Часть III
Глава 13
Алексей Белов: поиск
1
Очкастый сказал, что Алексей должен умереть. Вообще говорил преимущественно очкастый. Второй, тот, что разбил стакан и этим убедил Алексея в реальности происходящего, отмалчивался. Он лишь поглядывал исподлобья то на очкастого, то на Алексея. В обоих случаях взгляд его был насторожённым. Он словно ожидал подвоха то ли от своего напарника, то ли от Алексея.
— Ты должен умереть, — сказал очкастый. — Точнее, ты уже умер. Ничего страшного в этом нет. Ничего особенного в этом тоже нет. Конечно, большинство людей проживают одну жизнь, и смерть для них означает конец всего. Но это не твой случай. Твоя смерть — это начало другой жизни. Это твоя вторая попытка, если угодно. Первая была не очень. Месть, которой ты так увлёкся, — приятная штука, но она дорого стоит.
Он замолчал, всматриваясь в бледное и заострившееся лицо Алексея. Алексей насторожённо молчал. Тогда очкастый продолжил:
— Вторая попытка даётся не всем. И тебе она даётся не за здорово живёшь.
У Алексея возникло смутное подозрение, что сейчас его попросят где-нибудь расписаться собственной кровью.
— У тебя будет вторая попытка… Вторая жизнь. Мы можем тебе её дать.
— Кто это — мы?
— Хороший вопрос, — кивнул очкастый, довольный тем, что монолог превратился в диалог. — Но у меня нет для тебя хорошего полного ответа. Сейчас нет. Возможно, он появится чуть позже. Когда ты пройдёшь тест.
— Что ещё за тест?
— И это хороший вопрос. Тест на пригодность. Тест на выживание. Докажи, что мы не ошиблись в выборе. Докажи, что ты достоин второго шанса.
— Кто вы такие, чтобы я вам доказывал?
— Скажем так, — очкастый помедлил, выбирая слова. — Мы обеспечиваем национальную безопасность.
— Вы из… ФСБ?
— Я же говорю — у меня нет для тебя хорошего, полного ответа. Но если бы я даже произнёс название нашей организации, оно бы тебе ничего не сказало. Потому что ты никогда его не слышал. И девяносто девять процентов людей его никогда не слышали. И не услышат. Так было и так будет. Нас словно не существует. Но мы бьёмся, и мы делаем своё дело.
— Как призраки… — сказал Алексей.
— Ну да. И ты можешь стать одним из нас.
— Стать призраком…
— Или остаться трупом. Люди Фоменко будут гоняться за тобой до скончания века. И живой ты им не нужен.
— У меня вопрос.
— Слушаю, — сказал очкастый.
— Моя мать. Моя сестра. Что с ними будет?
— Мы обеспечиваем национальную безопасность. И безопасность двух женшин мы тоже в состоянии обеспечить. Я тебе это обещаю.
— Обещаете? Но я даже не знаю, кто вы такой…
— Кто я такой…
Очкастый переглянулся со своим напарником — тот решительно замотал головой, а потом добавил:
— Ты слишком много разговариваешь. Давай ближе к делу.
Очкастый подумал и кивнул. Это было последнее, что помнил Алексей. Потом снова был провал в тягучий сон, в котором всё происходило немыслимо тёмной ночью, а потому оставалось невидимым.
Затем невероятно быстро наступил рассвет и Алексей обнаружил себя на переднем сиденье легкового автомобиля. Если это и было остатком сна, то в нём присутствовали цвета и запахи. Предметы имели объём. Ощущения были как наяву, и Алексей уже не видел необходимости бить стаканы или просто щипать себя за уши. Всё было как бы настоящее, но мозг отказывался верить происходящему. Алексей знал, что реальная его жизнь закончилась где-то между Лесным шоссе и той злосчастной поляной, а вот что было потом…
Наверное, он всё-таки умер. Как ему и объяснил тогда очкастый. Потом он ещё что-то говорил про тест… Это что-то типа курса молодого бойца для вновь прибывших. Куда прибывших? Откуда? Белое пятно. Ну и хрен с вами и с вашими тестами. Вот перестанет у меня башка раскалываться, соберусь я с мыслями, вот тогда я уж точно разберусь, что к чему…
— Голова не болит? — спросил очкастый, не отрывая взгляда от дороги. — От перемены климата может болеть. Возьми там, в «бардачке», таблетки.
Что ещё за перемена климата?! О чём это он? Тем не менее Алексей достал таблетку, разжевал и запил минералкой.
— Прекрасно, — сказал Дюк, так и не назвавший Алексею даже своей клички. — Теперь возьми этот листок и прочитай его, пока время есть. Мы как раз подъезжаем.
Листок… Алексей взял из «бардачка» закрытый конверт, вытащил оттуда лист плотной бумаги. Читаем.
Первое же предложение шарахнуло его словно кувалдой по затылку. Нет, всё-таки будем считать, что это сон. Лучше, если это сон. Иначе…
«Добро пожаловать в столицу нашей родины Москву».
— Это что, Москва? — недоверчиво уставился Алексей в окно машины.
— Я же сказал, подъезжаем.
— Я в Москве не был ни разу, — растерянно произнёс Алексей.
— Да, я в курсе.
— Блин, — коротко выразил Алексей свои эмоции.
«В Москве имеет место в значительных объёмах незаконная торговля оружием, что не может нас не беспокоить. Тебе предстоит войти в доверие к преступной группе торговцев оружием, установить её состав, масштабы деятельности, каналы поставок, тайные склады и прочую важную информацию».
Алексей прочитал абзац и решил, что нужно съесть ещё одну таблетку от головной боли. Буквы складывались в слова, а слова в предложения, но вот смысл в конце концов почему-то ускользал…
"Вот вводная информация — человек, который подыскивает покупателей оружия для этой группы, периодически появляется в ночном клубе «Орхидея». Ему сорок три года, кличка Дон Педро.
И не забывай, что Алексей Белов мёртв и похоронен в своём родном городе".
— Извините… — Алексей непонимающе таращился в лист бумаги. — Это в каком смысле — мёртв и похоронен?
— В том смысле, что возврата назад уже быть не может. Ты можешь либо дойти до конца и победить, либо можешь так и остаться мёртвым. Ты не сможешь выйти из теста и сказать: «Всё, хватит с меня, отправьте меня домой». Сейчас ты мёртв, и у тебя есть один-единственный шанс начать вторую жизнь. Этот шанс — прохождение теста. Все, твоя остановка.
Машина остановилась.
— Мне выходить?
Дюк утвердительно кивнул.
— А эту бумажку… Вернуть вам?
— Возьми себе на память.
— Ну… Тогда — до свидания.
— На всякий случай — прощай, — сказал Дюк, и машина резко рванула вперёд. Через десять секунд она пропала из поля зрения, как будто бы её не было вообще. Как будто бы не было этого разговора, как будто не было…
Хотя — осталась бумажка с условием теста. Алексей развернул её и обомлел — перед ним был абсолютно чистый лист. Ни единой буквы. Ни одного слова. Он перевернул лист, потом снова перевернул — та же самая история.
Слова на бумаге пропали, но зато в голове стали всплывать другие слова, сказанные очкастым то ли во сне, то ли наяву: «Мы обеспечиваем национальную безопасность. И безопасность двух женщин мы тоже в состоянии обеспечить. Я тебе это обещаю».
И ещё. «Ты можешь стать одним из нас. Докажи, что мы не ошиблись в выборе».
Алексей прислушался к этим словам, звучавшим в голове, словно запоздалое эхо. Что-то было в этих словах, что-то твёрдое, настоящее. За них можно было ухватиться, на них можно было опереться. Именно опоры Алексею и не хватало в последние дни. Опоры, чтобы крепко встать обеими ногами, выпрямиться и посмотреть вперёд.
— Вот тебе и раз, — сказал Алексей и скомкал чистый лист бумаги. Потом он огляделся. Если это даже была и не Москва, это был явно не его родной город. Круглые часы на столбе показывали половину восьмого утра, и мимо Алексея торопливо шагали люди, преимущественно в одну сторону. Алексей повернулся туда и увидел круглое здание с большой буквой "М" наверху. Чуть в стороне подъезжали на посадочную площадку автобусы. В этот ранний час людей на этом пространстве было больше, чем Алексей когда-либо видел одновременно. Даже полковой строевой смотр не шёл в сравнение, тем более что здесь все ходили не строем, а абсолютно беспорядочно, каждый своим собственным маршрутом. И первое, что пришло в голову Алексею при виде этого хаотического движения, было — здесь легко затеряться. В смысле — спрятаться, укрыться.
А второе было — здесь легко потеряться. В смысле — пропасть навсегда.
Людей по направлению к метро шло все больше и больше, Алексей отступил в сторону, чтобы не стоять на пути, и оказался возле проволочной ограды. За ней на большой асфальтовой площадке вытянулись несколько рядов торговых павильонов, которые сейчас готовились к открытию. Здесь тоже хаотически сновали люди, таскали ящики и коробки, разгружали машины, наскоро убирали мусор.
Алексей почему-то вспомнил, как в первые месяцы армейской службы его вместе со всем взводом посылали то на колхозные поля, то на овощные базы разгружать фуры. Потом он понял, почему его посетило это воспоминание. Он мог сейчас пойти на рынок и поработать грузчиком — заработал бы хоть пару сотен, чтобы живот не сводило с голоду. То, что карманы его были пусты, Алексей обнаружил сразу, как только был высажен из машины.
Он пошёл в сторону ворот рынка, но тут через проволоку заметил двух милиционеров, неспешно прогуливавшихся по рынку. Они шли как раз в сторону ворот.
У Алексея не было не только денег, но и документов. У него был только чистый лист бумаги.
Когда-то на этом листе было обещание новой жизни. Но сейчас лист был пуст, и всё казалось таким неопределённым, призрачным…
Но потом кто-то тронул его за локоть, и это было совсем не призрачное прикосновение. Алексей обернулся. У этих двоих парней были весьма озабоченные лица.
— Командир, ты чего тут трёшься? — спросил один.
— Гуляю, — сказал Алексей, пытаясь понять, чем он привлёк их внимание. Привлёк внимание, то есть совершил ошибку.
— Ты, мля, — немедленно сказал второй. — Тут себе нагуляешь, мля, большие проблемы, мля. Так что, мля, вали гулять в другое место, пока…
— Я сейчас уйду, — сказал Алексей. — Ты меня только сначала ущипни, чтобы уж всё наверняка…
Парни переглянулись.
— Я те щас ущипну, мля, — с придыханием сказал второй. — Ох, как я те щас ущипну.
— Отойдём в сторону, — предложил Алексей. — А то менты вон там ходят…
Парни посмотрели на него как на придурка, но предложение приняли. У второго явно чесались руки.
2
Пять минут спустя, выйдя из-за гаражей, Алексей чувствовал себя гораздо лучше. Оказалось, что самый древний способ самоутвердиться — набить кому-нибудь морду — все так же эффективен.
Помимо самоутверждения, Алексей приобрёл за гаражами некоторое количество смятых сторублевок, карточку на метро и неновую кожаную куртку, которая при всех своих потёртостях выглядела получше, чем Линялая спортивная куртка Алексея. Та смотрелась как переходящая спецодежда трех поколений ремонтных рабочих. Алексей бросил её за гаражами, рядом с двумя еле ворочающимися телами.
Выйдя на улицу, он сразу принял соразмерный ритм ходьбы, чтобы не выделяться. Алексей уже понял, чем привлёк внимание тех двоих — странной одеждой и неподвижностью на фоне спешащих людей. Этих ошибок нельзя было повторять.
В ближайшем секонд-хенде он купил самые дешёвые джинсы и кроссовки, после чего окончательно избавился от той одежды, в которой его привезли в Москву. Расплачиваясь, Алексей внимательно разглядывал зевающего продавца секонд-хенда, парня примерно того же возраста, что и он, и соображал, что ещё нужно добавить к своему внешнему виду, чтобы выглядеть абсолютно обычным. В конце концов Алексей остановился на солнцезащитных очках и небольшой кожаной сумке через плечо. Он посмотрел на себя в зеркало и остался доволен. У метро он купил газету, не обратив внимания на название, и теперь нёс её в руке — завершающий штрих. Теперь Алексей был обычным местным жителем, который торопится куда-то по своим делам.
Причём дела у него действительно были, и дела очень серьёзные. Алексей прежней деловитой походкой спустился в метро и сел в поезд, не задумываясь о том, куда тот его привезёт. Не это сейчас было главным.
А главным было то, что, стоя на эскалаторе и держа перед собой газету (и не видя в ней ни одного слова), Алексей почувствовал возвращение знакомого, но чуть подзабытого ощущения. Это ощущение называлось ПОИСК.
Ещё совсем недавно Алексей находился в состоянии поиска целыми неделями — вышагивал километры лесных и горных троп, держа автомат наготове, внешне ничем не выдавая своего напряжения, но держа в голове цель поиска. Потом он возвращался на базу, отдыхал и снова уходил в поиск. Это продолжалось так долго, что Алексей привык к чередованию поисков и возвращений и воспринимал их как смену времён года, то есть как само собой разумеющуюся вещь.
Потом он вернулся домой и радовался этому — наверное, так и должно было быть. Все радуются, когда возвращаются домой. Но с возвращением возникла и зияющая пустота — теперь у Алексея не было поисков, не было целей, у него не было смысла в каждом очередном шаге, не было напряжения в мышцах. И когда он так решительно бросился стирать улыбку с липа Фоменко-младшего — это было не что иное, как попытка найти замену поиску.
И всё же это было не то. Китайская подделка. Олег Фоменко не заслуживал такого расхода сил и времени. Алексею нужно было нечто другое.
Теперь, окончательно осознав произошедшее с ним, Алексей был готов признать — ему нужно было именно это, поиск. Ему нужна была цель именно такого уровня. Ему было нужно именно такое напутствие, какое дал ему тот плотный тип в очках: «Ты можешь либо победить, либо умереть». Собственно, в поиске всегда так и бывает, Алексей просто запамятовал эту боевую истину.
Спасибо, что напомнили.
3
Алексей несколько раз пересаживался из одного поезда в другой, просто чтобы куда-то двигаться. Во время очередного перехода со станции на станцию он остановился у лотка с прессой и купил маленький толстый журнал «Досуг в Москве». Как подсказывало ему название, ночные клубы были как раз по части этого издания. Алексей ещё раз прокрутил в голове строчки: «…появляется в клубе „Орхидея“… сорок три года… кличка Дон Педро».
Странно — когда он впервые прочитал условие теста, у него было ощущение, будто бы в голове абсолютно ничего не задержалось, проскользнуло без следа. Теперь Алексей был уверен, что запомнил текст наизусть вплоть до последнего слова, вплоть до количества слов в каждой из строчек.
Справочник по досугу предлагал желающим посетить клуб «Орхидея»: ехать до станции метро «Таганская», а затем преодолеть ещё метров триста, не забыв вовремя свернуть к охраняемой стоянке. Алексею нечего было сдавать на охрану, поэтому он прошёл мимо стоянки, искоса поглядывая на двери клуба. Те были закрыты; как оказалось, заведение начинает функционировать после двух часов дня. Алексей сказал себе, что мог бы и догадаться — ночной клуб всё-таки, а не утренний.
Прежней деловитой походкой Алексей проследовал мимо клуба, свернул в переулок, немного поблуждал и вышел к большому универмагу. Потом ещё немного поплутал и вышел к Москве-реке. Постепенно он начинал ориентироваться на местности, а это важное условие успешного поиска.
Другое важное условие успеха — это неутомляемость, потому что поиск может длиться и день, и два, и неделю.
В сталинской высотке на берегу Москвы-реки располагался кинотеатр, Алексей купил билет на ближайший сеанс, сел позади и быстро уснул, тем более что фильм почему-то был чёрно-белый. Когда фильм кончился и зажёгся свет, Алексей мгновенно проснулся, вышел на улицу, снова купил билет и проспал ещё час сорок. Теперь у него был набран запас неутомляемости на целую ночь.
В начале пятого Алексей переступил порог клуба «Орхидея». Охранник посмотрел на него без восторга, но решил, что в это время суток можно пускать и не такое.
Внутри было прохладно, темно и тихо. Никакого «непрекращающегося праздника жизни», обещанного в «Досуге в Москве», не наблюдалось. Меланхоличный бармен неторопливо расставлял бутылки на полках в каком-то особом, одному ему понятном порядке.
— Пива налейте, — сказал Алексей.
— Конечно, — вздохнул бармен. — Конечно же, пива.
Этот ответ, вероятно, подразумевал, что человек с внешностью Алексея никогда не закажет ничего, кроме пива, — ни шампанское «Дом Периньон», ни ликёр «Бэйлис», ни даже коктейль «Маргарита». Только пиво.
— И конечно же, «Балтика», — обречённо добавил бармен.
— Тёмный «Гиннес».
Бармен достал из-под стойки блюдце с солёными орешками и поставил перед Алексеем.
— Все равно кухня ещё не работает, — добавил он.
— Я подожду, пока она заработает, — сказал Алексей. — Я тут долго буду сидеть.
— Деловая встреча? — предположил бармен, подвигая к Алексею бокал с пивом.
— Ага, — Алексей испытующе взглянул на бармена, будто оценивая степень его надёжности. — Человечка мне тут нужно одного найти.
— У нас тут много всяких человечков бегает.
— Этого зовут Дон Педро.
Бармен мог сказать в ответ «Не знаю такого», бармен мог сказать «Знаю такого», но бармен не сделал ни одного, ни другого. Он заржал.
Алексей терпеливо ждал, пока это кончится, но бармен никак не успокаивался. Под конец он просто лёг грудью на стойку бара и громко всхлипывал, отчего блюдце с орешками испуганно подрагивало.
Алексей отпил пива и подождал ещё. Бармен всё же взял себя в руки, перестал трястись и издавать неприличные звуки.
— Так вот, — продолжил Алексей, — меня интересует…
— Я уж не знаю, кто его называет Дон Педро, — перебил его бармен. — Сам себя он, наверное, так называет, когда в зеркало смотрится. Но вообще мы его зовём за глаза Данила-педрила. Вот так. Смешной такой хмырь. Много про себя воображает, а на самом деле…
— Я понял, — тихо сказал Алексей. — Мне плевать на его ориентацию. Просто, когда он придёт, покажи мне его. Незаметно.
В глазах бармена застыл немой вопрос, и Алексей на него ответил.
— Долг, — сказал он. — Просто долг.
Теперь бармен уже по-другому смотрел на Алексея, на его неказистую кожаную куртку, на его немодную короткую стрижку.
— Все понятно, — сказан бармен. — Я его покажу, просто…
— Здесь я ничего с ним не сделаю.
— Вот именно, — одобрительно кивнул бармен. — А вообще…
И он подробно объяснил Алексею, куда обычно выходят люди из клуба, чтобы обсудить финансовые противоречия. Алексей запомнил дорогу из чёрного хода на пустырь и поблагодарил бармена за ценную информацию.
— Сотка будет твоя, — пообещал Алексей. — Если этот тип появится.
— Да он здесь постоянно тусуется, — обнадёжил его бармен, но потом сделал значительное лицо. — Только ведь он не один тусуется.
— Так и я не один, — бесстрастно произнёс Алексей.
4
Скрашивая часы ожидания, Алексей ещё раз брал пиво и какие-то самые дешёвые бутерброды (здесь они гордо именовались сандвичами), в результате деньги у него кончились. Впрочем, это волновало Алексея в последнюю очередь. Когда находишься в поиске, деньги вообще не имеют значения.
Куда важнее было понять человека, с которым Алексею вот-вот предстояло столкнуться. Понять — то есть предугадать его реакцию на те или иные действия Алексея. Кличка уже давала кое-какие подсказки, но одной клички было мало. Нужно было ещё хотя бы лицо.
Примерно в начале десятого бармен показал Алексею лицо. Невысокий мужчина, к которому очень подходило определение «гладкий», вёл себя очень раскованно и, судя по всему, был доволен жизнью. Если ему действительно сорок три года, как значилось в записке, то выглядел Дон Педро моложе своих лет. Он был хорошо одет, держался самоуверенно, но что больше всего удивило Алексея — это волосы. У Дона Педро были крашеные волосы.
Алексей сначала не поверил, но потом Дон Педро оказался в поле свечения яркой лампы, и сомнения пропали — его шевелюра была выкрашена в густой чёрный цвет. Алексей раньше никогда не видел мужчин, которые красят волосы, и тем более делают это так откровенно.
Теперь о Доне Педро можно было сказать многое.
— Простите, — Алексей остановился у столика, который занял Дон Педро с двумя спутниками, молодыми людьми приятной наружности.
— Да? — у Дона Педро был бархатный голос. Вероятно, такой голос вызывал у людей доверие.
— Мне порекомендовали к вам обратиться, — сказал Алексей.
— Это хорошая рекомендация. — Дон Педро улыбнулся и предложил Алексею место рядом с собой, успев перед этим пристально рассмотреть молодого человека с головы до ног. — Как вас зовут?
Ещё пара слов, и он бы положил Алексею руку на колено. Дон Педро был до определённой степени проворен, и Алексею его прыть была даже забавна.
— Меня зовут Большие Неприятности, — сказал Алексей и сам положил руку на колено Дону Педро, но не для ласк, а чтобы как следует стиснуть колено всеми пятью пальцами и тем самым намекнуть Дону Педро, что не любовью единой жив человек. — И я не по этой части, — добавил Алексей, презрительно махнув головой в сторону двоих спутников Дона Педро. Те отметили изменившееся выражение лица Дона Педро и попытались сказать что-то грозное и возмущённое, но Алексей просто не обратил на них внимание. Действуя под столом правой рукой, он быстро проинспектировал торс Дона Педро и не нашёл ничего более опасного, чем мобильник и бумажник.
— Кто вы такой? — с достоинством потомственного аристократа произнёс Дон Педро. — Что вам нужно?
— Во-первых, мне нужно убедиться, что вы правильно оцениваете ситуацию.
— Это в каком же смысле?
— В том смысле, что пока у вас ещё есть шанс сохранить здоровье. Но если кто-то из вас троих попытается привлечь внимание посторонних или, не дай бог, станет звать на помощь…
— Ладно, мы сидим тихо. Что дальше?
— Во-вторых, посмотрите, пожалуйста, на меня.
Дон Педро оглядел Алексея уже без всякой заинтересованности, а с плохо скрываемым раздражением. И ещё в его взгляде был испуг. Чуть-чуть испуга. Это было неплохо для начала, но Алексею нужно было больше.
— Я приехал издалека, — сказал Алексей. — Я потратил кучу времени. Люди, которые меня отправили, тоже потратили много времени, денег и нервов.
— Что за люди? — нервно покосился Дон Педро. — О чём вы?
— Люди, которые очень долго ждали вашего звонка. Люди, которые с вами договорились о товаре. Люди, которые не привыкли терять деньги. Они ждали, что вы им перезвоните, но вы не перезвонили.
— Бред какой-то, — сказал Дон Педро. — Про кого вы говорите? Кому это я должен был перезвонить?
— Вам назвать имена? А наименование товара тоже назвать? Количество? Тактико-технические характеристики? — Алексей выразительно посмотрел на спутников Дона Педро, и мужчина с крашеными волосами понял.
— Так, — сказал Дон Педро и вытер пот с висков. — Знаете что… Давайте выйдем на свежий воздух. А вы, ребята, здесь подождите.
— Может, не стоит, Данил Лаврентьевич? — озабоченно спросил один из молодых людей. — Вы же этого человека впервые видите…
— Все когда-нибудь случается в первый раз, — философски заметил Дон Педро.
Алексей вывел его через чёрный ход именно на тот пустырь, который порекомендовал бармен. Первое, что сделал Дон Педро, оказавшись на пустыре, — сунул руку за пазуху. Алексей удивился и махнул ногой, одновременно уходя с линии огня.
Точнее, он сначала врезал Дону Педро ногой, а уже потом удивился.
5
От удара Дон Педро съёжился, издал жалобный всхлип и рухнул наземь. Алексей выждал немного, но Дон Педро все ещё валялся по соседству с горой пустых картонных коробок. Алексей снова удивился — человек с крашеными волосами то проявлял неожиданную прыть, то умирал после сравнительно слабого тычка. Впрочем, всё это могло быть игрой. Если у человека фальшивый цвет волос, то и весь он может быть фальшивым.
Алексей осторожно приблизился и удивился в третий раз. Судя по сдавленным звукам, Дон Педро плакал.
Схлопотать пулю от плачущего человека было бы тем более обидно — Алексей резко вывернул ему правую руку, но никакого пистолета там не было.
— Я его уронил, — всхлипнул Дон Педро. — Я… Я стал его вытаскивать, а тут вы меня ударили…
Алексей наклонился и поднял с земли кожаный бумажник. Вот он за чем полез. Первоначальная оценка Алексея оказалась правильной — оружием здесь не пахло. Пахло деньгами и испугом.
— Зачем же вы так сразу, — жалобно причитал Дон Педро. — Я же не убегаю, я же хочу договориться по-хорошему…
— Вообще-то, — сказал Алексей, — меня послали не для того, чтобы договариваться по-хорошему. Меня послали, просто чтобы вышибить тебе мозги. Я не переговорщик, я вышибала мозгов.
— Я все понимаю, — Дон Педро все ещё всхлипывал, но, похоже, постепенно приходил в себя. — У вас своя работа, у меня — своя. Вы вообще откуда?
Алексей укоризненно посмотрел на него.
— А, ну хорошо, хорошо… Откуда те люди, которые вас послали?
— Допустим… — Алексей сделан паузу и во время этой паузы не сводил глаз с Дона Педро. — Допустим, из Ростова.
Дон Педро нахмурился, потёр виски, а потом неуверенно произнёс:
— Да, припоминаю… Был такой господин из Ростова. Очень нервный господин. Так я и знал, что лучше с ним не связываться.
Алексей удовлетворённо кивнул. Сработало. Когда не хватает собственных мыслей, используй чужие — так Алексей и сделал. Как-то в армии Алексей сидел на солнышке, чистил автомат и слушал досужий разговор более умных и опытных людей, сидевших по соседству. Один из этих людей, как потом выяснилось, числился по ведомству ГРУ, двое других были контрактниками, но не простыми, а особыми, с какими-то своими спецзаданиями. Обсуждали эти опытные люди вопрос о том, могут ли быть на войне преступления или же само понятие «война» автоматически отменяет все моральные нормы, а стало быть, и преступать тогда нечего. Алексей не запомнил, чем закончился тот спор — скорее всего, как и все подобные споры, закончился он яростным матом и мыслью «правят нами какие-то дегенераты». Алексей запомнил другое. Кто-то из спорщиков сказал уже не про военных, а вообще про людей: «Если любого мужика после тридцати арестовать и посадить пожизненно без всяких объяснений, то в глубине души он будет знать, что посадили его за дело. Потому что невозможно жить и не преступать закон, не тот, так другой, не человеческий, так божеский». Другой добавил, что не только на войне невозможно остаться чистеньким. В бизнесе, например, нет ни одного человека, за которым не стояло бы такой сделки, при воспоминании о которой он не просыпался бы в холодном поту. Кого-то кинул, кого-то подставил, кому-то долг не вернул, кого-то разорил. Любого возьми за шкирку — и такого тебе порасскажут…
Алексей только что взял Дона Педро за шкирку, и теория получила практическое подтверждение.
— Но вы же разумный человек, — сказал Дон Педро. — Я же по глазам вижу…
— Вряд ли, — сказал Алексей. — Тут темно.
— Я имею в виду, что мы можем договориться. Вы отрапортуете, что выполнили работу, а я… Я в долгу не останусь.
— Не пойдёт, — сказал Алексей. — Может, это у вас в Москве принято всех кидать, а у нас — нет. Тем более что бумажник мертвецу всё равно не нужен, и в долгу вы уже не остались.
Он медленно засунул руку за пазуху.
— Что бумажник?! — всплеснул руками Дон Педро. — Там какая-то мелочь! Я больше в десять раз заплачу!
Вибрирующий голос не оставлял сомнений в том, что Дон Педро именно так и сделает. Ещё немного, и он встал бы на колени перед Алексеем. Ещё немного, и он будет готов на все.
Алексей решил, что Дон Педро доведён до кондиции. Он только собрался изложить ему свои предложения, как со стороны улицы на пустырь с топотом влетел один из двоих молодых спутников Дона Педро.
И у него в руке был пистолет — теперь уже без всяких сомнений.
1
Очкастый сказал, что Алексей должен умереть. Вообще говорил преимущественно очкастый. Второй, тот, что разбил стакан и этим убедил Алексея в реальности происходящего, отмалчивался. Он лишь поглядывал исподлобья то на очкастого, то на Алексея. В обоих случаях взгляд его был насторожённым. Он словно ожидал подвоха то ли от своего напарника, то ли от Алексея.
— Ты должен умереть, — сказал очкастый. — Точнее, ты уже умер. Ничего страшного в этом нет. Ничего особенного в этом тоже нет. Конечно, большинство людей проживают одну жизнь, и смерть для них означает конец всего. Но это не твой случай. Твоя смерть — это начало другой жизни. Это твоя вторая попытка, если угодно. Первая была не очень. Месть, которой ты так увлёкся, — приятная штука, но она дорого стоит.
Он замолчал, всматриваясь в бледное и заострившееся лицо Алексея. Алексей насторожённо молчал. Тогда очкастый продолжил:
— Вторая попытка даётся не всем. И тебе она даётся не за здорово живёшь.
У Алексея возникло смутное подозрение, что сейчас его попросят где-нибудь расписаться собственной кровью.
— У тебя будет вторая попытка… Вторая жизнь. Мы можем тебе её дать.
— Кто это — мы?
— Хороший вопрос, — кивнул очкастый, довольный тем, что монолог превратился в диалог. — Но у меня нет для тебя хорошего полного ответа. Сейчас нет. Возможно, он появится чуть позже. Когда ты пройдёшь тест.
— Что ещё за тест?
— И это хороший вопрос. Тест на пригодность. Тест на выживание. Докажи, что мы не ошиблись в выборе. Докажи, что ты достоин второго шанса.
— Кто вы такие, чтобы я вам доказывал?
— Скажем так, — очкастый помедлил, выбирая слова. — Мы обеспечиваем национальную безопасность.
— Вы из… ФСБ?
— Я же говорю — у меня нет для тебя хорошего, полного ответа. Но если бы я даже произнёс название нашей организации, оно бы тебе ничего не сказало. Потому что ты никогда его не слышал. И девяносто девять процентов людей его никогда не слышали. И не услышат. Так было и так будет. Нас словно не существует. Но мы бьёмся, и мы делаем своё дело.
— Как призраки… — сказал Алексей.
— Ну да. И ты можешь стать одним из нас.
— Стать призраком…
— Или остаться трупом. Люди Фоменко будут гоняться за тобой до скончания века. И живой ты им не нужен.
— У меня вопрос.
— Слушаю, — сказал очкастый.
— Моя мать. Моя сестра. Что с ними будет?
— Мы обеспечиваем национальную безопасность. И безопасность двух женшин мы тоже в состоянии обеспечить. Я тебе это обещаю.
— Обещаете? Но я даже не знаю, кто вы такой…
— Кто я такой…
Очкастый переглянулся со своим напарником — тот решительно замотал головой, а потом добавил:
— Ты слишком много разговариваешь. Давай ближе к делу.
Очкастый подумал и кивнул. Это было последнее, что помнил Алексей. Потом снова был провал в тягучий сон, в котором всё происходило немыслимо тёмной ночью, а потому оставалось невидимым.
Затем невероятно быстро наступил рассвет и Алексей обнаружил себя на переднем сиденье легкового автомобиля. Если это и было остатком сна, то в нём присутствовали цвета и запахи. Предметы имели объём. Ощущения были как наяву, и Алексей уже не видел необходимости бить стаканы или просто щипать себя за уши. Всё было как бы настоящее, но мозг отказывался верить происходящему. Алексей знал, что реальная его жизнь закончилась где-то между Лесным шоссе и той злосчастной поляной, а вот что было потом…
Наверное, он всё-таки умер. Как ему и объяснил тогда очкастый. Потом он ещё что-то говорил про тест… Это что-то типа курса молодого бойца для вновь прибывших. Куда прибывших? Откуда? Белое пятно. Ну и хрен с вами и с вашими тестами. Вот перестанет у меня башка раскалываться, соберусь я с мыслями, вот тогда я уж точно разберусь, что к чему…
— Голова не болит? — спросил очкастый, не отрывая взгляда от дороги. — От перемены климата может болеть. Возьми там, в «бардачке», таблетки.
Что ещё за перемена климата?! О чём это он? Тем не менее Алексей достал таблетку, разжевал и запил минералкой.
— Прекрасно, — сказал Дюк, так и не назвавший Алексею даже своей клички. — Теперь возьми этот листок и прочитай его, пока время есть. Мы как раз подъезжаем.
Листок… Алексей взял из «бардачка» закрытый конверт, вытащил оттуда лист плотной бумаги. Читаем.
Первое же предложение шарахнуло его словно кувалдой по затылку. Нет, всё-таки будем считать, что это сон. Лучше, если это сон. Иначе…
«Добро пожаловать в столицу нашей родины Москву».
— Это что, Москва? — недоверчиво уставился Алексей в окно машины.
— Я же сказал, подъезжаем.
— Я в Москве не был ни разу, — растерянно произнёс Алексей.
— Да, я в курсе.
— Блин, — коротко выразил Алексей свои эмоции.
«В Москве имеет место в значительных объёмах незаконная торговля оружием, что не может нас не беспокоить. Тебе предстоит войти в доверие к преступной группе торговцев оружием, установить её состав, масштабы деятельности, каналы поставок, тайные склады и прочую важную информацию».
Алексей прочитал абзац и решил, что нужно съесть ещё одну таблетку от головной боли. Буквы складывались в слова, а слова в предложения, но вот смысл в конце концов почему-то ускользал…
"Вот вводная информация — человек, который подыскивает покупателей оружия для этой группы, периодически появляется в ночном клубе «Орхидея». Ему сорок три года, кличка Дон Педро.
И не забывай, что Алексей Белов мёртв и похоронен в своём родном городе".
— Извините… — Алексей непонимающе таращился в лист бумаги. — Это в каком смысле — мёртв и похоронен?
— В том смысле, что возврата назад уже быть не может. Ты можешь либо дойти до конца и победить, либо можешь так и остаться мёртвым. Ты не сможешь выйти из теста и сказать: «Всё, хватит с меня, отправьте меня домой». Сейчас ты мёртв, и у тебя есть один-единственный шанс начать вторую жизнь. Этот шанс — прохождение теста. Все, твоя остановка.
Машина остановилась.
— Мне выходить?
Дюк утвердительно кивнул.
— А эту бумажку… Вернуть вам?
— Возьми себе на память.
— Ну… Тогда — до свидания.
— На всякий случай — прощай, — сказал Дюк, и машина резко рванула вперёд. Через десять секунд она пропала из поля зрения, как будто бы её не было вообще. Как будто бы не было этого разговора, как будто не было…
Хотя — осталась бумажка с условием теста. Алексей развернул её и обомлел — перед ним был абсолютно чистый лист. Ни единой буквы. Ни одного слова. Он перевернул лист, потом снова перевернул — та же самая история.
Слова на бумаге пропали, но зато в голове стали всплывать другие слова, сказанные очкастым то ли во сне, то ли наяву: «Мы обеспечиваем национальную безопасность. И безопасность двух женщин мы тоже в состоянии обеспечить. Я тебе это обещаю».
И ещё. «Ты можешь стать одним из нас. Докажи, что мы не ошиблись в выборе».
Алексей прислушался к этим словам, звучавшим в голове, словно запоздалое эхо. Что-то было в этих словах, что-то твёрдое, настоящее. За них можно было ухватиться, на них можно было опереться. Именно опоры Алексею и не хватало в последние дни. Опоры, чтобы крепко встать обеими ногами, выпрямиться и посмотреть вперёд.
— Вот тебе и раз, — сказал Алексей и скомкал чистый лист бумаги. Потом он огляделся. Если это даже была и не Москва, это был явно не его родной город. Круглые часы на столбе показывали половину восьмого утра, и мимо Алексея торопливо шагали люди, преимущественно в одну сторону. Алексей повернулся туда и увидел круглое здание с большой буквой "М" наверху. Чуть в стороне подъезжали на посадочную площадку автобусы. В этот ранний час людей на этом пространстве было больше, чем Алексей когда-либо видел одновременно. Даже полковой строевой смотр не шёл в сравнение, тем более что здесь все ходили не строем, а абсолютно беспорядочно, каждый своим собственным маршрутом. И первое, что пришло в голову Алексею при виде этого хаотического движения, было — здесь легко затеряться. В смысле — спрятаться, укрыться.
А второе было — здесь легко потеряться. В смысле — пропасть навсегда.
Людей по направлению к метро шло все больше и больше, Алексей отступил в сторону, чтобы не стоять на пути, и оказался возле проволочной ограды. За ней на большой асфальтовой площадке вытянулись несколько рядов торговых павильонов, которые сейчас готовились к открытию. Здесь тоже хаотически сновали люди, таскали ящики и коробки, разгружали машины, наскоро убирали мусор.
Алексей почему-то вспомнил, как в первые месяцы армейской службы его вместе со всем взводом посылали то на колхозные поля, то на овощные базы разгружать фуры. Потом он понял, почему его посетило это воспоминание. Он мог сейчас пойти на рынок и поработать грузчиком — заработал бы хоть пару сотен, чтобы живот не сводило с голоду. То, что карманы его были пусты, Алексей обнаружил сразу, как только был высажен из машины.
Он пошёл в сторону ворот рынка, но тут через проволоку заметил двух милиционеров, неспешно прогуливавшихся по рынку. Они шли как раз в сторону ворот.
У Алексея не было не только денег, но и документов. У него был только чистый лист бумаги.
Когда-то на этом листе было обещание новой жизни. Но сейчас лист был пуст, и всё казалось таким неопределённым, призрачным…
Но потом кто-то тронул его за локоть, и это было совсем не призрачное прикосновение. Алексей обернулся. У этих двоих парней были весьма озабоченные лица.
— Командир, ты чего тут трёшься? — спросил один.
— Гуляю, — сказал Алексей, пытаясь понять, чем он привлёк их внимание. Привлёк внимание, то есть совершил ошибку.
— Ты, мля, — немедленно сказал второй. — Тут себе нагуляешь, мля, большие проблемы, мля. Так что, мля, вали гулять в другое место, пока…
— Я сейчас уйду, — сказал Алексей. — Ты меня только сначала ущипни, чтобы уж всё наверняка…
Парни переглянулись.
— Я те щас ущипну, мля, — с придыханием сказал второй. — Ох, как я те щас ущипну.
— Отойдём в сторону, — предложил Алексей. — А то менты вон там ходят…
Парни посмотрели на него как на придурка, но предложение приняли. У второго явно чесались руки.
2
Пять минут спустя, выйдя из-за гаражей, Алексей чувствовал себя гораздо лучше. Оказалось, что самый древний способ самоутвердиться — набить кому-нибудь морду — все так же эффективен.
Помимо самоутверждения, Алексей приобрёл за гаражами некоторое количество смятых сторублевок, карточку на метро и неновую кожаную куртку, которая при всех своих потёртостях выглядела получше, чем Линялая спортивная куртка Алексея. Та смотрелась как переходящая спецодежда трех поколений ремонтных рабочих. Алексей бросил её за гаражами, рядом с двумя еле ворочающимися телами.
Выйдя на улицу, он сразу принял соразмерный ритм ходьбы, чтобы не выделяться. Алексей уже понял, чем привлёк внимание тех двоих — странной одеждой и неподвижностью на фоне спешащих людей. Этих ошибок нельзя было повторять.
В ближайшем секонд-хенде он купил самые дешёвые джинсы и кроссовки, после чего окончательно избавился от той одежды, в которой его привезли в Москву. Расплачиваясь, Алексей внимательно разглядывал зевающего продавца секонд-хенда, парня примерно того же возраста, что и он, и соображал, что ещё нужно добавить к своему внешнему виду, чтобы выглядеть абсолютно обычным. В конце концов Алексей остановился на солнцезащитных очках и небольшой кожаной сумке через плечо. Он посмотрел на себя в зеркало и остался доволен. У метро он купил газету, не обратив внимания на название, и теперь нёс её в руке — завершающий штрих. Теперь Алексей был обычным местным жителем, который торопится куда-то по своим делам.
Причём дела у него действительно были, и дела очень серьёзные. Алексей прежней деловитой походкой спустился в метро и сел в поезд, не задумываясь о том, куда тот его привезёт. Не это сейчас было главным.
А главным было то, что, стоя на эскалаторе и держа перед собой газету (и не видя в ней ни одного слова), Алексей почувствовал возвращение знакомого, но чуть подзабытого ощущения. Это ощущение называлось ПОИСК.
Ещё совсем недавно Алексей находился в состоянии поиска целыми неделями — вышагивал километры лесных и горных троп, держа автомат наготове, внешне ничем не выдавая своего напряжения, но держа в голове цель поиска. Потом он возвращался на базу, отдыхал и снова уходил в поиск. Это продолжалось так долго, что Алексей привык к чередованию поисков и возвращений и воспринимал их как смену времён года, то есть как само собой разумеющуюся вещь.
Потом он вернулся домой и радовался этому — наверное, так и должно было быть. Все радуются, когда возвращаются домой. Но с возвращением возникла и зияющая пустота — теперь у Алексея не было поисков, не было целей, у него не было смысла в каждом очередном шаге, не было напряжения в мышцах. И когда он так решительно бросился стирать улыбку с липа Фоменко-младшего — это было не что иное, как попытка найти замену поиску.
И всё же это было не то. Китайская подделка. Олег Фоменко не заслуживал такого расхода сил и времени. Алексею нужно было нечто другое.
Теперь, окончательно осознав произошедшее с ним, Алексей был готов признать — ему нужно было именно это, поиск. Ему нужна была цель именно такого уровня. Ему было нужно именно такое напутствие, какое дал ему тот плотный тип в очках: «Ты можешь либо победить, либо умереть». Собственно, в поиске всегда так и бывает, Алексей просто запамятовал эту боевую истину.
Спасибо, что напомнили.
3
Алексей несколько раз пересаживался из одного поезда в другой, просто чтобы куда-то двигаться. Во время очередного перехода со станции на станцию он остановился у лотка с прессой и купил маленький толстый журнал «Досуг в Москве». Как подсказывало ему название, ночные клубы были как раз по части этого издания. Алексей ещё раз прокрутил в голове строчки: «…появляется в клубе „Орхидея“… сорок три года… кличка Дон Педро».
Странно — когда он впервые прочитал условие теста, у него было ощущение, будто бы в голове абсолютно ничего не задержалось, проскользнуло без следа. Теперь Алексей был уверен, что запомнил текст наизусть вплоть до последнего слова, вплоть до количества слов в каждой из строчек.
Справочник по досугу предлагал желающим посетить клуб «Орхидея»: ехать до станции метро «Таганская», а затем преодолеть ещё метров триста, не забыв вовремя свернуть к охраняемой стоянке. Алексею нечего было сдавать на охрану, поэтому он прошёл мимо стоянки, искоса поглядывая на двери клуба. Те были закрыты; как оказалось, заведение начинает функционировать после двух часов дня. Алексей сказал себе, что мог бы и догадаться — ночной клуб всё-таки, а не утренний.
Прежней деловитой походкой Алексей проследовал мимо клуба, свернул в переулок, немного поблуждал и вышел к большому универмагу. Потом ещё немного поплутал и вышел к Москве-реке. Постепенно он начинал ориентироваться на местности, а это важное условие успешного поиска.
Другое важное условие успеха — это неутомляемость, потому что поиск может длиться и день, и два, и неделю.
В сталинской высотке на берегу Москвы-реки располагался кинотеатр, Алексей купил билет на ближайший сеанс, сел позади и быстро уснул, тем более что фильм почему-то был чёрно-белый. Когда фильм кончился и зажёгся свет, Алексей мгновенно проснулся, вышел на улицу, снова купил билет и проспал ещё час сорок. Теперь у него был набран запас неутомляемости на целую ночь.
В начале пятого Алексей переступил порог клуба «Орхидея». Охранник посмотрел на него без восторга, но решил, что в это время суток можно пускать и не такое.
Внутри было прохладно, темно и тихо. Никакого «непрекращающегося праздника жизни», обещанного в «Досуге в Москве», не наблюдалось. Меланхоличный бармен неторопливо расставлял бутылки на полках в каком-то особом, одному ему понятном порядке.
— Пива налейте, — сказал Алексей.
— Конечно, — вздохнул бармен. — Конечно же, пива.
Этот ответ, вероятно, подразумевал, что человек с внешностью Алексея никогда не закажет ничего, кроме пива, — ни шампанское «Дом Периньон», ни ликёр «Бэйлис», ни даже коктейль «Маргарита». Только пиво.
— И конечно же, «Балтика», — обречённо добавил бармен.
— Тёмный «Гиннес».
Бармен достал из-под стойки блюдце с солёными орешками и поставил перед Алексеем.
— Все равно кухня ещё не работает, — добавил он.
— Я подожду, пока она заработает, — сказал Алексей. — Я тут долго буду сидеть.
— Деловая встреча? — предположил бармен, подвигая к Алексею бокал с пивом.
— Ага, — Алексей испытующе взглянул на бармена, будто оценивая степень его надёжности. — Человечка мне тут нужно одного найти.
— У нас тут много всяких человечков бегает.
— Этого зовут Дон Педро.
Бармен мог сказать в ответ «Не знаю такого», бармен мог сказать «Знаю такого», но бармен не сделал ни одного, ни другого. Он заржал.
Алексей терпеливо ждал, пока это кончится, но бармен никак не успокаивался. Под конец он просто лёг грудью на стойку бара и громко всхлипывал, отчего блюдце с орешками испуганно подрагивало.
Алексей отпил пива и подождал ещё. Бармен всё же взял себя в руки, перестал трястись и издавать неприличные звуки.
— Так вот, — продолжил Алексей, — меня интересует…
— Я уж не знаю, кто его называет Дон Педро, — перебил его бармен. — Сам себя он, наверное, так называет, когда в зеркало смотрится. Но вообще мы его зовём за глаза Данила-педрила. Вот так. Смешной такой хмырь. Много про себя воображает, а на самом деле…
— Я понял, — тихо сказал Алексей. — Мне плевать на его ориентацию. Просто, когда он придёт, покажи мне его. Незаметно.
В глазах бармена застыл немой вопрос, и Алексей на него ответил.
— Долг, — сказал он. — Просто долг.
Теперь бармен уже по-другому смотрел на Алексея, на его неказистую кожаную куртку, на его немодную короткую стрижку.
— Все понятно, — сказан бармен. — Я его покажу, просто…
— Здесь я ничего с ним не сделаю.
— Вот именно, — одобрительно кивнул бармен. — А вообще…
И он подробно объяснил Алексею, куда обычно выходят люди из клуба, чтобы обсудить финансовые противоречия. Алексей запомнил дорогу из чёрного хода на пустырь и поблагодарил бармена за ценную информацию.
— Сотка будет твоя, — пообещал Алексей. — Если этот тип появится.
— Да он здесь постоянно тусуется, — обнадёжил его бармен, но потом сделал значительное лицо. — Только ведь он не один тусуется.
— Так и я не один, — бесстрастно произнёс Алексей.
4
Скрашивая часы ожидания, Алексей ещё раз брал пиво и какие-то самые дешёвые бутерброды (здесь они гордо именовались сандвичами), в результате деньги у него кончились. Впрочем, это волновало Алексея в последнюю очередь. Когда находишься в поиске, деньги вообще не имеют значения.
Куда важнее было понять человека, с которым Алексею вот-вот предстояло столкнуться. Понять — то есть предугадать его реакцию на те или иные действия Алексея. Кличка уже давала кое-какие подсказки, но одной клички было мало. Нужно было ещё хотя бы лицо.
Примерно в начале десятого бармен показал Алексею лицо. Невысокий мужчина, к которому очень подходило определение «гладкий», вёл себя очень раскованно и, судя по всему, был доволен жизнью. Если ему действительно сорок три года, как значилось в записке, то выглядел Дон Педро моложе своих лет. Он был хорошо одет, держался самоуверенно, но что больше всего удивило Алексея — это волосы. У Дона Педро были крашеные волосы.
Алексей сначала не поверил, но потом Дон Педро оказался в поле свечения яркой лампы, и сомнения пропали — его шевелюра была выкрашена в густой чёрный цвет. Алексей раньше никогда не видел мужчин, которые красят волосы, и тем более делают это так откровенно.
Теперь о Доне Педро можно было сказать многое.
— Простите, — Алексей остановился у столика, который занял Дон Педро с двумя спутниками, молодыми людьми приятной наружности.
— Да? — у Дона Педро был бархатный голос. Вероятно, такой голос вызывал у людей доверие.
— Мне порекомендовали к вам обратиться, — сказал Алексей.
— Это хорошая рекомендация. — Дон Педро улыбнулся и предложил Алексею место рядом с собой, успев перед этим пристально рассмотреть молодого человека с головы до ног. — Как вас зовут?
Ещё пара слов, и он бы положил Алексею руку на колено. Дон Педро был до определённой степени проворен, и Алексею его прыть была даже забавна.
— Меня зовут Большие Неприятности, — сказал Алексей и сам положил руку на колено Дону Педро, но не для ласк, а чтобы как следует стиснуть колено всеми пятью пальцами и тем самым намекнуть Дону Педро, что не любовью единой жив человек. — И я не по этой части, — добавил Алексей, презрительно махнув головой в сторону двоих спутников Дона Педро. Те отметили изменившееся выражение лица Дона Педро и попытались сказать что-то грозное и возмущённое, но Алексей просто не обратил на них внимание. Действуя под столом правой рукой, он быстро проинспектировал торс Дона Педро и не нашёл ничего более опасного, чем мобильник и бумажник.
— Кто вы такой? — с достоинством потомственного аристократа произнёс Дон Педро. — Что вам нужно?
— Во-первых, мне нужно убедиться, что вы правильно оцениваете ситуацию.
— Это в каком же смысле?
— В том смысле, что пока у вас ещё есть шанс сохранить здоровье. Но если кто-то из вас троих попытается привлечь внимание посторонних или, не дай бог, станет звать на помощь…
— Ладно, мы сидим тихо. Что дальше?
— Во-вторых, посмотрите, пожалуйста, на меня.
Дон Педро оглядел Алексея уже без всякой заинтересованности, а с плохо скрываемым раздражением. И ещё в его взгляде был испуг. Чуть-чуть испуга. Это было неплохо для начала, но Алексею нужно было больше.
— Я приехал издалека, — сказал Алексей. — Я потратил кучу времени. Люди, которые меня отправили, тоже потратили много времени, денег и нервов.
— Что за люди? — нервно покосился Дон Педро. — О чём вы?
— Люди, которые очень долго ждали вашего звонка. Люди, которые с вами договорились о товаре. Люди, которые не привыкли терять деньги. Они ждали, что вы им перезвоните, но вы не перезвонили.
— Бред какой-то, — сказал Дон Педро. — Про кого вы говорите? Кому это я должен был перезвонить?
— Вам назвать имена? А наименование товара тоже назвать? Количество? Тактико-технические характеристики? — Алексей выразительно посмотрел на спутников Дона Педро, и мужчина с крашеными волосами понял.
— Так, — сказал Дон Педро и вытер пот с висков. — Знаете что… Давайте выйдем на свежий воздух. А вы, ребята, здесь подождите.
— Может, не стоит, Данил Лаврентьевич? — озабоченно спросил один из молодых людей. — Вы же этого человека впервые видите…
— Все когда-нибудь случается в первый раз, — философски заметил Дон Педро.
Алексей вывел его через чёрный ход именно на тот пустырь, который порекомендовал бармен. Первое, что сделал Дон Педро, оказавшись на пустыре, — сунул руку за пазуху. Алексей удивился и махнул ногой, одновременно уходя с линии огня.
Точнее, он сначала врезал Дону Педро ногой, а уже потом удивился.
5
От удара Дон Педро съёжился, издал жалобный всхлип и рухнул наземь. Алексей выждал немного, но Дон Педро все ещё валялся по соседству с горой пустых картонных коробок. Алексей снова удивился — человек с крашеными волосами то проявлял неожиданную прыть, то умирал после сравнительно слабого тычка. Впрочем, всё это могло быть игрой. Если у человека фальшивый цвет волос, то и весь он может быть фальшивым.
Алексей осторожно приблизился и удивился в третий раз. Судя по сдавленным звукам, Дон Педро плакал.
Схлопотать пулю от плачущего человека было бы тем более обидно — Алексей резко вывернул ему правую руку, но никакого пистолета там не было.
— Я его уронил, — всхлипнул Дон Педро. — Я… Я стал его вытаскивать, а тут вы меня ударили…
Алексей наклонился и поднял с земли кожаный бумажник. Вот он за чем полез. Первоначальная оценка Алексея оказалась правильной — оружием здесь не пахло. Пахло деньгами и испугом.
— Зачем же вы так сразу, — жалобно причитал Дон Педро. — Я же не убегаю, я же хочу договориться по-хорошему…
— Вообще-то, — сказал Алексей, — меня послали не для того, чтобы договариваться по-хорошему. Меня послали, просто чтобы вышибить тебе мозги. Я не переговорщик, я вышибала мозгов.
— Я все понимаю, — Дон Педро все ещё всхлипывал, но, похоже, постепенно приходил в себя. — У вас своя работа, у меня — своя. Вы вообще откуда?
Алексей укоризненно посмотрел на него.
— А, ну хорошо, хорошо… Откуда те люди, которые вас послали?
— Допустим… — Алексей сделан паузу и во время этой паузы не сводил глаз с Дона Педро. — Допустим, из Ростова.
Дон Педро нахмурился, потёр виски, а потом неуверенно произнёс:
— Да, припоминаю… Был такой господин из Ростова. Очень нервный господин. Так я и знал, что лучше с ним не связываться.
Алексей удовлетворённо кивнул. Сработало. Когда не хватает собственных мыслей, используй чужие — так Алексей и сделал. Как-то в армии Алексей сидел на солнышке, чистил автомат и слушал досужий разговор более умных и опытных людей, сидевших по соседству. Один из этих людей, как потом выяснилось, числился по ведомству ГРУ, двое других были контрактниками, но не простыми, а особыми, с какими-то своими спецзаданиями. Обсуждали эти опытные люди вопрос о том, могут ли быть на войне преступления или же само понятие «война» автоматически отменяет все моральные нормы, а стало быть, и преступать тогда нечего. Алексей не запомнил, чем закончился тот спор — скорее всего, как и все подобные споры, закончился он яростным матом и мыслью «правят нами какие-то дегенераты». Алексей запомнил другое. Кто-то из спорщиков сказал уже не про военных, а вообще про людей: «Если любого мужика после тридцати арестовать и посадить пожизненно без всяких объяснений, то в глубине души он будет знать, что посадили его за дело. Потому что невозможно жить и не преступать закон, не тот, так другой, не человеческий, так божеский». Другой добавил, что не только на войне невозможно остаться чистеньким. В бизнесе, например, нет ни одного человека, за которым не стояло бы такой сделки, при воспоминании о которой он не просыпался бы в холодном поту. Кого-то кинул, кого-то подставил, кому-то долг не вернул, кого-то разорил. Любого возьми за шкирку — и такого тебе порасскажут…
Алексей только что взял Дона Педро за шкирку, и теория получила практическое подтверждение.
— Но вы же разумный человек, — сказал Дон Педро. — Я же по глазам вижу…
— Вряд ли, — сказал Алексей. — Тут темно.
— Я имею в виду, что мы можем договориться. Вы отрапортуете, что выполнили работу, а я… Я в долгу не останусь.
— Не пойдёт, — сказал Алексей. — Может, это у вас в Москве принято всех кидать, а у нас — нет. Тем более что бумажник мертвецу всё равно не нужен, и в долгу вы уже не остались.
Он медленно засунул руку за пазуху.
— Что бумажник?! — всплеснул руками Дон Педро. — Там какая-то мелочь! Я больше в десять раз заплачу!
Вибрирующий голос не оставлял сомнений в том, что Дон Педро именно так и сделает. Ещё немного, и он встал бы на колени перед Алексеем. Ещё немного, и он будет готов на все.
Алексей решил, что Дон Педро доведён до кондиции. Он только собрался изложить ему свои предложения, как со стороны улицы на пустырь с топотом влетел один из двоих молодых спутников Дона Педро.
И у него в руке был пистолет — теперь уже без всяких сомнений.
Глава 14
Бондарев: изумрудный берег
1
На эту большегрудую блондинку невозможно было не обратить внимание. Она энергично отплясывала в самом центре выложенной мрамором площадки, и с лица её не сходила белозубая улыбка — даже в те моменты, когда она, не выходя из стихии танца, отрицательно мотала головой на предложения протиснувшихся к ней через толпу мужчин. Таких моментов было немало, но результат непременно оказывался тот же самый — мужчина, пряча или не пряча на лице неудовольствие, отходил в сторону, а девушка продолжала двигаться в ритме, как будто больше ничего в жизни не умела и не хотела. Играл небольшой оркестрик из местных жителей — сардов, одетых в национальные костюмы. Звучало между тем нечто вполне танцевальное, и на площадке вовсю резвились не менее семидесяти человек, в основном туристы из близлежащих отелей.
Чуть в стороне был накрыт длинный стол с напитками и фруктами, чтобы утомившиеся танцем туристы могли перевести дух и утолить жажду. Высокий черноусый мужчина в белых шортах и белой рубашке навыпуск предпочитал проводить время именно здесь, а не среди потных, толкающих друг друга локтями танцоров. Большегрудую блондинку он тоже приметил, но не сделал даже попытки к ней приблизиться — он насчитал уже восемь отвергнутых блондинкой мужчин, а его личное самолюбие не потерпело бы отказа. Поэтому он стоял у стола с бокалом местного белого вина (весьма среднего, на его вкус) и выбирал себе на ночь что-нибудь попроще. В конце концов на Сардинию он прилетел, чтобы отдохнуть, а не для нервотрёпки. Женщины стоят некоторого количества денег, но уж никак не унижения мужского самолюбия. Эту истину он хорошо помнил и ею всегда руководствовался в личной жизни.
Он принялся разглядывать троицу жизнерадостных шведских студенток, отплясывавших неподалёку. Все в обтягивающих шортиках, стройные… Хм. Пожалуй, это подходящий вариант на сегодня.
В этот момент его правого локтя кто-то коснулся. Он повернулся.
— О, извините, — сказала она по-английски с сильным средиземноморским акцентом. Потом взяла из вазы яблоко и аппетитно его надкусила. Это была та самая большегрудая блондинка, которая только что эффектно отплясывала посреди толпы. Теперь она стояла рядом, можно было разглядеть гладкую загорелую кожу рук, можно было почувствовать запах волос. Можно было протянуть руку и дотронуться до соблазнительного бедра.
— Вы замечательно танцуете, — сказал он.
— Я знаю, — ответила она.
— Вы собираетесь танцевать здесь всю ночь?
Она пожала плечами, оставила недоеденное яблоко на столе и куда-то отошла. Но когда она отходила от стола, она случайно коснулась случайного собеседника бедром, и тот вздрогнул, автоматически подобрав и без того плоский живот. Оценив безупречную форму ягодиц светловолосой танцовщицы, мужчина потом был вынужден признать, что шведские студентки всё же слишком худощавы и незрелы. Блондинке с большой грудью было слегка за двадцать, и, на вкус усатого мужчины, это был золотой стандарт — опыт уже имеется, но молодость ещё не ушла.
Он допил вино и поставил бокал на стол. Из сумерек появился официант и предложил новый бокал. Мужчина отказался.
Со стороны моря раздался громкий хлопок, потом ещё один, и небо расцветилось разлетающимися искрами. Кто-то из обладателей роскошных яхт, курсировавших вдоль Изумрудного берега, запускал фейерверки, празднуя только одному ему известный праздник. Усатый мужчина вздохнул — яхты у него тоже не было, хотя он надеялся на неё накопить. Не то чтобы он любил сами яхты, но быть владельцем яхты означало быть официально респектабельным человеком. Ему нравилось думать о себе как о владельце яхты.
— Где моё яблоко?
О господи, она вернулась. И она улыбалась, очаровательно и порочно. И кажется, она улыбалась персонально ему. Теперь нельзя спугнуть её, а значит — нужно было тщательно подбирать слова.
— Вы вернулись только за яблоком? — сказал он.
— Не только.
— Что же ещё вас привлекает здесь?
— Вы.
Боже, как все просто! Что же тогда мололи те восемь болванов на танцевальной площадке, если не смогли произвести должного впечатления? Или все дело во внешности? Он, конечно, не красавец, но, как говорили многие, у него мужественный тип лица. Должно быть, это и сыграло свою роль.
— Вы же из отеля «Эксельсиор»?
— Да, — сказал он, слегка насторожившись, — откуда она знает?
— Администрация отеля очень дорожит вашим присутствием здесь, — она чуть подалась вперёд и коснулась его грудью.
Так это подарок! Подарок от администрации отеля! Вот оно что! Не иначе как Мехмед лично выбирал девушку, зная о предпочтениях гостя.
— А что ты тогда ходишь туда-сюда? — спросил он, уже по-хозяйски притянув к себе блондинку за талию. — Что сразу не подошла?
— Надо было сначала вас заинтересовать… — Она улыбалась по-прежнему, но теперь для усатого мужчины её ценность была девальвирована — оказывается, это не приличная женщина, это профессионалка. И мужественный тип лица здесь ни при чём. Это разочаровывало, но отказываться от подарка было тем более глупо.
Он обнял девушку за талию и направился в сторону гостиницы. На них обращали внимание, и это было приятно.
Когда мужчина извлёк из кармана магнитную карточку своего номера, блондинка мягко прошептала:
— Нет, мы пойдём не туда… Приготовлен специальный номер. Там есть разные интересные вещи. Чтобы вам лучше запомнилось посещение нашего отеля.
Он довольно улыбнулся, но сразу подумал о том, что теперь придётся делать ответный подарок Мехмеду, а это лишние траты, а лишние траты отдаляют приятный миг покупки яхты.
Но когда в лифте девушка прижалась к нему всем телом и принялась посасывать его губы, одновременно нежно массируя паховую область, он согласился на некоторое время забыть о яхте.
И девушка действительно сделала всё возможное, чтобы ночь эта была полна страсти и удовольствий. Когда под утро её усатый гость утомлённо задремал, девушка на цыпочках вышла в ванную. Там она оделась и легонько стукнула в дверь, располагавшуюся в другой части комнаты. Дверь вела в соседний номер, и эту пару номеров с общей ванной комнатой обычно сдавали супружеским парам. Но не в этот раз.
Дверь открылась, девушка легко проскользнула внутрь соседнего номера.
— Мне кажется, ему очень понравилось, — сказала она, принимая в руки пять стодолларовых купюр.
— Судя по звукам, да, — согласился Бондарев. Он выпроводил девушку в коридор, запер за ней дверь, а потом прошёл через ванную в тот номер, где спал высокий усатый мужчина. Теперь посещение отеля должно было произвести на него действительно неизгладимое впечатление.
2
На второй день Селим наконец перестал твердить: «Это ошибка, вы взяли не того человека». Он тяжело вздохнул и сказал:
— Хорошо, я скажу вам. Я действительно был сотрудником турецкой разведки. Но я никогда не был допущен к оперативной работе, просто обычная бюрократия в центральном офисе. К тому же я ушёл оттуда три года назад.
— Два года назад, — сказал Бондарев.
— Ну, вот видите, вы все помните лучше меня.
— Я вижу, Селим, что вам нравится на Сардинии, — сказал Бондарев, лениво отбирая в блюдце с вишней самые крупные плоды. — Мне тоже здесь нравится. И мы можем посидеть здесь ещё пару дней, греясь на солнце, слегка выпивая и безусловно веря словам друг друга. Но потом начальство потребует у меня результаты, а результатов у меня не будет, потому что вы играете в невинность. Тогда нам придётся перебраться в менее комфортное, но более подходящее для деловых переговоров место. Где-нибудь в Сибири. Вы хорошо переносите холод, Селим? Я не очень. Мне всё время хочется потеплее укутаться и уснуть. Вам-то будет не до сна…
— Какая ещё Сибирь? Вы что, вывезете меня в чемодане?
— На этот счёт не волнуйтесь, не вы первый, не вы последний. Технология отработана, вы даже ничего не почувствуете. Вы же уснули в отеле, а проснулись здесь. В следующий раз проснётесь где-нибудь под Иркутском.
— Я не хочу в Иркутск.
— Я тоже не хочу, — пожал плечами Бондарев. — Но вы же молчите.
— Нет, я говорю.
— Вы не сказали ничего стоящего.
— А что вы хотите услышать?
— Для начала… Скажите, каким направлением вы занимались в турецкой разведке? На самом деле.
— В какие годы?
— Непосредственно перед отставкой.
— Северный Кавказ.
— Это правильный ответ, — подтвердил Бондарев и лёг спиной на нагретые солнцем камни. Камням было много сотен лет, из них древние сарды настроили внушительных башен, нурагов. Та башня, внутри которой сейчас находились Бондарев и Селим, была ближе всего к горам. Туристы сюда не добирались, отчасти из-за того, что остальные нураги располагались ближе к цивилизации, отчасти из-за легенд о бандитах, прячущихся в горных пещерах неподалёку. Лапшин, ассистировавший Бондареву в этой поездке, честно пытался этих бандитов отыскать и познакомиться, но неизменно возвращался ни с чем. Пока Бондарев пытался разговорить пленника, Лапшин сидел на вершине башни и осматривал окрестности, досадливо морщась каждый раз, когда в окуляре бинокля появлялся очередной дикий осел.
— Раз это был Северный Кавказ, то вы, Селим, были знакомы с такими людьми, как Чёрный Малик… И тем более ваш коллега Акмаль.
— Я знал Акмаля, — осторожно проговорил Селим. — И я много слышал про Чёрного Малика. Только слышал.
— У меня дома, — сказал Бондарев, — на стене висит большая фотография — Чёрный Малик, Мовлади Удугов и некий представитель турецкой разведки. Очень похожий на вас. Фотография сделана за два дня до захвата какими-то террористами гостиницы в Стамбуле. В гостинице в основном были российские граждане. Кажется, именно после этого инцидента вас отправили на отдых?
— М-м-м… Это совпадение. Моя отставка случилась совсем по другим причинам. У меня в то время был нервный срыв, и я ушёл в отставку исключительно по личным мотивам. К тому же неужели вы думаете, что турецкая разведка будет организовывать теракты в собственной столице? Кому такое понравится? Правительству понравится? А та гостиница была как раз по соседству с правительственными учреждениями.
— Турецкая разведка не будет такими вещами заниматься, а вот люди Чёрного Малика — будут. Они же получили от вас столько денег, нужно было как-то проявить себя. Отправиться на джихад в Чечню — почётно, но уж слишком рискованно. А вот побегать перед телекамерами в Стамбуле, получить потом полгода тюрьмы и выйти досрочно за хорошее поведение — это совсем другое дело.
— Ну а при чём здесь моя отставка?
— Ваше начальство провело финансовую проверку, выяснило сумму расходов на Чёрного Малика, выяснило реальную отдачу от этих расходов и дало вам пинка под зад. И Акмалю тоже, само собой. Ведь это он рулил ситуацией?
— Трудно сказать.
— Что, неприятные воспоминания? Хотя, конечно, неприятные. Влипли вы оба, но Акмаля через три месяца взяли назад — с его родственными связями это было элементарно. А вас не взяли.
— Руководству виднее, — смиренно заметил Селим.
— Вы считаете, что это справедливо?
— А, вот оно что, — улыбнулся Селим. — Вы считаете, что я должен испытывать чувство мести, и это станет мотивом для моей вербовки? Ошибка — я не мстителен, что бы вы там ни думали.
— На самом деле ваши эмоции меня мало волнуют. Меня интересуют Акмаль и Чёрный Малик.
— То есть я могу рассказать про них и убираться восвояси?
— Пока вы ещё ничего не рассказали.
— Но я могу… В конце концов, я взрослый человек, я хочу жить долго и хорошо, я хочу купить яхту, и это для меня важнее, чем всякие слова о патриотизме. Я знаю, что вы можете сделать, чтобы развязать мне язык, но я не хочу до этого доводить. Давайте поведём себя разумно. Вы мне заплатите за информацию?
Бондарев зажмурил глаза и на ощупь отыскал последнюю вишню:
— Вечером информация, утром деньги. Утром информация, вечером — деньги.
— Хорошо, — сказал Селим. — А ещё такой вопрос — можно снять меня с этой цепи? Натирает кожу и вообще… Можно?
— Зачем? Пусть её звон напоминает вам о звоне монет.
— Это не смешно, уважаемый.
— Разве?
3
Утром Лапшин оседлал мотороллер и покатил на побережье оценить ситуацию после исчезновения Селима, да и просто хорошо провести время. Не всё же таращиться на диких ослов.
Для начала он позвонил на квартиру большегрудой блондинке, что так очаровала Селима. Трубку сняла компаньонка и сказала, что девушка неожиданно уехала на континент. Так и должно было быть — сделав своё дело, блондинка должна была исчезнуть, чтобы не попасть в руки тех, кто станет искать Селима.
Но самое интересное как раз и состояло в том, будут ли Селима искать, и если будут, то кто?
Лапшин зашёл в отель «Эксельсиор», где снимал номер под видом украинского бизнесмена с криминальными наклонностями, пошатался по холлу, вслух оценивая достоинства упитанных американок предпенсионного возраста, а потом поднялся наверх. Из лифта он вышел по чистой случайности не на своём этаже, а на том, где остановился Селим. Недовольный этой ошибкой, Лапшин беспорядочно петлял по коридорам, дважды миновав номер Селима. В коридоре было чисто, номер заперт на замок. Лапшин пожал плечами и сел в лифт, чтобы сходить пообедать, а потом продолжить исследование обстановки.
Лифт быстро шёл вниз, но на пятом этаже остановился, и в кабину вошёл широкоплечий сутулый мужчина с маленькими быстрыми глазками. Лапшин нетерпеливо протянул руку к кнопке, но мужчина знаком посоветовал не торопиться.
Лапшин только собрался громко исполнить что-нибудь из витиеватых хохляцких матюгов, как в кабину лифта вошёл ещё один человек, и сутулый сам немедленно нажал кнопку «ход».
Лифт шёл с пятого этажа на первый секунд пятнадцать, не больше, и все эти пятнадцать секунд Лапшин неотрывно смотрел в затылок второму мужчине, словно посылал ему телепатический сигнал или же хотел взглядом прожечь дырку. Но сигнал цели так и не достиг, а затылок не задымился; лифт остановился на первом этаже, и мужчины вышли.
Лапшин двинулся вслед за ними, постоял возле киоска с сувенирами, потом купил газету и вышел из гостиницы. Так совпало, что в этот момент двое мужчин из лифта тоже оказались на улице. Лапшин встал к ним спиной и наблюдал за отражениями в стеклянном квадрате с рекламными плакатами. Мужчины негромко разговаривали, а потом направились к небольшому ресторанчику неподалёку. Лапшин подождал, пока они займут места за столиком, развернулся и пошёл в сторону гостиницы.
По дороге он думал, что скажет Бондарев, когда узнает, что в городе Акмаль. И что он. Лапшин, ехал с ним в лифте. Ехал, а потом дал Акмалю уйти. Интересно, что скажет Бондарев.
Но что ещё более интересно — какого чёрта Акмаля принесло сюда?
4
Бондареву вспомнился Милан — отчаянная жара и казначей Чёрного Малика, которого удалось разговорить только после соответствующей инъекции. В Милане всё было очень напряжённо, не то что здесь. Бондарев не лукавил, когда говорил Селиму, что просидел бы с ним ещё пару дней в разговорах ни о чём. Но Бондареву вспомнился Милан, разворот самолёта, смуглый брюнет в начищенных ботинках у входа в зал ожидания. Фургон с красным крестом на боку, застывшее в неестественной позе тело Воробья, запах гари на шоссе…
— Вот интересно, — сказал Бондарев. — Сколько всего было выделено на Чёрного Малика денег, если только на свой персональный счёт он положил пятьсот тысяч долларов?
Селим задумчиво почесал переносицу.
— Правда? Полмиллиона — на личный счёт? Точная информация?
— Неужели вы поимели с этой операции меньше? — не упустил случая поддеть самолюбие турка Бондарев. — Меньше, чем Акмаль?
— Акмаль не показывал мне свою бухгалтерию.
— Ладно, чёрт с ними, с деньгами. Зачем после всего этого Акмаль вернулся в разведку? Он же хапнул достаточно денег, чтобы начать какой-то крупный бизнес… Или для него имеет значение слово «патриотизм»?
— Это вы сейчас смешно сказали. Акмаль — деловой человек, и если он вернулся в разведку, то значит, это было ему выгодно.
— Он вернулся в разведку и параллельно сколотил свой собственный отряд.
— Вы так много знаете… Больше, чем я.
Похоже, Селим был действительно удивлён.
— Зачем ему это? Если для него главное выгода, то получается, что этот отряд создавался для каких-то коммерческих целей?
— Все в этом мире так или иначе — коммерция. Банки он с этими людьми не грабит. Наверное, делает что-то другое. Какой-то другой бизнес.
— И вы имеете отношение к этому бизнесу.
— Я? Ну что вы…
— Селим, — вздохнул Бондарев. — Вы не хотите со мной сотрудничать.
— Разве мы не разговариваем об Акмале и Чёрном Малике?
— Это я разговариваю, а вы поддакиваете. Скажите мне что-нибудь ценное, скажите то, чего я не знаю.
— А сколько вы мне можете заплатить?
— Селим, это не стамбульский базар и я не за кожаными куртками приехал. Где сейчас Чёрный Малик? Зачем Чёрный Малик Акмалю, если тот не собирается возвращаться на Кавказ? Что у них за бизнес?
— Бизнес у нас у всех один и тот же: получить деньги и потратить деньги, но не все, а чтобы ещё и себе осталось. Те деньги, что мы тогда поделили с Акмалем и Черным Маликом, были последним крупным куском. Больше таких денег на кавказское направление уже не выделяли. У арабских шейхов золота тоже не на всех хватает, к тому же они сейчас любят финансировать палестинцев, а не Кавказ. Все поняли, что идея, которая раньше кормила Чёрного Малика, Акмаля и меня, перестала быть выгодной. Мы все взрослые люди, без иллюзий. Мы понимаем, что, если идея не кормит тебя, эту идею надо бросить. Я ушёл из разведки, Чёрный Малик ведёт какие-то дела в Европе, Акмалю разведка нужна лишь как вывеска для своего бизнеса… К вашему Кавказу мы больше не имеем отношения. Можете расслабиться. Россия может спать спокойно, ха-ха.
— Что у вас за бизнес? — повторил Бондарев. — Зачем Чёрный Малик нужен Акмалю?
— Затем, что это имя. Его имя, его репутация, его опыт могут быть использованы в подходящий момент. Не в Чечне, где-нибудь в другом месте.
— Два года назад вы сообразили, что чеченская идея больше невыгодна. Какую новую идею вы нашли за эти два года?
— Это не идея. Это человек. И не мы его нашли, это он нас нашёл.
— Что за человек?
— Послушайте, я же говорю — к вашему Кавказу это не имеет никакого отношения.
— Я хочу знать про этого человека, — медленно произнёс Бондарев. — Расскажите мне.
— Это не ваш регион, понимаете? Это не ваша сфера влияния. Это должно бы интересовать американцев. А вам это не нужно. Сейчас же не время КГБ, когда вы рыскали по всему свету, сейчас вам хотя бы своё удержать…
— Спасибо за совет, — сказал Бондарев. — Но мы сами решаем, где лежит сфера наших интересов. По этому вопросу консультации отставных турецких разведчиков нам не понадобятся.
— Ваша проблема в том, что вы не можете реально оценивать свои возможности, — не унимался Селим. — В девяносто первом году вы ушли с первых ролей, вы отозвали своих людей из Латинской Америки, из Азии. Вас не было все эти годы, понимаете? А сейчас вы спохватились и хотите играть в большие игры? Так не бывает, это невозможно!
— Для Турции невозможно, — сказал Бондарев. — А у нас в России ещё и не такие загогулины случаются. Захотели и вернулись. А если вы нас не ждали — вам же хуже. Так что там за благодетель объявился у Акмаля с Черным Маликом?
— Я не знаю. Благодетель контактирует с Акмалем, а тот уже связывается с остальными.
— И он хорошо платит?
— Прилично.
— За что же он вам платит?
— Понятия не имею. Честное слово. В этом, наверное, есть какой-то смысл, но о нём знает только тот самый человек. Я, например, не вижу никакого смысла в том, чтобы купить в магазине кухонный комбайн, перевезти его на другой конец города и оставить на тротуаре.
Бондарев подумал и согласился, что ничего особенного в этих действиях не было.
— И сколько вам за это задание заплатили? — поинтересовался он.
— Двадцать тысяч долларов.
— И вы ещё жалуетесь на жизнь? Это мне стоит задуматься о смене конторы. И часто вы так носите кухонные комбайны?
— Это был единственный раз. Но прочие дела такие же малопонятные.
— То есть вас используют втёмную?
— Пожалуй, что так.
— Допустим, вы — просто отставной разведчик, вам дают разовые поручения. Но у Чёрного Малика в подчинении несколько десятков боевиков. У Акмаля не меньше преданных ему людей. Они-то кухонные комбайны не таскают, они что-то другое делают. Что они делают?
— Я отставной разведчик, поэтому я хорошо знаю, как смертелен бывает избыток информации. Я не знаю, что они делают. Но делают они это с размахом…
Бондарев внимательно посмотрел в лицо турку:
— Мне кажется, Селим, что вы страдаете.
— С чего бы мне страдать?
— С того, что вас в эту большую игру не приняли.
Селим сделал вид, что не расслышал этих слов.
1
На эту большегрудую блондинку невозможно было не обратить внимание. Она энергично отплясывала в самом центре выложенной мрамором площадки, и с лица её не сходила белозубая улыбка — даже в те моменты, когда она, не выходя из стихии танца, отрицательно мотала головой на предложения протиснувшихся к ней через толпу мужчин. Таких моментов было немало, но результат непременно оказывался тот же самый — мужчина, пряча или не пряча на лице неудовольствие, отходил в сторону, а девушка продолжала двигаться в ритме, как будто больше ничего в жизни не умела и не хотела. Играл небольшой оркестрик из местных жителей — сардов, одетых в национальные костюмы. Звучало между тем нечто вполне танцевальное, и на площадке вовсю резвились не менее семидесяти человек, в основном туристы из близлежащих отелей.
Чуть в стороне был накрыт длинный стол с напитками и фруктами, чтобы утомившиеся танцем туристы могли перевести дух и утолить жажду. Высокий черноусый мужчина в белых шортах и белой рубашке навыпуск предпочитал проводить время именно здесь, а не среди потных, толкающих друг друга локтями танцоров. Большегрудую блондинку он тоже приметил, но не сделал даже попытки к ней приблизиться — он насчитал уже восемь отвергнутых блондинкой мужчин, а его личное самолюбие не потерпело бы отказа. Поэтому он стоял у стола с бокалом местного белого вина (весьма среднего, на его вкус) и выбирал себе на ночь что-нибудь попроще. В конце концов на Сардинию он прилетел, чтобы отдохнуть, а не для нервотрёпки. Женщины стоят некоторого количества денег, но уж никак не унижения мужского самолюбия. Эту истину он хорошо помнил и ею всегда руководствовался в личной жизни.
Он принялся разглядывать троицу жизнерадостных шведских студенток, отплясывавших неподалёку. Все в обтягивающих шортиках, стройные… Хм. Пожалуй, это подходящий вариант на сегодня.
В этот момент его правого локтя кто-то коснулся. Он повернулся.
— О, извините, — сказала она по-английски с сильным средиземноморским акцентом. Потом взяла из вазы яблоко и аппетитно его надкусила. Это была та самая большегрудая блондинка, которая только что эффектно отплясывала посреди толпы. Теперь она стояла рядом, можно было разглядеть гладкую загорелую кожу рук, можно было почувствовать запах волос. Можно было протянуть руку и дотронуться до соблазнительного бедра.
— Вы замечательно танцуете, — сказал он.
— Я знаю, — ответила она.
— Вы собираетесь танцевать здесь всю ночь?
Она пожала плечами, оставила недоеденное яблоко на столе и куда-то отошла. Но когда она отходила от стола, она случайно коснулась случайного собеседника бедром, и тот вздрогнул, автоматически подобрав и без того плоский живот. Оценив безупречную форму ягодиц светловолосой танцовщицы, мужчина потом был вынужден признать, что шведские студентки всё же слишком худощавы и незрелы. Блондинке с большой грудью было слегка за двадцать, и, на вкус усатого мужчины, это был золотой стандарт — опыт уже имеется, но молодость ещё не ушла.
Он допил вино и поставил бокал на стол. Из сумерек появился официант и предложил новый бокал. Мужчина отказался.
Со стороны моря раздался громкий хлопок, потом ещё один, и небо расцветилось разлетающимися искрами. Кто-то из обладателей роскошных яхт, курсировавших вдоль Изумрудного берега, запускал фейерверки, празднуя только одному ему известный праздник. Усатый мужчина вздохнул — яхты у него тоже не было, хотя он надеялся на неё накопить. Не то чтобы он любил сами яхты, но быть владельцем яхты означало быть официально респектабельным человеком. Ему нравилось думать о себе как о владельце яхты.
— Где моё яблоко?
О господи, она вернулась. И она улыбалась, очаровательно и порочно. И кажется, она улыбалась персонально ему. Теперь нельзя спугнуть её, а значит — нужно было тщательно подбирать слова.
— Вы вернулись только за яблоком? — сказал он.
— Не только.
— Что же ещё вас привлекает здесь?
— Вы.
Боже, как все просто! Что же тогда мололи те восемь болванов на танцевальной площадке, если не смогли произвести должного впечатления? Или все дело во внешности? Он, конечно, не красавец, но, как говорили многие, у него мужественный тип лица. Должно быть, это и сыграло свою роль.
— Вы же из отеля «Эксельсиор»?
— Да, — сказал он, слегка насторожившись, — откуда она знает?
— Администрация отеля очень дорожит вашим присутствием здесь, — она чуть подалась вперёд и коснулась его грудью.
Так это подарок! Подарок от администрации отеля! Вот оно что! Не иначе как Мехмед лично выбирал девушку, зная о предпочтениях гостя.
— А что ты тогда ходишь туда-сюда? — спросил он, уже по-хозяйски притянув к себе блондинку за талию. — Что сразу не подошла?
— Надо было сначала вас заинтересовать… — Она улыбалась по-прежнему, но теперь для усатого мужчины её ценность была девальвирована — оказывается, это не приличная женщина, это профессионалка. И мужественный тип лица здесь ни при чём. Это разочаровывало, но отказываться от подарка было тем более глупо.
Он обнял девушку за талию и направился в сторону гостиницы. На них обращали внимание, и это было приятно.
Когда мужчина извлёк из кармана магнитную карточку своего номера, блондинка мягко прошептала:
— Нет, мы пойдём не туда… Приготовлен специальный номер. Там есть разные интересные вещи. Чтобы вам лучше запомнилось посещение нашего отеля.
Он довольно улыбнулся, но сразу подумал о том, что теперь придётся делать ответный подарок Мехмеду, а это лишние траты, а лишние траты отдаляют приятный миг покупки яхты.
Но когда в лифте девушка прижалась к нему всем телом и принялась посасывать его губы, одновременно нежно массируя паховую область, он согласился на некоторое время забыть о яхте.
И девушка действительно сделала всё возможное, чтобы ночь эта была полна страсти и удовольствий. Когда под утро её усатый гость утомлённо задремал, девушка на цыпочках вышла в ванную. Там она оделась и легонько стукнула в дверь, располагавшуюся в другой части комнаты. Дверь вела в соседний номер, и эту пару номеров с общей ванной комнатой обычно сдавали супружеским парам. Но не в этот раз.
Дверь открылась, девушка легко проскользнула внутрь соседнего номера.
— Мне кажется, ему очень понравилось, — сказала она, принимая в руки пять стодолларовых купюр.
— Судя по звукам, да, — согласился Бондарев. Он выпроводил девушку в коридор, запер за ней дверь, а потом прошёл через ванную в тот номер, где спал высокий усатый мужчина. Теперь посещение отеля должно было произвести на него действительно неизгладимое впечатление.
2
На второй день Селим наконец перестал твердить: «Это ошибка, вы взяли не того человека». Он тяжело вздохнул и сказал:
— Хорошо, я скажу вам. Я действительно был сотрудником турецкой разведки. Но я никогда не был допущен к оперативной работе, просто обычная бюрократия в центральном офисе. К тому же я ушёл оттуда три года назад.
— Два года назад, — сказал Бондарев.
— Ну, вот видите, вы все помните лучше меня.
— Я вижу, Селим, что вам нравится на Сардинии, — сказал Бондарев, лениво отбирая в блюдце с вишней самые крупные плоды. — Мне тоже здесь нравится. И мы можем посидеть здесь ещё пару дней, греясь на солнце, слегка выпивая и безусловно веря словам друг друга. Но потом начальство потребует у меня результаты, а результатов у меня не будет, потому что вы играете в невинность. Тогда нам придётся перебраться в менее комфортное, но более подходящее для деловых переговоров место. Где-нибудь в Сибири. Вы хорошо переносите холод, Селим? Я не очень. Мне всё время хочется потеплее укутаться и уснуть. Вам-то будет не до сна…
— Какая ещё Сибирь? Вы что, вывезете меня в чемодане?
— На этот счёт не волнуйтесь, не вы первый, не вы последний. Технология отработана, вы даже ничего не почувствуете. Вы же уснули в отеле, а проснулись здесь. В следующий раз проснётесь где-нибудь под Иркутском.
— Я не хочу в Иркутск.
— Я тоже не хочу, — пожал плечами Бондарев. — Но вы же молчите.
— Нет, я говорю.
— Вы не сказали ничего стоящего.
— А что вы хотите услышать?
— Для начала… Скажите, каким направлением вы занимались в турецкой разведке? На самом деле.
— В какие годы?
— Непосредственно перед отставкой.
— Северный Кавказ.
— Это правильный ответ, — подтвердил Бондарев и лёг спиной на нагретые солнцем камни. Камням было много сотен лет, из них древние сарды настроили внушительных башен, нурагов. Та башня, внутри которой сейчас находились Бондарев и Селим, была ближе всего к горам. Туристы сюда не добирались, отчасти из-за того, что остальные нураги располагались ближе к цивилизации, отчасти из-за легенд о бандитах, прячущихся в горных пещерах неподалёку. Лапшин, ассистировавший Бондареву в этой поездке, честно пытался этих бандитов отыскать и познакомиться, но неизменно возвращался ни с чем. Пока Бондарев пытался разговорить пленника, Лапшин сидел на вершине башни и осматривал окрестности, досадливо морщась каждый раз, когда в окуляре бинокля появлялся очередной дикий осел.
— Раз это был Северный Кавказ, то вы, Селим, были знакомы с такими людьми, как Чёрный Малик… И тем более ваш коллега Акмаль.
— Я знал Акмаля, — осторожно проговорил Селим. — И я много слышал про Чёрного Малика. Только слышал.
— У меня дома, — сказал Бондарев, — на стене висит большая фотография — Чёрный Малик, Мовлади Удугов и некий представитель турецкой разведки. Очень похожий на вас. Фотография сделана за два дня до захвата какими-то террористами гостиницы в Стамбуле. В гостинице в основном были российские граждане. Кажется, именно после этого инцидента вас отправили на отдых?
— М-м-м… Это совпадение. Моя отставка случилась совсем по другим причинам. У меня в то время был нервный срыв, и я ушёл в отставку исключительно по личным мотивам. К тому же неужели вы думаете, что турецкая разведка будет организовывать теракты в собственной столице? Кому такое понравится? Правительству понравится? А та гостиница была как раз по соседству с правительственными учреждениями.
— Турецкая разведка не будет такими вещами заниматься, а вот люди Чёрного Малика — будут. Они же получили от вас столько денег, нужно было как-то проявить себя. Отправиться на джихад в Чечню — почётно, но уж слишком рискованно. А вот побегать перед телекамерами в Стамбуле, получить потом полгода тюрьмы и выйти досрочно за хорошее поведение — это совсем другое дело.
— Ну а при чём здесь моя отставка?
— Ваше начальство провело финансовую проверку, выяснило сумму расходов на Чёрного Малика, выяснило реальную отдачу от этих расходов и дало вам пинка под зад. И Акмалю тоже, само собой. Ведь это он рулил ситуацией?
— Трудно сказать.
— Что, неприятные воспоминания? Хотя, конечно, неприятные. Влипли вы оба, но Акмаля через три месяца взяли назад — с его родственными связями это было элементарно. А вас не взяли.
— Руководству виднее, — смиренно заметил Селим.
— Вы считаете, что это справедливо?
— А, вот оно что, — улыбнулся Селим. — Вы считаете, что я должен испытывать чувство мести, и это станет мотивом для моей вербовки? Ошибка — я не мстителен, что бы вы там ни думали.
— На самом деле ваши эмоции меня мало волнуют. Меня интересуют Акмаль и Чёрный Малик.
— То есть я могу рассказать про них и убираться восвояси?
— Пока вы ещё ничего не рассказали.
— Но я могу… В конце концов, я взрослый человек, я хочу жить долго и хорошо, я хочу купить яхту, и это для меня важнее, чем всякие слова о патриотизме. Я знаю, что вы можете сделать, чтобы развязать мне язык, но я не хочу до этого доводить. Давайте поведём себя разумно. Вы мне заплатите за информацию?
Бондарев зажмурил глаза и на ощупь отыскал последнюю вишню:
— Вечером информация, утром деньги. Утром информация, вечером — деньги.
— Хорошо, — сказал Селим. — А ещё такой вопрос — можно снять меня с этой цепи? Натирает кожу и вообще… Можно?
— Зачем? Пусть её звон напоминает вам о звоне монет.
— Это не смешно, уважаемый.
— Разве?
3
Утром Лапшин оседлал мотороллер и покатил на побережье оценить ситуацию после исчезновения Селима, да и просто хорошо провести время. Не всё же таращиться на диких ослов.
Для начала он позвонил на квартиру большегрудой блондинке, что так очаровала Селима. Трубку сняла компаньонка и сказала, что девушка неожиданно уехала на континент. Так и должно было быть — сделав своё дело, блондинка должна была исчезнуть, чтобы не попасть в руки тех, кто станет искать Селима.
Но самое интересное как раз и состояло в том, будут ли Селима искать, и если будут, то кто?
Лапшин зашёл в отель «Эксельсиор», где снимал номер под видом украинского бизнесмена с криминальными наклонностями, пошатался по холлу, вслух оценивая достоинства упитанных американок предпенсионного возраста, а потом поднялся наверх. Из лифта он вышел по чистой случайности не на своём этаже, а на том, где остановился Селим. Недовольный этой ошибкой, Лапшин беспорядочно петлял по коридорам, дважды миновав номер Селима. В коридоре было чисто, номер заперт на замок. Лапшин пожал плечами и сел в лифт, чтобы сходить пообедать, а потом продолжить исследование обстановки.
Лифт быстро шёл вниз, но на пятом этаже остановился, и в кабину вошёл широкоплечий сутулый мужчина с маленькими быстрыми глазками. Лапшин нетерпеливо протянул руку к кнопке, но мужчина знаком посоветовал не торопиться.
Лапшин только собрался громко исполнить что-нибудь из витиеватых хохляцких матюгов, как в кабину лифта вошёл ещё один человек, и сутулый сам немедленно нажал кнопку «ход».
Лифт шёл с пятого этажа на первый секунд пятнадцать, не больше, и все эти пятнадцать секунд Лапшин неотрывно смотрел в затылок второму мужчине, словно посылал ему телепатический сигнал или же хотел взглядом прожечь дырку. Но сигнал цели так и не достиг, а затылок не задымился; лифт остановился на первом этаже, и мужчины вышли.
Лапшин двинулся вслед за ними, постоял возле киоска с сувенирами, потом купил газету и вышел из гостиницы. Так совпало, что в этот момент двое мужчин из лифта тоже оказались на улице. Лапшин встал к ним спиной и наблюдал за отражениями в стеклянном квадрате с рекламными плакатами. Мужчины негромко разговаривали, а потом направились к небольшому ресторанчику неподалёку. Лапшин подождал, пока они займут места за столиком, развернулся и пошёл в сторону гостиницы.
По дороге он думал, что скажет Бондарев, когда узнает, что в городе Акмаль. И что он. Лапшин, ехал с ним в лифте. Ехал, а потом дал Акмалю уйти. Интересно, что скажет Бондарев.
Но что ещё более интересно — какого чёрта Акмаля принесло сюда?
4
Бондареву вспомнился Милан — отчаянная жара и казначей Чёрного Малика, которого удалось разговорить только после соответствующей инъекции. В Милане всё было очень напряжённо, не то что здесь. Бондарев не лукавил, когда говорил Селиму, что просидел бы с ним ещё пару дней в разговорах ни о чём. Но Бондареву вспомнился Милан, разворот самолёта, смуглый брюнет в начищенных ботинках у входа в зал ожидания. Фургон с красным крестом на боку, застывшее в неестественной позе тело Воробья, запах гари на шоссе…
— Вот интересно, — сказал Бондарев. — Сколько всего было выделено на Чёрного Малика денег, если только на свой персональный счёт он положил пятьсот тысяч долларов?
Селим задумчиво почесал переносицу.
— Правда? Полмиллиона — на личный счёт? Точная информация?
— Неужели вы поимели с этой операции меньше? — не упустил случая поддеть самолюбие турка Бондарев. — Меньше, чем Акмаль?
— Акмаль не показывал мне свою бухгалтерию.
— Ладно, чёрт с ними, с деньгами. Зачем после всего этого Акмаль вернулся в разведку? Он же хапнул достаточно денег, чтобы начать какой-то крупный бизнес… Или для него имеет значение слово «патриотизм»?
— Это вы сейчас смешно сказали. Акмаль — деловой человек, и если он вернулся в разведку, то значит, это было ему выгодно.
— Он вернулся в разведку и параллельно сколотил свой собственный отряд.
— Вы так много знаете… Больше, чем я.
Похоже, Селим был действительно удивлён.
— Зачем ему это? Если для него главное выгода, то получается, что этот отряд создавался для каких-то коммерческих целей?
— Все в этом мире так или иначе — коммерция. Банки он с этими людьми не грабит. Наверное, делает что-то другое. Какой-то другой бизнес.
— И вы имеете отношение к этому бизнесу.
— Я? Ну что вы…
— Селим, — вздохнул Бондарев. — Вы не хотите со мной сотрудничать.
— Разве мы не разговариваем об Акмале и Чёрном Малике?
— Это я разговариваю, а вы поддакиваете. Скажите мне что-нибудь ценное, скажите то, чего я не знаю.
— А сколько вы мне можете заплатить?
— Селим, это не стамбульский базар и я не за кожаными куртками приехал. Где сейчас Чёрный Малик? Зачем Чёрный Малик Акмалю, если тот не собирается возвращаться на Кавказ? Что у них за бизнес?
— Бизнес у нас у всех один и тот же: получить деньги и потратить деньги, но не все, а чтобы ещё и себе осталось. Те деньги, что мы тогда поделили с Акмалем и Черным Маликом, были последним крупным куском. Больше таких денег на кавказское направление уже не выделяли. У арабских шейхов золота тоже не на всех хватает, к тому же они сейчас любят финансировать палестинцев, а не Кавказ. Все поняли, что идея, которая раньше кормила Чёрного Малика, Акмаля и меня, перестала быть выгодной. Мы все взрослые люди, без иллюзий. Мы понимаем, что, если идея не кормит тебя, эту идею надо бросить. Я ушёл из разведки, Чёрный Малик ведёт какие-то дела в Европе, Акмалю разведка нужна лишь как вывеска для своего бизнеса… К вашему Кавказу мы больше не имеем отношения. Можете расслабиться. Россия может спать спокойно, ха-ха.
— Что у вас за бизнес? — повторил Бондарев. — Зачем Чёрный Малик нужен Акмалю?
— Затем, что это имя. Его имя, его репутация, его опыт могут быть использованы в подходящий момент. Не в Чечне, где-нибудь в другом месте.
— Два года назад вы сообразили, что чеченская идея больше невыгодна. Какую новую идею вы нашли за эти два года?
— Это не идея. Это человек. И не мы его нашли, это он нас нашёл.
— Что за человек?
— Послушайте, я же говорю — к вашему Кавказу это не имеет никакого отношения.
— Я хочу знать про этого человека, — медленно произнёс Бондарев. — Расскажите мне.
— Это не ваш регион, понимаете? Это не ваша сфера влияния. Это должно бы интересовать американцев. А вам это не нужно. Сейчас же не время КГБ, когда вы рыскали по всему свету, сейчас вам хотя бы своё удержать…
— Спасибо за совет, — сказал Бондарев. — Но мы сами решаем, где лежит сфера наших интересов. По этому вопросу консультации отставных турецких разведчиков нам не понадобятся.
— Ваша проблема в том, что вы не можете реально оценивать свои возможности, — не унимался Селим. — В девяносто первом году вы ушли с первых ролей, вы отозвали своих людей из Латинской Америки, из Азии. Вас не было все эти годы, понимаете? А сейчас вы спохватились и хотите играть в большие игры? Так не бывает, это невозможно!
— Для Турции невозможно, — сказал Бондарев. — А у нас в России ещё и не такие загогулины случаются. Захотели и вернулись. А если вы нас не ждали — вам же хуже. Так что там за благодетель объявился у Акмаля с Черным Маликом?
— Я не знаю. Благодетель контактирует с Акмалем, а тот уже связывается с остальными.
— И он хорошо платит?
— Прилично.
— За что же он вам платит?
— Понятия не имею. Честное слово. В этом, наверное, есть какой-то смысл, но о нём знает только тот самый человек. Я, например, не вижу никакого смысла в том, чтобы купить в магазине кухонный комбайн, перевезти его на другой конец города и оставить на тротуаре.
Бондарев подумал и согласился, что ничего особенного в этих действиях не было.
— И сколько вам за это задание заплатили? — поинтересовался он.
— Двадцать тысяч долларов.
— И вы ещё жалуетесь на жизнь? Это мне стоит задуматься о смене конторы. И часто вы так носите кухонные комбайны?
— Это был единственный раз. Но прочие дела такие же малопонятные.
— То есть вас используют втёмную?
— Пожалуй, что так.
— Допустим, вы — просто отставной разведчик, вам дают разовые поручения. Но у Чёрного Малика в подчинении несколько десятков боевиков. У Акмаля не меньше преданных ему людей. Они-то кухонные комбайны не таскают, они что-то другое делают. Что они делают?
— Я отставной разведчик, поэтому я хорошо знаю, как смертелен бывает избыток информации. Я не знаю, что они делают. Но делают они это с размахом…
Бондарев внимательно посмотрел в лицо турку:
— Мне кажется, Селим, что вы страдаете.
— С чего бы мне страдать?
— С того, что вас в эту большую игру не приняли.
Селим сделал вид, что не расслышал этих слов.
Глава 15
Алексей Белов: плохой бизнес
1
— Миша! — воскликнул Дон Педро, драматично вытягивая руки в сторону молодого человека с пистолетом. Миша быстро шагал вперёд, пистолет держал дулом вниз, и намерения его пока оставались непонятными. Впрочем, восклицания Дона Педро тоже могли быть истолкованы по-разному — то ли он призывал Мишу не осложнять ситуацию и убраться восвояси, то ли приветствовал в его лице избавителя.
Алексей взял Дона Педро под мышки и рывком поставил его на ноги, одновременно соорудив себе щит против возможных пуль.
Миша остановился в паре шагов от Дона Педро, подумал, а потом резко вскинул пистолет. Алексей дал Дону Педро хорошего пинка в поясницу, и тот полетел на неудавшегося стрелка, сбив его с ног и придавив к земле всей своей тяжестью. Оба они панически копошились, пытаясь встать, когда Алексей подобрал пистолет с земли и двинул Мишу рукоятью по черепу. Дону Педро он помог встать, и снова Дон Педро преподнёс Алексею сюрприз.
— Что? — забеспокоился Дон Педро, чувствуя на себе взгляд. — Что не так? На мне кровь?
— У вас парик сполз.
Дон Педро тяжело вздохнул и стащил с головы густую чёрную шевелюру. То ли луна, то ли фонари тускло отразились на его лысине.
— Это телохранитель? — Алексей слегка пнул Мишу.
— Нет. Это, так сказать…
— Понятно.
Миша действительно не походил на телохранителя, иначе Алексей уделил бы ему больше внимания.
— Ваш второй «так сказать» сейчас не прибежит?
— Вряд ли.
— Тогда вернёмся к делу.
— Ох…
— У меня есть предложение.
— Да, я слушаю, — заинтересовался Дон Педро, не переставая при этом заботливо поглаживать парик.
— Мне всё-таки нужно довести до конца ту сделку. Людям, которые меня послали, нужен товар, нужно оружие.
Дон Педро понимающе кивнул.
— Вам они больше не доверяют. Поэтому сведите меня напрямую с продавцами, и дальше я уже с ними буду выяснять, почему сорвалась сделка и кто виноват.
— Хм, — сказал Дон Педро. — Как это — сведите напрямую? А я на что жить буду? Я-то посредник, я только тем деньги и зарабатываю, что покупатель и продавец через меня связываются.
— На что жить, вы спрашиваете? А кто это тут собирается жить? — Алексей повернул пистолет стволом к Дону Педро. — Вы забыли, зачем я вообще здесь?
— Такое не забудешь.
— Тогда выбора у вас нет.
— Пожалуй, что так. Я только не понимаю — только что вы говорили, что обязательно должны меня ликвидировать, а теперь, оказывается, что и не обязательно.
— Знаете что, — Алексей снова развернул пистолет стволом к Дону Педро. — Если вы не будете рассуждать о том, что я должен и чего не должен, вы будете жить гораздо дольше.
Дон Педро вздохнул и вынужденно согласился. Он был совсем не прочь пожить подольше.
— Я дам вам телефон, — сказал он.
— Нет. Вы лично познакомите меня с этими людьми.
— Но… Как я им это объясню? С какой стати я притащу незнакомого человека? Вы поймите, это очень серьёзные люди! Я-то просто посредник, мне что консервы, что памперсы, что патроны, я все равно с товаром напрямую не работаю, а они…
— Я как раз ищу серьёзных людей, — сказал Алексей. — Их-то мне и надо.
— Ну ладно… И когда вы хотите встретиться с ними?
— Сейчас.
2
Когда Дон Педро неуверенной походкой двинулся в сторону клуба, чтобы привести себя в порядок (и в первую очередь восстановить волосяной покров), молодой человек Миша открыл глаза и разочарованно произнёс:
— Разве вы его не замочили?
Алексей, который уже устал удивляться за сегодняшний вечер, просто ответил:
— Нет.
— Напрасно, — сказал Миша и с кряхтением поднялся на четвереньки. — Башка трещит, хотя сегодня практически не пил…
— Это я шарахнул тебя пистолетом по башке.
— А-а-а… Спасибо.
— За то, что шарахнул?
— Нет, за то, что объяснил.
Он поднатужился и принял вертикальное положение.
— Значит, у Данила Лаврентьевича все в порядке… Жаль.
— Что значит — «жаль»? Какого чёрта ты тогда бежал сюда со стволом? Разве не защитить его?
— Его? Защитить?! — Миша издевательски засмеялся. — Если бы стадо орангутангов насиловало его в извращённой форме, я бы только аплодировал. Если бы он тонул в Москве-реке, я бы взял катер напрокат и постарался винтом…
— А с чего вдруг такая ненависть? Разве ты не его… этот самый… ну, типа, близкий друг?
— Если бы у меня не кружилась голова, я бы попытался дать тебе в морду, — ответил Миша. — Хотя, подозреваю, кончилось бы это для меня плохо. Никакой я ему не близкий друг. Вот Валера, тот, что с нами за столом сидел, это Данилин любовник. А я с этим Валерой в школе учился, только и всего.
— Так в чём тогда дело?
— Я этому Даниле денег должен. Валера меня с ним познакомил. Ну и как Валериному приятелю он мне одолжил.
— А ты вернуть не можешь.
— Молодец, сообразил. И я сегодня гляжу, как к Даниле подваливает какой-то чувак с бандитской рожей и уводит Данилу на задворки. Все, думаю, подфартило. Сейчас уроют Данилу, и все долги мои спишутся. А Валера запсиховал, милицию хотел звать, но я его успокоил. Говорю, тут же наверняка целая банда окопалась, куда ты лезешь, на кой тебе за Данилины дела отвечать? Подвожу его к бармену, спрашиваю — что тут был за чувак в кожанке с бандитской харей?
Алексей только со второго раза сообразил, что бандитская харя — это он сам и есть.
— Бармен говорит, что, мол, с Данилы какие-то долги будут взыскивать и что, мол, парень этот тут не один, так что сидите, ребята, и не чирикайте. Валера сразу скис, а я бармену так это шёпотом — что, замочат сейчас Данилу? Бармен говорит — хрен его знает. Раз это долг, то сначала надо бабки взять, а уже потом мочить. А я думаю — второго такого шанса уже не будет.
Надо помочь бандюгам с Данилой разобраться, а то ведь этот хитрожопый вывернется, наобещает с три короба и всех кинет. Сбегал к машине, взял ствол…
— Я думал, ты меня застрелить хочешь.
— А что ты мне плохого сделал? Денег я тебе не должен… Так ты точно не хочешь Данилу замочить? Подумай, а? Заплатить я тебе не могу, но у тебя же, наверное, есть какие-то свои причины не любить этого пидора?
— У нас с ним дела, — уклончиво сказал Алексей.
— Ну вот закончишь дела, и кончай его, ладно? И вообще, поосторожнее с ним, он болтает много, а…
Предупреждение насчёт Дона Педро пришлось в самый раз — Алексей заторопился в «Орхидею», пока посредник не отважился на бегство.
— Если помощь какая нужна… — крикнул в спину Миша. — Вот, возьми визитку…
Алексей остановился и взял визитку. Михаил Розанов. Художник.
— Художник?!
— А что, не похоже? Я просто сегодня мольберт и банку с краской дома оставил, а в следующий раз обязательно на шею себе повешу, чтобы сомнений не было.
— Просто я никогда не видел живого художника.
— Только дохлых? Тоже неслабое зрелище. Ну так ты звони, если что…
— Обязательно, — сказал Алексей, пряча визитку в карман. Ещё немного — и он окончательно утратит способность удивляться чему-либо.
3
У стойки бара Алексей остановился, достал бумажник Дона Педро, вытащил зелёную сотню и передал бармену. Тот принял купюру как должное и сообщил:
— Ваш Данила только что вышел из туалета и проследовал на улицу. Далеко убежать не мог. Вид у него бледноватый.
— Как положено.
— И ещё раз спасибо, что не убиваете наших постоянных посетителей, — бодро напутствовал Алексея бармен.
Дон Педро вроде бы никуда бежать не собирался. Он поджидал Алексея возле охраняемой стоянки и держал в руке мобильник.
— Вот, — сказал он, потрясая телефоном. — Дозвонился и даже договорился. Еле-еле убедил их, что надо встретиться. Серьёзные люди, я же говорю…
— Ну так вы же для себя стараетесь, — напомнил Алексей. — Продлеваете жизнь, — он сел на заднее сиденье «Сааба», вытащил из-за пазухи Мишин пистолет, выщелкнул обойму. Толстый блестящий патрон сверху гарантировал восемь возможностей прострелить Дону Педро голову. Алексей вставил обойму и убрал оружие.
— Они сами назначили место встречи, — говорил между тем Дон Педро. — Тут уж я ничего поделать не могу, как они сказали, так и будет…
Алексей тронул его за плечо, и Дон Педро осёкся на полуслове.
— Я очень надеюсь, — сказал Алексей, — что вы понимаете — если со мной что-то случится, к вам пошлют другого человека. И он не будет разговоры разговаривать, сразу засадит пол-обоймы в затылок. Или взорвёт этот «Сааб», когда вы с Валерой будете совершать романтическую поездку по московским улицам.
Дон Педро на пару секунд задумался, а потом сказал:
— Конечно. Конечно, я всё это понимаю. Мне дорог мой затылок, мой «Сааб» и особенно Валера. Кстати, что вы там сотворили с бедным Мишей?
— Он вам расскажет, когда выпишется из больницы.
— Бедняга, — вздохнул Дон Педро. — Неплохой художник, кстати. Талант. Я его спонсирую.
— Орангутангов рисует?
— Почему именно орангутангов? Хотя кто его знает…
«Сааб» мягко катил по асфальту, постепенно набирая скорость на пустых московских улицах. Дон Педро включил симфоническую музыку, Алексея с непривычки потянуло в сон, и он тронул кончиками пальцев «ТТ», чтобы напомнить себе — где он, что он и зачем.
Вскоре Дон Педро свернул с Кольца и заехал во двор какого-то уставленного строительными лесами дома.
— Вот здесь они назначили встречу, — сказал он. — Кстати, вот и они сами. Уже ждут.
Алексей никого не видел и потому не шевельнулся.
— Нужно выйти из машины и подойти к ним, — сказал Дон Педро.
— Подойди.
— Но это же вы…
— Иди к ним, я пойду за тобой.
— Так не пойдёт, — с неожиданным упрямством сказал Дон Педро.
— То есть вы договорились, что они стреляют в первого, кто выйдет из машины?
— Нет, — сказал Дон Педро, замявшись. — Ничего подобного. Никаких таких договоров.
— Ну так выходи.
Алексей вытащил пистолет и коснулся стволом шеи Дона Педро. Это подействовало, и Дон Педро выскочил из салона, будто за шиворот ему пустили змею.
При этом он пригибался и испуганно выкрикнул:
— Это я! Это я!
В ответ грохнули два выстрела, и Алексей понял, что не ошибся.
4
Дон Педро истошно завопил и повалился на бок. Алексей выскочил из машины одновременно с ним, но не шагнул вперёд, а пригнулся и скользнул назад, вскинув «ТТ». Ствол в его руке плавно пошёл вверх и остановился на палец выше мелькнувшей в темноте вспышки. Мягко — на спуск, потом ещё. В армии Алексей привык работать из «Калашникова», поэтому пистолет казался слишком лёгким и не совсем серьёзным оружием. Зато звук был оглушительным для ночной тишины, и к грому стрельбы присоединился крик Дона Педро, решившего, будто это его добивают.
За этими выстрелами продолжения не последовало. Дон Педро с окровавленной штаниной сидел возле машины и глубоко дышал, не представляя, чем все это для него закончится. Внутренний голос подсказывал, что закончится плохо.
Алексей выждал некоторое время, потом выбежал из-за машины и короткими рывками добрался до того места, откуда стреляли. Здесь он остановился и выпрямился.
— Серьёзные люди? — сказал он так, чтобы слышал Дон Педро. — Серьёзные люди если уж стреляют, так не промахиваются.
Алексей нагнулся к умирающему, подобрал пистолет и вернулся к машине. Дон Педро изобразил на лице невероятную боль и одновременно раскаяние.
— Ладно, ладно… — сказал он, закатывая зрачки. — Теперь я все расскажу… Только отвези меня в больницу.
— Надо было сразу рассказывать, — с сожалением заметил Алексей. — Кто мешал?
— Сглупил, — признался Дон Педро. — Ну и ты пойми — если первому встречному все контакты и связи выкладывать, это что же за бизнес у меня будет?
Алексей посмотрел на натёкшую под Доном Педро лужицу крови и согласился, что бизнеса тут не будет никакого.
— Значит, слушай, — торопливо сказал Дон Педро, и Алексей слушал. — Все запомнил? — спросил Дон Педро, когда выговорился. Алексей кивнул. — Тогда давай побыстрее в больницу. И давай ногу вот здесь ремнём перетянем, чтобы кровь… Что? Что-то не так?
Алексей отошёл на три шага назад и выстрелил Дону Педро в грудь, потом вытер рукоять пистолета и вложил оружие в руку безымянного неудачливого стрелка, лежавшего в тёмном углу двора. Мишин «ТТ» после такой же обработки оказался в вялой руке Дона Педро.
Забрав у Дона Педро пухлую записную книжку и мобильник, Алексей ещё раз окинул взглядом диспозицию, остался доволен и припустил лёгким бегом прочь.
Освещённых мест он избегал, придерживаясь золотого правила — отход с позиции важен не менее, чем выход на неё.
Удалившись от места перестрелки на порядочное расстояние, он позволил себе минутную передышку. Во время этой передышки Алексей подумал, что пока у него все получается неплохо.
Эту мысль он тут же с треском вышвырнул из головы. Вот когда поиск закончится и цель будет достигнута, тогда будет неплохо.
А сейчас… Он снова побежал, неслышно касаясь подошвами земли и минуя освещённые пространства.
1
— Миша! — воскликнул Дон Педро, драматично вытягивая руки в сторону молодого человека с пистолетом. Миша быстро шагал вперёд, пистолет держал дулом вниз, и намерения его пока оставались непонятными. Впрочем, восклицания Дона Педро тоже могли быть истолкованы по-разному — то ли он призывал Мишу не осложнять ситуацию и убраться восвояси, то ли приветствовал в его лице избавителя.
Алексей взял Дона Педро под мышки и рывком поставил его на ноги, одновременно соорудив себе щит против возможных пуль.
Миша остановился в паре шагов от Дона Педро, подумал, а потом резко вскинул пистолет. Алексей дал Дону Педро хорошего пинка в поясницу, и тот полетел на неудавшегося стрелка, сбив его с ног и придавив к земле всей своей тяжестью. Оба они панически копошились, пытаясь встать, когда Алексей подобрал пистолет с земли и двинул Мишу рукоятью по черепу. Дону Педро он помог встать, и снова Дон Педро преподнёс Алексею сюрприз.
— Что? — забеспокоился Дон Педро, чувствуя на себе взгляд. — Что не так? На мне кровь?
— У вас парик сполз.
Дон Педро тяжело вздохнул и стащил с головы густую чёрную шевелюру. То ли луна, то ли фонари тускло отразились на его лысине.
— Это телохранитель? — Алексей слегка пнул Мишу.
— Нет. Это, так сказать…
— Понятно.
Миша действительно не походил на телохранителя, иначе Алексей уделил бы ему больше внимания.
— Ваш второй «так сказать» сейчас не прибежит?
— Вряд ли.
— Тогда вернёмся к делу.
— Ох…
— У меня есть предложение.
— Да, я слушаю, — заинтересовался Дон Педро, не переставая при этом заботливо поглаживать парик.
— Мне всё-таки нужно довести до конца ту сделку. Людям, которые меня послали, нужен товар, нужно оружие.
Дон Педро понимающе кивнул.
— Вам они больше не доверяют. Поэтому сведите меня напрямую с продавцами, и дальше я уже с ними буду выяснять, почему сорвалась сделка и кто виноват.
— Хм, — сказал Дон Педро. — Как это — сведите напрямую? А я на что жить буду? Я-то посредник, я только тем деньги и зарабатываю, что покупатель и продавец через меня связываются.
— На что жить, вы спрашиваете? А кто это тут собирается жить? — Алексей повернул пистолет стволом к Дону Педро. — Вы забыли, зачем я вообще здесь?
— Такое не забудешь.
— Тогда выбора у вас нет.
— Пожалуй, что так. Я только не понимаю — только что вы говорили, что обязательно должны меня ликвидировать, а теперь, оказывается, что и не обязательно.
— Знаете что, — Алексей снова развернул пистолет стволом к Дону Педро. — Если вы не будете рассуждать о том, что я должен и чего не должен, вы будете жить гораздо дольше.
Дон Педро вздохнул и вынужденно согласился. Он был совсем не прочь пожить подольше.
— Я дам вам телефон, — сказал он.
— Нет. Вы лично познакомите меня с этими людьми.
— Но… Как я им это объясню? С какой стати я притащу незнакомого человека? Вы поймите, это очень серьёзные люди! Я-то просто посредник, мне что консервы, что памперсы, что патроны, я все равно с товаром напрямую не работаю, а они…
— Я как раз ищу серьёзных людей, — сказал Алексей. — Их-то мне и надо.
— Ну ладно… И когда вы хотите встретиться с ними?
— Сейчас.
2
Когда Дон Педро неуверенной походкой двинулся в сторону клуба, чтобы привести себя в порядок (и в первую очередь восстановить волосяной покров), молодой человек Миша открыл глаза и разочарованно произнёс:
— Разве вы его не замочили?
Алексей, который уже устал удивляться за сегодняшний вечер, просто ответил:
— Нет.
— Напрасно, — сказал Миша и с кряхтением поднялся на четвереньки. — Башка трещит, хотя сегодня практически не пил…
— Это я шарахнул тебя пистолетом по башке.
— А-а-а… Спасибо.
— За то, что шарахнул?
— Нет, за то, что объяснил.
Он поднатужился и принял вертикальное положение.
— Значит, у Данила Лаврентьевича все в порядке… Жаль.
— Что значит — «жаль»? Какого чёрта ты тогда бежал сюда со стволом? Разве не защитить его?
— Его? Защитить?! — Миша издевательски засмеялся. — Если бы стадо орангутангов насиловало его в извращённой форме, я бы только аплодировал. Если бы он тонул в Москве-реке, я бы взял катер напрокат и постарался винтом…
— А с чего вдруг такая ненависть? Разве ты не его… этот самый… ну, типа, близкий друг?
— Если бы у меня не кружилась голова, я бы попытался дать тебе в морду, — ответил Миша. — Хотя, подозреваю, кончилось бы это для меня плохо. Никакой я ему не близкий друг. Вот Валера, тот, что с нами за столом сидел, это Данилин любовник. А я с этим Валерой в школе учился, только и всего.
— Так в чём тогда дело?
— Я этому Даниле денег должен. Валера меня с ним познакомил. Ну и как Валериному приятелю он мне одолжил.
— А ты вернуть не можешь.
— Молодец, сообразил. И я сегодня гляжу, как к Даниле подваливает какой-то чувак с бандитской рожей и уводит Данилу на задворки. Все, думаю, подфартило. Сейчас уроют Данилу, и все долги мои спишутся. А Валера запсиховал, милицию хотел звать, но я его успокоил. Говорю, тут же наверняка целая банда окопалась, куда ты лезешь, на кой тебе за Данилины дела отвечать? Подвожу его к бармену, спрашиваю — что тут был за чувак в кожанке с бандитской харей?
Алексей только со второго раза сообразил, что бандитская харя — это он сам и есть.
— Бармен говорит, что, мол, с Данилы какие-то долги будут взыскивать и что, мол, парень этот тут не один, так что сидите, ребята, и не чирикайте. Валера сразу скис, а я бармену так это шёпотом — что, замочат сейчас Данилу? Бармен говорит — хрен его знает. Раз это долг, то сначала надо бабки взять, а уже потом мочить. А я думаю — второго такого шанса уже не будет.
Надо помочь бандюгам с Данилой разобраться, а то ведь этот хитрожопый вывернется, наобещает с три короба и всех кинет. Сбегал к машине, взял ствол…
— Я думал, ты меня застрелить хочешь.
— А что ты мне плохого сделал? Денег я тебе не должен… Так ты точно не хочешь Данилу замочить? Подумай, а? Заплатить я тебе не могу, но у тебя же, наверное, есть какие-то свои причины не любить этого пидора?
— У нас с ним дела, — уклончиво сказал Алексей.
— Ну вот закончишь дела, и кончай его, ладно? И вообще, поосторожнее с ним, он болтает много, а…
Предупреждение насчёт Дона Педро пришлось в самый раз — Алексей заторопился в «Орхидею», пока посредник не отважился на бегство.
— Если помощь какая нужна… — крикнул в спину Миша. — Вот, возьми визитку…
Алексей остановился и взял визитку. Михаил Розанов. Художник.
— Художник?!
— А что, не похоже? Я просто сегодня мольберт и банку с краской дома оставил, а в следующий раз обязательно на шею себе повешу, чтобы сомнений не было.
— Просто я никогда не видел живого художника.
— Только дохлых? Тоже неслабое зрелище. Ну так ты звони, если что…
— Обязательно, — сказал Алексей, пряча визитку в карман. Ещё немного — и он окончательно утратит способность удивляться чему-либо.
3
У стойки бара Алексей остановился, достал бумажник Дона Педро, вытащил зелёную сотню и передал бармену. Тот принял купюру как должное и сообщил:
— Ваш Данила только что вышел из туалета и проследовал на улицу. Далеко убежать не мог. Вид у него бледноватый.
— Как положено.
— И ещё раз спасибо, что не убиваете наших постоянных посетителей, — бодро напутствовал Алексея бармен.
Дон Педро вроде бы никуда бежать не собирался. Он поджидал Алексея возле охраняемой стоянки и держал в руке мобильник.
— Вот, — сказал он, потрясая телефоном. — Дозвонился и даже договорился. Еле-еле убедил их, что надо встретиться. Серьёзные люди, я же говорю…
— Ну так вы же для себя стараетесь, — напомнил Алексей. — Продлеваете жизнь, — он сел на заднее сиденье «Сааба», вытащил из-за пазухи Мишин пистолет, выщелкнул обойму. Толстый блестящий патрон сверху гарантировал восемь возможностей прострелить Дону Педро голову. Алексей вставил обойму и убрал оружие.
— Они сами назначили место встречи, — говорил между тем Дон Педро. — Тут уж я ничего поделать не могу, как они сказали, так и будет…
Алексей тронул его за плечо, и Дон Педро осёкся на полуслове.
— Я очень надеюсь, — сказал Алексей, — что вы понимаете — если со мной что-то случится, к вам пошлют другого человека. И он не будет разговоры разговаривать, сразу засадит пол-обоймы в затылок. Или взорвёт этот «Сааб», когда вы с Валерой будете совершать романтическую поездку по московским улицам.
Дон Педро на пару секунд задумался, а потом сказал:
— Конечно. Конечно, я всё это понимаю. Мне дорог мой затылок, мой «Сааб» и особенно Валера. Кстати, что вы там сотворили с бедным Мишей?
— Он вам расскажет, когда выпишется из больницы.
— Бедняга, — вздохнул Дон Педро. — Неплохой художник, кстати. Талант. Я его спонсирую.
— Орангутангов рисует?
— Почему именно орангутангов? Хотя кто его знает…
«Сааб» мягко катил по асфальту, постепенно набирая скорость на пустых московских улицах. Дон Педро включил симфоническую музыку, Алексея с непривычки потянуло в сон, и он тронул кончиками пальцев «ТТ», чтобы напомнить себе — где он, что он и зачем.
Вскоре Дон Педро свернул с Кольца и заехал во двор какого-то уставленного строительными лесами дома.
— Вот здесь они назначили встречу, — сказал он. — Кстати, вот и они сами. Уже ждут.
Алексей никого не видел и потому не шевельнулся.
— Нужно выйти из машины и подойти к ним, — сказал Дон Педро.
— Подойди.
— Но это же вы…
— Иди к ним, я пойду за тобой.
— Так не пойдёт, — с неожиданным упрямством сказал Дон Педро.
— То есть вы договорились, что они стреляют в первого, кто выйдет из машины?
— Нет, — сказал Дон Педро, замявшись. — Ничего подобного. Никаких таких договоров.
— Ну так выходи.
Алексей вытащил пистолет и коснулся стволом шеи Дона Педро. Это подействовало, и Дон Педро выскочил из салона, будто за шиворот ему пустили змею.
При этом он пригибался и испуганно выкрикнул:
— Это я! Это я!
В ответ грохнули два выстрела, и Алексей понял, что не ошибся.
4
Дон Педро истошно завопил и повалился на бок. Алексей выскочил из машины одновременно с ним, но не шагнул вперёд, а пригнулся и скользнул назад, вскинув «ТТ». Ствол в его руке плавно пошёл вверх и остановился на палец выше мелькнувшей в темноте вспышки. Мягко — на спуск, потом ещё. В армии Алексей привык работать из «Калашникова», поэтому пистолет казался слишком лёгким и не совсем серьёзным оружием. Зато звук был оглушительным для ночной тишины, и к грому стрельбы присоединился крик Дона Педро, решившего, будто это его добивают.
За этими выстрелами продолжения не последовало. Дон Педро с окровавленной штаниной сидел возле машины и глубоко дышал, не представляя, чем все это для него закончится. Внутренний голос подсказывал, что закончится плохо.
Алексей выждал некоторое время, потом выбежал из-за машины и короткими рывками добрался до того места, откуда стреляли. Здесь он остановился и выпрямился.
— Серьёзные люди? — сказал он так, чтобы слышал Дон Педро. — Серьёзные люди если уж стреляют, так не промахиваются.
Алексей нагнулся к умирающему, подобрал пистолет и вернулся к машине. Дон Педро изобразил на лице невероятную боль и одновременно раскаяние.
— Ладно, ладно… — сказал он, закатывая зрачки. — Теперь я все расскажу… Только отвези меня в больницу.
— Надо было сразу рассказывать, — с сожалением заметил Алексей. — Кто мешал?
— Сглупил, — признался Дон Педро. — Ну и ты пойми — если первому встречному все контакты и связи выкладывать, это что же за бизнес у меня будет?
Алексей посмотрел на натёкшую под Доном Педро лужицу крови и согласился, что бизнеса тут не будет никакого.
— Значит, слушай, — торопливо сказал Дон Педро, и Алексей слушал. — Все запомнил? — спросил Дон Педро, когда выговорился. Алексей кивнул. — Тогда давай побыстрее в больницу. И давай ногу вот здесь ремнём перетянем, чтобы кровь… Что? Что-то не так?
Алексей отошёл на три шага назад и выстрелил Дону Педро в грудь, потом вытер рукоять пистолета и вложил оружие в руку безымянного неудачливого стрелка, лежавшего в тёмном углу двора. Мишин «ТТ» после такой же обработки оказался в вялой руке Дона Педро.
Забрав у Дона Педро пухлую записную книжку и мобильник, Алексей ещё раз окинул взглядом диспозицию, остался доволен и припустил лёгким бегом прочь.
Освещённых мест он избегал, придерживаясь золотого правила — отход с позиции важен не менее, чем выход на неё.
Удалившись от места перестрелки на порядочное расстояние, он позволил себе минутную передышку. Во время этой передышки Алексей подумал, что пока у него все получается неплохо.
Эту мысль он тут же с треском вышвырнул из головы. Вот когда поиск закончится и цель будет достигнута, тогда будет неплохо.
А сейчас… Он снова побежал, неслышно касаясь подошвами земли и минуя освещённые пространства.
Глава 16
Бондарев: старый знакомый
1
Переноска кухонного комбайна за двадцать тысяч долларов так впечатлила Бондарева, что он никак не отставал от Селима с расспросами о неизвестном благодетеле. Селим отвечал скупо, ссылаясь на то, что лично сам ни разу с этим человеком не общался.
— Ну а где он вообще обитает? Он араб?
— Ничего не могу сказать. Акмаль встречался с ним и в Нью-Йорке, и в Европе, и в Токио. У него везде бизнес. Везде связи. Он все хочет знать, у него много разных планов. Араб? Вряд ли.
— Почему же?
— Акмаль… Как бы это сказать? Акмаль побаивается его. То есть не так. Акмаль не понимает его. Он говорил мне — я не понимаю этого человека. Я не понимаю его логики, не понимаю, как он шутит. Он для Акмаля чужой и непонятный. Акмаль не стал бы так говорить про араба. Их он хорошо понимает.
— Тогда — европеец? Японец?
— Я не знаю.
— Для Акмаля этот человек чужой и непонятный, но он продолжает с ним работать. Так?
— Так. Для Акмаля это непонятный человек, но это человек, который даёт ему работу и даёт деньги. Большие деньги. Акмаль ещё долго будет держаться за этого человека обеими руками. Это очень богатый человек. Очень богатый. И у него много разных планов. Он даёт Акмалю перспективу.
Бондарев задумался. По словам Селима, была выстроена цепочка: Чёрный Малик — Акмаль — неизвестный бизнесмен, у которого много планов. Вот это замечание насчёт «много планов» Бондареву очень не понравилось. Если для реализации таких планов понадобились Чёрный Малик и Акмаль, то добра не жди.
Селим прервал затянувшееся молчание:
— Мне кажется, я рассказал достаточно, чтобы мне выплатили скромный гонорар и вернули в гостиницу. Необязательно, чтобы в ту же самую постель с той же самой девушкой, но обязательно с горячей ванной и полным баром. Это что, везут мой гонорар?
Бондарев прошёл к стене и посмотрел сверху вниз на дорогу. Приближающееся стрекотание исходило от мотороллера Лапшина.
Лапшин подъехал к башне, завёл мотороллер внутрь и поднялся наверх. Он был зол.
— Они меня достали, — сказал Лапшин, и Бондарев понял, что дело плохо, потому что обычно Лапшин злился молча.
2
Пока Акмаль и его коренастый приятель лакомились ризотто в маленьком семейном ресторане, Лапшин вернулся в отель и поднялся на пятый этаж. Уже через пару шагов стало понятно, где именно остановился Акмаль, — возле двери номера скучал загорелый верзила, а напротив другой охранник сидел в кресле и изображал чтение газеты.
Лапшин снова спустился в холл, вышел на улицу и быстрым шагом направился к своему мотороллеру. Поскольку в городе он был один, без Бондарева, то решения приходилось принимать самостоятельно. Лапшин действовал, исходя из железной логики: если убить Акмаля сейчас, а начальство окажется против, то чёртова турка уже не воскресишь. Если же не убить его сейчас, а начальство опять-таки будет против, эту ошибку можно будет исправить. При подходящем случае.
Забрав из тайника под сиденьем мотороллера небольшой чёрный предмет, похожий на радиоприёмник, Лапшин вернулся к ресторану и подождал, пока турки закончат обед. Потом Акмаль и его напарник медленно двинулись по улице, удаляясь от гостиницы в сторону торговой части города. Лапшин походкой разморённого жарой туриста следовал за ними.
Акмаль зашёл в магазин спортивной одежды, пробыл там минут десять и вышел, ничего не купив. Лапшин огорчился, но продолжил слежку.
Через квартал Акмаль снова зашёл в магазин и здесь основательно потратился на костюм для подводного плавания.
Как и предполагал Лапшин, Акмаль распорядился отнести покупку в отель, и один из продавцов тут же приступил к упаковке костюма. Делал он это неторопливо и основательно, уложив коробку в большой фирменный пакет. С этим пакетом он вышел из магазина и направился в сторону отеля. Лапшин теперь следовал за ним, а на подходе к отелю ускорил шаг и почти обогнал продавца, но споткнулся и едва не упал. Продавец с вежливой улыбкой поддержал Лапшина за локоть, тот в ответ тоже скорчил какую-то гримасу и зашагал дальше. Продавец пошёл своей дорогой, унося в сумке «микрожучок», которому теперь суждено было оказаться в номере Акмаля.
Теперь можно было на какое-то время расслабиться. Лапшин отправился в тот же самый ресторан, в котором менее часа назад обедал Акмаль, и заказал пасту. На столике под газетой лежал «радиоприёмник», который на самом деле принимал сигнал «микрожучка» из сумки с покупками Акмаля. Улавливаемые «жучком» шумы и разговоры записывались на диск, и всё, что нужно было делать теперь Лапшину — как можно дольше находиться в зоне приёма сигнала. Поэтому Лапшин был вынужден обедать очень обстоятельно, с вином и закусками. Акмаль вернулся в гостиницу только на завершающем этапе обеда, когда Лапшин допивал свой эспрессо и раздумывал, куда же ему теперь перенести свой наблюдательный пункт.
Думал он недолго — перед гостиницей проехал парень на мотороллере, и Лапшин вспомнил рассказ Бондарева, как такой же вот оболтус в Генуе пытался на ходу вырвать у него сумку. Это навело Лапшина на правильную мысль.
Мрачный как туча, он вошёл в отель и нашёл администратора. Взял его за пуговицу и принялся рассказывать на смеси русского, украинского и английского про только что случившуюся с ним немыслимую трагедию, про непостижимое несчастье, про ужасное преступление.
— Так что всё-таки случилось? — поинтересовался администратор. Лапшин тяжело вздохнул и поведал, как у него десять минут назад на улице украли сумку. Лапшин пустился в подробности происшествия, постепенно переходя к общей проблеме разгула преступности на Сардинии и завершая эту речь мыслью о том, что он сделает с этой вшивой гостиницей, если из его вещей ещё что-то пропадёт…
Рассказывал Лапшин убедительно.
— Ну и что вы хотите? — развёл руками администратор. — Вас же ограбили не в отеле, а на улице. Какие претензии?
— Эти бандиты взяли меня на крючок, — сказал Лапшин и показал жестами, как именно берут на крючок. — Они теперь от меня не отстанут, они меня найдут и в вашей гостинице.
Администратор начал было рассказывать про систему безопасности отеля, но Лапшин откровенно сказал, где он видел эту систему и в каких конкретно тапочках.
— Переселите меня в другой номер, — сказал он с параноидальным блеском в глазах администратору. — Бандиты не будут знать, где я.
— Хорошо. И в каком же номере вы будете чувствовать себя комфортно, спокойно и безопасно?
После пятиминутных переговоров выяснилось, что Лапшин будет чувствовать себя спокойно и комфортно в номере на шестом этаже, расположенном как раз над номером Акмаля.
О последнем обстоятельстве Лапшин администратору не сказал, он просто переехал в новый номер, а когда обслуга ушла и оставила его одного, вышел подышать свежим воздухом на балкон.
Здесь он вытащил из кармана пишущее устройство-рекордер, посмотрел на индикатор — приём сигнала продолжался. Лапшин оставил устройство на балконе, вышел из номера и повесил на дверь табличку «Не беспокоить».
После этого он быстро вышел из отеля, сел на мотороллер и поехал к горам, отчитаться перед Бондаревым. Настроение у него постепенно улучшалось, но километров за пять до нурага на дороге возник осел. У Лапшина и так развилась аллергия на ослов после многочасовых наблюдений в бинокль, а этот осел вдобавок оказался настоящей скотиной — когда Лапшин стал его объезжать, осел вдруг подался в сторону, и Лапшин едва не полетел в канаву от его манёвров.
Неудивительно, что после этого Лапшин был крайне недоволен людьми и животными Сардинии.
3
— Прятать нужно этого друга. Лучше всего — закопать, — деловито сказал Лапшин Бондареву, глядя на Селима. — Там Акмаль с группой товарищей прибыл.
— Ищет нашего красавца?
— Пока если и ищет, то как-то очень лениво. В основном по магазинам ходит. Плавать под водой собирается.
— То есть он тоже отдыхать приехал? Нет, так не бывает. Два сотрудника турецкой разведки, один бывший, другой действующий, работающие по одному направлению и на одного босса, приезжают отдыхать в одно и то же время в одно и то же место. Это не совпадение. Это у них здесь встреча какая-то планировалась.
— То есть я правильно сделал, что Акмалю шею не свернул? — уточнил Лапшин.
— А что, была такая возможность?
Лапшин вспомнил в деталях лифт, секунды между пятым и первым этажами, Акмаля и его коренастого приятеля.
— Я мог попытаться, — сказал он. — Трудно, что ли?
— Ничего, ещё успеешь помассировать ему шею, — утешил Бондарев.
И это было странное чувство — в двух десятках километров от него находился человек, ответственный за смерть Воробья, а у Бондарева даже не участился пульс. Тем более он не схватился за пистолет и не рванул на мотороллере в город, чтобы там разнести все и вся в порыве безудержной мести. Он просто почувствовал спокойное удовлетворение от того, что Акмаль попал в поле его досягаемости. Он с самого начала знал, что так случится. Знал это с того момента в миланском аэропорту, когда поджигал фургон с телом Воробья.
Бондарев смотрел на Лапшина и знал, что тот чувствует то же самое — спокойную готовность делать своё дело. Быть может, узнав о смерти Воробья, Лапшин бил кулаками об стену, быть может, напился до дурноты, быть может, плакал как мальчишка. Быть может — только никто этого не видел.
Никто из них не забыл о Воробье, просто оба они давно уже научились контролировать свои эмоции. Бондарев вспомнил про парня, которого нашёл Дюк, — вот этот как раз ничего такого не умел, ему месть била в мозг прямой наводкой, и он бежал ломать челюсти обидчикам. Простая и предсказуемая реакция. А когда твои действия предсказуемы — тобой можно управлять. Тогда ты уже не игрок, а всего лишь марионетка, подопытная собачка академика Павлова. Дюк видел в парне какие-то задатки, а Бондарев пока не видел ровным счётом ничего, кроме крепких кулаков и навыков обращения со стрелковым оружием. А такого добра — мешок на пятак на каждом углу. Дюк отправил парня «тестироваться» — так он это называл. Процедура походила на тот метод обучения плаванию, когда человека просто бросают в воду на глубину и смотрят, что из этого выйдет. Если он в эти секунды сконцентрирует всю свою волю, все свои силы — он выплывет. Если он растеряется и запаникует — он погиб. Так и здесь — если парень проявит одновременно ум и силу, если он будет жёстким и прозорливым, он уцелеет. Если он будет просто таким же, как раньше, — он не пройдёт «тест».
Эта процедура должна была закончиться к моменту возвращения Бондарева в Москву, потому что у Бондарева на парня были свои виды — в случае успешного «тестирования».
Потому что «бухгалтер» и его люди все ещё ожидали оптового покупателя на свой ценный товар. И Бондарев не собирался их разочаровывать.
1
Переноска кухонного комбайна за двадцать тысяч долларов так впечатлила Бондарева, что он никак не отставал от Селима с расспросами о неизвестном благодетеле. Селим отвечал скупо, ссылаясь на то, что лично сам ни разу с этим человеком не общался.
— Ну а где он вообще обитает? Он араб?
— Ничего не могу сказать. Акмаль встречался с ним и в Нью-Йорке, и в Европе, и в Токио. У него везде бизнес. Везде связи. Он все хочет знать, у него много разных планов. Араб? Вряд ли.
— Почему же?
— Акмаль… Как бы это сказать? Акмаль побаивается его. То есть не так. Акмаль не понимает его. Он говорил мне — я не понимаю этого человека. Я не понимаю его логики, не понимаю, как он шутит. Он для Акмаля чужой и непонятный. Акмаль не стал бы так говорить про араба. Их он хорошо понимает.
— Тогда — европеец? Японец?
— Я не знаю.
— Для Акмаля этот человек чужой и непонятный, но он продолжает с ним работать. Так?
— Так. Для Акмаля это непонятный человек, но это человек, который даёт ему работу и даёт деньги. Большие деньги. Акмаль ещё долго будет держаться за этого человека обеими руками. Это очень богатый человек. Очень богатый. И у него много разных планов. Он даёт Акмалю перспективу.
Бондарев задумался. По словам Селима, была выстроена цепочка: Чёрный Малик — Акмаль — неизвестный бизнесмен, у которого много планов. Вот это замечание насчёт «много планов» Бондареву очень не понравилось. Если для реализации таких планов понадобились Чёрный Малик и Акмаль, то добра не жди.
Селим прервал затянувшееся молчание:
— Мне кажется, я рассказал достаточно, чтобы мне выплатили скромный гонорар и вернули в гостиницу. Необязательно, чтобы в ту же самую постель с той же самой девушкой, но обязательно с горячей ванной и полным баром. Это что, везут мой гонорар?
Бондарев прошёл к стене и посмотрел сверху вниз на дорогу. Приближающееся стрекотание исходило от мотороллера Лапшина.
Лапшин подъехал к башне, завёл мотороллер внутрь и поднялся наверх. Он был зол.
— Они меня достали, — сказал Лапшин, и Бондарев понял, что дело плохо, потому что обычно Лапшин злился молча.
2
Пока Акмаль и его коренастый приятель лакомились ризотто в маленьком семейном ресторане, Лапшин вернулся в отель и поднялся на пятый этаж. Уже через пару шагов стало понятно, где именно остановился Акмаль, — возле двери номера скучал загорелый верзила, а напротив другой охранник сидел в кресле и изображал чтение газеты.
Лапшин снова спустился в холл, вышел на улицу и быстрым шагом направился к своему мотороллеру. Поскольку в городе он был один, без Бондарева, то решения приходилось принимать самостоятельно. Лапшин действовал, исходя из железной логики: если убить Акмаля сейчас, а начальство окажется против, то чёртова турка уже не воскресишь. Если же не убить его сейчас, а начальство опять-таки будет против, эту ошибку можно будет исправить. При подходящем случае.
Забрав из тайника под сиденьем мотороллера небольшой чёрный предмет, похожий на радиоприёмник, Лапшин вернулся к ресторану и подождал, пока турки закончат обед. Потом Акмаль и его напарник медленно двинулись по улице, удаляясь от гостиницы в сторону торговой части города. Лапшин походкой разморённого жарой туриста следовал за ними.
Акмаль зашёл в магазин спортивной одежды, пробыл там минут десять и вышел, ничего не купив. Лапшин огорчился, но продолжил слежку.
Через квартал Акмаль снова зашёл в магазин и здесь основательно потратился на костюм для подводного плавания.
Как и предполагал Лапшин, Акмаль распорядился отнести покупку в отель, и один из продавцов тут же приступил к упаковке костюма. Делал он это неторопливо и основательно, уложив коробку в большой фирменный пакет. С этим пакетом он вышел из магазина и направился в сторону отеля. Лапшин теперь следовал за ним, а на подходе к отелю ускорил шаг и почти обогнал продавца, но споткнулся и едва не упал. Продавец с вежливой улыбкой поддержал Лапшина за локоть, тот в ответ тоже скорчил какую-то гримасу и зашагал дальше. Продавец пошёл своей дорогой, унося в сумке «микрожучок», которому теперь суждено было оказаться в номере Акмаля.
Теперь можно было на какое-то время расслабиться. Лапшин отправился в тот же самый ресторан, в котором менее часа назад обедал Акмаль, и заказал пасту. На столике под газетой лежал «радиоприёмник», который на самом деле принимал сигнал «микрожучка» из сумки с покупками Акмаля. Улавливаемые «жучком» шумы и разговоры записывались на диск, и всё, что нужно было делать теперь Лапшину — как можно дольше находиться в зоне приёма сигнала. Поэтому Лапшин был вынужден обедать очень обстоятельно, с вином и закусками. Акмаль вернулся в гостиницу только на завершающем этапе обеда, когда Лапшин допивал свой эспрессо и раздумывал, куда же ему теперь перенести свой наблюдательный пункт.
Думал он недолго — перед гостиницей проехал парень на мотороллере, и Лапшин вспомнил рассказ Бондарева, как такой же вот оболтус в Генуе пытался на ходу вырвать у него сумку. Это навело Лапшина на правильную мысль.
Мрачный как туча, он вошёл в отель и нашёл администратора. Взял его за пуговицу и принялся рассказывать на смеси русского, украинского и английского про только что случившуюся с ним немыслимую трагедию, про непостижимое несчастье, про ужасное преступление.
— Так что всё-таки случилось? — поинтересовался администратор. Лапшин тяжело вздохнул и поведал, как у него десять минут назад на улице украли сумку. Лапшин пустился в подробности происшествия, постепенно переходя к общей проблеме разгула преступности на Сардинии и завершая эту речь мыслью о том, что он сделает с этой вшивой гостиницей, если из его вещей ещё что-то пропадёт…
Рассказывал Лапшин убедительно.
— Ну и что вы хотите? — развёл руками администратор. — Вас же ограбили не в отеле, а на улице. Какие претензии?
— Эти бандиты взяли меня на крючок, — сказал Лапшин и показал жестами, как именно берут на крючок. — Они теперь от меня не отстанут, они меня найдут и в вашей гостинице.
Администратор начал было рассказывать про систему безопасности отеля, но Лапшин откровенно сказал, где он видел эту систему и в каких конкретно тапочках.
— Переселите меня в другой номер, — сказал он с параноидальным блеском в глазах администратору. — Бандиты не будут знать, где я.
— Хорошо. И в каком же номере вы будете чувствовать себя комфортно, спокойно и безопасно?
После пятиминутных переговоров выяснилось, что Лапшин будет чувствовать себя спокойно и комфортно в номере на шестом этаже, расположенном как раз над номером Акмаля.
О последнем обстоятельстве Лапшин администратору не сказал, он просто переехал в новый номер, а когда обслуга ушла и оставила его одного, вышел подышать свежим воздухом на балкон.
Здесь он вытащил из кармана пишущее устройство-рекордер, посмотрел на индикатор — приём сигнала продолжался. Лапшин оставил устройство на балконе, вышел из номера и повесил на дверь табличку «Не беспокоить».
После этого он быстро вышел из отеля, сел на мотороллер и поехал к горам, отчитаться перед Бондаревым. Настроение у него постепенно улучшалось, но километров за пять до нурага на дороге возник осел. У Лапшина и так развилась аллергия на ослов после многочасовых наблюдений в бинокль, а этот осел вдобавок оказался настоящей скотиной — когда Лапшин стал его объезжать, осел вдруг подался в сторону, и Лапшин едва не полетел в канаву от его манёвров.
Неудивительно, что после этого Лапшин был крайне недоволен людьми и животными Сардинии.
3
— Прятать нужно этого друга. Лучше всего — закопать, — деловито сказал Лапшин Бондареву, глядя на Селима. — Там Акмаль с группой товарищей прибыл.
— Ищет нашего красавца?
— Пока если и ищет, то как-то очень лениво. В основном по магазинам ходит. Плавать под водой собирается.
— То есть он тоже отдыхать приехал? Нет, так не бывает. Два сотрудника турецкой разведки, один бывший, другой действующий, работающие по одному направлению и на одного босса, приезжают отдыхать в одно и то же время в одно и то же место. Это не совпадение. Это у них здесь встреча какая-то планировалась.
— То есть я правильно сделал, что Акмалю шею не свернул? — уточнил Лапшин.
— А что, была такая возможность?
Лапшин вспомнил в деталях лифт, секунды между пятым и первым этажами, Акмаля и его коренастого приятеля.
— Я мог попытаться, — сказал он. — Трудно, что ли?
— Ничего, ещё успеешь помассировать ему шею, — утешил Бондарев.
И это было странное чувство — в двух десятках километров от него находился человек, ответственный за смерть Воробья, а у Бондарева даже не участился пульс. Тем более он не схватился за пистолет и не рванул на мотороллере в город, чтобы там разнести все и вся в порыве безудержной мести. Он просто почувствовал спокойное удовлетворение от того, что Акмаль попал в поле его досягаемости. Он с самого начала знал, что так случится. Знал это с того момента в миланском аэропорту, когда поджигал фургон с телом Воробья.
Бондарев смотрел на Лапшина и знал, что тот чувствует то же самое — спокойную готовность делать своё дело. Быть может, узнав о смерти Воробья, Лапшин бил кулаками об стену, быть может, напился до дурноты, быть может, плакал как мальчишка. Быть может — только никто этого не видел.
Никто из них не забыл о Воробье, просто оба они давно уже научились контролировать свои эмоции. Бондарев вспомнил про парня, которого нашёл Дюк, — вот этот как раз ничего такого не умел, ему месть била в мозг прямой наводкой, и он бежал ломать челюсти обидчикам. Простая и предсказуемая реакция. А когда твои действия предсказуемы — тобой можно управлять. Тогда ты уже не игрок, а всего лишь марионетка, подопытная собачка академика Павлова. Дюк видел в парне какие-то задатки, а Бондарев пока не видел ровным счётом ничего, кроме крепких кулаков и навыков обращения со стрелковым оружием. А такого добра — мешок на пятак на каждом углу. Дюк отправил парня «тестироваться» — так он это называл. Процедура походила на тот метод обучения плаванию, когда человека просто бросают в воду на глубину и смотрят, что из этого выйдет. Если он в эти секунды сконцентрирует всю свою волю, все свои силы — он выплывет. Если он растеряется и запаникует — он погиб. Так и здесь — если парень проявит одновременно ум и силу, если он будет жёстким и прозорливым, он уцелеет. Если он будет просто таким же, как раньше, — он не пройдёт «тест».
Эта процедура должна была закончиться к моменту возвращения Бондарева в Москву, потому что у Бондарева на парня были свои виды — в случае успешного «тестирования».
Потому что «бухгалтер» и его люди все ещё ожидали оптового покупателя на свой ценный товар. И Бондарев не собирался их разочаровывать.
Глава 17
Алексей Белов
1
Поиск — это продвижение от одной контрольной точки до другой. Дон Педро был первой контрольной точкой. Здесь Алексей добыл указания по дальнейшему маршруту.
— Я убрал Дона Педро, — сказал он по телефону.
— Мы в курсе, — ответили ему. — И что дальше?
— Мне нужно с вами встретиться.
— Зачем? Сам пусти себе пулю в висок, сэкономишь время.
— Дон Педро был мне должен. Я рассчитался с ним и теперь хочу работать с вами напрямую.
— Ты не спросил, хотим ли мы работать с тобой.
— Я спрошу при встрече.
— Попробуй.
Ему назвали место и время, велели явиться безоружным и одному. Последнее предупреждение польстило Алексею — кому-то казалось, что он действует не один.
В девять утра он выбрался из метро на проспекте Мира. Столики на террасе возле «Макдоналдса» были пусты, только за одним сидела женщина и сосредоточенно тянула колу через соломинку. Алексей прошёл мимо неё и услышал произнесённое в спину:
— Далеко собрался?
Он не мог поверить — на встречу с ним прислали женщину. Стало быть, пристрелить Дона Педро ещё не значило завоевать авторитет. Придётся сделать что-то ещё.
Алексей обернулся, подошёл к её столику и постарался выглядеть крутым:
— А поприличнее место для встречи не могли найти?
— В приличное место тебя просто не пустят, мальчик, — сказала женщина, чьи глаза были скрыты за солнцезащитными очками. — Давно на себя в зеркало смотрел?
— Я же не баба, чтобы в зеркало пялиться, — продолжил он гнуть линию крутого парня, но уже без особой надежды на успех.
— Спасибо, что разъяснил.
Женщина откинулась на спинку стула и внимательно рассмотрела Алексея. Он в свою очередь оглядел представительницу серьёзных людей и слегка растерялся. Алексей привык иметь дело с мужчинами, с ними было просто и понятно, особенно в армии. Здесь перед ним сидела, во-первых, женщина, во-вторых, — женщина старше его, в-третьих, — женщина, судя по первому впечатлению, обладавшая если не образованием и высоким постом, то опытом. А возможно, и тем, и другим, и третьим. Алексей совершенно не имел понятия, чего от неё ожидать. Особенно при этих солнцезащитных очках.
А женщину вид Алексея, похоже, забавлял. Она чуть скривила в усмешке уголок рта и сказала:
— Ну ладно. Значит, ты приехал в Москву, убил человека и хочешь, чтобы тебе за это аплодировали?
— Я убил двоих, — уточнил Алексей. — Дон Педро притащил с собой киллера, чтобы меня убрать. Я защищался.
— Ты говоришь — долг. Есть у тебя расписка или что-нибудь подобное? Есть у тебя доказательство?
— Я думал, что на такие вещи расписки не пишут.
— На какие вещи?
— Я передал Дону Педро деньги, чтобы он купил у вас кое-какой товар. Сами понимаете какой, да?
— Нет, не понимаю. Будь добр, расскажи, — она снова улыбалась. Холодно и снисходительно.
— Такие штуки, которые стреляют, — раздражённо бросил Алексей. — Что вы меня за дурака держите?
— Потому что пока ты не производишь впечатления умного человека.
— Это почему ещё?
— Если бы ты был умным мальчиком, ты бы знал, что эти штуки не покупаются просто так. Сначала покупатель составляет свой заказ, передаёт его нам, а мы сообщаем покупателю цену. И только потом передаются деньги. Если всё было действительно так, скажи мне, какую сумму ты передал Даниле Лаврентьевичу и когда?
— Десять тысяч долларов. Три месяца назад.
— Ровно десять тысяч?
— Ну… С копейками какими-то, я точно не помню.
— Если это действительно было так, то у тебя должна быть квитанция.
— Что?! Какая ещё квитанция?
— Маленький белый листочек бумаги, на котором напечатана сумма. Если ты действовал через Дона Педро, то в верхнем левом углу должны стоять его инициалы. Есть у тебя такая квитанция?
— Ну…
— Только не рассказывай мне, что она завалялась у тебя на рабочем столе среди кучи других деловых бумаг, среди биржевых сводок и чеков на миллион долларов каждый. У тебя нет такой квитанции.
Она была абсолютно уверена в себе и своих словах. «Сука», — подумал Алексей. И улыбнулся.
— Я же говорю — Дон Педро меня кинул. Он не дал мне такой квитанции и зажал мои деньги.
— Ладно, давай поиграем ещё. Кто тебя познакомил с Доном Педро?
— Я не буду этого говорить. Кто надо, тот и познакомил. Я про таких людей не треплю на каждом углу…
— Да-да, конечно. Ты не треплешься. Ты же не баба.
Яд в её голосе, наверное, назывался иронией. Алексей скрестил руки на груди, посмотрел на эту самоуверенную суку и с горя пошёл напролом:
— Я-то не баба, а ты-то мне чего тут мозги пудришь?! Боишься, что я теперь с вас свой товар потребую?! Не бойся, не потребую!
— Это было бы даже забавно, — сказала женщина. — Может, всё-таки потребуешь? Ты подумай.
Алексей встал из-за стола.
— Я так понял, что вам нормальные покупатели не нужны, — раздражённо сказал он. — Крутите, крутите чего-то… Задолбали меня понты ваши московские! Сначала этот пидор мне на мозги капал, пока я его не замочил, теперь ещё бабу прислали… Идите вы все на!..
Он так и не понял, действительно ли женщина хотела его оскорбить или же просто проверяла его уравновешенность, но одно Алексей знал точно — тот крутой парень, каким он хотел казаться, дальше терпеть бы не стал. Он послал бы эту вздорную бабу (причём послал бы очень конкретно) и свалил бы отсюда.
Алексей так и сделал.
— Ну-ка сядь на место! — тут же стальным голосом приказала она.
Алексей не обратил внимания. Пусть теперь бежит за ним и уговаривает вернуться. Перегнула палку, дура, теперь расплачивайся…
Он сделал ещё шагов пять, а потом его с двух сторон будто сдавили тисками. Сдавили, оторвали от земли и донесли точнёхонько до дверей большой чёрной машины.
Алексея втолкнули внутрь и для верности придавили каким-то здоровым парнем, который, вероятно, был правой половиной тех тисков.
Потом по асфальту простучали каблучки, открылась передняя дверца, и место рядом с водителем заняла она.
— По поводу московских понтов, — обернулась она к Алексею. — Мы люди немелочные. Мы готовы поверить, что Дон Педро тебя кинул на десять тысяч баксов. Мы даже готовы поверить, что у тебя когда-то было десять тысяч баксов, хотя поверить в это трудно. Проблема в другом. Тот киллер, которому позвонил Дон Педро, был нашим человеком. Ты застрелил нашего человека, мальчик. А это значит, что теперь ты сам стал нашим. С потрохами. И мы с тобой будем делать всё, что захотим. Ты рад? Не слышу?
— Вам понравятся мои потроха, — сказал Алексей, и тогда женщина впервые с начала беседы поглядела на него с неподдельным интересом.
2
Они выпотрошили его карманы, разложили содержимое на длинном металлическом столе, похожем на стол патологоанатома.
— Никаких документов, немного денег, гостиничная карточка, — подытожил один из парней, проводивших обыск.
— Прокатись до гостиницы, посмотри в номере. Там наверняка пистолет и прочие интересные штучки, — приказала женщина. — Пока не нашли твои документы, представься.
— Алексей.
— Теперь, Лёша, давай забудем всю ту ложь, которую ты мне уже пытался всучить. Расскажи мне что-нибудь более похожее на правду.
— Я уже сказал правду — меня зовут Алексей.
— Хорошо, но мало. Зачем ты убил Дона Педро? Что у вас с ним были за отношения? И зачем ты позвонил нам?
— Он мне был должен денег. Он не хотел мне их отдавать. Пытался меня убить. Я отстреливался. Вам позвонил, чтобы наладить бизнес. Чтобы напрямую покупать у вас оружие.
— Спасибо, я это уже слышала. Что хорошо в провинциальных мальчиках — так это их упертость. Я подозреваю, что ты так и будешь твердить про этот долг, пока язык не посинеет.
— Я буду говорить так, как было.
— Ну вот, об этой упертости я и говорю. Пожалуй, пора мне выпить кофе, — она посмотрела на часы и направилась к выходу. — Я зайду позже.
Алексей смотрел ей в спину, подозревая подвох, но подвох явился с другой стороны, ударив сзади в основание позвоночника. Алексей рухнул на колени. После второго удара он уже валялся на бетонном полу. Били его двое, но ощущение было такое, как будто молотили человек десять. Алексей не делал попыток отбиваться, он просто закрыл руками голову и подобрал колени к груди. Сделав это, он закрыл глаза и представил, что его здесь нет, что это не его пинают ногами два бугая. Когда он представил это, боль стала тупой и как бы посторонней. На неё можно было не обращать внимания. Алексей словно спал тревожным неглубоким сном, разве что место для сна было выбрано не слишком удачно.
Когда удары прекратились, он продолжал лежать с закрытыми глазами. Сквозь сон были слышны слова:
— Вы уже закончили? Или у меня хватит времени ещё и на пару телефонных звонков? — это женский голос, которому предшествовал стук каблучков по бетонному полу.
— Хрен его знает, — раздражённо ответил мужской голос. — Какой-то он… Какой-то он ненормальный. Просто лежит, и все. Не кричит, не сопротивляется. Я, конечно, могу ещё над ним поработать, только…
— Что — «только»?
— Мы его просто забьём до смерти. А если мы его забьём, то он вам уже ничего не расскажет.
— Какая логика! — восхитилась женщина. — И кто бы мог подумать, что после стольких лет занятий боксом головной мозг у тебя ещё не полностью уничтожен.
— Так мне продолжить?
— Да, конечно. А ты точно его уже не прибил? Какой-то он бледненький. Ну-ка пощупай пульс. Есть? Ну тогда все в порядке. Продолжайте. Пока в нём не проснётся страстное желание рассказать о своих истинных целях.
— А если не проснётся?
— Не будь пессимистом. Работай, и все у тебя получится.
— Ага, — сказал мужской голос, и Алексей на миг снова ощутил себя мячом, которым экскаваторы играют в футбол. Потом он вспомнил, что все это только сон.
3
Возможно, это было только продолжение прежнего сна, а возможно, что-то новое. Голоса слышались откуда-то сверху, нечёткие, смутные, будто бы накрытое одеялом радио передавало запись театрального спектакля. Сюжет казался Алексею странно знакомым.
— Так ты можешь объяснить, что это здесь за отбивная на полу валяется? — это сказал мужчина. Ответила женщина.
— У меня сегодня утром сломалась кофеварка. В результате — я всю дорогу полусонная, на автопилоте. Терпеть не могу, когда я полусонная.
— Теперь-то ты взбодрилась?
— Немного.
— Хочешь ещё кофе или хочешь ещё немного попинать бедного мальчика?
— Этот бедный мальчик пристрелил Дона Педро.
— Кого?
— Данилу, посредника. Ты должен его помнить — такой жизнерадостный тип в парике. От него всегда хорошо пахло.
— Господи, ещё не хватало запоминать людей по запаху. И что, тот Данила был ценным кадром?
— Не слишком. И ещё он любил болтать.
— Ну так и хрен с ним — убили и убили. Люди постоянно убивают друг друга. Особенно из-за денег.
— Мне кажется, этот парень — он все врёт. Он говорит, что Дон Педро был ему должен. Я не верю.
— Люди постоянно врут друг другу. А что касается Дона Педро, то потеря небольшая. Толку, сама говоришь, от него было немного. Так что не стоит переживать и устраивать разборки по полной программе.
— Но с Доном Педро я хотя бы знала, чего от него можно ожидать, а чего нет. А вот про этого мальчика я не знаю ровным счётом ничего. У него нет документов, про него никто ничего не знает. В гостинице сунул администратору сотню баксов вместо паспорта. Вещей в номере — ноль. Ни зубной щётки, ни даже пистолета.
— И ты из него так ничего и не выбила?
— Да, какой-то он неразговорчивый. Обиделся, наверное.
— Ну тогда это не мальчик, а просто клад. Умеет держать язык за зубами, умеет убивать, умеет врать. Странно, что такой клад валяется у тебя на полу.
— А если этот клад нам подбросили добрые люди?
— Кто? Менты? ФСБ? Что подсказывает твоя знаменитая интуиция?
— Она ничего не подсказывает, потому что я ничего не понимаю. Он врёт, но я не понимаю зачем. Вряд ли он заслан ментами, и он совершенно точно не из ФСБ.
— Если ты ничего не добилась от него силой, добейся лаской.
— Это как в кино — злой полицейский и добрый полицейский? Кнут и пряник? Пряником придётся быть тебе, потому что я им быть просто не способна.
— Из-за кофеварки?
— Из-за общего строения организма.
— Ты преувеличиваешь. В глубине души ты добрая и пушистая.
— В глубине чего? Души? Какой души? Ты издеваешься, Харкевич?
— Как я могу, Морозова.
4
У крекеров был пресный вкус, а точнее, не было вообще никакого вкуса. Интересно, кто вообще покупает такую гадость? Или их специально покупают для недорогих гостей? Чтобы пока гость давится, можно было обмозговать важный вопрос — закопать этого гостя живьём или просто пустить пулю в затылок.
Тем не менее Алексей заставил себя проглотить ещё один крекер. Чай был получше, и там сверху даже плавало что-то похожее на лимон.
— Вот и славно, — сказал человек по имени Аркадий Харкевич, доброжелательно улыбаясь. Похожую доброжелательную улыбку Алексей видел пару лет назад у майора на призывном пункте. Майор обещал службу в Подмосковье, но выгрузили их потом почему-то на Северном Кавказе.
— Теперь расскажи мне все ещё раз, — попросил Харкевич.
— А вы все такие тупые, что с первого раза не понимаете?
— Морозова тебя поняла, но, видимо, неправильно.
— Эту тётку зовут Морозова? Она в гестапо случайно не работала?
— Не обижайся на неё. Женщины, знаешь ли, они такие — нервы и всё прочее. Тем более у Морозовой утром случилось большое личное горе… Вот она и погорячилась.
— Раз у неё личное горе, так можно людям ребра ломать?
— Тебе ничего не сломали.
— Вы-то откуда знаете?
— Знаю, — сказал Харкевич и снова улыбнулся. — Ну так что, Лёша? Ты хотел работать с нами напрямую?
— Да, была такая идея. А что?
— Мы к твоим услугам.
— Разве вы меня не будете пытать? Или там в бетон закатывать?
— Если ты только сам этого захочешь. Но в наши планы это пока не входит.
— То есть меня два часа в том подвале метелили просто за знакомство? Из вежливости? Чтобы показать, какие вы крутые?
— Нет, Лёша, мы не крутые. У нас просто бизнес. Отлаженный прибыльный бизнес, с которого мы имеем свой кусок хлеба с маслом. Хочешь поучаствовать — пожалуйста. Хочешь нам испортить бизнес — мы с тобой такое сделаем, чего ты даже представить не можешь. У нас для таких случаев специалист из Китая выписан, он такие веши с человеком делает — просто супер. Потом даже и не скажешь, что это человек был. Так, набор сухожилий и мелко перемолотых костей. А про бетон ты даже не мечтай, это только как подарок для особо дорогих людей за отдельную плату.
Говоря всё это, Харкевич не переставал улыбаться.
— Так что все очень просто. Хочешь у нас что-то купить — принеси деньги и получи товар. Если все это были дешёвые понты — исчезни. Если у тебя какие-то скрытые мысли, если ты ведёшь какую-то игру — познакомишься с нашим китайским специалистом. Рано или поздно. Скорее рано, чем поздно. Вот такие у нас правила. Что скажешь, Лёша?
Алексей взял крекер, посмотрел на него и раздавил пальцами в крошку. Интересно было бы сейчас сказать этому улыбающемуся придурку — знаете, меня к вам заслала спецслужба. Хрен знает, как эта спецслужба называется, но заслала. У меня здесь типа практики, так что вы уж тут не очень со мной… Я же, типа, новенький. Я же первый раз такое делаю. Я один. Мне страшно. Но у меня нет выбора. Потому что сзади все сожжено как из огнемёта.
А потом он подумал — интересно, а чем же это всё должно закончиться? Допустим, я здесь стану своим человеком, все про всех узнаю… Что будет потом?
И он сам себе ответил — а что бывает с подразделением, в которое противник внедрил своего человека? И этот человек выяснил места дислокации, численность, вооружение, маршруты, базы? Это подразделение будет уничтожено.
То есть они все здесь умрут. И этот улыбающийся Харкевич, и стерва Морозова, и те козлы, что пинали его в подвале. И водитель машины, которая привезла Алексея, и тот парень, что принёс чай и крекеры… Они все умрут.
Они умрут, а я останусь. Я должен остаться. Я сильный, я смогу.
— Ну так что? — спросил Харкевич.
— Я смогу, — сказал Алексей.
— Приятно слышать, — кивнул Харкевич, не подозревая об истинном смысле ответа.
— И если уж вы когда-нибудь решите меня прикончить, пусть этим займётся кто угодно, пусть это будет ваш гребаный китаец, но только не та стерва.
— Я вижу, Морозова произвела на тебя сильное впечатление, — засмеялся Харкевич и подмигнул видеокамере, прятавшейся за цветочным кашпо. В соседней комнате наблюдавшая трансляцию женщина равнодушно пожала плечами.
— Стерва? Господи, ну и молодёжь пошла. И что я ему такого сделала?
1
Поиск — это продвижение от одной контрольной точки до другой. Дон Педро был первой контрольной точкой. Здесь Алексей добыл указания по дальнейшему маршруту.
— Я убрал Дона Педро, — сказал он по телефону.
— Мы в курсе, — ответили ему. — И что дальше?
— Мне нужно с вами встретиться.
— Зачем? Сам пусти себе пулю в висок, сэкономишь время.
— Дон Педро был мне должен. Я рассчитался с ним и теперь хочу работать с вами напрямую.
— Ты не спросил, хотим ли мы работать с тобой.
— Я спрошу при встрече.
— Попробуй.
Ему назвали место и время, велели явиться безоружным и одному. Последнее предупреждение польстило Алексею — кому-то казалось, что он действует не один.
В девять утра он выбрался из метро на проспекте Мира. Столики на террасе возле «Макдоналдса» были пусты, только за одним сидела женщина и сосредоточенно тянула колу через соломинку. Алексей прошёл мимо неё и услышал произнесённое в спину:
— Далеко собрался?
Он не мог поверить — на встречу с ним прислали женщину. Стало быть, пристрелить Дона Педро ещё не значило завоевать авторитет. Придётся сделать что-то ещё.
Алексей обернулся, подошёл к её столику и постарался выглядеть крутым:
— А поприличнее место для встречи не могли найти?
— В приличное место тебя просто не пустят, мальчик, — сказала женщина, чьи глаза были скрыты за солнцезащитными очками. — Давно на себя в зеркало смотрел?
— Я же не баба, чтобы в зеркало пялиться, — продолжил он гнуть линию крутого парня, но уже без особой надежды на успех.
— Спасибо, что разъяснил.
Женщина откинулась на спинку стула и внимательно рассмотрела Алексея. Он в свою очередь оглядел представительницу серьёзных людей и слегка растерялся. Алексей привык иметь дело с мужчинами, с ними было просто и понятно, особенно в армии. Здесь перед ним сидела, во-первых, женщина, во-вторых, — женщина старше его, в-третьих, — женщина, судя по первому впечатлению, обладавшая если не образованием и высоким постом, то опытом. А возможно, и тем, и другим, и третьим. Алексей совершенно не имел понятия, чего от неё ожидать. Особенно при этих солнцезащитных очках.
А женщину вид Алексея, похоже, забавлял. Она чуть скривила в усмешке уголок рта и сказала:
— Ну ладно. Значит, ты приехал в Москву, убил человека и хочешь, чтобы тебе за это аплодировали?
— Я убил двоих, — уточнил Алексей. — Дон Педро притащил с собой киллера, чтобы меня убрать. Я защищался.
— Ты говоришь — долг. Есть у тебя расписка или что-нибудь подобное? Есть у тебя доказательство?
— Я думал, что на такие вещи расписки не пишут.
— На какие вещи?
— Я передал Дону Педро деньги, чтобы он купил у вас кое-какой товар. Сами понимаете какой, да?
— Нет, не понимаю. Будь добр, расскажи, — она снова улыбалась. Холодно и снисходительно.
— Такие штуки, которые стреляют, — раздражённо бросил Алексей. — Что вы меня за дурака держите?
— Потому что пока ты не производишь впечатления умного человека.
— Это почему ещё?
— Если бы ты был умным мальчиком, ты бы знал, что эти штуки не покупаются просто так. Сначала покупатель составляет свой заказ, передаёт его нам, а мы сообщаем покупателю цену. И только потом передаются деньги. Если всё было действительно так, скажи мне, какую сумму ты передал Даниле Лаврентьевичу и когда?
— Десять тысяч долларов. Три месяца назад.
— Ровно десять тысяч?
— Ну… С копейками какими-то, я точно не помню.
— Если это действительно было так, то у тебя должна быть квитанция.
— Что?! Какая ещё квитанция?
— Маленький белый листочек бумаги, на котором напечатана сумма. Если ты действовал через Дона Педро, то в верхнем левом углу должны стоять его инициалы. Есть у тебя такая квитанция?
— Ну…
— Только не рассказывай мне, что она завалялась у тебя на рабочем столе среди кучи других деловых бумаг, среди биржевых сводок и чеков на миллион долларов каждый. У тебя нет такой квитанции.
Она была абсолютно уверена в себе и своих словах. «Сука», — подумал Алексей. И улыбнулся.
— Я же говорю — Дон Педро меня кинул. Он не дал мне такой квитанции и зажал мои деньги.
— Ладно, давай поиграем ещё. Кто тебя познакомил с Доном Педро?
— Я не буду этого говорить. Кто надо, тот и познакомил. Я про таких людей не треплю на каждом углу…
— Да-да, конечно. Ты не треплешься. Ты же не баба.
Яд в её голосе, наверное, назывался иронией. Алексей скрестил руки на груди, посмотрел на эту самоуверенную суку и с горя пошёл напролом:
— Я-то не баба, а ты-то мне чего тут мозги пудришь?! Боишься, что я теперь с вас свой товар потребую?! Не бойся, не потребую!
— Это было бы даже забавно, — сказала женщина. — Может, всё-таки потребуешь? Ты подумай.
Алексей встал из-за стола.
— Я так понял, что вам нормальные покупатели не нужны, — раздражённо сказал он. — Крутите, крутите чего-то… Задолбали меня понты ваши московские! Сначала этот пидор мне на мозги капал, пока я его не замочил, теперь ещё бабу прислали… Идите вы все на!..
Он так и не понял, действительно ли женщина хотела его оскорбить или же просто проверяла его уравновешенность, но одно Алексей знал точно — тот крутой парень, каким он хотел казаться, дальше терпеть бы не стал. Он послал бы эту вздорную бабу (причём послал бы очень конкретно) и свалил бы отсюда.
Алексей так и сделал.
— Ну-ка сядь на место! — тут же стальным голосом приказала она.
Алексей не обратил внимания. Пусть теперь бежит за ним и уговаривает вернуться. Перегнула палку, дура, теперь расплачивайся…
Он сделал ещё шагов пять, а потом его с двух сторон будто сдавили тисками. Сдавили, оторвали от земли и донесли точнёхонько до дверей большой чёрной машины.
Алексея втолкнули внутрь и для верности придавили каким-то здоровым парнем, который, вероятно, был правой половиной тех тисков.
Потом по асфальту простучали каблучки, открылась передняя дверца, и место рядом с водителем заняла она.
— По поводу московских понтов, — обернулась она к Алексею. — Мы люди немелочные. Мы готовы поверить, что Дон Педро тебя кинул на десять тысяч баксов. Мы даже готовы поверить, что у тебя когда-то было десять тысяч баксов, хотя поверить в это трудно. Проблема в другом. Тот киллер, которому позвонил Дон Педро, был нашим человеком. Ты застрелил нашего человека, мальчик. А это значит, что теперь ты сам стал нашим. С потрохами. И мы с тобой будем делать всё, что захотим. Ты рад? Не слышу?
— Вам понравятся мои потроха, — сказал Алексей, и тогда женщина впервые с начала беседы поглядела на него с неподдельным интересом.
2
Они выпотрошили его карманы, разложили содержимое на длинном металлическом столе, похожем на стол патологоанатома.
— Никаких документов, немного денег, гостиничная карточка, — подытожил один из парней, проводивших обыск.
— Прокатись до гостиницы, посмотри в номере. Там наверняка пистолет и прочие интересные штучки, — приказала женщина. — Пока не нашли твои документы, представься.
— Алексей.
— Теперь, Лёша, давай забудем всю ту ложь, которую ты мне уже пытался всучить. Расскажи мне что-нибудь более похожее на правду.
— Я уже сказал правду — меня зовут Алексей.
— Хорошо, но мало. Зачем ты убил Дона Педро? Что у вас с ним были за отношения? И зачем ты позвонил нам?
— Он мне был должен денег. Он не хотел мне их отдавать. Пытался меня убить. Я отстреливался. Вам позвонил, чтобы наладить бизнес. Чтобы напрямую покупать у вас оружие.
— Спасибо, я это уже слышала. Что хорошо в провинциальных мальчиках — так это их упертость. Я подозреваю, что ты так и будешь твердить про этот долг, пока язык не посинеет.
— Я буду говорить так, как было.
— Ну вот, об этой упертости я и говорю. Пожалуй, пора мне выпить кофе, — она посмотрела на часы и направилась к выходу. — Я зайду позже.
Алексей смотрел ей в спину, подозревая подвох, но подвох явился с другой стороны, ударив сзади в основание позвоночника. Алексей рухнул на колени. После второго удара он уже валялся на бетонном полу. Били его двое, но ощущение было такое, как будто молотили человек десять. Алексей не делал попыток отбиваться, он просто закрыл руками голову и подобрал колени к груди. Сделав это, он закрыл глаза и представил, что его здесь нет, что это не его пинают ногами два бугая. Когда он представил это, боль стала тупой и как бы посторонней. На неё можно было не обращать внимания. Алексей словно спал тревожным неглубоким сном, разве что место для сна было выбрано не слишком удачно.
Когда удары прекратились, он продолжал лежать с закрытыми глазами. Сквозь сон были слышны слова:
— Вы уже закончили? Или у меня хватит времени ещё и на пару телефонных звонков? — это женский голос, которому предшествовал стук каблучков по бетонному полу.
— Хрен его знает, — раздражённо ответил мужской голос. — Какой-то он… Какой-то он ненормальный. Просто лежит, и все. Не кричит, не сопротивляется. Я, конечно, могу ещё над ним поработать, только…
— Что — «только»?
— Мы его просто забьём до смерти. А если мы его забьём, то он вам уже ничего не расскажет.
— Какая логика! — восхитилась женщина. — И кто бы мог подумать, что после стольких лет занятий боксом головной мозг у тебя ещё не полностью уничтожен.
— Так мне продолжить?
— Да, конечно. А ты точно его уже не прибил? Какой-то он бледненький. Ну-ка пощупай пульс. Есть? Ну тогда все в порядке. Продолжайте. Пока в нём не проснётся страстное желание рассказать о своих истинных целях.
— А если не проснётся?
— Не будь пессимистом. Работай, и все у тебя получится.
— Ага, — сказал мужской голос, и Алексей на миг снова ощутил себя мячом, которым экскаваторы играют в футбол. Потом он вспомнил, что все это только сон.
3
Возможно, это было только продолжение прежнего сна, а возможно, что-то новое. Голоса слышались откуда-то сверху, нечёткие, смутные, будто бы накрытое одеялом радио передавало запись театрального спектакля. Сюжет казался Алексею странно знакомым.
— Так ты можешь объяснить, что это здесь за отбивная на полу валяется? — это сказал мужчина. Ответила женщина.
— У меня сегодня утром сломалась кофеварка. В результате — я всю дорогу полусонная, на автопилоте. Терпеть не могу, когда я полусонная.
— Теперь-то ты взбодрилась?
— Немного.
— Хочешь ещё кофе или хочешь ещё немного попинать бедного мальчика?
— Этот бедный мальчик пристрелил Дона Педро.
— Кого?
— Данилу, посредника. Ты должен его помнить — такой жизнерадостный тип в парике. От него всегда хорошо пахло.
— Господи, ещё не хватало запоминать людей по запаху. И что, тот Данила был ценным кадром?
— Не слишком. И ещё он любил болтать.
— Ну так и хрен с ним — убили и убили. Люди постоянно убивают друг друга. Особенно из-за денег.
— Мне кажется, этот парень — он все врёт. Он говорит, что Дон Педро был ему должен. Я не верю.
— Люди постоянно врут друг другу. А что касается Дона Педро, то потеря небольшая. Толку, сама говоришь, от него было немного. Так что не стоит переживать и устраивать разборки по полной программе.
— Но с Доном Педро я хотя бы знала, чего от него можно ожидать, а чего нет. А вот про этого мальчика я не знаю ровным счётом ничего. У него нет документов, про него никто ничего не знает. В гостинице сунул администратору сотню баксов вместо паспорта. Вещей в номере — ноль. Ни зубной щётки, ни даже пистолета.
— И ты из него так ничего и не выбила?
— Да, какой-то он неразговорчивый. Обиделся, наверное.
— Ну тогда это не мальчик, а просто клад. Умеет держать язык за зубами, умеет убивать, умеет врать. Странно, что такой клад валяется у тебя на полу.
— А если этот клад нам подбросили добрые люди?
— Кто? Менты? ФСБ? Что подсказывает твоя знаменитая интуиция?
— Она ничего не подсказывает, потому что я ничего не понимаю. Он врёт, но я не понимаю зачем. Вряд ли он заслан ментами, и он совершенно точно не из ФСБ.
— Если ты ничего не добилась от него силой, добейся лаской.
— Это как в кино — злой полицейский и добрый полицейский? Кнут и пряник? Пряником придётся быть тебе, потому что я им быть просто не способна.
— Из-за кофеварки?
— Из-за общего строения организма.
— Ты преувеличиваешь. В глубине души ты добрая и пушистая.
— В глубине чего? Души? Какой души? Ты издеваешься, Харкевич?
— Как я могу, Морозова.
4
У крекеров был пресный вкус, а точнее, не было вообще никакого вкуса. Интересно, кто вообще покупает такую гадость? Или их специально покупают для недорогих гостей? Чтобы пока гость давится, можно было обмозговать важный вопрос — закопать этого гостя живьём или просто пустить пулю в затылок.
Тем не менее Алексей заставил себя проглотить ещё один крекер. Чай был получше, и там сверху даже плавало что-то похожее на лимон.
— Вот и славно, — сказал человек по имени Аркадий Харкевич, доброжелательно улыбаясь. Похожую доброжелательную улыбку Алексей видел пару лет назад у майора на призывном пункте. Майор обещал службу в Подмосковье, но выгрузили их потом почему-то на Северном Кавказе.
— Теперь расскажи мне все ещё раз, — попросил Харкевич.
— А вы все такие тупые, что с первого раза не понимаете?
— Морозова тебя поняла, но, видимо, неправильно.
— Эту тётку зовут Морозова? Она в гестапо случайно не работала?
— Не обижайся на неё. Женщины, знаешь ли, они такие — нервы и всё прочее. Тем более у Морозовой утром случилось большое личное горе… Вот она и погорячилась.
— Раз у неё личное горе, так можно людям ребра ломать?
— Тебе ничего не сломали.
— Вы-то откуда знаете?
— Знаю, — сказал Харкевич и снова улыбнулся. — Ну так что, Лёша? Ты хотел работать с нами напрямую?
— Да, была такая идея. А что?
— Мы к твоим услугам.
— Разве вы меня не будете пытать? Или там в бетон закатывать?
— Если ты только сам этого захочешь. Но в наши планы это пока не входит.
— То есть меня два часа в том подвале метелили просто за знакомство? Из вежливости? Чтобы показать, какие вы крутые?
— Нет, Лёша, мы не крутые. У нас просто бизнес. Отлаженный прибыльный бизнес, с которого мы имеем свой кусок хлеба с маслом. Хочешь поучаствовать — пожалуйста. Хочешь нам испортить бизнес — мы с тобой такое сделаем, чего ты даже представить не можешь. У нас для таких случаев специалист из Китая выписан, он такие веши с человеком делает — просто супер. Потом даже и не скажешь, что это человек был. Так, набор сухожилий и мелко перемолотых костей. А про бетон ты даже не мечтай, это только как подарок для особо дорогих людей за отдельную плату.
Говоря всё это, Харкевич не переставал улыбаться.
— Так что все очень просто. Хочешь у нас что-то купить — принеси деньги и получи товар. Если все это были дешёвые понты — исчезни. Если у тебя какие-то скрытые мысли, если ты ведёшь какую-то игру — познакомишься с нашим китайским специалистом. Рано или поздно. Скорее рано, чем поздно. Вот такие у нас правила. Что скажешь, Лёша?
Алексей взял крекер, посмотрел на него и раздавил пальцами в крошку. Интересно было бы сейчас сказать этому улыбающемуся придурку — знаете, меня к вам заслала спецслужба. Хрен знает, как эта спецслужба называется, но заслала. У меня здесь типа практики, так что вы уж тут не очень со мной… Я же, типа, новенький. Я же первый раз такое делаю. Я один. Мне страшно. Но у меня нет выбора. Потому что сзади все сожжено как из огнемёта.
А потом он подумал — интересно, а чем же это всё должно закончиться? Допустим, я здесь стану своим человеком, все про всех узнаю… Что будет потом?
И он сам себе ответил — а что бывает с подразделением, в которое противник внедрил своего человека? И этот человек выяснил места дислокации, численность, вооружение, маршруты, базы? Это подразделение будет уничтожено.
То есть они все здесь умрут. И этот улыбающийся Харкевич, и стерва Морозова, и те козлы, что пинали его в подвале. И водитель машины, которая привезла Алексея, и тот парень, что принёс чай и крекеры… Они все умрут.
Они умрут, а я останусь. Я должен остаться. Я сильный, я смогу.
— Ну так что? — спросил Харкевич.
— Я смогу, — сказал Алексей.
— Приятно слышать, — кивнул Харкевич, не подозревая об истинном смысле ответа.
— И если уж вы когда-нибудь решите меня прикончить, пусть этим займётся кто угодно, пусть это будет ваш гребаный китаец, но только не та стерва.
— Я вижу, Морозова произвела на тебя сильное впечатление, — засмеялся Харкевич и подмигнул видеокамере, прятавшейся за цветочным кашпо. В соседней комнате наблюдавшая трансляцию женщина равнодушно пожала плечами.
— Стерва? Господи, ну и молодёжь пошла. И что я ему такого сделала?
Глава 18
Бондарев: наш сукин сын
1
Слова, поступки, эмоции, мысли — все это в конце концов становилось сжатой кодированной информацией, а потом запускалось по отлаженным каналам в нужном направлении. В данном случае информацией становились слова Селима. Было этих слов немного, и Лапшин уже косился в сторону заветной упаковки с «говоруном», химическим препаратом для развязывания языка. Бондарев, однако, не торопился применять химию, потому что не знал наверняка стратегических планов начальства. А начальство помалкивало, что было странно. Наконец пришло сообщение из Москвы, но совсем не то, чего ждал Бондарев. Взлом хилой защиты компьютерной сети отеля показал, что номера для Акмаля и Селима были заказаны в один день и оплачены по одной кредитной карточке — причём эта кредитка не принадлежала ни Акмалю, ни Селиму.
— Очень хорошо, — сказал Бондарев. — То есть у вас тут всё-таки намечалось деловое совещание. По какой проблеме?
— Оно только намечалось, — пожал плечами Селим. — Откуда я знаю, по какому поводу совещание, если совещания не было?
— Может, обсуждение нового задания?
— Может быть.
— И тебе даже не намекнули, когда приглашали сюда?
— Нет, не намекнули. Этот человек, на которого теперь работает Акмаль, он не намекает. Он сразу говорит — что, как и когда. Это не мне он так говорил, это мне Акмаль рассказывал так. Слушайте, что насчёт моих денег?
— Вопрос обсуждают на самом верху, — сказал Бондарев.
— Не могут договориться, сколько миллионов тебе выписать, — съязвил Лапшин.
— Ну, миллионов у вас нет, вы же бедные, это все знают. Хотя… — Селим задумался. — Акмаль мне рассказывал, что в прошлом году в Нью-Йорке застрелили одного русского. Он был раньше гангстер, потом стал бизнесмен, — ну как это у вас обычно бывает.
— А у вас наоборот? — подал голос Лапшин.
— Он имел много миллионов денег и решил стать политиком. Очень твёрдо решил. И все свои деньги, всех своих людей пустил в это дело. Ваши власти пытались его не допустить к политике, но как можно? У вас же конституция, у вас же свободная страна. Власти были очень печальны на этот счёт. Потом этот человек на один день приехал в Америку, чтобы показать американцам себя. И его в Америке тут же убили. И газеты писали, что если убили в Америке, то это какие-то денежные дела. Это какой-то старый криминал. Но Акмаль говорил с американцами, он держит с ними всё время контакт. Американцы сказали Акмалю — это не криминал, это русская спецслужба ликвидировала того человека.
— Ну и при чём тут твои миллионы, Селим?
— И ещё американцы сказали Селиму: это сделали русские, но это не ФСБ. Потому что мы знаем их стиль. Мы знаем их людей в Нью-Йорке, в Америке. Они так себя не ведут, они не будут убивать в Нью-Йорке посреди дня, потому что это не понравится ФБР и ЦРУ. А ещё убийца жил в отеле «Плаза». Это очень дорогой отель, и люди из ФСБ не могут себе это позволить. А тот человек там жил целый месяц, дожидался, пока приедет тот бизнесмен. И американские друзья Акмаля сказали ему — мы думаем, у русских есть новая спецслужба. Очень тайная, очень много денег. И она совсем без комплексов. То есть они делают что хотят, нравится это кому-то или нет. Американские друзья сказали Акмалю, что в самой России умерло несколько человек, которые были опасны для государства, для страны. Их долго все боялись, а потом они раз — и умерли. Это тоже сделала новая спецслужба. И если бы вы двое были из той спецслужбы, у вас было бы много денег. И вы бы могли мне заплатить. Но вы из ФСБ, поэтому денег у вас нет. И мы сидим в этой дыре, а не в отеле «Плаза». И еду приносит не официант, а небритый шпион, — Селим покосился на Лапшина. — Про еду я дальше говорить не буду, а то вы обидитесь.
— Новая спецслужба… Много денег… Мечтать не вредно, — сказал Лапшин. А потом добавил: — Так что, у американцев-то очко взыграло? Испугались?
— Они не испугались, им просто не нравится, когда у них под носом какие-то люди делают свои дела, не спрашивая разрешения. Они привыкли, что у них спрашивают разрешение. А тут просто взяли и убили человека, который приехал встречаться с конгрессменами. Ему воткнули в шею такую штуку, с ядом… Американцы сильно возмущались.
— А так им и надо. А пусть не расслабляются, — с довольной ухмылкой сказал Лапшин.
Позже он подошёл к Бондареву и тихо сказал, тоскливо морщась:
— Месяц в «Плазе»… Ну почему одним — все, а другим — ослы на дороге?
— Вернёшься, спросишь у Дюка, — ответил Бондарев.
2
В полдень пришёл паром с материка и выгрузил толпу легкомысленно одетых туристов, мгновенно рассосавшихся по побережью. Когда пристань опустела, Бондарев обнаружил, что рядом с ним стоит Директор — в шортах, пляжной шляпе с широкими полями и майке с неприличной английской надписью.
— У меня есть два часа, — сказал Директор.
— Успеете искупаться, — вежливо сказал Бондарев.
— Не успею.
Они ушли с пристани в сторону кипарисовой рощи. Бондарев по дороге показывал местные достопримечательности, Директор, как и положено, щёлкал «Поляроидом».
Отсняв плёнку, Директор покосился на Бондарева и спросил:
— Ну теперь-то я похож на нормального отдыхающего?
— Если вы ещё немного расслабитесь и проявите живой интерес вот к этой хреновине…
— А что это за хреновина?
— Развалины древнеримской крепости.
— Какие-то несолидные развалины. У меня неподалёку от дачи — развалины химического комбината, вот это развалины так развалины, впечатляют.
— Всё-таки на отдыхающего вы не похожи.
— А на кого я похож?
— На профессионала, который хочет прикинуться отдыхающим, но не может этого сделать, потому что не представляет, что такое быть отдыхающим.
— Это ты загнул… Будь попроще, Бондарев, особенно с начальством. А на самом деле я действительно не понимаю, как можно две недели кряду шататься по жаре и глазеть на эти руины. Какой в этом смысл? Какое мне до них дело?
— Согласен, — усмехнулся Бондарев. — Никакой оперативной ценности они не представляют.
Директор согласился и посмотрел на часы.
— Осталось час пятьдесят. Давай к делу…
Они расположились в тени несолидной римской развалины.
— Селим, — сказал Директор. — Он пока сам разговаривает? Или ты ему помогаешь?
— Пока — сам.
— И про кухонный комбайн — сам?
— Сам. А это самое важное из того, что он сказал?
— Ты просто не понимаешь. И Селим не понимает. Иначе не сболтнул бы об этом по своей воле. Дело не в самой коробке с кухонным комбайном, а в том, когда и где это было. Это было в Индонезии два года назад. Там как раз был экономический кризис, который вызвал цепную реакцию на всех азиатских рынках. Американский рынок в конце концов тоже пострадал. Потом выяснилось, что кризис первого дня был чисто спекулятивной акцией — кто-то взял и выбросил на рынок кучу акций, вот и пошла-поехала паника. Но на второй день это должно было прекратиться, все бы убедились, что реальных причин для волнения нет. А на второй день случилось вот что — утром, за полчаса до открытия биржи, неподалёку от здания этой самой биржи нашли коробку из-под кухонного комбайна.
— Хм. Это что, так страшно? Какая-то индонезийская примета — если встретил на дороге кухонный комбайн, не будет удачных сделок?
— За месяц до этого в супермаркете взорвалась такая же коробка. За две недели такая же коробка рванула возле офиса национальной телекомпании. Ещё через неделю обезвредили взрывное устройство возле школы — тоже в такой коробке. Короче говоря, никаких торгов на бирже в тот день быть не могло, потому что район оцепили, нагнали техников, минёров… Потом проверяли само здание. Бомбы в коробке не нашли, но торги были сорваны.
— То есть Селим сорвал торги на индонезийской бирже. Молодец.
— Слушай дальше. Раз торгов не было, то все цены на акции остались прежними, то есть низкими. Но официально никто ничего не покупал и не продавал, хотя были напуганные вчерашним кризисом люди, которые хотели бы продать свои ценные бумаги. Теперь у них окончательно не выдержали нервы. Они увидели, что кризис продолжился, и они уверились, что надо все продавать по любой цене. Они побежали к внебиржевым брокерам, и те скупали акции по копеечным ценам.
Ещё более низким, чем были на бирже. А на третий день биржа открылась, и цены начали понемногу стабилизироваться. Но за эти два дня произошло гигантское перераспределение акций. Причём за внебиржевыми брокерами явно стоял какой-то один крупный игрок, который все себе и заграбастал. Он сбил цены, он усугубил панику этой «бомбой» и все забрал себе. Примерно миллионов на триста-четыреста, и это только на индонезийском рынке. Зная, что будет в Индонезии, он мог предугадать ситуацию на всех азиатских рынках и тоже навариться. Тут уже счёт шёл бы на миллиарды.
— Такое бывает?
— Бывает. Ты оцени размах — во-первых, диверсионная группа организует все эти настоящие взрывы, во-вторых, работает куча легальных финансовых операторов, в-третьих, идёт нелегальная скупка акций за наличные. Все очень быстро и чётко. Селим тут даже не пешка, а так, щепка от шахматной доски.
— Ему всё равно будет обидно, если узнает — заварил кашу на миллиарды, а получил за это жалкие двадцать тысяч баксов.
— Ты не Селима жалей, ты подумай о том, кто за этим стоит!
— Да, Селим говорил — какой-то богатый дядя, который даёт Акмалю задания. Непонятной национальности, но не араб. Цели этого дяди тоже непонятны. Я так понял из ваших слов, что это финансовый авантюрист, игрок на большие деньги. Я знаю, что быть жадным нехорошо, но всё-таки — за каким чёртом он нам сдался? Это же была Индонезия, не Россия, даже не Европа…
Бондарев посмотрел на хмурящегося Директора и понял:
— Вы знаете.
— Ну как тебе сказать…
— Вы знаете, что это за деятель.
— Теперь знаем.
— Что значит — теперь?
— После обработки рассказов того бухгалтера, которого вы с Воробьём в Милане… После рассказов Селима. Ну и ещё кое-что у нас раньше было. Теперь всё сложилось кирпичик к кирпичику.
— Я буду очень рад, если меня поставят в известность.
— Ты не будешь рад.
— С чего это?
— Бондарев, ты патриот? Если патриот, то радуйся, — сказал Директор, но на его собственном лице радости не наблюдалось.
— Что мне радоваться-то?
— Этот сукин сын — наш сукин сын, — мрачно произнёс Директор.
— В смысле — из России?
— И ты его знаешь. Лично.
Вот тут Бондарев начал удивляться.
3
Это было как будто воспоминание о другой жизни — сидя на средиземноморском острове, Бондарев думал о давней зиме в России.
Тогда он был немного моложе, носил в кармане удостоверение сотрудника ФСБ, считался перспективным работником, а попутно встречался с девушкой, которая работала бухгалтером в торговой фирме. На третьем месяце их знакомства Бондарев вдруг понял, что его больше интересует не сама девушка, а её фирма — уж больно странно там были организованы дела, судя по рассказам бондаревской пассии. Как выяснилось, это была банальная контрабанда с участием местных таможенников. Бондарев пошёл по всей цепочке и нашёл связующее звено между коммерсантами, таможенниками и бандитами. Звено звалось Кузнечик, это был очень деятельный мужчина неопределённого возраста, который всегда хотел покупать и продавать, неважно что и кому. Несколько раз он наживал состояния и столько же раз спускал все в прах. Когда он в тёмном переулке встретился с Бондаревым, единственным его сокровищем на тот момент был бесценный опыт, накопленный за годы взлётов и падений. Кузнечик знал в регионе всех и вся. Бондарев знал гораздо меньше, но то, что он знал, грозило Кузнечику выходом из коммерческой деятельности на срок от пяти до семи лет.
— У меня деловое предложение, — тут же протараторил Кузнечик. — Ты мне, я тебе. Идёт?
— Кто куда идёт? Давай конкретнее, — сказал Бондарев.
— Я иду дальше по своим делам, ты идёшь на повышение.
Генерала не гарантирую, но полковником тебя точно сделают. Зуб даю! — сказал Кузнечик, открыл рот и показал, какой именно зуб даёт в обеспечение надёжности сделки. Бондарев обратил внимание, что зубов во рту Кузнечика осталось не так уж и много.
Тем не менее перспективный Бондарев кивнул, и Кузнечик прошептал место и время. Три фуры идут из Прибалтики с каким-то очень особенным грузом. На таможне у них все замазано, подвоха они не ждут, так что если товарищ капитан подсуетится, то его ждёт приятный сюрприз, любовь начальства и продвижение по службе до заоблачных высот…
— Хватит трепаться, — сказал Бондарев. — Что за груз?
Кузнечик пожал плечами и заговорщицким шёпотом признался, что все так засекречено…
— Если там пусто, — сказал Бондарев, — я тебя буду брать со спецназом. И команда будет — огонь на поражение.
— Я же зуб дал, — обиженно проговорил Кузнечик. — Че ты спецназом-то меня пугаешь? Не будет там пусто, не будет, не переживай.
По этой наводке Бондарев устроил засаду на шоссе и ровно в названный Кузнечиком срок накрыл три обещанные фуры.
Вытащенные из кабин водители были на удивление спокойны и уверены в себе. Бондарев глянул в бумаги:
— Гуманитарная помощь? Что ещё за гуманитарная помощь? Кому от кого?
— А там написано, — сказал водитель и зевнул.
— Ни хрена там не написано. Вскрывай, — скомандовал Бондарев, и тогда водители забеспокоились:
— Ты, командир, не торопись. Ты начальству позвони, посоветуйся… Начальству, ему же виднее…
Бондарев посмотрел на водителя как на идиота и скомандовал своим людям досмотреть машины.
И вот тут к ним подъехал «Мерседес». Точнее, сначала подъехал «Мерседес», а вслед за ним джип.
Бондарев подскочил к джипу и ткнул в лобовое стекло одновременно удостоверением в одной руке, пистолетом в другой.
— Федеральная служба безопасности! Всем сидеть в машине, никому не выходить!
Сидевшие в джипе на передних сиденьях двое мордоворотов ухмыльнулись. Бондарев в ответ взвёл курок. Приоткрывшаяся было дверца джипа захлопнулась.
— Так-то лучше, — грозно сказал Бондарев и повернулся к «Мерседесу». Оттуда вылезли двое — упитанный розовощёкий шатен в дублёнке и высокий худой брюнет в кожаной куртке. Брюнет улыбался. Шатен смотрел на Бондарева.
Это был необычный взгляд. Так не смотрят на незнакомого человека. Шатен смотрел на Бондарева так, будто они тысячу лет знают друг друга и будто эта тысяча лет до последней минуты была временем непримиримой вражды и ненависти. Короче говоря, шатен смотрел на Бондарева как на заклятого врага. Бондарев удивился и подумал: «Ну ладно. Тебе же хуже». Он ошибся.
— Ваши документы и что вы вообще здесь делаете?
— По какому праву вы остановили эти машины?!
Бондарев с шатеном заговорили одновременно, и шатен говорил так, будто словами расстреливал Бондарева.
— Меня интересует груз, — сказал Бондарев. — У меня есть информация…
— Забирай своих людей и вали отсюда.
— Что? — Бондарев даже улыбнулся.
— Уезжай отсюда. Это все тебя не касается.
— У меня другое мнение.
— Твоё мнение никого не интересует.
Бондарев вздохнул — ему хамили и не собирались прекращать это занятие.
— Я попросил предъявить ваши документы, — сказал он. — Где они?
Тут из «Мерседеса» вылез третий. То есть он, возможно, вылез и раньше, только его не было видно — росту в мужчине было метр шестьдесят, не больше. Вдобавок он сильно сутулился, отчего выглядел едва ли не горбуном. Одетый в длинное чёрное пальто, он выступил вперёд и неожиданно громким голосом рявкнул:
— Да вы тут все что, с ума посходили?! Вы не узнали, кто перед вами?!
— Вот я как раз и спрашиваю документы, — сказал Бондарев.
Горбун в ответ свирепо насупил густые чёрные брови — просто фильм ужасов какой-то.
— Вы, кстати, тоже покажите документы, — добавил Бондарев горбуну. — Тогда и узнаем, кто есть кто.
— Вы действительно не узнаете, кто… — это подал голос брюнет в кожаной куртке. Бондарев посмотрел на него. Действительно. Как же это он. Надо было сразу узнать.
— Руки на капот, — сказал Бондарев и вскинул пистолет.
— Что?! — ахнул горбун.
— Я не вам, я вон тому товарищу в кожаной куртке. Остальным отойти от машины.
Шатен со зверским выражением лица шагнул было в сторону Бондарева, но тот сказал:
— Я выстрелю.
Тогда все замерли. Бондарев и ещё двое его людей подошли к брюнету и защёлкнули на его запястьях наручники.
— Очень жаль, — сказал Бондарев шатену. — Но вам теперь придётся проехать с нами, чтобы объяснить, что в вашей машине делал человек, находящийся в федеральном розыске за терроризм, убийство и вооружённое нападение.
— Да? — сказал шатен, внимательно изучая Бондарева льдисто-голубыми глазами.
— Да.
— Ты действительно в это веришь?
— Скоро и вы в это поверите.
— Нет, — шатен покачал головой. — Потому что этого не будет. Потому что этого не может быть. Ты забыл, где ты и кто ты. Это твоя очень серьёзная ошибка.
— Мы все ошибаемся, — сказал Бондарев. — Если я сейчас прикажу положить вас всех мордой в снег и обыскать, это тоже может оказаться ошибкой. Но зато я получу большое моральное удовлетворение.
— Не успеешь, — сказал шатен.
На обочину сворачивала целая кавалькада машин, и Бондарев, к своему удивлению, увидел начальника управления и прочих больших начальников. Нужна была какая-то суперважная причина, чтобы они побросали тёплые кабинеты и примчались сюда.
Судя по всему, шатен из «Мерседеса» и был той причиной. Они бросились к нему как к дорогому гостю, жали руки, заискивающе улыбались. Бондареву кто-то бросил на ходу:
— Спрячь ствол, придурок!
Бондарев убрал пистолет, подошёл к ближней фуре и тихо сказал своим:
— Вскрывайте её, пока они там целуются…
Но вскрыть ему не дали. Двое полковников из управления наперебой объясняли ему, какую непростительную ошибку он совершил, задержав машину советника президента почему-то с чем-то. А советник президента сопровождал конвой машин с гуманитарной помощью для Чеченской Республики.
— Какая гуманитарная помощь?! — взревел Бондарев. — Что вы мне мозги пудрите? Давайте вскроем фуру и посмотрим на эту гуманитарную помощь!
— Таможня смотрела, таможня дала добро, все в норме.
— А террорист у него в машине что делает?!
— Какой террорист? — всполошились полковники.
— Ахмед Маскеров! Который вместе с Басаевым в Будённовске был! Или он уже не в федеральном розыске?!
Полковники переглянулись.
— Знаешь что… Если он у него в машине — значит, так надо.
— Кому надо?
Полковники снова переглянулись, а Бондарев рванулся между ними, потому что с высокого брюнета только что сняли наручники, и теперь он с прежней самоуверенностью садился в «Мерседес».
Бондарев со страшными матюгами прорвался к начальнику управления, но услышал от того:
— Уберите этого психа отсюда…
Бондарева убирали втроём, и Ахмед Маскеров с улыбкой наблюдал за этим. Потом тронулись фуры, за ними последовал «Мерседес», за ним джип. Тогда Бондарева отпустили. Он присел на корточки, взял в пригоршню грязного снега и растёр лицо, царапая кожу. Снег таял на щеках, и не видно было тех злых слез, что текли по его щекам.
4
А потом вдруг оказалось, что управлению нужно срочно сократить штаты, причём именно за счёт Бондарева. Он ушёл без скандала, потому что после того случая на шоссе уже ни в чём не видел смысла. Государство подрывало себя изнутри, и Бондарев не хотел принимать в этом участия.
Оказавшись предоставленным самому себе, Бондарев стал пить, и у него была для этого серьёзная причина — уже неделю как пропал Кузнечик, и Бондарев не верил, что кто-нибудь когда-нибудь увидит его живым. «Ты забыл, кто ты и где ты», — сказал тогда шатен. Теперь ему должны были напомнить, как напомнили Кузнечику.
А шатен действительно оказался каким-то там советником президента — Бондарев специально смотрел телевизионные программы новостей и досмотрелся до того, что увидел эту мразь во главе длинного стола. На стене висел портрет президента. Бондарев прищурился и метнул в экран бутылку из-под водки, но кинескоп выдержал. И розовощёкий шатен по-прежнему улыбался с экрана, вещая что-то бесконечно правильное.
— Живучий, гад, — сказал Бондарев и снова заплакал от бессильной злобы. Так он пил, воевал с кинескопом и прислушивался к шагам на лестничной клетке целых полторы недели. Потом водка кончилась, и Бондарев пошёл в магазин. Он стоял у прилавка и пытался подсчитать, на что у него хватит денег, когда услышал:
— Ваша фамилия Бондарев?
Он обречённо закивал.
— Не хотите коньяку?
— У меня денег не хватит, — просипел Бондарев. Ему протянули плоскую фляжку. Бондарев вцепился в неё и сделал два жадных глотка, потом расслабился и посмотрел на благодетеля. Тот в свою очередь сочувственно изучал Бондарева.
— Пьёте?
— А что, не видно?
— Видно. Кстати… Если вас всё ещё интересует…
— Вы о чём?
— Там было оружие. Оружие и радикально-исламистская пропагандистская литература.
— Где — там? — тупо переспросил Бондарев.
— Там. Хотите обсудить подробнее?
— Ну… Давайте… — сказал Бондарев и вышел из магазина вслед за новым знакомым. Домой он в тот день не вернулся. Он исчез окончательно и бесповоротно.
И только тогда он по-настоящему узнал — кто он и где он.
Безошибочно.
5
Какое-то время спустя Бондареву попала в руки оперативная справка про того розовощёкого шатена, так много знавшего про «кто ты» и «где ты». Чуть позже Бондарев случайно пересёкся на одном из заданий с человеком, который эту справку написал. В порядке обмена информацией Бондарев рассказал про историю с тремя фурами и про поразивший его тогда ненавидящий взгляд, прожигавший не хуже лазерного луча.
— А что ты хочешь? — сказал собеседник Бондарева. — Ты же встал у него на дороге, ты ему помешал, а значит, ты для него стал смертельным врагом. Это такая черта характера — он не переносит, когда что-нибудь выходит за рамки им придуманного плана. Он просто бесится от злости. Если он решил пойти на пляж, а тут начался дождь, то дождь становится его личным врагом. Такой уж это человек — он хочет, чтобы всё было по его. Он прёт как бульдозер и пленных не берет.
Розовощёкого шатена звали Антон Крестинский, и о его фантастической карьере были написаны не только оперативные справки, но и сотни газетных статей, а также несколько книг и даже два киносценария. В двадцать девять лет он стал советником президента с такими туманно-неопределёнными, а стало быть, неограниченными полномочиями, что это давало ему возможность заниматься практически всем на свете — от нефти и газа до региональных выборов и внешней политики; всем, что приносило прибыль, и всем, что могло расширить сферы его влияния, и без того немаленькие.
В тридцать один Крестинский был у вершины политической власти, но останавливаться на этом явно не собирался. Его остановили другие очень энергичные и влиятельные люди, которых вокруг президента традиционно было немало. Они уже привыкли к некоторым правилам мирного сосуществования, привыкли договариваться и идти на компромиссы, а тут им на голову свалилось несчастье в виде Крестинского, который ни с кем не хотел договариваться, а на слово «компромисс» у него была устойчивая аллергия. Это было похоже на аквариум с ленивыми жирными карпами, в который вдруг бросили молодую голодную акулу.
Олигархи терпели Крестинского год, потом объединились и организовали ему такую компрометацию в глазах президента, какой российская политическая жизнь ещё не знала. Прокуратура завела одновременно семь уголовных дел, Крестинский моментально получил отставку, а его активы в российских банках были арестованы.
Находившийся в это время в Южной Америке Крестинский собрал пресс-конференцию, на которой, дрожа от ярости, обзывал олигархов-заговорщиков самыми последними словами, а напоследок, глядя прямо в камеру, отчётливо произнёс три слова, от которых в Москве некоторым людям стало нехорошо.
— Я ещё вернусь, — сказал Крестинский и улыбнулся. Сказано это было настолько самоуверенно и убедительно, что некоторым олигархам пришлось напомнить, что это всего лишь телевизор, что Крестинский находится на другом конце земного шара и что его возвращение означает немедленный арест по всем семи открытым делам.
Сказав свои веские три слова, Крестинский тем не менее не побежал в аэропорт на первый самолёт до Москвы. Он проживал то в Аргентине, то в Южной Калифорнии, восстанавливал попорченную в былых сражениях нервную систему, заводил новые связи, поддерживал старые. Никто толком не знал, что у него на уме, но официальная Москва надеялась, что Крестинский успокоился или, по крайней мере, нашёл применение своей энергии в другом полушарии.
Специалист по Крестинскому, с которым беседовал Бондарев, на этот счёт коротко сказал:
— Чёрта с два.
1
Слова, поступки, эмоции, мысли — все это в конце концов становилось сжатой кодированной информацией, а потом запускалось по отлаженным каналам в нужном направлении. В данном случае информацией становились слова Селима. Было этих слов немного, и Лапшин уже косился в сторону заветной упаковки с «говоруном», химическим препаратом для развязывания языка. Бондарев, однако, не торопился применять химию, потому что не знал наверняка стратегических планов начальства. А начальство помалкивало, что было странно. Наконец пришло сообщение из Москвы, но совсем не то, чего ждал Бондарев. Взлом хилой защиты компьютерной сети отеля показал, что номера для Акмаля и Селима были заказаны в один день и оплачены по одной кредитной карточке — причём эта кредитка не принадлежала ни Акмалю, ни Селиму.
— Очень хорошо, — сказал Бондарев. — То есть у вас тут всё-таки намечалось деловое совещание. По какой проблеме?
— Оно только намечалось, — пожал плечами Селим. — Откуда я знаю, по какому поводу совещание, если совещания не было?
— Может, обсуждение нового задания?
— Может быть.
— И тебе даже не намекнули, когда приглашали сюда?
— Нет, не намекнули. Этот человек, на которого теперь работает Акмаль, он не намекает. Он сразу говорит — что, как и когда. Это не мне он так говорил, это мне Акмаль рассказывал так. Слушайте, что насчёт моих денег?
— Вопрос обсуждают на самом верху, — сказал Бондарев.
— Не могут договориться, сколько миллионов тебе выписать, — съязвил Лапшин.
— Ну, миллионов у вас нет, вы же бедные, это все знают. Хотя… — Селим задумался. — Акмаль мне рассказывал, что в прошлом году в Нью-Йорке застрелили одного русского. Он был раньше гангстер, потом стал бизнесмен, — ну как это у вас обычно бывает.
— А у вас наоборот? — подал голос Лапшин.
— Он имел много миллионов денег и решил стать политиком. Очень твёрдо решил. И все свои деньги, всех своих людей пустил в это дело. Ваши власти пытались его не допустить к политике, но как можно? У вас же конституция, у вас же свободная страна. Власти были очень печальны на этот счёт. Потом этот человек на один день приехал в Америку, чтобы показать американцам себя. И его в Америке тут же убили. И газеты писали, что если убили в Америке, то это какие-то денежные дела. Это какой-то старый криминал. Но Акмаль говорил с американцами, он держит с ними всё время контакт. Американцы сказали Акмалю — это не криминал, это русская спецслужба ликвидировала того человека.
— Ну и при чём тут твои миллионы, Селим?
— И ещё американцы сказали Селиму: это сделали русские, но это не ФСБ. Потому что мы знаем их стиль. Мы знаем их людей в Нью-Йорке, в Америке. Они так себя не ведут, они не будут убивать в Нью-Йорке посреди дня, потому что это не понравится ФБР и ЦРУ. А ещё убийца жил в отеле «Плаза». Это очень дорогой отель, и люди из ФСБ не могут себе это позволить. А тот человек там жил целый месяц, дожидался, пока приедет тот бизнесмен. И американские друзья Акмаля сказали ему — мы думаем, у русских есть новая спецслужба. Очень тайная, очень много денег. И она совсем без комплексов. То есть они делают что хотят, нравится это кому-то или нет. Американские друзья сказали Акмалю, что в самой России умерло несколько человек, которые были опасны для государства, для страны. Их долго все боялись, а потом они раз — и умерли. Это тоже сделала новая спецслужба. И если бы вы двое были из той спецслужбы, у вас было бы много денег. И вы бы могли мне заплатить. Но вы из ФСБ, поэтому денег у вас нет. И мы сидим в этой дыре, а не в отеле «Плаза». И еду приносит не официант, а небритый шпион, — Селим покосился на Лапшина. — Про еду я дальше говорить не буду, а то вы обидитесь.
— Новая спецслужба… Много денег… Мечтать не вредно, — сказал Лапшин. А потом добавил: — Так что, у американцев-то очко взыграло? Испугались?
— Они не испугались, им просто не нравится, когда у них под носом какие-то люди делают свои дела, не спрашивая разрешения. Они привыкли, что у них спрашивают разрешение. А тут просто взяли и убили человека, который приехал встречаться с конгрессменами. Ему воткнули в шею такую штуку, с ядом… Американцы сильно возмущались.
— А так им и надо. А пусть не расслабляются, — с довольной ухмылкой сказал Лапшин.
Позже он подошёл к Бондареву и тихо сказал, тоскливо морщась:
— Месяц в «Плазе»… Ну почему одним — все, а другим — ослы на дороге?
— Вернёшься, спросишь у Дюка, — ответил Бондарев.
2
В полдень пришёл паром с материка и выгрузил толпу легкомысленно одетых туристов, мгновенно рассосавшихся по побережью. Когда пристань опустела, Бондарев обнаружил, что рядом с ним стоит Директор — в шортах, пляжной шляпе с широкими полями и майке с неприличной английской надписью.
— У меня есть два часа, — сказал Директор.
— Успеете искупаться, — вежливо сказал Бондарев.
— Не успею.
Они ушли с пристани в сторону кипарисовой рощи. Бондарев по дороге показывал местные достопримечательности, Директор, как и положено, щёлкал «Поляроидом».
Отсняв плёнку, Директор покосился на Бондарева и спросил:
— Ну теперь-то я похож на нормального отдыхающего?
— Если вы ещё немного расслабитесь и проявите живой интерес вот к этой хреновине…
— А что это за хреновина?
— Развалины древнеримской крепости.
— Какие-то несолидные развалины. У меня неподалёку от дачи — развалины химического комбината, вот это развалины так развалины, впечатляют.
— Всё-таки на отдыхающего вы не похожи.
— А на кого я похож?
— На профессионала, который хочет прикинуться отдыхающим, но не может этого сделать, потому что не представляет, что такое быть отдыхающим.
— Это ты загнул… Будь попроще, Бондарев, особенно с начальством. А на самом деле я действительно не понимаю, как можно две недели кряду шататься по жаре и глазеть на эти руины. Какой в этом смысл? Какое мне до них дело?
— Согласен, — усмехнулся Бондарев. — Никакой оперативной ценности они не представляют.
Директор согласился и посмотрел на часы.
— Осталось час пятьдесят. Давай к делу…
Они расположились в тени несолидной римской развалины.
— Селим, — сказал Директор. — Он пока сам разговаривает? Или ты ему помогаешь?
— Пока — сам.
— И про кухонный комбайн — сам?
— Сам. А это самое важное из того, что он сказал?
— Ты просто не понимаешь. И Селим не понимает. Иначе не сболтнул бы об этом по своей воле. Дело не в самой коробке с кухонным комбайном, а в том, когда и где это было. Это было в Индонезии два года назад. Там как раз был экономический кризис, который вызвал цепную реакцию на всех азиатских рынках. Американский рынок в конце концов тоже пострадал. Потом выяснилось, что кризис первого дня был чисто спекулятивной акцией — кто-то взял и выбросил на рынок кучу акций, вот и пошла-поехала паника. Но на второй день это должно было прекратиться, все бы убедились, что реальных причин для волнения нет. А на второй день случилось вот что — утром, за полчаса до открытия биржи, неподалёку от здания этой самой биржи нашли коробку из-под кухонного комбайна.
— Хм. Это что, так страшно? Какая-то индонезийская примета — если встретил на дороге кухонный комбайн, не будет удачных сделок?
— За месяц до этого в супермаркете взорвалась такая же коробка. За две недели такая же коробка рванула возле офиса национальной телекомпании. Ещё через неделю обезвредили взрывное устройство возле школы — тоже в такой коробке. Короче говоря, никаких торгов на бирже в тот день быть не могло, потому что район оцепили, нагнали техников, минёров… Потом проверяли само здание. Бомбы в коробке не нашли, но торги были сорваны.
— То есть Селим сорвал торги на индонезийской бирже. Молодец.
— Слушай дальше. Раз торгов не было, то все цены на акции остались прежними, то есть низкими. Но официально никто ничего не покупал и не продавал, хотя были напуганные вчерашним кризисом люди, которые хотели бы продать свои ценные бумаги. Теперь у них окончательно не выдержали нервы. Они увидели, что кризис продолжился, и они уверились, что надо все продавать по любой цене. Они побежали к внебиржевым брокерам, и те скупали акции по копеечным ценам.
Ещё более низким, чем были на бирже. А на третий день биржа открылась, и цены начали понемногу стабилизироваться. Но за эти два дня произошло гигантское перераспределение акций. Причём за внебиржевыми брокерами явно стоял какой-то один крупный игрок, который все себе и заграбастал. Он сбил цены, он усугубил панику этой «бомбой» и все забрал себе. Примерно миллионов на триста-четыреста, и это только на индонезийском рынке. Зная, что будет в Индонезии, он мог предугадать ситуацию на всех азиатских рынках и тоже навариться. Тут уже счёт шёл бы на миллиарды.
— Такое бывает?
— Бывает. Ты оцени размах — во-первых, диверсионная группа организует все эти настоящие взрывы, во-вторых, работает куча легальных финансовых операторов, в-третьих, идёт нелегальная скупка акций за наличные. Все очень быстро и чётко. Селим тут даже не пешка, а так, щепка от шахматной доски.
— Ему всё равно будет обидно, если узнает — заварил кашу на миллиарды, а получил за это жалкие двадцать тысяч баксов.
— Ты не Селима жалей, ты подумай о том, кто за этим стоит!
— Да, Селим говорил — какой-то богатый дядя, который даёт Акмалю задания. Непонятной национальности, но не араб. Цели этого дяди тоже непонятны. Я так понял из ваших слов, что это финансовый авантюрист, игрок на большие деньги. Я знаю, что быть жадным нехорошо, но всё-таки — за каким чёртом он нам сдался? Это же была Индонезия, не Россия, даже не Европа…
Бондарев посмотрел на хмурящегося Директора и понял:
— Вы знаете.
— Ну как тебе сказать…
— Вы знаете, что это за деятель.
— Теперь знаем.
— Что значит — теперь?
— После обработки рассказов того бухгалтера, которого вы с Воробьём в Милане… После рассказов Селима. Ну и ещё кое-что у нас раньше было. Теперь всё сложилось кирпичик к кирпичику.
— Я буду очень рад, если меня поставят в известность.
— Ты не будешь рад.
— С чего это?
— Бондарев, ты патриот? Если патриот, то радуйся, — сказал Директор, но на его собственном лице радости не наблюдалось.
— Что мне радоваться-то?
— Этот сукин сын — наш сукин сын, — мрачно произнёс Директор.
— В смысле — из России?
— И ты его знаешь. Лично.
Вот тут Бондарев начал удивляться.
3
Это было как будто воспоминание о другой жизни — сидя на средиземноморском острове, Бондарев думал о давней зиме в России.
Тогда он был немного моложе, носил в кармане удостоверение сотрудника ФСБ, считался перспективным работником, а попутно встречался с девушкой, которая работала бухгалтером в торговой фирме. На третьем месяце их знакомства Бондарев вдруг понял, что его больше интересует не сама девушка, а её фирма — уж больно странно там были организованы дела, судя по рассказам бондаревской пассии. Как выяснилось, это была банальная контрабанда с участием местных таможенников. Бондарев пошёл по всей цепочке и нашёл связующее звено между коммерсантами, таможенниками и бандитами. Звено звалось Кузнечик, это был очень деятельный мужчина неопределённого возраста, который всегда хотел покупать и продавать, неважно что и кому. Несколько раз он наживал состояния и столько же раз спускал все в прах. Когда он в тёмном переулке встретился с Бондаревым, единственным его сокровищем на тот момент был бесценный опыт, накопленный за годы взлётов и падений. Кузнечик знал в регионе всех и вся. Бондарев знал гораздо меньше, но то, что он знал, грозило Кузнечику выходом из коммерческой деятельности на срок от пяти до семи лет.
— У меня деловое предложение, — тут же протараторил Кузнечик. — Ты мне, я тебе. Идёт?
— Кто куда идёт? Давай конкретнее, — сказал Бондарев.
— Я иду дальше по своим делам, ты идёшь на повышение.
Генерала не гарантирую, но полковником тебя точно сделают. Зуб даю! — сказал Кузнечик, открыл рот и показал, какой именно зуб даёт в обеспечение надёжности сделки. Бондарев обратил внимание, что зубов во рту Кузнечика осталось не так уж и много.
Тем не менее перспективный Бондарев кивнул, и Кузнечик прошептал место и время. Три фуры идут из Прибалтики с каким-то очень особенным грузом. На таможне у них все замазано, подвоха они не ждут, так что если товарищ капитан подсуетится, то его ждёт приятный сюрприз, любовь начальства и продвижение по службе до заоблачных высот…
— Хватит трепаться, — сказал Бондарев. — Что за груз?
Кузнечик пожал плечами и заговорщицким шёпотом признался, что все так засекречено…
— Если там пусто, — сказал Бондарев, — я тебя буду брать со спецназом. И команда будет — огонь на поражение.
— Я же зуб дал, — обиженно проговорил Кузнечик. — Че ты спецназом-то меня пугаешь? Не будет там пусто, не будет, не переживай.
По этой наводке Бондарев устроил засаду на шоссе и ровно в названный Кузнечиком срок накрыл три обещанные фуры.
Вытащенные из кабин водители были на удивление спокойны и уверены в себе. Бондарев глянул в бумаги:
— Гуманитарная помощь? Что ещё за гуманитарная помощь? Кому от кого?
— А там написано, — сказал водитель и зевнул.
— Ни хрена там не написано. Вскрывай, — скомандовал Бондарев, и тогда водители забеспокоились:
— Ты, командир, не торопись. Ты начальству позвони, посоветуйся… Начальству, ему же виднее…
Бондарев посмотрел на водителя как на идиота и скомандовал своим людям досмотреть машины.
И вот тут к ним подъехал «Мерседес». Точнее, сначала подъехал «Мерседес», а вслед за ним джип.
Бондарев подскочил к джипу и ткнул в лобовое стекло одновременно удостоверением в одной руке, пистолетом в другой.
— Федеральная служба безопасности! Всем сидеть в машине, никому не выходить!
Сидевшие в джипе на передних сиденьях двое мордоворотов ухмыльнулись. Бондарев в ответ взвёл курок. Приоткрывшаяся было дверца джипа захлопнулась.
— Так-то лучше, — грозно сказал Бондарев и повернулся к «Мерседесу». Оттуда вылезли двое — упитанный розовощёкий шатен в дублёнке и высокий худой брюнет в кожаной куртке. Брюнет улыбался. Шатен смотрел на Бондарева.
Это был необычный взгляд. Так не смотрят на незнакомого человека. Шатен смотрел на Бондарева так, будто они тысячу лет знают друг друга и будто эта тысяча лет до последней минуты была временем непримиримой вражды и ненависти. Короче говоря, шатен смотрел на Бондарева как на заклятого врага. Бондарев удивился и подумал: «Ну ладно. Тебе же хуже». Он ошибся.
— Ваши документы и что вы вообще здесь делаете?
— По какому праву вы остановили эти машины?!
Бондарев с шатеном заговорили одновременно, и шатен говорил так, будто словами расстреливал Бондарева.
— Меня интересует груз, — сказал Бондарев. — У меня есть информация…
— Забирай своих людей и вали отсюда.
— Что? — Бондарев даже улыбнулся.
— Уезжай отсюда. Это все тебя не касается.
— У меня другое мнение.
— Твоё мнение никого не интересует.
Бондарев вздохнул — ему хамили и не собирались прекращать это занятие.
— Я попросил предъявить ваши документы, — сказал он. — Где они?
Тут из «Мерседеса» вылез третий. То есть он, возможно, вылез и раньше, только его не было видно — росту в мужчине было метр шестьдесят, не больше. Вдобавок он сильно сутулился, отчего выглядел едва ли не горбуном. Одетый в длинное чёрное пальто, он выступил вперёд и неожиданно громким голосом рявкнул:
— Да вы тут все что, с ума посходили?! Вы не узнали, кто перед вами?!
— Вот я как раз и спрашиваю документы, — сказал Бондарев.
Горбун в ответ свирепо насупил густые чёрные брови — просто фильм ужасов какой-то.
— Вы, кстати, тоже покажите документы, — добавил Бондарев горбуну. — Тогда и узнаем, кто есть кто.
— Вы действительно не узнаете, кто… — это подал голос брюнет в кожаной куртке. Бондарев посмотрел на него. Действительно. Как же это он. Надо было сразу узнать.
— Руки на капот, — сказал Бондарев и вскинул пистолет.
— Что?! — ахнул горбун.
— Я не вам, я вон тому товарищу в кожаной куртке. Остальным отойти от машины.
Шатен со зверским выражением лица шагнул было в сторону Бондарева, но тот сказал:
— Я выстрелю.
Тогда все замерли. Бондарев и ещё двое его людей подошли к брюнету и защёлкнули на его запястьях наручники.
— Очень жаль, — сказал Бондарев шатену. — Но вам теперь придётся проехать с нами, чтобы объяснить, что в вашей машине делал человек, находящийся в федеральном розыске за терроризм, убийство и вооружённое нападение.
— Да? — сказал шатен, внимательно изучая Бондарева льдисто-голубыми глазами.
— Да.
— Ты действительно в это веришь?
— Скоро и вы в это поверите.
— Нет, — шатен покачал головой. — Потому что этого не будет. Потому что этого не может быть. Ты забыл, где ты и кто ты. Это твоя очень серьёзная ошибка.
— Мы все ошибаемся, — сказал Бондарев. — Если я сейчас прикажу положить вас всех мордой в снег и обыскать, это тоже может оказаться ошибкой. Но зато я получу большое моральное удовлетворение.
— Не успеешь, — сказал шатен.
На обочину сворачивала целая кавалькада машин, и Бондарев, к своему удивлению, увидел начальника управления и прочих больших начальников. Нужна была какая-то суперважная причина, чтобы они побросали тёплые кабинеты и примчались сюда.
Судя по всему, шатен из «Мерседеса» и был той причиной. Они бросились к нему как к дорогому гостю, жали руки, заискивающе улыбались. Бондареву кто-то бросил на ходу:
— Спрячь ствол, придурок!
Бондарев убрал пистолет, подошёл к ближней фуре и тихо сказал своим:
— Вскрывайте её, пока они там целуются…
Но вскрыть ему не дали. Двое полковников из управления наперебой объясняли ему, какую непростительную ошибку он совершил, задержав машину советника президента почему-то с чем-то. А советник президента сопровождал конвой машин с гуманитарной помощью для Чеченской Республики.
— Какая гуманитарная помощь?! — взревел Бондарев. — Что вы мне мозги пудрите? Давайте вскроем фуру и посмотрим на эту гуманитарную помощь!
— Таможня смотрела, таможня дала добро, все в норме.
— А террорист у него в машине что делает?!
— Какой террорист? — всполошились полковники.
— Ахмед Маскеров! Который вместе с Басаевым в Будённовске был! Или он уже не в федеральном розыске?!
Полковники переглянулись.
— Знаешь что… Если он у него в машине — значит, так надо.
— Кому надо?
Полковники снова переглянулись, а Бондарев рванулся между ними, потому что с высокого брюнета только что сняли наручники, и теперь он с прежней самоуверенностью садился в «Мерседес».
Бондарев со страшными матюгами прорвался к начальнику управления, но услышал от того:
— Уберите этого психа отсюда…
Бондарева убирали втроём, и Ахмед Маскеров с улыбкой наблюдал за этим. Потом тронулись фуры, за ними последовал «Мерседес», за ним джип. Тогда Бондарева отпустили. Он присел на корточки, взял в пригоршню грязного снега и растёр лицо, царапая кожу. Снег таял на щеках, и не видно было тех злых слез, что текли по его щекам.
4
А потом вдруг оказалось, что управлению нужно срочно сократить штаты, причём именно за счёт Бондарева. Он ушёл без скандала, потому что после того случая на шоссе уже ни в чём не видел смысла. Государство подрывало себя изнутри, и Бондарев не хотел принимать в этом участия.
Оказавшись предоставленным самому себе, Бондарев стал пить, и у него была для этого серьёзная причина — уже неделю как пропал Кузнечик, и Бондарев не верил, что кто-нибудь когда-нибудь увидит его живым. «Ты забыл, кто ты и где ты», — сказал тогда шатен. Теперь ему должны были напомнить, как напомнили Кузнечику.
А шатен действительно оказался каким-то там советником президента — Бондарев специально смотрел телевизионные программы новостей и досмотрелся до того, что увидел эту мразь во главе длинного стола. На стене висел портрет президента. Бондарев прищурился и метнул в экран бутылку из-под водки, но кинескоп выдержал. И розовощёкий шатен по-прежнему улыбался с экрана, вещая что-то бесконечно правильное.
— Живучий, гад, — сказал Бондарев и снова заплакал от бессильной злобы. Так он пил, воевал с кинескопом и прислушивался к шагам на лестничной клетке целых полторы недели. Потом водка кончилась, и Бондарев пошёл в магазин. Он стоял у прилавка и пытался подсчитать, на что у него хватит денег, когда услышал:
— Ваша фамилия Бондарев?
Он обречённо закивал.
— Не хотите коньяку?
— У меня денег не хватит, — просипел Бондарев. Ему протянули плоскую фляжку. Бондарев вцепился в неё и сделал два жадных глотка, потом расслабился и посмотрел на благодетеля. Тот в свою очередь сочувственно изучал Бондарева.
— Пьёте?
— А что, не видно?
— Видно. Кстати… Если вас всё ещё интересует…
— Вы о чём?
— Там было оружие. Оружие и радикально-исламистская пропагандистская литература.
— Где — там? — тупо переспросил Бондарев.
— Там. Хотите обсудить подробнее?
— Ну… Давайте… — сказал Бондарев и вышел из магазина вслед за новым знакомым. Домой он в тот день не вернулся. Он исчез окончательно и бесповоротно.
И только тогда он по-настоящему узнал — кто он и где он.
Безошибочно.
5
Какое-то время спустя Бондареву попала в руки оперативная справка про того розовощёкого шатена, так много знавшего про «кто ты» и «где ты». Чуть позже Бондарев случайно пересёкся на одном из заданий с человеком, который эту справку написал. В порядке обмена информацией Бондарев рассказал про историю с тремя фурами и про поразивший его тогда ненавидящий взгляд, прожигавший не хуже лазерного луча.
— А что ты хочешь? — сказал собеседник Бондарева. — Ты же встал у него на дороге, ты ему помешал, а значит, ты для него стал смертельным врагом. Это такая черта характера — он не переносит, когда что-нибудь выходит за рамки им придуманного плана. Он просто бесится от злости. Если он решил пойти на пляж, а тут начался дождь, то дождь становится его личным врагом. Такой уж это человек — он хочет, чтобы всё было по его. Он прёт как бульдозер и пленных не берет.
Розовощёкого шатена звали Антон Крестинский, и о его фантастической карьере были написаны не только оперативные справки, но и сотни газетных статей, а также несколько книг и даже два киносценария. В двадцать девять лет он стал советником президента с такими туманно-неопределёнными, а стало быть, неограниченными полномочиями, что это давало ему возможность заниматься практически всем на свете — от нефти и газа до региональных выборов и внешней политики; всем, что приносило прибыль, и всем, что могло расширить сферы его влияния, и без того немаленькие.
В тридцать один Крестинский был у вершины политической власти, но останавливаться на этом явно не собирался. Его остановили другие очень энергичные и влиятельные люди, которых вокруг президента традиционно было немало. Они уже привыкли к некоторым правилам мирного сосуществования, привыкли договариваться и идти на компромиссы, а тут им на голову свалилось несчастье в виде Крестинского, который ни с кем не хотел договариваться, а на слово «компромисс» у него была устойчивая аллергия. Это было похоже на аквариум с ленивыми жирными карпами, в который вдруг бросили молодую голодную акулу.
Олигархи терпели Крестинского год, потом объединились и организовали ему такую компрометацию в глазах президента, какой российская политическая жизнь ещё не знала. Прокуратура завела одновременно семь уголовных дел, Крестинский моментально получил отставку, а его активы в российских банках были арестованы.
Находившийся в это время в Южной Америке Крестинский собрал пресс-конференцию, на которой, дрожа от ярости, обзывал олигархов-заговорщиков самыми последними словами, а напоследок, глядя прямо в камеру, отчётливо произнёс три слова, от которых в Москве некоторым людям стало нехорошо.
— Я ещё вернусь, — сказал Крестинский и улыбнулся. Сказано это было настолько самоуверенно и убедительно, что некоторым олигархам пришлось напомнить, что это всего лишь телевизор, что Крестинский находится на другом конце земного шара и что его возвращение означает немедленный арест по всем семи открытым делам.
Сказав свои веские три слова, Крестинский тем не менее не побежал в аэропорт на первый самолёт до Москвы. Он проживал то в Аргентине, то в Южной Калифорнии, восстанавливал попорченную в былых сражениях нервную систему, заводил новые связи, поддерживал старые. Никто толком не знал, что у него на уме, но официальная Москва надеялась, что Крестинский успокоился или, по крайней мере, нашёл применение своей энергии в другом полушарии.
Специалист по Крестинскому, с которым беседовал Бондарев, на этот счёт коротко сказал:
— Чёрта с два.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги