Первым делом я позвонила Люське, отыскав дома свой старый телефон и сим-карту с незапамятных времен. Она, на удивление, еще работала, и даже деньги на счету оставались.
Мысленно воздав должное оператору, я набрала Люськин номер, который знала наизусть.
Подруга с недоумением протянула:
– Алло, слушаю. Кто это?
«Вот дурында», – без злости подумала я. Могла бы, между прочим, мой старенький номер и не удалять. А потом вспомнила, что Люська теряла свой мобильник, вместе с ним в небытие канула и записная книжка.
– Это я, Марина.
– Маринка? – с подозрением спросила Люся. – А что голос какой странный?
– Нормальный. Если бы ты сейчас видела тот бардак, который вы оставили на кухне, включая ватные диски с отпечатком твоих губ на кухонном столе, то тоже бы злилась.
– И вправду ты, – обрадовалась подруга. – Стой, так ты у нас дома что ли? Серьезно? А как же твои… Проблемы?
Усмехнувшись тому, как деликатно Люська окрестила психопата Виктора и его команду суровых ребят, я ответила:
– А нету больше проблемы, Люся. Сгорела.
– Как сгорела? – ахнула подружка.
– А вот так. Ты на работе?
– Собираюсь. На часы смотрела?
Я мельком взглянула на циферблат – почти семь утра. Ну, да, рановато.
– Я сейчас у Галки, сижу вся в кошачьей шерсти, – буркнула Люся. – Через полчаса буду выдвигаться. Ко мне придешь?
Я задумчиво пожевала губу. Идти куда-либо не хотелось, но Люська же умрет от любопытства, если не узнает все подробности. С другой стороны…
Я все со страхом ждала момента, когда она спросит о Владе. Боялась, потому что тогда придется сказать вслух, что Влад ушел. Уехал, исчез, испарился. Не удосужился даже попрощаться.
А говорить этого не хотелось. Эта боль так глубоко засела в груди, что рассказать о ней казалось кощунством.
Белый конверт на тумбочке в прихожей притягивал взгляд как магнит, но я стойко держалась, решив открыть его позже.
– Ау, ты чего там пропала? – недовольно протянула Люська.
– Зайду, – вздохнула я.
– Отлично. Жду тебя в «Маслинке», – обрадовалась она, и отключилась.
Бесцельно побродив по комнатам, я заставила себя принять душ, высушить волосы и даже накрасить лицо. Привычные действия ощущались как каторжные работы – хотелось просто лечь и лежать, пока земля не обернется вокруг солнца раз четыреста.
В прихожей хлопнула дверь, послышался стук сапог, которые явно треснули друг об друга, чтобы сбить снег, и веселый голос дяди Миши:
– Маришка, ты где?
Я выплыла в коридор, держа в руках тюбик с тушью.
– Собираешься куда? Только вернулась, – удивился он.
– Я в «Маслинку».
– К Людмиле-то? Она ж дома-то две ночи не ночевала, как и ты. Меня к Степанычу выгнала, а у него жена – зверь, – обиженно протянул дядя Миша. – Что случилось-то? Что за переполох? Степаныч сказал, что вляпались вы во что-то.
– Все уже хорошо, – успокоила я его. – Спасибо, что послушались Люську.
– Расскажешь али нет? – сурово насупился дядя Миша.
Выглядело это так комично, что я невольно улыбнулась, и кивнула.
– Расскажу.
Дяде Мише я поведала краткую версию: мол, один придурок решил меня преследовать, а Влад с ним разобрался, оттого и из дома мне пришлось ненадолго уехать. Дяде Мише версия не особо понравилась – я и сама понимала, что в ней много недомолвок и неточностей, но допрашивать он меня не стал, удовлетворившись утверждением о том, что сейчас все хорошо.
– А Владислав Андреевич-то где? – почесав затылок, спросил сосед.
Я постаралась непринужденно улыбнуться, но со стороны, наверное, это выглядело как оскал.
– Уехал. К себе.
– Навсегда? – нахмурился дядя Миша.
– Не знаю, – ответила я, и вправду поняла, что не знаю.
И от этого стало так горько, что захотелось зареветь. Я всхлипнула, дядя Миша тут же шагнул ко мне, и прижал мою голову к своей груди. От его свитера пахло снегом, яблоками и домашним пирогом – наверное, жена Степаныча опять готовила, вишневые, мои любимые.
Тихонечко вздохнув, я пыталась успокоиться, пока дядя Миша гладил меня по волосам, приговаривая:
– Ну, полно, девочка, полно. Любовь, она штука такая… Никогда не скажешь, как все обернется. А паренек-то он неплохой. Любит тебя, раз заступиться решил.
«Что толку от этой любви, если его нет рядом?», – зло подумала я, но смолчала.
– И ко мне подошел… Я еще удивился: к чему это? А теперь-то понятно…
Я высвободилась из объятий дяди Миши и с замиранием сердца уточнила:
– Когда подходил?
– Да вот сегодня утром. Вы на машине подъехали, Владислав вышел и ко мне направился. Я его спрашиваю: а где Маришка-то, а он мне – в машине, спит. Попросил присматривать за тобой, взял мой номер телефона. Я, уж конечно, продиктовал циферки. Вот так. А потом он вроде как ушел, или в машину сел – я уж и не видел. А там уж ты вышла, домой направилась, мне помахала – я и подумал, что все нормально. Я ж не знал…
– Ясно, спасибо, дядь Миш, – я кивнула, уже успокоившись полностью, и посмотрела на бесполезную тушь в руках.
– Все наладится, Мариш, – крикнул он мне вдогонку. – Ты девушка умная, красивая. Все в наших руках.
«А ведь и правда», – рассеянно подумала я, вертя в руках белый конверт от Влада. Все в моих руках.
Отложив конверт в сторону, я потопала к Люське в магазин. Подруга встретила меня неприветливо – со сдвинутыми бровями и скрещенными на груди руками, но, завидев мое грустное лицо, сменила гнев на милость.
– Рассказывай, – велела она.
– Да что рассказывать-то, – начала я, поймала ее грозный взгляд, и выложила как на духу события последних дней.
Люська призадумалась и притихла, а я переживала, что сейчас посыплются нотации и нравоучения: я же говорила, я же предупреждала, он тебе не пара…
Люська набрала в грудь побольше воздуха и веско заявила:
– Ладно, что было, то было. Когда сестру знакомиться приведешь?
Я обалдело хлопнула ресницами, и на автомате ответила:
– Когда все утихнет. Неизвестно, что там с домом Виктора…
– Значит, будем ждать, – кивнула Люська, и устроилась на табуретке. Я тоже присела рядом, время от времени обновляя ленту новостей.
К обеду все сайты и местные паблики взорвались ворохом постов – везде обсуждали неожиданный пожар в доме бизнесмена Виктора Звягинцева. Через два часа посыпались подробности: в особняке было обнаружено пять тел, одно из них принадлежало самому Виктору, другие оказались его подчиненными. Некоторые из них были ранее судимы. Также в доме нашли незаконный склад оружия и наркотические вещества в крупном размере – они находились в подвале, поэтому пожар их не уничтожил. Там же, совсем рядышком, обнаружился еще один труп – предположительно конкурента Виктора, Смолова Кирилла, который скончался двумя днями ранее от выстрела в голову.
– Ничего себе, – присвистнула Люська. – Считаю, что этому Виктору повезло, что он не выжил.
Я укоризненно посмотрела на нее.
– За то, как он измывался над Викой несколько лет…
– Молчу, – замахала руками Люська. – Извини.
– Пойду домой, – поднялась я. – Леше через пару дней напишу. Думаю, им еще стоит пока побыть в отдалении.
– А где они, кстати?
– На даче у подруги бабушки Алексея, – отрапортовала я. – В какой-то дремучей деревне.
– Отдых, природа, – завистливо протянула подруга.
– Мороз, сугробы, ветер, – подхватила я, и улыбнулась.
– И вот всем-то ты недовольна, – поджала губы Люся. – Ладно, на ужин что готовить будем? Может, отпразднуем? Скромненько. Курицу запечем…
– Боюсь, дядя Миша заподозрит неладное. Он и так с трудом мне поверил.
– Да куда он денется, старый хрыч, – махнула Люська рукой. – Ему настоечки прихватим.
– Давай позже, не сегодня, – попросила я.
Почему-то сильно захотелось спать, хотя добрую половину ночи я продрыхла в машине. Люська понимающе кивнула, не став настаивать, но курицу все же пообещала приготовить.
Выйдя из «Маслинки», я направилась в сторону дома. С неба посыпался крупный снег – огромные хлопья кружились в воздухе, и я немного понаблюдала за красивым зрелищем, а потом, когда мороз уже начал пощипывать за щеки, побежала домой.
Жизнь вернулась в привычное русло. Выждав неделю, я написала Лешке сообщение:
«Старый плеер оказался нерабочим. Я от него избавилась».
И получила ответ:
«Он не работает уже два года». Это означало, что через двое суток Вика и Лешка вернутся в город. Счастливо улыбнувшись, я убрала телефон, и вернулась к приготовлению ужина – Люська должна была вот-вот заявиться со смены. В гостиной тихо бубнил телевизор – там заперся дядя Миша и чего-то делал, не пуская меня внутрь.
Люська ввалилась в дом с охапкой еловых веток, вкусно пахнущих свежестью и лесом.
– Ты чего? – удивилась я.
– Так Новый год на носу, – буркнула подруга, стряхивая с себя снег.
– Через две недели, – поправила я ее.
– А готовиться надо уже сейчас, – подняла палец вверх Люська.
Я пожала плечами, не став спорить, и отыскала для елок большую вазу. Устроив ее на кухонном столе, мы сели ужинать, позвав дядю Мишу, который выглядел необычайно взволнованным.
– Люсь, ты меня не подменишь? Послезавтра, – уточнила я.
– Не вопрос, а зачем? – кивнула она, яростно протыкая вилкой макаронину.
– Лешу с Викой встретить хочу.
– Конечно, а вечером их к нам зови, – тут же приказала Люська. – Наконец-то нормально познакомимся.
– Хорошо, – согласилась я.
Дядя Миша перестал усиленно жевать котлету и поинтересовался:
– А что за Вика? Девушка что ль Лешкина?
– Да нет, подруга, – замялась я, прикидывая, как бы получше сообщить дяде Мише, что у меня есть сестра, и именно ее искал Влад.
«Пусть будет сюрприз», – решила я. Авось, как-нибудь разберемся.
Однако сюрприз нам преподнёс сам дядя Миша. Пока мы с Люськой болтали о всяких пустяках, он быстренько доел свою порцию, кашлянул, чтобы привлечь внимание, и дрожащим голосом сказал:
– У меня объявление.
Мы перестали жевать и уставились на него.
– Я долго размышлял над своей жизнью, – торжественно начал дядя Миша. – И пытался отыскать причину – что с ней не так? Что мешает мне быть счастливым? Но никак не мог найти ответа на вопрос. И вот, совсем недавно, мне открыли глаза.
Я поперхнулась котлетой и схватила стакан с водой, судорожно сделав несколько глотков.
– Один человек мне подсказал, – продолжил дядя Миша, не обращая внимания на звуки, которые я издавала. – Не буду называть его имени вслух…
– Матерь Божья, – ахнула Люська. – Никак в секту подался, старый дурак!
Я покосилась на подругу, отчего-то побелевшую, как мел. Вопреки ожиданиям, дядя Миша никак не прокомментировал Люськин выпад, хотя раньше они бы начали ругаться, как кошка с собакой.
– И я понял: это чувство жило во мне долгое время, – бубнил дядя Миша, начав рыться в кармане домашних штанов.
– Точно секта, – прошептала Люська, хватая меня за руку. – Марина, это…
– Людмила, ты станешь моей женой?
Дядя Миша неловко присел на одно колено, протягивая в нашу сторону самостоятельно смастеренную коробочку из дерева, в которой поблескивало красивое колечко.
– Катастрофа, – закончила Люська жалким голосом, а потом вдруг расплакалась.
– Люся, ты чего? Не понравилось кольцо? – испугался дядя Миша, смотря на меня беспомощными глазами, и не зная, вставать ему с колен или нет.
Я сама на секундочку впала в ступор, а потом тряхнула Люську, рявкнув:
– Чего ревешь? Ответь человеку!
– Я согласна-а-а, – прорыдала подруга, отнимая ладони от лица. И шмыгнула носом. – Думала уж, ты никогда не догадаешься…
Мои глаза округлились до размеров пятирублевой монеты, а дядя Миша, светясь от счастья, кинулся надевать кольцо на массивный пальчик возлюбленной. Решив не мешать людям, я тихонечко встала и удалилась в свою комнату, хихикая в кулак.
Через час дверь отворилась и в проем пролезла Люськина голова:
– Спишь?
– Нет.
– А что делаешь?
– Лежу, – недовольно ответила я, потому что Люська и сама прекрасно видела, что я делаю.
– А мы там уже поговорили. Сейчас шампанское будем открывать, – сообщила подруга. – Но если ты не хочешь…
Я вскочила с кровати и резво побежала к ней.
– С ума сошла? Как это не хочу? Да я столько лет мечтала выпить за твое счастье, – возмутилась я, влетая на кухню с горящими глазами.
Дядя Миша воевал с пробкой, пытаясь откупорить бутылку с эффектным хлопком. Ему почти удалось – эффектно получилось только залить стол и потолок, но все дружно рассмеялись, махнув рукой на разводы.
Ближе к полуночи я, расцеловав по очереди будущих мужа и жену, удалилась к себе. Белый конверт все также лежал на тумбочке возле кровати – я упрямо не вскрывала его, потому что не хотела читать банальные слова о том, что «не судьба», «будь счастлива», «прощай». Но и выкинуть его рука не поднималась – это единственное, что напоминало мне о Владе.
Все, что у меня осталось, кроме воспоминаний.