Я люблю Голливуд

Глава пятнадцатая

— Поверить не могу, что он гей, — сказал Алекс, когда мы лежали на полу ванной, завернувшись в фирменные пушистые полотенца отеля «Голливуд». Я сомневалась, что ноги меня послушаются, если захочу дойти до кровати, а ползти на четвереньках неэстетично. Не говоря о том, что два мужика в моей кровати за одни сутки — это уже действительно ни в какие рамки.

— Знаю… — Я пододвинулась ближе, устраиваясь на груди Алекса. Чем ближе к нему я была, тем спокойнее мне становилось. — Ошалеть, правда?

Хотя Алекс очень настаивал, что я «не обязана ничего объяснять», мне страшно хотелось открыть ему всю правду, по крайней мере всю часть, связанную с Джеймсом Джейкобсом, как только позволит неписаный посткоитальный этикет.

— Вот уж действительно: чужая душа — потемки. — Алекс играл с моими волосами, поднимая пряди вверх за концы и отпуская, так что они падали, разлетаясь, мне на лицо. — Люди верят тому, чему хотят верить. Грустно, что он сомневался, что может просто быть тем, кто он есть, с самого начала.

— Мне жаль, что тебя в это втянули, — тихо сказала я, тая от блаженства и ласковых прикосновений к волосам. — Я чуть не пала трупом, когда они поместили на сайт твою фотографию.

— Да, это было неслабо, — признал он. В маленькой гостиничной ванной его голос звучал гулко и жестко. — Не знаю, где они взяли тот снимок. Но зато хоть узнал из Интернета, что я красавчик. Наши парни до сих пор ржут.

— Завидуют, — уверенно сказала я.

— Смертельно, — согласился он. — Самое противное: продажи дисков пошли вверх.

— А где мои проценты? — спросила я, натягивая на себя полотенце, чтобы все, что надо, было прикрыто.

Одно дело — обнажаться в приступе страсти, и совсем другое — лежать в чем мама родила под резким светом лампочек ванной, когда твой бойфренд уже, так сказать, утолил любовный голод.

— Натурой отдам, — шепнул он мне на ухо.

По спине пробежала сладкая дрожь, не имеющая ничего общего с ознобом от холодного кафеля.

— Ты же вроде есть хотел. — Я сдула его волосы с моего лица — Алекс уже пристроился сверху. — Как мы закажем в номер поесть, лежа на полу в ванной?

— Только не говори, что у тебя в комнате нет никаких заначек… — От ощущения обжигающего дыхания на шее моя спина выгнулась как лук навстречу Алексу. — Ты же из дому не выходишь без пакетика «M&M's»!

— Попрошу без гнусных намеков, — возмутилась я, соображая, успею ли спрятать огромную пачку «M&M's», прежде чем Алекс ее увидит.

День незаметно уплывал, а я ничего не успела сделать, разве что то и дело проверяла рукой, что Алекс по-прежнему здесь, и вновь проваливалась в первый за много дней сон на трезвую голову. Наконец мы с Алексом заставили себя одеться, приняли мало-мальски приличный вид и пошли в ближайший «Макдоналдс» подкрепиться и дать горничным возможность сменить постельное белье. Я смотрела, как Алекс въедается в свой второй бигмак, когда сотовый завибрировал — пришло сообщение от Дженни.

«Привет у тебя с Алексом все в порядке? Не сказала ему о Джо? Я с Тессой дай мне знать если я нужна чмоки».

Я посмотрела на Алекса, поедавшего бургер с таким видом, словно кто-то его отнимал, не зная, смеяться или плакать, понимая, что Джо может появиться в любую секунду и все испортить.

«Ничего не сказала пока все о'кей. Развлекайся завтра увидимся? Целую».

Я отодвинула сандвич с курицей, отчего-то уже не чувствуя себя такой голодной, как в гостиничном номере с биркой «Не беспокоить» на двери.

— Есть не хочешь? — спросил Алекс, поглядывая на мой сандвич.

Я покачала головой:

— Наелась «M&M's». — Я мелкими глотками пила диетическую колу, а Алекс в два укуса разделался с «макчи кеном». — Как тебе разница во времени?

— Кг-хм, — отозвался Алекс, прикрывая рукой набитый рот. — Я даже не знаю, который час, хотя уже темнеет, — кивнул он на окно.

Солнце уже почти село, и туристы, костюмные персонажи и звезды на плитках Голливудского бульвара были ярко освещены уличными фонарями. Я старалась не очень глазеть на Человека-паука и Джека Воробья, забежавших в «Макдоналдс» с улицы и заказавших «Хэппи мил».

— У тебя точно нет дел на сегодня? Разве интервью обещает быть таким легким?

— И да и нет. — Я собрала волосы в хвост и тут же распустила. — Наверняка в редакции переделают все, что я напишу, но я не хочу отдавать какую-нибудь хал туру. Постараюсь добыть как можно больше информации и изложить ее как можно лучше, тогда по крайнем мере им будет с чем работать. У меня масса фонового материала с прошлой недели, осталось прибавить ведущую тему «мы любим друг друга», а это несколько сложнее. Честно говоря, не думаю, что даже сейчас они расположены особо делиться и откровенничать. Блейк меня вообще ненавидит.

— Прикольно. Надо было мне посмотреть рейсы домой. Вы с Дженни уже решили, куда сходите?

Алекс принялся за жареную картошку.

— Нет, — сказала я, играя с гнутой соломинкой для колы. Ну что он копается, трудно ускориться, что ли? — Хотя в воскресенье у меня вроде будет время. Сисси должна завтра заказать билеты. Хочешь, я узнаю, сможет она взять тебе билет на тот же рейс?

Алекс кивнул:

— Мой широкий романтический жест не был тщательно спланирован.

— Такова природа романтических жестов.

Я потянулась через стол и сжала его руку, отчего он стал есть еще медленнее.

— Как дела у Дженни? — Алекс разгладил опустевший пакетик с картошкой и принялся за колу. — Она переспала с тем барменом?

Я почувствовала, что зеленею.

— Оказалось, она не готова к новому роману, — выпалила я. — Дженни настолько подавлена расставанием с Джеффом, что я не представляю, как стряхнуть с нее это настроение. Не то чтобы на нее никто не смотрит — она по-прежнему ходит в клубы и развлекается… — Я очень хотела, чтобы Алекс залпом выпил колу и мы смогли бы уединиться в надежных стенах моего номера. — Не знаю, может, перемена обстановки пойдет ей на пользу. Она тут общается со старой подругой, стилисткой, и сама этим балуется, пока я работаю. У нее прямо талант открылся.

— Дженни научилась указывать людям, что делать и чего не делать? — Алекс круговым движением взболтал остатки колы и выпил залпом. — Не мо-жет быть!

В ночь на пятницу я не сомкнула глаз, и вовсе не потому (ну не настолько, как вы можете подумать), что рядом лежал обнаженный Алекс. Хотя я с огромным облегчением вошла в номер, восстановленный во всей своей до-худшей-ночи-в-моей-жизни красе, мне по-прежнему было не по себе. Как я могу лежать рядом с любимым человеком, притворяясь, что все в порядке, когда изменила ему вот на этой самой кровати? Я-то своего бывшего как следует повозила мордой о ветровое стекло, застав его с другой в нашем «рейнджровере»!

На следующее утро я поднялась, приняла душ и оделась, прежде чем Алекс глаза продрал. Мой план был прост: вытащить из Джеймса интервью, отделившись наконец от этой проблемы, вытащить Алекса из отеля и вместе покинуть Лос-Анджелес. В душе я признавала правоту Дженни: ничего никому говорить не надо, а когда мое прискорбное разовое падение останется (географически) далеко позади, в Нью-Йорке все сгладится само собой. Однако сейчас Алекс был здесь, на месте моего преступления, и я чувствовала себя законченной шлюхой.

Я подхватила свою замечательную безотказную сумку и пошла к двери, оставив Алексу записку. До девяти, оставалось еще несколько часов, но Дженни отдала мне ключи от машины, так что можно было не кружить по номеру, только взвинчивая себя. После неловкого знакомства с парковочной системой отеля «Голливуд» я как могла приготовилась к лос-анджелесскому трафику (солнцезащитный крем, помада, темные очки и спутниковый навигатор). Я никогда не водила машины с автоматической коробкой передач, более того, в Америке я вообще ни разу не сидела за рулем, однако все оказалось не сложнее, чем ездить на велосипеде. К сожалению, даже в полседьмого утра в субботу лос-анджелесские дороги не бывают дружественными ни к машинам, ни к великам: я усвоила, что здесь ездят по другой стороне, но поворачивать на красный свет так и не научилась. К счастью, передо мной лежало достаточно прямых дорог, чтобы вволю поблуждать, пока я не догадалась зайти в работавший «Старбакс», взять кофе с булочкой и набрать в навигаторе Гриффит-парк.

Гриффит-парк оказался прекрасным и совершенно непохожим на все, что я видела в Лос-Анджелесе, — более естественным, чем Центральный парк, и за миллион миль от лондонских тщательно ухоженных «газонов». Оставив «мустанг» возле огромного летнего театра, я взяла кофе, воткнула в уши плаги айпода и пошла в парк, следуя за бегунами и людьми с собаками. Двадцать минут я заглушала свои мысли самой громкой музыкой, которая нашлась, и неожиданно для себя оказалась у Гриффитской обсерватории. Прихлебывая остывший кофе, я села на траву и стала смотреть на город, над которым медленно поднималось солнце. Да, вот уж действительно: далеко я забралась.

Отсюда Лос-Анджелес выглядел совсем иначе. Я впервые почувствовала себя вдали от всех и от всего. Тесный высокий Нью-Йорк, тонкий осколок острова, вдохнул и подтянулся, застыв с вознесенной рукой, словно прося внимания остального мира; он заставлял ускорять шаг и тянуться за своими небоскребами, то есть быть такой же высокой и стильной двадцать четыре часа семь дней в неделю. А Лос-Анджелес, при всем своем блеске и славе, отсюда, с холмов, выглядел так, будто только что выдохнул, сбросил узкие туфли и распахнул окно. Дома здесь были ниже, выцветшие от солнца, шире поставленные, а не прижатые друг к другу и устремленные в облака. Лос-Анджелесу с его великолепной уверенностью в себе не требовалось специально привлекать внимание. Теплый и солнечный, он безмолвно намекал на возможность расслабиться и как следует отдохнуть.

Но расслабиться у меня, разумеется, не получилось — в сумке запиликал телефон. Кому я могла понадобиться в такую рань? На дисплее высветилось «Мама дом».

— Алло!

— Энджел?

— Мама?

— Здравствуй, дочка! Я только что о тебе говорила. Ты сейчас с твоим киноактером?

— Мам, почему ты говоришь таким барственным тоном? — спросила я, остро пожалев, что ответила на звонок.

— Не знаю, о чем ты, дорогая, — продолжала мать голосом, которым разговаривала с моими учителями и техником, приходившим устанавливать «Скай плюс». — К нам заходила Шейла, ты же помнишь Шейлу из библиотеки? С ее слов, твой бойфренд раньше встречался с девушкой из фильма, который тебе нравится, — ну, где «охотник за привидениями» уехал в Китай, и она очень красивая, Энджел!

Терпеть такое после первой самостоятельной поездки по дорогам Лос-Анджелеса? Когда я успела превратиться в мазохистку?

— Мама, он не мой бойфренд. Мой бойфренд Алекс, мы это уже выяснили.

— Я понимаю, сейчас модно встречаться сразу с двумя мужчинами, но, Энджел, все кончится слезами, — трещала мать. — Не думай, что я не знаю жизни, я встречалась с другим мужчиной, когда познакомилась с твоим отцом, и, признаюсь, получилась небольшая накладка, но…

— Мам! — крикнула я, обратив на себя внимание нескольких лабрадоров и одного чихуахуа. — У меня с Джеймсом вообще ничего не было, я встречаюсь только с Алексом!

— О-о! — В голосе матери послышалось разочарование — совершенно нелепое, учитывая, что она лично не знакома ни с тем ни с другим. — Ну и зря. Он такой красавчик!

— Ну уж извини.

— Ты звонила нам сказать, что не собираешься замуж за этого актера, или были другие причины? Говори быстрее, мне надо сделать сандвич твоему отцу.

Я набрала воздуха в грудь и медленно выдохнула, следя, как солнце медленно поднимается над городом. Да, все могло сложиться совсем иначе. Не спаси я свою работу в «Лук», могла бы сейчас жевать сандвич в Лондоне на пару с папой.

— Мне просто захотелось вам позвонить, — ответила я, изо всех сил сохраняя спокойствие. — Сказать, что со мной все в порядке и что я не живу с Джеймсом Джейкобсом.

— Не расстраивайся, та блондинка и правда очень красивая. Не то чтобы ты у меня дурнушка, Энджел, но ты меня поняла. Ты еще долго пробудешь в Лос-Анджелесе? Ты уже купила билет домой?

Я постаралась не обижаться, что мать не считает меня такой же красивой, как Скарлетт Йоханссон. Сами посудите, кто, кроме родной матери, может считать своего ребенка самым красивым в мире? Разве что это мать Скарлетт Йоханссон, и то она будет считать ее сестру тоже красавицей. Правда, не помню, есть у Скарлетт сестра или нет.

— Обязательно об этом спрашивать каждый раз, когда мы созваниваемся? — поинтересовалась я, допивая совершенно холодный кофе. — Не знаю. Возможно, я приеду домой на Рождество, если вы опять не отбудете в круиз.

— Я вовсе не об этом, — укоризненно цокнула языком мать, словно говоря с дурочкой. Что, если вспомнить последнюю неделю, было до некоторой степени справедливо. — Я спрашиваю: когда ты возвращаешься в Нью-Йорк?

— А-а! — Я улыбнулась, глядя на свои шлепанцы. — Домой? В воскресенье.

— Не беспокойся, Энджел, — театрально вздохнула мать. — Мы уже свыклись с мыслью, что ты нас бросила. У тебя теперь новая жизнь, с бойфрендами и подругами. Как там Дженни? Вот уж кто красивая девочка!

— Нормально… — Не зная, что хочу услышать, я вдруг сказала: — Мам, можно тебя кое о чем спросить?

— Что за глупый вопрос, конечно, можно!

— У тебя когда-нибудь были тайны от отца?

Мать секунду молчала.

— Тайны вроде той, когда незнание не причиняет боли, или вроде папиной уверенности, что я сама делаю йоркширский пудинг, а не покупаю «Тетю Бесси»?

— Первое, — с отвращением сказала я.

Какая гадость этот ваш замороженный йоркширский пудинг!

— Конечно, — сказала мать. — В каждых отношениях есть свои маленькие тайны.

— Правда? — Мне вдруг стало немного интересно, какие такие тайны у матери. Надеюсь, не маленькие и грязные (бр-р-р!). — Например?

— Ну во-первых, разумеется, невинная ложь вроде йоркширского пудинга, и жареной картошки, и как для воскресного обеда я однажды приготовила пюре из порошка, потому что ходила в «Синюю монахиню» с твоей тетей Лес, — ответила мать. — Но конечно, есть и другое, о чем твоему отцу знать не стоит. Опирайся на здравый смысл, Энджел, — так строятся любые отношения.

— А ты не думаешь, что он заслуживает правды? — осторожно спросила я. — Разве ты не должна быть с ним честной во всем?

— А ты предпочла бы знать? — Мать говорила медленно, тщательно подбирая каждое слово, что ей в высшей степени несвойственно. — Представь, что кто-нибудь из твоих парней немного выпил на Рождество и поцеловал под омелой девушку из пекарни, и она решила — он влюблен, а он ничего такого не имел в виду, но она поцеловала его в губы, а не в щеку, и…

— Мам, ты что, целовалась с мистером Оуэнсом из булочной?! — закричала я.

— Вот именно из-за такой реакции твой отец ничего об этом не знает, — чопорно ответила мать. — Поэтому, что бы ты ни сделала, я советую тебе не говорить об этом твоему очередному парню, если не хочешь отклеивать его от потолка. Относись ко всему спокойнее, Энджел.

Она была права. Ненавижу, когда так бывает.

— Мам, мне пора ехать. Нужно кое-что сделать до возвращения в Нью-Йорк. Мы летим завтра; да, обязательно позвоню, когда приземлимся, — пообещала я, отлично зная, что не позвоню и что она забудет мои слова еще до того, как начнет резать отцу бутерброды.

— Хорошо, детка. — Мать снова заговорила своим обычным голосом. — Подумай о том, что я сказала. И не говори отцу о йоркширском пудинге. Он скорее простит мне тот поцелуй, чем охлажденные полуфабрикаты.

Уписывая булочку, я в последний раз посмотрела на Лос-Анджелес, пробуждавшийся под утренним солнцем, которое касалось крыш Лос-Фелица подо мной, заливало Голливуд, заглядывало за Голливудские холмы и отражалось бликами от океанских волн и пляжей Венис и Санта-Моника. Встав, я отряхнула джинсы и побрела назад к машине, невольно улыбаясь. Уж если мама умудрилась сохранить в секрете правду о замороженном йоркширском пудинге, не вижу причин, почему бы мне вообще не выбросить инцидент с Джо из памяти.

Через сорок минут я остановилась у «Кофе Бин» взять еще кофе и булочек для Джеймса с Блейком в качестве жеста доброй воли, еле живая после жуткой пытки езды по Лос-Анджелесу. Заметив на дне сумки синие вспышки, я отклеила от руля сведенные пальцы. В отличие от остальных лос-анджелесских водителей, я не могу одновременно вести машину и говорить по сотовому; я едва могу вести машину и одновременно думать. Мне пришли два сообщения. Одно было от Джеймса:

«Не могу вспомнить, где мы договорились встретиться поэтому мы едем к тебе. Встречаемся в баре у бассейна на крыше в 9?»

Блин! Который час?

Восемь сорок.

Блин!

А второе от Алекса:

«Не могу поверить, что ты улизнула тайком. Чувствую себя конкретно использованным. В ожидании твоего возвращения куда-нибудь схожу — вроде брал с собой плавки».

Блин!!

Швырнув сумку и телефон на заднее сиденье, я завела мотор. Больше никогда в жизни слова дурного не скажу о дотошном планировании Блейком графика Джеймса — и никогда не стану договариваться с обезьяной вместо шарманщика. В голове еще успела мелькнуть мысль о неуместности такого сравнения, а потом я втиснулась в плотный поток машин на дороге.

По ощущениям, лифт полз с черепашьей скоростью. Лихорадочно тыча в кнопку «открытая терраса», я чувствовала, как меня покидает едва вернувшееся самообладание. Воображение рисовало, как Джеймс ищет ссоры с Джо, Алекс лезет в драку с Джеймсом, Блейк лезет на конфликт с Алексом, Джо все выбалтывает Алексу.

Выскочив из лифта со всей быстротой, какую позволяли мои шлепанцы, я заранее зажмурилась от ужаса, но вся компания — Джеймс, Блейк и Алекс — сидела за одним столиком. Они пили кофе и о Боже! — смеялись.

— Вот и ты! — Алекс встал и наклонился ко мне для быстрого поцелуя. Я смотрела то на одного, то на другого, задержав взгляд на Блейке, одарившем меня ангельской улыбкой. Ангелочек, знающий что-то, чего не знаю я. — Я тут познакомился с Джеймсом и Блейком.

— Вижу, — сказала я, осторожно присаживаясь и принимая чашку кофе, налитую Джеймсом. При ближайшем рассмотрении Джо в баре не оказалось, слава Богу. — Как прошло знакомство?

— Ну, я ему предъявил за то, что он подставил тебя с этими фото, затем он мне предъявил за то, что я был таким идиотом с этими фото, затем он признался, что поклонник моей группы, и мы решили выпить кофе. — Алекс прищурился от солнца. — А тут и ты появилась.

— Правда? Значит, теперь вы лучшие друзья?

Я по-прежнему не могла отвести взгляда от Блейка — он выглядел ужасно довольным собой. Интересно получается: разве Алекс не должен все еще чувствовать себя оскорбленным за меня?

— Надо говорить BFF [17], — поправил Джеймс. — Мы все-таки в Голливуде, дорогая.

— Признаюсь, я не уверен, что победил бы в драке, — театральным шепотом сообщил Алекс. — Но могу вызвать его, если хочешь.

— Конечно, хочет, — ввернул Блейк. — Она просто мечтает, чтобы вы оба разделись до пояса и устроили бокс без перчаток.

— Ну-ну. Все это прекрасно, особенно если вспомнить, что мы договаривались встретиться в отеле «Мармон». — Я большими глотками выпила кофе, прикинув, не много ли кофеина получается за одно утро, и чувствуя себя как на иголках от того, что еще может ляпнуть Блейк. — Но зато вы познакомились, и я рада, что обошлось без насилия.

— Обошлось, — лицемерно вздохнул Блейк. — Силу обычно лезут применять твои приятели, да, Энджел?

— Его поколотила Дженни? — заинтересовался Алекс.

— Нет, — быстро сказала я, опередив Блейка. Так и знала, что он еще причинит мне немало бед. — Долго рассказывать, а нам пора заняться интервью. Вряд ли стоит обсуждать столь чувствительную тему в баре, где много лишних ушей?

— Поехали тогда обратно в «Шато», — предложил Джеймс, допивая эспрессо. — Машина внизу.

— Времени нет, — вздохнула я. Глупые мальчишки никогда не делают что им сказано. — Говорить будем в моем номере. Алекс, ты уж погуляй немного. Интервью займет часа два.

— Конечно, — кивнул он. — Насчет плавок я пошутил, но здесь есть хороший магазин с дисками. Схожу взгляну, что там есть.

— О'кей. — По мне, так чем дальше Алекс от отеля, тем лучше. Джо нигде не было видно, но береженого… — Я позвоню, когда мы закончим.

— А давайте вечером сходим все вместе поужинаем? — предложил Джеймс. — Это самое меньшее, что я могу сделать, чтобы загладить вину. Пойдем куда-нибудь в хороший ресторан!

— Здорово, — согласился Алекс. — У нас же нет других планов?

— Да какие у вас могут быть планы? — поддержал Блейк, глядя на меня подозрительно лучезарно.

— Нет, — скрепя сердце признала я. Блейк исходил тихим восторгом. — Ужин — это прекрасно.

— А Дженни ты приведешь?

Блейк приобнял меня за плечи, когда мы шли к лифту.

— Если она свободна, — ответила я, стараясь не выдать напряжения.

Не хватало, чтобы Алекс что-то заподозрил насчет Блейка или Джеймс рассердился и передумал давать интервью.

— А знаешь, кого еще ты должна привести? — сладким голосом спросил Блейк. — Джо. Ну, чтобы доказать, что мы на него не в обиде.

— Блейк, ну это еще зачем? — Джеймс скроил обиженную мину и гулко прислонился к стенке лифта.

— Ты хочешь, чтобы он продал свою историю на волне интервью? — поинтересовался Блейк. Джеймс покачал головой. — Тогда нужно его пригласить, Энджел.

Я почувствовала себя хоббитом при трех бигфутах, уставившихся на меня сверху вниз в тесном пространстве лифта.

— М-м-м…

— Отлично. Значит, заказываем столик на шестерых, — улыбнулся Блейк. Лифт с тихим звоночком остановился на нашем этаже. — Может, у Дольче?

— Где хотите, — сказала я, выходя за ними из лифта. На ходу я повернулась к Алексу, который звучно зевал, не обращая внимания на подколки Блейка. Любимый даже не догадывался, сколько сложностей у меня из-за него возникает! — Ну ладно, мы пошли работать.

— Работай, — ответил он низким голосом с нарочитым намеком на порочность, от которого у меня всегда сладко тянуло под ложечкой. Еще один короткий поцелуй, и Алекс ушел.

— Теперь я понимаю, — сказал Джеймс, с трудом сдерживая широкую улыбку, — что ты в нем нашла.

— Перестань, — отмахнулась я, быстро шагая к своему номеру. — Мы не его достоинства обсуждать собираемся.

— Тогда за каким же фигом я себя раскрываю? — простонал Джеймс, тащась сзади.

Четыре часа спустя я перечитывала окончательный вариант откровенного интервью Джеймса Джейкобса, пестревшего фразами «я не знал, как быть» и «мне неоднократно приходилось переживать трудные времена», но щедро сдобренного юмором и, как ни противно признать, дышавшего искренней любовью к Блейку. Веса сказанному добавляло тщательно сформулированное Блейком заявление: «Я никогда не считал себя геем, просто влюбился в мужчину. Любовь не знает границ». Вот что значит профессионал высшего класса! Благодаря Блейку даже после откровенного интервью кинокумира у легионов поклонниц Джеймса Джейкобса оставалась надежда вернуть его в ряды натуралов.

Я прикрепила интервью к письму и выслала Мэри. Как только е-мейл исчез из папки исходящих, я взяла телефон и набрала номер Сисси.

— Офис Мэри Штейн, — похоронным голосом сказала она.

— Привет, Сисси, это Энджел.

— А, девица, сделавшая геем Джеймса Джейкобса, — безучастно отозвалась Сисси. — Пламенное тебе мерси. Надо же было устроить из редакционного задания такой королевский песец, что мне пришлось выйти в субботу!

— Э-э… извиняюсь, — растерялась я, искренне не зная, что еще сказать. Разве что «ха!», но это было бы нехорошо. — Я… э-э… звоню, чтобы подтвердить мой завтрашний вылет.

— В три тридцать, авиалинии «ЛАКС». Мэри хочет видеть тебя в офисе в понедельник в девять утра. Еще она сказала — позвонит, когда прочтет твое интервью. Которое мы только сейчас получили.

— Я не опоздала, — запротестовала я. — Мэри сказала прислать статью к четырем часам по вашему времени!

— А нам сплошное удовольствие сидеть с утра в офисе и ждать твой е-мейл, — пробурчала Сисси. — Как ты могла сделать его геем?

— К твоему сведению, он был геем задолго до моего приезда в Лос-Анджелес.

— Ну да, конечно!

— Вроде большая девочка, а в Деда Мороза веришь.

— Да-да… Я сейчас пришлю тебе детали завтрашнего вылета.

— И в зубную фею небось тоже.

— Пока, девица, сделавшая геем Джеймса Джейкобса. На обратном пути постарайся ненароком не встретить Джейка Гилленхаала.

Повесив трубку, я еще раз перечитала свое сочинение. Статья получилась отличная, я была счастлива. Закрыв ноутбук, я подошла к шкафу и достала дорожную сумку. Паковаться означает скорый отъезд. Скорый отъезд означает никогда больше не увидеть Джо. Никогда не видеть Джо означает, что Алекс ничего не узнает. От этого мне стало еще лучше.

Осталось вытерпеть ужин. Что же мне надеть? Уж конечно, не джинсы, которые я извозила в парке, — заметила, когда проходила, мимо зеркала. И ведь никто за целый день не сказал, что у меня сзади все штанины грязные! Я достала зеленое платье от Роберта Родригеса, которое надевала для знакомства с Джеймсом, — и отложила. Не важно, насколько оно красивое, — мне вовсе не нужно, чтобы Джеймс начал травить веселые байки о том, как меня вырвало возле его бунгало. Желтое от Филиппа Лима тоже лучше не трогать. Одно за другим я складывала в сумку мои новые платья, стараясь не думать о сумме задолженности по кредитке, пока в шкафу не осталось две футболки и бикини Дженни. Не самый подходящий прикид для ужина в ресторане.

Не зная, что делать, я взяла сотовый и набрала Дженни.

— Привет, дорогая, все в порядке? — ответила она на первом же звонке, впервые за все время нашего знакомства.

— Почти, — сказала я, кидая в сумку ненадеванное белье. — Джеймс с Блейком хотят повести нас на ужин. Ты пойдешь?

— О, Энджи, я не знаю, — сказала она сквозь треск в трубке. — Думаешь, надо?

— Пожалуй что нет, — признала я. — Но Джеймс приглашает — он хочет таким образом извиниться. Алекс вроде как согласился за меня, а я как бы приняла приглашение за тебя.

— То есть ты фактически звонишь сказать, что я иду на ужин?

— Ведь там может оказаться интересно! — попробовала я другой подход. — Джеймс наверняка повезет нас в шикарный клуб, нормально оттянемся на прощание — и не увидим себя на первой странице «Перес Хилтон».

— Так-то оно так, — туманно сказала Дженни. — Просто я надеялась, что мы сегодня поужинаем вдвоем, только ты и я. Мне нужно с тобой поговорить.

— Да мне и самой уже кажется, что я тебя сто лет не видела. — Я принюхалась к черному платью от Кэрриган. Нет, без чистки его надевать нельзя. — Перед ужином мы посидим в баре за коктейлем — Алекс за час не соскучится. Я вот не знаю, можно у тебя одолжить какое-нибудь платье, экстраординарный стилист?

— Я тебе что-нибудь принесу. — По голосу я поняла, что она улыбается, но по-прежнему без особой веселости. — На ужин когда едем?

— Ну в восемь, наверное? — Я взглянула на часы. Было начало второго. — Дженни, с тобой все в порядке?

— Потом поговорим. — На линии снова начались какие-то помехи. — Я приду в шесть, мы тебя приоденем и накрасим, а потом пойдем пить.

— Обещаешь не бить Джеймса смертным боем?

— Клянусь.

— А Алекса?

— Подумаю.

— Дженни!

— Ладно, я буду паинькой, — сдалась она. — Жаль, что мы не можем сходить на ужин вдвоем.

— Можешь привести Дафну, — предложила я взамен, хотя мысль о третьей в нашей компании меня отнюдь не радовала.

Я не видела ее после бара «Мармон» и не сомневалась, что Дафна по мне не скучает.

— Перебьется, — не стала ловить меня на слове Дженни. — Давай тогда просто чего-нибудь выпьем.

— Если вдруг передумаешь, Блейк будет только рад. Ему сейчас «чем больше компания, тем веселее». — Скинув шлепанцы, я сунула их в дорожную сумку. — Он хочет, чтобы я пригласила Джо.

— Что? Что ты сказала? — вскинулась Дженни. — Даже не думай, что я забыла об этом уроде! Его-то я имею право размазать по стенке?

— Пока надеюсь не встретить его до завтрашнего дня. — Я подошла к кровати и задумалась, а не вздремнуть ли мне. — Но если когда-нибудь мы снова приедем в Лос-Анджелес, я разрешаю тебе накидать ему в морду. И тоже — чем больше, тем лучше.

— Гениально, — хохотнула Дженни. — Ладно, до шести.

Едва Дженни нажала «отбой», я услышала, что дверь приоткрылась.

— Эй, вы закончили или мне уйти? — сказал Алекс в щель.

Я улыбнулась:

— Закончили, можно входить.

Он распахнул дверь и поднял пластиковый пакет:

— Я занимался шопингом.

— Безобразие! — Я взяла у него пакет и посмотрела диски. Группы были мне незнакомы, но, не сомневаюсь, все до единой очень крутые. — Занимался шопингом и накупил на один пакет! Дженни бы рассмеялась тебе в лицо.

— Дженни постоянно смеется мне в лицо. — Он взял у меня диски и положил на тумбочку. — Какие планы на день, мисс Сенсация?

— Ну, вообще у меня встреча с подушкой и здоровый сон, — сказала я, падая спиной на кровать, и увлекла за собой Алекса. Его бледная нью-йоркская кожа порозовела от солнца, что ему очень шло. — А у тебя?

— Поспать, конечно, можно… — Алекс перебрался через меня и улегся, закинув на меня ногу. — Но я не особо устал.

— Не знаю, что тебе сказать, — отозвалась я, блаженно расслабляясь рядом с ним. Не только лицо Алекса раскраснелось от солнца — от всего его тела исходил приятный жар. — Я совершенно без сил.

— Тогда ты просто лежи, а я сделаю всю работу.

Почувствовав на шее горячие губы, я закрыла глаза. Нам предстояло убить несколько часов, и было бы непростительным расточительством не воспользоваться гостиничным номером по прямому назначенью. Алекс обнял меня за талию и привлек к себе. Я успела подумать, что нескольких часов нам, пожалуй, не хватит.