Язык в действии

Осуществление

Наиболее интересной и, по-видимому, наименее понятой связью между словами и вещами является связь между словами и событиями будущего. К примеру, когда мы говорим: «Иди сюда!», мы не описываем экстенсиональный мир вокруг нас, и не просто выражаем свои чувства; мы пытаемся сделать так, чтобы что-то произошло. То, что мы называем «командами», «требованиями», «просьбами» и «приказами» – это наши самые простые способы делать так, чтобы вещи происходили с помощью слов. Существуют, конечно, и более сложные способы. Когда мы говорим: «Наш кандидат – выдающийся американец», мы восторженно мурлыкаем о кандидате, но мы также можем оказывать этим влияние на людей, чтобы они за него проголосовали. Когда мы говорим, «Наша война против врага – это война по воле божьей, которой мы должны следовать до победы», мы говорим о чём-то, что нельзя проверить научно; тем не менее, это может повлиять на других так, что они будут продолжать поддерживать войну. Или если мы просто утвердим фактом: «Молоко содержит витамины», мы можем поспособствовать тому, что кто-то станет покупать молоко.

Подумайте также о таком высказывании как: «Встретимся завтра в два часа у театра Пэлэс». Стоит заметить, что такое утверждение о будущем можно сделать только в системе, в которой символы не зависят от вещей, которые они символизируют. Другими словами, карту можно сделать, не смотря на то, что обозначаемая ею территория ещё не существует. Ориентируясь по таким картам будущих территорий, мы можем допустить некую прогнозируемость будущих событий.

Таким образом, словами мы влияем и в значительной степени контролируем события будущего. Именно по этой причине писатели пишут, проповедники проповедуют, начальники, родители и учителя ругают, пропагандисты делают пресс-релизы, политики выступают с обращениями, и т. д. Все они, по разным причинам, пытаются повлиять на наше поведение – иногда для нашего блага, а иногда для собственного. Эти попытки контролировать, направлять или влиять на будущие поступки своих собратьев людей словами, можно обозначить термином директивное использование языка.

Очевидно, что если директивный язык должен давать директивы, то он не может быть сухим и скучным. Если он должен влиять на наше поведение, то он обязан целесообразно использовать все аффективные элементы языка: драматические смены тона голоса, рифмы и ритмы, рычание и мурлыкание, слова с сильными аффективными коннотациями, бесконечное повторение. Если слушателей побуждают бессмысленные звуки, значит нужно издавать бессмысленные звуки; если их побуждают факты, нужно приводить факты; если их побуждают благородные идеалы, нужно, чтобы наши предложения выглядели благородно; если ими движет страх, нужно их как следует напугать.

Аффективные средства директивного языка ограничены природой наших целей. Если мы хотим настроить людей дружелюбно друг к другу, мы, очевидно, не хотим вызывать чувства ненависти или жестокости. Если мы хотим, чтобы люди вели себя более разумно, нам явно не стоит полагаться на неразумные призывы. Если мы хотим, чтобы люди делали свою жизнь лучше, мы станем использовать аффективные призывы, которые пробудят их самые благородные чувства. Поэтому среди директивных высказываний можно встретить множество великих и высоко оцениваемых литературных трудов: христианские и буддистские писания, произведения Конфуция, Ареопагитика Милтона и Геттисбергская речь Линкольна.

Однако бывают случаи, когда чувствуется, что сам язык недостаточно аффективен, чтобы привести к желаемым результатам. Поэтому мы дополняем директивный язык невербальными аффективными призывами. Мы дополняем слова «Иди сюда» жестами рук. Рекламодателям недостаточно говорить слова о том, какими красивыми нас сделают их товары; они дополняют свои слова использованием ярких цветов и фотографий. Газетчикам нельзя просто написать, что Новый курс[10] «опасен»; они дополняют статью политической карикатурой, где сторонники Нового курса изображены, как невменяемые преступники, которые укладывают динамитные шашки под красивое строение с вывеской «Американский образ жизни». Аффективные призывы религиозных проповедей могут дополнить костюмами, запахом ладана, литаниями, хоровым пением и звоном колоколов. Политический кандидат, желающий занять пост, подкрепляет свою речь широким многообразием невербальных аффективных призывов: духовые оркестры, флаги, парады, пикники и бесплатные сигары.

Если мы хотим, чтобы люди делали определённые вещи, и нам нет дела до того, почему они их делают, аффективные призывы – неотъемлемы. Некоторые политики хотят, чтобы мы голосовали за них, независимо от того, какие у нас на это причины. Поэтому если мы не любим богатый класс, они будут рычать для нас на богатый класс; если нам не нравятся забастовщики, они будут рычать на забастовщиков; если нам нравятся пикники, они устроят пикник; если большинству из нас нравится деревенская музыка, они могут не сказать ничего о проблемах с правительством и путешествовать по стране с деревенскими музыкантами. Большинство предпринимателей хотят, чтобы мы покупали их товары, независимо от того, почему мы их станем покупать. Если ложные представления и выдумки подталкивают нас к покупке их товаров, то они будут стараться создать ложные представления и выдумки. Если мы хотим пользоваться популярностью противоположного пола, они нам это пообещают; если нам нравятся привлекательные девушки в купальниках, они постараются создать видимую ассоциацию их товаров с привлекательными девушками в купальниках, и не важно, что они продают – крем для бритья, автомобили, летние курорты, мороженное, краску для забора или инструменты. Если бы закон не запрещал им показывать привлекательных девушек без купальников, то они бы так и делали. Отчёты федеральной торговой комиссии, а также реклама в некоторых крупно-тиражных изданиях, показывают, что некоторые рекламодатели вообще не знают в этом пределов.

Скрытые обещания директивного языка

Помимо аффективных вербальных и невербальных элементов, сопровождающих директивные высказывания, которые имеют своей целью привлечение внимания или создание приятных ощущений, среди которых можно назвать повторение, красоту языка, духовые оркестры на политических парадах, яркие цвета в рекламе, фото привлекательных девушек, и так далее – практически все директивные высказывания говорят что-то о будущем. Они – «карты», явно или косвенно, «территорий» которые должны появиться. Они указывают нам, как нужно поступать с обещанием, что у наших поступков будут определённые последствия: «Если вы соблюдаете билль о правах, то ваши гражданские права тоже будут защищены». «Живите по этим религиозным принципам, и в вашей душе будет покой». «Читайте этот журнал, и вы будете в курсе важных событий». «Принимайте таблетки МакКартера для печени и наслаждайтесь жизнью». Конечно, мы знаем, что некоторые из этих обещаний выполняются, а другие нет. Более того, мы ежедневно слышим обещания, которые очевидно невозможно выполнить.

Возражать против рекламы и политической пропаганды – как поступают некоторые люди – на том основании, что они основаны на «эмоциональных призывах», не имеет смысла. Это бесполезно, если только у языка нет какой-либо аффективной силы. Мы не протестуем против кампаний, в которых говорится: «Пожертвуйте деньги в объединённый благотворительный фонд, чтобы обеспечить лучшую заботу о сиротах», хотя это «эмоциональный призыв». Мы также не возмущаемся по поводу напоминаний о родине, друзьях и стране, когда кто-то директивным языком говорит нам о морали или патриотизме. Важный вопрос, который стоит задать о директивных высказываниях – это «Случиться ли обещанное, если я поступлю в соответствии с директивой? Если я приму вашу философию, я достигну душевного спокойствия? Если я за вас проголосую, мои налоги снизят? Если я буду пользоваться этим мылом, мой молодой человек вернётся ко мне?»

Наше неодобрение справедливо в отношении рекламодателей, делающих ложные и обманчивые заявления, и в отношении политиков, которые не выполняют свои обещания, хотя и стоит признать, что порой они дают невыполнимые обещания под давлением самих избирателей. Жизнь неопределённа и непредсказуема, и поэтому мы всегда стараемся узнать, что произойдёт в будущем, чтобы быть к этому готовыми. С помощью директивных высказываний мы пытаемся узнать, как осуществить определённые желательные события, и как избежать нежелательных событий. Мы снижаем неопределённость жизни, полагаясь на то, что говорит нам директивный язык. Однако директивные высказывания имеют такое свойство, что события не происходят так, как были спрогнозированы. Если после того как мы поступили, как нам было сказано, но не нашли душевного спокойствия, наши налоги не снизили, наш молодой человек к нам не вернулся, и желе, которое рекламировали на всю страну, не дало нам «моря энергии», наступает разочарование. Такие разочарования могут быть как тривиальными, так и тяжкими; так или иначе, они настолько распространены, что мы порой даже не жалуемся на них. В своих последствиях они, тем не менее, весьма серьёзны. Каждое из них, в большей или меньшей степени, служит нарушению взаимного доверия, без которого невозможно сотрудничество в человеческом обществе.

Поэтому каждый из нас, кто делает директивные высказывания, вместе с их указанными или скрытыми обещаниями, морально обязан быть настолько уверенным, насколько может, так как не может быть абсолютной уверенности в том, что он не создаёт в слушателях ложные ожидания. Политики, которые обещают немедленно покончить с бедностью, рекламодатели, которые обещают, что проблемы жизни в браке можно решить, покупкой хозяйственного мыла новой марки, газетчики, которые пророчат развал страны, если финансирующая их партия не будет избрана – все, кто подобным образом пользуется языком, по описанным причинам, угрожает общественному порядку. Не имеет значения, высказываются ли такие обманчивые директивы в силу невежества и ошибок или с сознательным намерением ввести в заблуждение, потому что разочарования, которые они вызывают – близки в том, что они губительно сказываются на умении и желании людей доверять друг другу.

Фундамент общества

Однако проповеди, неважно, насколько возвышенные, и пропаганда, не важно, насколько, убедительная, не создают общество. Мы можем игнорировать такие директивы, если захотим. Мы подходим к директивным высказываниям, которые мы не можем игнорировать, если хотим оставаться организованными в социальных группах.

То, что мы называем обществом – это обширная сеть взаимных согласований. Мы соглашаемся воздерживаться от убийства наших сограждан, и они соглашаются, в свою очередь, не убивать нас. Мы соглашаемся вести машину по правой стороне дороги, и другие соглашаются делать то же самое. Мы соглашаемся доставлять определённые товары, а другие соглашаются платить нам за них. Мы соглашаемся соблюдать правила организации, а организация соглашается позволять нам получать удовольствие от её привилегий. В эту сложную сеть согласований вплетены почти все мельчайшие аспекты наших жизней, и на ней основывается большинство наших ожиданий; и состоит она по существу из утверждений о событиях будущего, которые мы должны собственными усилиями осуществить. Без таких согласований, такой вещи как общество не существовало бы. Мы бы жались по одиноким пещерам и не смели бы доверять никому. С такими согласованиями и желанием со стороны подавляющего большинства людей жить по ним, поведение становиться относительно предсказуемым; сотрудничество становится возможным; устанавливаются мир и свобода.

Поэтому, для того чтобы продолжать существовать как люди, мы должны прививать образы поведения друг другу. Мы должны способствовать тому, чтобы граждане следовали социальным и гражданским традициям; мы должны способствовать тому, чтобы мужья почтительно относились к своим жёнам, тому, чтобы солдаты были отважными, судьи – справедливыми, проповедники – благочестивыми, а учителя – заботливыми в отношении своих учеников. На ранних стадиях культуры основным средством прививания образов поведения было физическое принуждение. Но такой же контроль можно практиковать, как люди открыли давным-давно, словами – то есть, директивным языком. Поэтому директивы, касающиеся того, что общество в целом считает существенным для собственной безопасности, делаются наиболее влиятельными, чтобы каждый индивидуум в этом обществе смог прочувствовать свой долг. Для полной уверенности, слова подкрепляются обещаниями наказания, которое, возможно, включает пытки и смерть, тех, кто не следует директивам.

Директивные высказывания с коллективной санкции

Среди наиболее интересных лингвистических событий выделяются директивные высказывания с коллективной санкции, имеющие своей целью попытаться привить образы поведения индивидуумам в интересах всей группы. Как правило, они не просто сопровождаются ритуалом, а служат его главной целью. Пожалуй, не существует высказываний, которые воспринимаются нами серьёзнее и влияют на нашу жизнь сильнее, чем те, о которых мы спорим наиболее ожесточённо. Среди высказываний такого типа можно назвать: конституции стран и организаций, законные контракты, должностные присяги, и т. д. В брачных клятвах, конфирмациях, инициациях и официальных введениях в должность они выступают основной составляющей. Наводящие ужас вербальные джунгли, называемые законами – это просто систематизация директив, которые накапливали и изменяли на протяжении столетий. Законы – это сильнейшая коллективная попытка общества обеспечить предсказуемость человеческого поведения.

Директивные высказывания, сделанные с коллективной санкции, могут проявлять любые или все из следующих свойств:

1. Такой язык практически всегда выражается словами с аффективными коннотациями, чтобы произвести сильное впечатление. Архаичные и устаревшие слова, или возвышенная фразеология маловероятно используются в повседневном языке. Например: “Wilt thou, John, take this woman for thy lawful wedded wife?”[11] «Данный договор аренды, от десятого июля тысяча девятьсот сорокового года, между Сэмюэлом Смитом, здесь и далее именуемым Арендодатель, и Джеремайа Джонсоном, здесь и далее именуемым Арендатор, удостоверяет, что Арендодатель в соответствии со статьями данного договора, сдаёт в аренду Арендатору частное жилое помещение, а именно помещения, подпадающие под следующее описание…».

2. Такие директивные высказывания часто сопровождаются отсылками к сверхъестественным силам, призванным помочь выполнить клятву, или наказать нас за её невыполнение. Например, присяга обычно заканчивается словами: «И да поможет мне Бог». Молитвы и проповеди сопровождают высказывания важных клятв практически во всех культурах, от самых примитивных до самых цивилизованных. Они служат для того чтобы наши клятвы произвели на нас впечатление.

3. Если Бог не накажет нас за не следование согласованиям, то в утверждениях указывается или подразумевается, что это сделают наши собратья люди. Например, нам всем известно, что нас могут посадить в тюрьму за отказ от выполнения обязательств, неуплату алиментов или за супружескую измену. Нас могут также судить за «нарушение условий договора», «лишить сана» за действия, противоречащие священным клятвам, «лишить звания» за «поступки, неподобающие офицеру», «свергнуть» за «злоупотребление общественным доверием» или расстрелять за «измену».

4. Официальному и публичному высказыванию клятв могут предшествовать различные подготовительные дисциплины, такие как обучение значению высказываемых клятв; пост и умерщвление плоти перед приёмом в духовенство; церемонии инициации с пытками, как в случаях с присвоением статуса воина в некоторых племенах или в студенческих сообществах.

5. Высказывание директивного языка может сопровождаться другими мероприятиями или жестами в расчёте на то, что они произведут впечатление на разум. К примеру, все встают в зале суда, перед тем как судья начинает заседание; коронации сопровождаются огромными парадами, на которых все одеты в необычные костюмы; на церемониях вручения дипломов надевают академическую мантию; на свадьбы нанимают органистов и сопрано, и одеваются в особую одежду.

6. За произнесением клятв может последовать банкет, танцы или другие увеселительные мероприятия; и они, по-видимому, тоже служат лучшему закреплению влияния клятв. На свадьбах принимают гостей и празднуют, на выпускной вечер для студентов организуются танцы, для призывников организуют банкеты, и даже в самых скромных социальных кругах имеется некоторая форма «торжества», когда член семьи вступает в какое-либо социальное соглашение. В первобытных культурах за церемониями инициации лидеров могут следовать празднества, длящиеся несколько дней или недель.

7. В тех случаях, когда первая клятва не произносится во время особой церемонии, влияние на память оказывается с помощью частого повторения. Ритуал с флагом («Я клянусь в верности флагу Соединённых Штатов…») повторяется ежедневно в некоторых школах. Девизы – кратко сформулированные общие директивы – часто повторяются вслух, наносятся на посуду, ворота, стены, двери, оружие – на любые хорошо заметные места, чтобы напоминать людям об их обязанностях.

Общая черта всех этих действий, сопровождающих директивные высказывания, наряду с аффективными элементами в языке директивных высказываний – это глубокое влияние, которое они оказывают на память. Для этого используются сенсорные впечатления – от с трудом переносимой боли на церемонии инициации до удовольствия от празднования, музыки и цветастой одежды – и эмоции – от страха божественного наказания до гордости за особое общественное внимание. Всё это делается для того чтобы человек, который вступает в соглашение с обществом – то есть, человек, который высказывает «карты» ещё не существующей «территории» – никогда не забывал о том, что ему нужно продолжать пытаться сделать так чтобы эта «территория» существовала.

По этим причинам, когда кадет получает свое звание, когда еврейский мальчик празднует бар-мицва (тринадцатилетие), когда священник даёт свои клятвы, когда полицейскому вручают его нагрудный жетон, когда гражданин иностранного происхождения получает гражданство США или когда президент принимает присягу – такие события не забываются. Даже если потом человек понимает, что он не выполнил свои клятвы, он не может избавиться от чувства, что он должен был их выполнить. Все из нас пользуются и реагируют на такие директивы. Фразы и речи, на которые мы реагируем, демонстрируют наши глубочайшие религиозные, социальные, патриотические, профессиональные и политические преданности более точно, нежели наши документы о гражданстве или членские карты в наших карманах, или значки, приколотые к одежде. Человек, сменивший свою религию, будучи уже взрослым, может захотеть вернуться к прежней форме вероисповедания, если увидит или услышит ритуал, к которому он привык с детства. Такими способами люди применяют слова, чтобы прогнозировать будущее и контролировать поведение друг друга.

Четыре сноски

Перед тем как мы закончим обсуждение директивного языка, стоит добавить четыре примечания. Во-первых, стоит помнить: учитывая, что слова не могут «сказать всего» о чём-либо, подразумеваемые обещания в директивном языке – это не более чем «контурные карты» «грядущих территорий». Будущее заполняет эти контуры, часто весьма неожиданным образом. Порой, будущее никак не связано с нашими «картами», не смотря на все наши попытки осуществить обещанные события. Мы клянёмся всегда быть хорошими гражданами и всегда исполнять наш долг, но нам никогда не удаётся быть хорошими гражданами каждый день нашей жизни, и исполнять все наши долги. Благодаря пониманию, что директивы не могут в полной мере привить какой-либо образ поведения в будущем, мы не строим невероятных ожиданий, и поэтому не страдаем от излишних разочарований.

Во-вторых, стоит различать между директивным «есть» и информативным «есть».[12] Такие утверждения как «Бойскаут – честен, смел и благороден» или «Полицейские – защитники слабых» ставят цель, но не обязательно описывают имеющуюся ситуацию. Это крайне важно, потому что слишком часто люди понимают такие определения за описания, и из-за этого удивляются и разочаровываются, когда встречают не благородных бойскаутов или полицейских, которые обижают слабых. Такие люди могут решить, что они «больше не будут доверять никаким бойскаутам» или «никаким полицейским», что, конечно же – вздор.

В-третьих, стоит отметить, что определения, когда они не являются описательными утверждениями о языке, как более полно объясняется в Главе 8, они почти всегда являются директивами о языке. Определения не говорят нам ничего о вещах, которые слово обозначает; они просто показывают нам, как использовать слова. Например, если кто-то говорит нам: «Воинский призыв можно определить как организованное растаптывание прав человека», это не говорит нам ничего непосредственно о воинском призыве, а просто говорит нам говорить о воинском призыве так же, как мы бы говорили о чём-либо другом, к чему можно было бы применить выражение «организованное растаптывание прав человека». Нередко такие определения якобы призваны раскрыть нам «истинную суть» того, что определяется: «Вот, что такое воинский призыв на самом деле!» Даже в этой книге есть утверждения, которые могут прозвучать, будто они раскрывают «истинную суть» некоторых лингвистических процессов. Читатель может считать это предупреждением, что таких намерений книга не имеет. Она просто рекомендует читателю говорить о лингвистических событиях определёнными способами, например, используя такие термины как «сообщение», «символический процесс», «директивный язык» и «аффективная коннотация». Под этой рекомендацией, читателю обещается, что если он будет поступать в соответствии с ней, он сможет прояснить некоторые проблемы. Похожие директивы о том, какие слова употреблять в каких условиях, можно найти практически во всех описаниях.

И наконец, стоит отметить, что многие из наших социальных директив и многие из ритуалов, которые их сопровождают – устарели и, в некотором роде, оскорбительны для зрелого ума. Ритуалы, возникшие во времена, когда людей нужно было пугать, чтобы они поступали хорошо, не нужны людям, уже имеющим чувство социальной ответственности. Например, пятиминутная свадебная церемония, проведённая в здании муниципалитета для взрослой, ответственной пары, может быть лучше, чем полно-парадная церковная церемония для молодой пары. Не смотря на то, что сила социальных директив, очевидно, зависит от готовности, зрелости и разумности людей, которым эти директивы адресованы, люди всё ещё слишком склонны полагаться на эффективность церемоний как таковых. Эта склонность существует из-за давней веры в магию слов – идее о том, что говоря что-либо по несколько раз или определённым церемониальным способом, мы можем заклясть будущее и заставить события происходить так, как мы сказали: “There’ll always be an England!” (рус. «Англия будет всегда» – патриотическая песня, 1939). Интересный пример этого суеверного отношения к словам и ритуалам можно найти среди школьных комитетов и преподавателей, которые сталкиваются с проблемой «образования студентов для демократии». Вместо того чтобы уделять больше времени фактическому изучению демократических институтов, создавая больше возможностей для демократических практик, способствующих выработке политического понимания и зрелости студентов, такие преподаватели довольствуются тем, что устраивают более крупные церемонии дани уважения флагу и ищут больше поводов хором спеть “God Bless America” (рус. «Боже Благослови Америку» – патриотическая песня, 1918, 1938). Удивляться не придётся, если в результате таких «образовательных» мероприятий слово «демократия» станет бессмысленным звуком для некоторых студентов.

Применения

Большинство, но не все, из следующих фраз – директивы. Какие это директивы, и каковы их подразумеваемые обещания?

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.

Дорога ложка к обеду. (дословный перевод: Один стежок, сделанный вовремя, стоит девяти.)

Между капиталом и рабочим классом нет конфликта.

Стоит ли забывать о старых знакомых и никогда о них не вспоминать?

Парковка запрещена.

Лучший друг человека – его собака.

Мы считаем очевидными следующие истины: все люди созданы равными и одарены своим Создателем определёнными неотъемлемыми Правами, среди которых жизнь, свобода и стремление к счастью.

Господа присяжные! Вам стоит признать это подлое преступление тем, чем оно является – жестоким, хладнокровным убийством!

Прямая линия – это кратчайшее расстояние между двумя точками.

ДАННЫМ УДОСТОВЕРЯЕТСЯ ВКЛАД В КАЗНАЧЕЙСТВЕ СОЕДИНЁННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ В РАЗМЕРЕ ОДНОГО ДОЛЛАРА, ПОДЛЕЖАЩИЙ ВЫПЛАТЕ СЕРЕБРОМ ПО ЗАПРОСУ ВЛАДЕЛЬЦА

Данным я завещаю сумму в десять тысяч долларов своей сестре, Мэри Андерсен Джонс и её наследникам и правопреемникам…

Я торжественно клянусь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, и да поможет мне Бог.

Мы упали духом? Нет!

И запомните, дамы и господа, уважаемые слушатели, что когда вы говорите “Blotto Coffee” продавцу в магазине, вы говорите нам «Спасибо».