Пытка началась. Они жгли огнем его руки и ноги, и Уэйд знал: он не выживет после этого. Он боролся изо всех сил, но их было слишком много, и они одолели его, заставили мучиться.
— Не надо с нами драться, белый. — Услышал он голос одного из них. Голос этот показался ему знакомым, даже дружеским…
Уэйд открыл глаза. Он увидел над собой лица людей и тени, пляшущие на стене. Почувствовал приятный запах и постарался вглядеться в окружающее. Вокруг курился дым. Потом услышал звук трещотки. Какая-то старуха стояла над ним и трясла трещоткой, которую держала в одной руке, а в другой держала курильницу. При этом она все время напевала, и Уэйду хотелось, чтобы она перестала. Он стал кашлять и попытался сесть.
— Не двигайся, белый.
Перестав кашлять, Уэйд пригляделся к тому, кто говорил с ним. Лицо было явно знакомое.
— Не узнаешь меня, белый? — Я Маленький Медведь, могучий воин Северных Черноногих.
Уэйд прищурился и оперся на руку, чтобы вглядеться.
— Маленький Медведь? Ты? — Он не верил своим глазам.
— Да, белый, теперь ты в безопасности.
— А где я? — Он попытался понять, где находится.
— Ты — в моей деревне.
Уэйд прижал руку ко лбу. Он вспомнил ледяную речку, потом — свою долгую скачку на морозе.
— Обоз…
— Нет никакого обоза, Колтер. Тебе приснилось.
— Нет, он есть, Маленький Медведь, — сказал Уэйд, хватая его за руку.
— Я нашел тебя у реки. Ты упал там. Не было никаких фургонов.
— Они не здесь, — с натугой ответил Уэйд. Он снова начал кашлять, повернувшись на бок, успокаивая боль в груди.
— Дыши глубже, Колтер. Дым поможет тебе. Квали — целительница.
Уэйд беспокойно прохрипел:
— Там… примерно шестьдесят миль к югу… пять фургонов. Там — маленькая девочка… — Он снова начал кашлять, пытаясь вдыхать дым, как советовал Маленький Медведь. Ему надо встать, надо вернуться к обозу. Уэйд пытался сесть. — Мне нужна твоя помощь, Маленький Медведь.
— Хорошо, Колтер, — сказал тот мягко, укладывая его опять. — Расскажи об этом обозе.
— Это — не воины, Маленький Медведь. Они бегут от других людей, которые причинили им зло. У них даже нет оружия. Они только хотят проехать через твою страну в Орегон.
— Ты сказал, там девочка? Что с ней?
— Тяжелая лихорадка. Она может умереть. Они не могут ее даже как следует согреть.
— Снег пока прекратился. Я поскачу к ним и проведу их до форта Ренара. Уэйд схватил его за руку.
— Они — добрые люди, но они очень напуганы. Обещай, что ты не причинишь им вреда.
— Да, Колтер, — тихо сказал Маленький Медведь, — даю тебе слово. Уэйд закрыл глаза.
— Буря миновала? Если она вновь поднимется…
— Ты забыл, что я привык к такой погоде. Я вижу, когда ты слепнешь, я слышу, когда ты глохнешь. Это — моя страна.
— Спасибо, — выдохнул Уэйд, поворачиваясь на бок и заходясь в кашле.
— Не беспокойся, Колтер. Я помогу этим людям.
Уэйд кивнул, не открывая глаз. Он слышал, как его друг разговаривает со старой женщиной на своем языке, но не понимал их. Потом снова услышал трещотку и пение старухи. Но теперь оно уже не раздражало его. Он устал. Он глубоко дышал. Если кто и найдет фургоны в бурю, то это — Маленький Медведь. Остается надеяться, что он подоспеет вовремя.
Сандрин стояла у окна, глядя на снежный покров во дворе. Небо было темным, буря еще не кончилась. Она забыла, как любила зиму. В Париже дом дедушки в плохую погоду был похож на промозглую тюрьму. Скуку нарушали только вечера, на которые водила ее бабушка. Но Сандрин не получала от этого удовольствия и теперь поняла почему. Фальшивая веселость и пустые разговоры были неприятны ей. Здесь, в родительском доме, она поняла, чего ей не хватало. В детстве она всегда наслаждалась зимними днями, веселым смехом отца, когда он выигрывал у нее в покер, аппетитными запахами, наполнявшими дом, когда мать что-нибудь пекла.
Когда они с мамой вернулись из деревни Черноногих, она увидела, что отец и Ален нашли общий язык. Они чему-то смеялись, шутили на французском, и отец напоминал ей, что когда снег сойдет, она вернется в Париж и выйдет замуж за Алена. Как она могла думать о великолепии Парижа? Как она могла думать о том, чтобы покинуть родительский дом, чтобы поехать в город, где чувствует себя чужой?
— Сандрин!
Сандрин посмотрела на мать и улыбнулась. Они снова вместе, и ей не хочется это потерять.
— Что, мама?
— Не пойти ли нам с тобой в лавку? У меня там много дел.
Сандрин поднялась, снимая шубу с вешалки у двери.
— Мы с Сандрин пойдем поработаем. Мы вернемся попозже, — сказала Проливающая Слезы, тоже одеваясь.
— Но почему сейчас? К нам никто не придет, пока буря не кончится, — сказал Люк.
— Я пойду с вами, — сказал Ален, быстро вставая.
— Нет, — ответила Сандрин. — Заканчивайте вашу шахматную партию.
— В самом деле?
— Да, — ответила она, открывая дверь и выходя вслед за матерью.
Снег хрустел под ногами. Сандрин отряхнула его с ног, прежде чем войти. Потом подошла к лампе на прилавке, достала спичку и зажгла. Поставила лампу так, чтобы та осветила комнату. Она стала оглядывать помещение, которое с детства было местом ее игр. Вот полки вдоль стен, каждая заполнена разным товаром. Сандрин вспомнила, что когда она была такого роста, чтобы дотянуться до кулей с мукой на нижних полках, мама нашла ее, когда она свалила на пол не только муку, но также одеяла и отрезы. Когда она подросла, мать разрешила ей помогать расставлять разноцветные вазочки с конфетами и красивые жестянки с экзотическим чаем. Ей нравился аромат молотого кофе и цветоподобные запахи парфюмерии, которая по настоянию ее матери раз в год заказывалась в Сент-Луисе.
Ее первые игры в прятки прошли среди фланелевых рубашек и шерстяных брюк. Потом отец запретил ей играть с войлочными шляпами, устав нагибаться за ними там, где она, потеряв интерес, бросала их. Если не было других маленьких девочек, она пыталась вовлечь Маленького Медведя в игры с переодеванием. И добилась успеха лишь однажды, уговорив его примерить пару сапог. Сандрин улыбнулась, вспомнив об этом.
Маленькому Медведю сначала было трудно ходить в сапогах для взрослого белого человека, но он быстро освоился и стал гордо топать из конца в конец комнаты. Он подражал походке важного кавалерийского офицера. Игра шла замечательно, пока он не попробовал быстро повернуться. И тут же упал на пол вниз лицом, смущенный и сердитый. Сандрин и сейчас помнила ту страшную клятву, которую он заставил ее дать, что она никому не скажет о его падении.
Сандрин медленно осматривалась. Все здесь вызывало воспоминания. Полки с горшками и кухонной утварью напоминали ей голодных женщин Черноногих, расталкивавших друг друга локтями — совсем как парижанки на базаре. Здесь было много коробок с цветными бусами и пуговицами, толстыми нитками, шилами. Фонари висели на стенах над стиральными досками и большими жестяными тазами. Когда она была маленькой, ей казалось, что все стоящие вещи в мире — здесь, в родительской лавке. Она и теперь так думала.
— Чему ты улыбаешься? — спросила Проливающая Слезы, опустив руку в одну из стеклянных банок и давая Сандрин лимонную карамель.
— Вспоминаю, как росла здесь, — ответила та, — отправляя конфетку в рот.
— А помнишь, сколько раз ты лазила наверх, в коробку с бусами, когда я не смотрела. Ты их рассыпала на полу и смешивала разные цвета.
— Да, а ты заставляла меня потом разбирать их.
— Но это тебя не останавливало. — Проливающая Слезы достала тряпку и стала стирать пыль с полок.
— Мама, а ты не уставала от этого, не хотела вернуться к своему народу?
Проливающая Слезы подняла банку, протерла под ней и поставила ее на полку.
— Мое место — с твоим отцом.
— Я не об этом. — Сандрин тоже взяла тряпку и стала протирать полку с парфюмерией. — Ты скучаешь по своему племени?
— Я и сейчас близка к моему народу. Я вижу своих всегда, когда захочу. Но ты… — Проливающая Слезы пожала плечами. — Когда ты пересечешь «большую воду»и выйдешь замуж за француза, мы, может быть, больше не увидим тебя.
Сандрин поставила флакон и облокотилась о прилавок, глядя на мать.
— Почему бы тебе не поехать с нами? Тебе понравится Париж. Там так много красивых мест! Я показала бы тебе здания, которые ты видела в книгах.
— Меня не интересует каменный город белых людей, — сказала Проливающая Слезы.
Сандрин положила подбородок на руки, оглядывая комнату.
— Когда ты поняла, что любишь папу? Проливающая Слезы закончила протирать полку и повернулась к дочери.
— Он часто приезжал торговать к нам в деревню. Когда я впервые его увидела, то подумала, что он очень странный. Он говорил на языке белых, и еще на французском. У него на лице росли волосы, а я такого еще не видела. Он приехал еще раз и привез мне голубые бусы. Они мне понравились, — сказала она с улыбкой. — Мои друзья говорили мне, что у белых это значит, что я ему нравлюсь. И я сделала ему подарок — рубаху из оленьей кожи. Мы с ним стали разговаривать, и он рассказывал мне о своем народе. Однажды он подарил моему отцу много бобровых шкур, и я поняла, что его чувство ко мне пустило глубокие корни. Он собирался лишь ненадолго поохотиться в горах. Но в это время моя мать умерла, и он остался с нами. Я очень горевала после ее смерти, а он был все время рядом. Сначала он молчал и только держал меня за руку, когда я плакала, потом начал разговаривать со мной. Он помог мне вспомнить много хорошего, что было между нами с матерью. — Проливающая Слезы посмотрела на Сандрин. — Думаю, тогда я и поняла, что люблю твоего отца.
Сандрин улыбнулась.
— Ты мне никогда об этом раньше не рассказывала.
— А ты не спрашивала. — Проливающая Слезы вернулась к своему занятию. — Ну а ты, дочка, когда ты поняла, что любишь этого француза?
Сандрин вдруг поднялась, схватившись за прилавок.
— Что?..
— Когда ты поняла, что любишь своего француза? — повторила мать.
Сандрин взяла следующий флакон.
— Не знаю, когда поняла. Просто — поняла и все, — сказала она напряженным голосом.
— Ты сейчас проводишь с Аденом не очень много времени. Почему?
— Не знаю, мама. Сейчас зима. Ты знаешь, я не люблю сидеть дома.
— Ты любишь этого человека, Сандрин? Сандрин ощутила тяжесть бутылочки у себя в руке.
— Конечно, люблю. Я бы не вышла за него иначе.
— Это хорошо, — задумчиво кивнула Проливающая Слезы. — Такое решение женщина не должна принимать наспех. В конце концов, у вас будут дети, ты будешь далеко от родных, и ты проведешь с ним оставшуюся жизнь.
— Ален — хороший человек, — сказала Сандрин, аккуратно расставляя флаконы. — Он из хорошей семьи. Знаешь, у них три дома: в Париже, в Лондоне и еще — в деревне…
— Что ты хочешь этим сказать, Сандрин? — спросила Проливающая Слезы, внимательно глядя на дочь.
— Просто рассказываю, какой хороший человек Ален.
— Ты мне это много раз говорила.
— Тебе он нравится, мама?
— Я его не очень знаю. Но если ты решила, что он достаточно хорош, чтобы выйти за него, я доверюсь твоему решению и постараюсь полюбить его.
— Папе он определенно нравится.
— Ты должна быть очень рада, что он нравится твоему отцу. Если бы не это, ты была бы самой несчастной женщиной.
— Но…
— Ты подучила, все, к чему стремилась, Сандрин. Ты побывала в Париже, получила отличное образование, побывала на балах в красивых платьях, встретила к полюбила богатого человека» который мечтает на тебе жениться. Твои мечты осуществились, не правда ли?
— Да, — рассеянно ответила Сандрин, протирая тряпкой прилавок.
— Наверно, тебе надо бы проводить больше времена с будущим мужем. Я пойду в дом и пришлю его сюда. Вы сможете поговорить наедине. — Проливающая Слезы надела шубу.
Сандрин посмотрела вслед матери. Конечно, она права насчет Алена. Она, проводила с ним не так много времени. Но Сандрин все равно. Словно его присутствие, ограничивало ее свободу. Ей хотелось, побыть вместе со своими родителями.
Через несколько минут Сандрин услышала шаги Алена. От Алена как бы исходила уверенность. С очаровательной улыбкой он подошел и наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку.
— Я скучал без тебя, дорогая, — сказал он, привлекая ее к себе.
Сандрин не сопротивлялась, и через минуту он уже гладил ее по плечу. Она закрыла глаза и положила голову на его грудь, представляя себе, как будет, когда они поженятся.
— Я бы хотел, чтобы мы были уже женаты, — прошептал он, целуя ее в ухо. — Я не могу дождаться, когда мы станем мужем и женой. — Ален обнял ее и прижался губами к ее губам.
Вначале она ответила на его поцелуй, но потом стала сопротивляться, когда Ален стал прижимать ее к прилавку.
— Ален, — сказала она, отодвигаясь. — Не здесь.
— Почему? Твои родители сюда не придут. Они хотят, чтобы мы побыли вместе. Не заставляй меня ждать вечно, Сандрин, — сказал он, вновь целуя ее и просовывая язык между ее губами.
Сандрин пыталась вырваться, но он прижал ее к прилавку, просунув колено между ее ног. Она чувствовала, как его рука поднимается от ее талии к груди, и замерла. Но это было странное чувство. Николь рассказывала ей, что мужчины делают с женщинами. Она говорила ей, что это не всегда приятно для женщин, но приходится терпеть ради мужей. Но ведь она еще не замужем. Когда Сандрин почувствовала, что пальцы Алена коснулись пуговиц на лифе ее платья, она сбросила их.
— Не надо, Ален, — сказала она твердо.
— Но ты ведь хочешь, я знаю. Я не раз ловил на себе твои взгляды и знаю, о чем ты думаешь. Ты ведь хочешь испытать, что значит быть с мужчиной? Разреши мне показать тебе это. — И снова его пальцы коснулись пуговиц.
— Нет! — сердито сказала Сандрин, отталкивая его.
Она перешла на другую сторону прилавка, посмотрела на лиф платья: оно было частично расстегнуто. Она рассердилась. Во всяком случае, никакого удовольствия в этом нет.
— Больше никогда этого не делайте, — сказала она, приводя в порядок платье.
— Ты ведешь себя как ребенок, Сандрин, — сказал Ален усмехаясь. — Женщины во Франции знают об отношениях между мужчиной и женщиной и с малых лет привыкают к этому. Они принимают даже то, что у их мужей есть любовницы.
— Я такого никогда не приму.
— Тебе не придется волноваться, если я буду вполне доволен тобой, — снисходительно сказал Ален.
Выражение лица Сандрин стало вызывающим.
— А если я не буду довольна тобой?
— Что? — смеясь, спросил Ален.
— А если я не буду довольна тобой? Если мне не понравятся твои поцелуи и прикосновения?
— А как ты можешь знать, хорошо ли это, если никогда этого не испытывала? Тебя ведь надо этому учить и делать это должен опытный человек.
— Вроде тебя?
— Да, — серьезно ответил Ален. Сандрин засмеялась.
— Ты так самоуверен, Ален. Как я не замечала этого раньше?
— Это — часть моего обаяния, — с улыбкой ответил Ален. — Многие женщины мне это говорили.
— О! — только и сказала Сандрин, подходя к окошечку в противоположной стене.
Снова повалил снег, и стало еще темнее, Сейчас ей хотелось сидеть в теплом вигваме деда и слушать истории о его молодости. И еще захотелось увидеть Маленького Медведя. Вдруг Сандрин прижала лицо к стеклу, всматриваясь в сумрак. Она узнала лошадь двоюродного брата. Он прискакал еще с тремя Черноногими. Почему они здесь в такую погоду? Не случилось ли чего? Она взяла с прилавка шубу и накинула ее на плечи. Быстро пошла к входной двери.
— Куда ты? — требовательно спросил Ален. Сандрин стрельнула в него взглядом и, не отвечая, вышла. За дверью сразу же столкнулась с Маленьким Медведем.
— Что ты здесь делаешь в такую погоду? — спросила она.
— Пойдем в дом, там расскажу. — Он велел остальным идти на кухню к Джозии, чтобы поесть и попить. Затем прошел за Сандрин в дом.
— Мама, смотри кто пришел! — Сандрин подвела Маленького Медведя к очагу.
— Здравствуй, тетя, — сказал он, улыбаясь. Было видно, что он любит ее.
— Зачем ты приехал в бурю. Маленький Медведь? Ты ведь знаешь, как это опасно, — сказала Проливающая Слезы, снимая шубу с его плеч.
— С тобой ничего не случилось? — спросил Люк.
— Со мной — нет. Нужна твоя помощь, Проливающая Слезы.
— Что-то с моим отцом?
— Нет, с дедушкой все хорошо. Но случилась беда с белыми людьми в фургонах. Там есть ребенок, у которого лихорадка. Я поеду к ним и постараюсь привезти их сюда. Я хотел бы, чтобы ты тоже помогла им.
— Я поеду с тобой, — не колеблясь ответила Проливающая Слезы.
— Нет, — вмешался Люк, — это слишком опасно. Поеду я.
— Со мной отправятся трое наших лучших воинов. Пока я не привезу эту девочку, вы, тетя, ничего не сможете сделать.
— Не надо сюда, — ответила она. — Лучше — в нашу деревню.
— Жена, — мягко сказал Ренар, — я бы не хотел, чтобы ты выходила в такую погоду.
— До деревни недалеко, Люк. Все мои снадобья — там.
— А я? — спросила Сандрин. — Я могу поехать с тобой, Маленький Медведь? Я могла бы вести фургон.
— Нет, — ответил он, — это слишком опасно.
— Ты не остановишь меня, — упрямо сказала Сандрин.
— Лучше пойди к нам в деревню вместе с матерью, — тихо сказал Маленький Медведь. — Там один белый, он очень болен. Ты бы могла помочь матери и К вали.
— Сандрин, мне и впрямь понадобится твоя помощь, — сказала Проливающая Слезы.
Тут открылась дверь, и вошел Ален. Он повесил толстую меховую куртку у двери и вошел в комнату, не сводя глаз с Маленького Медведя.
Сандрин пыталась понять, что выражало лицо Алена. Ее привело бы в ярость его покровительственное отношение к индейцу.
— Маленький Медведь, это — Ален. Ален, это — мой двоюродный брат, он из племени Северных Черноногих.
— Рад знакомству, мосье, — сказал Ален по-французски.
Маленький Медведь колебался мгновение, оценивающе глядя на Алена и его одежду. Потом ответил по-французски:
— И мне приятно познакомиться. — Потом спросил у Сандрин на языке Черноногих:
— Кто это в такой глупой одежде?
Сандрин едва сдержала улыбку.
— Это — Друг. Я встретила его в Париже, в городе за «большой водой».
— Друг? Для чего же он проделал такой путь? Думаю, он больше чем друг, сестра. По-моему, это твой жених.
— Сейчас нет времени обсуждать это. Маленький Медведь. Тебе надо ехать на поиски обоза.
— Мы обсудим это, когда я вернусь. Этот «друг»— не для тебя. Он расхаживает, как тетерев в брачный сезон.
Сандрин рассмеялась и поцеловала двоюродного брата в щеку.
— Тебе нужна еда?
Маленький Медведь отрицательно покачал головой и повернулся к Люку.
— Пожалуйста, проводи женщин в деревню, дядя. Буря усиливается.
— Ты уверен, что тебе не нужна моя помощь? Я мог бы послать с ними в деревню Джозию.
— Нет, спасибо, дядя. — Маленький Медведь повернулся к Алену и сказал по-французски:
— Но, может быть, белый человек желает отправиться со мной?
Ален взглянул на индейца, и глаза его потемнели.
— Я согласен, — ответил он, едва скрывая гнев.
— Нет, Ален, — сказал Ренар. — Ваша одежда не годится для такой поездки. И вы не привыкли к такой погоде. Тебе следует это знать. Маленький Медведь.
— Прошу прощения, дядя. Я только хотел… — Маленький Медведь повернулся к тете и Сандрин:
— Я привезу девочку и ее людей в деревню как можно скорее. Пожалуйста, тетя, помоги этому белому в деревне, он очень болен.
Проливающая Слезы подошла к племяннику и поправила на нем шубу. Она улыбнулась, ласково коснувшись его щеки.
— Пусть духи помогут тебе, чтобы ваша поездка была быстрой и безопасной. Будь осторожен.
— Спасибо за твое благословение. Все будет хорошо. — Он посмотрел на Сандрин. — Мы встретимся, когда я вернусь, и поговорим об этом. — Он кивнул в сторону Алена.
Сандрин снова улыбнулась и обняла его.
— Благополучной поездки, брат.
— Постараюсь, — ответил он и быстро вышел.
— Надо идти, пока буря не усилилась, Сандрин, — сказала мать.
— Я поеду с вами, — произнес Ален, подойдя к двери и берясь за куртку.
— На улице лютый мороз, — сказал Люк. — Я думаю, Ален, вам лучше остаться.
— Холод меня не пугает. Люк, — ответил Ален, элегантно набрасывая куртку на плечи. — Я не могу оставить женщин одних скакать по морозу.
— Хорошо, — ответил Люк, пока тот одевался.
Сандрин не стала ждать остальных. Она прошла по двору к конюшне.
— Нам нужны четыре лошади, мистер Килер, — сказала она, подойдя к своей лошади. Оседлав ее, она вывела потом из стойла лошадь матери. К приходу отца и Алена четыре лошади были готовы.
— Пора отправляться, пока погода не стала хуже, — сказал Люк Ренар, выезжая со двора.
Люк и Проливающая Слезы скакали бок о бок, а Ален пристроился к Сандрин.
— Я тогда напугал тебя, дорогая, прости, я не хотел этого.
Сандрин посмотрела на него. Снег уже запорошил его капюшон и темные волосы.
— Я не похожа на женщин, с которыми ты рос, Ален.
— Я начинаю понимать это.
— И что? — спросила она настойчиво.
— Нахожу это привлекательным. Мне нравятся женщины с характером. Это более притягивает, чем когда женщина делает все, что говорит ей мужчина.
Сандрин почувствовала, что покраснела несмотря на холод, и отвернулась, глядя на тропу впереди.
— Я смутил тебя, Сандрин?
— Да нет. Просто мы очень разные. Вы, французы, гораздо более легкомысленны.
— Я понимаю, почему ты так скучала по своей семье, Сандрин, — немного помолчав, отвечал Ален. — Твои родители — чудесные люди. Нам не обязательно возвращаться в Париж. Если хочешь остаться здесь, можешь это сделать. Я даже могу построить здесь для тебя дом.
Сандрин замерла от удивления: она была уверена, что он стыдится ее индейской крови и предпринял эту поездку, только уступая ей.
— Зачем оставлять то, что ты знаешь и любишь?
— Я все сделаю для тебя, Сандрин. Ты моя любовь на всю жизнь, ты ведь это знаешь. Для счастья мне нужны не Париж или моя семья, а ты.
Она опустила глаза и почувствовала, как он дотронулся до нее. Сандрин посмотрела на Алена. Он взял ее руку и поднес к губам. Она почувствовала тепло его губ на своей холодной руке.
— Не знаю, что тебе ответить, Ален.
— Не надо сейчас ничего говорить, дорогая. Подождем, когда будем наедине. Просто знай, что я очень хочу сделать тебя счастливой.
Сандрин смотрела на заснеженную тропу. Может, она не поняла его? Он очень хочет ее, что ж тут такого? Может быть, печаль от будущего расставания с родителями разрушали ее чувства к нему? Если бы они остались здесь или, по крайней мере, могли приезжать сюда в гости, то их жизнь с Аденом стала бы счастливой, как она о том мечтала.
При въезде в деревню Черноногих она посмотрела на Алена и встретилась с его взглядом. Он улыбнулся.
— Сандрин, — сказала мать, — поезжай в хижину дедушки и принеси мою корзинку с лекарствами. Я буду в хижине Маленького Медведя.
Сандрин кивнула и направила лошадь к хижине деда. Она спешилась и попросила разрешения войти. Услышав его ответ, вошла.
— Маме нужны ее лекарства. Можно, я их отнесу ей?
— Ты знаешь, где они, — ответил Ночное Солнце. — Это — для того белого человека?
— Да, дедушка. Маленький Медведь должен привести других белых. Их застигла буря.
— Я слышал, — сказал Ночное Солнце.
— Тебя беспокоит это? — спросила она, беря корзинку матери и добавляя туда еще сушеных трав.
— Не беспокоит, если людям нужна помощь. Но беспокоит, что так много белых узнают о нашей деревне.
— Маленький Медведь сказал, что это — мирные люди. Они хотят только уйти на запад.
— Надеюсь, что это правда, — ответил Ночное Солнце. — Кто там шумит около моей хижины?
Сандрин улыбнулась своим мыслям, закончив наполнять корзинку.
— Мой отец и… — Она замялась, потом решительно сказала. — И мой жених.
— Человек из каменного города за «большой водой»?
— Да, дедушка.
— И он хочет забрать тебя с собой?
— Он говорит, что останется здесь, если я захочу.
— Ну, пойди помоги матери, а я хочу поговорить с этим белым человеком. Сандрин вышла.
— Дедушка просит войти вас обоих. — Потом повернулась к Алену. — Он хочет увидеться с тобой.
— Я побаиваюсь встречи с ним, — сказал Ален. Поцеловав ее в щеку, он последовал за Люком в хижину.
Сандрин, прижав к себе корзинку, пошла к хижине Маленького Медведя. Было холодно, и воздух изо рта превращался в белое облачко. Она с удовольствием думала о том, как тепло в хижине. И еще думала о двоюродном брате и его товарищах, мысленно молясь за них.
Подняв полог, закрывавший вход, Сандрин вошла в хижину Маленького Медведя. Тут было тепло и пахло целебными травами. Квали что-то напевала. Мать стояла на коленях около больного, склонившись над ним. Сандрин подошла к ней и поставила корзинку рядом.
— Вот лекарство, мама.
— Садись рядом, пока я заварю травяную смесь для него. — Она встала, беря дочь за руку. — Я хочу тебя предупредить, Сандрин. Этот человек…
— Не беспокойся мама, я тебе много раз помогала и помню все, чему ты меня учила. — Она погладила мать по руке. — Готовь свое снадобье. — Сандрин опустилась на колени около больного, продолжая глядеть на мать. Лицо Проливающей Слезы было напряженным. И Сандрин подумала: при смерти ли этот человек? И взглянула на него… У нее перехватило дыхание…
Сандрин робко коснулась щеки Уэйда. Он лежал без сознания, и цвет его кожи испугал ее. Светлые волосы слиплись от пота, глаза были закрыты. Но Сандрин представляла себе, какими серыми они будут в тусклом свете хижины. Теперь его лицо было лицом не мальчика, а мужчины, но сохранило свою удивительную привлекательность. Дрожащей рукой она убрала волосы с его лба. Уэйд дышал тяжело, будто никак не мог вдохнуть достаточно воздуха.
— Почему вы с Маленьким Медведем не сказали мне об этом?
— Я сама не знала… — Проливающая Слезы посмотрела на Квали, переставшую петь. — Моя дочь поможет мне теперь, Квали. Ты можешь отдохнуть.
Та кивнула, глядя на Сандрин.
— Учить молодых — хорошее дело. Проливающая Слезы взяла шубу Квали и набросила ее на плечи старой женщине.
— Спасибо, подруга.
Сандрин поглядела вслед удалившейся Квали, потом повернулась к матери.
— Уэйд что-нибудь говорил?
— Он все говорит о маленькой девочке в обозе. Я сказала, чтобы он не беспокоился.
— Он ведь не умрет, мама?
— Не знаю, Сандрин. Я не могу предсказывать будущее.
Сандрин уставилась на нее.
— Почему ты так говоришь? С ним будет все в порядке. Он сильный.
Проливающая Слезы зачерпнула ковшом из котелка.
— Это зависит от того, хочет ли он жить. Сандрин слова матери показались такими холодными и чужими. Следовало бы рассердиться на нее, но она не могла. И почувствовала боль раскаяния. Как она могла так расстаться с ним на все Эти годы, не попрощавшись?
— Помоги мне приподнять его, — велела Проливающая Слезы, опускаясь рядом на колени.
— А если он уже не поднимется?
Темные глаза матери оставались спокойными.
— Ты уже не раз помогала мне ухаживать за больными. Тебе нужно сейчас быть сильной, Сандрин.
Вместе они приподняли Уэйда. Сандрин держала его голову, а мать приставила ковшик к его губам. Уэйд пробормотал что-то и хотел отвернуться, но она строго окликнула его, и он перестал сопротивляться. Не открывая глаз, он выпил почти половину настоя и слабо оттолкнул ковшик. Проливающая Слезы дала знак Сандрин, и они осторожно положили его.
Сандрин снова осторожно убрала волосы с его лица и посмотрела в глаза матери.
— Никогда не думала, что увижу его снова.
— И как ты себя при этом чувствуешь? Сандрин посмотрела на Уэйда и почувствовала, что напряглась. Она не знала, как объяснить матери свои чувства.
— Мама, в детстве мы дружили, и я не хочу, чтобы с ним что-то случилось. И ты ведь знаешь, что я скоро выйду замуж за Алена.
— Про это ты мне все время твердишь. — Проливающая Слезы поднялась и поставила ковшик на один из камней вокруг огня.
— Ты что, не веришь, что я люблю Алена, мама? — спросила Сандрин.
Проливающая Слезы немного помолчала.
— Ты все время говоришь о нем, но я не вижу признаков твоей любви к этому французу.
— Как это понять? — сердито спросила дочь.
— Молодые женщины часто сами не могут разобраться в своих чувствах.
— Не принимай меня за ребенка, мама. Почему ты не разговариваешь со мной, как со своими подругами?
— Если хочешь правды, как я понимаю ее, то я скажу тебе. Когда ты смотришь на этого француза, в твоих глазах нет любви. Я не вижу в них даже уважения. Но когда сейчас ты пришла сюда и увидела его, — Проливающая Слезы кивнула на Уэйда, — в твоем взгляде была любовь.
— Мама, я не видела Уэйда с тех пор, как была девочкой. Может быть, я просто разволновалась, увидев, что он так болен. Вот и все. — Сандрин нагнула голову, чтобы не видно было, как она краснеет. — То, что ты целительница, еще не значит, что ты читаешь в сердцах.
— Я рассердила тебя, — заметила Проливающая Слезы.
— Да, ты не любишь Алена и не скрываешь этого.
— Разве я не была гостеприимной по отношению к Алену? Разве я не говорила с ним по-французски, не готовила ему хорошую еду, не рассказала все, что его интересовало о моем народе? Чего ты хочешь Сандрин? Чтобы я перестала быть сама собой? Может быть, тебя смущает, что твоя мать — индианка?
— Нет, мама, — мгновенно ответила Сандрин, касаясь руки матери. — Я никогда не стеснялась тебя, я всегда гордилась кровью Черноногих. Я сама не пойму, что со мной. С тех пор как приехала, я чувствую себя странно, как будто… — Она пыталась найти слова.
— Ты больше не здешняя, — просто сказала Проливающая Слезы.
Сандрин посмотрела в ее ясные карие глаза.
— Мне самой так казалось, когда я вернулась. Мне понравился Париж, мне понравились роскошные одежды, театры и шумная жизнь города. Но вскоре все это перестало быть для меня реальным. Мне захотелось быть с отцом и с тобой, слушать шутки Маленького Медведя, рассказы дедушки, ездить верхом по-мужски, а не боком, как глупые женщины. Но было и еще что-то. — Сандрин задумалась, все еще держа мать за руку. — Я была так уверена, что люблю Алена. Так уверена. — Она посмотрела на мать.
— А теперь — нет? Сандрин кивнула.
— Мы с ним такие разные.
— Может быть, именно это его и привлекает в тебе.
— Я знаю, Алену нравится во мне то, что я непохожа на других женщин из-за моей индейской крови. Он любил поражать людей, представляя меня и сообщая, что я наполовину Черноногая.
— Это не значит, что ему нет до тебя дела. Когда твой отец только что женился на мне, он любил хвастаться перед белыми мужчинами, что у него жена — индианка. Сначала мне было очень обидно. Но со временем он стал говорить просто о жене, а не о «Черноногой жене». Для Алена это еще в новинку, со временем он переменится.
— Будь откровенной, мама, — сказала Сандрин, расправляя плечи. — Ты ведь не хочешь, чтобы я вышла за него. Зачем ты скрываешь то, что чувствуешь?
Проливающая Слезы опустила голову.
— Это не мне решать. Тебе с ним жить. Я только хочу, чтобы ты сама была уверена, что действительно любишь его.
Сандрин молчала. Она смотрела на Уэйда и размышляла над словами матери. Он был очень похож на мальчика, которого она знала несколько лет назад, но она видела также и как он возмужал. Хотя сейчас он так ослаблен и болен. Сандрин попыталась представить себе, каково быть женой человека вроде Уэйда. Всякий раз, когда он уходит с обозом на запад, он рискует жизнью. При всей ее любви к этой земле, это враждебный и опасный край. Уэйд беспокойно заворочался во сне было время, когда Сандрин не представляла себе иной жизни, но теперь это начинало ее удивлять.