Янтарный волк (СИ)

9

Они въезжали в огромное село. Уютные одноэтажные домики в нем соседствовали с двух, трехэтажными особняками за высокими заборами. Пасторальную картину нарушали лишь асфальт, больше напоминающий этакий памятник криворуким дорожникам и группа пьяниц, покачивающаяся у обочины.

— Нам сюда, — Кузьма поморщился. Просторы малой родины не вызывали в нем никаких чувств, кроме желания смыться подальше. Зоя осмотрелась, зигзагами проводя машину между двух широченных ям, и вывернула руль вправо.

Улицы сменяли одна другую, отличаясь лишь количеством лающих собак. Слева показались золоченые купола местной церквушки. Как сразу же стало понятно девушкам, здание из белого кирпича было одним из двух мест, где население коротало время. Вторым «местом сбора» был сельский клуб, не менее громадный, и словно бы в противовес церкви, выстроенный из темного камня.

— Если бы так везде было! — мечтательно выдохнула Зойка, — Нагрешил — тут же можно пойти и облегчить душу покаянием. Не то, что у нас в городе: два храма и несколько десятков увеселительных заведений. Никакого равновесия! Не удивительно, что мы оказались со всей своей цивилизацией в такой, мягко выражаясь, яме.

Карина устало улыбнулась в ответ на тираду подруги. Вечный мировой баланс — еще одна, по ее мнению, дурацкая идея из разряда земли, покоящейся на трех китах. Если бы таковые существовали, собственно, как и пресловутый баланс, никаких войн и болезней, уносящих тысячи жизней, не было. Как и миллионеров с нищими. Все-таки, несмотря на то, что девушки были одного возраста, видимо, Зоечка впитала в себя коммунистические идеалы равенства и братства. А вот художница, как ни странно, относилась ко всему этому с приличной долей скепсиса. Если какой-то баланс в этом мире и был, то он явно распался с появлением человека. И начался на свете Хаос, беспорядок, в котором кто-то успевал урвать свой кус, а кто-то нет.

В отличие от девушек, Кузьма большую часть дороги молчал, не горя желанием делиться своим мнением. Да и вообще, его сейчас занимали не глобальные вопросы мироустройства, а вполне житейские. Он боялся того, что кто-то из соседей узнает его, боялся показаться на глаза тетке. Как пройдет их разговор с Кариной? Художница казалась ему хрупкой, как пластинка льда: грубо с ней обойдешься, — разломится на части, да и от чрезмерной ласки растаять может. А тетка никогда не отличалась деликатным отношением к людям. Не дай бог, начнет либо кричать, либо на жалость давить. И тогда, вообще, неизвестно чем все может кончаться.

Так или иначе, а пути к отступлению у подростка не было. Зоя продолжала нелегкий путь к дому Кузьмы. Хотя мальчик никогда не считал его своим. Свой дом должен охранять, приносить ощущения защищенности. В него человек возвращается с радостью, а не с мученическим выражением на лице. На какое-то мгновение у Кузьмы возник соблазн ткнуть пальцем в соседнее, пустующее здание. А потом сказать, что, наверное, тетка уехала куда-нибудь. Но совесть не позволила. Обе подруги столько километров сегодня преодолели, столько вечеров просидели, обсуждая план дальнейший действий, что оборванец не мог так поступить с ними.

Зоя не пожалела денег на междугородние звонки, часами разговаривая со своим мужем. Уже по тому, с каким «энтузиазмом» она садилась за телефон, становилось понятно, насколько велика цена будущего материнства. После трех суток переговоров Зойка добилась-таки успеха, но была настолько истощена морально, что даже улыбка победителя вышла у нее какая-то неубедительная (возможно потому, что была несколько перекошенной).

— Так, и где ты живешь? — этого вопроса подросток ждал уже около десяти минут, но услышав его, наконец, все равно затрясся от страха. Не за себя, а за этих двух ненормальных, которых сейчас выгонят взашей, в лучшем случае. А он? Он уже привык жить здесь и не думал, что его жизнь после побега измениться. Те же тычки, подзатыльники и недовольное: «Шел бы ты, погулял!».

— Вот тот, — палец, словно прутик в руках кладоискателя помимо воли указал на нужный дом. Снаружи тот выглядел вполне прилично. Деревянное основание в свое время обложили кирпичом, чтобы защитить от преждевременного разрушения. Черепичная крыша казалась облитой кровью или вишневым соком и даже поблескивала в лучах солнца. Несколько крепких сараев, как птенцы, сбившиеся в кучу, теснились к жилью. За ровным забором красовался палисадник с множеством цветов. Правда, вид у растений был не ухоженный. Петуньи, розы, люпины и другие культурные растения делили почти на равных территорию с мать-и-мачехой, одуванчиками и мышиным горошком. И, кажется, еще пару лет, и сорняки полностью задавили бы их.

Машина притормозила как раз напротив калитки. Первой из нее выбралась, хлопнув дверцей, Зоя. Художница немного замешкалась, пытаясь вдеть руки в рукава летней кофточки. Не гоже являться пред очи незнакомой женщины в одном топе. Кузя нехотя вывалился из салона, охлопывая себя по всем карманам. Мальчишка ничего не забыл, но надо было срочно хоть как-то замаскировать нервную дрожь, от которой руки ходили ходуном.

Три ступеньки, ведущие к крыльцу, негодующе проскрипели: «Лишний, пришлый, лишний!» Или это только показалось Кузьме? Друзья переглянулись и, не сговариваясь, одновременно вздохнули. Карина неуверенно коснулась ладонью двери, потом осторожно стукнула по ней сжатым кулачком. Долго ждать ее не заставили. На крыльцо, обдав девушек негодующим взглядом, вышла невысокая бабенка старше их не более чем на два-три года. Правда, понять это можно было, лишь приглядевшись к ее глазам: молодым, не подернутым мутной пеленой усталости от жизни. Достающие до плеч не то пепельные, не то плохо вымытые русые, волосы были забраны в пучок. Никаких излишеств ни в одежде, ни в макияже: простое платье, поверх которого был надет засаленный фартук, домашние шлепки, в которых можно и дома ходить, и в огороде копаться. В общем, ничего примечательного, но и ничего ужасающего. Ни на пьяницу, ни на наркоманку женщина похожа не была. И пахло от нее только свежим супом и копченостями. Только вот выражение лица женщины отпугивало лучше всяких миазмов. При виде сведенных бровей и злобной ухмылке Карине захотелось немедленно развернуться и сбежать вниз.

— Здравствуйте, — тетка первой нарушила молчание, скрестив руки на груди и продолжая попытку уничтожить непрошенных гостей взглядом. Не вышло. Зоя приветливо растянулась в самой нежнейшей из улыбок и, протянув руку, представилась:

— Я — Зоя. А это моя подруга — Карина. Мы хотели с вами поговорить насчет вашего племянника, Кузьмы.

— Двоюродного племянника, — скорее по привычке поправила женщина. Стоило хореографу произнести заветное имя, как всякая злость убежала с лица, — Где он? Что вы о нем знаете? Он жив?

— Я здесь, — понуро высунулся из-за спины художницы блудный отрок. Теперь у него не только руки тряслись, но еще и уши начали нестерпимо гореть. По лицу тетки сбежала слеза, а потом она неожиданно плюхнулась на колени, пытаясь одновременно воздеть руки к небу и обнять оборванца за талию.

— Господи, да как же так?! Кузенька, дорогой мой, прости меня! Прости меня, мальчик мой, дуру грешную.

— Да ладно, — затравленно озираясь по сторонам, пробормотал паренек, — За что прощать-то тебя?

— Это из-за меня ты из дома родного сбежал. Слепая я была, словно кто глаза мне закрыл… Прости меня, век прощения вымаливать буду. Я же ведь поверила, что тебя уже в живых нет!

— Погодите, как вас там? Что значит, нет в живых? — непонимающе заморгала глазами Зоя, пока ее подруга старалась поднять на ноги ненормальную бабу. Но та изо всех сил сопротивлялась, цепляясь за вновь обретенного племянника. В итоге не выдержав такого напора, Кузя сам повалился на пол, цепляясь за лавочку.

— Давайте присядем, что ли? — сипя от натуги, предложила художница. Женщина закивала, самостоятельно поднимаясь на ноги и усаживаясь рядом с гостьями.

— Э… — пошла на второй заход Зоя. Кузьма недовольно толкнул ее в бок, привлекая внимание. Девушка наклонилась к нему, внимательно выслушала его шепот и продолжила, — Екатерина Анатольевна, объясните нам, наконец, почему вы думали, что Кузя мертв? Какие у вас были основания так полагать?

— Какие-какие? Обыкновенные. Он же, как сбежал-то, так я немедленно обратилась в милицию. Ну, вы же знаете тамошних людишек, пока им на лапу не положишь, они и чесаться не станут. Особенно здесь, в глуши, где самое большое преступление — кража поросенка у соседа. Развили бурную деятельность, затаскали меня по всем инстанциям, кучу бумаг заставили подписать. На этом их трудовой пыл весь закончился. Пришлось самой за все браться. Мы с мужем начали всех в деревне опрашивать, кто что видел или слышал. Не мог же мальчишка, словно кошка какая, без вести пропасть, и чтоб никто ничего подозрительного не заметил. Выискался тут один свидетель, Хрупыч. У самого руки-ноги целы, здоров, как бык племенной, а только и делает, что целыми днями шляется по деревне, на хлебушек просит. Знаем мы этот хлебушек!

— Так что этот Хрупыч сказал? — попыталась подвести женщину ближе к теме Карина.

— Да что он мог сказать? Видел, как Кузя садился в электричку до города. Конечно, мы сначала ему не поверили. Мало ли, может, он нашего мальчика с кем-то перепутал с похмелья. К тому же, у Кузи денег совсем не было, так что билет он купить не мог. Всех проводников опросили, к начальнику вокзала сходили. Никто про ребенка ничего не знает. А потом к нам родственники приехали, молодая пара. На отдых. Угу, хорош отдых: по полгода в позе рака на грядках стоять! Ладно, опять я не о том. Короче, зашли они ко мне, девчонка со мной когда-то дружила. И говорят: видели нашего Кузю в электричке! Мы с мужем в тот же день поехали сами в город. Но сами понимаете, одно дело в пределах родной деревни искать, а совсем другое — в таком-то муравейнике. В общем, долго мы бегали, хоть какие-то зацепки искали. Нашли, наконец, тех бомжей, у которых он последнее время жил. Там один деловой такой мне прямо в лицо засмеялся да говорит: «Нету уже вашего племянничка. Он, почитай, с неделю как умер!». И остальные тоже кивают. Только и смогла от них одного добиться, что пошел мой Кузенька куда-то, да так и не вернулся. А ежели не вернулся, они сказали, то дело гиблое: или загребли в милицию, или умер. Но так как их самих никто не трогает, значит, вероятнее второй вариант. И что мне-то, горемычной, делать оставалось? Ни креста, ни могилы даже не осталось… Прости меня, Кузя…

Екатерина Анатольевна вновь обрушилась на пол, истово крестясь и целуя оборванца то в колено, то в руку, то в наклоненную маковку. Пришлось подругам во второй раз ее утешать. Карина быстро сбегала в дом, принесла воды с сахаром. Все наперебой убеждали, что лучше средства для успокоения нет, хотя на саму художницу оно почему-то не действовало. Решив, что исключения только подтверждают правила, девушка притащила почти полную кружку, объемом в литр. Двоюродная тетка Кузи немедленно присосалась к живительной влаге, как истосковавшаяся по крови пиявка. И только, когда посудина почти опустела, женщина соизволила поднять на друзей глаза.

— А вы, сами-то кто?

— Понимаете, я приютила Кузю у себя, пообещав, что устрою его, — промямлила художница.

— Как это — устрою? У него семья есть, все законно, официально? Куда это вы мое мальчика пристраивать собрались, а?

— Вот об этом и хотели с вами поговорить, — вмешалась Зоя. Она была намного решительней подруги, мгновенно оттесняя ту себя за спину, — Я, то есть мы с моим супругом хотели бы усыновить Кузьму.

— И на каких же это, позвольте спросить, основаниях? Я пока не собираюсь от него отказываться.

— Мы понимаем ваши чувства, — осторожно произнесла Карина, — Но просто не можем оставаться в стороне, когда ребенок сам сбегает от своих родственников, несколько месяцев живет в каких-то сараях, недоедает, и у него нет ни документов, ни возможности даже помыться. Когда я его встретила, он больше походил на скелет, который годами держали в шкафу: худой, грязный со ссадинами и синяками. Остаться равнодушной к такому было просто невозможно!

— Да, я была не права, я мало уделяла ему внимания! — возмущенно подбоченилась Екатерина Анатольевна. Сам виновник спора тем временем медленно уползал по лавочке к порожкам, чтобы в случае чего недалеко было бежать до ближайшего укрытия, — Мне надо было зарабатывать, кормить его чем-то. В наше время даже хлеб бесплатным не бывает, а к нему порой еще и маслица хочется.

— Не надо прикрываться бедностью, чтобы скрыть черствость, — хмыкнула в ответ художница, — приведу вам один пример. У меня есть друг. Он всю жизнь пахал, для того, чтобы жить по-человечески. Когда в школу ходил — помогал матери. Она продавщицей работа и шила на дому платья. Пока мать за прилавком стояла, он пуговицы пришивал да резинки вставлял. Когда в институт поступил, вечерами подрабатывал официантом. Потом кучу сил вложил в открытие своего кафе. Но он никогда не отмахивался от друзей и родных, и тем более не допустил бы того, чтобы его ребенок ушел из дома, как побитая собачонка. Я понимаю, вы устаете, понимаю и то, что Кузьма вам не родной сын. У вас нет тех материнских чувств, что прочно сковывают мать и дитя. Но вы женщина! А любая женщина — это хранительница очага, это сосуд, в котором храниться нежность и понимание. Не уже ли раздавать затрещины приятнее, чем прижимать к себе, утешать, ласкать? Не надо смотреть на то, что ему уже четырнадцать. Возраст не имеет значения. Каким, скажите, каким человеком, мужем, отцом вырастет тот, кого в детстве постоянно шпыняли? Кем вырастет тот, кто видел рядом с собой лишь пьяниц, воров, хулиганов, бездельников? Да, в деревне жить тяжелее. Да, здесь совершенно другие условия. Но вы, вы — его единственный родной человек, а он бежит от вас, как от врага. Я предлагаю вам сделку: вы отдаете мне Кузю, пишете отказную или что там еще потребуется. А я в свою очередь обязуюсь помочь вам, чем смогу. Работой, жильем, деньгами.

— Ты сбрендила, мать? — округлив глаза, прошипела Зоя. Но Карина так и осталась стоять, как до того Екатерина Анатольевна, так же прожигая собеседницу взглядом. Дипломат из нее вышел не важный, но сейчас, чувствовала девушка, не время дипломатии. Наоборот, надо говорить все на чистоту. Пусть ее слова прозвучат резко, но это не тщательно высчитанные фразы, а сама боль, идущая от сердца. И если в сидящей на лавочке женщине еще сохранилась хоть капля сострадания, она должна откликнуться на них.

— А если я запрошу слишком большую цену? — ощерилась в притворной улыбке тетка Кузи, — Неужели у вас, милочка, хватит средств, чтобы кормить меня всю жизнь, а?

— Если понадобиться, то я готова и на такие жертвы. В любом случае последнее слово должно остаться не за мной и не за вами. Все должен решать сам Кузя. В конце концов, сложившаяся ситуация прежде всего касается именно его интересов, — твердо произнесла Карина, — Но, какое бы ни было решение он не принял, я не оставлю его без поддержки. Да и вы, надеюсь, тоже.

Тетка немедленно повернула голову к красному, как помидор, мальчишке. Под ее взглядом тот пошел неровными пятнами. Единственным желанием оборванца было немедленно испариться, а лучше, никогда не рождаться. Интересно, а если он сейчас от страха и стыда помрет, они и труп его делить будут? Чушь, опять он не о том думает. Ох, Каринка, нашлась помощница… еще не известно, кому больше помощь нужна. Сама не можешь разобраться с той кашей в голове, которая у тебя вместо мозгов.

Кузя уныло окинул глазами растущие около дома деревца и кустики и, правда, едва не испустил дух от неожиданности. Прямо на него, обнажив клыки, смотрел громадный волчара. Сначала подросток изумился, откуда в деревне взялся настоящий лесной хищник, и только потом обратил внимание на цвет его шкуры. Необычный, золотистый с медовыми подпалинами, и человеческие карие глаза с более светлыми пятнышками и прожилками. Жутко знакомые глаза. Это был волк Карины, сомнений не оставалось. И он сидел всего в нескольких метрах от дома, никем не замеченный.

— Карина, — голос Кузи так и норовил превратиться в полу придушенный сип, — Там твой волк…

— Где? — девушка резко повернула голову в указанном направлении. В тот же мгновение губы ее изогнулись в странной усмешке. Оборванец не верил глазам: хрупкая, невысокая девушка откровенно издевалась над громадным зверем с четырьмя десятками зубов и неслабым набором когтей. В ответ хищник поднялся с насиженного места среди веток акации (и как он только смог среди колючек столько высидеть?) и медленно поплелся к дому. Теперь уже все находившиеся на крыльце ошарашено следили за его перемещением.

— Ну, что, детка, ты оправдываешь мои ожидания…

— Стараюсь, — в голосе ни капли прежнего уважения. Только килограммы издевки и несколько тон раздражения, — Неужели ты притащился сюда для того, чтобы сообщить мне эту величайшую по своей актуальности новость, а?

— Язвишь? Правильно. Но, вообще-то, расстояния для меня не проблема. Где ты, там и я. Так что можешь за меня не волноваться.

— Так что? Заберешь меня прямо сейчас, при свидетелях?

— Твое время пока не пришло. Ты хорошо поступила, дав мальчишке самому решать свою судьбу. Но это еще не все. Ник… И только от тебя будет зависеть, что останется в его душе после тебя: гнев с обидой или лишь сладкая ностальгия. Только тебе решать, детка.

— Можно тебя кое о чем спросить? — удобнее момента просто быть не могло. Карина с замиранием сердца ждала разрешения задать самый главный вопрос. Волк кивнул, — Кто твой хозяин, посланник? Чей разум тебя создал?

— Будто бы ты не знаешь. Конечно, знаешь. Просто не хочешь в это верить…

Зверь снова оскалился, словно на прощанье. Художница было кинулась к нему, но очертания волка уже подернулись дымкой, а через секунду от него не осталось даже легкого марева над дорогой.

— Черт! — вырвалось у девушки, — Ненавижу эту скотину.

— Что такое? Ты узнала, кто… — начала было Зоя. Но подруга лишь недовольно отмахнулась:

— Нет. Он не пожелал мне отвечать.

Подруги недовольно переглянулись. Все это время Екатерина Анатольевна, про которую девушки благополучно забыли так и осталась сидеть, недоверчиво косясь в сторону кустов, из которых появился посланник. Она никогда не видела подобных зверей. И честное слово, больше видеть не желала. К счастью, волк, так и не приблизившись к ним на расстояние прыжка неожиданно развернулся и потрусил в сторону леса. Иначе бы, ей-ей, еще немного, и женщина слегла бы с инфарктом.

— Карина? — подал голос подросток, — Я принял решение.

— И?

— Я хочу жить у тебя.

— Но как же так? — удивленно всплеснула его тетка руками. Мальчик сморщился, предупреждающе замахав руками.

— Я хочу получить достойное образование и так далее. Однако, ты права в одной вещи: моя тетя — единственный родной мне человек, так что опекуном пусть остается она. И еще… Тетушка, я тебя прощаю.

Она заметила его еще от дверей. Странно, но за ту неделю, что они не виделись, друг сильно изменился. Прямая спина ссутулилась, и, кажется, даже в шевелюре появилось несколько седых волосков. Ник сидел почти в центре зала, в очередной раз, прикинувшись одним из многочисленных посетителей кафе. Узнавал, так сказать, изнутри, что думают о его заведении. Перед ним стояла чашка.

«Кофе с молоком, уже остывший», — заметила про себя Карина, даже не глядя на содержимое фарфоровой емкости. Она хорошо знала привычки парня. Равно, как и он — ее. Художница опустилась за соседний столик, только спиной к Нику. Если тот сочтет нужным, то заметит. Не сочтет: нет смысла садиться даже напротив, никакой реакции не дождешься. Ник всегда был для Карины загадкой. Даже после нескольких дней, проведенных с парнем в одной квартире. А уж последний их разговор, нет, унизительная ссора, окончательно все запутала. Девушка запуталась в поведении Ника, запуталась в себе, но осталась уверена в одном: ресторатор был и остается ее другом.

Задумавшись, Карина повернула голову и удивленно приподняла бровь. Живой звук, еще одна безумная идея парня. Небольшой кусок зала был отдан под сцену, на которую водрузили рояль и несколько стульев для остальных музыкантов со скрипками, флейтами, гитарами и прочими инструментами. В данный момент тишину кафе разбавляли тихие звуки одного рояля. Незнакомая мелодия, красивая, но простая в своей основе. Такую легко напеть, но и достаточно тяжело до конца запомнить все ее нюансы. Мелодия повторялась, одновременно разрастаясь, наполняясь новыми переходами. Девушка улыбнулась. Пусть. Ник давно мечтал именно о таком. И поймала его взгляд. Ник в упор смотрел на подругу, явно пытаясь отгадать, где она пропадала все эти дни, и чем занималась. Художница едва удержалась от порыва помахать ему рукой. Нет, она все еще была слишком обижена, да и вряд ли сам Ник правильно поймет такой жест. Скорее, решит, что Карина над ним смеется.

Тем временем Никита поднялся, в два прыжка преодолел расстояние до музыкантов и что-то стал нашептывать пианисту. Тот, не переставая играть, кивнул. Мелодия стала преображаться. Не резко, а неспешно перетекая в новую импровизацию. Музыкант явно знал свое дело, без напряжения отстукивая ногой ритм. Карина отвернулась, перейдя к изучению меню. Перевернула страницу и буквально впилась взглядом в одну из строчек. Рядом с каким-то экзотическим названием вместо цены кто-то подписал карандашом: «Твои родители согласны. Я тоже. Что насчет тебя?».

— Дурак, — беззлобно прошептала художница, — Какой же ты все-таки дурак. Упертый и невыносимый.

— Ну, так что, согласна? — раздалось со стороны сцены.

Художница обернулась к Нику, пожав плечами. Что она могла ему сказать? То, что она пришла сюда не для того, чтобы остаться, а чтобы, наоборот, проститься с ним. Что Ник отлично знает о ее выборе, но продолжает глупо сопротивляется ему, и что ничего хорошего из этого не выйдет? И что не сегодня-завтра к ней придет волк и заберет с собой? Или…

Она знала, кто является хозяином волка.

Она знала, зачем это все затевалось.

С самого начала, как только увидела очертания зверя на картине. Нет, даже раньше, когда впервые встретила Ника и поняла, насколько связана обстоятельствами и родительской опекой. И насколько связан он своим стремлением стать выше на ступеньку.

И она прошла этот путь от начала до конца…

— Что ж, янтарный волк, ты этого так ждал.

— Нет, детка, ты сама ждала этого. Ты так хотела поменять свою жизнь на волчий бег. Теперь ты видишь хотя бы, куда бежать… А зачем, тебе и так было ясно.

Что бы обрести свободу, разделив с кем-то судьбу. Чтобы каждый день просыпаться с мыслью, что у тебя теперь не две, а целых четыре лапы…

Четыре лапы… на двоих.

— Я согласна, — Карина резко захлопнула кожаную папку, поднимаясь на ноги. На миг Нику показалось, что вместо девушки перед ним стоит настоящая волчица с сочно-янтарного цвета шерстью. Но нет, всего лишь показалось, — И думаю, что нам не стоит со всем этим затягивать. Какую дату ты назвал моей матери?

— Двадцатое мая, а что?

— Значит, надо подать заявление уже сегодня, — улыбнулась художница, — Ты же не хочешь разочаровать будущую тещу.

— Нет, — весело отозвался Никита, спрыгивая со сцены, — Как я могу?

— Тогда, пойдем?

— Пойдем, — решительно рявкнул парень, выволакивая подругу наружу. Оставшиеся в кафе посетители, как один, рванули к окнам, но ребятам было плевать на воцарившуюся в помещении сутолоку. Они остановились на пороге, как вкопанные.

— Я рад за тебя, детка, — волк склонил голову на бок, пристально глядя на Никиту. Тот растеряно смотрел на подругу, боясь, что та сейчас рванет к зверю и оставит его навсегда. Но нет. Художница почему-то смущенно прикусила губу, а потом неожиданно произнесла:

— Хозяйка волка, он больше мне не нужен. Прощай, посланник. И спасибо тебе…

— Прощай Карина, прощай моя госпожа. Но знай, если я понадоблюсь тебе, только позови меня. Тебе нужна лишь уверенность в себе и самое сокровенное желание сбудется, обещаю.

— Я знаю…

Девушка кивнула, и в ту же минуту волк, махнув хвостом, исчез. На земле осталась лежать только небольшая фигурка из янтаря. Никита наклонился, осторожно сгребая украшение себе в ладонь, и протянул подруге:

— Насколько я понимаю, он не вернется?

— Пока я не захочу, — уточнила Карина, — Странно, что в Леркиной книге не был описан такой случай. Хотя, может, подобное случилось впервые. Не у двух, а у трех человек настолько совпали желания, что появление посланника стало просто необходимым. Мне было так плохо, я до того хотела двигаться в одном темпе с планетой, что сама, не догадываясь об этом, спроецировала этого волка. Потом ты. Насколько я понимаю, чем больше ты укреплялся в своем стремлении освободиться от существования ради существования, тем яснее представлялся тебе зверь. А уж когда ты окончательно принял решение, ему ничего не оставалось, как вырваться из картины и обрести плоть. Да еще и Кузя. Не знаю, что вертелось в голове у этого парня, но волк загреб и его в свои лапы.

— Получается, что во всем пережитом мной, виноват я сам? — вешая на шею девушки шнурок с янтарным волком, спросил Ник. Карина утвердительно кивнула и добавила:

— Ну, и мы с Кузькой немного постарались. Но ты же не в обиде, правда?

— И как же ты догадалась, что именно ты являешься его… источником? — увильнув от ответа, спросил парень.

— Да все просто. Кому еще придет такая «гениальная» идея доводить меня до нервного срыва? Как ты там говорил? Есть люди, которые сами выдумывают себе несуществующие мучения, играют роль страдальцев. И все для того, что бы им доказали, что жизнь — намного лучше, чем им кажется. Вот к такой категории я и отношусь, Ник. Ну, так что, нужна тебе такая жена?

— Ох, Карина, Карина, — только и смог выдать Никита в ответ. Однако девушка и так все поняла.

А где-то на горизонте догорал янтарный закат.