Поскольку днем мои легальные занятия приводили меня в большинство кварталов Лондона и окрестностей города, мне было легко подготавливать почву для моих ночных походов. Я достиг той стадии, когда изучал сцену будущей кражи автоматически и с таким же вниманием, как солдат — участок расположения противника, который должен атаковать и захватить. Это были в некотором роде военные походы. Думаю, я никогда не пойму, насколько на мой интерес к кражам повлиял мой военный опыт, когда я прошел подготовку в разведывательно-диверсионной группе. Эту подготовку я не раз применял на практике во время и после войны. В течение нескольких секунд в начале каждой операции, когда сжималось горло, я чувствовал скорее воодушевление, чем страх. Все эти симптомы были мне прекрасно знакомы. Я хорошо помню, как один известный политик сказал мне, что перед произнесением речи чувствует щекотку в желудке, уверенный, что то, о чем он собирается говорить, совершенно неинтересно и окажется не к месту. Если я не чувствовал этой щекотки перед началом кражи, то считал, что дело не выгорит. Именно поэтому я иногда и возвращался в последний момент. Годы удач создали у меня убеждение, что все пройдет хорошо. Оглядываясь назад, я понимаю, что такой настрой был нехорошим: я был слишком уверен в себе, потому что очень давно не имел неприятностей.
Однако в операции «Клайтоны» возбуждение и нервная реакция появились раньше, чем обычно. Частично это было вызвано тем, что я не совершал краж уже больше трех месяцев. Я с большим трудом убедил себя, что прекрасно понимаю всю силу и слабость моего положения, и, возможно, именно из-за этого не воспринимал всерьез возможность катастрофы.
Дорога проходила за домом, недалеко от него; именно там был уклон, о котором я уже упоминал. Между дорогой и стеной владения была рощица — идеальное место, где можно спрятаться в случае необходимости. К тому же под деревьями было достаточно места даже для нескольких маленьких машин. Они стояли там порой до полуночи, а некоторые — и всю ночь. Это были либо автомобили жильцов многоквартирного дома, находившегося в нескольких минутах ходьбы от рощицы, либо их гостей. Полиция не удивилась бы, увидев незнакомую машину под деревьями. В тот вечер у меня был старый «форд» с помятым кузовом. Необходимость иметь вторую машину в комментариях не нуждается. Последний раз, когда я пользовался при краже собственной машиной, была операция у Джун Эндерсон.
Я оставил «ягуар» в одном гараже в Вест-Энде, потом на такси и автобусом добрался к торговцу подержанными автомобилями, выбрав квартал, возможно более удаленный от того, где я собирался действовать. За наличные маленькую машину купить легко, и продавец никогда не удивляется, когда покупатель достает из кармана толстую пачку банкнотов. Я купил «форд» в Илинге за двести семьдесят фунтов, зная, что завтра смогу перепродать его другому торговцу с минимальным убытком. Иногда мне даже удавалось получать на этом прибыль! По правилам регистрационные документы на машину следует отправлять властям, чтобы они могли отметить смену владельца, но я тщательно подбирал торговцев и никогда не имел неприятностей. Разумеется, я всегда назывался вымышленным именем, всякий раз другим. В качестве дополнительной предосторожности я немного изменял лицо. Это могли быть накладные усы, или бакенбарды, или тампоны, подложенные под щеки или расширявшие ноздри. Я никогда не пользовался гримом, только элементами, которые мог снять мгновенно. Изменяя внешность, я хотел быть уверенным, что описание, которое свидетели могли дать полиции, не будет соответствовать моим приметам. В эти вечера я обычно надевал очень заметные вещи спортивного покроя, тогда как обычно, даже в выходные дни и в отпуске, моя манера одеваться крайне консервативна.
Таким образом, «человек, купивший машину», наверняка будет описан как тип спортивного сложения.
Во второй половине дня, предшествовавшего моей экспедиции к Клайтонам, я сходил к торговцу подержанной одеждой на Эджвер-роуд и купил серые брюки, коричневую спортивную куртку, кепку и шарф. Как обычно, я надел свои собственные носки, белье и ботинки для игры в гольф. Я переоделся в туалете Пэддингтонского вокзала и пошел к «форду», оставленному на Проэд-стрит.
Предзнаменования были благоприятными. Я чувствовал себя полным энтузиазма и был так возбужден, что захватывало дух. Одежда была удобной, мотор машины тихо урчал… а мощность этих маленьких «фордов» замечательна. Сначала я вел осторожно, чтобы привыкнуть к этой машине, но когда приехал в Эшер, у меня было чувство, что я знаю ее так хорошо, словно пользовался ею много недель.
Я остановился среди деревьев. Две другие машины, без пассажиров, стояли совсем рядом, а третья — чуть дальше от дороги. Ее окна были закрыты шторами. Я пережил тревожные мгновения, когда выходил из машины, потому что рядом прошел мужчина с фокстерьером на поводке. Как раз в тот момент мое лицо было освещено фарами ехавшей по шоссе машины, но я быстро отвернулся.
Снова поворачиваясь к улице, я услышал, как два грузовика шумно переключили скорость. Каждый раз, когда это будет повторяться, я смогу хоть бросать кирпичами в дом Клайтонов. Ничто не могло быть более успокаивающим.
Вокруг было мало людей.
Я всегда беру с собой мешочек с шоколадом, чтобы съесть его после кражи, потому что такого рода операции вызывают у меня волчий аппетит. Сладости помогают мне и перед операциями. Зато пить алкоголь было бы чистым безумием. Я всегда кладу шоколадки в полотняный мешо-1 чек, потому что он не шуршит, как бумага. Я взял себе за правило съедать перед началом ночной работы легкий ужин. Плотная еда может давить на желудок и сделать мои движения менее быстрыми и неуверенными.
Я вернулся пешком в рощицу. Майская ночь была темной. Ничто не заставило бы меня идти на дело при лунном свете, а опыт научил, что в три первых часа сон человека самый крепкий. Я предпочитал совершать кражи между полуночью и часом ночи. В фешенебельном жилом квартале Эшер много тупиков, а улицы плохо освещены и вдоль улиц растут деревья, хорошо закрывающие свет от домов и фонарей. Было больше одиннадцати часов. Я прошел мимо владения Клайтонов, «Красного дома», и заметил, что над входной дверью горит свет. Я услышал, как по склону с завыванием поднимается грузовик, в тот же момент из-за угла выехала машина. Я сделал шаг в сторону, чтобы скрыться в тени ворот, и подождал, пока машина проедет мимо. Я проследил взглядом за ее красными огнями, потом снова посмотрел на входную дверь «Красного дома». Свет, шедший через стекло двери, исчез, и почти сразу загорелась лампа в одной из двух главных спален. «Красный дом» был достаточно большим: в нем насчитывалось шесть спален и две ванные комнаты. Клайтон был богат и занимал очень хорошее положение. Кстати, у меня возникло впечатление, что двухмесячная поездка была предлогом для увеличения производственных расходов, чтобы таким образом уклониться от уплаты некоторых налогов. Именно поэтому он не решился взять с собой жену.
Единственным пробелом в подготовке этого дела была причина, по которой миссис Клайтон осталась в Англии, но я не понимал, как ее присутствие может поставить под угрозу успех моей операции. Я много раз следил за домом с того же наблюдательного пункта и знал, что миссис Клайтон обычно ложится в половине двенадцатого. Мне казалось, что в этот вечер она ляжет раньше, чем всегда. Каждый раз, когда я приезжал наблюдать за домом, я замечал, что она сначала включает свет в ванной комнате справа, потом в угловой комнате — спальне ее дочери. Все огни зажглись и погасли, как обычно. Мои губы сложились в улыбку. Я был доволен, и щекотка в желудке прекратилась.
Свет в спальне миссис Клайтон погас в одиннадцать двадцать, так что я мог позволить себе войти в дом в полночь. Ожидание ставило одну проблему: сохранить тепло. Холодные руки и даже ноги могут привести к опасным последствиям, когда мозг и тело должны максимально сосредоточиться на том, что делаешь. Суперинтендант Плейделл из Скотленд-Ярда рассказывал мне, что однажды полиция взяла вора потому, что у него от долгого ожидания на одном месте озябли и затекли ноги. Лучший способ согреться в весеннюю ночь, конечно, походить, к тому же это не представляет никакой опасности. Я погулял минут двадцать и вернулся к воротам. Полный энтузиазма, я вошел в сад и двинулся вдоль стены дома. Гараж был расположен со стороны фасада, и я бы укрылся там, если бы было холоднее: девять гаражей из десяти обогреваются в холодные ночи маленькой печкой на мазуте.
Я прошел через сад, стараясь идти под фруктовыми деревьями, чтобы меня не мог заметить сосед, если бы он вдруг выглянул в окно. К стене, стоявшей позади владения, вела тропинка. Стена была меньше четырех с половиной футов в высоту, и ее гребень не был утыкан острыми прутьями или осколками битого стекла. Мне бы потребовалось максимум три минуты, чтобы выскочить из дома и оказаться за рулем «форда», оставленного на площадке, плавно спускавшейся под уклон, развернутого в сторону дороги и стоявшего так, чтобы никто не мог, поставив свою машину, помешать мне быстро уехать. Я достал сигарету и сунул ее в рот, но не стал прикуривать: сейчас было не время привлекать к себе внимание подобными глупостями. Когда конец сигареты совсем намок, я убрал се в свой портсигар — я ни за что не бросил бы сигареты, чтобы доставить удовольствие полиции — и сунул в рот два кубика шоколада. Затем я подошел к двери для прислуги и при свете карманного фонарика внимательно осмотрел замок. Этот фонарик я снабдил резиновым капюшоном, который мог сложиться, как абажур, и раскрыться, чтобы только тоненький лучик освещал замок или оконный запор и чтобы его не было заметно издалека. Все мои инструменты размещались на специальном поясе, который я носил под брюками, но поверх рубашки. Я точно знал, где что находится, и взял себе за непреложное правило класть инструмент на его место, прежде чем брать другой. Я был всегда готов удрать, ничего за собой не оставив.
Я капнул в замок немного масла, вставил в скважину отмычку и стал медленно поворачивать ее. Я машинально улыбнулся: замок был одним из тех, открывать которые легче всего. При этом я повернул отмычку, и как раз в тот момент, когда должен был прозвучать щелчок, грузовик на дороге переключил скорость.
Синхронность была настолько полной, что я хохотнул вслух.
Отперев замок, я мог надеяться легко открыть дверь, но в ту ночь удача сопутствовала мне не во всем: дверь была закрыта на задвижки вверху и внизу. Проблема задвижек — это больше вопрос времени, чем сложности, и с соответствующими инструментами легко прорезать или пропилить дерево, чтобы просунуть тонкую проволоку и отодвинуть задвижку. Правда, мне понадобился год, чтобы усовершенствовать необходимые инструменты. Двери из дуба и вишни обычно прочнее других, но единственная разница — в затрачиваемом времени.
В тот вечер это заняло семь минут, в течение которых пять грузовиков переключали скорость.
Я бы никогда не согласился спать в таком шумном доме, но, очевидно, миссис Клайтон и ее дочь так привыкли, что даже не замечали эти шумы. Я вошел на кухню, закрыл дверь и включил свой фонарик. Из крана капала вода, гудел холодильник, но этого было недостаточно, чтобы заглушить звуки, которые могли возникнуть при моей работе. Я глубже сунул пальцы в перчатки, ощупал инструменты, чтобы убедиться, все ли на месте, и вышел из кухни в коридор. Он был довольно широким, как и холл в форме буквы «L». В одном конце была маленькая столовая, справа — гардеробная и длинная гостиная, занимавшая весь фасад. Я заглянул во все эти комнаты, но не заметил ничего, кроме запаха сигаретного дыма.
Я повернул к лестнице, перебирая в памяти все, что знал о расположении комнат второго этажа. Оно было простым. Кабинет, где стоял сейф, находился справа от лестницы. Сейф был модели «Герметик» — надежный, но легко открываемый, когда знаешь, как он сделан. Это был лучший из сейфов с двойным замком, открываемым двумя ключами. Более сложные модели были мне не по зубам. Мне часто приходилось отказываться от великолепных возможностей, потому что они требовали слишком много времени и специальных инструментов для разрезания дверцы. Поднявшись на площадку, я внимательно прислушался, но не услышал никакого другого звука, кроме далекого гудения холодильника, который видел на кухне. Я воспользовался проездом грузовика, чтобы открыть дверь кабинета: она не была заперта на ключ. Я закрыл ее за собой, включил фонарик и подошел к шкафу, где, как я знал, стоял сейф. Дверь была закрыта на ключ, что являлось хорошим признаком. Мне потребовалось меньше минуты, чтобы открыть ее, предварительно убедившись, что от нее не отходят провода сигнализации. Существует новый тип сигнализации. Ее можно и нужно установить на каждой двери, за которой могут лежать крупные ценности. Звонок устраивает жуткий шум в течение нескольких минут, и, хотя его можно отключить, я всегда радуюсь, если его нет.
Я открыл дверь. Сейф был передо мной, даже не накрытый куском ткани. Слово «Герметик» заблестело золотыми буквами в луче моего фонарика. Я опустился на одно колено, осмотрел замок, проверил, нет ли системы сигнализации, и взялся за работу. Я рассчитал, что мне понадобится полчаса. Особого шума быть не должно, только скрежет тонкого напильника по металлу. Я давно усовершенствовал способ, позволявший мне использовать ключи из мягкого металла, которые не производят резкого звука, когда их подтачиваешь, но достаточно прочны, чтобы открыть замок, когда подходят по размеру. Я запасся наборами ключей от всех сейфов, интересовавших меня, потом заучил наизусть размеры различных моделей, а потом вытачивал и подпиливал ключи в моем гараже до тех пор, пока они не становились нужного размера. Принципиальная сложность операций вроде той, что я проводил, была в том, как получить точный рисунок внутренней части замка. Для этого я намазал мои ключи лаком для ногтей и подождал, пока он высохнет, затем вставил ключи в оба замка и повернул их, насколько возможно. Я твердо удерживал их в этом положении, потом повернул в обратную сторону и вынул. Детали, помешавшие ключам повернуться до конца, оставили тонкие царапины на лаке. Тогда я подпилил ключи до этих царапин. Иногда приходилось вставлять ключ раза два-три, прежде чем удавалось открыть замок, но я научился работать очень быстро.
В тот вечер ни один замок не доставил мне неприятностей.
Я считаю, что момент открывания дверцы сейфа приносит самое сильное, почти чувственное удовольствие. Я знал, что замки открыты. Оставалось взяться за ручку и открыть дверцу. Я сделал это медленно, с нетерпением ожидая секунды торжества, когда дверь полностью повернется на петлях. Воровство и взламывание замков — это дело, содержащее две стадии: постепенное развитие напряжения и его кульминация — открывание двери.
Эмоции при этом, как я замечал, настолько сильны, а дело так поглощает, что я даже не думаю о том, что может произойти в ближайшие минуты. Однако с той секунды, как дверца открыта, я падаю с небес на землю, а в мозгу растет страх быть пойманным. Обычно самый неприятный момент тот, когда я, положив драгоценности и деньги в карман, должен закрыть дверцу и уйти.
Я направил луч моего фонаря на содержимое сейфа. Там оказалось больше денег, чем я рассчитывал найти: три пачки пятифунтовых купюр, в каждой билетов по пятьдесят. Мне пришлось сначала взять их, чтобы добраться до шкатулки с драгоценностями. Я помнил описание украшений и, открыв футляры, проверил, всели на месте. Было маловероятно, что это копии. Если настоящие драгоценности лежат в надежном месте — например, в сейфе банка, — стоимость страховки значительно понижается, а люди всегда рады сэкономить на страховке. Однако Клайтоны поступали иначе.
Все, что я надеялся найти, лежало там: на десять тысяч фунтов драгоценностей и почти тысяча фунтов в банковских билетах. Эта операция была одной из наиболее успешных. Я, как обычно, положил драгоценности в вату, убрал в пакет, положил его во внутренний карман пиджака и разложил деньги по трем остальным карманам. Банковские билеты доставляли мне радости больше, чем все остальное: я как будто получал неожиданный приз.
Начиналась вторая стадия напряженности. Я сделал то, что всегда делаю после случая у миссис Эндерсон: встал и обернулся, прежде чем закрыть дверцу сейфа. Я никогда больше не дам застать себя в неблагоприятном положении, сидящим на корточках, спиной к вошедшему. Дверь кабинета была почти закрыта, как я ее и оставил. Я снова опустился на корточки и закрыл сейф на ключ. Так кража могла оставаться незамеченной несколько дней, а то и недель. Затем я закрыл шкаф, похлопал по карманам, посмотрел на пол, чтобы убедиться, что ничего не уронил, и направился к двери, положив в рот кубик шоколада.
На погруженной в темноту площадке стоял мужчина.