Гармиш-Партенкирхен, Германия
Четверг, 2 декабря, наши дни
13.40
Коттон Малоун ненавидел замкнутые пространства. Его нервное состояние было обусловлено еще и большим количеством народа, желающим воспользоваться канатной дорогой. Большинство ярко одетых пассажиров несли на плечах лыжи и бурно радовались предстоящему дню. Среди толпы Малоун заметил итальянцев и несколько швейцарцев, маленькую группу оживленно о чем-то спорящих французов, но в основном здесь были немцы. Ему предстояло одному из первых подняться в гондолу, и, чтобы облегчить свой дискомфорт, Коттон постарался как можно ближе придвинуться к замерзшему окошку. На высоте десяти тысяч футов величественный Цугшпице выглядел силуэтом на фоне синевато-стального неба, впечатляющая серая вершина, укрытая белоснежным снегом. Совсем не суровый и не грозный, если смотреть с такого расстояния.
Кабинка продолжила свой головокружительный подъем, оставляя позади одну из нескольких стальных опор, что поднимались со скалистых утесов.
Малоун нервничал, и не столько из-за толпы, окружившей его. На вершине самого высокого немецкого пика его поджидали привидения. Он избегал этой встречи почти сорок лет. Таким, как он, решительно похоронившим свое прошлое, вовсе не стоит его с такой легкостью ворошить.
А сейчас он был здесь, и именно этим ему предстоит заняться.
Вибрация замедлилась, как только кабинка достигла вершины и остановилась на станции. Лыжники волной хлынули к другому подъемнику, который должен был доставить их к склонам и многочисленным шале. Малоун никогда не катался на лыжах и никогда не хотел этого делать.
Малоун направился к центру для посетителей, обозначенному на желтом плакате как Мюнхер-Хаус. Одну половину здания занимал ресторан, на другой разместились театр, закусочная, наблюдательный пункт, сувенирные лавки и метеорологическая станция. Коттон толкнул тонкие стеклянные двери и вышел на огороженную террасу. Бодрящий альпийский воздух уколол губы. Если верить Стефани Нелл, ее связной должен ждать его именно здесь. Сейчас Малоун был уверен только в том, что высота в десять тысяч футов над уровнем моря, несомненно, придавала их встрече повышенную конфиденциальность.
Цугшпице располагался на границе. Непрерывный ряд заснеженных вершин простирался на юг, к Австрии. На севере была видна долина в форме миски для супа, окруженная скалистыми горами. Дымка морозного тумана прикрывала немецкую деревушку Гармиш и ее соседа — Партенкирхен. Обе были спортивными мекками, и сюда приезжали не только лыжники, но и бобслеисты и керлингисты.
Впрочем, Малоун вообще избегал занятий спортом.
На пункте наблюдения было пусто, не считая пожилой супружеской пары и нескольких лыжников; они, очевидно, прервали катание, чтобы насладиться открывающимся видом. Коттон же пришел получить ответ на загадку, которая занимала его мысли с тех пор, как однажды в их дом пришел человек в форме и сообщил его матери, что ее муж мертв.
«Контакт с подводной лодкой был утерян 48 часов назад. Мы направили поисковые и спасательные корабли в Северную Атлантику. Они прочесали последние известные нам координаты. Обломки обнаружили 6 часов назад. Мы ничего не сообщали семьям до тех пор, пока не удостоверились, что в живых никого не осталось».
Его мать никогда не плакала — слезы не были ей свойственны. Но это вовсе не означало, что она не переживала случившееся; она была просто раздавлена горем. Прошли годы, прежде чем у него, подростка, появились вопросы. Он знал, что правительство сделало небольшое добавление к официальному отчету. Поступив на службу в военно-морской флот, Малоун попытался получить доступ к докладу следственной комиссии по расследованию гибели подводной лодки, но обнаружил, что доклад засекречен. Он сделал еще одну попытку, когда стал агентом Департамента юстиции — теперь у него были определенные полномочия, позволяющие изучать секретную документацию, — но опять получил отказ. Когда Гари, его пятнадцатилетний сын, провел у него все лето, появились новые вопросы. Гари никогда не видел своего деда, но хотел узнать больше, особенно как тот умер. В прессе освещали погружение «Блазека», военного корабля США, в ноябре 1971 года, и они прочли много старых докладов в Интернете. Их разговор разжег собственные сомнения Коттона — в достаточной степени, чтобы он наконец и сам начал действовать.
Малоун засунул руки в карманы парки и прошелся по террасе. Прямо напротив он заметил женщину. На ней был яркий горнолыжный костюм, черные волосы собраны в неаккуратный пучок; рядом с ней стояли лыжи. Не отрываясь, она наблюдала в одну из подзорных труб, закрепленных на ограде веранды. Он как будто случайно подошел к ней. Правило, выученное давным-давно: никогда не спеши, это может принести только неприятности.
— Восхитительный вид, — сказал он.
Женщина обернулась.
— Несомненно.
Ее лицо цвета корицы, четко очерченный рот и крылья носа, глаза — все говорило о средневосточном, а скорее египетском происхождении; так, во всяком случае, показалось Коттону.
— Я Коттон Малоун.
— Как вы узнали, что именно я нужна вам?
Он указал на коричневый конверт, лежавший у подзорной трубы, и улыбнулся.
— По-видимому, это не сверхсекретная миссия. Просто выполняете поручение?
— Вроде того. Я приехала покататься на лыжах. Недельный отпуск, в конце концов. Всегда хотела это сделать. Стефани спросила, могу ли я захватить это. — И она показала на конверт, а затем вернулась к осмотру окрестностей. — Не возражаете, если я закончу? Это стоит евро, а я хочу увидеть все, что возможно за эту сумму.
Она поворачивала подзорную трубу, изучая немецкую долину, простирающуюся на сотни миль вокруг.
— У вас есть имя? — спросил Малоун.
— Джессика, — ответила она, все еще не отрываясь от подзорной трубы.
Коттон уже решил взять конверт, но тут ее нога преградила ему путь.
— Не сразу. Стефани попросила убедиться в том, что вы должны осознать, что все долги оплачены и вы теперь в расчете.
В прошлом году он выручил своего старого начальника во Франции. Стефани Нелл сказала ему тогда, что чувствует себя обязанной и что в интересах Коттона использовать этот шанс по максимуму и с должным умом.
Именно так он и поступил.
— Согласен. Долг уплачен.
Джессика тотчас отвернулась от подзорной трубы. Ее щеки раскраснелись от ветра.
— Я слышала о вас в группе «Магеллан». Вы просто маленькая легенда. Один из двенадцати первых агентов.
— Я и не знал, что так популярен.
— Стефани предупреждала, что вы еще и скромны.
Он был не в настроении выслушивать комплименты. Его ждало прошлое.
— Могу я взять конверт?
Ее глаза вспыхнули.
— Конечно.
Он забрал конверт. Первая мысль, промелькнувшая в голове, была о том, как что-то столь тонкое может дать ответы на множество вопросов.
— Это должно быть что-то очень важное, — сказала она.
Другой урок: игнорируй вопросы, на которые не хочешь отвечать.
— Долго вы проработали в группе?
— Пару лет. — Она отошла от ограды. — Но мне не понравилось. Подумываю уволиться. Я слышала, вы сделали это, но чуть раньше.
Ей, такой легкой в общении с незнакомым человеком, увольнение других сотрудников казалось хорошим продвижением по карьерной лестнице. За свои двенадцать лет Коттон сменил только три места работы и всегда находился под постоянной охраной. Паранойя была одним из многих профессиональных рисков, приходящих с удостоверением агента, и два года, прошедших после добровольного выхода на пенсию, все еще не излечили его от этой прилипчивой болезни.
— Наслаждайтесь катанием на лыжах, — посоветовал Малоун и повернулся, чтобы уйти.
Завтра вылетит он обратно в Копенгаген. Сегодня же Коттон намеревался заглянуть в местные букинистические магазинчики, надеясь найти здесь что-нибудь интересное. Профессиональная болезнь новой профессии: книготорговец.
Джессика посмотрела на Малоуна, подбирая лыжи и палки.
— Этим я и займусь.
Они покинули террасу и вернулись в почти пустынный центр. Женщина устремилась к подъемнику, отправляющему лыжников в лощину. Коттон же выбрал канатную дорогу, спускающуюся к подножию горы.
Малоун вошел в пустую кабинку, сжимая конверт в руках. Он был доволен, что внутри никого не оказалось. Но прежде чем двери закрылись, в гондолу рука об руку влетели мужчина и женщина. Смотритель захлопнул дверь, и подъемник медленно двинулся вниз.
Малоун не отрываясь смотрел в окно.
Замкнутое пространство — это одно. Чересчур тесное замкнутое пространство — совершенно другое. Он не страдал клаустрофобией — скорее ощущал недостаток свободы. Коттон уже испытывал подобное чувство в прошлом. Ему уже не раз приходилось оказываться под землей. Много лет назад именно это свойство организма стало единственной причиной, не позволившей ему при поступлении на службу в военно-морской флот, в отличие от отца, выбрать профессию, связанную с подводными лодками.
— Мистер Малоун.
Он быстро обернулся.
Стоявшая напротив женщина сжимала в руке пистолет.
— Я забираю конверт.
Балтимор, Мэриленд
9.10
Адмирал Лэнгфорд С. Рэмси любил выступать перед большим скоплением народа. Он впервые понял это во время учебы в Морской академии и на протяжении всей своей карьеры, более чем за сорок лет службы, постоянно искал способы удовлетворить свое небольшое хобби. Сегодня он обращался с речью к национальному сообществу киванцев,[2] что было немного необычно для главы военно-морской разведки. Лэнгфорд жил в тайном мире фактов, слухов и предположений, периодически появляясь перед Конгрессом в рамках публичных выступлений. Но в последнее время, с благословения своего начальства, он стал более доступен. Никаких обвинений, никаких издержек, никакого давления на прессу. Чем больше будет народу, тем лучше.
А готовых слушать его было достаточно много.
Это было его восьмое выступление за последний месяц.
— Сегодня я пришел сюда для того, чтобы рассказать вам о том, о чем вы, как я уверен, мало знаете. Это хранилось в тайне на протяжении достаточно долгого времени. Самая маленькая американская подводная лодка. — Он обвел взглядом притихших слушателей. — Сейчас вы наверняка задаете себе вопрос: «А может, он сумасшедший? Глава военно-морской разведки собирается поведать нам о сверхсекретной подводной лодке?» — Он кивнул. — Это именно то, что я и хочу сейчас сделать.
— Капитан, у нас проблема, — сказал оператор горизонтальных рулей.
Рэмси клевал носом позади кресла оператора рулей глубины. Капитан подводной лодки, сидевший рядом с ним, поднялся со своего места и посмотрел на монитор.
Каждая наружная камера показывала мины.
— Иисусе, Матерь Божья, — пробормотал капитан. — Полная остановка. И чтобы мы не сдвинулись ни на дюйм!
Лоцман выполнил команду и нажал по очереди несколько переключателей. Рэмси, может, и был только лейтенантом, но он прекрасно знал, что взрывчатка становится сверхчувствительной, если находится в соленой воде достаточно долго. Они совершали рейс по Средиземному морю, рядом с французским берегом, окруженным смертельными ловушками уже закончившейся Второй мировой войны. Легкое соприкосновение корпуса с одним из металлических шипов, и «НР-1» перейдет из разряда «сверхсекретных» в разряд «абсолютно забытых».
Эта лодка была новейшим морским оружием, воплощением идеи адмирала Хаймона Рикавера; построена в обстановке абсолютной секретности за астрономическую сумму в сто миллионов долларов. Всего 145 футов в длину и 12 в ширину, с экипажем в 11 человек. Ее конструкция была не только крошечной, но и оригинальной по меркам подводных лодок. Она могла погружаться на глубину в 3000 футов и была оснащена единственным в своем роде ядерным реактором. Три смотровых перископа позволяли производить внешние наблюдения. Наружное освещение поддерживали телевизионные антенны. Механический крюк можно было использовать для восстановления элементов. На манипуляторе располагались захватывающие и режущие инструменты. В отличие от атакующих или ракетных лодок, «НР-1» была украшена яркими оранжевыми парусами, плоской палубой надстройки, грубым коробчатым килем и многочисленными выпуклостями, включая две втягивающиеся шины «Гудиер», наполненные спиртом, что позволяло лодке перемещаться по морскому дну.
— Включить нижние двигатели, — приказал капитан.
Рэмси понял, что собирается сделать его командир.
Опускает лодку на самое дно. Отличная мысль. На экранах было слишком много мин.
— Приготовиться к продувке главного балласта, — послышался следующий приказ. — Я хочу подняться прямо вверх. Никаких отклонений в сторону.
В рубке стояла тишина, от этого только усиливался вой турбин, свист воздуха, визг гидравлической жидкости и стрекотанье электроники. Еще недавно эти звуки действовали на членов команды как успокоительное, но не сейчас.
— Аккуратно и стабильно, — продолжил капитан. — Пока мы всплываем, удерживай ее в таком состоянии.
Лоцман схватился за ручки управления.
Лодка не была оборудована рулевым колесом. Вместо него использовали четыре ручки управления на манер тех, что стоят в кабинах истребителей. Типично для «НР-1». Несмотря на то что субмарина была передовой по мощности и концепции, большинство ее оборудования относилось скорее к каменному веку, чем к эре космических технологий. Еду готовили в печке, больше похожую на дешевую имитацию, той, что использовали на коммерческих авиалиниях. Манипулятор остался позади многих других морских проектов. Навигационная система, подходящая для трансатлантических авиалиний, редко когда работала под водой. Тесные помещения для экипажа, гальюн, засорявшийся чаще, чем им пользовались по прямому назначению, и замороженные полуфабрикаты, купленные в местном супермаркете перед отплытием из порта.
— Мы не засекли их через гидролокатор? — спросил капитан. — До того, как они появились?
— Нет, — сказал кто-то из экипажа. — Они просто материализовались из темноты прямо перед нами.
Сжатый воздух ринулся в главные балластные резервуары, и подводная лодка начала подниматься. Лоцман держал обеими руками рычаги управления, готовый использовать двигатели, чтобы регулировать их положение.
Им всего лишь нужно было всплыть на сотню футов или около того, чтобы все выяснить.
— Как видите, мы выпутались из того минного поля, — сказал Рэмси собравшимся. — Это была весна 1971-го. — Он кивнул. — Правильно, очень давно. Я был одним из тех счастливчиков, что служили на «НР-1».
Он увидел изумление на лицах.
— Не так много людей знают об этой подводной лодке. Она была построена в середине 1960-х в обстановке полной секретности, многие адмиралы того времени даже не подозревали о ее существовании. Субмарина была оснащена приводящим в замешательство оборудованием и могла погружаться на глубину в три раза большую, чем другие подводные лодки. У нее не было ни названия, ни оружия, ни торпед, ни официального экипажа. Те задания, что выполнял экипаж этой малютки, были засекречены, и многие из них остаются таковыми и по сей день. Что еще более удивительно, субмарина до сих пор находится на вооружении — сейчас это вторая старейшая морская подводная лодка, находящаяся на действительной службе с 1969 года. Но гриф секретности с нее уже снят. Сегодня лодку используют как в гражданских, так и в военных целях. Когда человеку нужно глубинное погружение в океан — это задача для «НР-1». Помните все те байки о том, как Америка подключилась к трансатлантическим телефонным кабелям и прослушивала все переговоры Советов? Это была «НР-1». Когда «Ф-14», оснащенный передовой ракетой «Феникс», упал в океан, «НР-1» обнаружила его прежде Советов. После катастрофы шаттла «Челленджер» именно «НР-1» нашла твердотопливный ускоритель с поврежденным уплотнительным кольцом.
Ничто так не захватывало внимание аудитории, как подлинная история, а Лэнгфорд Рэмси провел немало времени на этой уникальной подводной лодке. Она была далека от технологического совершенства, изводила экипаж своими неисправностями и, в конечном счете, держалась на плаву только благодаря уникальным возможностям тщательно подобранного экипажа. «Забудьте о правилах, главное — инновация» — вот что было их девизом. Почти каждый офицер, служивший на ее борту, переходил в высшее командование, и Рэмси не был исключением. Ему нравилось, что сейчас он может говорить о «НР-1». Это было частью плана командования военно-морского флота. Они хотели повысить свою популярность, используя его ораторский талант. Такие ветераны, как он, могут рассказывать истории, а люди, слушающие это за завтраком, будут повторять каждое его слово. Представители прессы сообщили адмиралу, что будут среди слушателей и обеспечат своими публикациями еще большую аудиторию. «Адмирал Лэнгфорд Рэмси, глава департамента военно-морской разведки, в своей речи перед киванцами рассказал слушателям…»
Он как наяву видел будущий успех.
Успех, который покроет неудачу.
Рэмси должен был уйти в отставку два года назад, но он был самым высокопоставленным действующим офицером в войсках США — и первым убежденным холостяком, дослужившимся до адмиральского чина. Он так долго планировал, был так осторожен. Он сохранял спокойное выражение лица и тембр голоса, на безмятежном лбу не было ни единой морщинки, а искренние глаза смотрели мягко и бесстрастно. Лэнгфорд выстроил всю свою карьеру моряка с точностью подводного навигатора. И он был абсолютно уверен, что ничто не может ему помешать, особенно сейчас, когда его цель так близка.
Адмирал оглядел толпу и понизил голос до доверительного шепота, рассказывая им еще одну очередную байку.
Но одна проблема беспокоила его.
Возможная заминка в дороге.
Гармиш.
Гармиш
Малоун смотрел на пистолет и пытался сохранить самообладание. Он все еще был зол на Джессику. Видимо, осторожность изменила ему. Он помахал конвертом.
— Вам нужно это? Всего лишь несколько брошюр «Сохраним гору», я обещал их своему отделению «Гринписа». Мы получили дополнительный кредит на экскурсии.
Кабинка продолжала опускаться.
— А вы забавный, — сказала женщина.
— Я думал о карьере в разговорном жанре. Думаете, это было бы ошибкой?
Именно из-за ситуаций, подобных этой, Малоун и уволился. Агент группы «Магеллан» зарабатывал 72 300 долларов в год без вычета налога. Как продавец книг, он выручал «чистыми» гораздо больше и при этом ничем не рисковал.
Или ему так только казалось.
Настало время задуматься. И разыграть неуклюжесть.
— Кто вы? — спросил он.
Женщина была невысокого роста и крепкого телосложения, цвет волос представлял неаппетитное сочетание коричневого и рыжего оттенков. Может, чуть за тридцать. На ней было надето голубое шерстяное пальто, дополненное золотистым шарфом. Мужчина — по всему было видно, что он только исполняет приказы, — был обряжен в малиновое пальто. Она махнула пистолетом и коротко сказала:
— Возьми его.
«Малиновое пальто» наклонился и вырвал конверт. Женщина на мгновение взглянула на скалистые утесы, проплывающие мимо запотевших окон. Малоун тут же воспользовался удачным моментом, быстро выбросил вперед сжатую в кулак левую руку и сбил прицел пистолета.
Она выстрелила.
Шум от выстрела обжег барабанные перепонки, а пуля, разбив окно, вылетела наружу.
Холодный воздух ворвался внутрь.
Коттон на этом не остановился. Следующий удар предназначался уже мужчине. И с этим тоже повезло: мужчину удалось сбить с ног. Рукой в перчатке Малоун схватил женщину за подборок и ударил ее головой об окно. Стекло тут же покрылось паутиной тонких трещин.
Ее глаза закрылись, и Коттон опустил женщину на пол.
«Малиновое пальто» вскочил на ноги и набросился на него. Вместе они переместились в дальний угол кабинки и упали на пол. Малоун завертелся в попытке освободить шею от захвата. В этот момент он услышал бормотание женщины и понял, что вскоре ему опять предстоит иметь дело с двумя противниками, причем один из них вооружен. Он развернул ладони и резко ударил мужчину по ушам. Военно-морская выучка пришла на помощь, уши — одна из самых чувствительных частей тела. Перчатки сильно мешали, но после третьего удара мужчина закричал от боли и ослабил хватку.
Малоун скинул с себя нападавшего, толкнул его ногой и вскочил на ноги. Но прежде чем он успел среагировать, «малиновое пальто» резко выбросил руку через его плечо и снова взял в захват шею Малоуна, прижав его лицом к окну, где иней тут же обжег щеки.
— Стой спокойно, — приказал мужчина.
Правая рука Малоуна была вывернута под неестественным углом. Он боролся, пытаясь освободиться, но «малиновое пальто» не ослабил своего захвата.
— Я сказал, стой спокойно.
Коттон решил послушаться.
— Паня, с тобой все в порядке? — «Малиновое пальто», очевидно, пытался привлечь внимание начальницы.
Лицо Малоуна все так же было прижато к окну, глаза смотрели вперед, он уже видел автостоянку и медленно отъезжающий автомобиль.
— Паня?
Малоун заметил одну из стальных опор, примерно в пятидесяти ярдах, и она быстро приближалась. Затем он понял, что его левая рука сжимает нечто похожее на ручку. Видимо, их борьба окончилась как раз напротив двери.
— Паня, ответь мне. С тобой все в порядке? Найди пушку.
Давление на горло было столь же сильным, как и захват руки. Но Ньютон был прав: для каждого действия есть равное противодействие.
Длинные и тонкие щупальца стальной опоры были практически над ними. Кабинка пройдет достаточно близко, чтобы повернуться и дотронуться до нее.
Малоун повернул дверную ручку и плавно отодвинул створку, сильно наклонившись вниз. Кабинку подъемника тут же заполнил морозный воздух.
Застигнутый врасплох, «малиновое пальто», следуя силе инерции, оказался снаружи и сильно ударился об угол стальной опоры. Малоун продолжал крепко держаться за ручку дверцы. Его противник остался сзади, зажатый между кабинкой и стальной опорой.
Вопль резко оборвался.
Коттон быстро вернулся внутрь. Пар вырывался с каждым вздохом. Горло саднило.
Женщина старалась подняться на ноги. Малоун ударил ее в челюсть, и она снова упала на пол. Пошатываясь, он отошел от нее и стал смотреть на площадку подъемника.
Двое мужчин в темных пальто стояли именно там, где и должны были остановиться. Подкрепление? Коттон все еще находился на высоте в тысячу футов. Под ним расстилался густой еловый лес, взбиравшийся на пологие склоны гор. Зеленые ветки были тяжелы от снега. Коттон обратил внимание на контрольную панель. Три огонька горели зеленым, а два — красным цветом. Он высунулся из окна и увидел, что приближается следующая стальная опора. Подойдя к переключателю с надписью «стоп», он дернул его вниз.
Кабинка накренилась и замедлила движение, но до полной остановки дело так и не дошло. И снова Малоун вспомнил про Исаака Ньютона. Трение в конце концов должно остановить продвижение вперед.
Малоун выхватил конверт у женщины и спрятал его под парку, нашел пистолет и положил его в карман. Затем шагнул к двери и стал ждать приближения следующей стальной опоры. Кабинка еле двигалась, но даже при таком раскладе прыжок не будет безопасным. Коттон прикинул скорость и расстояние, разбежался и прыгнул на одну из перекладин, ища руками в перчатках стальную опору.
Он ударился с глухим стуком о решетку, пытаясь смягчить удар с помощью одежды. Снег на балке хрустел под его пальцами. Он ухватился покрепче.
Кабинка продолжила спуск, остановившись примерно ста футами дальше. Несколько быстрых вдохов, и вот Малоун уже покачивается на лестнице, прикрепленной к страховочной балке. Сухой снег осыпался, как тальк, и Коттон продолжил спуск, пытаясь двигаться как можно осторожнее; в этом большим подспорьем оказались резиновые подошвы ботинок. Посмотрев вниз, он увидел, как два человека в темных пальто выбежали с площадки канатной дороги. Проблема, как он и подозревал.
Коттон спустился с лестницы и спрыгнул на землю. Он находился на высоте в пятьсот футов на поросшем лесом склоне.
Продираясь сквозь деревья, Малоун нашел асфальтированную дорогу, она шла параллельно горной базе. В стороне стояло здание с коричневой крышей, окаймленное заснеженными кустами. Наверное, там размещались рабочие горнолыжного курорта. Здание было закрыто; даже отсюда был виден большой висячий замок. Малоун услышал рокот двигателя на дороге, ведущей на склон. Он спрятался за припаркованным ратраком и увидел, как темный «Пежо» обогнул поворот и замедлил ход.
С пистолетом в руке он приготовился к схватке. Но машина поехала дальше по дороге, вверх по склону.
Коттон заметил другую узкую заасфальтированную дорожку, она вела сквозь деревья на станцию канатной дороги. Малоун быстро пошел по ней.
Где-то в небе наконец остановилась кабинка. Внутри без сознания лежала женщина в голубом пальто. Мертвый мужчина, носивший малиновое пальто, валялся где-то в снегах. Это не заботило Малоуна. Его проблема: кто еще мог знать о его делах со Стефани Нелл?
Атланта, Джорджия
7.45
Стефани Нелл посмотрела на часы. Она работала в своем кабинете уже около часа, просматривая полевые сводки. В настоящее время из всех ее двенадцати сотрудников всего восемь агентов были на задании. Двое в Бельгии в составе международной группы, в чью задачу входило расследование деяний военных преступников; двое других только что прибыли в Саудовскую Аравию с миссией, которая могла стать опасной. Остальные четверо были рассеяны по Европе и Азии.
Хотя нет, один был в отпуске. В Германии.
По изначальной задумке, в группе «Магеллан» работало минимальное количество людей. Помимо дюжины юристов, было еще пять референтов и трое помощников. Стефани сама настояла на таком положении вещей. Чем меньше лишних глаз и ушей, тем меньше можно опасаться утечки информации, и за четырнадцать лет существования группы «Магеллан», как ей было известно, ее личная безопасность никогда не находилась под угрозой.
Стефани отвернулась от компьютера и откинулась в кресле.
Ее кабинет был простым и маленьким, ничего нарочитого и вульгарного. Нелл почувствовала голод, как только проснулась, а это было два часа назад; но она тут же поехала на работу, так и не позавтракав. Нужно признать, что о еде Стефани беспокоилась все меньше и меньше — частично из-за того, что жила одна, частично из-за того, что терпеть не могла готовить. Выбора особого не было, и она решила перекусить в кафетерии. Конечно, казенная пища — это не совсем то, что ей сейчас хотелось, но ее бурчащему желудку требовалось хоть что-то. Может, она побалует себя обедом за пределами офиса — свежими морепродуктами или еще чем-то в этом роде…
Нелл вышла из офиса и направилась к лифтам. На пятом этаже здания располагались Министерство внутренних дел и часть Министерства здравоохранения и социального обеспечения. Группа «Магеллан» была спрятана намеренно — невзрачная надпись на двери: «Департамент юстиции, адвокатская оперативная группа», и Нелл нравилась такая анонимность.
Прибыл лифт. Когда двери открылись, высокий, долговязый мужчина с тонкими седыми волосами и спокойными голубыми глазами вышел из кабины.
Эдвин Дэвис.
— Стефани! Как раз тебя я и хотел видеть, — улыбнулся он.
Она тут же забеспокоилась. Один из заместителей советника президента по национальной безопасности в штате Джорджия, без предварительной договоренности… Ничего хорошего это не сулило.
— Необычно видеть вас вне стен вашего кабинета, — произнес Дэвис.
Стефани Нелл вспоминала, когда в последний раз Эдвин так внезапно появлялся.
— Вы куда-то собирались? — спросил он.
— В кафетерий.
— Не возражаете, если я к вам присоединюсь?
— А у меня есть выбор?
— Все не так плохо. — И он снова улыбнулся.
Они спустились на второй этаж и нашли свободный столик. Стефани пила апельсиновый сок, пока Дэвис глотал воду из бутылки. Ее чувство голода исчезло без следа.
— Не хотите рассказать мне, почему пять дней назад вы запросили доклад о расследовании по затонувшей военной подводной лодке «Блазек»?
Ее удивило, что он знает об этом, но ей удалось скрыть замешательство.
— Я не знала, что это привлечет ко мне внимание Белого дома.
— Этот доклад был засекречен.
— Я не нарушила ни один закон.
— Вы послали его в Германию. Коттону Малоуну. Вы хоть представляете, какую кашу заварили этим поступком?
Ее внутренняя сигнализация взвыла.
— У вас хорошие информаторы.
— Вот почему мы все еще живы.
— У Коттона высокая степень допуска к секретным материалам.
— Была. Он уволился.
Теперь Нелл пришла в негодование.
— Почему-то это не стало для вас проблемой, когда вы втянули его во все те разборки в Центральной Азии. Я убеждена, что этому делу присвоен высший код секретности. Это не было проблемой, когда президент вовлек его в «Дело золотого руна»…
Гладкий лоб Дэвиса покрылся морщинами, он явно начал волноваться.
— Вы же ничего не знаете о том, что менее часа назад произошло на Цугшпице, не так ли?
Стефани покачала головой.
Он пустился в подробные описания, рассказывая ей о мужчине, выпавшем из кабинки, другом, сумевшем выскочить из той же кабинки и быстро спуститься по одной из стальных опор, и в конце добавил еще и о женщине, найденной в бессознательном состоянии, когда кабинка наконец достигла земли.
— Как вы думаете, кто из этих двух мужчин оказался Коттоном? — спросил в конце рассказа Дэвис.
— Я надеюсь, что выжил именно он.
— Они нашли тело. Это был не Малоун. — И Эдвин пожал плечами.
— Как вы узнали обо всем этом?
— Я наблюдал за этим местом.
Теперь настал ее черед удивляться:
— Зачем?
Дэвис допил воду в бутылке.
— Мне всегда казалось странным, что Малоун так неожиданно ушел из группы. Двенадцать лет работал, а затем просто уволился…
— Смерть семи человек в Мехико стала для него тяжелым ударом. И именно президент, ваш босс, разрешил ему подать в отставку. Услуга за услугу, если мне не изменяет память.
Дэвис задумался: «Валюта политиков. Люди думают, что деньги управляют системой… — Он покачал головой. — На самом деле это покровительство. Однажды данное, оно всегда возвращается сторицей».
Стефани, будто отвечая его мыслям, проговорила:
— Я возвращала Малоуну долг, передавая ему этот отчет. Он хотел знать о своем отце…
— Это было не ваше дело, — резко перебил ее Дэвис.
Волнение руководителя группы «Магеллан» переросло в гнев, она уже не пыталась его скрыть:
— Я думала, что мое. — Допила апельсиновый сок и попыталась выбросить из головы все тревожные мысли. — Отчет составлен 38 лет назад.
Дэвис залез в карман и выложил на стол флэшку:
— Вы читали отчет?
Она покачала головой.
— Нет, даже не прикасалась к нему. Я попросила одного из своих агентов найти информацию и доставить копию.
Дэвис пододвинул флэшку к ней поближе и пробормотал:
— Вам нужно это прочесть.
Заключение следственной комиссии по делу военного корабля США «Блазек»
На повторном созыве следственной комиссии в декабре 1971 года, когда все еще не было обнаружено ни одного следа подводной лодки «Блазек», комиссия решила пересмотреть формулировку. Теперь нужно использовать словосочетание «что, если», вместо используемого ранее «что могло быть». Памятуя об отсутствии каких-либо вещественных доказательств, были предприняты сознательные усилия для предотвращения появления любых предвзятых мнений, способных повлиять на поиск наиболее вероятных причин трагедии. Задача осложняется степенью секретности подводной лодки и желанием направить все усилия на сохранение тайны как самого судна, так и его последней миссии. После расследования всех известных фактов и обстоятельств, связанных с пропавшим судном «Блазек», комиссия постановила следующее:
Установленные факты
1. Военный корабль «Блазек» — условное обозначение. Настоящая подводная лодка в этом расследовании — «НР-1», введенная в эксплуатацию в мае 1969 г. Одна из двух лодок, построенных в рамках секретной программы развития передовых возможностей погружения. Ни «НР-1», ни «НР-1А» не имели официального названия, но в свете случившейся трагедии и неизбежного общественного внимания им были присвоены условные обозначения. Однако официальное обозначение лодки остается «НР-1А». В рамках публичных обсуждений «Блазек» будет описана как передовая разработка по глубинному погружению, проходившая испытания в Северной Атлантике по выявлению всех возможностей лодки по проведению спасательных операций под водой.
2. Подводная лодка «НР-1» способна погружаться на 3000 футов. Служебные записи показывают множество технических проблем, возникших за два года активного использования подлодки. Все они были признаны не инженерными недоработками, а только проблемами радикальных преобразований, расширивших возможности технологии погружения. При эксплуатации «НР-1» возникают подобные сложности. Это объясняет всю необходимость и своевременность данного расследования, так как судно остается на вооружении и активно используется при различных заданиях. Поэтому любые дефекты должны быть выявлены и немедленно исправлены.
3. Миниатюрный ядерный реактор на борту был создан исключительно для двух подводных лодок «НР»-класса. Несмотря на то что реактор революционен по своей сути, есть ряд проблем, до сих пор не устраненных. Нет никакого указания на радиационный выброс при погружении. Имеется мнение, что катастрофические неполадки в реакторе стали причиной аварии. Конечно, эти факты не исключают возможность возгорания электрической проводки. Обе подводные лодки «НР»-класса докладывали о повторяющихся проблемах с аккумуляторными батареями.
4. На момент погружения на борту «НР-1А» находилось 11 человек. Командир корабля, коммандер Форрест Малоун; старший помощник, лейтенант-коммандер Бек Ствон; штурман, лейтенант-коммандер Тим Моррис; связист, первый техник по электронному оборудованию Том Фландерс; управление реактором, первый техник по электронному оборудованию Джордж Тернер; корабельный техник, второй помощник электрика Джефф Джонсон; внутренняя связь, электрик по внутренней связи Майкл Фендер; ответственный за гидролокатор и продовольствие, первый помощник машиниста Мики Блант; механическое отделение, второй электрик по внутренней связи Билл Дженкинс; лаборатория реактора, второй помощник машиниста Доу Вот; полевой специалист Дитц Оберхаузер.
5. Акустические сигналы, принадлежащие «НР-1А», были зафиксированы станциями в Аргентине и Южной Африке. Индивидуальные акустические сигналы и станции вкратце описаны в следующих страницах «Таблица фактических данных акустических событий». Номер акустического события был определен экспертами как результат большого энергетического выброса, изобилующего низкими частотами без заметной гармонической структуры. Ни один из экспертов не смог определить, было это вызвано внутренним или внешним взрывом.
6. «НР-1А» функционировала в Антарктиде под толщей льда. Ее курс и конечное назначение были неизвестны флотскому командованию, а ее миссия была строго секретна. В рамках данного расследования комиссии были сообщены последние известные координаты «НР 1А» — 73º южной широты и 15º западной долготы, примерно в 150 милях к северу от мыса Норвегия. Нахождение в таких коварных и относительно неизведанных водах усложнило нахождение каких-либо вещественных доказательств. На сегодняшний день не обнаружено никаких следов подводной лодки. В дополнение к вышеизложенному, степень подводного акустического мониторинга в антарктическом регионе минимальна.
7. Исследование «НР-1» проведено с целью выяснения наличия каких-либо очевидных инженерных недостатков в однотипном судне. Оно показало, что отрицательные заряды батарей были обогащены ртутью для увеличения срока их службы. Ртуть запрещена для использования на подводных лодках. Почему было нарушено это правило при постройке данной лодки, не выяснено. Но если батареи на борту «НР-1А» загорелись, что, согласно ремонтным журналам, уже случалось и на «НР-1», и на «НР-1А», то выброс паров ртути мог стать фатальным. Поскольку затонувшая лодка не найдена, нет никаких доказательств пожара или сбоя в работе батарей.
8. Военный корабль США «Холден» под командованием лейтенант-коммандера Захарии Александра был отправлен 23 ноября 1971 года в район последнего известного местонахождения «НР-1А». Специализированная разведывательная команда доложила о том, что не обнаружила никаких следов «НР-1А». Обширная гидролокация тоже ничего не дала. Не было следов радиации. Конечно, широкомасштабная поисково-спасательная операция могла бы достигнуть совсем других результатов, но члены экипажа «НР-1А» перед погружением подписали боевое распоряжение, согласно которому в случае катастрофы не запланировано никаких поисковых и спасательных работ. Разрешение на эту внештатную операцию в секретном порядке поступило непосредственно от начальника штаба ВМС, с копией которого Комиссия была ознакомлена.
Заключение
Невозможность найти «НР-1А» тем не менее не умаляет обязанности выявить и исправить любые существующие неполадки на подлодках такого типа. Это рекомендуется сделать незамедлительно, поскольку «НР-1А» все еще находится на вооружении Соединенных Штатов Америки. После тщательного рассмотрения фактов затопления подводной лодки «Блазек» Комиссия не нашла ни одного доказательства причины или причин для исчезновения «НР-1А». Очевидно, что произошла какая-то катастрофа, но изолированное расположение субмарины, и потеря радиолокационных сигналов, коммуникаций и наземной поддержки делают любые заключения, к которым могла прийти Комиссия исходя из того, что случилось, чисто теоретическими.
Рекомендации
Для получения дополнительной информации относительно причин трагедии и для предотвращения подобных инцидентов с «НР-1» будет проводиться дальнейшее тестирование подлодки. Планы проверки будут согласованы с командованием субмарины и будут проводиться с использованием последних тестирующих техник. Цель — определение возможных неисправных механизмов для оценки их побочных эффектов и обеспечение неизвестных в данный момент данных для внесения изменений в конструкцию, а также возможное определение, что же произошло с «НР-1А».
Малоун сидел в своем номере в отеле «Пост». Из окон третьего этажа открывался превосходный вид на горы Веттерштайн и венчавшего их Цугшпице. Один только вид этого далекого пика заставлял вспомнить о том, что там произошло всего два часа назад.
Он прочел отчет. Дважды.
Военно-морские правила устанавливали, что следственная комиссия собиралась сразу после любой морской катастрофы. В нее входили высшие офицеры флота, и, естественно, они должны были докопаться до правды.
Но этот отчет был ложью.
Его отец никогда не выполнял задания в Северной Атлантике. Военного корабля США «Блазек» просто не существовало. Вместо этого его отец находился на борту сверхсекретной подводной лодки в Антарктиде, делая бог знает что.
Малоун припомнил все, что было связано с расследованием гибели подлодки отца. Корабли прочесали всю Северную Атлантику, но так и не нашли никаких обломков. В выпусках новостей сообщалось, что атомная подводная лодка «Блазек», якобы проводившая испытания по спасению на больших глубинах, взорвалась. Малоун вспомнил и человека в форме, не того вице-адмирала морского флота, сообщившего новости жене командира лодки, а капитана из Пентагона, сказавшего его матери: «Они были в Северной Атлантике, на глубине 1200 футов». Или лгал он, или военные лгали ему. Нет ничего удивительного в том, что доклад остался засекреченным.
Американские атомные подводные лодки редко тонули. Всего три, начиная с 1945 года. «Трэшер» — из-за неисправного трубопровода, «Скорпион» — из-за необъяснимого взрыва, «Блазек», или, правильнее, «НР-1А», — причина до сих пор неизвестна.
В каждом сообщении, просмотренном Гари этим летом, говорилось о Северной Атлантике. Отсутствие обломков списали на большую глубину и особенности дна, похожего в этом месте на ущелье. Это всегда удивляло Коттона. Глубина вызвала бы разрыв корпуса и затопление подлодки, и обломки в конечном счете должны были всплыть на поверхность. Но этого не произошло, хотя военные и проверяли звуковые сигналы, а следственная комиссия отметила наличие акустических сигналов. Но в той части света была слишком немногочисленная аудитория, чтобы прислушиваться к их содержанию.
Проклятье.
Он служил в военно-морском флоте, записался добровольцем, принял присягу и следовал ей. А они — нет.
Вместо этого, когда подводная лодка затонула где-то в Антарктиде, никакая флотилия кораблей не прочесывала местность, зондируя глубину гидролокатором. К делу не прилагались ни показания, ни графики, ни зарисовки, ни письма, ни фотографии, ни оперативные директивы. Ничего. Всего лишь какой-то вшивый корабль, три дня расследования и четыре страницы ничего не значащего отчета.
Вдали зазвенели колокола.
Малоуну захотелось ударить кулаком в стену. Но что хорошего это ему принесет?
Вместо этого он достал телефон.
Капитан Стерлинг Вилкерсон, офицер военно-морского флота США, смотрел сквозь зеркальное окно на отель «Пост». Он выбрал удачную позицию, его практически невозможно было заметить в сутолоке «Макдоналдса». Здесь было слишком много народу; создавалось впечатление, что почти все жители городка решили спастись именно здесь от пронизывающего ветра и сильного снегопада.
Гармиш представлял собой настоящую путаницу из узких улиц и пешеходных кварталов. В целом же он выглядел как один из игрушечных городков из магазина «ФАО Шварц»:[3] словно нарисованные альпийские шале, уютно устроившиеся в вате и обильно посыпанные пластиковыми хлопьями. Туристы, несомненно, приезжали сюда из-за кукольной красоты и ближайших снежных склонов. Причина же его приезда — Коттон Малоун. И Вилкерсон совсем недавно видел, как бывший агент группы «Магеллан», а ныне книготорговец из Копенгагена, убил человека, затем спрыгнул с канатной дороги и в конечном счете благополучно спустился на землю и скрылся в арендованном автомобиле. Стерлинг проследил за ним, а потом спокойно наблюдал за тем, как Малоун направился к отелю «Пост» и скрылся внутри. Тогда он и заметил это прекрасное место, занял позицию на другой стороне улицы и наслаждался пивом в ожидании дальнейших событий.
Стерлинг Вилкерсон знал о Коттоне Малоуне все. Родился в Джорджии. 48 лет. Бывший военно-морской офицер. Выпускник юридического отделения Джорджтаунского университета. Начальник управления военной юстиции корпуса морской пехоты США. Агент Департамента юстиции. Два года назад был втянут в перестрелку в Мехико, где получил свое четвертое ранение при исполнении служебных обязанностей. Очевидно достигнув своего предела, подал в досрочную отставку, которую подписал лично президент США. После этого Коттон Малоун сдал свое удостоверение военно-морского офицера и отправился в Копенгаген, где и открыл магазин по продаже старинных книг.
Все это Вилкерсон мог понять. И только два вопроса ставили его в тупик.
Во-первых, имя Коттон. В досье сообщалось, что настоящее имя Малоуна было Гарольд Эрл. И нигде не объяснялась столь необычная перемена.
А во-вторых, насколько важен отец Малоуна? Или, если быть точным, память о его отце? Ведь человек умер 38 лет назад. Или это все еще имеет значение?
Видимо, именно так, раз Малоун пошел на убийство, чтобы защитить то, что прислала Стефани Нелл.
Вилкерсон пригубил пиво.
Снаружи закрутил ветер, подгоняя танец снежинок. Появились красочные сани, запряженные двумя бодрыми конями, пассажиры спрятались под пледами, а возница ловко ухватился за поводья.
Вилкерсон понимал такого человека, как Коттон Малоун. Он и сам во многом был на него похож. Стерлинг служил в военно-морском флоте 31 год. Лишь немногие получали звание капитана, а адмиралами становились единицы. В военно-морской разведке он служил одиннадцать лет, из них последние шесть — за границей, и поднялся до главы Берлинского отделения. Его послужной список изобиловал успешными командировками и выполнением сложных заданий. По правде говоря, ему никогда не приходилось прыгать с канатной дороги, с высоты в тысячу футов, но он не раз встречал опасность лицом к лицу.
Вилкерсон посмотрел на часы. 16:20. Жизнь была хороша.
Ему легко и недорого обошелся развод со второй женой. Она просто ушла, не испытывая никакого сожаления. После чего Вилкерсон похудел на 20 фунтов и перекрасился из блондина в шатена. Это позволило ему выглядеть на десять лет моложе своих пятидесяти трех. Благодаря французскому пластическому хирургу Вилкерсон избавился от морщин, а в глазах появился задорный блеск. Другой специалист избавил от необходимости носить очки, а знакомый диетолог научил, как увеличивать запас жизненных сил при помощи вегетарианской диеты. И Стерлинг был уверен, что его безупречный профиль, упругие щеки и четкие брови будут только способствовать его продвижению по карьерной лестнице и он наконец добьется повышения в звании. Адмирал. Такова была цель.
Вилкерсона уже дважды обошли стороной. Обычно военно-морской флот и не предоставлял больше шансов. Но Лэнгфорд Рэмси пообещал ему третий.
Его мобильный телефон нетерпеливо завибрировал.
— Малоун уже прочел этот отчет? — произнесли в трубке, когда он ответил.
— Несомненно, каждое слово.
— Подтолкните его.
— Таких людей нельзя торопить.
— Но их можно направлять.
— Это ждало уже больше тысячи лет.
— Давайте не будем заставлять ждать еще больше.
Сидя за своим столом, Стефани Нелл закончила читать отчет.
— Это фальшивка от первого до последнего слова?
Дэвис кивнул:
— Подводная лодка даже близко не подходила к Северной Атлантике.
— Что же произошло на самом деле?
— Риковер построил две лодки класса «НР». Они были его любимыми созданиями. Он истратил на них целое состояние в самый разгар «холодной войны», когда конструктору легко выделили двести миллионов долларов, чтобы только утереть нос Советам. Но он сэкономил. Безопасность не была главной задачей, нужны были только результаты. Черт возьми, тогда вообще мало кто знал о существовании этих подлодок. Однако затопление «НР-1А» принесло много проблем. Сама лодка. Миссия. Множество неприятных вопросов. Именно поэтому военные спрятались за ширмой национальной безопасности и состряпали ложную историю.
— Они что, послали только один корабль для поиска выживших?
Дэвис кивнул.
— Я согласен с тобой, Стефани. Малоун имеет право прочитать его. Вопрос только в том, должен ли он?
Она не сомневалась в своем ответе: «Абсолютно». Сейчас Стефани еще раз вспомнила свою боль от неразрешенных вопросов, связанных с самоубийством мужа и смертью сына. Малоун помог ей решить обе проблемы, что, собственно, и стало главной причиной, почему она была у него в долгу.
Рабочий телефон Стефани зазвонил, и секретарь сообщил, что Коттон Малоун срочно требует соединить с ней.
Стефани и Дэвис обменялись вопросительными взглядами.
— Не смотри на меня, — сказал Дэвис. — Не я дал ему этот отчет.
Нелл взяла трубку. Дэвис показал на кнопку громкой связи. И хотя Стефани это не понравилось, она нажала на нее, предоставив ему возможность негласно присутствовать при разговоре.
— Стефани, хочу тебя сразу предупредить, что я не в настроении выслушивать очередную чушь.
— И тебе здравствуй.
— Ты читала этот отчет перед тем, как отправить его мне?
— Нет. — И это было правдой.
— Мы были долгое время друзьями. Я ценю, что ты сделала для меня. Но мне нужно кое-что еще, и я не хочу, чтобы мне задавали вопросы.
— Я думала, что мы в расчете. — Стефани даже не пыталась скрыть раздражение.
— Запиши на мой счет.
Руководитель группы «Магеллан» уже знала, что ему нужно.
— Военный корабль, — сказал он. — «Холден». В ноябре 1971 года он был отправлен в Антарктиду. Я хочу знать, жив ли еще его капитан Захария Александр. И если да, то где он. Если же он мертв, можно ли найти кого-нибудь из его офицеров?
— Я так полагаю, что ты не собираешься мне рассказывать, зачем тебе это?
— Ты уже прочитала отчет? — спросил Малоун.
— Почему ты спрашиваешь?
— Я узнал об этом по твоему тону. Поэтому, видимо, не стоит объяснять, зачем мне это нужно.
— Мне буквально только что рассказали о происшествии на Цугшпице. Именно из-за этого я и решила прочитать отчет.
— Твои люди были там? У подножия горы?
— Нет, не мои.
— Если ты прочла отчет, тогда ты знаешь, что сенаторы солгали. Они оставили подлодку. Мой отец и остальные десять человек могли сидеть на обломках и ждать спасателей. Но никто так и не пришел. Я хочу знать, почему военные так поступили.
Он явно был зол. Как и она.
— Я хочу поговорить с одним или несколькими офицерами с «Холдена», — сказал Коттон. — Найди их для меня.
— Ты сюда приедешь?
— Как только ты их найдешь.
Дэвис кивнул, выражая согласие.
— Хорошо, я найду их.
Стефани Нелл устала от всего этого. Эдвин Дэвис был здесь не без причины. Очевидно, что Малоун был в игре. И, коли на то пошло, она тоже.
— Еще один момент, — произнес Малоун. — Раз уж ты знаешь о происшествии на подъемнике… Я сильно ударил женщину по голове, но мне необходимо найти ее и поговорить с ней. Они взяли ее под стражу? Или отпустили? Что именно?
Дэвис беззвучно прошептал: «Ты ему потом перезвонишь».
С нее хватит. Малоун был ее другом. Коттон остался с ней тогда, когда она действительно в этом нуждалась, поэтому пришло время сказать, что происходит. Черт бы побрал этого Эдвина Дэвиса.
— Не бери в голову, — внезапно сказал Малоун после короткого молчания.
— Что ты имеешь в виду?
— Я только что нашел ее.
Гармиш
Малоун стоял у окна второго этажа и смотрел вниз на оживленную улицу. Женщина из кабинки, Паня, спокойно шла к заснеженной парковке перед «Макдоналдсом». Ресторан спрятался в здании баварского стиля, и его присутствие выдавал лишь скромный логотип и несколько баннеров в больших зеркальных окнах.
Он вдруг понял, что крепко вцепился в кружевные занавески. Что она здесь делает? Может, сбежала? Или полиция ее просто отпустила?
Малоун схватил кожаную куртку и перчатки, засунул в карман пистолет, отобранный у нее, и вышел из номера. На первом этаже отеля он был уже совершенно спокоен и предельно собран.
На улице воздух был как внутри морозильника. Арендованная Коттоном машина была припаркована в нескольких футах от двери гостиницы. На другой стороне Малоун увидел, как женщина направилась к темному «Пежо». Машина уже выезжала со стоянки, моргая правым поворотником.
Малоун запрыгнул в свою машину и поехал за ними.
Стерлинг Вилкерсон допил пиво. Он увидел, как раздвинулись занавески в окне второго этажа, как только женщина из кабинки появилась перед рестораном. Расчет времени действительно играл важную роль.
Он думал, что Малоуном нельзя управлять. Но он ошибался.
Стефани было все равно.
— Я не собираюсь во все это влезать, — сказала она Эдвину Дэвису. — Я сейчас же перезвоню Коттону. Застрелите меня, но я не собираюсь лгать.
— Я здесь не как официальное лицо.
— То есть президент не знает? — Она с подозрением посмотрела на собеседника.
— Это личное, — кивнул Дэвис.
Нелл только однажды работала непосредственно с Эдвином Дэвисом, и он совсем не был заботливым парнем. Тогда он фактически подверг ее жизнь опасности. Уже позже Стефани поняла, что этот человек не был равнодушным карьеристом и дураком. Он защитил две докторские диссертации: одну — по американской истории, другую — по международным отношениям, и это вдобавок к прекрасным организаторским способностям. Всегда вежливый. Общительный, похожий на самого президента Дэниелса. Нелл видела, как люди, включая и ее, склонны недооценивать Дэвиса. Но это было их ошибкой. Стефани лично знала о том, что три министра иностранных дел обращались к нему за помощью, чтобы объединить свои хилые департаменты в одно ведомство. Теперь Эдвин работал на Белый дом, помогая администрации президента на протяжении последних трех лет. До этого момента типичный бюрократ-карьерист, сейчас он в открытую нарушал правила.
— Я думала, я тут единственная нонконформистка, — сказала она.
— Вам не следовало отсылать тот отчет Малоуну. Но как только я узнал, что вы сделали это, я решил, что не смогу без вас обойтись. Мне нужна ваша помощь.
— Зачем?
— Из-за долга.
— И теперь вы в состоянии его отдать? С вашей властью и рекомендациями из Белого дома?
— Что-то вроде того.
— Что вы хотите, чтобы я сделала? — Стефани вздохнула.
— Малоун прав. Мы должны найти информацию о «Холдене» и его экипаже. Если они все еще живы, мы должны найти их.
Малоун следовал за «Пежо». Пилообразные горы, разделенные на части прожилками снега, простирались до неба вдоль всего шоссе. Он ехал на север, по горному серпантину, оставив Гармиш позади. Высокие деревья с черными стволами настолько часто росли вдоль дороги, что создавалось впечатление бесконечно высокого и непроглядного ущелья. Описание столь живописной картины в каком-нибудь «бедекере»[4] ему, несомненно, понравилось бы. Здесь, на севере, быстро темнело — еще не было и пяти вечера, а дневной свет уже пошел на убыль.
Малоун схватил карту местности, лежавшую на пассажирском сиденье, и отметил, что впереди лежала альпийская долина Аммергебирге; она протянулась на мили от основания Этталер Мандл, внушительной горы высотой более пяти тысяч футов. Рядом с ней была обозначена маленькая деревушка, и Коттон сбросил скорость, как только «Пежо» подъехал к ее окраинам.
Он наблюдал, как его несостоявшаяся жертва резко въехала на парковку перед массивным двухэтажным зданием с белым симметричным фасадом и готическими окнами. Из центра поднимался высокий купол, по бокам расположились две небольшие башенки. Их верхушки были покрыты почерневшей медью, а из окон лился теплый свет. Бронзовая табличка гласила: «Монастырь Этталь».
Женщина вышла из машины и исчезла в арочном проходе. Коттон припарковался и последовал за ней.
Воздух здесь был заметно холоднее, чем в Гармише, подтверждая, что Малоун поднялся достаточно высоко. Ему следовало бы надеть теплое пальто, но он ненавидел такие вещи. Привычный образ шпиона в тренче был смешон. Выбор слишком ограниченных людей. Малоун опустил руки в перчатках в карманы куртки и взялся за пистолет. Снег хрустел у него под ногами, пока он шел по бетонной дорожке, ведущей к громадному монастырю. Женщина быстро шла по наклонной тропинке, ведущей прямо к дверям церкви. Здесь, как ни странно, было достаточно много людей.
Малоун поспешил, чтобы догнать ее, прорываясь сквозь тишину, нарушаемую лишь звуком подошв, шелестящих по морозному тротуару, и гудками дальних поездов.
Он вошел в церковь через готические ворота, на верхнем сложном тимпане[5] были изображены библейские сцены. Его взгляд немедленно приковали к себе купольные фрески, изображавшие райскую жизнь. Внутри церковь была украшена богатой лепниной и барельефами многочисленных херувимов. И вся эта вычурная роскошь была в глянцевых оттенках золотого, розового, серого, зеленого. Они мерцали так, что создавалось впечатление бесконечного движения и мельтешения. Коттону уже доводилось видеть церкви в стиле рококо; в большинстве своем они были настолько перегружены деталями, что казалось, будто именно здание было построено для этих архитектурных излишеств, а не наоборот. Но весь его прежний опыт никак не повлиял на восприятие этого места. Здесь все было подчинено одной цели, все подчеркивало неповторимую красоту и величие этого места.
Вокруг толпились люди. Некоторые сидели на скамейках. Женщина, за которой он следовал, шла в пятидесяти футах справа от него, за кафедрой, держа курс на другой скульптурный тимпан. Она вошла и закрыла за собой тяжелую дубовую дверь.
Малоун остановился, чтобы подсчитать имеющиеся у него варианты. Выбора не было. Он подошел к двери и взялся за железную ручку. Правая рука все еще сжимала пистолет, находившийся в кармане. Коттон повернул ручку, и дверь легко поддалась.
Комната оказалась меньше, чем он думал. Сводчатый потолок поддерживали небольшие белые колонны. На стенах было много орнаментов, выполненных все в том же стиле рококо, но и здесь они не были неуместными или вычурными. Возможно, это была ризница. Пара высоких шкафов и два стола составляли всю обстановку. За одним из столов стояли две женщины, одну из которых Малоун уже видел сегодня утром в кабинке подъемника.
— Добро пожаловать, господин Малоун, — спокойно произнесла незнакомка. — Я ждала вас.
Мэриленд
12.15
В доме никого не было. Соседний лес был безлюден, но ветер продолжал шептать его имя.
Рэмси.
Адмирал остановился.
Это был не совсем голос — скорее шум, разносимый зимним ветром. Он вошел в дом через открытую заднюю дверь и теперь стоял в просторной гостиной, уставленной мебелью, накрытой грязной коричневой тканью. Окна на дальней стене открывали вид на широкий луг. В доме никого не могло быть. И тогда Лэнгфорд постарался убедить себя, что все это лишь игра воображения.
Лэнгфорд Рэмси.
Был ли это действительно голос или просто его мозг среагировал на всю эту жуткую обстановку?
Адмирал Лэнгфорд Рэмси уехал один со встречи с киванцами. И он был в штатском. Его работа в качестве руководителя военно-морской разведки требовала более тривиальной внешности, и именно поэтому он обычно избегал официальной формы и пользоваться услугами служебного водителя, предложенного правительством. Снаружи на холодной земле не было следов; ничто не указывало на то, что кто-то недавно здесь был. Колючая проволока давно проржавела. Дом, если его можно было так назвать, был практически полностью разрушен, окна разбиты, в крыше зияли дыры, их даже не пытались ремонтировать. И хотя в XIX веке это была элегантная усадьба, сейчас от былой роскоши не осталось ни следа.
Ветер продолжал свою бесконечную работу. Метеосводки показывали, что снежные тучи наконец-то накрыли восток. Рэмси посмотрел на деревянный пол, стараясь увидеть следы, но на нем были только отпечатки его ботинок.
Где-то в глубине что-то упало и покатилось. Разбился стакан? Лязгнул металл? Сложно сказать.
Адмирал расстегнул пуговицы пальто, достал автоматический «вальтер» и подкрался с левой стороны. Коридор перед ним терялся в глубоких тенях, и Рэмси невольно содрогнулся. Нужно было пройти этот коридор до конца.
Звук возник снова. Скребущий. Справа от него. Еще один звук. Металл по металлу. В задней части дома. По-видимому, в доме все же был кто-то еще.
Оказавшись в главном зале, Рэмси решил, что более решительные действия дадут ему необходимое преимущество, особенно если они — кем бы те ни были — продолжат действовать ему на нервы непонятным скрежетанием.
Он вздохнул, приготовил пистолет и ворвался в кухню.
В десяти футах, вольготно расположившись на одном из столов, на него смотрела собака. Это был большой пес, скорее всего, обыкновенная дворняга — большая голова, округлые уши, рыжая шерсть со светлыми подпалинами.
Пес зарычал. Показались острые клыки, и Рэмси подумал, что он может прыгнуть на него в любой момент.
И тут из холла донесся громкий лай. Две собаки?
Первая спрыгнула со стола и выскочила наружу через дверь кухни. Адмирал бросился назад, в холл, и как раз тогда, когда он достиг цели, другая собака впрыгнула через разбитое окно.
Он выдохнул.
Рэмси.
Казалось, будто ветер сам превратился в голос и заговорил. Шепотом.
А было ли это?
Адмирал приказал себе игнорировать все эти нелепости и вышел в коридор, проходя мимо вздувшихся обоев и упакованной мебели. Старое пианино было раскрыто. Картины отливали призрачным светом, просачивающимся через оберточную бумагу. Рэмси считал, что разбирается в искусстве. Он остановился, чтобы рассмотреть их поближе. Рисунки времен Гражданской войны, выполненные сепией. Один изображал Монтичелло, другой — Маунт-Вернон.
В столовой он остановился и попытался представить, как было здесь два столетия назад. Званый обед, бифштексы и теплый пирог. Возможно, виски с содовой подавали уже позже, в гостиной. Наверное, играли в бридж, пока камин наполнял комнату теплом и ароматом эвкалипта. Естественно, предки Рэмси находились снаружи, замерзая в жалких домишках рабов.
Адмирал посмотрел вдоль длинного коридора, комната в конце заставила его идти вперед. Он опять бросил взгляд на пол, но и здесь только пыль покрывала доски.
Он остановился в конце коридора, не заходя в комнату.
Еще один вид бесплодного луга неясно вырисовывался через грязное окно. Вся мебель, за исключением стола, была накрыта упаковочной бумагой. Старая потрескавшаяся столешница из эбенового дерева была густо покрыта серо-голубой пылью. Оленьи рога цеплялись за стены темно-серого цвета, а коричневые простыни закрывали то, что при ближайшем рассмотрении оказалось книжными шкафами. Пыль легко кружилась в воздухе.
Рэмси.
Но это был не ветер.
Адмирал определил источник звука, ринулся к креслу и сдернул ткань, вызвав тем самым еще одно пылевое облако. И обнаружил магнитофон, лежавший на ветхой обивке; лента была наполовину промотана.
Его пальцы сжались на пистолете.
— Вижу, ты нашел моего призрака, — сказал знакомый голос.
Рэмси развернулся и увидел в дверном проеме человека. Невысокого роста, чуть за сорок, круглое лицо, кожа бледна как снег. В его тонких черных волосах, расчесанных на прямой пробор, серебрилась седина. И он улыбался. Как всегда.
— Нуждаешься в представлении, Чарли? — спросил Рэмси, убирая пистолет.
— Так гораздо забавнее, чем просто сказать «здравствуй». И я люблю собак. Им, кажется, здесь понравилось.
Пятнадцать лет они работали вместе, а адмирал даже не знал его настоящего имени. Он знал его только как Чарльза С. Смита-младшего, с ударением на «младший». Однажды Рэмси попытался расспросить о Смите-старшем и в ответ получил получасовую семейную историю, явную ложь от начала до конца.
— Кто владелец этого места? — спросил Рэмси.
— В данный момент — я. Купил его месяц назад. Подумал, что недвижимость — это хорошая инвестиция. Подумывал привести дом в порядок, назвать его «Бэйли Милл» и сдавать по высокой цене.
— Разве я недостаточно тебе платил?
— Человек должен вкладывать капитал, адмирал. Чтобы жить, нельзя полагаться только на зарплату. Фондовая биржа, недвижимость — лучшие способы подготовиться к старости.
— Потребуется целое состояние, чтобы привести эту развалюху в порядок.
— Что и приводит меня к следующему официальному заявлению. Из-за ожидаемого увеличения стоимости топлива, более высоких, чем ожидалось, цен на транспорт и общего увеличения накладных расходов и затрат мы вынуждены повысить цены на наши услуги. Вы также должны знать, что хотя мы и стремимся снизить затраты, но уровень наших услуг останется на прежнем высоком уровне. И последнее: наши акционеры требуют, чтобы мы сохраняли приемлемые размеры прибыли.
— Ты ошибаешься, Чарли.
— Помимо того, это место обошлось мне в целое состояние, а чтобы здесь все почистить, потребуется еще больше денег.
По официальным бумагам Смит проходил как платный агент, выполняющий специализированные наблюдения за границей, где законы допускали использование прослушивающей аппаратуры. Это касалось прежде всего Центральной Азии и Ближнего Востока. Поэтому адмиралу было не наплевать, сколько просит Смит.
— Пришли мне счет. А теперь слушай. Настала пора действовать.
Рэмси был рад, что подготовительная работа была проделана в течение последнего года. Вся информация собрана, планы определены. Он знал, что возможность рано и поздно представится, не когда или как, а просто что она будет. И вот время пришло.
— Начни с первой цели, как мы и обсуждали. Затем двигай на юг за остальными двумя.
Смит шутливо отдал ему честь:
— Да, да, капитан Воробей. Мы поплывем и найдем попутный ветер.
Адмирал проигнорировал дурацкую шутку.
— Никакого контакта между нами, пока они все не будут ликвидированы. Просто и чисто, Чарли. Действительно чисто.
— Исполнение гарантировано, или мы вернем вам деньги. Полное удовлетворение потребностей покупателей — наша главная забота.
Некоторые люди способны писать песни, романы, картины, быть скульпторами или художниками. Чарли Смит убивал с непревзойденным талантом. И если бы Чарли не был лучшим убийцей из всех, кого когда-либо знал адмирал, то он бы уже давно застрелил этого непроходимого идиота.
Успокоившись, Рэмси решил прояснить всю серьезность ситуации. Поэтому он взвел курок «вальтера» и направил дуло в лицо наемного убийцы. Рэмси был выше его на добрых шесть дюймов, поэтому посмотрел вниз и сказал:
— Не доводи меня. Я слушал тебя и позволил тебе весь этот спектакль, но! Не. Доводи. Меня.
Смит поднял руки в притворном испуге:
— Пожалуйста, мисс Скарлетт, не бейте меня. Пожалуйста, не бейте меня… — Его голос имитировал акцент южных штатов, грубая имитация выговора «Баттерфлай» Маккуин.[6]
Адмиралу не нравился расистский юмор, поэтому он продолжал держать пистолет на прицеле.
Смит начал смеяться:
— Ох, адмирал, расслабьтесь.
А Рэмси подумал: что же может смутить этого человека? Он спрятал оружие под пальто.
— У меня есть еще один вопрос, — сказал Смит. — Это важно. Я действительно должен это знать.
Рэмси ждал.
— «Боксеры» или плавки?
С него хватит. Он развернулся и вышел из комнаты.
Смит снова начал смеяться:
— Давайте же, адмирал, «боксеры» или плавки? Или вы один из тех, кто открыт ветру? CNN утверждает, что десять процентов не носят вообще никакого нижнего белья. Это как раз про меня — я открыт ветру.
Рэмси продолжал шагать к двери.
— Да пребудет с вами Сила, адмирал! — прокричал Смит вдогонку. — Рыцарь-джедай никогда не проигрывает. И не беспокойтесь, они все будут мертвы до того, как вы об этом спросите.
Малоун обвел взглядом комнату. Каждая деталь имела значение. Открытая дверь справа заставила его насторожиться, а особенно — темнота, притаившаяся дальше.
— Здесь только мы, — сказала хозяйка. Ее английский был хорош, хотя чувствовался мягкий немецкий акцент.
Она кивнула, и женщина из кабинки встала прямо перед ним. Как только та подошла, Малоун заметил, что его недавняя противница потирает синяк на лице, как раз в том месте, куда он ударил.
— Возможно, однажды мне представится шанс отплатить вам, — сказала она.
— Думаю, что он у вас уже был. Очевидно, я в игре.
Она удовлетворенно улыбнулась и ушла, закрыв за собой дверь.
Малоун рассматривал оставшуюся с ним женщину. Она была высокой, пепельные волосы были коротко подстрижены, открывая тонкую шею. Розовая, со сливочным оттенком кожа была безупречна. Глаза цвета кофе со сливками, такого он никогда не встречал раньше. И вся она светились таким обаянием, что ему было трудно противостоять.
Она была великолепна и знала это.
— Кто вы? — спросил Коттон, доставая пистолет.
— Уверяю, я не представляю для вас никакой угрозы. Мне стоило немалых хлопот встретиться с вами.
— Если не возражаете, с оружием в руке я чувствую себя намного увереннее.
Она пожала плечами:
— Как вам будет угодно. Отвечаю на ваш вопрос. Меня зовут Доротея Линдауэр. Живу здесь неподалеку. Мы баварцы. История нашей семьи корнями уходит к Виттельсбахам. Мы — обербайеры, жители Верхней Баварии, неотделимые от гор. У нас также семейные и давние связи с этим монастырем. Такие крепкие, что бенедиктинцы дали нам некоторые привилегии.
— Например, убивать людей, а затем прятать убийцу в этой ризнице?
— Среди прочих. Но вы должны признать, что это великие привилегии, — нахмурилась Линдауэр.
— Откуда вы узнали, что я буду сегодня на горе?
— У меня есть друзья.
— Мне нужен более точный ответ.
— Меня интересует военный корабль США «Блазек». Я тоже хотела узнать, что там произошло на самом деле. Полагаю, что вы уже прочитали отчет. Скажите, он был достаточно информативным?
— Я ухожу. — Коттон повернулся к двери.
— У нас есть кое-что общее, — продолжила Доротея.
Коттон, не оборачиваясь, приближался к двери.
— Наши отцы были на борту той подводной лодки, — догнала его фраза.
Стефани нажала кнопку на телефоне. Она все еще была в своем кабинете с Эдвином Дэвисом.
— На линии Белый дом, — проинформировал ее помощник через громкую связь.
Дэвис хранил молчание. Она немедленно ответила.
— Кажется, я снова остался в дураках, — рокочущий голос раздался одновременно и в ее наушнике, и в комнате. Стефани не отключала громкую связь. Президент Дэнни Дэниелс.
— И что я натворила на этот раз? — спросила она.
— Стефани, будет легче, если мы сразу обратимся к сути.
Новый голос. Женский. Диана Маккой. Еще один заместитель советника президента по национальной безопасности. Такой же, как Эдвин Дэвис, и она тоже не была подругой Стефани.
— А в чем дело, Диана?
— Двадцать минут назад ты загрузила досье на капитана Захарию Александра, ушедшего на пенсию офицера военно-морского флота США. Все, что мы хотим знать, почему военно-морская разведка уже расследует твой запрос? И почему ты разрешила копирование засекреченного отчета по расследованию гибели подлодки, пропавшей тридцать восемь лет назад?
— Кажется, есть вопрос получше, — спокойно ответила Стефани. — Почему так переживают в военно-морской разведке? Это же такая древняя история.
— Тут мы с тобой согласны, — сказал Дэниелс. — Я бы сам хотел ответить на этот вопрос. Я просмотрел то самое личное дело, ты его только что получила, и не нашел в нем ничего. Александр был компетентным офицером, он отслужил двадцать лет, а потом уволился.
— Господин президент, почему вы вмешались в это дело?
— Потому что Диана пришла в мой кабинет и сказала, что мы должны позвонить тебе.
Проклятье. Никто не мог указывать Дэнни Дэниелсу, что ему делать. Он избирался губернатором на три срока и на один срок сенатором, он занимал кресло президента Соединенных Штатов Америки уже второй срок. И не был дураком, хотя некоторые именно так о нем и думали.
— Прошу прощения, сэр, но, насколько мне известно, вы делаете только то, что вы хотите сделать.
— Привилегия моей работы. Так или иначе, если ты не хочешь отвечать на вопрос Дианы, ответь на мой. Ты не знаешь, где Эдвин?
Дэвис помахал рукой, показывая, что его нет в комнате.
— Он пропал?
Дэниелс захихикал.
— Ты устроила тому сукину сыну, Бренту Грину, настоящий ад — и, вероятно, этим спасла мою шкуру. Честность. Вот что у тебя есть, Стефани. Но с этим делом у нас проблема. Эдвин совершил глупость. У него есть личный интерес к происходящему. Он внезапно взял пару выходных и уехал вчера. Диана думает, что если он появится тут, то исключительно для того, чтобы встретиться с тобой.
— С чего бы? Мне он даже не нравится, да и он почти убил меня в Венеции.
— Съемка охранных камер с первого этажа показывает, — сообщила Маккой, — что в этот момент он находится с тобой в одном здании.
— Стефани, — встрял Дэниелс, — когда я был маленьким мальчиком, мой друг рассказал нашей учительнице, как они с отцом пошли на рыбалку и ловили по 65-фунтовой рыбине каждый час. Учительница не была дурой и возразила, что это невозможно. Чтобы преподать моему товарищу урок о вреде лжи, она поведала ему следующую историю. Медведь вышел из леса и напал на нее, но был атакован маленькой собачкой; ей удалось прогнать медведя всего лишь при помощи лая. «Веришь ли ты в это?» — спросила учительница. «Конечно, — ответил мой друг. — Потому что это была моя собака».
Стефани улыбнулась.
— Эдвин — моя собака. Все, что он делает, имеет ко мне самое прямое отношение. А в данный момент он в куче дерьма. Не можешь ли ты мне помочь с этим делом? Почему тебя интересует капитан Захария Александр?
Хватит. Она зашла слишком далеко, думая, что просто помогает сначала Малоуну, потом Дэвису. Поэтому она сказала Дэниелсу правду.
— Потому что Эдвин посоветовал мне этим поинтересоваться.
Лицо Дэвиса скривилось в кислой полуулыбке.
— Дай-ка мне с ним поговорить, — приказал Дэниелс.
И она передала трубку.
Малоун стоял лицом к лицу с Доротеей Линдауэр и ждал объяснений.
— Мой отец, Дитц Оберхаузер, был на борту «Блазека» в день исчезновения подлодки.
Коттон заметил, что она постоянно упоминает именно выдуманное название лодки. Либо она знала не так много, либо просто играла с ним. Впрочем, он отметил в ее словах одну важную деталь. В отчете следственной комиссии было имя полевого специалиста Дитца Оберхаузера.
— Что там делал ваш отец? — спросил он.
Ее властное лицо несколько смягчилось, но ее невероятные глаза продолжали сверлить Коттона, словно два буравчика. Доротея напоминала ему другую женщину, Кассиопею Витт, у которой получилось надолго завладеть его вниманием.
— Мой отец исследовал зарождение современной цивилизации.
— И это все? Я подумал о чем-то более важном.
— Я знаю, господин Малоун, что юмор — это инструмент, позволяющий разоружить противника. Но фигура моего отца, как я уверена, и вашего не то, над чем бы я стала смеяться.
Эти слова не произвели никакого впечатления на Коттона.
— Ответьте все-таки на мой вопрос. Что он там делал?
Вспышка гнева озарила ее лицо, но Доротее удалось мгновенно ее подавить.
— Я предельно серьезна. Он уехал, чтобы найти новую, не известную до сего времени цивилизацию. Этому исследованию он посвятил всю свою жизнь.
— Мне не нравится, когда мной играют. Я сегодня из-за вас убил человека.
— Это его собственный просчет. Он был чрезмерно старателен. Или, быть может, недооценил вас. Но то, как вы повели себя утром, подтверждает все, что я о вас слышала.
— Вы, кажется, легко воспринимаете убийства. Я — нет.
— Но, исходя из того, что мне говорили, убийство для вас не в новинку.
— Видимо, эта информация от ваших многочисленных друзей?
— Они хорошо информированы.
Доротея жестом указала на стол. Малоун еще раньше заметил на нем старинную книгу, лежащую на ребристой дубовой столешнице.
— Вы торгуете книгами. Взгляните на эту.
Малоун подошел ближе и убрал пистолет в карман пальто. Ему в голову пришла утешительная мысль: если бы госпожа Линдауэр хотела его смерти, то он был бы уже давно мертв.
Книга была размером примерно шесть на девять дюймов и два дюйма в толщину. Его аналитический ум быстро отметил ее происхождение. Коричневая обложка из телячьей кожи. «Слепое тиснение» без использования золота и краски. Оборот без украшений, что сразу указывало на ее солидный возраст. Книги, сделанные в раннем Средневековье, при хранении клали переплетом вниз, и поэтому их не особо украшали.
Малоун аккуратно перевернул обложку и увидел потрепанный и потемневший пергамент древних страниц. Он изучил их и заметил странные рисунки на полях и понял, что не только не может прочитать ни слова и определить язык, но даже отнести написание букв к какому-либо известному алфавиту.
— Что это?
— Позвольте… Для того чтобы ответить на ваш вопрос, нужно рассказать, что случилось к северу отсюда, в Ахене, в воскресенье в мае, через тысячу лет после рождения Христа…
Оттон III наблюдал, как были сокрушены последние препятствия на пути к его императорскому трону.
Он стоял при входе дворцовой капеллы, священном здании, возведенном двумя столетиями ранее. И сейчас он собирался попасть в склеп человека, построившего эту часовню.
— Все сделано, сир, — сказал фон Ломелло.
Граф вызывал раздражение у Оттона III, поскольку был убежден, что королевский палатинат[7]содержится должным образом в отсутствие императора. Но это было далеко не так. Да и Оттону не нравилось бывать здесь. Император не любил германские леса и горячие источники Ахена, морозные зимы и полное отсутствие цивилизации. Он предпочитал блаженное тепло Рима и благословленную культуру Средиземноморья.
Рабочие унесли последние обломки каменного пола.
Они не знали точно, где копать. Склеп был запечатан очень давно, и указаний на точное место входа не сохранилось. Изначально планировалось уберечь могилу от вторжений викингов, и эта хитрость сработала. Когда норманны разграбили часовню в 881 году, они так ничего и не нашли. Но фон Ломелло провел целое исследование перед прибытием Оттона, и ему удалось найти наиболее вероятное место.
К счастью, граф оказался прав.
У Оттона не было времени на ошибку.
В конце концов, это год Апокалипсиса, первый в новом тысячелетии, когда многие уверовали, что Христос снова придет и будет судить их.
Рабочие были заняты. Два епископа молча наблюдали за работой. Гробница, куда они собирались войти, не открывалась с 29 января 814 года, с того самого дня, когда умер Милостивейший Август, коронованный Богом, великий император-миротворец, правитель Римской империи, милостью Божьей король франков и лангобардов. К тому времени он уже считался мудрейшим из всех смертных, вдохновителем чудес, защитником Иерусалима, провидцем, железным человеком, епископом епископов. Один поэт заявил, что никто не может быть ближе к апостолам, чем он. При жизни его звали Карлом. Сначала приставка «Великий» появилась из-за его роста, но сейчас она обозначала его величие. Самым часто употребляемым стал французский вариант его имени, сливший воедино «Карл» и «Великий», при его произнесении снимали шляпы, и понижали голоса, как если бы говорили о наместнике Бога на земле.
Шарлемань.[8]
Рабочие отошли от черного провала в полу, и фон Ломелло проверил их работу. Странный запах заполонил помещение — сладкий, затхлый и какой-то болезненный. Оттон знал, как пахнет протухшее мясо, испорченное молоко и отходы, жизнедеятельности человека. Этот запах был иным. Воздух, остававшийся на страже того, что обыкновенные люди не должны были видеть.
Зажгли фонарь, и один из рабочих вытянул руку, чтобы, осветить пробитую дыру в полу. Когда мужчина кивнул, снаружи принесли деревянную лестницу.
Сегодня был праздник Святой Троицы, и чуть раньше капелла была заполнена верующими. Оттон был на богомолье. Он только что вернулся от гробницы своего старого друга Адальберта, епископа Праги, похороненного в Гнезене, где, как император, он возвысил статус этого города до архиепископства. Сейчас Оттон пришел посмотреть на останки Карла Великого.
«Я пойду первым», — приказал Оттон остальным.
Ему было едва за двадцать, человеку, принадлежащему к сословию правителей. Сын германского короля и греческой матери. Коронованный на трон Священной Римской империи в возрасте трех лет, первые семь он правил при регентстве матери, а еще три — при бабушке. Последние шесть лет он правил единолично.[9] Его целью была «Реставрация Империи»,[10] христианской Римской империи, куда вошли бы германцы, латиняне и все славяне. Совсем как при Карле Великом, под общим правлением императора и Папы Римского. То, что сейчас лежало перед Оттоном, могло превратить эту мечту в реальность.
Он шагнул на лестницу, и фон Ломелло передал ему факел. Восемь ступеней промелькнули перед его глазами прежде, чем его ноги ощутили твердую землю. Воздух был мягкий и теплый, однако странный запах перебивал все остальные, стало трудно дышать. Но Оттон сказал себе, что это не что иное, как аромат власти.
Факел осветил огромный мраморный зал. Фон Ломелло и два епископа спустились за ним.
И тут он увидел.
Под балдахином на мраморном троне его ждал Карл Великий.
Тело было облачено в пурпур, левая рука в перчатке держала скипетр. Король сидел как живой человек: одно плечо опиралось на трон, голову поддерживала золотая цепочка, прикрепленная к короне. На лицо было накинут кусок чистой ткани. Тление было практически незаметно, все части тела были на месте, кроме кончика носа.
Оттон в благоговении преклонил колени. Остальные быстро присоединились к нему. Он здесь. Он даже не представлял себе, что будет этому свидетелем. Он слышал истории, но никогда не придавал им особого значения. Императоры нуждаются в легендах.
«Говорят, будто в его корону вложен кусочек Животворящего Креста», — прошептал фон Ломелло.
Оттон слышал то же самое. Трон покоился на вершине резной мраморной плиты, три видимые стороны были украшены барельефами. Люди. Лошади. Колесница. Двухголовый адский пес. Женщины с корзинами цветов в руках. Оттон уже видел подобные изображения в Риме. И понял, что начало положено именно здесь, у ног Великого Императора. И это значит, что он поступает правильно.
С одной стороны трона стояли щит и меч. Оттон знал историю щита. Папа Лев III самолично освятил его двести лет тому назад, в тот день, когда Карл Великий был коронован императорской короной. Сверху щит был украшен королевской печатью. Оттон видел этот символ на документах в имперской библиотеке.
Он поднялся с колен.
Скипетр и корона — вот одна из причин, почему император пришел сюда, ожидая, что, кроме костей, никто его здесь не встретит.
Но планы изменились.
Он заметил, что на коленях у Карла лежит прошитый пергамент. Оттон осторожно приблизился к помосту и понял все. Письмена и гравюры выцвели, но даже сейчас их можно прочитать.
— Кто-нибудь из вас разбирает латынь? — спросил он.
Один из епископов кивнул, и Оттон сделал ему знак приблизиться. Два пальца затянутой в перчатку руки указывали на пергамент.
Епископ поднял голову и стал изучать. Наконец он произнес:
— Это Евангелие от Марка.
— Прочти его.
— «Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?»[11]
Оттон посмотрел на трон императора. Римский Папа сказал ему, что символы власти Карла Великого будут идеальными инструментами для воссоздания былого великолепия Священной Римской империи. Ничто так не возвышает власть, как великая тайна прошлого, а он смотрел ему прямо в лицо, видя прекрасное будущее. Эйнхард [12] описывал этого человека как истинного богатыря. Высокий, атлетически сложенный, с широкими плечами и грудью как у коня, голубоглазый, рыжеволосый, румянолицый, необычно деятельный, не способный уставать, имеющий энергичный дух и мастерство, даже в отдыхе не ведающий покоя и бездействия. И Оттон наконец-то понял правдивость этих слов.
И возникла другая великая цель, неведомая при входе в гробницу.
Его бабушка перед смертью поведала ему историю, услышанную от ее отца, Оттона I. Эту тайну знают лишь императоры. О том, как Карл Великий приказал захоронить вместе с ним великие символы власти. Многие знали о мече, щите и части Животворящего Креста. Однако стих из Евангелия от Оттона III оказался для него полной неожиданностью.
А затем он увидел это. То, ради чего он на самом деле пришел сюда. Она лежала на мраморном столе.
Оттон подошел ближе, передал фонарь фон Ломелло и посмотрел на небольшую, покрытую пылью книгу. На ее обложке оттиснут символ, о котором говорила бабушка.
Очень аккуратно он открыл книгу. На страницах он увидел странные рисунки и не поддающиеся расшифровке символы.
— Что это, сир? — спросил фон Ломелло. — Что это за язык?
В обычной ситуации он не потерпел бы такого фамильярного отношения. Императорам не задают никаких вопросов. Но радость от находки того, о чем ему так часто рассказывали, наполнила Оттона силами и принесла облегчение. Отец считает, что короны и скипетры наделяют властью, но если верить его бабушке, то эти странные слова и символы обладают куда большим могуществом. Поэтому он ответил графу точно так же, как когда-то говорила она:
— Это язык небес.
Малоун все больше и больше подозревал, что тут разыгрывается какой-то дешевый спектакль, и даже не пытался скрыть скептицизма и раздражения.
— Тут еще сказано, что Оттон подстриг ногти, удалил зуб, заменил кончик носа золотым слитком, а затем запечатал гробницу.
— Вы говорите так, будто не верите всей этой истории, — сказал он Доротее.
— Эти времена не зря назвали темными. Кто знает?
На последней странице книги Малоун заметил такой же символ, какой был на щите Карла Великого, если верить рассказу Доротеи. Так или иначе, но любопытная комбинация букв К, Р, Л и С его заинтересовала. И Малоун тут же поинтересовался этим.
— Это полная подпись Карла Великого, — сказала она. — Буква А находится в центре креста. Писарь добавит слова слева и справа. Signum Caroli gloriosissimi regis.[13] Печать самого великолепного короля.
— Это книга из его могилы? — Все еще сомневаясь, Малоун не сводил взгляд с Доротеи.
— Да, это она, — получил он незамедлительный ответ.
Атланта, штат Джорджия
Стефани посмотрела на Эдвина. После того как президент догадался, что тот находится в ее кабинете, он явно стал чувствовать себя не в своей тарелке.
— Поговори со мной, Эдвин, — мягко попросил Дэниелс. — Что происходит?
— Это сложно объяснить.
— Я окончил колледж. Служил в армии. Был губернатором и сенатором США. Думаю, что я смогу понять.
— Я должен сделать это сам.
— Если бы это дело касалось только меня, Эдвин, тогда, конечно, делай что хочешь. Но у Дианы неконтролируемый приступ гнева. Военно-морская разведка задает вопросы, а мы не знаем ответов на них. Обычно я позволяю детишкам из песочницы разбираться между собой, но, поскольку сейчас меня втянули в эту самую песочницу, я хочу знать, в чем дело.
Стефани мало общалась с заместителем советника по национальной безопасности, однако даже исходя из этого минимального опыта она считала Эдвина человеком уверенным и спокойным. Но только не сейчас. Даже Диана Маккой может отпраздновать победу. Вывести из себя Дэвиса. Это дорогого стоит. Но Стефани не получала никакого удовольствия от того, чему оказалась невольным свидетелем.
— Операция «Высокий прыжок», — сказал Дэвис. — Что вы о ней знаете?
— Хорошо, в этот раз ты победил, — медленно произнес президент. — Один раунд за тобой.
Дэвис сидел молча.
— Я жду, — попытался напомнить о себе Дэниелс.
1946-й был годом победы и возрождения. Вторая мировая война закончилась, а мир уже никогда не станет прежним. Бывшие враги стали друзьями. Бывшие друзья стали противниками. На Соединенные Штаты свалилась новая ответственность, Америка быстро становилась общемировым лидером. Советский диктат доминировал в европейских политических событиях, и началась «холодная война». Однако в военном отношении американская армия была раздроблена, кусочек за кусочком. На огромных базах в Норфолке, Сан-Диего, Перл-Харборе, Йокосуке и Квонсет-Пойнт было мрачно и безнадежно. Эсминцы, линкоры и авианосцы, были перемещены в тихие заводи удаленных доков. Военно-морской флот США быстро превращался в тень того, чем он был еще год назад.
Среди всего этого запустения глава военно-морских операций подписал поразительную серию приказов, легших в основу «Проекта по исследованию Антарктиды». Их надлежало выполнить во время антарктического лета с декабря 1946-го по март 1947-го. Кодовое название «Высокий прыжок» операция получила из-за двенадцати кораблей и нескольких тысяч человек, отправившихся на край Антарктиды, чтобы тренировать персонал и изучать зону вечных льдов. Они должны были консолидировать и расширить американский суверенитет на огромной территории Антарктиды. Они были обязаны определить возможность создания и содержания баз и разработать планы строительных площадок; развить технологии для основания и содержания авиационных баз на льду. Более того, эти технологии должны быть применимы для операций в Гренландии. Физические и климатические условия каменной страны, судя по утверждениям ученых, были похожи на антарктические. И последнее: они должны были расширить существующие знания о гидрографических, географических, геологических, метеорологических и электромагнитных условиях.
Тыловой адмирал Ричард Г. Крузен и Ричард Берд, знаменитый исследователь, известный как «адмирал Антарктиды», были назначены командующими миссией. В центральную группу входили три грузовых корабля, подводная лодка, ледокол, экспедиционный флагман и авианосец с Бердом на борту. Они должны были основать «Маленькую Америку IV» на ледяном шельфе в Китовой бухте. С другой стороны находились Восточная и Западная группы. Восточная группа, выстроенная вокруг танкера, эсминца и плавбазы гидросамолетов, должна была двигаться к нулю градусов долготы. Западная группа была также укомплектована и направлялась к островам Баллени, затем должна была лечь на западный курс вокруг Антарктиды до соединения с Восточной группой. Если бы все пошло по плану, то Антарктиду взяли бы в кольцо. За несколько недель было бы изучено больше, чем за сто лет предыдущих исследований.
В августе 1946 года порт покинули 4700 человек. В конечном итоге экспедиция нанесла на карту 5400 миль береговой линии, 1400 из которых были до этих пор абсолютно неизвестны. Открыли 22 неизвестных горных хребта, девять бухт, 20 ледников и пять мысов, было отснято 70 тысяч аэрофотоснимков. Был определен лимит техники.
Четыре человека умерли.
— Эта экспедиция вдохнула новую жизнь в военно-морские силы, — сказал Дэвис. — Грандиозный успех.
— Что же привело к полному отсутствию интереса в дальнейшем? — парировал президент.
— Вы знали, что мы вернулись в Антарктиду в 1948 году? Это была операция «Ветряная мельница». По общему мнению, те семьдесят тысяч фотографий, сделанных во время операции, были бесполезны, потому что никто не подумал нанести отметки на землю, чтобы расшифровать съемку. Они были похожи на листы чистой белой бумаги. Поэтому ребята и вернулись, чтобы установить отметки.
— Эдвин, — сказала Диана Маккой. — В чем, собственно, дело? Все это абсолютно бессмысленный разговор.
— Мы тратим миллионы долларов, чтобы отправить корабли и людей в Антарктиду, и получаем фотографии бесконечных ледяных полей и скал. И, находясь там, мы не устанавливаем отметки для фотографий? Мы даже не догадываемся, что в дальнейшем это станет проблемой?
— Вы хотите сказать, что у операции «Ветряная мельница» была другая цель? — спросил Дэниелс.
— Она была у обеих операций. В составе каждой экспедиции была тактическая группа, всего шесть человек. Специально обученных и проинструктированных. Они уходили в глубь материка несколько раз. Именно из-за того, что они делали, в 1971 году в Антарктиду был отправлен корабль капитана Захарии Александра.
— В его личном деле нет никаких записей об этой миссии, — возразил президент. — Только то, что он был назначен командиром «Холдена» и это продлилось всего два года.
— Александр плавал в Антарктиду на поиски пропавшей подводной лодки.
На том конце провода повисло тягостное молчание.
— Подводная лодка, пропавшая тридцать восемь лет назад? — наконец спросил Дэниелс. — Тот отчет следственной комиссии, который запросила Стефани?
— Да, сэр. В конце 60-х мы построили две сверхсекретные субмарины, «НР-1» и «НР-1А». «НР-1» все еще на плаву, а вот «НР-1А» пропала в Антарктиде в 1971 году. Никому не сказали об этом провале, все было засекречено. И только «Холден» отправился на поиски. Господин президент, капитаном «НР-1А» был коммандер Форрест Малоун.
— Отец Коттона?
— А в чем твой интерес? — ледяным тоном произнесла Диана.
— Одним из членов экипажа был человек по имени Уильям Дэвис. Мой старший брат. Я сказал себе, что если когда-нибудь окажусь в том положении, что смогу узнать, что с ним случилось, я так и сделаю. — Дэвис сделал паузу. — Наконец я нахожусь именно в таком положении.
— Почему так всполошилась военно-морская разведка? — спросила Диана.
— Разве это не очевидно? Сама подлодка и ее крушение. На всем лежал гриф секретности. Они просто позволили ей утонуть. Только «Холден» приплыл на поиски. Представьте себе, что из этого могут сделать в «60 минутах».[14]
— Хорошо, Дэвис, — сказал Дэниелс. — Ты хорошо сложил кусочки головоломки. Второй раунд за тобой. Продолжай. Но постарайся не ввязываться в неприятности и притащи свою задницу обратно через два дня.
— Благодарю вас, сэр. Я оценил вашу щедрость и выдержку.
— Еще один совет, — сказал президент. — Это правда, что ранняя пташка находит червячка, но только второй мышке достается сыр.
Телефон щелкнул.
— Теперь я понимаю, почему Диана в такой ярости, — медленно проговорила Стефани. — Ее просто не допустили к этой информации.
— Я не люблю амбициозных бюрократов, — пробормотал Дэвис.
— Кто-то может сказать, что и ты подходишь под эту категорию.
— И будут не правы.
— Кажется, у тебя есть собственное мнение на этот счет. Я бы сказала, что адмирал Рэмси из военно-морской разведки находится в состоянии «контроля нанесенного ущерба», защищая военно-морские силы и все, что с ними связано. Говоришь, «амбициозный бюрократ»? Он — олицетворение этого понятия.
Дэвис встал.
— Ты права насчет Дианы. Ей не потребуется много времени, чтобы вникнуть во все это дело. А военно-морская разведка от нее не отстанет. — Он показал на распечатку файлов, полученных еще до разговора с президентом. — Вот почему мы должны ехать в Джексонвилль, во Флориду.
Стефани уже прочла отчет, поэтому знала, что именно там живет Захария Александр. Но она хотела знать нечто другое и поэтому сказала:
— Почему мы?
— Потому что Скотт Хэрвет сказал мне «нет».
— Может, стоит поговорить об одиноком рейнджере? — Она слегка усмехнулась.
— Стефани, мне нужна твоя помощь. Помнишь те подарки? Я задолжал тебе один.
— Для меня этого достаточно.
Она встала и попыталась завершить столь неожиданную встречу.
Но не по этой причине Стефани Нелл согласилась, и ее посетитель определенно знал об этом. Отчет следственной комиссии. По его настоянию она прочитала его.
Никакой Уильям Дэвис не значился в списке экипажа «НР-1А».
Монастырь Этталь
Малоун получил истинное наслаждение, рассматривая книгу, лежавшую на столе.
— Она из гробницы Карла Великого? И ей 1200 лет? Если это так, то она просто великолепно сохранилась.
— Это сложная и долгая история, господин Малоун. Она длится целых двенадцать столетий.
Похоже, этой женщине нравились уклончивые ответы.
— Испытайте меня.
Доротея Линдауэр указала на книгу:
— Вы узнаете эти символы?
Коттон опять посмотрел на страницу, заполненную странными письмом и гравюрами с обнаженными женщинами, которые резвились в резервуарах, соединявшихся между собой причудливой вязью. Эти ванны казались скорее какими-то гидравлическими приборами, чем средствами гигиены.
Коттон пролистал дальше и, вглядевшись в рисунки, понял, что то, что на первый взгляд казалось просто узорами, на самом деле было изображениями астрономических объектов, увиденных в телескоп. На другой странице была достаточно подробная схема партеногенеза. А дальше были изображены неизвестные Малоуну растения со сложной корневой системой, странный календарь со знаками зодиака, многочисленные изображения обнаженных людей, схемы летательных аппаратов и многое, многое другое, что не поддавалось никакому объяснению. Непонятные слова и неизвестные буквы растворились в этих странных рисунках.
— Как заметил Оттон III, это «язык небес», — пояснила Доротея Линдауэр.
— Меня не предупреждали, что небесам требуется язык, — неловко пошутил Малоун, пытаясь скрыть свое удивление.
Доротея улыбнулась:
— Во времена Карла Великого представление о небесах сильно отличалось от современного.
Малоун показал пальцем на символ, изображенный на верхней обложке.
— Что это? — спросил он.
— Я не знаю.
Тут же Коттону стало ясно, чего ему явно не хватало в книге. Ни крови, ни монстров, ни мифических чудищ. Никакого конфликта или разрушительных устремлений высших сил. Никаких религиозных символов или знаков светской власти. По сути, ничего такого, что указывало бы на какой-либо узнаваемый стиль жизни, ничего, что могло бы указать на какую-либо известную Малоуну культуру. Вместо этого страницы показывали совсем другой мир, безвременный и неземной.
— Есть еще кое-что, что я хотела бы показать вам, — сказала Доротея.
Малоун задумался. Честно говоря, он так и не понял, что от него хотела эта опасная женщина.
— Пойдемте, вы человек, привыкший к подобным ситуациям.
— Я только продаю книги.
Доротея Линдауэр указала на открытую дверь, расположенную сзади нее.
— Тогда берите книгу и следуйте за мной.
Но он не собирался сдаваться так легко.
— Может, вы возьмете книгу, а я — пистолет? — Малоун снова схватился за оружие.
Она кивнула.
— Если вам это придаст уверенности — пожалуйста.
Она взяла книгу со стола, и Коттон последовал за ней. Винтовая каменная лестница уходила в еще большую тьму, внизу их ждал луч света, выбивающийся из-за закрытой двери.
Наконец они спустились. Внизу Малоун обнаружил коридор примерно 50 футов в длину. Деревянные двери выстроились по обе его стороны, Доротея подошла к самой дальней и легко открыла дверь.
— Крипта? — спросил Коттон.
Доротея согласно кивнула.
— Сейчас монахи хоронят своих мертвецов выше. Это часть старого аббатства, она сохранилась еще со Средних веков. Нынче эти помещения используются под склады. Мой дед провел здесь массу времени, когда шла Вторая мировая война.
— Прячась?
— Можно сказать и так.
Она перешла в коридор, освещаемый лампами. Яркий свет больно ударил по глазам, успевшим привыкнуть к темноте. За дверью одной из молелен, в дальнем конце коридора, располагался небольшой музей. Любопытные поделки из камня и резного дерева, примерно сорок или пятьдесят экспонатов, были выставлены в ярком свечении натриевого света. Витрины, освещаемые сверху, выстроились в дальнем конце. По стенам были расположены деревянные шкафы, раскрашенные в баварском стиле. Доротея указала на деревянные барельефы; на них были изображены многочисленные полумесяцы, кресты, трилистники, звезды, сердца, бриллианты и короны.
— Они украшали крыши голландских фермерских домов. Некоторые называют это народным искусством. Мой дед думал, что они значат нечто большее и их истинный смысл потерялся с течением веков, поэтому они находятся здесь.
— После поражения Вермахта?
Он ощутил ее мгновенно вспыхнувшее раздражение:
— Мой дед был ученым, а не нацистом.
— Знаете, сколько человек уже пытались оправдаться подобным образом?
Казалось, она и не заметила его колкости.
— Что вы знаете об арийцах?
— Достаточно. По крайней мере, я знаю, что это понятие появилось не благодаря нацистам.
— Снова ваша эйдетическая память?
— Вы просто кладезь информации обо мне.
— Я уверена, что вы соберете информацию и обо мне. Если решите, что это стоит вашего времени.
— Ладно, рассказывайте, — милостиво разрешил Малоун.
— Общее представление об арийцах, расе высоких, стройных, мускулистых людей с золотыми волосами и голубыми глазами, появилось в XVIII веке. Это произошло, когда ученые заметили генетическое сходство древних языков. И вы должны это оценить. Первым из них был британский юрист, служивший в Верховном суде Индии. Он изучал санскрит и выявил его сходство с древнегреческим и латынью. Тогда и было придумано слово «арии»; в переводе с санскрита оно означает «благородный». Именно это слово было использовано для описания некоторых индийских племен. Все больше ученых начали замечать сходство санскрита с другими языками и начали использовать термин «арийцы», чтобы описать эту языковую группу.
— Вы лингвист? — спросил Малоун.
— Едва ли, но дедушка знал эти вещи.
Доротея указала на одну из каменных плит. Наскальная живопись. Человеческая фигурка на лыжах.
— Это из Норвегии. Предположительно четыре тысячи лет до нашей эры. Остальные примеры, представленные здесь, привезены из Швеции. Вырезанные круги, диски, колеса. Для дедушки это был язык древних арийцев.
— Это абсурд.
— Точно. Но дальше будет только хуже.
Она рассказала ему о блестящей нации воинов, когда-то мирно жившей в долинах Гималаев. Некое событие, потерявшееся в истории, заставило их отказаться от мирного существования, и они стали завоевателями. Часть двинулась на юг — и завоевала Индию. Остальные хлынули на запад и вышли к холодным, дождливым лесам Северной Европы. Со временем их язык ассимилировался и стал похож на язык местного населения. Нам ничего не известно о них, даже как назывались эти племена. И так продолжалось вплоть до начала XIX века. Германская литературная критика дала таковое только в 1808 году — арийцы. Другой германский писатель, не имея исторического или лингвистического образования, объединил арийцев со скандинавами, полагая, что это одно и то же. Он написал серию книг, ставших немецкими бестселлерами в 20-х годах XX века.
— Полный нонсенс, — продолжила Доротея. — Никакой фактической основы. Но так или иначе — арийцы. По сути, это мифические люди с вымышленной историей и придуманным именем. Но в 30-х годах нацисты ухватились за эту романтическую историю. Слова «арийцы», «нордический» и «германский» стали использовать как взаимозаменяемые. Это сохранилось и по сей день. Идея о русоволосых завоевателях-арийцах нашла у немцев глубокий отклик — просто потому, что она апеллировала к их тщеславию. Итак, безвредное лингвистическое расследование стало сокрушительным инструментом расистов. Это стоило жизни миллионам и заставило немцев делать ужасные вещи, которые они никогда не совершили бы при другой власти.
— Это древняя история, — заметил Малоун.
— Позвольте, я покажу вам то, что не относится к древней истории.
Доротея повела его мимо экспонатов к пьедесталу, поддерживаемому четырьмя разбитыми камнями. На них были хорошо заметны глубоко вырезанные знаки. Коттон наклонился и попытался рассмотреть их поближе.
— Они такие же, как и на пергаменте, — сказал он. — Те же изображения.
— Точно такие же, — подтвердила Доротея.
Малоун выпрямился.
— Какие-то скандинавские руны?
— Это камни из Антарктиды.
Книга. Камни. Неизвестные письмена. Его отец. Ее отец. «НР-1А». Антарктида.
— Чего вы хотите? — наконец произнес он.
— Дедушка нашел эти камни там и привез их сюда. Мой отец потратил свою жизнь, пытаясь расшифровать их. — Она взяла в руки книгу. — Эти слова. Оба были безнадежными мечтателями. Но мне надо понять причину, побудившую их посвятить свои жизни разгадке этой тайны. Вам необходимо узнать, за что погиб ваш отец. Мы должны разгадать то, что дедушка называл Karl der Groe Verfolgung.
Малоун про себя перевел: «Искания Карла Великого».
— Откуда вы знаете, что что-нибудь из этого имеет связь с субмариной? — задал он следующий вопрос.
— Отец оказался там не случайно. Он был не только частью происходящего, а фактически причиной, побудившей командование направить субмарину именно туда. Я пыталась получить засекреченный отчет по «Блазеку» десятилетиями, и все безуспешно. Но теперь он есть у вас.
— Вы все еще не рассказали мне, откуда вам это известно.
— У меня есть источники в военно-морском флоте. Они и поведали мне, что ваша бывшая начальница, Стефани Нелл, получила отчет и отправила его вам.
— И это все еще не объясняет, откуда вы узнали, что я именно сегодня буду на горе.
— Как насчет того, чтобы на время оставить эту загадку?
— Вы послали тех двоих, чтобы украсть отчет?
Она кивнула.
Коттону не нравилось ее отношение, но, черт возьми, он был заинтригован. Он находился в подвале баварского аббатства, был окружен древними камнями с непонятными письменами и смотрел на книгу, предположительно принадлежавшую Карлу Великому, которую невозможно было прочесть. Если все, что сказала Доротея Линдауэр, было правдой, то вполне могло случиться так, что и гибель отца как-то с этим связана.
Но иметь дело с этой женщиной было бы чистым сумасшествием. Он в ней не нуждался.
— Если не возражаете, я пойду. — Коттон повернулся к выходу.
— Совершенно с вами согласна, — сказала Доротея, когда Малоун уже подходил к двери. — Вы и я никогда не смогли бы работать вместе.
Он остановился.
— Больше никогда не оказывайте на меня давления.
— Guten Abend, Herr Malone.[15]
Фюссен, Германия
20.30
Стерлинг Вилкерсон стоял под снежными ветвями бука и смотрел на витрину антикварного книжного магазина. Тот был расположен в середине сводчатой галереи живописных бутиков; рядом была пешеходная зона, недалеко от рождественской ярмарки, где толпа людей и теплый свет прожекторов вносили частичку тепла в холод зимней ночи. Ароматы корицы, имбирного пряника и сахарного миндаля плыли в сухом морозном воздухе вместе с дразнящими запахами шницеля и жареных колбасок. Откуда-то издалека доносился звон церковных колоколов.
Слабые огни, освещавшие витрину книжного магазина, показывали, что хозяин все еще ждет посетителей. Вилкерсон понимал, что его жизнь вот-вот должна была измениться. Его непосредственный начальник, Лэнгфорд Рэмси, пообещал, что он вернется домой из Европы с золотой звездой.
Но он сомневался в Рэмси.
Была одна вещь, и он это знал точно: чернокожим американцам нельзя доверять. Он до сих пор время от времени вспоминал детство. Ему было всего девять лет, и он жил в маленьком городке Южного Теннесси. Местные ковровые фабрики обеспечивали сносное существование не только его отцу, но и всем его соседям. Тогда чернокожие и белые жили отдельно, а последующие изменения в законодательстве положили начало взаимному насилию. Однажды в летнюю ночь он играл перед домом. У соседей было полно людей, и он неслышно подполз к двери и слушал, как люди, которых он знал всю жизнь, яростно спорят, обсуждая будущее города. Он был еще очень мал и не понимал, почему все так громко кричат. Поэтому на следующий день, пока они с отцом были на заднем дворе, он спросил — и получил немедленный ответ.
— Они разрушают связи, установленные много лет тому назад, сын. Ниггеры не имеют права здесь жить.
Тогда маленький Стерлинг собрался с духом и спросил:
— Но разве не мы привезли их сюда из Африки?
— И что? Это значит, что мы у них в долгу? Они сами влезают в долги, сын. Если они работают не на фабрике, никто из них не может удержаться на работе. Ничего не имеет значения, кроме того, что дали им белые люди. Такие, как я и остальные в этом квартале. Мы честно работали всю свою жизнь, а они просто пришли и все разрушили.
Он вспомнил ночь и все, что слышал накануне из-за неплотно прикрытой двери соседского дома.
— Ты и соседи собираетесь купить дом в конце квартала и снести его, чтобы негры здесь никогда не смогли жить?
— О, это звучит как отличный план; хорошо, если у нас получится воплотить его в жизнь.
— Вы собираетесь покупать каждый пустой дом, а затем сносить его?
— Если потребуется.
Его отец был прав. Нельзя доверять никому из них. Особенно тому, кто дослужился до звания адмирала в военно-морских силах США и должности начальника департамента военно-морской разведки.
Но какой выбор был лично у него? Дорога к адмиральским погонам проходила прямиком через Лэнгфорда Рэмси.
Стерлинг Вилкерсон взглянул на часы. И тут же увидел двухместную «Тойоту», проехавшую вниз по улице и припарковавшуюся у соседнего магазина. Боковое стекло опустилось, и двигатель постепенно затих.
Вилкерсон надел кожаные перчатки, затем подошел к входной двери книжного магазина. Звонок колокольчика объявил о его присутствии, как только он вошел внутрь.
— Guten Abend, Martin,[16] — сказал он приземистому полному человечку за стойкой.
Первое, что бросалось в глаза, были невероятно пышные черные усы хозяина магазина.
— Рад снова вас видеть, — сказал мужчина по-немецки.
Владелец магазина носил все тот же галстук-бабочку и смешные подтяжки, которые были на нем много недель назад, когда они впервые встретились. Книжный магазин был набит старыми и новыми книгами, но сразу было видно, что хозяин предпочитает исследования по оккультизму и астрологии. И еще он любил заключать договоры на поставку книг сам, не доверяя никому.
— Полагаю, твой рабочий день был удачным? — спросил Вилкерсон.
— На самом деле совсем нет. Несколько покупателей с утра, но с началом снегопада и открытием ночной рождественской ярмарки мысли людей заняты совсем не книгами. — Мартин закрыл дверь и повернул замок.
— Тогда, возможно, я сумею подбросить тебе пару монет. Пожалуй, пришло время завершить наше дело, — весело сказал Вилкерсон.
Все три месяца хозяин исправно работал внештатным сотрудником отделения Вилкерсона; правда, за это он потребовал кругленькую сумму. Но работу по розыску и поставке ценных книг, архивных бумаг и журналов выполнял добросовестно и даже с каким-то азартом. Стерлинг надеялся, что этими поставками никто не заинтересовался.
Он отодвинул рваную занавеску и последовал за хозяином магазина. Во время своего первого визита Вилкерсон узнал, что когда-то, в начале XX века, в этом здании размещался банк. От него здесь мало что осталось, только старое бронированное хранилище, и сейчас Вилкерсон наблюдал, как немец покрутил диск и разблокировал ручку, а затем легко открыл тяжелую железную дверь.
Мартин вошел и дернул шнурок. Под потолком загорелась белесая лампочка.
— Вы же понимаете, вашим заданием я занимался большую часть дня, а магазин совсем забросил.
Коробки были сложены в центре. Вилкерсон изучил содержимое самой верхней. Копии «Германии»,[17] ежемесячного журнала по археологии и антропологии, выпускавшегося нацистами в 30-х годах. В другой коробке находились тома в кожаном переплете, озаглавленные «Исследовательское и образовательное общество, Аненербе. Эволюция. Сущность. Эффект».
— Они были подарены Генрихом Гиммлером на пятидесятилетие Адольфу Гитлеру, — сказал Мартин. — Удачная находка. И еще, стоили они относительно недорого.
В остальных коробках были еще журналы, корреспонденция, договоры и другие архивные материалы. Все они относились ко временам Третьего рейха.
— Мне повезло найти продавцов, они брали только наличные. Таких антикваров все труднее найти. Я думаю, что честно отработал ваши денежки и заслужил небольшое вознаграждение.
Вилкерсон достал конверт из внутреннего кармана пальто и передал его Мартину.
— Десять тысяч евро, как договаривались.
Немец пролистал купюры, на его лице разлилась удовлетворенная улыбка.
Они вышли из хранилища и пошли в торговый зал. Мартин первым добрался до выхода и внезапно обернулся, наставив пистолет на американца.
— Я не любитель. Но тот, на кого вы работаете, должен принимать меня именно за такового.
Стерлинг попытался вести себя как можно увереннее.
— Те люди снаружи. Зачем они здесь? — спросил немец, не отпуская пистолет.
— Они должны помочь мне.
— Я сделал, как вы просили, купил то, что вы хотели, и не оставил ни одного следа, ведущего к вам.
— Тогда тебе не о чем беспокоиться. Я пришел исключительно за документами.
Мартин помахал конвертом перед носом Вилкерсона:
— Скажите тому, кто профинансировал эти покупки, чтобы оставили меня в покое.
— Почему вы считаете, что это не моя личная инициатива?
Мартин внимательно посмотрел на него.
— Кто-то использует вас, или, что еще хуже, вы сами решили нарушить закон. Помните, вам повезло, что я вас не застрелил.
— Почему же вы этого не сделали? — спросил Вилкерсон.
— Нет нужды тратить пулю. Вы не представляете угрозы. Но скажите своему благодетелю, чтобы он оставил меня в покое. А теперь забирайте свои коробки и проваливайте.
— Мне понадобится ваша помощь.
Мартин тряхнул головой и проговорил сквозь зубы:
— Эти двое пусть остаются в машине. Вы все должны вынести сами. Но знайте, если что-то пойдет не так, я застрелю вас.
Монастырь Этталь
Доротея Линдауэр смотрела на блестящие сине-серые камни, вывезенные ее дедом из Антарктиды. На протяжении многих лет она редко посещала аббатство. Эти навязчивые идеи деда и отца для нее мало значили. И пока она гладила шероховатую поверхность, а пальцы пробегали по странным буквам, только одна мысль преследовала ее. На расшифровку этого ее предки потратили всю жизнь.
Дураки. Оба. Особенно ее дед.
Херманн Оберхаузер родился в аристократической семье реакционных политиков, страстных в своих убеждениях и совсем недальновидных, как показали будущие события. Он ввязался в антипольское движение, прокатившееся по Германии в начале 30-х годов. Он собирал деньги на борьбу с ненавистной Веймарской республикой. Как только Гитлер пришел к власти, Херманн приобрел рекламную фирму, начал активно поддерживать национал-социалистов и все сделал для того, чтобы никому не известная группа «коричневорубашечников»[18] поднялась от террористов до лидеров нации. Затем он организовал газетный трест и возглавил Германскую национальную народную партию, присоединившуюся в конечном итоге к нацистам. Он произвел на свет трех сыновей. Двое из них так и не увидели окончания войны: один погиб в России, другой — во Франции. Отец Доротеи остался в живых только потому, что был слишком юн, чтобы сражаться. После заключения мирного договора дед Доротеи стал одним из тех бесчисленных разочарованных людей, кто отдал все, чтобы сделать Гитлера вождем нации. А теперь они, оставшиеся в живых, испытывали жестокий стыд. Ее дед потерял все свои газеты, но сохранил фабрики, бумажные комбинаты и нефтеперегонный завод — к счастью, эти предприятия были нужны союзникам. Поэтому его грехи были если не прощены, то на время забыты. Но, несмотря на поражение Германии и Нюрнбергский трибунал, Херманн Оберхаузер не отказался от своих взглядов. Он продолжал восхищаться так называемым тевтонским наследием и все так же поддерживал идеи германского национализма, полагая, что западная цивилизация находится на грани краха и ее единственная надежда на возрождение состоит в обнаружении давно потерянных истин. Как и сказала Малоуну Доротея, еще в конце 30-х годов он заметил необычные символы на крышах голландских фермерских домов и уверовал, что они и наскальное искусство Швеции и Норвегии, а потом уже и камни из Антарктиды — все это доказательства существования великой арийской цивилизации. А камни — великое послание, по которому можно изучить так называемый арийский язык. Колыбель всех мировых языков. Язык небес.
Полная бессмыслица. Но нацисты обожали романтические идеи. К 1931 году в состав СС входили десять тысяч человек,[19] которых Гиммлер в конце концов трансформировал в расовую элиту молодых арийских мужчин. Главное управление СС по вопросам расы и поселений тщательно расследовало наследственность претендентов и их генетику. Затем в 1935 году Гиммлер пошел еще дальше и создал тест на интеллект, тщательно следуя своей главной идее — возрождение золотого арийского прошлого.
Но ответственная миссия была двоякой. Раскопать свидетельства германских завоеваний вплоть до начала времен и сообщить немецкому народу об этих открытиях. Звучное и длинное название, как считали основатели, должно было обеспечить доверие и уважение немецкого народа. Deutsches Ahnenerbe — Studiengesellschaft Geistesurgeschichte. Немецкое общество по изучению древней германской истории и наследия предков. Или, сокращенно, Аненербе. Сто тридцать семь ученых и исследователей, более восьмидесяти кинорежиссеров, фотографов, художников, скульпторов, библиотекарей, техников, бухгалтеров и секретарей. И все они были под началом Херманна Оберхаузера.
Пока ее дед усердно трудился над проблемами филологии, немцы погибали на фронтах. В конце концов Гитлер выгнал ее деда из Аненербе и публично унизил и его, и всю семью Оберхаузеров. Вот тогда дед и уединился здесь, в аббатстве, защищенный стенами, укрепленными не только цементом и временем, но и верой. Тут он и пытался реабилитироваться, но не перед Гитлером, а перед самим собой и семьей.
Но так никогда и не смог этого сделать.
Она вспомнила день, когда он умер…
— Дедушка. — Она опустилась на колени перед его кроватью и взяла его за хрупкую руку.
Глаза старика открылись, но он не сказал ни слова. Он давным-давно потерял связь с миром и никого не узнавал.
— Никогда не сдавайся, — сказала Доротея.
— Позвольте мне сойти на берег. — Слова были не громче дыхания, и ей пришлось наклониться, чтобы услышать их.
— Дедушка, что ты, сказал?
Его взгляд остановился, масляный свет лампы не давал Доротее увидеть выражение его лица и сбивал ее с толку. Он медленно покачал головой.
— Ты хочешь умереть? — спросила она.
— Я должен сойти на берег. Скажите капитану.
— Что ты имеешь в виду?
— Их мир… Он ушел. Я должен сойти на берег. — И дед снова покачал головой.
Доротея начала говорить, чтобы переубедить его, но его рука слабела с каждой минутой. Вдруг он резко вздохнул, а затем медленно разлепил сухие губы и, напрягая последние силы, произнес: «Хайль… Гитлер».
Доротея Линдауэр каждый раз сгорала от стыда, когда думала о последних словах деда. Почему, уже умирая, он не отрекся от зла, а лишь еще раз присягнул ему в верности? К сожалению, она этого уже никогда не узнает.
Дверь в подвальную комнату отворилась — это вернулась давнишняя знакомая Малоуна. Доротея наблюдала, как та уверенно идет мимо экспонатов… Как же она, Доротея, могла допустить, что уже нельзя повернуть обратно? Ее дед умер нацистом, ее отец погиб мечтателем. А она?
А теперь и она готова повторить их судьбу.
— Малоун ушел, — сказала женщина. — Он уехал. Мне нужны мои деньги.
— Что случилось сегодня на горе? Я не могла предположить, что твой напарник погибнет.
— События вышли из-под контроля.
— Вы сделали все не так. Вы должны были только заинтересовать Малоуна, а теперь он знает то, что должно было остаться тайной.
— Это сработало. Малоун пришел, и у вас была возможность побеседовать; в конечном счете случилось именно то, что вы и хотели.
— Своими действиями вы поставили под угрозу всю операцию. Все должно было быть совсем не так.
— Я сделала все, о чем вы меня попросили, и хочу, чтобы мне заплатили. И еще я хочу долю Эрика. Он определенно ее заслужил.
— Его смерть для тебя ничего не значит? — спросила Доротея.
— Он слишком остро реагировал на нештатную ситуацию и поплатился за это.
Доротея бросила курить лет десять назад. Но недавно начала снова. Казалось, что никотин успокаивает ее и придает уверенности. Она шагнула к одному из богато инкрустированных шкафов, нашла пачку и предложила своей гостье сигарету.
— Danke,[20] — сказала наемница.
С первой их встречи Доротея знала, что женщина курит. Она взяла сигарету и себе, нашла спички и прикурила обе.
Женщина сделала две глубокие затяжки.
— Мои деньги, будьте любезны.
— Конечно, — спокойно ответила Доротея.
Доротея Линдауэр увидела, как изменились глаза наемницы. Уверенность быстро сменили страх, боль и отчаяние. Мышцы лица напряглись, горло свело судорогой. Пальцы разжались, выпуская сигарету, а руки схватились за горло. Язык распух, и она тщетно пыталась глотнуть хоть каплю спасительного кислорода. На губах выступила пена. Она сделала последний вдох, закашлялась и попыталась что-то сказать, но тут пришла агония. Мышцы лица разгладилось, и тело мягко упало на пол.
Доротея уловила легкий запах миндаля. Цианид, им была пропитана сигарета.
Интересно, как наемница работала на людей, о которых ничего не знала. Ни разу она не задала ни единого вопроса. Доротея поступала по-другому. Она всегда тщательно проверяла всех, кого нанимала, пусть и на один день. Наемница была очень примитивной, ее интересовали только деньги. Но госпожа Доротея Линдауэр не могла рисковать и оставлять свидетелей, даже если те очень мало знали.
Коттон Малоун? О, это совсем другая история. Что-то подсказывало ей, что она с ним еще встретится.
Вашингтон, округ Колумбия
15.20
Рэмси возвратился в Национальный морской исследовательский центр, где располагался штаб военно-морской разведки. У двери его личного офиса уже ждал начальник штаба капитан Хоуви.
— Что случилось в Германии? — немедленно спросил адмирал.
— Отчет по «НР-1А» был передан Малоуну на Цугшпице, как и планировалось. Однако затем ситуация вышла из-под контроля, в кабинке подъемника началась драка, один человек погиб.
Рэмси выслушал объяснения Хоуви о том, что случилось, а затем коротко спросил:
— Где Малоун?
— Датчик GPS в арендованной им машине показывает все его передвижения. Он был некоторое время в отеле, а затем поехал в монастырь Этталь. Это примерно в девяти милях на север от Гармиша. Последний отчет сообщает, Малоун опять возвращается в Гармиш.
Рэмси довольно улыбнулся. Они очень предусмотрительно снабдили маячком машину Малоуна. Это позволяло им без труда следить за его перемещениями через спутник.
Адмирал сел за стол.
— Что с Вилкерсоном? — продолжил он допрос.
— Мы думаем, что он чертовски профессионален, — сказал Хоуви. — Он спокойно проследил за Малоуном, подождал в Гармише, а затем отправился в Фюссен и встретился там с неким владельцем книжного магазина. Два помощника уже ждали его в машине, поэтому им не составило труда забрать заказ.
— Он тебя раздражает, не так ли? — спросил Рэмси.
— Я знаю, что от него будет больше неприятностей, чем пользы, и мы должны убрать его как можно скорее.
Рэмси почувствовал резкое отвращение, но все же произнес:
— Где же пересеклись ваши дорожки?
— Штаб-квартира НАТО. И это общение, мягко говоря, стоило мне моих капитанских погон. К счастью, мой командир тоже не любил ублюдков, целующих задницы начальства.
У Лэнгфорда не было времени на всю эту стародавнюю муть, поэтому он просто сменил тему разговора.
— Нам известно, что сейчас делает Вилкерсон?
— Вероятно, он сейчас решает, кто ему больше поможет. Мы или они.
Когда Рэмси узнал, что Стефани Нелл запросила отчет следственной комиссии по «НР-1А», он немедленно отправил на Цугшпице свободных агентов, намеренно не проинформировав об этом Вилкерсона. Начальник его берлинской резидентуры полагал, что он был единственным следившим, и строго выполнял все полученные инструкции о наблюдении за Малоуном и передвижениях секретного отчета.
— Вилкерсон объявлялся, звонил?
— Ни слова, — покачал головой Хоуви.
Зажужжал интерком, и Рэмси услышал, как его секретарь сообщает ему, что на линии Белый дом. Лэнгфорд отпустил Хоуви и поднял трубку.
— У нас проблема, — без предисловия объявила Диана Маккой.
— Как это у нас проблема?
— Эдвин Дэвис проводит собственное расследование.
— И президент не может его остановить?
— Нет. Или просто не хочет.
— Как ты это поняла?
— Я заставила Дэниелса поговорить с ним, но все, что он сделал, так это выслушал его напыщенную речь про Антарктиду, а затем пожелал «приятного дня» и повесил трубку.
Рэмси потребовал детали, и Диана объяснила ему, что произошло. Затем он спросил:
— Наш отчет о Захарии Александре никак не повлиял на решение президента?
— Видимо, нет.
— Возможно, нам стоит увеличить давление.
Собственно говоря, именно поэтому Рэмси и отправил Чарли Смита на задание, но Диана Маккой ничего не должна знать об этом.
— Дэвис очень привязан и доверяет Стефани Нелл, — после короткого молчания сказала Диана.
— Она не помеха, — отрубил Рэмси.
Группе «Магеллан» нравилось думать, что они — лучшие игроки на поле международного шпионажа. И никаких других вариантов. Двенадцать чертовых юристов? Нужно все-таки быть реалистами. Ни один из них и гроша ломаного не стоил. Коттон Малоун? Он слеплен из другого теста. Но он ушел в отставку и с головой погрузился в расследование причин гибели отца. На самом деле Лэнгфорд Рэмси отдавал себе отчет, что сейчас он просто взбешен, а ничто так не искажает разум, как гнев. Поэтому он попытался вернуть себе спокойствие, вздохнул и продолжил:
— Нелл не может стать преградой.
— Дэвис направился в Атланту. Он очень уверен в себе и считает, что именно он управляет ситуацией.
«Любимчик президента, спокойный, самоуверенный лощеный бюрократ» — так перевел слова Дианы Рэмси, но попытался успокоить ее:
— Он не знает игры, правила и ставки.
— Ты понимаешь, что он, скорее всего, найдет Захарию?
— Что-нибудь еще? — Лэнгфорд уже взял себя в руки и попытался закончить разговор.
— Не напортачь хоть с этим, — ответила Диана.
Диана Маккой, может быть, и советник президента по национальной безопасности, но и Лэнгфорд Рэмси не мелкая сошка, им нельзя командовать. Однако вместо гневной отповеди он произнес:
— Я постараюсь.
— Речь идет и о моей заднице тоже. Не забывай об этом. Хорошего дня, адмирал.
И она повесила трубку.
Рэмси понимал, что вся эта ситуация становилась очень опасной. Как много секретов он сможет одновременно держать под водой?
Рэмси проверил время.
По крайней мере, один из этих секретов скоро откроется. Лэнгфорд посмотрел на вчерашнюю «Нью-Йорк таймс», лежавшую на столе. Его привлекла статья, касающаяся адмирала четвертого ранга Дэвида Сильвиана, вице-председателя Объединенного комитета начальников штабов. Пятьдесят девять лет, из них тридцать семь лет на военной службе. В настоящее время находится в госпитале после несчастного случая на мотоцикле, произошедшего из-за ледяной корки на Виргинской магистрали. Ожидалось, что прославленный адмирал поправится, но его состояние было все еще очень серьезным. В статье приводились пожелания от Белого дома о скорейшем его выздоровлении. Еще бы, правительство должно быть ему благодарно: Сильвиан был не только чемпионом по сокращению расходов, он полностью переписал процедуры финансирования и снабжения Пентагона. Подводник. Многим нравится. Уважаем.
Еще одно препятствие для Лэнгфорда Рэмси.
Адмирал не знал, когда придет его время, но сейчас, когда оно наступило, он был готов. За прошедшую неделю все встало на свои места. Чарли Смит уладит все мелкие неприятности, способные ему помешать.
А теперь пришло время Европы.
Адмирал дотянулся до телефонной трубки и набрал международный номер. На том конце ответили после четвертого гудка.
— Как у вас погода? — спросил Рэмси.
— Облачная, холодная и плохая.
Верный ответ. Он разговаривал с правильным человеком.
— Те посылки на Рождество, заказанные мною. Я бы хотел, чтобы их упаковали и доставили.
— Курьерской или обычной почтой?
— Курьерской. Праздники быстро приближаются.
— Мы можем организовать это в течение часа.
— Чудесно.
Адмирал повесил трубку.
Стерлинг Вилкерсон и Коттон Малоун вскоре будут мертвы.