Я познаю мир. Горы

Восходил ли Геродот на Парнас?

Горный массив этот, что и говорить, заслуживает внимания. Хотя внешне никакими достоинствами он вроде не выделяется. Не самый высокий, но и не очень низкий в масштабах Греции. (По нынешним меркам, 2457 м над уровнем моря.) Как и большинство гор в этом регионе, состоит не из таких уж ценных пород – сероватых известняков и глинистых сланцев.

Для того чтобы попасть на самую высокую точку массива, необходим адрес поточнее. Это так называемый Дельфийский Парнас с вершинами Тифорея и Лекорея. Последняя, современно звучащая, как Леокура, более высокая. Но и она не настолько забирается под облака, чтобы хранить свой снег вечным, – летом он исчезает. Много обрывов, есть ущелья.

Вроде гора как гора. Но зато при скромной внешности какая слава. Некоторые исследователи настойчиво утверждают, что «отец истории» Геродот на Парнас поднимался наверняка. Иначе с чего бы это, мол, ему было определять так наглядно, что вершина этой горы – «удобное пристанище для большого отряда».

Это из обстоятельнейшего знаменитого произведения великого древнегреческого ученого «Истории в 9 книгах».

Вполне понятно, что Геродот мог побывать на вершине. Для этого, как сказали бы сейчас, он прошел основательную физподготовку – участвовал в Олимпийских играх (так же, как, впрочем, и другие известные ученые мужи Пифагор, Аристотель, Сократ). Созрел он для этого и духовно. Путешествовал около десятка лет, где–то в середине V века до н. э., посетив Ливию, Вавилон, Египет, Балканский полуостров, Северное Причерноморье и, конечно, греческие государства. Причем путешествие началось невольно... Как это не раз случается в молодом возрасте, особенно остро воспринимается несправедливость. В родном Галикарнасе он выступил против тирании (в этой борьбе погиб его дядя), вынужден был покинуть родину и стал изгнанником. Может, и не пожалел об этом – сколько он увидел и узнал!

Был он, как и полагается путешественнику, обаятельным, необыкновенно любознательным, много читавшим, но и тронутым скепсисом. В Дельфах, припарнасском городе на оживленном перекрестке дорог, стал своим человеком, в Афинах входил в круг самых образованных граждан, пользовался большой популярностью рассказчика, или, говоря точнее, лектора, – читал создаваемую им «Историю».

И тогда уже называли его «Гомером истории». Может, что–то преувеличивал или слишком доверялся слухам?

Но, как отмечал сам «отец истории»: «Я обязан передавать все то, что мне рассказывают, но верить всему не обязан...»

Не написал же предприимчивый галикарнасец о Парнасе того, что сообщал о плосконосых «плешивцах», обитающих где–то на краю Ойкумены у подошвы Уральских или Алтайских гор, «что находится выше этого плешивого народа, о том никто ничего ясного сказать не может. Путь туда пересечен высокими горами, которые никто не в силах перейти. Плешивцы рассказывают, чему я, впрочем, не верю, будто на горах живут люди с козьими ногами, а за ними другие, которые спят 6 месяцев в году...».

Как слово становилось крылатым?

Парнас в «Истории» упоминается семь раз, притом что Олимп – только пять... Но дело, конечно, не в количестве. Может, ему действительно импонировало местообитание девяти муз, мыслящих сестер, парнасид. Они наставляли и утешали людей, передавали им свой дар, наделяли убедительным словом, воспевали законы. (Поначалу их было только три – «опытность», «память», «песня», потом «специализация» увеличилась.) И среди этих девяти особенно выделялась Клио, со свитком и палочкой для письма. Муза истории, поучительной памяти человечества.

Кстати, не с Парнаса ли началась эта традиция – называть горы человеческими именами, тщеславно увековечивать себя не просто в скульптурных изваяниях, таких хрупких и временных? Ведь, чего доброго, новый претендент на славу отобьет голову и поставит свою (такие случаи известны в истории). Не надежней ли присвоить имя каменной подоблачной громаде? Конечно, при условии, что ее никто не переименует, – тогда в античные времена еще традиции такой не было. Вот сам ли Парнас, сын бога Посейдона, или кто из поклонников додумался якобы наречь гору в Фокиде именем этого не такого уж и знаменитого отпрыска.

Ну что ж, против традиции спорить трудно. И если случится, что где–нибудь взойдут альпинисты на какой–то безымянный пик (а таких вершин еще тысячи!), то по праву первовосходителей не исключено, что, возможно, назовут они его пиком Геродота... Он того достоин – «второй после Гомера».

Вершина особенно не выделяется ни высотой, ни крутизной. Есть в Апеннинах и поприметней – Везувий, Амиата или Корно (последняя так и вовсе единственная с фирновым ледником и рекордной высотой 2914 м над уровнем моря среди остальных своих апеннинских поднебесных собратьев и сестер, лишенных вечных снегов и даже недотягивающих до снежной границы). И почему бы братьям Петрарка, коренным итальянцам (Франческо родился в тосканском городке Ареццо) и горячим патриотам своей прекрасной Италии, не взойти было на одну из этих вершин? Ведь оказывается, Мон Ванта не только не блещет снегами и славой высоты, но и вершина–то не итальянская...

Она расположена за Альпами, во Франции, в департаменте Воклюз, в окрестностях центра этого департамента – Авиньона. Да, того самого, что прославился авиньонским пленением пап.

«Сегодня я поднимался на самую высокую в нашей округе гору, которую не без основания называют Вентозой, движимый только желанием увидеть ее чрезвычайную высоту. Много лет я думал взойти туда, еще в детстве, как ты знаешь, я играл в этих местах по воле играющей судьбы, а гора всюду, издалека заметная, почти всегда перед глазами, захотелось когда–нибудь наконец сделать то, что я мысленно проделывал каждый день, тем более что накануне при чтении римской истории мне у Ливия попалось то место, где македонский царь Филипп V взбирается на гору Гем».

Далее Франческо значительную часть письма посвящает тому, как нелегко выбрать спутника для такой дороги, – один ленив, другой суетлив, третий медлителен, тот грузноват, этот слабоват и т. д. А для пути в гору нужен надежный товарищ, без «обременительных качеств». Еще одно небезынтересное наблюдение. Как ни донимает усталость, если хочешь что–то записать, то лучше не откладывать, – «иначе из–за перемены мест изменится состояние души и намерение писать остынет».

«...Прежде всего взволнованный неким непривычным веянием воздуха и открывшимся видом, я застыл в каком–то ошеломлении. Озираюсь: облака остались под ногами, и уж не такими невероятными делаются для меня Афон и Олимп, раз слышанное и читаемое о них я наблюдаю на менее знаменитой горе».

Мон–Ванту не выделялась особой высотой – 1912 м. Но это был, очевидно, тот случай, когда не гора возвеличила восходителя, а, наоборот, он ее прославил – она стала с тех пор достоянием истории мировой культуры. Путешествия, восхождения великого итальянского поэта и ученого положили начало новому европейскому мирочувствованию. Так оценили их потомки. Он один из тех первых, кто осознал, что гармония между человеком и природой является предпосылкой внутренней свободы.

Памятными для потомков оказались и стихи Петрарки:

Вершина, как и положено ей, оставила незабываемый след в памяти поэта. Морем он тоже плавал, но оно почему–то его так не поразило, как поднебесная высота. К ней он будет возвращаться в своих поэтических строчках на протяжении десятилетий.

Даже для образа прекрасной Лауры понадобился снег не долинный, а тот высокогорный («Нет, не бледна..,. Столь белый снег мы зрим, когда стихает ветер над вершиной...»).

Восхождение стало приобретать символический смысл в начавшуюся эпоху открытия мира, природы и человека (составные части «формулы Возрождения»). Преодолев еще одну высоту – препоны к крутой горе Аполлона – и будучи увенчан в Риме как первый поэт своего времени в 1341 году, он стал и первым «новым человеком», осознающим, что гармония между человеком и природой является одной из предпосылок внутренней свободы. Назвав себя «гражданином рощ» (а можно и «гражданином гор»), Франческо надолго поселился в построенном доме вдали от Авиньона – скопища дельцов, лицемеров, купцов, развратников, гетер. («Города – враги моим мыслям, леса – друзья».)

А примечательных мыслей набиралось у него немало.

«Природа дала человеку глаза и лицо, отражающие тайны души, дала разум, дала речь, дала слезы – и все это для того, чтобы человек мог жить радостной жизнью». «Нет высшей свободы, чем свобода суждений. Я требую ее для себя, чтобы не отказывать в ней другим ».

Открытие «нового человека» сопровождалось «открытием природы». При переезде на родину в 1453 году через высокие перевалы Альп он не мог не отдать свою дань многозначительным для него горам:

Его влекла необозримость

Горы не только вдохновляли Леонардо да Винчи. Отношения вышли посложнее. Он отвел им свое пропорционально занимаемое место. Человек на первом плане – коль уж увенчала себя им природа, – не считаться с этим было бы непростительной ограниченностью. Ну, скажем мягче – узкой специализацией. А это было вовсе не в его натуре – универсальной, многогранной, всеобъемлющей.

Но и забыть о горах он, вполне понятно, не мог. Они уже присутствовали в его ранних рисунках. В «Горном пейзаже» стихия камня настолько подвижна и бушующа, что кажется, это деталь самой земли в судорогах родов своих. «Горное ущелье» – поспокойнее. Как и пейзаж в картине «Святая Анна с Марией и младенцем Христом». Вроде умиротворение и благорастворение. Но только вроде. Разве горы можно назвать спокойными: они даже застывшие в тишине кажутся скрытомятежными, приготовившимися к прыжку, порыву, возмущению.

Знаменитейшая из знаменитых «сверхъестественная» загадочная и живая «Джоконда». И тут опять горы. Затуманены они отдаленной дымкой, лишены зелени, снега и предстают какими–то острыми кристаллами и голыми камнями. (Знатоки назовут позже этот фон–пейзаж фантастическим, «лунным» и противоречивым...)

Куда толкает любознательность?

К горам его внимание естественное. Может, потому, что вырос с ними рядом – в городке Винчи (местечко расположено в винодельческом горном районе недалеко от Флоренции). И еще в юности совершал восхождения (скорее, даже не всходил, а взбегал) на такую горку, как Монте–Албано. Толкала, конечно, любознательность: кого не соблазнит взгляд сверху на родное селение – оно как на ладони.

Может, способствовала и некоторая замкнутость мальчишки – рос он внебрачным ребенком. Приютил его, как водится в таких случаях, дед.

И коль уж принято считать, что детство сказывается на всей жизни, то так оно и есть. Только одни свою безнадзорность и ущербность рано компенсируют разгулом и удовольствием, а других такая горьковатая доля заставляет призадуматься и присмотреться. Впрочем, у Леонардо многое определили еще его необыкновенные способности. Редкий талант и привел к широте взглядов и занятий.

Он рано обратил на себя внимание своим мастерством.

Тайны добавляются...

С годами взгляд его на горы, как и вообще на природу, становился попристальней и даже попристрастней. Как появились эти земные исполины? Слишком все взаимозависимо, чтобы можно было это объяснить чудесами Священного Писания. Нет, если уж даны человеку ноги, то ими надо ходить, а головой думать. И в записной книжке появляются все новые и новые мысли.

«Я нашел, что лик Земли в былое время был весь покрыт на равнинах солеными водами, и горы, кости Земли, стоя на своих широких основаниях, проникли и возвышались в воздух, будучи покрыты большим и глубоким слоем земли». «Вершины гор на протяжении долгого времени всегда повышаются: противоположные склоны гор всегда сближаются...» «Горы создаются течением рек и разрушаются дождями и реками». «...Такие размывы ясно видны в горах по слоям камней...»

Для художника Леонардо да Винчи вода предстает в образе «возницы природы», изменяющем лик Земли. Впрочем, он не из тех, кто довольствуется образами или догадками. Он хочет докопаться до первопричин. И для своих опытов и наблюдений он проектирует приборы для измерения скорости ветра, влажности воздуха.

До чего же вездесуща эта вода. Мысли о ней повторяются в разных ипостасях, не дают покоя. Коль уж загадка загадана, надо же как–то ее разгадывать. «Вода поднимется на горы...» Ее можно сравнить с кровью, которая поддерживает жизнь в этой горе. «О жилах воды на вершинах гор... Если бы тело Земли не имело сходства с человеком, невозможно было бы, чтобы вода моря, будучи гораздо ниже гор, чтобы могла она по природе своей подняться до вершины горы. ...Надобно думать, что та же причина, которая удерживает кровь в верхней части человеческой головы, держит воду на вершинах гор».

Приходит еще одно сравнение. Если мокрую ткань держать у огня, влага устремляется к огню, ткань высыхает... Не так ли и «солнце увлекает влагу ввысь?». Над загадкой источников воды в горах ломали голову еще древние греки. Самому Аристотелю они не давали покоя. Но винчианец не из тех, кто довольствуется поклонением авторитетам. Он сам хочет дознаться, как это «возница природы» – вода «вырывается на самые высокие горные вершины и там, подгоняемая пневмой («духом») и вытесняемая тяжестью земли, извергается, словно из фонтана».

Пусть не все, записанное Леонардо, будет приемлемо для потомков: знания не застаиваются, они как сама вечнодвижущаяся вода. Но среди высказанных им мыслей идея круговорота воды в природе будет признана самими строгими историками науки.

А найденные на склонах древние окаменелые ракушки? Они уж ведут не просто к реке, а к целому морю над горами. И в беспокойном воображении встает величественная картина, когда вершины Апеннин стояли в этом море в виде островков, окруженных соленой водой. Чем глубже познаешь природу, тем больше она преподносит сюрпризов.

Из семи тысяч страниц

Но даже усталому, убеленному сединами старику, с лицом, изборожденным морщинами (они ли не свидетельство не только возраста, но и горечи неисполненных надежд), верилось, что наступят для людей и другие, лучшие времена. Тогда, возможно, понадобятся для них его проекты разукрупнения городов, дабы избегнуть чрезмерной скученности, гидротехнических каналов, парашютов и летательных аппаратов...

О, эти аппараты! Он предполагал с их помощью брать снег с высоких вершин и разбрасывать его над городом для спасения от жары летом. Над этой возможностью человека парить в воздухе над землей, как птица (а то и взмахивать созданными крыльями!), он долго размышлял в своих записках и чертежах. «С горы, от большой птицы, получившей имя, начнет полет знаменитая птица, которая наполнит мир великой о себе молвой...» Так начинал он свой трактат «О летании и движении тел в воздухе»... Исследователи его записок сразу не могли понять толкование этих строчек. Потом нашлись: он предполагал сделать первый полет на своем летательном аппарате с «исполинского Лебедя» – так называлась обнаженная высота около Фьезоле. Знакомая с детства гора, расположенная рядом с его родным Винчи.

Леонардо да Винчи (по его наброску)

Это было и одно из первых предложений практического использования гор без нанесения им вреда. Их судьба волновала его так же, как и участь самих людей. В «Атлантическом кодексе» он писал о «жестокости человека», о том, что леса уничтожаются, горы разрушаются, чтобы извлекать порожденные в них металлы. Такое предостережение, как сказали бы сейчас, «об охране природы», оказывается, было нелишним и дальновидным.

Его влекла необозримость мира.

Тайна осталась нераскрытой

Те, кто поднимался на Мауна–Кеа, говорили о самом прекрасном виде и удивительном чувстве, пережитом на вершине и на горных склонах среди южных морей. И при этом редко кто не вспоминал слов, сказанных по этому поводу Дэвидом Дугласом: «Один день, проведенный среди вулканов, стоит года жизни».

Дуглас – английский ботаник, известный своим открытием одного из видов пихты, которая была названа его именем, знаток обстоятельно описанных им папоротников. К его имени имеет отношение и пресловуто знаменитое калифорнийское золото. Говорят, что он первый обнаружил его в корнях ели – послал с гор Аляски в Лондон даже образцы этого дерева с крупинками желтого металла. И через пару десятков лет, когда разразилась в Калифорнии «золотая лихорадка», ученые вспомнили об этом необычном открытии. К тому времени Дугласа уже не было в живых. Он остался на Гавайях.

На северной окраине Океании среди беспредельной водной пустыни раскинулся этот один из крупнейших архипелагов. Они в числе тех без малого 7000 островов, которые рассеяны то маковками, то более крупными горошинами в просторах безбрежного не столь Тихого, сколь Великого океана. Гавайи входят в «многоостровье», как переводится с древнегреческого Полинезия, и приметны на тихоокеанских мореходных путях по многим причинам.

Дугласа как ботаника в большой степени интересовала, конечно, прежде всего пышная растительность.

Может, эти зеленые соблазнители и увлекли Дугласа в необычное путешествие не только по горизонтали, но и по вертикали. А Гавайи – один из самых больших островов архипелага – в этом отношении представляли и вовсе примечательную картину. Его образовали слившимися подножиями пять вулканов – Мауна–Лоа, Хуалали, Кохала, Килауэа, – и первый в этом ряду Мауна–Кеа. Ко времени прибытия Дугласа на остров уже было известно, что гора эта высочайшая в бассейне Тихого океана, как и сам остров – самое мощное вулканическое сооружение в мире.

Здесь нельзя остаться равнодушным...

Нет, не мог Дуглас даже при всей своей сдержанности и хладнокровии англосакса подавить в себе повышенную любознательность. Не мог не присмотреться к этой вершине. Среди заносчивых своих земляков, наводнивших острова Полинезии в качестве сановников и коммерсантов, этих снобов, Дэвид выглядел, очевидно, белой вороной. Иначе как расценить, что он вместо того, чтобы пополнить на этих островах свой капитал, полез на эту дьявольски неприглядную гору. Даже в Европе мало еще было тех чудаков, что поднимались на такие высоты в близких альпийских краях. Стоило ли плыть 30.000 миль, чтобы свернуть себе шею на обрывистых скалах этих огнедышащих страшилищ.

Не зря же даже отчаянные полинезийцы не решались совать нос в подоблачный ад.

И трудно было сказать, кому больше хотел Дуглас доказать неправоту: своим расчетливым соотечественникам или этим наивным суеверным гавайцам.

...В январе 1834 года, находясь на Гавайях не только как ботаник, но и как альпинист, Д. Дуглас первым совершил восхождение на Мауна–Кеа (4205 м над уровнем моря). И тогда же произнес свои крылатые слова о том, что один день иногда стоит года жизни...

«Мауна–Кеа проявила неблагодарность по отношению к своему первооткрывателю, – писал известный чехословацкий этнограф Милослав Стингл. – Спустя несколько месяцев после его восхождения на вершину вулкана тело Дугласа было найдено в яме, точнее, в западне, вырытой на склоне горы. Дуглас лежал рядом с мертвым быком. Как произошла эта встреча? Точно этого так никто и не узнал. Некоторые утверждали, что ботаник попал в яму не случайно, а по злой воле, и одичавший бык не имел к его смерти никакого отношения. Друзья естествоиспытателя отрезали голову животного и привезли ее в Гонолулу на экспертизу. Однако тайны раскрыть так и не удалось».

Прах Дугласа не оставили горе, которая оказалась столь немилостивой к своему покорителю. Его похоронили на кладбище в столице архипелага. Но надгробный камень все же напоминает, что сердце свое он отдал высочайшей вершине Полинезии.

Был ли Дарвин альпинистом?

Выпускник Кембриджа Чарлз Дарвин оказался в составе экспедиции к берегам Южной Америки.

Нужно отдать должное объективности адмирала: он уже тогда во время плавания сумел оценить работу и возможности молодого натуралиста. В феврале 1833 года «Бигль» достиг Огненной Земли. Фицрой вместе с Дарвином на шлюпке прошли сотни миль, обследовали южную часть архипелага. Открытый пролив адмирал назвал именем Дарвина. Такой же чести был удостоен и поднимающийся на 2438 м пик на главном острове.

Известно, какое огромное количество наблюдений во время этой пятилетней экспедиции сделал Дарвин по зоологии, ботанике, геологии, палеонтологии, антропологии, этнографии. Но коль уж зашла речь о горах, естественно, возникает вопрос, насколько он ими интересовался, что примечал, делал ли на них восхождения? Заглянем в его знаменитое «Путешествие натуралиста вокруг света на корабле «Бигль».

По дороге к Буэнос–Айресу Дарвин сделал восхождение на Сьера–де–ла–Вентане (Фицрой вычислил ее высоту – 3340 м). «Мне неизвестно, чтобы какой–нибудь чужестранец до того, как я побывал здесь, восходил на эту гору... Мне кажется, никогда еще природа не создавала более одинокой и заброшенной каменной громады. Она вполне заслуживает своего названия Уртадо, то есть уединенной...

Однообразие колорита придает картине характер особенного спокойствия».

Восходитель разрешил для себя все геологические вопросы, взял образцы, но не обошлось без осложнений. Обе ноги в верхней части бедра начала сводить судорога. Чарлз боялся, что не в силах будет спуститься обратно. Он объяснил это резким изменением рода мышечной работы: от напряженной верховой езды к еще более напряженному карабканью по скалам. Этот урок решил запомнить, потому как подобные случаи могут причинить большие неприятности.

Особенно запомнилась Огненная Земля с подобающим ей диким величественным пейзажем. «В нем было какое–то таинственное величие: гора возвышалась за горой, их прорезали глубокие долины, и все покрывал густой темный лесной массив. Даже воздух в этом климате штормовых дождей и снега кажется темнее, чем повсюду в других местах.

Отдаленные каналы между горами кажутся такими мрачными, будто ведут за пределы этого мира».

Кроме пика Дарвина еще одну вершину капитан Фицрой назвал именем сэра Дж. Банкса, в память о его злополучной экскурсии, стоившей жизни двоим его спутникам, – из–за снежной метели. Еще Чарлз счел нужным отметить, что горы служили укрытием разбойничьим агрессивным племенам. И о самом названии Огненной Земли – «на каждом возвышении вспыхнули огни, как для привлечения нашего внимания, так и для распространении новости о нашем появлении».

Еще Чарлз обратил внимание на оптический обман: горы в действительности высокие с виду были невысоки. Причину, которая не сразу приходит в голову, он находил в том, что «вся гора от вершины и до самой воды обыкновенно бывает полностью на виду. А по мере того как каждый новый хребет позволял по–новому судить о расстоянии – гора поднималась все выше и выше».

В очередном восхождении на новую гору Тарн (2600 м) «спуск был не так труден, как подъем, ибо тяжесть тела ускоряла движение, а скользя и падая, мы тем самым уже продвигались в нужном направлении».

За сбором образцов пород и растений на склонах не ускользала и красота величественных Анд, великолепнейшего вулкана Аконкагуа. «Когда солнце опускалось в Тихий океан, чудесно было наблюдать, как четко рисовались их суровые очертания и как разнообразны и нежны при этом были их оттенки». И далее не просто восхищение, но и значение эстетики гор: «Какую перемену производит климат в расположении духа! Как противоположны чувства, возбуждение, с одной стороны, видом черных гор, наполовину окутанных тучами, а с другой – хребта, виднеющегося сквозь легкую голубую дымку ясного дня! Первый вид некоторое время может казаться величественным, но во втором – само веселье и счастье жизни».

В экскурсии к подножию Анд при восхождении на Колокольную гору (6400 м) «тропинки были очень скверные, но геология местности и пейзажи щедро вознаграждали за труды». И несказанное изумление от увиденной на высоте 4500 м необычной пальмы. По виду безобразной, утолщенной в середине ствола. Срубленное дерево в течение нескольких месяцев дает более 400 л сока. И течет он быстрее в те дни, когда пожарче печет солнце. Сок кипятят и получают патоку.

На вершине был проведен весь день. Вид как на карте. «Наслаждение, как никогда. Кто может остаться невозмутимым при мысли о той силе, которая подняла эти горы, а тем более о мысли о тех бесчисленных веках, которые понадобились, чтобы пробить, сдвинуть и выровнять всю их громаду? Здесь уместно вспомнить необъятные слои галечника и осадочные слои Патагонии, которые, будучи нагромождены на Кордильеры, увеличили бы их высоту на многие тысячи футов... Ни к чему удивляться и сомневаться в том, может ли всемогущее время истереть горы, даже такие гигантские, как Кордильеры, в гравий и ил».

Не всегда сопутствовала удача. Вместе с капитаном Фицроем и спутниками на одном из островов была попытка взойти на вершину Сан–Педро. Хаотическое нагромождение упавших деревьев мертвого леса было таким, что путники находились над поверхностью почвы в 10–15 футах («наши моряки в шутку выкрикивали глубину по лоту»). В некоторых местах приходилось ползти под сгнившими стволами на четвереньках. Приходило сравнение с рыбами, бьющимися в сетях. Впрочем, Чарлз находил возможность определять породы деревьев и кустарников. Отчаявшись, вернулись с полпути.

Пик Дарвина на Южноамериканском континенте лишний раз напоминает об интереснейших его горовосхождениях. По–современному ему бы за них присвоили звание и заслуженного мастера спорта, и почетного альпиниста. Но еще более значительны восхождения и подъемы великого натуралиста на высочайшие вершины науки. Его открытия, многотомные труды, исследования в геологии, зоологии, «тайны из тайн» – происхождении видов общеизвестны. Между прочим, полемика его с адмиралом Фицроем продолжалась и по возвращении в Лондон. Дарвин отдавал должное уму, энергии, организаторскому таланту адмирала. Да и научным его изысканиям: им были написаны известные работы по гидрографии и метеорологии. По возвращении он был членом парламента, генерал–губернатором, возглавлял метеорологическую службу.

Но Фицрой отличался и крайним консерватизмом, защитой рабства негров, отстаиванием колониализма. Негативно отнесся он и к эволюционной дарвиновской теории. На что

Дарвин ответил: «Жаль, что он не предложил своей теории, по которой мастодонт и прочие вымерли по той причине, что дверь в ковчеге Ноя была сделана слишком узкой».

В прямой связи с этими убеждениями и трагическая развязка в жизни адмирала. Удрученный неудачами рабовладельцев в Гражданской войне в Америке, он покончил жизнь самоубийством.

Дарвин на много лет пережил своего оппонента.

Так правоту определяет сурово неодолимое время.

Горный патриотизм

В 1890 году восхождение на Маттерхорн совершил русский путешественник, служащий министерства иностранных дел Н.В. Поггенполь. Решился он на это после того, как на его счету оказалось уже около сорока одоленных альпийских и пиренейских вершин. Подъем на грозную пирамиду был несравним с прежними восхождениями: в течение нескольких часов ему и двум проводникам пришлось вырубать ледорубами ступени в ледовом гребне, соблюдать величайшую осторожность на скользких склонах и обрывах. О своем ощущении на вершине он писал: «Здесь я почувствовал какое–то нравственное сотрясение. Весь горный мир лежал у моих ног под безоблачным сводом неба, полный дикого величия и подавляющий страшной красотой... Одно чувство доминирует над всеми впечатлениями, даваемыми торжественно грозным Маттерхорном, – это сознание одержанной победы».

Эмоциональная восторженность вроде и не в характере двадцатипятилетнего немало повидавшего дипломата. Но он был еще и искусным рисовальщиком. А кроме того патриотом своих отечественных гор. Несколько лет спустя, исходив многие горные тропы Кавказа, осмотрев знаменитую Безенгийскую стену, посетив Мижиргийский цирк, он делился впечатлением, новым «потрясением», воскресив воспоминания: «Целая плеяда великанов ослепительно блестит, подобно миллиардам бриллиантов в холодной высоте эфира. Глубоко пораженный, в немом восхищении озирался я кругом! Гриндельнвальд, Цермат, Шаму ни – пустые призраки, слабые копии, детски наивные копии горной природы. Настоящее величие, поглощающее человека до глубочайших фибр души, – вот она, в этом непередаваемом амфитеатре. Ничего подобного не случалось мне видеть до сих пор! Возьмите два Монблана, две Монте–Розы, Маттерхорн и Финстераархорн, прибавьте к ним группу Юнгфрау и Менха... увеличьте среднюю высоту этих гигантов на 1000 футов, и вы получите нечто подобное тому, чем я любовался в тот день».

Ну и можно себе представить, какую гамму чувств пережил дипломат–художник, увидев на Кавказе «одну из самых фантастических громад», олицетворение ужаса стихийного произвола природы – величаво–угрюмую Ужбу. Для передачи «потрясения» вспомнился все тот же незабываемый альпийский пик: «Если соединить Маттерхорн и Чимонеделла–Пала и представить их спаянными у оснований, предварительно увеличив их высоту, то тот, кто знаком с этими горными страшилищами, получит представление об Ужбе».

Ни полученные в горах травмы, ни возраст не помешали новым восхождениям русского дипломата–альпиниста на Памире, в Италии, Египте. А его статьи и очерки помогли обратить внимание русских людей на свои примечательные высокогорья.

Сохраненная верность

Эта женщина могла проклясть льды и горы. И никто бы ее за это не осудил. И даже с пониманием такого отчаяния отнеслись бы к ее поступку люди. Не она первая, с кем вот так беспричинно жестоко обходятся бездушные каменно–снежные исполины. Впрочем, так уж беспричинно? Может, в чем–то мы сами виноваты, где–то недоглядели и недоучли, что–то переоценили и где–то самоуверенно понадеялись на случай. Она, образованная, умная женщина, не может не понимать, что, наверное, виноваты не глыбы, не утесы, не трещины. Ведь были же она и он не только преисполнены среди них восторгом, но и счастьем.

Начиная с 1868 года Ольга Александровна со своим супругом совершили ряд путешествий в таинственно–загадочный Туркестан, как называли в то время Среднюю Азию. Край необъятных исследований и возможностей для ученых. Никто из них не проникал до этого не только в глубь горных областей Тянь–Шаня и Памира, но и в более доступные предгорья Ферганы и Алая. С них и начали свои путешествия муж и жена Федченко, прекрасная пара, неразлучные ни в работе, ни на отдыхе.

Для одержимых наукой, высокими целями экспедиции – не только непрерывные труды и тяготы, но и награды красотой, редкими, неповторимыми впечатлениями, радостью от природы. А если еще случаются и открытия, то разве это не истинное счастье? Именно так случилось у Федченко. В одну из очередных поездок у истоков речки йсфара Алексей Павлович открыл горный снежный пик. И рядом под ним – ледник. Соседство и даже содружество вполне естественное, неразрывное. И различать их даже в названии не хотелось. Федченко окрестил и пик и ледник именем своего товарища Г.Е. Щуровского. Он вполне заслуживал такой высокой чести, будучи президентом Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии (ныне это Московское общество испытателей природы), известным геологом, путешественником, профессором Московского университета.

Если бы она тогда была рядом, хотя бы поблизости, этой трагедии не случилось бы. В 1873 году он по пути из Парижа заехал в

Альпы. Ведь всегда всякую возможность использовал для пополнения знаний, для сравнительных наблюдений. На этот раз его интересовал ледник около Монблана «Ледяное море» (Мерде–Глас). Высота не такая уж большая. И места не раз исхоженные. Но Алексей Павлович не был самонадеян – горы всегда остаются горами. И он пошел с двумя местными проводниками. Восходители реально оценили обстановку, и, когда погода начала основательно портиться, они повернули обратно. Но тут случилось непредвиденное: сильный, выносливый русский (в расцвете своих тридцати лет) вдруг почувствовал недомогание. Положение осложнилось настолько, что он не смог передвигаться сам.

Конечно, попадись ему проводники поумнее и подобрее, они бы поступили разумнее, более человечно, как и подобает настоящим горцам. Но эти решили уйти вниз за помощью вдвоем, оставив совсем ослабевшего и больного восходителя без укрытия, среди ночи. До ближайшего приюта оставалась какая–нибудь пара часов ходьбы. С наступлением темноты морозного холода прибавилось. Силы совсем покинули Федченко. Он уже не вернулся из блаженного ледяного забытья. Когда через пять часов подошла подмога, тело его уже было безжизненно.

Ольга Александровна могла бы возненавидеть эти бездушные каменно–ледяные громады, эти обманчивые пушистые снега, забравшие у нее любимого человека, отца подрастающего сына. Но она не прокляла ни Альп в частности, ни гор и ледников вообще. Она даже оставалась верна им. Ведь ими так восхищался, так любовался Алексей Павлович.

Вместе с сыном Борисом Ольга Александровна объездила Урал, Крым, Закавказье. В 1901 году они вместе побывали на Памире – той заветной «крыше» поднебесной, о которой мечтал отец Бориса. После этого путешествия была написана и опубликована совместно с сыном крупная и значительная для науки, для людей работа – «Флора Памира». Федченко стала первой русской женщиной–ботаником, избранной в члены–корреспонденты Академии наук. И сын не отставал от нее. Борис Алексеевич был разносторонним ученым. В Подмосковье изучал растения и насекомых, занимался болотами, но особенно влекли горы. На Тянь–Шане и Памире исследовал льды (на «крыше мира» открыл около 40 ледников).

И снова Ольгу Александровну потянуло к Памиру. Уже в третий раз (а ей шел семидесятый!). И рядом сын: он продолжал дело отца. И это так же естественно и закономерно, как и то, что из зерна произрастают цветы, деревья. И ее, и Бориса Алексеевича влекли те суровые, вздыбленные, приближенные к звездам земли, которые навеки сохранили в знаменитом 70–километровом леднике высокое имя А.П. Федченко.

Пик как призвание...

Каждый знает по себе, как мы втягиваемся и увлекаемся какой–нибудь зацепкой: стоит прочитать хорошую книгу, и хочется побольше узнать о ее авторе. Или побываешь в ином городе, и уже интересует его история, его люди.

Так и с вершиной – тем более если взойдешь на нее, да еще с риском, невзгодами. А пик Корженевской – орешек из весьма крепких. Уже одна высота чего стоит (7105 м) – четвертое место в ряду прославленных среднеазиатских семитысячников.

Кстати, почему пик Корженевской? Кто она такая – революционерка, писательница, исследовательница? Никто ничего толком не знал. Одна из величайших вершин страны, а в честь кого и по какому поводу названа – хоть легенду сочиняй. Придется рыться в книгах, выяснять в музеях и архивах. Наверное, следы все–таки какие–то остались.

И вдруг в случайном разговоре выясняется, что эта самая Корженевская жива–здорова и может без посредников засвидетельствовать, кто она такая. Конечно, Ташкент, где она жила, не ближняя околица. Но ради такого случая сотни километров не в счет, почти по пути с Памира на Москву. Но удобно ли так вот, без приглашения наносить визиты? Хотя повод вроде уважительный, а может, и рада будет, что вручат ей букет восходители на вершину ее имени.

Встретила их, как принято говорить, женщина элегантного возраста (старушкой называть не хотелось еще и потому, что фигура у нее была вполне альпинистская, не утяжеленная годами). Нрав общительный, гостеприимный. Но не спрашивать же с ходу, как оказалась она в героинях. До этого разговор дойдет. Между прочим, это уже не первый подобный визит к ней: как–никак на пике Корженевской после того, когда впервые 22 августа 1953 года взошла восьмерка альпинистов во главе с ленинградцем Алексеем Угаровым, побывало более 500 советских и зарубежных восходителей. Были и международные команды.

Нет, она не горянка, хотя и оказалась в горах еще сызмальства. Отец был военным. Скиталась семья по местам службы Сергея Андреевича Топорнино. Института благородных девиц не оканчивала, но даже основательного гимназического образования было достаточно для того, чтобы она в будущем стала преподавать немецкий и французский языки. Много читала, как и большинство девушек ее юности конца прошлого века, складывалась натурой романтической.

Вся слава ее пошла от Н.Л. Корженевского. С того времени, когда она стала его женой. В 1901 году он появился подпоручиком в глухом туркестанском городке Ош в батальоне, которым командовал ее отец. Способный и даже талантливый офицер, он увлекался техникой (сделал электростанцию и организовал электроосвещение), фотографией, рисованием, военными науками (окончил интендантскую академию). Но настоящее призвание нашел в горах. Может, сказалась та любовь к природе, которую воспитывал в нем отец, – еще с юности страстный охотник в их дворянском костромском имении. Но скорее всего, эту любовь прививают зовущие к познанию и красоте вершины.

Николай Леопольдович не был первым в своем решении проникнуть в глубь Памира, как принято говорить – к сердцу этих неприступных холодных гор. До него делали попытки многие, начиная с Сюань Цзяна (628 г.), Марко Поло (1269 г.) и целого ряда русских путешественников во второй половине XIX века. И все они так и не смогли приблизиться к самым возвышенным местам «Луковых гор», как называли китайцы Памир. Ну, примечательные луковые поляны среди пустынных скал они прошли, а вот безбрежные снежные ледяные просторы никак не располагали к путешествию. Скорее напоминали о белом саване.

Не зря еще Марко Поло оставил предостережение, что тут за 12 дней пути ни жилья, ни травы, ни птиц не встретишь и еду нужно нести с собой. А от большой высоты и великого холода «и огонь не так светел и не того цвета, как в других местах, и пища не так хорошо варится». Многие могли убедиться в справедливости свидетельства великого венецианца. Но разве остановишь людей благоразумными советами? Так уж суждено им искать истину: одним – в кабинетной тиши, другим – на плахе, третьим – за тридевять земель. Николай Леопольдович верил в свою звезду.

В разгар лета 1904 года он направился к хребту Петра Первого. Сюда до него не проникал ни один путешественник. Велик соблазн идти первым. Но не так просто исполняются желания. Природа, как в сказке, проверяет твою настойчивость и целеустремленность.

Корженевский вроде должен быть доволен: его первый серьезный выход в глубь Памира увенчался и открытием, и исполненным долгом перед собратом по науке. Да и достигнутой целью: долина у северных склонов хребта Петра Первого была пройдена до конца.

Но такова уж, видимо, природа путешественника, да, впрочем, как и всякого исследователя: за окончанием одного пути ему открывается еще более захватывающая перспектива новых дорог и направлений. Через шесть лет Корженевский вновь проникает в это же место – в долину Муксу.

Мало сказать, будто его неведомой силой тянуло уже в знакомые по прошлому посещению места. (Так человек с наслаждением прослушивает знакомую, уже полюбившуюся ему мелодию.) Можно понять состояние первопроходца и по–другому – в этом узле речных долин, ледников, склонов он видел все новые и новые неразгаданные связи, в которых обязан был разобраться.

И появилось еще одно открытие. Погода благоприятствовала, ущелье с ледником Мушкетова хорошо просматривалось, и взору исследователя предстала стройная, белоснежная, холодная гордая красавица... Какие еще эпитеты подобрать к ней?! Да, речь шла о никому не известной вершине. Николай Леопольдович не стал терять время на подыскание новых эпитетов, а принялся измерять ее не только глазом, но и приборами. На первый случай неплохо оценить ее высоту. Получилось не менее 20.000 футов. Даже повыше. Это уже кое–что значило. В дневниковых записях читаем: «На заднем плане ледника (Мушкетова) оказались мощные снежные горы, и среди них особенно громадный, куполообразный пик, который я хотел бы назвать пиком Евгения, в честь моего друга, которому так много обязан по своим поездкам». Кстати, под таким названием вершина и сохранилась на картах Памира до середины 30–х годов, затем все–таки по фамилии...

Думал ли тогда ташкентский исследователь, что пройдут каких–нибудь полтора–два десятка лет и за его плечами окажутся более 70 крупных открытий и изученных ледников Памира – Алая, что он составит первый каталог этих «ледяных рек» Средней Азии, а на карте появятся три ледника и одна вершина его имени.

В детстве и юности нам представляются не весьма реальные мечты – на то и возраст. В зрелости хорошо, если не приходят горькие разочарования. А уж осуществление задуманного не так и часто случается. Многое зависит от верности призванию. (Как скажут психологи, талант – это работа в одном направлении.) Пример Н.Л. Корженевского не первый и не последний. Когда, вопреки полученной изначальной профессии, ожидающей карьере, верх берет вот это многозначительное чудесное призвание. Да еще когда рядом есть та, кто тебя понимает с полуслова и даже без слов... Не зря люди говорят о счастье взаимопонимания.

Как появился «Приют Пастухова»?

Андрей Пастухов вырвался «на волю» (а горы стали для него, очевидно, той блаженной страной, где он почувствовал вкус хотя бы относительной свободы), вырвался из затхлой канцелярии. Еще, казалось> совсем недавно усердно скрипели перья в его руке. После окончания начальной школы трудился он писарем на коневодческом заводе в Ново–Деркуле на Харьковщине и после военного училища в Петербурге снова в таком же писарском звании на этом же заводе. Да лучшей карьеры для сына конюха нельзя было и придумать: конторская работа в представлении тех, кто крутит хвосты скотине, почти что барская.

Но умные книжки настраивают юные умы на иной лад. А тут еще писарю и люди примечательные начали встречаться. (Для тех, кто их жаждет видеть, они сами являются – как на охотника зверь бежит.) Топограф Сидоров, старый вояка Болотин порассказали юноше о таких краях, что сердце замирало от восторга. Словом, забросил мечтательный молодой человек канцелярские перья и взял в руки измерительные линейки, угломеры, приборы.

Вначале в команде корпуса военных топографов, потом в поле, на съемках. А попав на Кавказ, уже не мог оторваться от тех зовущих далей. В синеющей полупрозрачной дымке вид открывался прямо–таки первозданный, божественный, демонический – и слов не найдешь для определения того мира. Не прошло и трех сезонов, как Пастухов, ставший уже первоклассным топографом, взошел на более чем полдюжину вершин. И вот снова Эльбрус. Шесть лет спустя потянуло на вторую голову – восточную.

Потом будут рассказывать (и расписывать!) его подвиг. Одни – как его внесли на вершину казаки на бурке. Другие – как он вползал туда на четвереньках (да еще и проводника Агбая почти что втянул за собой), и то после пятой попытки: мешали недомогания, метели, пурга, глубокий снег. Таково уж свойство молвы и памяти – раскрашивать детали, приземлять или поднимать их на пьедестал.

Андрей Васильевич не просто «всбегал» на вершины. Он вел наблюдения, делал замеры высоты, температуры. Следил даже за перелетом птиц в заоблачных далях. (В его заметке, опубликованной в столичном издании, вопреки предположениям орнитологов, отмечены перелеты через Главный Кавказский хребет.) Один из первых русских альпинистов–исследователей, он освоил фотографию, когда ее применение в горах считалось еще задачей недосягаемой. И наверное, проживи он дольше, вклад его в гороведение был бы еще более заметным. Но и так след не затерялся.

«Приют Пастухова» (его поначалу по старым пристрастиям к иностранным словесным красивостям называли «Бельведер Пастухова») – это не так уж мало на такой «монархической» вершине, как Эльбрус. Вот как выглядело в заметках Пастухова восхождение в 1897 году с проводником Агбаем.

«Снизу за нами показалась другая туча и, как чудовище, поползла наверх навстречу первой. Не прошло и несколько минут, как над нами загудела вьюга, пошел густой снег. Ветер усилился. Переждав первый натиск метели и осмотревшись немного, мы прошли вперед. Но снег залеплял глаза, и ветер захватывал дыхание, и мы ежеминутно принуждены были останавливаться, чтобы перевести дух и протереть глаза. Вдруг мой Агбай объявил, что он не пойдет дальше. Я стал усовещивать его, говоря, что позорно отступать, когда мы уже почти на вершине, – до вершины действительно оставались пустяки, – но это не помогло, тогда я обещал ему прибавить десять рублей, он подумал еще немного и согласился...»

И тут следует оговориться. В очерках литераторов–«монтанистов» нередко наблюдается попытка представить горца или эдаким безрассудно–смелым джигитом, или расчетливо–предприимчивым типом. Отойдем от подобных прямолинейных стереотипов. Разные люди – разные характеры.

«Нас совсем ослепило снегом, и мы представляли два движущихся снеговых кома. На усах намерзли такие огромные сосульки, что я вынужден был подвязать их башлыком, чтобы умерить боль, причиняемую их тяжестью. Я готов был спуститься в какую–нибудь ледниковую трещину, чтобы там хоть на минуту укрыться от назойливого ветра. Для этого я опускал палку в некоторые трещины, чтобы измерить их глубину. Но все они оказывались бездонными».

«...Метель и буря усилились. Все чаще и чаще стали проваливаться в замаскированные трещины. Наконец, сильно утомившись и потеряв всякую надежду выбраться из лабиринта трещин, они решили зарыться в снег и ожидать окончания метели. При этом Агбай, вздыхая, все повторял: «Пропал, пропал будет!» Откровенно говоря, Пастухов и сам не верил в благополучный исход нашего путешествия. Пробыв более суток без пищи, он полагал, что оставшегося запаса энергии не хватит на согревание тела в течение долгой осенней ночи. Тем не менее он решил бороться до конца. Они попробовали снег и, убедившись, что под нами нет замаскированных трещин, стали разгребать его палками, но ветер сильно мешал работе. Ямку обложили снеговым валиком и еще немного углубили. Затем поскорее легли головами против ветра, плотно прижавшись друг к другу спиной...»

«...Было ясное морозное утро. Мы вылезли из–под снега и огляделись кругом. Оказалось, что мы находимся на леднике Гарабаши, всего в полуверсте от истинного пути. Вокруг нас было так много трещин, что мы едва выбрались из них. Трудно понять, как мы прошли ночью в совершенной темноте между этими безднами, не свалившись в них...»

Нет, в тот раз судьба хранила от гибели и неугомонного топографа, и его проводника. Он еще расскажет о своей неприветливой встрече с Эльбрусом и на заседании Русского географического общества в Петербурге, и на страницах журнала. Вообще же он был одним из тех думающих, непоседливых русских офицеров, которые не опускались до прозябания, алкогольной пагубы, разгулов, фанфаронства, а искали себя, испытывали в литературе, путешествиях, науке, несмотря ни на какие условия. Давняя добрая традиция, идущая от сосланных в Сибирь декабристов. За это и честь им, и добрая память.

Значителен горный зов! Гранитные взлеты так привязали его к себе, что однажды, заболев здесь после охоты, Андрей Васильевич на всякий случай оговорился, что хотел бы не расставаться с горами и на том свете.

Он и остался на одной из вершин – пятигорском Машуке, с которого так часто отчетливо виден величественный Эльбрус. А с 50–х годов на Тянь–Шане во время одного из восхождений советских альпинистов его имя было присвоено вершине Киргизского хребта, урочищу и леднику.

Чьи имена не забыты?

Среди антарктических громад появится и гора Этернити. Ее откроют с борта самолета в 1935 году. Подобные экспедиции с применением авиации американцы назовут «прыжком в высоту». По поводу этого названия вершины (в переводе оно означает «вечность») будет сказано, что открытие сделано «под впечатлением вечности и нашей собственной незначительности»...

На карте «холодильника мира» появится очень много вершин: горы Р. Амундсена и Р. Скотта, А. Гумбольдта и Ф. Беллинсгаузена, Розы Люксембург и М. Горького, академиков И.П. Бардина и Д.И. Щербакова, космонавтов Ю.А. Гагарина и Г.С. Титова. Горы, названные в честь принцев и миллионеров, исследователей и капитанов, кораблей и городов.

Какие последовали десанты с моря и с воздуха на шестой континент десятки лет спустя, мало кто мог себе представить. Гонки в освоении белой пустыни объяснить нетрудно. В Южной Америке, в Центральной Азии, к примеру, оставались необследованными, загадочными, таинственными и горы, и обширнейшие территории. Но они уже были очерчены государственными границами. Антарктика же еще оставалась неразделенной. Поэтому и устремились к ней «землемеры». Бог ты мой, каких только тут не появилось географических названий – в честь императоров и королев, знатных дам и скромных жен первооткрывателей. И конечно, увековечены дарившие деньги экспедициям капиталисты–спонсоры.

Особо в этих длинных списках можно выделить авиаторов. Здесь не только десятки географических имен в честь летчиков, но и с пол дюжины наименований типов самолетов. С тех пор как в 1928 году началось мирное завоевание Антарктиды с воздуха, на ее карте появились десятки гор и ледниковых плато, увиденных с птичьего полета.

И пожалуй, чаще всех встречается среди этих названий имя Элсуэрта. Фамилия этого уже немолодого полярного аса зазвучала особенно громко в 1935 году, когда он со своим напарником осуществил грандиозный для того времени трансатлантический перелет. Ему было уже пятьдесят три года, а он как–то оставался в тени со своим искусством опытнейшего авиатора. И вот, хоть и с некоторым запозданием, пришел и его, Линкольна Элсуэрта, звездный час. На пути полета следовали мощные горные сооружения. Линкольн хотя и был честолюбивым американцем, но все–таки поступил «скромно»: начал не с себя... Высокогорное плато он назвал именем своего сотоварища по полету – канадского летчика X. Кеньона. Обширные пространства высокогорной Западной Антарктиды он обозначает опять же не своим именем, а в честь отца – Джеймса Элсуэрта. А один из высоких пиков в хребте Сентинел (Часовой) он именует горой Алмер, в честь своей невесты (и она не подвела его, стала в скором будущем его женой). Рыцарство Линкольна вполне объяснимо, если вспомнить, что великий норвежец Амундсен назвал одну гору именем дочери своего друга, вторую – именем своей няни, а еще две другие вершины – в честь дочерей дипломата, оказавшего поддержку экспедиции. И не он один был таким поклонником женской топонимики.

Впрочем, и сам Линкольн Элсуэрт не остался забытым. Мощный горный массив, над которым он пролетал, со временем остался на картах как горы Элсуэрта. Здесь, в этих горах, и была определена самая значительная высота Антарктиды – 5140 м над уровнем моря (массив Винсона).

Имя академика В.Л. Комарова, ученого, ботаника, известного своими многочисленными путешествиями, вкладом в советскую географическую науку, присваивалось ледникам дважды. И то, что открыватели гор и ледников присваивали имена прежде всего людей, «родственных» по занятиям, по географическим экспедициям и изысканиям, – это вполне понятно. Среди таких имен на карте мира по разряду ледников более–менее известные путешественники: Пржевальский, Потанин, Грум–Гржимайло, Анучин, Витковский, Чернышев, Щуровский. Правда, «на их счету», кроме гор, островов, пиков, хребтов, только по одному леднику.

Но вот непревзойденным рекордсменом по этой части оказался Ю.М. Шокальский. Среди восьми географических объектов, названных его именем, числятся пять ледников.

Это число, очевидно, достойно Книги рекордов Гиннесса... Сказать, что Юлий Михайлович имел прямое отношение к гляциологии и в этом причина такой «концентрации», нельзя. Он был океанографом. Конечно, выдающимся, прославленным, почетным членом не только своей отечественной, но и многих зарубежных академий. Правда, может, сказалось то, что он был еще и выдающимся картографом–геодезистом и его творениями пользовались в путешествиях и исследованиях и знаменитые и начинающие землепроходцы, альпинисты, авиаторы. Но факт остается фактом: пять ледников Шокальского прочно утвердились на просторах земного шара.

И нужно отдать должное советским первооткрывателям: они не злоупотребляли своим правом наименования географических объектов. Как правило, прославляли не самих себя, а своих коллег или учителей, которых считали достойными для внесения в эту «географическую номенклатуру». Да и нравы отвечали времени. В сталинскую эпоху принято было присваивать имена вождей городам и вершинам. До холодных «низменных» ледников они не опускались. Эти объекты более естественно приличествовали ледоведам. Поэтому на картографическом счету известных советских гляциологов и географов Григорьева, Калесника, Герасимова, Маркова, Щукина, Авсюка, Котлякова, Долгушина, Шумского и других числятся ледники. На Урале, Памире, Тянь–Шане, в Антарктиде и прочих застуженных краях.

Теперь о тех, кому предстоит ступать по нехоженым «белым полям». Не исключено, что возникнут раздумья и о том, как «окрестить» их. Ведь только в районе Памира и Тянь–Шаня среди 20.000 ледников еще очень многие остаются безымянными, а в каталогах имеют лишь свой определенный номер. И это не какие–нибудь карлики, а площади длиной 5–10 и даже 20 км. В таблицах оледенения Земли некоторые так просто и числятся – «Без названия». Ну, во–первых, не надо торопиться увековечивать себя: твои коллеги могут этого не понять, и, кроме конфуза, ничего не выйдет. Не следует спешить и присваивать имя своей жены или невесты, учитывая, что Вера, Таисия и т. д. уже есть в таблицах. Повторы не только нежелательны, но и вносят путаницу.

Политику тоже не стоит припутывать к этому благородному делу, а то не исключены совсем противоположные замыслу результаты. К примеру, есть ледник «Серп и молот»: может, когда–то он и звучал возвышенно, а сейчас вызывает шутку – «как серпом по молоту»... Вождей тоже лучше не привлекать для значительности. А то сегодня его безмерно славословят, а завтра выясняется, что он прохиндей и демагог, а то и преступник. И тогда возникает необходимость переименований.

Конечно, лучшая топонимика – по особенностям месторасположения. Но при этом нужно не забывать, что уже полно «Высоких», «Низких», «Средних», «Крайних», «Мощных» и т. п. Целесообразно сохранять местные названия по вытекающим речкам, ущельям, долинам. Словом, как рекомендуется в одном наставлении молодому гляциологу, «открывая новый гляциологический объект (площадью не менее 1 км²), нужно стремиться называть их оптимистично. В печать не будут приниматься описания ледников и снежников с названиями типа «Хмурый», «Неприветливый», «Склочный» и т. д.»...

По высшей категории трудности

В чудесный горный край Верхнюю Сванетию профессор Б.Н. Делоне прилетал из Москвы самолетом. Для экономии времени.

Как ни был занят научной и преподавательской работой, а всегда старался выкроить хоть пару недель для перелета в горы. Ведь общался он с ними уже ни мало ни много около полувека. Как началось это в 1903 году в Доломитских Альпах, так и запрограммировало^ на всю жизнь. Тогда он тринадцатилетним мальчишкой вместе с отцом поднялся на вершину Мак–Гарт. И увидел в далекой дымке не только Венецию, чарующую панораму, но и, кажется, полмира. С тех пор он взошел более чем на сто вершин в Альпах, Карпатах, на Алтае.

Но особо ему стал близок Кавказ. Здесь не только исхожены им бесчисленные тропы, совершены памятные подъемы, но и организован им в 1934 году первый высокогорный стационарный лагерь на поляне Штулу. Потом за полтора–два десятилетия таких подобных прекрасно оборудованных уголков со спальными домиками, столовыми, клубами появится много – в Приэльбрусье, в ущелье Адылсу, в Домбае, здесь, в Верхней Сванетии, в Ингурском ущелье, В окрестностях на выбор любые высоты и для начинающих альпинистов, и для мастеров.

Но, конечно, самая из самых, одна из наиболее крутых и, что называется, грозных и опасных – Ужба. От самого названия веет холодком. Борис Николаевич был в числе тех первых известных советских альпинистов, кому удалось одолеть ледяные наплывы и скальные обрывы Ужбы. (Из тех первых прославленных покорителей Алеша Джипаридзе и Миша Иосилиани трагически погибли.)

Необходимо, чтобы молодыми восходителями был учтен опыт первопроходцев. Борис Николаевич – великолепный рассказчик. Ему было что поведать по технике, истории альпинизма, по обычаям и помощи местных горцев. Сваны опасливо посматривали на очень уж горделивую, часто закутанную в облака и туман неуютную Ужбу.

Красота красотой, но в любую минуту от нее можно было ожидать каверзы – обвалов, камнепада, снежных лавин. И поэтому, когда первые восходители отправились на ужбинские склоны в близлежащем селении, люди не спали. Ночью они жгли костры на окраине. Этим они давали знать ушедшим, что о них здесь, внизу, не забывают ни на минуту и что в случае чего к ним незамедлительно придут на помощь. И от этих увиденных костров там, вверху, в холодной ночи восходители ощущали поддержку, тепло человеческих сердец.

Тогда, в 30–е годы, профессор Делоне, сам постоянно ходивший в горы, немало приложил сил к призыву молодежи в это растущее движение. Говорят, что он даже требовал от своих аспирантов посвящения в «свою веру». Он определял альпинизм не просто спортом. «Это – мировоззрение, утверждающее простые истины, восславляющие добрые вещи: храбрость и товарищество, желание узнать и желание помочь, преданность цели, смысл и радость дерзания, чуткость и поразительное мужество».

Горами накладывается определенный след на характер человека. Уж не говоря о значении для работы. «Суровые горы словно советовали мне: нельзя относиться к жизни по–рабски, ждать, когда от великих щедрот науки перепадет кусочек и тебе. Спорт научил меня понимать одно: все свои усилия надо направлять на решение главных задач».

Как не вспомнить еще и еще раз с благодарностью отца, известного ученого, математика, за то, что не только привил любовь к науке, но и взял подростка–сына с собой в путешествие, научил впитывать в себя красоту гор. Запаса впечатлений хватало на целый год. А затем требовалась подпитка... Борис Николаевич стал тоже заметным математиком, членом–корреспондентом Академии наук СССР. А без гор, вероятно, и не было бы этих успехов.

Свою «алгебру» он внес и в гармонию гороведения. Мало назвать ту же Ужбу трудной, крутой, опасной, наделить другими подобными эпитетами. Не лучше ли дать более точное определение? По инициативе Бориса Николаевича в 1937 году была проведена классификация более чем двухсот вершин Кавказа, Средней Азии и Алтая. Вершины делились на пять категорий трудности: 1–я – с подразделением на А и Б – легкие, 2–я (А и Б) – средней трудности; 3–я – трудные, 4–я – очень трудные; 5–я – крайне трудные. Для сравнения отметим, что тот же могучий и намного более высокий (5604 м и 4710 м), но более пологий, «покладистый» для подъема Эльбрус имеет только 2–ю категорию трудности. И расположены они не так далеко друг от друга – в центральной части Главного Кавказского хребта. Можно сказать, соседи.

Ужба оказалась 5–й категории трудности. А тем, кто решался «покорять» ее, взбираться на нее, тому она при осложнении погоды казалась и кромешным адом.

Сколько троп пройдено с того времени

В 1925 году молодой профессор Ленинградского университета летом приезжает на Кавказ, в Тиберду. Домбайскую поляну он назвал подлинным храмом природы. После неоднократных приездов и целого ряда восхождений он счел необходимым написать и издать своеобразный путеводитель для альпинистов «Вершины Западного Кавказа» (1938). Оживляясь перед молодыми слушателями, он вспоминал, как они тогда, в начале 30–х годов, готовили первые группы ленинградцев для восхождений на Кавказе. Сами шили спальные мешки. С немалыми трудностями разыскивали мягкие пожарные веревки, сами испытывали их на прочность для страховки. Для питания запасались мешками сухарей. А для триконей на горные ботинки использовали металлические петли для форточек – подбивали их на подошвы. Словом, энтузиазм и инициатива били ключом.

Среди учеников и последователей в альпинизме Делоне – его коллеги по науке академики А.Д. Александров, отец и сын Таммы и многие, многие другие молодые научные работники, служащие, рабочие. Закономерным и логичным было и появление на Алтае пика Делоне. Не без влияния гор и долголетие Бориса Николаевича (он дожил до девяноста, а его товарищ, постоянный скиталец и автор многих книг по горам профессор Григорьев, как «истинный горец», отмечал и свое столетие).

Кого догоняет слава?..

Перелетая Уральский хребет, невольно приобщаешься к географии. (А его трудно миновать, если лайнер следует на восток, – протяженность от Ледовитого океана до казахских степей около 2500 км.) Наглядно представляешь каменную топографию. Хребет туго подпоясывает Землю (впрочем, другие представляют его все более нарядно и модно – «галстуком Евразии» с узелком на Севере). Останемся верными более традиционному представлению: еще в средние века за хребтом закрепилось не древнее античное название Рифейских гор, а именно многозначительное – «Пояс мира». (Есть мнение, что это перевод с татарского. Другие производят Урал от хантыйского «урр», что означает «цепь гор». Третьи переводят из языков обитавших здесь племен, как «Золотая земля».) Русское же давнее определение – «Каменный пояс» или для краткости – «Камень».

Северный горный узел оказался нелегким для разгадки. А выяснение высочайшей вершины отодвинулось до нашего столетия. Нельзя сказать, что по Северному Уралу ходили мало. Проникали сюда и в далеком прошлом, не забывали «Каменный пояс» и на оживленном поисками рубеже XIX и XX веков. Но основные исследования пришлись уже на послереволюционное время.

С началом геолого–разведочных поисков в район Урала отправилась экспедиция, именуемая Северно–Уральской. Хотя возглавлял ее ботаник по специальности, задачи были поставлены широкие. И прежде всего надо было сделать предварительное обследование местности для последующих более основательных геодезических работ. Эту разведку – то, что называют рекогносцировкой, – начальник отряда доверил совсем юному участнику Саше Алёшкову: парень еще учился в университете. И хотя порученная топография была не совсем по Сашиным интересам – он числился петрографом – специалистом по горным породам, тем не менее дело это родственное – какой же геолог и петрограф без знания геодезии. Словом, Саша Алёшков не без увлечения взялся за порученное дело – иначе как объяснить, что в скором будущем ему предстоит совершить примечательные открытия.

Так уж иногда получается – человек вроде не гонится за славой, намечает свои скромные планы – провести студенческие каникулы рядом с бывалыми полевиками, познакомиться с опытом, да заодно и поправить материальное положение. А тут, смотри же, где–то неожиданно тебя нагоняет эта самая непредсказуемая слава.

Началось с того, что он вместе с отрядом в первые же два сезона, в 1924–1925 годах, прошел более сотни километров лесистыми горами так называемого Малого Урала (цепь южнее 66–го градуса северной широты) и выяснил, что от Большого (Полярного) Урала он отделен глубокой долиной. Вершины, которые встречались им на пути, и горами–то с трудом можно было назвать – куполообразные, пологие, они едва достигали каких–нибудь четырехсот метров. Но завязка произошла.

Алёшков по–своему полюбил неброский, скромный и даже суровый по сравнению с югом Полярный Урал и уже через год, аспирантом, оказался снова на тех же широтах. Только для продвижения в глубь края он выбрал не вьючных лошадей, а лодки. Небольшая группа, которую он возглавлял, поднялась по речкам Ляпине, Хулге, Народе. У истоков двух последних и «ждали» его эти около десятка вершин (точнее – 11), которые уже внушали полное уважение как полноценные горы – высотой более 1600 м над уровнем моря. Более того, одна из них оказалась с такой отметкой, что претендовала на свое главенство на всем Урале.

Алёшков со своим молодым задором не прочь был взбежать на открытую им самую рекордную вершину. Но на этот раз сдержал себя. Ограничился тем, что на правах первооткрывателя дал название – Народная.

Перед Алёшковым стояли задачи поважней, чем восхождение на не ахти какую высокую вершину. Надо было успеть произвести топографические съемки района. Алёшков, уже ставший опытным исследователем, понимал исключительную сложность этой части Уральского хребта. Протянувшиеся два кряжа соединялись перемычкой плоских высоких гор, но по обе стороны – к северу и югу – они резко обособлялись от этой перемычки. Собственно, этот участок оказался двумя параллельными кулисообразными хребтами с острыми гребнями. Западный, длиной 150 км, был более высоким. Алёшков назвал его, как и вершину, не своим именем, хотя и имел на это право как первооткрыватель, а в честь тех первопроходцев, кто одолевал здесь бездорожье, разливы рек, крутые маршруты, недостаток продуктов, тяготы походов. Хребет был назван Исследовательским.

На вершине Народной Алёшкову все же удалось побывать. В тот «пиковый» 1929 год многое пришлось сделать – и ледники разведать, и террасированные уступы обследовать. Местные народы говорили, что это ему помогла Золотая Баба. Много приходилось слышать от охотников об этом удивительном идоле.

Впрочем, и главная Золотая Баба, и меньшие собратья – деревянные идолы, – широко распространенные среди народов Севера, оставили след не только в верованиях, но и в культуре, в географических названиях (известны протока Болванская, Болванский Нос, гора Болванская). Эти идолы охраняли от злых духов, дурного сглаза, они, мол, помогали, покровительствовали оленеводам, рыбакам, охотникам. Неудивительно, что и деревянных вытесанных идолов, и прославленную Золотую Бабу туземцы помещали на недоступных горах, в укромных лесных чащах, за несходившими льдами и снегами.

Однако Алёшкову не повстречались они ни в ледниковых укрывищах, ни на вершине. Да и не за экзотикой поднялся он на Народную. И даже не за дух захватывающим видом, хоть и здорово было окинуть взглядом с такого маяка безбрежную тундру, леса, соседние горы и там где–то брезжущий, угадываемый за ледяным полем Ледовитый океан. Алёшков взошел на Народную, чтобы еще раз проверить себя и поточней определить ее высоту. Да, сомнений не оставалось – она попадет на карты, войдет в летопись Урала как одержавшая верх среди других многочисленных претендентов на почетную высотную роль Урала. А с ней люди свяжут навечно и имя А.Н. Алёшкова, скромного исследователя, не страдавшего тщеславием и честолюбием.

Как совершилось «открытие века»?

Вначале потянулись сплошные болота. Потом нескончаемые цепи гор. Снежные шапки красовались не только на вершинах, но и валялись разбросанными в долине. (В июле – в разгар лета!) Это пятнатарынов, характерных для сибирского Севера. Белоснежные толщи льда среди зелени. А зимой даже при 60–градусных морозах тарын покрыт водой. В то время, когда горные реки промерзают здесь до дна. Но вода–то находит себе путь поверх берегов, разливается по льду тонким слоем, замерзает, вновь добавляя еще и еще слой. Иногда такая толща достигает 5–8 м. Многоэтажный лед может провалиться, если образовалась полынья внизу. Такие своеобразные наледи занимают значительные площади (до 3 км русла и до 10 км вдоль реки). Таковы тарыны – парадокс Сибири.

Да разве только они! А гнус, от одного упоминания которого, кажется, начинается зуд кожи. А пороги на таинственной дикой Индигирке – такие, будто оказываешься в узкой гудящей трубе: в ущелье по реке не плывут, а пролетают.

Сергею Владимировичу Обручеву не в новинку трудности. С четырнадцати лет он в экспедициях. Вначале с отцом, Владимиром Афанасьевичем, – знаменитым путешественником, географом, геологом, известным своей причастностью к гляциологии, и автором научно–фантастических романов «Плутония» и «Земля Санникова». У знаменитого отца три сына, и все трое тоже стали геологами.

Сергей, можно определенно сказать, уже вскоре после окончания Московского университета оправдал возлагаемые надежды – в районе Нижней Тунгуски, здесь же, в Восточной Сибири, где по давним описаниям «горели горы», совершил открытие большого каменноугольного бассейна. Теперь вот предстояло исследование Верхне–Колымского края, в будущем знаменитой Колымы.

И в завершение ее блестящий итог – с открытием века: совершилось нечто невероятное. Казалось, что Земля уже исхожена и изъезжена вдоль и поперек. И тут экспедицией С.В. Обручева обнаружен неизвестный хребет в 1000 км длиной, 300 шириной и 3000 м высотой, а по площади больше Кавказа. По праву первопроходца Сергей Владимирович назвал открытый хребет именем Черского – бывшего ссыльного, восемнадцатилетнего участника польского восстания, ставшего известным географом–исследователем Сибири.

Современники и потомки отдали должное и самому Обручеву–младшему: его именем назван один из самых значительных ледников в этом районе. (Обручеву–старшему – еще более весомая «дань»: в его честь названо шесть географических объектов.) Ледник Обручева сравнительно скромен по сравнению с известными в мире великанами. Такими же скромными выглядят и другие ледники средне– и восточно–сибирского районов (только в системе хребта Черского их насчитывается 372). А ведь это застуженная, прославленная своими морозами Сибирь!

Разгадка все в тех же погодных условиях, которые и влияют на ледники, и зависят от них. Субарктический климат с Атлантики, с Охотского и Японского морей достает и сюда, в районы, где до недавнего времени помещался полюс холода. Но как известно, это первенство было отдано Антарктиде.

Альпинизм – не только спорт

Ответить можно было бы перечнем имен выдающихся ученых, писателей, общественных деятелей, да и вообще любознательных, находчивых, жизнелюбивых людей, которые поднимались на вершины. Но такой ответ был бы неполным и упрощенным. Неумный, ограниченный человек своей глупостью, расхлябанностью, капризностью, своеволием может подвести товарищей при восхождении, и с таким им не по пути.

Понятно, почему так долго подыскивал себе спутника Петрарка, прежде чем отправиться на Мон–Ванту. Известно, что Т. Хейердал при отборе сотоварищей для путешествия учитывал их чувство юмора и способность переносить шутки над собой. Вопрос серьезней, чем кажется на первый взгляд.

Большим осложнением для группы, экспедиции может стать чей–то эгоцентризм, эгоизм, разгильдяйство, хвастовство либо чрезмерная словоохотливость, привычка спорить по любому поводу, неопрятность или, наоборот, педантичный аккуратизм... Даже на равнине все не так просто с групповой психологией, а на высоте обстановка обостряется.

Все время приходится находиться на глазах другу друга. Информационный «голод», затяжная «публичность» чреваты синдромами, психозами. Американский исследователь Р. Берд взял на всякий случай в экспедицию двенадцать смирительных рубашек... Ох, как важны, особенно в экстремальных условиях, разумные пределы, даже в решительности, настойчивости, смелости.

Герои С. Лема в известном его романе «Магелланово облако» не обошли стороной и горы. Речь шла о космической экспедиции в «Памирском заповеднике». Один из ее одаренных участников во время опасного траверса был занят еще и решением своей идеи, расчетами и забывал, где он находится. И едва не сломал себе шею. За то, что не испытывал страха и был лишен инстинкта самосохранения, он получил самую нелицеприятную характеристику. Это среди людей будущего. У современников иногда дело и до суда доходило. И не только товарищеского.

Эти строгие требования, тщательный отбор, испытания воли, выдержки и дают основание называть альпинизм интеллектуальным видом спорта. И больше, чем спорта. Иного взгляда на мир, красоту, познание. «В душе, в сердце каждого должен быть свой Эверест» (индийский восходитель). Но и не без издержек: погони за сенсацией, деньгами, «голым» рекордсменством. Что и дало повод С. Довлатову для такого «перечня»: «Мне чужды сонное долготерпение рыбака, горделивая уверенность владельца королевского пуделя, безрезультатная немотивированная храбрость альпиниста...»

Хотя другой жизнелюб, познавший ледники и скалы не умозрительно, много страниц посвятивший Альпам, заявил о восхождении так: «...при должной выдержке, осмотрительности и ясном рассудке это вполне достижимое предприятие» . И на этот раз Марк Твен не шутил.

Словом, как говорят англичане, чтобы судить о пудинге, надо его отведать.

Как зачинался альпинизм?

О том, как этот вид спорта зарождался, есть протокольное свидетельство, подписанное очевидцами, с указанием не только дня и часа, но и минут. Заранее предупрежденные свидетели в подзорную трубу наблюдали «передвижение» на Монблане в течение получаса и четырех минут врача Мишеля Паккара и проводника Жака Бальма. Слава Богу, погода была ясной и они благополучно вернулись в свое селение Шамони. И вошли не только в историю горовосхождений (первые на вершине, хотя тогда они еще не знали, что она самая высокая в Европе), но и положили начало этому виду спорта–отдыха.

К гордости швейцарцев за своих ставших знаменитыми соотечественников справедливость требует добавить и имя Горация Бенедикта Соссюра, очень многогранного ученого, который подвигнул шамонийцев на их подвиг. Побывав здесь пятнадцать лет назад, он пообещал солидное вознаграждение тому, кто первым найдет дорогу на Монблан.

Тот день – 8 августа 1786 года – и сочли благодарные потомки временем зарождения славного движения по вертикали, связанного с прекрасными Альпами. Хотя если говорить о «зачатии», то оно произошло гораздо раньше.

Тут можно помянуть и безымянных древних паломников, и монахов–отшельников, и зафиксированный факт 1492 года, когда Антуан де Виль в сопровождении товарищей при помощи веревок, лестниц и специальных крючьев поднялся в Альпах по отвесной стене на Монт–Эгюий высотой 2097 м.

Горы одолевали солдаты Александра Македонского, Тимура, Ганнибала. Офицеры армии Кортеса в 1519 году взошли на мексиканский вулкан Попокатепетль.

Поистине исторической была инициатива англичан. С начала 40–х годов XVIII века любознательные аристократы, можно сказать, изобрели горный туризм. Регулярным стало посещение альпийских ледников. И это была не только мода полюбоваться необычным загадочным миром, но и первые попытки познать его. Не этим ли объясняются видные успехи английских восходителей, гляциологов, геодезистов в будущем. В 1857 году был организован Британский альпийский клуб, члены которого обязывались покорить четырехтысячную высоту.

Альпинизмом было заложено сотрудничество между наукой и спортом. В конце XIX и начале XX века в него вовлекается все больше и больше людей. Исследуются новые пути, покоряются высочайшие вершины.

В 1901 году учреждается Русское горное общество. В его задачах – исследования гор, восхождение, моральная помощь восходителям, строительство хижин в горах. Среди учредителей такие видные ученые, как В.И. Вернадский, П.П. Семенов, Д.Н. Анучин. (До этого были «альпийские клубы» в Крыму, Одессе, Тифлисе.) Примечательна в этом отношении деятельность Платона Чихачева, Он занимался географией, ботаникой, зоологией, климатологией, химией, геологией. Его считают и одним из первых русских альпинистов. В 1841 году он, пересекая Пиренеи, первым взошел на самую высокую вершину этих гор – Нетту (3404 м), участвовал во многих экспедициях.

Между прочим, не поверившего в это француза Жуанвилля Чихачев не стал вызывать на дуэль, а увлек с собой на повторное восхождение.

Броккенская «Виктория» Петра I

Урядник Преображенского полка Петр Михайлов состоял в знаменитом Великом посольстве, которое направилось из России в Европу в 1697 году. Под этим именем инкогнито ехал не кто иной, как царь Петр Первый, со свитой и обслугой: врачами, поварами, священниками, волонтерами, шутами, карлами и пр. – всего около 250 персон. Мистификация с именем скорее была показной, чем истинной. Но простота и любознательность государя многих удивляли. А он не просто многим интересовался, но и учился, орудовал топором, молотком, циркулем, скальпелем.

Неудивительно поэтому, что он оказался на склонах знаменитой горы Броккен в Саксонии. Дело в том, что вершина ее часто закрывалась туманами и облаками, нагоняемыми ветрами. Странное впечатление при этом производило так называемое броккенское привидение. При восходе или закате солнца на противоположной от светила стороне на полосе, как теперь бы сказали, на экране, туманной завесы можно было увидеть силуэтные отражения домов и людей. Гигантские размеры фигур не могли не поражать воображение.

Подобные явления с давних пор привлекали внимание местных жителей. Броккен, по легенде, был местом шабаша ведьм в Вальпургиеву ночь и прочей чертовщины. А от нее лучше всего держаться подальше. Охотников взойти на вершину не находилось.

То ли во время веселых пиршеств, то ли на спор с саксонским курфюрстом Петр Первый вознамерился подняться на Броккен. Русский государь взошел на вершину. Событие было засвидетельствовано современниками–свидетелями.

Не сохранилось только данных о погоде в тот день. Если было солнечно, то «первый русский альпинист в ботфортах» Петр Первый, нужно полагать, получил удовлетворение от открывшегося обзора с Броккена на добрую сотню километров вокруг. Хотя высота горы не рекордная (правда, в одном энциклопедическом издании она была названа «высочайшей») – 1142 м над уровнем моря, – посещение Петром I такого прославленного места было внесено потом в официальную мировую хронологию первовосхождений.

Кстати, о времени... По преданию, русский царь совершил этот подъем на гору на пари ночью, зажег на вершине костер... Если это так, то «виктория» действительно еще более приметна.

Гимн ледорубу

Забота о снаряжении – это прежде всего забота о безопасности тех, кто поднимается в горы. Об этом издавна знали жители горных регионов, в частности Альп. Известно, что они в поисках заблудившегося скота, новых пастбищ, во время охоты поднимались по склонам, заходя на ледники, брали с собой веревки, палки, лестницы. Длинные жерди приходились очень кстати, если кому–то случалось провалиться в трещины. Топорики годились в тех обстоятельствах, когда надо было рубить во льду ступеньки.

Потом посох с заостренным наконечником и своеобразной киркой на другом конце обрел вид комбинированного альпенштока. В России он со временем стал называться просто ледорубом. И значение ему придавалось первостепенное: во время скольжения, падения по склону с его помощью можно было удержаться. Да и вообще альпинисты шутят, что у ледоруба 99 назначений, вплоть до открывания консервных банок.

Огромное значение альпинисты придают обуви. К специально пошитым крепким и как можно более легким ботинкам прикрепляют цепкие трикони – металлические скобы, шипы. А на особо скользких участках прикрепляют снизу ремнями специальные кошки с острыми стальными зубьями. Испытав на себе незаменимость и спасительность такой обувки во время восхождений, В. Солоухин сложил ботинкам свой «гимн» в повести «Прекрасная Адыгэнэ».

Очень существенная, важнейшая вещь в экипировке – предохранительные очки. Без них даже в облачную погоду на леднике или снежнике можно получить ожог сетчатой оболочки и временную потерю зрения. Такова активность солнца на высоте.

Против жгучего солнца у некоторых горцев используются для защиты глаз костяные пластинки или повязки с узкой щелью. По этому образцу за рубежом были созданы для альпинистов темные пластмассовые очки с миллиметровой прорезью на уровне глаз – так они не запотевают. В некоторых местах на Кавказе издавна от слепящего солнца смазывали веки специальным раствором из порохового порошка, глубоко надвигали мохнатые шапки.

Следует учитывать, что активная солнечная радиация угнетающе воздействует и на весь организм. Но еще более ощутимы в горах холод, ветер, снег с дождем. Поэтому в таком почете у восходителей штормовки с капюшонами, куртки на гагачьем пуху, легкая одежда, не пропускающая влагу, маски на лицо...

Наряду с приготовлением спецпродуктов совершенствуется по научным разработкам и снаряжение: спецматериалы для веревок, палаток. Между прочим, активно оспаривается инициатива внедрения «индустриальных» методов – осуждается применение пневматического компрессора, шлямбурных крючьев и т. п. новшеств. Кроме традиций важна и своя «чистота эксперимента»: на вершины поднимаются не для проверки техники, а для испытания ловкости рук, надежности ног, наличия воли и мужества.

Ода рюкзаку

Вещь действительно приметная и немаловажная. Сколько этому вещмешку, кошелю, сидору, кешеру, торбе, суме посвящено и прозаических и рифмованных строк! Целая история стоит за категорией людей, прозванных мешочниками. И мы почти все к ней причастны. А. Солженицын отдал особую дань одной из разновидностей заплечного мешка: «...он емок, прочен и дешев, этот бабий рюкзак, с ним не сравнятся его разноцветные спортивные братья с карманчиками и блестящими пряжками. Он держит столько тяжести, что даже через телогрейку не выносит его ремня навичное крестьянское плечо».

Между прочим, сам Александр Исаевич, путешествуя в горах, познал значение удобного рюкзака. Да, впрочем, как и вещмешка для солдата, для зека, дачника... Но у альпинистов он особенно приметный: такой, как шутят они, чтобы вмещал рояль среднего размера. Он действительно со многими закармашками и ремешками: в экстремальных условиях нужно, чтобы необходимая вещь была под рукой, легко доставалась. Важно также, чтобы сам рюкзак весил мало, был прочным, удобно прилегал к спине. Поэтому не прекращается его совершенствование: современные материалы это позволяют.

Но как ни конструируй, а тяжесть есть тяжесть. Большинство альпинистов и туристов не раз, очевидно, чертыхались по этому поводу... По этой же причине запоминается не столько пафос («И рюкзак, как знамя, на вершину он донес!»), сколько прагматизм: «лучше один килограмм в желудке, чем сто граммов в рюкзаке». Согласимся, что ноша в 30–40 кг, да еще в гору, не всегда, скажем так, радостно ощутимая. И вместе с тем это придавало еще больший вес одержанной победе, познанию красоты.

Поэтому хоть и пришел этот «особый заплечный мешок» (так же как и другой его вариант – ранец) с Запада (из Германии), но, как и многие иные иностранцы, он оказался на российских просторах незаменим. (В далевские времена его еще не знали, и в словарь он не вошел.) Кстати, такая популярная и, казалось бы, наша коренная и родная сума тоже западного происхождения и первоначально толковалась как «груз вьючного животного».

И в заключение о символическом, «вдохновляющем» звучании заплечного спутника на лямках... В одной из песен поначалу он выглядел так:

А через какой–то испытательный срок:

Еще один самодеятельный бард с таким призывом: «Туда мой друг пешком, и только с рюкзаком, и лишь в сопровождении отваги!»

Что же касается нас, то, судя по нашему опыту, больше всего поднимали дух и настроение при восхождении такие строчки из песни:

Как отмечают покорение вершин?

Нет, вино брать с собой при восхождении не принято, не рекомендуется. Головокружение нежелательно не только алкогольное, но и от «горнячки», эпоксии, как называется горная болезнь. Да и эйфории от успеха достижения верхних отметок лучше избежать. Еще предстоит не менее тяжелый и опасный спуск с вершины.

Обычно во время передышки на макушке горы подкрепляются соками, чаем, причем не столько сладким, как подкисленным, чтобы меньше терять влаги.

На небольших и средних высотах есть время и возможность осмотреться, при хорошей погоде насладиться обзором. А на значительных высотах долго не задерживаются: порывистый ветер и холод не позволяют. И до наступления темноты надо успеть вернуться в промежуточный лагерь или на удобную подходящую площадку, где можно расположиться на ночлег. При достаточной видимости делаются фото– и киносъемка, запечатлевается панорама окрестных вершин и перевалов.

И самое главное. Первовосходители оставляют записку в доказательство достижения верхней точки, вершины. Записку для сохранности заворачивают в целлофан, в консервной банке помещают в сложенную из камней пирамидку – тур. При повторном восхождении альпинисты эту записку забирают с собой, а оставляют свою. В ней обычно указываются список восходителей, состояние погоды, конечно дата, добрые пожелания.

Как поется в одной альпинистской песне:

Случаются и другие следы в турах. Иногда в банки попадала грозовая молния, и записки оказывались обожженными. Иногда это листки со стихами, фотографии. Так, во время одного из наших восхождений на Кавказе под камнями пирамидки была найдена пожелтевшая фотография малыша. С трудом можно было разобрать надпись на обратной стороне: «Просьба не уносить фото: вырастет, пусть возьмет сам...» И дата – злополучно–памятный 1937 год... Какова судьба отца и сына после лихолетья и войны, неизвестно.

А так хотелось отцам и дедам 20–30–х годов, чтоб их дети и внуки взошли на свои вершины. Впрочем, такие пожелания присущи и предыдущим, и последующим поколениям.

Когда лезут на стену?

Когда человек неистово сердится, приходит в крайнее раздражение, в исступление, его или спрашивают, зачем на стену лезет, или не советуют этого делать. Но бывают такие стены, что за их одоление, «лазание» по ним и хвалят и славят. В горах, на подъемах к вершинам, встречаются такие отвесные, отполированные, отталкивающие стены, что на них и смотреть страшновато, не то что пытаться одолеть. Особенно таких взлетов, вертикалей много в Альпах. Там только четырехтысячников насчитывается более семидесяти (так называют вершины высотой более 4000 м).

И у многих свои примечательные для альпинистов стены. Да какой высоты: у Маттерхорна – 1100 м, Гранд–Жораса – 1200 м, Эйгера – 1600 м, Триглава – 1400 м, Вацмана – 2000 м. Впрочем, есть стены и не такой большой рекордной протяженности, но широко известные конфигурацией и сложностью рельефа.

В Доломитских Альпах есть стоящие рядом три вершины Цинне. Словно три брата, три рыцаря, возвышаются они над озером. Им присущи характерные совершенно отвесные стены с множеством нависающих участков, карнизов (один из них с «выносом» на 7 м). А на Центральной Цинне первые 220 м имеют наклон более 90 градусов.

В этом же районе есть вершина сравнительно невысокая – 3218 м, но ее считают одной из самых красивых и сложных. Эту гору Чиветта называют «стеной всех стен». Подобно гигантскому органу, музыкально звучащему сооружению, поднимается над озерами ее северо–западная 1100–метровая стена. Крупные ребра, башни, как бы связывают стену в одно целое и делают похожей действительно на гигантский орган, перенесенный в сказочный ландшафт.

Но стены, как и вообще вершины, пики, бывают разных наклонов, высоты, препятствий, ледовых покрытий. Поэтому европейскими альпинистами еще в начале века была введена шестибалльная система оценки трудности маршрутов. (Да еще с подразделением каждой категории на три подгруппы: нижняя, средняя, верхняя границы.) У советских альпинистов была принята, как у школьников, пятибалльная система оценок, с добавлением к каждой категории букв А или Б, в зависимости от трудности маршрута.

В Альпах из 7 7 четырехтысячников – 27 5–й категории.

Понятно, может возникнуть естественный вопрос: зачем лезть на эти стены, когда на вершину можно взойти и по более легкому маршруту? Заковырка вот в чем. Уже в начале XX века в Альпах восхождения по обычным и относительно легким путям на все заслуживающие внимания вершины были совершены. Более имущие альпинисты–аристократы стали ездить в экзотические малоизведанные, труднодоступные районы Гималаев, Анд, Аляски. Менее имущие, кто не имел такой возможности, стали у себя «дома» в Альпах прокладывать новые, усложненные пути на взятые вершины, на «недоступные» стены. Голь на выдумки хитра...

А если с упряжкой?..

Начало этой затее положили французы. Они поднялись на Монблан (4807 м) на упряжке лаек. Ну а мы что, лыком шиты? И уж если что–то затевать, то не просто повторять, а значительно превзойти. Таков азарт игры, суть состязательности. Кстати, на Аляске уже давно проводят чемпионаты мира по гонкам на собачьих упряжках. Но то на равнине. А если на высоте свыше 5000 м?

Инициатива восхождения–въезда на Эльбрус на нартах со своими любимцами собаками принадлежала сибиряку из Екатеринбурга Павлу Смолину. Он с десяток лет перед этим в одной упряжке с ними совершил переход по Заполярью от Уэлена до Мурманска, пройдя около 10.000 км. Теперь вот с сыном Евгением, пятнадцатилетним парнем, с четвероногими друзьями замахнулись на самую высокую вершину Кавказа. Шел 1979 год.

Вначале, как и положено, адаптация, привыкание к высоте незначительной – в 2000–3000 м. Полярные лайки – потомственные ездовые особой закалки. Они хорошо запоминают дорогу, ориентируются благодаря отличному чутью. Оленеводы и охотники на Севере в сильную пургу нередко доверяются упряжке. Ездовых лаек кормят один раз в сутки. Да и едят они все, что жуется: могут съесть на себе и упряжь, обгрызть ремешки на нартах. А в экстремальных условиях могут не есть несколько дней и работать. Они не только незаменимые отменные трудяги, но и самоотверженные, ласковые, даже погибая, могут улыбаться хозяину – махать приветливо хвостом.

При акклиматизации они играли, кувыркались в снегу, пролетали на боку или хвосте вниз по склону, тормозя лапами. Но к опасным обрывам разумно не приближались. С высотой их энергии поубавилось.

Трудность была в том, что движение совершалось рывками, что, мягко говоря, в альпинизме, в горах не рекомендуется. Кроме того собаки привыкли, чтобы им постоянно выкрикивали команды. А у погонщика порой не хватало на это сил – не успевал отдышаться сам. Словом, люди не все достигли вершины, а лайки не подвели.

Сложнее оказалось при спуске. Нарты наехали полозом на камень, перевернулись. Упряжка тянула погонщика по острым камням и могла без торможения и не остановиться... Несколько раз переворачивались на крутых склонах в снегу. Пришлось оставить в упряжке только трех лаек. Остальные пришли следом.

Через год, в 1980 году, Павел Смолин подобное восхождение–въезд с упряжкой повторил и на Памире на пике Ленина. Опыт использования ездовых собак в горах может пригодиться на ледниках гляциологам, метеорологам, альпинистам, горноспасателям, топографам. А на высокогорных турбазах – для обслуживания специальных экзотических маршрутов, да и просто для катания детей и взрослых в таких необычных условиях горно–снежно–ледовой природы. Вспомним, что альпинизм ведет свое начало от горного туризма.

За облака – на мотоциклах

Конечно, ни на чем так не ощущаешь скорость, как на мотоциклах. Поэтому и пристрастилась к ним молодежь. И носятся мотоциклисты не только по равнинным дорогам. На своих «стальных конях» потянуло их и на горные вершины. В 1980–х годах было несколько сообщений о таких заездах.

Группа заслуженного мастера спорта альпиниста И. Кахиани и троих Карякиных – Геннадия, Александра, Станислава, – кандидата технических наук, инженеров, штурмовала более чем пятитысячный Эльбрус. Пользовались они не серийными мотоциклами, а переоборудованными. И отправились в этот вояж не ради забавы или острых ощущений, а с определенной целью.

Для гор необходим хороший надежный транспорт. Конечно, незаменима авиация. Но далеко не каждый самолет, да и вертолет тоже, может приземлиться на склоне, на неровном пятачке. И даже для легких вертолетов небезопасна большая высота. Да и грузоподъемность невелика.

Надежнее наземные машины. Но автомобили и гусеничные вездеходы застревают в глубоком снегу, буксуют на гладком льду. Швейцарцы изобрели для таких условий ратраки (название по выпускающей их фирме). Это хорошо зарекомендовавшая себя снегоходная машина с необычайно широкими – до 1,5 м – гусеницами. Она используется для прокладки горнолыжных трасс и даже перевозки по склонам пассажиров и грузов. Но и она не само совершенство. Ей бы не помешали шипы, препятствующие боковому скольжению. Да и громоздка она: надо бы что–нибудь полегче...

Вот мотоциклисты и ищут свой вариант – машины легкой, маневренной, повышенной проходимости, вездехода универсального назначения, способного передвигаться и по моренным образованиям, преодолевать неширокие трещины, подъемы до 45 градусов. Участники эльбрусской мотоэкспедиции переоборудовали свои мотоциклы: применили комбинацию колесно–шагающего и гусеничного движителей, установили двуплечный рычаг с двумя ходовыми колесами. При рыхлом снеге на переднем колесе устанавливалась лыжа. Ведь снежный покров в горах меняет свои свойства не только в течение сезона, но и суток.

На пологих склонах мотоциклисты в считанные минуты преодолевали маршруты, на которые восходители затрачивают несколько часов. А на узких опасных местах хорошо, если проходили 1–2 км в час. Они успешно оказались на высочайшей вершине, где кислорода не хватало и водителям и двигателям. Но главное в этом восхождении – опыт энтузиастов, который приносит пользу и конструкторам машин, и тем, кто их будет использовать.

Инстинкт самосохранения обязателен

Вначале о «горе» и «городе»... В словарях они не только соседствуют, но и как бы проникают друг в друга. «Гораживать» и «градить» – значит не только рубить и класть стену, но и громоздить. Города давно начали восхождение. Но как считают специалисты, небоскребы не должны подниматься выше 1 км. Хотя есть проект треугольной башни в 528 этажей – это выше 1,5 км. И даже проект здания–города в 850 этажей на 500 тысяч жителей. Очевидно, предполагается, что люди там станут если не полными высотниками, то полуальпинистами.

Кроме города–горы есть и другие инженерно–архитектурные предложения. При явной тенденции к мобильно–кочевому образу жизни будущие земляне будут путешествовать вместе со своими домами (на колесах или с крылышками, с махолетами – еще не уточнено). Затем такие гнезда–квартиры предусматривается подвешивать к «городам–деревьям»... И острота ощущений, и свежий воздух, и экономия дорогой земной площади.

Прожекты прожектами, а состоятельные люди и в Новом и в Старом Свете предпочитают пока что жить в одно–двухэтажных коттеджах. А для разминки молодым – скалодромы, где имитируется скальный рельеф. В парижском предместье Иври свой «монблан». Хотя высота сооружения 15 м для тренировок по скалолазанию вполне достаточна. Летом даже воспроизводятся зимние условия: горку поливают водой и включают мощную воздуходувку с искусственным снегом.

Американские студенты устраивают состязания по скоростному восхождению по ступенькам небоскребов.

Но городской альпинизм больше вызван другой необходимостью. В Москве, к примеру, приходящие в ветхость карнизы, лепнина, скульптуры на высотных зданиях стали не менее опасны, чем камнепад в горах. А постоянный текущий ремонт водосточных труб, крыш, куполов, крестов, шпилей? Для этих специфических работ нужны очень тренированные люди.

Работы невпроворот: облупилась штукатурка, расходятся швы, прогнили, проржавели переходы. «Одну плиту извлекаешь – семь ссыплется». Необходима новая облицовка. Материалы, инструменты приходится доставлять на своем горбу.

Ситуация иногда складывается такая, что верхолазы в своих «постромках» кувыркаются на самой верхотуре по стенкам, по перемычкам, как циркачи. Иногда приходится применять не только альпинистскую, но и ковбойскую методу. Как дотянуться до вовсе неприступного шатра с куполом? Приходилось бросать с более высокой точки лассо на купольный шар, закреплять несколько раз, натягивать канатную дорожку, и в путь...

На такую «эквилибристику» не всякий и альпинист решится. Но, как объясняют высотники, безрассудных храбрецов они тоже к себе не берут: у них отсутствует инстинкт самосохранения. Необходимы трезвый расчет, надежная страховка. «Находиться в подвешенном состоянии надо уметь». Отсутствие страха высоты, конечно, дается не сразу. Но, пожалуй, это чувство больше врожденное.

Альпинистский опыт сейчас стал особенно востребован еще одной важной специальностью. При нарастающих издержках прогресса – авариях, катастрофах, экстремальных обстоятельствах – помощь спасателей как людей, посланных Всевышним...

Благословение папы римского

Почти все пособия по альпинизму в недавнем СССР считали обязательным упомянуть о том, как любил В.И. Ленин прогулки в горах Швейцарии и Карпат. Это, видимо, должно было еще выше поднять авторитет вождя, да заодно и альпинизма. Упоминались дореволюционные восхождения на Казбек и Эльбрус известного партийного деятеля С.М. Кирова. В числе горовосходителей–энтузиастов в 30–х годах были ученые О. Шмидт, Н. Вавилов, В. Ферсман, Б.Н. Делоне, П. Горбунов, нарком Н. Крыленко.

Ритуальный подъем на священную вершину Тайшань считали своим долгом китайские императоры при вступлении на престол. (Высота ее, правда, не ахти какая – 1524 м.) В молодости поднялся на эту высоту и Мао Цзэдун.

Примечательна приверженность к горам папы римского Иоанна Павла II. Еще будучи кардиналом Войтылой, он нередко проводил свой отпуск в Польских Татрах. Во время своих папских каникул в начале 80–х годов он направил свои стопы к хребту Моне–Роза на Апеннинском полуострове.

Сопровождавшая его журналистка писала: «Святой отец влюблен в горы, ему нравились сложные переходы. В течение двух часов он способен преодолеть более шестисот метров горной местности, с подъемами и спусками. Это поразительно. Мы выбиваемся из сил, догоняя его. Некоторые из нас бросили курить, так как стали страдать одышкой.

Папа ходит медленно, но ритмично, шагом горца. Он все время двигается, не делая остановок. Однажды он нам сказал: «Если вы будете следовать за мной, то все приобретете большой интерес к спорту». И оказался прав. Теперь все мы любим горы».

Его святейшество каждое утро взбирался по тропинке без всякого труда все выше и выше. В первый день он сделал подъем на высоту 1500 м, во второй – на 2100 м, на третий – на 2300 м... Было такое впечатление, свидетельствовали очевидцы, что у него не было желания останавливаться... Перед выходом он надевал белую одежду священника, серые вельветовые брюки и альпинистские ботинки. Это те самые ботинки, которые он носил в Кракове. Они очень старые, но он никак не хотел их выбрасывать, как и некоторые другие свои старые вещи. Не всем христианам присуща подобная бережливость.

В заключение своего путешествия папа Иоанн Павел II отслужил мессу на открытом воздухе и произнес прекрасную речь о величественной красоте гор: «При виде подобного зрелища мысль устремляется ввысь, к Богу, который в торжественной тишине этих вершин говорит с нами».

Жаль, что святые отцы рангом пониже не следуют такому примеру его святейшества. Многие из них избавились бы от очень уж бросающейся в глаза полноты. А главное, они бы помогли увлечь и проповедью и примером многих прихожан, особенно молодых, на горные выси.

Аж дух захватывает!

Начнем с маунтинбайка – горного велосипеда. Название не случайно. Хотя говорят, что не надо изобретать велосипед, но появляются все новые модели, и.маунтинбайк – одна из таких новинок. У него усилена прочность тормозов, увеличены толщина и ширина шин, в зависимости от вариантов – от 18 до 24 скоростей, которые регулируются переключателем, расположенным на руле. Словом, машина повышенной проходимости. На нем можно преодолевать ухабы, крутые подъемы и спуски, гнать по пересеченной местности. Учитывая это, усовершенствована и экипировка велосипедиста: велошлем, перчатки, очки, специальные ботинки. Говорят, что истинные маунтинбайкеры устраивают гонки по карьерам, холмам, даже взбираются на горы. Понятно, если горы такие, как Ай–Петри или Машук, – с серпантинными дорогами до самой макушки. По мнению знатоков, езда на подобных машинах гарантирует не только удовольствие, но и ошеломляющий оздоровительный результат. Не зря и поговорка: «МауНтинбайки – потные майки».

Подобные тренировки – одна из ступеней для подготовки к сложным восхождениям. Утвердилась (до организации специальных соревнований) и такая разновидность альпинизма, как скалолазание. Кое–кто из рисковых молодых людей устраивает самодеятельное «стенолазание» на стенах старых зданий, в частности дворцового комплекса в подмосковном Царицыне. Надо ли говорить, как важны в таких случаях техника безопасности и страховка.

Более безопасны тренировки (а в Америке, говорят, и соревнования устраиваются) по лестничным маршам высотных многоэтажных зданий. Уж им–то все возрасты покорны!.. Рассказывают, что одна восьми десяти летняя бабулька, не пользовавшаяся лифтом, удивила врачей своим «сверхмолодым» сердцем. Небезынтересен и опыт московских юных альпинистов. После тщательной физической подготовки под наблюдением доктора медицинских наук Я. Гоера группа старшеклассников совершила восхождение на Эльбрус, а потом и на Монблан...

Известны восхождения или, вернее, «возъезжания» на большие вершины на мотоциклах, сбрасывание парашютных десантов. Но это редкие примеры. Более массовым видом спорта в горах стал дельтапланеризм.

На специальных аппаратах – воздушных змеях дельтовидной треугольной формы – совершаются полеты в потоках восходящего воздуха. В ущельях, долинах, среди вершин такие потоки особенно обильны, и полеты захватывают дух...

Родственны дельтапланам и парашютам и новые аппараты – парапланы. При парении в воздухе управление производится при помощи строп, дополнительных зонтов. При высоком мастерстве спортсменов перелеты совершаются на десятки километров. Надо ли расписывать, какая панорама открывается в горах и какие переживаются ощущения.

Как убедиться, что земля поката?

Одно из самых радостных впечатлений от первого общения с горами – глиссирование. Надо было опереться на ледоруб (при его отсутствии достаточно и крепкой палки) и на трех точках опоры с ветерком глиссировать по снежно–фирновому крутому склону. Никаких приспособлений для ног. А при падении гораздо меньше риска, чем на лыжах. Наш тренер объяснил, что это не только занятное развлечение, но и один из способов спуска после подъема на вершину.

Потом со временем пришлось увидеть и услышать от очевидцев, какой размах получил горнолыжный спорт, как совершенствуются обувь, крепления и сами лыжи – деревянные с металлической окантовкой, пластиковые и т.д. Лыжи с антивибрационными ребрами жесткости, широкие «егерские» для езды по глубокому мягкому снегу, лыжи с утонченной «талией», обладающие за счет своего необычного профиля лучшей поворачиваемостью. Маленькие лыжи – бигфут, что в переводе означает «большая нога».

Популярным становится синхронное катание: спуск горнолыжников друг за другом след в след. Цепочка набирается в несколько десятков человек. Не менее захватывающе скатиться, взявшись с друзьями за руки, понятно без палок. Знатоки предсказывают, что парное катание скоро войдет в программу такого вида спорта, как фристайл.

Но это, так сказать, фигуры высшего пилотажа, к ним можно подступиться только после продолжительных тренировок и опыта. А для «чайников», как в шутку называют новичков, горные забавы попроще. Можно начинать передвижение по снежной целине на современных снегоступах или с помощью того же глиссирования. Кого не волнуют бешеные скорости, тот может идти старым дедовским способом. В Альпах есть даже «антигорнолыжники» – те, кто пренебрегает канатными дорогами и топает вверх пешком на лыжах и спускается не так часто, зато не пресыщаясь, «со смаком».

Практикуют и спуск с горы на одной доске. Этот так называемый сноуборд завоевал не только популярность, но и включен в программу Олимпийских игр. Все больше в горных регионах планеты появляется горнолыжных центров и трасс. Но для начала не обязательно стремиться для лыж в «большие горы». Сколько и пологих, и.крутых склонов можно найти не так далеко от своего дома.

Как в анекдоте и как в действительности?

Общеизвестно, резервы человеческого организма удивительны и еще не до конца познаны. Для их выявления во всем мире проводятся бесчисленные опыты, ставятся невиданные рекорды. Причем состязания иногда напоминают анекдоты о том, кто из испытуемых выйдет победителем (обычно участвуют американец, немец, англичанин, француз, и, как правило в наших анекдотах, верх одерживает русский). В действительности не совсем так. Вот одно из последних экспериментальных сопоставлений.

Американец занял первое место, решая тесты на высоте 15.000 м, русский максимум – 11.000 м. В воде, нагретой до плюс 70 градусов, выдержал, погрузившись на какое–то время с головой, турок. Двенадцать минут просидел без одежды в камере при температуре плюс 214 градусов голландец.

Что же касается холода, то вот один из рекордных пределов недавнего времени. Пять человек пробыли четыре часа без одежды в барокамере при температуре минус 60 градусов (при этом давление было адекватно высоте 7500 м). Этими победителями оказались наши соотечественники. Не будем гадать, что им помогло: закалка нашими родными морозами или сознание высокого патриотического долга. Нельзя же, мол, допустить, чтобы такое первенство на холодостойкость выиграл житель Африки или других южных широт.

Подобные эксперименты проводились у нас в стране в Институте биофизики при Минздраве, в Институте медико–биологических проблем и в Институте космонавтики (военные в счет не идут – у них своя–«сеть»). Кстати, в США такими исследованиями занимаются более 30 научных учреждений. Самостоятельно ставить подобные опыты для определения, «на что я способен», не рекомендуется. Один из зачинателей индивидуальных «холодных опытов» А. Катков закончил свой самостоятельный эксперимент трагически (он замерз, проводя «до конца» – до включения предельных резервов организма – свою холодную ночевку под Эльбрусом).

В научных учреждениях подобная процедура проходит при строгом медицинском контроле. Такие опыты необходимы и для науки, и для практики. С помощью больших перепадов температуры в барокамерах можно лечить разные болезни. Подобные испытания на так называемых стендах проводятся и для проверок, подготовок участников экспедиций. Так, перед восхождением на Джомолунгму в 1982 году наши альпинисты проходили тренировки с ночевками в барокамере при температуре 40 градусов холода.

Что достойно книги рекордов Гиннесса?

Мир полон удивительных вещей и явлений. В этом особенно наглядно и явственно убеждались путешественники. Но неугомонные люди к чудесам природы начали добавлять и свои подвиги и чудачества...

Ведь нельзя не отдать должное шотландцу Крейгу Колдуэллу, которому хватило терпения и настойчивости, чтобы за 377 дней на велосипеде, пешком и «лазанием» покорить 277 вершин Мунро (превышающих 900 м) и 222 вершины Корбетт (750–900 м высотой) в своей родной Шотландии. В сумме он проделал на велосипеде 6682 км, пешком – 4876 км и лазанием – 252,5 км.

Морис Лотито из местечка Эври во Франции использовал свой велосипед по–другому: он его просто... съел. Целых три года ушло у него на глотание кусочков резины, пластмассы, каучука, стеклянной крошки, металлических опилок, в которые он превращал беззащитную машину.

Это примеры из знаменитой Книги рекордов Гиннесса. Ее первое появление в 1955 году началось с охотничьих пристрастий управляющего директора издательства Гиннесса. На охоте и в пивных пабах Англии ему часто приходилось слышать споры о самых быстрых птицах, о величине подбитой дичи. Да разве только об этом до хрипоты и ожесточения толкуют спорщики из бывалых охотников, рыболовов, книгочеев, путешественников, глубоких знатоков и легковерных простаков или недоверчивых скептиков.

А не издать ли в помощь этим и многим другим спорщикам справочную книгу мировых рекордов, невиданных достижений и сведений о «самом из самых>?.. Идея понравилась владельцу издательства и пивоваренных заводов Гиннессу. Начавшая выходить с середины 1950–х годов, книга стала не просто бестселлером. Она начала переиздаваться ежегодно на почти всех европейских и сорока основных мировых языках. Словом, книга сама стала рекордом. Подсчитано, что ее около 300 изданий с многомиллионными тиражами могли бы составить около двухсот книжных стоп, сложенных каждая высотой в Джомолунгму.

Самая крупная горная система в мире – Гималаи–Каракорам, в ее состав входят 96 из 109 самых высоких в мире пиков выше 7315 м.

Самая отвесная стена горы Ракапоши (7772 м) поднимается вертикально на 5,99 км из долины Хунза (Пакистан) на протяжении 10 км – крутизна подъема составляет 31 градус. Самая высокая стена на южной стороне гималайской вершины Аннапурны, 8091 м, была покорена британской экспедицией в 1970 году при помощи веревки длиной 5500 м.

Японец Тинчи Игараши взобрался на знаменитую гору Фудзи (3776 м) в возрасте 99 лет 30 дней в июле 1986 года (указание дней дается, очевидно, с таким расчетом: а вдруг найдется восходитель, родившийся на день раньше, и превзойдет рекорд).

И к вопросу возраста самого альпинизма.

Несмотря на то что наскальные рисунки были найдены в Риффелхорне (Швейцария) на высоте 2927 м и относятся к бронзовому веку, альпинизм как спорт ведет свою непрерывную историю с 1854 года. Отдельные данные о существовании этого занятия относятся к XIII веку. В этих же разделах по горам и восхождениям приводятся достижения по скоростному лазанию, скоростному спуску и «бегу в падении»...

Как слеза на реснице

Когда, как и с кем можно разрешать выход подростков, молодежи в горы? Вопрос решается самой жизнью... Запреты не только не помогут, но и приведут еще к большим осложнениям, когда идут самовольно и не подготовленные. Что влечет молодежь к высотам? Возможность самоутверждения, испытания своих сил, воли, мужества. Ведь юности кроме самоуверенности свойственны и сомнения, неуравновешенность, даже отчаяние.

Конечно, в горы надо идти с наставником, инструктором, опытным старшим. Ведь не зря же по альпинизму и горному туризму проводятся занятия и тренировки на сборах, базах, в секциях и кружках. К сожалению, их мало по такому целевому назначению. А подготовка нужна не только ради спортивного времяпрепровождения. В горах на протяженных границах и внутри России предстоит нелегкая работа геологов, метеорологов, изыскателей, гляциологов, топографов и многих других специалистов.

Может, следовало бы возродить горные клубы, общества, которые были очень популярны в дореволюционное время. Или традицию скаутского движения с его увлекательными полевыми сборами и походами. В довоенные годы энтузиастами, комсомолом была широко распространена массовая сдача спортивных норм на значок «ГТО» и «БГТО» («Будь готов к труду и обороне!»).

Может, теперь не мешало бы учредить какой–нибудь физкультурный комплекс «БГВ» – «будь готов к выживанию»...

И еще и еще раз напоминание. Здоровой части молодежи присущи самостоятельные выходы, высокие устремления – в прямом и переносном смысле подъемы без старшего, без предупреждения о сроках возвращения. Показная отвага, пренебрежение опасностью в альпинизме, пожалуй, как ни в каком другом виде спорта, чреваты печальными последствиями, травматизмом и жертвами. Горы, как, впрочем, и сама жизнь, уважают умных и наказывают глупость...

А детям можно?

О том, пускать или не пускать детей, юношей в горы, когда они туда рвутся. Со всей своей молодой прытью и напором. И речь не о самодурном запрете. Проявляется вроде бы естественная забота о несмышленышах, об их безопасности. Пусть, мол, подрастут, наберутся ума–разума, а тогда уже и решают – ходят ли умные в горы...

Тут хотелось бы для начала привести опыт братьев наших меньших. Изо всех игр у них, пожалуй, самая любимая – катание с гор. Этим занимаются молодые выдры, серны, барсы, песцы, морские львы, медведи, совсем, казалось бы, неподходящие для такого занятия колючие дикобразы и другие животные. Да причем не просто спускаясь вниз, а скатываясь с горки в воду. Видимо, для остроты ощущений. А возможно, и для безопасности – чтоб не больно шлепаться. Впрочем, этим занимались не только молодые и не только в игре.

Охотникам приходилось видеть вполне взрослых медведей, которые взбирались на крутую сопку и потом оттуда стремительно скатывались в оленье стадо. Там сообразительный «охотник» настигал добычу, видимо учитывая свои недостатки – небольшую скорость в погоне по ровному месту.

И дело даже не в практическом применении добытой в катаниях с горок и холмов сноровки. Вот что пишет по этому поводу известный биолог И. Акимушкин: «Доказано, что, когда у свободного существа отнимают свободу, а с ней простор, силу и быстроту движений, в его организме словно что–то ломается... Тоскующее, больное, обездоленное животное никогда не играет. А когда играет, веселится и радуется, ему лучше переносить все невзгоды ».

Нет, мы, конечно, против полных аналогий, но что касается именно нашего высокоэтажного занятия, то, может, уместно привести давнюю русскую присказку, известную еще задолго до того, как появилось на окраинах нашего государства так много горных регионов: «Молодежь с гор катается, друг к дружке приглядывается, песни поет, ватага на ватагу на горке показывает отвагу».

Вы видели, как сопливые малыши, не успев научиться как следует стоять на ногах, карабкаются на лестницы, холмики, ступеньки? Под Парижем построена специальная железобетонная стенка для тренировок нетерпеливых юных альпинистов. В американском Диснейленде тоже можно пройти подобное испытание. Это, наверное, лучше, чем отдавать на откуп начинающим скалолазам разрушающиеся стены Царицынского дворца под Москвой. Может, не полагаясь на самобытность, не пренебрегать чужим опытом?

Кто как переносит горную болезнь?

Об отрицательном влиянии высоты на самочувствие людей знали уже с давних времен. То, что со временем стали называть «горной болезнью», горцы связывали и со злыми божествами (таджикское «дам гири» означает и «удушье», и «дурная гора»), и с якобы ядовитым воздухом (так переводится киргизское «ис», хотя оно же означает и высотную болезнь). Еще киргизы называли это недомогание «тутэк», что переводилось как «злой дух в образе девушки». Согласно поверью, ревнивая, коварная, она хотела, чтобы поклонялись только ей. А обвороженные ею заболевали «горнячкой». В высокогорьях Анд индейцы называли этот недуг «пуной».

Первые признаки горной болезни в различных горных странах проявляются на разных высотах. На Камчатке – с 1500 м, в Альпах – с 2500–3000 м, на Кавказе – с 3000–3500 м, на Тянь–Шане – выше 4000 м. На Памире можно спокойно подняться до 4600–метровой высоты, не испытывая дискомфорта.

С конца прошлого века начались специальные исследования по высокогорной физиологии, впервые сделаны попытки объяснить болезненные ощущения человека в горах. Обнаружилось несколько причин: уменьшение давления воздуха – высотная болезнь, недостаток кислорода и нехватка углекислоты. Последнее состояние наступает при учащенном дыхании и повышенной вентиляции легких.

Но основное – гипоксия, именно она влияет прежде всего на человека, его состояние и поведение. До 3000 м – скрыто, а выше появляются головокружение, тошнота, у кого вялость, заторможенность, а у кого повышенная возбудимость, расстройство желудка и т. п. Индивидуальные особенности, тренировки могут повысить «высотный потолок» человека на 500–1000 м, но выше 6000 м признаки гипоксии появляются у всех.

Сразу необходимо оговориться о том, что существует 10–15 процентов людей, для которых определенная, даже умеренная высота является пределом приспособительных возможностей организма. Кроме проявления у них самой горной болезни остро протекают другие заболевания: простуда и воспаление легких, сердечные осложнения. В таких случаях высотный альпинизм и работа в высокогорье исключены. И поэтому строго необходим предварительный медицинский осмотр.

Смягчает и отдаляет проявление «горнячки» акклиматизация, привыкание организма к определенной высоте. Выделяют акклиматизацию кратковременную (от нескольких дней до нескольких недель) и длительную (от 2–3 до 5–6 лет). На самочувствие влияет и способ передвижения. Если подняться по канатной дороге, то признаки появления горной болезни, как в барокамере, – с высоты 5 км, при верховой езде – с 4,5–5 км, а неакклиматизированный пеший восходитель ощутит недомогание, находясь еще ниже. Не испытывается дискомфорт и в полете на вертолете и самолете на 5–6 км, а выше уже многих основательно «укачивает»...

Многое зависит и от разных климатов, температуры воздуха, влажности, солнечной радиации, сильных ветров, электризации атмосферы. Замечено, что горная болезнь проявляется меньше там, где погода суровее, а климат приближается к морскому.

Для преодоления слабости и головокружения в различных регионах горцы традиционно применяют разные средства. Южноамериканские индейцы жуют листья растущего на склонах широко известного растения – кока. В Эфиопии выращивается низкорослый злак тефа. Его зерна употребляют в муку, в пищу: они содержат много железа, необходимого человеческому организму при скудном кислородном пайке в высокогорье.

При восхождении, учитывая обезвоживание организма, потребление жидкости должно быть не менее 4–5 л в сутки, хотя в обычных условиях эта норма вполовину меньше. Многие средства рекомендует и современная медицина. Для альпинистов разработан первитин. В Киргизии был внедрен в практику гипкос. В Перу идущим в гору рекомендуют стабилен; смеси из аскорбиновой, лимонной и других кислот, настойки из элеутерококка, родиолы розовой, женьшеня широко используются восходителями.

Можно ли назвать допингом некоторые возбуждающие таблетки? В определенной степени да. Они заметно облегчают восхождение, но также нередко дают нежелательные последствия. Так, французы при подъеме на восьмитысячник Аннапурну применяли сильнодействующий стимулятор. Усталость исчезла, но увеличилось сердцебиение, появилось чувство опьянения. И когда происходили нервные срывы, возникал вопрос: от перегрузок они или из–за приема препарата? Так что более надежное средство – физическая подготовка, тренировки, закаливание, так называемая ступенчатая акклиматизация – поочередные подъемы и спуски, но каждый раз с достижением все большей высоты.

Страх – хороший советчик

Древняя индийская мудрость гласит:

Страх высоты преодолей в себе Тогда умрут и остальные страхи.

Конечно, преодоление это не такое простое. Как и во всем, надо начинать с малого. И может, самое важное – с осознания этого генетически древнего чувства. Оно оберегало, предупреждало об опасности. Интересны раздумья по этому поводу такого знатока человеческой души, как Ф. Феллини: «Страх – здоровое чувство, необходимое, чтоб насладиться жизнью. Я считаю, нелепо и опасно пытаться освободиться от страха. Не ведают его лишь сумасшедшие или супермены из комиксов. Мне нравится бояться. Это сладостное чувство, доставляющее тонкое удовольствие».

Подобного удовольствия среди опасных обрывов, нависших скал, бездонных трещин, камнепадов, лавин и прочих высотных прелестей хоть отбавляй. И восхождение не столько покорение вершины, как покорение своей слабости, боязни. В том числе и страха гибели, смерти. Между прочим, все религии стремились освободить сознание людей от страха перед смертью. Но кое–что зависит и от самого человека. Немалый выбор в поступках, в познании .предоставлен ему самим Всевышним.

Но если горы для пущей перестраховки можно обойти (при выборе профессии или того же отдыха, спорта), то пользоваться услугами авиации приходится все чаще без альтернативных вариантов. А есть категория людей (по исследованию в США, их около 20 процентов), которые стараются избегать высоты, боятся летать. Причины в основном, конечно, от мыслей о возможной катастрофе. Для таких антивысотников начали учреждать курсы «по повышению решительности и смелости». Психологи, психотерапевты, опытные авиаторы читают лекции, отучают от мандражирования и паники, учат методике психологического расслабления, знакомят со средствами обеспечения безопасности.

Впрочем, кроме внушения со стороны, вероятно, не менее важно самовнушение. Как одно из «пособий» для этого может служить сравнительная таблица опасностей, составленная англичанами. Критерием в ней служит количество несчастных случаев со смертельным исходом. Список возглавляют мотоциклисты, затем идут курильщики, любители подводной охоты, стрелочники на железных дорогах, шоферы и только после них – альпинисты... Словом, запомним то, что сказал один великий географ и путешественник Э. Реклю: «Страх – хороший советчик».

Какой он, «высотный потолок»?

Стоял вопрос, допускать ли Эдуарда Мысловского к участию в первом восхождении советских альпинистов на Джомолунгму. Альпинист он известный, с многолетним опытом. Но врачи установили его «потолок» – 6000 м. Еще лет десять назад на пике Коммунизма он, видимо, перегрузил сердце, и у него временами появлялась аритмия. По этой причине медики запретили ему предстоящее восхождение на пик Победы. Но Эдуард все–таки уехал на Тянь–Шань и совершил еще более трудный маршрут – переход пика Победы.

В результате тогда он потерял в весе 30 кг. Нагрузки действительно были большими. Но у каждого организма свой «характер», Эдуард мог занять посредственное место в обычном кроссе, а во время подъема, начиная примерно с 5000 м, когда самочувствие других становилось хуже, он чувствовал себя лучше, чем они. Но с медиками нельзя не считаться. На этот раз они предложили пройти обследование в барокамере. Это, как известно, резервуар, в котором искусственно воспроизводится изменение давления воздуха. Его применяют для изучения влияния высоты на организм человека, тренировок летчиков, испытаний авиаприборов и двигателей. И вот в барокамере с Эдуардом случилась неприятность: он потерял сознание, говорили, даже остановилось дыхание. Но на мгновение. Всех напугал, но вышел сам.

Не мог понять, что произошло. Может, расслабился? До этого его «потолок» в барокамере определяли более 10.000 м. Теперь врачи дали ограничение – не более 6000 м. Однако, зная Мысловского, руководитель экспедиции Е.И. Тамм из 150 кандидатов включил его в 16 «избранных». И он не подвел. Был момент, правда, при установке промежуточных лагерей на восьмитысячной высоте Джомолунгмы – он в одиночку поднимался по веревке вдоль отвесной стены, и тяжелый рюкзак опрокинул его... Он висел вниз головой, около 20 минут провел в акробатических движениях, но все–таки «выкрутился». Оказались примороженными руки (позже их долго лечили в ожоговом центре в Москве, но сохранить фаланги пальцев так и не удалось). Среди 22 участников, поднявшихся на «третий полюс» планеты, Мысловский оказался в числе лучших из лучших.

Что помогает? Ведь кроме мороза, ветра, скользкого льда, нехватки кислорода осложняет обстановку даже отсутствие зеленого цвета.

Внизу этого не замечаешь. А тут серые скалы и белизна снега до рези в глазах. Иногда доходит до того, что кажется, будто со скал смотрят какие–то страшные физиономии, да еще корчат смеющиеся рожи. Вспоминаешь о простой траве... А еще лучше – голоса родных и близких, переданные по рации несколько часов перед этим, исполняемые ими романсы, музыку Грига. Лучшего допинга и не придумаешь!

И все же, все же надо знать свои возможности. Сколько восходителей погибло, реально не оценив подверженность своего организма горной болезни, пределы вестибулярного аппарата. Ведь как по–разному воспринимается, проявляется самочувствие при подъеме. Вот что по этому поводу писал один из исследователей:

«Высотный потолок. Существует для гор такой коварный термин. Биологическая пружина, заложенная в каждом из нас, дремлет до поры до времени, пока мы не достигаем обозначенного природой для каждого из нас высотного потолка. Не нарушим фатального табу, несоблюдение которого карается смертью. Где он: на 4–м, на 5–м, на 6–м обозначении – этого каждому из нас наперед знать не дано. Ни один учебник, ни одна инструкция, ни один врач или профессионал–альпинист, который истоптал не одну пару триконей, преодолевая самые трудные маршруты, не подскажет мне, ему, вам, на какой высоте лежит эта мина... И «взрыв» неминуем. И тогда уже нет спасения. Разве что вниз. Мгновенно вниз!»

Сенбернары без бочонков,..

Славу спасателей в горах заслужили сенбернары. Разве не поразительно число спасенных ими гибнущих путников в Альпах – более двух тысяч человек. Порода поистине уникальная: выносливые, чуткие, неутомимые. Они разыскивали потерпевших под снегом. Своими мощными лапами они разгребали его не хуже бульдозера. Заметив лежащего на земле человека, сенбернар непременно делал попытку поднять его. Если тот не подавал признаков жизни, собака ложилась рядом, прижималась всем телом, пыталась согреть. Очень ценная для высокогорья способность сенбернаров длительное время выдерживать сильный холод.

Примечательно, что отмечена и чувствительность этих альпийских гигантов к подземным толчкам. В частности, известны примеры предупреждения ими об опасности за час до начала извержения вулкана, находящегося за 200 км. (Вместо привычного лая сенбернары при этом начинали подвывать.) Отмечено, что также проявляли они беспокойство, предчувствуя скорый сход лавин. Ко всем прочим достоинствам им присуща еще и отвага. Известны случаи, когда сенбернары спасали людей, отбивая их у горных медведей–гризли.

Свое название прославленные четвероногие спасатели получили от Большого перевала святого Бернара – узкого ущелья в Альпах, на границе Швейцарии и Италии. Здесь издавна проходила небезопасная дорога, соединяющая две соседние долины. По ней шагали и римские легионеры, и наполеоновские солдаты, но еще раньше и чаще перевал одолевали торговцы и крестьяне. Особенно опасен он был при капризах коварной погоды*

Для помощи путникам мужественные монахи и соорудили здесь в конце XVII века приют на заоблачной высоте (2472 м). Со временем и прижились в этом спасительном приюте сильные, крупные, мускулистые четвероногие верные помощники. Слава о них разошлась далеко за пределы региона. Их стали распространять и применять для поисков и спасения заблудившихся путников на других высокогорных альпийских перевалах.

Приют превратился в монастырь с гостиницей (с музеем!), а предприимчивые монахи создали и питомник сенбернаров. (Ныне отсюда продаются ежегодно до двух десятков породистых щенков по тысяче долларов за каждого.) Слава подкреплялась не только статистикой, но и путешественниками–писателями, художниками и даже архитекторами. Самым знаменитым спасателем признан сенбернар Барри Первый: в течение более десятка лет с 1800 года он каждый год спасал четырех потерпевших. Сохранилось его чучело, а во Франции ему поставлен памятник.

Но... сказалась и всемогучая конкуренция.

Пальму первенства в спасательных работах в горах переняли немецкие овчарки: они легче для доставки к месту трагедии на мотосанях и вертолетах. И потерпевших находят даже быстрее легендарных своих предшественников–тяжеловесов. Кстати, о легендарности. Сенбернары никогда не экипировались перед выходом на поиск бочонком с коньяком, подвешенным к шее. Это деталь из воображения одного из первых художников, который, возможно, сам был неравнодушен к напитку, и бочонок стал кочевать из картины в картину.

Береженого и бог бережет

Для обеспечения безопасности практикуют ознакомление с рекомендациями, инструкциями, лекциями, кинофильмами, но они воспринимаются зачастую очень абстрактно и отстраненно. «Пока гром не грянет...»

Такие ситуации деморализуют, угнетают, вселяют неуверенность. Самообладание и хотя бы самые элементарные знания могут предотвратить осложнения, губительную панику.

Самыми разрушительными из стихийных бедствий являются землетрясения. Средством их предупреждения часто служит поведение животных (перед толчком кричат птицы, лают собаки, мычат в хлеву коровы, бегут из помещений мыши, кошки выносят котят, выползают из укрытий змеи). Необходимо держаться подальше от нависших скал, осыпей, возможных камнепадов, лавиноопасных мест.

Оказавшись под обломками, завалом, оползнем, старайтесь не позволять страху овладеть вами, верьте, что помощь придет обязательно, экономьте энергию, глубоко дышите. Помните, что можно обходиться без воды и еды длительное время.

Лавиноопасными являются склоны крутизной свыше 20 градусов. Причины схода лавин: подтаивание снега, свежевыпавший снег, взрывы, выстрелы, громкие крики. Если невозможно отложить передвижение, то лучше это делать утром. Если вы оказались снесенными снежной массой, защитите рот и нос, чтоб не задохнуться, имитируйте плавание, чтобы остаться на поверхности. В завале попытайтесь расчистить место перед носом и грудью, переборите желание уснуть.

В снежную бурю может оказаться спасительной вырытая в снегу пещера.

В грозу приближение молнии предваряется свечением предметов с металлическими краями, дребезжащим звуком и даже тем, что волосы встают на голове «дыбом». При этом не следует бежать, укрываться под деревьями, держать в руках металлические предметы. Старайтесь переместиться с возвышенности в низину, укрыться в овраге, выемке, канаве, плотно прижавшись к земле.

При наводнениях прыгать в воду следует, только когда нет другой надежды на спасение, постарайтесь заранее снять обувь и верхнюю одежду.

При подъемах и спусках на крутых склонах, среди ледниковых трещин, на уступах и обрывах обязательна страховка (не зря же веревки входят в перечень необходимейшего снаряжения!).

От снежной слепоты обезопасят очки–светофильтры или в крайнем случае повязки с узкой прорезью для глаз.

Одно из строгих альпинистских правил передвижения – опора не менее чем на три точки.

Конечно, это только очень беглый перечень самых необходимых рекомендаций для поведения в горах при экстремальных ситуациях. Но как показывает практика, соблюдение даже самых элементарных «зарубок на память» намного снижает (до 80 процентов!) возможность неблагоприятных исходов в критической обстановке. Понятно, лучше основательная подготовка – и по безопасности прежде всего! – перед выходом в горы. Потенциальной жертвой становится беспечный, несобранный, неосторожный, неподготовленный, самонадеянный «ухарь».

А береженого и Бог бережет.

Еще одна горная болезнь

Кроме гипоксии – кислородной недостаточности – есть еще одна горная болезнь...

Первый наглядный признак – зоб – это признак йодной недостаточности. Но дальнейшее проявление болезни еще более страшно. Писатель И.А. Бунин писал, как в детстве он был поражен картинкой безобразного дебила и подписью под ней: «Встреча в горах с кретином». Кроме слабоумия при тяжелых формах заболевания наблюдаются глухонемокретинизм, паралич обеих конечностей. Это следствие болезненнонедостаточного развития щитовидной железы, находящейся чуть ниже гортани. Опухолевидный зоб у людей не имеет ничего общего с естественной расширенной частью пищевода у некоторых животных для накопления и размягчения пищи.

Болезнь не зря иногда называют «горной»: издавна подмечено, что она прежде всего проявлялась и проявляется у населения горных массивов Альп, Кавказа, Урала, Гималаев, Анд, Пиренеев. В гораздо меньшей мере заболевание зобом наблюдалось и в других местностях. Чем только не объясняли причины болезни даже образованные медики XIX века: ленью, пьянством, супружеской неверностью...

Между прочим, римские врачи заметили, что щитовидка увеличивается и у здоровых людей при наступлении половой зрелости, беременности. В шутку ли, всерьез существовал у римлян обычай: специальной ритуальной лентой измеряли шею невесты до и после свадьбы. Брак считался состоявшимся, если девичья шея становилась толще...

Более полный, округлый вид женской шеи у древних некогда почитался проявлением благородства и красоты. Но когда на грудь свисает более 2 кг зоба и заметен кретинизм, то тут не до шуток и красивостей. Болезнь еще Гиппократ приписывал плохой воде. А гораздо раньше (за 3000 лет до н. э.) в Китае были высказаны правильные догадки: появление зобной болезни связано с плохой питьевой водой, горными почвами и эмоциональными неурядицами. Рекомендовали потреблять морские водоросли и губки, богатые йодом. К этому же пришли и геохимики XX века.

Сейчас выявлено, что более миллиарда людей на планете живут в зонах «зобного риска». Кроме горных районов выявлены бедные йодом почвы, где он вымыт оледенением, наводнениями. Помогает профилактика – йодирование поваренной соли, добавки к хлебу (йод вносится не в чистом виде, а виде йодистого калия и миллиграммными дозами). Такие меры проводились в горной Швейцарии начиная с 20–х годов. В России и сейчас многие регионы (даже районы Московской области) – зоны зобной эндемии с угрозой слабоумия детей. К горному йододефициту добавляется радиоактивный.

Всегда остается шанс

В горах из–за частых погодных перемен, туманов легко заблудиться, особенно новичкам. Как вести себя в таких случаях?

Конечно, для ориентирования лучше иметь компас, карты, схемы. Знать народные приметы. Ну а если их нет? Остается надеяться на «седьмое» чувство? Оказывается, нельзя сбрасывать со счетов и его.

У 60 видов животных, совершающих сезонные миграции, биологами были обнаружены так называемые биокомпасы – способность находить нужное направление в пространстве. У голубей, к примеру, подобный компас был обнаружен в брюшной полости. А как у человека? Не глупее же он птиц, лососей, пчел!

Поиски американских биологов совместно с физиками привели к открытию биокомпаса и у человека: им оказались кристаллы магнитного железняка под черепной коробкой. У каждого из нас в мозгу находится, правда, не один, а целый набор этих «устройств» с микроскопически малыми магнитными «стрелками». Умение им пользоваться не у всех одинаково. Но как и другие чувства, это седьмое можно развивать, совершенствовать хотя бы теми же тренировками на природе.

Небезынтересно вспомнить, что и раньше до такого теоретического обоснования наблюдались случаи, когда люди с повышенным «седьмым» чувством находили дорогу в самой сложной экстремальной обстановке. Теперь же научные изыскания добавляют уверенности заблудившимся в горах, лесах, пустыне, дают надежду выйти на дорогу, к жилью, к людям.

Замечено, что в этом прирожденном ориентировании при выборе правильного направления путника «тянет» чуть–чуть правее. Оказывается, у среднестатистического человека правая нога немного длиннее левой и шаг он делает немного больше. Итак, при сложной ситуации в горах, потере видимости ориентиров есть прямой смысл прислушаться к своему «седьмому» чувству, с поправкой на правый «уклон».

Когда падают самолеты...

Авиация стала повседневным видом транспорта. И очень часто поступают сообщения об авариях и катастрофах, связанных с горами. На Дальнем Востоке есть сопка Бо–Джауса. Когда на ее склонах не так давно разбился самолет Ту–154, начались многодневные облеты и поиски. И в результате в окрестностях были обнаружены не только останки Ту–154, но и обломки еще около десятка воздушных машин. Было выдвинуто предположение, что такое сосредоточение аварий не случайно и что этот район явлйется геофизической аномалией. Мол, сопка «притягивает» пролетающие неподалеку самолеты. Ну, если не притягивает, то дезориентирует приборы.

Подобные версии требуют тщательных проверок и исследований. Но и без таких аномальных мест в горах достаточно условий для сложности полетов и нежелательных последствий. Это прежде всего частая смена погоды, осложнение метеорологических условий. Да и рельеф местности чего стоит: нет возможности лететь на большой высоте, надо выбирать путь меж вершинами и скалами. Подобные проходы у авиаторов называются «воротами».

Именно в такие «ворота» попал самолет Р–5 в далеком военном 1942 году на Памире.

При тумане, пурге в ущелье шасси задели скалу, но машина осталась управляемой. Затем мотор заглох, самолет врезался в сугроб, развалился. Фюзеляж и верхняя левая плоскость оказались целыми. Остались живыми и пилот с шестью пассажирами. Случай уникальный по своему исходу и известен не в пересказе, а по уголовному делу... Сохранился дневник женщины, которая в обледеневшем самолете ждала помощи 85 суток. Почти три месяца страшного одиночного выживания. На высоте 4400 м при морозе до 30 градусов, резком перепаде дневных и ночных температур, обезвоживании организма, недостатке кислорода. Первые дни ожидали спасателей в тесной кабине, коротали время за игрой в домино. Через неделю продукты закончились. Снег и лед не утоляли жажду. Мужчины ушли на поиски тропы к жилью. Женщина с двумя малолетними сыновьями осталась.

Она продолжала вести записи в бортовом журнале, впоследствии он стал ее дневником. Потеряв надежду на спасение, оставляла трогательные записи для мужа – кому отдать долг, о ком проявить заботу, как распорядиться деньгами, вещами, давала напутствие...

С голода умерли дети, «...хотела задушиться, но руки не поднимаются, очень боюсь, буду терпеть до конца...». Подробно записывала по–году: солнце сменялось снегопадами, за морозами последовала апрельская жара. «...Придется умирать, а жить как хочется... знать бы, что творится на фронте... если до 15–го не обнаружат, отрежу у ног два пальца, а дальше видно будет...»

Как позже выяснилось, трое мужчин добрались до аула, а потом и домой (один сорвался в пропасть). О женщине местным жителям ничего не сказали, посчитав, что она погибла. Уголовное дело по факту оставления женщины с детьми в безвыходной ситуации закончилось тем, что эти трое получили разные сроки наказания. Поисковая группа все–таки, хоть и три месяца спустя, отправилась к месту падения самолета.

Поисковики остолбенели, увидев на уцелевших остатках самолета сидевшую женщину. В поисковой группе находился и ее муж. Ее первый вопрос к нему: «Ваня, а ты уже, наверное, женился?»... Мужчины остолбенели еще больше: муж ее и в самом деле несколько недель назад женился. Женщина около года лечилась в психиатрической клинике. Вторично вышла замуж, вторично родила детей, дожила до внуков. Но предпочитала не вспоминать и не рассказывать о пережитой трагедии. Ее дневник сохранился в уголовном деле.

Нужно ли остерегаться «снеговиков»?

История Маугли общеизвестна. О том, как пропадают дети и как их «воспитывают» обезьяны, рассказов много. Но как взрослый мужчина стал пленником «снежного человека», а точнее говоря, «снежной дамы», слышать не приходилось. Об этом редком происшествии поведал геолог Михаил Ельцин.

Группа изыскателей прокладывала трассу будущей линии электропередачи в горах Тянь–Шаня. Один держал планку, другой на видимом расстоянии работал с теодолитом. Вдруг в окуляре стало видно, что голова товарища и планка исчезли в высокой траве. На зов ответа не последовало.

Теодолитчик пошел к точке отметок. На утоптанном месте валялись планка и разодранные шорты. След привел к горному потоку и дальше терялся. Поиски ни к чему не привели. Было заведено уголовное дело об убийстве. Теодолитчика несколько раз вызывал следователь, но улик было мало.

Через месяц дошел слух о странном человеке, грязном, ободранном, обросшем, обнаженном. Его чуть не задрали собаки на окраине аула. Он был невменяем, мычал – пришлось его направить в нервно–психиатрическую лечебницу. Там изыскатель и опознал своего сотоварища.

Через несколько недель тот обрел дар речи и, заикаясь, рассказал о случившемся.

Мощная волосатая лапа схватила его в охапку и... отшлепала, как это делают матери с провинившимися малышами. Перед страшным лицом с красными глазами он потерял сознание. Очнулся в пещере, когда огромная обезьяна совала ему в рот свою волосатую грудь. Он отплевывался, за что получил не сколько шлепков. Затем «мать» подняла с земли жука, разжевала его и эту жвачку стала заталкивать ему в рот. Он снова потерял сознание.

Месяц провел он в компании малышей, покрытых шерстью. Они кувыркались, пытались играть с ним, но он так и не смог освоить покусываний и пинков. Малыши стали ходить со взрослыми на снежные хребты, а он отставал. Наконец ему удалось убежать из стада. Местные пастухи изредка замечали этих «снежных людей». По–видимому, «снежная дама» потеряла своего детеныша и нашла ему замену в лице несчастного изыскателя.

Геолог М. Ельцин, бывая на Памире, Кавказе, Тянь–Шане, заинтересовался «снеговиками», вел их поиски. Он, как и известный французский уфолог Жак Валле, считает, что среди их разновидностей есть такие, что имеют внеземное происхождение, могут оказывать парализующее воздействие на людей, могут становиться невидимыми, возможно, исполняют функцию биороботов при исследовании нашего мира.

Можно ли бегать в горах?

Не только можно, но иногда и необходимо. Об этом чуть позже. А сейчас о невероятных случаях бега тибетских монахов. Молва о том, что они в ускоренном темпе без отдыха и пищи преодолевают сотни километров, перешагнула далеко за пределы Тибета, Гималаев. О том, сколько в этой молве правды, поведала индолог Александра Давид–Неэль. В одной из своих поездок ей посчастливилось увидеть такого необычного скорохода. Нельзя сказать, что он бежал: казалось, при каждом шаге он воспарял в воздухе и двигался скачками, точно упругий мяч. Левой рукой он держался за складки тоги, а в правой был зажат ритуальный кинжал пурба. Монахлама на ходу заносил вперед правую руку с кинжалом, ритмически соизмеряя шаг, и казалось, будто он опирается на кинжал, как на тросточку. Бросалась в глаза удивительная легкость и ритмичность его упругого шага, размеренного, словно движения маятника. Он сошел с тропы, взобрался по крутому склону и исчез в извилинах горного хребта.

Бегун, по всей вероятности, находился в состоянии транса, повышенного нервного сосредоточения. И трудно было определить, притворялся ли он, будто не видел людей, и взобрался на гору, чтоб избавиться от назойливого внимания, или же действительно не знал, что за ним следят, и изменил направление в соответствии с намеченным маршрутом. Путешественнице хотелось остановить бегуна, поговорить с ним, но она этого не сделала. По тибетским обычаям, нельзя прерывать медитацию раньше положенного срока, иначе это явит угрозу здоровью и даже жизни скорохода.

Исследовательница не только наблюдала бегходьбу, но и занялась изучением этого явления. Тибетцы называют его «лунггом» – особый вид полудуховной, полуфизической тренировки, развивающей сверхъестественные скорость и легкость движений.

Для горцев Тибета суточные переходы без отдыха – дело обычное. Но для передвижения с невероятной быстротой нужна особая подготовка. Ведь суть лунггома не в спринтерстве, не в скорости, а в выносливости при безостановочном преодолении расстояния в несколько сот километров.

Гуру–учитель – готовит послушника регулировать ритм дыхания во время ходьбы, соизмерять такт шага со слогами формулы–заклинания. Идущий должен ни о чем не думать, устремить взгляд на какой–нибудь отдаленный предмет. В состоянии транса сознание как бы атрофируется, но все же остается достаточно активным, чтобы сохранять направление к цели и преодолевать препятствия на пути.

Пустынная местность, сумерки благоприятствуют этому. Говорят, что особо одаренные первоклассные последователи лунггома после многолетней практики, пройдя некоторое расстояние, воспаряют ввысь. Ноги уже не касаются земли, и с невероятной быстротой идет скольжение по воздуху. В результате усердных тренировок, медитаций достигается состояние, когда утрачивается ощущение веса собственного тела. «Какое–то подобие анестезии притупляет боль от ударов о камни и другие попадающиеся на пути препятствия, и можно идти так много часов с необыкновенной скоростью, испытывая приятное опьянение от быстрого движения, хорошо знакомое гонщикам–автомобилистам». *

А что касается обычных путников в горах, то бывают моменты, когда и им приходится бегать. Пусть не так быстро и методично–размеренно, как лунггомы, но все–таки... Ведь на «верхних этажах» планеты встречаются и водопады, и ледопады, и камнепады тоже. Вот когда и без рекомендаций и советов быстро соображаешь, что под камнепадом надо не мешкать и как можно скорее передвигаться, бежать в безопасное место.

Из малых, но приметных

Так называемые «малые» горы отличаются прежде всего сравнительно небольшой абсолютной высотой и отсутствием ледников. Но вместе с тем они богаты крутыми склонами, островерхими вершинами, разнообразием рельефа. Даже среди равнины можно встретить подобие горного пейзажа.

Среднерусским горным Крымом называют скалистые известняковые обрывы по берегам реки Цны, притока Оки, которые контрастируют с монотонной равнинностью водоразделов. Примечательны «дивы» по берегам Дона – башнеобразные останцы выветривания из мела и мергеля. Приметные в рельефе, отмеченные в песнях, сказаниях, легендах, сослужившие благородную службу в героических битвах, эти пригорки «выросли» в памяти народной и обрели славу настоящих гор. Знамениты Сокольи горы и Царев курган в приволжских Жигулях, Каменные могилы в запорожских степях, заказник Галичья гора под

Липецком, Липовая гора в Окском заповеднике. Воробьевы горы в Москве, пятигорские лакколиты, горы Артема в Донецкой области. Об их микроклиматических, ландшафтных, рекреационных достоинствах, исторических событиях, с ними связанных, забывают, когда появляется необходимость в дешевых стройматериалах: песке, гравии, известняке. Так, в Киеве срыта Черная гора, в Москве излишне поторопились с Поклонной горой. Горы «малые», а проблемы большие.

К разряду «малых» гор причисляют Крым, Карпаты, Татры, Балканы, подобные им возвышенные гряды, массивы, предгорья многих горных систем. Они доступны для хозяйственного освоения. Но хочется верить, что их не погубит такая доступность и они сослужат хорошую службу для рекреации и спортивных тренировок, станут заповедниками и зонами отдыха. «Малые» горы в Японии, например, превращаются в трамплин для значительных достижений альпинистов в высокогорных районах мира.

Крым – место особое. Наличие хороших дорог, близость населенных пунктов предоставляют возможность вести круглогодичные тренировки, занятия скалолазанием (причем начиная с детского, юношеского возраста). Общее альпинистское обучение в перспективе повышает подготовку не только спортсменов–горовосходителей высокого класса, но и местных проводников, гидов, участников спасательных отрядов. Особенно спасателей. Их необходимость, может быть, нагляднее всего видна в Крыму.

Доступность и легкая преодолимость невысоких гор подчас обманчива. Говорят, в Крыму нельзя заблудиться. В этом приходилось убеждаться не раз – один–два дня блужданий, и обязательно выйдешь к жилью Но встречаются «головокружительные», обрывистые склоны и скалы. Не зря эти горы не раз выбирали для соревнований скалолазов стран СНГ.

Как снять мерку?

Гора Пелион в Греции (точнее, на полуострове Магнессии) хоть и не могла поспорить высотой с Олимпом, но заслужила не только мифическую славу. Среди глубоких ущелий и крутых взлетов, разбросанных глыб и хаотических нагромождений место оказалось самым подходящим для битвы богов с гигантами. Это событие, видимо, было очень и очень незаурядным, если оно сохранилось для памяти людей в мифах в течение более чем двух тысячелетий.

Но то для любителей мифических драм. А к тому времени (где–то в III веке до н. э.) стало интересно: а какой же высоты эта гора? Насколько она выше своей соседки Оссы или даже самого Олимпа? Задача была сложной. Даже если кому–то удалось бы взойти и просчитать шаги от самой подошвы до вершины, ответ бы не получился. Это лишь протяженность по склону. А нужна была именно высота горы. Как снять такую мерку? Кому под силу?

Подоспело время для ответа на этот вопрос.

Уже знали, что Земля имеет форму шара. Это подтвердили и Архимед, и Аристотель – два высокочтимых авторитета Древней Греции. Уже ходила среди эллинов первая созданная Анаксимандром карта ойкумены – всей населенной части Земли, Правда, была она еще очень упрощенной, без меридианов и параллелей, с близлежащими морями и берегами, известными к тому времени – VI веку до н. э. Но это было уже изображение географическое, наглядное, помогавшее представить необозримую ширь Земли.

К тем же векам надо отнести и появление солнечных часов – нехитрого вроде и вместе с тем великого изобретения для более точного отсчета времени. А заостренный тонкий прут – гномон, поставленный на ровной плоскости, своей тенью от солнца показывал не только дневное время. По тени гномона–указателя начали определять направление полуденной линии в любом месте, время солнцестояний, равноденствий, четыре кардинальные точки горизонта, продолжительность года, географическую широту данного места. Часы создал все тот же Анаксимандр, математик и философ, не только обитавший в высших сферах теоретических догадок, но и осознавший великую необходимость знаний для пользы людей.

Всему есть мера. К.такому выводу мудрые эллины пришли давно. Даже мера в образе жизни, еде и питье. Крепкое вино они разбавляли водой. К невоздержанности относились с презрением – дикую привычку напиваться до помутнения разума называли «наскифываться». Разве можно сравнить насыщение чрева и наслаждение, получаемое от музыки, стихов, спортивных ристалищ?

Возникает такое чувство, что человек вырастает в собственных глазах. Рост этот можно отметить на дверном косяке или снять мерку тесьмой или прутом у портного. К сожалению, не так просто получить представление о размерах не только Вселенной, но и ближних дорог.

Как помог верблюд?...

Единицы измерения доставляли немало хлопот не только древним географам, но и обычным землемерам. С ними путались и позже, а во времена Дикеарха и Эратосфена тем более. Конечно, недостатка в мерах длины не было: существовали и стопа, и шаг (последний у греков назывался «бемой» и равнялся 0,77 м). Был и локоть, причем эллинский и египетский точно совпадали – 462 мм, а вот царский локоть считался этак пальца на три подлиннее. Для более определенного представления расстояние уточняли – от локтя до кулака (эта мерка у греков называлась «пигмой», от нее, между прочим, получили название и карликовые племена в Африке).

Но самой распространенной, пожалуй, слыла стадия – она обозначала длину борозды и принималась равной 600 стопам. Но ведь стопы тоже разные! Да и посчитай их, эти стопы, шаги, при больших расстояниях. Надежнее было вычислять путь временем, которое тратил путник для перехода. Хотя иногда приходилось применять и специальные мерные цепи для определения расстояния меж городами, озерами, реками. В войсках Александра Македонского для этой землемерной цели подбирались специально обученные «шагатели»: им–то приходилось мерить дороги не на сотни и тысячи, а на десятки тысяч стадий (она, эта стадия, была укороченной – округлена до 200 шагов).

Эратосфен, своими кропотливыми измерениями окружности земного шара, определением знаменитой родосской параллели заслуживший имя «отца математической географии», для большей точности прибегнул к помощи верблюда. Более идеального шагателя с его спокойно–размеренной и, можно сказать, ритмичной походкой он не нашел. И наверное, не ошибся в выборе: его расчеты до сих пор восхищают ученых.

Благодаря этому дотошному библиотекарю из Александрии и дошло до потомков приметное событие – измерение высоты Пелиона. Сделал его, по словам Плиния Старшего, «один из самых ученых мужей» – Дикеарх из Мессины. Не зря же он был одним из талантливых учеников в лицее Аристотеля. Ходил по аллеям сада с другими перипатетиками, как тогда называли этих студентов, проводящих время в прогулках и спорах. Тяготел он, как всякий ученый грек того времени, к философии, но специализировался, как сказали бы сейчас, на географии. И видимо, оправдал надежды учи/геля.

Высоко поднялся мыслью...

Давно это было. Неумолимое время, а больше невежество одержимых фанатиков не пощадили богатств знаменитейшей библиотеки. Погибли, не дошли до потомков сочинения Дикеарха, как и многих других авторов. Но, видно, благое дело сотворил он, если не стерлось его имя, не исчезло в огне библиотечных пожарищ.

Знания собирались, накапливались надежнее, чем монеты в копилке. Несколькими веками раньше в Египте уже умели измерять высоту пирамид. Этому жрецов научил мудрый грек Фалес из Милета, Он, как и многие его сотоварищи по занятию науками, был не только философом, но и выдающимся математиком. Для него задача не представляла особого труда: в тот час, когда тень измеряемого предмета равняется настоящей высоте, тогда и мерить вертикальную протяженность пирамид.

С горой посложнее – ее тень подобному измерению не поможет. Нужен был какой–то угломерный инструмент наподобие позже появившегося теодолита. Какой же похвалы и награды заслуживает тот человек, который придумал устройство, при котором достаточно посмотреть в зрительную трубку, отсчитать отметки на вертикальных и горизонтальных кругах и уже можно определять высоту видимой точки.

Не будем приписывать лишних заслуг Дикеарху, великому греку из Мессины, – их у него и так довольно. Придумал ли он сам такое устройство, создал ли в соавторстве с кем–то еще или воспользовался уже готовым инструментом, неизвестно... Но то, что он применял подобный прибор, – несомненно. Без этого он бы не определил высоту как Пелиона (1250 шагов, как указывал Плиний Старший), так и других вершин Греции. Одни утверждают, что сделал он эти измерения по распоряжению верховных правителей. Другие более логично отмечают, что и без приказов Дикеарху нужны были такие данные.

«Мы не имеем точных сведений о полученных им результатах, но, как видно, они были не особенно хороши, хотя и ближе к истине, чем колоссально преувеличенные цифры, называемые как более ранними, так и более поздними исследователями. Возможно, что эти измерения производились им отчасти для того, чтобы показать, что даже самые высокие горы представляют собой лишь небольшую выпуклость на земной поверхности и всего «лишь пылинки на поверхности мяча» и что они так же ничтожны, как и величайшие глубины моря».

Так напишут о нем историки спустя двадцать веков, И отметят его особую заслугу: он составил карту и провел на ней диафрагму – линию, параллельную экватору. Она проходила через Геркулесовы столбы (Гибралтар), по Средиземному морю, Мессинскому проливу к южной точке Пелопоннеса, к острову Родосу и дальше. На знаменитом Родосе состоялось пересечение с меридианом, идущим по Нилу до Александрии. Это был уже зародыш развитой позже градусной сети. Так Дикеарх Мессинский стал основоположником научной картографии.

Зачем восходил поэт?

Всадник с трудом поднимался по горному склону. Дальше, очевидно, верхом не проехать, да и пешком не пройти. Встреченный путником лесничий, знавший местность, заявил, что в зимнюю пору пробраться на вершину невозможно. Путник настаивал, ему это крайне необходимо. Да и богов он, мол, молил о том, чтобы они поблагоприятствовали с погодой. Туман чуть рассеялся, и вдали прорисовалась манящая вершина Броккена.

– Так неужто я не взойду?! – скорее утвердительно, чем вопросительно, произнес прибывший сюда из столичного Веймара высокий чиновник, даже более того – министр Саксонского герцогства, к тому же прославившийся своим романом «Страдания молодого Вертера» поэт Иоганн Вольфганг Гете. Хоть прибыл он под чужим именем странствующего художника Вебера, но по всему было видно, что птица он высокого полета. И поэтому лесник настоял на том, что если уж решение идти не отменяется, то он будет сопровождать гостя в его восхождении.

Броккен – вершина в горном массиве Гарц в германской провинции Саксонии, вершина более чем приметная. И не только высотой (в иных справочниках она именовалась даже «высочайшей», хотя недотягивала даже до полуторы версты – 1142 м). Но в массиве она действительно главенствующая и поэтому не зря в народе носила еще одно название «блоксберга» – узловой горы.

Странное впечатление производило при этом так называемое броккенское привидение. При восходе или закате солнца на противоположной от светила стороне на фоне туманной завесы, как теперь бы сказали – на экране, прорисовывались силуэтные отражения домов и людей.

Странствующего «художника» Вебера – двадцативосьмилетнего поэта и министра Гете интересовала не мистическая, «ведьмо шабашная» слава Броккена. Официально он поехал в этот отпуск, чтобы посетить заброшенные горные разработки рудника Ильменау с целью его восстановления. Но все–таки более заветной целью было это восхождение, судя по тому, как появились в этом пути отмеренные, как верста за верстой, строфа за строфой стихи, обращенные к Броккену:

Эту небольшую его поэму «Путешествие зимой в Гарц» критики назовут песней–восхождением. А сам автор восклицает: «Подобно орлу, что на тяжких утренних тучах покоясь нежным крылом, высматривает добычу, – пари, моя песнь!» Тут было не только личное желание думающего молодого человека хоть на время отрешиться от суеты пустопорожнего великосветского окружения. Побыть в одиночестве, почувствовать связь с великой и простой природой. Он писал тогда из маленького трактирчика своей подруге: «...Я сушу сейчас мои вещи. Они висят вокруг печки. Как мало надо человеку и как дорого ему, когда он чувствует, как сильна в нем потребность к этому малому».

И забота не только о себе. В подъеме на эту гору, в одолении препятствия желание подняться над миром, обозреть, осмыслить не только свою жизнь, но и жизнь своего общества, своих современников. Когда поэт написал роман «Страдания молодого Вертера», он поведал об «эпидемии повышенной чувствительности», потере веры в себя, в свои силы, истязающем самоопустошении. Усилилась волна самоубийств. Теперь автору хотелось указать своим сверстникам дорогу к добру, счастью через преодоление препятствий – через восхождение к своим вершинам.

Горы естественно вошли в жизнь и творчество великого художника. С оптимизмом после всех пережитых испытаний и поисков, в конце необыкновенных скитаний (и опять же с достигнутой высоты) обозревает мировые дали его герой, доктор Фауст:

С седой вершины влажного утеса Серебряные тени старины И созерцанья строгий дух смягчают.

С гетевских времен не особенно изменился Броккен. Горы стареют, исчезают не так быстро, как человеческие поколения. Все такая же закругленная и покрытая торфяником вершина. На ней разбросано много больших гранитных глыб: предполагается, что это обломки некогда обвалившейся более высокой пирамидальной верхней оконечности.

Чтобы восполнить эту потерю высоты, была предпринята такая мера. Некогда здешний граф построил на вершине домик для укрытия от непогоды, но постройка вскоре сгорела. Поток паломников возрастал, и в 1860 году на месте домика возникло большое здание с гостиницей, почтовым агентством, телеграфом, метеорологической обсерваторией.

Рядом с гостиницей была возведена 20–метровая каменная башня для более удобного обзора окрестностей. «Очей очарованье» – это первая желанная награда для поднявшегося на «высшую точку» путника. Вид действительно приятный, а для поэтических натур и вдохновляющий. Хотя нечистая сила, можно сказать, почти окончательно изгнана отсюда метеорологами, но гиды и гостиничные служащие поддерживают ее в своих рассказах для привлечения гостей. (А их поток насчитывает десятки тысяч человек в год.) Для них протоптаны уже не только тропы, но и проложена добротная шоссейная дорога к самой вершине.

Куда ведут 6293 ступени?

Одна из самых доступных и самых почитаемых в Китае гор – Тайшань (не путать с Тянь–Шанем – также в переводе «поднебесными горами»).

Чем же привлекательна она, одна из наиболее прославленных и воспетых? Ну, прежде всего своим удобным расположением в центре восточной провинции Шаньдун. На западе она соседствует с Хуанхэ, рекой – колыбелью китайской цивилизации, а на востоке близко морское побережье. Тайшань – высшая точка горного массива Шаньдун, который как бы разделяет Великую Китайскую равнину на две части. Горы от самого Тибета спускаются к Тихому океану гигантскими лестницами.

Но хребет Тайшань выделялся особо. Своими заповедными рощами на крутых обрывах, лугами на выпуклых склонах. Пихты и ели, дубы и клены укрывали в своих роскошных зарослях голубые ожерелья ручьев и речек. Естественно, здесь стали возникать храмы. Начиная с III века не только паломники, но и китайские императоры отправлялись сюда поклониться богам.

Если подходить сюда по восточной дороге, а именно она считалась самой почитаемой, то путника ожидало больше всего впечатлений. Неожиданно открывалась каменная аллея. Древние каллиграфы высекли на скалах тексты буддийской Сутры – свода лаконичных высказываний. И чтобы они поражали и путник прочел иероглифы еще издали, размер каждого из них достигал чуть ли не половины человеческого роста. Сотни надписей пережили века и века.

Исчезали селения и города, а камень хранил пометы китайской истории. Среди надписей есть, к примеру, такая, что гласит о посещении горы самим Конфуцием.

Если путнику посчастливится встретить здесь просвещенного проводника, то он обогатится еще большими познаниями, чем те, что сообщает лаконичная каменная летопись. К Тайшаню окажутся причастны многие государственные деятели, ученые, императоры и мандарины.

Оглянувшись на утесы и скалы, на их хаотическое нагромождение, немудрено засомневаться в прочном порядке, который издавна был усвоен китайцами. Помогают предания.

Своим происхождением человек обязан женщине по имени Нюйва. Она вылепила людей из желтой глины. Один не весьма умный и честолюбивый человек чуть было не испортил все дело. В своем буйстве он ударился головой о гору, и от этого толчка обвалился один из углов Земли, обрушились столбы, державшие небо. Но Нюйва не растерялась, нашла выход. Она отрубила ноги у гигантской черепахи и сделала из них подпорки. Так было восстановлено равновесие Земли. Энергично и находчиво боролась она и с наводнениями. Но, видимо, без мужского участия никакие великие дела не свершаются. Ко времени страшного наводнения появился новый герой – Юй. Он оказался не только великим мастером строительных дел, но и восходителем на вершины. Воды затопили подножия, разлились до небес. Юй был путешественником не без смекалки. По затопленным местам он продвигался на лодке, через болота – на ходулях. А на горы он взбирался, приспособив к подошвам башмаков шипы.

В поисках диких зверей и мясной пищи он вырубал в горах леса. Для упорядочения водоустройства пришлось ему углублять каналы и канавы. А для того чтобы дать свободный ход такой великой реке, как Хуанхэ, не остановился перед тем, чтобы прорубить даже большую гору. То место назвали в народе «Драконовыми воротами». Как утверждает поверье, у этой знаменитой стремнины каждая рыба, преодолевая бурное место, превращается в дракона. Но Юй и здесь не отступился, усмирил духа пучины. Страшное чудовище он посадил на цепь, так что оно не смогло и носа высунуть из воды. После самоотверженных стараний великого Юя люди смогли спуститься с гор и продолжать по–хозяйски осваивать долины и равнины.

Но вернемся к Тайшаню. К рассказам гидов и наскальным надписям. Здесь свой чарующий аккомпанемент. Под сводами здешнего буддийского монастыря слышатся звуки, напоминающие шелест ветра и журчание ручьев. Рядом под мостом, словно серебряношелковые нити, вьются струи. Это один из самых красивых местных водопадов – «Заводь черного дракона». И вот выход к приметному перекрестку – соединению западных и восточных дорог. Венчающие путь ворота называются «На полпути к небу».

Путь на вершину не требует не только альпинистских, но и туристских навыков. Лишь бы сердце было здоровым. Для удобства восходителя более 6000 (если необходима точность – 6293) каменных ступенек. Вырубали их, нужно полагать, не для простых пилигримов. Китайские императоры считали своим долгом при вступлении на престол осуществлять ритуальный подъем на вершину. Как сообщают летописцы новейшей истории, Мао Цзэдун совершил восхождение на Тайшань еще в молодости, не дожидаясь посвящения в вожди. Впрочем, теперь так делает и большинство китайских студентов и школьников. Ныне при детерминированно нарастающей демократии не только каждый солдат носит в заплечном мешке жезл маршала, но и школьник в своем ранце.

Да и зарубежным туристам не возбраняется восхождение на «поднебесную» священную гору: это дает валютные поступления. Вершина хоть и не блещет, не удивит высотой (всего 1524 м над уровнем моря, да еще с удобными ступеньками, площадками и скамьями для отдыха), но по престижности туристского объекта она вполне может конкурировать с японской Фудзи, цейлонской Шрипади, Синаем’на Ближнем Востоке и другими святыми местами. По части прославления она, пожалуй, даже не имеет себе равных – столько ей посвящено стихов, притч, легенд и поговорок. О значительности этого природного сооружения из древних гнейсов, кварцитов, кристаллических сланцев, гранитов и других пород в Китае издавна говорили: «Гора Тайшань – созвездие Ковша». Для того чтобы подчеркнуть исключительность какого–то дела и противопоставить его мелковатому и малозначащему, тоже помогает устоявшийся образ: «Весом, как гора Тайшань, легок, как лебяжий пух». Ну, а для того, кто не приметил слона, у китайцев свое более сильное определение: «Хоть и зрячий, а горы Тайшань не узнал».

Словом, природный этот памятник обрел устойчивый международный статус «чуда света», и ООН объявила его частью наследия человечества.

А побывать на этой Восточной горе (на самом хребте Тайшань несколько вершин, и самая избранная из них – Восточная, как символ восходящего солнца и родина всего живого на Земле) обязательно стоит. Ибо, как утверждается в цзацзуане (это специфически китайский жанр басенного изречения), – и интересно, и приятно, и страшновато: новичку–путешественнику – любоваться пейзажем с макушки горы, так же как мчаться по волнам на поднятом парусе, учиться ездить верхом, девушке – выходить замуж...

Не иссякнет ли «податель струй»?

Гора Машук на Северном Кавказе оказалась в окружении таких прославленных круглогодично посещаемых курортов Минеральных Вод, как Пятигорск, Кисловодск, Ессентуки, Железноводск.

У подошвы Машука находится место гибели на дуэли одного из великих классиков русской литературы М.Ю. Лермонтова. Здесь, на Кавказе, витал его зловеще–мрачный Демон, закончил свой фатальный путь герой его времени Печорин. Поэт очень любил рисовать горы: его душе были сродни их гордое одиночество, неуступчивое достоинство, устремленность ввысь. И почти во всех рисунках мотив путника – на коне, на арбе, пешком.

Из этих мест он писал другу: «Изъездил линию всю вдоль, от Кизиляра до Тамани... ночевал в чистом поле, засыпал под крик шакалов... приехал весь в ревматизмах... в месяц меня воды вовсе поправили...» К этим водам мы еще вернемся.

А находясь у памятного места, у памятника, у самой дороги, ведущей к верхушке Машука, как не подняться? Тем более что там наверху в ясную погоду великолепный обзор Кавказского хребта.

Подниматься недолго и нетрудно по проезжей дороге (высота Машука не превышает и километра – 993 м), которая вьется в тени леса. Конечно, любители подъемов среди скали валунов могут пойти и напрямик. Но подавляющее большинство почему–то тянется к кабине на подвесном подъемнике – фуникулере. Десяток минут – и группы отдыхающих, курортников, экскурсантов, туристов электротягой выбрасываются на вершину. Правда, для этого надо простоять час–полтора в очереди за билетами. За это время хороший ходок вполне успеет сбегать на вершину.

Еще в конце прошлого века гора называлась Машуха (это зафиксировано в авторитетной энциклопедии Брокгауза и Ефрона), а уже в начале XX века получила мужское имя. Стройней она от этого не стала, и специалисты–геологи сравнивали этот образец лакколита (крупные массы изверженных горных пород, залегающие среди осадочных толщ) с караваем.

Большая слава пришла к Машуку не с вершины. Известия о его целебных источниках уходят в давние века. Арабский путешественник Ибн Баттута в начале XIV века сообщал о пяти горах и находящихся на них ключах горячей воды, в которых купались тюрки. (Одна из высот по соседству с Машуком так и называлась – Бештау – «Пятигорье»),

Слухи же о здешней нарт–санэ, богатырь–воде, издавна распространялись далеко за пределами края. Доходили они и до столицы Российской империи. Царь Петр I хоть увлекался больше хмельными напитками, но не забывал и о водах минеральных. Он послал на Кавказ штаб–лекаря Г. Шобера со специальным заданием: «искать в нашем Государстве ключевые воды, которыми можно пользоваться от болезней». А после нахождения таковых в «Черкасской земле» последовал царский указ о введении в действие «Духторских правил» о том, как надо принимать «дарованный Богом дар».

К выдолбленным в скалах ваннам вели не только тропы, но и специально оборудованные крутые ступеньки. Во многих местах из скал, из–под камней текли ручейки.

Переваривая, забраживая в каких–то чудесных глубинных котлах целебную влагу, гора щедро делилась своим богатством. Воду черпали выструганными из коры ковшиками, обитыми бутылками, стаканами, кружками. Лечились по тут же добываемым советам и слухам. Кто выбирал «кислые» источники, кто с душком, серные, холодные, горячие – до 40 градусов. Минеральными водами заинтересовались врачи, химики.

Поездки на «воды» становились не только потребностью для больных, но и модой. Трудно сказать, насколько «богатырь–вода» и обретенная от нее бодрость способствовали восхождению на Машук и соседние горы. Но

А. С. Пушкин, совершивший подобное восхождение, писавший об этом брату, нашел нужным дать такое определение горе – «Машук, податель струй целебных».

Со временем гидротехники и инженеры на своем языке определили значение этого «подателя»: из более чем 50 ключей он выдает ежесуточно около двух с половиной миллионов литров воды. В Пятигорье, куда входит и Машук, на участке 60 на 30 км, из–под скальных глубин выведено более 130 целебных ключей 20 различных типов всемирно известной горячей и холодной «минералки».

В 1876 году автор «Путеводителя и собеседника в путешествии по Кавказу» предрекал, что строящаяся здесь железная дорога погубит пятигорские воды. Прошло более века, пророчество не сбылось. Но Машук уже не просто отдает свои богатства, а их у него отнимают, выкачивают. Действует целая система компрессоров, трубопроводов, дренажей. Дорвались... Научит ли природа людей быть более бережливыми, разумными?

Почему задержалось восхождение?

Есть своя особая прелесть, когда поездка совершается на первые самостоятельно заработанные деньги. Тут даже можно не спрашивать разрешения у родителей, да они и сами деликатно соглашаются, какое направление ни было бы выбрано. Ведь не зря же их чадо в положенные для отдыха каникулы пробовало свои возможности на первой посильной работе.

Для такой поездки были выбраны Карпаты. Во–первых – очень уж прославленные. Во–вторых – самые близкие, а значит, и сносные по финансовым расходам. Словом, путешественники не заметили, как промелькнули сутки в поезде, и начали приходить в себя лишь на склонах Свидовецкого хребта.

Но в ту поездку поставленная цель так и не была достигнута. Они не поднялись на Говерлу. И не потому, что это самая высокая точка Карпат – 2061 м над уровнем моря – оказалась недоступной. Просто один из сотоварищей во время лыжных «вихревых» спусков подзалетел так, что при падении поломал руку. И может, хорошо, что только руку. Потому как при таком «телячьем» восторге можно потерять и голову (и не только в фигуральном смысле). Для наглядности – рассказы бывалых...

Если есть горная болезнь, то, наверное, должно быть и другое чувство, более значительное, чем привязанность. Такой первой «горной любовью» стали для них Карпаты. Но не взошли...

Зато предоставилась возможность посетить гуцульскую столицу – Ясиню, узнать много такого, о чем, возможно, надо было знать до первой поездки. Ну хотя бы о том, что возле Рахова, районного центра этих мест, находится и центр Европы – здесь и обелиск, его обозначающий. Или о том, что есть Карпаты Скибовые, Верховинские, Полонинские (или Внешние, Центральные, Внутренние), Вулканические (сейсмические толчки, что там случаются, ощущаются не только на Украине, но и в Москве).

Эта одна из крупных горных стран Европы, представляющая дугу в 1300 км, являет восточное продолжение Альп (стыковка прославленных гор произошла у скалы Девина на Дунае). Заглядываясь в карпатские «морские очи», так называют здесь многочисленные озерца, думаешь не только о том, что они сохранили девственную прозрачность воды, вобрали в себя голубизну и зелень неба, солнца, облаков, но и о том, что когда–то в далеком прошлом на месте этих гор плескалось море, потом появились островки суши, затем снова все погрузились в воду, произошел глубокий прогиб, и только в неогене появились эти сравнительно невысокие «малые» и милые горы. С характерными мягкими очертаниями, как правило, сглаженными хребтами, плоскими, занятыми лугами, вершинами (даже само звучание их, кажется, передает эту мягкость рельефа – полонины).

Потом еще была поездка в Карпаты летом. И снова восхождение на Говерлу не состоялось. Бурные горные речки вышли из берегов, случилось в тот год небольшое наводнение (а бывают и более угрожающие). Запомнилась проблема гор (и не только Карпатских) – как неразумно вырубать леса на склонах. И поэтому, не увидев экзотических плотогонов, не стали жалеть, понимая, что заняты они, возможно, посадкой новых лесов на склонах.

Когда еще все–таки придется попасть в Карпаты и взойти на Говерлу, эту легендарную колокольную вершину?! Кстати, она самая высокая на Украине, но не самая верховодная в Карпатах. Герлаховски Штит на остроконечном гребне достигает 2655 м. Но это уже в Высоких Татрах – в Карпатах Чехии.

И вот третий приезд к Говерле. Ну что сказать о подъеме? Головокружения ни от высоты, ни от восторгов не возникает. Ноги, конечно, устают, и аппетит обостряется, и вспотеешь не один раз, но надежды для пышнотелых потерять пару килограммов веса не оправдывались. Нет, упаси бог внушить кому–то недоверие или пренебрежение к горе. Что ни говорите, а все же высшая точка Украины – это надо тоже учитывать. И вид с вершины открывается в такой голубой перспективной дымке, в таких мягких переливах, уходящих к горизонту высот, что, будь под рукой трембита, только ее летящими над полонинами звуками и можно излить свое чувство.

А так остается приложить ладони вместо рупора и выразить восторг не очень музыкальным, но искренним «Ого–го–го!».

Относительно небольшая высота Говерлы объясняет и довольно неопределенные данные о ее первооткрывателях. Ими были, очевидно, пастухи или гуцулы–охотники, которые устремлялись за четвероногими верхолазами. Не исключена и любознательность. Человеку всегда был присущ интерес: а что там дальше, а что там выше?

Первые письменные упоминания о Говерле встречаются в польских хрониках. Расположение Карпат в центре Европы способствовало тому, что они были основательно освоены и купцами, и паломниками, и завоевателями. Но только в конце XVIII века высотами Круковых гор, как называли их поляки, заинтересовались ученые. Одним из таких энтузиастов, кто соединил в себе и служебный долг, и неравнодушное к вершинам сердце, был горный чиновник, выходец из Словакии юрист Э. Фихтель, опубликовавший свои «Минералогические заметки».

Особое внимание к горам было почему–то у врачей. Может, сказывалось напутствие древних авторов, таких, как Плутарх и Тит Ливий, о «здоровости» горных мест. Один из львовских медиков, профессор университета, не только обошел Карпаты (на протяжении тысячи километров!), но и взбирался на такие высоты, как Бабья гора, пик Кривая (ныне Герлаховски Штит). Не обошел он и Говерлу: на восточном и западном ее склонах были обследованы истоки Прута и Тисы. Рождение рек не могло не волновать воображение любого, а исследователя тем более. Но описание бассейнов «голубых артерий» – не единственный поиск. Подъемы на вершины гор помогли львовскому профессору отметить одну особенность Карпат: на внешних северных склонах не было боковых отрогов, в отличие от внутренних южных. Таким образом., была отмечена асимметрия Карпатской дуги.

Когда появилось «пупоискание»?

Возможно, популярность Говерлы возросла еще вот с каким событием. В конце прошлого века австрийский географ задался целью определить центр Европы. Высоты гор и истоки рек к тому времени были зафиксированы – «белых пятен» на материке не оставалось. Найдены были не только все приметные точки на поверхности, но и под землей (самая горячая точка, кстати, была определена тоже под Карпатами – это был древний магматический очаг). Скрупулезные расчеты по крупномасштабным картам привели в район гуцульского села Косовской Поляны (ныне оно в Раховском районе Украины, а до революции входило в территорию Австро–Венгерской империи). Недалеко от этого села и была определена срединная точка Европы. Австрийцы установили здесь камень с выбитой на нем надписью, свидетельствовавшей о таком ориентире. Позже появилась и тонкая стальная игла – знак Главного управления геодезии и картографии при Совете Министров СССР. Не так далеко отсюда и Говерла. Ее видно из–за скал горного ущелья. Еще бы чуть–чуть, и центр Европы попал бы на саму вершину. Но «чуть–чуть», как говорится, не считается. И туристам, идущим на вершину, приходится делать добрую петлю по дорогам, чтобы похвалиться и посещением центра континента.

Определение средины, центра в каком–то пространстве не просто чья–то занимательная затея. Эта идея уходит в глубокую древность. Свою эстетику симметрии люди искали издавна и создавали в своем воображении то дерево мира, то мировую гору, колодец, жертвенный столб, очаг. И это было своего рода упорядочиванием, приведением к гармонии и мира ближнего видимого и Вселенной вообще. Отсюда и античная концепция «золотой средины», и китайский «срединный путь». Как свидетельствуют историки, почти во всех мифологиях был свой «пуп Земли» – многозначный символ – опора различных моделей земного пространства.

И это были не только абстрактные представления. У греков «сердце Эллады», «пуп Земли» находился в знаменитых Дельфах.

Здесь, по Страбону, встретились посланные Зевсом с востока и запада два орла. Ну, коль скоро сам верховный громовержец помог определить это «пупонахождение», то жрецам оставалось только учредить наглядное подтверждение. И в центре Дельфийского храма был установлен мраморный шар с двумя золотыми орлами на нем.

У других народов свои центральные пути отмечались скромнее – особыми межевыми камнями.

Но прошли времена легендарного «пупоискания», и в конце прошлого века в числе других новых задач географы занялись определением центров континентов. Ну, с Африкой меньше всего забот. Она, как и Австралия, цельна, монолитна, экватор проходит почти посредине. Ее «сердце» можно определить даже по мелкомасштабной карте. С Азией хлопот больше. В 90–х годах прошлого века в Сибирь приехал один путешественник из Англии специально для того, чтобы найти и «утвердить» на месте центр континента. Установленный им в одном из дворов Кызила в Туве столб не сохранился. Со временем, уже в советский период, возле здания электростанции (ныне там находится управление речного пароходства) появился специально возведенный постамент с надписью: «Центр Азии». Позже, в 1964 году, по предложению геодезистов памятник переместился и был архитектурно оформлен. Из глобуса поднимался трехгранный шпиль, и надпись на обелиске гласила на русском, тувинском и английском языках о том, что здесь, у подножия горы, где сливается Большой и Малый Енисей, и есть та срединная отметка, точка Азии.

Европа со своей конфигурацией задавала задачу посложнее. Да и граница ее с Азией уточнялась и переносилась (и сейчас по ее определению нет единого мнения). Да что границы! Вот что писал по поводу Европейского материка английский географ Марто (1950): «Его считают иногда азиатским полуостровом, но он отличается такой расчлененностью, таким многообразием ландшафтов, что уже одно это создает особый тип материка». Но трудности не остановили геодезистов и картографов с определением центра самого обжитого и насыщенного историей материка.

Так появился еще один ориентир для внимательных и любознательных путешественников. Определилось приметное соседство «центра» и трона царицы карпатских вершин, как пышно иногда представляют Говерлу туристские путеводители. Может, с привкусом иронии? Как сказать, если в первый и во второй раз свидание с ней может и не состояться.

Какая она на вкус?

В Таджикистане находится «крыша мира» (так с таджикского переводится Памир). Страна столь богата вершинами, что если бы кто–то в них очень нуждался, то можно было бы одолжить или продать... В мировом бизнесе продажа гор уже практикуется. Ну судите сами об изобилии вершин. Здесь долго «гремел» пик Сталина, позже названный пиком Коммунизма, самый высокий семитысячник в бывшем СССР, а теперь в Таджикской республике. Здесь же расположен не только пик Ленина, но и вершины, названные именами соратников Ильича – Дзержинского, Красина, Цюрупы и др. О вершинах, названных в честь подручных «вождя всех времен и народов» – Сталина, и говорить не приходится: они то возносились, то «обваливались» в зависимости от расстрельности и милости (пики Ягоды, Ворошилова, Кагановича, Жукова и т. д. и т. п.).

Не следует путать пики Корженевской и Корженевского: первый – семитысячник, 7105 м, второй – шеститысячник, 6005 м. Это муж галантно назвал открытую им вершину именем своей супруги, а потом уже сам ознаменовался. Детей у них не было, поэтому малорослых вершин с таким именем можно не искать. Подобный занимательный перечень горно–топонимических курьезов и серьезов можно было бы продолжить.

Но есть одна вершина, которой таджики очень дорожат, гордятся ее необычностью и знают ее не со времени вакханалии наименований и переименований сталинской эпохи, а очень давно, очевидно, с тех веков, как появились здесь люди. И называется она простым естественным именем – Соляная. Потому как не частично, а вся она состоит из этого продукта. Высота ее хоть и не очень большая – 900 м, но, учитывая, из какой породы она состоит нельзя, конечно, не удивляться.

Современные ученые подсчитали, что только в надземной ее части сосредоточено 50–60 миллиардов тонн соли. Этих запасов хватило бы населению всего земного шара на много веков.

Слава горы Ходжа–Мумин, как называют ее таджики, росла с добычей и вывозом, распространением этой незаменимой приправы к пище и вещества, так необходимого для сохранения продуктов. Гора давала работу не только тем, кто трудился здесь на склонах в солеломнях, но и солевозам, соленосам, сольщикам, заготовителям, торговцам. А уж такой товар и хвалить не надо было: он сам себя расхваливал. Его издавна берегли так, что просыпать нечаянно соль было плохой приметой – к ссоре. А подавая соль – смейся, не то поссоришься. Без соли–хлеба не шла беседа. Слово с таким чувствительным привкусом стало означать и остроту ума, едкую насмешку. Насолить кому, пересолить – перейти меру.

Издавна сюда к слиянию рек Кызылсу и Яхсу, где над широкой долиной возвышалась далеко видная Ходжа–Мумин, наведывались не только люди из окрестностей, но и путешественники издалека. Их привлекали и нелегкий процесс добычи соли и сама гора. Она представляла собой гигантскую глыбу соли, по очертаниям напоминающую гриб и только на вершине и кое–где на склонах покрытую слоем почвы. На «шляпке» его (площадь около 40 кв. км!) могло свободно поместиться большое селение, а то и город. «Ножка» гриба толщиной около километра уходила далеко в глубь земли.

Склоны Соляной горы представляли собой отвесные стены высотой до 200 м. Не так–то просто было взобраться на это солонище. Но тот, кому удавалось это сделать, мог увидеть, как в «шляпке» гриба наверху дождевые потоки безжалостно промыли глубокие воронки, а они переходят в норы–колодцы, уходящие в недра. Эти же потоки, насытившись солью, нередко выходят на поверхность и десятками ручьев стекают в окрестные речки. А там, где размытые норы и колодцы обвалились, соединились, образовались целые «дворцовые залы».

Зрелище занятное, но гора–то разрушается. Этак запасов населению земного шара на много веков не хватит. Угроза огорчительная (такой феномен природы исчезнет), но не страшная. Соли для жителей Земли хватит. Ее выпаривают из озерной и морской воды.

Ходжа–Му мин преподносит еще один сюрприз: из–под этой соляной глыбы бьют источники чистейшей пресной воды. Исследователи объясняют явление так. В толще этого массива находятся и другие породы. Между ними, как по трубам, снизу под давлением вода и поднимается наверх. Поэтому, к немалому удивлению, те, кто поднимается на Соляную, любуются сочными цветами и травами. Особенно весной, когда блестящие на солнце белоснежные кристаллы подсвечивают пламенеющие тюльпаны.

О чем спорили Ай–Петри с Чатырдагом

Крымские горы кажутся если и не веселыми (горам такой эпитет не к лицу), то какими–то мажорными, оптимистичными. Может, оттого, что им действительно часто сопутствует солнце.

Впервые эти горы предстают перед нами еще в раннем детстве. Это уже как традиция. Очевидно, добрая половина школьников страны была здесь туристами, экскурсантами, отдыхающими в санаториях и пионерских лагерях.

И по–разному запоминаются эти сравнительно невысокие массивы у моря. Трудно отдать предпочтение какой–нибудь горе. О чем же могли бы поспорить две крымские вершины Ай–Петри и Чатырдаг?

Избалованная вниманием Ай–Петри представляется красавицей и защитницей. Ее зазубренные скалы при закате солнца выглядят прямо–таки короной со стороны моря. А разве не ее щит прикрывает собой берег от свирепых северных ветров?

Ну и Чатырдаг не уступает ей в привлекательности: ведь это его издавна путники приметили как гостеприимную Шатер–гору. А некоторые находили сходство со столом (на старинных картах она значилась Трапезу сом). Иди по пологому подъему вверх – ждет тебя чуть ли не скатерть–самобранка.

Внешний вид, изящные формы, конечно, не последнее дело при первом взгляде. Но ведь не красотой единой... С Ай–Петри рядом «самое синее в мире» – благодатное Черное море. Они в такой дружбе, в такой близости, что Ай–Петри не пожалела, оторвала, можно сказать, от своего сердца и подарила морю свои лучшие скалы – «Дива», «Монах», «Лебединые крылья». А кроме того, здесь же на южном склоне влага пресная. Да еще в каком виде: водопадом Учан–Су с высоты 98 м ниспадает она, распыляясь брызгами.

Ну и Чатырдаг не безводный! Правда, стоит он чуть дальше от морского берега, но зато в окружении какого моря – зеленого, лесного заповедника! И более 80 источников изливается на его склонах. Не зря же именно его, Чатырдаг, называют хранителем и распределителем поверхностных и подземных вод. В себе он содержит более 130 полостей. Среди них такие легендарные, как шахты «Бездонная» и «Ход Конем», как пещера «Бинбаш–Коба» («Тысячеголовая»). Этот карстовый пещерный мир настолько привлекателен, что многих уже не влечет высота, а тянет внутрь горы, и они совершают «восхождения наоборот» – спелеологические.

Ну, коль уж зашла речь о подножии (хотя, может, и не к лицу вершине похваляться подошвой), то Ай–Петри щедро дала свое имя прилегающему плато – знаменитой Яйле. Волнистая привершинная поверхность с такими воронками, что находят их сходство с лунными кратерами. А одна из вертикальных шахт – «Каскадная» – среди самых глубоких в мире – 400 м. В стороне северного склона кто не восхитится «чудом природы» – Большим Каньоном. А в прилегающих отрогах – знаменитый пещерный город.

А посещения?! Чатырдаг удостоил чести восхождения гениальный автор «Горе от ума».

Ну, а к Ай–Петри поднимался по «Чертовой лестнице» (да еще держась за хвост лошади) сам великий Пушкин...

Подобные словопрения можно продолжать и продолжать.

Ай–Петри словно и не слышала, пропустила мимо упрек в том, что она неустойчива... А ведь прямо на ее склоне (точнее, на шоссе, ведущем из Ялты на вершину) поместилась «пьяная» роща... Нет–нет, это не от ресторанов и не от кафе–забегаловок. Это сосновый вековой лес с наклоном стволов–гигантов в разные стороны. Причина – в коварных оползнях. Конечно, вершине–крепости они не угрожают, но каково людям с их беспокойством за здания, виноградники, пляжи? А если повторятся подземные толчки, подобно тем разрушительным, как в 1937 году?

Спор о высоте у горно–крымских знаменитостей не заходил, поскольку, как выяснилось, самая высокая точка Крыма связана с гораздо менее известной, менее выраженной в рельефе и реже посещаемой вершиной – Роман–Кош (1545 м над уровнем моря).

Венцы короны или «зубья дракона»?

В чем переросла и перещеголяла Ай–Петри своих крымских соседок, так это в коварстве. Вершина, конечно, не ахти какая грозная. На ее макушку выезжают по шоссе на автомашинах, встречают здесь рассвет, жарят шашлыки. Но с другой стороны, со стороны моря ее утесы настолько отвесны и опасны, что их сравнивают не с вендами короны, а с зубьями дракона. Да и как не сравнивать. Ежегодно в Крымских горах гибнут и получают серьезные увечья до полутора десятков любителей самоутвердить себя на скалах. Иногда сообщения об этих ЧП напоминают детективные истории (да и заниматься ими нередко приходится работникам милиции).

...Рабочим карьера показалось, что кто–то кричит в горах. До боли в глазах всматривались в скалы. «Спасите!» – донеслось от синей гряды Ай–Петри. Сомнений не оставалось – в горах люди и с ними что–то случилось.

Выехала патрульно–постовая машина. Обнаружить потерпевших не удалось. Дали знать горноспасателям. С гряды налетел порывистый ветер, он мог отнести голоса в сторону. Решили подняться на плато в районе «Чертовой лестницы» и искать там. Разбились на две группы. Действия корректировались по рации. Наступила ночь. Пришлось освещать дорогу фонарями. Пока поднимались, разыгрался настоящий ураган. Радиосвязь была неустойчивой – помогали ракеты. Потом поисковики внизу решили для ориентира разложить костер. Спасатели проводили выборочные спуски, лазали по скалам, обследовали все закутки, кричали, свистели, пускали ракеты. Однако ужасный ветер тут же поглощал звуки. И ни слова в ответ. Но вот замечена короткая вспышка. Пошли на засеченную точку. Одеревеневшие от холода пальцы едва нащупывали небольшие зацепки на скалах. Опускались по отвесной скале в непроглядной тьме и при ревущем ветре. «Это была сумасшедшая ночь и безумный спуск», – скажут потом спасатели.

Но случилось самое неприятное в такой ситуации: загрохотал камнепад. Подоспела еще одна группа спасателей. Пострадавших к рассвету отыскали. Двое молодых людей (отдыхающие из ближайшего пансионата) застряли на отвесном участке дикой скалы. Один из них стоял, держась рукой за тоненькую веточку карликовой сосны. Скальная полочка была настолько узка, что на ней можно было стоять попеременно то на правой, то на левой ноге.

А его товарищ сидел чуть ниже на наклонной скальной плите и чудом держался, вцепившись руками в мох. Постепенно он съезжал вниз, где зияла пропасть глубиной 400 м. Ночью один из них изловчился и зажег пачку от сигарет. Этот огонек и заметили спасатели. Они подоспели вовремя. Еще бы какие–то десятки минут, и было бы уже поздно. Пострадавших любителей острых ощущений в полушоковом состоянии отправили в больницу.

Они были впервые в горах. Увлеклись красотой, прогулкой, не заметили, как оказались над пропастью. Как обычно случается в подобных случаях – первое серьезное испытание вызывает чувство беспомощности, мгновенно возникает страх, парализующий волю.

Другое происшествие. Пошли в горы двое, в дни медового месяца. И вот она оказалась у трупа своего молодого мужа – со сломанным ребром он умер от холода и шока.

Кто виноват? Бывает, не только незнание и наивность новичков. Случается, что самонадеянный тренер, мастер спорта организовывает поход без достаточной подготовки людей, без мер предосторожности, предупреждения спасателей, ракетницы, радиосвязи. В результате – гибель людей.

Появились разумные предложения классифицировать трудные опасные маршруты и в «малых» горах, в частности Крыму, чтобы было реальное представление о сложностях пути, больше оснастить «горную стражу» – спасателей средствами связи. Вплоть до оборудованных лебедками вертолетов, розыскных собак, умеющих находить пострадавших в снежных лавинах.