Сразу же по окончании сезона, подписав официальный контракт с «Интером» на четыре года, я прибыл в Милан на собственную презентацию: меня, нового игрока клуба, представили журналистам и болельщикам.
Это мероприятие проходило в шикарной гостинице «Принчипи ди Савой». Наконец-то я дождался того внимания к своей персоне, о каком грезил еще в самолете Москва — Рим. У входа в отель меня встретили и взяли в плотное кольцо с десяток репортеров, непрерывно щелкавших фотокамерами.
Перед тем как войти внутрь, я встретился с группой болельщиков. Они тепло приветствовали меня, пожелали удачи и подарили черно-синий шарф, а затем мы некоторое время позировали перед теле- и фоторепортерами. Уже здесь я понемногу начал понимать, что, помимо всего прочего, большой клуб отличается от маленького и своими болельщиками. В Фодже мне не приходилось жаловаться на невнимание со стороны поклонников: я уже говорил, что, как и всех остальных игроков, меня всегда узнавали на улицах и мы ежеминутно ощущали безграничную любовь горожан. II все же в Милане это выглядело совсем иначе. Я стал частью великого клуба, а значит, и великой болельщицкой культуры. Излишне говорить, что у «Интера» поклонников в сотни, тысячи, а может, и в сотни тысяч раз больше, чем у «Фоджи». К тому же они разбросаны повсюду: куда бы ни приезжал я со своей новой командой, нас непременно встречали члены местного фан-клуба «Интера», которые разбросаны не только по всей Италии, но и по всему миру.
Болельщики суперклуба мирового уровня, каким является «Интер», — это совершенно особая каста. От остальных, так сказать, рядовых любителей футбола их отличает многое, в том числе и высокий уровень организации, о которой свидетельствует и тот факт, что для встречи каждого нового игрока непременно отряжается группа «активистов».
Но самое главное — то, что связь между болельщиками и футболистами не односторонняя. Каждый клуб очень дорожит своими поклонниками и делает все, чтобы их ряды крепли. Поэтому для нас, игроков, общение с болельщиками становилось, по сути, такой же обязанностью, как и тренировки. Регулярно, согласно составленному заранее расписанию, мы по двое ходили на встречи с членами так называемого «Интер»-клуба и в течение нескольких часов отвечали на все интересующие их вопросы. А затем полные стенограммы наших встреч публиковались в специальном журнале издаваемом фан-клубом, и становились достоянием сотен тысяч черно-синих тиффози.
Пообщавшись у входа в «Принчипи ди Савой» с болельщиками, я прошел внутрь отеля и направился к залу, где должна была состояться пресс-конференция. Идти по-прежнему приходилось в окружении телеоператоров и фотокорреспондентов, так что вскоре от яркого света и бесконечных вспышек зарябило в глазах. А у входа в зал меня встретил представитель команды — один из опытнейших ее игроков Вальтер Дзенга. Я был очень тронут вниманием со стороны этого знаменитого футболиста, много лет защищавшего ворота «Интера» и сборной Италии, трижды становившимся лучшим вратарем Европы. Он был очень приветлив, несмотря на то, что ему пришлось довольно долго ждать моего приезда: в силу разных обстоятельств все это мероприятие затянулось примерно на полчаса.
Затем наступила очередь журналистов: мы прошли в зал, где было порядка пятидесяти человек, я занял место на сцене и начал отвечать на вопросы. К тому времени я уже вполне сносно говорил по-итальянски, так что представители прессы, думаю, остались довольны мною. Был доволен и я: в общем-то, единственным недостатком всего мероприятия было то, что рядом со мной не было настоящего прокуратора. Это явно не шло на пользу моему имиджу.
Главная задача прокуратора во время таких встреч — достойно представить игрока. Можно сказать, что впечатление, которое производит футболист, во многом зависит от того, насколько солидно выглядит его окружение. Впрочем, это справедливо не только в отношении футболиста: то же самое можно сказать про любую общественно значимую личность. Вы ведь непременно, пусть даже подсознательно, проникнетесь уважением к тому, кого сопровождают хорошо одетые, умеющие уверенно держаться и хранить чувство собственного достоинства люди.
В тех случаях, когда дело касается российских футболистов, попадающих в совершенно непривычную для себя обстановку, задача прокуратора значительно сложнее. Он должен все время следить за своим подопечным и, едва заметив легкое замешательство или растерянность игрока, сразу же прийти ему на помощь. Не думайте, будто это так легко — отвечать на град вопросов на иностранном языке, зная при этом, что завтра утром миллионы болельщиков будут внимательно изучать в газетах каждое твое слово.
В такие моменты на игроке лежит ничуть не меньшая ответственность, чем во время футбольного матча. Разница лишь в том, что на зеленом полеты находишься в своей стихии и делаешь то, что умеешь делать лучше всего, тогда как пребывание на сцене в свете прожекторов, особенно в начале карьеры, никак не назовешь привычным для футболиста занятием. Так что во время первой встречи с миланской прессой мне в некоторых случаях не помешала бы помощь опытного прокуратора. Но рассчитывать на это мне тогда не приходилось.
И все-таки в целом я был удовлетворен тем, как прошла моя презентация. Остались, как мне кажется, довольны и другие ее участники. На следующий же день я покинул Милан. Приближалось лето, однако до отпуска было еще далеко: прежде мой путь лежал в Швецию, где нашей сборной, в первый и последний раз выступавшей под странной и непривычной аббревиатурой — СНГ, предстояло сыграть в финальном турнире чемпионата Европы.
Мои воспоминания о Евро-92 не назовешь особенно приятными. Команда наша выступила в Швеции неудачно, и разочарование было тем более велико, что поначалу ничто не предвещало провала. Мы достойно сыграли и с чемпионами мира немцами, и с победителями предыдущего европейского первенства голландцами, сумев оба матча завершить вничью. И вдруг, когда казалось, что место в полуфинале нам обеспечено, произошла досадная осечка: вместо того, чтобы обыграть в последнем матче шотландцев, уже лишившихся каких-либо шансов на место в четверке, мы крупно проиграли — 0:3 — и в одночасье превратились из потенциальных героев в неудачников.
Что же касается меня лично, то мне повезло еще меньше: в стартовом матче с Германией я вскоре после перерыва получил травму, так что мое выступление в Швеции ограничилось одним таймом и еще несколькими минутами. Честно говоря, я, будучи в тот момент игроком основного состава сборной, рассчитывал получить значительно больший опыт выступлений на крупнейших футбольных форумах. Перед поездкой в Швецию мой послужной список включал в себя полтора матча чемпионата мира 1990 года: 90 минут игры с Аргентиной и первый тайм встречи с Камеруном. Скандинавская же кампания, увы, не позволила существенно пополнить его.
Все же не могу сказать, что в то время слишком уж переживал по этому поводу. Я был еще молод, передо мной раскрывались замечательные перспективы, и я верил, что впереди меня ждет еще не один чемпионат мира и Европы. Переход в «Интер» удесятерил мою веру в собственные силы, к тому же осенью, когда наша сборная уже официально называлась сборной России, мне доверили капитанскую повязку. Я был на седьмом небе от счастья, ибо о такой чести мечтает каждый футболист.
Увы, дальнейшее развитие событий показало, что я напрасно связывал радужные надежды со сборной. Чемпионат мира 1994 года после известного конфликта с руководством Российского футбольного союза я пропустил. Пропустил в общем-то по собственной инициативе, приняв самостоятельное решение. Впрочем, на самом деле у меня, как и у разделявших мою точку зрения партнеров по команде, просто не было выбора. Мы сделали то, что считали нужным, послушавшись голоса разума и совести. И предпочли принести в жертву самый великий шанс, какой только может быть у футболиста — шанс сыграть на чемпионате мира. Но с течением времени ни я, ни мои товарищи не раскаялись в своем решении, ибо ничто не могло заставить нас поступиться своими принципами — даже мировое первенство.
Позже мне все-таки удалось попасть на крупный турнир — на чемпионат Европы 1996 года в Англии. Сборную уже возглавил новый тренер, но она вновь выступила неудачно. Я же появился на иоле лишь однажды, выйдя на замену в середине второго тайма в матче с Чехией — единственном матче, в котором мы сумели взять очко.
Теперь, видимо, пора подводить итог: мой опыт игры в крупнейших международных турнирах ограничился без малого тремя полными матчами, растянувшимися на шесть лет. Не густо, что и говорить. Тут уж ничего не поделаешь — жизнь есть жизнь, но и три игры в США, которые я мог бы провести, вряд ли смогли бы стать предметом моей гордости.
Отдохнув после чемпионата Европы — впервые за полтора года мне был предоставлен отпуск продолжительностью больше трех дней, — я с новыми силами и новыми надеждами вернулся в Милан. Накануне отъезда на первый предсезонный сбор мне опять довелось побывать на презентации в отеле «Принчипи ди Савой» — на сей раз это была презентация всей команды.
За день до этого ритуального события мы собрались в другой гостинице. Там первым делом с нас сняли мерки для спортивных и цивильных костюмов, затем, поужинав, мы отправились спать, а на следующий день после небольшого медосмотра и завтрака поехали в «Принчипи ди Савой».
К прибытию нашего автобуса площадь перед отелем была забита народом: пожелать нам успеха в новом сезоне пришли несколько тысяч болельщиков, так что пробираться к входным дверям пришлось сквозь очищенный полицией коридор. В отеле нас ждала официальная часть — фуршет, в ходе которого мы беседовали с многочисленными журналистами, — а затем вся команда вышла на просторный, обращенный к площади балкон второго этажа и предстала перед своими поклонниками.
Нас встретил радостный клич толпы, взметнувшей навстречу нам бесчисленные черно-синие шарфы, кепки и знамена. Людское море, до краев заполнившее просторную площадь, волновалось, и его волнение передавалось нам. Выхватывая взглядом из толпы отдельные восторженные лица, я думал о тех прочных узах, которые связывали нас с этими людьми. Вот мы стоим перед ними, молодые, богатые и знаменитые, и ждем грядущего сезона, который должен сделать нас еще более богатыми и знаменитыми. Но им, нашим многочисленным поклонникам, никакие наши успехи не прибавят ни богатства, ни славы. Почему же каждое воскресенье они могут думать и говорить только о нас, почему наша удача делает их на неделю самыми счастливыми людьми на земле, а неудача обращается в трагедию всей жизни? Объяснить это невозможно, как вообще невозможно объяснить счастье. Можно только возблагодарить природу за то, что она научила людей любить. Любить жизнь, любить друг друга, любить футбол.
«Интер» был очень недоволен восьмым местом, занятым в сезоне 1991/92: в последний раз команда столь неудачно выступила в чемпионате почти двадцать лет назад, в середине 70-х. При этом не удовлетворял не только результат, но и игра: из 84-х матчей первенства «Интер» сумел выиграть всего десять (для сравнения: мы с «Фоджей» одержали 12 побед), а забивал при этом ничтожно мало: только 28 мячей за весь сезон — на тридцать меньше, чем «Фоджа»! В Серии А менее результативным нападением обладали лишь команды, занявшие четыре последних места и покинувшие ее по итогам чемпионата.
Неудивительно, что перед новым сезоном главное внимание руководства было сосредоточено на реорганизации атаки: у «Ювентуса» был куплен лучший бомбардир чемпионата мира 1990 года Сальваторе Скиллачи, у «Лацио» — уругвайский форвард Рубен Coca, у «Црвене звезде» — Дарко Панчев, который в 1991 году помог белградскому клубу выиграть Кубок чемпионов. Среднюю линию решили укрепить немцем Маттиасом Заммером и мною.
В те времена еще существовала квота на иностранцев: в одном матче за команду могли выступать только трое. Нас же в «Интере» было четверо: Coca, Панчев, Заммер и я, поэтому газеты вовсю раздували тему конкуренции за три места в основном составе. Я читал все эти статьи, однако волнения за свое будущее не испытывал, ибо просто не представлял себе, что такое настоящая конкуренция. В 1988 году, твердо заняв место в основном составе «Спартака», я в первом же сезоне провел 25 матчей в высшей лиге. В «Фодже», как я уже говорил, мне и в голову не могла прийти мысль о том, что кто-то со скамейки запасных может вытеснить меня. Да и никого другого такая мысль тоже не посещала, и в итоге я пропустил всего одну из 34-х игр чемпионата. Это домашняя игра против «Ромы», состоявшаяся через несколько дней после моего нервного срыва. Причина моего отсутствия в составе, как вы понимаете, никоим образом не была связана с конкуренцией.
Вероятно, поэтому я не задумывался всерьез о том, кто же из нашей четверки легионеров окажется лишним. Жизнь показала, что в первый сезон волноваться действительно было не о чем. В чемпионате я провел 32 игры, уступив по этому показателю только нашему свободному защитнику Серджо Баттистини, который выходил на поле в каждой из 34-х встреч. При этом все свои 32 матча я отыграл полностью, без замен, а два тура пропустил из-за отъездов в сборную. В общем, о том, что такое конкуренция, в те времена я знал лишь понаслышке, поскольку коснулась она в «Интере» других легионеров.
Ничто, увы, не длится вечно, и со временем мне тоже довелось испытать на собственной шкуре, что такое борьба за место в составе. Но в тот момент, когда я стоял на балконе отеля «Принчипи ди Савой», купаясь в аплодисментах и песнях болельщиков, до начала этого непростого периода в моей карьере оставался еще целый год. Пожалуй, лучший год моей футбольной биографии.
Подготовку к сезону мы начали в спортивном центре Пьяно-Джентиле, примерно в получасе езды от Милана. Столь совершенную базу я увидел впервые в жизни, хотя к тому моменту уже успел кое-что повидать. В 1990 году на меня произвели неизгладимое впечатление те условия, в которых разместили нашу сборную во время чемпионата мира, да и у «Фоджи» возможности для тренировок были прекрасные. Казалось бы, можно уже привыкнуть и перестать удивляться, однако, впервые попав в Пьяно-Джентиле, я не смог скрыть своего восхищения.
Там было все, что только можно было пожелать: три футбольных поля, а на случай непогоды — еще одно, под крышей, прекрасно оборудованный тренажерный зал, а также несколько площадок для других игр: мини-футбола, баскетбола… Единственное, чего не хватало в наш первый приезд, — это гостиницы. Она в тот момент была закрыта на реконструкцию, поэтому жили мы в обычном отеле неподалеку. Но полгода спустя строительные работы были завершены, и наш спортивный центр принял законченный вид: теперь команда размещалась в прекрасной гостинице, где были идеальные условия для отдыха.
Наше первое посещение Пьяно-Джентиле продолжалось всего три дня. По существу, мы собрались там не для того, чтобы по-настоящему начать подготовку к сезону, а просто чтобы настроиться на работу. Июльская жара не позволяла тренироваться в полную силу, поэтому полноценную подготовку можно было вести только в горах, где воздух прохладнее и чище.
Но эти три дня не прошли даром, особенно для меня, поскольку я за это время успел подыскать себе дом. Я нашел его в Комо, небольшом городке возле северной гранит»!. Там жили многие игроки «Интера».
Это место поразило меня своей необыкновенной красотой, какую не встретишь на юге Италии. В окрестностях Фоджи, конечно, можно найти живописные уголки, но в целом южная природа довольно скудна и однообразна. Это понятно: далеко не каждое растение способно выстоять под палящими лучами солнца, выжигающего все вокруг, на юге растительность, как правило, не зеленая, а рыжая или даже рыжевато-бурая.
Северная же итальянская природа поражает разнообразием видов и буйством красок. А Комо!.. Впервые попав туда, я остолбенел от удивления и понял, что хочу жить только здесь. Тихий и уютный городок расположился на берегу озера, запрятанного в горах. В этом райском уголке есть все, что способно доставить удовольствие человеческому глазу: и зеркальная водная гладь, и залитые солнцем поля и лужайки, и тенистые рощи, и уходящие ввысь неприступные склоны, игриво цепляющие своими заснеженными верхушками зазевавшиеся облака. И удивительный, прямо-таки неземной покой.
Понятно, почему в Комо живут многие известные люди. К примеру, неподалеку от моего дома находилась шикарная вилла ныне покойного модельера Джанни Версаче. Думаю, излишне говорить о том, что далеко не каждый может себе позволить снять или купить дом в этом чудесном месте. Очень подходит Комо и для футболиста, который испытывает острую потребность в тишине и покое после тяжелых тренировок или напряженных игр, проведенных на арене клокочущего многотысячного стадиона. Не последнюю роль играет и расположение: до Пьяно-Джентиле на машине можно добраться за четверть часа, до Милана — от силы за час.
Итак, я обрел новый дом, однако поселиться в нем смог не сразу. Прежде нас ждали трехнедельные сборы в горном местечке Ковалезе.
Как я уже сказал, только на приличной высоте можно по-настоящему работать в середине итальянского лета. Там не так жарко, а потому мы могли выдерживать довольно большие нагрузки. Баньоли предпочитал оставаться в горах на протяжении всего сбора, хотя некоторые тренеры допускают различные вариации. Скажем, сменивший его позже Оттавио Бьянки любил постепенно спускаться, начиная сбор в горах, а заканчивая в условиях, наиболее близких к игровым.
Неверно думать, будто бы команда, уезжающая на тренировочный сбор в горы, проводит его в покое и уединении, наслаждаясь размеренной жизнью вдали от городской суеты. Не сбрасывайте со счетов знаменитых итальянских болельщиков: истинный тиффози энергичен и вездесущ, он не знает преград и расстояний. На базе нам приходилось вести жизнь затворников, не решаясь выйти за ограду, находившуюся под круглосуточным наблюдением полиции. Это отнюдь не лишняя предосторожность, ибо толпы горячих поклонников сопровождали нас повсюду.
Оказывается, для некоторых из них это было лучшим способом провести отпуск. Да-да, многие тиффози, которым были прекрасно известны планы любимой команды, приезжали в Ковалезе целыми семьями не на день-два, а на несколько недель, останавливались в окрестных гостиницах, а то и просто разбивали палатки в непосредственной близости от нашего лагеря.
Они неотступно следовали за нами, испытывая блаженство от каждой возможности увидеть своих кумиров, прикоснуться к ним, получить автограф или просто поприветствовать, размахивая черно-синими шарфами. Временами такое безудержное проявление любви может показаться навязчивым и утомительным, однако представьте, как приятно проводить каждую тренировку на глазах нескольких тысяч зрителей. И как горячая поддержка переполненных трибун какого-нибудь крохотного заштатного стадиончика придает интерес разминочной игре с любительской командой. От таких игр, заканчивавшихся, как правило, с двузначным счетом «под ноль», мы никогда бы не получили удовольствия, если бы не болельщики, восторженно радующиеся не только каждому голу, но и любому удачному пасу, красивому финту или хорошему удару. Поклонники ведут себя так, словно присутствуют на матче за Кубок чемпионов, тем самым заставляя и нас забыть о том, как слаб наш соперник. И мы продолжаем бежать вперед, движимые одной целью — доставить удовольствие тем, кто нас любит. В конце концов, ради этого мы и играем в футбол!
Круговорот миланской жизни закружил меня. Из провинциального южного города я попал в огромный мегаполис, второй по величине город Италии после Рима. Причем, принимая во внимание относительную удаленность Рима, расположенного в центре страны, Милан вполне можно назвать северной столицей Италии.
Жизнь здесь не замирает ни на секунду. Днем Милан — крупнейший индустриальный и политический центр, его улицы заполняют миллионы вечно спешащих автомобилей и пешеходов, здесь бьется пульс деловой Ломбардии, и этим биением во многом определяется ритм жизни всей Италии и значительной части Европы.
Вечером город превращается в культурный центр, известный всей планете в первую очередь благодаря жемчужине мирового оперного искусства — знаменитому театру Ла Скала. Милан не обходит стороной ни одна крупная выставка, театральная или кинопремьера. Показы мод и спектакли, концерты и шоу, всевозможные развлечения на любой вкус — все это вы найдете в Милане в любое время года. Здесь закружится голова не только у того, кто прибыл сюда из Фоджи, но даже у того, кто долго прожил в Москве, ибо ритм московской жизни, каким бы напряженным он нам ни казался, не может даже отдаленно сравниться с интенсивностью миланской круговерти.
Закружилась голова и у меня — закружилась от сознания того, что я стал частью одного из величайших клубов мира, от обилия новых знакомых и новых развлечений. Вокруг меня постоянно крутилось множество людей, и разобраться, кто есть кто, было просто невозможно.
Хотя мой дом находился в тихом и благообразном Комо, я очень много времени проводил в Милане. Во-первых, мне хотелось как можно быстрее узнать и понять этот замечательный город. Во-вторых, здесь жил мой самый близкий приятель из «Интера» — Никола Берти. Не знаю, что именно притянуло нас друг к другу, но мы с ним довольно быстро сдружились, много времени проводили вместе и сохранили теплые отношения на долгие годы: даже сейчас, через несколько лет после моего ухода из «Интера», мы часто созваниваемся и регулярно встречаемся.
Никола жил не в Комо, а в самом центре Милана. Насколько я помню, еще только один игрок из нашей тогдашней команды отдал предпочтение большому городу — вратарь Вальтер Дзенга. Остальные же, в том числе и я, последовали зову тихой провинции.
Берти понемногу открывал для меня Милан. Я попал в его круг общения, в котором было много известных и уважаемых людей. Из тех, с кем я встречался наиболее часто, назову для примера младшего брата Версаче, страстного поклонника «Интера», и известную киноактрису Уму Турман, у которой в то время был роман с другом Берти Фабрицио. Вообще Никола сам по себе был человеком известным и уважаемым, одним из ведущих и наиболее любимых болельщиками игроков «Интера». Так что в круге его общения не было ничего удивительного — Берти ему вполне соответствовал.
Не знаю уж, насколько тогда соответствовал этому кругу я, однако, вращаясь благодаря своему новому другу в избранном миланском обществе, я сделал для себя довольно много полезных выводов.
Один из таких выводов, к примеру, касался одежды. Попав в Милан и серьезно улучшив материальное положение, я стал задумываться над своим внешним видом. В Фодже подобный вопрос меня совершенно не волновал — жизнь там была спокойная и без претензий, так что я за год едва ли посетил десяток магазинов одежды. Но теперь мне казалось, что нужно вести себя иначе и соответствовать имиджу игрока суперклуба. Короче говоря, я ощущал потребность выразить в одежде свою индивидуальность, свой стиль, свой уровень доходов, наконец.
Я остановил выбор на Версаче — названии, знакомом с московского детства. С малых лет имя Версаче вошло в нашу жизнь как символ неведомой заграничной жизни. Мы не видели, иначе как в журналах, ни одной созданной им вещи, но твердо знали: Версаче — это что-то!
Поэтому, приехав в Милан, увидев знакомое имя на витринах магазинов, а также узнав, что знаменитый модельер живет по соседству со мной, я принял смелое и ответственное решение одеваться у Версаче. И довольно долго покупал все вещи только у него, чем, признаюсь, немало гордился.
Но со временем, побывав благодаря Николе Берти в компании солидных людей, я осознал всю несостоятельность и глупость своих юношеских амбиций и понял, что в том обществе, где я оказался, едва ли можно было кому-то что-то доказать своей одеждой. Возможно, такое под силу каким-то мультимиллионерам, для которых выдающиеся кутюрье изготавливают эксклюзивные наряды в единственном экземпляре — да, в этих случаях, наверное, одежда действительно о чем-то говорит. Но в такой заоблачно высокой компании мне бывать никогда не доводилось и явно не доведется, поэтому рассуждать о ней не берусь.
Обычный же человек должен избирать иные способы самоутверждения. Известных фирм, изготавливающих одежду, очень много, и, какая из них лучше, а какая хуже, никто не разберет. Поразить чье-либо воображение дороговизной наряда — бесплодная надежда, если вы, конечно, не султан Брунея: в любой компании обязательно найдется человек, у которого костюм, галстук или ботинки окажутся более дорогими, чем ваши. К тому же на это едва ли кто посмотрит. Мне, по крайней мере, не доводилось встречать людей, обращавших действительно серьезное внимание на одежду окружающих.
Здесь, в общем-то, нет никакого открытия — известная с детства народная мудрость гласит: «Встречают по одежке, провожают по уму». Но там, куда я попал, по одежке даже и не встречали. Достаточно выглядеть опрятно и аккуратно, быть одетым со вкусом и в соответствии с выбранным стилем. Этого хватит для того, чтобы вас приняли в обществе и дали вам шанс добиться уважительных проводов. А что там на вас надето — Версаче, Валентино, Сен-Лоран или нечто другое — особого значения не имеет. Я понял это довольно быстро и перестал заниматься всякими глупостями.
Хотя, вообще-то, глупостей в моей миланской эпопее хватало.
Определение «глупость» прежде всего относится к моему тогдашнему образу жизни, к поведению вне поля. Попав в профессиональный футбол и продвигаясь от его низов к вершине, я должен был менять свой менталитет, вести себя в соответствии с новой обстановкой, иными словами, заботиться о своем имидже. Увы, по молодости и неопытности сам я не мог осознать подобную необходимость, а подсказать было некому. Такой совет можно услышать от опытного и авторитетного прокуратора, но, как вы уже знаете, от человека, находившегося в то время рядом со мной, толковых наставлений ждать не приходилось.
Мне было 23 года, и я продолжал радоваться жизни, расслабляясь и развлекаясь так, как развлекался до того в Москве, а затем в Фодже. В этом-то и заключалась моя главная ошибка. Мне трудно было понять, насколько изменилась моя жизнь после переезда в Милан. А изменилась она очень существенно — прежде всего потому, что я обрел невиданную дотоле известность.
Конечно, я был популярен и в «Спартаке», и в «Фодже», однако это совсем не та популярность, какой пользуются футболисты суперклуба, подобного «Интеру». Да, меня любили болельщики «Спартака» и очень часто в дни матчей или тренировок окружали, желая поболтать или взять автограф. Но в остальное время я не чувствовал этой популярности: на шумных московских улицах никто меня не окликал, в барах, ресторанах и других общественных местах никто не узнавал и не бросался навстречу.
В Фодже, как я уже рассказывал, дело обстояло иначе: нас знал весь город, где бы мы ни оказались, отовсюду неслись радостные приветствия в наш адрес, нам без конца приходилось фотографироваться с болельщиками, будь то в парке или на улице, в ресторане или магазине. Это была уже совсем другая популярность: каждый из нас был местной знаменитостью.
Но то была популярность провинциальная. Жители маленького южного городка видели в нас скорее друзей, нежели кумиров. Они были рады каждой встрече, запланированной или неожиданной.
Это не идет ни в какое сравнение с той популярностью, какую я обрел в «Интере». Попадая в такой великий клуб, игрок становится фигурой общенационального масштаба. В этом нет ни малейшего преувеличения: того, кто хоть сезон провел в «Интере», «Милане» или «Ювентусе», вся футбольная Италия будет помнить долгие годы. Одев черно-синюю футболку, я получил право на место в истории и на всеобщую известность. Но данным правом нужно было умело воспользоваться, и со временем мне предстояло постичь эту простую истину.
Первое, от чего приходится отказаться, — это от неприкосновенности частной жизни: чем популярнее футболист, тем меньше у него возможности ускользнуть от всевидящих глаз болельщиков и журналистов. Порой игрок не может чувствовать себя спокойно даже в стенах собственного дома. Всем известно, какие проблемы возникали у таких звезд, как Диего Марадона и Йохан Круифф, Пол Гаскойн и Эрик Кантона и многих других, кому не удавалось и шагу ступить втайне от поклонников и репортеров, и у кого время от времени сдавали нервы. Тогда каждый из них выплескивал эмоции по-своему: кто распускал кулаки, кто хватался за ружье, а кто просто махал рукой и, послав всех к черту, бросал футбол. В общем, никому это пользы не приносило — разве что газетчикам, получавшим возможность публиковать новые скандальные истории. Но сам футбол и его верные слуги — игроки и истинные болельщики — всегда оказывались в проигрыше.
Что делать? Такова реальность жизни, такова оборотная сторона сверкающей золотом медали, которую носит на шее каждый известный футболист. Счастлив тот, кому удается пронести ее по жизни легко и достойно. Но для многих, увы, эта медаль со временем превращается в тяжелый камень, непреодолимо влекущий в пучину.
Чтобы избежать отрицательного эффекта собственной популярности, я должен был как можно меньше бывать на людях, избегать шумных общественных мест, короче говоря, вести себя поспокойнее. Но в тот момент понять это я был не в состоянии. Мне нравилась известность, нравилось быть узнаваемым повсюду. Я развлекался, посещая дискотеки и прочие места, какие, в общем-то, и должен посещать молодой человек в моем возрасте.
Разумеется, я ходил туда не один — у меня были товарищи из числа новых партнеров по клубу. Правда, как и потом осознал, то были товарищи, так сказать, не моего круга — в том смысле, что мы занимали в команде разное положение. И это обстоятельство было необычайно важно, хотя поначалу мне не приходило в голову оценивать ситуацию под таким углом зрения.
Те футболисты, которые составляли мне компанию, делились на две группы: одни не входили в основной состав, другие, напротив, закрепились в нем давным-давно. Первые, понятное дело, мало влияли на результаты команды. К тому же, когда ты сидишь на скамейке запасных, твоей личной жизнью не очень-то интересуются, да и проверить, отражается ли отдых на твоей спортивной форме, невозможно. Ну, а те ребята, которые входили во вторую группу, могли себе позволить подобные развлечения в силу собственного опыта: они многие годы играли в «Интере», прекрасно чувствовали свое состояние, знали, что им можно и что нельзя.
Я, как вы понимаете, ни к одной из этих двух категорий не относился. В этом, собственно, и заключалась моя ошибка. Не то чтобы развлекаться подобным образом считалось грешно: никто не запрещал нам проводить досуг так, как мы того желаем. Поход в дискотеку не считался преступлением и не влек за собой никакого наказания. Но в той компании я был единственным, на кого возлагались такие большие надежды, и бесследно это пройти не могло.
Обо всех наших похождениях было известно решительно всем — вполне понятные издержки популярности. Но до поры до времени никто о них и не вспоминал. Если на поле у тебя все получается, ты можешь весь сезон по шесть раз в неделю гулять и веселиться ночами напролет, но если каждое воскресенье ты прекрасно играешь, никто не упрекнет тебя ни единым словом.
Я прекрасно провел первый круг, забил семь голов, хотя играл на непривычной для себя позиции опорного полузащитника. Если в «Фодже» мое место в средней линии было чуть правее и ближе к воротам соперника, то теперь я оставался последним рубежом полузащиты перед обороной, и значит, мне гораздо реже удавалось выходить вперед и подключаться к атакам. Тем не менее за весь сезон я забил девять мячей — столько же, сколько и в «Фодже».
Так вот, весь первый круг я провел отлично и имел все основания радоваться жизни. Мне нравился мой новый клуб, новый город, новая жизнь, нравилось быть «звездой».
Но отыграть весь сезон ровно, на высоком уровне, практически невозможно. В конце 1992 года в моей игре наступил небольшой спад, который, к сожалению, совпал с неудачным выступлением команды: мы проиграли два матча подряд. И тогда меня пригласил к себе генеральный директор клуба Пьеро Боски. От него-то я и узнал о том, что одной из главных причин неудач команды руководство считает мою неубедительную игру. А причину моего спада оно объясняет образом моей внефутбольной жизни. Какая-то доля справедливости в этом, пожалуй, была, однако наш разговор расстроил меня прежде всего тем, что я убедился, насколько искаженной и преувеличенной доходила к начальству любая информация.
И здесь нечему удивляться: представьте себе, сколько раз имя футболиста всплывает в разговорах болельщиков, обсуждающих все футбольные новости. И если кто-то вдруг скажет: «А я позавчера видел Шалимова на дискотеке», то при передаче в пятые или шестые уста «позавчера» непременно превратится в «каждый день». Точно так же, как бокал вина, выпитый в ресторане за ужином, обернется бутылкой — и не вина, а водки.
Как бы то ни было, доказать я никому ничего не мог. Вся эта история сильно давила на психику: газеты начали критиковать меня, болельщики во время матчей каждую ошибку встречали свистом. И позиция руководства «Интера» лишь усугубляла ситуацию.
Это еще одна из тех ситуаций, в которых необходима помощь прокуратора. Опытный советник предвидел бы всё заранее и объяснил, как следует себя вести, чтобы никому не давать повода для упреков задним числом. И потом смог бы отстоять мою репутацию в глазах руководства. А значит, я пережил бы этот спад не столь болезненно и с меньшими последствиями.
Быть может, вам кажется, что я слишком часто говорю о том, как важна для меня была бы чужая помощь. Возможно, у вас сложилось впечатление, будто я совершенно не способен жить своим умом. Но не забудьте, что мне было всего лишь 28 года. Что я знал тогда о жизни, где мог нажить тот ум, который позволил бы мне избежать ошибок молодости?
К тому же я приехал из России, а это говорит о многом. Попадая за границу, наш человек сталкивается с такими проблемами, о каких никто другой и не подозревает. По большому счету, итальянская жизнь не многим отличается от английской, французской, немецкой, голландской. Да и профессиональный футбол во всех развитых странах одинаков. Поэтому многие европейцы, пересекая границу, не испытывают ни малейших неудобств, особенно если попадают в знакомую языковую среду. Все, что им нужно, — это привыкнуть к новой команде да к новой квартире.
Впрочем, и это немногое далеко не всегда удается, и очень часто игроки высочайшего класса оказываются не в состоянии прижиться за границей: скажем, в том же «Интере» в числе прочих не заладились дела у немца Маттиаса Заммера, голландца Денниса Берхкампа. Дальнейшая их карьера показала, что причиной неудачи стал отнюдь не недостаток мастерства: оба прекрасно проявили себя в других клубах, блистали в составе национальных сборных на чемпионатах мира и Европы. А вот в Италии заиграть не смогли.
Представьте, насколько тяжелее должно быть нашему человеку, которому необходимо не только привыкнуть к новым условиям жизни и работы, но и полностью перестроить свой менталитет, избавиться от множества комплексов и предрассудков и, самое главное, постичь совершенно незнакомую, непонятную жизнь, такую далекую от всего того, что знаешь с детства. Причем делать все это нужно, как говорится, без отрыва от производства: привыкая, перестраивая, избавляясь и постигая, ты должен каждое воскресенье выдавать результат, который удовлетворил бы самую требовательную аудиторию в мире.
Именно поэтому я не стесняюсь своих ошибок и не боюсь признать тот факт, что без посторонней помощи мне было очень трудно жить и играть за границей. Я не считаю, что моя карьера в профессиональном футболе стала провалом, — о нет, дай Бог каждому достичь того, чего достиг я. Но при этом я понимаю, что мог бы добиться значительно большего, и если рассказ о моих ошибках позволит кому-то сделать более успешную карьеру, я буду только счастлив.
Пусть тот, кто пойдет вслед за мной, знает, что за ошибки ему придется расплачиваться не в момент их совершения, а в дни неудач, как пришлось мне. Шесть или семь месяцев я играл хорошо, и все было в порядке. Но тот небольшой спад, как я уже говорил, мне было бы гораздо легче пережить, не начни все вокруг указывать на просчеты давно минувших дней. Так что мне сразу пришлось отвечать за поступки, совершенные в течение нескольких месяцев, а это значительно труднее. В дни неудач за все платишь сторицей.
Мог ли я в то время не обращать внимания на критику со стороны журналистов? Некоторым это прекрасно удается: я знаю игроков, которые вообще не читают газет, знаю тех, которые читают и тут же выбрасывают прочитанное из головы. Многим действительно наплевать на любую критику, но я так не могу. В 23 года я был полон амбиций, тем более что за год в «Фодже» и первые месяцы в «Интере» привык читать о себе только хорошее. Мне это нравилось, нравилось видеть в отчетах о матчах высокие оценки рядом со своей фамилией.
Что ж, за это удовольствие тоже пришлось заплатить. Я привык читать газеты и продолжал делать это во время своего спада. Как вы понимаете, удовольствие от прочтения было ниже среднего, как и оценки, которые я получал за игру. Это довольно мучительное занятие: получая утром свежую газету, ты хочешь сразу же выбросить ее в мусорное ведро, но не можешь решиться — тебя тянет раскрыть ее в надежде прочесть что-то хорошее о себе. Ты начинаешь читать, обнаруживаешь плохое, но остановиться уже не в силах. А, дочитав, понимаешь, что день безнадежно испорчен.
Пережить этот период особенно трудно тому, кто совершенно не готов к такому повороту событий. Весь мой опыт игры на родине оказался бесполезен, ибо за годы, проведенные в «Спартаке», я сформировался как игрок, но, к сожалению, не сформировался как личность. А ведь эти две стороны процесса становления футболиста одинаково значимы и потому должны быть неразрывны: с первых же шагов молодому человеку нужно прививать основы правильного образа жизни. Он должен не только уметь дать хороший пас или нанести точный удар, но и чувствовать себя личностью вне поля, ощущать свою значимость и вытекающую из нее ответственность за каждый поступок. Тому, кто с детства будет воспитан в таких условиях, не придется столкнуться с проблемами, с какими столкнулся я, попав в абсолютно новую среду. И тогда уже ничто не помешает ему раскрыться за границей по-настоящему. Он сумеет заставить окружающую обстановку работать на себя, ибо эта обстановка может либо подхлестнуть игрока, придать ему дополнительных сил, либо раздавить его — все зависит от того, как к ней относиться.
К счастью, тот первый мой спад в «Интере» был очень непродолжительным. К тому же пережить его я смог в игре, а не на скамейке запасных: наш тренер Освальдо Баньоли верил в меня и не лишил места в составе.
Два или три матча мне пришлось провести под свист и крики зрителей, а потом все вновь стало на свои места. Я снова набрал форму, заиграл на прежнем уровне и вернул расположение болельщиков. Казалось бы, все безвозвратно ушло в прошлое. Но на самом деле это не так: мой имидж уже был подпорчен, а, значит, любые ошибки в будущем грозили обернуться более серьезными проблемами. Так и получилось в следующем году, когда я проводил свой второй сезон в «Интере». Но до тех неприятностей было еще далеко.
Первые официальные игры за «Интер» я провел на Кубок Италии против «Реджаны». Сперва мы выиграли в гостях — 4:3, а потом дома — 4:2. В августе, когда чемпионат еще не начался, такое обилие голов — обычное дело: команды не набрали форму, защитники много ошибаются, а форварды умело этим пользуются.
Все были довольны тем, как команда начала сезон. Новички вроде бы удачно вписались в нее, особенно Дарко Панчев, который из восьми голов «Реджане» забил пять.
Казалось, его ждало прекрасное будущее и лавры бомбардира, но…футбольная фортуна переменчива: дела у Дарко не заладились, он большую часть времени провел на скамейке запасных и за весь чемпионат сыграл лишь дюжину матчей, забив всего один гол.
На ответной игре с «Реджаной» трибуны «Сан-Сиро» были, по миланским меркам, почти пусты. Это означает, что зрителей собралось тысяч двадцать — двадцать пять, не больше. Но несколько дней спустя, когда начался чемпионат, картина изменилась, и первая домашняя игра «Интера» прошла при переполненных трибунах.
Стартовали мы не лучшим образом: проиграли в гостях «Удинезе» — 1:2, пропустив решающий гол на последних минутах. Поэтому в матче второго тура с «Кальяри» на «Сан-Сиро» нам была необходима только победа. Впрочем, результат первой игры, по большому счету, значения не имел: все равно при горячей поддержке 80-тысячного стадиона, не умолкавшего ни на минуту, думать о чем-либо, кроме победы, просто невозможно.
Мы ринулись вперед и уже через четверть часа вели 2:0. О том, как вся команда мечтала о победе, вам скажет тот факт, что второй гол забил после розыгрыша углового наш капитан Джузеппе Бергоми, а делает он это, как защитник, очень редко.
Во втором тайме Оливейра — бразилец с бельгийским паспортом — отыграл один мяч, и наше преимущество в счете перестало быть ощутимым. Соперник усилил натиск, и нам стоило большого труда удерживать победу. А под занавес матча исход борьбы был решен третьим голом в ворота «Кальяри». И забил этот гол я.
Получив мяч в штрафной площади от Берти, я чуть сместился к центру и, увидев бросившегося мне наперерез защитника, незамедлительно пробил. В тот момент защитник уже перекрыл ворота, но мяч попал ему между ног. Думаю, это сыграло важную роль: вратарь был дезориентирован и не смог отразить удар — мяч влетел в нижний угол. Позже я понял, что голкиперу особенно трудно реагировать на такие удары, и стал сознательно повторять этот трюк: ложным замахом я заставлял защитника поверить, что буду бить в дальний угол. В такой ситуации любой игрок, стремясь помешать удару, выбрасывает ногу в сторону — и тебе предоставляется прекрасная возможность направить мяч ему между ног в ближний угол. Вратаря уже можно не опасаться: мяча он не видит, а потому вынужден реагировать на движение защитника. Значит, в момент удара он уже летит в другую сторону.
Должен сказать, что этот прием срабатывал безотказно: каждый раз, когда мне удавалось осуществить его, мяч заканчивал свой путь в сетке. Но тогда, в самый первый раз, это получилось случайно.
Вот так, как это ни странно, первого гола за «Интер» мне пришлось ждать совсем недолго, хотя, как я уже говорил, в миланской команде мне была отведена более оборонительная роль, чем в «Фодже». Но это не помешало мне мчаться вперед в общем порыве. У меня получалось решительно все, я просто летал по полю, а победе нашей и своему первому голу был вдвойне рад потому, что после поражения от «Удинезе» заявил в интервью: «Что ж, нам не повезло, но это ничего не значит. В следующей игре вы увидите, что такое настоящий «Интер».
Лучшего подтверждения моего пророчества, думаю, быть не могло.