Янтарный волк (СИ)

3

Карина подумала о том, как отнесется Никита к ее поступку лишь у входной двери. И лишь потому, что та оказалась заперта изнутри. Пока девушка ехала в машине, перекидываясь ничего не значащими фразами с новым знакомым, ей было как-то не до того. А вот сейчас, когда дрожащие пальцы нашаривали кнопочку звонка, стало не по себе. Мало того, что сама навязалась к другу в гости (хотя Никита первый предложил пожить у него, но этого Карина не вспомнила), так еще и какого-то бродягу приволокла к нему в квартиру. По идее ничто не мешало ей поехать к себе домой, но отчего-то художница предпочла отправиться именно к Нику. И теперь искренне об этом жалела.

Особенно, когда дверь все-таки распахнулась, и на пороге обнаружился дошедший до нервного тика друг:

— Ну и где тебя носило? — спокойным до дрожи в коленках голосом спросил ресторатор.

— Я к Зое ездила. Помнишь, я тебе о ней рассказывала…

— А записку ты не могла оставить? Я приезжаю с работы за ключами от склада, а тебя нет дома, машина тоже пропала. Что я мог подумать? Мало ли что тебе в голову взбредет. Ума хватит и с моста сброситься. Учитывая, что ты мне вчера наговорила. Ты хоть понимаешь, как я волновался?!

— Не-а, — честно мотнула головой художница. Никита не злился, а искренне переживал за нее. Карина отметила это про себя, поставив парню еще один плюсик в общей характеристике. А заодно и себе, что заставила этот самый плюсик выявить. Да уж, такова дурацкая женская натура, что уж поделаешь? Правда, на смену страху пришел не менее жуткий стыд. Тишину между друзьями нарушил маячивший до сего момента за спиной Карины мальчишка:

— Зрасьте.

— Привет, — без всякого выражения ответил Никита, продолжая прожигать взглядом подругу, — Это кто?

— А… это Кузя. Он мне сегодня здорово помог. Может, впустишь, а?

— Конечно, — отстранился от косяка парень, — Но ты должна мне все объяснить: зачем помчалась к Зое, и где откопало это чучело огородное.

— Он не чучело, — встала на защиту оборванца девушка, — Он моя новая художественная находка. Я собираюсь рисовать его портрет.

— Ага. И когда к тебе пришло сие гениальное решение? — в голосе Никиты ясно читался сарказм. Карина расстегивала шнурок на ботинке, поэтому не сразу ответила:

— Как нашла, так и решила. И вообще, если тебе не нравиться моя идея, я могу спокойно вернуться к себе в мастерскую и больше тебе не мешать. Я и так тебе целую неделю жизни испоганила.

— Иди сюда, — друг подхватил ее под локоть, вталкивая в небольшое пространство кухни, — Еще раз ляпнешь что-нибудь подобное — и я лично возьмусь за ремень, глупая девка. Думаешь, приглашая тебя к себе я не думал о том, чем это может кончиться? Да ты похожа была на шизофреничку, на свихнувшуюся. Считаешь, что испоганила неделю моей жизни, но это не так. Было бы гораздо хуже, если бы ты и, правда, с ума сошла, сидя у себя дома. Неужели до тебя еще не дошло, что я все сделаю, чтобы помочь? И против этого, — кивок в сторону коридора, — «натурщика» я тоже ничего не имею. Возможно, новая работа отвлечет тебя от глупостей.

— Простите, что помещал вам выяснять отношения, но очень уж есть хочется! — в кухню, подобно речному угрю, просочился Кузя. Ребята слаженно повернули головы, с удивлением воззрившись на мальчишку и даже пропуская мимо ушей его реплику.

— Как тебя зовут? — первым вышел из ступора Ник.

— Кузьма.

— Вот что, Кузьма. Прежде чем садиться за стол, сходи-ка ты в ванну. Я пока поищу тебе свежие вещи. Надеюсь, со санузлом ты знаком, а то времени учить тебя у меня нет, — с ухмылкой добавил парень. Кузя не менее едко фыркнул, всем своим видом показывая, что и сам отлично справиться, через секунду исчезая в коридоре. Ресторатор проводил его взглядом, обернувшись к Карине:

— Ну, теперь рассказывай, дорогая, как ты до такой жизни докатилась.

Примерно полчаса заняли у Карины на то, чтобы выложить парню все события сегодняшнего утра. Он внимательно слушал, не перебивая, и сосредоточено разбивая одно за другим яйца для омлета. Дабы дело с приготовлением обеда пошло быстрее, художница принялась нарезать зелень. Глядя на это зрелище Никита мрачнел, но нож так и не отобрал. Он и один смог бы управиться, но девушка настолько напоминала сейчас ребенка, что обижать ее недоверием было бы просто непростительно. Вообще, Карина еще с первых дней их знакомства в школе казалось Нику кем-то вроде хрупкой хрустальной розы, которою так и хочется поставить на солнце, чтобы она засверкала радужными бликами, и в то же время ее даже боязно взять в руки. Девушка могла расколоться, сломаться, разлететься вдребезги от одного неосторожного слова, поэтому с ней Никита предпочитал быть шутом, вечно веселым парнем, которого нельзя воспринимать всерьез. Когда же он терял над собой контроль и начинал твердо говорить ей о чем-то, учить ее, переживать за подругу, у хрустальной розы обнаруживались железные шипы. И только потом Никита понял, что при этом хрусталь начинал трескаться.

Девушка ко всему относилась слишком серьезно, кропотливо выкапывая в себе новые недостатки, а в жизни очередное подтверждение несправедливости. Нет ничего хуже пессимиста, в глубине души надеющегося на чудо! Любая обида в нем отражается стократно, любая боль становиться невыносимой. Такие люди обожают выдумывать себе несуществующие мучения, играть роль страдальцев лишь для того, чтобы им в который раз показали на свет в конце тоннеля. Вот и историю с волком Никита воспринимал не иначе, как очередное «фальшивое» страдание. И раз подруга приволокла в дом Кузю, значит, скоро ему придет конец. Главное, ни жестом, ни фразой не напоминать о хищнике, контуры которого так отчетливо видны были на картине.

— М-да. Все это конечно хорошо, но что ты намерена делать дальше? Ты хоть что-нибудь узнала о нем?

— Кузя мало говорит. Я поняла только, что жить ему негде. Родных тоже нет. Так что… может, он пару дней тут побудет? — осторожно протянула девушка и тут же затараторила, — А я пока постараюсь узнать побольше. Может, надо сообщить в органы опеки или там еще куда… Так нельзя оставлять. Как ты думаешь?

— Конечно, выставлять его обратно никто не собирается. Он же не котенок редкого окраса, у которого оказалось слишком много шерсти. Моя мать всегда говорила, что нельзя доверять трем типам людей: торговцам, политикам и нищим. Ты говоришь, что он сам отдал тебе цепочку, так? — художница утвердительно кивнула, — Так. Одно это доказывает, что у парня есть совесть и остатки душевного тепла. Хотя… может, это часть хитрого плана? А на самом деле он хочет нас ночью зарезать и вынести из квартиры не только твое золотишко, но и мой музыкальный центр?

Ник вопросительно вскинул брови. Задумавшаяся подруга несколько секунд тупо смотрела на него, а потом всплеснула руками:

— Да ну тебя! — пожевала губу и повторила, — Так нельзя оставлять. Надо подыскать ему интернат. Или приемную семью… не знаю…

Девушка привела домой Кузю лишь из большого чувства страдания, но вот что делать дальше даже не подумала.

— Давай сюда зелень, — решительно перевел тему разговора Никита, уже жалея, что вообще заикнулся об этом. Вот сейчас подруга снова начнет судорожно выискивать в голове варианты, куда бы отправить мальчика, начнет паниковать. Нельзя творческие натуры нагружать бытом, ой, нельзя. Во-первых, те зачастую не слишком им интересуются, а потому в нем и не разбираются. А во-вторых, это заставляет их немедленно покинуть мир идей и фантазий, спустившись на неприветливую землю, которая и страшнее, и непригляднее, — Я сам займусь этим вопросом.

— Было бы неплохо, — согласилась девушка, — Ник?

— А?

— Спасибо тебе за все, — Карина улыбнулась, помогая сгрузить на скороду зелень. Раскаленная посудина заворчала, стрельнув маслом в лицо художнице, — Ой!

— Больно? — участливо подхватывая разделочную доску и поворачивая лицо подруги к окну, поинтересовался Ник, — Не надо тебе было лезть, горе ты мое луковое.

— Ничего страшного, — скрепя сердце, ответила Карина. Еще пара сантиметров, и она могла остаться без глаза.

— Ага, — раздался издевательски-понимающий голосок Кузи за спиной у приятелей, — Понятно. Ладно, не буду мешать двум голубкам.

— Ну, уж нет! — досадливо поморщился Никита, — садись есть, раз просил. И вообще, ты разве у нас клювы видишь? Или, может быть крылья?

— Прошу прощения, — пошел пацан на попятную. Карина-то не видела выражения лица ресторатора, а вот Кузя и без слов понял, что лучше сейчас скромненько плюхнуться на стул, иначе можно потом отгрести по полной.

Никита едва удержался от того, чтобы не ляпнуть: «Мы просто друзья», — однако вовремя сообразил, что подобное больше смахивает на нелепое оправдание, а не на опровержение. Для него Карина, действительно, была лишь другом. Но Никита знал: раньше девушка была к нему неравнодушна, и смущать ее не хотелось. Художница оказалась не столь проницательна, рявкнув за Ника:

— И нечего так смотреть! Ник всего лишь мой друг.

— Да я уже понял, — стараясь не расхохотаться, произнес Кузя.

«Угу… и видимо это или пока, или уже».

Дальнейший час прошел в молчании, изредка нарушаемом грохотом вилок и ножей, да звоном стаканов. Только сейчас Карина поняла, насколько хочет есть. Утренний чай с рулетом вычерпал лишь маленькую капельку из большого колодца ее голода. Последние дни девушка толком не ела и вот теперь, едва ли не мурлыкала от удовольствия, наслаждаясь каждым кусочком.

— Ну все, Ник, с тебя вечер в кафе, — хохотнула она, — А то я, кажется, так до конца жизни и не смогу попробовать твои шедевры.

— Можешь поехать со мной хоть сейчас, — уже ленивее отколупывая от омлета корочку, предложил парень.

— Э, не! Я так не играю. Мне можно приехать к тебе в любой день, заказать что-нибудь, потом оплатить заказ, как всем остальным твоим клиентом. А мне нужно именно твое предложение.

— Может еще и ужин при свечах? — не удержался от замечания Кузьма. Он-то давно все поглотал по старой бедняцкой привычке. В его окружении не принято было устраивать китайских церемоний с едой. Есть пища, надо как можно быстрее набить пузо, пока не пришел кто сильнее и старше и не отобрал у тебя вожделенный кусок.

— А что? — поддержал оборванца Ник, — Если свет отключат, придется при свечах лопать!

— Ребят, ну я же серьезно, — обиделась на парней Карина, — Между прочим, еще никто меня в кафе не приглашал. А мне, как творческому человеку просто необходимы новые впечатления. Да и от халявы я бы не отказалась…

Теперь уже засмеялись все трое. Когда с обедом было покончено, а посуду распихали по полочкам посудомоечной машины, Никита попрощался со своими гостями и уехал на работу, Карина потянула мальчишку к себе в комнату:

— Пойдем, я тебе покажу мои работы, — не принимая никаких возражений, художница вцепилась в Кузьму почище пса в кость. Паренек особенно возражать не стал, с восхищением и некоторой осторожностью рассматривая громадные полотна в рамах, палитру в пятнах краски и кучу кисточек в высоком стакане, — К сожалению, я не смогу тебе все показать, основная часть картин у меня остались в мастерской. Но я перевезла сюда самые лучшие. Вот, например, эта, как тебе?

Оборванец, выглядевший в спортивном костюме Ника теперь совершенно иначе, с некоторым сомнением воззрился на милое изображение реки на рассвете. Потом перевел взгляд на другое произведение и неожиданно произнес:

— Ты, конечно, очень хорошо рисуешь. Я видел работы Шишкина, очень похоже. Ты правда талантливая, но понимаешь, слишком твои картины… правильные.

— В смысле? — улыбку с лица девушки как будто сдуло.

— Все на них такое красиво, замечательное, правильное. Даже на землю и не похоже, скорее на рай какой-то. А жизнь, она ведь, совсем другая.

— Понимаю, — грустно кивнула Карина, но тут же попыталась возразить, — Но ведь в том и вся прелесть искусства: пытаться даже в самом неказистом выделить что-то особенное, оригинальное, красивое. Уродство, подлость и так видны нам каждый день.

— Возможно, — не стал настаивать Кузьма, — Только вот скажу тебе другое. Человек ко всему привыкает. Если его каждый день будут таскать в свинарник, он притерпится к запаху, перестанет его замечать. Так постепенно люди привыкают к жестокости, бедности, убийствам. Не стоит окончательно закрывать на это все глаза. Как и превращать картины в плакаты по борьбе с курением. Знаешь, такие, на которых обычно изображены несчастные легкие, черные от дыма. Вот этот пейзаж, он… отвлекает. Когда я у тетки жил, у нее в доме календарь висел. Восемдесят третьего, что ли, года. Мне он очень нравился. Я его листал, смотрел на изображение всяких городов и думал, что однажды я там побываю. Я придумывал всякие истории. Вот я сажусь в поезд, еду в одно место, в другое. Там у меня всякие встречи с друзьями, и дом, и можно пройтись по аллее или постоять рядом с фонтаном. И там было хорошо. Но рано или поздно приходила тетка и приходилось вешать календарь на место.

— Слушай, Кузьма, сколько тебе лет? — неожиданно спросила Карина. Ей и на ум не могло придти, что в голове у этого худого подростка, едва доросшего ей до плеча, могут быть такие мысли.

— Почти четырнадцать, а что?

— Просто рассуждения у тебя слишком уж…

— Взрослые, — фыркнул мальчишка, — А ты поживи полтора года в переходе, может, тоже то же повзрослеешь! А то ведешь себя, как ребенок, честное слово.

— Почему это? — обиделась девушка.

— Потому что реагируешь на все, как ребенок. Потому что смотришь на меня, как ребенок. Даже твой друг и тот оказался умнее. А ты: «Он мне только друг!», — уперев руки в бока, передразнил мальчишка, — Если ты так будешь дальше откровенничать, как брехливый щенок, никогда в этом волчьем мире не выживешь.

— Волк… — Кузя с удивлением уставился на ненормальную художницу, которая с проворностью белки кинулась куда-то по коридору в дальнюю комнату, через минуту таща на себе громадный прямоугольник очередного шедевра.

— Помочь? — осторожно сгружая картину на кровать, поинтересовался он, но Карина отрицательно завертела головой:

— Лучше скажи мне, если увидишь на ней что-нибудь странное.

— А что именно я должен увидеть? — помогая распеленать «Осень», уточнил Кузьма.

— Извини, но сказать тебе я этого не могу.

— Ну, хорошо…

Девушка последним рывком отбросила краешек брезента, во всей красоте и великолепии открывая свое произведение. В левом углу, словно издеваясь над ней, сидел почти серый волчара. Правда, теперь он скалился не злобно, а будто ухмылялся. С последнего осмотра зверь еще больше выделился на золотом фоне, став уродливым пятном случайно пролитого кофе.

— Это ты сама придумала? — через минуту донесся до художницы голос подростка, — Боюсь, этот волк не совсем тут уместен. Но если тебе так нравиться…

— Ты тоже его видишь?! — обрадовано заорала Карина прямо в ухо Кузе. Оборванец аж на месте подскочил, потряхивая головой, словно к нему клещ присосался, — Говори, какой он, быстрее!

— Какой-какой: серо-желтый, оскаленный и страшный. А ты ненормальная — так орать.

— Прости… — девушка почувствовала, как на глаза наворачиваются счастливые слезы. Однако, теперь становилось совершенно непонятно, почему того, что видит она и Кузя, не замечает Никита?

«Как бы то ни было, теперь меня уже никто не назовет шизофреничкой! И пусть Ник больше не переживает за меня, я сейчас же соберу вещи и уеду!».

— Кузенька, ты правда видишь волка из переплетения листьев, правда? — на всякий случай елейным голоском уточнила Карина.

— Правда. Я не поминаю, что в этом такого?

— Это покажется бредом, но раньше его здесь не было. Он появился несколько дней назад, когда я кончила картину. Сначала это была обычная игра воображения, и волк больше смахивал на собаку. Но через некоторое время он стал проявятся все отчетливее. Такое ощущение, будто часть краски изменяет оттенок независимо от остального полотна.

— Интересно, — паренек осторожно коснулся очертаний хищника. Карине, неотрывно смотрящей на него вдруг показалось, будто зверь изогнулся, пытаясь куснуть мальчишку, но через секунду видение пропало.

— Вот черт, — Кузя отдернул руку, отсасывая кровь из раненого пальца, — Занозу вогнал.

— Наверное, рама не совсем хорошо отполирована, — предположила художница, по-матерински осматривая поврежденную фалангу. Маленькая красная точечка набухла кровавой каплей. Карина с досадой хотела уже побежать на кухню за ватой, но мальчишка беззаботно махнул здоровой рукой, мол, само заживет. И действительно, буквально через несколько минут ранка затянулась гранатовым сгустком, а через час даже пульсация в пальце стихла. Словно громадный зверь поворчал-поворчал, да и уснул у себя в логове.

Она не могла большей идти вперед, ноги словно перестали гнуться в суставах, а голова шла кругом от густого духа прелой листвы. Но этого просто быть не могло: сейчас же весна, весна, а не осень! Однако, как не внушала это себе девушка, пытаясь перекрыть неистовый вой ветра в кронах деревьев, поверить этому не могла.

— Погоди, стой, Карина! — первым ей под ноги бросился Ник, но художница лишь грубо оттолкнула его от себя. Друг с каким-то свистящим хрипом пролетел над землей несколько метров и затих. Она на мгновение остановилась, не веря своим глазам. Но волчье зрение не может обмануть, выписывая все, до последней жилки в почти кромешной тьме, разбавляемой лишь редкими лучами луны. Почему же здесь ночь? Почему здесь постоянно ночь?

Карина в последний раз с сожалением обернулась на Ника, который даже не пытался подняться. Ей стало совершенно все равно, жив ли он или нет. Потому что впереди, сидя на холмике и подняв морду выл громадный, словно вылитый из золота волчара. И девушка изо всех сил спешила к нему. Ей было тяжело, голые ступни вязли в опаде, цеплялись за руки ветви. Следом за парнем к ней поспешили Зоя, родители, но и их Карина с неумолимостью настоящего хищника расшвыряла в стороны, словно люди были не тяжелее бумажных кукол. Художница чувствовала, что может сейчас свернуть шею любому, кто попытается помешать ей пройти хотя бы метр вперед. А зверь на холме не переставая, вновь и вновь выводил новый аккорд своей песни.

— Помоги мне! — то ли закричала, то ли просто подумала художница, — Ты должен мне помочь, сделай хоть шаг навстречу!

— Я уже иду, девочка… не бойся, скоро ты сменишь цвет, скоро ты станешь свободной…

Карина так и не поняла, когда проснулась: после того, как волк сделал первый шаг с возвышенности, или когда она уже обессиленная повалилась рядом с едва заметной звериной тропой. Одно было ясно — девушка опять кричала во сне.

— Что? Что опять приснилось? — в тусклом свете ночника отчетливо обрисовались очертания лица Ника. Живого, с целой грудной клеткой, не пробитой ее кулаком. Скорее от облегчения, что парень цел и невредим, чем от страха, девушка расплакалась, — Перестань, все хорошо.

— Никита, помнишь, ты говорил, что у всех фантастов… у них монстры вылезают в этот мир и убивают своих владельцев. Кажется, меня тоже скоро убьют…

— Не говори ерунды! — мрачно буркнул ресторатор, зарываясь носом в волосы подруги и тут же с омерзением отодвинув ее от себя, — От тебя псиной пахнет.

Одним из признаков наличия мудрости является способность человека вовремя придержать язык за зубами. Но на сей раз Никита был настолько ошеломлен своим открытием, что не сдержался, с досадой закусив губу. Кажущиеся почти карими золотистые глаза Карины глянули на него с ужасом, а рука подруги до хруста сжала его ладонь.

— Хотя, погоди, — жалкая попытка смягчить положение, — это не шерсть, это просто дождь. Да, от тебя пахнет сыростью. Конечно, как я мог забыть, что у тебя не зонтик — а просто шедевр упрямства! Опять ты его едва раскрыла, правда?

— Да, — почти на автомате ответила девушка. Ник облегченно вздохнул, хотя самому впору было закатывать истерику. Что же, в конце концов, происходит? Еще пару часов назад, когда они с подругой желали друг другу спокойной ночи, он мог поклясться, что от нее пахло только шампунем и каким-то приторным мылом. А сейчас парень чувствовал только запах мокрой собачьей шерсти и еще один, совершенно сейчас не уместный. Запах леса, холодного осеннего леса. Он даже попытался ущипнуть себя за ухо, будто бы небрежно отводя от лица прядку волос. Не помогло. От Карины по-прежнему удушливо разило псиной.

— Надо что-то сделать с ним… — задумчиво проговорил парень, старательно делая вид, что полностью поглощен мыслями о зонте, — А лучше, давай завтра новый купим, а?

— Давай, — пожала плечами Карина. Ее до сих пор трясло крупной дрожью, словно девушка стояла на ледяном ветру. Стоило только Никите произнести слово «псина», как сладостная реальность перестала быть столь упоительной. Будто сон не кончился, а сменился на новый. Но нет… Ник ошибся, перепутал. Конечно, во всем виновата сырость. Хорошо, так и надо. И разум с облегчением схватился за последнюю фразу друга.

«Да, — мысленно повторяла про себя Карина, пока ресторатор с жаром описывал, в какие магазины они могут завтра отправиться и что могут купить, — Это всего лишь дождь, так всегда пахнет одежда и волосы, если промокнут. И волки здесь совершенно не при чем».