Ягодный мусс (СИ)

Глава 10

Адель стояла на ступенях университета. Девушка натянула шапку на самые глаза и, спрятав руки в карманы, подпрыгивала на месте, пытаясь согреться. Получалось плохо. Ноябрь принёс в город холодные ветра и первые метели, от которых дороги быстро превратились в полосу препятствий как для пешеходов, так и для автомобилистов.

— Капец, холодрыга! — Наташа подбежала к подруге, на ходу надевая капюшон с меховой подкладкой.

— Что так долго? — спросила Аделина, клацая зубами.

— Ты же знаешь Селиванова. Прицепится со своими умозаключениями, хрен отвалит! Ада, мне папа звонил. Сказал, что ему плохо, и судя по голосу, ему не просто плохо, а хреново. Поехали со мной? А то что-то я волнуюсь, — Наташа не выглядела обеспокоенной, но интонации в её голосе заставили Адель нервничать, — возьмём такси.

— Нат, ну какое к чёрту такси? Всё стоит! На метро быстрее, главное шею на этом катке не сломать.

— Согласна, тогда бежим быстро, но аккуратно. Блин, нафига я каблуки нацепила?

— Вот уж не знаю! Наверное, хочешь ноги себе переломать, а если не это, так варикоз заработать, — Адель цокнула языком, и взяв подругу за руку, быстрым шагом направилась в сторону подземки.

— Не надо вот только бухтеть! Варикоз, блин…

Через полчаса девушки добрались до дома. Чем ближе они подходили к нему, тем больше нервничала Адель. Тёмная башня из стекла и бетона нависала над ними и на фоне мрачного низкого неба казалась замком из страшной сказки.

Ветер хлестал девушек по лицам колючими снежинками, продувал тёплые куртки насквозь и ломал мелкие ветви у голых деревьев. Адель с Наташей практически завалились в подъезд и обе облегчённо выдохнули — наконец они оказались в помещении.

Нервозность Адель никуда не делась, наоборот, теперь подступил страх. Она бросилась к лифту и уже через пять минут Наташа пыталась открыть дверь ключом, который никак не хотел повиноваться замёрзшим пальцам. Наконец ей удалось справиться с этим препятствием, и они вошли в квартиру, где было подозрительно тихо.

Адель мигом сбросила ботинки и кинулась в комнату Максима, а Наташа задержалась, пытаясь расстегнуть молнию на высоких сапогах. В комнате было пусто, а дверь в ванную комнату немного приоткрыта, бросая на широкую кровать яркую полоску света.

Адель зашла. Максим сидел на полу возле унитаза в одних трусах и дрожал как осиновый лист на ветру. Он подтянул ноги к груди и положил голову на колени. Его спину покрывали мелкие капли пота. Адель опустилась рядом и дотронулась до горячего, влажного плеча.

Максим вздрогнул и поднял голову. Бледное с зеленоватым оттенком лицо, на лбу выступила испарина, а под глазами залегли тёмные круги. Адель прижала ладонь к его щеке — он горел.

— Я сейчас вызову скорую, — она уже собиралась встать, но Максим схватил её за руку.

— Не стоит. Это просто отравление, — прошептал он слабым голосом.

— Ну что здесь? — на пороге ванной комнаты появилась Наташа. Увидев отца в таком состоянии, она побледнела, и сейчас их сходство с Максимом стало очень заметно.

Максим слабо улыбнулся дочери, но в ту же секунду склонился над унитазом и его вырвало.

Наташа прижала руку ко рту и отвернулась. Кажется, девушку саму начало мутить.

— Нат, не стой столбом! Тащи воду — литра два, не меньше, и градусник, и плед, пожалуй.

— Ага, я сейчас, — испуганно пробормотала Наталья и побежала исполнять указание подруги.

— Максим, надо вызвать скорою. У тебя лихорадка, это скорее всего интоксикация организма. С этим не шутят! — сказала Адель, когда Максим оторвался от унитаза и опёрся на стену, вытирая губы полотенцем.

— Да, брось! Это просто шаурма.

— Какая шаурма? — изумилась Адель.

— Из ларька.

— Ты псих?

— Я просто ездил на встречу и так кушать захотелось.

— И ты не придумал ничего лучше, как есть шаурму из ларька, где антисанитария и тараканы бегают?

— Раньше ел, и ничего, — улыбнулся Максим.

— Шеф-повар ест уличную еду. Слов нет! — закатила глаза Адель.

— Вот, — Наташа протянула Адель большую бутылку воды и плед, — градусник не знаю где.

— У меня в комоде посмотри, в коробке, — прошептал обессиленный Максим, давая Аделине укутать себя.

— Пей, пожалуйста, — Адель протянула ему бутылку.

— Сколько?

— Всё.

— Ты что! Тут же полтора литра! — запротестовал мужчина.

— Да, маловато будет, — улыбнулась Адель.

Максим обречённо вздохнул, но послушно начал пить, делая большие глотки. Где-то на пятом он не выдержал и снова склонился над унитазом. Адель старалась держать себя в руках и не подавать виду, что испугалась. Чтобы скрыть волнение девушка крепко стиснула зубы и сцепила пальцы в «замок».

— Я не могу, — застонал Максим, когда приступ рвоты закончился.

— А есть всякую фигню можешь?

— Ада, я правда не могу.

— Пей, — настойчиво сказала Аделина.

— Ты садистка.

— Я ещё сейчас воронку возьму и буду заливать в тебя, пока вся эта дрянь не выйдет, — девушка нахмурилась и дала Максиму бутылку.

Мужчина понял, что спорить — себе дороже и подчинился. Ещё пять больших глотков и снова объятья с родным унитазом. Процедура повторялась до тех пор, пока бутылка не опустела, а время между позывами не стало увеличиваться.

— Надеюсь, теперь всё? — спросил мужчина, кутаясь в плед.

— Я тоже. Идём.

Адель помогла ему подняться и, придерживая под руку, проводила до кровати. Наташа в это время караулила возле двери в ванную, пытаясь дозвониться до родителей Максима, но безуспешно.

— Куда они подевались? — спросила она непонятно кого, наблюдая как Адель помогает Максиму улечься в постель.

— Они в театре. Должно быть телефоны отключили, — сказал Максим и откинулся на подушки.

Наташа сжимала в руках телефон. Её лицо в тусклом свете прикроватных ламп выглядело ещё бледнее, чем у отца.

Адель поставила Максиму градусник и мужчина закрыл глаза. Жар никуда не делся. Таблетки были сейчас бесполезны, но девушка всё равно попросила Наташу принести аптечку.

— Там есть анальгин в ампулах, — пробормотал Максим, не открывая глаз.

— Я не умею делать уколы.

— Это просто.

— Просто — это скорую вызвать.

— Ада, просто наберёшь лекарство в шприц, замахнёшься и сделаешь мне больно. Я потерплю.

— Я садистка. А ты, значит, мазохист? — усмехнулась Адель.

— Вот, ты дерзкая девчонка! А строишь из себя паиньку.

Адель ничего не ответила. Она сама чувствовала, что меняется. Она уже не держалась так строго и немного надменно как раньше. В ней стало больше задора и веселья. Сначала она думала, что беззаботная Наталья на неё так влияет, но вскоре поняла, что это так подействовало расставание с Костей. Раньше ей приходилась быть спокойной и уравновешенной за двоих, компенсируя буйный нрав своего молодого человека. А сейчас это было незачем, да и в присутствии Максима умничать расхотелось, ведь мужчина видел её насквозь.

— Я принесла, — Наташа поставила на колени Адель коробку с лекарствами и опасливо глянула на Максима, — как он?

— Я жив, — усмехнулся мужчина.

— Тьфу! Пап, я думала ты спишь.

— Нет, не сплю. Всё хорошо.

Адель нашла ампулы, шприцы и спиртовые салфетки. Аккуратно вскрыв склянку с лекарством, она приготовила всё к процедуре и несмело окинула взглядом Максима. Мужчина лежал на спине. Его лицо уже не было бледным, но на лбу выступали капельки пота. Ада приложила руку к его щеке. Он горел. Ртуть в градуснике добежала до отметки в сорок. Ада вздохнула.

— Максим. Нужно снизить температуру, — девушка дотронулась до его руки, думая, что он спит.

— Значит нужно, — мужчина приоткрыл один глаз и посмотрел на дочь, — выйди.

Всё это время Наташа с ужасом следила за манипуляциями Аделины. Она как будто перестала соображать. Просто делала всё, что велела подруга. Страх за отца затуманил сознание девушки, и теперь она просто кивнула и поспешила в гостиную. Там она тихонько заплакала и стала набирать непослушными пальцами номер бабушки. Впервые она оказалась в ситуации, когда всегда сильный и смелый папа оказался беспомощным и никого из близких не было рядом. Никого, кроме Аделины. И Наташа была благодарна подруге, за то, что девушка ясно мыслила, даже в экстренных ситуациях. Для Аделины ситуация была неприятная, но не ужасная, в отличие от Наташи, которая во всём обычно полагалась на более старших и опытных людей.

Максим перевернулся на живот. Адель прикусила губу. В другой бы ситуации, она думала, только о том, что видит мужчину голым, но сейчас сей факт оставил её равнодушной. Она держала в руке шприц и спиртовую салфетку собираясь духом, чтобы сделать свою первую в жизни инъекцию.

— Смелее, Ада. Она не кусается.

— Кто? — Адель удивлённо посмотрела на мягкое место мужчины.

— Моя, хм… пятая точка.

— Ладно, — Адель собралась, приготовив «плацдарм» для иглы, замахнулась и сделала то, что намеревалась.

Максим не проронил не звука, но она заметила, как он стиснул пальцами одеяло, когда она вводила лекарство.

— Ты как? — спросила Адель как можно спокойнее, но голос всё равно дрогнул от волнения.

— Неплохо.

Максим перевернулся на спину, и с его губ всё же сорвался стон.

— Я нормально, — слабо улыбнулся мужчина, пытаясь успокоить испуганную Аделину.

Максим закрыл глаза и почти сразу заснул. Адель сидела рядом и каждую минуту прикладывала ладонь к его лбу, как будто это что-то могло изменить. Его дыхание было тяжёлым, губы сухими, а под глазами залегли круги, которые в приглушённом тёплом свете казались чёрными.

За окном выл ветер и бушевала непогода. Город с каждой минутой всё больше заметало снегом. Стемнело рано, вьюга за стеклом отбрасывала скользящие тени на стены, и Адель наблюдала за ними, всё больше погружаясь в свои мысли.

А думала она в этот момент о Косте. Девушка начала сомневаться в том, правильно ли она поступила, решившись на расставание, не дав ему шанс, не дав шанс им. Неужели ради мужчины, с которым она была едва знакома, стоило бросать человека, с которым шла рука об руку три года. Теперь было поздно что-то менять. Даже если бы Костя простил её, то она простить его уже не сможет.

А Максим? Лежит сейчас перед ней. Слабый и беззащитный. Она видит, что мужчина к ней неравнодушен. И сама знает, что её чувства к нему уже давно перешли из разряда «симпатии» в разряд «сделай первый шаг». Но он не пойдёт на это. Наступит себе на горло ради взбалмошной дочери, которая выдумала себе не пойми что, и не даёт ему жить, как он хочет и с кем хочет. Адель поймала себя на мысли, что ненавидит эгоистичную подругу и бесхребетного Максима. Но тут же отогнала от себя эти злые мысли. Так нельзя. Родители её такому не учили. Нужно смотреть на ситуацию спокойно. В конце концов, она не всё знает об отношениях между Наташей и Максимом

А Костя? А что Костя? Всё уже. Ничего не вернёшь. Да и надо ли? На двух стульях не усидишь, а свой выбор Аделина уже сделала.

— Как он?

Адель вздрогнула. Она не слышала, как вошла Наташа. Девушка выглядела неважно, покрасневшие глаза и щёки явно говорили о том, что она плакала.

— Спит. Сейчас поставлю градусник, может лекарство подействовало.

— Я дозвонилась до бабушки. Они уже едут.

— Хорошо. Теперь я видела твоего отца не только без рубашки, но и без трусов.

Наташа слегка улыбнулась, и присев на корточки рядом с кроватью, погладила Максима по руке.

— Он меня так напугал!

— Да, напугал, — вздохнула Адель, — а всё потому что упрямый. Вызвали бы скорую и нам бы сказали, что делать.

— Он такой. Вообще врачей не любит.

— Ну и дурак! Я же не врач. И ты тоже.

— Сейчас мои приедут, и всё будет нормально, — Наталья поджала губы.

— Сколько интересно они будут ехать? Город замело так, что хрен пройдёшь, про пробки вообще молчу, — сказала Адель, разглядывая шкалу градусника, — снижается. Не дрейфь — прорвёмся. Есть курица?

— Зачем курица? — удивилась Наташа.

— Как зачем? Бульон варить. Можно даже лёгкий куриный суп. С одной картошиной, морковкой и яйцом. Не жирный, главное. А то проснётся и кушать захочет.

— Ада, я не умею, — Наташа опустила глаза в пол.

— Что не умеешь? — нахмурилась Адель.

— Готовить.

— Твой папа повар, а ты не умеешь варить куриный бульон? — брови Аделины медленно поползли на лоб.

— Ну вот так.

— Дай мне ручку и бумагу. Я тебе сейчас пошагово напишу и иди учись.

Наташа вздохнула, но спорить не стала. Сидеть возле отца было для неё пыткой, и ещё хотелось компенсировать свою бесполезность, хоть чем-то.

Когда Наталья отправилась на кухню. Адель ещё раз дотронулась до щеки Максима. Она была горячей, но температура падала, что не могло не радовать девушку. Она уже собиралась убрать руку, но Максим взял её ладонь и положил себе на грудь. Адель почувствовала, как сердце ушло в пятки и низ живота приятно отозвался на прикосновение. Максим слабо улыбнулся, почувствовав смятение девушки.

— Ляг, отдохни. Ты не обязана нянчится со мной, — мужчина с трудом подвинулся на кровати и положил вторую чистую подушку для Адель.

Сил не было. Нервное напряжение давало о себе знать, и она прилегла на край кровати, стараясь не беспокоить Максима. Но он похоже хотел, чтобы его беспокоили — как только Аделина повернулась к нему спиной, то почувствовала, как его рука легла на бедро.

От мужчины сильно пахло потом, но Адель не обращала на это внимание. Ей было хорошо, и она уснула, едва закрыв глаза.

Утро встретило Адель яркими лучами солнца, которые пробиваясь сквозь лёгкую полупрозрачную тюль синеватого оттенка, слепили глаза. Максима не оказалось рядом. Зато в мягком велюровом кресле возле окна сидела Наташа и двумя большими пальцами быстро набирала сообщение на телефоне. Девушка выглядела свежо, её слегка растрёпанные светлые волосы небрежно спадали на голые плечи. Открытая майка немного помялась. Ноги она подтянула к груди, и в такт клацанью сенсорной клавиатуры шевелила ступнями в ярких полосатых носках. Адель не смогла сдержать улыбки.

— Привет.

Наташа на мгновение оторвалась от телефона и усмехнулась.

— Не думала, что ты любишь спать до обеда.

— Как до обеда?

— Московское время: двенадцать часов ноль-ноль минут, — проговорила девушка гнусавым голосом, изображая диктора.

— Ё-мае! Родители, наверное, меня ищут с собаками, — Адель стащила с себя одеяло и посмотрела на тумбочку, куда вечером положила телефон, но сейчас его там не оказалось.

— Они уже звонили. Папа с ними разговаривал.

— А как он? — выдохнула Адель.

— Как будто ничего и не было. Только говорит, что слабость дикая.

— Ещё бы!

— Бабуля с дедулей им занялись. Ну как занялись? Он лежит на диване и чаёк попивает. Дед в магазин поехал, а бабушка оккупировала кухню, — доложила обстановку Наташа, не отрываясь от смартфона.

— Кому ты там всё строчишь? — спросила Адель, заправляя постель.

— Подругам. Если ты не забыла, детка, у меня в субботу днюха.

— Не забыла.

— Кстати, прикинь! Бабуля подумала, что ты папина девушка. Прикол, да?

— Да, действительно, — криво улыбнулась Аделина.

— Это потому что вы спали в обнимку. Интересно, что снилось отцу, если он даже руку тебе под майку засунул? Только я тебе этого не говорила!

Адель постаралась принять самое легкомысленное выражение лица, на какое была способна.

— Ну бывает. Может он вместо меня свою злобную администраторшу представлял.

— Фу! Папа, конечно, в женщинах не разбирается, но эту стервозину и сам плохо переваривает. Интересно, почему он её до сих пор не уволил?

— Наверное, потому что он умеет разделять личное и работу. Хорош там клацать! Сделай подруге ведёрко кофе, пожалуйста.

Наташа наконец оторвалась от телефона и встала с кресла. Она крепко обняла Адель:

— Для тебя, дорогая, хоть два!

Девушки вышли в гостиную.

Максим лежал на диване, держа большую чёрную кружку, от которой поднимался лёгкими струйками пар. На кухне хозяйничала женщина со светлыми волосами, собранными на затылке в хвостик. Она обернулась и её пухлые губы расплылись в милой улыбке. Женщине едва ли можно было дать больше сорока лет. Она была невысокого роста, стройной и все её движения были легки и грациозны.

— Доброе утро! — сказал Максим улыбнувшись Аделине.

— Доброе.

— А это моя бабуля, Ольга Валентиновна, — Наташа подвела Адель к женщине, и они обменялись рукопожатием.

— Аделиночка, спасибо, что позаботились о моём бестолковом сыне.

— Мам…, — протянул с дивана Максим, укоризненно глядя на мать.

— Что «мам»? Совсем с ума сошёл! Лучше б скорую вызвал, в самом деле. Наташа кофейку сделай, рагу будет готово через двадцать минут.

Наташа занялась делом, а Адель подошла к Максиму и присела на краешек дивана.

— Ну как ты?

— Хорошо, — мужчина взял Адель за руку и провёл большим пальцем по её ладони, — выслушал кучу интересного о себе.

— Бедный! Вот не жалко тебя совершенно, — усмехнулась Адель.

— Что ж, я это заслужил, — грустно вздохнул Максим, но тут же улыбнулся, обнажая белые ровные зубы. Предаваться унынию этот мужчина не абсолютно не умел, — спасибо тебе. Если бы тебя не было, Наташа точно не справилась. Кстати, неплохой куриный суп у неё получился. Только посолить забыла. Я уже потерял надежду научить её готовить.

— Просто ты плохой учитель, — подмигнула Адель.

Наташа поставила на журнальный столик три кружки с ароматной арабикой, и они с Ольгой Валентиновна присели на соседний диван. Женщина лукаво прищурила глаза, увидев, как её сын ласково смотрит на Аделину, а Наташа выразительно подняла одну бровь, глядя на переплетённые пальцы подруги и отца.

Максим казалось ничего не заметил, а вот Адель поспешно высвободила руку и взяла чашку с кофе. Воцарилось неловкое молчание, но то ли сегодня был удачный день, то ли звёзды сошлись… В дверь позвонили, и Наталья поспешила открыть.

— Ну привет, поварята! Оля, в следующий раз со мной поедешь. Нихрена не понял, как отличить макароны из твёрдых сортов пшеницы от прочих, — в квартиру вошёл высокий мужчина довольно плотного телосложения. Его внешность говорила о том, что он уже в годах, но на пенсионера явно не тянул. Короткий ёжик седых волос, намечающаяся лысина, морщинки вокруг ярких, зелёных глаз. Модный пуховик, кожаные ботинки и джинсы с потёртостями, удивительно шли ему, и не казалось, что он молодится. Напротив, создалось ощущение, что он просто следит за собой и старается идти в ногу со временем.

Когда мужчина поставил сумки и поднял глаза на сына, Адель поняла, как будет выглядеть Максим через двадцать лет. Он был точной копией своего отца. Ада даже открыла рот от удивления, но тут же поспешила привести своё выражение лица в порядок.

— Здравствуй, красавица! Дмитрий Евгеньевич, — представился мужчина.

— Добрый день. Аделина.

— Да уж, наслышаны. Спасибо, что не бросила нашего сынка на произвол судьбы, — усмехнулся мужчина.

Адель молчала, не зная, как реагировать.

— Не обращай внимание. Второе имя моего отца «сарказм», — сказал Максим и с осуждением посмотрел на родителя.

— Поговори мне ещё! Не для того мы тебя растили, что ты от палёной шаурмы копыта отбросил.

Адель невольно улыбнулась, но увидев нахмурившего Максима, тут же приняла серьёзный вид.

— Заладили с этой шаурмой! Что, до конца моих дней будешь мне её припоминать?

— Этот день не за горами, если продолжишь жрать всякую хрень, — Дмитрий Евгеньевич осуждающе посмотрел на сына, но тут же засмеялся.

— Ворчун старый, — улыбнулся Максим.

Видимо отношения между отцом и сыном были понятны только членам семьи, потому что Аделина не знала серьёзно ли они разговаривают друг с другом, или у них такое специфическое чувство юмора.

Увидев замешательство девушки, Максим погладил её руку и подмигнул:

— Мой папа на самом деле добрый, и даже если кажется, что он ругается, это не так. Просто характер такой.

— Понимаю, — кивнула Адель, — надо идти, а то даже родителей не предупредила, что домой не приду.

— Ничего. Они звонили тебе вчера, и я объяснил им ситуацию.

— Спасибо. Всё равно пойду, мне ещё поработать надо.

Максим кивнул, но его лицо красноречиво говорило о том, что он расстроился. Ольга Валентиновна попыталась уговорить Аделину хотя бы пообедать с ними, но девушка была непреклонна. Она быстро со всеми попрощалась и отправилась к себе.

На улице ярко сияло зимнее солнце, голые ветви деревьев тянулись к земле под тяжестью налипшего снега. Сугробы были такими, что на тротуаре протоптали дорожки, и не видно даже намёка на то, что их пытались расчистить лопатой. Работники коммунальных служб, хоть и были на ногах сразу после окончания метели, но всё равно не успевали убирать и вывозить на плавильные станции снег.

Аделина вдыхала морозный воздух и щурилась от яркого слепящего света. Она задумалась. Мысли, которые крутились в голове вчера, уже не тяготили девушку. Наоборот, она решила, что прошлое должно оставаться там, и оглядываться на него, рассуждать почему всё сложилось так, а не иначе, бессмысленно. Адель была намерена просто плыть по течению и будь, что будет. Жизнь слишком хороша, чтобы предаваться унынию.