Я ехала с Сахалина на пароме в Японию. В Саппоро я планировала сесть на утренний самолет и полететь в Токио. Отель для ночевки я себе не зарезервировала, но мне повезло. Пара молодоженов пригласила меня переночевать в родительском доме жениха. Японские молодожены возвращались с Сахалина, где проводили медовый месяц. Полагаю, больше этого срока в Южно-Сахалинске не продержались бы даже самые экстравагантные молодожены.
Принимая во внимание их бесстрашие в самом начале семейной жизни, я прониклась к ним симпатией и с удовольствием приняла их приглашение. Юитиро оказался доктором китайской медицины, а кроме этого, очень разносторонним человеком. А еще он был очень спокоен, ровен, и от него исходили волны надежности и комфорта.
В какой-то степени я даже позавидовала его молодой жене Микки. Но это я уже разглядела потом… На пароме же я в течение пяти часов плавания была уверена в том, что это две девушки-подруги. Внешне Юитиро и Микки были тоненькими как тростиночки, с миловидными лицами, обрамленными коротко стриженными черными волосами.
Выслушав извинения за то, что дом у них совсем крошечный, мы зашли внутрь. Отец и мать Юитиро уже их ждали. Родителям было немного неудобно, потому что у них дома никогда не было иностранцев. Но поскольку я вела себя тихо, говорила по-японски, ела все то, что и другие, да и душ принимала не более трех минут, не возникло ситуаций, где бы я или они почувствовали себя неловко.
Дом был действительно небольшим, одноэтажным. Большая кухня, переходящая в зал с телевизором, спальня родителей, японская комната с токонома, так называется углубление в стене, где стоит ваза с цветком и свисает полотно с рисунком или иероглифом, и еще одна комната, куда я не заходила. Дома было жарко натоплено и очень уютно. На ужин подали мясо с грибами, карри с рисом на японский манер, зеленый салат и замечательное пиво Sapporo draft.
За ужином мы смотрели видеозапись их свадьбы. Церемония проходила по синтоистской традиции — сначала проводят обряд очищения, когда с молодоженов сгоняют всякую нечисть, затем они читают обращение к богам и дают традиционное согласие на брак. В течение всей церемонии им дают все время пить саке — напиток богов. Женщина в белоснежном кимоно и закрывавшем лицо капюшоне была похожа на неземное существо, и узнать в ней худющую японку, которая провела медовый месяц на Сахалине, а потом тащила тяжеленный чемодан, было совершенно невозможно. Жених был в черном, сходство с Юитиро становилось заметным, только когда он поворачивался в профиль.
Спать под теплым футоном в японской комнате было безумно приятно. Ощущение пребывания в раю подкреплялось журчанием воды в аквариуме, что создавало иллюзию сна у водопада.
И на этом новом месте жених мне так и не приснился. Утром я улетела в Токио, а через три дня в Саппоро произошло землетрясение, неслабо тряхнуло. Даже тот поезд, на котором я ехала в аэропорт, сошел с рельсов.
В сентябре Хоккайдо был еще зеленым, но везде на полях уже были видны белые пятна — это лежали разбросанные тут и там, похожие на тюки упаковки сена, заготовленного для коров на зиму. Коровы беззаботно паслись рядом с чистенькими стойлами. Через все небо перекинулась радуга. Равнина была пуста и бездвижна, только воздушные винты, крутившиеся на верхушках высоких мачт, ловили пролетавшие мимо тихоокеанские ветры и превращали их в электричество. На горизонте виднелись горы.
Растительность была похожа на сахалинскую, но в то же время было очевидно, что это уже не Сахалин. Я сообразила это еще и потому, что направление потока моих мыслей изменилось, как это случается при пересечении границы и попадании в другую страну. Национальный менталитет данной страны, словно некая материальная субстанция, начинает обволакивать голову — и вот ты уже думаешь в соответствии с ним, а не с тем, что остался по ту сторону границы.
Я ждала автобуса в аэропорт. До первого утреннего автобуса оставался целый час, и я зашла в ресторан. На улице уже было светло, но в ресторане еще горели все фонари и лампы. Окна были огромными на всю стену и чисто вымытыми, так создавалось ощущение, что я сижу на улице. За неощутимым окном ветер дул на плакучие ивы, росшие рядом, их ветви изящно покачивались. Ну а на меня дул воздух из кондиционера. Мне показалось, что это один и тот же ветер дует и на ивы, и на меня, ведь окна в ресторане были большие, а фонари были повсюду. Отражаясь в оконных стеклах, они сияли как тысяча солнц. Понятия «внутри» и «снаружи» поменялись местами. Пространство казалось вывернутым наизнанку. Мое положение спасал лишь крепкий черный кофе…
Никко — волшебное место, расположенное недалеко от Токио в гористой местности, здесь есть много горячих источников — онсэн. Мы остановились в небольшом городке Кинугава, наиболее известном своими горячими источниками. Впервые они были обнаружены в 1691 году. Тогда счастливая возможность окунуться в целебные воды была доступна только даймё и буддийским монахам. Сегодня сюда съезжается народ из мегаполисов на выходные, чтобы попарить свои уставшие тела. Онсэн имеются почти во всех отелях, расположенных по обе стороны от речки Страшных чертей. Вообще-то, в Японии многие гостиницы и географические объекты, где бьют из-под земли термальные воды, имеют в своих названиях иероглиф «черт, дьявол».
Если окна вашей комнаты глядят в сторону речки, то вы наверняка увидите в одном из онсэн, расположенных напротив отеля, десятки обнаженных людей, растирающих себе спины или с полотенцем на голове отмокающих в бассейне с целебной водой.
Здесь, в Никко, японцы построили деревню эпохи Эдо. В качестве жителей деревни, одетых в средневековые одежды и парики, выступают живущие неподалеку японцы. Кроме улочек с домами, где продаются сувениры, здесь вы найдете закусочные, павильоны с театральными представлениями, павильоны с манекенами, изображающими странички истории эпохи Эдо.
Тем не менее общее впечатление от Эдо Мура осталось двойственным. В полученном перед входом в деревню буклете читаем:
«Эдо Мура в Никко — тематический парк, где воспроизведены обычаи, культура и общественное устройство Японии эпохи Эдо (16031867). Это было время мира в течение трехсот лет, что является продолжительным периодом для любой нации, где бы то ни было в мире. Именно в эпоху Эдо сформировалась духовная основа японской нации. В те времена Япония самоизолировалась от остального мира. Результатом обособленности стало формирование оригинальной японской культуры.
Эдо Мура — уникальное место, где экспозиции выставочных павильонов воспроизводят события прошлого, а на театральных площадках можно увидеть исторические типажи того времени. Приготовьтесь к путешествию в эпоху Эдо. Bon voyage!»
Это дословный перевод. И вот мы идем по этой самой деревне… Заходим в павильон Kira Kohzuke no suke Residence, где представлены сюжеты «мирного прошлого». Театрально струится кровь из всех имеющихся отверстий у пронзенного мечом самурая. Его соперник воткнул длинный меч в его тело по самую рукоятку и с чувством удовлетворения что-то кричит жертве прямо в ухо. В соседней комнате кому-то только что отрубили у самого плеча руку. Рука лежит рядом, все еще сжимая рукоять меча. С головы до ног залитые кровью самураи отстаивают свою честь с оружием в руках.
В следующей комнате на подставках, как на подносах, самураи приносят своему сёгуну пару-тройку уже успевших посинеть голов. И те же самые страсти на всех остальных объектах показа!
Переходим в соседний павильон Kodenma-cho Jailhouse. Тюрьма, значит, по-русски. Здесь обыгрывается несколько иная тема. Двух женщин со связанными за спиной руками допрашивают штук пятнадцать мужчин, сидящих на корточках с каменными лицами. Они поставили бедняжек на колени и привязали к стоящему позади столбу. Обе жертвы избиты, с растрепанными волосами и, видимо, очень страдают. Для вящей убедительности каждую минуту включается аудиозапись со стонами несчастных, мало того, их изверги еще и придавливают им колени огромными каменными плитами. И далее в том же духе…
Как же так? Что это за мирное время такое было, хочется спросить. И что за уникальность такая? Что еще, кроме убийств и пыток, могло происходить в эпоху Эдо? Если было и другое, то почему японцы показывают именно это?
Вполне логичные вопросы. Возникли они, между прочим, не только у меня.
Вы можете возразить, что это мрачное феодальное прошлое, оно везде было таким… Да такое ли уж оно далекое и феодальное? Еще в сороковые годы XX века японцы огнем и мечом прошли по землям Восточной и Юго-Восточной Азии, проявив при этом такую неимоверную жестокость, что нынешние потомки их жертв по сей день продолжают искренне и безоговорочно ненавидеть и опасаться японцев. Прошло уже почти семьдесят лет…
А вообще-то, Эдо Мура красивое место. Кроме павильонов здесь интересно посмотреть на происходящие в павильонах театральные представления пяти разных театров. Можно и самому окунуться в жизнь Эдо. Это будет стоить сорок пять долларов и займет около пяти часов, с полным переодеванием в одежды того времени и с условным овладением каким-либо искусством, например искусством каллиграфии.
Если будет возможность, обязательно найдите время для посещения деревни Эдо. Павильоны, если отстраниться от натурализма кровавых сцен, сделаны мастерски, манекены смотрятся как реальные люди, а театральные представления интересны и познавательны. Маленьких детей лучше с собой не брать!
Немного о том, как японцы организуют народ на экскурсиях. Например, если вы едете куда-нибудь на продолжительную экскурсию на автобусе, то в автобусе вам предложат без вариантов отказа целую развлекательную программу! Дамочка-экскурсовод все четыре часа без остановки будет нести всякую чушь в микрофон. Кроме информации о месте экскурсии, она будет говорить что попало, старательно отрабатывая свою заработную плату: «Неправда ли, какая хорошая погода? Мы проезжаем по такой-то дороге. Сейчас светофор. Подождите немного. Вот сейчас мы поедем. Вот мы уже и едем».
Когда сил у нее больше не остается, она обязательно включит вам кино. Наушников, понятно, нет, слушаем и смотрим всем автобусом. А когда весь автобус облегченно вздохнет при появлении на экране слова «Конец», она может, не поняв шуточной просьбы поставить фильм для просмотра еще раз, включить его снова.
Но кроме насильственного просмотра фильма вам еще предложат отгадать квизы, то есть загадки в виде нескольких объединенных одной темой вопросов, которые они так безумно любят в Японии. А когда полуживые пассажиры молчат и уже никак не реагируют на вопросы, им поставят караоке.
Если в автобусе едут корейцы, китайцы или японцы, то вам предстоит выслушать десяток-другой идентичных по смыслу, мелодии и набору слов заунывно-страдальческих женских песен о любви, например о том, как бедная Юкико любит своего Итиро и как глубоко она страдает. О том, как светит луна за окном, а тяжелые слезы катятся по ее щекам, обжигая душу одиночеством. Разница лишь в том, что в первой песни она страдала летом, во второй — весной, в третьей — при дожде, в четвертой — в сезон цветения хризантем и так далее… Ну как, вам все еще хочется поехать на автобусе с группой на экскурсию?
Хорошо, допустим, вы приехали. Вас толпой выведут из автобуса, и, подняв над головой яркий флажок, экскурсовод поведет вас строем до места, где уже ждет группу ее коллега. Теперь вы в надежных руках. Он вам все объяснит, вы обязательно сфотографируетесь там, где до вас уже снялись на камеру миллионы таких же, как вы, туристов. Что? Вам вдруг захотелось погулять самостоятельно и осмотреться вокруг? К сожалению, время вышло, надо ехать дальше. Вы садитесь в автобус и…
Пока я стояла и ждала поезда на станции Тоцука, допивая свой кофе и дожевывая бутерброд, надумало вставать солнце. Огромный красный шар медленно выкатился из-за крыш одноэтажных домиков… Вдруг с реки поднялся на крыло журавль, и его силуэт в какой-то момент оказался посередине этого красного шара. Затем, плавно взмахивая крыльями, он быстро полетел вдоль реки и скрылся из виду… На табло высветилась информация о прибытии моего поезда.
Поезд быстро бежал мимо мандариновых плантаций, то ныряя в проложенные сквозь горы долгие темные тоннели, то выныривая к залитому солнечным светом морю. Это была та самая дорога Токай-до, станции которой когда-то давным-давно рисовал Хокусай… Однако с тех пор и пейзажи изменились, и сама дорога. Я ехала в Атами, это название состоит из двух иероглифов — теплый и море, в парк Байэн, где уже расцвели сливовые деревья…
Парк был посажен в последний год войны… В этом году проводится уже шестидесятый юбилей праздника цветения слив. Как всегда, в парке много народу. Люди с фотоаппаратами, направив объективы на ветки слив, усеянные нежными розовыми цветками, ждут появления маленьких желтых птичек. Те прилетают, громко поют и склевывают с цветов пыльцу, а японцы отщелкивают свои кадры в режиме репортажной съемки.
Облака сегодня бегут удивительно быстро, появляясь из-за одной горы, они пролетают над головой вместе с лепестками цветов и в мгновение ока скрываются за другой горой…
Мандарины давно поспели, и японцы, расположившись на освещенных солнцем скамеечках, едят их сладкие плоды. Я сегодня по случайному совпадению тоже принесла с собой мандарины, поскольку утром не обнаружила в своем холодильнике ничего другого. Ветер быстро уносит за гору сладко-дымный запах сигарет и мандаринов.
Из динамиков несется музыка, что-то национальное — игра на кото и спокойно-надрывные японские песни. Странное сочетание «спокойно-надрывные», но по-другому и не скажешь. Конечно, о любви поет японка, и, судя по страданию в голосе, о несчастной любви. Надо же, как японцы любят песни о катящихся по щекам слезах.
В какие-то моменты ветер более рьяно набрасывается на сливовые деревья, и тут же лепестки белых, розовых и алых цветов срываются с веток и смешиваются в сплошную розовую массу…
Город Атами известен своими горячими источниками. Проходя по его маленьким, петляющим по холмам улочкам, вы увидите тут и там вырывающиеся из-под земли клубы пара с запахом сероводорода. И еще тут открывается красивый вид на море….
Кроме того, здесь растут какие-то гигантские пальмы и огромные кактусы, не знаю, посажены ли они людьми или это часть натуральной флоры, поскольку эти растения виднелись и вдоль самой железной дороги, где поблизости нет жилых строений.
Красивое и очень спокойное место Атами. Спокойствие его проникает глубоко в душу, а у здешнего морского ветра достаточно сил, чтобы унести прочь самые мрачные мысли, у цветущих сливовых деревьев достаточно красоты, чтобы затмить любые неприглядности нашей жизни, а горячие источники достаточно горячи, чтобы согреть наши замерзшие сердца.
Это совершенно особое место. Здесь зарождалась японская культура… Построенный по примеру китайской столицы, Киото очень прост в смысле ориентации в пространстве. Прямые улицы не петляют, а идут прямыми линиями. Каждый день в Киото стекаются толпы туристов. И не зря. Здесь есть на что посмотреть. В этом городе присутствует какая-то чисто японская атмосфера. Среди мест must go, то есть обязательных для посещения, конечно же первенствует знаменитый сад камней с прилегающими территориями Рёандзи. Мастер дзен явно знал какие-то секреты, задумывая его. Я плохо разбираюсь в учении дзен, но, когда я села и стала смотреть на «расчесанный» граблями песочек вокруг камней, меня переполнило удивительное спокойствие. Чудеса!
В двадцати минутах ходьбы от Рёандзи находится не менее знаменитый Кинкакудзи — Золотой храм, от слова кин — золото, чью красоту безжалостно уничтожил огнем монах в романе Юкио Мисимы. Храм покрыт позолотой и смотрится очень странно по сравнению с остальными японскими строениями и храмами, как-то празднично.
Может, поэтому он так и знаменит? Это буддийский храм секты Дзэн.
Гинкакудзи — Серебряный храм, от слова гин — серебро, в отличие от Золотого вовсе не серебряный. Построенный в XV веке, он так и не был покрыт серебряной фольгой: не успели строители — и служил буддистским храмом все той же секты Дзен на вилле Асикага Ёсимасы. Оба храма гармонично сочетаются с расположенными рядом зданиями и садами. В случае с Золотым храмом это пруд с японским садом, а у Серебряного храма возвышается имитация горы с песком, «расчесанным» таким образом, что создается ощущение чередования белых волн и песка.
Следующее место Киёмидзудера — Храм чистой воды. Это место стоит того, чтобы взобраться на склон. Во-первых, храмовый комплекс действительно красив, особенно в период цветения сакуры и осенью, в пору красных кленовых листьев момидзи. Сам храм Киёмидзу стоит на крутом, отвесном склоне, его передняя часть опирается на многочисленные деревянные сваи, отчего складывается впечатление, будто храм завис над пропастью. Что еще интересного стоит здесь посмотреть? Отсюда виден Киото — это раз; вдоль дороги, ведущей вверх по склону к храму, полно лавок с прекрасной местной керамикой, японскими сладостями и сувенирами — это два; по пути можно встретить гейш — три. Мелькнут в проулке и исчезнут… Если их пытаются остановить иностранцы, чтобы сфотографироваться вместе, они, смеясь, с акцентом говорят: «О, busy busy», то есть заняты, и уплывают куда-то, ступая мелкими шажками.
Этот район называется Гион. Знаменитое место. Здесь есть чайные домики, куда людям с улицы просто так не войти, их достаточно много — почти половина существующих.
Членство в некоторых таких чайных сообществах достигает трех поколений, то есть вход в данный чайный домик был разрешен деду, отцу и сыну почти в течение века. А еще здесь приглашают гейш и их учениц майко, которые музицируют, танцуют, рассказывают о традиционном искусстве, но не нам и не с нами.
Еще об одном место хотелось бы упомянуть. Оно вовсе не знаменитое, маленькое, вдалеке от must go мест, в восточной части Киото. Это вилла генерала Аритомо Ямагата, который успешно руководил военными действиями против Китая и России в ходе Русско-японской войны (1904–1905), строя козни во время осады Порт-Артура. Сам Ямагата-сан, судя по фотографиям, был весьма колоритным японцем с длинными пушистыми усами. Жил он до восьмидесяти трех лет и умер в 1922 году. На этой вилле под названием Муринан есть еще, кроме двух строений в японском стиле, японский сад и двухэтажный особнячок. Всю виллу, включая сад, Ямагата спланировал сам по своему вкусу.
Так вот, возвращаясь к истории…
На втором этаже этого особнячка непосредственно перед началом Русско-японской войны, в 1903 году, проходила так называемая конференция в Мурин-ан. Кроме маршала Ямагаты, в комнате находились еще три ключевые фигуры японской правящей элиты: премьер министр Таро Кацуро, министр иностранных дел Дзютаро Комура и выдающийся политик Ито Хиробуми.
Комнатка эта такая уютная, с креслами на ковре, шторами, камином; о Японии здесь напоминают только великолепные росписи с изображением сакуры и журавлей. Посидели, попланировали и побили русских в войне. Историческая память дала о себе знать, я почувствовала, что нахожусь в самом логове врага…
Если бы можно было перескочить через столетие из 2003 года в 1903 год и показаться этой четверке грозных японцев, вот бы они ужаснулись, увидев здесь русских.
В Киото есть замок Нидзё, построенный еще в 1603 году свежеиспеченным сёгуном Токугава Иэясу. Примерно с этого момента и начинается известный как эпоха Эдо период правления клана Токугава. Одноэтажный замок долго служил этому роду. Он занимает около семи тысяч квадратных метров и находится на укрепленной возвышенности, окруженной рвом с водой.
Полы комнат застелены татами, на стенах видны росписи. Никаких намеков на мебель, никаких намеков на роскошь. Вокруг построек симпатичные садики в японском стиле, с водой и каменными ограждениями. Такая вот красота простоты… Наверное, много голов покатилось с плеч в этом замке, а уж сколько решений об убийстве принято было за все эти века, трудно себе представить. Исторические решения, понимаете ведь!
В замке мне очень понравились полы, наверное потому, что если взору не на чем было остановиться, то пол был у всех на слуху — его доски поют. Называются эти полы соловьиными, поскольку звуки, ими издаваемые, похожи на пение соловья. Под огромные доски пола специально были положены металлические скобы. Интересно, что звук очень нежный и приятный, вовсе не скрипучий. Сделано это было в целях безопасности, чтобы слышать шаги пробирающегося ночью врага. Сёгуны могли спать спокойно.
Так же, как и Киото, Нара — колыбель японской культуры. А сейчас это зеленый городок, где свободно гуляют небольшие олени. В первой половине осени им спиливают рога. Но, видимо, за всеми не уследишь, иногда встречается олень с рогами. А кроме оленей здесь много туристов — старички со старушками доставляются автобусами. Они заполоняют все храмы, тропинки… А еще много школьных экскурсий. Этих тринадцати-, пятнадцатилетних подростков чуть ли не водят за руку. Гид всегда идет впереди, высоко над ним колышется флажок с номером автобуса, который их доставил сюда.
То там то сям у черных железных передвижных печей, похожих на наши солдатские кухни, сидят женщины и продают сладкий печеный картофель и корм для оленей.
Ориентироваться в Нара совсем просто — везде стоят указатели и с точностью до метра указывают направление дорог. Здесь все можно обойти пешком. Посетив несколько храмов, я зашла перекусить. В небольшом домике подавали лапшу и домбури. Я взяла гречневой лапши соба под названием «Любование луной». В глубокой чашке в бульоне лежала лапша серого цвета, и сверху было разбито яйцо. С виду оно действительно напоминало полнолуние. Это был уже не первый мой обед в заведении, где на столе не было ни соли, ни соевого соуса. Соба была совсем не соленая и предательски безвкусная. Потыкав палочками в «луну», я размешала яйцо в лапше. Кулинарная эстетика исчезла. Глядя в окно на красные кленовые листья момидзи, я начала есть собу. У прилавка щебетали японки, лучики солнца и горячая лапша начали действовать как снотворное. Мне принесли счет. Расплатившись и поблагодарив, я вышла на улицу. Побрела дальше.
Вскоре передо мной появились голые сопки, поросшие лишь сухой красивой травой. Гора молодой травы. Каждый год эту траву сжигают. Подошва горы была огорожена забором, и мне стало жаль, что нельзя взобраться наверх.
Однако уже через полтора часа я стояла на вершине этой горы. А вышло все случайно. Я пошла в лес, совсем в другую сторону. Как раз во второй половине дня выглянуло солнце, и лес стал просто волшебным. Дорога вилась вдоль текущей в неглубоком ущелье речки. Речка местами обрывалась водопадами, а иногда задерживалась запрудами, где, казалось, можно было бы и рыбы наловить небольшой, типа форели или подкаменки. Верхние ярусы леса были ярко-оранжевыми и алыми, а внизу все было зеленым, поросшим сырым столетним мхом. Некоторые деревья были гигантскими и, видимо, росли в этом лесу не одну сотню лет.
Я поднималась все выше и выше. Местами встречались тропинки, ведущие еще куда-то, но поскольку тут имелись еще и огромные плакаты, предупреждавшие о том, что здесь водятся ядовитые змеи, то на эти дороги, видимо, послушные японцы не совались. Не стала рисковать и я.
Еще я наткнулась на плакат с описанием местных животных. Это были какие-то жуки, птицы, кабаны, и главное, здесь водился хитрый оборотень, он же енотовидная собака тануки, герой многих японских сказок. Он отличался тем, что мог устраивать самые изощренные пакости. Например, особенно запомнилась мне с детства сказка о том, как хитрый тануки убил и сварил японскую старуху. А когда японский дед вернулся из леса в дом, тануки обернулся бабкой и накормил деда тем самым супом из бабки.
По мере моего восхождения на гору все до одного спускавшиеся японцы стали со мной здороваться. Я не знала почему, но мне было приятно, и я, улыбаясь, тоже здоровалась. Народу было, однако, мало, и меня радовала возможность погулять одной.
Вскоре я оказалась на вершине той самой поросшей лишь травой сопки. Вид был красив! Солнечные лучи пробивались в нескольких местах сквозь облако и падали в долину. Внизу был город. А наверху были я, солнце, олени и золотой ковыль!
Раньше эти сопки тоже были покрыты лесами, но, став предметом спора между двумя храмами в связи с дележкой территории, они были выжжены по приказу вышестоящих властей по принципу «так не доставайся же ты никому».
С тех пор японцы, будучи невольниками традиции, раз в год жгут на этих сопках траву. Поэтому и называется это место Гора молодой травы.
Камакуру я люблю больше всего. Что заставляет меня так думать? Наверное, то, что я ездила туда чаще всего и в те дни, когда мне хотелось побыть одной и отдохнуть от всех и вся. Всего пара пересадок, минут сорок времени в пути от Йокогамы, и вот она — Камакура. Именно здесь зародились и расцвели японские секты буддизма, например секта Ничирэна — Дзен. Может быть, от обилия храмов воздух и все естество Камакуры пропитаны спокойствием. Зеленые мхи, покрывающие ступени, ведущие к храмам, камни и деревья вызывают чувство уважения к старине и успокаивают в отношении того, что как поется в песне: «Время прощает всё».
В Камакуре есть всё, что хочется душе для разных оттенков настроения. Иногда, сойдя с поезда на станции Камакура, я покупала роллы, бутылку горячего зеленого чая и уходила прямиком к морю. Весеннее солнце играло на волнах, колеблемых дуновениями холодного ветра. Завсегдатаи пляжа, тяжелые черные вороны, прогуливались вокруг меня, надеясь заполучить кусок еды. В будние дни народу не так много, особенно если не идти прямиком по туристическому маршруту к основным храмам, а пройтись по улочкам, где живут камакурцы. Наверное, так звучит по-русски «житель Камакуры»?
Осенью, когда краснеют клёны момидзи, или весной во время цветения сакуры здесь особенно много народу, но мне больше нравится Камакура в начале зимы. Серые дорожки, дома, и на фоне этого серого спокойствия сияет оранжевая хурма на деревьях. В дождливую погоду туристов нет, а местные жители сидят по домам. И только зонтики редких прохожих парят над дорожками. В буддийских храмах дым от горящих благовоний не хочет подниматься к богам-небожителям, он идет низом, и в конечном счете капли дождя прибивают его к мощеным дорожкам.
Здесь действительно много, очень много храмов. Некоторые из них являются объектами национального паломничества, а некоторые прячутся в лесу, и об их существовании можно узнать, лишь ненамеренно сбившись с основной дороги на маленькую тропинку в лесу.
Камакура — единственное место в Японии, где я перевожу свой фотоаппарат в режим черно-белой съемки. Для меня Камакура — исключительно черно-белая реальность. Она настолько самодостаточна и прекрасна в своей лаконичной выразительности форм, что яркие цвета я оставляю целиком туристическим вспышкам фотоаппаратов.
Ярким солнечным утром, когда солнце еще не жарило, я уходила гулять по тенистым, поросшим лесом холмам. Поднявшись по дороге, ведущей от храмового комплекса, где находится знаменитая бронзовая статуя Будды, попадаешь на тропинку в лесу. Если есть время и хватает терпения, тропа уведет тебя по вершинам холмов в сторону станции Кита-Камакура, и тогда там можно сесть в поезд и не возвращаться обратно в город. Причудливые корни деревьев, захватывающие виды сопок, свисающие с деревьев лианы. Птичьи голоса не стихают, иногда пугают белки своим резким появлением. Однажды мужчина, кидавший старые ветки в грузовик, пожаловался мне, что черные белки, завезенные в свое время то ли с Тайваня, то ли из Тайланда, окончательно извели местных рыжих собратьев.
А еще на улочке, ведущей от станции к Цуругаока Хачимангу, есть небольшой магазинчик японской бумаги. Движимая предчувствием чего-то необычного, я каждый раз поддавалась искушению заглянуть внутрь. То ли владельцы были волшебниками, то ли я летела на зов сказки, но мне мерещилось нечто загадочное в этом старом японском доме, полном всякой всячины. А может, это всплывали воспоминания о прошлой жизни?
Признаюсь, что Япония слишком и слишком навязчиво снилась мне с детства. Некоторые сны поражали потрясающими подробностями образа жизни и расположения домов на японских улочках, иногда я мастерски дралась во сне на мечах.
Площадь перед храмом Цуругаока Хачимангу всегда полна людей, покупающих таблички для записи желаний. До недавнего времени особенностью этого храма было огромное священное дерево гинко, которому, согласно легенде, было много сотен лет, но в 2010 году оно дало трещину в основании, и его пришлось спилить. Место по-прежнему огорожено, а из огромного пня побежали молодые зелененькие ветки — жизнь продолжается. Поскольку это дерево считалось вместилищем божества, то продолжаются споры о том, являются ли эти побеги из остатков ствола тоже священными.
В выходные дни в Камакуре все было иначе. Начиная с самых ранних электричек, на станцию вываливала масса людей. Один за другим парковались автобусы, и экскурсанты организованными потоками заполняли узенькие центральные и боковые улочки города. Слушая рассказы гидов об истории и культуре Камакуры, они вертели головами то вправо, то влево, едва успевая щелкать затворами фотоаппаратов. Людской поток в выходные дни был настолько плотен, что маленьких детей приходилось сажать на плечи.
Торопясь сделать снимки основных храмов и осмотреть максимально большое количество достопримечательностей за отведенное время, люди неслись вперед быстрыми шагами, лишь ненадолго заходя в храмы для их беглого осмотра. Для одетых по средневековой моде рикш, продавцов сувениров и владельцев ресторанчиков и кофеен это самое урожайное время. Печенье в форме фигурок Будды, Камакура биру, читай — пиво, сливовое вино, телячий окорок — всё это идеально упаковано в обертки с видом достопримечательностей Камакуры и полностью готово для вручения знакомым и коллегам в качестве подарка. Некоторые сувениры можно купить, чуть ли не запрыгивая в вагон, прямо на перроне.
Еще со времен обучения в университете, когда мы в 1998 году совсем еще молодыми студентами приехали в Камакуру для участия в дзен-медитации, мне запомнился один смешной случай. Как и положено, разувшись, мы сели в зале для медитации поодаль от монахов и пары японцев в светских одеждах.
Нам выдали необходимые сутры для чтения, все иероглифы были подписаны на хирагана. После некоего обряда, обозначившего начало медитации и удара в колокол, все присутствующие погрузились в чтение сутр.
Сначала мы, как трудолюбивые студенты-востоковеды, пытались следовать течению событий, но вскоре некоторые из нас заскучали. Особенно неудобно было сидеть на полу в неизменной позе. Усталость накапливалась, концентрироваться уже не было ни сил, ни желания. И все бы ничего, но через какое-то время сэнсэй, обходя ряды своих молодых монашков, начал охаживать их по спинам большой палкой — видимо, сэнсэй видел то, чего не видели все остальные. Сложно сказать, насколько болезненны были эти удары, но звучали они громко и тревожно.
Когда сэнсэй приблизился к середине ряда, в котором мы сидели, я заметила, что наша студентка Верочка смотрит на сии удары круглыми от ужаса глазами и нервно ерзает. Она явно колебалась между боязнью получить удар и чувством приличия. По мере приближения экзекутора пружина страха в душе Верочки все больше сжималась. Нервы у нее не выдержали. Взвизгнув, она подпрыгнула и стрелой вылетела из зала, что, надо отдать должное монахам, не вывело их из состояния медитации. Досидев до конца, мы вышли из храма, с трудом передвигая ноги. Может, и не запомнилась бы мне эта медитация, если бы не этот курьезный инцидент, стерлась бы из памяти, как сотни других событий, мест, людей в моей жизни.
Недалеко от самой станции Камакура я после прогулок заходила в индийский ресторан у остановки автобусов. Сия странность объяснялась тем, что обед там обходился дешевле, чем в традиционных ресторанчиках японской кухни в центре Камакуры.
Летом, когда августовские медузы еще не заполонили воды залива, японцы выезжали на пляжи Эносимы, находившиеся неподалеку от Камакуры. Надо сказать, что японцы не самые большие любители купаться в море. На пляж шумными компаниями приезжает молодежь, все дурачатся и едят арбузы. И хотя вода теплая, отдыхать на пляже не доставляет особого удовольствия. Опять же огромные черные вороны окружают присутствующих, особенно если те решили устроить трапезу. Черное кольцо сжимается все сильнее вокруг людей, прямо как в фильме ужасов. Недовольно каркая, они уносят тяжелые корки арбузов и возвращаются вновь. Компании с пивом слишком шумны, вода мутная, пляжи в принципе дикие, из развлечений к услугам отдыхающих всего лишь возможность прокатиться на «банане» или водном велосипеде.