Яд иллюзий

Глава 37

И снова ночь упрямо смотрела мне в глаза.

Но уже не та, что раньше – ласковая и добродушная – а неприязненная, холодная, отчужденная.

Я вдруг как никогда остро ощутила свое одиночество.

Но что еще мне оставалось, кроме одиночества?

Компании, шум, помпезные беседы…

Отчитываться перед кем-то в своих действиях? Доказывать правоту или превосходство? Бегать с подружками по кафе и магазинам, выслушивать и давать советы, быть ответственной за чьи-то секреты, сплетничать перед теликом?

Зачем?

Все это уже было.

Без толку.

Жизнь одна. Ну и что, что в ней так много дней…

Пустомели, что тратят годы жизни на бессмыслицу, чем не самоубийцы?

Конечно, для кого-то и мои переводы, и мое одиночество – самоубийство.

Но у меня не было выбора. Я не способна была на большее и поэтому старалась хоть что-то из себя выжать.

О нет, я ни в коем случае себя не оправдываю!

Я не питаю ненависти к людям, хоть, возможно, как никто другой имею право на такое стремление.

Но мыслю, очевидно, не так, как все.

Чувствую не так, как все.

Потому и живу не так, как все.

Это естественное состояние моей души, которая была когда-то быстрой, как стрела и горячей, как искра ланью, мчавшей по жизни счастливым галопом, не касаясь земли.

Пока однажды ей не переломали ноги…

На балконе непривычно сквозило. Ни пижама, ни теплый свитер не согревали меня. От того ли, что холод присутствовал в ночи, от того ли, что холодило у меня внутри, либо от того и другого одновременно.

В комнате The Сure тихо наигрывали «The Same Deep Water As You». Прислонившись к косяку балконной двери я с непониманием смотрела в небо – блеклое, непроглядное, с редкими звездами, казавшимися такими же одинокими, как и я.

Происходило нечто необъяснимое с чувствами, с восприятием, с моей жизнью. В груди пылало адское пламя, с каждой минутой разгораясь все сильнее и опаснее.

До этого дня я определенно знала от чего мои страдания. Что могло быть ужаснее, чем потеря любимого? Оказалось, даже родные не могли возместить утрату.

Но вот появилось еще что-то.

Не имеющее пока объяснения.

Усугубившее и размножившее мои нескончаемые муки.

Как жар лихорадки опаляет каждую клетку организма, как бред затуманивает рассудок и ломает волю, как тяжелая болезнь завладевает телом, издеваясь над душой… неизвестность изводила меня.

Кто побывал в моей квартире? Что ему нужно? Не он ли следил за каждым моим шагом? И не следит ли сейчас?

Если это убийца Мирославы, то зачем ему понадобилась я?

И где, Господи, Кирилл, когда он так нужен?!! Мне кажется, он сумел бы объяснить происходящее.

Я вспоминала высокий мудрый лоб, проникновенные ясные глаза, мужественный подбородок и красивый большой рот, говоривший правильно и правдиво.

При первой встрече – такой дерзкий, циничный, озлобленный…

Потом подозрительный, мрачный…

Наконец – такой чуткий, сильный, заботливый…

И когда сказал, что я одна его понимаю, может, не ошибся?

Нет. Прийти сюда после всего и разгромить мою квартиру он не мог. Пусть хоть весь мир считал иначе.

Он… словно родственная душа, которую я так долго искала. Я чувствовала его насквозь, и доверяла, быть может, как никому другому. Тревоги прошлого странным образом отступали, когда он находился рядом…

Обхватив руками плечи я злилась от того, что это не его руки обнимают и согревают меня сейчас, и точно так же злилась на себя за неудержимое это желание.

Я не смела думать о нем, и не думать не могла тем более.

Как не хватало мне того покоя, что находила я в присутствии этого человека.

Не хватало его запаха, голоса.

И в то же время я беспрестанно ощущала его рядом.

Снова и снова высокая темная фигура Кирилла представала передо мной, стоило хоть на секунду прикрыть глаза.

Я ждала увидеть тень под своим балконом, услышать звук его шагов где-то среди улицы или рев мотора, разглядеть в ночной мгле силуэт мужчины на большом тяжелом мотоцикле…

Я вынуждена была признаться себе в том, что только тем и занималась, что каждое мгновение ждала известий от Кирилла, а еще больше – его самого.

Он не давал слова прийти, не обещал увидеться, но я почему-то упорно продолжала его ждать. А от того тревога только росла с каждой секундой.

Белая мужская рубашка лежала на диване.

Она вселяла чувство тепла.

Я разделась и одела ее на голое тело вместо пижамы, почувствовав, что она и вправду грела, нежно прикасаясь к коже. После этого забралась в постель и постаралась уснуть.

Но в голове неожиданно раздался жалобный визг Алисы, ужасающе громкий, отчетливый, будто она находилась здесь, в моей комнате: «Он не человек… Мефистофель!.. Твою душу он тоже украдет!..»

Я встрепенулась и села в кровати.

Следующим уже заговорило мое собственное контр-эго: «Что это за номер с драгоценностями? Импровизация удачная, но смехотворная. Ты кое-кого решила прикрыть? Это можно расценивать как самообман! Он так много говорил, а про шприц ничего не сказал. Взял с тебя обещание, а сам скрылся…»

– Никуда он не скрылся, – прокричала я в темноту. – Не сказал, потому что слишком тяжело о таком вспоминать. А драгоценности я спрятала, чтобы не раздувалась проблема, потому что в последнее время повелась мода во всем подозревать Кирилла… И если придется – я буду его защищать, чтобы ни думала на этот счет прокуратура… Да что же это? Я уже с собой разговариваю! Все, хватит сомнений. Он не преступник. Точка!

Но плохая новость явилась ранним утром.

В мою дверь забарабанили во весь опор, одновременно с этим выжимая звонок. Я схватилась так быстро, что упала с кровати.

Ничего не понимая, протирая сонные глаза, кутаясь на ходу в халат и путаясь в его длинных полах, побежала к двери и прицелилась в глазок. Перед квартирой стоял капитан Борщев.

– Леша? – Я встретила его с изумленным видом. – Что заставило тебя высаживать мне дверь в половине седьмого? Пожарная тревога?

– Хуже, Аня. Поверь, гораздо хуже. – Перебил капитан, тяжело дыша, будто перед этим бежал. – Я едва дождался утра, потому что не хотел беспокоить тебя ночью. Кое-что случилось…

– Неужели еще кого-то убили, – спросила я наугад и осеклась. В глазах Алексея возник ответ, не оставляющий сомнений. У меня снова все похолодело внутри.

– Алису Боднер вчера поздно вечером нашел охранник строительства, которое расположено неподалеку от ее дома. – Подтвердил Борщев печальную догадку. – Она упала с высоты...

Как будто все еще находясь во сне, я прошла на кухню и машинально поставила чайник на плиту.

– Вчера ты виделась с ней, так ведь? – Леша не отрывал от меня глаз.

– Откуда ты знаешь?

– Ее соседка тебя описала. Вы ругались?

– Просто девушка долго не открывала.

– Что ты там делала?

– Я должна была поговорить с ней.

– О чем?

Я пожала плечами.

– Это мое дело…

– Аня, пойми, – с чувством перебил Леша. – Теперь это дело прокуратуры. Зачем ты вообще ходила к ней?

– Меня в чем-то обвиняют? – Я упрямо посмотрела на него. – Да или нет? Если да, то почему не сказать об этом прямо?

– Через час ты должна появиться у Черныша. – Леша отвел глаза в сторону. – Все, что от тебя требуется, это рассказать подробно, когда ты ее видела, о чем вы говорили… Тебя так же будут спрашивать про Кирилла Чадаева.

Я предложила кофе капитану, но он отказался.

– Я лучше на улице подожду, – сказал Алексей, неловко переминаясь с ноги на ногу. – А то такое чувство, будто я беру тебя под конвой.

Я допила кофе, одела джинсы и черную курточку поверх рубашки Кирилла.

Затем мы отправились к зданию прокуратуры и Леша по дороге давал мне какие-то дружеские рекомендации, но я ни слова не слышала из того, что он говорил.

Наконец, я вошла в кабинет Черныша и он вежливо предложил мне присесть.

Удивительно, но вопросы не посыпались на меня, как праздничное конфетти. Ни намека на подозрение ни в лице, ни во взгляде следователя. Только чисто формальная выдержка, спокойный тон и неспешная беседа.

– Значит, разговора у вас не вышло? – спросил мужчина.

– Девушка была сильно расстроена. — Поведала я. – Нужно было рассказать о ней отцу, но из-за взломщика я просто забыла об этом. Она говорила нелепые вещи, вела себя странно…

– То есть?

– Это не было банальной истерикой. Она то плакала, то смеялась, настроение менялось каждую секунду, смотрела куда-то сквозь меня.

– И что при этом говорила?

– Чепуху.

– И все же?

Я устало вздохнула.

– Радовалась, что Мирослава Липка мертва. Кирилла Чадаева называла Мефистофелем. А меня проклинала.

– Вас? За что?

– Я думаю, вы и так прекрасно понимаете. Она надеялась, что после смерти Мирославы сможет занять ее место возле Кирилла. Но я, по ее словам, нарушила все планы своим появлением на сцене. Это, конечно, абсурд, невозможно заставить человека полюбить насильно, да и ревность тому не сопутствует. Но объяснить я ей ничего не смогла, девчонка была в таком состоянии, что ничего не способна была воспринимать.

– Судя из всего этого вы могли бы допустить, что она по собственной воле прыгнула с высоты? – Прозвучало почти буднично.

Я вспомнила серое лицо Алисы, истерические нотки в голосе, отсутствующий взгляд.

– Это не исключено.

– Ваш отец говорит о том же, – заметил следователь.

– Мой отец? – Я переспросила, думая, что мне послышалось.

– Вы не знали, что Алиса Боднер уже около недели находилась под его наблюдением? К нему за помощью обратились родители девушки...

Я была настолько шокирована, что не имела слов.

– Дело почти дошло до стационарного лечения. Но как только Алиса узнала, что доктор – ваш отец, разозлилась не на шутку, потребовала другого психотерапевта. Она очень серьезно вас невзлюбила.

– Мне действительно жаль, что так много людей решили, что у меня роман с Кириллом Чадаевым. – Объяснила я спокойно. – Но это не так.

Черныш внимательно посмотрел на меня. По его лицу невозможно было прочесть, верит он мне или нет.

– Когда вас разыскивали родители, где вы находились в тот момент?

А вот и долгожданный вопрос с подвохом.

– Я была с Кириллом.

– Что-то вас с ним все таки связывает?

Я пристально взглянула в серые глаза следователя.

– Когда-то на моих глазах убили любимого человека. Не сомневаюсь, вам об этом известно. Теперь убита девушка Кирилла. Скажите сами, что нас связывает?

Но он оставался все так же непроницаем.

– Когда вы видели его в последний раз?

– Позавчера.

– Куда он собирался идти дальше?

– Не помню. За какими-то покупками, кажется.

– А возвращаться назад, за город он планировал?

Не получив ответа, мужчина продолжил:

– Так или иначе, но мы нашли тот дом, который он снимает. Объявился хозяин дачи и подтвердил, что именно Чадаев платил за аренду. Но мы поехали туда и никого не обнаружили. В съемной квартире он тоже не появляется.

– И вы считаете, что мне известно, где он может быть?

– А разве это не так?

– Вынуждена вас разочаровать, – сказала я, вторя его безпрестрастному тону.

Черныш едва заметно улыбнулся, но потом все так же, по-казенному, спросил:

– В период времени, что вы провели с Чадаевым, вам приходилось замечать неожиданные вспышки гнева с его стороны, может он злился на кого-то, посылал угрозы в чей-то адрес.

– Еще бы ему не злиться! Его девушку убили. Конечно он проклинает того подонка, что это сделал.

– Ему разве не известно, чем занималась его девушка?

– Известно. А еще ему известно, как она любила и страдала. Мира не была потерянным человеком, тем более для него. Еще многое можно было исправить…

– Вы были с ней знакомы? – Черныш явно желал, чтобы моя уверенность пошатнулась.

– Нет, но мне известно все со слов Кирилла и руководителя «Молодой сцены». Этого более чем достаточно.

– Когда вы познакомились с Чадаевым?

– Сразу после убийства Миры...

– То есть раньше вы никогда не встречались? – Спросил он с расстановкой.

– Я догадываюсь, к чему вы клоните. Нет, раньше мы не встречались. Вы, наконец, скажете, в чем меня подозревают?

Черныш и глазом не моргнул.

– Мы должны вас в чем-то подозревать?

Старый хитрый лис! Только нимба над головой и не хватает. Ничего он мне не скажет, его задача – выспрашивать, а не выкладывать. Не удивлюсь, если окажется, что это он поручил кому-то шпионить за мной. А может он и к «обыску» в моей квартире причастен? Искал Чадаева в шкафу?

– Вы только напишите подробно, о чем вы говорили с Алисой Боднер. Как она себя вела, – попросил следователь. – Все то, что вы мне рассказывали. И вы свободны…

Пятнадцать минут спустя в коридоре прокуратуры я наткнулась на отца, беседующего с Борщевым.

– Папа? – В виду последних событий я даже не знала, стоит ли мне удивляться. – Что ты тут делаешь?

– Я пытался лечить девочку, что погибла, – признался отец.

– О, спасибо, что сказал мне об этом!

– Существует такое понятие – лечебная тайна... Только теперь это не имеет значения. Я не успел ей помочь.

– Ты тоже считаешь, что она покончила с собой? - Я внимательно поглядела на наго.

– Такое можно предположить. Но там же повсюду следы…

– Какие еще следы?

– Аня, погоди, – прервал меня Борщев, неловко оглядываясь по сторонам слишком узкого коридора. – Давайте хоть отойдем куда-нибудь.

– Тебе Черныш ничего не сказал? – Спросил он, когда мы вышли из прокуратуры.

– Что он должен был мне сказать?

Леша прокашлялся.

– Твой отец имеет в виду следы мотоцикла и отпечатки ботинок Чадаева, которые обнаружили возле места вчерашней трагедии…

– Почему это именно его следы? – перебила я изумленно.

– Ты хочешь услышать подробности проведенной экспертизы? – Устало спросил Борщев.

Я покачала головой:

– Послушайте, я видела эту девушку незадолго до смерти. И верю, что она сама способна была прыгнуть с высоты.

– Но как же улики, милая? – Вздохнул отец.

– Папа, ты сам знаешь – убийца не станет оставлять такое количество следов и улик против себя! Он должен был, как минимум сойти с ума, чтобы пойти на такое.

– И почему ты исключаешь такую вероятность? – Серьезно спросил папа. – Сума сходят даже молодые, талантливые и красивые люди. Но ведь в том то и подвох, это ты не понимаешь, милая, он тем и пытается снять с себя подозрение...

– О, Господи, – простонала я. – Люди, опомнитесь! Если человек прекрасный актер, это еще не значит, что он живет, как в кино! Найдите его! Или большая проблема – найти человека, которого все знают здесь в лицо? Всему есть объяснение. Я уверена…

– Как я мог допустить, чтобы ты попала в эту идиотскую ситуацию? – Неожиданно выпалил отец, едва сдерживаясь от злости на самого себя. – Ты даже не слушаешь, что тебе говорят!

Эта эмоциональная вспышка была не свойственна ему, и должна была меня удивить, но я ответила натянуто, почти безразлично:

– Ты разве не этого хотел, чтобы я, наконец, вышла из роли спящей принцессы?

Он глубоко вдохнул, потирая виски:

– Аня, ты моя единственная дочь, ты мне очень дорога, но послушай...

– Нет, все, достаточно, – резко оборвала я. – Ничего больше не хочу слушать.

И еще до того, как кто-то из них успел среагировать, я сорвалась с места и помчалась прочь.

Этого не может быть! Не может быть – гремело в голове, как звуки выстрелов.

Не может быть такого!!!

Кирилл не убийца!

Господи, пожалуйста.

Пусть это не Кирилл!