Южный Урал, № 6

В Туркмении есть мыс Тахиа-Таш…

О нем мы раньше думали едва ли,

Но он теперь знакомый, близкий, наш,

Как будто там мы сами побывали.

Прохлада горных рек у нас с тобой,

Густой травой заросшие поляны,

А там — пески, сухой, колючий зной,

Валами поднимаются барханы.

Когда-то расцветали там сады

И виноградные качались лозы;

Все меньше в реках делалось воды,

Озера стали солоны, как слезы…

И люди уходили от беды,

И люди отступали пред пустыней.

Им снились реки, полные воды,

Разлив озер, волнующий и синий…

Угрюмо смотрят русла мертвых рек.

Бредет верблюд чуть видною тропою…

И вот сюда приходит человек,

Простой, совсем такой, как мы с тобою.

В своей палатке он тревожно спит,

Идет чуть свет песчаным бездорожьем.

Кто он, кто этот смелый следопыт?

Он — большевик. Он отступить не может.

В горячие и памятные дни —

Это ему доверила Отчизна —

Вернуть реку, зажечь над ней огни,

Построить светлый город коммунизма.

И мы с тобой шагаем рядом с ним

По руслам, там, где соль блестит, как льдины.

Пройдем, пробьемся, вместе победим,

Пошлем на помощь во-время машины.

Чтобы в пустыне новый город рос,

Чтобы воде звенеть на перекатах,

Мы в срок дадим уральский землесос,

Мы в срок дадим уральский экскаватор.

Их повезем, быть может, мы с тобой,

Через пустыню прорываясь с боем,

Чтоб животворною, живой водой

Наполнить русло древнего Узбоя.

Хлебам расти, садам цвести навек

Над ширью полноводного канала.

В нем будут струи наших горных рек,

В нем будет сила нашего Урала!

Чтоб до краев налить водой

Арыки смуглому туркмену,

Уральский мастер молодой

Уже с зарей спешит на смену.

Искрится и сверкает сталь,

Лучи сверкают тоже сталью…

А поезда увозят вдаль

Компрессоры с его деталью.

Вот перед ним его станки,

Их три, а иногда четыре…

И руки ловкие крепки,

И стал в плечах теперь пошире.

Он поспевает здесь и там

И новичку еще поможет.

Он по-хорошему упрям,

На многих, может быть, похожий,

Но вспоминаются не раз

И взлет бровей, и русый волос,

И мягкий отсвет серых глаз,

И по-ребячьи звонкий голос,

Его уральский говорок,

Неторопливая походка…

Колонкой цифр и сжатых строк

О нем рассказывает сводка:

За месяц втрое выдал он,

Лишь сердца подчиняясь зову…

…А эшелон идет на Дон,

На Волгу, в Крым или в Чарджоу…

Над сонным городом встает рассвет.

В конструкторском бюро не гаснет свет.

За окнами отроги дальних гор.

Седые сосны. Снеговой простор.

Покрыла снегом скверы и дома

Морозная уральская зима.

Шуршат листы. Чертежных досок ряд.

Здесь в эту зиму до зари не спят.

От чертежей, не отрывая глаз,

Вникают люди в тот большой заказ,

В котором и мечты их и дела,

Который нынче Родина дала.

На окнах тонко выведен узор.

Зима. Мороз. В снегу заводский двор.

А люди здесь, склоняясь у доски,

Как будто видят желтые пески…

Над сонным городом встает рассвет.

В конструкторском бюро не гаснет свет.

Торопит время, говорит: — Спеши!

…Они до срока сдали чертежи.

На гребне бархана оставленный «ГАЗ»,

Ни птиц, ни огня, ни дороги.

Вдали за барханами вечер погас,

И ноют усталые ноги…

В походах давно ты привык ко всему,

Бывал ты в краю этом прежде.

В походной палатке, раскинув кошму,

Ты спишь в запыленной одежде.

А утром, лишь только забрезжит рассвет,

Уйдешь по неведомым тропам,

Туда, где за гребнем теряется след

Мелькнувшей вдали антилопы.

На гребне бархана оставленный «ГАЗ» —

Не взять ему этой вершины.

Но ты пробирался, бывало, не раз

И там, где не ходят машины.

И там, где стремительных речек разбег

Да холод глубоких ущелий,

Ты жил на зимовках, облазил Казбек,

Свинцовые помнишь метели…

Поля Подмосковья… окопы и снег…

И голос вождя на привале…

Он в сердце глядит тебе, тот человек,

Чьим именем стройки назвали.

И к цели ты шире шагаешь, солдат,

И мир раскрывается шире…

…А белые голуби к солнцу летят,

Как песня о счастье и мире.