Ямани: Взгляд из-за кулис

Второй нефтяной кризис

Это был его первый настоящий отпуск за шестнадцать лет.

В апреле 1976 г. Заки и Таммам зафрахтовали яхту для путешествия по Карибскому морю. Поездка должна была стать для них чем-то вроде запоздалого медового месяца. Ямани пообещал Таммам, что не будет работать, даже снял с руки часы.

Супруги должны были отплыть из Саудовской Аравии. О яхте, на которой им предстояло путешествовать, не было известно ничего — Ямани знал только, что она будет большой.

Прибыв в порт, он узнал, что яхта принадлежит Аднану Касоги. Известие было малоприятным. Ямани не хотелось, чтобы в нем видели гостя Касоги. Еще больше ему не хотелось, чтобы так думал сам Касоги.

Но делать было нечего — не возвращаться же домой!

Заки и Таммам поднялись на борт; следующие пять недель они провели вдвоем, наедине друг с другом.

…Иногда Ямани возвращался к размышлениям о недвижимом имуществе, которым владел в Саудовской Аравии. И чем больше он размышлял об огромном капитале в виде недвижимости, который он составил за последние годы, тем яснее сознавал, что бум был абсолютно неестественным явлением.

Спустя несколько недель после начала путешествия он дал радиограмму своему другу в Саудовской Аравии.

— Продай все, что у меня есть, — распорядился Ямани.

Еще до окончания года саудовская недвижимость резко упала в цене.

Но к тому времени Ямани давно уже не было на рынке.

В вопросах нефтяной политики иранский шах отстаивал свое, особое мнение.

Не ставьте себя в зависимость от нефти, предостерегал он Запад. Он называл нефть драгоценностью. И говорил, что западный уровень жизни целиком обеспечивается интенсивным потреблением нефти. Шах предупреждал, что альтернативные источники энергии, которые ищет Запад, не смогут полностью заменить нефть, а страны-экспортеры рано или поздно исчерпают свои запасы. По его убеждению, нефть должна была преимущественно служить развитию нефтехимической промышленности, но не следовало до бесконечности полагаться на нее как на источник энергии.

Шах говорил, что намерен преподать Западу урок.

Ранее, жалуясь на низкие цены, большинство стран-экспортеров заводили примерно одну и ту же скорбную песнь. В течение двадцати четырех лет, тянули они в один голос, нефть продавалась существенно дешевле, чем это было бы при свободном взаимодействии сил спроса и предложения. С 1947 по 1971 г. цены на нефть оставались одинаковыми. Между тем цены на промышленные товары и продовольствие за это время увеличились втрое.

Теперь шах нашел новый мотив. Для доказательства, что нефть стоит слишком дешево, он предлагал сравнивать ее с кока-колой.

В то время, когда цена на нефть поднялась до 11,65 доллара за баррель (в барреле 42 галлона), банку кока-колы емкостью 12 унций можно было купить в торговом автомате за 20 центов. Галлон кока-колы, таким образом, стоил — округляя в меньшую сторону — 2,13 доллара. Умножаем на 42, и получаем 89,52 доллара.

Нефть продается по бросовой цене, утверждал шах.

— Представьте, — говорит Махди ат-Таджир, — он сказал мне, что не считает чрезмерным и 100 долларов за баррель.

Шейх Ямани считал подобные цены абсолютно немыслимыми.

— Нужно рассматривать ситуацию в общем контексте, — говорит Ямани. — Мы — я имею в виду Саудовскую Аравию — были в то время крайне обеспокоены экономической ситуацией на Западе. Нас тревожила возможность нового спада и, кроме того, политическая ситуация в таких странах, как Франция и Италия, где к власти могли прийти коммунисты. Положение в Испании и Португалии также внушало нам опасения. И мы волновались неспроста. Мы очень хотели, чтобы в странах Запада начался экономический подъем, потому что от этого зависела политическая стабильность и в Саудовской Аравии.

Но озабоченность Ямани разделяли далеко не все.

В мае 1976 г., во время совещания ОПЕК в Бали, восемь членов картеля, возглавляемые, как обычно, Ираном, заявили, что стоимость товаров, ввозимых в страны ОПЕК, за последний год возросла на 20 процентов.

Поэтому, утверждали они, логичным будет поднять на 20 процентов и цены на нефть.

Ямани предпочитал на полгода заморозить цены.

Иракцы, осуждая всегдашнюю прозападную позицию саудовцев, обрушились на них со столь яростными нападками, что Ямани покинул заседание.

Этот поступок чрезвычайно взбудоражил ОПЕК. Но благодаря решимости Ямани саудовцам удалось привлечь на свою сторону симпатии некоторых стран и добиться замораживания цен.

Однако спустя полгода, когда на Западе свирепствовала двузначная инфляция и картель вновь собрался в Дохе, столице Катара, Ямани увидел, что команда шаха готова дать ему бой.

Иран требовал увеличить цены самое меньшее на 15%.

Доктор Амузегар объявил остальным членам ОПЕК, что нежелание Саудовской Аравии поднять цены объясняется ее обязательствами по защите американских капиталовложений, и ничем иным. Ямани отверг это обвинение, отвергает он его и сейчас.

— Главным предметом моего беспокойства было то, что слишком большое увеличение цен попросту приведет к падению спроса. Я всегда считал, что цены нужно повышать постепенно, малыми дозами. В любой ситуации для нас жизненно важно поддерживать экономическую и политическую стабильность в западных странах. С политической точки зрения высокие цены на нефть необыкновенно усилили бы позиции русских, одновременно ослабив Европу, Японию и Соединенные Штаты. Поймите: самое главное не то, как высоко поднимаются цены, а как быстро это происходит. Внезапный и резкий скачок цен дестабилизирует экономику страны. А постепенный рост может быть абсорбирован. Шоковые изменения цен очень опасны для всех, кто имеет отношение к торговле нефтью — и для покупателей, и для продавцов.

Даже сейчас он обеспокоен тем, что кое-кто из министров стран-экспортеров не отдает себе в этом отчета.

— Не знаю, что и думать. Мне кажется, другим это должно быть так же ясно, как и мне. Но иногда они принимают решения, которые я бы назвал странными.

Как говорит Ямани, сам он, разрабатывая нефтяную политику, стремился к комплексному подходу.

— Не нужно, впрочем, забывать, что мы очень богаты. У нас огромные резервы. Мы получаем достаточно большой доход. У нас всегда есть возможность не горячиться и рассмотреть ситуацию объективно. Но далеко не каждый член ОПЕК находится в столь привилегированном положении. Алжир, например, крайне нуждается в увеличении доходов. То же можно сказать о Нигерии, об Индонезии. Что же касается Ирака и Ирана… Если тобой движут политические мотивы, это поневоле накладывает отпечаток на восприятие, даже когда экономическое положение позволяет избегать скороспелых решений. Я твердо убежден, что саудовцы, определяя свою нефтяную политику, всегда действовали как интернационалисты. Но о многих других этого никак нельзя сказать. Конечно, и мы учитывали наши собственные интересы. Это вполне естественно. Но нам всегда хватало дальновидности, чтобы не ограничиваться только ими. Я знаю, что повторяюсь, но скажу вам еще раз: в чем меня трудно упрекнуть, так это в пренебрежении долгосрочными целями. В моей общественной деятельности, в личной жизни — во всем, что я делаю, — я стремлюсь заглянуть вперед. Человек, который мыслит категориями сиюминутной выгоды, в конце концов обязательно попадает в неприятное положение.

Для Запада, позволяет себе заметить Ямани, характерен именно такой стиль мышления.

— Ничего странного тут нет. Это одно из следствий демократии. Политика избирают на его пост лишь на четыре года. И он рассматривает все проблемы, исходя из этого срока. Дальше он не заглядывает. У нас же есть такая возможность. Извечная беда Запада: когда возникает противоречие между долгосрочными интересами и краткосрочными, он неизменно предпочитает первым вторые.

…Все это, по-видимому, в высшей степени справедливо, но в Дохе Ямани не смог повторить успех, которого добился в Бали. Ему не удалось убедить своих оппонентов, что повышение цен на 10—20% повредит долгосрочным интересам ОПЕК.

Шах твердо решил добиться своего и шел напролом.

Не видя иного выхода, Ямани вылетел в Эр-Рияд для консультаций с Фахдом. Он вернулся в Доху с разрешением соглашаться на семипроцентное увеличение цен. Но это был максимум.

Менее опытные игроки выложили бы эту карту на стол.

Но Ямани сумел вообще не пустить ее в ход.

Амузегар привлек на свою сторону достаточное количество членов ОПЕК, чтобы обеспечить поддержку своему плану, предусматривавшему немедленное, с 1 января 1977 г., увеличение цен на 10% — с 11,51 до 12,70 доллара за баррель — и еще одну, пятипроцентную, надбавку спустя полгода, в результате чего цены поднялись бы до 13,30 доллара за баррель.

Против выступили только Саудовская Аравия и Объединенные Арабские Эмираты. Они были согласны лишь на пятипроцентное увеличение цен на сырую нефть — до 12,09 доллара за баррель.

Раскол между умеренными членами ОПЕК и «экстремистами» стал еще более глубоким.

Если противодействие саудовцев росту цен вызывало у шаха не более чем раздражение, то, узнав на следующий день, что Саудовская Аравия намерена резко увеличить добычу и довести ее от 8,6 до 11,6 миллиона баррелей в сутки, он пришел в настоящую ярость. Это означало, что совокупная добыча Саудовской Аравии и Объединенных Арабских Эмиратов будет составлять около 40% общей добычи ОПЕК.

Это означало также, что, если кто-нибудь из членов ОПЕК попытается бороться с саудовцами, повысив собственную квоту, только что увеличенные цены пойдут вниз.

Шах направил свое мщение непосредственно против Ямани. Он назвал действия Ямани откровенной агрессией.

Как это ни странно звучит, существуют люди, утверждающие, что между Соединенными Штатами и Ираном могло быть заключено негласное соглашение. Они полагают, что рост цен в середине 1970‑х гг. сыграл на руку Америке. Начать с того, говорят сторонники этой точки зрения, что прибыль которую повышение цен принесло странам-экспортерам, осела на счетах в американских банках. Кроме того, оно поставило в стесненное положение Японию и Западную Германию. Темпы роста экономики этих стран, целиком зависящих от импортируемой нефти, замедлились, что, естественно, повысило конкурентоспособность Америки. Вместе с тем благодаря росту цен все западные нефтяные компании получили дополнительные средства, позволившие им вести разведку новых месторождений.

Не менее важным было и то влияние, которое рост цен оказывал на вооружение Ирана.

Шах был одержим мечтой сделать Иран одной из ведущих мировых держав. Американцы, со своей стороны, хотели, чтобы шах эффективно выполнял полицейские функции в заливе. Иран не видел лучшего способа для покупки новых самолетов и оружия, чем увеличение цен на нефть. Америке же было выгодно вооружать шаха до зубов, так как он не только был проводником ее политики в заливе, но и покупал оружие у американских поставщиков, а при этом деньги вновь вливались в американскую промышленность.

И последний довод: в росте цен были чрезвычайно заинтересованы крупнейшие американские нефтяные компании, чьи балансовые ведомости выглядят особенно благополучно при скачках цен. Компании — могущественная экономическая сила и одновременно могущественное лобби, имеющее друзей на самых высоких постах. Не забывайте, говорят сторонники этой теории: Киссинджер был человеком Рокфеллера, а состояние Рокфеллера сделано на нефти.

Ямани согласен с тем, что Америка не хотела снижения цен.

— Верно. На самом деле Соединенные Штаты были заинтересованы в их повышении. Не припоминаю, чтобы доктор Киссинджер когда-нибудь затрагивал в беседах с нами вопрос о ценах на нефть.

В феврале 1975 г. Генри Киссинджер, встретившись с шахом в Санкт-Морице, сказал иранскому лидеру:

— Соединенные Штаты с пониманием относятся к стремлению Тегерана защитить высокий уровень цен на нефть.

По правде говоря, это заявление носило достаточно неопределенный характер. Во всяком случае, его нельзя было интерпретировать как прямое согласие сотрудничать с Тегераном.

Но Ямани, когда услышал об этом, был несколько обескуражен.

— С одной стороны, американцы говорили, что цена на нефть слишком высока и что установившийся уровень им не по силам. С другой стороны, они ввели новые пошлины и новые торговые правила, которые содействовали увеличению цены сырой нефти на внутреннем рынке. Они сами себе противоречили. Мы охотно бы пошли навстречу Соединенным Штатам, если бы могли понять, какую в действительности политику они проводят.

Спустя несколько месяцев после встречи Киссинджера с шахом Ямани направил секретное послание американскому министру финансов Уильяму Саймону. Саудовская Аравия, писал Ямани, не может поверить, что Америка всерьез хочет увеличения цен на нефть.

Саймон, когда речь заходит о Ямани, не скупится на похвалы.

— Я с самым теплым чувством вспоминаю о сотрудничестве с Заки. Он был одним из величайших политических деятелей нашего времени. Это видно хотя бы из того, что он сумел продержаться на столь ключевом посту почти четверть века. Представьте, он останавливался у меня дома в Мак-Лине, штат Виргиния. И даже составил для меня гороскоп. Не помню только, куда я этот гороскоп дел. Боюсь, что он потерялся… Так вот, мысленно возвращаясь к этим бурным четырем с половиной годам, которые я провел в правительстве, на самых разных должностях, должен признать: встречи с Заки относятся к числу лучших моих воспоминаний.

К сожалению, Саймон ничего не помнит о секретном послании, которое получил тогда от Ямани.

— Мы практически регулярно вели конфиденциальную переписку — по так называемому «черному каналу». Такая корреспонденция шла напрямую, минуя государственный департамент. Этим мы обеспечивали большую секретность.

Саймон, впрочем, признает, что Америка действительно не была заинтересована в понижении цен на нефть.

— В то время ходил слух, что государственный департамент заключил соглашение с иранским шахом. Мы будто бы содействовали росту цен на нефть, чтобы Иран мог получить деньги для покупки оружия и защитить залив от Советского Союза. Подтверждения слух не получил, но говорили об этом довольно часто.

Вместе с тем, говорит Саймон, Соединенные Штаты создали ряд государственных инвестиционных программ, предусматривавших разработку альтернативных источников энергии.

Как и Ямани, он считает, что в период правления Никсона и Форда политика американского правительства в области цен на нефть была внутренне противоречивой.

— Противоречие в данном случае заключалось в том, что правительство стремилось защитить отечественную нефтяную промышленность за счет потребителя. Да-да, именно так и было. В любой политике ведь всегда есть толика лицемерия, не так ли? Не существует политических деятелей, которые искренне пеклись бы о справедливости. Нет, они пекутся, конечно, — но лишь постольку, поскольку это помогает им быть избранными на следующий срок. Не более.

Саймон утверждает, что, несмотря на свои публичные заявления, и Никсон, и Форд в действительности хотели повышения цен.

— Это чистая правда.

Но был ли в стороне от этой политики сам Уильям Саймон, энергетический «царь» и министр финансов?

— Конечно. Как человек, возглавлявший энергетическую отрасль, я безоговорочно поддерживал тех, кто выступал за снижение цен. Безоговорочно.

А доктор Киссинджер?

— Ну, — говорит Саймон, — это сложный вопрос, на который не так просто ответить. Сам он утверждал, что выступает за более низкие цены, но некоторые его подчиненные откровенно добивались противоположного. Они ведь создали все эти программы, направленные на поддержание цен. Это факт. Но, согласитесь, часто встречаются бюрократы, которые действуют вопреки тому, чего хочет их собственное начальство.

Джимми Картер вселился в Белый дом в январе 1977 г.

Его избрание на пост президента вписалось в длинную череду последствий уотергейтского скандала, глубоко потрясшего нацию, с тех пор неустанно старавшуюся смыть с себя этот позор.

— Я считаю Картера честным человеком, — говорит Ямани. — Может быть, чересчур честным для политика. Во многих отношениях он напоминал скорее религиозного деятеля, чем политика и государственного мужа.

При Картере Америка выдвинула инициативу, направленную на установление мира на Ближнем Востоке. Но кэмп-дэвидские соглашения не удовлетворили большинство арабов.

Поначалу саудовцы попытались с помощью тайной дипломатии помочь египтянам найти понимание в арабском мире. Но когда другие арабские страны единым фронтом выступили против кэмп-дэвидских соглашений — поскольку в них не были учтены интересы палестинцев, — саудовцы вынуждены были примкнуть к остальным и осудить Египет. Со дня подписания соглашений в 1979 г. ни один саудовский министр (в «официальном» порядке) не ступал на египетскую землю в течение пяти с лишним лет.

Первый визит саудовского министра в Египет после Кэмп-Дэвида состоялся в октябре 1984 г. Этим министром был Заки Ямани.

— После Кэмп-Дэвида Египет находился в изоляции, — излагает свою точку зрения Ямани. — Соглашения не решили палестинской проблемы. Они никогда бы не были подписаны, если был бы жив Фейсал.

Выдвижение Джимми Картером новой внешнеполитической программы, в основе которой лежал вопрос о правах человека, совпало с началом стабилизации цен на нефть. Это привело к официальному упразднению двухъярусной системы цен на совещании ОПЕК в Стокгольме, состоявшемся в июле 1977 г.

Ямани категорически отказывался вернуться в Вену: инцидент с Карлосом так сильно расстроил его нервы, что с тех пор он путешествовал только на личном самолете и в сопровождении шести телохранителей. Из уважения к нему ОПЕК скиталась по всему свету, назначая каждую очередную встречу в новом месте.

Лишь в 1979 г. Ямани решился вновь посетить Вену. Австрийское правительство удостоило его званием почетного доктора Лебенского университета. И канцлер Бруно Крайский, желая показать, что австрийская служба безопасности уже не так беспечна, как в декабре 1975 г., на время визита Ямани в Австрию поручил его охрану спецгруппе коммандос — так называемой «Кобре».

В Швеции члены ОПЕК согласились отказаться от запланированного ежемесячного увеличения цен на 5% — при условии, что Саудовская Аравия и Объединенные Арабские Эмираты поднимут на 5% цены на свою нефть.

Прошло еще пять месяцев, и члены ОПЕК встретились в Каракасе. Словно в насмешку над Карлосом, они выбрали его родной город, чтобы «отпраздновать» двухлетнюю годовщину венской осады.

Как и следовало ожидать, распространились слухи, что Карлоса несколько раз видели в городе и что его шайка собирается на одном из островов в Карибском морс. Эти слухи способствовали усилению мер предосторожности. Город был переполнен вооруженными до зубов войсками.

Прибрежную гостиницу, в которой проходило совещание, аэропорт, а также все дороги и коммуникации, соединявшие эти два пункта, охраняли армейские подразделения, вертолеты, патрульные суда…

С формальной точки зрения они обеспечивали безопасность всех министров ОПЕК. Но фактически речь шла об одном человеке.

— Когда наш самолет совершил посадку, я заметил, что к месту, где он остановился, направляются бронетранспортеры. Дверца распахнулась, и я увидел, что на земле лежат автоматчики, которые держат под прицелом всю окружающую местность. Приветствовавший нас военный атташе сказал, что мы подвергаемся серьезной опасности и что, по его мнению, я и Таммам должны лететь дальше в разных вертолетах. Он сказал, что террористы могут прятаться в кустах и оттуда попытаться обстрелять один из вертолетов ракетой «земля — воздух» — так что, если мы полетим раздельно, один из нас уцелеет. Таммам все это очень не понравилось. Она настояла на том, чтобы мы летели вместе. По правде говоря, мне кажется, что венесуэльцы несколько преувеличивали опасность.

Но сами венесуэльцы были иного мнения. На те несколько декабрьских дней 1977 г., когда шейх Ямани находился в их столице, она, видимо, превратилась в самый укрепленный город на свете.

В ходе совещания Ямани объявил, что Саудовская Аравия хотела бы заморозить цены и не изменять их в течение всего 1978 г.

— Рынок был перенасыщен, — говорит Ямани. — Это было вызвано желанием Саудовской Аравии добывать больше нефти, чем было нужно для удовлетворения ее финансовых потребностей.

Другой причиной было значительное количество нефти, которое выбрасывали на рынок страны, не входившие в ОПЕК.

Даже шах незадолго до каракасской встречи изменил свою позицию и признал, что цены следует заморозить.

В ноябре 1977 г. шах встречался с президентом Картером в Вашингтоне. После этой встречи он заявил, что относится с «симпатией и пониманием» к позиции американцев, которые считают, что мировая экономика по-прежнему находится в слишком нестабильном состоянии и не выдержит дальнейшего роста цен на нефть.

Так Ямани и его страна снова добились замораживания цен.

В мае 1978 г. Ямани заявил, что вероятность нового возрастания цен составляет примерно 50%.

— Я предсказывал, что равновесие между спросом и предложением сохранится до 1985 г., когда на рынке, по-видимому, возникнет дефицит. Тогда цену на нефть будут определять факторы спроса и предложения, а не ОПЕК. Поэтому я предложил безотлагательно выработать долгосрочную стратегию ОПЕК. И мы создали комитет, в который вошли Саудовская Аравия, Иран, Ирак, Кувейт, Венесуэла и Алжир. Комитет должен был составить отчет и на основании этого отчета выработать рекомендации для будущей политики ОПЕК, которые предполагалось рассмотреть на совещании руководителей стран ОПЕК в Багдаде в 1980 г.

Ямани был назначен председателем этого органа, получившего название Комитета по долгосрочной стратегии ОПЕК.

Как только проект получил огласку, в кругах, связанных с нефтяным бизнесом, начал циркулировать слух, что Ямани представит отчет совещанию в Багдаде и после этого уйдет в отставку.

Для пятидесятилетнего политика, достигшего пика своей карьеры, это действительно был бы наиболее красивый способ удалиться от дел.

Однако слух не оправдался, поскольку все тогдашние события развивались на фоне двух крайне важных политических проблем. Первой из них было сохраняющееся непрочное положение американского доллара.

На протяжении всего 1978 г. Ямани. Фахд и министр финансов Соединенных Штатов Михаэль Блюменталь неоднократно утверждали, что доллар находится на пути к выздоровлению. Среди некоторых членов ОПЕК одно время обсуждался даже вопрос о том, чтобы отказаться от традиционной оценки нефти в долларах, но Ямани, используя свое влияние в ОПЕК, легко доказал всем сомневающимся, что такой шаг лишь ускорит крушение доллара и подстегнет инфляцию.

Источником второй проблемы были драматические события, происходившие одновременно в Париже и в Тегеране. Изгнанный из Ирана аятолла Хомейни, живший в парижском пригороде, выразил желание вернуться на родину.

Политические деятели стран залива — и прежде всего те, кто ранее не жаловал особым вниманием шаха, — сходились во мнении, что знакомый черт все же лучше незнакомого. Возможное возвращение аятоллы, пропагандировавшего поджигательские идеи исламского фундаментализма, внушало многим вполне обоснованную тревогу.

И особенно саудовцам. Но, успокаивали они себя, американцы никогда не дадут в обиду шаха.

Так думали не только в Саудовской Аравии. Шах не просто был уверен, что американцы при любых обстоятельствах сумеют его защитить, но смело поставил бы в заклад Павлиний трон, если бы кто-то стал это оспаривать.

Все самым роковым образом переоценили способность Джимми Картера контролировать международную политику.

Совещание ОПЕК должно было состояться в декабре в Абу-Даби.

Цены, как и раньше, удавалось сохранять замороженными, хотя нажим со стороны стран, настаивавших на их новом увеличении, постоянно возрастал. Ямани надеялся, что цены будут увеличены не более чем на 5%. Но еще до начала встречи в Абу-Даби к иранской пороховой бочке поднесли горящий фитиль.

13 октября 1978 г. внезапно забастовали рабочие крупнейшего в мире нефтеочистительного завода в Абадане. В течение недели забастовочное движение охватило большую часть страны. Иран оказался практически выключенным из мирового нефтяного бизнеса. Шах попытался навести порядок с помощью войск, уволил ряд менеджеров нефтяных компаний. Но тут из Франции донесся голос Хомейни, возвестивший:

— Через забастовку в нефтяном секторе свершается воля Аллаха.

Когда 16 декабря члены ОПЕК, как и было запланировано, собрались на свое совещание, события в Иране привели рынок в столь необычное состояние, что у Ямани просто не было никакой возможности ограничить аппетиты картеля пятипроцентным увеличением цен.

— В год двадцатилетия ОПЕК, — предложил алжирский министр нефти, — будет вполне уместно поднять цену до 20 долларов за баррель.

— Я считал вас реалистом, — парировал Ямани.

В результате ОПЕК решила увеличить цены на 10%.

26 декабря Хомейни провозгласил:

— Экспорт нефти не возобновится до тех пор, пока шах не покинет страну.

Спустя пять дней Джон Лихтблау, руководитель «Петролеум индастри рисерч фаундейшн», независимой и весьма влиятельной исследовательской организации, базирующейся в Нью-Йорке, заявил:

— Мы испытываем полный пессимизм в отношении способности нынешнего иранского режима вновь наладить добычу нефти.

Иначе говоря, с шахом было покончено. Уже 16 января 1979 г. шах вместе с семьею выехал из Тегерана «для продолжительного отдыха». Он твердо обещал вернуться обратно. В отличие от Макартура, шах так и не сдержал своего слова.

Спустя неделю после свержения династии Пехлеви в Тегеран прилетел аятолла Хомейни. Политическая ситуация в регионе залива решительно и бесповоротно изменилась.

По признанию Махди ат-Таджира, он, как и некоторые другие, знал, что шаху придется уйти.

— Но я не ожидал, что это произойдет именно так. Я был искренним почитателем шаха. И полагал, что он собирается осуществить реформы, которые позволят ему остаться у власти. Я не думал, что шах будет откладывать эти реформы до бесконечности, не думал, что он настолько слеп. Но, возможно, события разворачивались слишком быстро, и шах был застигнут врасплох. Кроме того, за пределами Ирана все жаждали его свержения, я уверен. Шах стал слишком опасной фигурой. Он начал задумываться над тем, какую политику мог бы проводить Иран, какую роль играть в мире. И все чаще заговаривал о том, что Иран мог бы войти в число сверхдержав. Шах хотел, чтобы в военном отношении Иран не уступал пяти крупнейшим странам мира. И начал использовать нефтяной фактор, диктуя свою волю другим. Не думаю, что кто-нибудь вне Ирана, и прежде всего Соединенные Штаты, был заинтересован в том, чтобы шах и дальше оставался у власти.

Ямани также считает, что предостерегающая надпись на стене появилась за насколько лет до уничтожения монархии.

— Правда, задним числом любой может сказать, что предвидел падение шаха. Но примерно в конце 1977 г. или в начале 1978 г. я и в самом деле начал приходить к выводу, что шах обречен. Все признаки были налицо. Судите сами. Он находился под угрозой из-за своего надменного характера и оторванности от народа. Общественные преобразования, которые он пытался провести, были слишком быстрыми, и это породило множество проблем. Особенно опасной была кампания против религии и духовных лиц, развернутая по инициативе шаха. Он намеренно отделял себя от исламских корней общества, которым правил. Все это, вместе взятое, подвело меня к мысли, что шаху долго не продержаться. Я не знал, как скоро его свергнут, но чувствовал, что это лишь вопрос времени.

Чего, по-видимому, не предвидел никто, так это астрономического роста цен на нефть, который последовал за отречением шаха от престола. В один день все полетело кувырком. Еще вчера Иран выбрасывал на рынок шесть миллионов баррелей, а сегодня — практически ничего.

Аятолла сказал примерно следующее: нет ни малейшей нужды экспортировать нефть, потому что у нас достаточно денег. А затем, побеседовав со своим министром финансов и узнав, что у Ирана нет ни гроша, велел возобновить добычу. Но довести производство до прежнего уровня не удалось, поскольку аятолла и его прихлебатели проявили замечательную дальновидность и поторопились вышвырнуть из Ирана все западные нефтяные компании. Сами же иранцы наладить эксплуатацию месторождений не могли.

Рынок был потрясен до оснований. Весь мир охватила паника.

Если в начале 1978 г. баррель сырой нефти стоил меньше 13 долларов, то в конце 1980 г. цены достигли 38—40 долларов.

Страны, находившиеся под «зонтиком» ОПЕК, продолжали официально устанавливать справочные цены. Но рынок пришел в столь хаотичное состояние, что управлять им было практически невозможно. Любой долгосрочный или разовый контракт на поставку нефти мог подвергнуться пересмотру и новому обсуждению, если один из партнеров чуял, что в воздухе пахнет более выгодной сделкой.

Цены на нефтепродукты определяются буквально ежеминутно на пяти крупнейших мировых рынках: В Роттердаме, Хьюстоне, Нью-Йорке, Сингапуре и Токио. В супертанкер, осуществляющий морские перевозки, можно загрузить до 2 миллионов баррелей. Цена корзины очищенных нефтепродуктов выше, чем цена сырой нефти плюс различные пошлины и налоги, добавленные арабскими экспортерами, а груз сырой нефти может несколько раз пройти через разные руки, прежде чем попасть к потребителю, — и поэтому достаточно ловкий коммерсант, используя скачки цен, имевшие место в 1978—1980 гг., мог заработать на одном супертанкере от 1 до 4 миллионов долларов.

Кое-кто нажил на нефти колоссальное состояние.

В 1979 г. фокус был прост: надо было купить товар непосредственно перед тем, как цена поднимется на несколько центов за баррель, а затем быстро сбыть его с рук. Опасность заключалась в том, что купивший нефть мог не успеть превратить ее в деньги до того, как баррель подешевеет на несколько центов.

Игра была рассчитана на получение малой процентной доли от больших сумм. Поскольку эти суммы были поистине огромны, достаточно было провернуть подобную операцию всего лишь пару-тройку раз, чтобы сколотить крупное состояние.

Соблазненные легкой наживой, сотни алчных дельцов принялись скупать и продавать партии нефти. Этот искусственно подогретый спрос, порождаемый погоней за немногими реально существующими партиями, и поднял цены до небес.

Эйфория, однако, кончилась так же быстро, как началась. Протрезвевшие страны-импортеры предприняли самые разнообразные охранительные меры. Правительства этих стран расценили ситуацию как неуправляемую и совместными действиями обеспечили снижение цен. После двух лет хаоса рынок снова был взят под контроль.

К числу людей, сделавших в те годы состояние, принадлежит владелец частной торговой фирмы Дэвид Тьем. По его словам, когда цены устремились к небесам, Ямани пытался стать стабилизирующей силой.

— Он выступал в роли посредника и арбитра. И явно стремился к тому, чтобы саудовцы сохранили ведущие позиции среди стран-экспортеров. Они всегда играли там первую скрипку, наращивая или сокращая добычу, когда им нужно было стабилизировать цены. И Ямани делал все, что было в его силах, стараясь затормозить подорожание. Не забывайте: если бы в Саудовской Аравии у власти находились радикалы, они с легкостью могли бы направить политическое развитие в желательную для них сторону — денег бы им хватило с лихвой. Если, скажем, правительство было бы леворадикальным, оно могло сократить добычу нефти и установить самые сумасшедшие цены. Как ни смотри, две трети нефти, производимой ОПЕК, добывается в странах залива, а среди них крупнейшим экспортером является Саудовская Аравия. В те дни в ОПЕК не было человека, который превосходил бы Ямани авторитетом, компетентностью и проницательностью. Да и теперь там такого нет. Он был единственным в своем роде. Если бы не Ямани, во время шока 1978—1980 гг. цены наверняка подпрыгнули бы до 50 долларов за баррель, а то и выше.

Иан Сеймур, обозреватель «Мидл ист экономик сервей», считает этот вывод вполне справедливым:

— Даже Саудовская Аравия при полном напряжении сил была не в состоянии существенно снизить цены на нефть. Довольно трудно определить, как высоко они могли бы подняться. В известном смысле достаточно небольшого или даже воображаемого дефицита, чтобы рыночная цена пошла вверх. Это не обязательно означает, что цена становится тем больше, чем больше дефицит. Ямани приложил массу усилий, чтобы остановить рост цен и, несомненно, замедлил этот процесс. Если смотреть ретроспективно, реальный дефицит был не так велик. Дело было скорее в той панике, которая воцарилась на рынке. Значительное количество нефти накапливалось в виде запасов, и это, разумеется, сделало спад цен, когда он наступил, особенно крутым. Но если бы саудовцы сократили тогда добычу нефти, цены, по-моему, и вправду поднялись бы 50 долларов за баррель.

Одной из главных бед, — продолжает Тьем, — было общее нежелание поверить, что цены на сырую нефть могут остаться столь высокими. При каждом очередном скачке все думали: это случайность, вскоре цены вернутся к прежнему уровню. А они почему-то этого не делали. И мировые рынки охватила паника. Ситуация была крайне неустойчивой. Поверьте, в период, наступивший после иранской революции, не было дела менее надежного, чем нефтяной бизнес.

Это, безусловно, наложило ощутимый отпечаток на мышление всех людей, имевших то или иное отношение к нефти.

— Все, что происходило, не могло не сказываться на поведении людей, — говорит Ямани. — Ситуация на нефтяном рынке была стержнем мировой политики. Она породила панику среди потребителей, однако не изменила характер потребления. Именно это делало начавшийся хаос особенно опасным.

Даже французы — казалось бы, единственный народ в мировом сообществе, который застраховал себя от всех неурядиц, — оказались после иранской революции в трудном положении. Предоставляя в свое время убежище аятолле, они явно надеялись, что тот в случае прихода к власти помянет их добром и отблагодарит дружественной нефтяной политикой.

— Боюсь, они были разочарованы, — замечает Ямани.

В середине февраля 1979 г., когда официальная цена барреля «саудовской легкой» составляла 13,33 доллара, при немедленной сдаче баррель шел в Роттердаме больше чем за 20 долларов.

В апреле эти цифры составляли соответственно 14,55 и 21,50 доллара.

Японцы, чья зависимость от иранских поставок была весьма велика, по мере углубления кризиса испытывали все больший недостаток в нефти. Именно они начали паническую скупку, и в мае при немедленной сдаче баррель стоил уже на 50% дороже — 34,50 доллара.

Следующий скачок цен на нефтяном рынке произошел в октябре: цена барреля при немедленной сдаче поднялась до 38 долларов.

В начале ноября было захвачено американское посольство в Тегеране, и 90 человек, в том числе 63 американца, оказались в плену в качестве заложников.

На президентстве Картера был поставлен крест.

Первые полосы газет заполнились сообщениями о крупнейшем международном кризисе, чреватом серьезным военным конфликтом.

Цена барреля сырой нефти пр немедленной сдаче достигла 40 долларов.

— В 1979 г., — говорит Ямани, — неуменьшающийся высокий спрос на Западе и предельные цены, по которым продавалась нефть на мировых рынках, породили настоящий хаос. Нефтяные компании начали лихорадочно скупать нефть. Но это не было продиктовано реальными потребностями. Скупка велась ради создания запасов. Я задаю себе вопрос, почему они это делали, и вижу только один ответ: потому что ожидали полного прекращения экспорта из Ирана. Если бы это произошло, Соединенные Штаты и другие страны-импортеры вынуждены были бы в качестве первой и неотложной меры ввести рационирование потребления. Потому и началась эта паническая скупка.

Ямани готов согласится с теми, кто считает залив политически нестабильным регионом:

— В нашей части света может случиться что угодно. Это бурлящий котел, где существует множество нерешенных проблем и где один кризис легко может повлечь за собой другой.

Тем не менее паники, которая привела к росту цен, можно было избежать.

— Выход существовал. Цены можно было взять под контроль. Паника прекратилась бы, как только нефтяным компаниям помешали бы вести торговлю наличным товаром. Правительству Соединенных Штатов следовало бы поставить это под запрет. Так же должны были поступить и другие правительства. Подумайте только, нефтяные компании стучались к нам в дверь и говорили буквально следующее: «Продайте нам нефть, мы заплатим при немедленной сдаче по 40 долларов за баррель». Перед таким искушением могли устоять разве что ангелы! Или саудовцы…

Ямани изо всех сил старался сбить цены: в конце июня 1979 г. он предупредил, что Саудовская Аравия не намерена и дальше уступать нажиму других стран-экспортеров, ограничивая добычу нефти и поощряя головокружительный рост цен на рынке наличного товара.

Он часто повторял, что Саудовская Аравия останется верной своей «сдержанной и мудрой» политике. И в тот момент, когда хаос достиг крайнего предела, саудовцы не только соблюдали свои долгосрочные контракты, заключенные на основе официально установленных цен ОПЕК, но и продавали по тем же ценам ОПЕК все добываемые ими излишки. Ямани подчеркивает, что из-за отказа вести игру на рынке наличного товара Саудовская Аравия потеряла — без преувеличений! — миллиарды долларов дохода. Но это была сознательная жертва, которую саудовцы принесли ради долгосрочной цели — снижения цен на нефть.

Любимец мировой прессы, словам которого жадно внимали сотни репортеров, Ямани теперь характеризовался в газетных колонках как «человек, решающий, быть или не быть нефтяному кризису в западных странах».

Трудно сказать, насколько справедливы были подобные утверждения, но Ямани, в отличие от сотен дельцов типа Дэвида Тьема и Джона Лациса, обогатившихся на том, что впоследствии получило название «второго нефтяного кризиса», увидел в иранской революции и последовавшем за нею росте цен на нефть уникальную возможность лишний раз предостеречь промышленно развитые государства Запада и напомнить им, что могут наступить еще более худшие времена.

— Я начал говорить о настоящем, нешуточном нефтяном кризисе, которого, по моему мнению, можно было ожидать примерно через десять лет. Я очень четко представлял себе картину спроса и предложения. Когда в Тегеране разразилась революция и спрос на нефть возрос, этот рост явно не был вызван нуждами потребления, поскольку на проведенное нами повышение цен рынок не отозвался снижением спроса. Это одно из основных правил экономики, но тут оно не сработало. В 1978 г. доля ОПЕК на мировом рынке составляла 28 миллионов баррелей в сутки. В 1979 г., когда цены на нефть поднялись, она должна была бы уменьшиться. На деле же произошло обратное. Она превысила 31 миллион баррелей в сутки. Отсюда совершенно ясно следовало, что дополнительное количество нефти, выброшенное на рынок странами ОПЕК и странами, не входящими в ОПЕК, расходовалось отнюдь не на потребление. Мы повышали цены, а спрос не снижался. Это очень меня тревожило: не приходилось сомневаться, что нефть, скапливаемая в виде запасов, рано или поздно вернется на рынок и повлияет на предложение.

Иначе говоря, паническая скупка нефти в 1979—1980 гг. могла обернуться столь же лихорадочной распродажей в 1981—1986 гг. И тогда цены резко бы упали.

Но подобные процессы носят циклический характер. Ямани утверждает, что если Запад не пересмотрит свое отношение к потреблению энергоресурсов, если не будут делаться инвестиции в разработку альтернативных источников энергии и не будут предприняты серьезные усилия по ее экономии, то нефтяное изобилие середины 80‑х годов неизбежно приведет к третьему энергетическому кризису в середине следующего десятилетия.