Язык небес

Глава 16

Уайт-Оук, Виргиния

17.15

Чарли Смит посмотрел на маленькие флуоресцентные стрелки своих коллекционных часов с Индианой Джонсом, а затем — на лобовое стекло припаркованного «Хендая». Он будет рад, когда вернется весна и время потечет быстрее. Чарли плохо реагировал на холод, снег, темноту и вообще на все зимние прелести. Это началось, когда он был еще подростком, и ухудшилось, когда переехал в Европу. Смит наблюдал репортаж об этом состоянии в передаче «Внутренний выпуск».[21] Длинные ночи, мало солнца, низкие температуры. Мрачно, как в аду.

Главный вход в госпиталь неясно вырисовывался впереди. Серый прямоугольник с оштукатуренными стенами, три этажа серости и болезней. Папка на пассажирском сиденье лежала открытой, все готово, надо лишь прочитать. Но все, что сейчас волновало Чарли, — это очередная серия «Звездного пути»,[22] которую он загрузил в айфон. Кирк[23] и похожий на ящерицу пришелец сражались друг с другом на необитаемом астероиде. Чарли столько раз смотрел каждую из 79 оригинальных серий, что обычно знал диалоги главных героев наизусть. И честно говоря, он считал, что красотка Ухура[24] определенно была горячей штучкой. Чарли как раз смотрел, как пришелец загнал в угол Кирка, но вынужден был прервать столь приятное времяпровождение. Он заметил, как два человека вышли из дверей главного входа больницы и направились к «Форду гибрид» цвета мокко.

Чарли проверил номер автомобиля. Тот принадлежал дочери адмирала Сильвиана и ее мужу.

Еще один человек покинул госпиталь — за тридцать, с рыжими волосами — и спокойно направился к серой «Тойоте» класса SUV.[25] Чарли сверил номерной знак. Сын.

За ним следовала пожилая женщина. Жена. Ее лицо совпадало с черно-белым фото, хранившимся в папке.

Чарли Смит считал себя истинным профессионалом и поэтому к каждому делу готовился очень тщательно.

Кирк, как черт, унесся от ящерицы, но Смит знал, что далеко он не убежит. Решительное столкновение приближалось. Так же, как и здесь.

Палата номер 245 сейчас должна быть пуста. Чарли знал, что больница была региональной; две ее операционные использовались по часам, кабинет «Скорой помощи» имел четыре машины «неотложки» из четырех соседних округов. Много последовательных действий, каждое из них позволит Смиту легко дойти до места назначения, и его никто не должен заметить.

Он захлопнул дверь автомобиля и не торопясь вошел в госпиталь через главный вход. Стойка регистратуры была пуста. Чарли знал, что служащий ушел с дежурства в пять и не вернется раньше семи утра. Немногочисленные посетители направлялись к автостоянке. Часы посещения заканчивались в пять часов вечера, но Чарли было известно, что многие не покидали своих родственников и знакомых раньше шести. Смит поднялся на лифте и пошел по залитой солнцем плитке к дальнему коридору первого этажа, ненадолго задержавшись в прачечной. Пятью минутами позже он уверенно вышел из лифта на втором этаже. Резиновые подошвы ботинок медбрата бесшумно ступали по светлой плитке пола. В отделениях слева и справа от него уже не было посетителей, двери в палаты, где лежали больные, были закрыты. Пост медсестер, расположенный прямо перед ним, был занят, но две пожилые женщины, не поднимая глаз, работали с медицинскими картами. Его они увидеть не могли.

Для дополнительной маскировки у Чарли в руках была стопка аккуратно сложенных простыней. Внизу в прачечной ему сообщили, что в палатах 248 и 250, ближайших к 245-й, нужны свежие простыни.

Все очень просто.

Единственная сложная проблема уже была решена. С утра Чарли еще не знал, какую серию загрузить в айфон. А второй вопрос — какое средство выбрать, чтобы смерть была как можно естественней, — Смит решил достаточно просто. Ведь он профессионал. К счастью, имея должные знания, можно было запросто взломать базу данных медицинских карт пациентов. Чарли практически сразу нашел нужную — и увидел там достаточно интересную информацию, позволившую ему выбрать способ убийства. Главное, что беспокоило докторов, — это пониженное кровяное давление пациента. Уже были прописаны все нужные медикаменты для решения этой проблемы, и все инъекции уже были назначены на утро. Пациент должен был хоть немного прийти в себя после многочасовой операции.

Отлично.

Смит уже проверил законы штата Виргиния о правилах аутопсии. Если смерть пациента произошла в результате суицида или вследствие автомобильной катастрофы, вскрытие не проводилось. Чарли это полностью устраивало. Ему нравилось, когда правила работали на него.

Он вошел в 248-ю палату, бросил простыни на голый матрац и быстро застелил больничную койку. Затем выглянул в коридор и, удостоверившись, что ничего не изменилось, перешел в 245-ю палату. Лампа над дверью освещала холодным белым светом больничные стены. Монитор сердечной деятельности подавал однообразные сигналы, сипела помпа искусственных легких. Смит знал, что все показатели тут же отображались на медицинском посту, и поэтому был очень осторожен. Он просто обязан оставить все так, как было до его прихода.

Пациент лежал на кровати: голова, лицо, руки и ноги были туго перебинтованы. Согласно записям больничной карты, когда его сначала доставили на машине «Скорой помощи» и быстро перевели в травматологическое отделение, у него были зафиксированы перелом черепа, рваные раны и повреждения кишечника. Это было настоящее чудо, что не был задет спинной мозг. Операция заняла три часа; во время нее остановили внутреннее кровотечение, восстановили внутренние повреждения и сшили раны. Потеря крови была значительной, и в течение нескольких часов ситуация оставалась критической. Но через несколько часов надежда на выздоровление обернулась уверенностью; было официально заявлено, что состояние больного квалифицируется как стабильное.

Именно поэтому Чарли и был здесь. Почему? Смит просто об этом не задумался. Он никогда этого не делал, получая очередное задание.

Чарли натянул латексные перчатки и нащупал в кармане шприц. Медицинская карта подробно отражала все лекарства, прописанные больному, поэтому подкожная инъекция с определенным количеством нитроглицерина может быть легко обнаружена при вскрытии. Если его будут делать по просьбе родственников. Но не в этом случае.

Надавив на поршень и удалив пузырьки воздуха, Смит аккуратно ввел препарат в пластиковый мешок капельницы. Теперь не должно возникнуть никакой угрозы. И хотя мгновенная смерть была бы предпочтительней, но изменения показателей сразу отобразятся на мониторах, и медсестры тут же вызовут реаниматологов. А Смиту нужно было время, чтобы уйти, и он знал, что остановка сердца адмирала Дэвида Сильвиана наступит только через полчаса после его ухода. К этому времени нитроглицерин уже растворится и его следы обнаружить будет невозможно.

Все как всегда: дело сделано, и его ждет очередная серия «Звездного пути». И очередное задание.

Глава 17

Гармиш

22.00

Малоун вернулся в отель «Пост». Уже когда он покинул монастырь и ехал обратно в Гармиш, то чувствовал, как его желудок скручивается от голода. Но всю поездку Коттон продолжал представлять членов экипажа «НР-1А», пойманных в ловушку на дне ледяного океана и надеющихся, что кто-нибудь их спасет.

Но этого никто не собирался делать.

Стефани еще не связалась с ним, и Малоун боролся с искушением самому набрать ее номер, однако вовремя вспомнил, о чем они договорились. Нелл должна позвонить только после того, как у нее будет нужная информация.

И его мысли вернулись к Доротее Линдауэр. Это была проблема. Мог ли ее отец действительно находиться на борту «НР-1А»? А если нет? Но откуда она могла узнать имя, указанное в отчете? Несмотря на то что список членов экипажа стал частью официального заявления для прессы, сделанного после того, как лодка затонула, Коттон припомнил, что в нем не было упоминания о Дитце Оберхаузере. Присутствие немца на борту субмарины, очевидно, было не для публичного использования. Еще одна маленькая капля в море лжи. И это вместо того, чтобы сказать правду, организовать спасение и начать нормальное расследование.

Что здесь происходит?

Ничего хорошего за время его пребывания в Баварии не случилось.

Коттон устало поднялся по деревянной лестнице. Немного сна ему явно не помешает. Завтра он тщательнее изучит все обстоятельства этого дела. Малоун посмотрел в коридор. Дверь в его номер была приоткрыта. Все надежды на какой-либо отдых тут же испарились.

Он выхватил пистолет из кармана куртки и попытался как можно тише подойти к двери комнаты. Его тень на полированном полу была отчетливо видна. И единственное, что мог сделать Коттон в данной ситуации, — это свести к минимуму любой шум, позволивший его незваным гостям догадаться о его присутствии.

Он вспомнил план гостиничной комнаты. Дверь открывалась в небольшой коридор, справа — большая ванная комната. Далее располагалась спальня — королевских размеров кровать, письменный стол, несколько тумбочек, телевизор и два кресла.

В голове вертелась малодушная мысль: может, служащие гостиницы просто забыли закрыть дверь после уборки? Возможно, но после сегодняшних событий Коттон сильно в этом сомневался. Он остановился с пистолетом в руке и сильно толкнул дверь плечом, отметив про себя, что свет в комнате был включен.

— Все в порядке, мистер Малоун, — сообщил женский голос.

Он заглянул в дверной проем.

Женщина, высокая и стройная, с пепельными волосами до плеч, стояла по другую сторону кровати. Ее лицо, без тени морщин, светло-персиковый цвет кожи и необыкновенные глаза. Она была близка к совершенству.

Малоун ее уже видел.

Доротея Линдауэр? Нет, хотя и очень похожа.

— Я Кристл Фальк, — сказала она.

Стефани сидела в кресле у иллюминатора, а Эдвин Дэвис рядом, в соседнем от нее проходе. Самолет компании «Дельта» из Атланты приближался к месту своего назначения, и вскоре они должны были приземлиться в международном аэропорту Джексонвилля. Внизу расстилались восточные области Национального заповедника Окефеноки;[26] зелено-бурые болота с черной водой были укрыты на зиму коричневой фанерой. Глава группы «Магеллан» оставила Дэвиса наедине с его мыслями на все 55 минут полета, а теперь пришла к выводу, что с нее хватит.

— Эдвин, почему ты не сказал мне правду?

— Я знаю. У меня нет брата, служившего на той субмарине. — Его голова лежала на подголовнике, глаза были полузакрыты.

— Почему ты солгал Дэниелсу?

Он потянулся и медленно проговорил:

— Я был вынужден.

— Это не похоже на тебя.

Эдвин внимательно посмотрел на нее.

— Правда? Мы едва знаем друг друга. С чего ты взяла?

— Тогда почему я здесь?

— Потому что ты честная. Правда, иногда чертовски наивная. Своевольная. Но всегда честная. И это, с одной стороны — сильная, а с другой стороны — слабая черта твоего характера.

Нелл удивил его цинизм.

— Система коррумпирована, Стефани. С низов и до самого верха. Как ни крути, но это правда.

Она была озадачена, учитывая место работы Дэвиса.

— Что ты знаешь о Лэнгфорде Рэмси? — спросил он.

— Мне он не нравится. Убежден в том, что вокруг одни идиоты, и даже не скрывает этого; и абсолютно уверен, что разведывательное управление не выживет без него.

— Он девять лет работал главой военно-морской разведки. Это неслыханно. Но каждый раз, как подходило время проводить очередную ротацию кадров, они позволяли ему остаться на месте.

— Это проблема?

— Черт возьми, да. Рэмси честолюбив, ради достижения цели он не остановится ни перед чем.

— Звучит так, будто ты его хорошо и давно знаешь.

— Больше, чем мне бы хотелось.

— Эдвин, прекрати, — сказала Милисент.

Он держал в руках трубку, набирая номер местной полиции. Она выхватила ее у него из рук и положила обратно на рычаг.

— Оставь все как есть.

Дэвис посмотрел в ее темные глаза. Ее великолепные длинные коричневые волосы были взлохмачены. Лицо Милисент было все таким же прекрасным, но сейчас на нем не было прежней уверенности, одно лишь беспокойство. Они во многом были очень похожи. Умные, преданные, верные. Различались только принадлежностью к расе — она была прекрасным образцом африканских генов, а он — квинтэссенцией англо-саксонских протестантов. Эдвин был увлечен ею в те дни, когда был назначен связным капитана Лэнгфорда Рэмси в Министерстве иностранных дел, участвовавшего в обустройстве штаб-квартиры НАТО в Брюсселе.

Дэвис нежно погладил свежий синяк на ее бедре.

— Он ударил тебя, — выплюнул он. — Снова.

— Это его обычное проявление чувств.

Милисент дослужилась до звания лейтенанта совсем недавно. Ее родственники были военные моряки, вот уже четыре поколения, и она с гордостью продолжила эту семейную традицию. Последние два года она была личным помощником Лэнгфорда Рэмси и его любовницей.

— Неужели он этого стоит? — тихо спросил Эдвин.

Милисент отошла от телефона, плотно запахнув халат. Она позвонила Дэвису полтора часа назад и попросила зайти к ней в номер. Рэмси только что ушел. И Эдвин совершенно не задумывался тогда, почему он приходит к ней в ту же минуту, как только слышит ее звонок.

— Рэмси не хотел этого делать, — как можно спокойнее сказала она. — Просто его характер оставляет желать лучшего. Он не любит, когда ему отказывают.

Эдвин Дэвис не мог представить их вместе, это приносило физическую боль, но он продолжал слушать ее, уверяя себя, что этот разговор принесет ей хоть какое-то облегчение. Больше он ничем не мог ей помочь.

— Нужно написать на него рапорт.

— Это ничего не изменит. Эдвин, этот человек идет на повышение. У него влиятельные друзья. Никому не будет дела до того, что я скажу или напишу, мне просто не поверят.

— Мне это важно, я тебе верю.

Ее беспокойные глаза пробежали по его лицу.

— Он обещал мне, что это больше никогда не повторится.

— Он говорил эти же слова и в прошлый раз.

— Тут есть и моя вина. Я сама во всем виновата. В этот раз я первая толкнула его. Я не должна была, но не смогла сдержать себя в руках.

Она села на диван и жестом попросила его сесть рядом. Когда Эдвин оказался рядом, Милисент положила голову ему на плечо и через мгновение уснула.

— Она умерла через полгода, — сухо закончил Дэвис.

Стефани молчала.

— Ее сердце просто остановилось. Руководство в Брюсселе сообщило, что вероятной причиной смерти было генетическое заболевание. — Дэвис замолчал на минуту, а потом с усилием продолжил: — Рэмси опять ее бил, тремя днями ранее. Никаких следов. Всего лишь несколько точных ударов кулаком по правильно выбранным местам… — Он немного помолчал. — После этого я попросил перевода.

— Знал ли Рэмси о том, что ты все знаешь?

Дэвис пожал плечами:

— Я не уверен в этом, но сомневаюсь, что его это хоть как-то беспокоило. Мне было тридцать восемь лет, и единственное, что для меня было важно и что меня волновало, — это карьера в Министерстве иностранных дел. Дипломатическая служба в чем-то похожа на военную карьеру. Ты принимаешь назначение, и лучше не перечить вышестоящим лицам. Тогда я ничего не мог сделать, кроме как пообещать, что если у меня возникнет возможность надрать задницу Рэмси, я сделаю это. Вот откуда и появилась история о моем фальшивом брате.

— Что же может сделать Рэмси, если узнает об этом?

Дэвис опустил голову обратно на подголовник. Самолет начал снижение перед приземлением.

— Все, что угодно, — ответил он.

Глава 18

Бавария

22.30

Вилкерсон переключил передачу, и «Вольво» замедлил движение. Шоссе спускалось вниз, в широкую альпийскую долину, расположенную между двумя высокими горными цепями. Фары выхватывали из темноты кружащийся сухой снег, который легко сметали с лобового стекла дворники. Вилкерсон был девятью милями севернее Фюссена, в черных лесах Баварии, недалеко от Линдерхофа, одного из сказочных замков безумного короля Людвига II.

Стерлинг остановился и повернул к скалистой узкой дороге, терявшейся среди деревьев. Его окружало сонное безмолвие. В поле зрения возник типичный для этого места фермерский домик. Остроконечная крыша, яркие цвета, стены из камня, цемента и дерева. Зеленые жалюзи в окнах первого этажа были закрыты. Ничего не изменилось с тех пор, как он оставил это место.

Стерлинг припарковался и вышел из машины.

Под подошвами ботинок скрипел снег, пока он шел к входной двери. Войдя внутрь, Вилкерсон зажег несколько ламп и растопил камин, разворошив еще тлеющие угли. Затем он вернулся к машине и забрал коробки, разместив их в чулане.

Это задание можно считать выполненным. Стерлинг подошел к входной двери и всмотрелся в снежную ночь.

Ему надо коротко доложить обо всем Рэмси. Стерлингу было обещано, что в течение месяца он получит новое назначение в Вашингтон, в штаб-квартиру военно-морской разведки. Его имя будет представлено в списке офицеров, надеющихся на адмиральский чин, и Рэмси обещал ему, что может гарантировать успешный исход дела.

Но будет ли это исполнено?

У него не было иного выбора, кроме как ждать и надеяться. Казалось, что вся его жизнь в последнее время зависела только от других, и самое неприятное, что все вертелось вокруг Лэнгфорда Рэмси. И ничего из этого ему не казалось достойным американского офицера.

В очаге вспыхнули последние угли. Ему надо было сходить за поленьями, они лежали с другой стороны дома. Ночь морозная, и ему может понадобиться сильный огонь.

Вилкерсон открыл дверь. И тут яркая вспышка света разорвала ночь на куски.

Инстинктивно Стерлинг заслонил лицо от внезапной вспышки сильного света и волны невыносимого жара. Он приоткрыл глаза и увидел, что от горящего «Вольво» уже мало что осталось — лишь остатки колесных дисков и горящие куски железа. И тут, в неверном свете пожара, он заметил легкое движение теней. Две фигуры. Направляются прямо к нему. И они вооружены.

Он быстро захлопнул дверь.

Стекло в одном из окон разбилось вдребезги, и что-то с глухим стуком упало на деревянный пол. Граната советского образца. Стерлинг рванулся в следующую комнату как раз в тот момент, как гостиная взлетела на воздух. Стены домика были, по-видимому, достаточно крепки, и поэтому взрыв не сокрушил межкомнатные перегородки. Но он услышал завывание ветра там, где раньше был уютный кабинет, — скорее всего, ударная волна снесла одну из внешних стен.

Стерлинг сумел подняться на ноги, однако тут же опять упал на пол.

И в этот момент он услышал голоса. Снаружи. Двое мужчин. С разных сторон дома.

— Проверь все и найди тело, — приказал один из них на немецком.

Вилкерсон услышал, как кто-то ворошит черный щебень, а затем тьму разрезал луч фонарика. Эти двое не предпринимали ровно никаких усилий, чтобы хоть как-то замаскировать свое присутствие. Он вжался в стену.

— Что-нибудь нашел? — спросил один из них.

— Nein.[27]

— Иди вперед, проверь оставшиеся комнаты.

Стерлинг был готов к визиту.

Узкий луч света резко полоснул комнату, появившись в дверном проеме. Затем показался и сам фонарик, и, наконец, оружие. Стерлинг ждал, когда мужчина войдет, а затем резко схватил дуло пистолета, одновременно сильно ударив мужчину в челюсть. Пистолет скользнул ему в руку.

Мужчина зашатался, но Вилкерсон не собирался зря тратить время. Как только его преследователь восстановил равновесие, он ударил его в грудь и наставил на него дуло пистолета. Но в этот же самый момент заметил узкий луч света. Какой-то черный предмет пролетел через комнату и с глухим стуком упал на пол.

Еще одна граната.

Стерлинг нырнул за диван и закрыл голову руками. И как раз вовремя. В этот самый момент раздался взрыв, и на него посыпались куски штукатурки. В развороченные оконные проемы ворвался зимний ветер. Развернутый диван защитил Вилкерсона от взрывной волны и каменных осколков. Но стоило ему подумать, что он только что избежал самого худшего, как вдруг он услышал треск, и одна из потолочных балок рухнула на диван. К счастью, его не придавило.

Второй из нападавших появился в дверном проеме.

Во время взрыва Вилкерсон потерял пистолет и сейчас пытался найти его в темноте. Встать он все еще боялся и, вжавшись в пол, пополз вперед.

Его преследователь уже был в комнате и спокойно шел прямо к нему, откидывая ногой куски камня и щебня.

Выстрел срикошетил от пола рядом с головой Стерлинга. И тогда, прокляв все на свете, он побежал. Вариантов у него не осталось. Пистолет лежал слишком далеко, холодный ветер и адреналин придали ему сил, но тут луч фонарика нашел его.

Черт. Он проклинал за доверчивость себя, а уже потом адмирала Лэнгфорда Рэмси.

Прогремел пистолетный выстрел. Луч фонаря резко осветил потолок, а потом заметался по углам. Тело грузно упало на пол.

А затем наступила благословенная тишина.

Стерлинг оглянулся, пытаясь разглядеть своего спасителя. Высокий и стройный силуэт. Это определенно была женщина, и, судя по всему, у нее в руках был дробовик.

— Вы в порядке? — участливо спросила Доротея Линдауэр.

— Отличный выстрел.

— Я увидела, что у вас проблемы.

Он подошел к Доротее и взглянул в глаза своей спасительнице.

— Я полагаю, что это разрешило все сомнения; судя по вашему внешнему виду, они все же возникали. И как вы теперь относитесь к адмиралу Рэмси и его намерениям? — спросила она.

— Начиная с этого момента я буду делать все, что вы пожелаете, — сказал Вилкерсон и щелкнул каблуками.

Глава 19

Малоун помотал головой. Близнецы? Он закрыл дверь.

— Я только что встречался с вашей сестрой. И еще, я очень удивился, почему она дала мне так легко уйти. Вы что, не могли присутствовать при нашем с ней разговоре?

Кристл Фальк покачала головой:

— Мы особо не разговариваем.

Уже в который раз за день Коттон был удивлен.

— До сих пор вы работали вместе.

— Нет, это не так. — В ее английском, в отличие от сестры, не было ни намека на немецкий акцент.

— Тогда что вы здесь делаете?

— Она сегодня охотилась за вами. Пыталась перетянуть вас на свою сторону или, во всяком случае, включить вас в игру. Мне стало интересно почему. Я планировала поговорить еще с утра, когда вы спускались с горы, но потом пришла к выводу, что будет гораздо проще сделать это вечером.

— Вы видели?

Она кивнула.

— Затем я последовала сюда за вами.

«В какую чертовщину я ввязался?» — подумал Коттон.

— Я не смогла ничего сделать и не могла вам помочь.

— Кроме того, что вы знали об этом заранее.

— Я всего лишь знала, что вы будете там. Ничего больше.

Он решил сделать пробный выстрел:

— Вы тоже хотите узнать о своем отце?

— Да.

Коттон сел на кровать и уставился в угол комнаты. Там, рядом с телефоном, все еще лежал отчет по «Блазеку». Интересно, его посетительница заглядывала в него?

Кристл Фальк удобно расположилась на одном из стульев. На ней была джинсовая рубашка с длинными рукавами и брюки в стиле «хаки». И все это нисколько не скрывало ее точеной фигурки. Эти две красивые женщины, похожие друг на друга как отражения в зеркале, предпочитали разные прически. Волосы Кристл легкой волной спускались на плечи. И что еще более заинтересовало Малоуна, их характеры и способы добиваться намеченной цели отличались как день от ночи. Там, где Доротея Линдауэр позиционировала гордость и привилегированность, Кристл прибегала к прямой атаке.

— Рассказала ли Доротея вам о деде?

— Коротко.

— Он работал на нацистов, был одним из руководителей Аненербе.

— Какое благородное дело.

Кристл поняла его сарказм.

— Согласна. Но вы же не будете отрицать, что этот институт был не более чем исследовательским проектом, хотя и финансировался нацистской партией. Его деятельность была направлена на поиск археологических доказательств, использовавшихся в политических целях. Гиммлер верил, что германские предки ушли сильно вперед по лестнице эволюции и стали в некотором роде расой господ. Затем было выдвинуто предположение, что арийцы мигрировали в разные части мира. А в Аненербе работали лишь искатели приключений, приверженцы мистики, альтруисты от науки и идеалисты. Геринг поставил им задачу найти мигрировавших арийцев, но по пути принялся истреблять всех остальных.

— Кем был ваш дед? Искателем приключений, мистиком или ученым?

Она выглядела озадаченной.

— В действительности всем понемногу.

— Но также очевидно, что он был и политиком. Херманн Оберхаузер был одним из организаторов, а также одним из руководителей этой организации, поэтому наверняка знал истинную миссию Аненербе.

— Вот тут вы не правы. Дед всего лишь верил в идею мифической расы арийцев. Гиммлер превратил его навязчивую идею в простой инструмент для этнической чистки.

— Это рационалистическое объяснение использовалось во время Нюрнбергского процесса и сразу после него; правда, особого успеха оно не имело.

— Верьте чему хотите. Это не имеет отношения к тому, почему я здесь.

— Вот я и жду — должен добавить, достаточно терпеливо — ваших объяснений, — сказал Коттон.

Она закинула ногу на ногу и принялась рассказывать:

— Изучение языка и всяческих тайных символов было главным интересом Аненербе. Они искали арийские артефакты. Но в конце 1935 года дедушка действительно кое-что нашел. — Она показала на свое пальто, лежавшее на кровати, и коротко бросила: — Посмотрите в кармане.

Малоун достал пальто и вынул книгу, завернутую в пластиковый пакет. По размеру, форме и состоянию она напоминала ту, что он видел раньше, за исключением того, что на ее обложке не было символа.

— Вы знаете, кто такой Эйнхард? — спросила она.

— Я читал его «Жизнь Карла Великого».

— Эйнхард происходил родом из восточной части Франкской империи, той части, что вошла в Германию. Он получил образование в Фульде,[28] одном из крупнейших образовательных центров в империи франков. Вскоре после окончания он был принят ко двору Карла Великого. Это случилось приблизительно в 791 году. Карл Великий был уникальным для своего времени человеком. Строитель, политический деятель, ярый приверженец религии, реформатор, покровитель наук и искусств. Ему нравилось окружать себя учеными мужами, а Эйнхард стал его самым доверенным советником и основателем школы. Когда Карл Великий умер в 814 году, его сын Людовик Благочестивый назначил Эйнхарда своим личным секретарем. Но спустя шестнадцать лет, когда Людовик затеял междоусобицу с собственными сыновьями, Эйнхард удалился от двора. Он умер в 840 г. и был похоронен в Зелингенштадте.

— Да вы просто кладезь информации.

— У меня три ученые степени по средневековой истории.

— Ни одна из них не объясняет, какого черта вы здесь делаете.

— Аненербе искала следы арийцев во многих местах. Раскопки велись по всей Германии. Внутри гробницы Эйнхарда дедушка нашел очень странную книгу, именно ее вы сейчас держите в руках.

— Я думал, она из гробницы Карла Великого.

Кристл улыбнулась.

— Вижу, Доротея уже показала вам свою. Та книга действительно из гробницы Карла Великого. А эта отличается от нее.

Малоун не смог устоять перед искушением. Он вытащил древнюю книгу из пакета и аккуратно открыл ее. Страницы были исписаны латынью, но в нее были вплетены и те странные буквы, необычные литографии и символы. Все это он уже видел в монастыре.

— Дед нашел эту книгу в 30-х годах, вместе с завещанием Эйнхарда. Во времена Карла Великого человек со средствами мог выразить свою последнюю волю в письменном виде. В завещании Эйнхарда дедушка обнаружил загадку…

— А откуда вы знаете, что это не мистификация, а в лучшем случае простая фантазия? Ваша сестра не слишком тепло отзывалась о вашем предке.

— Это еще одна причина, почему мы ненавидим друг друга.

— А почему вы любите его?

— Потому что он нашел и разгадку.

Доротея нежно и очень осторожно поцеловала Вилкерсона в губы. Она заметила, что он все еще дрожит. Они стояли на куче щебня и стекла — остатков его временного прибежища — и молча смотрели, как догорает «Вольво».

— В этом деле мы теперь вместе, — сказала Доротея.

Стерлинг внезапно осознал это. И еще кое-что. Для него это было очень важно, это была единственная цель, владевшая им всю жизнь. Он не станет адмиралом. Никогда. Доротея говорила ему, что Рэмси нельзя доверять, но он отказывался ей верить.

Теперь он знал все.

— Жизнь в роскоши и с привилегиями может стать хорошей заменой, — сказала ему Доротея.

— У тебя есть муж.

— Только номинально. — Она видела, что он нуждается в утешении, впрочем, как и многие мужчины, потерпевшие оглушительное фиаско. — Ты хорошо показал себя полчаса назад.

Вилкерсон отер со лба пот.

— Мне даже удалось убить одного из них. Выстрелом в грудь.

— Что говорит о том, что ты можешь справиться с любой ситуацией, если возникнет такая необходимость. Я увидела, как они подходили к домику, когда подъезжала на машине. Я припарковалась в лесу и тихонько подошла как раз в тот момент, когда взорвалась первая граната. Я надеялась, что ты сможешь удержать их, пока я не найду один из дробовиков.

Долина, простиравшаяся внизу на многие километры, принадлежала семье Оберхаузеров. Никаких соседей поблизости.

— Кстати, те сигареты, что ты мне дал, сработали, — сказала она. — Ты был прав насчет той наемницы. Эта проблема уже решена.

Комплименты подействовали. Вилкерсон постепенно приходил в себя.

— Я рад, что ты нашла тот дробовик, — сказал он.

Жар от горящего автомобиля согревал морозный воздух. Доротея до сих пор держала в руках ружье, перезаряженное и готовое к бою, однако она и ее спутник сомневались, что этой ночью будут еще посетители.

— Нам нужно посмотреть материалы, я привез их сегодня, — сказал Стерлинг. — Они все в кухонном чулане.

— Я их видела.

Интересно, насколько опасность подстегивает желание. Этот мужчина, капитан военно-морского флота, привлекательный, со скромным интеллектом и небольшой выдержкой, привлекал ее. Почему слабые мужчины были столь желанны? Ее муж был просто приспособленцем и позволял ей делать все, что ей заблагорассудится. Многочисленные ее любовники были все на одно лицо и со схожим характером.

Она прислонила ружье к дереву. И снова поцеловала Вилкерсона.

— Какого рода доказательство? — спросил Малоун.

— Вы выглядите усталым, — сказала Кристл.

— Так и есть, а еще я очень голоден.

— Тогда давайте поедим.

Коттон был сыт по горло этими женщинами. Они будто дергали его за невидимую цепь, и если бы не возможность расследовать гибель отца, то он бы посоветовал ей идти на все четыре стороны. Но сейчас ему хотелось узнать больше.

— Хорошо, но платите вы.

Они вышли из отеля и направились под падающим снегом к кафе, расположенному через пару кварталов, в одной из пешеходных зон Гармиша. Внутри Коттон заказал стейк и картофель фри, Кристл попросила супа и хлеба.

— Вы когда-нибудь слышали о Deutsche Antarktische Expedition? — спросила она. — Германская антарктическая экспедиция. Она вышла из Гамбурга в 1938 году. Официальная цель — обнаружение в Антарктиде места для немецкой китовой станции. Это было подверстано под сельскохозяйственный план по производству жира. Вы представляете? Люди действительно купились на эту историю.

— Отчего же, могу себе представить. Китовый жир был самым главным компонентом для изготовления маргарина и мыла. Германия оптом закупала норвежский китовый жир. Стремительно двигаться к войне и зависеть от иностранных ресурсов — это недальновидно. Могли бы возникнуть большие проблемы.

— Я вижу, вы информированы.

— Я читал о нацистах в Антарктиде. Швабия, грузовой корабль с самолетом на борту. Он отправился в плавание с экипажем… сколько, человек шестьдесят? Норвегия только что заявила права на часть Антарктиды, назвала ее Землей Королевы Мод, но нацисты выбрали этот же регион и переименовали его в Новую Швабию. Они сделали много фотографий и повсюду установили немецкие флаги из колючей проволоки, их легко можно было заметить с воздуха. Должно быть, то еще было зрелище. Маленькая свастика на снегу.

— Дед был в этой экспедиции. Несмотря на то что на карту была нанесена всего одна пятая часть Антарктиды, реальной целью этого вояжа было проверить книгу Эйнхарда. Я показывала ее вам в отеле.

Коттон вспомнил странные камни из аббатства Этталь.

— И он привез с собой камни с начертанными на них символами, они были идентичны рисункам в книге.

— Вы были в аббатстве?

— По любезному приглашению вашей сестры. Но почему-то я абсолютно уверен, что вы об этом прекрасно знаете.

Кристл хранила молчание, поэтому Малоун продолжил:

— Итак, каков вердикт? Что же нашел ваш дед?

— В этом-то и проблема. Мы не знаем. После войны все бумаги Аненербе были конфискованы союзниками или же просто уничтожены. В 1939 году на партийном митинге Гитлер публично обвинил моего деда во всех смертных грехах. Фюрер не поддержал его взгляды, особенно феминистического толка. Последние исследования деда доказывали, что обществом древних ариев могли управлять жрицы и провидицы.

— Да, это сильно отличается от формулировки, что женский пол суть «машины по производству детей», именно такую роль отводил Гитлер женщинам Германии.

— Поэтому Херманна Оберхаузера заставили замолчать, а его идеи стали запрещены. Ему запретили публиковать научные работы или читать лекции. Десять лет спустя разум начал покидать его, и последние годы жизни он совсем выжил из ума. И превратился в дряхлого полусумасшедшего старика.

— Меня удивляет, что Гитлер просто не убил его.

— Гитлеру нужны были наши фабрики, нефтеперерабатывающий завод и газеты. Он сохранил жизнь нашему деду, и это позволило ему иметь над всем этим богатством легитимный контроль. И, к сожалению, все, что когда-либо хотел сделать дед, так это угодить Адольфу Гитлеру. Поэтому он великодушно предоставил все свои предприятия в безраздельное распоряжение фюрера.

Она вытащила книгу из кармана пальто.

— Этот текст поднял много вопросов. Я на них ответить не в силах. Надеюсь, что вы поможете мне разгадать эту головоломку.

— Поиск и расшифровка тайны Карла Великого?

— Я вижу, у вас был долгий разговор с Доротеей. Ja. Da Karl der GroBe Verfolgung.[29]

Она протянула ему книгу. Малоун не так уж и хорошо знал латынь, поэтому он мог лишь приблизительно перевести слова, и Кристл заметила его замешательство.

— Можно мне?

Он заколебался.

— Я думаю, что для вас это будет интересно. Я знаю, потому что именно это чувство испытала и я; правда, это было значительно раньше, — проговорила Кристл и протянула руку к книге.

Глава 20

Джексонвилль, Флорида

17.30

Стефани Нелл пристально смотрела на пожилого человека, открывшего дверь скромного кирпичного домика, расположенного на юге города. Он был невысокого роста и полноват, а его красный нос напомнил ей оленя Рудольфа.[30] Согласно его личному делу, Захарии Александру было 70 лет, и он выглядел точно на свой возраст. Стефани слушала, как Эдвин Дэвис объяснял, кто они такие и зачем пришли.

— И что я вам должен рассказать? — спросил Александр. — Я уволился из военно-морского флота почти тридцать лет назад.

— Тридцать шесть, если быть точным, — поправил его Дэвис.

Александр наставил на них свой короткий и толстый палец:

— Я не люблю зря тратить свое время.

Нелл услышала, что в другой комнате работает телевизор. Какое-то игровое шоу. И отметила, что в доме царила идеальная чистота, а легкий запах антисептика подтвердил ее догадки.

— Нам нужна всего пара минут, — сказал Дэвис. — В конце концов, я приехал сюда из Белого дома.

Стефани слегка удивилась новой лжи, но ничего не сказала. Скорее всего, она уже начала привыкать к неожиданным эскападам своего напарника.

— Я даже не голосовал за Дэниелса, — пробурчал Александр.

Стефани улыбнулась.

— Многие из нас входят в эту категорию, но не могли бы вы уделить нам всего пару минут?

Хозяин дома наконец смягчился, проводил их в комнату, выключил телевизор и предложил присесть.

— Я служил в военно-морском флоте много лет, — начал рассказывать он. — Но должен вас предупредить, что у меня не сохранилось нежных воспоминаний о моей службе.

Стефани ознакомилась с его личным делом еще в Вашингтоне. Александр дослужился до коммандера, однако его дважды обошли в очередном повышении. В конце концов он подал в отставку, сумев сохранить все выплаты и привилегии.

— Они думали, что я недостаточно хорош для них.

— Вы были достаточно хороши для командования кораблем «Холден».

Его маленькие глазки, прикрытые морщинистыми веками, сузились.

— Этого и еще нескольких других.

— Мы пришли именно из-за вашей командировки в Антарктиду, — сказал Дэвис.

Александр ничего не ответил. Стефани оставалось только гадать, было ли это молчание следствием расчета или простой предосторожности.

— Я был очень обрадован этими заданиями, — наконец сказал Александр. — Я хотел увидеть лед. Однако позже мне частенько приходила в голову мысль, что была у этого путешествия еще одна цель, но мне о ней ничего не рассказывали.

— Нам нужно узнать об этом как можно подробнее. — Дэвис наклонился вперед.

— О чем? — со злостью спросил Александр. — Вся миссия была засекречена. Может быть, до сих пор с нее не сняли этот чертов гриф. А мне четко объяснили, что держать рот на замке в моих собственных интересах.

— Я — советник президента по вопросам национальной безопасности. Она, — Дэвис махнул рукой в сторону Стефани, — возглавляет правительственное разведывательное агентство. Нам не только важно услышать правду, но мы имеем на это полное право.

Александр только громко выругался.

— Есть какая-либо другая причина вашей враждебности? — Стефани решила смягчить тон разговора.

— Помимо того, что я ненавижу военно-морской флот? Или помимо того, что вы вдвоем ловите рыбку в мутной воде, а я не хочу попасться на крючок?

Захария расслабленно откинулся в своем кресле. Нелл представила себе, как он сидел здесь годами, размышляя о своей неудавшейся карьере или еще о чем-нибудь таком же малоинтересном.

— Я делал то, что мне приказывали, и делал это как можно лучше. Я всегда исполнял приказы. Но прошло уже много времени… Итак, что вы хотите узнать?

— Мы знаем, что «Холдену» был отдан приказ отправиться в Антарктиду в ноябре 1971 года. Вы должны были обнаружить подводную лодку, — проговорила Стефани.

На лице Александра появилось изумленное выражение.

— Что за чертовщина! Какая лодка? Вы вообще понимаете, что вы несете?

— Мы прочли отчет следственной комиссии по затонувшему «Блазеку», или «НР-1А», называйте ее как угодно. В нем особо отмечено, что именно вы и «Холден» отправились на ее поиски.

Александр уставился на них со смесью любопытства и явной неприязни.

— Мне было приказано отправиться в море Уэдделла, собрать показания гидролокаторов и быть готовым ко всяческим аномалиям. У меня на борту было три пассажира, и мне было приказано удовлетворять все их требования, не задавая лишних вопросов. Вот все, что я об этом знаю.

— И никакой субмарины? — переспросила Стефани.

Захария покачал головой.

— И близко ничего такого не было, — безапелляционно заявил он.

— Что же вы такого важного нашли, если вся ваша миссия до сих пор засекречена? — спросил Дэвис.

— Да ни черта мы не нашли. Провели две пустые недели; только тем и занимались, что морозили свои задницы.

Стефани наконец удалось осмотреться. Ее неприятно удивил баллон с кислородом за креслом Александра и богатый ассортимент медицинских препаратов, выстроившихся в ряд на книжном шкафу. Бывший капитан не производил вид человека с плохим здоровьем, а его дыхание казалось абсолютно нормальным.

— Я ничего не знаю о субмарине, — повторил он. — Я только сейчас вспомнил, что одна затонула в Северной Атлантике. И это была субмарина «Блазек», все верно. Я вспомнил. Но моя миссия не имела с ее спасением ничего общего. Мы совершали рейс в южных водах Тихого океана, затем изменили курс на Южную Америку, где подобрали тех трех пассажиров. Затем мы направились прямо на юг.

— На что был похож лед? — неожиданно проговорил Дэвис.

— Несмотря на то что уже почти наступило лето, в этом месте судоходство было крайне затруднено. Холодно, как в морозилке, кругом айсберги. Но лед был чертовски красив, должен я вам сказать.

— Вы ничего не обнаружили, пока были там? — спросила Стефани.

— Я не тот человек, которого нужно об этом спрашивать. — Его лицо смягчилось, как если бы он только сейчас решил, что эти посетители никак не могут быть врагами. — В ваших отчетах разве не упоминались трое военных?

Дэвис покачал головой:

— Об этом там нет ни слова. Вы первый сообщаете нам об этом.

— Типично для проклятых флотских! — Его лицо утратило свое невозмутимое выражение. — Мне было приказано доставить этих троих в любую точку, куда они захотят. Они несколько раз сходили на берег, но когда возвращались, не говорили ни слова.

— Они брали с собой какое-нибудь снаряжение?

Александр утвердительно кивнул.

— Костюмы для подводного плавания в холодной воде и резервуары. После того как они четыре раза сходили на берег, они сказали, что мы можем отплывать.

— Никто из ваших людей не сопровождал их?

— Ни в коем случае. Это было строжайше запрещено. Те три лейтенанта делали все сами, что бы это ни было.

Стефани отметила эту странность, но в военном деле странные вещи случались чуть ли не каждый день. И все же ей нужно было задать следующий вопрос, и его цена была точно не меньше миллиона долларов:

— Кем они были?

Нелл увидела, как мгновенный испуг овладел пожилым человеком.

— Знаете, я никогда не говорил об этом прежде. — На первый взгляд казалось, что он не сможет преодолеть свой страх и, главное, обиду на весь американский морской флот. — Я хотел быть капитаном. Я заслужил это, но военные были со мной не согласны.

— Это было очень давно, — попытался успокоить его Дэвис. — Мы не так много можем сделать, чтобы исправить прошлое.

В голову Стефани пришла неожиданная мысль: действительно ли Дэвис хотел успокоить старого моряка или думал больше о своих проблемах?

— Это, должно быть, важно, — сказал Захария и покачал головой.

— Достаточно для того, чтобы мы бросили все дела и приехали сюда.

— Одного парня звали Ник Сайерс, другого — Герберт Роуленд. Оба нахальные и заносчивые, как и большинство лейтенантов.

Нелл молча согласилась с ним.

— А третий? — спросил Дэвис.

— Самый нахальный и беспардонный из этой троицы. Я его ненавидел. Беда в том, что он пошел на повышение и получил капитанские лычки. А затем и золотые звезды. Рэмси его звали. Лэнгфорд Рэмси.

Глава 21

Облака приглашают меня, а туман призывает. Звездный курс торопит меня, а ветры заставляют летать и поднимают меня вверх, в небеса. Я приближаюсь к стенам, построенным из хрусталя, а окружают меня языки льда. Я подхожу к храму, возведенному из камня; его стены похожи на мозаичный пол, собранный из мрамора. Его потолок похож на звездную дорогу. Тепло исходит от стен, страх накрывает меня, и берет дрожь. Ни кровинки у меня в лице, и я вижу высокий трон, его вид ясен, как сияющее солнце. Пресвятой повелитель восседает на нем, и его одежда сияет ярче солнца и белее любого снега. Повелитель говорит мне: «Эйнхард, ты, голос истины, так приблизься и услышь мою речь». Он говорит со мной на моем языке, и это поражает меня. «Как Он создал человека и наделил его властью понимать слово мудрости, так Он создал и меня. Добро пожаловать в нашу страну. Мне сказали, что ты человек знаний и учения. Если это действительно так, тогда ты узнаешь секреты ветров, как они разделяются в разные стороны, чтобы дуть над землей, ты узнаешь секреты облаков и росы. Мы можем дать тебе знания о луне и солнце, куда они уходят и откуда приходят, об их славном возвращении и что одно превосходит другое. Ты узнаешь об их величественной орбите и что они никогда не смогут сойти со своей орбиты. И они ничего не добавляют к своему пути и ничего не могут в нем изменить. И они хранят друг другу верность в соответствии с клятвой, связывающей их воедино».

Малоун слушал, как Кристл переводила латынь, а затем спросил:

— Когда это было написано?

— Между 814 годом, когда умер Карл Великий, и 840-м — в этот год умер Эйнхард.

— Это невозможно. Здесь идет речь об орбитах солнца и луны и как они связаны друг с другом. В те времена это было бы расценено как ересь.

— Совершенно с вами согласна, но это подходит только для человека, живущего в Западной Европе. Однако для любого другого, не познавшего ограничений христианской церкви, ситуация была явно иной.

Малоун все еще был настроен более чем скептически.

— Позвольте мне немного напомнить вам историю, — предложила Кристл. — Два старших сына Карла Великого умерли раньше его. Третий сын, Людовик Благочестивый, унаследовал империю Каролингов. Сыновья Людовика воевали и с отцом, и между собой. Эйнхард преданно служил Людовику, как раньше Карлу, но настолько устал от войн и политики, что удалился от двора и провел остаток своих дней в аббатстве, дарованном ему Карлом Великим. Именно в этот период времени он и написал свою знаменитую «Биографию» и, — она взяла в руки древний фолиант, — эту книгу.

— Подробно описывающую великое путешествие?

Кристл кивнула.

— А кто скажет, что это правда? Выглядит как чистой воды фантазия.

Она покачала головой:

— Его творение «Жизнь Карла Великого» стало одним из самых значимых произведений на века. Ее до сих пор переиздают. И он прославился не как сочинитель, а как биограф и ученый. Вы представьте, как трудно ему было зашифровать эти слова.

Но Коттона до сих пор терзали сомнения.

— Мы многое знаем о деяниях Карла Великого, — упорно гнула свою линию Кристл, — но почти ничего — о его внутренних убеждениях. Никаких достоверных источников, могущих пролить свет на эту информацию, не сохранилось. Мы знаем, что он любил старинные истории и эпосы. До него мифы передавались из поколения в поколение только устно. Он стал первым, кто приказал записать их. Мы знаем, что этим занимался Эйнхард. Но Людовик, после восшествия на престол, уничтожил все эти тексты, объявив их языческой ересью. Уничтожение многолетнего труда — вот что отвратило Эйнхарда от двора, поэтому он и ушел в монастырь. И поэтому сделал все возможное, чтобы эту книгу не смогли прочитать современники.

— Написав ее на языке, который никто не понимает?

— Что-то вроде того.

— Я читал доклады, доказывающие, что Эйнхард никогда не писал «Биографию Карла Великого». Никто ничего не знает наверняка.

— Мистер Малоун… — Кристл посмотрела на него с явным осуждением.

— Почему бы вам не называть меня Коттон? А то я постоянно чувствую себя в каком-то официальном заведении, а это странно, не так ли?

— Интересное имя.

— Мне нравится.

Она улыбнулась.

— Я могу объяснить вам все гораздо подробнее, использовать больше доказательств и разных исторических деталей. Но не хочу этого делать сейчас. Мой дед и отец потратили годы на исследования. Мне необходимо кое-что вам показать. Как только вы это увидите, вы не только поверите мне, но, я уверена, согласитесь с тем, что наши отцы умерли не напрасно.

Несмотря на то что ее глаза выражали готовность принять все его возражения, она явно что-то недоговаривала, и они оба знали это.

— Мой отец был капитаном подводной лодки, — сказал Малоун. — Ваш отец был пассажиром этой подводной лодки. Ладно, у меня нет ни малейшего представления, что каждый из них делал в Антарктиде, но я все еще уверен, что они погибли напрасно.

«И всем было наплевать на это», — мысленно добавил он.

Кристл отодвинула тарелку с супом.

— Вы поможете нам?

— Кому это нам?

— Мне, моему отцу и вашему.

Он уловил нотку возмущения в ее голосе, но Малоуну нужно было время, он должен был получить информацию от Стефани.

— Как насчет такого варианта: дайте мне выспаться и хорошенько все обдумать. А завтра вы сможете показывать мне все, что захотите. — Он решил, что отвергнуть предложение второй сестры сможет немного позже. — Честно, но уже довольно поздно, — и взгляд Коттона заметно потеплел.

Они вышли из кафе и зашагали по заснеженному тротуару обратно в отель. До Рождества оставалось еще две недели, но Гармиш уже украсили гирляндами, иллюминацией и всякой новогодней мишурой. Малоун воспринимал праздники неоднозначно. Но последние две встречи Нового года он провел с Хенриком Торвальдсеном[31] в его поместье «Кристиангаде», и в этом году, вероятно, все будет точно так же. Он размышлял о Кристл Фальк и ее рождественских традициях. Кажется, ее одолевала меланхолия, и она совсем не пыталась это скрыть. На первый взгляд Кристл казалась умной и решительной, и в этом она не сильно отличалась от сестры. Но, так или иначе, Малоун прекрасно понимал, что они — два неизвестных в одном уравнении и им не следовало доверять.

Они перешли улицу. Почти все окна в украшенном новогодней иллюминацией отеле были зажжены. Когда Коттон уходил, то оставил свет включенным, и сейчас он внимательно смотрел на них. В его комнате на втором этаже, расположенной прямо над гостиничным рестораном и холлом, кто-то был. Чья-то тень мелькнула в приоткрытом окне.

Кристл тоже заметила это движение.

Занавески на миг раздвинулись. Показалось лицо человека, и он встретился взглядом с Малоуном. Затем незваный посетитель повернул голову направо, на улицу, и тут же отошел в глубь гостиничного номера. Коттон и Кристл заметили лишь тень, бросившуюся к выходу.

Малоун проследил взглядом и увидел машину, припаркованную на противоположной стороне улицы. В ее салоне сидели трое мужчин.

— Пошли, — сказал Коттон.

Он знал, что им нужно уходить, и как можно быстрее. Слава богу, что Малоун не оставил в гостинице ключи от арендованной машины. Они помчались к автомобилю и запрыгнули в него.

Коттон завел двигатель и выехал со стоянки. Затем вдавил педаль до упора, резко развернулся и газанул со стоянки, не обращая внимания на гололед и мелкое крошево снега. Он опустил стекло со своей стороны, повернул на бульвар и увидел в зеркале заднего вида человека, выбегающего из отеля.

Тогда Малоун достал из куртки пистолет и, как только приблизился к припаркованной машине, резко снизил скорость и выстрелил в ее заднее колесо. Трое мужчин лишь пригнули головы к сиденьям, опасаясь, что пули предназначались им. Но Коттон, не обращая ни на что внимания, снова газанул и помчался в центр города.

Глава 22

12 декабря, среда

12.40

Малоун вот уже несколько минут пытался выехать из города, плутая по узким и неосвещенным улицам Гармиша. Он решил максимально использовать преимущество, выигранное в самом начале погони. Коттон понимал, что те, кто остался у отеля «Пост», вряд ли поедут за ним на спущенных шинах. Но у него не было никакой возможности узнать, есть ли у них вторая машина. Посмотрев в зеркало заднего вида и не заметив ни одной подозрительной машины, Малоун выехал на шоссе, ведущее на север. Он уже ездил по нему и по инструкциям Кристл догадался, куда они направляются.

— Те вещи, которые вы собираетесь мне показать, находятся в монастыре Этталь?

Она кивнула.

— Нет смысла дожидаться утра.

Коттон был полностью с ней согласен.

— Уверена, что когда вы разговаривали с Доротеей, она сообщила лишь малую толику того, что знала сама, — немного помолчав, сказала Кристл.

— А у вас есть дополнительные сведения?

Она спокойно посмотрела на дорогу и четко ответила:

— Конечно.

В этом Малоун сомневался, но все же спросил ее:

— Те люди в отеле. Они работают на вас? Или на нее?

— Вы мне не поверите, что бы я сейчас ни сказала.

Он снизил скорость, как только дорога начала спускаться к аббатству.

— Хотите, дам бесплатный совет? Вы действительно должны мне все объяснить. Мое терпение на исходе.

Она колебалась, а ему оставалось только ждать.

— Пятьдесят тысяч лет назад на этой планете возникла цивилизация; ей удалось достичь прогресса быстрее, чем всем остальным. Была ли эта культура технологически развита? Не совсем, но она на голову опережала все остальные. Математика, архитектура, химия, биология, геология, метеорология и астрономия. Именно в этих областях знаний им не было равных.

Коттон слушал.

— На наше представление о древней истории сильно повлияла Библия. Но ее тексты, относящиеся к древности, написаны очень ограниченными людьми. Они, собственно, были в этом не виноваты, но ограничения религии и места проживания сыграли с ними злую шутку. Они в ложном свете представили древние народы и полностью проигнорировали некоторые из них, чье существование оставило значительный след в истории, — например, минойцев. Эта культура не является библейской. Они ходили в морские плавания, у них были просторные лодки, развитые навыки навигации и торговли. Культуры, возникшие позднее — такие, как полинезийцы, финикийцы, норманны и, наконец, европейцы, — развивали эти умения, но первой их освоила Цивилизация Номер Один.

Коттон уже имел некоторое представление о подобных теориях. Многие ученые в настоящее время отрицали идею линейного социального развития, берущее начало от палеолита, неолита, бронзового и железного веков. Вместо этого они полагали, что некоторые культуры развивались независимо друг от друга. Подтверждения находились даже сейчас. Ведь наряду с технологически развитыми цивилизациями существовали и культуры, все еще находившиеся на уровне бронзового века.

— Итак, вы утверждаете, что когда люди эпохи палеолита расселялись по территории Европы, где-то в другом месте могли существовать более развитые культуры? — Малоун вспомнил, что ему говорила Доротея Линдауэр: «Снова арийцы?»

— Вряд ли. Это миф. Но он может иметь под собой реальное основание. Взять хотя бы Крит и Трою. Долгое время они считались мифом, но сейчас мы знаем, что их существование было вполне реальным.

— Так что же произошло с первой цивилизацией?

— К сожалению, в каждой культуре заложены семена разрушения. Прогресс и упадок идут рука об руку. История показала, что все общества, достигая расцвета, начинают регрессировать. Вспомните Вавилон, Грецию, Рим, монголов, гуннов и турков. Таких примеров не перечесть. И каждый раз люди сами были повинны в упадке собственного государства. Цивилизация Номер Один не стала исключением из правила.

В том, что говорила Кристл, был определенный смысл. Человек действительно способен разрушить все, что сам же и создал.

— И дед, и отец, они оба были одержимы этой идеей потерянной великой цивилизации. Должна сознаться, что и я заражена той же болезнью.

— Мой книжный магазин буквально наводнен материалами об атлантах и еще дюжине так называемых «утраченных цивилизаций». Причем до сих пор никому не удалось ничего найти, ни единого следа, подтверждающего их существование. Это просто красивые легенды.

— Войны и завоевания сказались на истории человечества. Это циклический процесс. Прогресс, война, разрушение, а затем возрождение. Социологический трюизм.[32] Чем выше развита культура, тем легче она будет разрушена и тем меньше от нее останется свидетельств. Проще говоря, мы находим то, что ищем.

Малоун снизил скорость.

— Нет, не так. Чаще всего мы делаем ложные выводы или подгоняем факты под выдуманные теории.

Кристл тряхнула головой.

— Величайшие открытия человечества начались именно с простых предположений. Взгляните на эволюцию. Только после того, как Дарвин сформулировал свою теорию, мы начали замечать то, что ее подкрепляло. Коперник предложил радикально новый взгляд на Солнечную систему, а когда наконец мы увидели это, то поняли, что он был прав. Еще пятьдесят лет назад никто всерьез не верил, что в эпоху неолита могла существовать развитая цивилизация. Считалось, что это нонсенс. Поэтому любые доказательства просто игнорировались.

— Какие доказательства?

Она снова достала из кармана пальто книгу Эйнхарда.

— Вот, например, это, — и начала медленно читать.

Март 800 года. Карл Великий направился из Ахена на север. Он никогда не пускался в рискованное путешествие к Галльскому морю в это время года, когда холодные северные ветра обрушиваются на берег, а добыча рыбы бедна. Но он настаивал на этом путешествии. Его сопровождали я и три солдата, и путь занял большую часть дня. Оказавшись на месте, мы разбили лагерь на привычном месте за дюнами — они должны были защитить нас от сильного шторма. На третий день мы увидели паруса и сначала подумали, что это лодки датчан или часть сарацинского флота, угрожавшие нашему государству с севера и с юга. Но потом король радостно вскрикнул, и подошел прямо к морю, и наблюдал, как корабли подняли весла и спустили шлюпки. К нам прибыли Наблюдатели. Уриэль, властелин Тартара, вел их. С ним были управляющий настроением людей Аракиба, повелевающий хаосом Данэль и Саракаэль, владевший душами. На них были величественные мантии, меховые брюки и сапоги. Их белокурые волосы были аккуратно подстрижены и причесаны. Карл крепко обнял каждого из них. Он задавал много вопросов, а Уриэль отвечал. Королю было позволено взойти на одну из лодок. Каждая была сделана из прочной древесины и обмазана дегтем, и он восхищался их надежностью. Нам сказали, что лодки были построены не на их родной земле, а там, где в изобилии росли деревья. Они любят море и понимают его гораздо лучше нас. Данэль показал королю карты мест, о существовании которых мы не знали, и рассказал, как их корабли прокладывают себе путь. Данэль показал нам кусочек заостренного железа, покоящийся на щепке, плавающей в корпусе с водой. Именно этот прибор указывает им путь в море. Король пожелал узнать, как такое возможно, и Данэль объяснил, что металл всегда строго указывает на север и никогда не меняет положения. Неважно, в какую сторону повернут корабли, железная стрелка всегда найдет направление. Их визит продлился три дня, и все это время король и Уриэль много говорили. Я подружился с Аракибой, служившим советником Уриэля, совсем как я. Аракиба рассказал мне о своей стране, где пламя и лед живут вместе. И я сказал ему, что хотел бы увидеть такое место.

— «Наблюдатели» — именно так называл Эйнхард людей неизвестной Цивилизации Номер Один, — проговорила Кристл. — Он использовал и другой термин — «святые». И Эйнхард, и Карл Великий полагали, что они спустились с небес.

— Что позволяет утверждать, что они не принадлежали ни к одной из цивилизаций, известных ныне человечеству?

— Вы знаете хоть одно общество, использовавшее алфавит, похожий на тот, что вы видели в книге Доротеи?

— Это доказательство крайне неубедительно. — Малоун все еще пытался спорить.

— Хорошо. Скажите, существовало ли в IX веке общество, совершавшее морские путешествия? Только норманны. Но это описание никак не походит к ним.

— Вы до сих пор не знаете, кем они были.

— Да, не знаю. Но я знаю, что Карл Великий приказал похоронить вместе с собой книгу, принадлежащую сейчас Доротее. По-видимому, она была настолько важна, что он хотел спрятать ее как можно надежнее. Эйнхарду пришлось пережить множество испытаний и невзгод, чтобы спрятать свой экземпляр. В этом деле гораздо больше вопросов, чем ответов. Мы до сих пор не знаем настоящую причину путешествия нацистов в 1948 году в Антарктиду и почему туда вернулись наши отцы в 1971 году.

Впереди уже было видно величественное здание аббатства. Оно светилось спокойным светом в этой бесконечной ночи.

— Остановитесь там. — Кристл показала место для парковки.

Коттон въехал на стоянку и остановился. Их все еще никто не преследовал.

Кристл вышла и захлопнула дверь со своей стороны.

— Позвольте мне показать то, что, как я уверена, Доротея решила от вас скрыть.

Глава 23

Вашингтон, округ Колумбия

20.20

Рэмси любил ночь. Он чувствовал прилив сил примерно около шести часов вечера. Его лучшие идеи и самые решительные планы приходили к нему в голову и оттачивались там всегда после наступления темноты. Сон был ему необходим, как и всякому человеку, хотя обычно он тратил на это не более четырех-пяти часов. Этого ему вполне хватало для того, чтобы полностью отдохнуть. Ночное время обеспечивало и необходимую секретность, с тех пор как стало гораздо легче узнать, интересовался ли кто-то твоими делами в два часа ночи, чем в два часа пополудни. Вот почему он встречался с Дианой Маккой только по ночам.

Адмирал жил в скромном джорджтаунском доме, арендованном у закадычного друга, которому нравилось сдавать помещение человеку с четырьмя звездами на погонах. До прихода Дианы Рэмси еще раз проверил дом на наличие подслушивающих устройств.

Ему крупно повезло, что Дэниелс выбрал ее на должность советника по национальной безопасности. Диана, бесспорно, имела высокую квалификацию, ученые степени по международным отношениям и мировой экономике, а также политические контакты как с «левыми», так и с «правыми». Она пришла из госдепартамента в рамках реорганизации, прошедшей в прошлом году, когда внезапно оборвалась карьера Ларри Дейли. Ему нравился Дейли. Продажная душонка, но Диана была лучше. Умная, амбициозная и решившая продержаться на своем посту гораздо больше трех лет, оставшихся у Дэниелса.

К счастью, он мог гарантировать ей такую возможность. И она это знала.

— События начинают развиваться, — сказал Рэмси вместо приветствия.

Им было комфортно в его доме. Огонь уютно потрескивал в кирпичном камине, и, хотя снаружи температура упала ниже двадцати, снега все еще не было, хоть все и указывало на его скорое приближение.

— А я все еще мало знаю о том, что происходит, — сказала Диана Маккой. — Могу только надеяться, что все события принесут нам только пользу.

Рэмси улыбнулся.

— Ну а что у тебя? Можешь сделать так, чтобы назначение состоялось?

— Адмирал Сильвиан еще не покинул свой пост. У него тяжелые травмы после того, как он разбился на мотоцикле, но врачи обещают, что все будет хорошо.

— Я знаю Дэвида. Он будет болеть еще несколько месяцев. Он не захочет, чтобы его работа оставалась без внимания все это время. Он подаст в отставку. — Рэмси выдержал паузу. — Если прежде не умрет.

Маккой улыбнулась.

Блондинка с живым выражением лица и стальными глазами, светившимися уверенностью. Ему это нравилось в ней. Скромная, честная, хладнокровная и адски опасная. Диана села в кресло, выпрямила спину и пригубила виски.

— Я практически уверена, что ты можешь организовать смерть Сильвиана, — спокойно резюмировала она.

— А что, если и так?

— Тогда ты бы был человеком, достойным моего уважения.

Рэмси еще раз улыбнулся.

— Мы вступили в новую игру, в ней нет правил, но есть только одна цель. Победить. Поэтому я хотел бы знать позицию Дэниелса. Будет ли он нам помогать?

— Это будет зависеть целиком от тебя. Знаешь, у него нет любимчика, а ты вполне подходишь для этой работы. Если, конечно, возникнет вакансия. Тогда ее будет необходимо как можно быстрее занять.

Рэмси понял, что сейчас она очень осторожна и не хочет рисковать.

Начальный план был прост. Надо было устранить Дэвида Сильвиана, занять его место в Объединенном комитете начальников штабов, отслужить три года, а затем переходить ко второй части плана. Но ему нужно было знать мнение президента, и поэтому он спросил:

— Последует ли Дэниелс твоему совету?

Она сделала большой глоток из стакана и ответила:

— А ты любишь все держать под контролем, не так ли?

— А кто этого не любит?

— Дэниелс — президент. Он может делать все, что захочет. Но, я думаю, то, как он поступит в этой ситуации, прямиком зависит от Эдвина Дэвиса.

Рэмси не хотелось слышать это. Как он может быть фактором, влияющим на ситуацию? Дэвис всего лишь заместитель советника по национальной безопасности. Мелкая пешка в большой игре. Поэтому он только бросил в сторону:

— Как и ты.

После этих слов он почувствовал негодование Дианы и попытался ее успокоить:

— Ты знаешь, что я имею в виду. Как Дэвис может быть для нас проблемой?

— Это твоя ошибка, Лэнгфорд. Ты имеешь склонность недооценивать своих врагов.

— Каким это образом Дэвис — мой враг?

— Я прочитала отчет по «Блазеку». Никто по имени Дэвис не был на той подводной лодке. Он солгал Дэниелсу. У него никогда не было никакого старшего брата.

— А Дэниелс об этом знал?

Она покачала головой.

— Он не читал отчет следственной комиссии. Он поручил это сделать мне.

— Ты можешь контролировать Дэниелса?

— Как ты только что мудро заметил, мы с Дэвисом занимаем равные должности. И у него такой же свободный доступ к президенту, как и у меня. Это Белый дом, Лэнгфорд. Не я устанавливаю правила.

— Какие новости от советника по национальной безопасности? Президент поможет?

— Он сейчас в Европе и не следит за этим делом.

— Ты думаешь, Дэниелс работает непосредственно с Дэвисом?

— Какого черта я должна это знать? Все, что я знаю, так это то, что Дэнни Дэниелс и на одну десятую не так глуп, как кажется. Просто ему очень хочется, чтобы все в это верили.

Рэмси посмотрел на часы на каминной полке. Скоро эфир заполнят новости о несвоевременной кончине адмирала Дэвида Сильвиана, вызванной травмами, полученными в результате несчастного случая. Завтра еще одна смерть в Джексонвилле, штат Флорида, может стать сюжетом местного телевидения. Происходило многое, и то, что сказала Маккой, сильно его беспокоило.

— Привлечение Коттона Малоуна к этому делу тоже может обернуться проблемой, — произнесла Диана.

— Каким образом? Человек уволился. Он просто хочет узнать больше о своем отце.

— Стефани не следовало отдавать ему тот отчет.

Рэмси был согласен с ней, но он также знал, что в ближайшее время это не будет иметь никакого значения. Вилкерсон и Малоун были почти мертвы. И поэтому он просто сказал:

— Мы просто использовали эту глупость к своей выгоде.

— Понятия не имею, как это нам может помочь.

— Просто знай, что так оно и будет.

— Лэнгфорд, я еще пожалею об этом?

— Ты благополучно отсидишь в своем кресте оставшиеся три года, а затем, после выборов, перейдешь на работу в какой-нибудь научно-исследовательский центр. А там будешь писать отчеты и доклады, которые, как всем известно, никто не читает. Подпись «бывший сотрудник Белого дома» замечательно выглядит на шапке фирменного бланка любой крупной организации. А еще я слышал, что там хорошо платят. Может быть, одна из телесетей наймет тебя поразглагольствовать в десятисекундном ролике о том, что делают другие люди, чтобы изменить мир.

— И все же. Я буду жалеть об этом?

— Диана, власть нужно завоевать. Не существует иного способа, чтобы ее получить. А теперь ответь мне все-таки на мой вопрос: будет ли Дэниелс сотрудничать и подпишет приказ о моем новом назначении?

— Я читала отчет по «Блазеку», — сказала она. — И сделала несколько проверок. Ты был на борту «Холдена», когда он отправился в Антарктиду искать ту подводную лодку. Ты и еще двое. Высшее руководство отправило тебя и еще двоих офицеров на секретное задание. По факту, эта миссия до сих пор засекречена. Даже я не смогла ничего о ней узнать. Лишь обнаружила, что вы сходили на берег и составили отчет по тому, что нашли. Этот отчет был доставлен тобой лично главе военно-морских операций. Что он сделал с этой информацией, никто не знает.

— Мы ничего не нашли.

— Ты лжешь.

Рэмси думал, что ответить на ее обвинения. Эта женщина вызывала у него опасения — политическое животное с великолепными инстинктами. Она могла помочь, но она же могла и навредить. Поэтому он попытался изменить тактику поведения.

— Ты права. Я тебе соврал. Но поверь мне, ты не захочешь узнать, что произошло на самом деле.

— Да, я не хочу. Но, что бы это ни было, оно может вернуться, и тебе придется заплатить по старым счетам.

Лэнгфорд думал об этом уже тридцать восемь лет, пока не решил, что с этим справится, — другого выхода у него не было.

Казалось, Диана едва сдерживала раздражение, видя его попытки увильнуть от ее расспросов.

— Я ощутила на собственной шкуре, Лэнгфорд, что прошлое всегда найдет способ вернуться. Те же, кто не выучил этот урок или забыл его, обречены на поражение. А теперь у тебя есть вовлеченный в это дело бывший агент, и, должна добавить, чертовски хороший агент. Он преследует свои личные интересы и, безусловно, воспользуется всей этой неразберихой. И Эдвин Дэвис затеял собственное расследование. Понятия не имею, что он собирается делать…

Рэмси слушал достаточно, пора бы все же узнать то, что его волнует гораздо больше, чем эти бесконечные нравоучения и треп про ничего не значащих людишек. Поэтому он перебил Диану:

— Ты сможешь повлиять на Дэниелса?

Она помолчала — видимо, поняла, что ему неинтересно ее мнение, — а затем медленно произнесла:

— Я бы сказала, что все зависит от твоих друзей на Капитолийском холме. Дэниелсу нужна их помощь в огромном количестве дел. Он делает именно то, что и каждый президент в конце своего срока: размышляет о наследии. У него также есть право на внесение законопроектов, поэтому если правые члены Конгресса захотят, чтобы ты вошел в Объединенный комитет начальников штабов, он отдаст ее им. Разумеется, в обмен на их голоса. Такие вопросы легко решаются. Ты должен набрать необходимое количество голосов, тогда вакансия будет за тобой.

Рэмси сказал достаточно, и Диана сейчас была лишней. Были еще дела, их необходимо было уладить до того, как он пойдет спать. Поэтому он завершил их встречу заявлением, которого Диана Маккой никогда не забудет:

— Конгресс не только одобрит мою кандидатуру, он будет на ней настаивать.

Глава 24

Монастырь Этталь

01.05

Малоун наблюдал, как Кристл отпирает дверь в церковь аббатства. Определенно, семья Оберхаузеров имела тут значительные привилегии. Уже близилась полночь, а они спокойно ходили там, где им вздумается.

В костеле осталось лишь тусклое свечение ламп. Они шли по потемневшему мраморному полу, и только эхо от их каблуков гулко разносилось по храму.

Все чувства Коттона были обострены до предела. Он знал, что ночью пустые церкви бывают очень опасны.

Они вошли в ризницу, и Кристл сразу направилась прямо к двери, ведущей в подвал монастыря. В конце лестницы они увидели, что дверь в дальнем конце коридора приоткрыта.

Малоун среагировал мгновенно и, схватив за руку Кристл, покачал головой, показывая знаками, что если они хотят двигаться дальше, то нужно быть как можно более осторожными. Он вытащил пистолет и прижался к стене. Дойдя до конца коридора, заглянул в комнату. Было такое впечатление, что там побывал смерч. Маленький и локальный, но достаточно действенный.

— Может быть, монахи напились? — пробормотал он.

Камни и резное дерево были разбросаны по полу, все экспонаты либо разбиты, либо перевернуты. Столы в дальнем конце комнаты опрокинуты. Два стенных шкафа насквозь изрешечены пулями.

А затем он увидел тело.

Та же женщина из кабинки. Никаких видимых повреждений или следов крови, но он уловил знакомый запах в спертом воздухе подвала.

— Цианид.

— Ее отравили?

— Посмотри на нее. Она подавилась собственным языком.

Коттон заметил, что Кристл не хочет смотреть на тело.

— Я этого не выношу, — нервно сказала она. — Трупы…

— Так что ты мне хотела показать? Неужели это…

Казалось, что Кристл все-таки взяла себя в руки и смогла не только заглянуть внутрь, но и внимательно осмотреть то, что осталось от «музея».

— Они пропали. Те камни, привезенные дедом из Антарктиды. Их здесь нет.

Коттон тоже их не заметил.

— Они так важны? — Он вспомнил, что на них те же знаки, что и в книгах. — Расскажите мне то, чего я еще не знаю.

Но Кристл все еще не пришла в себя от полученного шока; она лишь бормотала, что все неправильно, абсолютно неправильно. И тогда Коттон взял ее за плечи и, легонько встряхнув, произнес с нажимом:

— Вы могли бы рассказать об этом. Монахи немного расстроятся, увидев это; им даже не поможет покровительство вашей семьи.

Она все еще была очень взволнована.

— Мы пришли посмотреть только на камни? — спросил Малоун.

Кристл покачала головой:

— Нет. Вы правы. Есть еще кое-что.

Она шагнула к одному из красочно декорированных шкафов — его дверцы были открыты, а ящики выдвинуты, — заглянула внутрь и выдохнула: «О боже».

Малоун подошел к ней сзади и увидел, что задняя панель была взломана; теперь в ней зияла огромная дыра, куда можно было просунуть руку.

— Дед и отец хранили здесь свои бумаги.

— Об этом, по-видимому, знали не только вы и члены вашей семьи.

Кристл засунула руку в пролом, мотнула головой и бросилась к двери.

— Куда вы собрались?

— Нам нужно спешить. Надеюсь, что мы не опоздаем.

Рэмси погасил свет на первом этаже и поднялся по лестнице в спальню. Диана Маккой ушла. Лэнгфорд несколько раз рассматривал возможность улучшения их сотрудничества. Он считал ее достаточно привлекательной, но решил, что все же это плохая идея. Сколько мужчин потеряли свои посты из-за случайной связи? Их было так много, что всех не упомнишь, и он не собирался присоединяться к этому списку.

Очевидно, что Маккой опасалась Эдвина Дэвиса. Он знал этого человека. Их дорожки пересеклись много лет назад в Брюсселе. Тогда он был с Милисент. О, она была великолепна — молодая, умная, яркая и неутомимая в постели, но вместе с тем…

— Беременна, — сказала Милисент.

Рэмси, только сейчас услышав ее, спросил:

— И что же ты хочешь, чтобы я с этим сделал?

— Женись на мне, это было бы правильно.

— Но я не люблю тебя.

Она рассмеялась:

— О нет, любишь. Ты просто не хочешь этого признать.

— Нет, я действительно тебя не люблю. Мне нравится с тобой спать. Мне нравится слушать твои сплетни о том, что творится в офисе в мое отсутствие. Мне даже нравится издеваться над тобой. Но я не хочу жениться на тебе.

Она прижалась к нему и пристально взглянула в его глаза.

— Ты будешь скучать, если я уйду.

Рэмси был удивлен, как эта с виду интеллигентная женщина может совершенно не думать о самоуважении. Он бил эту женщину так много раз, что уже и не счесть, и она все еще была с ним рядом — видимо, ей это нравилось. Она жаждала этого. Желала.

Пара ударов прямо сейчас могла доставить наслаждение им обоим, но Рэмси решил, что терпение сослужит ему лучшую службу. Поэтому он сжал ее в нежном объятии и мягко сказал:

— Ты права. Я буду скучать по тебе.

Менее чем через месяц она была мертва.

А через неделю Эдвин Дэвис нашел другую работу.

Милисент рассказала ему, как Дэвис приходил каждый раз, когда она звонила ему. Он помогал ей, несмотря на то что ему не нравились такие отношения. Рэмси мог только догадываться, почему она призналась ему. Как будто это могло уберечь ее от следующих побоев и от новой боли. Это знание не могло его остановить, а она всегда прощала его. Всегда! А Дэвис ни разу ничего не сказал. Но каждый раз, когда они сталкивались взглядами, Рэмси замечал в его глазах неповторимый коктейль ненависти и разочарования. И он получал от этого наслаждение, невероятное наслаждение от ощущения полного контроля над ситуацией. Ни Дэвис, ни тем более Милисент никак не могли ему помешать, а тем более навредить. Дэвис тогда был мелким чиновником госдепартамента, и это было его первое назначение за границей. Он должен был решать проблемы, а не создавать их, держать рот на замке, а ушки на макушке. Но сейчас Дэвис был заместителем советника по национальной безопасности при президенте Соединенных Штатов. Другое время, другие правила. «И у него такой же свободный доступ к Дэниелсу, как и у меня». Именно так сказала Маккой. Она была права. Что бы Дэвис ни делал, это имело к нему прямое отношение. Никаких доказательств у него не было, но Рэмси всегда полагался на интуицию, она его никогда не подводила, и он научился доверять ей много лет назад.

И поэтому Эдвин Дэвис тоже должен быть уничтожен. Как и Милисент.

Вилкерсон с трудом продвигался по снегу к месту, где Доротея Линдауэр оставила свою машину. Его машина все еще слабо горела. Доротею, казалось, не заботило, что здание полностью разрушено, несмотря на то что, согласно ее словам, ее семья владела этим домом с середины XIX века.

Они оставили трупы в куче мусора. «Мы разберемся с ними позже», — спокойно резюмировала Доротея.

И она, как всегда, была права, их немедленного внимания требовали куда более важные дела.

Вилкерсон дотащил до машины последнюю коробку, привезенную им из Фюссена, и загрузил ее в грузовик. Как же его бесили холод и снег! Он любил солнце и лето. Из него скорее получился бы римлянин, нежели викинг.

Он открыл дверцу и устало привалился к машине. Доротея уже сидела на пассажирском сиденье.

— Давай, — сказала она ему.

Стерлинг смотрел на ее сияющий вид, а в уме подсчитывал разницу в возрасте. Он не хотел звонить.

— Позже.

— Нет. Он должен знать.

— Почему?

— Таких людей надо вывести из равновесия и как можно дольше удерживать в таком состоянии. Тогда они начинают совершать ошибки.

Вилкерсон разрывался между замешательством и страхом. «Я только что избежал смерти. Я просто не могу говорить с тем, кто вызвал сюда убийц» — вот о чем он думал. Ничто другое его абсолютно не волновало.

Доротея тронула его за руку.

— Стерлинг, послушай меня. Если ты сейчас не включишься в игру, то все потеряешь. У тебя нет иного выхода. Ни в коем случае нельзя останавливаться. Ты должен сказать ему.

Он с трудом мог различить ее лицо в темноте, но легко вспомнил и поцелуи, и восхитительное тело, и страстные объятия. Она была одной из самых поразительных женщин, встретившихся ему на протяжении всей жизни. И, ко всем своим явным достоинствам, была очень умна. Доротея точно предсказала поведение Лэнгфорда Рэмси, а он так и не смог ей до конца поверить.

И она только что спасла ему жизнь.

Поэтому Стерлинг нашел свой телефон, набрал номер и сообщил оператору на том конце провода свой код и пароль, а затем сказал, чего он хочет.

Двумя минутами позже голос Лэнгфорда Рэмси уже отвечал ему.

— Там, откуда ты звонишь, уже, должно быть, довольно поздно, — дружелюбно поприветствовал его адмирал.

— Ты жалкий сукин сын. Ты лживый кусок дерьма. — Вилкерсон так и не смог удержать эмоции и злость.

Мгновение в трубке стояла тишина, а затем он услышал железобетонный голос командира:

— Полагаю, есть веская причина тому, что ты разговариваешь подобным образом со старшим по званию офицером.

— Я выжил.

— Что значит «ты выжил»?

Насмешка в голосе собеседника смутила Стерлинга. Но почему бы Рэмси и не солгать?

— Ты отправил команду, чтобы уничтожить меня.

— Уверяю тебя, капитан, если бы я захотел, чтобы ты умер, это уже случилось бы. Тебе бы лучше поинтересоваться, кто же действительно желает твоей смерти. Быть может, фрау Линдауэр? Я послал тебя, чтобы ты познакомился с этой женщиной, чтобы как можно лучше узнать ее, выяснить то, что я тебе поручил.

— И я сделал все в точности, как вы и инструктировали. Я все еще хочу получить эту чертову звезду.

— И ты ее получишь, как и было обещано. Но все ли ты выполнил?

В тишине салона Доротея слышала каждое слово Рэмси. Она отобрала у Вилкерсона телефон и сказала:

— Вы лжете, адмирал. Именно вы хотите его смерти. И я бы сказала, что он сделал даже больше, чем от него требовалось.

— Фрау Линдауэр, как приятно наконец-то поговорить с вами.

Теперь и Вилкерсон мог слушать разговор Рэмси с Доротеей.

— Скажите мне, адмирал, почему я вас так интересую?

— Вы — нет. А вот ваша семья — очень.

— Вы многое знаете о моем отце, не так ли?

— Более или менее.

— Вы знаете, почему он был на той подводной лодке?

— Вопрос в том, почему это так интересует вас. Ваша семья искала ответы годами. Думаете, я не знаю об этом? Я просто послал одного человечка, и он должен был вам все рассказать.

— Мы знали, что документов и информации было намного больше, а ваш человек лишь кинул нам кость; а это несерьезно, — сказала Доротея.

— Сожалею, фрау Линдауэр, вы никогда не узнаете ответа на эту загадку.

— Вы в этом уверены? Позвольте вас огорчить. Даже не смейте рассчитывать, что я остановлюсь.

— Пустая бравада. Хотел бы я увидеть, достигнете ли вы успеха с тем же самым пафосом, с каким ведете этот разговор.

— Как насчет того, чтобы ответить на один вопрос?

Рэмси хихикнул:

— Хорошо, только один вопрос.

— Там есть что искать?

Вилкерсон был сбит с толку этим вопросом. Где искать и что?

— Вы даже не представляете себе.

И связь оборвалась.

Доротея отдала телефон, и Вилкерсон, набравшись смелости, все же спросил:

— Что ты имела в виду? Искать там?

Она села обратно на сиденье. Снег снаружи покрыл уже всю машину.

— Я этого боялась, — пробормотала она. — К сожалению. Все ответы находятся в Антарктиде.

— Что ты ищешь?

— Мне нужно прочесть все, что находится в грузовике, прежде чем я смогу тебе все рассказать. Я все еще не уверена.

— Доротея, я рискую своей карьерой, своей жизнью. Ты слышала, что сказал Рэмси? Он мог и не подсылать ко мне убийц.

Она сидела неподвижно, ни один мускул не дрогнул на ее бледном лице. Затем повернулась к нему:

— Сейчас ты был бы уже мертв, если бы не я. Твоя жизнь связана с моей.

— Позволь напомнить, у тебя есть муж.

— У нас с Вернером свободные отношения. И уже очень давно. Теперь есть только ты и я.

Доротея была права, и он знал это. И это знание наполняло сердце Стерлинга и страхом, и бешеным восторгом.

— Что ты собираешься делать? — через секундную заминку спросил Вилкерсон.

— Большое дело для нас обоих, надеюсь.

Глава 25

Бавария

Малоун осматривал замок через лобовое стекло автомобиля. Массивное здание цеплялось за отвесный склон горы. В ночи показались окна и изящные эркеры. Арочные лампы освещали внешние стены и их мягкую средневековую красоту. В его голове пронеслось одно высказывание Лютера о другой немецкой цитадели: «Могучая крепость — наш бог, цитадель, которая никогда не падет».

Он был за рулем арендованной машины, а Кристл Фальк с комфортом расположилась на пассажирском сиденье. Они в спешке покинули монастырь Этталь и углубились в морозные баварские леса, следуя по заброшенному шоссе. Малоун так и не заметил ни одной машины. Наконец, после сорока минут езды, появился этот замок, и они смогли остановиться. Над ними в чернильно-синем небе рассыпались сияющие звезды, словно застывший новогодний фейерверк.

— Это наш дом, — сообщила Кристл, как только они вышли из машины. — Поместье Оберхаузеров. Рейхсхоффен.

— Надежда и империя, — перевел он. — Интересное название.

— Наш семейный девиз. Здесь, на вершине этого холма, мои предки поселились более семисот лет назад.

Малоун изучал этот гимн порядку, серые древние камни, серые окна. Строго контролируемый порядок, нарушаемый только снегом, пытавшимся забиться в старые выступы.

Она отвернулась, и он поймал ее за изящное запястье. С красивыми женщинами было нелегко, а эта незнакомка была по-настоящему прекрасна. Даже хуже, она играла с ним, и он знал об этом.

— Почему твоя фамилия Фальк, а не Оберхаузер? — спросил Малоун, пытаясь лишить ее равновесия.

Кристл опустила взгляд на свою руку. Малоун усилил хватку.

— Замужество. Со временем оно стало ошибкой.

— Ваша сестра — Линдауэр. Она все еще замужем?

— Да. Однако не могу сказать, что из этого вышло что-то путное. Вернеру нравятся ее деньги, а ей нравится быть при муже. Это дает ей надежду, что ее любовники никогда не станут чем-то большим.

— Не собираетесь рассказать мне, почему вы так не ладите друг с другом?

Кристл улыбнулась, это только усилило ее привлекательность.

— Это зависит от того, согласитесь ли вы мне помогать или нет.

— Вы знаете, почему я здесь.

— Ваш отец. Вот почему и я, и вы здесь.

Коттон в этом сомневался, но решил прекратить допрос.

— Тогда давайте посмотрим, что же для вас так важно.

Они вошли в замок через арочную дверь. Внимание Малоуна привлек огромный гобелен, висевший на дальней стене. Еще один странный рисунок, вышитый золотом на бордовом и темно-синем фоне.

Кристл тут же заметила его интерес и пояснила:

— Наш фамильный герб.

Малоун изучил рисунок. Корона, висевшая в воздухе над изображением животного — возможно, кошки или собаки, трудно определить, — схватившего что-то похожее на грызуна.

— Что он означает?

— Мне так никогда и не удалось добиться внятного объяснения. Но одному из наших предков он нравился. Поэтому тот приказал вышить его и повесил здесь.

Малоун услышал, как снаружи донесся шум автомобиля, въезжающего во двор. Он посмотрел через открытую дверь и увидел мужчину, выходящего из «Мерседеса». В его руке был автомат.

Коттон узнал это лицо. Он уже видел его в своем номере отеля «Пост». Какого черта?

Мужчина поднял автомат. Малоун рывком задвинул Кристл за спину, как только пули влетели в открытую дверь и уничтожили стол, стоявший у дальней стены. В напольных часах, стоявших рядом с ним, вдребезги разбилось стекло. Они понеслись вперед, а Кристл показывала дорогу. Еще большее количество пуль врезалось в стену позади них.

Малоун вытащил пистолет, как только они завернули за угол и вбежали в короткий коридор, ведущий в обеденный зал. Он быстро осмотрелся вокруг и увидел комнату, украшенную с четырех сторон колоннадой и длинными галереями сверху и снизу. В дальнем ее конце Малоун заметил флаг Германской империи: величественный орел на черно-красно-золотом фоне. Он был специально подсвечен слабыми лампами. Под ним располагался черный каменный камин, такой большой, что внутри могли поместиться несколько человек.

— Разделимся, — быстро предложила Кристл. — Вы идете наверх.

Прежде чем Малоун смог возразить, она уже исчезла в темноте.

Коттон увидел лестницу, ведущую на галерею второго этажа, и осторожно сделал первый шаг. Чернота буквально ослепляла глаза. Повсюду были ниши, темные пустоты, где, как он опасался, его могли подстерегать еще большие неприятности.

Малоун поднялся по ступенькам и оказался на верхней галерее, в паре ярдов от балюстрады. Здесь все так же было темно. Взглянув вниз, он увидел лишь тень, скользнувшую в холл. И это удалось только благодаря льющемуся из коридора слабому свету. Внизу восемнадцать кресел выстроились в ряд за массивным обеденным столом. Их позолоченные спинки стояли ровно, как солдаты в шеренге, за исключением двух — под ними, видимо, пряталась Кристл.

Смех разрезал тишину:

— Ты мертвец, Малоун.

Очаровательно. Убийца знал его имя.

— Сначала достань меня, — позвал он, зная, что мужчина услышит только эхо и будет невозможно определить, где он прячется.

Малоун увидел, как мужчина рассматривает арки, проверяет камин, массивный стол, поднимает голову и внимательно глядит на массивную люстру…

Малоун выстрелил вниз. Пуля не достигла цели.

И тут Коттон услышал быстрые шаги. Кто-то быстро взбирался по лестнице.

Малоун ринулся вперед, завернул за угол и замедлил бег, как только обнаружил противоположную галерею. Позади не было слышно шагов, но он знал, что стрелок находится именно там.

В этот момент внизу со страшным грохотом стали падать стулья.

Ружейный залп с верхней галереи обрушился вниз и срезал верхушку стола. К счастью, толстое дерево выдержало натиск металла. Малоун выстрелил через галерею в ту сторону, где появившиеся вспышки обнаружили убийц. Теперь выстрелы были направлены в его сторону, и на него посыпалась мелкая каменная крошка.

Его глаза обшаривали темноту, пытаясь найти то место, где притаились нападавшие. Коттон попытался отвлечь внимание выкриками, но Кристл, намеренно или нет, похоронила его попытку. Он огляделся: сзади темные ниши, впереди абсолютный мрак. Малоун уловил движение на противоположной стороне — фигура направлялась прямо к нему. Он слился с темнотой, присел и пополз вперед, поворачивая налево, чтобы пройти холл как можно быстрее.

Что происходит? Этот человек тоже явился за ним?

И тут он заметил Кристл. Та внезапно появилась внизу, в центре холла, и теперь спокойно стояла не двигаясь в круге неверного света.

Малоун даже не попытался обнаружить своего присутствия. Вместо этого он спрятался в тени, прислонился к одной из арок и выглянул из-за ее края.

— Покажись! — крикнула Кристл.

Ответа не было.

Малоун оставил свою позицию и зашагал быстрее, стараясь удвоить расстояние между собой и стрелком.

— Слушай. Я ухожу. Если хочешь остановить меня, ты знаешь, что тебе надо сделать! — крикнул он.

— Не умно, — сказал мужчина.

Малоун остановился у другого угла. И тут он увидел нападавшего. Тот стоял и смотрел в противоположную сторону. Малоун бросил быстрый взгляд вниз и увидел, что Кристл все еще там.

Холодное возбуждение и всплеск адреналина успокоили его нервы и придали сил.

Тень перед ним подняла свое оружие.

— Где он? — спросил убийца, но не получил ответа. — Малоун, покажись, или она будет мертва.

Коттон сделал шаг вперед, оказавшись прямо напротив убийцы, и сказал:

— Я здесь.

Оружие наемника так и не поменяло своего положения — оно было направлено на Кристл.

— Я все еще могу убить фрау Линдауэр, — спокойно сказал убийца.

Малоун заметил его ошибку, но все-таки решил переключить его внимание на себя:

— Я застрелю тебя гораздо раньше, чем ты успеешь нажать на спуск.

Мужчина, казалось, пытался решить эту дилемму. Он медленно повернулся к Малоуну. Затем его движения ускорились, и стрелок, не видя Коттона, пустил автомат по кругу и одновременно нажал на спусковой крючок. Пули засвистели по всему холлу. Малоун уже был готов открыть огонь, как пули другого невидимого помощника ударили в стену.

Голова мужчины резко дернулась, выстрелы заглохли, а его тело перевалилось через перила и полетело вниз. Крик, быстрый и испуганный, задохнулся в тишине, как только стрелок достиг пола.

Малоун опустил пистолет, подошел к перилам и увидел, что у наемника начисто снесена половина черепа.

Внизу с одной стороны от Кристл Фальк стоял высокий худощавый мужчина с направленным вверх автоматом, с другой стороны — пожилая женщина. Увидев Малоуна, последняя, подняв голову вверх, громко сказала:

— Нам нравится ваше смущение, господин Малоун.

— Не было необходимости в него стрелять.

Старуха царственно повела рукой, и мужчина тут же опустил автомат.

— Думаю, все же была, — сказала она.

Глава 26

Малоун спустился на первый этаж. Теперь он смог хорошо рассмотреть незнакомцев.

— Это Ульрих Хенн, — сказала Кристл. — Он работает на нашу семью.

— И что же он делает?

— Присматривает за замком, — ответила за нее старуха. — Он главный камергер.

— А кто вы такая? — отрывисто бросил Коттон.

Ее брови приподнялись в немом изумлении, и она послала ему царственную улыбку, показав редко посаженные острые зубы. Она была неестественно худой и очень смахивала на старую мудрую птицу с блестящим серебристо-золотым оперением. На тонких руках просвечивали скрученные вены, а пигментные пятна усеивали запястья.

— Я — Изабель Оберхаузер.

Несмотря на ее приветливую улыбку, глаза оставались стальными и жесткими.

— Предполагается, что я буду впечатлен?

— Я — глава этой семьи.

Коттон указал на Ульриха Хенна:

— Вы и ваш слуга только что убили человека.

— Он незаконно вторгся в мой дом, с оружием в руках, пытался убить вас и мою дочь.

— И у вас чисто случайно нашелся автомат, а также человек, смогший снести ему полчерепа. И все это с расстояния в пятьдесят футов в плохо освещенном холле…

— Ульрих — великолепный стрелок.

Хенн ничего не сказал. Очевидно, он знал свое место.

— Я не знала, что они здесь, — сказала Кристл. — Я была крайне удивлена. Матери не должно было здесь быть. Но когда я увидела, что она и Ульрих входят в холл, я показала им жестом быть готовыми, пока я отвлекаю на себя внимание стрелка.

— Глупое решение.

— Кажется, это сработало.

Все, что случилось в этом замке, очень много рассказало Коттону о Кристл Фальк. Она не испугалась поработать мишенью. Но он все же никак не мог решить, чего было больше в таком поступке — храбрости или идиотизма.

— Я знаю не так уж много ученых, сумевших сделать то же, что и вы… — Коттон повернулся к Изабель Оберхаузер: — Нам этот стрелок пригодился бы живым. Я хотел бы выяснить, откуда он знал мое имя.

— Я тоже это заметила.

— Мне нужны ответы, а не новые загадки; а то, что вы сделали, только усложнило и без того запутанную ситуацию.

Но ему никто не ответил, поэтому Малоун, не задав больше ни единого вопроса, последовал за Кристл вверх по лестнице и оказался в одной из спален, где в дальнем углу огромная каменная печь с выбитой датой «1651» тянулась до самого потолка.

— Это была комната моих деда и отца. — Кристл вошла в нишу, украшенную декоративной скамейкой. — Мои предки, построившие Рейхсхоффен в XIII веке, патологически боялись попасть в ловушку. Поэтому из каждой комнаты есть два выхода, и эта не исключение. В действительности хорошая тактика в условиях семейных неурядиц.

Она нажала на место соединения плит, и часть стены мягко отошла, открыв лестницу, спиралью уходящую вниз. Кристл нажала на выключатель, и ряд низковольтных ламп осветили тьму.

Коттону ничего не оставалось, как последовать за ней вниз. Спустившись, Кристл нажала еще один выключатель.

Малоун заметил, что здесь был сухой, теплый, кондиционированный воздух. На полу лежали серые плиты, обрамленные тонкими полосками черного раствора. Грубые каменные стены оштукатурены и выкрашены в серый цвет. Все это подтверждало первоначальную догадку Малоуна, что фундамент замка был вырублен из основания горы много веков назад.

Одна комната переходила в другую. По стенам висели немецкие флаги, нацистские баннеры; тут была даже точная копия алтаря СС, полностью готовая для церемоний «присвоения имени ребенку», которые, как знал Коттон, были обычным делом в 1930-х годах. Бесчисленные статуэтки, игрушечный солдатик, поставленный на красочную карту Европы начала XX века, нацистские шлемы, сабли, кинжалы, униформа, шапки, куртки-ветровки, пистолеты, автоматы, значки, патронташи, кольца, драгоценности, перчатки и фотографии.

— Вот как проводил время мой дед после войны. Собирал все это.

— Похоже на нацистский музей.

— Публичное унижение больно ранило его. Он хорошо служил этому ублюдку, но так и не смог понять, что сам он ничего не значит для нацистской партии. В течение шести лет после окончания войны он изыскивал любую возможность вернуть потерянное признание. До тех пор пока не повредился рассудком в пятидесятых, он продолжал собирать все эти экспонаты.

— Это не объясняет, почему ваша семья до сих пор все это хранит.

— Мой отец уважал своего отца. Но мы редко сюда спускаемся.

Кристл подвела его к шкатулке со стеклянной крышкой и молча показала на серебряное кольцо, лежащее внутри. На нем были выбиты руны СС, но Малоун никогда раньше не видел такого их начертания. Скоропись какая-то, что ли?

— Они сделаны в истинно германском стиле и похожи на те, что украшали древние норвежские щиты. Эти кольца носили только в Аненербе.

Она привлекла его внимание к другому предмету в шкатулке.

— Значок с руной Одал и «короткорукой» свастикой также предназначался для Аненербе. Дедушка разработал дизайн всех вещей, что когда-либо использовались там. Булавка для галстука тоже в своем роде примечательна — она воспроизводит представление сакрального Ирминсула, или Древа жизни у саксонцев. Предположительно оно находилось на вершине Гор солнца в Детмольде[33] и было уничтожено лично Карлом Великим, когда он начал долгую войну между саксонцами и франками.

— Вы говорите об этих сувенирах почти с благоговением.

— Неужели? — Она выглядела ошеломленной.

— Как будто эти вещи значат для вас очень многое.

Кристл пожала плечами:

— Это просто напоминание о прошлом. Мой дедушка основал Аненербе, преследуя только культурные цели. Но эта организация превратилась в нечто совсем другое. Его Общество наследия предков начало проводить немыслимые эксперименты над узниками концентрационных лагерей. Вакуумные камеры, тестирование гипотермии, кровяной коагуляции… Ужасные вещи. Его отдел прикладных естественных наук собрал коллекцию костей еврейских мужчин и женщин, которых они убили, а затем поместили в растворитель. В конечном счете лишь несколько членов Аненербе были повешены за военные преступления. Многих отправили в тюрьму. Все это мерзость.

Коттон внимательно смотрел на Кристл.

— Ни в одной из этих гадостей мой дедушка не участвовал, — сказала она, будто прочтя его мысли. — Все это уже случилось после того, как он был уволен и подвергнут публичному осмеянию… — Она помедлила. — Много лет спустя, приговорив себя к пожизненному заключению здесь и в аббатстве, он трудился над своими исследованиями в полном одиночестве.

Под гербом Аненербе висел гобелен, на котором было изображено то же Древо жизни, что и на булавке для галстука. Слова, написанные внизу, привлекли внимание Коттона. «Никакой народ не живет дольше, чем документы его культуры».

Кристл заметила его интерес:

— Мой дедушка верил в это утверждение.

— А вы?

Она кивнула:

— И я тоже.

Малоун до сих пор не понимал, почему семья Оберхаузеров хранила эту коллекцию в комнате с климат-контролем и поддерживала здесь идеальную чистоту. Но тем не менее он мог понять Кристл Фальк. Коттон уважал своего отца. Несмотря на то что он редко бывал дома, Малоун помнил, как они вместе проводили время, играя в бейсбол, занимаясь плаванием или работая в саду. Он никак не мог простить отцу, что тот оставил его, лишил того, что его сверстники воспринимало как должное, — обоих родителей. Его мать никогда не давала ему забыть об отце, но, становясь старше, Коттон пришел к выводу, что эта память измучила ее. Быть женой военно-морского офицера было слишком тяжелой ношей — собственно говоря, так же, как быть женой агента группы «Магеллан». Но это Малоун понял уже тогда, когда подписал документы о разводе.

Кристл продвигалась вперед, через экспонаты всей этой невероятной выставки. За каждым поворотом обнаруживались все новые свидетельства страсти Херманна Оберхаузера. Она остановилась еще перед одним богато инкрустированным шкафом, похожим как две капли воды на своего несчастного собрата в аббатстве. В одном из его выдвижных ящиков лежал одинокий листок бумаги, упакованный в плотный пластик. Крист вытащила его.

— Это оригинал последней воли Эйнхарда, найденный дедушкой. Копия хранилась в аббатстве.

Коттон изучал то, что оказалось тонким пергаментом с аккуратным латинским шрифтом и поблекшими до светлосерого цвета чернилами.

— На обороте — перевод на немецкий, — пояснила Кристл. — Последний параграф очень важен.

При жизни я присягнул на верность самому благочестивому королю Карлу, императору и Августу. Он потребовал от меня спрятать все упоминания о Тартаре. Все, что я знал, давным-давно похоронено вместе с королем Карлом, в тот день, когда он умер. Если эту священную гробницу когда-нибудь откроют, сии страницы, не должны быть ни разделены, ни расчленены. Но знайте, что король Карл хотел бы даровать их тому, кто в это время будет обладать короной императора. Прочтение этих истин многое откроет, особенно после того, как я стал свидетелем наивысшего пренебрежения, выраженного королем Людовиком ко всем деяниям своего отца. Я обусловил возможность прочитать эти слова знанием двух других истин. Первую я настоящим дарую своему сыну; ему я приказываю сохранить ее и передать своему сыну, а его сын должен передать следующему в роду. Сохраните ее любой ценой, так как она написана на языке церкви и может быть легко понята, но ее смысл неполон. Вторая истина дарует полное понимание мудрости небес, ждущей вместе с королем Карлом, она начинается в Новом Иерусалиме. Откровения, полученные там, станут понятными, как только будет разгадан секрет этого удивительного места. Пролей свет на эти поиски, применив ангельское совершенство к святости Господа. Но только те, кто оценят трон Соломона и грешность Рима, найдут свою дорогу на небеса. Предупреждаю, что ни я, ни святые не терпят невежества.

— Это то, о чем я вам говорила, — сказала Кристл. — Karl der Groβe Verfolgung. Искания Карла Великого. Это то, что нам надо расшифровать. Это то, что не удалось найти ни Оттону III, ни каждому следующему за ним императору Священной Римской империи. Решение этой загадки приведет нас к тому, что искали наши отцы в Антарктиде.

Коттон покачал головой:

— Вы сказали, что ваш дед отправился в экспедицию и привез материалы в Германию. Очевидно, что он все же разгадал эту загадку. Вы нашли его рукописи?

— Он не оставил никаких записей о том, как или что он выяснил. Как я сказала, он тронулся умом и просто не мог оставить завещания.

— А почему это стало столь важно именно сейчас?

Кристл заколебалась, прежде чем ответить ему.

— Ни дедушка, ни отец не интересовались обыденными делами. Проблемы мировых цивилизаций — это их завораживало. К сожалению, дедушка жил в такое время, когда спорные идеи были под запретом. Поэтому он был вынужден работать один. Отец был романтиком и мечтателем, он не обладал способностью завершить хоть одно начатое им дело.

— И все же очевидно, что ему удалось добраться до Антарктиды на борту американской подводной лодки.

— Что приводит нас к вопросу…

— Почему американское правительство одобрило участие романтика и мечтателя в секретной экспедиции?

Коттон знал, что это странное решение частично можно объяснить временем. Америка 50-х, 60-х и даже 70-х годов прошлого века провела ряд нетрадиционных исследований. Такие явления, как экстрасенсорное восприятие, контроль над разумом, НЛО и любые другие паранормальные явления, тщательно изучались в научных лабораториях секретных служб. Был исследован каждый аспект, и все это было сделано лишь для того, чтобы придумать новое оружие, которое поможет победить в «холодной войне». Было ли это одной из тех диких попыток?

— Я надеялась, что вы поможете мне разобраться с этим, — сказала Кристл.

Но Малоун все еще ждал ответа на свой вопрос: «Почему это так важно именно сейчас?»

— Это может быть отличной сделкой, которая буквально изменит наш мир, — добавила Кристл.

Позади нее появилась ее мать. Пожилая женщина медленно продвигалась к тому месту, где они стояли, ее аккуратные шажки были абсолютно бесшумны.

— Оставь нас, — приказала она дочери.

Кристл тут же ушла, не сказав ни слова.

Малоун все так же стоял, не выпуская из рук завещания Эйнхарда.

Изабель остановилась напротив него и, глядя ему в глаза, проговорила:

— У нас с вами есть что обсудить.

Глава 27

Джексонвилль, штат Флорида

01.20

Чарли Смит ждал на противоположной стороне улицы. Последнее задание, после него его ночная работа будет окончена.

Коммандер Захария Александр, уволенный из военно-морского флота США, провел последние тридцать лет ничего не делая, только жаловался. Его сердце, селезенка, печень, кости — вообще ни одна часть тела — не избежали проверки врачей и многочисленных анализов. Двенадцать лет назад он вдруг стал убеждать всех, что ему необходимо вырезать аппендикс, пока один из докторов не напомнил ему, что эта операция уже была сделана десятью годами раньше. Три года назад он говорил, что у него рак легких, объясняя это тем, что раньше выкуривал по пачке в день. Но многочисленные анализы ничего не показали. Совсем недавно он убедился, что у него рак простаты, а потом потратил недели, пытаясь убедить специалистов, что смертельно болен.

Однако сегодня все медицинские заботы Захарии Александра закончатся.

Решить, как лучше выполнить задание, было сложно. Так как каждый орган Александра был тщательно исследован и много раз перепроверен, смерть от внезапного отказа какого-либо органа определенно будет подозрительной. О насильственной смерти тоже не могло быть и речи, этот способ привлекал особое внимание полицейских. Но и здесь опять помогло досье. Оно сообщало: «Живет один. Его жена, устав от непрекращающегося нытья мужа, развелась с ним много лет назад. Дети навещают его редко, так как он постоянно либо жалуется на морской флот, либо надоедает с бесконечными нравоучениями. В сексе крайне консервативен, никогда не имел женщину снизу. Сейчас твердо уверен, что секс отвратителен и является причиной распространения всяких инфекций. Притворяется, что бросил курить много лет назад, но в основном по ночам, и обычно в кровати, наслаждается очень дорогой сигарой. Он специально ее заказывает через табачный магазин в Джексонвилле и курит по меньшей мере раз в день».

Этого лакомого кусочка оказалось достаточно, чтобы разбудить воображение Смита, и, соединив его с несколькими другими, он наконец определился, каким будет конец Захарии Александра.

Чарли добрался из Вашингтона в Джексонвилль пригородным поездом, приходящим поздно вечером. Затем последовал указаниям в досье и припарковался в четверти мили от дома бывшего морского офицера. Он надел джинсовую жилетку, схватил холщовую сумку с заднего сиденья арендованного автомобиля и вышел на дорогу.

На этой тихой улочке было всего несколько домов.

В досье было указано, что Александр крепко спит и очень громко храпит. Эта запись подсказала, что Смит может не беспокоиться о соблюдении тишины.

Чарли вошел во двор. С левой стороны доносился шум работающего кондиционера, отапливающего дом. Ночь выдалась прохладной, но все же не такой, как в Виргинии.

Он осторожно подошел к одному из боковых окон и довольно долго ждал, пока не услышал ритмичное похрапывание Александра. Новая пара латексных перчаток уже была на его руках. Смит осторожно поставил на землю холщовую сумку и достал из нее маленький резиновый шланг с полым металлическим наконечником. Внимательно осмотрел окно. Как и было указано в досье, силиконовая изоляция запечатывала окно с обеих сторон. Но поскольку ремонт был сделан наспех, Чарли без труда вскрыл пломбу металлическим наконечником, а затем достал из сумки цилиндр с ядовитым газом. О нем он узнал давным-давно; это химическое соединение было настоящей находкой для таких профессионалов, как он. За пару минут газ приводил человека в бессознательное состояние и не оставлял никаких следов в крови или легких. Смит соединил шланг с выходным отверстием цилиндра, открыл вентиль и стал молча ждать, пока газ не заполнит спальню.

Спустя десять минут храп прекратился. Чарли закрыл вентиль, спокойно отсоединил шланг и, аккуратно уложив все обратно в сумку, пошел на задний двор.

На полпути он выбросил уже не нужную сумку и дернул дверь из дешевой древесины, ведущую в подвал. Пошарив возле фундамента из цементных блоков, Чарли обнаружил россыпь электрических проводов. Они оплетали весь нижний этаж. В досье сообщалось, что Александр, законченный ипохондрик, был еще и страшным скрягой. Несколько лет назад он заплатил соседу пару долларов, чтобы провести вытяжку в спальню, но вместе с этим ничего не сделал для изоляции проводов, оставив их валяться в подвале.

Смит достаточно легко нашел распределительную коробку и, следуя указаниям досье, открыл крышку, затем отсоединил провод на 220 вольт. Шум кондиционера тут же прекратился. Он подождал пару секунд, прислушиваясь на всякий случай, подействовал ли газ на Александра. Но ничто не нарушало тишину ночи.

Из одного кармана жилетки Чарли достал нож и снял изоляцию, защищавшую электрические провода внутри и снаружи распределительной коробки. Кто бы ни выполнял эту работу, она была сделана очень халтурно, и повреждение проводов можно будет легко объяснить отсутствием изоляционных трубок. Поэтому он осторожничал, стараясь не переусердствовать.

Смит убрал нож и вытащил из другого кармана жилетки пластиковый пакет. Внутри находился похожий на клей материал и керамический кабель. Чарли прикрепил его к винтам внутри распределительной коробки. Перед восстановлением сети он уложил в коробку тестообразные шарики по всей длине открытых электрических проводов. Этот материал был практически безвреден, но только до тех пор, пока не нагреется. А тепло должен был обеспечить керамический кабель. Для этого необходимо подождать всего несколько минут, тогда расплавятся остатки изоляции и произойдет взрыв. Останется пара минут, за которые ему нужно будет покинуть дом.

Он снова затянул болты. Кондиционер ожил.

Чарли намеренно оставил крышку распределительной коробки у себя, положив ее в карман жилетки.

Теперь пришло время все проверить. Убедившись в том, что все сделано строго по плану, Смит облегченно вздохнул. Он вспомнил фокусников в цирке, заставляющих бумагу рассыпаться искрами. Так кабель и глина превратятся в огонь, а тот приведет к взрыву. Такие материалы были достаточно известны среди коллег, занимающихся заказными поджогами. Совмещение опыта приводит всегда к отличным результатам. Чарли в это искренне верил.

Он выбрался из-под дома, закрыл дверь и забрал холщовую сумку. Проверил землю, убедился, что не осталось никаких следов, могущих выдать его присутствие, и повернулся к окну на боковой стене. Используя фонарик, встроенный в шариковую ручку, посветил через пыльное стекло в спальню. Пепельница и сигара лежали на столе, прямо у кровати Александра. Отлично. Если «короткого замыкания» будет недостаточно, то полицейские и пожарные согласятся, что причиной смерти стало курение в постели. И дело будет закрыто.

Чарли еще раз восстановил в памяти все свои действия.

Светящийся циферблат часов показывал 1.35.

В силу своей профессии Смит проводил много времени на улице ночью. Пару лет назад он купил справочник Петерсона о планетах и звездах и узнал про звезды и планеты. Хорошо иметь хобби. Сегодня, взглянув на небо, он нашел Юпитер, ярко сияющий на западе.

Прошло несколько минут.

Первые вспышки окрасили ночной двор. Чарли представил себе сцену, как оголенные провода вошли в контакт и электрический ток через секунду должен накормить пламя. Деревянному домику было больше тридцати лет; словно от искры в сухих дровах, огонь из подвала быстро распространялся по нему. В считаные минуты все поглотило пламя.

Захария Александр никогда не узнает, что случилось. Его глубокий сон не будет нарушен. Он умер от асфиксии задолго до того, как пламя добралось до спальни.

Глава 28

Бавария

Малоун слушал Изабель Оберхаузер.

— Я вышла замуж давным-давно. Но, как видите, и мой муж, и свекор имели секреты.

— Ваш муж тоже был нацистом?

Она отрицательно покачала головой:

— Он просто верил, что Германия никогда не будет такой, как прежде. Думаю, что он был прав.

Видимо, не отвечать на прямые вопросы было фамильной привычкой. Изабель продолжала изучать Малоуна, и Коттон заметил легкий тик в ее правом веке. Дыхание старухи переходило в легкую хрипотцу. Наступила гнетущая тишина, нарушаемая лишь равномерным тиканьем часов.

— Господин Малоун, боюсь, что мои дочери не были честны с вами.

— Это первое утверждение за сегодняшний день, с которым я полностью согласен.

— С тех пор как умер мой муж, я слежу за семейным состоянием. Это тяжелая работа, наша семья владеет многими предприятиями. К сожалению, Оберхаузеров больше нет. Моя свекровь была безнадежно некомпетентна; слава богу, она умерла через несколько лет после Херманна. Все остальные близкие родственники либо погибли на войне, либо умерли чуть позже. Мой муж контролировал семью, пока был жив. Он был последним из детей Херманна. Сам же Херманн полностью утратил разум в середине 50-х годов. Сегодня мы называем это болезнью Альцгеймера, а тогда это было просто старческое слабоумие. Каждая семья борется за благополучие, и пришло время моих детей взять власть в свои руки. Никогда имущество Оберхаузеров не делилось, все всегда оставлялось старшему сыну. Но у нас с мужем родились девочки. Две сильные женщины, и хотя они близнецы, у них разные характеры и способности. Чтобы испытать их, заставить их повзрослеть и научиться управлять жизнью и судьбой, они получили это задание.

— Это игра?

Уголки ее губ опустились, и Изабель возмущенно отрезала:

— Это поиск правды. Мой муж, хотя я нежно любила его, был, как и его отец, уничтожен глупостью. Гитлер открыто отверг Херманна, и это пренебрежение, как я полагаю, внесло свой вклад в его душевное разрушение. Мой муж был слабым человеком. Принятие решений было для него трудным делом. Прискорбно, но всю жизнь мои дочери сражались друг с другом и никогда не были близки. Их отец был причиной этих разногласий. Доротея играла на его слабостях, со временем она прекрасно научилась их использовать. Кристл возмущалась и негодовала. Им обеим было всего по десять, когда он умер, но их отношения с отцом лучше всего показывают, кем они стали сейчас. Доротея практична, и все ее поступки основаны на ее личном опыте; ей всегда нравились слабые и неуверенные мужчины. Кристл — романтичная мечтательница; она до сих пор не может найти спутника жизни, ведь он должен быть сильным и мужественным, а сейчас такие мужчины встречаются крайне редко. И ни одна из них не осознает в полной мере…

— Спасибо, я понял.

Изабель кивнула, закончив свои пространные размышления о детях, и просто резюмировала:

— Должна признаться, что я сохраняю определенный контроль над их действиями. Но на кон поставлено слишком многое. Буквально все.

— И что это «все»?

— Моя семья владеет многими производственными концернами, нефтеперерабатывающими заводами, несколькими банками, акциями крупнейших мировых компаний. У нас на счетах миллиарды евро.

— Сегодня двое умерли, как часть этой игры. — Малоун все еще пытался разбудить ее совесть и сострадание, но это не удалось.

— Я знаю об этом, но Доротея хотела заполучить отчет по «Блазеку». Это часть ее плана, и она страстно желает его осуществления. По-видимому, она решила, что вы не сможете ей помочь, и отказалась от дальнейших усилий в этом направлении. Я подозревала, что именно так все и будет. Поэтому подумала, что у Кристл появилась возможность поговорить с вами.

— Вы отправили Кристл на Цугшпице?

Она кивнула.

— Ульрих присматривал за ней.

— А что, если я не хочу быть частью всей этой игры?

В ее водянистых глазах появилось раздражение:

— Да бросьте, господин Малоун, давайте не будем дурачить друг друга. Я с вами полностью откровенна. Могу я попросить от вас того же? Вы хотите знать, так же страстно, как и я, что же случилось 38 лет назад. Мой муж и ваш отец умерли вместе. Различие же между нами состоит в том, что я знала, что мой муж отправился в Антарктиду, а вы — нет. Я просто не могла предположить, что больше его никогда не увижу.

Уверенность Малоуна дала трещину. Эта женщина обладала информацией «из первых рук».

— Он искал «наблюдателей», — сказала она. — Святых.

— Вы же не можете всерьез полагать, что эти люди действительно существовали.

— Эйнхард в это верил. Они упомянуты в завещании, вы держали его в руках. Херманн в это верил. Дитц отдал жизнь за эти убеждения. Подумайте, они оставили след в каждой культуре, просто называли их по-разному. Ацтеки считали их пернатыми змеями; или же, согласно их верованиям, они были огромными мужчинами с красными бородами и ослепительно-белой кожей. Библия в Книге Бытия зовет их Элохимом. Шумеры присвоили им имя Аннунаки. Египтяне знали их как Аху, Осирис и Шемсу Гор. Они описаны и в буддизме, и в иудаизме. Да, господин Малоун, в этом мы с Кристл сходимся: мы верим, что они реальны. Они оказали влияние даже на Карла Великого.

Она говорила абсурдные вещи.

— Фрау Оберхаузер, мы говорим о том, что случилось тысячи лет назад…

— Мой муж пошел в своей уверенности еще дальше: он был убежден в том, что Наблюдатели до сих пор существуют.

И тут Коттон все понял. Мир в 1971 году был совсем другим. Никаких тебе мировых средств массовой информации, систем слежения, геосинхронных спутников или Интернета. Он, для населяющих его людей, был гораздо больше, чем сейчас.

— Это просто смешно, абсурдно…

— Тогда почему американцы согласились взять моего мужа на эту подводную лодку?

Малоун взглянул на Изабель и понял, что у нее есть ответ на этот вопрос.

— Потому что они тоже это искали. После войны они отправились на огромную военную увеселительную прогулку в Антарктиду — позднее ее назвали «Высокий прыжок». Мой муж рассказывал об этой операции много раз. Они отправились туда на поиски того, что нашел там Херманн в далеком 1938 году. Дитц всегда верил, что американцы что-то обнаружили. Прошло много лет. Затем, примерно за шесть месяцев до его отплытия в Антарктиду, сюда приезжали ваши военные и встречались с Дитцем. Они говорили о «Высоком прыжке» и были посвящены в тайну исследований Херманна. По-видимому, некоторые его книги и бумаги стали частью того, что попало в их архивы.

Коттон вспомнил, что Кристл только что сказала ему: «Это может быть отличной сделкой, которая буквально изменит наш мир».

Будь ситуация обычной, Малоун бы возразил, что все это — полная чушь, но американское правительство отправило на разведку одну из своих самых высокотехнологичных подводных лодок, а затем полностью засекретило обстоятельства ее крушения.

— Дитц мудро предпочел американцев Советам. Они тоже приезжали сюда, просили его о помощи, но он ненавидел коммунистов.

— У вас есть хотя бы смутная догадка, что же там такое в Антарктиде?

Она отрицательно покачала головой:

— Я долгое время ломала над этим голову. Я знала о завещании Эйнхарда, о Святых и о тех двух книгах, что хранятся у дочерей. Я искренне хочу знать, что же там находится. Вот почему мои дочери и решают эту загадку. Надеюсь, в процессе они поймут, что действительно нуждаются друг в друге.

— Это может оказаться невыполнимой задачей. Кажется, они друг друга презирают и ненавидят.

Ее глаза опустились к полу.

— Никакие две другие сестры не смогли бы ненавидеть друг друга больше, чем они. Но скоро мой жизненный путь закончится, и я должна знать, что род будет продолжен и восстановится мир.

— И разрешить свои собственные сомнения?

Она кивнула.

— Именно. Вы должны понимать, мистер Малоун, что мы всегда находим то, что ищем.

— То же самое сказала и Кристл.

— Это то, что много раз повторял ее отец, и в этом он был прав.

— Почему меня втянули во все это?

— Изначально это было решением Доротеи. Она считала, что с вашей помощью можно узнать больше о подводной лодке. Подозреваю, что она отказалась от вас из-за вашей силы. Это то, что действительно может ее испугать. Я же выбрала вас, потому что Кристл могла бы извлечь пользу из вашей силы. Но вы также тот человек, который поможет ей уравнять шансы в битве с собственной сестрой.

Как будто это его заботило! Но Малоун знал, что за этим последует.

— И, помогая нам, вы сможете решить свою собственную проблему.

— Я всегда работаю один.

— Мы знаем то, чего не знаете вы.

Этого он не мог отрицать.

— Вы разговаривали с Доротеей? Вы знаете, что в аббатстве находится труп женщины?

— Кристл сообщила мне, — сказала старуха. — Ульрих с этим разберется, так же как и с теми, кто лежит здесь. Я беспокоюсь о том, не вовлечен ли в это дело кто-нибудь еще, но я уверена, что вы — самый квалифицированный человек. Именно вы, а не кто-нибудь другой сможет распутать этот клубок.

Адреналин, выплеснувшийся во время перестрелки, быстро сменялся усталостью.

— Стрелок пришел сюда за мной и Доротеей. И он не сказал ни слова о Кристл.

— Я слышала, что он говорил. Кристл рассказала вам об Эйнхарде и Карле Великом. Тот документ, завещание, прямо указывает, что надо искать. Вы видели книгу, написанную Эйнхардом. И книгу из гробницы Карла Великого. Владеть ими имели право только императоры Священной Римской империи. Это реальность, господин Малоун. Представьте себе на секунду, что эта цивилизация действительно существовала. Подумайте о последствиях.

Малоун никак не мог решить, кем же была эта пожилая женщина — манипулятором, тираном или эксплуататором. Вероятно, в ней соединялись все три ипостаси.

— Фрау Оберхаузер, это меня интересует меньше всего. Откровенно говоря, я думаю, что вы все сумасшедшие. Я просто хочу знать, где, как и почему умер мой отец. — Он немного помедлил, надеясь, что не пожалеет о том, что собирается сейчас сказать. — Если мое участие в этом абсурде поможет решить мои проблемы, то я подумаю над вашим любезным предложением.

— Итак, вы приняли решение?

— Нет.

— Тогда я могу предложить вам свой кров, с тем чтобы вы завтра все-таки решили, что намерены делать.

Коттон только сейчас почувствовал боль в мышцах и бешеную усталость. И он отдавал себе отчет, что не хочет возвращаться в отель. Тем более что «Пост» никак не может претендовать на звание «безопасной гавани», если учитывать количество незваных гостей, побывавших в его номере за последние несколько часов. В конце концов, здесь был Ульрих. Странно, но эта мысль заставила его почувствовать себя увереннее.

— Хорошо. С этим предложением я спорить не буду.

Глава 29

Вашингтон, округ Колумбия

4.30

Рэмси надел халат. Наступил еще один день. Фактически он вполне мог стать самым важным днем в его жизни, первым шагом в путешествии, определяющем его дальнейшую жизнь.

Ему снились Милисент, Эдвин Дэвис и «НР-1А». Странное сочетание, тревожащее и, видимо, о чем-то предупреждающее. Но он не собирался позволять какому-то сну испортить утро. Адмирал прошел долгий путь, а через несколько часов должен получить следующий приз. Диана Маккой оказалась права. Не вызывало никаких сомнений, что Рэмси будет первым в президентском списке преемников Дэвида Сильвиана. Он знал, по крайней мере, двух других кандидатов — их Дэниелс точно включит в список, полагая, что решение принимает исключительно Белый дом. Слава богу, свобода выбора была редкостью в вашингтонской политике.

Адмирал спустился на первый этаж и вошел в кабинет, когда раздался звонок радиотелефона. Рэмси постоянно носил его с собой. На дисплее отражался международный номер. Отлично. Поговорив ночью с Вилкерсоном, сейчас он ожидал хороших новостей о том, что очевидный провал все же исправлен.

— Те посылки, которые вы заказывали на Рождество, — произнес глухой голос. — К сожалению, вынуждены сообщить, что они никак не могут быть доставлены вовремя.

Он подавил вспыхнувший гнев:

— И каковы причины задержки?

— Мы думали, что инвентарь находится у нас на складе, но обнаружили, что там ничего нет.

— Ваши проблемы с инвентарем не моя забота. Я произвел предоплату несколько недель назад, ожидая срочной доставки.

— Мы знаем об этом и планируем проследить, чтобы доставка произошла в срок. Мы только хотели предупредить вас о небольшой задержке.

— Если это потребует отправки вне очереди, тогда принимайте расходы на себя. Меня это не касается. Я хочу получить все, что заказал и полностью оплатил.

— Мы следим за каждой из ваших посылок и будем готовы подтвердить доставку в самое ближайшее время.

— Убедитесь, что вы все сделали правильно, — ответил он и повесил трубку.

Теперь, как ни старался, он не мог побороть беспокойство. Что происходит в Германии? Вилкерсон до сих пор жив? А Малоун? Две не связанные между собой смерти — этого он позволить себе не вправе. Но Рэмси ничего не мог сделать. Он был вынужден доверять агентам, находящимся в Европе. Те прежде хорошо выполняли свою работу, и у него не было причин не доверять им и в этот раз.

Рэмси включил настольную лампу.

Одной из главных причин, почему его так привлекал этот таунхаус, помимо его расположения, размера и окружения, было наличие шкафа-сейфа, благоразумно установленного владельцем. Конечно, модель далеко не безупречна, но сейф предоставлял достаточную степень защиты делам и всему тому, что он хотел спрятать от чужих глаз.

Адмирал отодвинул в сторону ложную деревянную панель и набрал цифровой код. Внутри вертикально стояли шесть папок. Рэмси передвинул первую папку влево.

Чарли Смит был не только киллером высокого класса. Он обладал потрясающей способностью вылавливать информацию и делал это с упорством белки, ищущей зимой орехи. Ему, казалось, нравилось обнаруживать тайны, которые люди старались спрятать изо всех сил. Смит вот уже два года собирал все, что интересовало Лэнгфорда. Все эти материалы адмирал использовал уже сейчас, а остальное пойдет в дело в течение следующих нескольких дней.

Рэмси открыл папку и заново ознакомился с деталями.

Удивительно, как имидж публичной персоны может настолько отличаться от его личной жизни. Ему было забавно наблюдать за политиками, «делающими вид». Должно быть, это сложно. Сильные желания и устремления толкали на ошибки и опрометчивые поступки, а карьера и имидж — совсем в другую сторону.

Сенатор Аатос Кейн был отличным примером.

Пятьдесят шесть лет. Избирался на четыре срока от штата Мичиган, женат, трое детей. Начал строить карьеру политика, когда ему было за двадцать, сначала на уровне штата, а затем и Сената США. Дэниелс предлагал ему пост вице-президента, когда в прошлом году освободилась вакансия, но Кейн отказался, сказав, что ценит доверие, оказанное ему Белым домом, но уверен, что сможет послужить президенту лучше, оставаясь на своем посту в Сенате. Мичиган вздохнул с облегчением. Некоторые группировки внутри Конгресса США ценили Кейна как одного из наиболее полезных участников законодательного процесса, учитывающего лоббистские интересы отдельных регионов страны. Двадцать два года, проведенные на Капитолийском холме, научили Аатоса Кейна правильной политике, и он выучил все уроки.

А самый главный из них? Все политики зависят от бизнеса.

Рэмси улыбнулся. Ему нравились продажные люди.

Вопрос Доротеи Линдауэр все еще звенел у него в ушах: «Там есть что искать?» Он не думал о том путешествии в Антарктиду долгие годы.

Сколько раз они сходили на берег? Четыре?

Капитан корабля, Захария Александр, оказался очень любопытен, но Рэмси, согласно приказу, держал все в секрете. Единственный радиоприемник, принесенный его командой на борт корабля, был настроен на аварийный транспондер[34] «НР-1А». При проверке станций в Южном полушарии они не услышали никакого сигнала. Это облегчало прикрытие. Не было обнаружено и радиации. Считалось, что радиосигналы и остаточная радиация тем лучше различимы, чем ближе их источник. Но громадные глыбы льда вносили хаос в работу чувствительной электроники. Поэтому офицеры слушали и пытались поймать радиосигнал в течение двух дней, когда «Холден» патрулировал море Уэдделла — место ревущих ветров, светящихся пурпурных облаков и призрачного ореола вокруг слабого светящего солнца.

Ничего.

Тогда они перенесли оборудование на берег.

— Что у тебя? — спросил он лейтенанта Герберта Роуленда.

Мужчина был крайне возбужден.

— Сигнал запеленгован на 240 градусов.

Он посмотрел на мертвый континент, покрытый льдом толщиной в милю. Всего 8 градусов ниже нуля, и сейчас лето. Сигнал? Здесь? Не может быть. Они прошли шестьсот ярдов с места высадки. Вокруг белая равнина; узнать, что было внизу — вода или земля, — было невозможно. Справа и прямо от него возвышались горы, похожие на зубы какого-то фантастического животного.

— Сигнал определяется на 240 градусах, — повторил Роуленд.

— Сайерс, — позвал он третьего члена команды.

В пятидесяти ярдах впереди них лейтенант проверял каждую трещину. Белый снег, белое небо, даже воздух был белым от постоянных выдохов. Это было место мумифицированной пустоты, к которой человеческие глаза привыкали лишь немногим лучше, чем к кромешной тьме.

— Это чертова подводная лодка, — сказал Роуленд, чье внимание все еще было приковано к приемнику.

Лэнгфорд до сих пор помнил тот абсолютный холод, захвативший его на этой земле, где не было теней, где постоянно возникали завесы серо-белого тумана. Им всем надоела плохая погода, низкие потолки, плотные облака и постоянный ветер. Каждую пережитую им с тех пор зиму он сравнивал с летом на Антарктиде. Он провел там четыре дня. Четыре дня, и их он никогда не забудет.

«Вы себе даже не представляете, что это такое», — так он ответил на вопрос Доротеи Линдауэр.

Рэмси посмотрел на полку сейфа. Под папками лежал журнал. Тридцать восемь лет назад правила военно-морского флота предписывали офицерам, командирам всех мореходных судов, вести записи именно таким образом.

И адмирал открыл первую страницу.

Глава 30

Атланта

7.22

Стефани разбудила храпящего Эдвина Дэвиса. Проснувшись, он не сразу понял, где находится.

— Ты храпел, — сказала она.

Даже через закрытую дверь и разделявший их этаж она всю ночь слышала этот натужный и какой-то каркающий звук.

— Мне говорили об этом. Я храплю, когда действительно очень устал.

— И кто же тебе это сказал?

Эдвин прогнал остатки сна. Он лежал на кровати полностью одетый, а рядом с ним — мобильный телефон. Они прилетели обратно в Атланту практически в полночь на последнем рейсе из Джексонвилля. Дэвис предложил поехать в отель, но Стефани настаивала, и таким образом он оказался на ее гостевом диване.

— Я не монах, — заявил Эдвин.

Стефани практически ничего не знала о его личной жизни — собственно, только то, что он закоренелый холостяк. Вот и все. Но есть ли у него дети? Впрочем, сейчас не время проявлять любопытство.

— Тебе нужно принять душ.

Он потер подбородок.

— Так любезно с твоей стороны указать на это.

Стефани указала головой на дверь:

— В ванной есть полотенца и бритвенный станок; правда, боюсь, что он женский.

Она уже приняла душ и оделась, готовая ко всему, что приготовил им этот день.

— Есть, мэм, — сказал Дэвис, выпрямившись. — Вы хорошо ведете дела, все держите под полным контролем.

Стефани оставила его и, войдя в кухню, включила телевизор. Она редко плотно ела утром; обычно ей хватало маффина или небольшого количества пшеничных хлопьев, и она ненавидела кофе. В качестве утреннего напитка Стефани обычно использовала зеленый чай. Сегодня ей необходимо было съездить в офис. Практически полностью несуществующий штат сотрудников помогал ей с охраной, но значительно затруднял делегирование полномочий.

— Это может быть интересно, — рассказывал репортер CNN. — Президент Дэниелс недавно выказал свое недовольство Объединенным комитетом начальников штабов. В произнесенной две недели назад речи он дал понять, что сомневается в необходимости существования всего штаба.

Камера переключилась на Дэниелса. Он стоял за трибуной голубого цвета.

— Они ничем не управляют, — говорил он своим фирменным баритоном. — Это советники. Лоббисты. Они только повторяют политику, а не делают ее. Не поймите меня неправильно. Я очень уважаю этих людей. Но у меня с этим институтом возникли некоторые проблемы. Я точно знаю, я абсолютно уверен, что таланты офицеров, входящих сейчас в Объединенный комитет начальников штабов, могут быть использованы лучшим образом на других должностях.

Камера вернулась к репортеру, самоуверенной и амбициозной брюнетке: «Все это заставляет нас задуматься, какова будет кандидатура на внезапно освободившееся место, ранее занимаемое адмиралом Дэвидом Сильвианом».

Дэвис вошел в кухню, его взгляд не отрывался от телевизора.

Стефани заметила его явный интерес:

— Что случилось?

Дэвис был мрачен и озабочен. Наконец он ответил:

— Сильвиан — представитель военно-морского флота в Объединенном комитете начальников штабов.

Стефани все еще не понимала. Конечно, она читала о несчастном случае и травмах, полученных Сильвианом в результате аварии.

— Жаль, что он умер. Но я все еще не понимаю, в чем дело.

Эдвин вытащил из кармана телефон и после нескольких нажатий сказал в трубку: «Мне нужно знать, как умер адмирал Дэвид Сильвиан. Точная причина смерти, и быстро». И нажал на отбой.

— Ты все-таки собираешься мне объяснить, что все это значит? — спросила она.

— Стефани, это имеет отношение к Лэнгфорду Рэмси. Примерно шесть месяцев назад президент получил письмо от вдовы военно-морского лейтенанта, и…

Его телефон коротко зазвонил. Дэвис посмотрел на номер и тут же ответил. Он слушал собеседника буквально несколько мгновений, а затем повесил трубку.

— Этот лейтенант работал в главной бухгалтерии военно-морского флота. Он заметил нарушения. Семь миллионов долларов переводились из банка в банк, а затем деньги просто растворились. Все счета относились к военно-морской разведке, непосредственно к директорскому офису.

— Разведка так работает, — возразила Нелл. — У меня тоже есть несколько секретных счетов; я использую их для внешних платежей, помощи по контракту и другим подобным вещам.

— Лейтенант умер за два дня до того, как планировал доложить об этом своему начальству. Его вдове было кое-что известно из того, что он раскопал, и она не доверяла никому из военных. Она написала президенту личное письмо с просьбой разобраться со всем этим, и письмо попало ко мне.

— И когда ты увидел слова «Отделение военно-морской разведки», твой внутренний сигнал тревоги включился на полную мощность… Итак, что же ты нашел, когда просмотрел эти счета?

— Я не смог их обнаружить.

Нелл уже сталкивалась с чем-то подобным. Банки в различных частях мира были знамениты уничтожением счетов, обеспеченных большими платежами их владельцев.

— Так что же смущает тебя сейчас?

— Тот лейтенант умер у себя дома, когда смотрел телевизор. Его жена ушла в бакалейную лавку, а когда вернулась домой, он уже был мертв.

— Такое случается, Эдвин.

— Кровяное давление резко понизилось. У него были шумы в сердце, поэтому он часто посещал кардиолога, и да, ты права, такие вещи случаются. Аутопсия ничего подозрительного не выявила. Если не брать в расчет историю с банковскими счетами и «грязную» игру, то смерть произошла по естественным причинам.

Стефани ждала продолжения.

— Мне только что сообщили, что адмирал Дэвид Сильвиан умер от пониженного кровяного давления. — На лице Эдвина Дэвиса одновременно отразилось отвращение, гнев и разочарование.

— Ты думаешь, что в этих смертях слишком много совпадений? — спросила Стефани.

Дэвис кивнул:

— Мы с тобой знаем, что именно Рэмси контролировал те злосчастные счета. А теперь в Объединенном комитете начальников штабов образовалось свободное место.

— Ты додумываешь то, чего на самом деле не существует, Эдвин.

— Неужели? — Голос Дэвиса хлестнул ее. — Мои люди сказали мне, что были готовы связаться со мной. Прошлой ночью, прежде чем я вырубился, я отправил двух агентов разведывательного управления в Джексонвилль. Хотел, чтобы они присмотрели за Захарией Александром. Они прибыли на место час назад. Его дом сгорел дотла прошлой ночью.

Стефани была шокирована.

— Согласно показаниям, произошло короткое замыкание проводов под домом.

И Стефани сделала отметку, что никогда не станет играть в покер с Эдвином Дэвисом. Он выдал обе новости с совершенно непроницаемым лицом.

— Нам нужно найти тех двух оставшихся лейтенантов, побывавших в Антарктиде вместе с Рэмси.

— Ник Сайер умер, — сообщил Эдвин. — Много лет назад. А Герберт Роуленд до сих пор жив. Он живет в пригороде Шарлотт. Я уже проверил эту информацию прошлой ночью.

Разведывательное управление? Сотрудники Белого дома тоже участвуют в этом?

— Ты — кусок дерьма, Эдвин. Ты работаешь не один. Ты на задании.

Его глаза вспыхнули:

— А это уж как посмотреть. Если миссия будет успешной, то и со мной все будет в порядке. А если я провалюсь, то со мной будет покончено.

— Ты рискнешь своей карьерой из-за этого дела?

— Я все еще в долгу у Милисент.

— Хорошо, но при чем тут я?

— Как я уже говорил тебе, Скотт Харвет отказался. Но он сказал мне, что никто лучше тебя не работает в одиночку.

Такое рационалистическое объяснение не принесло ей облегчения. Какого черта? Что она теряет? Рубикон она перешла еще тогда, когда согласилась поехать к Захарии, и поэтому она, собравшись с духом, просто сказала:

— Давай отправимся в Шарлотт.

Глава 31

Ахен, Германия

11.00

Малоун почувствовал, как поезд замедлил ход, как только они въехали в предместья города. Несмотря на то что с прошлой ночи его тревоги значительно поубавились, он до сих пор не отдавал себе отчета в том, почему же он все-таки ввязался в эти семейные разборки. Кристл Фальк сидела рядом с ним, путь на север от Гармиша занял примерно три часа, и все это время они практически не обменялись и словом.

Одежда и туалетные принадлежности Коттона, оставленные в «Посте», уже ожидали его, когда он проснулся в Рейхсхоффене. В записке объяснялось, что их привез ночью Ульрих Хенн. Он проснулся на простынях, пахнувших клевером, затем принял душ, побрился и сменил одежду. Малоун привез с собой в Германию всего одну смену белья, планируя задержаться тут на день-два, не больше. Сейчас он уже не был так в этом уверен.

Изабель ждала его внизу, и он сообщил главе семьи Оберхаузер, что решил помочь им. А какой у него был выбор? Он хотел узнать о своем отце и хотел знать, кто пытался его убить. Уйти в сторону значило оказаться в тупике. А пожилая женщина еще вчера дала ему ясно понять: «Мы знаем то, чего не знаете вы».

— Тысячу двести лет тому назад, — сказала Кристл, — это был центр светского мира. Столица созданной с нуля Северной империи. То, что спустя двести лет мы стали называть Священной Римской империей.

Коттон усмехнулся:

— Она не была ни священной, ни римской, ни империей.

Кристл кивнула:

— Верно. Но Карл Великий был достаточно прогрессивным правителем для своего времени. Человек огромной энергии, он основывал университеты, создавал правовые принципы, которые впоследствии вошли в корпус общего права, организовал правительство и не только заложил основы государственности, монархии, но и первым указал на понятие «нация». Я изучала его деятельность годами. Кажется, он принял все правильные решения, которые только возможны. Он правил сорок семь, а прожил семьдесят четыре года, и это тогда, когда короли редко оставались у власти более пяти лет, а умирали, едва отметив тридцатилетие.

— И вы думаете, что все это было возможным только потому, что ему помогали?

— Он был очень скромен в еде и с осторожностью относился к спиртным напиткам. И это во времена, когда чревоугодие и пьянство не знали границ. Он каждый день выезжал, охотился и плавал. Одной из причин, почему Ахен стал столицей, — это местные горячие источники, а он там бывал достаточно часто.

— Итак, Святые научили его диете, гигиене и внушили, что утренняя зарядка приносит пользу?

Коттон увидел, что Кристл не оставила без внимания его сарказм.

— Собственно говоря, он был воином, — сказала она. — Все его царствование было отмечено завоеваниями. Но он был и отличным военным тактиком. Планировал новую кампанию по меньшей мере год, пока досконально не изучит все сильные и слабые стороны противника. Он также руководил битвами, был настоящим полководцем.

— А еще он был адски жесток. В Вердене он приказал обезглавить более четырех тысяч пленных саксонцев.

— Это неточная информация, — возразила Кристл. — Не было найдено никакого археологического свидетельства этого массового убийства. В оригинальном варианте этой истории могло быть ошибочно использовано слово «decollabat», что означает «обезглавить», вместо «delocabat», означающего «выселение».

— Вы знаете историю и латынь…

— Они не влияют на то, что я думаю. Эйнхард был великолепным летописцем. Он сделал эти наблюдения.

— Если, конечно, считать, что его записи правдивы.

Поезд настолько снизил скорость, что практически полз.

Коттон никак не мог выбросить из головы события прошедшего дня и то, что находилось под Рейхсхоффеном.

— Ваша сестра разделяет ваше мнение о нацистах и о том, что они сделали с вашим дедом?

— Доротею это заботит меньше всего. Семья и история — все это для нее абсолютно не важно.

— А что же тогда для нее имеет значение?

— Она сама.

— Странно, что близнецы так презирают друг друга.

— Нет такого закона, утверждающего, что они должны быть связаны воедино. Я это поняла еще в детстве. Доротея вообще одна сплошная проблема.

Коттону нужно было понять не только то, что хочет Изабель, но и то, как на эту «игру» смотрит одна из ее дочерей.

— Ваша мать, кажется, выбирает одну из вас?

— Я так не считаю. — Ответ Кристл звучал жестко и бескомпромиссно.

— Она отправила вас ко мне.

— Верно, но чуть раньше она помогла и Доротее.

Поезд наконец остановился.

— Не хотите мне это объяснить?

— Она отдала Доротее книгу из гробницы Карла Великого.

Доротея закончила осмотр коробок, привезенных Вилкерсоном из Фюссена. Книжный торговец хорошо поработал. Многие записи Аненербе были вывезены союзниками после войны, поэтому она была удивлена, что удалось найти так много. Но даже после непрерывного чтения в течение уже нескольких часов деятельность этой организации все еще оставалась загадкой. Историю Аненербе начали изучать по-настоящему тщательно только в последние годы. Были даже опубликованы несколько книг, но все они повествовали о бесперспективности и надуманности целей, что привело к полному провалу.

А содержимое этих коробок говорило об успехе.

Были экспедиции в Швецию, где нацисты обнаружили петроглифы, и на Ближний Восток — там они намеревались найти подтверждение теории, что внутренние конфликты за власть в Римской империи были не чем иным, как конфликтами между скандинавами и евреями. Сам Геринг финансировал это путешествие. В Дамаске сирийцы приветствовали их как союзников в борьбе с возросшим еврейским влиянием. В Иране сотрудники Аненербе посетили археологические раскопки и изумились, найдя возможную связь находок с арийцами. В Финляндии они изучали древние языческие песнопения. Бавария принесла им наскальную живопись и данные о кроманьонцах, последних исследователи Аненербе причислили к арийцам. Еще больше наскальной живописи было обнаружено во Франции, где, как заметил один из ученых, «Гиммлер и другие многие нацисты мечтали постоять в темных объятиях предков».

Меж тем истинным очарованием стала для них Азия.

В Аненербе полагали, что ранние арийцы завоевали большую часть Китая и Японии и что сам Будда был арийским отпрыском. Главная экспедиция в Тибет принесла, вместе с экзотическими животными и образцами растений, тысячи фотографий, расчеты черепов и замеры тел. Все это было собрано в надежде подтвердить их арийское происхождение. Поездки в Боливию, Украину, Исландию и на Канарские острова так никогда и не были совершены, хотя были разработаны детальные планы для каждого путешествия.

Записи показали, как возрастала роль Аненербе в течение войны. Как только Гиммлер объявил об освоении завоеванного Крыма, Аненербе было поручено воспроизвести там германские леса и культивировать новые зерновые культуры. Также Аненербе контролировало перемещение этнических немцев в Германию, в то время как шла депортация тысяч украинцев.

Но с возрастанием количества ученых и научных разработок потребовалось больше денег.

Именно поэтому был основан фонд для получения пожертвований. В числе вкладчиков значились «Дойче Банк», «БМВ» и «Даймлер-Бенц» (власть неоднократно благодарила эти фирмы в официальной прессе). Гиммлер всегда интересовался всякими нововведениями, и как только он узнал о светоотражателях для велосипедов, запатентованных немецким слесарем, тут же было организовано совместное предприятие, а затем обеспечено прохождение закона, обязывающего оснащать все велосипедные педали светоотражателями. Это позволило зарабатывать ежегодно десятки тысяч рейхсмарок для Аненербе.

Много усилий тратилось на придание нужной формы многообещающим идеям.

Но если оставить за скобками смехотворные поиски арийцев и участие в организованных убийствах, Херманн Оберхаузер действительно наткнулся на сокровище.

Доротея посмотрела на древнюю книгу, лежавшую на столе. Неужели она действительно из гробницы Карла Великого? О ней не упоминалось ни в одном из источников. Хотя, если верить словам матери, книга была обнаружена в 1935 году в архивах Веймарской республики вместе с запиской неизвестного лица, свидетельствующей об обнаружении этой реликвии в гробнице Ахена 19 мая 1000 года императором Оттоном III. Как ей удалось сохраниться до XX века, оставалось загадкой. Что значила эта книга и почему была так важна? Ее сестра Кристл полагала, что ответ лежит в области мистики и религии.

И Рэмси не смог развеять ее страхи своим загадочным ответом: «Вы себе даже не представляете».

Но это не могло быть ответом.

Или могло?

Малоун и Кристл сошли на железнодорожной станции. Влажный холодный воздух напомнил ему о зиме в Новой Англии. У края тротуара выстроилась вереница такси.

— Мама хочет, — сказала Кристл, — чтобы преуспела я.

Коттон все еще не мог понять, кого она пытается убедить: себя или его.

— Ваша мать манипулирует вами обеими.

Она обернулась к нему:

— Мистер Малоун…

— Меня зовут Коттон.

Кристл сдержала раздражение:

— Вы уже говорили мне это прошлой ночью. Может, расскажете, как вы получили столь странное имя?

— Эту историю я расскажу позже. Вы были готовы отругать меня перед тем, как я вывел вас из равновесия.

Кристл расслабилась и улыбнулась:

— О, с вами трудно; пожалуй, даже труднее, чем с моей сестрой.

— Судя по тому, что сказала ваша мать, Доротея тоже так думает. Но я решил воспринимать это как комплимент… — Грея руки, он осмотрелся. — Нам нужно сделать остановку. Теплый свитер и ботинки на толстой подошве были бы очень кстати. Это не сухой баварский воздух. Вы как? Замерзли?

— Я выросла в этом климате.

— А я — нет. В Джорджии, где я родился и провел юность, тепло и влажно девять месяцев в году. — Малоун продолжал осматриваться с отсутствующим видом, изображая, что очень мерзнет. — Мне еще понадобится смена одежды. Я не собирался в длительное путешествие.

— Здесь, возле церкви, есть магазины.

— Полагаю, что в какой-то момент вы расскажете мне о своей матери и о том, зачем мы здесь?

Кристл подозвала такси, остановившееся неподалеку, открыла дверь и забралась внутрь салона. Малоун последовал за ней, и она сказала водителю адрес, прибавив: «Я объясню».

Как только они отъехали от вокзала, Коттон посмотрел в зеркало заднего вида. Тот же самый мужчина, которого он приметил еще тремя часами ранее, на вокзале в Гармише — высокий, с тонким, будто вырезанным лицом, испещренным глубокими морщинами, — и он тоже сел в такси. У него не было с собой багажа, и казалось, что он был сосредоточен только на одном.

Преследование.

Доротея сильно рисковала при покупке архива Аненербе. Она пошла на риск, встретившись с Коттоном Малоуном, но доказала самой себе, что от него будет мало толку. Доротея все еще не была уверена, кратчайшую ли дорогу к цели она выбрала. Одно было ясно: она никак не могла подвергнуть семью остракизму. Время от времени какой-нибудь историк обращался в Рейхсхоффен, желая изучить бумаги ее семьи или поговорить об Аненербе. Такие запросы всегда отклонялись, и тому была причина. Прошлое должно оставаться в прошлом.

Доротея посмотрела на спящего Стерлинга Вилкерсона.

Они ехали на север всю прошлую ночь и сняли комнату в Мюнхене. Ее мать узнает о разрушении охотничьего домика прежде, чем закончится этот день. Труп в аббатстве, скорее всего, уже нашли. Либо монахи, либо Хенн должны разобраться и с этой проблемой. Скорее всего, то будет Ульрих.

Доротея понимала, что если мать помогла ей, отдав книгу из гробницы Карла Великого, то она, несомненно, подарила что-то и Кристл. Именно ее мать настаивала на том, чтобы Доротея поговорила с Коттоном Малоуном. Вот почему они с Вилкерсоном использовали ту женщину и привели его в аббатство. Изабель мало беспокоилась о Вилкерсоне. «Еще один слабак, — резюмировала она. — Но, дитя мое, у нас нет времени на слабость». Правда, ее матери 80 лет, а Доротея в расцвете сил. Привлекательные мужчины, ищущие приключений, хороши во многих вещах. Как прошлой ночью.

Она шагнула к кровати и разбудила его. Вилкерсон проснулся и улыбнулся.

— Уже почти полдень, — сказала Доротея.

— Я устал.

— Нам нужно уезжать.

Вилкерсон заметил, что содержимое ящиков было разбросано по полу.

— Что мы собираемся делать?

— Надеюсь обогнать Кристл.

Глава 32

Вашингтон, округ Колумбия

8.10

Рэмси был очень деятелен и энергичен, а еще чрезвычайно доволен. Он проверил медиасайты Джексонвилля и был удовлетворен, увидев репортаж о страшном пожаре в доме Захарии Александра, коммандера военно-морского флота на пенсии. Ничего необычного во взрыве не было. По предварительным данным, причиной короткого замыкания была неисправная проводка. Чарли Смит сегодня ночью, безусловно, сотворил два шедевра. Лэнгфорд надеялся, что сегодняшний день будет столь же продуктивным.

Утро было свежим и солнечным. Рэмси гулял возле Смитсоновского института, вдалеке на холме было ясно видно сияющее белое здание Капитолия. Ему нравился этот морозный зимний день. До Рождества оставалось тринадцать дней, конгрессмены уже готовились к праздникам, и деятельность правительства существенно сократилась. Все ждали нового года и начала нового законодательного сезона.

Время отсутствия политических новостей, чем, вероятно, и объяснялось широкое освещение в прессе смерти адмирала Дэвида Сильвиана. Недавняя критика президента Дэниелса Объединенного комитета начальников штабов сделала эту провинциальную трагедию еще более актуальной. Рэмси слушал выступление президента с легким удивлением — ведь он знал, что никто в Конгрессе не будет противиться смене руководства. По правде говоря, Объединенный комитет мало чем распоряжался, но когда они говорили, люди прислушивались к ним. Этим, и ничем другим, можно было объяснить негодование Белого дома; и понятна реакция неудачника Дэниелса, приближающегося к кульминации своей политической карьеры.

Впереди Рэмси заметил невысокого, энергичного мужчину, одетого в кашемировое дорогое пальто, хорошо подчеркивающее все достоинства его фигуры. Бледное, пухлое лицо покраснело от мороза. Он был чисто выбрит, его жесткие темные волосы прикрывали высокий лоб. Мужчина притопывал ногами, явно пытаясь согреться. Рэмси посмотрел на свои часы и подсчитал, что тот находится здесь по меньшей мере минут пятнадцать.

— Адмирал, вам известно, насколько здесь чертовски холодно? И вы не могли прийти вовремя?

— Если бы мне надо было прийти вовремя, я именно так и сделал бы.

— Я не в настроении мериться званиями. Совсем не в настроении.

Интересно. Видимо, должность начальника штаба сенатора США придала ему смелости. Лэнгфорд не удивился бы, если бы сенатор Аатос Кейн приказал своему подчиненному прикинуться дурачком. Или он это себе только что выдумал?

— Я здесь, потому что сенатор сказал, что у вас есть для него сообщение.

— Хочет ли он до сих пор занять президентское кресло?

Все предыдущие контакты Рэмси с Кеном осуществлялись только через этого эмиссара.

— Так и есть. И он им станет.

— Уверенно сказано — для сотрудника, который крепко дышит в спину своему боссу.

— У каждой акулы есть своя рыба-прилипала.

Рэмси улыбнулся:

— Это точно.

— Чего вы хотите, адмирал?

Лэнгфорд был возмущен высокомерием молодого человека. Настало время поставить его на место.

— Я хочу, чтобы ты заткнулся и слушал меня.

Он обратил внимание на глаза собеседника, изучавшие его оценивающим взглядом профессионального политика.

— Когда Кейн был в беде, он попросил о помощи, и я дал ему то, что он хотел. Это было сделано без всяких вопросов… — Адмирал подождал, пока мимо пройдут три человека, и продолжил разговор: — Должен добавить, что я при этом нарушил много законов. Уверен, что это не может вас не беспокоить.

Его собеседник не обладал солидным возрастом, мудростью или богатством. Но он был амбициозен и понимал ценность политической конъюнктуры и целесообразность.

— Сенатор признателен вам, адмирал, за все, что вы сделали. Хотя, как вам известно, мы не были полностью осведомлены о ваших планах.

— И вы также не отказались от последовавшей суммарной выгоды.

— Согласен. Так чего же вы хотите сейчас?

— Я хочу, чтобы Кейн назвал президенту мое имя, когда будут обсуждаться кандидатуры в Объединенный комитет начальников штабов. Я заинтересован в том, чтобы занять место Сильвиана.

— И вы думаете, что президент не сможет сказать сенатору «нет»?

— Ну, я не думаю, чтобы он так рисковал; это может привести к тяжелым последствиям.

Взволнованный собеседник посмотрел на него, и его лицо осветилось мимолетной улыбкой:

— Этого не произойдет.

Рэмси все еще сомневался в том, что правильно все услышал.

— Сенатор предполагал, что вы этого захотите. Тело Сильвиана, вероятно, еще даже не успело остыть, когда вы сделали этот звонок… — Молодой человек заколебался. — Это нас очень удивило.

Рэмси заметил недоверие в напряженном взгляде собеседника.

— В конечном итоге вы оказали нам услугу.

Рэмси проигнорировал прозвучавший намек и спросил:

— Что вы имели в виду, говоря «этого не произойдет»?

— Вы слишком любите спорить. Вы должны понимать, что слишком многие в военно-морском флоте не любят вас или не доверяют вам. Одобрение вашего назначения может вызвать негативный осадок. И, как я уже упомянул, мы вступаем в президентскую гонку в начале следующего года.

Лэнгфорд понял, что классический вашингтонский «тустеп» начался. Знаменитый танец, в исполнении которого политики вроде Аатоса Кейна были виртуозами. С этим согласится каждый. Кейн планировал вступить в президентскую гонку и многим внушал доверие. Фактически он был главным кандидатом от своей партии, конкурентов у него практически не было. Рэмси знал, что сенатор потихоньку накапливал публичные обещания лидера партии, а сейчас они дошли до миллионов избирателей. Кейн был представительным мужчиной с привлекательной внешностью, комфортно чувствовал себя и перед толпой, и перед камерой. Он не был ни истинным консерватором, ни либералом, а некоей смесью того и другого. Пресса любила обозначать это как «посреди дороги». Сенатор был женат уже тридцать лет. Его семейная жизнь протекала без намека на скандал. Он был даже слишком совершенен. За исключением, конечно, того одолжения — и Рэмси исполнил его просьбу.

— Это прекрасный способ отблагодарить своих друзей, — сказал адмирал.

— А кто сказал, что вы были нашим другом?

Адмиралу удалось скрыть смятение и внезапно охватившую усталость. Он должен был это предвидеть. Высокомерие. Самая распространенная болезнь, поражающая политиков с большим стажем.

— Не был, вы правы. Это было самонадеянно с моей стороны.

Мужчина тут же утратил холодность.

— Поймите нас правильно, адмирал. Сенатор благодарит вас за все, что вы для него сделали. Мы предпочли бы другой путь, но он все еще ценит тот подарок. Кейн выплатил вам долг, когда заблокировал попытки военно-морского флота переместить вас. Не однажды, а дважды. Мы молниеносно отреагировали, и вопрос был решен. Это было то, чего вы хотели, и мы дали вам это. Аатос Кейн не ваша собственность. Ни сейчас, ни когда-либо в дальнейшем. То, о чем вы просите, невозможно. Менее чем через шестьдесят дней сенатор будет объявлен кандидатом в президенты. А вам следует уйти на покой. Так сделайте это — и насладитесь заслуженным отдыхом.

Рэмси попытался подавить все эмоции и просто согласно кивал.

— И еще один момент. Сенатор ответил на ваш звонок этим утром; вы требовали нашей встречи, а не просили. Он послал меня сообщить, что эти отношения закончились. Больше никаких встреч или звонков, а тем более никаких требований. А сейчас я должен идти.

— Конечно. Не смею вас задерживать.

— Слушайте, адмирал. Я знаю, что вы сели в лужу. И я бы тоже так сделал. Но вы не войдете в Объединенный комитет начальников штабов. Выйдете на пенсию. Станете аналитиком «Фокс Ньюс» и расскажете миру, какие мы все идиоты. Наслаждайтесь жизнью.

Рэмси ничего не ответил и просто наблюдал, как это ничтожество удалялось в сторону Капитолия. Он, несомненно, гордился своим звездным часом, спеша доложить, как лихо поставил на место главу военно-морской разведки.

Адмирал подошел к пустой скамейке и сел. Холод постепенно просачивался через теплое пальто. Сенатор Аатос Кейн даже не имел представления, что его ожидает; впрочем, как и все остальные.

Но скоро они все узнают.

Глава 33

Мюнхен, Германия

13.00

Вилкерсон спал хорошо. Он был доволен и горд тем, как проявил себя в охотничьем домике, а затем и с Доротеей. Неограниченный доступ к деньгам, несколько пустяковых обязанностей и красивая женщина рядом — все это неплохая замена его несостоявшемуся адмиральству.

Все это, конечно, при условии, что он останется в живых.

Готовясь к этому заданию, Вилкерсон тщательно изучил семью Оберхаузеров. Их состояние исчислялось миллиардами, и оно было не унаследовано, а постепенно накапливалось на протяжении столетий политических потрясений. Были ли они оппортунистами? Безусловно. Их фамильный герб, кажется, все объяснял. Собака, зажавшая во рту крысу, помещенная внутрь гербового котла. Какое бесчисленное множество противоречий. И в этом герб был очень похож на саму семью — или семья на герб. Но как еще они смогли бы выжить?

Однако время не пощадило их. Доротея и ее сестра были последними из рода Оберхаузеров. Два прекрасных и высокочувствительных создания. Они были очень похожи, хотя каждая прилагала массу усилий, чтобы отличиться. Доротея получила ученые степени в бизнесе и активно работала вместе с матерью на семейных предприятиях. Она вышла замуж, когда ей едва исполнилось двадцать, и родила сына, но он погиб пять лет назад, через неделю после того, как справил двадцатилетие. И после этого она стала совсем другой. Ожесточилась. Пала жертвой сильных страстей, несчастья и непредсказуемого поведения. Застрелить человека из дробовика, как она сделала это прошлой ночью, а после заняться любовью — все это доказывало правильность выводов Стерлинга.

Кристл никогда не интересовали ни бизнес, ни замужество, ни дети. Вилкерсон видел ее только однажды на благотворительном приеме. Именно тогда он первый раз увидел Доротею. Та, соблюдая приличия, пришла туда с мужем. Кристл была скромной, несмотря на многочисленные научные звания. Ученый, как ее отец и дед, изучающая всякие исторические артефакты, размышляющая над бесконечными вариациями мифов и легенд. Предметом исследований обеих ее диссертаций были скрытые связи между древними цивилизациями — например, атлантов (Вилкерсон узнал об этом, прочтя обе работы) — и развивающимися культурами. Все это фантазии. Но мужчины из рода Оберхаузеров были увлечены подобного рода смехотворными теориями, и Кристл, кажется, унаследовала их любопытство. Дни, когда она могла выносить и родить ребенка, уже прошли, и Стерлинг гадал, что же произойдет после того, как Изабель Оберхаузер умрет. Две женщины, ненавидящие друг друга, причем ни одна из них не имела детей. Они унаследуют все состояние.

Впечатляющий сценарий с бесконечными возможностями.

Вилкерсон был на улице, недалеко от их отеля — великолепной гостиницы, способной удовлетворить капризы любого короля. Доротея прошлой ночью позвонила из машины, поговорила с консьержем, и номер уже ждал их, когда они приехали.

Солнечная Мариенплац, раскинувшаяся перед ним, была заполнена туристами. Странная тишина висела над площадью, нарушаемая лишь шарканьем подошв и гулом голосов. В поле зрения оказались магазины, кафе, центральный рынок, королевский дворец и церкви. Массивная ратуша нависала над площадью, ее изукрашенный фасад был испещрен темными отметинами времени. Вилкерсон не пошел в квартал музеев, а целенаправленно направился к одной из многочисленных булочных. Везде шла оживленная торговля. Он был голоден, и несколько шоколадных печений сейчас будут в самый раз.

Киоски, украшенные пахучими сосновыми ветками, попадались тут и там — часть городской рождественской ярмарки, которая растянулась до заполненной прохожими главной улицы старого города. Вилкерсон слышал, что каждый год сюда на праздники приезжают миллионы людей, но он сильно сомневался, что у них будет время ее посетить. Доротея была на задании, и он тоже, что заставило его вспомнить о работе. Ему нужно было связаться с Берлином и обнаружить свое присутствие хотя бы ради своих сотрудников. Поэтому он достал свой мобильный телефон и набрал номер.

— Капитан Вилкерсон, — сказал секретарь после необходимых приветствий. — Мне было приказано направлять каждый ваш звонок непосредственно коммандеру Бишопу.

Прежде чем Стерлинг смог спросить почему, на линии раздался голос второго человека в его команде:

— Капитан, я вынужден спросить, где вы находитесь.

Его внутренний сигнал тревоги немедленно ожил. Брайан Бишоп никогда не использовал в обращении к нему «капитан», только если его не слушали другие люди.

— А в чем проблема?

— Сэр, этот разговор записывается. Вы были отстранены от всех проектов и объявлены представляющим угрозу безопасности третьего уровня. Нам было приказано определить ваше местонахождение и немедленно вас задержать.

Вилкерсон попытался сохранять спокойствие.

— Кто отдал эти приказы?

— Из офиса директора. Они пришли от капитана Хоуви, подписаны самим адмиралом Лэнгфордом Рэмси.

Вообще-то именно он, Вилкерсон, рекомендовал коммандеру повысить Бишопа. Тот был услужливым офицером, выполнявшим любые поручения с неизменным усердием. Это было отличным качеством тогда, но не сейчас.

— Я в розыске? — спросил Вилкерсон.

Только после этого он все понял — и нажал отбой, прежде чем услышал ответ. Посмотрел на мобильный телефон. Они поставлялись с встроенным локатором GPS для экстренного слежения. Проклятье. Вот как они нашли его прошлой ночью. Вилкерсон размышлял. Конечно, перед нападением он и понятия не имел, что целью был он сам. Позже был в шоке, и Рэмси, чертов сукин сын, уговорил его поспать. Этим адмирал выиграл время, чтобы направить по его следу новую команду.

Его папочка был прав. Не смей доверять ни одному из них.

Внезапно город площадью в 120 квадратных миль превратился из уютного убежища в ловушку. Вилкерсон оглянулся вокруг и увидел толпу, сжимающуюся от холода, несмотря на зимние пальто.

И ему больше не хотелось печенья.

Рэмси покинул Национальную галерею и направился в центр Вашингтона, ближе к цирку Дюпона. Обычно для своих специальных заданий он использовал Чарли Смита, но сейчас это было невозможно. К счастью, у адмирала было из кого выбирать. Он хранил их номера в памяти телефона, и все были по-своему способны. Лэнгфорд имел репутацию заказчика, хорошо и вовремя платившего за все предоставленные услуги. И это помогало ему, когда требовалась срочная помощь.

Рэмси был не единственным адмиралом, пытающимся обманом заполучить пост Дэвида Сильвиана. Он знал еще, по крайней мере, пятерых. Они, так же как и он, совершенно точно связались по телефону с конгрессменами, как только узнали о смерти Сильвиана. Через пару дней этого честного вояку похоронят и воздадут должные почести. Но преемник Сильвиана будет выбран в следующие несколько часов, так как позиции на самой вершине пищевой цепочки не остаются вакантными надолго.

Ему следовало бы предвидеть, что с Аатосом Кейном будут проблемы. Сенатор уже давно здесь работает. Ему известно положение дел. Но опыт приходит с ответственностью. Люди вроде Кейна рассчитывали на тот факт, что оппоненты не обладают выдержкой или средствами для использования этой ответственности.

Рэмси избежал данного недостатка.

Таксист удачно занял только что освободившееся парковочное место. По крайней мере, хоть что-то прошло сегодня без заминки. Адмирал отщелкал семьдесят пять центов, ровно по счетчику, и дошел по морозу до «Карт Капитолия».

Интересный магазинчик. В нем не продавали ничего, кроме карт, собранных со всех стран мира, и впечатляющих коллекций путеводителей и книг-гидов. Сегодня Лэнгфорд не стремился к картографии. Вместо этого ему нужно было поговорить с владельцем заведения. Вернее, владелицей.

Адмирал вошел и обнаружил, что та разговаривает с покупателем. Она поймала его взгляд, но ничто в ее поведении не показало, что она узнала адмирала. Лэнгфорд предполагал, что значительные суммы, выплачиваемые ей на протяжении нескольких лет за разовые услуги, помогали поддерживать магазин на плаву, но они никогда это не обсуждали. Одно из золотых правил Лэнгфорда Рэмси. Наемники всего лишь инструменты, как молоток, пила или отвертка; используй их, а затем положи на место. Многие из тех, кого он нанимал, принимали это правило. А тем, кто отказывался, он больше никогда не перезванивал.

Владелица магазина закончила обслуживать покупателя и скользнула по нему равнодушным взглядом.

— Ищете определенную карту? У нас огромный ассортимент.

Рэмси огляделся.

— И это здорово. Мне сегодня потребуется много помощи.

Вилкерсон догадался, что за ним следят. Мужчина и женщина притаились всего в ста футах позади него; скорее всего, они уже знали о его звонке в Берлин. И не сделали ни единого движения, чтобы приблизиться к нему. Из этого можно было сделать два вывода. Первый — им нужна Доротея и они надеются, что Вилкерсон покажет, где она. Второй, наиболее неприятный, — им нужен он. Правда, ни один из рассмотренных вариантов не мог удовлетворить капитана.

Вилкерсон начал прокладывать путь локтями сквозь толпу мюнхенских покупателей, пришедших на ярмарку в середине дня, не имея понятия, сколько еще преследователей поджидало его впереди. Представляет угрозу безопасности? Третий уровень? Это означало, что они имеют право применить силовые методы воздействия, вплоть до полного уничтожения. Хуже всего то, что у них было время на подготовку. И в этом виноват он. Вилкерсон знал, что операция Доротеи была важна только для ее семьи. У Рэмси мышление истинного вояки: если ему угрожают, он идет в контратаку. А в данный момент для него возникла реальная угроза.

Вилкерсон перешел на быстрый бег.

Ему надо позвонить Доротее и предупредить ее. Но он до сих пор не мог простить себе не только звонка адмиралу, но и то, что позволил Доротее говорить с ним. Это была его проблема, и он надеялся, что сможет с ней справиться. В конце концов, она не отругала его за то, что он ошибся в Рэмси. Вместо этого Доротея привезла его в роскошный отель в Мюнхене и доставила наслаждение. Если он позвонит сейчас, то, скорее всего, она потребует объяснения, как их обнаружили, а этого разговора Вилкерсон хотел бы избежать.

В пятидесяти ярдах впереди удушливая суматоха старого города, открытого только для пешеходов, заканчивалась оживленным бульваром с припаркованными автомобилями и выстроившимися в ряд домами с желтыми фронтонами. Все это было очень похоже на столь любимое им Средиземноморье.

Вилкерсон обернулся назад. Двое преследователей сократили разрыв.

Он глянул налево и направо — и внезапно обнаружил спасительную стоянку такси в конце бульвара. Водители вышли из машин в ожидании новых пассажиров. Между ними шесть полос хаоса, а шум улицы столь же силен, как и биение его собственного сердца. Машины принялись тормозить, как только слева от него загорелся зеленый сигнал светофора.

Справа по средней полосе подъезжал автобус. Рядом уже тормозили машины.

Тревога дала выход страху. У него не было выбора. Рэмси желал его смерти. А так как Вилкерсон прекрасно знал, что могут ему предложить преследователи позади него, то решил испытать свою удачу именно здесь.

Стерлинг рванулся вперед, под колеса машины. Ему повезло: водитель заметил его и ударил по тормозам.

Вилкерсон великолепно рассчитал по времени следующее движение и перескочил через вторую полосу как раз тогда, когда сигнал светофора сменился на красный. Он выскочил на внешнюю полосу — на ней, по счастью, не было машин — и уже через пару мгновений был на спасительной разделительной линии.

Автобус подошел к остановке и загородил обзор с тротуара. Гудки и визг покрышек, напоминающие споры гусей с собаками, указали на представившуюся ему возможность. Стерлинг выиграл несколько драгоценных секунд и решил не тратить ни одной попусту. Он пробежал через пустую, благодаря красному сигналу светофора, улицу, запрыгнул в первое попавшееся такси и приказал на немецком водителю: «Давай!»

Таксист тут же сел за руль. Вилкерсон расслабленно опустился на сиденье, как только машина помчалась прочь, и посмотрел в окно.

Загорелся зеленый сигнал светофора, и автомобили ринулись вперед. Его преследователи пересекли свободную от машин половину бульвара, но путь дальше был заблокирован потоком машин, ехавших на высокой скорости. Мужчина и женщина начали озираться в бесплодных поисках жертвы.

Стерлинг улыбнулся.

— Куда вам? — спросил водитель такси.

Вилкерсон решил еще раз обыграть противника.

— Проедете еще пару кварталов, а затем остановитесь.

Когда такси приблизилось к обочине, он отдал водителю десять евро и закрыл за собой дверь. Судьба благоволила ему, и, заметив знак метро, Вилкерсон спустился вниз по ступенькам, купил билет и помчался на платформу.

Вскоре пришел поезд. Стерлинг протиснулся в практически полностью заполненный вагон и включил телефон. В его меню была одна замечательная функция; Вилкерсон даже не мог предположить, что она когда-нибудь пригодится, но сейчас это было то, что нужно. Он ввел цифровой код, и на экране появилась надпись: «Удалить все данные». Стерлинг нажал «да». Как и его вторая жена, которая никогда его не слушала, телефон спросил: «Вы уверены?» И он снова нажал «да».

Теперь память телефона была девственно чиста.

Вилкерсон наклонился вперед, якобы зашнуровать ботинки, и незаметно положил телефон под сиденье.

Поезд прибыл на следующую станцию. Стерлинг вышел, а телефон продолжил путешествие под землей Мюнхена.

Это должно на некоторое время отвлечь агентов Рэмси.

Вилкерсон покинул метро, чрезвычайно довольный, что ему еще раз удалось оставить с носом адмирала Рэмси. Сейчас нужно связаться с Доротеей, но сделать это надо, соблюдая крайнюю осторожность. Если наблюдали за ним, то и за ней тоже могли следить.

Стерлинг вышел в солнечный полдень и быстро сориентировался. Он находился недалеко от реки, рядом с немецким музеем. Перед ним расстилалась еще одна улица с оживленным движением и толпой, заполнившей тротуар до отказа.

Внезапно позади него остановился человек.

— Bitte, Herr Wilkerson,[35] — произнес он. — Пройдемте в машину, тут недалеко.

Стерлинг похолодел. На мужчине было длинное шерстяное пальто, а обе руки он засунул в карманы.

— Мне не хотелось бы этого, — сказал незнакомец, — но я застрелю вас прямо тут, если это потребуется.

Взгляд Вилкерсона переместился на карманы его пальто.

Внезапно Стерлинг почувствовал слабость в коленях. Люди Рэмси никак не могли выследить его. Но он так сосредоточился на них, что больше ни на кого не обращал внимания.

— Вы ведь не из Берлина, не так ли? — спросил он.

— Nein.[36] Я представляю совершенно других людей.

Глава 34

Ахен, Германия

13.20

Малоун наслаждался видом одного из немногих оставшихся памятников Каролингской империи, известного в те времена как церковь Девы Марии, а сейчас — капелла Карла Великого. Казалось, что она образовалась из трех различных частей: готическая башня — круглый восьмигранный купол; угловатая средняя часть, соединенная с башней крытым портиком, увенчанным необычным складчатым куполом; высокое вытянутое строение, на первый взгляд целиком состоявшее из крыши и стрельчатых витражных окон. Строительство этого архитектурного комплекса началось в конце VIII, а закончилось лишь в XV веке. Удивительно, что он сохранился, особенно во время последней войны, когда, как знал Малоун, Ахен беспощадно бомбили.

Капелла стояла внизу городского склона и была красиво соединена с дворцом низкими линиями деревянных строений; в них размещались солярий, военный гарнизон, суды и другие служебные помещения.

Палатинат Карла Великого. Сохранились только внутренний двор, капелла и основание дворца, поверх них строители XIV века воздвигли ахенскую ратушу. Все остальное исчезло столетия назад.

Они вошли в капеллу через западные двери. Этот вход был расположен вдалеке от главной улицы. Всего тремя ступеньками ниже был еще один вход, выполненный в стиле барокко.

— Эти ступеньки примечательны, — сказала Кристл. — Нижние уровни сохранились со времен Карла Великого.

Коттон вспомнил историю, рассказанную Доротеей об Оттоне III.

— Они нашли гробницу Карла Великого здесь, внизу? И ту книгу, которая сейчас у Доротеи?

Кристл кивнула и бросила взгляд на каменные плитки пола.

— Некоторые утверждают, что Оттон III разрушил пол именно в этом месте и в подвале обнаружил своего предка, гордо восседающего на троне. Одна рука Карла Великого лежала на открытой Библии и указывала на строчку из Евангелия от Марка: «Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?»

Малоун оценил ее неприкрытый цинизм.

— Другие говорят, что эту гробницу нашел Фридрих Барбаросса в 1165 году, а тело лежало в мраморном гробу. Римский саркофаг, выставленный в сокровищнице; она находится за следующей дверью. Барбаросса предположительно заменил позолоченный бюст; посмотрите наверх, вон там, на хорах.

За алтарем Малоун обнаружил золотой реликварий, выставленный в освещенном стеклянном корпусе. Они вошли в капеллу. Кольцевая галерея уходила влево и вправо от входа, и казалось, что она соединена с центром внутреннего восьмигранника. Свет, похожий на легкую дымку, плавно лился вниз из окон, расположенных высоко на куполе.

— Шестнадцать граней и знаменитый купол, — сказал Коттон.

Восемь массивных колонн, соединенных друг с другом, — вся эта конструкция поддерживала высокий купол. Круглые арки поднимались к верхним галереям, где небольшие колонны, мраморные портики и плетеные решетки соединяли все в единый архитектурный ансамбль.

— На протяжении трех веков после сооружения капеллы она стала самым высоким зданием к северу от Альп, — сообщила Кристл. — Камень использовали на юге для сооружения храмов, арен, дворцов и, позднее, церквей, но этот тип здания не был известен германским племенам. То была первая попытка, не считая средиземноморской, построить королевскую усыпальницу.

Коттон посмотрел на верхнюю башенную галерею.

— Немногое из того, что вы видите, сохранилось со времен Карла Великого, — продолжала рассказывать Кристл. — На втором уровне расположено тридцать шесть мраморных колонн. Некоторые из них находились с самого начала строительства. Их вывезли из Италии, потом они были украдены Наполеоном, но со временем их вернули. Восемь бронзовых решеток между арками тоже сохранились с VIII века. Все остальное появилось позже. Каролинги белили свои церкви снаружи и богато украшали изнутри. Позднее христиане добавили капелле элегантности. И все же она остается единственной сохранившейся в Германии церковью, построенной по приказу Карла Великого.

Малоуну пришлось запрокинуть голову, чтобы разглядеть купол изнутри. На его золотой мозаике были изображены двадцать четыре старца, одетых в белое. Они стояли перед троном и с поклоном преподносили Спасителю золотые короны. Сцена из Откровения святого Иоанна Богослова, если он не ошибался. Мария, Иоанн Креститель, Иисус Христос, архангел Михаил, архангел Гавриил и даже сам Карл Великий.

На массивной железной цепи, чьи звенья истончались ближе к верху, висел канделябр в форме колеса, украшенный замысловатыми работами неизвестного ювелира.

— Император Барбаросса подарил капелле этот канделябр после своей коронации. Это символичное изображение небесного града Иерусалима, города света, спустившегося с небес как корона победителя, как и было обещано каждому христианину.

И опять Откровение. Коттон вспомнил другой собор — Святого Марка в Венеции.

— У этого места византийский вид и дух, — сказал он.

— Капелла отражает любовь Карла Великого к византийской роскоши в противоположность римскому аскетизму.

— Кто ее строил?

Кристл пожала плечами:

— Никто не знает. В некоторых текстах упоминается мастер Одо, но о нем ничего не известно, кроме того, что он был, по-видимому, знаком с архитектурой юга. В строительстве определенно принимал участие Эйнхард и, естественно, сам Карл Великий.

Внутренняя часть капеллы не выглядела огромной; напротив, она порождала иллюзию интимности, заставляя каждого взглянуть наверх, устремив взор к небесам.

Вход в капеллу был свободен, но несколько платных групп туристов осматривались вокруг, пока их гиды рассказывали про специально продуманное внутреннее освещение. Коттон заметил, что их преследователь, замеченный им на вокзале, остался снаружи; видимо, он решил использовать одну из групп в качестве прикрытия. Затем, очевидно, он удостоверился, что в часовне было больше одного выхода, и снова вышел на улицу.

Догадка Малоуна была правильной. За взятым им в аренду автомобилем следили. А иначе как еще мог их выследить стрелок прошлой ночью? За ними определенно все время наблюдали. Сегодня они на этой же машине выехали из Рейхсхоффена в Гармиш, чтобы сесть на поезд, где он впервые и заметил «вырезанное лицо».

Нет лучшего способа узнать, следит ли кто-нибудь за тобой, чем пойти за преследователем.

Кристл указала на галерею второго этажа.

— Этой частью пользовались исключительно монархи. Тридцать императоров Священной Римской империи были коронованы здесь. Усаживаясь на трон Карла Великого, они символически принимали его империю во владение. Ни один император не признавался легитимным, пока не восходил на трон, находившийся в капелле.

В центре восьмигранной залы располагались несколько удобных кресел. Коттон отошел в сторону от туристов и спросил:

— Экскурсия великолепная, все идет очень хорошо, но, может, вы все-таки ответите на вопрос, зачем мы сюда приехали?

— Математика и архитектура были частью увлечения Эйнхарда.

Малоун отметил, что она не сказала: «Этому его научили Святые».

— Посмотрите на это место. Довольно сложная архитектура для VIII века. Здесь много нововведений. Видите это каменное хранилище наверху? Это было революционно для того времени. Кто бы ни спроектировал и ни построил это здание, они знали, что делали.

— Но какое отношение эта капелла имеет к завещанию Эйнхарда?

— В его завещании написано, что постижение мудрости небес начинается в новом Иерусалиме.

— Так это новый Иерусалим?

— Именно так Карл Великий и относился к этой капелле.

Коттон вспомнил остальную часть завещания и даже смог его процитировать.

— А у вас хорошая память.

— Если б вы только знали…

— Заучивание текстов не самое мое сильное место, я с этим долго мучилась.

— А кто сказал, что я хорош?

— Мама сказала, что у вас репутация известного рода.

— Приятно узнать, что я прошел мамин тест. Как я уже говорил ей и вам, она определилась с приоритетами.

— Она пытается заставить меня и Доротею работать вместе. В какой-то момент, возможно, нам так и придется сделать. Но я планирую избегать этого как можно дольше.

— В аббатстве, когда вы увидели, что шкаф опустошен, вы подумали, что документы взяла Доротея, не так ли?

— Она знала, что отец хранил там свои бумаги. Но я никогда не говорила ей, как открывается тайник. Она никогда не интересовалась этим, вплоть до недавнего времени. Совершенно ясно, что она не хотела, чтобы документы оказались у меня.

— Но при этом она хотела, чтобы я помогал вам?

— Это загадка.

— Может быть, она подумала, что от меня не будет никакой пользы?

— Не могу себе представить, почему она так решила.

— Серьезно? А вы попробуйте найти хоть одну причину.

Кристл печально улыбнулась.

Тогда Малоун задал следующий вопрос:

— Почему Доротея украла документы из аббатства и оставила оригиналы в замке?

— Доротея редко спускалась в подземелье Рейхсхоффена. Ей мало известно о том, что находится внизу.

— Тогда кто же убил ту женщину?

Лицо Кристл ожесточилось, но все же она ответила:

— Доротея.

— Зачем?

Она пожала плечами.

— Вы должны знать, что у моей сестры очень мало совести, если допустить, что она вообще знает, что это такое.

— Вы двое — самые странные близнецы, с которыми я когда-либо встречался.

— Несмотря на то что мы родились в один час, это не делает нас одинаковыми. Мы всегда сохраняли дистанцию и были этим вполне довольны.

— Тогда что произойдет, когда вы вдвоем унаследуете все состояние?

— Я думаю, мама надеется, что это положит конец нашим разногласиям.

Коттон уловил ее сомнение.

— Этого не произойдет?

— Мы обе пообещали, что будем стараться.

— У каждой из вас странный способ стараться.

Малоун осмотрелся вокруг. В нескольких футах от них возвышался алтарь. Кристл тут же заметила его интерес.

— Говорят, что передняя панель сделана из золота, обнаруженного Оттоном III в гробнице Карла Великого.

— Я уже знаю, что вы собираетесь сказать. Но никто не знает наверняка.

Объяснения Кристл часто носили научный характер, но это совсем не значило, что они были истиной в последней инстанции. Коттон посмотрел на свои часы и резко встал.

— Нам нужно перекусить.

Кристл озадаченно посмотрела на него.

— Разве нам не следует прежде закончить здесь?

— Если бы я знал как, я бы так и сделал.

Перед тем как войти в капеллу, они отправились в магазин подарков и там узнали, что внутренняя часть собора открыта до семи вечера, а последняя экскурсия начинается в шесть. Коттон также отметил большой ассортимент путеводителей и исторических материалов. Некоторые из них были на английском, но большинство — на немецком языке. К счастью, он практически свободно владел и тем, и другим.

— Нам нужно сделать остановку, а затем найти место, где можно поесть.

— Здесь недалеко находится рыночная площадь.

Малоун указал на дверь:

— Ведите.

Глава 35

Шарлотт, Северная Каролина

11.00

Сегодня Чарли Смит надел свои любимые джинсы «Стоун уош», рубашку из темной ткани и ботинки со стальными мысками. Все это он купил несколько часов назад в «Уоллмарте». Чарли представлял себя одним из братьев Дьюков из Хаззарда, сразу после того, как тот выбрался из окна «Генерала Ли».[37] Небольшое количество машин на двухполосном шоссе к северу от Шарлотт позволило ему спокойно добраться до места, а сейчас Смит стоял, дрожа от холода, между деревьями и смотрел на огромный дом, площадь которого составляла примерно 1200 квадратных футов.

Он знал историю этого дома.

Герберт Роуленд приобрел собственность на землю, когда ему было тридцать, вносил платежи, пока ему не исполнилось сорок, а затем в пятьдесят построил дом. Через две недели после ухода из военно-морского флота Роуленд вместе с женой упаковали вещи в вагончик и уехали на сорок миль севернее Шарлотт. Последние десять лет они тихо жили за озером.

Во время полета из Джексонвилля Смит изучил очередное досье. Роуленд страдал двумя хроническими заболеваниями. Во-первых, диабет — и он не только посещал врачей, но и вынужден был делать ежедневные инъекции инсулина. Во-вторых, любовь к хорошему алкоголю; Роуленд оказывал предпочтение виски. Достаточно большую часть пенсии он ежемесячно тратил на премиумные сорта в винном магазине Шарлотт, где неизменно держали достаточно высокие цены. Он пил всегда только дома, по ночам, и достаточно часто компанию ему составляла жена.

Записи из медицинской карты Роуленда за последний год предполагали, что диабет вместе с алкоголем нанесли невосполнимый урон его здоровью.

На этого клиента Чарли Смит потратил достаточно много времени и сил. Что выбрать, чтобы достичь наилучшего результата и чтобы ничто не вызвало никаких подозрений?

Дверь открылась, и Герберт Роуленд вышел на яркий солнечный свет. Пожилой мужчина пошел прямо к грязному «Форду» и быстро уехал. Второго автомобиля, принадлежавшего его жене, нигде не было видно.

Смит подождал в укрытии десять минут, а затем решил рискнуть. Он подошел к входной двери и постучал.

Нет ответа.

Смит снова постучал.

Взломать замок у него заняло меньше минуты. Чарли знал, что в доме нет сигнализации. Роуленд любил доказывать окружающим, что это напрасная трата денег.

Чарли осторожно открыл дверь, вошел внутрь и обнаружил автоответчик. Проверил сообщения. Шестое по счету было от жены Роуленда, и оно очень порадовало Смита. Она была у своей сестры и звонила, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, и закончила свое сообщение тем, что будет дома только послезавтра.

Его план немедленно претерпел существенные изменения. То, что объект два дня будет дома один, было новой блестящей возможностью.

Чарли прошел за стойку с охотничьими ружьями. Роуленд любил охотиться. Смит проверил пару дробовиков и винтовок. Он тоже любил охотиться, только его дичь передвигалась исключительно на двух ногах.

Чарли зашел в кухню и открыл холодильник. На дверной полке, точно так, как и было указано в досье, стояли четыре пачки инсулина. Руками, затянутыми в перчатки, он взял каждую по очереди и рассмотрел их. Все они были полными, пластик поврежден только на одной — видимо, эту упаковку открыли только на нынешней неделе.

Смит отнес одну из упаковок к раковине и достал пустой шприц из кармана.

Доротея начала беспокоиться. Вилкерсон отсутствовал уже достаточно долгое время. Он сказал, что поищет булочную и принесет в номер сладости, но с тех прошло уже почти два часа.

Зазвонивший в номере телефон напугал ее. Никто не знал, что она здесь, кроме…

Она подняла трубку.

— Доротея, — сказал Вилкерсон. — Выслушай меня. За мной следили, но мне удалось ускользнуть от преследователей.

— Как они нас нашли?

— Не имею представления, но, возвращаясь в отель, я заметил ждущих у входа людей. Не пользуйся мобильным телефоном. Его можно отследить. Это обычная практика.

— Ты уверен, что смог оторваться?

— Я спустился в метро. Сейчас они следят за тобой, так как думают, что ты приведешь их ко мне.

Доротея испугалась, но тут же постаралась взять себя в руки.

— Выжди пару часов, затем на метро доберись до железнодорожного вокзала. Ты должен ждать меня около офиса туристической компании. Я буду там в шесть.

— Как ты собираешься выйти из отеля? — спросил Вилкерсон.

— Моя семья много сделала для этого места, поэтому консьерж приложит все усилия, чтобы выполнить любое мое пожелание.

Стефани Нелл и Эдвин Дэвис вышли из машины. Они проехали из Атланты в Шарлотт 240 миль по хайвею. Это путешествие заняло у них чуть меньше трех часов. Дэвис из военной базы данных узнал адрес Герберта Роуленда, а Google помог определить направление.

Дом располагался к северу от Шарлотт, прямо за Орлиным озером. Оно, судя по всему, было рукотворным. Береговая линия поросла мелким подлеском. Вокруг стояли несколько домиков, но они были достаточно далеко. Обшитый деревом и дранкой дом Роуленда располагался примерно в четверти мили от дороги, среди густого леса, а задний двор выходил к озеру, открывая великолепный вид.

Стефани испытывала сомнения практически с самого начала их поездки. И говорила об этом непрошеному напарнику во время всей поездки, все время намекая, что нужно позвонить властям и вызвать подкрепление. Дэвис отнекивался, отворачивался, а иногда делал вид, что просто ее не слышит.

— Я думаю, что это плохая мысль.

Нелл все еще сомневалась, но, несмотря на это, послушно шла за Дэвидом.

— Стефани, если бы я пошел в ФБР или обратился бы к местному шерифу, то они все сказали бы, что я несу чушь. И кто его знает, может, так оно и есть.

— Смерть Захарии Александра прошлой ночью — не выдумка.

— Но так и не доказано, что это было убийство.

Они выслушали новости от спецагентов в Джексонвилле. Ни одного доказательства, что это был намеренный поджог, обнаружено не было.

Стефани обратила внимание, что стоянка перед домом пуста.

— Кажется, никого нет дома, — констатировала она.

Дэвис открыл дверцу машины и решительно сказал:

— Есть только один способ выяснить это.

Нелл проследовала за ним на крыльцо, где Дэвид нажал на звонок входной двери. Ответа не было. Затем он нажал снова. Подождав несколько секунд, прошедших в полном молчании, Дэвис повернул ручку входной двери.

Она тут же открылась.

— Эдвин… — начала говорить Стефани, но он уже вошел в дом.

Она осталась ждать его на крыльце, бормоча:

— Просто ерунда какая-то, полное несоблюдение закона, почему я должна это делать?

Дэвид повернулся и бросил отрывисто:

— Тогда стой здесь на холоде. Я не требую от тебя нарушать закон.

Нелл знала, что нужно мыслить разумно, но вместо этого вошла в дом.

— Должно быть, я совсем выжила из ума. Я в этой истории по самые уши, а у меня впечатление, что все только начинается.

Дэвис улыбнулся.

— Малоун рассказывал мне, что он сказал тебе то же самое в прошлом году во Франции.

А она и не знала.

— Правда? А что еще говорил Коттон?

Эдвин не ответил, занявшись обходом дома. Стефани тоже начала оглядываться. Украшения на двери заставили ее вспомнить о Поттери Барн.[38] Все содержалось в идеальной чистоте и полном порядке. В доме было много картин и фотографий, они висели на стенах и стояли на столах. Очевидно, что Роуленд увлекался спортивной охотой. Кубки, многочисленные награды и призы, фотографии внуков и детей. Удобный угловой диван, большой стол. Настоящий охотничий домик пенсионера. Из большого окна был виден край озера.

Дэвис продвигался в глубь комнаты, выдвигал ящики и открывал шкафы.

— Что ты делаешь? — постепенно раздражаясь собственной глупостью, спросила Стефани.

Он направился в кухню.

— Просто пытаюсь понять суть вещей.

Она услышала, как Дэвис открыл холодильник.

— Можно многое узнать о человеке, просто изучив содержимое его холодильника, — прокомментировал он свои действия.

— Ты серьезно? А что ты узнал обо мне по моему холодильнику?

Перед их отъездом Эдвин залез и в ее холодильник, чтобы найти что-нибудь выпить.

— Что ты не готовишь дома. Это напомнило мне колледж. Пусто, чисто, холодно.

Она поежилась — ей было неприятно, что Дэвис так много понял о ее личной жизни, — но взяла себя в руки и спокойно спросила:

— А что ты узнал здесь?

Дэвид показал на дверцу холодильника:

— Герберт Роуленд — диабетик.

Стефани тоже заметила тщательно упакованный инсулин.

— Это было не так уж и сложно.

— А еще он любит охлажденный виски «Мэйкерс Марк». Хороший выбор. — Три бутылки стояли на верхней полке.

— Не слишком ли хорошо ты разбираешься в сортах виски для чиновника первого уровня? — все же решила его подколоть Стефани.

Дэвис закрыл дверь холодильника. Казалось, что он не заметил скрытой издевки.

— Я люблю иногда пропустить стаканчик-другой шестидесятилетнего «Макаллана».

— Нам нужно уходить, — неуверенно предложила Стефани.

Ей явно было неуютно в чужом доме, куда она не пойми почему забралась вместе с Дэвисом.

— Это для пользы хозяина. Не волнуйся. Кто-то собирается убить его самым неожиданным для него способом. Нам нужно проверить остальные комнаты.

Стефани, все еще не уверенная, что правильно поступает, повернулась и пошла к входной двери. Из большой комнаты расходились три двери. За занавеской одной из них она заметила легкую тень. Кроме них, в доме был кто-то еще, и его тоже явно не звали на чай.

У нее в голове прозвучал тревожный звонок.

Нелл отодвинула полу пальто и вытащила «беретту», штатное оружие сотрудника группы «Магеллан».

Дэвис увидел у нее в руках пистолет.

— Ты позаботилась об оружии? Похвальная сообразительность.

Она подняла указательный палец, призывая его к молчанию, кивнула на одну из дверей и сказала одними губами:

— У нас гости.

Чарли Смит старательно прислушивался. Двое посетителей спокойно вошли в дом, заставив его отступить в спальню и как можно тише закрыть за собой дверь. Теперь он старался дышать как можно тише. Когда мужчина сказал, что собирается проверить и остальные комнаты, Смит понял, что попал в большую передрягу. Хорошо, что у Чарли был с собой пистолет. Впрочем, он старался избегать огнестрельного оружия и использовал его только в крайних случаях. Тем более что Смит постоянно пользовался самолетами, мотаясь из Виргинии во Флориду. А еще он считал, что все его задания не должны вызывать ни у кого подозрений в насильственной смерти. Но по всему было видно, что именно сейчас он должен будет воспользоваться своим последним шансом. Но ему не хотелось этого делать, ведь это будет полным провалом операции.

Здесь никого не должно было быть. В досье было четко указано, что Герберт Роуленд каждую среду до пяти часов вечера работал волонтером в местной библиотеке. Его не будет дома еще несколько часов. Его жена уехала. Чарли поймал обрывки разговора, бывшего скорее личным, чем профессиональным. Но затем он услышал: «Ты позаботилась об оружии?»

Смиту нужно было немедленно уходить, но он абсолютно не представлял, как это сделать. В спальне было четыре окна и двери в ванную и туалет. Ему нужно было решать, что выбрать, — времени совсем не осталось.

Стефани открыла дверь в спальню. Огромных размеров кровать была застелена, все чисто и аккуратно, как и в остальном доме. Дверь в ванную открыта, дневной свет ярко заливает комнату, берберский ковер и вычерчивает квадраты на отполированном полу.

— Никаких призраков? — спросил Дэвис.

Стефани кивнула и громко сказала:

— Ложная тревога.

А затем что-то привлекло ее внимание.

— Что такое? — тут же спросил Дэвис.

— Ты прав, — сказала она. — Здесь ничего нет. Это все из-за нервов.

Она поняла, что Дэвис ничего не заметил, и хорошо бы убедить в этом человека, находящегося совсем близко.

— Теперь мы можем выйти отсюда? — спокойно спросила она.

— Конечно. Думаю, что мы видели достаточно.

Вилкерсон был напуган.

Под дулом пистолета его не только заставили позвонить Доротее, но он был должен еще и говорить под диктовку человека с тротуара. Дуло девятимиллиметрового автоматического пистолета уперлось ему в левое плечо, и его предупредили, что любое отклонение от предписанных указаний приведет к тому, что курок будет спущен.

Вилкерсону ничего не оставалось, как выполнить все, что от него требовалось.

Его вывезли из Мюнхена на заднем сиденье «Мерседеса»-купе. Руки были связаны за спиной, его похититель сидел за рулем. А теперь он оставил Стерлинга одного в машине, сам же вышел поговорить по мобильному телефону.

Прошло уже несколько часов. Доротея скоро будет на вокзале, но они были совсем не там. Фактически они выехали из центра города и направились на юг, по направлению к Гармиш-Партенкирхену.

— Ответьте мне на один вопрос, — попросил Стерлинг водителя.

Мужчина за рулем хранил молчание.

— Кажется, вы не собираетесь рассказать мне, на кого работаете. Молчите? Ну хотя бы скажите, как вас зовут. Или это тоже секрет?

Его учили, что если хочешь отвлечь врага, нужно постоянно о чем-то его спрашивать.

— Меня зовут Ульрих Хенн, — наконец ответил мужчина.

Глава 36

Ахен

17.00

Малоун оценил свое блюдо — оно было превосходно. Они с Кристл вернулись на треугольную Марктплац и нашли ресторанчик, окна которого выходили на городскую ратушу. По пути они зашли в магазин подарков, расположенный при капелле, и купили полдюжины путеводителей. Маршрут вел их по лабиринту уютных, вымощенных булыжником переулков, а буржуазные таунхаусы создавали атмосферу средневекового города, хотя им вряд ли было больше пятидесяти лет, учитывая, что Ахен подвергся тяжелым бомбардировкам во время последней войны. Послеобеденный мороз только усилился, но не отпугнул покупателей. Люди с энтузиазмом ходили по бутикам, все готовились к Рождеству.

Их преследователь не отставал от них ни на минуту. И как только они очутились в этом уютном ресторанчике, он тут же вошел в соседнее кафе, располагавшееся по диагонали. Малоун попросил и получил столик — правда, не у самого окна, но близко к нему, — откуда он мог наблюдать за тем, что происходит снаружи.

Коттон размышлял об их бессменном сопровождении. То, что он был один, означало, что его наняли либо любители, либо люди, решившие не тратить много денег. А может, этот шпик считал, что он так хорош, что его просто невозможно заметить? Малоун много раз встречал оперативников с подобным самомнением.

За это время Коттон уже успел пролистать три путеводителя и смог убедиться в правдивости слов Кристл. Карл Великий считал эту капеллу своим «новым Иерусалимом». Столетия спустя Фридрих Барбаросса подтвердил это утверждение, установив позолоченный канделябр. Еще раньше Малоун заметил надписи на латыни на обручах канделябра, а сейчас нашел их перевод в одной из брошюр. Первая линия читалась как: «Здесь явлен ты в картине, о Иерусалим, небесный Сион, Скиния мира для нас и надежды на блаженный покой».

Приводилась цитата историка IX века Ноткера, который считал, что Карл Великий строил капеллу «в соответствии со своими собственными представлениями», а ее параметры не только были тщательно продуманы, но и несли тайный смысл. Строительные работы были начаты где-то между 790 и 800 годами, а уже 6 января 805 года Папа Лев III освятил капеллу в присутствии императора.

Коттон потянулся за другой книгой, поднял глаза и задал очередной вопрос своей спутнице:

— Полагаю, что вы детально изучали историю Карла Великого?

Кристл держала в руке бокал вина и о чем-то напряженно думала. Но тут же она вежливо улыбнулась и ответила:

— Это область моих научных интересов. Период правления Каролингов — один из переходных в западной цивилизации. До него Европа представляла собой сумасшедший дом конфликтующих народов, несравненного невежества и страшного политического хаоса. Карл Великий первым создал централизованное правительство севернее Альп.

— И, однако, все, чего он достиг, рухнуло после его смерти. Его империя развалилась, а сын и последующие потомки растащили ее на куски.

— Но то, во что он верил, так или иначе вернулось. Император считал, что главной заботой правительства должно быть благосостояние народа. Для него крестьяне были людьми, и о них стоило заботиться. Карл Великий правил не ради славы, а ради хорошей жизни простого народа. Много раз он повторял, что его задача состоит в том, чтобы не расширять свою империю, а сохранить ее.

— Пока не завоевывал новую территорию.

— По минимуму. Чуть-чуть здесь, немного там — и все для определенных целей. Наследники Карла Великого были далеко не так мудры. Император был женат много раз, и у него было много детей. Никто из историков и летописцев так и не смог указать их точное количество. Его первенец, горбун Пипин, никогда не имел даже одного шанса на корону.

Упоминание о физическом недостатке сына Карла заставило Малоуна подумать о Хенрике Торвальдсене и его больной спине. Он задумался, что же сейчас делает его датский друг. Торвальдсен, несомненно, должен хорошо знать Изабель Оберхаузер или слышать о ней. Немного информации об этой особе может оказаться полезным. Но если он позвонит, Торвальдсен немедленно заинтересуется, почему Коттон до сих пор в Германии. Поскольку Малоун и сам не мог ответить на этот вопрос, не было смысла пытаться и другим.

— Позже Пипин был отстранен от престолонаследия, — между тем продолжила Кристл. — Когда у Карла родились здоровые сыновья, без физических недостатков, от других жен, Пипин стал самым ярым его врагом, но он умер раньше Карла. В конечном итоге из всех его сыновей выжил только Людовик. Он был кротким, глубоко религиозным человеком и ученым, избегал битв, но и ему недоставало последовательности. Трое его сыновей заставили его отречься от трона. Они растащили империю на части в 841 году. Она была восстановлена в своих изначальных границах лишь в X веке Оттоном Первым.

— Ему тоже помогали? Святые, или, как вы там их называете, «наблюдатели»?

— Этого никто не знает. Единственным прямым указанием на их вмешательство в европейскую культуру являются только их контакты с Карлом Великим. Да и о тех мы знаем лишь из книги, спрятанной Эйнхардом в гробнице.

— И как смогло это все оставаться в секрете?

— Дед рассказал об этом лишь моему отцу. Но из-за его ослабевшего разума было очень трудно понять, было ли это реальным или только воображаемым событием. Отец привлек к этому делу американцев. Но ни он, ни американцы так и не смогли прочесть книгу из гробницы Карла Великого. Предполагалось, что экземпляр, находящийся сейчас у Доротеи, — это все, что удалось найти. Поэтому тайна сохранилась.

Когда она закончила говорить, Малоун спросил:

— Тогда как ваш дед сумел что-то найти в Антарктиде?

— Я не знаю. Все, что мне известно, — он сделал это. Вы же видели камни.

— А у кого они сейчас?

— Я уверена, что у Доротеи. Она определенно не хотела бы, чтобы камни оказались у меня.

— И поэтому она разгромила музей и испортила фамильную коллекцию? Этот музей собирал всю жизнь ваш дед, а ему помогал ваш отец…

— Мою сестру никогда не заботили убеждения и стремления родственников. И она способна на все.

Малоун почувствовал, что Кристл неприятен этот разговор, и холод в ее голосе мог бы поспорить с декабрьским морозом. И Малоун решил больше не давить на нее. Вместо этого он заглянул в один из путеводителей и начал внимательно изучать набросок капеллы, окружавшие ее дворы и соседние строения.

Церковный комплекс на первый взгляд имел фаллическую форму: с одного конца вытянутый и закругленный с другого. Капелла напрямую соединялась с трапезной, которую сейчас переоборудовали в сокровищницу, через внутреннюю дверь. На схеме были обозначены только одни ворота, так называемые «Волчьи двери»; раньше их использовали как главный вход.

— О чем вы думаете? — неожиданно спросила Кристл.

Вопрос отвлек Малоуна от собственных размышлений, и он ответил далеко не сразу:

— О вашей книге из гробницы Эйнхарда. У вас есть ее полный перевод?

Она утвердительно кивнула.

— Да, перевод хранится в моем компьютере в Рейхсхоффене. Но он мало чем может помочь. Эйнхард рассказывает о нескольких встречах с посланниками. Я могу лишь догадываться, что более важная информация содержится в книге Доротеи. Именно этот том Эйнхард назвал «полным пониманием».

— Но ваш дед, видимо, изучил это «понимание».

— Кажется, так, хотя мы и не можем быть в этом уверены.

— Итак, что же произойдет, когда мы закончим эти поиски? У нас нет книги Доротеи.

— Мама ожидает, что именно из-за этого мы начнем совместную работу и сможем помириться. У каждой из нас есть только часть головоломки, а это вынуждает нас к сотрудничеству.

— Но каждая из вас сделает все, чтобы собрать куски головоломки самостоятельно, и главное для вас — не обращаться за помощью. Доротея уже убила человека, а что будет дальше?

Как ему удалось влезть в такую неразбериху?

— Искания Карла Великого для меня — единственный путь узнать и понять все. Доротея думает, что решение кроется в истории Аненербе и ее деятельности. Но я с ней абсолютно не согласна. Так что пока мы идем совершенно разными путями.

Заинтригованный Малоун задал следующий вопрос:

— Вы много знаете о том, что думает ваша сестра?

— На кону мое будущее. Почему бы мне и не знать все, что я могу узнать?

Эта сильная женщина никогда не колебалась в выборе понятий, не искала правильных форм глаголов и не боялась порой озвучить самые сокровенные мысли. Несмотря на то что она была красивой, умной и интригующей, что-то в Кристл Фальк было не так. Подобное ощущение возникло у Малоуна, когда он впервые встретил во Франции Кассиопею Витт. И это случилось только в прошлом году.

Привлекательность и тревога. Но, кажется, эта двойственность никогда его не отпугивала.

Так что же в этой сильной женщине с глубокими противоречиями привлекало его? Пэм, его бывшая жена, была полна противоречий, с ней было всегда сложно. Все женщины, встречавшиеся ему после развода и привлекшие его внимание, были сущим наказанием, включая и Кассиопею. А теперь вот эта немецкая наследница миллиардов… В ней превосходно сочетались красота, ум, храбрость и изломанность.

Коттон посмотрел в окно на старую городскую стену. На одной из неоготических башенок часы показывали 17.30.

Наблюдавшая за ним Кристл заметила его интерес к этому памятнику архитектуры.

— Существует одна история. Капелла расположена за городской стеной. Покои Карла Великого соединялись с внутренним двором. В XIV веке, когда в Ахене построили городскую стену, они вынуждены были поменять вход в замок и проделали его с северной стороны. Таким образом, капелла оказалась позади замка. Новые времена, новые нравы… Люди повернулись спиной к церкви и стали более независимыми. — Она указала сквозь окно на фонтан, расположенный на площади Марктплац. — Статуя наверху — это Карл Великий. Обратите внимание, что он смотрит не в сторону церкви. Еще одно нововведение, но оно было сделано уже в XVII веке.

Малоун глянул в указанном направлении и как можно незаметнее стал рассматривать кафе, где, по его расчетам, все еще находился их негласный попутчик. Деревянно-кирпичное здание напомнило ему английский паб.

Коттон прислушался к окружавшему его журчанию разных языков, смешивающихся со звоном тарелок и столовых приборов. И вдруг понял, что больше не возражает Кристл и не ищет объяснений, почему он здесь находится. Вместо этого Малоун начал думать совсем о другом. Холодный вес пистолета в его кармане только подхлестнул его решение. Но Малоун не забывал, что в магазине только пять патронов.

— Мы сможем это сделать, — сказала Кристл.

Он повернулся к ней:

— Сможем мы?

— То, что мы делаем, очень важно.

Ее глаза светились в предвкушении. Она поняла, что Малоун принял решение.

Но он опять начал сомневаться.

Глава 37

Шарлотт

Чарли Смит ждал в туалетной комнате. Он влетел туда не раздумывая и вздохнул с облегчением, обнаружив там вполне приличный шкаф, заполненный одеждой, полотенцами и всякой другой чепухой. В нем можно было спрятаться. Чарли так и сделал, предусмотрительно оставив дверь открытой в надежде, что это докажет тем двоим: комната не нуждается в дополнительной проверке. Он слышал, как открылась дверь в спальню, когда туда вошли мужчина и женщина. Кажется, его хитрость сработала. Они решили уйти, и он уловил, как входная дверь наконец закрылась.

В этот раз Смит был слишком близок к провалу. Он не ожидал никаких препятствий. Кто это был? Может, следует позвонить Рэмси? Нет, адмирал четко дал понять, что не будет никаких контактов, пока Чарли не выполнит все три заказа.

Смит подошел к окну и увидел, как машина, ранее припаркованная перед домом, едет в направлении шоссе. В салоне было два пассажира. И только тогда он смог облегченно вздохнуть. Чарли гордился своей тщательной подготовкой. Его досье были кладезем полезной информации. Люди обычно очень предсказуемы, похоже, что привычки и руководили действиями большинства людей. Даже те, кто утверждал, что у них нет привычек, действовали предсказуемо. Герберт Роуленд был простым человеком, наслаждавшимся пенсией вместе со своей женой. Жил на озере, думал о собственном бизнесе и спортивной охоте. Каждодневная рутина. Роуленд вернется домой поздно, возможно, принесет с собой ресторанную еду, сделает укол, насладится ужином, а затем выпьет перед сном, так никогда и не узнав, что это был его последний день на земле.

Чарли весело улыбнулся, как только понял, что все препятствия для выполнения последнего задания устранились сами собой. Странный способ зарабатывать себе на жизнь, но кто-то должен выполнять и такую работу.

Смиту нужно было как-то убить несколько часов, поэтому он решил отправиться в город и посмотреть пару фильмов. А может, и умять стейк за ужином. Чарли очень уважал рестораны Криса Рута и уже знал, что их в Шарлотт было два.

Позже он обязательно сюда вернется.

Стефани молча сидела в машине, пока Дэвис ехал к шоссе по покрытой гравием и желтыми листьями дороге. Потом она обернулась и увидела, что дом исчез за поворотом. Их окружал густой лес. Как только они покинули дом, Стефани отдала Дэвису ключи и попросила его вести машину. К счастью, он не задал ей ни одного вопроса, а просто сел за руль.

— Остановись, — вдруг сказала она.

Захрустел гравий.

— Какой номер у твоего мобильного телефона?

Дэвис сказал ей, и Стефани забила его в память своего аппарата. Потом взялась за ручку двери.

— Выезжай на шоссе и остановись через пару миль. Затем съезжай с дороги, но так, чтобы тебя не было видно, и жди, пока я не позвоню тебе.

— Что ты делаешь?

— Доверяю своему предчувствию.

Малоун вместе с Кристл шли по Марктплац. Время приближалось к шести вечера, и солнце низко висело в небе, в котором толкались грозовые облака. Погода испортилась, и ледяной северный ветер проник им под одежду.

Кристл вела их к капелле через внутренний двор старого дворца и площадь, вымощенную булыжником. Площадь была прямоугольной формы, а длина превосходила ширину примерно вдвое. По ее краям росли редкие деревья, укутанные снегом. Окружавшие здания блокировали ветер, но не холод. Вокруг бегали дети; они что-то кричали и смеялись, радуясь предстоящим праздникам. Здесь тоже бурлила рождественская ярмарка. Кажется, эту традицию поддержали все немецкие города. Коттону стало грустно, он подумал о сыне. Что делает Гари сейчас, во время каникул? Ему нужно позвонить сыну. Он делал это, по крайней мере, каждую пару дней.

Малоун увидел, как дети побежали к новому аттракциону — склонившемуся человеку с обвисшим лицом, одетому в шубу из искусственного пурпурного меха и длинную остроконечную шляпу.

— Святой Николай, — улыбнувшись, пояснила Кристл. — Наш Санта-Клаус.

— Он совсем не похож на нашего.

Малоун использовал радостную кутерьму, чтобы вновь найти глазами шпика. Он все еще следовал за ними, оставаясь немного позади, и время от времени изучал яркие праздничные витрины магазинов. Последний раз Малоун заметил его рядом с высоченной голубой елью с электрическими свечами и маленькими разноцветными огоньками, рассыпавшимися на качающихся ветвях. Тут же разливали глинтвейн. Киоск, торгующий вином со специями, стоял в нескольких ярдах. Около него расположились смеющиеся люди, которые держали коричневые чашки и пытались согреться сладким ароматным напитком.

Малоун заметил продавца, торгующего чем-то похожим на печенье.

— Что это такое?

— Местный деликатес. Aachener printen. Имбирный пряник со специями.

— Давай возьмем одну штучку.

Она озадаченно посмотрела на него.

— Что? — спросил он сурово. — Я люблю сладкое.

Они подошли к киоску, и Малоун купил два жестких пряника. Откусил кусочек и резюмировал: «Не так уж и плохо».

Коттону пришло на ум, что этот жест поможет ослабить бдительность их сопровождающего, и был доволен, когда это сработало. Мужчина так и не догадался, что его давно уже обнаружили.

Скоро стемнеет. Чуть раньше, в книжном магазине, вместе с путеводителями Малоун приобрел билеты на шестичасовую экскурсию в капеллу. Сейчас он решил, что импровизация будет лучшим решением проблем.

После внимательного изучения путеводителей он узнал, что капелла относилась к всемирному культурному наследию ЮНЕСКО. Кража со взломом или нанесение любых повреждений будут серьезным проступком. Но разве после монастыря в Португалии и собора Святого Марка в Венеции это имело какое-то значение?

Кажется, Малоун стал специалистом по осквернению мирового культурного наследия.

Доротея вошла в здание железнодорожного вокзала Мюнхена, удобно расположенного в центре города, примерно в двух километрах от Мариенплац. Поезда со всей Европы прибывали и отправлялись в путь в течение часа, наравне с местными автобусами, метро и трамваями. Вокзал вовсе не был историческим шедевром. Это была современная комбинация стали, стекла и бетона. Часы, расположенные внутри, показывали седьмой час.

Что произошло?

Возможно, адмирал Лэнгфорд Рэмси и желал смерти Вилкерсону, но, как она надеялась, Стерлинг все еще был ему нужен.

Если честно, то ей нравился Вилкерсон.

Доротея огляделась и увидела кафе. Быстрый осмотр скамеек не дал результатов. Стерлинга здесь не было. Но сквозь толпу туристов она заметила знакомую фигуру.

Он был очень высок. Клетчатый шотландский костюм, застегнутый на три пуговицы, кожаные полуботинки, шерстяное пальто, скучный шарф «Берберри». Как все это было знакомо. И как ее раздражало это детское выражение лица, несмотря на морщины. Его серые со стальным оттенком глаза, спрятанные под круглыми очками, смотрели прямо на нее.

Ее муж. Вернер Линдауэр.

Он подошел ближе.

— Guten Abend, Dorothea.[39]

Она не знала, что сказать. Их браку пошел двадцать третий год. Союз был вполне неплох вначале, но последние десять лет муж начал раздражать ее, и даже более того. Доротею возмущало его вечное нытье и невнимание ко всему, кроме своих собственных интересов. Правда, нужно отметить, что самым важным интересом был Георг, их сын. Но его трагическая смерть разверзла между ними непреодолимую пропасть. Вернер был полностью опустошен и подавлен — собственно, как и Доротея, — но они по-разному пытались справиться с горем. Она полностью отдалилась от мужа, занималась своими делами, а пустоту заполняла любовными интрижками. А он? Доротея понятия не имела, что делал Вернер.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Я приехал за тобой.

Она была не в настроении выслушивать его очередные глупости. Время от времени Вернер старался быть мужчиной. И это были скорее мимолетные порывы, нежели реальное изменение его вялого характера.

Доротея не хотела с ним говорить, но все же один вопрос остался невыясненным.

— Откуда ты узнал, что я буду здесь?

— Мне сказал капитан Стерлинг Вилкерсон.

Доротея была в шоке. Это состояние усилилось еще и страхом.

— Занятный человек, — спокойно продолжил Вернер. — Приставь пушку к его голове, и он просто не сможет перестать говорить.

— Что ты сделал? — спросила Доротея, не скрывая своего изумления.

Он пристально на нее посмотрел.

— Всего лишь провернул хорошую сделку, Доротея. Поторопись, мы должны успеть на поезд.

— Я не собираюсь никуда с тобой ехать.

Вернер, казалось, попытался сдержать волну раздражения. Возможно, он не ожидал от нее такой реакции. Но затем его губы растянулись в обнадеживающей улыбке. Доротея испугалась еще больше.

— Тогда ты проиграешь своей дорогой сестрице. Разве это не имеет для тебя никакого значения?

Доротея понятия не имела, почему он так хорошо информирован о ее делах. Она точно знала, что ничего ему не говорила. Однако теперь стало ясно, что он знает очень многое, если не все.

Наконец, справившись с эмоциями, она как можно спокойнее спросила:

— Куда мы поедем?

— Увидеться с нашим сыном.

Стефани увидела, как скрылась машина. Затем она перевела телефон в беззвучный режим, застегнула пальто и углубилась в лес. Над ее головой возвышались вековые ели и голые лиственницы, увитые белой омелой. Зима лишь чуть-чуть припорошила землю снежком. Нелл медленно двигалась в направлении дома Роуленда. Толстый слой еловых иголок заглушал ее шаги.

И тут Стефани увидела наемного убийцу. В этом она была уверена. Вот только никак не могла понять, чья это была ошибка.

Стефани постоянно твердила своим агентам, чтобы те доверяли инстинкту и разуму. Ничто не срабатывало лучше, чем здравый смысл. Коттон Малоун был в этом докой. Она подумала о том, что он сейчас делает. Коттон до сих пор не перезвонил ей, чтобы поинтересоваться о судьбе Захарии и остальных членах команды «Холдена». Неужели он тоже попал в беду?

Показался дом в окружении деревьев. Очень удачно, можно спрятаться за одним из них.

Любой человек, как бы хорош он ни был, время от времени допускает ошибку. Во всех этих смертях было что-то общее. Если верить Дэвису, то Захария Александр и Дэвид Сильвиан были убиты кем-то, кто способен отлично замаскировать насильственную смерть. И хотя Дэвис ничего не говорил о своих подозрениях, Нелл догадалась об этом в ту же секунду, когда услышала его слова о смерти Милисент. «Ее сердце остановилось».

Дэвис тоже доверял интуиции. Наемный убийца, отлично владеющий своей неординарной профессией. И он был здесь.

Стефани понимала, что правильно поступила, когда не стала устраивать обыск. Она просто решила убедиться, станет ли Герберт Роуленд следующей жертвой или нет.

Дверь открылась, и Нелл увидела, как невысокий худой мужчина вышел из дома. Немного помедлил, осмотрелся вокруг, а затем быстро пошел к лесу. Ее сердце забилось быстрее.

«Сукин сын. Что он делал в этом доме?»

Она нашла свой телефон и набрала номер Дэвиса. Тот ответил после первого гудка.

— Ты был прав, — сказала она ему.

— В чем?

— В том, что ты говорил о Лэнгфорде Рэмси. Во всем. Абсолютно во всем.