Язык в действии

Свобода общения

Мы в США, кто наслаждается свободой прессы и слова в той же степени, в какой ей наслаждаются в остальном мире, часто забываем, что информация в форме книг, новостей и образования когда-то считалась слишком ценной, чтобы свободно распространять её среди простых людей. И так происходит до сих пор в некоторых странах. В любых диктатурах, как в древних, так и в современных, правители полагаются на предположение, что они лучше знают, что хорошо для людей, которым полагается иметь только ту информацию, которую правители сочли для них подходящей. До относительно недавнего времени достойными образования считались только привилегированные классы. Например, в некоторых обращениях президента к конгрессу обучение негров чтению и письму характеризовалось как преступление. Мысль об общем образовании когда-то пугала «лучших людей страны», как сегодня их пугает социализм. Когда журналистика только начала появляться, газеты приходилось распространять контрабандой, потому что правительства не давали разрешение на их распространение. Книги раньше можно было издавать только после получения официального разрешения. Свобода слова и свобода прессы не случайно идут рука об руку с демократией, как и цензура с подавлением всегда сопровождают диктатуру.

В целом, подавление информации редко было успешным, а после изобретения печати, телеграфа, радио и других средств коммуникации, её стало подавлять ещё сложнее. Ради самосохранения, человек старается получить информацию от максимально возможного количества людей и стремится максимально широко распространять любые знания, которые он считает ценными. Власть и привилегии аристократов одерживают временные победы, но за последние три или четыре столетия, общий доступ к информации, не смотря на периодическую военную цензуру, стабильно возрастал. В такой стране как США, где эти тенденции развились в полной мере, принципы общего образования и свободы прессы редко подвергаются сомнению в открытую. Мы можем произнести речь, не показывая заранее наши рукописи начальнику полицейского управления. Механические прессы, дешевеющие методы печати, оборот книг в библиотеках, сложные системы систематизации и поиска, которые позволяют находить практически любую необходимую информацию – наличие всего этого избавляет нас от необходимости полагаться исключительно на собственный опыт, и пользоваться опытом всего человечества.

Тем не менее, борьба за свободу общения в самом широком объединении знаний, даже в рамках США, до сих пор продолжается; прежде всего, из-за внешних сложностей. По-прежнему существуют миллионы неграмотных людей; хорошие книги доступны не повсеместно; в нашей стране есть много мест, где нет пригодных школ; в некоторых сообществах нет библиотек; наши газеты – хоть они и свободны от вмешательства правительства – слишком часто находятся под контролем людей, которые рассказывают нам лишь то, что они хотят, чтобы мы знали.

Слова как барьер

Однако здесь нас интересуют наши внутренние условия, которые препятствуют универсальной коммуникации. Идеалистичные сторонники общего образования считали, что люди, умеющие читать и писать, автоматически станут мудрее и более способными в самоуправлении, чем неграмотные люди. Но мы начинаем понимать, что одной лишь грамотности не достаточно. Люди, мыслящие как дикари могут продолжать мыслить так же, даже научившись читать. Ввиду неотъемлемой абстрактности нашего словарного запаса, широкая грамотность часто делает дикарство более запутанным, и с ним становится сложнее иметь дело, нежели в случае неграмотности. И, как нам уже известно, простота и оперативность общения часто делает дикарство ещё и заразным. С широкой грамотностью возникли новые проблемы.

Из-за того, что слова – это настолько действенный инструмент, в своих предрассудках мы скорее испытываем благоговение перед ними, нежели понимаем их. И даже если мы не испытываем благоговения, по меньшей мере, мы склонны испытывать к ним незаслуженное уважение. Например, когда кто-то из аудитории на собрании спрашивает выступающего о чём-нибудь, а выступающий издаёт серию длинных и убедительных звуков, не отвечая на вопрос, случается так, что ни человек, задавший вопрос, ни выступающий, не замечают, что ответа на вопрос не прозвучало; и они оба садятся, по-видимому, удовлетворённые. То есть, сам факт того, что были произведены внушающие доверие звуки, удовлетворяет некоторых людей в том, что было сделано некое утверждение. И с этим, они принимают и порой запоминают эти звуки с невозмутимой уверенностью, что они отвечают на вопрос или решают проблему.

Когда некоторое время назад в газетах оживлённо обсуждались решения одного губернатора штата Висконсин в отношении представителя университета штата, автор данной книги имел возможность попутешествовать по штату. Незнакомцы и случайные знакомые, которые знали, что автор имел отношение к университету, спрашивали: «Скажите, вам известно что-нибудь изнутри об этом деле в университете? Там, поди, сплошная политика?» Автору не удалось узнать, что люди имели ввиду под «сплошной политикой», но чтобы избежать неудобств, он обычно отвечал: «Полагаю, что это так». После этого ответа собеседник обычно выглядел довольным своей проницательностью и говорил: «Я так и думал! Спасибо, что сказали мне об этом». Кратко говоря, использование звука «политика» полностью удовлетворяло интересующихся, не смотря на то, что вопрос, из-за которого начались обсуждения в обществе, а именно превысил ли губернатор свои полномочия или исполнил свой политический долг, так и не был задан и не получил ответа. Из-за такого неадекватного отношения к словам, мы часто позволяем им становиться барьером между нами и реальностью, вместо того, чтобы использовать их как проводники в реальность.

Интенсиональное ориентирование

В предыдущих главах мы проанализировали определённые типы неадекватной оценки. Все эти типы можно свести под один термин: интенсиональное ориентирование – привычка ориентироваться по одним только словам, нежели по фактам, к которым слова нас ведут. Все мы склонны предполагать, что когда профессоры, писатели, политики и другие, по-видимому, ответственные люди открывают свой рот, они говорят что-то значимое, просто потому, что слова имеют информативные и аффективные коннотации, которые влияют на наши чувства. Мы ещё более склонны предполагать то же самое, когда открываем собственный рот. В результате такого неразборчивого комкания смысла с бессмыслицей, «карты» нагромождаются независимо от «территорий». И, за всю жизнь, можно нагромоздить целую систему бессмысленных звуков в спокойном неведении, что они вообще никак не связаны с реальностью.

Интенсиональное ориентирование можно считать общей причиной множества ошибок, которые мы уже обсудили: не принятие во внимание контекстов; склонность к сигнальным реакциям; спутывание уровней абстракции – то есть, спутывание того, что в голове с тем, что вне её; осознание схожестей, но не отличий; привычка довольствоваться объяснением слов посредством определений, то есть, ещё большим количеством слов. При интенсиональном ориентировании «капиталисты», «большевики», «фермеры» и «рабочий класс» «являются» тем, что мы говорим о них; Америка «является» демократией, потому что все так говорят; пособие по безработице «разлагает личность», потому «по логике», если людям дают что-то за просто так», это «обрекает их личность на разложение».

Чрезмерная вербализация

Давайте возьмём термин «прихожанин», который обозначает Смита₁, Смита₂, Смита₃…, которые достаточно регулярно посещают церковные службы. Обратите внимание, что обозначение не говорит ничего о характере «прихожанина»: о его доброте к детям или отсутствие таковой, счастье или несчастье в его жизни в браке, честность или нечестность его деловых практик. Термин – применим к большому числу людей, хороших и плохих, бедных и богатых, и так далее. Интенсиональные значения или коннотации этого термина – это уже совсем другой вопрос. Под «прихожанином» предполагается «добропорядочный христианин»; под «добропорядочным христианином» предполагается верность жене и дому, доброту к детям, честность в ведении дел, рассудительность в жизни, и множество других качеств достойных восхищения. Эти предположения предполагают далее, по двустороннему ориентированию, что не-прихожане – вероятно не обладают такими качествами.

Если наши интенсиональные ориентирования – серьёзны, мы можем вербально составить целую систему ценностей – систему классификации человечества на овец и баранов – из информативных и аффективных коннотаций термина «прихожанин». То есть, когда термин дан, мы можем, переходя от коннотации к коннотации, продолжать до бесконечности. Карта – независима от территории, поэтому мы можем продолжать добавлять горы и реки после того, как мы уже нарисовали все горы и реки, которые действительно существуют в территории. Стоит нам начать, мы можем разродиться целыми эссе, проповедями, книгами и даже философскими системами, основываясь на слове «прихожанин», совсем не обращая внимание на Смита₁, Смита₂, Смита₃….

Подобным образом, если дать оратору на день независимости слово «американизм», он может играться с ним часами, превознося «американизм» и издавая страшные звуки об «иностранизмах», за что слушатели будут ему аплодировать. Этот процесс, в котором за счёт свободных ассоциаций одно слово «подразумевает» другое, невозможно остановить. И, конечно, поэтому в мире так много людей, которых называют «пустозвонами». Поэтому многие ораторы, газетные корреспонденты, политики и школьные преподаватели риторики могут говорить на совершенно любую тему, о которой их попросили поговорить. Более того, множество школьных курсов по «английскому языку» и «культуре речи» представляют собой обучение тому, как продолжать говорить с претензией на важность, даже когда человеку вовсе нечего сказать – или, другими словами, обучение тому, как скрыть собственное интеллектуальное банкротство, не только от окружающих, но и от самих себя.

Такое «мышление», которое является продуктом интенсионального ориентирования, называется круговым, потому что выводы изначально содержаться в коннотациях слова, и в итоге мы обречены, независимо от того как упорно и как долго мы «мыслим», вернуться к тому, с чего мы начали. Более того, едва ли можно сказать, что мы вообще покидаем начальную точку. Количество энергии, которое тратиться на такое «круговое мышление» только США – неизмеримо, но, видимо, её достаточно, чтобы раскручивать все карусели в мире на протяжении века. Безусловно, когда перед нами предстают факты, они убеждают нас прикрыть рот, или же начать заново с чего-то другого. Именно поэтому на всяких встречах и в беседах считается «грубым» приводить факты. Они мешают всем хорошо проводить время.

Теперь, давайте вернёмся к «прихожанину». К определённому Мистеру Уильяму Макдинзмору – имя, конечно же, выдуманное – стали применять этот термин из-за его обыкновения ходить в церковь. При более детальном рассмотрении Мистер Макдинзмор оказывается, например, безразличным к своим социальным обязанностям, жестоким к своим детям, неверным своей жене и нечестным в финансовых отношениях с людьми. Если мы по привычке ориентировались на Мистера Макдинзмора по интенсиональным значениям слова «прихожанин», для нас это окажется шоком. «Как человек может ходить в церковь и при этом быть таким бесчестным?» Для некоторых людей эта проблема совсем неразрешима. Будучи неспособными отделить интенсионального от экстенсионального «прихожанина», эти люди вынуждены прийти к одному из трёх выводов, каждый из которых абсурден:

Безосновательная удовлетворённость, которая с большой вероятностью может перейти в «разочарование» – это, пожалуй, самое серьёзное из последствий интенсионального ориентирования. И, как мы видели, все мы ориентируемся интенсионально в отношении некоторых вещей. Некоторые из нас ежедневно проходят мимо работников УОР (Управление Административных Работ), которые в поте лица трудятся над строительством дорог и мостов, и всё равно весьма искренне заявляют: «Я никогда в жизни не видел, чтобы работники УОР делали что-нибудь полезное!» По определениям, которых придерживаются некоторые из нас, УОР – это «специально придуманная работа»; «специально придуманная работа» – это не «настоящая работа»; поэтому, даже если работники УОР построили школы, парки и муниципальные зрительные залы, на самом деле, они вовсе не работали. В другом примере, многие из нас видят сотни женщин в автомобилях, которые отлично справляются с их управлением; и, тем не менее, мы опять же вполне искренне заявляем: «Я никогда не видел женщину, способную действительно управлять автомобилем». По определению, женщины «робеют», «волнуются» и легко «пугаются»; следовательно, они «не умеют водить машину». Если мы знаем женщин, которые успешно водят машину на протяжении нескольких лет, мы отстаиваем своё убеждение, говоря, что «им просто всё это время везло».

Факт, который важно отметить, касательно отношений к «прихожанам», «работников УОР» и «женщин водителей» состоит в том, что нам изначально не стоило допускать такие ошибки и ослеплять себя, если мы ничего о них не слышали. Такие отношения не формируются от невежества; подлинное невежество не имеет отношений. Они формируются из ложных знаний – знаний, которые отнимают у нас любое врождённое благоразумие. Частично мы компенсируем эти ложные знания примитивными привычками разума. Однако бо́льшая их часть создаётся беспечной привычкой слишком много говорить.

Множество людей пребывает в нескончаемом порочном кругу. Из-за интенсионального ориентирования, они чрезмерно вербализованы, а за счёт чрезмерной вербализации они укрепляют своё интенсиональное ориентирование. Такие люди разражаются речами автоматически, как музыкальные автоматы, стоит только закинуть в них монетку. С такими привычками мы можем договориться до не-здравых отношений не только к «женщинам водителям», «евреям», «капиталистам», «банкирам» и «профсоюзам», но и к своим личным проблемам: «родителям», «родственникам», «деньгам», «популярности», «успеху», «неудачам» – и, больше всего, к «любви» и «сексу».

Внешние источники интенсионального ориентирования: (1) образование

Помимо наших привычек, существуют внешние вербальные влияния, которые могут укрепить наше интенсиональное ориентирование. Мы разберём три из них: образование, журнальные выдумки и рекламу.

У образования есть две задачи. Во-первых, оно должно рассказывать нам факты мира, в котором мы живём: язык применяется информативно. Во-вторых – возможно, даже более важная задача – прививать идеалы и «формировать характер»; в этом случае язык применяется директивно, чтобы ученики соблюдали обычаи и традиции общества, в котором они живут. Следовательно, выполняя свою директивную функцию, школы рассказывают нам о «принципах» демократии – то есть, о том, как демократия должна работать. Однако часто у школ не получается выполнить свою информативную функцию – рассказать нам о том, как демократия собственно работает: как работает система покровительства; что делают руководители избирательных кампаний и политические прислужники; как мэры, губернаторы и президенты иногда контролируются из-за занавеса; как взаимные политические услуги – «Вы голосуете за мой законопроект, а я – за ваш» – определяют судьбу многих законопроектов.[20]

Школы рассказывают нам о том, как стоит говорить на «хорошем английском», но не о том, как на нём собственно говорят. Например, нам говорят, что двойное отрицание[21] является утверждением, но ещё никогда никому не предъявляли обвинений в убийстве на основании того, что человек сказал: “I ain’t killed nobody” («Я никого не убивал»), посчитав его слова признанием в том, что он кого-то убил. Также преподаватели английского говорят, что «нет такого слова как “ain’t” (просторечное универсальное отрицание для всех лиц, времён и чисел)». Они игнорируют тот факт, что язык жителей южных штатов, деревенских жителей и гангстеров часто – более экспрессивен, особенно в аффективной коммуникации, чем то, что они называют «хорошим английским».

Пожалуй, большая часть образования в некоторых предметах скорее – директивна, нежели информативна. На юридических факультетах рассказывают намного больше о том, как закон должен работать, а не о том, как он в действительности работает; такие вопросы как влияние личных взглядов на экономику, проблем в семье и язвы желудка на решения судей не считаются подходящими темами для обсуждения в школах. Преподаватели истории в каждой стране нередко стараются замолчать или смазать исторические события, позорящие их страну. Причиной тому служит страх, что такие утверждения, будучи верными информативно, директивно могут плохо повлиять на «чувствительные умы».

К сожалению, ни ученики, ни учителя, обычно, не отличают информативные утверждения от директивных. Учителя могут утверждать: «США – это самая великая страна в мире» и «Вода состоит из кислорода и водорода», и ждать, что ученики будут считать их «истинными», но они не говорят им, что стоит различать смыслы слова «истинный». Затем, ученики узнают, что некоторые утверждения учителей сходятся с опытом, а другие либо сомнительны, либо ложны, если их рассмотреть как информативные утверждения. Ученики, особенно к старшим классам, начинают беспокоиться, что учителя их обманывают, и в результате, многие из них бросают школу. Они считают, что их подозрения об учителях были верны, так как, приняв директивные утверждения за информативные, научные утверждения, они естественно заключают, что их «серьёзно дезинформировали». Вероятно, из-за такого рода опыта возникает распространённое в некоторых кругах презрение к «учёному разуму». Виноваты как учителя, так и ученики.

Однако у тех, кто не бросает школу, дела не лучше. Из-за того что они неразборчиво мешают директивные утверждения с информативными, они переживают шок и разочарование, когда попадают в колледж, где образование более реалистично, нежели то, к которому они привыкли. Другие люди продолжают и в колледже путать директивные утверждения с информативными; нереалистичные образовательные программы колледжа могут поспособствовать этому ещё больше. В таких случаях, чем дольше они остаются в школе, тем хуже они приспосабливаются к реальности. Мы рассмотрели, что директивный язык в основном состоит из «карт» «ещё несуществующих территорий». Мы не можем пересечь реку по мосту, который только должны построить. Схожим образом, ученики не могут руководствоваться в своём поведении такими утверждениями как: «Добро всегда побеждает зло» и «Наша система управления предоставляет равные возможности всем людям»; в этом случае, они вероятно испытают горькие разочарования. Возможно по этой причине проявления «обиды», «разочарования» и «цинизма» так часто можно встретить среди людей в первые десять лет, с тех пор как они закончили колледж. Некоторые люди так и не оправляются после своих шоков и разочарований.

Конечно, образованию нужно быть как информативным так и директивным. Мы не можем просто давать ученикам информацию без каких-либо «стремлений», «идеалов» и «целей», чтобы они знали, как поступать с полученной информацией. Не менее важно помнить о том, что нельзя давать им одни только идеалы без какой-либо информации, основанной на фактах, потому что без неё они не будут знать, как осуществить свои идеалы. Ученики считают информацию, поданную без директив, «сухой как пыль». Одни только директивы создают лишь интенсиональное ориентирование, которое не подготавливает учеников к реальностям жизни и предрасполагают их к цинизму во взрослой жизни.

Внешние источники интенсионального ориентирования: (2) журнальные выдумки

Когда вам случиться читать инструкцию по установке автомобильного радио, противотуманных фар или другого устройства, обратите внимание, насколько много внимания необходимо для чтения такой инструкции – насколько часто приходится сверяться с экстенсиональными фактами: «Провода различаются по цветам изоляционного покрытия». И мы проверяем, так это или нет. «Подключите провод с красным покрытием» – мы находим провод – «с клеммой, отмеченной буквой А…».

Теперь сопоставьте этой задаче чтение истории в «бульварном» журнале. Последнюю задачу можно выполнить почти совсем без внимания; мы можем громко слушать радио, есть шоколад, играться с кошкой под ногами, и даже вести отрывочную беседу, практически не отвлекаясь от истории. Чтение средней журнальной истории не требует экстенсиональной сверки, ни посредством изучения экстенсионального мира вокруг нас, ни напряжения памяти в попытках вспомнить противоречащие факты. История следует по простым тропинкам уже установленных интенсиональных ориентиров. Ожидаемые суждения сопровождаются ожидаемыми фактами. Загулявший муж возвращается к своей жене, а она будучи «самой преданной», празднует победу над бессовестной красоткой; маленький сын – большой озорник, но при этом очень мил; крупный предприниматель – суров, но всегда с добрым блеском в глазах. Такие истории порой бывают весьма искусно придуманы, но они не затрагивают экстенсионального ориентирования. Не смотря на то, что в реальной жизни коммунисты могут быть очаровательными людьми, их никогда не представляют таковыми, ведь в свете интенсионального ориентирования, к любому, кого называют «коммунистом», не применимо слово «очаровательный». В реальной жизни негры часто занимают уважаемые и ответственные должности, но в журнальных историях им разрешается появляться только в роли комедийных персонажей или слуг, потому что по интенсиональному ориентированию, неграм нельзя быть кем-то ещё.

Есть две важные причины сохранения интенсионального ориентирования в массовой продукции, такой как политические статьи, книги и радио-сериалы. Во-первых, так проще читателю, который, прежде всего, ищет способ расслабиться. Домохозяйка только что уложила детей спать; предприниматель пришёл домой после тяжёлого дня на работе; и т. д. Им не хочется занимать своё внимание незнакомыми, тревожными фактами. Им хочется помечтать.

Во-вторых, такая работа проще для писателя. Для того чтобы снабдить рынок, ему необходимо печатать несколько тысяч слов в неделю. Следуя интенсии, оратор может говорить часами. Таким же образом, следуя интенсии, «бульварный» писатель, не обременённый объяснением новых фактов или принятием во внимание различий, может продолжать писать страницу за страницей. Получившийся продукт подходит лишь для единоразового употребления и последующего выброса, как бумажное полотенце. Никто не перечитывает журнальные истории.

Читатель может спросить, раз настолько мало людей принимают такие материалы всерьёз, то почему об этом стоит беспокоиться? Причина в том, что не смотря на то, что мы можем не «принимать это всерьёз», наши интенсиональные ориентирования, происходящие из словесного потопа, в котором мы живём, укрепляются и углубляются, притом, что мы этого можем не осознавать. Нам стоит помнить, что наши неумеренные интенсиональные ориентирования не дают нам видеть реальность вокруг нас.

Внешние источники интенсионального ориентирования (3) реклама

Пожалуй, главным виновником в распространении интенсиональных ориентирований являются сегодняшние практики рекламы. Основное назначение рекламы – объявление товаров, цен, новых изобретений и распродаж – ругать не стоит; такие объявления доставляют нужную нам информацию. Но уже давно реклама прекратила ограничиваться предоставлением нужной информации, и её главным назначением – особенно так называемой «общенациональной рекламы» – стало порождение сигнальных реакций в максимально возможном количестве людей. То есть, больше всего прибыли общенациональный рекламодатель получит, если заставит нас автоматически просить кока-колу на стойке с напитками, автоматически покупать алка-зельтцер, когда мы плохо себя чувствуем, автоматически спрашивать честерфилд в табачных киосках. Такие автоматические реакции возникают благодаря снабжению «брендов» всевозможными положительными аффективными коннотациями, заставляющими думать о здоровье, богатстве, уважении в обществе, счастье в семье, романтике, личной популярности, моде и утончённости. В этом процессе в нас создаются интенсиональные ориентирования в отношении брендов:

Рекламодатели способствуют интенсиональным привычкам разума, играя со словами: слово «экстра», относящееся к навыкам и силе спортсменов, прилагается к качествам, заявленным о товарах; «защитное смешение», которое гармонизирует диких животных со средой и делает их невидимыми для врагов, уравнивается с «защитным смешением» виски; одна торгово-промышленная ассоциация некоторое время назад начала публиковать следующий пример затмевания сознания: «Если вы работаете, значит вы в бизнесе; то, что помогает бизнесу, помогает и вам!» Даже то малое количество фактов, которое приводит реклама – заряжено аффективными коннотациями: «В нём есть ВИТАМИНЫ! Он до краёв наполнен витаминами, которые укрепляют тело, кости и придают энергии!» Неважным фактам придаётся важность: «Вот новый высокоскоростной электрический утюг. Он имеет ОБТЕКАЕМУЮ форму!»

Проще говоря, реклама стала искусством подавления нас при помощи слов. Когда потребитель требует, чтобы все товары по закону имели информативные ярлыки и проверяемые государственные классификации, чтобы он мог ориентироваться по фактам, а не по аффективным коннотациям брендов, вся рекламная индустрия, с поддержкой газет и журналов поднимает шумиху по поводу того, что «правительство мешает развиваться бизнесу». Рекламодатель предпочитает, чтобы мы руководствовались сигнальными реакциями в пользу брендов, нежели изучением информации о товарах. Это ставит в проигрышное положение тех рекламодателей, которые желают говорить о фактах; они сталкиваются со скептицизмом и предположениями о том, что они не сделали ничего, чтобы заслужить право слова.

Когда вербальное «приукрашивание» успешно создаёт интенсиональные ориентирования, мытьё отрекламированным мылом в наших головах становится захватывающим опытом; чистка зубов отрекламированной пастой становится в нашем разуме драматичным актом избегания серьёзных жизненных проблем, таких как увольнение или расставание с подругой; курение сигарет заставляет нас представлять, что мы приобщаемся к роскошным привилегиям элиты Нью-Йорка; принятие вредных для здоровья слабительных средств, в нашей голове становится следованием рекомендации всемирно известного врача.[22] Нам продают грёзы в бутыльках с жидкостью для полоскания рта и манию величия с комплексными завтраками на вынос.

Читатель может сказать: «Если людям хочется платить за грёзы и бороться с выдуманными недугами с помощью выдуманных лекарств, разве это не их дело?» Не совсем. Желание полагаться на слова, нежели изучать факты – это нарушение процесса коммуникации. Настолько важная проблема как дегенерация человеческого общения должна волновать каждого из нас. Интенсиональные ориентирования, которые распространяются вместе с грамотностью и радио, можно сказать, являются болезнью человеческого процесса оценивания. Нас должно волновать, если наши соседи заражены оспой. Нас также должно волновать, если нашим собратьям людям не хватает здравомыслия в их реакциях на слова. Эта болезнь – заразна. Некритические реакции на рекламное колдовство – это тревожный симптом широко распространившегося расстройства.