Юность Поллианны

НОВЫЙ АЛАДДИН

В чём бы ни выражались приготовления Джона Пендлтона к отъезду, одно можно сказать — они были торопливыми и открытыми, если не считать двух вещей. Исключение составляли два письма, одно из которых было адресовано Поллианне, другое — миссис Чилтон. Оба эти письма с осторожными и точными инструкциями он вручил Сьюзен, служанке, которая должна была отнести их после того, как они уедут. Но об этом Джимми не знал. Путешественники приближались к Бостону, когда Джон Пендлтон сказал Джимми:

— Мой мальчик, я хочу просить тебя об одном одолжении, вернее — о двух. Мы ничего не будем говорить миссис Кэрью до завтрашнего вечера. И второе — ты позволишь мне пойти первым и быть твоим… посланником. Ты сам не появишься на сцене… до четырёх часов. Согласен?

— Ну конечно! — ответил Джимми. — Не только согласен, а просто в восторге. Я всё думал, как же я смогу разбить лёд, и рад, что кто-то за меня это сделает.

— Прекрасно! Тогда я постараюсь поговорить с твоей тётей по телефону завтра утром и назначить встречу.

Верный своим обещаниям, Джимми не появлялся в доме Кэрью до четырёх часов. Даже и тогда он неожиданно почувствовал такое смущение, что дважды прошёл мимо, пока набрался храбрости подняться по лестнице и позвонить. Однако в присутствии хозяйки он быстро пришёл в себя. Она легко и быстро помогла ему освоиться и очень тактично поставила всё на свои места. Конечно, было немного слёз, несколько бессвязных восклицаний; даже Джон Пендлтон торопливо протянул руку за платком. Но скоро восстановилось внешнее спокойствие, и только нежный свет в глазах миссис Кэрью и невыразимое счастье, отражавшееся на лицах Джимми и Джона Пендлтона, напоминали о чрезвычайном происшествии.

— Я думаю, по отношению к Джеми это так мило с твоей стороны, — немного помолчав, воскликнула миссис Кэрью. — В самом деле, я должна называть тебя Джимми, да и мне так больше нравится. Конечно, ты прав. С моей стороны я тоже кое-чем жертвую, — продолжала она со слезами. — Ведь я с такой гордостью представила бы тебя миру как своего племянника…

— Конечно, тётя Руфь, я… — Джимми замолчал от короткого предупреждающего восклицания Джона Пендлтона. Он повернулся и в дверях увидел Джеми с Сэди. Лицо у Джеми было бледным.

— Тётя Руфь? — воскликнул он, переводя отчаянный взгляд с одного на другого. — Тётя Руфь! Ты имеешь в виду…

Кровь моментально отхлынула от лица миссис Кэрью, Джимми тоже побледнел, однако Джон Пендлтон небрежно проговорил:

— Да, Джеми, а что такого? Я собирался сказать вам, так что скажу лучше сейчас. — Джимми раскрыл рот и торопливо подался вперёд, но Джон Пендлтон взглядом успокоил его. — Несколько минут назад миссис Кэрью сделала меня счастливейшим человеком, ответив «да» на один мой вопрос. Джимми зовёт меня «дядя Джон». Почему бы не называть её тётей?

— Ох! О-ох! — воскликнул Джеми с нескрываемой радостью, пока Джимми под властным взглядом Джона Пендлтона едва удержался, чтобы не испортить всё своими восторгами. Вполне естественно также, что покрасневшая миссис Кэрью стала центром всеобщего внимания, и опасное мгновение миновало. Только Джимми слышал, как Джон Пендлтон немного позже шепнул ему на ухо:

— Видишь, я не собираюсь тебя терять. Теперь ты принадлежишь нам обоим.

Восклицания и поздравления ещё были в самом разгаре, когда Джеми с новым огоньком в глазах, без всякого предупреждения повернулся к Сэди.

— Сэди, скажем и мы! — провозгласил он, и, не обращая внимания на покрасневшее лицо невесты, сделал новое объявление. Даже он не смог подобрать нужных слов. Опять посыпались поздравления и восклицания, и все смеялись, пожимая друг другу руки.

Скоро Джимми стал смотреть на них с тоской и даже с горечью.

— Вам хорошо, — пожаловался он. — Вы все обрели друг друга, а вот куда мне деваться? Если бы одна молодая леди была здесь, то я тоже мог бы кое-что объявить вам.

— Минуточку, Джимми, — прервал его Джон Пендлтон. — Давайте представим, что я Аладдин, и дайте мне потереть лампу. Руфь, дорогая, позвольте мне позвонить Мэри?

— Пожалуйста… — пробормотала она в недоумении, которое отразилось в глазах остальных присутствующих.

Через некоторое время в дверях появилась Мэри.

— Приехала Поллианна? — спросил Джон Пендлтон.

— Да, сэр. Она здесь.

— Не попросишь ли ты её прийти сюда?

— Поллианна здесь? — послышался удивлённый хор голосов, когда Мэри скрылась. Джимми мгновенно побледнел, затем покраснел.

— Да, я послал ей вчера записку с моей служанкой. Я позволил себе пригласить ее сюда, чтобы навестить вас, миссис Кэрью. Я подумал, что ей нужно немножко отдохнуть и попраздновать, а служанка останется с миссис Чилтон и позаботится о ней. Написал я записку и самой миссис Чилтон, — добавил мистер Пендлтон, неожиданно повернувшись к Джимми. — Я подумал, что после того, как она её прочтёт, она позволит Поллианне приехать. Видимо, она позволила, потому что… А вот и Поллианна!

Поллианна стояла в дверях покрасневшая, с горящими глазами, в которых отражались удивление и робость.

— Дорогая моя! — Джимми вскочил, чтобы встретить её, без смущения подхватил на руки и поцеловал.

— Ох, Джимми, перед всеми! — выдохнула Поллианна.

— Я бы поцеловал тебя, Поллианна, если бы ты была на середине… Вашингтон-стрит, — заверил Джимми. — Посмотри на них и убедись, нужно ли тебе беспокоиться.

Поллианна оглянулась и увидела…

Возле одного окна, повернувшись к ним спиной, стояли Джеми и Сэди. Возле другого окна, старательно отвернувшись, стояли миссис Кэрью и Джон Пендлтон.

Поллианна так очаровательно улыбнулась, что Джимми опять поцеловал её.

— Ох, Джимми, разве это всё не прекрасно и не замечательно? — тихо прошептала она. — Тётя Полли согласна. Я думаю, она всё равно бы согласилась. Она очень горевала за меня, а теперь так рада. И я тоже. Я рада, рада, рада совершенно всему!

От безмерной радости у Джимми до боли сжалось сердце.

— Вот и хорошо, моя росиночка. Теперь мы всегда будем рады… мы с тобой.

Последние слова он едва мог выговорить, к горлу подступил этот непрошеный комок.

— Конечно, — вздохнула Поллианна, и глаза её тихо засветились. — Господь не ошибается и не опаздывает, а всё, что Он делает, Он делает хорошо.