Я проснулась посреди ночи от того, что дико хотела кашлять. Что я и принялась делать, стараясь приглушить себя, чтобы не разбудить Игната. Уткнулась лицом в подушку, а приступ кашля все не прекращался. Задержала дыхание. Не помогло. Из глаз выступили слёзы.
— Ника, — раздался сонный голос брата, который тут же обхватил меня за талию, притягивая ближе к себе. Я даже сопротивляться не смогла, пытаясь откашляться и прикрывая рот ладонями. Мне начало не хватать воздуха.
Игнат коснулся губами моего плеча, провел носом по вздрагивающей шее. А после отстранился и подвелся. Вернулся через полминуты с какой-то бутылочкой. Положил её на постель. А сам обнял меня за плечи и притянул к себе. Я не стала сопротивляться, продолжая кашлять у него на груди. Не так сильно, конечно, но все равно очень неприятно. Горло начало болеть.
— Выпей, — проговорил он, протягивая бутылочку с маленьким стаканчиком, больше похожим на крышечку, когда мой организм решил успокоиться.
— Спасибо, — прохрипела я, и, наплевав на необходимую дозу и какие-либо правила этикета, сделала пару глотков сиропа прямо из горлышка. Закрыла бутылочку и поставила на тумбочку. Глянула на Игната. Тот даже в слабом лунном свете выглядел сонным и немного помятым. — Извини, что разбудила, — я чувствовала себя очень виноватой.
— Давай спать, Ника, — вздохнул он, ложась рядом, и увлекая меня за собой. Я чисто на автомате дернулась, но он тут же крепче сжал руку, притягивая меня к себе ближе. — И завтра поедем в больницу, — коснулся губами плеча.
— Зачем? — тут же насторожилась.
— Пусть врач посмотрит тебя.
— У меня постельный режим, — отрезала. Больницы я не любила. И Игнат об этом знал.
— Значит, вызовем домой, — вздохнул.
— Не надо врачей, — их я тоже не любила.
— Надо. Самолечение вредное для здоровья.
— Всю жизнь так лечимся, и ничего.
— Ника. Не спорь. Спи.
— Ненавижу, — буркнула, вновь прикрывая глаза.
Игнат ничего не ответил, лишь уткнулся носом мне в затылок.
Оставшаяся ночь прошла немногим лучше. Я время от времени просыпалась, вновь начинала кашлять, и от этого просыпался и Игнат. Поэтому мы оба совершенно не выспались. И наутро я была злая и раздражительная. А еще помятая и не в силах даже подняться. Вновь подскочила температура, а нос был заложен.
Игнат, в отличие от меня, смог и подняться, и привести себя в порядок, и даже попробовал то же самое сотворить со мной. Сначала заставил выпить какие-то таблетки и померить температуру, потом напичкал меня едой и чаем, дал сироп от кашля, а после рискнул вытащить меня из постели.
— Или ты сейчас встаешь и идешь в ванную, или я тебя туда сам отнесу, — твердо проговорил он после того, как я раздраженно попросила его отстать от меня.
— Отвали, — я укрылась одеялом с головой.
— Ника, — он тут же сдернул его. — Я не шучу.
— Слушай, оставь меня в покое, ладно? — зло глянула на него. — Мне и так плохо.
— Вот приведешь себя в порядок, и станет легче. Пошли, — Игнат потянул меня за руку к себе.
— До тебя что, плохо доходит?! — я раздраженно попробовала освободиться. — У тебя опухоль где? В мозге? Что ты так плохо соображаешь.
Сказала и прикусила себе язык. Брат тут же отпустил меня, глаза стали черными.
Я невольно подумала о том, что до сих пор не знаю, какой именно рак у него.
— В мозге, Ника, — жестко ответил он, поднимаясь. — Фиброзная менингиома, — и ушел, хлопнув дверью.
— Черт, — села я, понимая, что в очередной раз сделала ему больно и, соответственно, оттолкнула от себя. Только на этот раз я совсем не хотела причинять ему боль.
Вздохнула. Соскребла свое тело с кровати и потащилась в ванную. Надеялась, хоть так немного сгладить свою вину.
Приведя себя в порядок и закапав нос, чтобы наконец-то нормально дышать, отправилась на кухню.
— Пап, — и, только-только повернув за угол, мгновенно отскочила и спряталась, надеясь, что ни родитель, ни брат меня не заметили. Скоро подслушивать чужие разговоры войдет в привычку. — А кто моя мать? — сердце замерло, а я, кажется, перестала дышать.
— Что за глупый вопрос? — недоуменно отозвался отец.
— Мама, то есть, София, она мне ведь не родная, верно? — голос невозмутимый.
— Игнат, — тяжелый вздох. — Я понимаю, что ты сейчас пытаешься найти какую-то лазейку, которая позволила бы вам с Никой жить без угрызений совести. Но что ты будешь делать, если окажется, что такой лазейки не существует?
— Женюсь на ней, — я мысленно представила, как брат пожал плечами. Поморщилась. — Но мне все же интересно, где моя биологическая мать и что с ней случилось.
— Игнат.
— Я понял. Ты пока не готов разговаривать на эту тему.
— Игнат, с чего ты взял, что София не твоя биологическая мать?
— Па, я не идиот. У меня было десять лет жизни, чтобы подумать на эту тему.
— Почему десять?
— Потому что впервые я засомневался в нашем с ней родстве в четырнадцать лет. Я тогда заинтересовался группами крови. И знаешь, что? Оказалось, что у меня не может быть третей группы крови, ведь у тебя — первая, а у мамы — вторая. Значит, и у меня должна была бы быть либо первая, либо вторая. Но у меня почему-то третья. У Ники вторая. А у меня третья. Как так, а, пап? — Игнат усмехнулся.
Отец молчал. А я прикрыла глаза. Получается, у нас с ним разные матери?
Слишком много потрясений и новой информации за неделю. Слишком.
— Я хочу знать, что случилось с моей биологической матерью, — твердо проговорил Игнат спустя минуту, может, больше. — Но от этого я не перестану считать свою маму мамой. Не стану по-другому к ней относиться. Как видишь, даже понимание того, что она мне не биологическая мать, ничего не изменило в наших с ней отношениях.
Еще одна пауза.
— Я не требую от тебя сейчас ответа. Как ты заметил, я решился на этот разговор далеко не сразу. Подумай об этом. Прими тот факт, что я знаю правду. А потом я спрошу снова.
— Только не говори об этом Софи, — вздохнул отец.
— Как будто, — сбоку послышались шаги, и я тут же встрепенулась, быстро заворачивая на кухню. Надеясь, что мама ничего странного не заметила, — она этого не знает, — хмыкнул Игнат и осекся, увидев меня.
Я, сделав вид, что ничего не знаю, и ничего не происходит, плюхнулась на диван по другую сторону от отца. Брат стоял у подоконника.
— О чем говорите? — невозмутимо поинтересовалась, слишком внимательно разглядывая изученную до мельчайших подробностей обстановку кухни. Следом вошла мама.
— Я смотрю, ты все же встала, — проигнорировал мой вопрос Игнат.
— Как видишь, — пожала плечами. Я кожей чувствовала, что он пристально смотрит на меня. Наверняка раздумывал — слышала я их разговор или нет.
— Никочка, ты как себя чувствуешь? — мама коснулась ладонью моего лба, подойдя ко мне.
— Нормально, — брякнула, не задумываясь.
— Давай я тебе чаю заварю, будешь? — и, не дожидаясь ответа, тут же включила чайник и стала доставать все остальное. Я лишь скорчила кривую гримасу.
— Подслушивать нехорошо, — я вздрогнула от тихого шепота на ухо, и тут же дернулась в сторону. Игнат одарил меня насмешливым и жестким взглядом одновременно.
— Мам, я не буду чай, спасибо, — вскочила, бросив косой взгляд на брата. — Я уже его пила. Пойду, полежу, — и быстро ретировалась из комнаты, не став слушать, что там мне ответила родительница. Вернулась в комнату Игната и вновь забралась в постель, надеясь притвориться спящей. Брат не заставил себя долго ждать.
— Ну и что ты думаешь относительно того, что услышала? — невозмутимо спросил он, подходя к шкафу. Я настороженно наблюдала за его действиями.
— Ты о чем? — ответила ему тем же тоном. Он достал джинсы и светлую рубашку. Подошел к кровати, положив вещи на постель, и глянул на меня.
— Не притворяйся, как будто ты ничего не слышала. Знаешь, — вдруг усмехнулся он, — у тебя потрясающая способность получать информацию не для твоих ушей посредством пребывания в нужном месте в нужное время. То ты случайно подслушиваешь какие-то разговоры, то случайно отвечаешь на чужой звонок от важного человека.
— Какая полезная способность, если учитывать, что ты ничего не рассказываешь, — хмыкнула.
— А какой смысл тебе что-то рассказывать, если ты вечно меня отталкиваешь? — вздернул он брови, и принялся переодеваться.
— А ты куда? — решила проигнорировать его вопрос. Он, конечно, в какой-то степени был прав, но соглашаться с этим, а тем более признавать, я не собиралась.
— В больницу. И да, я поговорил с родителями, они проследят, чтобы врач тебя осмотрел.
— Какой врач? — тут же напряглась.
— Обычный. Из больницы, — усмехнулся Игнат, глянув на меня, застегивая ремень. Я мимо воли разглядывала его обнаженный торс.
— Не надо никакого врача, — поджала губы.
— Надо, Ника, надо. У тебя держится температура, и кашель твой мне совсем не нравится.
— Мало ли, что тебе не нравится, — я раздраженно посмотрела в его глаза.
— Родители со мной согласны, — один уголок его губ поднялся. — Так что никуда ты не денешься, хочешь ты того или нет. А я вернусь через час-два.
— А что ты родителям сказал? — усмехнулась. — Куда ты уходишь для них?
— За билетом, — вновь внимательный взгляд на меня. — И только попробуй им что-то сказать. Ты знаешь, что будет.
— Идиот, — снова отозвалась я раздраженно, и прикрыла глаза.
— Говорит человек, который все узнал нечестным путем, — фыркнул Игнат, отправляясь на выход. — И попробуй вести себя нормально.
— Игнат, — тихо позвала его, слегка приподнявшись на локте, чтобы лучше видеть его.
— Что? — он оглянулся, уже взявшись за ручку двери.
— А как ты узнал, что у тебя рак? — и прикусила губу. Брат ненадолго замер, а после вздохнул и подошел ко мне. Осторожно присел рядом.
— У меня начались головные боли, — Игнат осторожно коснулся пальцами моей щеки. — Такого со мной никогда не было, поэтому я сразу же заподозрил неладное. Обратился в больницу. Там, естественно, попал к терапевту. Тот прописал какие-то таблетки от головной боли. Списал все на усталость, стресс, переутомление. Я же с ним был не согласен, пошел к невропатологу. Тот проверил мои рефлексы, координацию, и отправил на МРТ. Там у меня и обнаружили опухоль. Хотели госпитализировать, но я отказался, поговорил с шефом, объяснил ситуацию, оформил отпуск и улетел сюда. А здесь отправился к Игорю Григорьевичу, с которым ты разговаривала. Он главврач в онкологическом диспансере. И мой старый хороший знакомый. Я договорился с ним. Утром и днем я проходил необходимые обследования, а вечером возвращался домой. И сейчас я еду к нему, чтобы точно знать, какой меня ждет курс лечения.
— А почему ты не остался в Америке, и не стал лечиться там, если не хотел, чтобы мы что-то узнали? — я хмуро разглядывала парня. Он улыбнулся на мой вопрос.
— Потому что у меня было два года, чтобы принять некоторые решения. Я бы в любом случае вернулся. Просто пришлось это сделать раньше, и не при тех обстоятельствах, что могли бы быть. И я еще не знал, насколько благоприятный для меня прогноз. Хотел хоть немного побыть со своей семьей.
— Но все равно первое, что ты сделал, прилетев сюда, это трахнул меня, — резко отозвалась и отвернулась к окну.
— Извини, — спустя минуту молчания отозвался Игнат. — Я не планировал этого. Просто не сдержался. Я желал этого два года. А когда ты убежала от меня, разозлился, — снова минутная тишина. — И первое, что я сделал, вернувшись, это отправился к Игорю Григорьевичу. Я прилетел днем. И уже после него отправился к твоему университету.
— А откуда ты узнал, что я буду там в такое время?
— Мама говорила, что ты допоздна засиживаешься в библиотеке. Вот и решил подождать.
— С чего такая откровенность? — усмехнулась, глянув на него. — Ты же любишь лгать.
— Ника, — Игнат ответил мне тяжелым взглядом. — Я не люблю лгать, и делаю это крайне редко. Просто есть некоторые моменты, о которых я предпочитаю не распространяться.
— И поэтому постоянно лжешь, — кивнула.
— Ладно, я пошел, — вздохнул он, поднимаясь. — И, как видишь, я сейчас был весьма честен с тобой, — добавил перед тем, как закрыть за собой дверь.
— К черту твою честность, — раздраженно бросила в пустоту и прикрыла глаза.
Черт. Надо было еще спросить про недавно услышанный разговор.
В голове никак не хотело укладываться, что у Игната другая мама. Это казалось чем-то нереальным спустя двадцать один год уверенности в нашем полном родстве.
И все равно это не меняло того факта, что мы друг другу приходимся братом и сестрой. Отец-то у нас все равно один.