10

— А во-он там, смотри, видишь колокольню с часами? — Мара показала рукой вверх и налево. — Ну вон же!

— Вижу. И что?

— На этих колоколах по воскресеньям и в праздники играют колокольную музыку. Такого больше нигде нет, только у нас.

— Ну да! — не поверила Ника. — А я-то всегда думала, что искусство колокольного звона — прежде всего наше, русское.

— Не колокольный звон — колокольная музыка, — поправила Мара, — а это разные вещи. Один наш композитор создал приспособление, с помощью которого на колоколах можно играть как на инструменте. Хочешь — классику, хочешь — народные мелодии…

— Хочешь — рок-н-ролл! — подхватила Ника, и девушки дружно рассмеялись.

Они сидели на лавочке в сквере напротив Исторического музея. Собственно говоря, Ника хотела посмотреть картины Чюрлениса, но, когда они наконец добрались до музея, почувствовала, что у нее от усталости отнимаются ноги. Мара провела ее по всему Старому городу, а потом по Центру пешком, не давая передышки. Даже тренированные Никины ноги не выдержали нагрузки, а Мара ничего — как будто только что начала прогулку. А ведь она еще три часа перед тем репетировала новый танец! Железная она, что ли? Ника искоса посмотрела на девушку. Как она все-таки хороша! Высокая, почти на голову выше Ники, она такая тонкая, что кажется еще выше. Но худой Мару никто бы не назвал — сложена она пропорционально, и кости из-под кожи не выпирают, как у многих женщин такого типа, — это Ника еще вчера заметила в «Зеленой горе».

— Ну что, — Мара улыбнулась уставшей спутнице, — идем в музей?

Ника взглянула на часы и обнаружила, что они остановились, — наверное, забыла утром завести.

— А сколько сейчас времени?

Девушки должны были встретиться с мужчинами в семь возле ратуши.

Мара взглянула на изящные небольшие часики:

— Без двадцати три, а что?

— Честно говоря, я жутко голодна. Ты как насчет поесть перед осмотром бессмертных шедевров?

Мара улыбнулась и пожала плечами:

— Как скажешь. Вон там, за углом, неплохой ресторанчик.

Она легко поднялась со скамейки. Ника уже в который раз с восхищением посмотрела на нее. Все-таки удивительная девушка! Неужели она не голодна? Вполне возможно, что она вообще питается солнечным светом — так легко идет, словно скользит по воздуху!

Ресторанчик оказался не ресторанчиком, а скорее чем-то средним между баром и кафе. Из горячей еды там были только сардельки и пицца. Взяв по порции сарделек, девушки устроились за столиком у большого окна, выходящего на улицу Донелайтиса. Ника подумала, что вот наконец-то выдался удачный момент расспросить Мару. Хотя они и провели вместе почти целый день, поговорить так и не удалось. Конечно, после репетиции они обсудили Марину работу, но и только. Потом Мара добросовестно исполняла роль гида, и сейчас Ника узнала много нового о Каунасе, но почти ничего — о своей спутнице. А эта девушка заинтересовала Нику не на шутку. Кроме того, ей хотелось подружиться с Марой и из-за Андреса. Ника стеснялась выспрашивать о нем у малознакомой девушки, а если они с Марой сойдутся поближе — ну, тогда другое дело…

— Ты очень хорошо знаешь город, — Ника начала издалека. — Наверное, ты родилась здесь?

— Нет. — Мара покачала головой. — Родилась я довольно далеко отсюда, под Магаданом.

Ника от неожиданности чуть не поперхнулась:

— Ого! В самом деле?

— А что тут такого? — Мара чуть передернула плечами. — И в Магадане люди живут.

— Конечно, — поспешно согласилась Ника, — конечно, живут. А в Каунас ты давно переехала?

— Когда мама… — Мара словно споткнулась. — В общем, когда осталась без мамы, переехала сюда, к родственникам отца.

Ника хотела спросить, почему к родственникам, а не к отцу, но сдержала любопытство. И была вознаграждена: чуть погодя Мара сама продолжила:

— Мама с отцом расстались, когда мне было пять лет. Отец уехал сначала сюда, в Каунас, а потом перебрался в Варшаву. Он поляк.

— И ты с ним не встречаешься? — спросила Ника.

Мара грустно усмехнулась:

— Это сложновато — встречаться с ним. Теперь он живет где-то то ли в Швеции, то ли в Швейцарии, не знаю точно.

— Как?

— У него другая семья. Я его не интересую.

Мара опустила глаза. Ника оказалась в затруднительной ситуации: с одной стороны, одолевало любопытство, с другой — неловко расспрашивать не слишком знакомого человека.

— Так не бывает, — осторожно начала она. — Дочь всегда интересует отца.

— Это ты знаешь по своему опыту? — скептически спросила Мара.

— Нет. — Ника вздохнула. — У меня нет особенного опыта. Мои родители погибли в автокатастрофе десять лет назад.

После этих слов Мара впервые заинтересованно посмотрела на Нику. И было в ее взгляде еще что-то, помимо сочувствия. Только вот что, Ника так и не успела уловить.

Девушки замолчали минут на пять, вплотную занявшись едой. Когда с сардельками было покончено, Мара принесла две чашечки кофе.

— Мой отец был политзаключенным, — неожиданно сказала она, помешивая ложечкой в чашке. — Они с мамой познакомились на поселении. Собственно, и расписаны они никогда не были. Когда у него срок кончился, он вернулся домой. Сначала писал нам, редко, правда, обещал взять к себе, а потом и писать бросил.

— Как это — политзаключенным? — не поняла Ника.

— Не знаю, — вздохнула Мара. — Мама так про него говорила. А тетя Гражина говорила — обычный шалопай. Из университета выгнали, потом госбезопасность им заинтересовалась. А кем только в начале семидесятых госбезопасность не интересовалась! Так что не знаю, за что его выслали.

— А кто это — тетя Гражина? — спросила Ника.

— Сестра отца. Когда маму… В общем, когда мне было двенадцать, я приехала к ней в Каунас. Мне больше некуда было податься. Слава Богу, тогда еще советские времена были, сейчас меня никто бы сюда не пустил.

— И долго ты жила у тети Гражины?

— Пока школу не кончила. Вообще-то она хорошая, но ей совершенно не до меня: квартирка двухкомнатная в Шанчяе, муж, двое своих оболтусов. Ну, пока мне было некуда деваться, она меня приютила, а потом… Муж у нее литовец. Ты знаешь, вообще-то и для поляков, и для литовцев родственные связи много значат, но я ведь не настоящая полька. И фамилия у меня по маме — Пономарева, и в свидетельстве о рождении вместо имени отца — прочерк. Пришлось самой о себе подумать. — Мара опять замолчала.

Выждав минуту-другую, Ника решилась спросить:

— А как ты попала в «Зеленую гору»?

— Раймонд устроил. Первое время очень боялась оттуда вылететь: у меня же нет гражданства, только вид на жительство.

— А теперь?

Мара недобро усмехнулась:

— Теперь не боюсь. Это они теперь боятся меня потерять. Многие же в этот ресторан специально ходят. На меня смотреть. Взять тебе еще кофе?

Ника благодарно улыбнулась:

— Да, пожалуйста.

История Мары так заинтересовала ее, что она раздумала идти в музей Чюрлениса. В конце концов, музей никуда не убежит, можно сходить и завтра, а если вместе с Андресом — так еще и лучше!

Глядя, как Мара идет от стойки с двумя чашечками кофе в руках, Ника снова залюбовалась кошачьей гибкостью ее движений. Редкая девушка, что и говорить! Если бы такая была среди Никиных учениц, она давно заняла бы все первые места на всех шейпинг-конкурсах. А кстати…

— Слушай, извини за нескромный вопрос — сколько тебе лет?

— Восемнадцать. Скоро будет девятнадцать, — улыбнулась Мара, садясь и расправляя коротенькую клетчатую юбку. — А тебе?

— О, — вздохнула Ника, — я уже старая. Двадцать пять.

— Неужели? — тонкие длинные брови Мары удивленно изогнулись. — Никогда бы не подумала. А вообще, почему мы говорим только обо мне? Расскажи мне что-нибудь и о себе.

Ника уже открыла было рот, но вдруг остановилась. О ком рассказывать? О Лизе Владимирской или о Веронике Войтович?

— Что тебя интересует? — осторожно поинтересовалась Ника.

— Да все, — улыбнулась Мара. — Я не так часто знакомлюсь со студентками из Москвы.

Значит, придется рассказывать биографию Лизы с элементами собственной истории.

— Ну, я учусь в МГУ на истфаке, на отделении истории искусств, — нехотя начала Ника. — Специализируюсь на искусстве Древней Руси…

Она замолчала, собираясь с мыслями.

— А почему ты туда пошла? — поинтересовалась Мара. — У тебя родители были художники?

— Папа. И потом, самый близкий мне человек не только хороший художник, но и известный коллекционер, он всю жизнь этому отдал.

— Прости, пожалуйста, — теперь пришел черед Мары быть осторожной. — Самый близкий человек — это кто? Муж?

Ника с искренним изумлением посмотрела на нее и рассмеялась:

— Что ты! Я не замужем и никогда не была. Нет, мой крестный. Его зовут Павел Феликсович, он заменил мне отца.

— А… — протянула Мара. — Тогда понятно…

— Ну, что еще рассказать? Сейчас у меня последний курс, а что потом — один Бог знает. Может быть, возьмут работать в какой-нибудь музей, только там ничего не платят… Значит, надо искать богатого мужа, — пошутила Ника.

Мара едва заметно передернулась.

— И ты думаешь, что Андрес — тот самый вариант? — тон ее изменился, стал сухим и колючим.

— Нет, что ты! — воскликнула Ника. — Что ты говоришь! Я ведь ляпнула так, не подумав!

Мара недоверчиво посмотрела на нее:

— Прости, пожалуйста. А с Андресом ты давно знакома?

Ника покраснела, потом решилась сказать правду:

— Два дня.

— Ка-ак? — Мара даже привстала. — Не может быть!

— Почему?

— Ты не производишь впечатление… — Мара словно не решалась продолжить фразу.

— Легкомысленной дурочки? — закончила за нее Ника. — Честно говоря, я всегда старалась быть очень осмотрительной. Но в последний месяц со мной что-то случилось, и вся осмотрительность куда-то делась. Словно вирус какой-то подцепила. Не знаешь, может быть, есть вирус беспечности?

Но Мара шутки не приняла. Она смотрела на Нику и молчала. Ника тоже стала серьезной:

— Понимаешь, если честно — такого со мной еще никогда не было. Знаешь, как у Бунина — солнечный удар!

Мара покачала головой. Да, конечно, она могла и не читать Бунина.

— Ну, — попыталась объяснить Ника, — когда я его в первый раз увидела — в Сигулде, случайно, во время экскурсии — то он мне страшно понравился. А потом он приехал за мной в Лиелупе, и все покатилось как снежный ком. А ему надо было уезжать. И я подумала… Впрочем, вру. Ничего я не подумала. Я просто не способна была подумать. Он предложил мне ехать с ним, и я согласилась.

Мара покачала головой:

— А что дальше?

— Не знаю, — растерянно сказала Ника. — Нет, правда не знаю. Надеюсь, что все будет хорошо.

Мара невесело усмехнулась:

— Надеюсь… — Она хотела что-то добавить, но не решилась. Потом кинула быстрый взгляд на часы и поднялась: — Ого! Мы тут с тобой засиделись! В музей сегодня уже никак не успеть. Допивай кофе и поехали к ратуше.


Выйдя на площадь, Ника сразу увидела рядом с цветочным магазином знакомый белый «Мерседес». Андрес, очевидно, тоже заметил их издалека, вышел из машины и пошел через всю площадь навстречу девушкам.

— Как погуляли? — поинтересовался он, улыбнувшись Маре и ласково поцеловав Нику в щеку.

— О, прекрасно! — ответила Ника. — Кажется, я теперь знаю Каунас наизусть. Еще одна-две такие прогулки — и смогу работать экскурсоводом в здешнем бюро.

— Боюсь, что возникнут проблемы с гражданством, — пошутил Андрес. — У нас с этим строго.

— Ну, тогда я попрошу вас с Раймондом за меня похлопотать, — в тон ему отозвалась Ника. — Кстати, а где он?

— В машине сидит.

— Да? А тебя отправил навстречу как приветственную делегацию?

— Раймонд не любит лишних движений.

Пойти навстречу любимой девушке — лишнее движение? Ника быстро взглянула на Мару — ей эти слова могли показаться обидными. Но она, кажется, пропустила их мимо ушей. И вообще вдруг словно отдалилась: шла рядом с ними, но в разговоре участия не принимала, похоже, и не слушала. Вид у нее был отчужденный, словно мысли ее были далеко отсюда, от этой площади, от Ники, от Андреса. И от Раймонда.

Раймонд сидел на водительском месте, из машины так и не вышел, даже для того, чтобы помочь сесть Маре. Бурно поздоровавшись с Никой, он бросил Маре небрежное «привет» и даже ей не улыбнулся. Мара опять приняла это как должное, а Ника подумала, что Раймонд нравится ей все меньше и меньше.

Когда все уселись — Ника и Андрес на заднем сиденье, Мара рядом с водителем — Раймонд включил мотор, и «Мерседес» плавно тронулся с места.

— Какие у нас планы? — поинтересовалась Ника. — Забросим ребят домой и поедем ужинать в одно необыкновенное место, — отозвался Андрес.

— А почему не в «Зеленую гору»? Я бы хотела еще увидеть Марин танец, — огорчилась Ника.

Мара обернулась и благодарно посмотрела на нее, но ничего не сказала.

Андрес замялся.

— Видишь ли, дорогая, — он взглянул на Нику как-то виновато, — мне нужно тебе что-то сказать.

— Что такое? — встревожилась Ника. — Что-то случилось?

— Да нет, ничего страшного. — Андрес взял ее руку и поцеловал в ладонь. — Ничего, просто подожди немного.

Как и раньше, его прикосновение подействовало на Нику успокаивающе. От того места, где его губы касались ее кожи, разливалось приятное тепло.

«Необыкновенным местом» оказалось маленькое кафе в Старом городе. Оставив машину на стоянке, Андрес повел Нику чередой узеньких улочек и двориков, так что она совершенно запуталась в поворотах.

— Ты меня, как мальчика с пальчик, хочешь завести в лес и бросить? — жалобно спросила она. — Одна я обратную дорогу не найду.

— Тебе и не придется ходить одной, — успокоил Андрес. — Ну вот, уже пришли.

Они спустились по каменным ступенькам в маленький подвальчик. Ника огляделась. Здесь было очень мило: кирпичные стены зала и небольшие стрельчатые окна под потолком наводили на мысль о готике, на стенах висели панно, выполненные в национальном стиле, а деревянные столики на двоих и на троих были украшены букетами цветов. В глубине зала в настоящем камине горел настоящий огонь. Это Нику окончательно сразило. Андрес заметил ее восхищение:

— Нравится?

— Очень!

Не успели они сесть, как рядом со столиком неслышно возник официант. Они с Андресом обменялись несколькими словами на литовском, потом Андрес обратился к Нике:

— Дорогая, у тебя есть какие-нибудь пожелания?

— Какие могут быть пожелания? — удивилась она. — Я же здесь ничего не знаю. Заказывай на свое усмотрение. Только учти — я не очень голодная, мы с Марой недавно перекусили.

— Ну вот, — расстроился Андрес. — А я хотел показать тебе настоящую литовскую кухню. Жувиене здесь готовят бесподобно.

— Жувиене?

— Старолитовское блюдо. Суп из речной рыбы, грибов и овощей. К нему подаются специальные рыбные палочки. Или, например, можно заказать жемайтский пивной суп.

— Звучит заманчиво, — сказала Ника, — но боюсь, ни пивной суп, ни жувиене я не осилю.

— А как насчет мяса? Можно заказать цепеляйне или зразы, или ведарай, или рулет сканестас-судетинис… Или лучше рыба? Здесь подают лидеку копустинес, лидеку су таукайс…

— Пощади! — шутливо взмолилась Ника. — Что это значит?

— Лидека — значит щука. Щука по-литовски, с кислой капустой или жаренная на свином сале.

Ника с сомнением покачала головой. Щука с кислой капустой — не слишком, с ее точки зрения, сочетаемые продукты, но, может быть, стоит рискнуть…

— Давай возьмем лидеку, — решила она. — С капустой. А к ней белого вина.

— Вообще-то к такому блюду лучше заказать пиво, — сказал Андрес. — Но если ты хочешь вино — пусть будет вино.

Когда лидека копустинес уже красовалась на столе, а вино было разлито в узкие высокие фужеры, Ника подняла свой бокал и сквозь стекло посмотрела на Андреса:

— Ну? За что будем пить? Ты скажешь тост?

— За нашу встречу, — Андрес вдруг стал серьезен. — За то, что я в Сигулде встретил тебя.

— А кстати, — поинтересовалась Ника, — как ты оказался в замке? Это место для любопытных туристов, а ты, наверное, его сто раз видел.

— У меня в Сигулде в тот день были назначены две встречи. Первая неожиданно отменилась, и мне предстояло где-то скоротать четыре часа. Вот я и пошел в Турайдский замок — люблю красивые виды.

— А-а, — задумчиво протянула Ника, — то есть если бы встреча не отменилась…

— Все в этом мире случайно. Ну как тебе лидека?

— Еще не распробовала. — Ника осторожно положила в рот кусочек незнакомого кушанья. — А ты знаешь, как ни странно, очень вкусно!

Андрес рассмеялся:

— Я плохого не посоветую.

Ника собралась отправить в рот еще кусочек, уже подцепила его на вилку и вдруг спросила:

— А что ты мне хотел сказать?

Улыбку с лица Андреса как будто стерли:

— Я надеялся, что ты до конца ужина не вспомнишь об этом.

— Господи, — теперь Ника встревожилась не на шутку, — что случилось? У тебя какие-то неприятности?

— Боюсь, что да, — Андрес помрачнел. — Понимаешь, меня очень подвел один человек. В общем, мне нужно сегодня ночью выехать в Прагу.

От неожиданности Ника выронила вилку:

— Но… Мы же собирались… Ей хотелось спросить: «А как же я?», но она сдержалась.

— Да. И мне очень неловко перед тобой. — Андрес говорил, но слова доходили до нее с трудом. — Да что там неловко — просто ужасно все получилось! Поверь, для меня это страшная утрата — те дни, которые мы не проведем вместе.

— И что же… Мне надо уехать домой?

Боже, как все плохо! Ника чувствовала себя так, словно ее выгнали из дома.

— Лизонька, — теплая рука Андреса опять легла на ее руку, — посмотри на меня, Лизонька. Посмотри мне в глаза.

Ника подняла ресницы. В глазах Андреса была тревога, забота и что-то еще… Что-то, чему Ника теперь не смела поверить.

— Тебе не обязательно уезжать. Можешь остаться здесь, в Каунасе, до конца своего отпуска. Можешь вернуться в Москву — как хочешь.

— А ты? — с надеждой спросила Ника. — Ты сюда вернешься?

— Не знаю. Как сложатся дела. В любом случае обещаю, что не позднее чем через месяц приеду к тебе в Москву. У тебя там есть телефон?

— Есть.

— Я буду звонить тебе каждый день.

Ника опустила глаза и задумалась.

— Когда тебе надо уезжать? — спросила она через пару минут.

Андрес посмотрел на часы:

— Через шесть часов сорок пять минут.

— А когда поезд на Москву?

— Через четыре часа.

Ника вздохнула:

— Значит, ты еще успеешь меня проводить.

Загрузка...