Язык в действии

Как создаются словари

Есть очень расхожее убеждение, что у каждого слова есть «правильное значение», о котором мы узнаём в основном от учителей и литературоведов (хотя, по большому счёту, мы себя этим не утруждаем и обычно говорим «небрежным языком»), и что словари и учебники по грамматике представляют «высший авторитет» в вопросах значения и употребления. Не много людей спрашивает, под чьим руководством составители словарей и учебников по грамматике пишут то, что они пишут. Удивительно, с какой податливостью многие люди склоняются перед словарём, а на того, кто скажет: «В словаре неправильно написано!», смотрят с улыбкой изумления и жалости, как будто говоря: «Бедняга. Совсем с головой не дружит».

Давайте рассмотрим, как создаются словари и как их редакторы приходят к определениям. Стоит оговориться, что описанное далее относится только к тем составителям словарей, кто проводит прямые исследования, а не к тем, кто копирует уже существующие словари. Задача написания словаря начинается с чтения большого объёма литературы о том периоде, или на ту тему, которую хотят осветить. Когда редакторы читают, они переписывают на карточки каждое интересное или редкое слово, каждое необычное или особенное употребление часто употребимого слова, большое количество часто употребимых слов в их широко известных использованиях, а также предложения, в которых появляется каждое из этих слов:

То есть, контекст каждого слова собирается вместе с самим словом. В такой масштабной работе, как например, написание Оксфордского Словаря Английского Языка (который насчитывает около двадцати пяти томов), собирают миллионы таких карточек, а работа над редактированием занимает десятилетия. По мере сбора карточек, их сортируют в алфавитном порядке и держат в хранилищах. По завершению сортировки на каждое слово приходится от двух – трёх до нескольких сотен демонстративных цитат, каждая из которых написана на отдельной карточке.

Для того чтобы определить слово, редактор словаря располагает перед собой карточки, каждая из которых представляет действительное употребление слова писателем, важным для литературы или истории. Он внимательно читает карточки, откладывает некоторые, перечитывает остальные и разделяет общую колоду на несколько, по его усмотрению, дающих несколько разных смыслов слова. Наконец, он пишет определения, следуя твёрдому правилу, из которого следует, что каждое определение должно основываться на том, что показывают цитаты относительно значения слова. Редактор не должен подвергаться влиянию того, что он считает слово должно значить. Он должен либо исходить из карточек, либо вообще не работать.

То есть, написание словаря – это не составление авторитетных высказываний об «истинных значениях» слов, а учёт, по мере возможности, того, что различные слова значили для авторов в далёком или недавнем прошлом. Составитель словаря – это историк, а не законодатель. Например, если бы мы писали словарь в 1890 году, или даже в 1919, мы могли бы сказать, что слово “broadcast” («вещать») означает «разбрасывать», например, семена, и т. д. Но мы бы не смогли определить, что начиная с 1921 года, наиболее распространённым значением этого слова станет «распространять звуковые сообщения, и т. д., через беспроводную связь». В таком случае, считать словарь «авторитетом» означает приписывать составителям словарей дар предвидения, которого нет ни у него, ни у кого другого. Выбирая слова, когда мы разговариваем или пишем, мы можем ориентироваться по историческим записям в словаре, но мы не можем ограничиваться ими, потому что новые ситуации, новые опыты, изобретения, чувства, и т. д. всегда вынуждают нас использовать старые слова по-новому. Если поискать слово “hood” («капюшон») в словаре пятисотлетней давности, мы найдём монаха, а в современном словаре мы найдём автомобильный двигатель.

Вербальные и физические контексты

Способ, которым составитель словарей приходит к своим определениям – это просто систематизация способа, которым мы все учим значения слов, начиная с младенчества и продолжая до конца жизни. Представим, что мы никогда не слышали слово «гобой», и мы слышим разговор, в котором говорят следующие предложения:

Даже притом, что слово может быть незнакомым, его значение становится яснее по мере того, как мы слушаем разговор. Когда мы слышим первое предложение, мы знаем, что на «гобое» «играют», поэтому это, скорее всего, музыкальный инструмент.[3] С каждым последующим предложением возможности того, чем может быть «гобой», сужаются до тех пор, пока у нас не сложится достаточно ясное представление о том, что подразумевается. Так мы учимся посредством вербального контекста.

Но, независимо от этого, мы учимся посредством физического и социального контекста. Представим, что мы играем в гольф, и когда ударяем по мячу таким способом, что он приводит к нежелательным результатам, наш компаньон говорит нам: «Это плохой слайс». Он повторяет своё замечание каждый раз, когда наш мяч не летит прямо. За короткое время мы можем научиться этому, и когда в следующий раз это происходит, можем сказать: «Это плохой слайс». В другом случае наш друг говорит нам: «В этот раз, это не слайс; это хук». Мы учитываем, что произошло, и интересуемся, чем отличается последний замах от предыдущего. Поняв разницу, мы добавляем ещё одно слово к нашему словарному запасу. В результате, после девяти лунок мы умеем применять оба слова уместно; возможно, мы в придачу узнаём несколько других слов, таких как «дёрн», «пятая стальная», «выводящий удар», и при этом нам никто не говорил, что они значат. Мы можем играть в гольф годами, не зная словарного определения «слайса»: удар, при котором мяч вылетает прямо, но после этого значительно отклоняется вправо (для игрока с правосторонней стойкой). Но даже если мы не можем дать такое определение, мы всё равно можем применять слово уместно случаю.

Мы учим значения практически всех наших слов (и стоит помнить, что это просто сложные звуки) не из словарей, не из определений, а когда слышим эти звуки в ситуации, и мы учимся ассоциировать определённые звуки с определёнными ситуациями. Так же, как собаки учатся опознавать «слова», например, когда они слышат «печенька» в то время как перед их носом кто-то держит печеньку, мы учимся интерпретировать язык, зная о происходящем, сопровождающим звуки, которые издают люди в наш адрес – то есть, осознавая контексты.

«Определения», которые дают маленькие дети в школе, ясно показывают, как они ассоциируют слова с ситуациями; они почти всегда дают определения в физическом и социальном контексте: «Наказание – это, когда ты плохо себя вёл, и тебя запирают в шкафу и не кормят ужином». «Газета – это то, что приносит почтальон, а ещё в них мусор заворачивают». Это отличные определения. Главная причина, по которой их нельзя использовать в словарях, в том, что они слишком конкретные; было бы невозможно перечислить несметное число ситуаций, в которых было употреблено каждое слово. По этой причине в словарях пишут определения на высоком уровне абстракции, то есть, с опущением определённых отсылок и подробностей, чтобы определение было сжатым. Это ещё одна причина, по которой не стоит считать, что словарное определение «даёт нам всю информацию» о слове.

Экстентсиональное и интенсиональное значение

Начиная с этого параграфа, нам понадобятся особые термины, чтобы говорить о значении: экстенсиональное значение, которое мы также будем называть денотацией, и интенсиональное значение – обратите внимание на букву s в этом слове – которое также будет называться коннотацией.[4]^,[5] Говоря кратко, экстенсиональное значение высказывания – это значение, которое указывает или обозначает внешний, предметный мир, о котором мы говорили в Главе 3. То есть, экстенсиональное значение невозможно выразить словами, потому что это то, что слово обозначает. Это просто запомнить, если вы, не открывая рта, указываете на что-либо, что вас попросили определить экстенсионально.

Интенсиональное значение слова или выражения – это значение, которое подразумевается (ассоциируется) в чьей-либо голове. Грубо говоря, в случаях, когда мы выражаем значения слов с помощью слов, мы даём интенсиональное значение, или коннотации. Чтобы запомнить это, закройте глаза и дайте словам покружиться в голове.

Высказывания, конечно, могут иметь одновременно и экстенсиональное, и интенсиональное значения. Если у них совсем нет интенсионального значения – то есть, если высказывания не заставляют понятия кружиться в наших головах – то они попросту бессмысленные звуки, как иностранные языки, которые мы не понимаем. Вместе с этим, высказывания также могут совсем не иметь экстенсионального значения, несмотря на то, что они могут спровоцировать множество понятий в нашей голове. Эту мысль мы развёрнуто рассмотрим в Главе 5, а пока приведём один пример: утверждение: «Ангелы присматривают за мной, пока я сплю» имеет интенсиональное, но не имеет экстенсионального значения. Это не означает, что ангелов, которые присматривают за мной, пока я сплю, не существует. Когда мы говорим, что у высказывания нет экстенсионального значения, мы подразумеваем, что мы не можем увидеть, потрогать, сфотографировать или каким-либо научным путём распознать наличие ангелов. В результате, если начинается спор на тему – присматривают ли за мной ангелы, пока я сплю, этот спор невозможно закончить так, чтобы все его участники – христиане и не-христиане, религиозные люди и агностики, метафизики и учёные – были удовлетворены. Поэтому, верим мы в ангелов или нет, зная наперёд, что любой спор на эту тему будет бесконечен и тщетен, мы можем постараться избежать его в разговорах.

Когда же у высказываний есть экстенсиональное содержимое, например, когда мы говорим: «Эта комната – четыре с половиной метра в длину», спор может завершиться. Независимо от того, сколько догадок может быть о длине комнаты, обсуждения прекращаются, когда кто-то измеряет длину рулеткой. Это важное отличие между экстенсиональным и интенсиональным значениями: а именно, когда у высказываний есть экстенсиональные значения, обсуждение может закончиться, а согласие – достигнуто; при наличии же только интенсиональных значений, споры могут продолжаться до бесконечности. Такие споры могут привести только к непримиримым конфликтам. Среди индивидуумов, они могут превратить дружбу во вражду; в обществе, они часто разделяют организации на противоборствующие группы; среди стран, они могут усугубить уже имеющиеся напряжённые отношения настолько сильно, что в итоге послужат причинами войны.

Такого рода споры можно назвать «без-чувственными спорами», потому что они обусловлены высказываниями, о которых невозможно собрать какие-либо чувственные данные. Само собой, есть случаи, когда дефис можно опустить; это зависит от расположения человека в отношении конкретного спора.[6] Читателю рекомендуется найти собственные примеры «без-чувственных споров». Даже предшествующий пример об ангелах может заставить некоторых людей почувствовать себя оскорблёнными, несмотря на то, что никаких попыток утверждать или отрицать существование ангелов, не предпринимается. Можно представить какие бурные реакции могут вызвать упоминания некоторых примеров из теологии, политики, права, экономики, литературоведения и других областей, в которых не принято проводить чёткую грань между смыслом и бессмыслием.

Заблуждение «одно слово – одно значение»

Любой, кто когда-нибудь задумывался над значениями слов, наверняка заметил, что их значение всегда меняется. Обычно люди считают это недостатком, так как это «приводит к неясному мышлению» и вызывает «путаницу в мыслях». Чтобы с этим справиться, люди обычно предлагают сойтись на «одном значении» для каждого слова и только в этом значении его употреблять. Вслед за этим, люди обычно понимают, что заставить людей согласовать значения таким способом попросту невозможно, даже если бы мы могли установить железную диктатуру под управлением комитета лексикографов (составителей словарей), которые бы назначили цензоров в каждое газетное издательство и установили в каждый дом по диктофону. Ситуация представляется безнадёжной.

Можно выйти из этой тупиковой ситуации, начав с нового принципа – одного из принципов современной лингвистики, а именно: что ни одно слово не никогда не повторяется в значении. Степень, в которой этот принцип соответствует фактам, можно показать разными способами. Во-первых, если мы принимаем утверждение о том, что контекст высказывания определяет его значения, становиться ясно, что, так как никакие два контекста не бывают в точности одинаковыми, то никакие два значения не могут быть в точности одинаковыми. Как мы можем «зафиксировать значение» даже для такого часто употребимого выражения как «верить во что-либо», когда его можно использовать в таких предложениях, как следующие?

Во-вторых, мы можем взять слово с «простым» значением, например, «чайник». Но, когда Джон говорит «чайник», интенсиональные значения этого слова для него представляются общими характеристиками всех чайников, о которых Джон помнит. Когда Питер говорит «чайник», для него интенсиональные значения этого слова представляются общими характеристиками всех чайников, о которых помнить он. Не важно, насколько незначительной может быть разница между «чайником» Джона и «чайником» Питера; некоторая разница есть.

Наконец давайте рассмотрим высказывания с учётом экстенсиональных значений. Если Джон, Питер, Хэролд и Джордж скажут «моя пишущая машинка», нам придётся указать на четыре разных пишущих машинки, чтобы получить экстенсиональное значение в каждом случае: Underwood Джона, Corona Питера, L. C. Smith Хэролда и не обозначенная подразумеваемая «пишущая машинка», которую Джордж планирует однажды купить: «Моя пишущая машинка, когда я куплю её, будет бесшумного типа». Также, если Джон скажет «моя пишущая машинка» сегодня, и снова «моя пишущая машинка» завтра, экстенсиональное значение будет разным в этих двух случаях, потому что пишущая машинка – не в точности одинакова от одного дня к другому (и даже от одной минуты к другой): медленный процесс износа, перемен и ветшания происходит постоянно. Хоть мы и может сказать, что отличия в значениях слов в один момент, в другой момент, минутой позже, и в следующий момент, ещё минутой позже – незначительны, но мы не можем сказать, что значение в точности одинаково.

Категорически заявлять, что «мы знаем, что значит слово» до того, как мы услышали или прочли его в высказывании – бессмысленно. Всё, что мы можем знать заведомо – это приблизительно, что оно будет значить. После высказывания мы интерпретируем, что было сказано, учитывая как вербальный, так и физический контексты, и поступаем, опираясь на нашу интерпретацию. Рассмотрение вербального контекста высказывания, как и рассмотрение самого высказывания, направляет нас к интенсиональным значениям; рассмотрение физического контекста направляет нас к экстенсиональным значениям. Когда Джон говорит Джеймсу: «Принеси мне ту книгу, пожалуйста», Джеймс смотрит в направлении, в котором Джон показывает пальцем (физический контекст) и видит стол с несколькими книгами (физический контекст); он вспоминает их предшествующий разговор (вербальный контекст) и знает, о какой книге идёт речь.

Интерпретация должна быть основана на совокупности контекстов. Если бы было по-другому, то мы бы не смогли пользоваться не совсем правильными (подходящими конкретной ситуации) словами и ждать, что люди нас поймут. Например:

Иногда контексты настолько ясно показывают, что мы имеем ввиду, что часто нам даже не приходится говорить, что мы имеем ввиду, чтобы нас поняли.

Игнорирование контекстов

Становится ясно, что игнорирование контекстов в любой попытке интерпретации – глупая практика. Ещё хуже, когда такая практика приводит к проблемам. Распространённым примером могут послужить сенсационные газетные истории, в которых несколько слов публичной персоны вырываются из контекста и используются как основание для ложных утверждений. Был случай на день примирения, когда преподаватель университета произносил речь, и в ней сказал, что Геттисбергская речь Авраама Линкольна была «хорошим примером эффективной пропаганды». Из контекста ясно следовало, что он употребил слово «пропаганда» в его словарном значении, нежели в популярном. Из контекста также было понятно, что выступающий восхищался Линкольном. И тем не менее, местная газета, целиком и полностью проигнорировав контекст, представила этот случай в таком свете, чтобы создать впечатление, что выступающий назвал Линкольна лжецом. На этом основании газета начала кампанию против преподавателя. На его возражения, редактор газеты ответил «Плевать мне, что вы там ещё сказали. Вы сказали, что Геттисбергская речь была пропагандой, так ведь?» Для редактора это было полным доказательством того, что выступавший оклеветал Линкольна, и за это заслуживал увольнения из университета. Схожая практика характерна для рекламы. На обложке книги могут поместить цитату критика: «Блестящая работа», тогда как, читая контекст можно обнаружить, что на самом деле он написал: «Произведение не дотягивает до того, чтобы можно было сказать, что это блестящая работа». Некоторые люди защищают такую практику, говоря: «Но ведь он использовал слова «блестящая работа», разве нет?»

Во время споров люди часто жалуются на то, что слова имеют разное значение для разных людей. Вместо того чтобы жаловаться, им стоит принять это как нечто само собой разумеющееся. Страшно подумать, если бы, например, слово «правосудие» имело одинаковое значение для всех девяти судей Верховного Суда Соединённых Штатов; были бы сплошные единогласные решения. Ещё страшнее представить, если бы слово «правосудие» значило одно и то же для Фьорелло Ла Гуардия (мэр Нью-Йорка 1933–1945) и для Иосифа Сталина. Если мы хорошо усвоим принцип, что ни одно слово не повторяется в значении, мы выработаем навык автоматически проверять контексты, что поможет нам лучше понимать, что говорят другие люди. На данный момент мы слишком вероятно реагируем сигнально на некоторые слова и видим в замечаниях людей значения, которые никогда ими не подразумевались, и мы тратим силы, обвиняя людей в «интеллектуальном мошенничестве» или «злоупотреблении словами», когда они просто пользуются словами не так, как это делаем мы. Люди не могут использовать слова не по-своему, особенно, если они прожили жизнь сильно отличную от нашей. Конечно, существуют случаи интеллектуального мошенничества и злоупотребления словами, но происходят они не всегда там, где их ищут.

В исследовании культур отличных от нашей, контексты становятся ещё важнее. Высказывание: «В доме не было водопровода и электричества», не говорит о недостатках английского дома в 1570 году, но говорит о них, если речь идёт о доме в Чикаго в 1941 году. Если мы хотим понять конституцию Соединённых Штатов, нам не достаточно, как советуют нам историки, просто сверить все слова со словарём и прочесть интерпретации судей Верховного Суда. Нам нужно рассматривать конституцию в её историческом контексте: условия жизни, текущие идеи, расхожие предрассудки и вероятные интересы людей, которые писали конституцию. Ведь слова «Соединённые Штаты Америки» обозначали нацию другого размера и другой культуры в 1790 году, нежели то, что они обозначают сейчас. Если мы обсуждаем широкую тему, диапазон контекстов на рассмотрение – вербальных, социальных и исторических – может стать весьма большим.

Взаимодействие слов

Это, конечно же, не означает, что читателю стоит выкинуть свой словарь из-за того, насколько важны контексты. Любое слово в предложении – любое предложение в абзаце, любой абзац в параграфе или главе – чьё значение обусловлено контекстом, само является частью контекста остального текста. Когда мы сверяемся со словарём, мы находим не только объяснение самого слова, но и объяснения остального предложения, абзаца, разговора или эссе, в котором мы его нашли. Все слова в определённом контексте взаимодействуют друг с другом.

Понимая, что словарь – это историческая работа, нам следует понимать словарь как: «Слово mother наиболее часто было использовано в прошлом людьми, говорящими на английском языке, чтобы обозначить женщину – родителя». Из этого мы можем резонно заключить: «Если это слово использовалось так, то, скорее всего именно это оно и значит в предложении, которое я пытаюсь понять». Собственно так мы обычно и делаем. После того, как мы сверились со словарём, мы снова изучаем контекст, чтобы узнать, подходит ли к нему это определение.

Следовательно, словарное определение – это очень полезный помощник в интерпретации. У слов нет одного «правильного значения»; они применяются к группам схожих ситуаций, которые можно назвать областями значения. Словарь бывает полезен, когда учитываются области значения. При каждом использовании какого-либо слова, мы рассматриваем определённый контекст и (если ситуация позволяет) обозначенные экстенсиональные события, чтобы найти подразумевающуюся точку в области значения.

Применения

1. В этой главе говорилось, что заявлять о том, что у одного слова должно быть одно значение, или что мы можем знать значение слова до того как услышим его в высказывании – бессмысленно. Вот несколько примеров употребления слова air (воздух). Чтобы увидеть, насколько разными могут быть значения, попробуйте перефразировать следующие предложения. [прим. перев. Обратите внимание на то, что одно и то же слово нельзя всегда перевести одним же словом или выражением на другом языке]

2. Приведите контексты (в этом случае – предложения), которые демонстрируют различные области значения, которые вы сможете найти в следующих словах:

3. Сидя там, где вы сейчас сидите, скажите: «Иди сюда». Теперь пересядьте в другое место и скажите снова «Иди сюда». Одинаково ли по-прежнему экстенсиональное значение? Изменилось ли интенсиональное значение?

Напишите ваше имя десять – двенадцать раз на чистом листе бумаги. Теперь перед вами десять или двенадцать примеров экстенсионального значения слов «моя подпись». Сравните их. Вы можете вырезать их из листа и сопоставить на свету. Одинаковы ли экстенсиональные значения в каких-либо двух случаях? Были ли бы они одинаковы, если бы их напечатали?