Я, эти двое и двадцать девять массажистов

Глава 68 Родная планета Матиаса

Тоюни оказалась маленькой планетой с большим количеством шахт. Когда-то здесь велась добыча угля, но сейчас все запасы были истощены и люди потихоньку ее покидали. На подлете я видела испещренный норами шахт и провалами грунта рельеф, местами заросший редкими хвойными лесами. Крупных городов здесь не было, а по рассказам Матиаса остались лишь небольшие поселения.

Тоскливо.

Мы остановились в родном шахтерском поселке Матиаса. Заселившись в самую крупную и единственную гостиницу, стали планировать день.

— Все это здание размерами меньше, чем дом твоей матери, — проговорил мой мужчина и в его голосе я уловила вину. Как будто он переживал, что мне здесь будет некомфортно.

— Я не совсем поняла, тебе стыдно за родной город? — спросила его.

— Ты привыкла к другим условиям, а тут…

— Матиас, ну что ты такое говоришь? — возмутилась я. — Мы не выбираем, в какой семье или на какой планете родиться.

Он недоверчиво хмыкнул. Тогда я обняла его, заглянула в глаза:

— Вот я могла вообще родиться рабыней, и мы бы никогда не встретились.

— Даже будучи рабыней, ты бы организовала бунт и собрала гарем из самых сильных мужчин.

Я рассмеялась, представив такую картинку в своей голове.

— И красивых!

— И красивых?

— Конечно, думаешь, твои умопомрачительно синие глаза могли оставить меня равнодушной?

— Айна, Айна, — повеселел он. — Умеешь ты поднять настроение.

Я смело положила ему ладонь на промежность, намекая, что не только настроение могу поднять, но он развернул меня к окну:

— Лет пятьдесят назад здесь процветало рабство, — рассказал мне Матиас. — Уголь добывали, нарушая все правила безопасности. Потом планета вошла в состав МСР, и все бывшие рабы стали свободными. Вот только продолжали работать на шахтах, потому что других вариантов не было. Абсолютно. Я рос подвижным ребенком, всегда хотел большего и мечтал улететь отсюда, чтобы управлять большими звездолетами. Мои родители работали в шахте и в один день не вернулись со смены. Вместе с сотнями других рабочих их завалило очередным обвалом. Траур коснулся множество семей. Я остался с бабушкой. И вот тогда она сделала все, чтобы оплатить мне поездку на экзамены в Академии МСР.

— И ты поступил? — догадалась я.

— Я лез из кожи вон, чтобы сдать нормативы. Штудировал законы, учился владеть оружием, а уж сколько часов я провел на тренировках — не счесть. К сожалению, бабушка не дождалась моего выпуска и умерла из-за старости и болезней. Я долго не мог простить себе, что уехал и не подумал о ней.

— Понятно, — я вздохнула. — Сочувствую.

— Эта планета не будет помнить обо мне. И я тоже не буду.

— А твой родной дом?

— Дом продан за гроши, часть вещей хранится здесь на погрузочной станции, а остальное я сжег и выбросил.

— Ты хочешь забыть свое прошлое?

— Не получится, оно со мной, — Матиас прерывисто вздохнул. — Я черствый и эгоистичный человек, Айна. Презираю высокомерных богачей, которые выдоили нашу планету и оставили умирать.

— Я тоже богата, — тихо проговорила я. — Меня тоже презираешь?

Он улыбнулся.

— Ты сломала все мои стереотипы. Знаешь, что у нас говорят о женщинах из системы Унн-Ран?

— Что?

— Что это чертовы рабовладелицы, которые втаптывают в грязь мужское достоинство, продают и покупают невольников, как скот и каждый день их убивают десятками только ради веселья.

— Ого! — удивилась я. — Это уж совсем небылицы!

— Вот именно. Представь, что я думал о вас, когда летел на задание? И как потом переворачивалось мое мировоззрение после знакомства с тобой. На Унн-Тала даже рабы живут лучше, чем здесь свободные граждане. И ты это мне показала.

— Там тоже больше не будет рабов.

— Что будет после отмены рабства? Я бы не хотел, чтобы из-за моего вмешательства их жизнь стала хуже.

— Насчет этого не волнуйся. Мы предоставим бывшим невольникам выбор. Кто-то останется работать на прежних хозяев за зарплату, а кто-то переучится и сможет исполнить свою мечту.

— Вот видишь, ты думаешь о людях. Для тебя неважно, из какого они сословия, сколько у них денег за душой. Ты даже помнишь имена рабов в домах своих подруг! — с восхищением ответил Матиас. — А ведь я тоже сын рабов, получается. Ну, внук точно. Во мне течет рабская кровь.

— Вот уж глупости, — возразила я. — Кровь не может быть рабской или господской. И вообще, пойдем гулять? У вас тут есть места отдыха?

— Боюсь, они покажутся тебе, мягко говоря, примитивными.

— Пойдем! Покажи, где тебе самому нравилось бывать.

И мы пошли в парк развлечений. Он был крохотный, всего несколько ларьков с закусками, уличный кинотеатр и колесо обозрения высотой чуть меньше поместья на острове мамы. Здесь почти не было посетителей, но колесо работало, и я уговорила Матиаса прокатиться.

А потом я целовала своего мужчину на лавочке перед экраном, где на белом фоне показывали третьесортный боевик столетней давности. Который я, к слову, не смотрела.

— Такая девушка никогда бы не пошла со мной в кино, — проговорил Матиас, глядя на меня так ласково и беззащитно, что я тоже залюбовалась им.

Он смутился и на какой-то миг превратился в неуверенного подростка, который сам не верил в происходящее.

— Подожди, принесу мороженое, — сказал он и отошел до киоска.

— Какая краля да в нашем захолустье! — раздался вальяжный манерный голос с местным акцентом. — Вы, наверное, из другой планеты?

Я обернулась. Ко мне подсел молодой мужчина, явно пьяный и поэтому смелый. За ним неуверенно маячили его дружки.

— Может, познакомимся, и-и-к! — сказал он, пытаясь не качаться.

— Э, друг, лучше не знакомься с этой госпожой, — раздался вдруг веселый голос Матиаса. — Я познакомился на свою беду и вот, теперь третий муж.

Он вручил мне мороженое и я с удовольствием откусила верхушку.

— Третий? — не понял подсевший мужчина.

— Ну да, эта госпожа из системы Унн-Ран, у нее знаешь сколько рабов? У-у-у, двадцать девять, не считая тридцатого.

При упоминании «Унн-Ран», мужчины одновременно дернулись.

— Почему не считая? — спросил кто-то из дружков, явно не зная, как безопасно узнать подробности, но при этом иметь возможность ретироваться.

— Тридцатый вообще зверюга, загрызет, не поморщится. У него и раса неизвестная, — нагонял жуткости Матиас. — А еще есть охранник с бластером. Вот тот вообще пристрелить меня мечтает, хоть сам и пролез вторым без очереди.

— Ого, — присвистнули слушатели.

Я сидела, пытаясь сдерживать смех, но это было сложно. Мне даже возмущаться не хотелось. Показалось, что для Матиаса это не печальные, а счастливые моменты жизни. Возникло стойкое ощущение, что он хранит эти воспоминания в своем сердце, как одни из самых ценных.

— Вот и я сначала в рабство попал, буквально в клетку нагишом, потом меня ей вот подарили и знаете, что было дальше?

— Что? — мужчина уже привстал и явно хотел оказаться подальше.

— Потом было все: плетки, унижения, перцовая паста в задний проход… Хочешь тоже в рабство?

— Э, не, друг. Сам выпутывайся, — пожелал пьянчуга и быстро исчез вместе со своими дружками.

А мы остались досматривать фильм.

— Похоже, тебя особенно сильно впечатлила не я, а перцовая паста? — рассмеялась я, вспоминая тот случай.

— Нет, с перцем был перебор, — ответил Матиас. — А вот наручники и плетку можно повторить. Но осторожно, и только по любви.

— По любви?

— Айна, я люблю тебя! — признался Матиас, пересаживая меня к себе на колени.

Фильм продолжался, редкие посетители досматривали фильм, а я сидела в уютных объятьях моего будущего третьего мужа и млела от его прикосновений.

Ночью, уже в гостинице я заставила повторить Матиаса свои признания, чтобы убедиться, что мне не показалось. И использовала самые запрещенные приемы, которые вызывали у него громкие стоны, ругательства, откровенные признания и словесные подробности, что и как он сейчас со мной сделает. Естественно, по любви.