Я - лузер

Глава 19

По истечении первого месяца совместной жизни, как и было меж нами договорено, я написал новую расписку на девятьсот тысяч, а Айгуля вернула мне старую, на миллион. Ее я сжег с превеликим удовольствием (расписку, а не Айгулю).

Я продолжал работать там же, отмывая от осенней грязи автомобили семейчан. Айгуля с братом арендовали какой-то закуток на рынке и открыли там донерную. Сожительница моя была весьма этому рада и пришла с открытия поддатая. Меня на торжество не пригласили, потому что Айгулин брат Даурен (тот самый небритыш, который обиделся, когда я спросил, не мяукает ли его шаурма) все еще дышал в мой адрес ядом и пару раз через сестру передавал угрозу пустить меня на фастфуд, если я ее обижу.

Мы стали пить чай с принесенным Айгулей тортом. Растравляя мне сердце перегаром, она так возбужденно щебетала, как будто они с щетинистым Дауреном открыли по меньшей мере ресторан на пятьсот посадочных мест. Любят люди из мухи слона делать.

- Уф, что-то я распарилась, - блистая красными щеками, в какой-то момент сказала она, откинувшись на спинку стула и кокетливо на меня поглядывая. Я воспрял духом. Может спьяну да под хорошее настроение она, наконец, поддастся моим мужским чарам, а то яйца болели уже несколько недель.

- Слушай, - вдруг сказала она, - давно хотела тебя спросить: ты как к оральному сексу относишься?

"Аллилуйя!" - закричал я про себя. Свершилось! Хотя, конечно, ничего удивительного в этом не было: ей ли противостоять моей магнетической маскулинности? Странно лишь, что она так долго держалась. Терпела, поди, из последних сил.

- Отлично отношусь, - с воодушевлением сказал я. - Слава богу, я далек от всяких ханжеских предрассудков. Это малолетки наши, знаешь ли, считают, что если девушка минет сделала, с ней потом целоваться нельзя. Я не такой, ты не думай.

Айгуля, закатив глаза, вздохнула:

- Мужчины! Если говоришь им про оральный секс, то сразу про минет думают. Я вообще-то куннилингус имела в виду.

Я поперхнулся чаем.

- Чтооо?!

- А что такое?

- Ты это серьезно сейчас?

- Ну да.

- Блин, ты как будто не местная.

- При чем тут это?

- Да как при чем? Давай-ка я тебе напомню, что мы находимся не в американской молодежной комедии и не в женском романе, где "он прильнул губами к ее жаркому лону", а в старом добром патриархальном Семипалатинске. Пацаны не лижут, это чуть ли не первое правило, которому нас обучают смолоду. Извини, пожалуйста, но не я это придумал. Может, ты не в курсе, но наше взросление происходит так: лет в одиннадцать-двенадцать мы начинаем "бегать на сборы" за свой край. Мы собираем "грев" в общак: чай, там, приносим, сахар, деньги, сигареты, чтобы потом старшие пацаны передавали все это на зону. За это мы получаем защиту в своем краю и возможность социализации на улице. Одновременно с этим старшаки учат нас "понятиям", то есть жизненным правилам, которым мы обязаны отныне следовать. И одно из базовых - лизать западло. Харам. Нельзя. Если про кого-то узнают, что он лизал, жизни ему в городе больше нет. Он становится изгоем среди пацанов, низшим звеном в иерархии. Вот он идет, сгорбленный, по улице, а следом бегут дети, крича во все горло: "Пиздолиз, смотрите, пиздолиз идет!", - и швыряют ему в спину камни. Все что ему остается - собрать вещи и уехать в Алматы, там богатых баб много, там таких привечают.

Айгуля засмеялась, а потом начала возмущаться:

- Но это же дикость какая-то, каменный век! Тебе тридцать лет, а ты все в эту ерунду веришь. Понятия, блин, пацанские.

- А что я сделаю? Это на подкорку записано, уже не перепишешь.

- Да куча парней сейчас спокойно делают куни, и никто в них камнями не швыряет.

- Ну, не знаю, с какими чмырями ты до меня общалась. Знаю я эту кучу, они все мне за пивом бегали в старших классах. Денег при этом я им не давал.

- Зато сейчас они семьи завели, на хороших работах работают.

- Ага, а я, типа, автомойщик простой. Знаешь что, уж лучше автомойщиком быть, чем вареники мусолить. Давай лучше обычным способом, как природой задумано.

- Нет, ты еще наказан за прошлый раз. Ты, я помню, говорил, что меня любишь. Так? Неужели это зазорно - любимой девушке удовольствие доставить? Если любишь женщину - люби ее всю.

- Никак не могу, извини. Нельзя себе изменять, это путь в никуда.

- Ой, ты бы лучше таким принципиальным был в отношении кайфов своих. Путь в никуда. А так ты, надо думать, прямиком в президенты нацелился. Да ну тебя, пойду телек посмотрю.

Не знаю, какую очередную порнуху показывали по телевизору, "Дом-2" или новости по "Хабару", но не прошло и получаса, как Айгуль продолжила свои грязные домогательства. На это раз она решила зайти с другой, финансовой, стороны.

- Слушай, давай я тебе за это дело тридцать тысяч с долга спишу.

- Здрасьте, приехали. Я тебе кто, проститутка из сауны?

- Пятьдесят.

- Иди на фиг.

- Сто! Столько за один куннилингус даже лысый из "Браззерс" не зарабатывает.

- Вот и иди к лысому из "Браззерс", и пускай он тебе лижет.

Айгуль зарычала и ушла принимать холодный душ. Но и он не помог. И тогда она, собрав все свое женское коварство, отыскала в моих доспехах слабое место:

- Если сделаешь, что я хочу, разрешу сегодня пива попить сколько захочешь.

Ее слова потрясли меня. Я уже успел немного изучить Айгулю и особых иллюзий по поводу ее моральных качеств не питал, но такого изощренного садизма до сего мига все же не подозревал.

Она увидела, что я начал колебаться, и развила атаку:

- И сто тысяч спишу. А? Сто штук и пятерку тебе на руки выдам, на пиво.

Через час я сидел в комнате у Айбола. На полу, переливаясь янтарем, стояли четыре трехлитровые баклажки, а Айбол на накрытой газетой табуретке располагал тарелки с чищеной воблой, сухариками, чечилом. Мама Айбола, тетя Зульфия, принесла нам еще курта, а мы отдали ей трешку пива.

- На, с батей попьете, - сказал Айбол.

- Только не шумите, мы скоро спать ляжем, - предупредила она, уходя.

Айбол разлил, и я быстро осушил свою кружку, пытаясь смыть с языка соленый вкус грехопадения.

- Эй, ты куда торопишься? - удивился Айбол. - Я тост хотел сказать. Давай налью еще. Так вот, давай выпьем за твою Айгулю. Хорошая она у тебя.

Меня передернуло.

- Ты чего убитый такой? Мне она нравится, тебе явно на пользу такая жизнь. Пить меньше стал, лицо вон посвежело.

Я молча осушил вторую кружку.

- Да ты чего смурной такой? Хочешь, прикол расскажу? Беню толстого знаешь с соседнего двора?

- Ну.

- Из этих оказался, из лизунцов. Пацаны рассказали, бухали позавчера у него на хате, он Катьку-малолетку в комнату увел, ну и отлизал ей там, она потом по пьяни рассказала. Ха-ха-ха, ты с ним не шоби больше с одного аппарата, зашкваришься. А вроде нормальный пацан был.

- Чудесная история,- выдавил я. - Айбол, давай напьемся быстрее. Ни о чем не спрашивай, просто разливай. У меня еще ноль-семь тут в пакете припрятана, при тете Зульфие не стал вытаскивать. Тащи рюмки.

И мы напились. Жуткий был день, но нет такой жути, против которой не помогала бы водка. Пусть и на какие-нибудь несколько часов, но в этих часах - самое счастье. А оно не бывает вечным, потому и так ценно. Завтра будет похмелье, и ужас от сделанного навалится снова, но уже сглаженный, усмиренный, запитый. Можно будет жить дальше. Покатился я, конечно, по наклонной с этой Айгулей, но нужно быть стойким.

И за это - вздрогнем.