Скачу, терплю ветер в лицо. Температура плюс десять: вроде бы не так и холодно, но тут такой ветрина. Иной раз выскочишь из-за сопки, и кажется, что очередной ледяной поток хочет содрать кожу с лица. А гаолян? Раньше я даже с умилением смотрел на эти огромные двухметровые стебли, которыми можно хоть дом утеплить, хоть чай заварить. А сейчас, когда мы скачем через этот бесконечный лес, и кажется, что вот-вот тебя выкинет из седла, единственное, что остается внутри, это желание разжечь костер поярче и спалить тут все к чертям.
Но нельзя. Ветер гуляет, и пожар легко может побежать вслед за нами, и тогда шансов выбраться просто не будет. А пока… Пусть за нами идет японский батальон, все в наших руках.
— Помнишь, как ты сказал, что там целая дивизия? — я снова подшутил над разом вспыхнувшим Врангелем.
У страха да неожиданности глаза велики, каждый мог ошибиться. Но пусть лучше он сейчас покраснеет, зато в следующий раз не будет нагонять панику. А то ведь в этой войне сколько ошибок и потерь случится как раз из-за таких вот неверных и поспешных докладов!
— Они же с кавалерией, — Врангель еще пытался оправдываться. — Знаешь, как несколько сотен коней выглядят со стороны, сколько пыли поднимают?
— Нет, — я улыбнулся. — Но теперь буду знать и буду использовать. Вдруг и нам надо будет кого-то попугать.
Японская пехота тем временем пылила где-то в двенадцати-пятнадцати километрах позади — расстояние трехчасового перехода. А вот мелкие японские лошадки вполне уверенно старались обойти нас с флангов. Если ничего не делать, где-то через час у них должно это получиться. А то и прямо с ходу ударят — тогда еще раньше.
— Пора! — кивнул я Врангелю, и тот сорвался с места, увлекая за собой казаков.
Всего сотня человек против сразу двух эскадронов. Они у японцев, конечно, неполные, но все равно полуторакратное преимущество на каждом фланге было за ними. Главное, чтобы Врангель не испугался, чтобы его люди пошли до конца.
Мы продолжали скакать, когда откуда-то из-за спины донесся треск выстрелов, а потом хруст дерева. Для подобных стычек у казаков были специальные пики, и вот сейчас именно они пошли в дело. Я ждал новых звуков, но из-за расстояния ничего не долетало, а потом из-за соседнего холма показалась взмыленная сотня. Не хватало двух лошадей, но их всадников успели подхватить свои же… Значит, пока идем чисто.
Я невольно выдохнул, заодно прочищая легкие. А теперь:
— Всем строиться!
— Строимся! — вслед за мной повторил Хорунженков.
— Строимся, братцы! — повторили ефрейторы.
В бою ведь как бывает: иногда нужно окапываться, а иногда — просто стрелять как можно быстрее и точнее. Оставив лошадей в стороне, солдаты выстроились в длинную тонкую линию и навели стволы мосинок на горизонт.
— Планки на тысячу четыреста шагов, — я оценил расстояние до холма, из-за которого должны были показаться японцы.
Можно было проверить дальномером, но при свете дня я прямо-таки печенкой чувствовал дистанцию… А вот и наши преследователи: вылетели вслед за ускользнувшими от них врангелевцами и налетели на наш залп. Потом еще один и еще. Когда в магазине пять патронов, стрелять быстро не так уж и сложно: главное, не экономить.
Японцы не выдержали и откатились назад, оставив на земле несколько десятков неподвижных тел. Размен: они отдали жизни, мы — время, и, мне кажется, сделка пока в нашу пользу.
— Продолжаем отступление!
По команде солдаты вернулись на лошадей, и мы продолжили движение.
Петр Николаевич Врангель устал, как никогда не уставал. Эта чертова тактика, которую вбивал в их головы полковник, заставляла что-то делать почти каждую секунду. Никакого отдыха, никаких пауз, словно весь мир сошел с ума, закружившись в бесконечную круговерть — но она работала! Врангель успел побывать в одном походе с отрядом Мищенко и видел разницу. В тот раз их было почти пять эскадронов, но при этом взять и поджечь даже одну укрепленную деревню у них не получилось. Не приспособлена кавалерия к тому, чтобы лезть на укрепления.
А вот пехота приспособлена. Да, они криво держались на конях, но уже даже Буденный перестал шутить по этому поводу. Солдаты дали казакам то важное ощущение, что, даже ввязавшись в самую дикую схватку, им будет куда отступить. Не десятки километров до Ялу, а один короткий переход, и вставшая плечом к плечу пехота собьет любую атаку. А если враг решит упорствовать, то уже он, Врангель, воспользуется моментом и ударит ему в тыл. То, что кавалерия любит и умеет делать лучше всего.
Так уже было: одной атакой они почти ополовинили вражеский правый фланг. А левый, попробовав навалиться в следующий раз, попал под огонь сразу двух пулеметов. Полковник давно искал подходящее место, и вот, сам подставившись под атаку, подвел полторы сотни японских кавалеристов под вылетевшие из распадка тачанки. И это было страшно… До этого Макаров иногда спрашивал Врангеля, а что тот будет делать, если пулемет окажется у врагов, и тот не понимал сути вопроса. А теперь понял.
Тяжелые пули, бившие с огромной скоростью, прошлись по атакующим японцам словно коса смерти. Выжило меньше трети, и они умчались назад с такой скоростью, что о каком-либо преследовании можно было забыть. Вылазка закончилась, они победили, можно было возвращаться.
— Домой? — Врангель подлетел к полковнику, но тот только молча смотрел вслед драпающим японцам.
— А может, добьем? — неожиданно предложил тот.
— Что? — выдохнул Врангель.
— Нас ведь просили добыть информацию о силах врага, — Макаров словно думал вслух. — А против нас батальон, которым командует какой-нибудь подполковник. Такой, если его взять, сможет на все вопросы ответить.
— Но нас всего две сотни! — воскликнул Хорунженков, который тоже с трудом выдерживал взятый полковником темп. — Японцев же даже без учета кавалерии в 4 раза больше! Только людей положим и не факт, что второй раз уйдем.
— Минусы понятны, — согласился полковник. — Но вот вы не верите в атаку, значит, и японцы ее не ждут. Тем более, они тоже выдохлись… Петр Николаевич, — он посмотрел Врангелю прямо в глаза, — смогут твои молодцы снять часовых в темноте? Да так, чтобы остальные не всполошились?
— Местность незнакомая… — задумался Врангель. — Но можно будет поспрашивать людей!
— Не получится, отойдете. Мы снова прикроем, — напомнил полковник.
И Врангель решился. Действительно, когда рядом свои, рискнуть и пойти до конца совсем не страшно.
— Сделаем.
— Прекрасно, — глаза полковника сверкнули, и его энтузиазм, словно лихоманка, передался всем остальным. — Тогда разделим силы следующим образом.
Японцы отступили и встали лагерем всего через четыре километра. Мы же сначала продолжили отход в сторону Ялу, вытягивая на себя возможных наблюдателей, а потом резко сменили направление движения. Я видел, что люди устали, но еще один бой был просто необходим… Уйди мы сейчас, и чувство недосказанности глодало бы каждого из нас, а так, если дожмем, появится очень хороший задел на будущее.
— Мы сбили разъезд японцев, никто не ушел, — доложил Буденный.
— Потери?
— Двое раненых, уже у фельдшеров.
Я кивнул — потом посмотрю сам, а сейчас продолжаем. Обходной маневр, уничтожение первой линии дозорных — пока тактическая внезапность была на нашей стороне. В этот момент из леса три раза сверкнули солнечные зайчики. Вечером они смотрелись довольно вызывающе, но, к счастью, все японцы должны были находиться с другой стороны от посылающего сигналы Врангеля.
— Часовые тоже сняты, — я обвел взглядом стоящих рядом офицеров. — Ну что, начинаем.
— С богом, — перекрестился Хорунженков, и я немного неуклюже повторил за ним. Сейчас это казалось таким уместным.
Пешая сотня выдвинулась на правый фланг, я же с двумя рядовыми двинулся на левый. У нас будет своя задача. Еще в лагере, проверяя свои умения стрелять, я долго думал, а можно ли найти этому внезапному таланту какое-то более широкое применение. Один снайпер способен убить немало врагов, но даже лучшему из лучших в одиночку не повлиять на исход боя. А если нас станет больше? С этими мыслями я и подобрал себе в команду двух новичков.
Первый, Мишек — это казак из отряда Врангеля. Поляк, гордый, сначала не хотел оставлять своих, но потом подумал, что служба под рукой целого полковника ничуть не хуже, и согласился. Второй, Фрол, был из сибирских, и это забавно. Вся наша маньчжурская армия так и формировалась: частично из поляков, частично из сибирских, такая вот имперская логистика. Так вот Фрол промышлял охотой где-то под Иркутском. Не любил распространяться, и лично я решил, что там было что-то не очень законное… Но, так или иначе, оружие эти двое чувствовали и понимали, и мне только оставалось переучить их работать на большой дистанции.
Оказалось, та еще головная боль. Я ведь стрелять умел, а объяснять — нет. Приходилось пробовать, искать закономерности, вспоминать какие-то общие слова из будущего. Баллистика пули, влияние ветра, погоды… Мне кажется, если бы я просто болтал, меня бы послали. А так, когда эти двое мазали, а я раз за разом клал пулю в цель за тысячу шагов, волей-неволей начинаешь верить. Стараться по-новому. И у них начало получаться! Вот еще вернемся, я попробую собрать прицелы из старых биноклей — вообще красота будет.
— Господин полковник… — начал было Фрол.
— По имени, — напомнил я. Нечего тут привлекать внимание возможных врагов «господами полковниками». — А лучше прямо говори, чтобы время зря не терять.
— Вячеслав Григорьевич, — упрямо остался при своем Фрол. — А как вы так стрелять научились?
— Нашел время, — фыркнул Мишек.
— Но правда, — не унимался Фрол. — Вы же полко… хм, командир. Зачем вам стрелять? А вы научились, вперед лезете. Для чего?
— А я не учился, — честно признался я. — Однажды проснулся и понял, что умею. А дальше можно было сделать вид, что ничего не случилось, и сидеть в штабах. А можно было пользу приносить.
— Но какая польза от того, что застрелите несколько врагов? Даже что мы этот батальон японцев победим? — такие простые вроде бы вопросы…
— Если мы японцев победим, то они потом еще долго бояться нас будут. Не дожмут какой-то отряд, который могли бы дожать. Побегут, когда еще могли бы сражаться. Как турки — мы их столько били, что они потеряли веру в то, что могут побеждать. А вера в свои силы — это очень важно.
— И в бога, — напомнил Мишек.
— И в бога, — согласился я. — Так что мы сейчас сражаемся не просто за себя, а за всех наших. А я сам… У меня цель еще больше.
— Какая? — заинтересовался Фрол.
— Я верю, что дальше будет еще одна война. Большая, страшная… И чем лучше мы будем сражаться сейчас, чем большему сможем научиться. И солдаты, и генералы! Тем больше жизней там, в будущем, мы сможем сохранить…
Мы подошли к краю поля из гаоляна, и я подал знак «тихо». Все, разговоры закончены, дальше уже может случиться все что угодно. Так что мы опустились на пузо и на вершину ближайшей сопки забрались уже по-пластунски: наметили маршрут, и дальше. Ползем, ползем… И с каждой минутой давящей тишины, когда я не имел ни малейшего представления, а что творится у остальных отрядов, становилось все понятнее, как же я ошибся. Разделил силы, гений! Полез на передовую! Придумал план, но что, если японцы не станут ему следовать? И чем я в таком случае буду лучше того же Засулича?
Неуверенность с каждым мгновением грызла все больше и больше, и даже представить не могу, каких усилий мне стоило не подавать виду. А потом мы забрались на очередную сопку, и японский лагерь раскинулся перед нами как на ладони. Все на своих местах, ничего не случилось… С каким же облегчением я выдохнул, а потом скомандовал своим готовить лежки: одну основную, одну запасную, если нас начнут искать, и третью, если придется отступать… Нет, не успели!
С другой стороны лагеря мелькнул солнечный зайчик. Значит, Хорунженков уже тоже на месте. Изначально я хотел забрать себе пару гелиографов из запасов корпуса, но интенданты зажали, пришлось пользоваться системой попроще. Фонарик да пара зеркал — ничего сложного, а в темноте видно очень далеко. Вторая вспышка — поручик Славский тоже был на позиции. Я мигнул и с нашей стороны. Один раз — подтверждение, второй — приказ начинать.
Фрол с Мишеком заняли свои места, стараясь выровнять дыхание, я же пока еще сидел с биноклем. И вот из гаоляна показался отряд Хорунженкова… Капитан предлагал накопить силы рядом с лагерем японцев да ударить в штыки, но даже в случае успеха это стоило бы нам слишком дорого. Да и надо привыкать к новым войнам. Рота вышла тихо, без криков и музыки. Как и ожидалось, при таком построении часть состава потерялась позади — то ли струсили, то ли просто растерялись. Ничего… Эта победа нам нужна в том числе и чтобы такого больше не было.
Залп. Удар где-то семидесяти винтовок по спящему лагерю лишь ненамного запоздал за часовыми, лишь сейчас осознавшими, как близко оказался враг. Крики тревоги сменились криками боли и ужаса. Тем не менее, надо отдать должное японцам, они быстро пришли в себя и начали собираться. Старшие и младшие унтеры строили солдат, превращали толпу обратно в отделения, взводы и роты. И вот здесь сыграл второй наш удар. Прямо во фланг почти построившемуся батальону вылетели две тачанки и ударили из пулеметов.
А там и мы присоединились. Поручик Славский бил по толпе короткими очередями, мы же с Фролом и Мишеком отстреливали всех, кто пытался приблизиться к двум японским горным пушкам. Их не так быстро зарядить и повернуть в нужную сторону, но лучше, если про них вообще забудут. В свободные минуты мы заодно старались выбивать и вражеских унтеров, чтобы паника продолжалась как можно дольше. Неожиданно пулеметы замолчали… Ленты закончились — на мгновение все повисло в равновесии. Либо сейчас японцы бросятся вперед и постараются нас смести, либо… Снова ударил сначала один Максим, а потом и второй — повезло, ничего не заклинило, новые ленты с первого раза встали на место. Японцы дрогнули и начали откатываться назад.
Они еще не бежали: то одно, то другое отделение палило куда-то в белый свет, просто в нашу сторону. Но они отходили, растягивая порядки. Отходили в том единственном направлении, где нас еще не было. Слишком предсказуемо, и, кажется, японский командир что-то понял. Выскочил в центр строя, что-то закричал. Я тут же вскинул бинокль и оценил его фуражку: желтая полоска с двумя линиями и звездой. Значит, офицер штабного уровня, наш пациент! Подстрелить бы его аккуратно, чтобы не мешался, но и не умер, вот только на таком расстоянии без оптики даже я не решусь.
Так что все дело за Врангелем… И только я о нем подумал, как в отступающих японцев врезалась казачья сотня. Первые ряды атаковали немногими сохранившимися пиками, а остальные сразу шли с шашками. Удары сыпались с огромной скоростью, лошади раскидывали любые попытки японцев сбить строй, а я отчетливо понял, почему даже с появлением огнестрельного оружия генералы больше века держались за плотные ряды. Да, так проще командовать, но еще это и единственный способ остановить добравшуюся до пехоты кавалерию.
Не успел, и даже одна сотня может разорвать в разы превосходящий ее отряд. И я видел это сейчас собственными глазами. Там, где стреляла пехота, где поработали мы и даже два пулемета, несмотря на ощущение страшной бойни, на земле осталась всего сотня тел. А вот там, где сейчас рубились казаки, мертвых врагов уже было гораздо больше. Страшная сила.
Я махнул своим, чтобы бежали следом, и со всех ног бросился к брошенной японской стоянке. Здесь нас подхватили тачанки, и уже на них мы подлетели к полю боя. Если Врангелю все же понадобится помощь и прикрытие… Не понадобилось. Остатки японцев уже побросали оружие, а штабного офицера скрутили и притащили ко мне.
— Вот, как вы и просили, господин полковник, добыли языка, — Врангель улыбался во все зубы.
— Победа! — я вскинул руку вверх. После устроенного нами шума еще немного поорать было совсем не страшно.
— Победа! — закричали вместе со мной Врангель, Хорунженков и остальные офицеры.
— Ура! — дружно ответили солдаты, и вместе с этим криком словно вырвалось наружу какое-то неясное напряжение, сковывающее нас все это время.
А потом снова была работа. Разобрать поле боя. Прежде всего, найти всех наших раненых, потом собрать убитых. После точно так же мы занялись и японцами. На чистку ран и перевязку они пошли во вторую очередь, но без помощи никого не бросили. Никакого излишнего гуманизма — если бы пришлось отступать прямо сейчас, у меня бы рука не дрогнула. Но Врангель с Хорунженковым убедили дать день на отдых солдатам, так что время было.
А заодно мы и запасы японского батальона распотрошили и нашли немало интересного. И не только те два горных орудия, которые мы так старательно оберегали от износа ствола в самом начале боя.