Кузьма поставил на стол три бутылки сухого вина, выложил пакет с закуской, начал разворачивать, мурлыча под нос:
А я еду, а я еду за туманом,
За туманом и за запахом тайги…
Демьян, внимательно и молча наблюдавший за товарищем, подправил не без иронии:
А я еду, а я еду за деньгами,
За туманами пусть едут дураки,,
Кузьма захохотал весело и незлобиво.
— Ты мне все равно не испортишь настроение, — ответил. — Не сердись.
— С чего взял?
— Будто не видно: сидишь как барсук в норе,
— Думаешь, приятно терять товарищей?
— А ты не теряй — поехали вместе,
— Скажешь такое. Не в Боярку смотаться… И даже не в Херсон…
— Подумаешь: полсуток — и в Братске. Не успеешь и выспаться. Летишь, дремлешь, красивые стюардессы кормят тебя…
— Но ведь Киев! — уверенно возразил Демьян. — Один Днепр чего стоит!
— А ты Ангару видел?
— Говоришь, вроде сам видел.
— Не видел, — вздохнул Кузьма. — Но Коля Петренко твердил: красота! А послезавтра и я увижу…
— Увидишь, — согласился то ли с сожалением, то ли осуждающе Демьян. — Хоть напиши.
— Не забуду. — Кузьма выложил на тарелку хорошо поджаренных, еще тепловатых цыплят, развернул кулек с пирожками. В комнате запахло так вкусно, что Демьян не выдержал и глотнул слюну.
— Куда же Глеб делся? — спросил.
— Торопишься?
— От цыплят такой дух — попробуй не спешить!
— Да, посидим мы сегодня хорошо, — сказал Кузьма, и, будто в ответ на эти слова, дверь распахнулась, и в комнату ворвался Глеб Ластивка, возбужденный, растрепанный, в небрежно заправленной в брюки клетчатой рубашке. Обошел вокруг стола, изучая бутылки, и сказал презрительно:
— «Оксамит Украини», «Перлина степу», «Гурджаани»… А водочки не взял?
— Перебьешься! — отрезал Кузьма.
— Все же товарища провожаем. За это не помешало бы граммов двести — триста..»
— А я «сухарь» уважаю, — возразил Демьян, — в голову не бьет, веселит и пить приятно. Где «Гурджаани» взял?
— В винном.
Глеб налил всем по полстакана красного густого вина, подумал немного и долижи еще.
— Так выпьем за будущего первопроходца Кузьму Зинича, чтоб он с необмороженным носом ходил. За тебя, друже!
Кузьма отхлебнул, смотря, как Глеб опорожнил стакан. Стало жаль оставлять и друзей, и Киев, и эту не очень большую и комфортабельную комнату в общежитии, где прожил более трех лет.
Всего жаль, и как еще там в Сибири сложится все..»
Вон Демьян смотрит грустными глазами, что поделаешь, может, и не скоро придется встретиться…
Демьян наконец допил вино и потянулся за пирожком. Демьян все делает медленно, однако добротно, не очень-то перевыполняет нормы, процентов на пять, но в цехе его уважают больше, чем некоторых предприимчивых болтунов-ударников, у Демьяна вообще не бывает брака, не существует детали, которую бы испортил, — токарь высокого полета, классный специалист, член парткома завода.
Демьяна знают не только на их предприятии, его портрет — на районной Доске почета, через месяц-полтора получит квартиру в новом доме — все равно их братство по общежитию распадется.
Эта мысль почему-то не принесла Кузьме облегчения, и он принялся угощать друзей:
— Цыплята табака, чувствуете, хлопцы, с чесночной подливой. Возьми, Демьян, аджики, она как огонь, а ты вином заливай, грузины так и делают.
— Ученый, — улыбнулся Глеб. — А в Сибири будешь хариусом и лосятиной питаться, а на закуску — морошка.
— Разве плохо?
— Кто же говорит — плохо… И вообще, может, ты прав. Мы — народ рабочий — всюду нужны. Если как следует поразмыслить… Кому-то надо и там… — принялся рассуждать Глеб.
— И я бы с тобой… — вдруг перебил его Демьян. Глаза у него после вина заблестели, он оживился и, казалось, утратил свою природную медлительность.
— Кто же мешает? — потянулся к нему Кузьма.
— А Тамара? — нахмурился Демьян. — Представляешь, что мне Тома запоет?
— Возьми ее с собой.
— Попробуй уговорить. Она из Киева никуда.
— Да, тебе с Тамарой двухкомнатную дадут, — вставил Глеб. — Не меньше. А там, на Ангаре, походишь…
— Тамара уже в очередь на мебель встала, — как-то жалобно сознался Демьян.
Глеб захохотал.
— Куда ж с мебелью в Сибирь подаваться, — выпалил он. — И вообще, Демьян, ты уже заарканенный. Это мы с Кузьмой вольные казаки, что нам, молодым-неженатым, общежитие всюду дадут, и меньше чем по двести рублей не зарабатываем. А в Сибири, наверно, на все четыреста потянешь? — спросил у Кузьмы. — Куда деньги девать будешь?
— Не за деньгами еду.
— А за чем? Скоро на «Жигули» наберешь.
— Наберу, — неожиданно быстро согласился Кузьма, — но ведь не в том дело…
— В чем же?
— Разве не понимаешь, — сказал Демьян, — там, в Сибири, люди знаешь как растут.
— Вот-вот, — подтвердил Кузьма, — я уже на четвертом, через год диплом получу, ну а здесь что?
— Мастером поставят.
— А в Братске мне уже сейчас должность инженера предлагают. Вот, — вытянул он из кармана письмо, так и пишут, сразу заместителем начальника цеха.
— Ну, не поверил Глеб, — заместителем начальника? — Выхватил письмо; однако читать не стал, положил на стол и прижал большой загрубевшей ладонью. — Так ты в следующей пятилетие и до директора доскачешь!
Кузьма лишь пожал плечами, но не очень протестующе. Сказал:
— Я ведь горный заканчиваю, а Сибирь только разворошили. Ты про КАТЭК слышал?
— С чем это едят?
— Камско-Ачинский топливно-энергетический комплекс, голова с ушами. В Красноярском крае. И расположен этот комплекс вдоль Транссибирской магистрали. Газеты читай, скоро станет самым большим энергетическим районом всей страны понял?
Так ты ж на четвертом, а я только на второй перескочил, — хитро блеснул глазами Глеб. — К тому же на механическом…
— Вот БАМ пойдет, — мечтательно протянул Кузьма, — тогда вообще… Уголь Нерюнгри и алданская руда. Только представьте себе, какая металлургическая база! Там всем дела хватит: и горным инженерам, и механикам.
— Почти уговорил, — раздумчиво ответил Глеб. — Ты вот что, Кузьма, устроишься, напиши, что и как. А я, сам знаешь, легкий на подъем, мне собираться — две педели. По существующему законодательству, после того, как подал заявление…
— Давай… — протянул ему руку Кузьма, чтоб скрепить договор.
Он хотел сказать, что завидует друзьям, но не успел, так как в дверь постучали и сразу, без разрешения, заглянула дежурная по общежитию, скривилась недовольно и возмущенно заметила:
— Нарушаете? Разве можно в общежитии спиртное?
— Какое ж это спиртное! — улыбнулся Глеб. — Настоящим спиртным тут и не пахнет. Сухое вино, тетя Галя, вода, стало быть.
— Все равно не положено… — Женщина оглянулась на кого-то в коридоре, сказала просительно: — Вы уж их не осуждайте, провожают товарища…
Дежурная отступила, пропуская в комнату незнакомого человека, ребята поднялись, пытаясь хоть как-то загородить стол с бутылками, но посетитель лишь усмехнулся и даже извинился за не очень своевременное вторжение. Глеб уступил ему стул, сам устроился на кровати Демьяна. Дробаха выразительно посмотрел на любопытную тетю Галю, замершую в неприкрытых дверях.
— Не смею задерживать, — только и сказал.
Дежурная, видно, хотела послушать разговор, но не осмелилась возразить, пробурчала что-то сердито и не очень вежливо хлопнула дверью. И только тогда Дробаха представился. Увидел, как сразу вытянулись у парней лица, и подумал об особенностях своей профессии — все же хочет он этого или не хочет, а приносит людям беспокойство и хлопоты, — наверно, испортил этим симпатичным ребятам застолье. Но что поделаешь? И Дробаха объяснил, что он буквально на минутку, должен выяснить кое-что,
— Чего уж, — успокоил его Кузьма, — не извиняйтесь, без дела не пришли бы, но мы за собой ничего не чувствуем. — Взглянул на друзей, надеясь на поддержку, и повторил уверенно: — За нами ничего не водится, и странно, что прокуратура…
— Ну какие вы все молодые и горячие, — остановил его Дробаха, — будто прокуратура только тем и занимается, что кого-то за что-то привлекает. Разговор у меня к вам, друзья. Ведь вы, — обернулся к Кузьме, — Кузьма Зинич, мне вас достаточно точно описал ваш товарищ Ярослав. Залетал, а вот кто из вас Демьян — не знаю.
Демьян зашевелился на стуле, хотел подняться, но Дробаха остановил его. А Кузьма сказал рассудительно:
— Значит, Залетач… Что случилось со Славкой?
— Ничего особенного. — Дробаха повернулся к Кузьме: — Просто он говорил, что вы с Демьяном отвозили его в аэропорт.
— Не отрицаем.
— И упаковывали его вещи?
— Там вещей… Рубашки, трусы и майки. Побросали в сумку, ведь на самолет опаздывали.
— Почему?
— Да гуляли с вечера… Первый Славкин отпуск. Он только прошлой осенью из армии, завком путевку в Одессу дал, и мы вечером на танцы пошли. Славик немного врезал в буфете, с похмелья голова у него болела…
— А как он, Залетач, — поинтересовался Дробаха, — хороший парень? Вы с ним все время в одной комнате?
Ответил Демьян:
— Вместе работаем, вместе и живем. А парень он нормальный. Правда, ходок по девочкам, но ведь молодой, первую попавшуюся юбку увидит и бежит.
— Это пройдет, — успокоил Кузьма. — Еще не влюблялся по-настоящему. Какая-нибудь поймает на крючок, — лукаво глянул на Демьяна, — и конец свободе. На всю жизнь.
— Итак, — уточнил Дробаха, — вы уложили вещи Залетача в сумку, вы вместе с Демьяном?
— Ну да, вместе. Я же говорю, все его шмутки в одну сумку поместились.
— И поехали в аэропорт?
— Автобусом до Борисполя.
— И там сдали сумку в багаж?
— Точно,
— Никто из посторонних не мог что-нибудь положить Б нее?
Кузьма переглянулся с Демьяном.
— Нет, — заверил, — я все время ее нес. А в автобусе на коленях держал.
— А что он натворил, Славка? — спросил Демьян. — И почему вдруг его сумкой интересуетесь?
— Вопросов к вам больше нет, — ответил Дробаха уклончиво.
С этими ребятами было все ясно, рассказывать же про взрыв не хотел: в конце концов, чем меньше людей будут знать об этом, тем лучше.
— Но ведь, — заволновался Кузьма, — речь идет о нашем товарище. И даром вы не станете расспрашивать…
— Вышла путаница с багажом, — объяснил Дробаха, — и мы кое-что выясняем.
Кузьма махнул рукой:
— Если пропало что-нибудь, невелика беда. Добра у Славки — кот наплакал. Единственная ценность — нейлоновая куртка. За полсотни.
— Весьма признателен вам за информацию, — церемонно сказал Дробаха, давая понять, что разговор окончен.
— Какая уж информация… — облегченно вздохнул Кузьма. — А мы подумали: что-то случилось… Следователь из прокуратуры — и к нам…
— Только оторвал вас от обеда. — Дробаха хотел подняться, но Кузьма остановил его решительным жестом. Переглянулся с товарищами и предложил:
— Может, немного сухого вина? Отъездное я ставлю — завтра в Братск. Так прошу вас…
Дробаха покачал головой и сказал: — Будьте счастливы, ребята! У вас все еще впереди, долгая жизнь, лишь бы шли по ней достойно!