения, что пятьсот двадцать страниц его рукописи были спасены, и книга вышла в свет.

«Как важно быть второсортным» является в высшей степени значительным философским трактатом. Достойный труд! Не каждый согласится с Майклом Уэббом относительно его взглядов, но самые враждебные критики не отказывают ему в подлинном философском чутье. Книга даже противоречит самой себе и способствует процветанию литературной индустрии, доставляя работу многочисленным комментаторам! Когда она появилась, эти противоречия вызвали достаточно насмешек; но когда идея второсортности стала стремительно распространяться по стране, люди аналитического склада ума начали серьезно изучать книгу. Они подвергали ее исследованию лучами высокой критики и доказали – я думаю, вполне основательно, что эти явные противоречия были только поверхностными и нимало не влияли на существенное в книге.

Автор живо рисовал ход великой второсортной революции, которая уже давно началась и только недавно закончилась полным уничтожением всех туманных первосортных идей и методов. Эта безмолвная и медленно развивавшаяся революция произвела глубокую перемену в цивилизации. Мир вступил теперь в век господства посредственности» – самый славный век в истории человечества.

Что такое второсортность? Такой вопрос вертится на языке. Ответ очень прост.

Второсортность, это – тот же практический здравый смысл. Но Майкл Уэбб идет дальше в своем определении и раскрывает роль второсортности как весьма важного мотива в повседневных делах человеческих. Как все великие философы, он влагает в кристаллически ясные фразы аморфную мысль своего времени идеи, которые бродили у всех уже давным-давно, но которых никто в ужасе перед традицией не решался высказывать.

Он отождествляет нравственность с практическим здравым смыслом. Доказывая, что безнравственность непрактична и невыгодна, он вывертывает затем свои аргументы наизнанку, вроде человека, вывертывающего рукава своего пиджака, и тем показывает, что только практическое может быть моральным. Читатель поймет, что я лишь демонстрирую скелет его теории. Чрезвычайно схематично я излагаю то, о чем он говорит на пятистах страницах философского трактата, подкрепляя доказательства тщательными ссылками на захватанные пальцами библиотечные книги. Я только даю контуры его теории. Он ее доказывает.

Здравый смысл является исключительной принадлежностью только второсортного ума. Первосортные люди во все века были лишены как здравого смысла, так и нравственного чутья. Первые христиане – он это подчеркивает – были первосортными людьми, но у них не было ни капли здравого смысла, и они исключительно по своей вине оказались столь непопулярны, что народ отправлял их в зоологические сады для кормления львов.

Разве это было нравственно с их стороны?

Нет! Это было безнравственно, – заключает, наш автор. – Судьба христианской религии находилась в их руках, но у них не было никакого чувства ответственности. Предположите, что львы сожрали бы их всех? В таком случае теперь не существовало бы христианской религии. Им в голову не пришло подумать об этом. К счастью, по-видимому, не хватило львов.

Христофор Колумб относился к первосортным людям. Он должен был быть одним из них, потому что ни в каком второсортном уме не могла явиться фантастическая идея плыть за океан в погоне за миражем. Правда, он открыл новую часть света, но, в конце концов, что он из этого извлек? Ничего! Статуя на Колумбовском бульваре слишком слабое утешение для человека, который умер в бедности и пролежал в могиле четыреста лет.

Леонардо да Винчи относился к числу первосортных людей (у него было пять разных профессий, в каждой из них он был специалистом) и не мог создать себе мало-мальски сносной жизни. Почитайте его биографию. Он постоянно просил денег у итальянских князей.

Профессор Альберт Эйнштейн является одним из выдающихся первосортных ученых нашего времени. Чего он добился? Ничего! Он живет на свое жалованье – бушель бумажных марок в месяц, что составляет тридцать пять долларов – не больше.

Скоро вы услышите, – пророчествует Майкл Уэбб, – о воззвании какого-нибудь комитета – собрать деньги в пользу Эйнштейна, великого первосортного ученого, чтобы заплатить по закладной за его старый домик.

Во все века первосортные умы пытались стать известными и распространить свои идеи по всему миру. Их теории, писания, мазня, восстания, пророчества загромождают корридоры истории. Иногда им удается обратить на себя внимание систематическим нарушением жизненного уклада – обычно с пагубными последствиями для самих себя. Настоящая новая идея, доказывает наш автор, смертоносна, как динамит, почти неизменно она сносит голову своему творцу. Теперь, к счастью, благодаря окончательному торжеству второсортной революции человечество организовалось, и опасность, которая грозила со стороны первосортной мысли, отошла в область преданий.

Смятение в мире, – говорит Майкл Уэбб, – есть явление главным образом психологическое. Могучие некогда идеи исчезают, но их пустая шелуха остается.

В настоящее время, хотя второсортность является действительно господствующей силой нового мира, у нас имеется всеобщий пусть даже бесплодный – культ первосортного.

Колледжи, газеты, профессиональные оптимисты, лекторы, председатели банкетов все еще наводняют мир бессильными первосортными изречениями.

Тысячи молодых людей ежегодно оканчивают наши колледжи, отравленные духовным опиумом. Их наивная страстная вера в могущество первосортного сравнима разве только с верой заклинателя вуду [Колдуны] в чары костей и коровьей шерсти. Даже воспоминание обо всех наших президентах – а все они второсортны – не производит никакого впечатления на наших молодых людей и девушек. В результате получается потрясающее разочарование!

Но это не все. Иногда яд распространяется даже на опытных деловых людей, и они становятся жертвами первосортных побуждений. А авторы! Как жалки эти их первосортные книги. Завалы на полках книжных магазинов!

«Неужели наш народ навеки осужден пить из этого отравленного кубка? – пишет Майкл Уэбб с драматической выразительностью. – Неужели человечество вечно будет носить этот терновый венец?»

В настоящее время для второсортного ума гораздо легче выдвинуться, чем когда бы то ни было в истории, говорит Майкл Уэбб в своей книге. – Особенно в Соединенных Штатах! Здесь, в Америке, в этой громадной жизнерадостной стране, есть место для каждого, каждый должен знать свое место и твердо держаться за него.

Почему же так мало людей добиваются успеха и власти? Почему? Потому что методы девяти человек из десяти – неправильны! В главе ХV он дает свои неоценимые правила, необходимые каждому, кто хочет добиться успеха. Правила эти следует запомнить и повторять трижды в день – утром, в полдень и ночью, повторять всем тем, кто желает подниматься по лестнице успеха. Если запомнить эти десять правил, тщательно повторять их, согласно указаниям, и неуклонно им следовать, то, по словам автора, успех обеспечен.

Правила эти следующие:

1. Будь уверен в самом себе – ты порядочный человек.

2. Будь уверен в своем ближнем – он порядочный человек.

3. Будь любезным – любезная речь побеждает.

4. Будь скрытным – болтливый язык опасен.

5. Будь осторожным – не делай опытов.

6. Будь состоятельным – откладывай понемножку ежедневно.

7. Будь работником – у трутней не бывает меда.

8. Будь чистосердечным, прямым, щедрым.

9. Будь почтительным – мир существовал раньше, чем ты явился.

10. Будь американцем – властителем зеленого подножья бога.

Эти второсортные изречения, известные под именем «Десяти Уэббовских Будь», были напечатаны одним предприимчивым издателем на молочно-белом картоне, с бордюром из желтых пчел. К каждому экземпляру был прикреплен шнурок для того, чтобы карточку можно было повесить над конторкой. Было напечатано больше пятнадцати миллионов экземпляров, и издатель нажил на этом деле большое состояние.

3

Вначале книга потерпела определенную неудачу. За полгода было продано только восемьсот экземпляров. Журналы отнеслись к книге неблагосклонно, даже с насмешкой. В конторах газет книгой пользовались вместо груза для того, чтоб держать дверь открытой при ветре.

Но вот появилась чета Гаррити Томс. Собственно говоря, я не знаю, откуда они взялись. Они просто-напросто появились. Экземпляр «Как важно быть второсортным» был кем-то оставлен на скамеечке в поезде и таким путем попал им в руки. Они были профессиональными организаторами, и для них читать, это значило действовать. Они организовали первый «Клуб второсортных» раньше даже, чем прочли всю книгу до конца. А затем они уже были слишком заняты, чтобы ее дочитать.

М-с Томс была величественная женщина, одетая в синее бархатное платье, – отголосок моды начала двадцатого века. Вы знаете, что я хочу сказать – простое плотно облегающее платье, со стоячим воротником, обшитым дешевыми кружевами. На груди она носила невероятную, похожую на бляху золотую брошку. Эта брошка и масса бриллиантовых колец на руке были единственными украшениями, которые она когда-либо на себя надевала.

– Таков уж мой вкус, объясняла она. Дома у меня целая шкатулка драгоценностей.

М-р Гаррити Томс был человек невысокого роста с пронзительными глазами, морщинистой кожей и рыжими бакенбардами. Его обычный вид говорил о затаенной меланхолии. Казалось, он был погружен в глубокие размышления. Он никогда не обращал на себя внимания до тех пор, пока не начинал говорить речь, но тогда каждый на четверть мили в окружности бросал свою работу и слушал его. Пока он не взбирался на трибуну, он был рохлей, встав на нее, он превращался в пулемет.

Идея «Клуба второсортных» распространялась с быстротой пожара в прериях. М-р и м-с Томс получали по доллару с каждого нового члена, так что им жилось недурно, когда приток членов был хорош.

– Я и мой супруг вложили кое-что в дело, – с энтузиазмом распространялась м-с Томс в одном газетном интервью, то и дело прибегая к курсиву. – О-о, какая радость и какое удовольствие служить этому делу! Мы всем сердцем и душой участвуем в движении! Каждая наша мысль – второсортна! Мы живем и дышим во второсортной атмосфере! Хотя мы никогда не раскаивались в нашей жертве, но бывают, конечно, мгновения, когда мы чуть-чуть впадаем в уныние. Но ненадолго. Всякий раз, как мы подумаем о том, что второсортность значит для человечества, мы вдохновляемся и готовы делать все, что только можем!

Библия всех участников движения – «Как важно быть второсортным» – была распродана в количестве двадцати тысяч экземпляров в течение четырех недель; затем было выпущено издание в пятьдесят тысяч экземпляров; а вскоре после того был получен заказ на новые сто тысяч. Рецензенты вновь начали пересматривать книгу. Двери хлопали от ветра, после того как удерживавший их груз был снят, очищен от пыли и передан в распоряжение директорам издательства.

Майкл Уэбб, как это было ни странно, держался в стороне от движения второсортных. Он вернул даже сумму, которую чета Гаррити Томс послала ему в качестве совершенно добровольного приношения, из расчета по десяти центов за каждого вновь вступившего члена. Тогда появилось его сенсационное «Предостережение». Оно было опубликовано почти всеми газетами. В этом историческом документе Майкл указывал второсортным, что, хотя движение имело потрясающий успех, на небе виднелось маленькое облачко. «Второсортный ум, – предупреждал он, особенно подвержен губительным налетам вздора, совершенно так же, как некоторые типы людей уже по самому своему физическому сложению склонны к туберкулезу». «Эпидемия вздора среди «Клубов второсортных, – писал он, – должна быть одной из самых ужасных катастроф истории…»

Его предупреждение не дало никаких результатов. Все считали, что он бьет ложную тревогу. Учение распространялось с быстротой электричества. Целые общины записывались в члены, вплоть до последнего человека, или до тех пор, пока не иссякли значки и жетоны. Люди, которые даже и не были второсортными, увлеченные всеобщим энтузизмом, становились действительными членами местных клубов. Тщательно следили, чтобы ни один первосортный не пролез в члены клуба.

4

В июне того же года в Вашингтоне собралось первое национальное собрание «Клубов второсортных»… Была учреждена должность главы «второсортных», которая и была предложена Майклу Уэббу. Он отклонил ее красноречивой телеграммой, в которой объявил, что он недостоин этой чести, ибо в клубах имеются люди более второсортные, чем он: на них-то и должно быть обращено внимание.

Поднялась избирательная борьба, причем были выставлены многочисленные кандидаты; каждый из них имел за собой горячих приверженцев.

Итак, взвивается занавес, и перед нами предстает зрелище политической борьбы, беспримерной в американской общественной жизни. Я намекаю на события, которые повели к избранию Тимоти Брэя главой «второсортных».

Вся деятельность Тимоти Брэя – она очень показательна – была посвящена борьбе с непристойностью в прессе. Он отличался высокой духовной красотой, физически же был не особенно красив. В десятилетнем возрасте он мужественно схватил несколько открыток с изображением девушек в купальных костюмах, открыток, выставленных для продажи в сельской лавочке, и убежав с ними, отказывался их вернуть, даже тогда, когда был пойман с поличным. Его семья, пораженная духовной красотой мальчика, заплатила за карточки, и инцидент был исчерпан. Это было начало его деятельности, и с той поры он шел все вперед и вперед. Его враги – маленькая кучка первосортных – называют его даже и до сих пор «литературным шпионом», но их сарказм не что иное как слабый писк побежденных.

В интересах истины я должен сказать, что Брэй заслуживает гораздо большей славы, чем та, какой он пользовался. Он – скромный человек и не склонен хвастаться своими собственными подвигами, а потому многое из того, что он думает – в особенности по вопросам литературной критики, – известно только его близким друзьям. Я готов утверждать, что Тимоти Брэй действительно открыл четвертое измерение в литературе, но держал это втайне благодаря своей скромности. Быть может, он сейчас единственный человек во всем мире, который способен производить изыскания в области литературного четвертого измерения. Этим объясняется тот факт, что он уничтожил много книг, которые для невооруженного глаза казались совершенно безобидными; благодаря своим изысканиям в области четвертого измерения он доказал, что эти книги были действительно крайне неприличны.

Эта проблема в целом очень интересна, хотя до крайности запутана, и в настоящий момент я лишен возможности на ней останавливаться. Когда моя литературная карьера упрочится, я намерен заняться жизнью и творчеством Тимоти Брэя; тогда я остановлюсь на его литературных взглядах столь подробно, что он займет подобающее ему место в Валгалле знаменитостей.

В этой сложной борьбе из-за места главы «второсортных» – Брэй проникся наполеоновской идеей, что действие производит куда больший эффект, чем простой разговор. Не забудьте, что положение его как кандидата было не из легких. С ним конкурировало несколько самых плутовских «второсортных» умов нашего времени. Эта оппозиция привела только к тому, чтобы выбить искру, воспламенившую гений Тимоти Брэя. В это время в книжных магазинах продавалась книга, изданная под странным заглавием – «Джерген». В этой книге якобы излагалась подлинная биография некоего Джергена, который отправился путешествовать по чужим странам. В одном городе он остановился на ночлег и вступил в разговор с королевой. Во время этого разговора – Джерген показал себя в этом разговоре невыносимым хвастуном – он показал королеве свой меч, оказавший ему неоценимые услуги во время путешествий.

Чувствуя недостаток в боевом снаряжении для похода, Тимоти Брэй рассмотрел этот инцидент в плане четвертого измерения и пришел к заключению, что Джерген – губительный литературный яд. Тогда он взял книгу, уничтожил ее и предал проклятию [Намек на запрещение книги Джемса Бренча Кэбеля (Cabell) «Yurgen», конфискованной в Соединенных Штатах по инициативе «Нью-Йоркского общества борьбы с пороком»].

Деяния вроде этого выводят из равновесия толпу своим драматическим эффектом; с ними можно сравнить разве только наполеоновское: «Ma couronne vient du pont d’ Arcole».

Когда Брэй вернулся вновь в собрание, он был встречен овацией. Те, кто там были, вспоминают с волнением шествие вокруг дома, где происходило собрание. Три тысячи делегатов топали ногами под звуки марша: «Брэй, Брэй, мы хотим Брэя». Золотые полосы света заходящего солнца падали на бледные возбужденные лица и на яркие цвета тысячи флагов. Тимоти Брэй, с лицом, орошенным слезами, стоял на платформе и простирал руки, благословляя толпу. Достойное завершение предприимчивой карьеры – стать главой «второсортных» в Соединенных Штатах.

5

Бомба, издалека брошенная Майклом Уэббом, с грохотом разорвалась в собрании. Вскоре после этого Майкл спешно оповестил всю страну, что уничтожение «Джергена» было стопроцентным вздором, что сам Брэй насквозь пропитан вздором и что мистер и миссис Гаррити Томс так долго питались вздором, что стали невосприимчивыми к его яду, иначе они погибли бы от него уже давным-давно.

«Ну, а разве дурно, показывать меч королеве? – с жаром спрашивал он. – Я собственными глазами видел, как королева Англии выезжала из Букингемского дворца в сопровождении эскорта конной гвардии, причем у каждого из всадников был меч».

Смущение распространилось среди «второсортных». Организации их раскололись на две партии… Брэй в страстной речи обвинял Майкла Уэбба в первосортности. Его красноречие одержало победу, и Майкл был исключен из организации. Но много членов еще верили в него и вышли из клуба, как один человек. Разложение «второсортных» началось с этого момента.

6

Вот каким образом Майкл Уэбб стал знаменитым.