Ярлык Великого Хана

Глава 22

Почто губим Русьскую землю, сами на ся вражду деюще? Повесть временных лет.

По причине весенней распутицы и большого разлива рек, Святослав, выехавший из Орды в середине марта, добрался до Козельска только к концу мая. Но на задержки в пути он не очень досадовал: теперь все было в порядке,– ханский ярлык бережно хранился у него на груди. То и дело проверяя, цел ли он, и чувствуя под пальцами приятный хруст сухого бычьего пузыря, в который был из предосторожности завернут драгоценный документ,– Святослав мечтою улетал в карачевскии дворец, поелику он уже не козельский княжич, как все еще думают, а будущий великий князь земли Карачевской! Ради этого стоило вывести все невзгоды утомительно-долгого путешествия и все сарайские унижения. Впрочем, о них никто и знать не будет,– утешал он себя. В первом же русском поселении, лежавшем на его пути, Святослав узнал о смерти Пантелеймона Мстнславича и о том, что в Карачеве княжит Василий.

"Ничто,– злорадно подумал он,– недолго ты, горды бака, там покняжишь! Ужо теперь выкинем тебя оттуда в Елец. Небось еще нам накланяешься!"

Тит Мстиславич встретил сына со всеми внешними проявлениями родительских чувств, но, узнав о полном успехе его миссии, к удивлению Святослава, особой радости не проявил. Все эти месяцы в глубине его сознания, назойливо и тихо, как мышь, работала совесть, не давая ему покоя и беспрерывно воскрешая в памяти грозные слова отца: «Аще же кто волю мою преступит, да падет на того мое проклятие навеки н пусть не со мною одним, а со всем родом нашим готовится стать перед Богом». Под конец Тит Мстиелавич до того извелся, что, сам себе страшась в том признаться, уже в глубине души желал, чтобы сын возвратился из Орды без ярлыка.

Однако дело было сделано, и ханский ярлык, который с гордостью вручил ему сияющий Святослав, теперь находился в его руках. Ярлык, отдающий ему вожделенное княжество Карачсвское и вместе с тем бесповоротно навлекающий на него проклятие отца. Отступать было слишком поздно.

Стараясь ни о чем больше не думать и утешая себя тем, что такова, видно, была воля Божья,– он сейчас же отправил гонца к звенигородскому князю и к боярину Щестаку, прося их без промедления прибыть в Козельск. Шестак приехал через неделю и, узнав об успехе Святослава, пришел в восторг, От которого, казалось, вовсе опьянел. Докучливыми и неуемными проявлениями своей радости он совсем допек князя Тита за те несколько дней, которые прошли в ожидании Андрея Мстиславича. Но наконец приехал и он. Тем же вечером в трапезной козельского князя, за столом снова сидели четверо собеседников, которые совещались тут девять месяцев тому назад. Святослав обстоятельно поведал о своем пребывании в Сарае и о разговоре с великим ханом Узбеком, умолчав о пережитых унижениях и приукрасив, наоборот, все выгодные для себя стороны дела. Два или три раза он повторил, то Узбек сразу вспомнил Тита Мстиславича и отзывался нем с благоволением, называя верным своим слугой и достойнейшим из русских князей. Набивая цену своему отцу он многозначительно поглядывал на князя Андрея, последний, казалось, был этим очень доволен и лишь coчувственно кивал головой, слушая слова племянника.

Действительно, все складывалось именно так, как хотел Андрей Мстисланяч, и сейчас он окончательно уверился в том, что ведет беспроигрышную игру. От Василия он отделался руками козельских князей, причем сделал это так ловко, что сам остался совершенно в стороне. Если даже Узбек не дал ярлыка Титу Мстнславичу и признал права Василия,– его, князя Андрея, ни в чем обвинить было нельзя: он по своей доброй воле поцеловал крест законному князю и всегда был ему покорен.

С другой стороны, хорошо зная горячий нрав Василия, он был уверен, что последний с ханской волей не посчитается и добром Титу большого княжения не уступит. Стало быть, ему придется либо сложить голову в Орде либо бежать, когда придет сюда татарское войско наводить порядок. Иными словами, из игры он так или иначе выйдет и на карачевский стол сядет Тит Мстиславич.

Но последнему и в голову не приходило, что всем этим делом он целиком отдал и себя и сына своего Святослава в руки князя Андрея, Будучи родственником и другом Гедимина, Андрей Мстиславич хорошо знал, что литовци готовятся к захвату этого края. Если им это удастся, ни Тита Мстиславича, ни сына его Гедимин на княжене не оставит, как явно татарских ставленников, при помощи хана отнявших карачевский стол у законного князя. И единственным кандидатом на большое княжение будет он, Андрей Мстиславич.

Если же литовцы почему-либо отложат или проиграют войну и княжества эти останутся в подчинении у Золотой Орды,– он тоже ничего не теряет: на этот случай в его руках находится духовная грамота Мстислава Михайловича. При ее помощи ничего не стоит доказать хану Узбеку, что козельские князья его обманули и незаконно получили ярлык на княжение в Карачеве. Всем известно, что Узбек в таких случаях бывает беспощаден. Правда, грамота доказывает права Василия, но ведь он ими воспользоваться уже не сможет, ибо, если тот останется жив,– будет находиться в бегах и в опале у хана. Следовательно, карачевский стол будет отдан ему, Андрею Мстиславичу.

Таким образом, сплетенная им паутина, казалось, при любых обстоятельствах обеспечивала ему не только большое княжение, но и переход в его руки всех удельных Карачевской земли, что и являлось его вечной целью.

Выслушав рассказ сидевшего рядом Святослава, он Зрительно приобнял его рукой и, слегка прижимая к себе.

– Ну, молодец ты, братанич! Не зря я советовал тебя, а не кого иного, в Орду послать: знал, что дело наше в надежных руках будет. Ловко ты царя Узбека вокруг пальца обвел!

– Истину говоришь, князь!– поддержал и Шестак,– Молод наш новый княжич карачевский, а разумом мудр. Его усердием недолго Васька на большом столе посидел! – с хохотом добавил он.

– Покуда еще сидит,– мрачно сказал Тит Мстиславич,– и добром едва ли с него сойдет. Смеяться рано, боярин. Гляди, не пришлось бы плакать.

– Плакать придется Василею,– ответил Шестак.– Наше дело теперь правое, и супротив ханского ярлыка на Руси никто не выстоит. В случае чего татары ему мигом мозги прочистят!

– Хоть оно и так, да ведь татары-то не во дворе у нас стоят, как у Василея дружина. Покуда они сюда дойдут, он вас всех повоюет!

– Небось не посмеет! А коли и пустит в дело войско, это ему не надолго поможет: подойдут татары, заберут его в Орду на расправу, и все одно сядешь ты князем в Карачеве.

– Эк тебе дались татары, Иван Андреич! – в сердцах сказал князь Тит.– Татар зватъ – это уж последнее дело: ведь они все земли наши пограбят. На такое можно решиться, только ежели одни с Василием не сладим, когда ничего иного уже не остается. Стало быть, надобно сперва самим за него браться!

– Ну и возьмемся! Коли начали говеть, неужто скажем теперь, что не поевши мяса силы нету до церкви дойти?

– Не то говоришь ты, боярин! Взяться можно по-разному. С чего начинать-то будем? Не идти же на него, здорово живешь, войной?

– Послать в Карачев гонца и объявить ему ханскую волю,– вставил Святослав.– Коли схочет на рожон лезть, пусть первый начинает войну. А может статься, у пего ума по добру с нами поладить: ведь лучше в Ельце княжить нежели в Орде голову сложить.

Предложение княжича всем показалось разумным, ноименно потому оно испугало Андрея Мстиславича, до сих пор не принимавшего участия в споре. Мирное окончание дела нарушало все его планы, ибо в этом случае Василий остался бы чист перед ханом. Поэтому он поспешил сказать:

– Не дело говоришь, Святослав. Ведь это все одно, что отдать себя в руки Василея. У него наготове добрая дружина, с которою он, узнав о ярлыке, тотчас пойдет на нас. Покуда мы соберем людей, он захватит наши вотчины, посадит в них своих наместников, а сам, не будь дурак, поскачет в Орду и скажет хану, что на него, на большого князя, восстали удельные и он, защищая порядок в своей земле, должен был смирить их оружием…

– А ярлык?– перебил Святослав.

– Что ярлык? Он скажет Узбеку, что того ярлыка и в глаза не видывал, а разговорам о нем веры не дал, ибо стол свой занимал по закону, дань хану посылал исправно и никакой вины за собою не знал. Смекаешь, как дело-то может тогда обернуться?

– То истина,– сказал Шестак.– Надобно иначе деять. И не упреждать Василея о ярлыке, а на людях сунуть его в тот ярлык носом, дабы не мог после отбрехиваться, что, мол, не звал ханской воля.

– Это не просто сделать,– промолвил Святослав.– Поедешь к нему в Карачев с ярлыком,-обратно, может, и ног не унесешь. А обычному гонцу такого дела доверить нельзя: купит его Василей али убьет и опять же скажет, что никакого ярлыка отродясь не видывал, а сам тот ярлык изничтожит.

– Ни в Карачев ехать, ни гонцов посылать негоже,– сказал князь Андрей после небольшого раздумия,– и о ханском ярлыке Василии до поры знать ничего не должен. Надо его добром сюда залучить,– тут разговаривать с ним будет куда сподручней.

– Золотые слова твои, Андрей Мстиславич!– воскликнул Шестак.– Так и надобно сделать. Коли он ни о чем догадываться не будет,– приедет сюда без дружины, да и ввалится как сем в вершу! Тут мы ему при народе прочитаем Узбеков ярлык и попросим честью убираться из Карачева в Елец. А коли не схочет, схватим его и в железах свезем в Орду!

– Зачем везти в Орду? – сказал князь Андрей.– Ежели он супротив ханской воли пойдет, мы и само покарать его по праву можем.

– Да уж из рук выпускать не стоит,– промолвил Святослав.

– Вестимо, тут разговаривать с ним было бы легче,– сказал Тит Мстиславич,– да ведь как заманишь его в Козельск, чтобы он ничего не учуял?

– А его и заманивать нет нужды,– ответил Андрей.– Он сам сюда явится, по своей охоте.

– Отколь тебе это ведомо?

– Был у нас разговор. И он мне сказал, что приедет в Козельск, чтобы первым почтить тебя, как старшего родича.

Тита Мстиславича эти слова ожгли как пощечина.

– Почтить меня приедет как старшего, а я, как Иуда, предать его должен? – глухо вымолвил он.

– Что за слова, брат дорогой,– брезгливо сказал Андрей Мстаславич.– Почто ему тебя не почтить, коли он уже тебе, своему дяде, на шею сел? Теперь ему это на руку. К тому же не одно лишь почтение у него на уме: такоже мыслит он при этом случае крестоцелование твое принять.

– А твое нет?

– Я уж целовал ему крест в Карачеве,– спокойно ответил князь Андрей.

– Как же это?– не веря ушам, спросил Тит Мстиславич.– И теперь ты свое крестоцелование готов порушить, словно бы ничего не было?

– Нимало. Я целовал ему крест на верность, доколе он остается законным князем карачевским. А ныне законный князь наш ты, а не он.

– Ну и хитер ты, Андрей! Не пойму только, зачем было душой кривить и крест целовать, коли он тебя не понуждал?

– Ежели бы я того не сделал, духовная родителя нашего и посейчас была бы в его руках.

– А где она теперь, эта духовная?

– У Василея ее больше нет,– уклончиво ответил Андрей Мстиславич.

– Когда же думал он в Козельск быть?– после довольно длинной паузы спросил князь Тит.

– Сказывал, как наступит лето. Но понеже к его призду мы должны загодя приготовиться, лучше бы тебе самому день назначить.

– Как же то сделать?

– Оповести, что по хворости сам не можешь поехать Карачев и просишь его прибыть в Козельск, дабы приять тут крестоцелование твое. И укажи день.

– Не бывать тому!– крикнул Тит Мстиславич. – Не стану я ловить его на крест святой, как рыбу на червяка! Что хочешь другое придумывай, а этому не бывать!

– Эк ты, братец, горяч! Ну, изволь другое: позовем его на семейный совет. И у тебя, и у меня-де сыны повыросли, надобно что-то им дать и о судьбе их с большим князем сообща подумать. А поелику спинная хворь тебе сесть на коня либо в повозку не дозволяет, просим мы собрать тот совет в городе Козельске.

– Ну, это уже лучше. А на когда знать-то его?

– Погоди. Сегодня у нас восьмое июня. На то, чтобы здесь все урядить как пристало, положим месяц, а лучше полтора. Стало быть, можно звать его на двадцать третье июля,– память святого мученика Трофима. Этот день у меня счастливый.

– Ладно, так и порешим. На этих же днях пошлю в Карачев гонца. А как готовиться-то будем?

– Наиглавное, людей надобно побольше собрать да вооружить их добро,– сказал Шестак,– чтобы Василей отсель не вырвался.

– Зачем нам много людей?– возразил Святослав.– Что он, на семейный совет, детям на смех, дружину с собой приведет? Небось приедет только со стремянным да со слугами, сам-десят, не более.

– А вдруг почует неладное да приведет сотен пять воев, как бы для того, чтобы князя Тита почтить? Тогда не мы, а он здесь хозяином будет, ежели мы без войска окажемся.

– Вот и не надо, чтобы он неладное почуял. А коли мы начнем в Козельске людей собирать, он о том враз сведает и тогда уже наверное приведет с собою не пять сотен, а целую рать!

– Стало быть, в большой тайности надобно войско собирать,– настаивал Шестак.– Я одно знаю: Василея нельзя отсюда живым выпустить, сколько бы воев с ним ни пришло!

– А я знаю другое, боярин,– еле скрывая бешенство, сказал Тит Мстиславич, которому этот разговор переворачивал душу.– Что с головы Василея здесь и волос не упадет, хотя бы он даже один приехал! Я не убивец и не тать! Коли не поладим добром,– готов встретиться с ним в честном бою, но, заманив обманом, зарезать его в доме моем никому не дозволю. И ты это крепко заруби на носу!

– Кто тебе говорит про убивство, Тит Мстиславич? – пошел на попятный Шестак.– А взять его нужно, ибо ежели мы его отсель выпустим, он всю нашу землю кровью зальет!

– Никакого душепродавства здесь не допущу,– упрямо сказал князь Тит.– Мое согласие есть лишь на то, чтобы зазвать его сюда и тут поговорить с ним начистоту. Коли добром поладим, то и слава Создателю. А ежели упрется он,– пусть возвращается в Карачев, и будем воевать. Все одно с ханским ярлыком мы его одолеем.

– Эх, Тит Мстаславич! Ну, а ежели он сам, заместо того, чтобы ворочаться в Карачев, и видя, что мы тут без защиты, велит нас всех повязать? Ведь для этого ему много людей не надобно, а уж сотню дружинников он при себе всегда иметь будет, хотя бы для чести. Неужто, к примеру, ты сам, сделавшись великим князем, сочтешь себе приличным на княжеский съезд с десятком слуг явиться?

Тит Мстиславич на минуту задумался. Потом сказал:

– Навряд ли он сделает такое, как ты говоришь, коли мы первые не нападем. Все же в нем кровь черниговских князей течет. Однако на этот случай сотни две воев и мы можем наготове держать.

– Как бы для почетной его встречи,– добавил Святослав.

Князь Андрей, не любивший открыто высказываться по столь острым вопросам, во время этого спора хранил молчание, ожидая, что дело и без него примет нужный ему оборот. Конечно, убийство Василия именно в Козельске было ему особенно выгодно, но он сразу понял, что подстрекать к этому Тита Мстиславича бесполезно и опасно. В конце концов ему было важно, чтобы дело не закончилось полюбовно, а зная горячий нрав племянника, он не сомневался в том, что сумеет вызвать ссору, которая погубит Василия в глазах хана, а может быть, даже позволит тут же отделаться от него, якобы в порядке вынужденной самозащиты. Прикинув все это в уме, он примирительно сказал:

– Мыслю я, что брат мой дело говорит: нет нужды идти на крайности. А чтобы Василей не мог взять нас голыми руками, двух сотен козельских воев за глаза достанет. Сверх того и мне будет прилично прихватить с собою человек пятьдесят. Однако следует предразуметь, что Василей своего стола добром не уступит и что промеж вас учнется война. Стало быть, должны мы не мешкая начать сбор войска, и делать это надобно так, чтобы в Карачеве до сроку не всполошились. В Козельске пока можно готовить лошадей и оружие, а людей собирать у меня в Звенигороде.

Коли мы эти полтора месяца зря не потеряем, к Спасову дню сможем выставить против Василея рать в две-три тысячи человек. А за сим заслоном вскорости в еще столько соберем.

– С этим согласен,– сказал Тит Мстиславич.– Однако же будем Бoгa молить, чтобы дело обошлось миром, и Василея зря ярить не станем. Ежели надобно будет, я ему и Козельское княжество дам, а ты себе возьмешь Елецкое.

– Сохрани тебя Господь от этого, брат!– воскликнул Андрей Мстиславич, встревоженный не столько судьбой Козельского княжества, сколько возможностью мирного исхода. – Он это за слабость нашу сочтет и враз тебя за глотку ухватит. Нет уж, что вырешено сообща, на том и надобно стоять твердо!

– Там видно будет,– буркнул князь Тит.– Зря я, вестимо, ничего такого не скажу. Но ежели для общего мира потребуется…

– Наипаче всего потребуется,– перебил Андрей Мстиславич,– чтобы ты крепко помнил, что волею великого хана ты теперь государь земли Карачевской и что слабость тебе не к лицу!

– Ладно, оставим это, – устало сказал Тит Мстиславич.– Стало быть, о главном мы договорились. Сейчас милости прошу закусить, а за трапезой побеседуем о прочем.