Ключ, грубо и топорно сработанный в соседнем «Металлоремонте», решительно отказывался входить в сухое лоно замка, словно боялся раскрыть какую-то только ему известную тайну английской замочной скважины. Поартачившись для приличия еще минуту-полторы, замок все-таки сдался, полностью вверив себя заботам хозяйки ключа.
Занося в коридор тяжеленную сумку, Татьяна подивилась неожиданной игривости своего воображения. Хотя, при нынешней-то жизни, образное мышление — одна из немногих радостей, которую можно себе позволить. И чем гуще туман впереди, тем ярче и откровеннее становятся образы.
Хлопнув сумкой об стол, Татьяна в раздражении подошла к окну. Опять забыла купить соль. Покупка соли, спичек и другой подобной мелочи давно превратилась в процесс, попахивающий мистицизмом.
О них помнишь весь день. Идешь в магазин специально за ними. Вернувшись домой с полными сумками, понимаешь — забыла купить соль. И топаешь за ней к тете Даше в соседнюю квартиру.
«Надо бы с зарплаты купить мешок. Или два. Хотя… — Татьяна с сомнением оглядела пятиметровую кухню. — Мешка, пожалуй, многовато будет».
— Мамуль, привет, — в унисон пропели два голоса, и в коридоре послышалась возня.
— Димка говорит, что в китайских только ноги ломать, они все одноразовые. — Илюшка с детской непосредственностью проталкивал давнюю свою мечту о роликовых коньках. — И вообще, он говорит, что все китайское — дерьмо.
— Послушай, сынок… — Сергей тщился попедагогичнее извлечь из цепкой детской памяти неизбежные следы дворового влияния. — Во-первых, слово «дерьмо» интеллигентные люди не употребляют. Во-вторых, не все китайское так плохо. Только дешевое. — Он с сомнением оглядел свои кроссовки и задвинул их под тумбочку.
— Так ведь на дорогие коньки у нас все равно нет денег, — резонно заметил Илья.
— У нас пока и на дешевые нет, — вмешалась Татьяна. — Вот получит папа гранд — тогда посмотрим.
Гранд виделся Илюшке высоким иностранцем в малиновом пиджаке и с сигарой. В багажнике «грандовского» лимузина были и роликовые коньки, и игровая приставка, и еще множество полезных и необходимых вещей.
— А как можно получить этого Гранда?
— Трудно, сынок, — с грустью ответил Сергей скорее себе, чем сыну. — Очень трудно.
Тема, над которой Сергей работал уже добрый десяток лет, заинтересовала, кажется, кого-то на Западе. Эта заинтересованность вполне могла пролиться золотым дождем на иссушенное экономическими реформами конструкторское бюро Сергея.
Семья Зотовых относилась к тем реликтам, которые вроде бы и не замечали, что в ажурной модели новой России для науки нет места. Ну, не вписывается… Придавленный к своему рабочему столу тяжестью знания законов диалектического и исторического материализма, Сергей свято верил, что все сегодняшние трудности носят сугубо временный характер. На уходящих в коммерческие джунгли коллег он смотрел как на ренегатов и переставал с ними здороваться. С фанатичной верой в необходимость своих исследований он несколько лет бомбардировал письмами все ведущие институты мира. И, дождавшись заинтересованного выражения, появившегося на сытом, лоснящемся лице, одушевился: я же говорил! Теперь Сергей жил ожиданием действий, логически, как ему казалось, вытекающих из этой заинтересованности.
Татьяна, человек более рациональный и не столь одержимый, не видела себе применения в этой новой жизни. С грустью наблюдала она, как пустеют коридоры института, который уже год существовавшего за счет. сдачи в аренду первого этажа, где пышным цветом расцветали коммерческие структуры самых разных направлений деятельности. Обмен валюты, плавно перетекая в шиномонтажную мастерскую, другой своей стеной упирался в магазин китайской одежды, функционирующий под вывеской «Автосалон Маранелло».
Татьяна понимала, конечно, что строгим соблюдением режима работы (да и не строгим тоже) она лишь оттягивает неизбежный конец своей научной деятельности. После нескольких неудачных попыток заняться репетиторством она, отчаявшись, решила затаиться и ждать. Волна вынесет..
Бездействие, разумеется, влекло за собой денежные затруднения. При распределении их скудного бюджета Татьяна, проявляла чудеса изобретательности, а периодические ночные звонки из страны сказочных грандов вселяли надежду и помогали выживать.
Была, правда, еще дачка, подаренная родителями Сергея. Небольшая, но в дорогом и, как любят говорить риэлтеры, «престижном уголке ближнего Подмосковья». Суммы, которые предлагались за нее, вызывали у Татьяны легкое головокружение. Но — рос Илюшка. Ему, как любому городскому ребенку, требовались ягоды и свежий воздух, а этого на участке было в избытке. Поэтому вопрос о продаже по обоюдному молчаливому согласию был отложен на неопределенный срок.
«Отправлю-ка я их туда на выходные, — решила Татьяна, накрывая на стол. — Прямо сейчас соберу — несколько банок тушенки, макароны., пакет молока… — Она досадливо поморщилась, вспомнив про соль. — С утра пошлю Сергея в магазин».
В соседней комнате Сергей пытался объяснить сыну, кто такие олигархи, стараясь держаться при этом в рамках приличия. Непростая задача — доступно раскрыть тему, скрывая при этом свое истинное отношение к ней.
— Именно их, сынок, и называют — олигархи, Узок круг этих людей. Страшно далеки они от народа.
— А у них есть ролики? Настоящие, не китайские?
— Думаю, что нет. Оки пользуются другим транспортом.
Телефонный звонок застал Татьяну в немом оцепенении, вызванном новым вопросом сына:
— Пап, а кто хуже — Потанин или Чубайс?
Сергей схватил трубку, пользуясь возможностью не отвечать, и после коротких приветствий позвал:
— Мамуль, тебя!
Звонила Кира, старая подруга по университету, оставившая педагогическую стезю еще несколько лет назад. То, чем она занималась сейчас, называлось непонятным, но модным словом — «визажист» и, судя по всему, приносило неплохие деньги.
— Танюшка, ты мне жаловалась, что начинаешь потихоньку расползаться. Мне сегодня привезли коробку новой формулы для похудения. Гербалайф рядом с ним — как каменный топор рядом с атомной бомбой. И абсолютно безвредно! Желающих — море. Если хочешь, могу оставить одну до понедельника.
— А-а-а… сколько?
— Цена? Да гроши! Двести баксов!
— Ну, Кирюша, не знаю… Это же два месяца моей работы.
— А милый твой что, все толкает кругом свои идеи? Я еще три года назад говорила: окорочками торговать надо, а не идеями. Идеи — слишком скоропортящийся товар.
— Ладно, Кирюш, успокойся. Не вздумай при нем это сказать. И извини, спасибо тебе, конечно, но такое похудение мне не по карману.
— Погоди, Танюша, погоди. Не кипятись. Долго ты еще намерена протирать задарма стулья в своем институте?
— А что, есть что-то дельное?
— Дельное не дельное, но вполне реальное. И достаточно материальное.
— Ну-ка, ну-ка…
— У нас тут в центре один Буратинка богатенький есть. Просил найти даму, серьезную, не вертихвостку, которой мог бы доверить квартиру. Ну, там уборка, стирка-глажка, обеды-ужины.
— Домработницей, что ли?
— Называй, как хочешь. А пятьсот баксов — как с куста. Тут тебе и похудение, и Илюшкины коньки.
— Ясно, ясно. — Татьяна в растерянности морщила лоб, не зная, как реагировать на столь курьезное предложение. — Ну, не знаю, Кирюша, не знаю. Нет. Думаю, пока я к таким подвигам не готова.
— Смотри, тебе виднее. Такими деньгами не разбрасываются. Да и дел-то — на несколько часов в день.
— Спасибо, Кирюша, за заботу. Извини, мне моих мужиков кормить пора, стонут уже. Созвонимся. Пока.
— Ну, пока.
Не успела Татьяна положить трубку, как любознательный сын вновь озадачил ее:
— Мам, а мы какие окорочка едим — американские или голландские?
— Не знаю, Илюша, Какие были, те и купила, А что, есть какая-то разница?
— Димка говорит, что все американские на гармониях.
Татьяна вопросительно посмотрела на мужа. Тот, сообразив о чем речь, пришел на помощь:
— Не на гармониях, а на гормонах.
— А чем они отличаются?
— А чем твой Димка отличается от моего письменного стола? — в свою очередь озадачил сына Сергей.
Илюшка засопел и ушел в другую комнату. Татьяна укоризненно посмотрела на мужа и собралась дать профессиональный анализ его педагогической деятельности, но не успела. Из комнаты появился Илюшка и вполне серьезно объявил:
— Димка выше. И худее. Не намного, правда.
Татьяна поняла, что из этого тупика мужу уже не выбраться, и взяла инициативу в свои руки.
— Все. Поговорили — и будет. Живо в ванную. Мыть руки — и за стол. Ужин остывает.
Илюшка пожал плечами и направился в манную, бормоча себе под нос что-то о гормонах и письменном столе.
Сергей проводил его внимательным взглядом и спросил:
— Танюш, а кто такой этот Димка?
— Кажется, олигарх в масштабе их класса. Папа — владелец какой-то живодерни рядом с метро, то ли чебуречная, то ли пельменная. На родительские собрания присылает официантку.
— А как этот Димка учится?
— Редко.
— Действительно, олигарх.
— Мамуля! Чур мне самый маленький окорочок, а макаронов совсем не надо!
— Окорочок я тебе дам самый средний, а макарошек — чуть-чуть. Совсем без гарнира нельзя, ты же не троглодит.
— Если троглодитов не кормят макаронами, хочу быть троглодитом.
— Не спеши, сынок. — Сергей смачно хрустнул маринованным огурцом. — Если так дальше пойдет, скоро все станем троглодитами.
— А я, между прочим, буду из вас самой толстой троглодиткой, — заявила Татьяна, с задумчивым видом обсасывая косточку.
— Не понял. — Сергей долго наматывал на вилку длинную макаронину. — Это ты к чему?
— Кирюша звонила. — Татьяна тяжело вздохнула. — Предложила какую-то новую формулу для похудения. Двести долларов.
Сергей усмехнулся, наливая Илюшке сок.
— Лучше бы она подсказала, где эти деньги заработать.
— Подсказала. — Татьяна вытерла руки салфеткой и, брезгливо поморщившись, бросила ее в пустую уже тарелку.
— Что, колготки продавать? — Сергей внутренне напрягся, понимая, что не в состоянии ничего противопоставить даже торговле колготками.
— Да нет. Еще почище. Домработницей к «новому русскому». Пятьсот в месяц. Я так понимаю, за честность.
— Пятьсот — чего? — спросил Сергей, внимательно глядя на жену.
Татьяна, старательно отводя глаза, пожала плечами.
— Долларов, конечно.
— Домработница? Пятьсот долларов?! — Сергей вскочил из-за стола и убежал в ванную. Долго, тщательно мыл руки. Вернувшись, сел и уставился куда-то в пространство.
— Начальник моего отдела получает триста долларов — в рублях, конечно. Я, ведущий инженер проекта, — двести. Ты, кандидат наук, — меньше ста. А домработница — пятьсот! Положительно, мир сошел с ума.
— Пойми, Сережа, — осторожно начала Татьяна. — Платит-то не какой-то обобществленный мир и не безличное государство, а предельно конкретный человек, которому нет никакого дела ни до твоего проекта, ни до моих научных заслуг. А вот домработница ему нужна, и за свой жизненный комфорт он готов платить столько, сколько считает необходимым.
— Откуда они взялись, Тань? Откуда у них такие деньги? — в задумчивости пробормотал Сергей.
— Не знаю, Сереженька. Не исключено, что он сумел продать свой проект раньше и удачнее, чем ты — свой.
— Не верю! — В глазах мужа зажегся знакомый фанатичный огонек. — Не верю!
И ты не веришь! Человек, работающий столько, сколько работаю я, никогда не швырнет пятьсот долларов на домработницу! Никогда! Ему деньги нужны! Бумага — раз! Оборудование — два! Компьютеры — три! Есть еще четыре, пять, шесть — и так далее! Бред какой-то… — Он немного успокоился. — Домработница — кандидат наук. Надеюсь, я слышу это в последний раз.
— А с Димкой английским языком занимается тетя — тоже кандидат наук, — решил поучаствовать в разговоре Илюшка. — Его папа говорит, что английский сейчас важнее, чем русский и математика.
— Может быть, может быть, — кивнул отец. — Хотя глупость все это. Если учить один английский, на нем не о чем будет говорить. — И вдруг, словно прозрев, внимательно уставился на сына. — Послушай-ка, друг мой. Что это ты нам здесь зубы заговариваешь, а? Ну-ка, марш спать!
— А почитать… — заныл Илюшка, скорчив кислую мину. — Мне Майн Рида на три дня дали…
— Хорошо. Полчаса, не больше. Завтра вставать рано.